«РОССИЯ И РОССИЯНЕ: ОСОБЕННОСТИ ЦИВИЛИЗАЦИИ Материалы Международной научной конференции, посвященной 80-летию АЛТИ-АГТУ ...»

Сборник «Вехи» вышел из печати в марте 1909 г. и стал настоящим философским бестселлером. Лишь в течение 1909 г. вышло пять изданий «Вех», в печати с марта 1909 по февраль 1910 года появилось 219 откликов на него. По современным меркам это, условно говоря, равнозначно трансляции содержания статей Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова, М.О. Гершензона, А.С. Изгоева, Б.А. Кистяковского, П.Б. Струве, С.Л. Франка по всем каналам телевидения, причем не только центрального, но и регионального. Ведь о «Вехах» написали практически все русские газеты. «Вехи» были восприняты как вызов важнейшим понятиям русского образованного общества. Отсюда всплеск откликов от всех его слоев: консерваторов (В.В. Розанов, архиепископ Антоний), левых демократов (М.А. Антонович, Н.В. Валентинов), либералов (П.Н. Милюков, Р.В. Иванов-Разумник), революционеров (Г.В. Плеханов, В.И. Ленин, В.М. Чернов). Откликнулись писатели и поэты (Л.Н. Толстой, А. Белый, Д.С. Мережковский, П.Д. Боборыкин), философы и социологи (М.М. Ковалевский, Е.Н. Трубецкой), журналисты и литературные критики. О чем свидетельствует грандиозный успех сборника и что он обозначает как «значковый шест» (по В.И. Далю) в истории русской культуры? Прежде всего, «Вехи» были «значком» того высокого уровня интеллектуального и общекультурного влияния, которого достигла философия в России начала ХХ века. Ведь «Вехи» - это не какой-то политический памфлет (от политики авторы сборника принципиально дистанцировались), а философское произведение, продукт вольного философствования, посвященного оценке своеобразия национальной психологии, миросозерцания русской интеллигенции, ее отношения к религии, философии, культуре, праву, этике. «Вехи» – составная часть русского Серебряного века, на самом деле для философии это было время «Золотого века». Сборник отражал замечательное развитие философской мысли, достигнутое в России в начале ХХ столетия. Это не «кружковая» и не «салонная» философия времен славянофильско-западнических дискуссий 30-40-х годов XIX века, названных Г.В. Флоровским временем «философского пробуждения». Русская философия в начале ХХ века вступила в эпоху зрелости и «цветущей сложности», она характеризовалась разнообразием оригинальных творческих достижений как рационалистического (А.А. Богданов, Г.Г. Шпет, Д.И. Менделеев, Г.И. Челпанов, А.И. Введенский), так и религиозно-метафизического характера (С.Н. и Е.Н. Трубецкие, Н.О. Лосский, Л.М. Лопатин, В.В. Розанов, Н.Ф. Федоров, П.А. Флоренский). Разумеется, к известным философам надо причислить и «веховцев» - Бердяева, Струве, Франка, Булгакова. В этот период главный российский философский журнал «Вопросы философии и психологии» с числом подписчиков до двух тысяч превратился в крупнейший философский журнал Европы. Очевидно, что «золотой век» русской философии далеко позади оставил афоризм П.А. Ширинского-Шихматова, министра народного просвещения в правительстве Николая I : «Польза философии не доказана, а вред от нее возможен». Есть основания утверждать, что бессмертный афоризм Ширинского-Шихматова о «недоказанности» пользы философии возродился в постсоветское время, хотя прямая аналогия здесь неуместна. Для «единственного европейца в России», т.е. главного просветителя, каковым являлось, по определению Пушкина, российское правительство в XVIII-XIX вв., ограничительные меры в отношении философии носили временный характер. Другое дело – современная российская власть, существующая уже в постпросветительской парадигме. Она не испытывает потребность в философском знании, подобно ее советским предшественникам, пестовавшим философию не потому, что они были интеллектуалами, но потому, что философия создавала надлежащее идеологическое обеспечение для коммунистической идеологии. Теперь философия отделена от власти, внимание которой направлено в сторону более практических дисциплин - юриспруденции и политологии. Но философские знания все же нужны, поэтому требуемые периодически отвлеченные интеллектуальные ориентиры производятся самой же властью. Насколько успешно – можно судить по неудавшимся попыткам, в историко-философском отношении безграмотным, «сформулировать национальную идею». Так что существование философии и развитой философской среды не относится к числу государственных приоритетов. Современный журнал «Вопросы философии» имеет фактически такой же тираж, как и дореволюционный журнал «Вопросы философии и психологии» (это не упрек журналу, а упрек обществу, где не любят то, что «Вехи» называли «философской истиной»). И это при наличии в стране Института Философии РАН, многих философских факультетов и тысяч вузов, где преподается философия (сейчас мы не говорим о качестве этих вузов). Разумеется, и сейчас, и в начале прошлого века издание философского журнала было убыточным, а не коммерческим проектом. Но раньше его поддерживали известные издатели-меценаты – братья Н.А. и А.А. Абрикосовы. Просвещенная меценатка М.К. Морозова тогда организовала специальное философское книгоиздательство «Путь», в котором публиковались и авторы «Вех». Она же поддерживала журнал «Вопросы философии и психологии» и другие проекты. Сейчас таких меценатов нет. Правда, кроме «Вопросов философии» сегодня есть еще десяток или чуть больше малотиражных так называемых «ваковских» журналов, куда выстроилась огромная очередь желающих опубликоваться соискателей ученых степеней. Причем, последние в качестве кандидатского минимума теперь должны сдавать не философию, а новоизобретенную позитивистскую дисциплину под названием «история и философия науки». Что же касается преподавания философии, то в большинстве вузов оно осуществляется в таком урезанном виде, что, действительно, от такого преподавания нет никакой пользы. Вспоминается четвертый Российский Философский конгресс, который проходил в 2005 году в МГУ имени М.В. Ломоносова (в том же году отмечалось 250-летие Московского университета) и собрал более полутора тысяч российских и иностранных участников. Поразительно, но на Российском Философском конгрессе вообще не было никакой прессы, хотя соответствующие приглашения были разосланы в разные издания. Философия сегодня сплошь и рядом вытесняется дисциплиной «более полезной» и, очевидно, более престижной для власти и ее отдельных представителей – политологией. Причем политологами в России стали именоваться, в отличие от Запада, не только специалисты в области political science (политической науки), но также и журналисты, газетные и телевизионные, государственные и негосударственные чиновники, депутаты разных уровней, предприниматели, словом все, кто так или иначе соприкасается в своей деятельности с политикой. Как представитель массовой профессии политолог чуть ли не сравнялся по численности с другим профессионалом – охранником. Это означает также, что государственные структуры, ответственные за формирование образовательной политики, поддерживают курс на дегуманитаризацию и дегуманизацию, на утеснение в преподавании философии как фундаментальной дисциплины мировоззренческого профиля, рассматриваемой наравне с физкультурой. Прагматистский подход к образованию в целом прослеживается и в акценте на так называемый «компетентностный» принцип, нацеленный на формирование не знаний и мировоззрения, а на минимальные «компетенции». Нынешним сторонникам «тощего духом» утилитарного подхода к образованию уместно напомнить философско-образовательное кредо великого хирурга Н.И. Пирогова, который был также видным деятелем народного просвещения, попечителем Одесского и Киевского учебных округов. Пирогов писал: «К чему вы готовите вашего сына?» - кто-то спросил меня. – Быть человеком, - отвечал я. «Разве вы не знаете, сказал спросивший, - что людей собственно нет на свете: это одно отвлечение, вовсе не нужное для нашего общества. Нам необходимы негоцианты, солдаты, механики, моряки, врачи, юристы, а не люди». Правда это или нет?» Знаменитый вопрос Пирогова, подчеркивающий первостепенное значение духовных, моральных ценностей, выразил традиционное внимание русской философии к человеку, с особой силой выраженное Достоевским: «Человек есть тайна. Ее надо разгадать…». Такое концентрированное внимание к проблеме человека представлял и сборник «Вехи», где была отчетливо выражена мысль о неперспективности чисто политической трансформации общества, не затрагивающей сферу морали и духовных ценностей. В нем была подчеркнута необходимость синтеза общечеловеческих идеалов справедливости и достоинства с идеалами индивидуального самосовершенствования человека, поскольку лишь персонифицированные гуманитарные идеалы, направленные на моральное совершенствование человека и общества, могут служить основой прогресса, лишь они обладают абсолютной ценностью.

Е.В. Микляева,

Санкт-Петербургский государственный морской технический университет (Филиал «Севмашвтуз», г. Северодвинск)

СОЦИАЛЬНОЕ САМОЧУВСТВИЕ НАСЕЛЕНИЯ

МОНОПРОФИЛЬНЫХ ГОРОДОВ АРХАНГЕЛЬСКОЙ ОБЛАСТИ

Социальное самочувствие является важной составной частью общественного сознания, объединяющей многие аспекты взаимоотношений человека с обществом и отражающей реакцию человека на изменения условий жизни. Под социальным самочувствием понимается эмоционально-оценочное отношение индивида к системе социальных отношений и к своему месту в этой системе. Изучение социального самочувствия населения монопрофильных городов в настоящее время приобретает особую актуальность, поскольку данный тип городов тесно связан с градообразующим предприятием, которое несет не только экономическую, но и социальную нагрузку, в преобладающей мере обеспечивая условия жизнедеятельности в населенном пункте.

С социологической точки зрения монопрофильный город может быть определен как особая социальная общность, сформировавшаяся в условиях индустриализации, зависящая от градообразующего предприятия и обладающая пониженным адаптационным ресурсом к меняющейся среде в условиях социально-экономических и политических трансформаций.

Проведенный анализ показывает, что из 14 городов, существующих в настоящее время на территории Архангельского Севере, 50% возникли или получили статус города в ХХ веке. В современном городском пространстве Архангельской области пять городов можно отнести к монопрофильным: Северодвинск (его основой является военно-промышленный комплекс), Мирный (данный город представляет собой закрытое административно-территориальное образование (ЗАТО)), Онега (градообразующая база включает предприятия, связанные с лесной, деревообрабатывающей промышленностью), Новодвинск и Коряжма (основаны на базе целлюлозно-бмажной промышленности).

По результатам социологического исследования социального самочувствия населения монопрофильных городов Архангельской области, проведенного в сентябре 2008 года^[1] было выявлено, что наибольшая удовлетворенность жизнью характерна для жителей г. Онеги (ИИСС^[2] =2,16), социальное самочувствие населения в этом городе характеризуется высоким положительным фоном. Повышенный положительный уровень социального самочувствия населения характерен для жителей г. Коряжма (ИИСС=2,04) и г. Северодвинска (ИИСС=2,03). Индекс социального самочувствия в г. Мирном (ИИСС=2) совпадает с «условным» нулем и может быть определен как средний, переходный между отрицательным и положительным фоном. Для жителей г. Новодвинска (ИИСС=1,85) свойственна самая низкая удовлетворенность жизнью, и социальное самочувствие характеризуется отрицательным фоном (см. рисунок).

Интегральный индекс социального самочувствия населения

монопрофильных городов Архангельской области

Анализ значения интегрального индекса социального самочувствия в зависимости от социально-демографических характеристик жителей моногородов позволяет выявить следующие тенденции:

Во-первых, социальное самочувствие у мужчин отличается более высоким фоном, чем у женщин. Данная зависимость носит общий характер и не связанна с особенностями моногорода. Во-вторых, люди молодого возраста имеют более высокий уровень социального самочувствия, который снижается с увеличением возраста. Наименьшую удовлетворенность жизнью выражают люди старше 65 лет. В-третьих, комфортное социальное самочувствие характерно, прежде всего, для лиц с неоконченным высшим и высшим образованием. В-четвертых, холостым свойственен более высокий уровень социального самочувствия, чем состоящим в браке; вдовым и разведенным свойственен более низкий уровень социального самочувствия, чем остальным категориям. В-пятых, бездетные имеют более высокий уровень социального самочувствия, чем имеющие детей. В-шестых, существует прямая зависимость между уровнем социального самочувствия и доходом: чем выше доход, тем выше уровень социального самочувствия, и наоборот.

Во всех рассмотренных монопрофильных городах наиболее высокий уровень социального самочувствия свойственен трем социальным группам: студентам, предпринимателям и военным. Наиболее низкую оценку удовлетворенности жизнью выражают безработные и пенсионеры.

Таким образом, проведенный анализ позволяет говорить о том, что на удовлетворенность населения моногородов Архангельской области своей жизнью влияют не только федеральные и областные тенденции, но и такие локальные городские факторы как:

1) специализация градообразующей базы, которая задает общий социально-экономический климат города, влияющий на жизнедеятельность города в целом и на социальное самочувствие его жителей;

2) размер города (большой – малый), который воздействует на соотношение притязаний жителей и возможностей их удовлетворения;

3) традиционность города, которая понимается как наличие у поселения историко-культурного потенциала, устоявшегося уклада жизни, традиций, стабильности, этнической целостности, общинных ценностей, значительного радиуса доверия, что формирует общинный тип социальных отношений между людьми (Ф. Теннис, Г. Зиммель).

Совокупность данных факторов определяют специфику каждого монопрофильного города Архангельской области и их важно учитывать при разработке комплекса мер, направленных на адаптацию моногородов к условиям изменяющейся среды.

В.В. Морозов,

Московский государственный технический университет им. Н.Э. Баумана

СМЫСЛ И ЦЕНА СВОБОДЫ

Одна из попыток обоснования взаимосвязи свободы и необходимости принадлежит Спинозе, который определил «свободу» как «познанную необходимость». Спиноза отрицает «свободу воли». Весь конечный порядок причинно обусловлен и предрасположен быть таким, каков он есть. Тем не менее, Спиноза признает, что мы обладаем опытом свободы, особенно в виде свободы от внешнего принуждения. Он говорит также о свободе духа и о подчинении эмоций разуму, о свободе, отвечающей различию между рациональным познанием мирового порядка и «воображением», непосредственно возникающим из ощущений. Понимание и разум выступают в роли естественного средства раскрыть перед личностью более высокие возможности, имманентные природе как целому и – в некотором смысле – ею обусловленные. Жизнь в «повиновении разуму» приводит к согласию между всеми человеческими индивидуумами. Свобода принадлежит не к области волевого или нравственного индетерминизма, но к интеллектуальному постижению присущих мировому порядку возможностей. Вопрос, оставленный Спинозой без ответа: возможны ли такое совершенствование и приносимая им свобода для всех человеческих существ? Развернутая концепция диалектического единства свободы и необходимости с идеалистических позиций была дана Гегелем. Научное, диалектико-материалистическое решение проблемы свободы и необходимости исходит из признания объективной необходимости как первичного, а воли и сознания человека – как вторичного, производного.

В обществе свобода личности ограничивается интересами общества. Каждый человек – индивид, его желания и интересы не всегда совпадают с интересами общества. В этом случае личность под воздействием общественных законов должна поступать в отдельных случаях так, чтобы не нарушать интересов общества, в противном случае ему грозит наказание от имени общества. В современных условиях, в эпоху развития демократии проблема свободы личности становится все глобальнее. Она решается на уровне международных организаций в виде законодательных актов о правах и свободах личности, которые в настоящее время становятся в основу любой политики и тщательно охраняются. Однако не все проблемы свободы личности решены в России и во всем мире, так как это – одна из самых тяжелых задач. Личности в обществе на данный момент исчисляются миллиардами, и каждую минуту на земле сталкиваются их интересы, права и свободы. Неразделимы и такие понятия как свобода и ответственность, так как свобода не вседозволенность, за нарушение чужих прав и свобод личность несет ответственность перед обществом по закону, принятому обществом. Ответственность – это категория этики и права, отражающая особое социальное и морально – правовое отношение личности к обществу, человечеству в целом. Построение современного общества, внедрение сознательного начала в социальную жизнь, приобщение народных масс к самостоятельному управлению обществом и историческому созиданию резко увеличивает меру личной свободы и одновременно социальной и моральной ответственности каждого.

Свобода рассматривается в соотнесении с необходимостью (законами), с произволом, анархией, равенством и справедливостью. Исследовался и диапазон свобод человека: политическая, экономическая, духовная, познавательная и др. свобода. Позитивный итог этих размышлений, что свобода не может быть чисто отрицательным, бессодержательным понятием, произволом выбора, фактом, нарушающим законы природы и социальной жизни. Логикой своего существования и характером собственной деятельности каждый человек погружен в поток истории. Бытие человека в этом потоке противоречиво, неоднозначно. Человек свободен и несвободен. Человек несвободен, поскольку существует внешний мир, который настойчиво диктует людям выбор форм и способов деятельности, их последовательность. Он несвободен, так как всегда существуют ограничители его деятельности – уровень физических сил и умственных способностей, технических возможностей, характер общественного строя и т.д. Он несвободен еще и потому, что существует так называемое отчуждение человека, которое проявляется во все времена и существует в различных формах. Отчуждение означает чуждость, внешность мира и даже его враждебность. Отчуждение – это как бы утрата мира человеком и превращение этого мира в бесчеловечный мир. Проблема отчуждения является вечной проблемой для человеческого общества. Вместе с тем человек свободен. Свобода есть самостоятельное распоряжение человека собственной судьбой, выбор своего жизненного пути. Кратко говоря, свобода – это не рабство, а раскрепощенность человека. Она означает его освобождение от диктата внешних сил и обстоятельств, как природных, так и социальных. Свобода предполагает возможность действовать в соответствии со своими интересами и представлениями. Свобода – это постоянный выбор. Свобода является фундаментальной ценностью для человека, но она должна иметь пределы. В противном случае она будет превращаться в произвол, своеволие и анархию, в самодурство и насилие над другими людьми. Границами свободы являются интересы другого человека, социальных групп и общества в целом, а также и природы как естественной основы существования общества.

Н.И. Нваересиуба

Нигерия, г. Лагос

РОССИЯ СОХРАНИТ СВОЮ ЦИВИЛИЗАЦИОННУЮ СУЩНОСТЬ

Цивилизация, в нашем представлении, - это сообщество людей, имеющих сходную ментальность, общие основополагающие духовно-нравственные ценности, а также устойчивые особенности в социально-политической организации, экономике и культуре. В рамках кратких тезисов представляется возможным выделить лишь некоторые из множества специфических черт, присущих уникальной российской цивилизации.

Одна из важнейших особенностей российского менталитета, отмеченная многими учеными - обществоведами, а также писателями («инженерами человеческих душ»), - это особая чувствительность к духовному, ориентация на нравственные ценности Добра и общего Блага. Ещё в одном из истоков русской мысли «Поучении Владимира Мономаха» можно прочитать, что «душа своя дороже всего света сего» [1]. С этих позиций, укрепленных православным вероучением, русские люди испокон веков оценивали мир и свое место в нем. Русские народные сказки и литературные произведения (А.С. Пушкина, Ф.М. Достоевского, Н.В. Гоголя, Л.Н. Толстого и др.) несли человеку «светлое, доброе, вечное», утверждая веру в победу добра над злом и создавая фундамент продолжения жизни.

К традиционно русской, высоко ценимой ментальной черте, относится совесть, совестливость личности. Так, гениальный русско-советский композитор Георгий Свиридов говорил, что «русская культура неотделима от чувства совести. Совесть - вот что Россия принесла в мировое сознание» [2]. Совести нередко в российской истории придавался политический смысл (хороший правитель всегда должен был быть эталоном совести).

К числу ценностных основ российской цивилизации следует также отнести стремление русских людей к Абсолюту (идеалу), бесконечному, возвышенному и святому, с чем они соразмеряют и свою жизнь, откуда берут начала такие свойства национального менталитета как максимализм, мессианство, анархизм и т.д.

Источником героизма, подвижничества, способности к жертвам для русского народа на протяжении всей его истории было стремление к совершенной правде и справедливости. Прогрессивное восхождение русской нации стало возможным, как отмечал П. Сорокин, потому, что у русского человека всегда была «готовность жертвовать своими жизнями, судьбами, ресурсами и благополучием во имя спасения свободы, достоинства и других великих национальных ценностей» [3].

Сущностью российского социального бытия можно без преувеличения назвать коллективизм, который выступает не просто как вид социальности, но и как тип традиционного русского мировоззрения и ментальности, порождающий свой тип человека. При этом, как отмечают исследователи, «коллективизм это не только внешнее (со стороны общества) ограничение свободы личности, но и «смирение», «насилие» личности над собой ради ближнего и дальнего, … которое … только и формирует человека как личность». «Находясь в сложнейших (порой нечеловеческих) природно-климатических и социальных условиях (как это было не раз в истории России — Н.Н.) человек может выжить только как общность» [4].

Источником обогащения российской цивилизации и культуры во все времена была традиционная открытость к универсальным, общечеловеческим ценностям, освоение наиболее значимых для россиян достижений других культур. Российская культура при этом становилась не только более богатой, разнообразной, интересной, но при этом она не теряла своих традиционных исторических корней.

Вместе с тем, отмечая безусловно уникальные, самобытные сущностные характеристики российской цивилизации, нельзя не заметить серьезных факторов, подрывающих ее устои. Разрушение СССР со всеми его идейно-социальными установками привело к глубокому мировоззренческому кризису, усугубляющемуся негативным влиянием суррогатов западно-европейской цивилизации, широко распространяемых российскими СМИ, шоу-бизнесом и рекламой. А это, несомненно, грозит разрушением национальной идентичности россиян, особенно молодого поколения, что оборачивается забвением для части молодежи своих национальных истоков.

Для того, чтобы убедиться в этом достаточно познакомиться с внешним видом исконно русского города Архангельска, который для нас - иностранных студентов, получающих здесь высшее образование - стал родным и близким. Абсолютное большинство строений в центре столицы Поморья увешаны вывесками с надписями вроде бы на русском языке, но с использованием иностранных слов - «Дискаунт», «Фуд маркет», «Тиволи», «Рив гош» и т.п.), либо - полностью на английском языке... (кстати, во Франции за вывески на иностранном языке налагаются большие штрафы).

Засилье зарубежной культуры заметно невооруженным глазом во всех сферах современной жизни россиян. В торговых заведениях мы видим преимущественно иностранные товары. Дед Мороз подменяется Санта-Клаусом, русский квас - кока-колой, пирожки - гамбургерами, простокваша - йогуртом и так далее. Бросается в глаза западная символика на детской одежде - бэтмены, пауки, гарри поттеры вместо былинных героев из русских сказок и персонажей из замечательных советских, российских мультфильмов. Даже на свои отечественные товары их производители умудряются помещать брэнды и лейблы (опять нерусские слова!), тяготеющие к зарубежным аналогиям. На прилавках музыкальных магазинов вместо русско-советской классики огромное место занимают произведения зарубежной «попсы» или «металла», содержание которых не только малопонятно для русского слушателя, но часто и значительно хуже по качеству нормальных русских песен.

Но самое большое негативное влияние на российскую молодежь, по общему признанию, оказывает современное телевидение. На миллионные аудитории выливаются потоки передач, в которых буквально на каждом шагу - насилие и деньги, идеи культа силы и богатства. В абсолютном большинстве самых разных лент - одно и то же: от широко известных «Тома и Джерри», в которых детей непременно, с помощью закадровой аудитории, заставляют смеяться над тем, как герои постоянно строят друг другу козни и бьют друг друга подручными предметами, до «Скруджа Мак-Дака», главный положительный герой которого - утка, похожая на дядю Сэма, а его основная заслуга - накопление и приумножение груды золота, которую он тщательно хранит в подвале.

На разлагающее влияние телевидения обратил внимание Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, выступая недавно перед студентами Санкт-Петербургской духовной академии. «Современные средства информации воздействуют в первую очередь не на сознание, а на чувства людей. – Это превращает общество в цивилизацию инстинкта, а такая цивилизация бездуховна и нежизнеспособна» [5]. По мнению Святейшего, СМИ «прививают молодежи инстинкты зверя, инстинкты волчьей стаи». Нельзя не согласиться с таким выводом Патриарха, обеспокоенного угрозой ослабления и подрыва потенциала российской цивилизации, а также его призывом противопоставить этой угрозе мощный «духовный заслон».

Резюмируя вышеизложенное, сделаем оптимистический вывод: у России достаточный запас духовно-нравственной прочности, чтобы, преодолев все трудности, сохранить свою цивилизационную сущность и вновь, как и в прошлом столетии, выйти в XXI веке в мировые лидеры.

Список литературы

1. Изборник. - М., 1969. - С. 169
2. См.: Свиридов Г. Музыка как судьба. М., 2002.
3. Сорокин П.А. Основные черты русской нации в XX столетии // О России и русской философской культуре. - М.,1990.- С. 471.
4. Андреев А.П., Селиванов А.И. Русская традиция. - М.: Алгоритм, 2004. - С. 193.
5. Выступление перед студентами Санкт-Петербургской духовной академии. [Электронный ресурс] - Режим доступа:http://www.religare.ru/2_64009.html

О.И. Николина

Омский государственный педагогический университет

СООТНОШЕНИЕ ФЕНОМЕНОВ ЛЮБВИ И СМЕРТИ

В ВОПРОСЕ ОБ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ:

НА МАТЕРИАЛЕ РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ XIX ВЕКА

Проблема индивидуальности в русской философии очень многогранна. Рассмотрение данной проблемы через анализ первичных феноменов человеческого бытия: любви и смерти – позволяет выявить новый контекст в анализе данной проблемы. Русская философия XIX века, в лице таких величайших мыслителей, как Н. Бердяев, Вл. Соловьев, В. Розанов рассматривает индивидуальность как синоним жизни. Напротив, утрата индивидуальности - это проявление смерти личности, угадываемой уже экзистенциалистами в неподлинном существовании современного человека, окутанного как цепями нормами, стандартами, привычками. Отказ от неподлинного существования, восстановление живой индивидуальности возможны с помощью религиозной веры, любви, осознания смерти, в творчестве. Н. Бердяев в работе «Метафизика любви и пола» доказывает, что все указанные пути неразрывным образом связаны в гармоничное единство. Любой из этих способов - это трансцендирование, преодоление эмпирического объективированного мира.

Трансцендентальное – это выходящее за рамки земного, конечного человеческого существования, выход человека, личности к бесконечности. Этот смысл категории трансцендентального связан с религиозным аспектом проблемы смерти. Трансцендирование присуще только живой одухотворенной личности, мертвое трансцендировать не может, как, впрочем, и животное. Существование животного заключено в рамках своего конечного опыта и рамках опыта своего вида. Человек по своей природе не может быть ограничен своим «земным» опытом, он стремится к трансцендентному. Трансцендирование человека открывает перед ним Ничто, как возможность и условие его трансцендентного опыта. Ничто, как находящееся за пределами бытия, представляется для человека загадкой, учитывая, что для человека неизбежна хотя бы одна встреча с Ничто после того, как он покинет мир земной. В постиндустриальном обществе проблема смерти связана с переходом в Ничто.

С переносом смерти в саму жизнь, как это произошло в постиндустриальной культуре, должно измениться и понятие «трансцендентного». Если ранее трансцендентное определялось как выход за границы субъекта жизни, то сейчас трансцендирование происходит в условиях конечного мира конечным субъектом.

Человек в силу своего существа находится на границе реального и трансцендентного, земного и небесного, на границе временности и бесконечности. Сущность человека такова, что, находясь в границах временности своего существования, он постоянно ощущает себя вне этих границ. Человек стремится к трансцендентному, стремится к преодолению своей земной временной сущности. Смерть, с одной стороны, является врагом человека, так как она отрицает его существование, отрицает жизнь, которая является условием его стремлений, но, вместе с тем, она есть способ трансцендирования человека, она есть «последняя возможность» человека к преобразованию. Этот парадокс является основным в существовании человека. Философия стремится к разрешению этой проблемы, вариантов решения может быть множество. Вл. Соловьев и В. Розанов ищут решение данной проблемы в любви, для них смерть преодолима с помощью любви.

В. Розанов одним из первых заявил о том, что вопрос пола один из самых основных в философии и культуре, и стремление «замолчать» этот вопрос приводит к искажению мировоззрения человека, его страхам, комплексам и т.д. Любовь для него – это подлинное проявление жизни, это обнаружение бессмертия в рамках конечного человеческого существования. Любовь делает бессмертным и меня, и объект моей любви. Для В. Розанова истинная любовь связана с деторождением. Воплощение себя в детях формирует индивидуальность, делает ее прочной и самодостаточной. И, как следствие, он критикует христианское отношение к любви, полагая, что христианство рассматривает любовь в аспекте греха, задавая понятие «стеклянной», холодной любви, в которой личность исчезает.

Анализируя феномен любви, Бердяев очень близок к теории любви в романтизме. Любовь и семья, как они существуют в буржуазном обществе, есть отрицание истинной любви, а значит, отрицание соединения с вечностью и утрата индивидуальности, раздробление ее во множестве половых отношений.

Н. Бердяев полагает, что нужно развести два вида любви: любовь, основанная на современной христианской морали («импотентно-моральный Эрос», по меткому выражению Вл. Соловьева) и любовь подлинно христианская, положенная в отношениях мужчины и женщины в момент зарождения христианского вероучения. Первый вид любви, ориентированный исключительно на размножение, по мнению русского философа, «дробит» индивидуальность. Это смерть, помещенная внутрь жизни. Имея стремление и не имея способности сформировать себя как совершенную индивидуальность, человек пытается создать задел на будущее, полагая возможность самореализации в детях, с тем чтобы они достигли того идеала индивидуальности, которого не смог достичь он сам. Второй вид любви выводит человека за грань земного, этот Эрос не ставит целью непременное создание семьи, продолжение рода, он ориентирован на духовное совершенствование личности в любви, а тем самым преодоление эгоизма и смерти. Здесь утверждается бессмертная индивидуальность в любви. И только истинный Эрос есть условие для творчества человека.

Раскрытие индивидуальности человека возможно в творческом акте. В творчестве человек передает созданному свою индивидуальность, тем самым наполняя продукт уникальным содержанием. Творческий акт исходит из рефлексии над несовершенством мира и ведет к преображению этого мира и собственному преображению.

Творческое наследие русской философии XIX века не только не утрачивает своего значения, но приобретает еще большую актуальность в наши дни, когда человек все более утрачивает свою индивидуальность при доминировании технически-виртуального мира над личностным. Этот мир задает свои ценностные ориентиры, нацеленные на потребление общественных и производственных продуктов, постепенно превращая человека в один из них. Обращение к русской философии делает возможным сформировать собственную систему ценностей и тем самым противостоять влиянию инородного западного идеала человеческого существования.

В.В.Николин

Омский государственный педагогический университет

СПЕЦИФИКА РУССКОГО ТИПА ФЕНОМЕНОВ

В антропологии приняты разные наборы исходных феноменов человеческого бытия. Это феномены: любви, смерти, труда, игры. Есть и другие варианты, но обычно данные четыре феномена считаются обязательными. При этом сама антропология является европейской и полагает определенную установку, что человеком полноценным является атомарный человек-монада, то есть исследуется человек, который является чистым Я и эгоистом, а это европейский тип человека. Такая методологическая установка требует искать специфику того же русского человека в рамках западного типа индивидуальности. Это возможно, но не раскрывает полностью этой специфики. Встает вопрос о возможности смены в философской антропологии исходной эгоистической (индивидуалистической) установки.

В отношениях между людьми выступают иные феномены: коммуникации, одиночества. Но у русского человека оказывается иной тип исходных феноменов. В ядро его основных чувств включен разного типа коллективизм. Это может быть не игра с самим собой и для демонстрации своих возможностей, но игра с учетом другого, друга, коллектива, Бога и т.п. Разные императивы исходного чувства дают иную структуру самого феномена. Если коллективистская составляющая русского человека заложена в его исходные феномены, то при любой другой культурной и социальной сформированности феноменов они будут создавать человека открытого типа, который не в состоянии замкнуться в свой внутренний мир, который не будет обладать самодостаточностью западного типа.

В итоге появляются, по крайней мере, две стратегии развития: западная и русская. Первая нацелена на соединение разорванных в культуре феноменов воедино, что и составляет ядро самодостаточной индивидуальности. Так, в европейской культуре Возрождения соединяются феномены смерти и любви, родоначальником такого эффекта стал Петрарка. Любовь как феномен может менять предмет восторга, а смерть – предмет события менять не может. Петрарка создает новый синтез. Это любовь, но с атрибутами смерти. Ибо умершую невесту нельзя заменить. Русский эквивалент этого типа – любовь к родине, к ее природе. Любовь русского связывается с неразделенной любовью юности. Сам тип воспитания в большинстве случаев исключал удачу юношеской любви. Однако, как показал Боратынский в своих стихах, человека тянет на Родину, где первая любовь закончилась неудачей, там места всегда для него дышат тем чувством. Если же первая попытка закончилась сексуальным опытом, то этот опыт оборачивается неудачей, разочарованием, и на Родину уже не тянет. Таким образом, в исходном состоянии у западного человека и русского биография формируется по-разному.

Еще более наглядны образы мыслительные. Хайдеггер выяснил, что прототипом немецкого мыслительного процесса является ручной труд. Именно в нем формируются исходные типы отношений между предметами, которые становятся основанием для отношения также и между идеями. Так и слово мышление в своей основе несет связь, приладку, прилежание. Он рисует образ мастера, который мыслит, а значит, умеет больше и быстрее, чем ученик, поэтому может учить. Русская версия мышления иная. Во-первых, в слове «мышление» нет приладки, есть «мы» и «сл-» (слово, слава, слух, слышать). «Мы» со «словом» – получается «мысль». Тот тип мышления, который в этимологии немецкого языка определяет Хайдеггер, можно перевести на русский язык, но перевести не калькой, а смыслом.

В этом случае вырисовывается вместо «сл-» для западного понятия – «св-» (связь, свидетель), а вместо мы – я. Получается цепочка: мысль – ясль – ясвь - язва. Интересно появление расщепления «св» на «зв» и «цв». «Зв-» означает «звук», «звон», «звать», что отличается от «слух», «слава», «слышать». В первом случае речь о внешнем явлении, как оно порождается, во втором – о внутреннем, как оно воспринимается. «Цв-» порождает ряд не слуховой, а зрительный (цвет, что соотносимо с «свет», «свидетель», «видеть»). Итак, в русском языке эквивалентом западного мышления является «язва», не как болезнь или болячка, а как опирающееся на «Яйность» свидетельство. Можно дать и другой эквивалент: «свой» вместо «Я», «звук» и «свет» вместо «слова». Свой-связь вместо мы-слово. Вот полюса русского и западного мышления. Свои преимущества есть у каждого, но пока русский язык не стал предметом деконструкций и анализа, а русское мышление не признается полноправным в диалоге культур. Кто как не русские ученые могут это исправить.

Аналогичное сравнение из этой сферы. Деррида анализирует слово «монстр» и получает, что монстр это то, что ускользает из видимости. Монстр на русском языке вполне понятен по ассоциациям, но то, что пытается описать Деррида, описывается русским словом «чудовище». То, что перестает быть видимым, становится чудом, то есть чувствуется, но не видимо, и при этом пугает и восторгает, это и есть чудовище, как ускользающая видимость. Русское слово, таким образом, несет иную ассоциацию и этимологию, которая может быть использована для особенного перевода слов с Запада, перевода по смыслу самого русского слова, через русский эквивалент смысла, с переводом не кальки произношения, не фонетического, а культурного и смыслового. Это и есть философия бытия по-русски, собственно, это и зовется мышлением у русских.

Это только исходные посылки поиска специфики русского типа феноменов бытия человека. Они опираются на иной исходный момент в каждом выделяемом антропологией феномене, и отличие в коллективной составляющей, которая делает русского человека не замкнутой на себя монадой, раскрывающей связи мира, но открытой в мир системой, которая обращена на друга и мир.

В.Р. Окушко, В. В. Живобрицкая

Приднестровский государственный университет им. Т. Г. Шевченко

Россия – ядро православно-славянской цивилизации

Проблему позиционирования России в международном сообществе следует отнести к одной из важнейших проблем современности. Вопрос в том, чем является Россия для мира сегодняшнего, и, конечно же, будущего, представляется узловым вопросом.

Клеймо колониальной империи и форпоста международного коммунистического движения очевидно еще долгие годы будет деформировать имидж государства. Изложенное ниже – видение вопроса с позиций русскоязычных нерусских, живущих вне России. Такая тяжеловесная формула определяет статус очень большого числа людей, оказавшихся в «вынужденной эмиграции». К этой категории относится и значительная часть приднестровцев – граждан молодого внеэтнического государственного образования, принадлежащих большей частью к нерусским этническим корням.

С различных исходных позиций деятели науки, культуры, образования все более отчетливо понимают историческое своеобразие культуры России. Вкратце оно сводится к тому, что великая культура, известная миру как русская, строго говоря, не является культурой одного русского этноса. Речь идет о различении в феномене культуры России двух составляющих. Первая – это этнокультура русских, аналогичная этнокультурам других народов, вторая – надэтническая Российская культура, порожденная особыми историческими условиями империи, очевидно, не имеющая аналогов. Первая – отставала и продолжает отставать, поскольку Россия, в отличие от бывших «колоний», не до конца осознала свое самостоятельное значение и ценность. Вторая – прочно вошла в историю развития мировой цивилизации в качестве средоточия православно-славянского мира.

Еще одна особенность российской надэтнической культуры менее очевидна, она труднее уловима и формулируема. Почти каждый автор, пытавшийся ухватить сокровенный смысл этой особенности, так или иначе соглашается, что «умом Россию не понять». В ней родилось и вопреки всему продолжает жить особое человеческое свойство, глубоко презираемое и большевиками и «олигархами» – интеллигентность. Это понятие не случайно не имеет точного перевода на другие языки, оно, будучи латинских корней, отражает, однако, в русском языке несколько иной смысл. В нем не столько образованность и ум, сколько деликатное отношение к окружающему миру, людям, событиям. Подобное отношение, несомненно, препятствует деловой эффективности, и порой даже исключает ее, поскольку такая активность неизбежно сопряжена с причинением ущерба кому-нибудь или чему-нибудь, ранее устоявшемуся. Отвлеченные размышления и сетования о несовершенстве мира сего, глубокие переживания по этому поводу составляют основу художественной культуры России, подтекст всех ее высоких духовных свершений.

Говоря о носительстве таких высоких качеств, как ненасилие, нестяжательство, духовность, толерантность, всемирность (надэтничность), интеллигентность, наши предки постоянно опирались на общеславянские начала. Россия была и остается центром православно-славянской цивилизации (по С. Хантингтону), особенность которой может схематически быть представлена следующим образом. В первую очередь, эта цивилизация и ее ядро – Россия – внутренне глубочайше многообразна. Это предопределено исторически: в результате колониальных захватов Россия не подмяла и не поглотила население огромных территорий, не уничтожила и не загнала его в резервации. Здесь произошло нечто специфическое, а возможно, и уникальное. Господствующая элита, изначально вбирала и продолжает вбирать интеллектуальные силы всех «порабощенных» этносов, с одной стороны, укрепляя собственную административную элиту, а с другой стороны, и это самое главное, создавая уникальнейший феномен внеэтнической, надэтнической культуры (назовем ее «культурой Достоевского»), преисполненной «вселенской отзывчивостью». Она по самой своей сути не могла и не может принадлежать какому-то одному народу, даже тому, что оснастил ее своим языком. Реальное могущество России не столько в ее пространствах и природных богатствах, которые имеют рыночную стоимость, а тем более не в мощности ее вооруженных сил внутренних и внешних, а в нематерилизуемой сути ее вековых духовных достижений, пробивающихся сквозь все препоны и «занавесы». Великая многогранная культура выросла из православных (ортодоксальных) религиозных традиций, хотя порой и отрицала эти свои корни. К парадоксам и специфике православно-славянской цивилизации следует отнести и тот факт, что господствующий этнос не отбирал, а скорее, отдавал собственные материальные ресурсы покоренным народам. Во многих случаях быть иноверцем было удобнее, выгоднее, чем великороссом. К закату СССР оказалось, что жизнь в Прибалтике, Закавказье и даже Молдавии оказалась существенно благополучнее, чем в глубинной России, загнанной в нищету. Даже формально, по административно-географическому признаку, сегодня более половины территории великой России «принадлежит» не русскому этносу, а бывшим «инородцам», составляющим лишь около 20% всего населения!

Для многих обитателей восточнославянской православной цивилизации можно считать характерным ортодоксально-христианское отношение к «греху алчности», к стяжательству. Если в странах нынешнего Евросоюза такое буквальное понимание Заповедей Господних было успешно преодолено католицизмом и в еще большей степени его протестантскими ветвями, и там давно никто не относит обогащение к небогоугодным делам, то у нас такое «ортодоксальное пуританство» сохранилось. Его талантливо поддерживала и развивала упомянутая надэтническая российская культура, пронизанная состраданием к беднякам и презрительным отношением ко всякого рода проявлениям буржуазности. Библейские менялы, торговцы, мытари, фарисеи, приравниваемые к блудницам, никогда не были в почете.

Но было бы абсурдно пытаться бросить тень ни грандиозные научно-технические успехи современности, которые в значительной степени достигнуты благодаря западной цивилизации, которой свойственно наращивание научно-технической, энергетической мощи человечества при сохранении неписаного, но господствующего биологического «права сильного».

Цивилизационные различия складывались столетиями. Они более фундаментальны, чем различия между политическими идеологиями и политическими режимами. Однако в течение столетий самые затяжные и кровопролитные конфликты порождались именно различиями между цивилизациями. В то же время происходит и другое: взаимодействие, взаимопроникновение и сотрудничество, т. е. процесс сближения во многом диаметральных цивилизаций.

Западная и православно-славянская цивилизации, представляют собой две необходимые друг другу комплиментарные цивилизации: одна олицетворяет собой уверенное преуспеяние в сфере реальной экономики, другая – непрестанные мучительные поиски социального духовного совершенствования. Иного пути – кроме слияния этих двух начал – по-видимому, не существует. Оно и единственно возможно.

В.Б. Пугин

Архангельский государственный технический университет

СРЕДНИЙ КЛАСС: НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ МЕТОДОЛОГИИ

В современной науке по вопросу о дефиниции понятия «средний класс» не выработано единого подхода. Мнения исследователей расходятся – от отрицания реального существования среднего класса до признания за ним решающей роли в общественном прогрессе.

Генезис понятия «средний класс» восходит к Аристотелю. В своем трактате «Политика» в процессе анализа причин социальных и политических конфликтов в государстве Аристотель обратил внимание на то, что наиболее устойчивыми политическими режимами являются те, которые стремятся к середине. По мнению мыслителя, именно средний элемент – лучший в обществе, поскольку его члены по условиям жизни более готовы следовать рациональному принципу. Одним из первых он увидел социальную функцию среднего слоя в поддержании общественной стабильности, указал на то, что из него формируется лучшее общество, и от его многочисленности зависит управляемость государства, прочность его устоев. Аристотель при анализе социальной системы не только впервые выделил средний слой, но и указал на его качественный элемент – социально значимую функцию.

В современной социологии общество принято делить на три основные класса – высший, низший и т.н. «middle» - средний класс.

Можно выделить два основных подхода к осмыслению понятия «средний класс». Первый сводится к пониманию среднего класса как определенной страты в социальной структуре, занимающей промежуточное положение между двумя противоположными социальными полюсами. Данный подход, на наш взгляд, можно назвать «структурным». Т.Лоусон отмечает, что средний класс является традиционным элементом социально-классового деления общества, расположенным между высшим и рабочим классами. По характеру труда условно проводят границу между средним и рабочим классами. От высшего средний класс отличают объем накопленного богатства, обладание властью и соответствующий социальный статус. Большой толковый социологический словарь Collins определяет средний класс как «профессиональную группу неручного труда, расположенную между высшим и рабочим классами…». Согласно другому подходу, средний класс нельзя свести только к проме­жуточной социальной страте, выполняющей лишь набор «технических опера­ций», а нужно рассматривать как значимый элемент современного общества, обладающий определенными качественными характеристиками, являющийся не только гарантом социальной стабильности, но и во многом движущей силой социального прогресса. Данный подход, на наш взгляд, сле­дует назвать «функциональным». Так С.Н. Егоров указывает, что опреде­ленный слой людей проявляет себя как средний класс в том случае, если он противостоит олигархии, использующей власть для удовлетворения собственных интересов. По мнению С.В.Горюновой, сфор­мировавшийся средний класс — не просто статистическая совокупность лю­дей со средними доходами и соответствующим уровнем жизни. Это отдельный социальный субъект, который играет в обществе вполне определенную роль, отражающую значимость и многообразие выполняемых им функций. Сходной позиции придерживаются Л.А. Беляева, Т.И. Заславская, РГ. Громова, отмеча­ющие, что средний класс выступает в роли стабилизатора общества и носи­теля общественного прогресса, что обеспечивает обладание экономической независимостью, высоким благосостоянием. По мнению Г.Г. Дилигенского, средний класс является в современных демократиях решающей силой, гаранти­рующей стабильность существующих социальных и политических институтов, ибо эти институты защищают его интересы от угроз более сильных экономи­ческих групп или стихийных социально-экономических процессов. О.К. Степанова, подчеркивая значение среднего класса, указывает, что специфика этого класса, понимаемого как часть морфогенетической структуры любого организованного общества, делает неразрывной связь между его состоянием и состоянием последнего. Отмечается, что харак­тер среднего класса определяет в целом способность страны к выживанию в системе глобальной военно-политической, экономической и технологической конкуренции. З.Т. Голенкова и Е.Д. Игитханян выделяют следующие функции, которые выполняет в обществе средний класс: во-первых, функцию по подде­ржанию стабильности в социуме, во-вторых, функцию обеспечения технического и социально-экономического прогресса, в третьих, освоения и распространения инновационных образцов успешного социально-экономического поведения.

Более правомерным нам представляется последний подход. В современных развитых обществах представители среднего класса - это ос­новные налогоплательщики, обладающие рычагами контроля за государственными расходами. От их экономического положения зависит состояние государственного бюд­жета, реализация государственных социальных программ и другие важней­шие социально-экономические процессы. Именно данной частью общества обеспечивается высокая производительность труда, производство и рас­пространение знаний, определяется характер и структура потребительско­го рынка, обеспечиваются политические права и свободы. Средний класс - главная социальная сила, благодаря которой происходит осуществление научно-технических инноваций, культурное развитие, укрепление законопослушания и правовых институтов, развитие мате­риального производства, прирост национального богатства, обеспечива­ется гарантия стабильности в обществе.

С.В. Путилов

Забайкальский институт железнодорожного транспорта (г. Чита)

К ПРОБЛЕМЕ ПОИСКОВ ОБЩЕНАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕИ

В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

В условиях существования кризисных явлений в разных сферах российского общества превалирующим в научном и политическом дискурсе сегодня стало понимание того, что проект будущности России, стратегию её дальнейшего развития необходимо создавать, исходя из действенного обращения именно к национальным и общенациональным интересам. Такая установка отвечает обозначившейся тенденции усиления национального фактора в духовном и культурном пространстве страны и активизации национального самосознания, обусловивших и инициировавших поиски объединяющей общенациональной идеи.

Проблема общенациональной идеи после длитель­ного её замалчивания в советский период переживает в постсоветский период настоя­щий ренессанс. Отметим здесь, что, если постановка и решения данной проблемы в дореволюционном научном дискурсе и литературе русского зарубежья носили прежде всего религиозно-философскую и историософскую направленность и содержание, то сегодня они приобрели ещё и отчётливо выраженный политизиро­ванный характер. Переход проблемы из чисто теоретического русла в плоскость политизированных дебатов и идеологических разработок, на наш взгляд, обусловлен, прежде всего, поисками правящей элитой новых «спасительных» политических идеологем.

Сегодняшняя установка российского социума на поиск и оформление общенациональной идеи не противоречит целому ряду обозначившихся тенденций и вытекает из них.

Во-первых, сегодня и в обозримом будущем мир является и будет являться ничем иным, как миром именно национальных государств, вследствие чего для определения адекватной роли и достойного места России в таком мире необходима общенациональная идея.

Во-вторых, поиск именно общенациональной идеи лежит в русле отечественной интеллектуальной традиции, рассматривавшей Россию как «семью народов» (В.С. Соловьев), «союз народов» (Г.П. Федотов), единый «живой организм, не подлежащий произвольному расчленению» (И.А. Ильин), даже как «особую многонародную нацию» (Н.С. Трубецкой), и в соответствии с таким пониманием искавшей для нее «одушевляющий ее тело идеальный принцип» (В.С. Соловьев), «идею-правительницу» (П.Н. Савицкий), «идею коммюнотарности» (Н.А. Бердяев) и т.д.

Большинство исследователей проблемы общенациональной идеи единодушны в том, что «идея, отвлекающаяся от своеобразия или многообразия (этнического, конфессионального, социального, политического и т.д.) России и стремящаяся погасить его, может быть «внедрена» только насильственно, принудительно и уже потому является идеей... «добивания России», и поэтому такой идее следует противопоставить идею «собирания многообразия России..., ориентированную не на подавление различий, а на поиск возможного их... способа конструктивного взаимодействия» [1].

Российская общенациональная идея должна вобрать в себя актуальные элементы, прежде всего, национального (т.е. русского, татарского, бурятского и т.п.), а также формируемого общерегионального (общероссийского) и становящегося всечеловеческого (общечеловеческого) самосознания. Для этого необходима активизация деятельности российской интеллигенции, в первую очередь гуманитарной, направленной на то, чтобы по-новому интерпретировать и актуализировать в массовом сознании то позитивное общее, что присуще разным национальным культурам, народам и которое объединяет их, т.е. правильно понимаемое интернациональное и общечеловеческое.

Формируемое конкретное содержание и направленность российской общенациональной идеи должны, на наш взгляд, отвечать целому ряду необходимых условий и критериев, заключающихся суммативно в следующем.

Во-первых, общенациональная идея должна представлять собой идейно-теоретический комплекс, опирающийся не только на тщательно выверенные и непротиворечивые общенациональные интересы, отражающие актуальные потребности всех народов России и не конфронтационные по отношению к разумным запросам народов остального мирового сообщества, но при этом не исключающий, более того предполагающий ориентацию на однозначно понимаемые морально-нравственные императивы.

Во-вторых, общенациональная идея, уже в соответствии со своим статусом, должна изначально формироваться и восприниматься общероссийским национальным самосознанием как: а) политически неангажированная, способная политически если не объединять все общество, то, как минимум, не разъединять и не раскалывать его намеренно; б) этнически нейтральная, обосновывающая прежде всего «оптимальные формы этнического сосуществования и взаимодействия»; в) конфессионально толерантная, предполагающая «равноправие церквей и верований, включая принципиальную нерелигиозность» [2].

В-третьих, общенациональная идея должна ориентировать на реалистические, но высокие цели. По мнению исследователей, выдвижение высоких целей необходимо а) «для сохранения достойного места в мировой «табели о рангах», б) «для мобилизации волевых, духовных, практических возможностей как страны в целом, так и отдельных социальных групп, каждого человека», а также потому, что в) «как правило, на практике обеспечивается фактическое достижение только таких целей, которые на порядок ниже поставленных» [3]. Вместе с тем обоснованно и то, что общенациональная идея не должна быть «чрезмерно героической, пафосной, рассчитанной на повышенную пассионарность» [4].

В-четвертых, общенациональная идея должна изначально мыслиться как открытая система, способная: а) вбирать все конструктивное и полезное для России из прошлого и настоящего отечественного и зарубежного опыта социальных преобразований и достижений, полученных в различных областях научного знания, и б) адекватно корректироваться в зависимости от изменения реалий и результатов практической деятельности по реализации ее целей.

В-пятых, благодаря формированию общенациональной идеи на основе синтеза научных идей, актуального исторического и современного передового опыта, ее теоретические компоненты должны с необходимостью приобрести универсальный смысл и значение, что позволило бы сделать российский опыт частью мировой истории и мирового развития, способствовало бы авторитету России в мире и расширению ее возможностей.

По своей функциональной направленности российская общенациональная идея, как нам представляется, должна обязательно быть, во-первых, консолидирующей, устраняющей напряженность всех форм противостояний (идейных, социальных, этнических, демографических и т.п.) и актуализирующей ценности, безусловно, общие для отдельных индивидов, социальных групп, общностей; во-вторых, мобилизующей, стимулирующей социальную активность, инициативу, разнообразную конструктивную деятельность; в-третьих, преобразующей, «дающей ценностное обоснование происходящих в стране изменений и ориентирующей на перспективу»[5].

Исходя из вышеизложенного, под российской общенациональной идеей следует, на наш взгляд, понимать комплекс взглядов, ценностей, ориентиров, идей, идентифицирующих территориальное пространство России в качестве целостной геополитической, социально-экономической, социокультурной системы и инициирующих теоретическую и практическую активность российской полиэтнической общности людей в реализации их потребности в органическом соединении народов, культур, конфессий и совместном преодолении кризиса, выживании, самопреобразовании ради достойного существования, сосуществования и взаимообогащения. Благодаря изначальной направленности общенациональной идеи на интеграцию, мобилизацию и преобразование общества её носителями могли бы выступать прежде всего народы России (или их большинство), а также представители наций и народностей, проживающие за пределами России.

В целом, как нам представляется, именно так содержательно и интенционально понимаемая общенациональная идея могла бы стать адекватным «ответом» на нынешние «вызовы» истории и явиться тем реальным инструментом, который в условиях социального размежевания смог бы консолидировать российское общество, минимизировав либо устранив существующие в нём противоречия.

Список литературы

1. Алексеева Т., Капустин Б., Пантин И. Интегративная идеология: приглашение к размышлению // Власть. – 1996. – № 11. – С.23
2. Конкурс: идея для России // Российская газета. – 1997. – 11 февраля. – С.5
3. Косолапов Н.А. Интегративная идеология для России: интеллектуальный и политический вызов // Вопросы философии. – 1994. – № 1. – С.12
4. Конкурс: идея для России. – С.5
5. Там же. – С.5

С.В. Путилов

Забайкальский институт железнодорожного транспорта (г. Чита)

ЦЕННОСТИ И ЦЕННОСТНЫЕ ОРИЕНТАЦИИ В САМОСОЗНАНИИ РОССИЙСКИХ НАРОДОВ: СОСТОЯНИЕ И ТЕНДЕНЦИИ

Серьёзные изменения и преобразования, обнаруживающиеся в разных сферах бытия российских народов, диктуют необходимость их масштабных научных исследований. Наиболее острыми и тяжёлыми по своим реальным и возможным последствиям, на наш взгляд, среди них выступают духовно-ценностные изменения и трансформации, выявляемые на уровне этнического сознания и самосознания россиян и выразившиеся в двух основных формах: а) «в кризисе национальной идентичности, утрате чувства исторической перспективы и понижении уровня самооценки нации, резко перешедшей от мессианской самоуверенности к историческому самоуничижению» и б) «в разрыве единого духовного пространства и утрате национального консенсуса по поводу базовых ценностей, утративших статус «абсолютных ориентиров» [1].

Большинство исследований самосознания российских народов констатирует его неоднородность, гетерогенность, раздробленность, противоречивость, существование взаимоисключающих ценностей и ориентаций. Разнородность и противоречивость данных ценностей и ориентаций в этническом самосознании российских народов обусловливает сосуществование в нём взаимоисключающих друг друга ценностных дихотомий и полюсов. Присутствие, воспроизводство и столкновение этих крайностей формируют и углубляют своеобразные линии ценностных разломов в самосознании. Обозначим особенности и причины данного рода ценностных разломов.

Для этнического самосознания народов в России присуще состояние «сшибки» этнических ценностей и элементов, связанных с общенациональными ценностями, выстраивание и политизация этнических ценностей в самосознании при разрушении системы ценностей общенациональных. Главными причинами этого, на наш взгляд, выступают: а) подавление в прошлом этничности, способствовавшего вызреванию и аккумуляции в этническом самосознании определённого протестного и негативного потенциала; б) отсутствие оформленной общенациональной идеологии, способной актуализировать, упорядочить и иерархизировать общенациональные ценности в самосознании индивидов; в) специфика переходных процессов в России, изначально предполагавших и соориентированных на демонтаж системы существовавших общенациональных ценностей вследствие их взаимоувязанности с прежним политическим устройством и идеологией. В результате в условиях слабой государственной идентичности этнический фактор начинает претендовать на национально консолидирующую роль, что порождает сложности в интегративных процессах в России.

Одним из серьёзнейших последствий ценностного кризиса этнического самосознания в России является деформация его прежде господствовавших нравственных ценностей [2]. В середине 1990-ых гг. этническое самосознание прошло одну из нижних точек кризиса, что инициировало процессы размывания сохранявшихся нравственных ценностей: актуализировались и начали выстраиваться ориентации материального, прагматического характера с одновременным вытеснением прежних духовных ценностей. Однако период господства и доминирования таковых в самосознании оказался недолгим: на рубеже тысячелетий ценность индивидуалистическо-прагматических установок и ориентаций в этническом самосознании начала постепенно снижаться в этническом самосознании представителей не только старших поколений, но и нынешней молодежи.

Анализ идеологической составляющей содержания этнического самосознания российских народов показывает, что некогда доминировавшие в нём социалистические ценности и идеалы по-прежнему сохраняют свою значимость для значительной части российского общества. Доля идентифицирующих себя с советским народом и его ценностями и идеалами по-прежнему достаточно велика. Вместе с тем очевидно то, что они сегодня активно оттесняются на периферию самосознания вследствие актуализации либеральных ценностей и ориентаций. Однако и подобного рода ценности и ориентации пока ещё не обрели доминантного положения в этническом самосознании и не могут пока претендовать на приоритетный ценностный статус.

Для развития этнического самосознания народов России сегодня, как отмечают исследователи, во многом характерен крен в сторону региональной идентичности, что прослеживается в виде устойчивой тенденции к реставрации конкретно-региональных исторических символов, местных традиций, ценностей региональной культуры прошлого и современности, активного использования и педалирования интегративных регионимов («татарстанцы», «якутяне», «башкирцы» и т.п.), ориентированных на оформление конкретных территориально-гражданских сообществ [3]. На наш взгляд, усиление региональной идентичности в развитии этнического самосознания россиян имеет под собой глубинное основание, а именно – разрушение доселе существовавшего в нём образа страны, образа России. Именно данным обстоятельством следует объяснять происходившие в 1990-х гг. в различных регионах страны процессы актуализации и будирования идей и проектов создания разного рода «республик» (Уральской, Дальневосточной, Забайкальской и т.п.), а также суверенных анклавов (Татарстан, Калмыкия и др.). Образ России сегодня во многом неопределён, невнятен и в этническом самосознании выступает ничем иным, как хаотичным смешением осколков реминисцентных образов СССР, императорской России и даже Московской, и Киевской Руси, которые обрели сегодня в рамках самосознания возможность, пользуясь терминологией Ж. Бодрийяра, своего «посмертного существования». В данной ситуации доминантным для многих носителей этнического самосознания и одним из следствий их идентификационного кризиса становится образ «потерянной страны» [4].

В ситуации, когда общероссийская гражданская идентичность лишь только обозначилась и находится в процессе своего становления, все большее значение, как отмечают исследователи, стали приобретать и выражать себя ценности не только региональные, но и надэтнические, и паннациональные. Данная тенденция в развитии этнического самосознания и процессах этнической самоидентификации россиян обусловлена, на наш взгляд, именно отсутствием общенациональной идентичности, когда в условиях дефицита таковой потребность в расширении имеющегося образа «мы» (потребность, опирающаяся на неосознаваемое стремление или вполне осознанную установку «чем больше “нас”, тем комфортнее мир») инициирует разнообразные поиски как внутренне комплиментарных общностей, так и ментально близких наднациональных сообществ с целью либо объединения с первыми, либо интегрирования во вторые. Результатами данных устремлений и поисков становится формирование и/или обретение как упоминавшихся выше конкретных общерегиональных идентичностей (активно эксплуатирующих на идеологическом уровне и в реальной практике соответствующие установки и регионимы типа «мы-татарстанцы», «мы-якутяне» и т.п.), так и паннациональных идентичностей, воспроизводимых на разных (общеэтнических, общеконфессиональных и др.) основаниях. Касаясь последних, отметим усиление сегодня в этническом самосознании и идентификационной матрице народов России таких видов паннациональной идентичности, как славянская, тюркская, европейская, христианская, исламская, буддистская, опирающихся на единство либо исторического происхождения, либо общности судьбы, либо вероисповедания и т.п.

В целом этническое самосознание народов России представляет собой сегодня явление отчётливо негомогенное, весьма пёстрое по своему составу, с конкурирующими между собой вновь возникшими и сохраняющимися ценностными элементами традиционных, домодернизационных структур (размывающихся или находящихся в процессе своей трансформации), не имеющее ценностного консенсуса, не говоря уже об отсутствии стабильных ориентаций и предпочтений почти во всех его сегментах. Его нынешнее содержание следует рассматривать, с одной стороны, как набор во многом конфликтующих ценностных элементов и позиций, а, с другой стороны, как широкий диапазон многочисленных потенциальных возможностей, задающих важные предпосылки и предопределяющих основы развития современной этнической культуры в России, её ценностных предпочтений и ориентаций.

Список литературы

1. Кара-Мурза А.А., Панарин А.С., Пантин И.К. Духовно-идеологическая ситуация в современной России // Полис. – 1995. – № 4. С.6
2. См.: Динамика ценностей населения реформируемой России / отв. ред. Лапин Н.И., Беляева Л.А. – М., 1996; Парамонова С.П. Динамика морального сознания. – Пермь, 1997; Горшков М.К. Российское общество в условиях трансформации (социологический анализ). – М., 2000 и др.
3. См.: Региональное самосознание как фактор формирования политической культуры в России. – М., 1999
4. Модернизация и глобализация: образы России в XXI веке. – М., 2002

И.В. Путилова

Забайкальский институт железнодорожного транспорта (г. Чита)

РУССКИЕ В РОССИИ: ПРОБЛЕМЫ И ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ

Сегодня достаточно общей стала констатация того, что оптимальное состояние и развитие русского этноса, его самосознания, мироощущения и самочувствия должны выступать существенными факторами и основой эволюции этнической и культурной сфер, межэтнического диалога в России, важных решений в области национальной и культурной политики, и представлять собой одну из наиболее значимых научно-теоретических и практических проблем. Правомерность подобного восприятия и такого рода оценки роли русского народа обусловливается уже тем, что русские численно доминируют в большинстве сфер и структур российского общества. Вследствие этого вполне обоснованно и правомерно в Концепции государственной национальной политики России признаётся, что русский этнос выступает «опорой российской государственности» [1].

Однако сегодня кризисные тенденции и изменения, выявляемые в развитии российских народов, приобрели в русском этносе наиболее, на наш взгляд, тяжёлый и весьма заострённый характер, обусловив преимущественно негативную направленность его эволюции и внутреннюю конфликтогенность. По данным многолетних социологических наблюдений за самочувствием национальных и этнических групп России, для русских в России характерно во многом негативное мироощущение и мировосприятие, и, как следствие этого, «расколотость» и отсутствие внутриэтнической солидарности [2].

В пользу оправданности подобных выводов говорит, например, то, что в ряде субъектов РФ начались и активно идут произвольные дезинтеграционные процессы расщепления русского народа на части и противополагание ему как целому некоторых его субэтносов (этноисторических групп). Инициаторами данных процессов, как ни странно, выступили руссконаселённые регионы. Так, например, в законодательно установленном и действующем уставе Ростовской области говорится о казачестве; уставах Краснодарского края и Ставрополья – о казачестве и русских; уставе Магаданской области – о русских и старожилах; уставе Архангельской области – о русских и поморах. Это, в результате, обусловило и повлияло на выделение в отдельные этнические категории казаков и поморов в итоговых статистических таблицах переписи 2002г., а в приводимой в этих таблицах графе «русские» – перечисление самоназваний большого ряда русских субэтносов («затундренные крестьяне, индигирщики, каменщики, карымы, кержаки, колымские, колымчане, ленские старожилы, мезенцы, обские старожилы, походчане, русско-устьинцы, семейские, якутяне, ямские») [3]. Несомненно, подобные статистические выкладки и констатации, с одной стороны, дают возможность увидеть всё субэтническое богатство, «цветущую сложность» русского этноса, однако, с другой стороны, неумышленно способствуют «расколотости» русского этноса, его латентной атомизации, а, в пределе, – его возможному самораспаду.

К сказанному следует добавить и то, что в данном направлении, ещё более усугубляя ситуацию, «работает» и ныне действующее российское законодательство. Дело в том, что в правовом отношении сегодня немалая часть русских (что связано с последствиями распада СССР и становлением постсоветских государств) законодательно определяется либо как «лица с двойным гражданством», либо как «вынужденные переселенцы», либо как «беженцы» и др. При этом статусные роли и положение представителей данных групп регулируются различными законодательными актами, что, в целом, ведёт к углублению их социально-статусных и культурных неравенств и усиливает процессы разобщённости русских.

Дезинтегрированность и «расколотость» русского этноса, отсутствие в нём оптимальной внутриэтнической солидарности обусловило то, что сегодня в ряде субъектов РФ русские воспринимаются и реально рассматриваются как «этническое меньшинство». Такой «статус» они обрели, прежде всего и главным образом, в тех национальных республиках, где численно доминируют «титульные» этносы. Подобная ситуация детонирует дискуссии о праве русских на свою национально-культурную автономию в данных субъектах. С одной стороны, уже сам факт инициирования подобного рода дискуссий воспринимается чем-то весьма абсурдным и парадоксальным, поскольку речь идёт о самом многочисленном этносе страны. Однако, с другой стороны, он свидетельствует о попытках дискутирующих ввести русский народ в систему федеративных отношений и придать ему легитимность в качестве действующего субъекта правового поля, пусть даже и посредством автоматической утраты более предпочтительного, но, к сожалению, реально пока не достижимого в сегодняшней России статуса «государствообразующего этноса».

Среди важнейших причин современного дезинтегрированного состояния и межсубэтнической конфликтогенности русского народа следует назвать, прежде всего, распад СССР, результаты которого – одномоментная сдача позиций «великой державы» и утрата русскими присущего им ещё недавно высокого наднационального (цивилизационного) статуса – ядра и скрепы евразийской общности, российской цивилизации, разрушение их символического мира и присущего ему типа социализации, а также последовавшие вслед за этим системный кризис российского социума и его важнейших структур, идеологический вакуум и отсутствие отчётливо артикулированных идеалов и консолидирующих идей, ценностная дезориентация и неадекватная самооценка – стали у русских основой их своеобразного «национального обморока» (А.И. Солженицын). Взаимодействуя с остальными, каждый из указанных процессов и факторов усиливает и обостряет состояние «расколотости» и дистанцированности субэтнических и этнодемографических групп в русской ойкумене.

На наш взгляд, одним из существеннейших факторов «расколотости» и внутриэтнической конфликтогенности русских выступает их сегодняшнее законодательно-правовое игнорирование.

В Конституции Российской Федерации какое-либо упоминание о русских вообще отсутствует, если не брать во внимание, бесспорно, весьма важное признание и утверждение в ней русского языка в качестве государственного (что, впрочем, объясняется не столько его соотнесённостью с русским этносом, сколько данью исторической традиции и территориальной его распространённостью). Лишь ряд положений принятой в 1996 году Концепции государственной национальной политики являются единственными официально узаконенными положениями, в которых, в частности, напрямую говорится о том, что «потребности и интересы русского народа должны в полной мере найти отражение в федеральных и региональных программах, постоянно учитываться в политической, экономической и культурной жизни республик и автономных образований Российской Федерации» [4]. Данные положения являются единственными официально узаконенными положениями, напрямую определяющими роль и место русского народа в истории и современной России. Страшным объективным следствием подобного правового игнорирования русских стал процесс их депопуляции, печально знаменитый «русский крест» – стремительное прогрессирующее снижение рождаемости, обусловливающее и интенсифицирующее процессы демографического старения русского этноса, при одновременном опережающем росте смертности русских, причём как в срединных областях России, так и на её окраинах.

А между тем ещё в начале 20в. Лев Тихомиров совершенно справедливо отмечал, что «нельзя обеспечить единства государства, если ослабевает сила основного племени. Поддержание её должно составлять главнейший предмет заботливости разумной политики» [5]. Без сомнения, означенные негативные процессы и тенденции в нынешнем существовании «основного племени» России – русского народа способны привести его к утрате своей культурно-исторической самоидентификации и отбрасыванию этноса на обочину истории (например, в качестве реликтового этноса), либо же в результате депопуляции – к его полному исчезновению. В новых, изменившихся условиях для устранения основ реализации подобного сценария необходимо не только осознание опасности перспективы исчезновения ныне живущими поколениями и субэтносами русских, но и политическая воля правящей элиты, которая сегодня должна быть особо ориентирована на решение имеющихся «русских проблем». Лишь при подобном развитии событий для русского этноса возможно несомненно трудное его становление и осознание себя в качестве полноценного субъекта культурно-исторических и политических процессов в России и мире.

Список литературы

1. Концепция государственной национальной политики Российской Федерации // Национальная политика России: история и современность. – М., 1997. – С. 659
2. См., напр.: Сикевич З.В. Расколотое сознание. – СПб, 1996
3. См. об этом: Степанов В.В. Этническая идентичность и учет населения (как государство проводило Всероссийскую перепись - 2002) // Этнография переписи 2002. – М.: Авиаиздат, 2003
4. См.: Национальная политика России: история и современность. – М., 1997. – С.659, 661, 662
5. Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. – М.: Айрис-Пресс, 1998. – С.23

И.В. Путилова

Забайкальский институт железнодорожного транспорта (г. Чита)

РУССКОЕ НАСЕЛЕНИЕ В ВОСТОЧНЫХ РЕГИОНАХ РОССИИ

В современной научной литературе непомерно мало, на наш взгляд, говорится о жизни русских в восточных регионах страны, а между тем в их существовании сегодня обнаруживается много острых проблем, требующих определённых, причём незамедлительных решений. Одной из таких наиболее значимых проблем выступает проблема «демографического сжатия» (обезлюдения) восточных регионов, выявляющаяся в весьма устойчивой тенденции уменьшения численности, прежде всего, русских в этнодемографической структуре населения Сибири и Дальнего Востока.

Анализ особенностей данного процесса «демографического сжатия» сибирского и дальневосточного пространств позволяет выделить две основных его составляющих: а) миграционную, связанную с процессами оттока и притока населения, и б) депопуляционную, обусловливаемую реальным превышением динамики смертности над уровнем рождаемости.