« БИККИНИН Ирек Анасович БЛИННИКОВ Сергей Анатольевич ПУДОВОЧКИН Юрий Евгеньевич ...»
По ст. 271 УК могут нести ответственность лишь лица, нарушившие установленные правила пересечения государственной границы воздушными судами, правила взлета, полета, посадки на территории России. Эти нарушения могут состоять в несоблюдении указанных в разрешении маршрутов, пролете в запретные зоны, несоблюдении мест посадки и взлета, воздушных ворот, высоты полета, отключении дальней связи, пересечении границы с просроченным разрешением или без разрешения, несоблюдении сроков полета, неподчинении требованию совершить посадку, неустановлении радиосвязи или ее прерывании, невключении опознавательного знака, несанкционированном сбрасывании груза и т. д.
По конструкции объективной стороны состав преступления является формальным и не требует наступления последствий для квалификации. Преступление будет считаться оконченным либо в момент незаконного пересечения Государственной границы, либо в момент нарушения иных правил полета.
Как и всякое нарушение правил, нарушение правил международных полетов может предполагать невыполнение предписанных правилами действий, выполнение запрещенных правилами действий, неполное или недобросовестное выполнение предписанных правилами действий. Независимо от физических характеристик поведения виновного, с социально-правовой точки зрения преступление совершается путем бездействия. В связи с этим при квалификации преступления всегда необходимо выяснить наличие у виновного объективной и субъективной возможности соблюдения правил. В частности, в соответствии со ст. 9 Закона «О государственной границе» не будет считаться нарушением правил пересечения Государственной границы вынужденный влет в воздушное пространство Российской Федерации воздушных судов, осуществляемый в силу следующих чрезвычайных обстоятельств: несчастного случая; аварии или стихийного бедствия, угрожающего безопасности иностранного судна; сильного шторма или иных метеорологических условий, угрожающих безопасности иностранного судна; буксировки поврежденного иностранного судна; доставки спасенных людей; оказания срочной медицинской помощи члену экипажа или пассажирам, а также в силу других чрезвычайных обстоятельств.
Субъективный критерий ответственности за несоблюдение правил предполагает, в первую очередь, наличие вины правонарушителя. Вопрос относительно возможной формы вины в данном преступлении вызывает в науке большие разногласия. Так, П. Ф. Тельнов, А. А. Игнатьев, И. М. Тяжкова пишут, что субъективная сторона нарушения правил полетов может быть выражена как прямым или косвенным умыслом, так и самонадеянностью или небрежностью.[280] Поддерживая эту позицию, В. И. Жулев указывает: «Вряд ли правильно ограничивать эти преступления только умышленными.... Больше того, умышленное нарушение правил международных полетов является, как правило, следствием иного, более серьезного преступного посягательства (захват и угон самолета, теракт, контрабанда). В чистом же виде рассматриваемое преступление является следствием ошибочных действий экипажа или наземной службы управления полетом и совершается по неосторожности».[281] На противоположных позициях стоят В. Д. Иванов, считающий, что нарушение правил международных полетов предполагает только прямой умысел,[282] А. И. Коробеев, А. И. Чучаев, допускающие лишь умышленный характер действий виновного.[283]
Для ответа на вопрос о форме вины при нарушении правил международных полетов необходимо решить принципиальный вопрос о форме вины в формальном составе преступления. В последнее время некоторыми учеными активно отстаивается мысль о возможности совершения преступлений с формальным составом по неосторожности (при этом, обычно говорится о невозможности совершения преступления с формальным составом по легкомыслию, но допускается небрежное отношение к действию, при котором виновный не осознает его общественно опасного характера, но должен был и мог осознавать).[284] Однако мы склонны согласиться с мнением И. М. Тяжковой о том, что «подгонять под формулировку ст. 26 формальные составы означает по существу распространительное толкование закона, которое может давать лишь законодатель».[285] На наш взгляд, в преступлениях с формальным составом возможна лишь умышленная форма вины, причем умысел в них невозможно подразделить на прямой и косвенный, поскольку психическое отношение к возможным последствиям в преступлениях с формальным составом не входит в предметное содержание вины.
Тем более, как нам представляется, невозможно допустить неосторожное отношение к действиям в тех составах преступлений, в которых говорится о нарушении специальных правил. «Если гражданин действует в сфере нормативно урегулированных общественных отношений в силу своей профессии, он обязан знать определенные правила, а, следовательно, и осознавать общественно опасный характер их нарушения если не знать, то догадываться он должен, как минимум».[286] Осознание же общественно опасного характера совершаемых действий, согласно формулировкам статей 25 и 26 УК РФ, является атрибутом лишь умышленного отношения к действию. Таким образом, нарушение правил международных полетов является умышленным преступлением.
Субъектом нарушения правил международных полетов, согласно закону, выступает физическое, вменяемое лицо, достигшее шестнадцатилетнего возраста. В рамках характеристики субъекта преступления проблемным представляется вопрос о возможности признания в качестве такового представителей наземных авиаслужб и пассажиров. Так, П. Ф. Тельнов, А. А. Игнатьев, А. И. Чучаев полагают, что ответственность за нарушение правил международных полетов могут нести исключительно члены экипажа воздушного судна, поскольку от них зависит управление полетом, и только они могут нарушить соответствующие правила.[287] В тоже время А. И. Коробеев, И. М. Тяжкова признают возможным квалифицировать по ст. 271 УК действия авиадиспетчеров, которые, к примеру, подают неверные команды, и пассажиров воздушного судна, которые принуждают членов экипажа к нарушению правил полета (согласно теории посредственного причинения).[288]
В решении данного вопроса, на наш взгляд, следует исходить из общетеоретических правил квалификации преступлений, связанных с нарушением специальных правил. Совершенно прав А. А. Тер-Акопов, говоря, что субъектом нарушения специальных правил может быть только лицо, на которое специально возложено выполнение этих правил[289] (это положение косвенно вытекает и из содержания ст. 34 УК РФ). Таким образом, субъектом нарушения правил международных полетов могут быть лишь лица, на которых в силу закона или занимаемой должности возложены обязанности по их соблюдению; к таковым относятся лишь члены экипажа и некоторые работники наземных авиационных служб (авиадиспетчеры).
Решение вопроса о квалификации действий пассажиров представляется нам следующим. Если пассажир, применяя насилие или угрожая им, устанавливает свое господство над воздушным судном и навязывает экипажу собственные правила полета, то целесообразно в данном случае вести речь о захвате воздушного судна, преступлении, предусмотренном ст. 211 УК РФ. В подобном случае, при соблюдении требований ст. 40 УК РФ, ответственность членов экипажа воздушного судна и работников наземных исключается. Следует согласиться с А. А. Игнатьевым, что такая квалификация возможна, если угонщики не являются членами экипажа; «если же воздушное судно угоняют за границу лица, от которых зависит управление судном, то их действия следует квалифицировать по совокупности преступлений» - угон и нарушение правил международных полетов, поскольку угон не всегда обязательно предполагает нарушение правил полетов.[290] В ситуации, когда пассажир, находящийся на борту судна, совершающего международный полет, нарушает установленные правила международных полетов (очевидно, что он не в состоянии нарушить правила, непосредственно связанные с перемещением воздушного судна в воздушном пространстве России; но в нарушение правил может пролетать в Россию без разрешения, без документов и т. д.), он должен при наличии к тому оснований нести ответственность за незаконное пересечение Государственной границы.
Незаконное пересечение Государственной границы – последний из предусмотренных УК РФ составов преступлений, связанных с нарушением неприкосновенности границы. Объективная сторона данного деяния состоит в пересечении охраняемой Государственной границы РФ без установленных документов и надлежащего разрешения.
Сразу же обращает на себя внимание ограничение, введенное законодателем для обозначения границы: состав преступления образует незаконное пересечение лишь охраняемой Государственной границы. Закон РФ «О государственной границе» (ст. 3) устанавливает, что охрана Государственной границы является составной частью защиты Государственной границы и осуществляется пограничными органами и пограничными войсками, входящими в состав федеральной службы безопасности, в пределах приграничной территории, Вооруженными Силами Российской Федерации в воздушном пространстве и подводной среде и другими силами (органами) обеспечения безопасности Российской Федерации в случаях и в порядке, определяемых законодательством Российской Федерации. Охрана Государственной границы осуществляется в целях недопущения противоправного изменения прохождения Государственной границы, обеспечения соблюдения физическими и юридическими лицами режима Государственной границы, пограничного режима и режима в пунктах пропуска через Государственную границу. Закон не делает каких-либо изъятий или исключений в деле охраны границы; вся граница России подлежит охране. В силу чего ограничительная позиция уголовного закона представляется нам не вполне обоснованной. Однако некоторые авторы пытаются оправдать законодательное решение. Так, С. В. Максимов указывает, что «неохраняемой может быть признана лишь та часть Государственной границы РФ, охрана которой с использованием имеющихся средств объективно невозможна (вертикальная поверхность, проходящая по линии границы на глубине, недосягаемой для имеющихся средств контроля пересечения или предупреждения незаконного пересечения Государственной границы)».[291] Как нам представляется, следует различать охраняемость границы как ее статус (свойство) и охраняемость как насыщенность границы определенными техническими средствами (можно говорить, что в первом случае охраняется сама линия границы, а во втором – ее обозначение). Даже если на границе (на линии и на плоскости) отсутствуют средства контроля движения или иные технические приспособления для охраны, граница не перестает быть охраняемой, функцию охраны границы в любом случае выполняет закон, в том числе и уголовный. В силу изложенного представляется возможным исключить из текста ст. 322 УК указание на охраняемость границы (с этим согласны 68% опрошенных респондентов).
Бланкетный характер диспозиции закона предполагает для квалификации деяния обращение к тем нормативно-правовым актам, которые регламентируют легальный порядок пересечения Государственной границы. Пересечение границы предполагает фактическое физическое перемещение лицами и транспортными средствами линии или проходящей по этой линии вертикальной поверхности, определяющей пределы государственной территории (суши, вод, недр, и воздушного пространства). Правила пересечения государственной границы определены в ст. 9 Закона «О Государственной границе» («Пересечение Государственной границы лицами и транспортными средствами»), согласно которой устанавливаются:
а) места пересечения границы (на суше это пересечение должно осуществляться только на путях международного железнодорожного, автомобильного сообщения либо в иных местах, определяемых международными договорами Российской Федерации или решениями Правительства Российской Федерации, на море - в морских коридорах, в воздушном пространстве - по специально выделенным воздушным коридорам пролета);
б) пункты пропуска через государственную границу (лиц, транспортных средств, товаров, грузов и животных), которые могут находиться на удалении от государственной границы.
Пересечение границы может быть осуществлено в любом направлении и любым способом (пешком, с использованием транспортного средства, вплавь, по воздуху и т.п.).
Вопрос о документах, которые необходимы при пересечении Государственной границы Российской Федерации, регламентируется в Законе «О порядке выезда из Российской Федерации и въезда в Российскую Федерацию».
Для выезда из РФ и въезда в РФ граждане РФ обязаны иметь при себе документ, удостоверяющий их личность. В соответствии со ст. 7 названного закона основными документами, удостоверяющими личность граждан России, признаются: паспорт, дипломатический паспорт, служебный паспорт, паспорт моряка (удостоверение личности моряка).
Иностранные граждане и лица без гражданства при въезде в Россию и выезде из нее обязаны предъявить действительные документы, удостоверяющие их личность и признаваемые Российской Федерацией в этом качестве, и визу, выданную соответствующим дипломатическим представительством или консульским учреждением России за рубежом либо отечественными органами внутренних или иностранных дел. Виза представляет собой выданное уполномоченным государственным органом разрешение на въезд в Российскую Федерацию и транзитный проезд через территорию Российской Федерации по действительному документу, удостоверяющему личность иностранного гражданина или лица без гражданства и признаваемому Российской Федерацией в этом качестве. Для иностранных граждан, пребывающих на территорию Российской Федерации на срок более трех месяцев, наряду с иными документами обязателен сертификат об отсутствии у них ВИЧ-инфекции (ч. 3 ст. 27 указанного закона).
Пересечение границы может быть осуществлено исключительно по подлинным и действительным документам. К недействительным документам относятся поддельные (полностью или частично), выписанные на других лиц, просроченные, с оттисками устаревших печатей, без специальных отметок пограничной службы и иным образом неправильно оформленные заграничные паспорта и визы, а также любые иные документы, которыми оформляется согласно специальному порядку пересечение государственной границы отдельными категориями лиц (ст. 9 Закона).
Наличие указанных документов является основанием для пропуска лиц через границу; пересечение же границы без них – основанием для возбуждения уголовного дела.
Обратим внимание на тот факт, что в отличие от предшествующего УК, устанавливавшего ответственность за незаконный въезд или выезд из страны, нынешний закон говорит лишь о пересечении границы без документов. Изменение редакции статьи поставило на повестку дня вопрос о квалификации действий лиц, пересекающих границу при наличии установленных документов, но в неустановленных местах. В условиях прежнего законодательства П. Ф. Тельнов писал, что преступным является любой способ пересечения государственной границы без установленного документа или с установленным документом, но помимо пограничного контрольно-пропускного пункта.[292] В современных условиях В. И. Земцов пишет, что «для состава данного преступления решающее значение имеет не место, где пересечена граница, а наличие или отсутствие у правонарушителя установленного паспорта или разрешения властей. В других случаях нарушения правил пересечения государственной границы, в том числе в неустановленных местах, наступает административная ответственность на основании ст. 183-1 Кодекса об административных правонарушениях»[293] (в действующем КОАП – ст. 18.1 - авторы).
На наш взгляд, декриминализация пересечения Государственной границы вне установленных мест проведена законодателем не вполне обоснованно. Заметим, что пересечение границы вне установленных мест, но при наличии документов, совершенное в одиночку, квалифицируется как административный проступок, а тоже деяние, совершенное группой лиц по предварительному сговору – как преступление (ч. 2 ст. 322 УК). Более того, пересечение границы даже несколькими лицами при наличии документов, но не в установленном месте, если из этих лиц только один непосредственно пересекал границу, а остальные выполняли пособнические, организаторские или подстрекательские роли (то есть пересечение границы в сложном соучастии), влечет административную ответственность, а групповое пересечение границы (когда непосредственно линию границы пересекают два или более исполнителя) влечет за собой уголовную ответственность.[294] Но и не всякое групповое пересечение границы влечет уголовную ответственность: поскольку ст. 4.3 КОАП в качестве обстоятельства, отягчающего ответственность, называет совершение административного проступка группой лиц, то, очевидно, что пересечение границы группой лиц будет влечь административную ответственность, а пересечение границы группой лиц по предварительному сговору или организованной группой – уголовную. Как видим, в основу разграничения административного проступка и преступления законодателем положен критерий различной оценки форм соучастия. Сложное соучастие и соисполнительство при незаконном пересечении границы – критерий административного проступка, группа лиц по предварительному сговору или организованная группа – критерий преступления. Такая ситуация нетипична для уголовного закона, где различие в формах соучастия служит основанием дифференциации ответственности и индивидуализации наказания,[295] но не критерием криминализации деяния. На наш взгляд, форма соучастия сама по себе не может служить основанием для отграничения проступка от преступления.[296] А потому мы считаем необходимым внести определенные изменения в уголовное законодательство в части возврата к криминализации незаконного пересечения Государственной границы, совершенного в одиночку или группой лиц, в этом случае установление и дифференциация ответственности за рассматриваемое деяние будут выглядеть более логично (с таким предложением солидарны 79% опрошенных респондентов).
Дифференцирующими ответственность обстоятельствами за незаконное пересечение границы закон называет совершение преступления по предварительному сговору группой лиц или организованной группой, а равно с применением или угрозой применения насилия. Заметим, что действующая редакция статьи признает эти обстоятельства дифференцирующими лишь для пересечения границы без документов или разрешения; но рассматривает их в качестве основных признаков состава пересечения границы с нарушением иных правил. Таким образом, состав преступления, предусмотренный ч. 2 ст. 322 УК является отчасти квалифицированным, отчасти основным. В этой связи трудно согласиться с мнением В. И. Земцова, указывающего, что «руководствуясь буквой закона и общими правилами законодательной техники, следует признать, что в ч. 2 ст. 322 УК излагаются специальные дополнительные признаки основного состава преступления, объективная сторона которого выражается в пересечении охраняемой государственной границы без установленных документов или разрешения. В других случаях даже при наличии квалифицирующих признаков, указанных в ч. 2 ст. 322 УК, отсутствует состав преступления, предусмотренный ст. 322 УК».[297]
Содержание квалифицирующих признаков рассматриваемого состава преступления (равно как и субъективные признаки состава) достаточно хорошо изучено как в работах общего характера, так в специальных исследованиях, в связи с чем их анализ в настоящей работе мы считаем излишним.
Рассматривая проблемы обеспечения неприкосновенности Государственной границы, следует обратить внимание на предписание, включенное в 2003 году в Закон «О порядке выезда из РФ и въезда в РФ». Согласно ст. 25.10 Закона, физические и юридические лица, содействующие иностранному гражданину или лицу без гражданства в незаконном въезде в Российскую Федерацию, незаконном выезде из Российской Федерации, незаконном транзитном проезде через территорию Российской Федерации и незаконном пребывании (проживании) в Российской Федерации, а также транспортные или иные организации, осуществляющие международные перевозки и доставившие в Российскую Федерацию иностранного гражданина или лицо без гражданства, которые имеют неправильно оформленные документы либо не имеют установленных документов на право въезда в Российскую Федерацию, несут ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации. Однако анализ положений Уголовного и Административного Кодексов России не позволяет считать, что такая ответственность установлена.
Содействие иностранному гражданину или лицу без гражданства в незаконном пересечении границы с точки зрения уголовного закона весьма тесно примыкает к организации незаконного пересечения границы; а создание организации, занимающейся незаконным перемещением лиц через границу, можно рассматривать в качестве разновидности криминального бизнеса. Степень общественной опасности подобных действий достаточно велика, ими причиняется ущерб территориальной неприкосновенности России, создаются условия для проникновения на территорию России лиц, самих по себе или в связи с осуществляемой ими деятельностью представляющих опасность для общественной безопасности, обороноспособности, формируются предпосылки роста преступности иностранцев России[298] и т. д.
Организационная деятельность по незаконному пересечению Государственной границы представляет опасность в виду ее связи с незаконной миграцией. Как показывают специальные исследования, все большая вовлеченность России в сферу незаконных миграционных процессов проявляется в том, что Россия выступает в них в различных качествах: 1) страны исхода граждан РФ с целью осуществления криминальных намерений, нелегальной трудовой деятельности в экономически более развитых странах; 2) страны транзита иностранных граждан и лиц без гражданства, незаконно перемещающихся либо нелегально переправляемых из стран Азии и Африки в страны Западной Европы и США; 3) страны размещения лиц, ищущих убежища на территории России, но не имеющих законных оснований для получения статуса беженца в РФ; 4) страны временного пребывания наемников – иностранцев, принимающих участие в террористической деятельности на территории Чеченской Республики; 5) страны конечного назначения для граждан ряда стран дальнего зарубежья и государств СНГ, въезжающих на территорию России с целью нелегального занятия формально законными видами трудовой деятельности либо с целью осуществления противоправной, зачастую преступной деятельности.[299] В последнее время, отмечают специалисты, «незаконная миграция и связанные с ней процессы стали долговременными факторами, оказывающими все более заметное влияние на социально-политическую и экономическую ситуацию в России, особенно в приграничных районах.... незаконная миграция существенно обостряет социальную, демографическую и криминогенную обстановку в России, негативно воздействует на межнациональные, этнические отношения, на положение и авторитет российского государства на международной арене».[300]
Учитывая эти обстоятельства, представляется уместным воспользоваться опытом ряда зарубежных стран в части криминализации организационной деятельности по незаконному пересечению границы. На наш взгляд, состав незаконного пересечения Государственной границы организованной группой не равнозначен составу организации незаконного пересечения Государственной границы; он является более узким, поскольку может быть вменен лишь членам (организаторам и участникам) организованной преступной группы. Состав же организации незаконного пересечения границы должен вменяться тем лицам, которые специализируются, «профессионализируются» на переправке через границу граждан и иностранцев. По сути речь должна идти о криминализации еще одного вида преступной группы в УК. Имеющаяся ст. 210 УК не может быть применена к лицам, организующим «на профессиональной основе» незаконное перемещение через границу, поскольку преступление, предусмотренное ст. 322 УК, не относится к категории тяжких. Вряд ли достаточно для квалификации рассматриваемого вида действий положений ст. 34 УК, допускающих квалифицировать действия лиц, содействующих незаконному пересечению границы по ст. 322 УК со ссылкой на ч. 3 или ч. 5 ст. 33 УК РФ, поскольку такая квалификация не будет отражать общественной опасности совершенного. Таким образом, мы предлагаем законодателю обсудить вопрос о криминализации создания и участия в организованной группе лиц, созданной для организации незаконного пересечения Государственной границы РФ (с этим предложением согласились 80% опрошенных респондентов). Полагаем, что этот вопрос должен стать составной частью проблемы борьбы с незаконным вывозом за границу женщин и детей, торговлей несовершеннолетними, незаконным усыновлением, эксплуатацией проституции третьими лицами.
Подводя итог анализу законодательных положений относительно защиты неприкосновенности Государственной границы России, считаем возможным высказать собственные рекомендацию относительно их возможного совершенствования. Во-первых, представляется необходимым предусмотреть в Разделе X УК самостоятельную главу «Преступления против неприкосновенности Государственной границы Российской Федерации», включив в нее положения ст. 271, 322, 323 УК РФ. Во-вторых, полагаем целесообразным внести коррективы в некоторые статьи действующего уголовного закона, изложив их в следующей редакции:
Статья 322. Незаконное пересечение Государственной границы Российской Федерации
1. Незаконное пересечение Государственной границы Российской Федерации – наказывается...
2. То же деяние, совершенное группой лиц по предварительному сговору или организованной группой либо с применением насилия или угрозой его применения, - наказывается...
Примечание. Действие настоящей статьи не распространяется на случаи прибытия в Российскую Федерацию с нарушением правил пересечения Государственной границы Российской Федерации иностранных граждан и лиц без гражданства для использования права политического убежища в соответствии с Конституцией Российской Федерации, если в действиях этих лиц не содержится иного состава преступления.
Статья 323. Противоправное изменение обозначения Государственной границы
1. Противоправное изъятие, перемещение или уничтожение пограничных знаков – наказывается...
2. То же деяние, повлекшее тяжкие последствия, - наказывается...
Статья X. Организация незаконного пересечения Государственной границы
Создание или участие в организованной группе лиц для содействия иностранному гражданину или лицу без гражданства в незаконном въезде в Российскую Федерацию, незаконном выезде из Российской Федерации, незаконном транзитном проезде через территорию Российской Федерации и незаконном пребывании (проживании) в Российской Федерации, а равно для содействия гражданину РФ в незаконном пересечении Государственной границы РФ, - наказывается...
§ 3. Ответственность за сепаратизм, инспирирование и поддержку сепаратистских движений
Принцип территориальной целостности и неприкосновенности государственной территории предполагает строгий запрет на организацию сепаратистских движений. Их общественная опасность чрезвычайно высока. Как совершенно справедливо указывает А. Бьюкенен, «утверждение, что распространение сепаратистских движений может иметь разрушительные последствия для международного порядка и мира – скорее преуменьшение, чем преувеличение реальной опасности».[301]
Вопрос о сепаратизме является «камнем преткновения» двух принципов международного права: принципа территориальной целостности государств и принципа самоопределения народов. На необходимость сочетания данных принципов обращалось внимание в множестве международно-правовых актах. Так, Декларация ООН о предоставлении независимости колониальным странам и народам (1960 г.) заявила, с одной стороны, что все народы имеют право на самоопределение и в силу этого свободно устанавливают свой политический статус и осуществляют свое экономическое, социальное и культурное развитие, а с другой стороны, - что всякая попытка, направленная на то, чтобы частично или полностью разрушить национальное единство и территориальную целостность страны, несовместима с целями и принципами Устава ООН.[302] Декларация о принципах международного права (1970 г.), провозгласившая в качестве одной из основных идей сотрудничества государств принцип равноправия и самоопределения народов, предполагающий, в том числе, и право на отделение и создание самостоятельного государства как форму реализации права на самоопределение, тем не менее, также указала, что «ничто в приведенных выше абзацах не должно толковаться как санкционирующее или поощряющее любые действия, которые вели бы к расчленению или к частичному или полному нарушению территориальной целостности или политического единства суверенных и независимых государств, действующих с соблюдением принципа равноправия и самоопределения народов, как этот принцип изложен выше; и, вследствие этого, имеющих правительства, представляющие весь народ, принадлежащий к данной территории, без различия расы, вероисповедания или цвета кожи».
Как было указано выше (см. Глава 1, § 1), при всей кажущейся противоречивости рассматриваемых принципов, цивилизованное сообщество выработало достаточный арсенал демократических средств их сочетания. Тем не менее, современная социальная и политическая практика все еще свидетельствует о наличии попыток реализовать право на самоопределение без учета иных принципов международного права, что приводит к появлению различного рода сепаратистских движений.
Понятие сепаратизма, как «движения за отделение части государства и создание нового государственного образования или за предоставление части страны автономии»,[303] не известно действующему уголовному законодательству. Однако нормы, направленные на предотвращение распада государства, в нем, безусловно, предусмотрены. Речь идет о ст. 279 «Вооруженный мятеж», ст. 280 «Публичные призывы к осуществлению экстремисткой деятельности», ст. 2822 «Организация деятельности экстремисткой организации». Таким образом, можно говорить о том, что отечественному законодательству известны насильственная, призывная и организационная деятельность, направленная на причинение вреда территориальной неприкосновенности государства.[304] Порядок изложения указанных статей в тексте УК отражает присущую соответствующим преступлениям степень общественной опасности.
Заметим, что современной законотворческой практике известны предложения о дополнении данной системы норм некоторыми специальными составами. В частности, депутатами С. Н. Шинкаревым и Д. О. Рогозиным в Государственную Думу был внесен законопроект № 197840 – 3 о дополнении УК РФ ст. 2811. Депутатами предлагается дополнить кодекс нормой следующего содержания:
«Статья 281.1. Незаконное отчуждение должностным лицом части территории Российской Федерации
1. Незаконное отчуждение должностным лицом части территории Российской Федерации иностранному государству - наказывается лишением свободы от пяти до десяти лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до пяти лет.
2. То же деяние, совершенное лицом, занимающим государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, а равно главой местного самоуправления, - наказывается лишением свободы от семи до пятнадцати лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до десяти лет с конфискацией имущества или без таковой.
3. Деяния, предусмотренные частями первой и второй настоящей статьи, если они:
а) совершены группой лиц по предварительному сговору или организованной группой;
б) совершены из корыстной или иной личной заинтересованности;
в) нанесли ущерб внешней безопасности Российской Федерации или повлекли иные тяжкие последствия, -
наказываются лишением свободы свыше пятнадцати лет с конфискацией имущества».[305]
Прежде чем оценить этот законопроект считаем необходимым обратить внимание на некоторые частные неточности и упущения, содержащиеся в части третьей предлагаемой статьи. Во-первых, считаем лишним указание в пункте «в» на последствие в виде нанесения ущерба безопасности, поскольку всякое отчуждение территории государства безусловно предполагает такой ущерб; во-вторых, не соответствующей требованиям законодательной техники выглядит санкция части третьей, скорее следовало бы указать на возможный максимальный срок лишения свободы – 20 лет.
Если принять во внимание эти замечания, то предлагаемую норму «в чистом виде» вполне можно рассматривать в качестве частного случая превышения должностных полномочий (ст. 286 УК РФ), имеющего повышенные санкции. Указанные действия могут быть также составной частью вооруженного мятежа (ст. 279 УК РФ), если совершаются должностным лицом под давлением мятежников; если же преступление совершается по заданию иностранного государства, его можно расценить как разновидность государственной измены в форме «иного оказания помощи» (ст. 275 УК РФ). Таким образом, мы можем заключить, что современный арсенал уголовно-правовых средств борьбы с рассматриваемым видом незаконной деятельности должностных лиц вполне адекватен поставленным задачам обеспечения территориальной целостности России, а потому введение специальной нормы будет выглядеть излишним.
Наиболее опасным преступлением в системе норм о защите страны от сепаратизма закон признает вооруженный мятеж. Вооруженный мятеж не определяется законом сам по себе, в статье речь идет только об организации либо активном участии в вооруженном мятеже с целью свержения или насильственного изменения конституционного строя РФ либо нарушения ее территориальной целостности. Таким образом, исходя из текста закона, нам известен лишь один объективный признак мятежа – его вооруженность, и один субъективный – направленность против конституционного строя и целостности государства. Однако выяснение всех объективных и субъективных признаков вооруженного мятежа является необходимым условием правоприменения.
Обычно мятеж определяется как «стихийное восстание, вооруженное выступление против власти».[306] Однако в юридической науке однозначного определения данного понятия нет. Ткачевский Ю. М. и Тяжкова И. М. пишут, что «мятеж представляет собой неповиновение более или менее значительной группы граждан законам и распоряжениям власти, которые они обязаны исполнить, и совершение насильственных действий с целью свержения власти или получения от нее определенных уступок в пользу мятежников», а далее уточняют: «вооруженный мятеж представляет собой насильственные действия с применением оружия группы лиц либо законных вооруженных формирований, отказывающихся повиноваться законам и совершающих действия, направленные на свержение власти, насильственное изменение конституционного строя или нарушение территориальной целостности России».[307]
На наш взгляд, исходя из отечественного и зарубежного опыта борьбы с государственной преступностью, следует различать понятия неповиновение и мятеж. Безусловно, всякие мятежнические действия выступают в качестве проявление акта неповиновения, но от всех иных видов неповиновения мятеж отличается целым рядом признаков. В юридической литературе неповиновение традиционно рассматривается в качестве одной из форм неисполнения приказа (ст. 332 УК РФ), при этом под неповиновением понимается «открытый отказ от исполнения приказа», «наиболее дерзкая форма неисполнения приказа, демонстративное противопоставление своей воли воле начальника».[308] Таким образом, неповиновение предполагает наличие определенного, конкретного требования или распоряжения, от исполнения которого виновный уклоняется. В ситуации неповиновения законным требованиям власти это означает наличие конкретного закона, указа, иного нормативного акта, исполнению которого противится виновный или их группа. При мятеже же такой конкретики не существует, действия виновных характеризуются своей направленностью на изменение конституционного строя в целом или на нарушение территориальной целостности России. Если при неповиновении нарушаются в первую очередь интересы управления, целостность и единство системы исполнительной власти, то при мятеже под угрозу ставится целостность государства как такового.
Отличие неповиновения от мятежа заключается и в том, что мятеж всегда предполагает вооруженный характер действий. Признак вооруженности раскрыт Пленумом Верховного Суда РФ применительно к банде, но полагаем, что сделанные им указания справедливы и для мятежа. Согласно п. 5 Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 1 от 17. 01. 1997 г. под вооруженностью следует понимать «наличие у участников банды (читай – у участников мятежа – авторы) огнестрельного или холодного, в том числе метательного, оружия, как заводского изготовления, так и самодельного, различных взрывных устройств, а также газового и пневматического оружия.... Использование участниками нападения (читай – участниками мятежа – авторы) непригодного к целевому применению оружия или его макетов не может рассматриваться в качестве признака их вооруженности.[309]... Банда (читай – мятеж - авторы) признается вооруженной при наличии оружия хотя бы у одного из ее членов и осведомленности об этом других членов банды».[310]
Вооруженность действий по пересмотру территориальных границ и конституционных основ государства является частью более общего признака насильственности изменения строя и территориальных границ. Еще в XIX столетии ученые отмечали, что признак насильственности отличает мятеж от реформ, от ходатайств о расширении прав и от политической пропаганды.[311] При этом, как указывал Н. С. Таганцев, «насилие, как средство выполнения мятежа, может быть сообразно с особенностями отдельных видов мятежа, или физическое или психическое, оно может быть непосредственное или посредственное».[312]
Признаком мятежа следует считать и его массовый характер. В отличие от известных уголовному законодательству групповых образований, где минимальное количество участников равняется двум, мятеж предполагает несколько (а, как правило, и гораздо) большее количество участников. По указанному признаку мятеж близок к массовым беспорядкам (в тоже время отличается от них степенью организованности и подготовленности). Характеризуя массовость, ученые обычно используют слово «толпа»: «подстрекательство, руководство, направление действий толпы» (В. С. Егоров);[313] «объединение толпы или руководство ею» (С. В. Дьяков);[314] «совершение погромов, поджогов, разрушений, насилия над личностью, а равно воспрепятствование осуществлению конституционных прав и интересов граждан, совершенные с участием толпы» (А. Абдульманов).[315] Представляется, что исчислять количественную характеристику массовости – дело бесполезное, поскольку ее масштабы должны оцениваться судом, исходя из всех конкретных обстоятельств дела: региональных факторов, ориентированности мятежа на определенную профессиональную или политическую принадлежность участников и т. д. Следует лишь помнить, что «толпа парализует позитивный контроль за поведением людей, аккумулирует отрицательную энергию входящих в нее лиц, создает негативные фронтальные ситуации, повышает виктимность всего населения».[316]
Более необходимым считаем выяснение психологических особенностей взаимосвязи участников толпы, которое оказывает непосредственное влияние на квалификацию деяния. Исходя из них, заметим, что среди лиц, участвующих в мятеже, закон четко различает организаторов и участников.
Организаторы вооруженных выступлений против власти были известны ранее действовавшему законодательству и их действия охватывались понятием заговора с целью захвата власти (п. «а» ст. 64 УК РСФСР). При этом большая часть исследователей рассматривала заговор в качестве разновидности антисоветской организации.[317] Действительно, организационная деятельность по подготовке мятежа немыслима вне рамок какой-либо группы лиц. На сегодняшний день деидеологизированное законодательство рассматривает деятельность общественных и религиозных объединений, либо иных организаций, либо средств массовой информации, либо физических лиц по планированию, организации, подготовке и совершению действий, направленных на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации; подрыв безопасности Российской Федерации; захват или присвоение властных полномочий, в качестве экстремистской деятельности (экстремизма). Поэтому всякая организация, составившаяся для осуществления вооруженного мятежа с целью нарушение территориальной целостности России, должна рассматриваться как экстремистская и подлежащая запрету. Следовательно, участники экстремистской организации, организующие вооруженный мятеж или активно участвующие в нем, должны всегда нести ответственность по совокупности преступлений, предусмотренных ст. 2822 и 279 УК РФ.
В тоже время к участию в вооруженном мятеже могут быть привлечены и лица, не являющиеся участниками экстремисткой организации. У них, как правило, отсутствует присущая банде или организованной группе сплоченность и устойчивость (она может иметь место лишь среди участников организованной группы, организующих мятеж или массовые беспорядки). Весьма совершенную и понятную рядовому читателю характеристику психологической атмосферы среди них дали комментаторы XIX столетия: «группа людей, охваченная общим инстинктом или идеей, образует как бы самостоятельное, независимое от составляющих ее единиц, социально многоголовое тело, и как таковое, живет, действует, следуя своей особой психологии массы. Благодаря психическому взаимодействию друг на друга участников толпы, увеличивается сила и активность каждого участника, и вместе с тем, всего скопища».[318]
Исходя из изложенного, мы можем определить вооруженный мятеж как активную, насильственную, совершаемую с применением или угрозой применения оружия деятельность широкого круга лиц, направленную на свержение, изменение конституционного строя либо нарушение территориальной целостности РФ.
Сама по себе эта деятельность может быть выражена в самопровозглашении отдельной территории России независимым государством, вооруженном захвате власти, применении репрессий в отношении должностных лиц законно образованных органов власти, неподчинении требованиям федеральных властей, вооруженном сопротивлении воинским контингентам, призванным восстановить конституционный правопорядок и т. д.
Признаки мятежа, на наш взгляд, вполне удачно определены Н. П. Водько, который называет ими: наличие более двух лиц, совместность их действий, осведомленность каждого участника о характере и цели совместной деятельности, согласованность действий, наличие предварительного сговора и объединенности, вооруженность, политическую цель и применение насилия.[319]
Законодатель поместил норму о вооруженном мятеже в главу о преступлениях против основ конституционного строя и безопасности государства. В связи с чем указанные ценности признаются в науке основным объектом преступления, а, учитывая вооруженный и насильственный характер действий мятежников дополнительным объектом определяются жизнь и здоровье людей.[320] Некоторые исследователи уточняют, что основным объектом мятежа является внутренняя безопасность государства или его политическая система.[321] Как видим, особых принципиальных разночтений относительно объекта мятежа не имеется. Однако мы полагаем, что некоторая терминологическая упорядоченность все-таки необходима.
Внутренняя безопасность государства – есть часть государственной безопасности (наряду с внешней), выявляемая в зависимости от источника угроз основным государственным интересам. В качестве безусловного государственного интереса выступает стабильность основ его конституционного строя, при этом территориальная целостность и неприкосновенность Российского государства согласно ст. 4 Конституции РФ является составной частью этих основ. Таким образом, неприкосновенность и целостность территории – это часть более общего понятия конституционного строя, а внутренняя безопасность – часть государственной безопасности вообще. Территориальная целостность государства защищается от внешних угроз нормами об ответственности за агрессию и государственную измену, а от внутренних угроз – среди прочих, нормой об ответственности за вооруженный мятеж. Исходя из этого, мы можем определить основным видовым объектом вооруженного мятежа общественные отношения, обеспечивающие состояние защищенности основ конституционного строя России (и территориальной целостности как их составной части) от внутренних угроз.[322]
Объективная сторона рассматриваемого состава преступления состоит из двух альтернативных действий – организации вооруженного мятежа или активном участии в нем. При этом в отличие от некоторых иных составов преступлений (ст. 208, 209, 210) в ст. 279 УК законодатель в одной части статьи предусмотрел ответственность и за организационную деятельность, и за участие в мятеже.
Организация мятежа может проявляться в самых разнообразных действиях. Так, действия организаторов заключаются в подборе и организации людей, склонных к совершению насильственных действий, агрессивных и желающих публично выражать свое «недовольство жизнью» или психически неуравновешенных лиц. Проводится работа по вооружению этих людей, подготовке предметов, которые могут быть использованы ими в качестве оружия. Организаторы планируют развитие беспорядков, распределяют между собой роли при их проведении, готовят и обучают так называемых «провокаторов» и «боевиков», воздействуют на настроения людей непосредственно на мероприятии, распространяя листовки с призывами к насильственным действиям, организуют выступления специально подготовленных ими ораторов. Особенно опасны действия организаторов, проводимые на почве разжигания национальной или религиозной вражды, поскольку, как показывает практика, в этих случаях, как правило, неминуемы посягательства на жизни людей.[323] Уже непосредственно в процессе мятежа организаторы лично либо через своих доверенных лиц руководят действиями толпы, координируют их для наиболее эффективного сопротивления правоохранительным органам, постоянно поддерживают у людей возбужденное и агрессивное настроение выдвижением новых лозунгов, сообщением сведений, вызывающих возмущение людей, и т. д.
Как видим, среди организаторских действий отчетливо выделяются две группы: действия, совершаемые до начала мятежа (собственно организация) и действия, совершаемые в процессе мятежнических выступлений (руководство мятежом). И те, и другие представляют высокую общественную опасность, однако, законодатель не указала непосредственно в ст. 279 УК на руководство мятежом в качестве признака состава преступления. Считаем такое упущение недостатком закона, поскольку, во-первых, законодателю известны понятия организации и руководства в иных статьях УК (в первую очередь, ст. 35), где им придается несколько различный смысл при равной законодательной оценке; а во-вторых, отсутствие в статье упоминания о руководстве мятежом не позволяет привлечь к ответственности лиц, которые его не организовывали и не принимали непосредственного участия в вооруженном выступлении (квалификация действий руководителя мятежа через признак активного участия в нем не отражала бы специфики выполняемой виновным функции). Таким образом, на наш взгляд, вполне возможно дополнить ст. 279 УК указанием на руководство мятежом в качестве признака состава преступления (с таким предложением согласились 76% опрошенных респондентов).
Организационная деятельность, направленная к совершению мятежа, может состоять в создании экстремисткой организации, преступного сообщества, банды, незаконного вооруженного формирования. В виду того, что эти действия предусмотрены самостоятельными статьями УК, ответственность за них должна наступать по правилам совокупности преступлений.
Деятельность участников вооруженного мятежа с точки зрения уголовного закона подлежит оценке в следующих случаях: 1) если она носила характер активной,[324] то должна быть квалифицирована по ст. 279 УК РФ; 2) если она состояла в совершении каких-либо конкретных преступлений (убийств, грабежей, хранении оружия и т. д.), то, наряду с квалификацией по ст. 279 УК, она подлежит самостоятельной оценке по соответствующим статьям УК согласно правилам совокупности преступлений.
Участие в преступлении с позиций учения о видах соучастников в уголовном праве представляет собой выполнение субъектом различных функций: организаторских, подстрекательских, пособнических или исполнительских. Однако в виду того, что в ст. 279 УК организаторскую деятельность законодатель оговаривает отдельно, логично предположить, что участие в мятеже предполагает совершение любых действий, кроме организаторских: подстрекательство к мятежу, пособничество ему, совершение непосредственных мятежнических действий (например, захват власти, применение насилия, сопротивление федеральным воинским контингентам и т. д.). При этом заметим, что подстрекательство к мятежу, как форма активного участия, весьма близко граничит с публичными призывами к осуществлению экстремисткой деятельности. Считаем, что разграничение следует проводить по времени совершения действий: выполнение активной роли в мятеже возможно лишь с момента его начала, в то время как призывы к экстремисткой деятельности возможны и до начала мятежа; кроме того, призывы к экстремисткой деятельности включают в себя как призывы к мятежу, так и призывы к иным экстремистским действиям.
Указание на активное участие в совершении мятежа позволяет правоприменителю самостоятельно оценивать характер и степень опасности действий тех или иных лиц для решения вопроса о привлечении их к уголовной ответственности, служит критерием отграничения простого нахождения (пребывания) в толпе во время мятежа от собственно участия в нем. Указанный признак (в отличие от организации мятежа) является оценочным. Напомним, что «оценочные суждения должны основываться на реальных фактах, отражать требования закона, истолковываться во взаимосвязи с другими институтами и понятиями права», что «любое судебное решение, связанное с употреблением оценочных понятий и суждений, должно быть мотивировано, основано на законе и на доказанных по делу фактах и может подлежать проверке со стороны вышестоящих судебных органов».[325]
Как известно, законодатель в ст. 63 УК в качестве отягчающего наказание обстоятельства упоминает особо активную роль в совершении преступления. При этом в науке справедливо проводится отличие между активной ролью и особо активной ролью в совершении преступления.[326] Учитывая это, отметим, что при рассмотрении дел о вооруженном мятеже на правоприменителе лежит большая ответственность, во-первых, по установлению признаков активности участия для возложения ответственности, а во-вторых, по установлению особо активного участия в мятеже для индивидуализации наказания. Оценочный признак в данном случае служит и частью основания ответственности, и критерием ее индивидуализации.
Анализируемый состав преступления относится к числу формальных составов, однако момент его выполнения для организаторов и активных участников различен. Вряд ли можно согласиться с утверждением А. Ю. Шумилова, что для организатора преступление считается оконченным «с момента совершения практических действий, направленных на организацию мятежа, вне зависимости от их реализации в фактический вооруженный мятеж».[327] В постановлении № 1 Пленума Верховного Суда РФ от 17. 01. 1997 г. «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм» указано, что «в тех случаях, когда активные действия лица, направленные на создание устойчивой вооруженной группы, в силу их своевременного пресечения правоохранительными органами либо по другим, не зависящим от этого лица обстоятельствам, не привели к возникновению банды, они должны быть квалифицированы как покушение на создание банды». Полагаем, что подобная рекомендация будет справедлива и для организаторов мятежа: если действия направленные на организацию вооруженного выступления, не привели к таковому, их целесообразно рассматривать как покушение на организацию вооруженного мятежа.[328] Действия же активных участников вооруженного мятежа следует признавать оконченными с момента их непосредственного совершения.
Субъективная сторона организации и активного участия в вооруженном мятеже характеризуется виной в форме умысла и специальной целью – свержение или насильственное изменение конституционного строя РФ либо нарушение территориальной целостности России. Субъект – общий.
Анализируя содержание ст. 279 УК и понятие мятежа, мы приходим к выводу о некоторых пробелах в отечественном законодательстве. В частности, речь идет о том, что мятежнические действия в ст. 279 УК связаны законодателем исключительно с конституционным строем и целостностью России, при этом упускается из виду деятельность, направленная на изменение начал власти и территории субъекта Российской Федерации. В тоже время в той или иной форме понятие основ конституционного (государственного и общественного) строя известно Уставам и Конституциям всех субъектов Федерации.[329] На наш взгляд, целесообразно предусмотреть в уголовном законодательстве специальное упоминание о мятежнических действиях против основ строя и целостности территории в субъекте Федерации, для чего соответствующим образом скорректировать ст. 279 УК РФ (аналогично решению германского законодателя и согласно опыту Уложения 1903 года). С таким предложением солидарны 79% опрошенных респондентов.
В порядке предложения по усовершенствованию уголовного законодательства в науке предлагалось дополнить ст. 279 УК частью второй с санкцией вплоть до смертной казни, предусмотрев в ней квалифицированный состав мятежа: «деяния мятежников, сопряженные с посягательством на жизнь человека».[330] На наш взгляд, такое «добавление» не принесет положительного эффекта, напротив, породит дополнительные проблемы в части квалификации преступления. Во-первых, не ясно, должны ли быть эти деяния активными, во-вторых, должны ли быть это деяния участников или организаторов, в-третьих, если по сложившейся практике деяния, сопряженные с чем-либо, квалифицируются по правилам совокупности преступлений,[331] то наличие части второй в подобной редакции представляется бесполезным.
Анализ положений ст. 279 УК требует обращения и еще к одной немаловажной проблеме, близкой по своему содержанию конституционному праву – проблеме права народов на революцию. По большому счету, революция – есть насильственное и коренное переустройство общественного и государственного порядка, которое при известных условиях подлежит квалификации по ст. 279 УК как вооруженный мятеж. Означает ли это, что государство рассматриваемой уголовно-правовой нормой законсервировало свой конституционный статус? Отнюдь, нет. Государство не свободно от изменения своего общественно-политического, экономического, идеологического строя и источником этих изменений может служить воля народа, его суверенитет. Однако цивилизующая роль государства состоит как раз в том, чтобы не допустить антиправовых средств и методов государственного переустройства. Право стоит над государством, ему в равной степени подчинены и управляющие, и управляемые. В силу этого, всякий мятеж управляемых против государства, и всякая узурпация власти управляющими в равной степени являются преступными. Таким образом, возможность реализации при обычных условиях права на революцию должна быть однозначно исключена. Тем не менее, мы должны сделать оговорку относительно возможности вооруженного выступления народа против правительства и существующего строя в ситуации, когда существующий правительственный режим грубо нарушает основные права и свободы человека, препятствует свободному волеопределению народа, либо его установление само явилось результатом совершения преступлений. В подобной ситуации отрицать за суверенным народом право на вооруженное переустройство, пожалуй, нельзя. Его легитимность с точки зрения уголовного права будет обоснована правом на причинение вреда в состоянии крайней необходимости, поскольку единство и целостность государства все же менее значимые социальные ценности, нежели права и свободы человека. Еще Биндинг говорил: «для правового государства возможна лишь одна точка зрения. Государство может требовать от населения, чтобы оно оставалось в пределах законного подчинения государственной власти лишь тогда и лишь постольку, поскольку действия самого государства остаются верными закону, поскольку они проникнуты и подкреплены авторитетом закона».[332]
Наряду с вооруженным мятежом одной из форм противодействия законной власти УК определил организационную и призывную деятельность экстремистского характера. Экстремизм, как крайнее проявление чего-либо, в частности, взглядов и убеждений, опасен для общества по ряду причин: во-первых, выражаясь в форме запрещенных законом деяний, он развивается в условиях конспирации; во-вторых, последнее обстоятельство ограничивает возможности специально-криминологического воздействия на очаги развития экстремизма; в-третьих, высокая латентность запрещенной деятельности экстремистских организаций не позволяет обществу и государству адекватно реагировать на нее, оценив надвигающуюся угрозу – широко распространяющиеся акты терроризма как способы реализации экстремистских настроений.[333] Экстремизм опасен тем, что уродует мировоззренческие установки людей, продуцирует в обществе философию нетерпимости, ксенофобии и в конечном счете предпочтения насильственных методов решения разных проблем.
Понятие экстремизма содержится в Законе РФ «О противодействии экстремисткой деятельности» от 25. 07. 2002 г.[334] В соответствии с ним экстремистская деятельность (экстремизм) определяется как:
1) деятельность общественных и религиозных объединений, либо иных организаций, либо средств массовой информации, либо физических лиц по планированию, организации, подготовке и совершению действий, направленных на: насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации; подрыв безопасности Российской Федерации; захват или присвоение властных полномочий; создание незаконных вооруженных формирований; осуществление террористической деятельности; возбуждение расовой, национальной или религиозной розни, а также социальной розни, связанной с насилием или призывами к насилию; унижение национального достоинства; осуществление массовых беспорядков, хулиганских действий и актов вандализма по мотивам идеологической, политической, расовой, национальной или религиозной ненависти либо вражды, а равно по мотивам ненависти либо вражды в отношении какой-либо социальной группы; пропаганду исключительности, превосходства либо неполноценности граждан по признаку их отношения к религии, социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности;
2) пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения;
3) публичные призывы к осуществлению указанной деятельности или совершению указанных действий;
4) финансирование указанной деятельности либо иное содействие ее осуществлению или совершению указанных действий, в том числе путем предоставления для осуществления указанной деятельности финансовых средств, недвижимости, учебной, полиграфической и материально - технической базы, телефонной, факсимильной и иных видов связи, информационных услуг, иных материально – технических средств.
Рассматривая уголовно-правовые средства борьбы с экстремизмом через призму обеспечения территориальной целостности Российского государства, заметим, что в УК РФ законодатель установил ответственность за призывы к нарушению территориальной целостности Российского государства (ст. 280) и организацию деятельности религиозного или общественного объединения, осуществляющего различного рода деятельность по нарушению территориальной целостности РФ (ст. 2822).
Ответственность за агитационную и призывную деятельность против власти и строя – в традициях отечественного законодательства. Под призывами обычно понимается «такая форма воздействия на сознание, волю и поведение людей, когда путем непосредственного обращения к ним формируются побуждения к определенному виду деятельности».[335] При этом данное проявление целенаправленной деятельности следует отличать от формально схожего выражения личного мнения по вопросам государственной и политической жизни.
Право на свободу выражения мнений, взглядов и убеждений является одним из основных естественных прав человека, которое получило и международные, и конституционные гарантии. Так, ст. 19 Международного Пакта о гражданских и политических правах (1966 г.) установила: «1. Каждый человек имеет право беспрепятственно придерживаться своих мнений. 2. Каждый человек имеет право на свободное выражение своего мнения; это право включает свободу искать, получать и распространять всякого рода информацию и идеи независимо от государственных границ устно, письменно или посредством печати или художественных форм выражения, или иным способом выражения по своему мнению». В тоже время часть третья рассматриваемой статьи определила, что «пользование предусмотренными в пункте 2 настоящей статьи правами налагает особые обязанности и особую ответственность. Оно может быть, следовательно, сопряжено с некоторыми ограничениями, которые, однако, должны быть установлены законом и являться необходимыми: а) для уважения прав и репутации других лиц; б) для охраны государственной безопасности, общественного порядка, здоровья или нравственности населения».[336]
Статья 280 УК, являясь средством обеспечения государственной безопасности, вводит ограничение на свободу выражения собственных взглядов. В принципе, законодатель не запрещает распространение идей (в том числе и в форме публичных призывов) о необходимости государственного, социального, идеологического и политического переустройства общества. Гарантии подобной деятельности являются необходимым условием развития демократии и составной частью деятельности политических партий и иных общественных объединений. Законодатель вводит запрет на публичное распространение лишь таких идей, которые содержат мысль о необходимость неправовых, неконституционных способов переустройства общества.
Объективная сторона преступления, предусмотренного ст. 280 УК, заключается в публичных призывах, при этом признак публичности традиционно понимается как открытость, доступность, способность быть воспринимаемыми неопределенным кругом лиц (выступления перед группой лиц, сообщение в публично демонстрирующемся произведении и т. д.). Публичность с точки зрения признаков состава преступления характеризует обстановку совершения преступления.[337] Этим понятием дается характеристика того внешнего окружения, в условиях которого совершается преступление.[338]
В содержательном отношении закон запрещает призывы к осуществлению экстремисткой деятельности. Напомним, что такая формулировка диспозиции в 2002 году пришла на смену «призывам к насильственному захвату власти, насильственному удержанию власти или насильственному изменению конституционного строя РФ». Учитывая приведенное выше определение экстремисткой деятельности, замечаем, что в ст. 280 УК предусмотрена ответственность за:
1. публичные призывы к осуществлению некоторых преступлений, предусмотренных, в частности, в ст. 278, 279, 208, 205, 282, 212, 213, 214;
2. публичные призывы к подрыву государственной безопасности;
3. публичные призывы к действиям, которые не являются преступными, в частности, к демонстрированию нацистской символики, пропаганде исключительности граждан по каким-либо демографическим или социальным признакам, финансированию экстремисткой деятельности;
4. публичные призывы к публичным призывам к осуществлению экстремисткой деятельности.
Если с высокой степенью общественной опасности первого и второго типа призывов вполне можно согласиться, то обоснованность криминализации призывов к совершению административных проступков (пропаганда и демонстрирование нацистской атрибутики или символики – ст. 20.3 КОАП) и призывов к осуществлению деятельности, нормативное содержание которой не определено, вызывает сомнения. На наш взгляд, законодатель не согласовал изменения в ст. 280 УК с понятием экстремисткой деятельности, в результате чего благое намерение расширить сферу криминализации общественно опасной призывной деятельности обернулось неудачей.
В силу отсутствия практики применения ст. 280 УК в ее новой редакции смеем предположить, что суду будут привлекать к ответственности лишь за призывы первого и второго типа. По своему содержанию эти призывы отчетливо подразделяются на призывы к подрыву государственной безопасности вообще, и призывы к совершению отдельных преступлений против государственной или общественной безопасности. Такое содержание очень близко к известной прежнему УК РСФСР антисоветской агитации и пропаганде, с той лишь разницей, что новый УК не установил ответственности за распространение клеветнических измышлений против власти и строя и за распространение, изготовление или хранение литературы «антисоветского» содержания. Заметим, что в процессе судебной реформы законодатель отказался от криминализации весьма размытых по содержанию призывов к подрыву государственной безопасности («подрыв или ослабление власти»). Считаем такой подход абсолютно верным, устанавливающим четкие границы состава преступления не допускающим произвольное толкование понятия «государственная безопасность». Учитывая изложенное, считаем возможным предложить законодателю пересмотреть редакцию ч. 1 ст. 280 УК с тем, чтобы вернуться к ее первоначальной схеме и установить ответственность за призывы к совершению строго ограниченного круга преступлений против государственной или общественной безопасности (с этим предложением согласны 90% опрошенных респондентов).
Рассуждая над содержанием этого перечня, полагаем, что в него могут войти:
1. преступления против внутренней безопасности государства (ст. 278, 279 УК РФ).
2. преступления террористического характера (их понятие дается в Законе РФ «О борьбе с терроризмом от 25. 07. 1998 г., [339] который определяет, что преступлениями террористического характера являются преступления, предусмотренные статьями 205 – 208, 277 и 360 Уголовного Кодекса Российской Федерации; кроме того, к преступлениям террористического характера могут быть отнесены и другие преступления, предусмотренные Уголовным кодексом Российской Федерации, если они совершены в террористических целях).
3. преступления экстремисткой направленности (их понятие дается в самом УК РФ (ст. 2821), который причисляет к ним преступления, предусмотренные статьями 148, 149, ч. 1, 2 статьи 213, статьями 214, 243, 244, 280, 282 УК РФ, если они совершаются по мотивам идеологической, политической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражда в отношении какой-либо социальной группы).
Призывы как самостоятельное преступление, следует отличать от деятельности, которая может быть квалифицирована как подстрекательство к совершению каких-либо преступлений. Основное отличие заключается в том, что призывы не носят персонифицированного характера, они обращены к неопределенному кругу лиц: тем или иным группам населения (молодежи, представителям какой-либо профессии, социального слоя, национальности, конфессии и т. п.); участникам различных мероприятий (зрителям, слушателям, избирателям, делегатам, демонстрантам и т. д.); членам организаций, работникам предприятий, учреждений, военнослужащим и проч. Как справедливо отмечается в литературе, «адресатами призывов виновный может избрать и различные силы вне страны: представителей общественности, средства массовой информации, иностранные организации, государственные учреждения, даже сами зарубежные державы, если он побуждает их вмешаться для свержения, насильственного изменения советского строя или насильственного нарушения единства территории СССР».[340]
Субъективная сторона публичных призывов характеризуется виной в форме умысла, мотивы и цели такой деятельности не влияют на квалификацию. Субъект публичных призывов – общий.
Дифференцируя ответственность за общественно опасную призывную деятельность, законодатель указал в качестве квалифицирующих признаков совершение преступления с использованием средств массовой информации. Понятие средств массовой информации дается Законом РФ «О средствах массовой информации» от 27. 12. 1991 г. (с посл. изм.),[341] который понимает под ними «периодическое печатное издание, радио-, теле-, видеопрограмма, кинохроникальная программа, иная форма периодического распространения информации», при этом периодичность предполагает выход информационной продукции не реже одного раза в год. С учетом изложенного представляется неверным утверждение Ю. М. Ткачевского и И. М. Тяжковой, что под средствами массовой информации следует понимать все современные каналы доведения информации до широкого круга лиц, включая кино, видеофильмы и аудиозаписи.[342] Если кино-, видео-, аудиопродукция не носит характера периодической, рассматривать ее в качестве средства массовой информации нельзя, в данном случае может быть вменен лишь признак основного состава преступления – публичность, поскольку имеет место распространение определенных идей в публично демонстрирующемся произведении.
Призывы к совершению преступлений против государственной или общественной безопасности по своим правовым характеристикам близки призывам к развязыванию агрессивной войны (ст. 354 УК), а потому, то, что было сказано нами ранее (см. Глава 2, § 1) о необходимости дифференциации ответственности за это преступление в зависимости от общественно-политического статуса субъекта преступления, будет справедливым и для анализируемого преступления; этого требуют и положения ст. 14 Закона «О противодействии экстремисткой деятельности».
Последним составом преступления, направленным на защиту территориальной целостности государства от сепаратизма, выступает введенный в 2002 году состав организации деятельности экстремисткой организации, предусмотренный ст. 2822 УК РФ. Если в ст. 280 законодатель установил ответственность за призывы к сепаратизму, в ст. 279 – непосредственно за вооруженные проявления сепаратизма, то в ст. 2822 – за организацию деятельности внешне легальной организации, преследующей сепаратистские цели.
В ст. 2822 УК фактически содержится два самостоятельных состава преступления: организация деятельности религиозного или общественного объединения или иной организации, в отношении которых судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете в связи с осуществлением экстремисткой деятельности; и участие в деятельности подобной организации.
В рамках анализа этого преступления первоочередное значение имеет отграничение его от состава организации экстремистского сообщества. Его следует проводить по нескольким признакам. Во-первых, - по форме экстремисткой группы: если в ст. 2822 говорится о сообществе, то есть изначально криминальной форме объединения людей, то в ст. 2821 – о религиозном или общественном объединении, иными словами о структуре, которая имеет легальные аналоги, форма которой разрешена законом. Во-вторых, - по целям функционирование группы: осуществление экстремисткой деятельности в ст. 2822 – более широкое понятие, нежели совершение преступление экстремисткой направленности (об этом указывалось выше) в ст. 2821. В-третьих, по характеру действий виновных лиц (в первую очередь, организаторов): если в ст. 2821 криминализирована деятельность по созданию или руководству группой, то в ст. 2822 – только деятельность по «организации деятельности», иными словами только по руководству группой, поскольку создание религиозного или общественного объединения не запрещено законом.
Итак, экстремистская организация – есть легально созданное религиозное или общественное объединение или иная организация, которая в процессе функционирования выходит за рамки законной деятельности.
Для уяснения содержания анализируемого состава преступления следует обращаться ряду нормативных актов (что подразумевает скрытую бланкетность диспозиции статьи): Гражданскому Кодексу РФ (1994 г.), Закону РФ «Об общественных объединениях» от 19. 05. 1995 г. (с посл. изм.)[343], Закону «О свободе совести и о религиозных объединениях» от 26. 09. 1997 г. (с посл. изм.)[344], Закону «О политических партиях» от 11. 07. 2001 г. (с посл. изм.)[345], Закону «О противодействии экстремисткой деятельности» и др.
В соответствии с этими законами легальные организации, предусмотренные ст. 2822 УК могут быть подразделены на несколько групп или видов: организации, которые являются юридическими лицами, и организации, которые не являются юридическими лицами. И те, и другие, в свою очередь, могут быть подразделены на коммерческие и некоммерческие. Коммерческие организации - юридические лица могут создаваться в форме хозяйственных товариществ и обществ, производственных кооперативов, государственных и муниципальных унитарных предприятий). Некоммерческие организации - юридические лица могут создаваться в форме потребительских кооперативов, общественных или религиозных объединений, благотворительных и иных фондов, а также в других формах). Коммерческие организации, которые не являются юридическими лицами, могут быть представлены гражданами, занимающимися предпринимательской деятельностью без образования юридического лица (крестьянское фермерское хозяйство). Некоммерческие организации, которые не являются юридическими лицами, представлены религиозными группами, группами граждан, реализующими свое право на объединение без образования юридического лица.
Указанная классификация организаций имеет не только гражданско-правовое значение для определения объема их правоспособности и специфики правового статуса; она важна и для решения уголовно-правовых задач борьбы с экстремизмом, поскольку позволяет привлекать к ответственности не только тех лиц, которые составляют «интеллектуальную основу» экстремизма и сепаратизма, но и тех, кто под прикрытием легальных коммерческих структур осуществляет финансирование экстремисткой деятельности. В этом отношении статья близка положениям ст. 2051 УК, установившим запрет на финансирование актов терроризма или террористических организаций. Однако мысль о запрете финансирования экстремисткой деятельности, экстремистских сообществ и экстремистских организаций в ст. 2822 УК выражена весьма нечетко. А потому мы считаем возможным специально оговорить финансирование экстремизма в числе признаков анализируемого состава преступления, с чем выразили свое согласие 95% опрошенных респондентов.
Закон «О противодействии экстремисткой деятельности» четко регламентировал основания и порядок ликвидации и запрета деятельности организации в связи с осуществлением ею экстремисткой деятельности. Ликвидация и запрет деятельности выступают в качестве «последней стадии» борьбы с функционированием экстремистских организаций.
Первоначально на основании ст. 6 Закона, при наличии достаточных и предварительно подтвержденных сведений о готовящихся противоправных действиях, содержащих признаки экстремистской деятельности, и при отсутствии оснований для привлечения к уголовной ответственности Генеральный прокурор Российской Федерации или его заместитель либо подчиненный ему соответствующий прокурор или его заместитель направляет руководителю общественного или религиозного объединения либо руководителю иной организации, а также другим соответствующим лицам предостережение в письменной форме о недопустимости такой деятельности с указанием конкретных оснований объявления предостережения. Подобное предостережение может быть обжаловано в суд в установленном порядке. Если предостережение не было учтено организацией, то в соответствии со ст. 7 Закона общественному или религиозному объединению либо иной организации в случае выявления фактов, свидетельствующих о наличии в их деятельности, в том числе в деятельности хотя бы одного из их региональных или других структурных подразделений, признаков экстремизма, выносится предупреждение в письменной форме о недопустимости такой деятельности с указанием конкретных оснований вынесения предупреждения, в том числе допущенных нарушений. В случае если возможно принять меры по устранению допущенных нарушений, в предупреждении также устанавливается срок для устранения указанных нарушений, составляющий не менее двух месяцев со дня вынесения предупреждения. Предупреждение общественному или религиозному объединению либо иной организации выносится Генеральным прокурором Российской Федерации или подчиненным ему соответствующим прокурором. Предупреждение общественному или религиозному объединению может быть вынесено также федеральным органом исполнительной власти в сфере юстиции или его соответствующим территориальным органом. Предупреждение может быть обжаловано в суд в установленном порядке. В случае если предупреждение не было обжаловано в суд в установленном порядке или не признано судом незаконным, а также если в установленный в предупреждении срок соответствующими общественным или религиозным объединением, либо иной организацией, либо их региональным или другим структурным подразделением не устранены допущенные нарушения, послужившие основанием для вынесения предупреждения, либо если в течение двенадцати месяцев со дня вынесения предупреждения выявлены новые факты, свидетельствующие о наличии признаков экстремизма в их деятельности, соответствующие общественное или религиозное объединение либо иная организация подлежит ликвидации, а деятельность общественного или религиозного объединения, не являющегося юридическим лицом, подлежит запрету.[346]
