«РОССИЯ И РОССИЯНЕ: ОСОБЕННОСТИ ЦИВИЛИЗАЦИИ Материалы Международной научной конференции, посвященной 80-летию АЛТИ-АГТУ ...»

Что из перечисленного больше, что меньше влияет на формирование представлений о власти – вопрос для большого сравнительного исследования. Очевидно, что нельзя отдавать предпочтение ни одной из групп. По нашему мнению, большое влияние на восприятие русскими политической власти играют процессы интеграции и дезинтеграции, проходящие в стране.

В истории России можно найти немало примеров интеграции отдельных княжеств и территорий, ставших основой формирования единой империи. Но есть и примеры ее дезинтеграции (в частности, в годы гражданской войны). Каждый раз населению приходилось платить высокую цену за эти этнополитические эксперименты [1].

В случае интеграции «новичкам» приходилось затрачивать немало усилий на адаптацию, и результатом интеграции нередко становилось их растворение в новой этнической среде. Все малые народы в ходе их интеграции в большие сообщества испытывают угрозу утраты своей идентичности. Можно рассматривать сепаратистские настроения как психологическую реакцию этнической группы на возможность потери своего национального «Я».

В случае дезинтеграции угроза распада ведет к разрушению не только политической, но и социальной целостности. В этом случае тоже происходит утрата идентичности – но идентичности большей группы (например, имперской идентичности или идентичности с советским народом). При этом энергией распада, высвобождающейся в таких процессах, трудно управлять, она чрезвычайно опасна. История знает немного примеров мирных «разводов» народов (чехи и словаки) и их мирного сосуществования в дальнейшем; гораздо чаще мы становимся свидетелями и участниками этнических и религиозных конфликтов и войн, роста ксенофобии и этноцентризма как части более общего процесса – подъема авторитаризма. Говорить о движении к демократии одновременно с процессами дезинтеграции России – это обманывать самих себя. Распад бывшего СССР и Югославии – тому примеры. Эти два процесса несовместимы [2].

Для процессов дезинтеграции России характерно наложение ряда факторов, которое лишь усиливает деструктивные тенденции. Прежде всего, стоит отметить воздействие экономических факторов. Катастрофическое снижение производства и отсутствие видимого результата рыночных реформ усиливают тенденции дезинтеграции, особенно в тех регионах, в которых экономический упадок ощущается в наибольшей степени (Дальний Восток, Урал, Сибирь). При этом недовольны все: и регионы-доноры, и регионы, получающие помощь. Региональные лидеры хотят оставлять максимальную часть собираемых налогов в регионах, так как не ощущают помощи федерального правительства в решении своих местных проблем [3].

Следует отметить, что наряду с дезинтеграционными проявляют себя и интеграционные тенденции: единые транспортные и энергетические системы до сих пор являются своего рода «скрепами», стягивающими России воедино, правда, не столь мощными, как прежде. Так называемые естественные монополии, функционирующие как собственно экономические интеграторы, не позволяют распасться и многим социальным связям. Не случайно попытки разрушить естественные монополии приводили к серьезным политическим столкновениям. Однако для управляющих этими гигантами характерно скорее не государственное, а технократическое мышление – далеко не всегда они размышляют о своих детищах, используя термины политики. Те огромные финансовые потоки, которые контролируют естественные монополисты, уже сыграли и, несомненно, сыграют в будущем значительную роль в интеграции страны.

Таким образом, процессы интеграции и дезинтеграции играют огромную роль в восприятии политической власти российским народом. Причем, парадокс заключается в том, что они могут играть как положительную, так и отрицательную роль, в зависимости от того, какое место в данной системе занимает конкретная личность.

Список литературы

1. Зоркая Н. Политическое участие и доверие населения к политическим институтам и лидерам // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. – М., 1999. С. 24-28.
2. Салмин A.M. Российское президентство как институциональная проблема // Вестник фонда «Российский общественно-политический центр». – М., 1996. С. 21-33.
3. Брушлицкий А.В. Психология субъекта в изменяющемся обществе // Психологический журнал, 1996. № 5.

К.М. Вьюшин

Адыгейский государственный университет

НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ

РОССИЙСКОЙ СОЦИАЛЬНО-ПРАВОВОЙ РЕАЛЬНОСТИ

(НА МАТЕРИАЛАХ РЕСПУБЛИКИ АДЫГЕЯ)

Современное состояние правовой культуры общества вызывает неподдельный интерес исследователей различных направлений. Целостное единство юридических и социально-правовых форм является ключевым компонентом эволюционного развития и функционирования государства и социума, предоставляет реальную возможность построения правового гражданского общества.

Гражданское общество, по нашему убеждению, должно полагать своей высшей ценностью права личности, её свободу, устоявшийся социально-правовой порядок и исходить из приоритета этой ценности по отношению к нормативно юридическому порядку, устанавливаемому государством порой через искажённые, коррумпированные механизмы. Правовая культура в гражданском обществе направлена на поддержание и эволюционное развитие социально-правового порядка, на личность, ее свободное и добровольное следование правовому порядку, сознательное правомерное поведение, а не силовое поддержание устанавливаемого законодательством порядка.

Эклектизм современного законодательства состоит в том, что оно представляет собой конгломерат законов, соответствующих интересам различных социальных групп, чаще всего интересам малочисленных групп, в руках которых сосредоточены значительные экономические и финансовые ресурсы. Такие законы навязывают выгодную той или иной влиятельной социальной группе нормативно юридическую регуляцию общественных отношений, соответствующую интересам лишь этой группы и не учитывающую потребности значительной части общества, что порождает отрицательное или безразличное отношение граждан к законам и является серьезным препятствием закрепления в сознании граждан правовых ценностей: свободы, равенства, справедливости.

В рамках исследования, проведённого нами на территории Республики Адыгея в 2008-2009 годах, было опрошено 1345 человек различного возраста, рода деятельности, уровня образования и других показателей. Полученные результаты обрабатывались с учётом валидных ответов респондентов.

Анализ ответов на вопрос о «соответствии российского законодательства объективным потребностям и реалиям общественной жизни» показал, что всего 7,6 % опрошенных выразили мнение, согласно которому современное российское законодательство полностью соответствует реалиям общественной жизни, 16,4% выразили своё абсолютно негативное отношение к способности действующего современного российского законодательства отвечать объективным реалиям и потребностям общественной жизни. Вместе с тем, 45,4% респондентов считают российское законодательство частично соответствующим социальной реальности, и 25,1% опрошенных считают наше законодательство лишь частично не соответствующим реалиям общественной жизни. Затруднились ответить на данный вопрос 5,7% респондентов.

Результаты свидетельствуют о негативной оценке гражданами закона в части его соответствия реальным социальным практикам. Право является неотъемлемым компонентом системы социокультурной регуляции и выступает мерой оценки юридической системы, её способности поддержания правового порядка в обществе, снятия возможных конфликтов интересов взаимодействующих социальных субъектов, устранения и пресечения социальных практик, выходящих за пределы устоявшегося социокультурного архетипа. Значение активной законодательной деятельности последних лет существенно умаляется тем, что до сих пор не отработан чёткий механизм «перехода» правовых норм в юридические.

Выражая своё отношение к закону, лишь 11,7% опрошенных согласны с мнением, что «закон всегда защищает», «где есть закон, там есть защита». Результат указывает на недоверие к закону, на его восприятие, в большей мере, как чужеродного элемента-регулятора социальных отношений, не способного выступать «институтом», обеспечивающим защиту прав социальных субъектов в процессе не правовых социетальных взаимодействий. Наверняка в этой связи, надежду на защиту своих прав респонденты возлагают на судебную систему: 33,9 % опрошенных считают, что «никто не может быть наказан без суда». Поскольку лишь 16,67% всех опрошенных обращались за защитой своих прав в суд, а остальные респонденты напрямую не сталкивались с работой судебной системы, можно сделать вывод, что негативное отношение к законам компенсируется в сознании граждан идеализацией социально-правовой роли суда.

С ярко выраженными негативными оценками закона высказались 53,2% респондентов. Они считают, что «закон можно обойти» (23%), и «деньги решают всё» (30,2%).

При перекрестной корреляции ответов респондентов установлено, что граждане, считающие российское законодательство не соответствующим реалиям общественной жизни в большинстве своем (77,8%) согласны с суждениями по отношению к закону: «закон можно обойти» (35,5%), и «деньги решают всё» (42,3%). Указанная группа не связывает защиту своих прав и интересов с законом. Лишь 3,2% опрошенных, считающих российское законодательство не объективным по отношению к социальным взаимодействиям, согласились с суждениями, что «закон всегда защищает», и «где есть закон, там есть защита».

Данные результаты указывают на восприятие населением законодательства как института, несоответствующего реальным правовым отношениям. Право в современном обществе не находит своего сущностного отражения в нормативной системе законодательства, не выступает его социокультурной детерминантой, что находит своё отражение в сознании населения и сказывается на отношении к законам.

В этой связи, примечательны данные, свидетельствующие о том, что 36,2% опрошенных не допускают нарушений закона ни при каких обстоятельствах. Допускают нарушение закона при различных условиях 62,4% опрошенных, из них 21,8% допускают нарушение закона при условии, что закон не отражает социальной реальности, 28,3 % допускают нарушение закона при условии, что это необходимо для защиты их близких и себя лично. 9,4 % допускают нарушение закона, так как считают, что все нарушают закон. 2,9 % допускают нарушение закона при условии, что о нарушении никто не узнает. По нашему мнению, о проявлении нигилистических деформаций правовой культуры можно говорить лишь у 12,3 % опрошенных, готовых допустить нарушение закона, если «об этом никто не узнает», и убеждённых, что «все нарушают закон». На наш взгляд, в данном случае допустимо говорить о низком ценностном статусе закона, а не права и правовой культуры общества в целом. Закон должен «отражать» правовую социальную реальность, должен соответствовать духовным ценностям, лежащим в основе права и доминирующим в сознании большинства членов общества. Нельзя говорить о повсеместной криминогенности общественного сознания, если значительная часть опрошенных допускает нарушение закона, когда это необходимо для защиты их близких и их самих.

Результаты свидетельствуют о слабости социальных институтов с участием государства, обеспечивающих контроль и регуляцию общественных отношений, и о несостоятельности самого законодательства, неспособного гарантировать социальным субъектам их права. Считаем, что если закон не соответствует сложившимся в обществе социальным практикам, не способен удовлетворять интересы большинства населения, необходимо модернизировать само законодательство и механизм воспроизводства правовых норм в действующее законодательство, а не пенять на низкую правовую культуру общества и повышенную криминогенность правового сознания. В большинстве случаев само законодательство является вершиной несовершенства и несоответствия фактически сложившимся правовым социетальным типам, навязывая узконаправленные механизмы регуляции, нормы, в основе которых лежат чуждые большинству членов общества ценности и интересы. Существующие в настоящее время юридические конструкции, регулирующие общественные отношения во всех сферах деятельности, зачастую далеки от социально-правовых реалий, что порождает соответствующие трудности в плане их исполнения непосредственными субъектами социальных отношений.

Сложившаяся ситуация чрезмерного несоответствия формы – законодательства, существу социальных взаимоотношений – праву, заставляет граждан в процессе взаимодействия использовать не формальные юридические рамки, установленные законами, а объективно складывающиеся в обществе реальные ограничительные механизмы, возникающие и существующие в практиках социальных субъектов в контексте социокультурных архетипов.

Для значительного числа опрошенных граждан закон выступает некой формой, внешним стандартом, формальным кодом, под который должны подстраиваться социальные взаимоотношения. Указанное построение и выравнивание социальных практик с помощью закона является естественным, эффективным механизмом поддержания социально-правового порядка внутри социума, но порядка именно правового и по форме, и по существу.

Правовые социальные практики, по нашему мнению, являются «золотой серединой», консенсусом интересов, возможностей, взаимопритязаний активно взаимодействующих социальных субъектов. Такие практики позволяют организованной и институционализированной совокупности, образующей социум, поддерживать его нормальное существование и развитие в контексте доминирующих в нём культурных ментальностей. Неправовые социетальные взаимодействия при их появлении устраняются большинством «несогласных» акторов, как чужеродные и разрушающие сложившуюся социальную среду.

Важнейшая функция правовой культуры в социальной системе заключается в социокультурной обусловленности правопонимания, правовой идеологии, социально-правового порядка, что, в свою очередь, в идеале влияет на процессы современного законотворчества. В свою очередь, процессу законотворчества обязательно должен предшествовать этап выяснения законодателем мнения рядовых граждан и «правоприменителей» о необходимости юридического установления того или иного регулирования общественных отношений, выявления реально функционирующих социально-правовых механизмов такой регуляции, анализа существующих правовых и неправовых социальных практик.

В России последнее столетие правовые законы появлялись редко ввиду различного рода политических, экономических и социальных трансформаций, что в значительной степени повлияло на восприятие законов нашими гражданами. Лишь в последнее десятилетие в российской науке начинает доминировать идея «правовых законов», основанных на реальных правовых социальных практиках и ролях, нормах права.

В.В. Гулина

Архангельский государственный технический университет

ИСТОРИЧЕСКАЯ ФУНКЦИЯ

МЕСТНОГО САМОУПРАВЛЕНИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ

Развитие самоуправления в обществе ведет к расширению демократических основ управления, активизации инициативы граждан, повышению самостоятельности трудовых организаций.

Классики марксизма отмечали принципиальное отличие социалистического государства от государств эксплуататорских типов. При социалистическом строе управление государством превращается из монополии частных собственников, каким оно было в классово антагонистических формациях, в действительное дело народа, в народовластие. Поэтому вовлечение народа в управление обществом, развитие и увеличение уровня демократии есть насущная объективная потребность социализма, способ его существования.

Но в России сейчас другое государство. С сожалением приходится констатировать, что вместо поиска объединительных начал в организации государственной власти и местного самоуправления был взят курс на отделение местного самоуправления от государства. Об этом говорит нам и ст. 12 Конституции РФ - органы местного самоуправления не входят в систему органов государственной власти. Этот конституционный тезис достаточно двусмыслен и, несмотря на всю свою внешнюю демократичность и привлекательность, содержит больше вопросов, чем ответов о путях функционирования местного самоуправления в настоящее время.

Реформа местного самоуправления формировала систему местной власти в России как бы с «чистого листа», отрицалась возможность использования позитивного опыта местных Советов. Таким образом, неподготовленный перенос решений социальных вопросов на муниципальный уровень, фактический отказ государства от их реализации, экономическая несостоятельность местных властей привели к кризисному положению в большинстве муниципальных образований. Поэтому в Федеральной целевой программе государственной поддержки муниципальных образований, рассчитанной на 2000-2014 г.г., проводится идея усиления государственного присутствия, прежде всего, регионального уровня в решении общегосударственных проблем, реализуемых местным самоуправлением. Таким образом, назрела необходимость в преодолении искаженного понимания местного самоуправления как института полностью эмансипированного от государственной власти.

Государство, согласно марксистскому пониманию, не является вечным и неизменным явлением, должны изменяться и развиваться и органы местного самоуправления.

Институт местного самоуправления является как бы посредником между государством и обществом (народом), и роль его заключается в согласовании («примирении») интересов данных сторон. Поэтому включение органов местного самоуправления в систему государственного управления в нашей стране совершенно необходимо.

М.В. Зайцев

Юрист, г. Архангельск

К ВОПРОСУ О ЮРИДИЧЕСКОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ

И ГОСУДАРСТВЕННОМ ПРИНУЖДЕНИИ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Актуальность темы «Юридическая ответственность и государственное принуждение в России» обусловлена необходимостью в современных условиях становления в России гражданского общества и правового государства, многоаспектного теоретического осмысления проблемы юридической ответственности как средства профилактики и пресечения правонарушений.

Общемировые кризисные явления в хозяйственно-экономической и социальной сферах, изменения в отношениях собственности, инфляция и бюджетный дефицит вызвали резкое снижение уровня жизни большинства россиян, социальное расслоение, сокращение рабочих мест и как следствие безработицу, люмпенизацию части населения, рост алкоголизма и наркомании, падение нравственности и распространение правового нигилизма. В сознании значительного числа граждан все более стирается грань между правомерным и противоправным поведением. Эти и другие процессы способствовали всплеску и качественному изменению правонарушений, в частности преступлений, расширили их социальную базу. Преступность приобрела новые качественные черты, стала более профессиональной и организованной. Преступные формирования устанавливают межрегиональные и международные связи, в органы государственной власти всех уровней идут представители криминалитета, распространяют свое влияние на фирмы, банки, государственные предприятия, сращиваются с коррумпированными чиновниками в государственном аппарате. В этих условиях требуют критического пересмотра и уточнения многие составы преступлений, а также виды и мера ответственности за них, предусмотренные нормами права.

Необходимо отойти от распространенного подхода, при котором правонарушение и юридическая ответственность рассматривались независимо друг от друга. В реальной жизни эти правовые явления неразрывно взаимосвязаны.

Теоретическая и практическая актуальность проблемы юридической ответственности в России как действенной меры предупреждения и пресечения правонарушений, восстановления нарушенного права вызывает всеобщий интерес к данной теме.

Юридическая ответственность – сложное явление и понятие. Она связана со многими явлениями и категориями. В процессе становления гражданского общества, основанного на правовом равенстве людей, сложились принципиальные отношения теории права и практики законотворчества относительно состава правонарушений и санкций за их совершение.

Одним из важнейших средств предупреждения и снижения числа правонарушений является правовая культура общества. Ее низкий уровень, особенно явления правового нигилизма, ведут, с одной стороны, к ослаблению и девальвации режима законности, с другой - к ужесточению мер ответственности со стороны государства. Следует заметить, однако, что должностные лица, наделенные широкими полномочиями в области охраны законов и средствами обеспечения этой задачи, должны нести первоочередную, по сравнению со всеми гражданами, ответственность в соответствии с демократическими принципами равенства всех перед законом и судом, неотвратимости ответственности при наличии вины. При этом повышение культуры правоохранительных органов позволяет использовать более широко различные меры предупреждения и пресечения правонарушений, а также более грамотно определять степень вины, общественную опасность деяния и самого правонарушителя, избирать меру ответственности.

Главный элемент правовой культуры - само право. В связи с этим я считаю необходимым создание и развитие в современной России системы правового и нравственного воспитания и образования в духе уважения к праву, правам и свободам человека и гражданина Российской Федерации. Эти положения, прежде всего, должны относиться к профессиональной деятельности сотрудников правоохранительных органов.

Запретов не должно быть слишком много, так как практически невозможно покарать каждое нарушение и поэтому складывается представление, что их можно безнаказанно нарушать.

По той же причине нельзя каждый запрет сопровождать чрезмерно строгой санкцией. Если одинаково строго караются разные по степени вредности правонарушения, у правонарушителя нет стимула воздерживаться от деяний более опасных и жестоких.

В настоящее время серьезной проблемой ряда обществ, в том числе и нашего, является декриминализация, под которой понимается общее сокращение числа правовых запретов, отмена наказуемости некоторых деяний, а так же перевод менее опасных преступлений в разряд проступков.

Правовой наукой и практикой разработан ряд принципиальных положений, определяющих общее направление развития законодательства о правонарушениях и санкциях за их совершение.

Запрещать можно только деяния, которые могут быть доказаны средствами юридического процесса и пресечены с помощью мер государственного принуждения. В противном случае запреты будут безнаказанно нарушаться, что приведет к падению авторитета закона и государства в целом.

Очевидно, что число вредных и опасных для общества деяний заметно возросло бы, если бы они не были запрещены, или за них были бы установлены не эффективные санкции, либо, наконец, если бы правовые запреты можно было нарушать безнаказанно.

По своему содержанию меры, предусмотренные санкциями, должны иметь целью исправление или перевоспитание правонарушителей, предупреждение совершения новых правонарушений ими (частная превенция) и иными лицами (общая превенция). Эта цель осуществляется в процессе применения и реализации санкций, т. е. в отношении юридической ответственности за правонарушения.

И.М. Зашихина

Поморский государственный университет им. М.В. Ломоносова

БРЕМЯ МИРОВОГО ГЕГЕМОНА

До событий, которые сегодня стало принято обозначать как «9/11», международное сообщество негласно признавало Соединенные Штаты Америки мировым гегемоном. Збигнев Бжезинский, один из наиболее искушенных специалистов по стратегическому планированию, утверждал, что нет никакой реальной альтернативы торжеству американской гегемонии США как незаменимого компонента глобальной безопасности. В своей работе «Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство.» он замечает, что «... с момента окончания «холодной войны» на США возложена уникальная роль в сфере глобальной безопасности,.. образ Америки как социокультурного центра мира притягивает к ней взоры всего человечества. А следовательно, у Америки есть причины претендовать на большую безопасность, чем у преобладающего числа других государств» [1].

После 11 сентября идея глобальной мировой роли США получила новый импульс. Появилась новая доктрина – Доктрина глобальной экспансии в 21 веке, доктрина нанесения превентивных военных ударов по любой точке земного шара, или Доктрина Буша. Американская доктрина отрицает национальный суверенитет и исходит из неоспоримого права США наносить упреждающие удары в случае если, возникает угроза для их безопасности в самом широком смысле этого слова.

Новая генеральная стратегия, предусматривающая нанесение по врагам превентивных ударов, вызвала волну негодования во всем мире и критику у некоторых представителей американской внешнеполитической элиты. Стало очевидно, что мировое сообщество больше волнует неудержимое стремление США применить военную силу, нежели угроза, исходящая от Саддама Хусейна. Доверие политическому руководству США резко снизилось, о чем свидетельствовал опрос общественного мнения, проведенный Всемирным экономическим форумом в январе 2003 года [2].

Утверждения руководства США о том, что Ирак собирается использовать оружие массового уничтожения, не подтвердились. Оказалось, что поводом ко вторжению послужили ложные данные, а американцы не смогли сделать оккупацию Ирака эффективной. Тогда и появились допущения о том, что война, развязанная США в Ираке, - это разумный расчет, основанный на допущении, что выживание человечества – вещь не особенно существенная по сравнению с кратковременной властью и богатством [3].

Предполагалось, что, если США смогут сохранить контроль над Ираком, который располагает вторыми по величине разведанными запасами нефти в мире и расположен в самом сердце региона с крупнейшими мировыми запасами энергоресурсов, это существенно усилит «стратегическую мощь» Вашингтона и силу его «важнейшего средства влияния» на основных соперников в том трехполюсном мире, который постепенно формируется последние тридцать лет. (Один полюс – это Северная Америка, где господствуют США, а два других – Европа и Северо-Восточная Азия, с которой связаны экономики Южной и Юго-Восточной Азии) [4]. Однако, как признают и сами американские политики, расчеты на успех в войне не оправдались. «Вряд ли теперь кто-нибудь будет спорить, что вторжение в Ирак было серьезнейшей ошибкой», - признается А. Гор [5].

Что Соединенные Штаты действительно смогли достичь, так это потерю своего статуса. Американская демократия оказалась в опасности [6]. Администрация Буша не сумела предусмотреть жестко негативную реакцию мира на попытку осуществления политики «благодетельной гегемонии». Упор главным образом на самостоятельное использование суверенной мощи, особенно в сочетании со своекорыстным определением новых угроз, может вылиться в самоизоляцию, прогрессирующую национальную паранойю и все большую уязвимость на фоне повсеместного распространения вируса антиамериканизма [7].

Наиболее значимый путь применения американской мощи на современном этапе – это не применение военной силы, а способность США формировать облик международных институтов [8]. Сегодня, ради восстановления статуса Америки, большинство американских авторов призывает к мирным переговорам как единственной альтернативе войне.

Многие ведущие стратеги и колумнисты, выступавшие против вторжения в Ирак, считают, что эта война, наряду с состоянием экономики, спорной социальной политикой Джорджа Буша Младшего и отказом Америки от выполнения международных обязательств, запятнала статус Америки как глобальной державы, вызвала возмущение Европы против Соединенных Штатов и дестабилизировала Ближний Восток, где сегодня цветет антиамериканизм. Хотя к деградации статуса Америки причастен не один американский президент, многие называют президентство Буша Младшего самым катастрофическим в истории США.

Иракский кризис показал, что подавляющее большинство стран мира не хочет повторения прецедента единоличных действий Америки. Как отмечает Юрген Хабермас, «универсалистские претензии на общезначимость, которые Запад связывает со своими «базовыми политическими ценностями», т.е. с процессом демократического самоопределения, списком прав человека, не следует путать с имперскими устремлениями – будто форма политической жизни и культура одной, пусть и старейшей, демократии является примером для всех обществ» [9]. В своей работе «Несостоятельные штаты» Ноам Хомский написал: «На исходе второго тысячелетия человечество обнаружило значительное проявление самовлюбленности, по степени которого превзошло даже самых своих прославленных предшественников. Многие обладают особыми преимуществами и свободами, что дает возможность определять ход нашей жизни, - не стоит забывать об обязанностях, непосредственно проистекающих из привилегии обладания правами» [10].

Список литературы

1. Бжезинский Зб. Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство. - М.: Междунар. отношения, 2007. - С. 273.
2. Престовиц К. Страна-изгой. Односторонняя полнота Америки и крах благих намерений. - Спб.: Амфора, 2005. - С. 66.
3. Хомский Н. Гегемония или борьба за выживание. - М.: СТОЛИЦА-ПРИНТ, 2007. - С. 58.
4. Бжезинский З. Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство. - М.: Междунар. отношения, 2007. - С. 59.
5. Гор А. Атака на разум. - Спб.: Амфора, 2008. - С. 12.
6. Там же. - С. 9.
7. Бжезинский З. Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство. - М.: Междунар. отношения, 2007. - С. 9.
8. Фукуяма Ф. Америка на распутье: Демократия, власть и неоконсервативное наследие. - М.: АСТ МОСКВА, 2007. - С. 251.
9. Хабермас Ю. Расколотый Запад. - М.: Весь мир, 2008. - С. 37.
10. Хомский Н. Несостоятельные штаты: злоупотребление властью и атака на демократию. - М.: СТОЛИЦА-ПРИНТ, 2007. - С. 81.

Г. А. Зубкова

Архангельский государственный технический университет

СОВРЕМЕННЫЕ СМИ И «ПРОБЛЕМА ПОДЛИННОСТИ»

Культура, по определению, является не только социальной памятью, но и социальной связью, т.е. не только соединяет прошлое и настоящие, но и настоящее с будущим. Сегодняшние СМИ (и прежде всего, телевидение) формируют массовые культурные ориентиры нашей будущей жизни, будущего нашей страны. При анализе СМИ с этой точки зрения возникает проблема, которую условно можно назвать «проблемой подлинности».

Слово «подлинный» имеет самые разные значения, одно из них – эквивалент адекватного, истинного, соответствующего действительности. Наши СМИ дают нам различные срезы происходящего, которые даже в своем синтезе достаточно далеки от реальности. Из общей картины абсолютно выпадают огромные массы людей, с их повседневными сегодняшними заботами и заботами и завтрашними стремлениями и отчаяниями. С экранов ТV, например, исчезли люди старшего поколения в качестве полноправных и социально значимых. То же касается людей старшего поколения в качестве полноправных и социально значимых. То же касается людей массовых профессий (врачей, инженеров, учителей и т. д.). Речь здесь идет не о ложности, как об искажении фактов, но о ложности, как об искажении пропорций, что в конечном счете приводит к неистинности социокультурной панорамы.

«Подлинный» может пониматься как глубокий, серьезный, осмысленный. Здесь также приходится констатировать, что с TV «уходят» серьезные передачи, аналитические программы («Глас народа», «Основной инстинкт», «Намедни» и др.), а оставшиеся из них переводятся на более завлекательный вариант ток-шоу или на более позднее время («Познер», «Лично доступен»). Некоторые жанры исчезли с TV совсем, например, научно-популярные программы. Передача А. Гордона с великими современниками-естествоиспытателями шла глубокой ночью, а уникальный опят С. А. Капицы в программе «Очевидное - невероятное» сочтен на сегодня ненужным. С этой позиции все более подлинными становятся новостные программы, возможно, в силу их фактологической истинности.

Массовая культура СМИ становится все более внешней, показной, демонстрируемой, все более приобретает шоу-характер. Место идеала в ней занимают типажи. Наиболее показательны в этом отношении отечественные «герои» и «звезды». В герое же нет ничего героического (это просто тот, о ком программа), а в звезде – ничего звездного (это просто тот, кто узнаваем, о ком горят и пишут). То, что наши «звезды» делаются на «фабриках», никого не смущает.

При этом появляется интересный феномен «перевертыша». Если традиционно человек, достигая каких-то профессиональных, жизненных высот, становился, тем самым, узнаваемым, то теперь его делают (!) узнаваемым (он появляется в рекламе, в других передачах TV, у него берут интервью, о нем пишут таблоиды и пр.), а затем ему присваивают ранг «звезды» и презентируют его таковым, настойчиво приучая к этому телевизионную аудиторию. Вопрос о том, есть ли у него общая культура, профессиональная школа, значимые достижения, как правило, не ставится. Квинтэссенцией вышеприведенного можно считать ситуацию, когда в известную вокальную группу подобралась новая солистка, горячо обсуждались и приветствовались ее внешние (модельные) пропорции, ее поведение, образ жизни и т. д. Правда, у нее был одни (незначительный) недостаток – она совершенно не умела (никогда не пробовала) петь. Ситуация неподлинности закрепляется и в языке: вместо музыкантов, поэтов и певцов появляются авторы текстов и исполнители.

Можно трактовать подлинное и как «подлинно человеческое» духовное, обращенное к духу. К сожалению, наши СМИ не преуспели в этом: на телевидении стало неимоверное количество передач веселых и развлекательных, где здоровый смех превращается либо в осмеяние всего святого, либо в шутки, обращенные к низменному и недостойному. Апофеозом становиться неуклонная легализация на TV инвективов.

Нам представляется наиболее опасным, когда подмена понятий приводит к романтизации, поэтизации, облагораживанию всего недостойного. Спекулируя на необходимости достоверности, проблемности, остроты (показателен в этом отношении телевизионный канал «НТВ»), СМИ показывают малопривлекательные стороны нашей жизни, постепенно делая их повторяющимися и узнаваемыми, затем привычными и обычными, а затем возможными и нормальными (неосуждаемыми и почти хорошими), теми, с которыми надо считаться и которые, возможно, - принимать и выбирать. Подмена понятий приводит к формированию «ложных кумиров», где герой – это зачастую казнокрад, бандит. Противостоящие им герои – тоже сомнительного качества (например, идущие более 10 лет «Менты», где в каждой (!) серии блюстители закона сами нарушают закон). Вольно или невольно размываются, разрушаются представления о добре и зле.

Мало того, появились профессионалы, талантливые люди, которые умело делают недостойные вещи привлекательными. И хотя сами они открещиваются от своих творений (С. Минаев в передаче «100 вопросов взрослому»; М. Шуфутинский – в «Гордон Кихот») от самих себя, объясняя, что это только «работа», или необходимый «стрэнд», или «формат», или требование рейтинга, сути дела это не меняет.

Подлинность может пониматься и как аутентичность, «самость», незаемность. Огромное количество передач сегодняшнего TV – прямая или опосредованная спекуляция, например, на советском материале («Следствие вели …», «И снова здравствуйте», «Ты – суперстар, и т. д.), который при всех оговорках не назовешь бессмысленным, хотя то, как этот материал используется, отдельный разговор. Кроме того, бесконечно воспроизводятся «кальки» зарубежных программ: «Поле чудес», «Кто хочет стать миллионеров» и прочие, а также телесериалы: «Закон и порядок», «Моя прекрасная няня», «Скорая помощь» (у нас «Неотложка») и т. д. Самыми маловразумительными в этом смысле являются как раз «подлинные», собственно сделанные программы.

Разумеется, смена социально-экономического строя, соответствующей идеологии и системы ценностей, как любая революция, - это всегда кризис, всегда единство бытия (того, что еще не ушло) и небытия (того, что еще не утвердилось). Смеем предположить, что в социокультурной истории нашей страны этот кризис усугубился серьезной гносеологической ошибкой – неполнотой осознания происходящего и искаженным (неподлинным) его воспроизведением в СМИ. Безусловно, эта гносеологическая ситуация имеет свои объективные основания (например, в принципиальном различии русской и западной культуры), но это – предмет отдельного исследования.

Н.Б. Иглина

УВД по г. Архангельску

современная модель личности

сотрудника милиции

На рубеже развития информационных технологий, усиления процессов глобализации возрастает роль и значимость современной личности, как прогрессивного ресурса для достижения целей организации. Деятельность правоохранительных органов ориентирована на удовлетворение потребностей постоянно меняющегося общества. Определение облика сотрудника полиции, милиции как защитника граждан и мнение о его профессиональных действиях являются весьма важными. В исследованиях ученых разных стран подчёркивается, что успех полиции в Великобрита-

нии зависит от общественного одобрения. Полицейский в Лондоне является не просто стражем общественного порядка – он является неотъемлемой частью общественной жизни этой страны.

Опыт работы полиции ФРГ свидетельствует, что негативизм к полицейскому появляется тогда, когда он взаимодействует с гражданами лишь в процессе своей деятельности, а в быту не соответствует ожиданиям населения.

Размышляя о роли полиции в современной Австралии, Р.М.Лоренс отмечал, что улаживание отношений, примирение темпераментов являются одной из щекотливых, трудных и важных проблем, стоящих перед полицией.

В рекомендациях для руководства к действиям офицера полиции США говорится, что полицейский должен рассматривать себя не только как борец с преступностью, но и каждый полицейский должен отождествлять себя частью, представителем этого общества [1].

Существующая в настоящее время система органов внутренних дел сложилась, в основном, в 60-80-е гг. в эпоху централизации власти и использования преимущественно командно-административных методов управления.

В российских условиях существуют: традиционная предрасположенность к дистанцированию от власти, высокая степень неравенства между руководителями и подчинёнными, коллективистский менталитет, стремление к избеганию неопределённостей, высокий уровень тревожности.

В России в настоящий период времени объединяется западная и восточная модель организации предприятия. Используя опыт своих предков, внедряя прогрессивные методы управления, мы получаем новую личность сотрудника правоохранительных органов с чертами патриархальными и рыночными.

Стратегия полиции, милиции, направленная на удовлетворение общественных интересов, имеет свои корни в истории западной и восточной цивилизации. Усвоение норм профессиональной морали является одной из мер профилактики профессиональной деформации сотрудника.

В 1782 г., в разгар коррупции в России, Екатерина II утвердила «Устав благочиния или полицейский». В этом уставе в разделе «Наказ управе благочиния» сформулированы правила добронравия, т.е. нравственные принципы, которыми должна была руководствоваться полиция. Сформулированные в уставе принципы поведения работников органов правопорядка не потеряли своей актуальности и в наши дни. В действующих нормативно-правовых актах (Закон о милиции, Кодекс профессиональной этики сотрудника органов внутренних дел РФ и др.) содержатся подобные профессионально-этические принципы поведения сотрудников правоохранительных органов [2].

Моральный кодекс органов охраны порядка, принятый Международной ассоциацией руководителей полицейских организаций западных стран на конференции в 1957г., от лица офицера полиции гласит: «…я осознаю, что знак моей организации является символом общественного доверия, которое я постараюсь оправдать в соответствии с моралью полицейской службы…» [3].

Перенимать весь опыт других стран в российские условия необходимо дифференцированно, так как существуют отличия в социокультурных и экономических условиях, различия в менталитете.

Важнейшим компонентом мировоззрения являются идеалы как решающие жизненные цели, воплощающие в себе желаемый результат развития личности. Идеал - это представление о совершенном и желанном будущем, о перспективе социальных и нравственных отношений. Он указывает на безграничности горизонта совершенствования личности и социального процесса.

Каждый человек должен быть честным, порядочным, высоконравственным. Но для сотрудника правоохранительных органов эти качества имеют особое значение. Для юриста нравственные качества – это не только свойства личности, но и свойства самой профессии.

Проведённое социально-психологическое исследование среди сотрудников различных подразделений органов внутренних дел на предмет понимания смысла слова «порядочность» показало, что с увеличением стажа профессиональной деятельности смысловое понятие «порядочность» изменяется.

В представлении о порядочном человеке сотрудники правоохранительных органов в первую очередь обращают внимание на профессионально-значимые качества, тогда как оценка по морально-нравственным характеристикам отходит на второй план. С увеличением стажа профессиональной деятельности в органах правопорядка изменяется смысловое поле понятия «порядочность». Порядочный человек выступает в качестве идеала, задающего ориентиры в морально – нравственном поведении, только для сотрудников со стажем профессиональной деятельности от 1 до 5 лет. В группе стажеров таким идеалом является опытный сотрудник. Для опрошенных с длительностью работы в правоохранительных органах более 6 лет в качестве подобного идеала выступают они сами [4].

В России выражен интерес не только граждан к деятельности сотрудников правопорядка, но и самих служащих правоохранительных органов к престижу своей службы, моральной удовлетворённости от уважения сограждан.

Молодой сотрудник со своими ценностями, идеалами вносит свои смелые новаторские идеи, способен замедлить процесс профессиональной деформации сотрудников, даёт толчок к новым эффективным подходам в организации деятельности правоохранительных органов. В его лице мы имеем дело с личностью, находящейся на достаточно высоком уровне социального, морального, интеллектуального и правового развития.

Список литературы

1. Каменев, Б.Г., Мазаев, Ю.Н., Мельник, Е.А., Родимушкина, О.В., Яковлев, О.В. Изучение и формирование общественного мнения о полиции (опыт работы зарубежных стран). – М.: ИМЦ ГУК МВД России, 2004. – 72с.
2. Прикладная юридическая психология: Учебное пособие для вузов / Под ред. Проф. А.М.Столяренко.- М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2001.- 639с.
3. Kube Edwin Public Expectations and police role concepts: federal republic of Germany// The Police Chief. 1976. May. P. 52-55.
4. Иглина, Н.Б. Практика формирования современной модели личности сотрудника милиции: учебно-методическое пособие. – Архангельск: КИРА. 2009 – 90с.

Ю.Л. Ипатова

Архангельский областной институт переподготовки и повышения квалификации работников образования

ФАКТОРЫ, ВЛИЯЮЩИЕ НА ЭЛЕКТОРАЛЬНОЕ ПОВЕДЕНИЕ РОССИЙСКИХ ИЗБИРАТЕЛЕЙ

Природа демократии не исчерпывается формальными признаками политического плюрализма, свободой слова, выборной властью и т.д. Все эти признаки могут быть налицо, а в действительности будет лишь поверхностная видимость демократии, и наоборот, признаки эти могут отсутствовать, а демократический строй будет слагаться и крепнуть. «Ибо самое важное заключается не в законах и их внешних проявлениях, а в живом правосознании, скрытом за формой и поступками людей, - в том, что именно происходит в душе избранного лица и в душах избирателей»[1].

Если говорить об отношении россиян к избирательному процессу вообще как политическому институту народного волеизъявления, то оно далеко неоднозначно. Превалирующей является точка зрения, согласно которой выборы не отражают мнение народа. В обратном мнении уверены 37% участников опроса (16% затруднились сказать что-либо определенное на этот счет)[2]. Такое соотношение мнений на протяжении последних лет является достаточно устойчивым.

Причины определенного электо­рального поведения избирателей действуют в различных сочетаниях, образуя неповторимый конгломерат нюансов и оттенков, в том числе за­висящих и от конкретного региона, и от конкретной избирательной кампа­нии, и от конкретной ситуации. Систематизируя опыт проведения избирательных кампаний, оценки экспертов, результаты социологиче­ских исследований и опросов обще­ственного мнения, можно опре­делить некоторые факторы, су­щественно влияющие на активность российских избирателей.

Во-первых, это уровень выборов и их совмещение. Избиратели более ответственно относятся к вы­борам федерального масштаба. Явка на региональные или местные выбо­ры при их совмещении с федераль­ными кампаниями значительно выше, чем в случаях, когда они прово­дятся отдельно.

Во-вторых, весьма часто высказывается мнение, что беско­нечная череда выборов разных уров­ней в период с 1996 по 2008 годы изрядно утомила россиян и при­вела к снижению их явки на избира­тельные участки.

В-третьих, тип избирательной системы также влияет на мотивацию явки из­бирателей. Применение пропорцио­нальной избирательной системы на региональных выборах оказалось результативным: законодательные органы власти были сформированы в день выборов в правомочном составе. Раньше, когда применялась только мажоритарная система, многие де­путатские места оставались незаме­щенными.

Четвёртым фактором выступают особенности общественно-поли­тической жизни страны, региона, которые во многом определяют характер пове­дения избирателей. Выборы актуа­лизируют многочисленные, нередко застарелые проблемы, волнующие жителей конкретной местности, го­рода, района. Видя бездействие вла­стей, избиратели порой сознательно игнорируют выборы, тем самым, де­монстрируя свою политическую по­зицию.

Также факторами, су­щественно влияющими на активность избирателей, является уровень экономического развития региона и использование политических технологий. Работа СМИ, политическая рек­лама, обилие информации, адресо­ванной избирателю, - это объектив­ные явления, сопровождающие избирательный процесс. В агитационный период канди­даты стремятся максимально ис­пользовать предоставленные зако­ном возможности заявить о себе, привлечь внимание населения. Подвергаясь массированному воз­действию СМИ, избиратель испыты­вает психологический дискомфорт. Под влиянием агрессивной предвы­борной полемики складывается не­гативное восприятие выборов. С другой стороны, политическая реклама преподносит избирателю идеальный образ политика, зачастую далёкий от реальности. Сопоставляя факты и предвыборные обещания, избиратель часто приходит к выводу о бесперспективности поддержки того или иного претендента и, в конечном счёте, игнорирует выборы.

Седьмым фактором, предопределяющим электоральное поведение, является уровень политической и правовой культуры. Ответственный политический выбор предполагает наличие адекватных представлений об основных принципах функционирования государства, его институтах, о компетенции выборных властных органов, знание законов, регламентирующих избирательный процесс. На основании этих знаний у избирателя формируется позитивное отношение к выборам, вырабатываются навыки активного участия в политической жизни страны и региона. Низкая электорально-правовая культура порождает, во-первых, абсентеизм, а во-вторых, формирует неадекватное поведение избирателей, когда при решении вопроса, за кого отдать свой голос, возобладают эмоции, нередко управляемые другими участниками избирательного процесса.

Список литературы

1. Евланов И.А. Право избирать и быть избранным через призму принципа народовластия.//Журнал о выборах, №2, 2006, с.42-43.
2. Климов В.А., Буханова Т.Н., Зайцев И.В. Активность российских избирателей: проблемы и пути их решения./Журнал о выборах. №4, 2005, с.36.

В.Л. Кукушкин

Вологодская государственная молочнохозяйственная академия им. Н.В. Верещагина

ОБРАЗ ВЛАСТИ И ЦЕННОСТНЫЕ ОРИЕНТИРЫ В МАССОВОМ СОЗНАНИИ КРЕСТЬЯНСТВА ЕВРОПЕЙСКОГО СЕВЕРА РОССИИ

В 1918 – 1920-Х ГОДАХ

Выявление образа власти в массовом сознании сельчан необходимо во многом для определения политических идеалов крестьянства и объяснения его социального поведения. Массовое сознание населения уже стало объектом специального изучения в исторической науке в виде исследований политических настроений различных социальных групп [1]. Вместе с тем политические настроения характеризуются колебаниями и нередко не отражают устойчивых представлений населения о власти. Именно поэтому в предлагаемых тезисах доклада предпринята попытка показать на материалах Европейского Севера России некоторые устойчивые особенности крестьянского образа власти в 1918 – 1920-х гг., выявить его источники формирования и соответствие ценностным ориентирам крестьянства.

Как правило, основными источниками формирования образа власти для большинства крестьян являлись слухи, непосредственные наблюдения за поведением ответственных работников, фольклорные и библейские сюжеты, выступления «народных заступников». Распространителями слухов были соприкоснувшиеся с «другим миром» люди, «живому слову» которых традиционно крестьяне больше доверяли, чем «печатным речам». Другим источником формирования образа власти являлось непосредственное наблюдение за представителями власти, поведение которых нередко не соответствовало нормам деревенской этики. Значительную роль в формировании крестьянского образа власти играли фольклорные и библейские сюжеты. В связи с этим представление о власти в крестьянском сознании характеризовалось сказочной иносказательностью: «В некотором царстве, некотором государстве росло хлебное капиталистическое дерево. Садовник был в курсе своего дела, дерево давало обильные плоды, и все были сыты. В этом государстве свершилась революция. От капиталистического хлебного дерева перешли к социалистическому. И что же получилось? Садовник оказался плохой, дерево не растет, дает мало плодов и все голодные» (Вологодский уезд, май 1929 г.) [2]. В свою очередь, Библия выполняла прогностическую функцию, и на основе ее апокалипсических сюжетов крестьяне пытались определить перспективы власти: «Коммунистов будут вешать и топить в реках, а мы скоро свергнем и сотрем с лица земли проклятых большевиков и ненавистную власть, освободимся от ига жидовской власти, которая устраивает гонения на православную веру» (Каргопольский уезд, март 1923 г.) [3]. В некоторых случаях на развитие политических взглядов крестьян оказывали влияние защищавшие их интересы «народные заступники», в качестве которых могли выступать представители любой социальной группы. В феврале 1926 г. в Енангском и Подосиновском районах Северо-Двинской губернии было обнаружено типичное анонимное письмо «народного заступника», в котором он писал о своем разочаровании в большевистских идеалах, называл руководство страны обманывающей народ «шайкой пройдох», пророчествовал о реставрации в России монархии «с каким-нибудь жидом во главе» [4]. Значительно меньшую роль, чем хотелось ответственным работникам, в развитии представлений крестьян о власти играли средства партийной агитации, порой достигавшие диаметрально противоположного эффекта.

Совокупность представлений о власти в массовом сознании крестьянства отличается преобладанием негативных образов: морально разложившиеся личности (воры, пьющие, мошенники, распутники и прочие), новоявленные господа («барин», «султан») [5]. В некоторых случаях крестьяне демонизировали представителей власти, придавая их облику черты сходства с воплощениями абсолютного зла – бесами и антихристами. Так, селькор Н-й в декабре 1924 г. сообщал в архангельской губернской газете «Волна» о том, что жители Сурской волости объявили сельскую учительницу «антихристовым посланником» и запретили детям ходить в школу [6]. Не менее распространенным демонизированным персонажем крестьянских представлений о власти являлся также иноверец («жидовская власть»). В 1920-е гг. в политических настроениях северного крестьянства наблюдалась «ревность к рабочим», которая происходила от образа «злой мачехи»: «Советская власть стремится улучшить жизнь рабочего класса, на крестьянство внимания не обращает. Рабочему – все блага и преимущества, а на крестьянина все валят. Мужик – плати налог, мужик – отдай хлеб, самообложение, починяй дороги, а рабочий ходит по панелям и ест мужицкий хлеб» (Каргопольский уезд, апрель 1929 г.) [7].

Определенный научный интерес вызывают образы большевистских вождей в массовом крестьянском сознании [8]. Материалы Европейского Севера России 1918 – 1920-х гг. не позволяют выявить принципиальных отличий образов вождей государства от облика рядовых партийных и советских функционеров. Крестьяне также отождествляли вождей с бесами и «антихристами», придавали им непривлекательные черты личности и привычки. Так, 9 мая 1926 г. на беспартийной женской конференции в Нижне- Шарденгском сельсовете Северо-Двинской губернии увидевшая портрет В.И. Ленина делегатка А.А. Соболева спросила у присутствующих, почему на стене висит портрет «дьявола» [9].

Под влиянием результатов внутрипартийной борьбы во второй половине 1920-х гг. в крестьянском сознании происходит трансформация образов некоторых большевистских вождей. Потерпевшим поражение во внутрипартийной борьбе лидерам РКП(б) крестьяне наивно дают характеристики невиновно пострадавших за крестьян: «Троцкий, Зиновьев и другие оппозиционеры борются за крестьян, а советская власть крестьян нисколько не защищает, только налоги дерет» (Шенкурский уезд, июль 1927г.) [10].

Таким образом, крестьянский образ власти в 1918 – 1920-х гг. на Европейском Севере России был довольно устойчивым, неподдающимся тотальному государственному идеологическому воздействию, присущим религиозному средневековому сознанию, что, по-видимому, объяснялось наблюдавшимся в послереволюционные годы возвратом страны к традиционному аграрному обществу. В целом же представления крестьянства о власти объединяет извечный, наивный утопичный идеал богобоязненной, народной, справедливой, разумной, честной, гуманной, не вмешивающейся в частную жизнь власти.

Список литературы

1. Лютов Л.Н. Настроения рабочих провинции в годы нэпа // Отечественная история. 2007. № 4. С. 65 – 74; Голубев А.В. Советское общество и «военные тревоги» 1920-х годов // Отечественная история. 2008. № 1. С. 36 – 58; Голубев А.В. «Россия может полагаться лишь на саму себя»: представления о будущей войне в советском обществе 1930-х гг. // Отечественная история. 2008. № 5. С. 108 – 127.
2. ВОАНПИ. Ф. 1853. Оп. 13. Д.92. Л. 10 об. – 11.
3. Там же. Оп.7. Д.89. Л.26; Там же. Ф.2. Оп.1. Д.1702. Л.32.
4. Там же. Ф.2. Оп.1. Д.1702. Л.23 – 24.
5. Там же. Д.689. Л.63; Д.1273. Л.85 – 86; Ф.1853. Оп.9. Д.4. Л.47 – 48.
6. Волна. 1924. 19 декабря. №288. С.7.
7. ВОАНПИ. Ф.1853. Оп.13. Д.56. Л.7.
8. Великанова О.В. Образ В.И. Ленина в массовом сознании // Отечественная история. 1994. №2. С.177 – 185; Энкер Б. Начало становления культа В.И. Ленина // Отечественная история. 1992. №5. С.191 – 205.
9. ВОАНПИ. Ф.2. Оп.1. Д.1608. Л.390.
10. ГААО. Ф.383. Оп.2. Д.2. Л.38.

В.К. Мокшин

Поморский государственный университет им. М.В. Ломоносова

ПРОТИВОРЕЧИВОСТЬ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СФЕРЫ

ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

Политическая сфера – одна из основных в становлении социальных общностей гражданского общества. Под гражданским обществом нами понимается совокупность негосударственных структур и отношений, которые существуют в стране наряду с государством и вне его, которые складываются в экономике и на производстве, в культуре и самоуправлении, в религиозной общине и семье, в частной и общественной жизни. Разумеется, эти отношения и структуры немыслимы без взаимодействия с государством, объединяющим людей посредством включения их в число граждан. У гражданского общества возникают свои взаимодействия с государственной властью и требования к ней. Это – соответствие ее политики воле народа, строгое соблюдение законов, прозрачность и доступность в работе государственного механизма, защита прав и свобод человека и гражданина. Поэтому гражданское общество, функционирующее за рамками государственных институтов, выступает как участник управления страной, как механизм контроля за деятельностью государственной власти. Для выполнения такой задачи гражданское общество должно иметь свою достаточно разветвленную структуру.

Ядром социальной структуры гражданского общества являются политические партии, профессиональные союзы, разного рода общественные организации и множество других форм самодеятельности и активности людей. Все эти социальные общности отражаются понятием политической организации или социально-политической системы общества, участвующие в политическом процессе.

Первооснову политической системы гражданского общества, и в том числе и государства, составляют интересы господствующего класса, обрекающего общество на раскол и постоянное противостояние между бедностью и богатством. Поэтому в структуре гражданского общества существуют не только организации, обслуживающие правящий класс, исповедующие и внедряющие его идеологические установки, но и организации, выступающие за удовлетворение интересов неимущих социальных общностей.

Политическая система гражданского общества представляет собой сочетание двух противостоящих частей – организаций и структур господствующего класса, с одной стороны, и организаций сопротивления – с другой. И чем глубже дифференциация в обществе между социальными общностями, тем глубже раскол в обществе. Причем государственная власть выступает на стороне экономически господствующего класса, защищая его интересы и подавляя, нейтрализуя интересы другой части общества. Эта позиция власти вытекает из произошедших изменений в обществе, в основе которых лежат перемены производственных отношений, трансформирующие прежние общественные отношения и социально-экономические устои. В результате этих перемен в общественном сознании возникают расхождения в политических позициях отдельных людей и социальных общностей. У каждой группы свои взгляды на собственность и власть, на положение человека в обществе, поскольку они занимают разное место и в капиталистических производственных отношениях.

Присвоение прибавочного продукта – это жизненное кредо имущего класса, а потому он стремится организовать политическую систему таким образом, чтобы она выражала только его интересы. С этой целью владельцы вещественной собственности ищут себе поддержку в оппозиционных партиях. В российском обществе взаимодействие власти и общества еще не приобрело прочной институциональной основы, обеспечивающей реализацию интересов социальных групп на формальной основе.

В среде капиталистов и буржуа как участников политического процесса в современной России высокий уровень конкуренции корпоративных интересов, капиталов, претензий на власть как эффективный способ обогащения и удовлетворения узкокорпоративных интересов и тщеславных личных амбиций. Во многом эти ниши уже заняты, власть и рынки поделены, прибыль распределена.

На фоне сравнительно высокого вербального интереса к политике явным диссонансом выглядит уровень непосредственной вовлеченности населения в реальный политический процесс, характеризующийся противоречием между высоким уровнем эмоциональной включенности и очень низким уровнем инструментальной активности, не считая периодов участия граждан в выборных кампаниях. В активизации участия граждан в политической жизни свое слово должны сказать политические партии, общественно-политические организации и движения, стремящиеся выражать, обосновывать и защищать интересы социальных групп, расширять свое влияние в массах на каждом этапе политического процесса.

В политическом процессе личность стремится удовлетворить материальные, социально-культурные и политико-правовые интересы. Интерес является стимулом политической деятельности личности, в основе которого лежит та или иная проблема и понимание острой необходимости ее решения. Но для того чтобы факт понимания перерос в политическое действие, требуется новое звено – психологический импульс, т.е. готовность к действию, желание принять участие и добиться успеха.

Опыт показывает, что для участия человека в политической деятельности необходимо первичное удовлетворение его потребностей. В основе политического поведения могут быть различные мотивы: гражданский долг, информация, недовольство или стремление к реализации цели. В зависимости от доминирования основного мотива и формируется облик, характер политического поведения: оно может выглядеть чисто эмоциональным откликом на то или иное событие или быть продуманной, прагматичной акцией по последовательной реализации принятой программы, или рассматриваться исполнителями как свершение заданной цели.

Уход от политической жизни, отсутствие культуры демократического политического участия, падение уровня жизни отрицательно сказывается на общественной безопасности и полноценном диалоге политической элиты с широкими слоями общественности.

Э.А.Мухтасарова

Уфимский государственный нефтяной технический университет (филиал, г. Октябрьский)

ПРОЯВЛЕНИЯ «УПРАВЛЯЕМОГО НАЦИОНАЛИЗМА»

В НАЦИОНАЛЬНЫХ СУБЪЕКТАХ РОССИИ НА УРОВНЕ «РЕСПУБЛИКАНСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО – НАЦИОНАЛЬНЫЕ ОБЪЕДИНЕНИЯ»

Одной из тенденций развития современной этнополитической ситуации в национальных субъектах России являются процессы «управляемого национализма».

В Республике Башкортостан они начинают проявлять себя на уровне «республиканское правительство – национальные движения» в середине 1990-х годов.

К середине 1990-х гг., возникшие в годы перестройки национальные движения и объе­динения, вошли в полосу кризиса, но все же сохраняли позиции влиятельной силы в этнополитической жизни национальных республик.

Одним из новых направлений деятельности республиканского правительства в условиях достигнутого республиканского суверенитета и установившегося компромисса с федеральными властями стало учреждение проправительственных национальных объединений. Официальная власть, создавая такие объединения в рамках национальных движений, рассчитывала снизить радикализм их требований в республике, приглушить межэтническую напряжённость, создать перед лицом федерального Центра впечатление благопристойности и стабильности, что и стало «характерной особенностью развития этнополитической сферы в Башкортостане на исходе последнего десятилетия XX века» [1].

С другой стороны, учитывая сохраняющийся этномобилизующий потенциал национальных объединений, республиканское правительство стремилось заручиться их поддержкой в целях легитимизации своего курса.

Обозначенные «стремления» республиканского правительства и стали главным смысловым стержнем «управляемого национализма» во второй половине 1990-х годов и в начале XXI столетия.

Наглядной стала история проведения Всемирного курултая башкир (ВКБ). Башкирские общественные объединения ещё в 1993 г. выступили с инициативой его проведения. Был составлен Оргкомитет курултая, выработана его программа. Позднее эта инициатива была перехвачена официальными властями. Причём, сами башкирские объединения были оттеснены от организации проведения курултая. Состав нового Оргкомитета не был согласован с руководством ведущего башкирского объединения Башкирским Народным Центром «Урал» (БНЦ «Урал»), инициатора курултая. Председатель БНЦ «Урал» был включён в состав оргкомитета лишь рядовым членом, тогда как по первоначальному варианту он должен был стать одним из заместителей председателя Оргкомитета. Председатель центрального правления другого влиятельного объединения башкир, Народной партии Башкортостана (НБП), вообще был исключён из членов Оргкомитета. Заместителем председателя Оргкомитета стал по определению самих башкирских объединений «человек далёкий от башкирских дел» [2].

Весь ход подготовки работы курултая, его деятельность и принятые решения, обращения, в особенности, обращения к Российскому Прези­денту и Парламенту, принятые в «интересах целостности России» [3], свидетельствовали о его полной лояльности к официальным властям.

С этого момента большинство программных требований «по возрождению и развитию башкирского народа» [4], «содействию политическому, социально-экономическому и национально-культурному развитию башкирского народа» [6], выдвигаемых башкирскими объединениями, стали разрешаться в рамках Исполкома Всемирного курултая башкир (ВКБ).

Особая заинтересованность и опека республиканского правительства выразились в материальной поддержке деятельности ВКБ. Исполком Всемирного курултая башкир стал единственной в Башкортостане общественной организацией, финансируемой из бюджета республики.

Следующий шаг правительства был связан с учреждением Конгресса татар Башкортостана (РООСТБ) по инициативе республиканского руководства, в частности Президента РБ М.Рахимова с целью сглаживания межнациональных «углов» и поддержки своего курса татарской частью населения республики.

Был избран Исполнительный комитет татар Башкортостана, который стал региональной организацией Всемирного Конгресса татар, «строящей свою деятельность в контакте и полном взаимодействии с органами государственной власти РБ» [7]. Было принято решение разработать и осуществить республиканскую программу «Татары Башкортостана» в рамках Государственной программы «Народы Башкортостана». В Обращении съезда к Президенту РБ, Госсобранию РБ и Кабинету Министров РБ выражалась просьба принять Закон РБ «О статусе языков народов РБ», «О национально-культурных объединениях РБ» с приданием статуса государственного башкирскому, татарскому и русскому языкам [7]. «Просьбы» Всемирного Конгресса татар не удовлетворены по сей день, вызывая брожение в рядах объединения, но, тем не менее, Председателем исполкома Конгресса татар РБ Э. Хамитовым через официальные республиканские СМИ была поддержана кандидатура М. Рахимова на президентских выборах РБ 2003 г.

Одной из попыток консолидации русских Башкортостана под эгидой правительства РБ, в частности её Президента, стал созыв в 1998 году Конгресса (Собора) Русских Башкортостана. Отличительной чертой деятельности Собора также стала поддержка курса руководства республики, в отличие от оппозиционного объединения «Русь».

По тому же руслу и с той же целью возник и Канаш чувашей Башкортостана.

С целью расширения социальной базы проправительственных объединений за счёт привлечения объединений нетитульных народов РБ в 2001 году была создана организация Ассамблея народов Башкортостана, объединившая этнокультурные объединения как титульного, так и нетитульных народов РБ, которую возглавил член-корреспондент АН РБ, профессор Н. Мажитов.

Консолидация федеральной власти после назначения осенью 1999 г. В. Путина главой правительства стала поворотным пунктом во взаимоотношениях субъектов РФ с федеральным центром.

С этого момента одним из основных векторов деятельности проправительственных объединений становятся протестные акции от имени всего башкирского народа как коренного народа республики или всей многонациональной республиканской общественности, направленные против политики урезания республиканских полномочий федеральным Центром и в поддержку республиканского курса правительства.

Наступление федерального центра на региональные полномочия сопровождается резкими высказываниями лидеров башкирского национального движения [8].

Резко негативную реакцию проправительственных объединений титульного этноса вызвали ревизия Конституции РБ и приведение её в соответствие с федеральной, изменение государственного образовательного стандарта, исключившего региональный компонент, практика назначения глав регионов [9].

В открытом письме к президенту РФ Д.Медведеву ряда молодёжных организаций Башкортостана, опубликованного в СМИ 23 декабря 2008 г. содержится критическая оценка политики федеральных властей по отношению к регионам и, в частности, к Башкирии [10].

Сложно говорить о перспективах развития «управляемого национализма» в Башкортостане и в других национальных субъектах в условиях модернизирующейся России. Очевидно, что в российском обществе, развитие которого усложнёно всплеском националистических эмоций, деятельность этнонациональных объединений на современном этапе используется в качестве инструмента по реализации политических целей.

Список литературы

1. Губогло М. От редактора. Из хроники этнической мобилизации. Республика Башкортостан. Том 2. Автор-составитель Ф.Г. Сафин /Отв. Ред. М.Н.Губогло. М.: ЦИМО, 1999. С. 240.
2. Из хроники этнической мобилизации (Республика Башкортостан). Том 1. Автор-составитель Ф.Г. Сафин /Отв. Ред. М.Н.Губогло. М.: ЦИМО, 1999. С.166– 167.
3. Из Обращения Всемирного курултая башкир к Президенту РФ Б.Н.Ельцину // Из хроники этнической мобилизации. Республика Башкортостан. Том 1. Автор-составитель Ф.Г. Сафин /Отв. Ред. М.Н.Губогло. М.: ЦИМО, 1999. С.201.
4. Из Резолюции Всемирно курултая башкир // Из хроники этнической мобилизации (Республика Башкортостан). Т.1. С. 191.
5. Там же.
6. Известия Башкортостана.1997, 3 июля. Или Из хроники этнической мобилизации. Республика Башкортостан. Том 1. Автор-составитель Ф.Г. Сафин /Отв. Ред. М.Н.Губогло. М.: ЦИМО, 1999. С. 327.
7. Там же. С. 329.
8. ИА REGNUM, 04. 09. 08.
9. Габдрафиков И. Сеть этномониторинга EAWARN от 29.12.2008.
10. ИА REGNUM от 24. 12. 2008.

Т.Ю. Сорокина

Институт государства и права РАН

ЮРИДИЧЕСКИЕ ЛИЦА КАК СУБЪЕКТЫ ПРАВА

НА БЛАГОПРИЯТНУЮ ОКРУЖАЮЩУЮ СРЕДУ

Являются ли юридические лица субъектами конституционного права на благоприятную окружающую среду? Данный вопрос берет свое начало в теории конституционного права Российской Федерации, которое рассматривает его применительно ко всем основным правам, провозглашенным Конституцией. Как справедливо замечает К.А. Рывкин, «в российской теории конституционного права сложилось устойчивое представление о том, что основные права – это один из элементов основ правового статуса личности, то есть они характеризуют лишь положение человека в государстве» [1]. В то же время он отмечает, что отсутствие прямого указания в Конституции РФ на круг носителей основных прав не должно рассматриваться как исключающее распространение основных прав на иных субъектов, кроме физических лиц.

Так, основанием, позволяющим рассматривать юридические лица в качестве носителей основных прав, является признание основных прав юридического лица необходимым условием для защиты прав и свобод физических лиц, стоящих за этим юридическим лицом. Е.Прус абсолютизирует данное положение, делая вывод, что поскольку юридические лица представляют собой объединение граждан для совместной реализации их конституционных прав, «права граждан не могут отличаться от прав юридических лиц» [2]. Однако такое утверждение, как нам видится, противоречит юридической логике. Оно, в первую очередь, означает, что между этими субъектами не может быть противоречия интересов. А интересы, преследуемые физическими и юридическими лицами как субъектами права, могут не только не совпадать, но и быть противоположными друг другу. Особенно это касается сферы регулирования экологического права (например, гражданин заинтересован в сохранении благоприятности окружающей среды для сохранения своего здоровья, в то же время, созданное им деревообрабатывающее предприятие, заинтересовано в получении прибыли с минимальными затратами на очистные сооружения). Более того, далеко не всегда учредителями юридических лиц являются граждане (физические лица) [3].

Еще одним основанием, позволяющим рассматривать юридические лица в качестве носителей основных прав, по мнению К.А. Рывкина, является то, что вмешательство в деятельность юридического лица со стороны государства может затруднить реализацию прав и свобод неопределенного круга лиц (в данном случае речь идет не только о правах граждан-учредителей юридического лица, но и о правах его работников, а также о правах потребителей его услуг). Здесь рассматривается ситуация, когда конституционные права граждан не могут быть эффективно осуществлены, если будет ущемлена свобода юридических лиц, участвующих в механизме реализации этих прав. Однако, как нам представляется, участие в реализации каких-либо прав не подразумевает обязательного обладания этими правами. Так, юридическое лицо в качестве работодателя участвует в реализации права своих работников на труд в условиях, отвечающих требованиям безопасности и гигиены, однако само оно указанным правом не обладает.

К.А. Рывкин приходит к выводу, что «каталог основных прав юридических лиц определяется как критерием, на основе которого юридическое лицо признано носителем основных прав, так и существом самих прав» [4]. То есть юридическое лицо этим не обладает, а соответственно, ему будет отказано в защите таких прав как: право на жизнь, право на охрану здоровья и медицинскую помощь и т.д. В то же время, как это указано в Определении Конституционного суда РФ от 22.04.2004г. №213-О [5], как физическим, так и юридическим лицам по своей природе может принадлежать, в том числе, право на поиск, получение передачу, производство, распространение информации (ч. 4 ст. 29 Конституции РФ), что, несомненно, может осуществляться и в отношении экологической информации. В Определении Конституционного суда РФ от 01.03.2001г. №67-О отмечено также, что на юридические лица распространяется право на судебную защиту как гарантия всех прочих конституционных прав (ст. 46) [6].

М.И. Васильева круг субъектов права на благоприятную окружающую среду справедливо ограничивает только гражданами, включая группы граждан и население в целом, что объясняется, в первую очередь, внеэкономическим (экологическим) характером потребности, определяющей существование данного права [7]. Между тем, это не говорит об отсутствии у хозяйствующих субъектов своего собственного интереса в природоохранительных отношениях. Как отмечает сама М.И. Васильева, «без привязки к конкретным производственным отношениям эколого-правовые нормы …никогда не смогут быть реализованы. Экологические интересы невозможно обеспечить в отрыве от экономических и потому, что те и другие едины по своей социальной направленности. Их единство в том, что они призваны обеспечить качество жизни человека» [8].

Таким образом, юридические лица действительно могут обладать и обладают целым рядом конституционных экологических прав (право иметь в собственности землю, право получать и распространять экологически значимую информацию и др.) и прав, направленных на обеспечение права на благоприятную окружающую среду (право на обращение в государственные органы, право за судебную защиту и др.). Однако, как нам видится, само право на благоприятную окружающую среду по своему характеру относится к тем конституционным правам, субъектами которых юридические лица не могут быть.

Список литературы

1. Рывкин К.А. Юридические лица как носители основных прав: Российская и европейская практика // Журнал российского права. 2007. №11.
2. Прус Е. Нерушимая стена государства // ЭЖ-Юрист. 2004. №1.
3. См. об этом: Грось Л.А. К вопросу о соотношении понятий: юридические лица, коммерческие организации, субъекты предпринимательской деятельности, хозяйствующие субъекты // Экономическое правосудие на Дальнем Востоке России. 2004. №3.
4. Рывкин К.А. Юридические лица как носители основных прав: Российская и европейская практика // Журнал российского права. 2007. №11.
5. Вестник Конституционного Суда РФ. 2004. №6.
6. Вестник Конституционного Суда РФ. 2001. №4.
7. См.: Васильева М.И. Право на благоприятную окружающую среду как элемент правового статуса личности // Экологическое право. 2005. N 1.
8. Васильева М.И. Проблемы защиты общественного интереса в экологическом праве // Государство и право. 1999. №8. – С. 51.

А.Н. Халтурин

Архангельский государственный технический университет

ПОМОРСКАЯ ПРАВОВАЯ КУЛЬТУРА: К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ

1. Практически не исследованным в философском дискурсе социально-правовым явлением предстает правовая культура северных поморов. Собственно правовая культура Русского Севера сформировалась из правовых обычаев северно-русского крестьянства и поморских мореходов и промышленников. Ее генезис корнями уходит в нравственно-правовые начала земледельческой культуры крестьянского мира и морской культуры северных «мореходцев».

2. Культура развивается в определенном пространстве и времени. Каждая культура, по мнению О. Шпенглера, имеет свою логику пространства и логику времени. Напомню, что под логикой пространства философ понимал необходимость причины и следствия, а логика времени формулируется как органическая необходимость судьбы [1].

Мы полагаем, что, пользуясь терминами О. Шпенглера, логика пространства и времени северной культуры строится на разрешении противоречий между ее внутренними и внешними структурами.

Внутреннее пространство северной культуры есть пространство внутреннего микрокосмоса северного социума, которое создается общественным сознанием северно-русского «мира». В свою очередь во внешнем пространстве культура Русского Севера противопоставлена культуре ненецкой, саамской, коми, норвежской и т.д., каждая из которых имеет свое представление о пространстве, свой «язык пространства». «Национальный язык пространства сам определяет свою природу,... соизмеряет внешние пространства с внутренним пространством души народа» [2].

Разрешение противоречий внешнего соприкосновения и внутреннего содержания северных культур выражалось либо в виде равного или неравного диалогов, либо в виде хозяйственной колонизации языческих этносов под маскировкой миссионерской православной деятельности, либо в виде жесткого противостояния, в котором собственное величие одной из культур доведено в общественном сознании до презрения к другим цивилизациям.

Непременно встает вопрос – для чего «норвежанин»-индивидуалист или поморская община конструируют вокруг себя пространство, для чего они требуют наличия бескрайной тверди или безбрежной зыби? Ответ напрашивается сам собой – для жизни в нем.

Человек как био-психо-социальный вид материи не может существовать вне объективного и субъективного пространства, онтологическая протяженность которых трансформируется в социальную среду обитания. Человек не может жить также вне объективного и субъективного времени, онтологическая длительность которого в свою очередь проявляется в социальном развитии человека.