« БИККИНИН Ирек Анасович БЛИННИКОВ Сергей Анатольевич ПУДОВОЧКИН Юрий Евгеньевич ...»

Заметим, что из всех изученных законов общее понятие целостности государства и посягательств на целостность государства употребляется лишь в УК ФРГ.^[132] Согласно ч. 1 абз. 3 § 92 закона посягательствами на целостность Федеративной Республики Германии являются такие посягательства, субъекты которых стремятся нанести ущерб целостности Федеративной Республики Германии, в свою очередь нарушение целостности ФРГ означает потерю ФРГ ее свободы из-за господства другого государства, устранение ее государственного единства или отделение принадлежащей Федерации территории (абз. 1 § 92).

К числу наиболее опасных посягательств на целостность государства, УК ФРГ относит измену, которая, в свою очередь, имеет две разновидности, обусловленные федеративным характером государства:

1. государственная измена Федерации, которая определяется как нарушение целостности ФРГ либо изменение основанного на Конституции ФРГ конституционного правопорядка, совершенные с применением насилия или угрозой его применения (§ 81);

2. государственная измена Земле (то есть субъекту Федерации), определяемая как совершение насильственных действий по присоединению территории Земли целиком или частично к другой Земле ФРГ или отделению от Земли части ее территории, либо изменению основанного на Основном Законе Земли конституционного порядка (§ 82).

Традиция устанавливать ответственность за посягательства на территориальную целостность и неприкосновенность государства в статьях о государственной измене присуща и иным странам.

Так, УК Швеции в ст. 1 Главы 19 «О преступлениях против безопасности королевства» установил: «лицо, которое с намерением того, чтобы Королевство или его часть путем насилия или другими незаконными средствами или с иностранной помощью будет поставлено под иностранное господство или станет зависимым от иностранной державы, или чтобы часть Королевства была таким образом отторгнута, совершает деяние, которое составляет опасность реализации такого намерения, должно быть приговорено за государственную измену».^[133] УК Австрии в § 242 определяет государственную измену как применение насилия или угрозу его применения в целях изменения Конституции Австрийской Республики или ее федеральных земель либо отделить от Австрийской Республики принадлежащую ей территорию.^[134] При этом австрийский закон, как и немецкий, предусмотрел специальное основание освобождения от уголовной ответственности за государственную измену, если виновное лицо добровольно отказывается от совершения преступного деяния или препятствует его осуществлению. В УК Швейцарии государственная измена определена как действие, направленное, кроме прочего, на то, чтобы отделить швейцарскую территорию от Конфедерации или территорию от кантона.^[135] Целостность государства в Йемене также защищена нормой об измене (ст. 102), которая определяется как действие йеменского гражданина, если оно совершено умышленно с целью причинения ущерба независимости Республики, ее единству, территориальной целостности или оборонной мощи.^[136]

Государственной изменой являются посягательства на территорию и в странах Африки – бывших английских колониях. Так, по ганскому законодательству (ст. 180 УК Ганы 1960 г.) государственная измена состоит в следующих действиях: 1) подготовка или попытка свергнуть правительство путем применения незаконных средств; 2) подготовка или попытка изменить законы или политику правительства путем применения силы; 3)подготовка или попытка захватить исполнительную власть путем применения силы; 4) оказание содействия иностранным вооруженным силам, вторгшимся в Гану и стремящимся захватить территорию республики; 5) оказание любой помощи врагам Ганы во время войны. УК Замбии, в 1965 г. изменив текст ст. 42, кроме названных выше форм государственной измены (перечисленных в несколько иной последовательности) предусматривает еще одну: подготовка или попытка при помощи силы создать независимое государство в любой части Замбии или отделить любую часть республики.^[137] Принятое дополнение к ст. 42 УК Замбии весьма актуально, так как в современных условиях насильственные сепаратистские действия по созданию независимого государства одного племени являются весьма опасной формой государственной измены. В Африке сотни племен, и даже если некоторые из них пойдут по пути создания сепаратных государств, многие современные африканские государства могут столкнуться с реальной катастрофой в политическом, экономическом и культурном плане. Термин «путем применения силы» означает: «а) применяемая сила используется таким образом, что из-за количества участвующих лиц или применяемых средств может угрожать безопасности государства или причинить смерть, серьезный вред либо порчу имущества; б) демонстрация силы, рассчитанная на то, чтобы вызвать разумное беспокойство, что эта сила будет использована таким образом, как описано выше» (ч. 2 ст. 180 УК Ганы, ч. 2 ст. 42 УК Замбии). По законодательству англоязычных государств Африки субъектом государственной измены может быть гражданин того или иного африканского государства, а также и иностра­нец, когда его преступные действия осуществляются на тер­ритории государства, где он привлекается к уголовной ответственности. Приготовление и покушение на совершение государственной измены рассматриваются как оконченное преступление. Единственным видом наказания за это преступ­ление является смертная казнь, хотя в порядке помилования и в некоторых других случаях она может быть заменена дру­гими наказаниями.

В бывших французских колониях Африки законодательство к тяжким преступлениям против внутренней безопасности относит заговор. Так, статья 72 УК Сенегала предусматривает пожизненные каторжные работы за посягательства, цель которых состоит в ниспровержении или изменении установленной конституцией власти незаконными путями либо в возбуждении граждан или жителей к тому, чтобы они вооружались против государственной власти, а также в нарушении целостности государственных территорий. В том случае, если деяние, предусмотренное ст. 72, было совершено с применением оружия, оно карается смертной казнью (ст. 77 УК). Заговор при смягчающих обстоятельствах наказывается тюремным заключением на срок от пяти до десяти лет (ст. 73 УК Сенегала).^[138]

В законодательстве всех изученных стран посягательства на территориальную целостность государства отнесены к группе преступлений против безопасности государства. При этом некоторые законы не дают названия рассматриваемому преступлению. Так, УК Голландии к преступлениям против безопасности государства относит посягательство, совершенное с целью передать Королевство в целом или в части иностранной державе или отделить его часть (ст. 93), а также сговор с целью совершения указанного преступлений (ст. 96).^[139]

В установлении ответственности за нарушение территориальной целостности государства некоторой особенностью отличается Уголовный Кодекс Республики Польша, который в ст. 127 определил ответственность для лица, которое, имея целью лишение независимости, отделение территории или насильственное изменение конституционного строя Республики Польша, предпримет в сговоре с другими лицами деятельность, направленную непосредственно на осуществление этой цели.^[140] Как видим, обязательным признаком данного состава преступления выступает наличие сговора с другими лицами, что делает норму практически неприменимой в ситуации совершения преступления одним лицом, которая вполне возможна, учитывая, что содержание самой деятельности в законе не определено.

В уголовном законодательстве Китая в главе о преступлениях против государственной безопасности охране территориальной целостности посвящено несколько статей: ст. 102 установила ответственность за сговор с иностранным государством в ущерб суверенитету, территориальной целостности и безопасности Китайской Народной Республики; ст. 103 – за тяжкие преступления по осуществлению организации, планировании, осуществлению раскола страны, нарушению ее единства и подстрекательство к расколу страны.^[141] Исследователи китайского уголовного права отмечают, что «острота и болезненность темы единства государства сохраняется на всем протяжении истории КНР», а борьба с сепаратизмом всегда составляла одно из важнейших направлений политического курса Китая.^[142]

Исключительной особенностью Уголовного Кодекса Республики Сан-Марино является то обстоятельство, что в главе о преступлениях против республики он сконструировал норму с уникальным названием, не встречающимся в других законах: «Посягательства на территориальную целостность и вечную свободу Сан-Марино», суть которой состоит в наказании любого лица, совершающего деяние, «направленное на подчинение территории Республики суверенитету другого государства либо на умаление свободы и независимости Сан-Марино».^[143] Дополнительно в ст. 326 кодекс установил ответственность для граждан, которые устанавливают связь с иностранным государством путем совершения действия, обозначенных в ст. 324.

Ряд законов дает рассматриваемым преступлениям наименование восстания. УК Испании, определяя аналогичные действия как восстание, устанавливает наказание для тех, кто восстанет силой для достижения определенных антигосударственных целей, в том числе и в целях объявить независимость части национальной территории.^[144] При этом весьма интересные положения относительно борьбы с восставшими зафиксированы в ст. 479: «Как только восстание будет обнаружено, правительственные власти должны потребовать от восставших немедленного роспуска и отступления. Если восставшие не прекратят свою деятельность после предъявления требования, власти должны применить имеющееся оружие для их разгона. Нет необходимости предъявлять такие требования с момента открытия огня восставшими».

Продолжая довольно подробную регламентацию реализации ответственности за восстание, испанский законодатель установил, что отдельные преступления, совершенные в процессе восстания или связанные с его мотивами, наказываются дополнительно соответственно по статьям УК.

И еще одно заслуживающее внимания предписание относительно восстания в УК Испании. Речь идет о положении, содержащемся в ст. 482, согласно которому должностные лица, которые не оказывали противодействия восставшим, наказываются абсолютным признанием несоответствующим должности на срок от 12 до 25 лет.

Понятие восстания известно и уголовному законодательству США. Раздел 18 Свода законов США в § 2383 предусматривает ответственность тех, кто подстрекает, поднимает, помогает или принимает участие в восстании против власти США или против их законов либо оказывает услуги или поддержку в этом, а § 2384 определяет наказание за мятеж: «если в каком-либо штате, на территории или в каком-либо месте в пределах юрисдикции США двое или более лиц сговариваются силой свергнуть, сбросить или уничтожить Правительство СШ, начать войну против них, силой оказывать сопротивление осуществлению их власти или силой препятствовать, мешать или задерживать исполнение законов США, или силой захватить, взять или завладеть имуществом США против их воли...».^[145]

Восстанием именуется посягательство на внутреннюю безопасность государства и в Англии. При этом «для признания деяния восстанием не имеет значения число участников, не требуется, ни чтобы восставшие были вооружены, ни чтобы состоялось сражение. Достаточно, если против короля или его армии была применена сила и восставшие преследовали цель «общего характера» - свержение короля с престола. Устранение королевских советников или тех или других действительных или мнимых злоупотреблений общегосударственного значения и т.п.».^[146]

Однако, как видим, прямо в тексте данных законов не указывается на то, что восстание направлено против территориальной неприкосновенности государства, хотя применение этих статей в реальном акте территориального мятежа вполне возможно ввиду предельной общности их предписаний.

Нормы об измене государству и посягательствах на его территориальную неприкосновенность в законодательстве зарубежных стран дополняются предписаниями относительно запрета различного рода объединений, имеющих своей целью совершение указанных преступлений. Так, УК Австрии в § 246 установил ответственность для того, кто основывает объединение, которое, пусть даже и не в качестве основной, преследует цель незаконным путем подорвать независимость, закрепленную в Конституции форму государственного устройства или конституционные органы Австрийской Республики или ее федеральных земель.

В уголовном законе ФРГ вопрос о запрещенных обществах урегулирован несколько подробней. В § 84, 85 установлен запрет на продолжение, несмотря на судебное решение, деятельности партии или объединения, которые объявлены неконституционными; в § 86 определена ответственность за распространение пропагандистских материалов организаций, являющихся неконституционными, а в § 86-а - за использование знаков неконституционных организаций. при этом самим законодателем оговаривается, что суд накладывает запрет на деятельность партий или организаций, если она была направлена против конституционного порядка или против идеи взаимопонимания между народами или продолжала стремления бывших национал-социалистов.

В УК Сан-Марино ответственности за создание неконституционных обществ посвящена ст. 339 «Заговор», согласно которой «если трое или более лиц договариваются совершить преступление, предусмотренное в ст. 324», они подлежат наказанию. Законом оговорено также, что не подлежат наказанию соучастники, которые, нарушив соглашение между собой, информируют власти.

Защищая неприкосновенность собственной территории от различного рода посягательств, иностранное законодательство содержит и весьма интересные предписания относительно преступлений против безопасности других государств. Так, УК Австрии в § 316 определил ответственность для того, кто, применяя насилие или угрозу его применения, находясь в Австрии, предпримет попытки изменить Конституцию иностранного государства или отделить принадлежащую иностранному государству территорию. Швейцария в ч. 1 ст. 299 УК установила наказание для того, кто нарушает дипломатический территориальный суверенитет иностранного государства, особенно путем незаконного совершения служебных действий на территории чужого государства; а в ч. 2 – для того, кто, используя силу, пытается с территории Швейцарии нарушить государственный строй иностранного государства.

Указанные нормы содержат существенно сниженное, по сравнению с нормами о преступлениях против территориальной целостности собственного государства, наказание. В частности, Австрия карает действия против собственного государства наказанием в виде лишения свободы от 10 до 20 лет, а против иностранного государства – лишением свободы от шести месяцев до пяти лет; Швейцария – тюремным заключением на срок соответственно от года до пяти за первое и от трех дней до трех лет – за второе.

Заметим, что наличие этих предписаний, на первый взгляд, кажущееся заслуживающим поддержки, на самом деле существенным образом ущемляет суверенитет иностранных государств. Очевидно, что если лицо, совершившее на территории Австрии или Швейцарии преступление против территориальной целостности и неприкосновенности иностранного государства, не является австрийским или швейцарским гражданином, оно должно быть выдано тому государству, против которого совершило преступление; и в этом случае с неизбежностью возникнет вопрос о возможной для него мере наказания, которая, в силу предусмотренных в большинстве стран предписаний, не сможет превысить максимального наказания, установленного австрийским или швейцарским законом. Если же совершивший данное преступление человек является гражданином Австрии или Швейцарии, он понесет заметно мягкую ответственность, нежели за совершение аналогичных действий против собственного государства. Таким образом, отсутствие аналогичных норм в законодательстве остальных стран не является, на наш взгляд, упущением, напротив, в силу действия положений относительно выдачи лиц, совершивших преступления, представляется вполне оправданным и отражающим как принцип невмешательства во внутренние дела суверенного государства, так и равный подход к охране территориальной целостности любого государства.

При анализе зарубежного уголовного законодательства обращает на себя внимание то обстоятельство, что многие из них не предусмотрели непосредственно в тексте закона предписания относительно защиты государственных границ. Те же из стран, которые предусмотрели ответственность за данные преступления, в отличие от России рассматривают их как посягательства на государство (см. приложение 4).

Так, Голландия к преступлениям против государственной власти отнесла деяние, зафиксированное в ст. 197-а, согласно которой «лицо, которое из материальных побуждений помогает другому лицу опасть в Нидерланды или остаться в Нидерландах, или попасть или остаться в любом государстве осуществляющем пограничный контроль также от имени Нидерландов, или которое из материальных побуждений предоставит этому лицу возможность, средства или информацию для этой цели, если оно знает или имеет серьезное основание предполагать, что проникновение и пребывание этого лица незаконно». При этом наказание может быть усилено, если преступление связано с профессиональной или служебной деятельностью лица.

Швейцария также как преступление против государства рассматривает в ст. 268 перемещение государственных пограничных камней: «Кто устраняет, перемещает, делает неузнаваемым, фальшиво устанавливает или фальсифицирует служащий для установления границы земли, кантона или Конфедерации пограничный камень или другой служащий обозначению границы знак, наказывается...»

Особое внимание следует уделить ст. 269 «Нарушение территориального суверенитета Швейцарии», устанавливающей ответственность для того, кто в нарушение международного права проникает на территорию Швейцарии. При известном содержании название статьи и ее местоположение демонстрируют то внимание, которое уделяется законодателем проблеме обеспечения территориальной неприкосновенности.

Польша отнесла нарушения в области границы к преступлениям против публичного порядка. Статья 264 определила наказание для того, кто вопреки предписаниям пересекает границу Республики Польша. При этом ответственность дифференцируется в случае совершения этого преступления с применением насилия, угрозы, обмана или в соучастии с другими лицами (ч. 2). В ч. 3 рассматриваемой статьи сконструирован самостоятельный состав: «кто вопреки предписаниям организует другим лицам пересечение границы Республики Польша, наказывается...».

УК Йемена рассматривает преступления на границе как деяния, посягающие на авторитет государства. Согласно ст. 208 наказывается незаконный въезд на территорию Республики и нахождение на ее территории, нарушение установленного порядка въезда в Республику, передвижения или пребывания в ней или выезда за ее пределы, получения разрешения на въезд в Республику или выезд за ее пределы для себя или для другого лица на основании ложных сведений, а также выезд за пределы Республики и невозвращение в нее в нарушение положений законодательства. Ответственность усиливается в ч. 2, предусматривающей наказание за то же деяние, совершенное путем подделки документов или злоупотреблений ими либо сопряженные с нападением на пограничные контрольные пункты с применением оружия или других предметов, используемых в качестве оружия.

Особое место «пограничные» преступления занимают в УК Китая, который посвятил им отдельный параграф в главе о претуплениях против общественного порядка и порядка управления - § 3 «Преступления против режима государственной границы». В нем содержится шесть статей и столь подробной регламентации ответственности за нарушение пограничного режима не встречается ни в одном другом из изученных законов. Статья 318 предусматривает ответственность в виде лишения свободы сроком до семи лет за организацию незаконного пересечения государственной границы другим лицом и дифференцирует ее вплоть до возможности пожизненного заключения в случаях: 1) организации пересечения границы группой лиц; 2) организации неоднократного или вооруженного пересечения границы множеством лиц; 3) организации пресечения границы, повлекшей тяжкое телесное повреждение или смерть «организованного лица»; 4) организации пересечения границы, повлекшей лишение или ограничение свободы личности «организованного лица»; 5) организации пересечения границы с применением насилия или угроз; 6) организации пересечения границы при крупной сумме незаконного дохода; 7) организации пересечения границы при других отягчающих обстоятельствах. Далее, статья 319 устанавливает ответственность за получение обманным путем паспорта, визы или иных документов на въезд или выезд, которая может быть возложена как на физическое лицо, так и на организацию; статья 320 карает предоставление другому лицу поддельных документов на въезд или выезд из страны; статья 321 определяет наказание за перевозку людей для незаконного пересечения границы. Собственно незаконное пересечение границы в нарушение положений о режиме Государственной границы карается статьей 322. Наконец, в ст. 323 определено наказание за умышленное нанесение повреждений пограничным знакам, пограничным столбам или стационарным фиксирующим указателям на государственной границе.

Особую группу преступлений, охраняющих территориальную неприкосновенность государств, образуют составы, включенные в национальное законодательство зарубежных стран на основании международных договоров. Среди них – состав агрессии и подстрекательства (призывов) к ведению агрессивной войны против государства (см. приложение 5).

В УК Польши ответственности за агрессию посвящена первая статья Особенной части, ст. 117, согласно которой установлено наказание за: 1) развязывание и ведение агрессивной войны; 2) приготовление к данному преступлению (очевидно, что состав приготовления в данном случае равнозначен российским предписаниям о запрете планирования и подготовки войны); 3) публичные призывы к развязыванию агрессивной войны.

Подстрекательство к войне криминализировано в УК ФРГ как разновидность измены миру. При этом система Особенной части УК ФРГ также открывается нормами об агрессии. Традиция начинать описание преступлений в Особенной части преступлениями против мира и безопасности человечества была присуща и законодательству ГДР до объединения двух Германий. Обосновывая ее, Э. Бухгольц писал: «в соответствии с современным международным правом ответственность за преступления против мира, человечности и военные преступления регулируется в начале Особенной части УК. Это соответствует большому значению борьбы за сохранение мира на земле и обеспечение существования человеческого общества. Такое регулирование специфически выражает также борьбу в мировом масштабе против агрессивного империализма. Охват подобных преступлений в УК имеет большое и политико-идеологическое, и международно-правовое значение».^[147] Так, в § 80-а УК ФРГ, предусмотрена ответственность для тех, кто «публично, на собрании или путем распространения письменных материалов в пространственной области действия настоящего закона подстрекает к агрессивной войне». Это положение дополняется предписанием § 80, устанавливающем ответственность за подготовку агрессивной войны, в которой должна будет участвовать ФРГ, которая создает опасность войны для ФРГ. Непосредственно развязывания и ведение агрессивной войны в УК не предусмотрено.

Открывает Особенную часть Кодекса норма об агрессии и в УК Йемена. В ст. 93 закона дано весьма подробное, и тем самым отличное от многих других кодексов определение состава преступления: «осуществление лицом, занимающим ответственный пост, государственной, политической, военной или экономической деятельности, угрожающей развязыванием агрессивной войны, а также проведение мероприятий по планированию, подготовке и ведению агрессивной войны наказываются лишением свободы или смертной казнью». Как видим, йеменский закон четко обозначил круг субъектов данного преступления и определил примерное содержание деятельности по подготовке и развязыванию войны. Наряду с этим, в ст. 94 установлена ответственность за: 1) осуществление актов агрессии против территориальной целостности или политической независимости какого-либо государства, а также организацию банд для совершения указанных актов агрессии; 2) акты агрессии, повлекшие тяжкие последствия. Эти нормы отражают сложившийся в международном праве подход, различающий собственно агрессию и акты агрессии. Ответственность за пропаганду войны определена в ст. 97 и также имеет характерные особенности. В статье, по сути, сосредоточено несколько составов преступлений: 1) пропаганда агрессивной войны и других актов агрессий, 2) пропаганда применения атомного оружия или других средств массового уничтожения, 3) пропаганда преследования участников движения за мир и использования против них силы в связи с осуществляемой ими деятельностью, 4) преследование участников указанных движений, 5) выдача разрешений на их преследование.

Как видим, эти нормы не конкретизировали ни гражданскую принадлежность субъекта, ни возможный круг агрессоров, выражая собой возможность применения реального принципа действия уголовного закона. В тоже время наряду с этими нормами в законодательстве зарубежных стран уделено много внимания ответственности за действия, способные привести к войне непосредственно против данного государства или к втягиванию этого государства в войну, при этом соответствующие преступления также рассматриваются как особая разновидность изменнических действий. Сразу заметим, что нормы аналогичного содержания отсутствуют в российском законодательстве, что, скорее всего, не вполне оправданно.

Так, § 100 УК ФРГ предусмотрел ответственность специально для граждан ФРГ, чье место жизнедеятельности находится в пространстве действия УК, которые устанавливают или поддерживают связи с правительством, объединением или учреждением, находящемся вне пространства действия УК, или с одним из его посредников с целью развязать войну или организовать вооруженную акцию против ФРГ. Наказание за это деяние установлено в виде лишения свободы на срок не менее одного года. При этом законодатель предусмотрел усиление ответственности до пожизненного заключения или лишения свободы на срок не менее пяти лет в случае, если исполнитель своим деянием создавал серьезную опасность для целостности ФРГ.

В законодательстве Голландии ст. 97 УК также устанавливает ответственность в виде пожизненного заключения или заключения на срок не более 20 лет для тех, кто «вступает в связь с иностранной державой с целью побудить ее предпринять военные действия или вести войну против государства, поддержать ее в намерениях сделать это, содействовать этой цели или помочь в подготовке этого».

Равным образом УК Швейцарии в ст. 266 предусмотрел ответственность за связь с правительством иностранного государства или с его агентурой, чтобы развязать войну против Конфедерации.

В УК Швеции этому вопросу посвящена ст. 2. главы 19, согласно которой «лицо, которое насильственными средствами или с иностранной помощью создает опасность вовлечения Королевства в войну или другие военные действия, должно быть приговорено, если это не государственная измена, за подстрекательство к войне».

Аналогичное предписание устанавливает ст. 581 УК Испании: «испанец, который побудит иностранное государство объявить войну Испании либо договорится с ним с той же целью, наказывается тюремным заключением на срок от 15 до 25 лет». Оно дополняется нормами ст. 586, согласно которой иностранцу, совершившему описанное действие, наказание назначается одной ступенью ниже; и ст. 587, по которой предусмотренное в ст. 581 наказание может быть назначено и лицам, совершившим указанное действие против государства – союзника Испании в случае ведения войны против общего врага.

Защите государства о войны посвящена и ст. 590 УК Испании, в которой предусмотрена ответственность для тех, кто «незаконными актами или без наличия должным образом оформленных властных полномочий спровоцирует или даст повод для объявления войны Испании иностранным государством либо подвергнет испанцев опасности угнетения и репрессий».

В рамках настоящего раздела работы считаем необходимым дать также анализ положений законодательства государств СНГ и Балтии, как стран, имеющих общие правовые традиции с Россией.

Заметим, что в деле охраны единства территории и государственной целостности законодательство стран Содружества содержит не много принципиально неизвестных российскому законодательству положений. В тоже время УК Грузии содержит уникальную норму о нарушении территориальной целостности Грузии, в которой предусмотрена ответственность за действия против Грузии, направленные на передачу иностранному государству всей территории Грузии или ее части, либо отделение от территории Грузии ее части, которое наказывается лишением свободы на срок от пяти до пятнадцати лет. (ч. 1 ст. 308).^[148] Если же эти действия непосредственно повлекли за собой утрату всей территории Грузии или ее части либо иные тяжкие последствия, наказание увеличивается вплоть до пожизненного лишения свободы. Ответственность по ст. 308 могут нести лишь иностранцы или лица без гражданства, не проживающие постоянно в Грузии. Если же аналогичные деяния совершаются гражданами Грузии или постоянно проживающими в ней лицами без гражданства, то они согласно ст. 307 УК рассматриваются как государственная измена. Заметим, что ст. 307, давая определение государственной измены путем перечисления конкретных составов преступлений, выполненных гражданами и постоянно проживающими в Грузии апатридами, не содержит санкции, что дает основание считать, что санкция в этом случае аналогична санкциям за указанные конкретные преступления.

Считая территориальную целостность составной частью конституционного строя, можно к посягательствам на территориальную неприкосновенность отнести также предусмотренные в УК Грузии нормы о призывах к насильственному изменению конституционного строя Грузии (ст. 317) и о заговоре и мятеже в тех же целях (ст. 315).

Весьма подробно ответственность за призывную и организационную деятельность против территориальной неприкосновенности регламентирована в УК Латвии. В двух статьях УК Латвии закрепил нормы о призывах к ликвидации государственной независимости Латвийской Республики путем включения Латвии в единое государственной образование с каким-либо другим государством или союзом государств или ликвидации иным способом (ст. 82); и о призывах к подрыву территориальной целостности Латвийской Республики, то есть к отделению не предусмотренным Конституцией Латвийской Республики путем какой-либо части территории Латвии (ст. 83).^[149] Соответственно в части второй статей 82 и 83 УК установлена ответственность за организационную деятельность, направленную на ликвидацию государственной независимости или территориальной целостности Латвии. Заметим, что действия, непосредственно состоящие в подрыве территориальной целостности и неприкосновенности в УК Латвии не криминализированы.

Иначе обстоит дело в УК Эстонии. Не уделяя внимания призывной и организационной деятельности, ст. 62 установила ответственность за действия, направленные против независимости и суверенитета Эстонской Республики. При этом часть первая криминализировала оказание помощи иностранному государству в проведении деятельности в ущерб суверенитету республики, а часть вторая – «действия, направленные на насильственный подрыв независимости и суверенитета Эстонской Республики или насильственное нарушение территориальной целостности Эстонской республики...».^[150]

УК Украины установил ответственность за посягательство на территориальную целостность и неприкосновенность Украины, определив соответствующий состав как умышленные действия, совершенные с целью изменения границ территории или государственной границы Украины в нарушение порядка, установленного Конституцией Украины, а равно публичные призывы либо распространение материалов с призывами к совершению таких действий (ст. 110).^[151] Законодатель предусмотрел и возможность дифференциации ответственности за данное преступление в ситуации его совершения лицом, являющимся представителем власти, или повторно, или по предварительному сговору группой лиц, или если оно было сопряжено с разжиганием национальной или религиозной розни; а также в ситуации, когда соответствующие действия повлекли за собой гибель людей или иные тяжкие последствия.

Некоторые государства определяют систему охраны территориальной неприкосновенности в главе о государственных преступлениях аналогично российскому закону. УК Азербайджана,^[152] УК Таджикистана,^[153] УК Казахстана,^[154] УК Киргизии^[155] установили ответственность за призывы к насильственному изменению территориальной целостности государства, вооруженный мятеж в целях нарушения территориальной целостности. Ряд стран (Азербайджан, Таджикистан, Украина, Узбекистан^[156] ), следуя традиции, определили в качестве преступления помощь иностранному государству в проведении деятельности в ущерб территориальной целостности государства как часть государственной измены.

Вместе с тем, в законодательстве стран СНГ можно найти нормы, отсутствующие в УК РФ и предусматривающие ответственность за деяния, которые способны выступать способом нарушения целостности государства, если совершаются по сепаратистским мотивам. К их числу следует отнести норму о преступлениях террористического характера: запрете захвата зданий, сооружений, средств сообщения и связи. В УК Казахстана (ст. 238) она изложена следующим образом: захват зданий, сооружений, средств сообщения и связи, иных коммуникаций или их удержание, соединенные с угрозой их уничтожения или повреждения, в целях понуждения государства, организации или граждан совершить какое-либо действие или воздержаться от совершения какого-либо действия как условия освобождения захваченного. Норма аналогичного содержания предусмотрена ст. 292 УК Беларуси.^[157] Те же функции выполняет ст. 324 УК Грузии, установившая ответственность за технологический терроризм, и ст. 330 УК Грузии, установившая ответственность за захват или блокирование объектов стратегического или особого значения в террористических целях.

Традиционными для стран Содружества и Балтии можно назвать нормы о защите границ. Ответственность за незаконное пересечение государственной границы установлена во всех странах Содружества и Балтии. Пожалуй, самым узким составом данного преступления является состав, закрепленный в ст. 811 УК Эстонии: «незаконное пересечение государственной границы Эстонской Республики или временной контрольной линии, сопряженное с неповиновением данному сотрудником пограничной охраны сигналу или приказу остановиться». Ни один другой закон не указывает в качестве обязательного признака состава наличие требования сотрудника пограничной охраны. Считаем, что оно и не требуется, а в ряде случаев и невозможно, когда речь идет о пересечении границы в неустановленном месте. В тоже время заслуживающим внимания является то обстоятельство, что Эстония, во-первых, отнесла данное преступление к посягательствам против государства (наряду с нарушением правил международных полетов и незаконным перемещением лица через государственную границу), а во-вторых, устанавливает ответственность за пересечение любой границы (как охраняемой, так и неохраняемой), а также за пересечение временной контрольной линии, что особенно важно в виду множества нерешенных проблем с определением статуса и положения границы. Кстати, не ограничивают предмет преступления исключительно охраняемой границей и другие страны – Латвия, Украина, Грузия, Таджикистан.

В странах СНГ и Балтии ответственность за пересечение границы также несколько варьируется. В частности, УК Латвии устанавливает ответственность только за пересечение границы без установленных документов (ст. 284), усиливая ее в случае повторного совершения преступления. УК Грузии карает любое незаконное пересечение государственной границы (ст. 344), усиливая наказание в случае совершения преступления группой лиц или с применением насилия. УК Украины подошел к описанию признаков состава преступления более казуистично, при этом, заметим, что в структуре Особенной части УК Украины выделена самостоятельная глава «преступления в сфере охраны государственной тайны, неприкосновенности государственных границ, обеспечения призыва и мобилизации». Украинский закон установил ответственность за «пересечение государственной границы Украины любым способом помимо пунктов пропуска через государственную границу Украины или в пунктах пропуска через государственную границу Украины, но без соответствующих документов или разрешения» (ст. 331). Аналогичным образом поступил и азербайджанский законодатель (ст. 319). Таджикистан определил рассматриваемый состав преступления близко к российскому варианту, установив в части первой ст. 335 ответственность за пересечение границы без документов, а в части второй – за любое незаконное пересечение границы, совершенное по предварительному сговору группой лиц, организованной группой, с применением насилия ил с угрозой его применения. Особенностью белорусского закона является то, что им предусмотрена административная преюдиция в основном составе незаконного пересечения Государственной границы, которая не требуется при наличии квалифицирующих признаков: совершение преступления лицом, ранее судимым за это преступление, должностным лицом или организованной группой. Из всех законов определенной особенностью отличается в рассматриваемом плане узбекский, согласно которому наказывается «выезд за границу или въезд в Республику Узбекистан или переход границы в нарушение установленного порядка»; особенностью обладают и квалифицирующие признаки данного состава: прорыв границы, совершение преступления по предварительному сговору группой лиц; совершение его должностным лицом выезд за границу которого требует специального согласования.

Если состав незаконного пересечения границы имеется во всех законах, то иные способы нарушение территориальной неприкосновенности знакомы не всем кодексам.

Так, вслед за нормами о незаконном пересечении границы в УК Украины и Эстонии помещены предписания относительно нарушения правил международных полетов. В УК Узбекистана, Азербайджана, Грузии, Таджикистана, Белоруссии, Казахстана, Киргизии они располагаются в главах о транспортных преступлениях, УК Латвии отказался от их криминализации.

Далее, УК Латвии, Таджикистана, в отличие от нормативных актов всех остальных стран, криминализировали такое деяние как нарушение режима государственной границы. При этом латвийский закон карает умышленное нарушение режима государственной границы, приграничного района, приграничной полосы, пунктов пограничного контроля или пунктов перехода границы, совершенное повторно в течение года, а таджикский закон – те же деяния, совершенные повторно в течение года после наложения административного взыскания.

Особенностью латвийского, украинского, эстонского законов является наличие нормы об ответственности за организацию незаконного перемещения (переправления) лиц через государственную границу; при этом в качестве квалифицирующих признаков в законах установлено: совершение преступления повторно (Украина, Латвия), совершение преступления группой лиц по предварительному сговору (Украина), совершение преступления лицом с использованием своего служебного положения (Эстония, Латвия), совершение преступления с применением или угрозой применения насилия (Эстония) совершение преступления в отношении «большого числа лиц, то есть более пяти в одном случае» (Латвия).

Наконец, предписания относительно ответственности за противоправное изменение государственной границы содержатся также не во всех законах. Это деяние криминализировали Азербайджан (раскрывая содержание состава аналогично российскому закону) и Грузия (не раскрывая содержание признаков состава преступления). При это обращает внимание широкий перечень квалифицирующих признаков данного состав а в УК Грузии: совершение преступления группой лиц, применение или угроза применения насилия, неоднократность, наступление тяжких последствий.

Отражая современный взгляд на соотношение норм международного и национального права, практически все анализируемые законы включили в свое содержание и предписания относительно запрета агрессивной войны и ее пропаганды. В части регламентации ответственности за пропаганду агрессии в законодательстве обнаруживается два подхода. Некоторые государства не ограничивают объективную сторону пропаганды войны исключительно призывами. В частности УК Эстонии, предусмотрел в ст. 69 ответственность в виде лишения свободы сроком до восьми лет за пропаганду войны, в какой бы форме она не велась. Равным образом УК Узбекистана определил в ст. 150 ответственность за пропаганду войны, «то есть распространение в любой форме взглядов, идей или призывов с целью вызвать агрессию одной страны против другой» и УК Белоруссии (ст. 123). УК Казахстана установил ответственность за пропаганду и публичные призывы к агрессивной войне (ст. 157). Остальные же законы (Латвия, Таджикистан, Азербайджан, Украина, Грузия) свели описание объективной стороны данного преступления до уровня публичных призывов. При этом Латвия и Украина криминализировали призывы не только к развязыванию агрессивной войны, но и к развязыванию военного конфликта. Неоднозначен подход законодателей стран СНГ и Балтии к определению квалифицирующих признаков данного преступления. Они отсутствуют в законах Латвии, Узбекистана, Украины. В тоже время в Таджикистане, Грузии, Азербайджане ими признается совершение призывов с использованием средств массовой информации или должностными лицами (Азербайджан), должностными лицами, занимающими государственные (Таджикистан) или государственно-политические должности (Грузия). Специфической чертой украинского закона является установление ответственности за изготовление материалов с призывами к совершению агрессии и к развязыванию военного конфликта в целях их распространения или непосредственно распространение этих материалов.

Относительно агрессии отличие законодательства стран СНГ и Балтии от российского УК заметно в следующем. Латвия объединяет в одну статью с санкцией от трех до двадцати лет лишения свободы все преступления против мира, «то есть планирование, подготовку вооруженной агрессии, развязывание ее, участие в ней, ведение агрессивной войны с нарушением обязательных для Латвийской Республики международных договоров, участие в общем плане или заговоре с целью совершения преступлений, указанных в настоящей статье». В тоже время Таджикистан, Украина, Узбекистан, Грузия, Белоруссия дифференцируют ответственность за преступления против мира, но в отличие от азербайджанского и казахского законов (воспроизводящих российскую формулировку преступления), менее опасным считают планирование и подготовку войны, устанавливая за них наказание в виде лишения свободы сроком от семи (10, 12) до двенадцати (15, 20) лет; в то время как развязывание (по УК Узбекистана – начало) агрессивной войны карается более сурово, вплоть до смертной казни (Таджикистан, Узбекистан) или бессрочного лишения свободы (Грузия).

Подводя итог сравнительно-правовому анализу норм об ответственности за нарушение территориальной целостности и неприкосновенности государств, считаем необходимым отметить некоторые особенности зарубежного законодательства, отличающие его российского уголовного закона.

Во-первых, устанавливая ответственность за войну, зарубежное законодательство:

1. вполне оправданно, на наш взгляд, усиливает ответственность за призывы и иную деятельность по развязыванию войны против собственного государства или втягиванию собственного государства в войну;
2. справедливо устанавливает ответственность не только за призывы, но и иные формы пропаганды войны;
3. обоснованно криминализирует призывы не только к агрессивной войне, но и иным вооруженным конфликтам;
4. оправданно усиливает ответственность за развязывание войны.

Во-вторых, в плане регламентации ответственности за посягательства на территориальную целостность государства «изнутри», уголовное законодательство зарубежных стран:

1. обоснованно устанавливает систему норм об ответственности, включающую нормы о призывной, организационной деятельности и деятельности, непосредственно направленной на изменение территориального статуса государства;
2. справедливо устанавливает различный вариант квалификации действий по нарушению территориальной целостности государства, в зависимости от того совершены ли они по заданию и в угоду иностранному государству или нет;
3. неоправданно включает в эту систему нормы о преступлениях против территориальной неприкосновенности иностранных государств.

Регламентируя ответственность за преступления, связанные с нарушением пограничного законодательства, УК зарубежных стран:

1. создают систему предписаний относительно запретов пересечения границы (включая нарушение правил международных полетов), организационной деятельности по незаконному пересечению границы, изменению границы, нарушению пограничного режима, (при этом последнее вряд ли оправданно);
2. справедливо криминализируют пересечение любой границы (охраняемой, неохраняемой, временной) и любым способом (как в неустановленном месте, так и с нарушением документации о переходе границы), а также создают ряд квалифицирующих признаков;
3. обоснованно выделяют в качестве самостоятельного состава организационную деятельность по незаконному пересечению государственной границы;
4. правильно рассматривают данные преступления как нарушение территориального верховенства государства.

Безусловно, краткий анализ законоположений иностранных государств относительно защиты их территориальной целостности и неприкосновенности не претендует на всесторонность, однако он позволяет нам увидеть некоторые сильные стороны законодательства и использовать их в выработке предложений по совершенствованию российского Уголовного Кодекса.

Глава II.

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА НАРУШЕНИЕ ТЕРРИТОРИАЛЬНОЙ ЦЕЛОСТНОСТИ И НЕПРИКОСНОВЕННОСТИ ГОСУДАРСТВА ПО СОВРЕМЕННОМУ РОССИЙСКОМУ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВУ

§ 1. Ответственность за приобретение территории путем угрозы силой или ее применения

Запрет применения или угрозы применения силы для решения международных проблем, в том числе для приращения (расширения границ) территории и для решения территориальных споров, устанавливается, как было указано, в Уставе ООН, Декларации принципов международного права и иных международно-правовых документах. Становление этого принципа непосредственно связано с разработкой концепции ответственности за агрессию, как наиболее опасное международное преступление, так как «в агрессии одного государства против другого с целью захвата его территорий наиболее ярко проявляется территориальный элемент конфликта, поскольку основной целью такой агрессии и является изменения территориального status quo».^[158]

Ответственность за агрессию составляет главную отличительную особенность современного международного права в области ответственности. Ее противозаконность, как отмечает Стивен Р. Ратнер, является одной из фундаментальных норм современного международного права, а ее предотвращение – одна из главных задач Организации Объединенных Наций.^[159]

«В современных условиях угроза прямой военной агрессии в традиционных формах против Российской Федерации и ее союзников снижена благодаря позитивным изменениям международной обстановки, проведению нашей страной активного миролюбивого внешнеполитического курса, поддержанию на достаточном уровне российского военного потенциала, прежде всего потенциала ядерного сдерживания, – отмечается в Военной доктрине Российской Федерации, утвержденной Указом Президента Российской Федерации от 21 апреля 2000 г., - Вместе с тем, сохраняются, а на отдельных направлениях усиливаются потенциальные внешние и внутренние угрозы военной безопасности Российской Федерации и ее союзников». При этом основные внешние угрозы определяются доктриной как: территориальные претензии к Российской Федерации; вмешательство во внутренние дела Российской Федерации; ввод иностранных войск в нарушение Устава ООН на территории сопредельных с Российской Федерацией и дружественных ей государств; создание, оснащение и подготовка на территориях других государств вооруженных формирований и групп в целях их переброски для действий на территориях Российской Федерации и ее союзников; нападения (вооруженные провокации) на военные объекты Российской Федерации, расположенные на территориях иностранных государств, а также на объекты и сооружения на государственной границе Российской Федерации, границах ее союзников и в Мировом океане и др.

Многие из указанных угроз с позиций международного и уголовного права могут быть охарактеризованы как агрессия. Агрессия, криминализация которой в отечественном законодательстве произошла только с вступлением в силу УК РФ 1996 года, относится к посягательствам, преступность которых устанавливалась изначально в международном праве. Учитывая международно-правовой аспект криминализации деяний, в современном отечественном уголовном праве стало традиционным выделение двух групп преступлений с международно-правовым элементом: преступлений против мира и безопасности человечества (международных преступлений) и преступлений международного характера.^[160]

Разграничение этих групп преступлений друг от друга проводится по объекту, характеристике признаков объективной стороны, форме и содержанию вины. Основное же отличие заключается в том, что преступления против мира и человечества непосредственно связаны с международными преступлениями государств. Как справедливо замечает И. И. Карпец, «они возникли как своеобразная правовая реакция на действия политических лидеров и государственных органов, несущих угрозу человечеству».^[161]

Понятие международного преступления государства неизвестно уголовному праву. Как пишет Ю. М. Рыбаков, специфика международного преступления коренится не в категориях уголовного права, а в политических отношениях между государствами, регулируемых нормами международного публичного права. Следовательно, понятие международного преступления государства является не уголовным, а международным публично-правовым понятием. «Осуществляя агрессию, т. е. действия, означающие посягательство на мир между народами и основные права субъектов международного права, равно как подрыв принципов мирного сосуществования и международного сотрудничества, государство - агрессор совершает международное преступление не по уголовному праву, а по международному публичному праву. Поэтому государства могут нести только международно-правовую ответственность в ее политической и материальной формах, а уголовную ответственность по международному праву несут лишь физические лица».^[162]

Учитывая это, следует отличать агрессию как международное преступление государства, и «агрессию» как международное преступление, совершаемое физическим лицом.^[163] Первое является категорий международного права, а потому установление наличия факта агрессии является политическим, а не судебным решением. Субъектом, уполномоченным на принятие такого решения, является Совет Безопасности ООН. Согласно ст. 39 Устава Совет Безопасности определяет существование любой угрозы миру, любого нарушения мира или акта агрессии и делает рекомендации или решает о том, какие меры следует предпринять для поддержания или восстановления международного мира и безопасности. Политическое решение Совета Безопасности является необходимым условием для квалификации действий отдельных физических лиц в качестве агрессии. Эта квалификация, являясь уже не политическим, а правовым решением, осуществляется судебными органами, причем, как было отмечено ранее, привлечение к ответственности физических лиц за агрессию выступает одним из видов и последствием политической ответственности государства – агрессора.

Подробный анализ соотношения международно-правовой и уголовной ответственности за совершение преступлений против мира и безопасности человечества не является задачей нашей работы. Отметим лишь, что привлечение субъекта-индивида к ответственности за преступление агрессии тесно связано с определением компетенции формирующегося Международного уголовного суда, решением вопроса о приоритетности норм международного права над национальными в том или ином государстве, а также определением пределов действия уголовного закона в национальном законодательстве.

Заметим, что в соответствии со ст. 1 Римского Статута Международного уголовного суда, последний, являясь постоянно действующим органом, уполномоченным осуществлять юрисдикцию в отношении лиц, ответственных за самые серьезные преступления, вызывающие озабоченность международного сообщества, дополняет национальные органы уголовной юстиции. Учитывая, что в большинстве стран мира, в том числе и в России, уголовное законодательство закрепляет среди положений относительно определения пределов действия УК нормы о квалификации по УК страны действий всех ее граждан, невыдаче граждан иностранному государству (принцип гражданства), квалификации по УК страны действий любых лиц, направленных против интересов данной страны (реальный принцип), квалификации по УК страны международных преступлений, совершенных в любом месте любым лицом (универсальный принцип), то становится очевидным, что в деле реализации ответственности физических лиц за международные преступления приоритет отдается национальной юрисдикции государства (как нам представляется, в первую очередь государства гражданства обвиняемого, затем государства потерпевшего и в последнюю очередь государства места нахождения обвиняемого). Лишь в случае если государство не реализует (полностью либо добросовестно) своего права суда в отношении обвиняемого, совершенное им преступление подпадает под юрисдикцию международного судебного органа. Как отмечает украинский исследователь М. В. Буроменский «приоритет в привлечении к уголовной ответственности за преступления, подпадающие под юрисдикцию международного уголовного трибунала, отдан государствам и лишь при их неспособности или нежелании привлекать виновных, а также в случае отказа государства от осуществления национальной юрисдикции возможно действие международной уголовно-правовой юрисдикции. Однако сам факт возможности требования выдачи в случае неспособности или нежелания государств привлекать виновных к уголовной ответственности свидетельствует о приоритете принципа неотвратимости наказания за совершение международных преступлений над принципом национальной уголовно-правовой юрисдикции».^[164]

Очевидно, что, осуществляя национальную юрисдикцию в отношении лица, обвиняемого в агрессии, государство применяет свое внутреннее право. Учитывая, что всесторонний анализ вопроса о соотношении норм международного и национального уголовного права не является задачей настоящей работы,^[165] заметим, что в России он должен решаться на основании положений Конституции и УК РФ. Во-первых, ст. 15 Конституции РФ определила, что общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры РФ являются составной частью ее правовой системы и обладают приоритетом над национальными правовыми предписаниями. Во-вторых, ст. 1 УК РФ установила, что все новые законы, предусматривающие уголовную ответственность, подлежат обязательному включению в Кодекс. Анализируя эти предписания, юристы, на наш взгляд, справедливо говорят о том, что все нормы международного права, устанавливающие преступность того или иного общественно опасного деяния, должны быть включены непосредственно в текст УК РФ,^[166] что международно-правовые нормы должны включаться в текст УК РФ одним и тем же законом – законом о ратификации международного договора.^[167]

В этой связи наличие в тексте УК РФ ст. 353 является не только результатом реализации конституционных предписаний, но и создает реальные возможности национальным судам осуществлять свою юрисдикцию в отношении любых лиц, виновных в агрессии против России или иного другого государства, а также граждан России, виновных в агрессии.

Норма об ответственности за агрессию помещена в главу о преступлениях против мира и безопасности человечества. «Общественная опасность планирования, подготовки, развязывания или ведения агрессивной войны, - пишет В. П. Малков, - заключается в том, что это ведет к нарушению мирного сосуществования народов и государств, к непредсказуемым человеческим жертвам и неоправданным материальным затратам, к неимоверным страданиям мирного населения, в том числе женщин и детей, к разрушению или уничтожению народно-хозяйственных объектов, архитектурных памятников и культурных ценностей».^[168]

Исходя из социальной направленности преступления и местоположения соответствующей нормы в структуре УК, в науке определяется его объект. Исходя из четырехзвенной «вертикальной» классификации объектов (общий – родовой – видовой – непосредственный),^[169] определим содержание родового и видового объектов агрессии.

Согласно действующему уголовному законодательству содержание родового объекта едино для всех международных преступлений, закрепленных в Главе 34 УК; им выступают общественные отношения, обеспечивающие мир и безопасность человечества. Такая формулировка сложилась не сразу. В науке международного и уголовного права предлагались и иные варианты определения родового объекта данной группы преступлений. Так, Д. Б. Левин рассматривал международные преступления как посягательства на свободу народов мира либо интересы всего прогрессивного человечества, на коренные основы международного общения, на права и интересы всех государств.^[170] П. С. Ромашкин говорил, что эти преступления являются посягательством на основы международных отношений.^[171] М. И. Лазарев считает, что это – преступления, посягающие на независимость каждого народа и мирные отношения между народами.^[172] Л. А. Моджорян полагает, что преступления этого рода есть посягательство на само существование государств и нации.^[173] А. Н. Трайнин считал их преступлениями против человечества.^[174] Так, Л. Н. Галенская указывает, что преступления про­тив мира, человечности и военные преступления «имеют единый объект посягательства — всеобщий мир; все они представляют собой действия, непосредственно нарушаю­щие мирные отношения между отдельными государствами или могущие создать угрозу международной безопасно­сти».^[175] Ю. А. Решетов указывает, что «поскольку международные право­нарушения, независимо от конкретного объема ущерба, ими вызываемого, направлены против нормальных отно­шений государств или других элементов правопорядка, эти правонарушения подрывают, в той или иной мере, сам международный правопорядок», который и является, по его мнению, общим объектом международного правонарушения (в том числе и преступления).^[176] Его поддерживает А. Г. Кибальник, указывая, что общим объектом всех преступлений в международном уголовном праве является мировой правопорядок, как совокупность всех благ и интересов, охраняемых системой международного права в целом.^[177] Воспроизводит эту точку зрения и Р. А. Адельханян.^[178] В. В. Каболов указывает, что международные преступления посягают «на основы международного правопорядка, установившиеся международные отношения, важнейшие общепризнанные интересы мирового сообщества, установленные международными договорами... и национальным законодательством».^[179]

Список разночтений в определении родового объекта международных преступлений можно было бы продолжить, но задача состоит не в этом; необходимо определить его содержание в соответствии с положениями закона. Рассуждая о необходимости точного определения объекта международного преступления, Ю. А. Решетов указывал, что «проблема точного определения непосредственного объ­екта международных правонарушений имеет настолько основополагающий характер, что сама категория между­народных преступлений, являющаяся видовой по отноше­нию к родовой категории международных правонарушений, появилась в результате выделения из многообразного ко­личества объектов международных правонарушений тех из них, которые имеют особое значение для международ­ного сообщества».^[180]

УК РФ, как было отмечено, называет объектом международных преступлений мир и безопасность человечества.

В большинстве источников «положительное» определение мира не приводится, он определяется через свой антипод – войну. Так, О. Ю. Молибога пишет: «мир человечества как охраняемое благо представляет собой такое состояние, которое характеризуется отсутствием фактических военных действий как таковых».^[181] Аналогичной точки зрения придерживается В. М. Вартанян, указывая: «под миром человечества понимается такое состояние между государствами – субъектами международного права, которое характеризуется отсутствием фактических военных действий между ними».^[182]

Однако следует признать неудачность подобных определений, не раскрывающих сущности определяемого понятия. Подходов иного рода в науке не так много. В частности, бельгийский профессор Дотрикур приходит к выводу, что мир — это всемирный публичный порядок, посредством которого и путем использования международных организаций и правовых актов, основанных на этических соображениях и имеющих целью достижение общего блага человечества, народы и государства могут решать конфликты и проти­водействовать злоупотреблению властью.^[183] Ю. А. Решетов указывает, что «международные блага типа мира и безопасности опре­деляются в юридическом плане как система добрососед­ских отношений между государствами, построенных на принципах мирного сосуществования, таких как суверенное равенство, неприменение силы, нерушимость границ, тер­риториальная целостность, мирное урегулирование споров, невмешательство, уважение прав человека, самоопределе­ние народов, сотрудничество и добросовестное выполнение международных обязательств».^[184] С последним определением, на наш взгляд, вполне можно согласиться, учитывая, что оно включает в себя указание на принципы международного права, признанные ООН, само существование которой подчинено задаче обеспечения мира.

Что касается безопасности человечества, то в его определении необходимо отталкиваться от нормативного понятия безопасности. Согласно Закону «О безопасности» от 05. 03. 1992 г. (с посл. изм.) под безопасностью следует понимать состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз.^[185] Правовой системе России известно понятие национальной безопасности, под которой согласно Концепции национальной безопасности, утвержденной Указом Президента РФ 17. 12. 1997 г. (с посл. изм.), следует понимать безопасность (то есть состояние защищенности) ее многонационального народа как носителя суверенитета и единственного источника власти в Российской Федерации. Понятие безопасности человечества является производным от понятия безопасности. Под безопасностью человечества следует понимать определенную совокупность общественных отношений, регулирующих и поддерживающих состояние защищенности человечества в целом от любых угроз (политических, военных, генетических, экологических и др.), посягающих на его жизненно важные интересы, то есть такое состояние, которое является достаточным для его нормального (под нормой здесь следует понимать соответствие принципам международного права) функционирования.

В науке уголовного права не получил должного освещения вопрос о соотношении понятий мир и безопасность человечества. Некоторый намек на его освещение содержится в работе В. В. Каболова, который ставит между данными понятиями не только соединительные союз «и», но и разделительный «или» - «преступления против мира и (или) безопасности человечества»,^[186] предполагая, по-видимому, наличие преступлений, которые посягают на безопасность человечества, не затрагивая и не нарушая мира. С таким решением вполне можно согласиться, учитывая, к примеру, что осуществление актов геноцида вполне возможно в отсутствие военных действий; об этом прямо говорит ст. 1 Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него (1948 г.): «геноцид независимо от того, совершается он в мирное или военное время, является преступлением, которое нарушает нормы международного права».^[187] Однако это не предрешает вопроса о соотношении понятий мир и безопасность человечества. На наш взгляд, в решении этого вопроса следует исходить из того, что мир, строго говоря, - есть состояние безопасности человечества от военной угрозы. Иными словами, мир – есть «часть», «сегмент», «вид» безопасности человечества.

С этих позиций мы можем оценить наименование главы 34 УК как не вполне логичное и корректное. Заметим, что в некоторых зарубежных странах аналогичные главы именуются иначе. Так, в Польше – это преступления против мира, человечности и военные преступления; в Йемене – преступления против мира и человечества; во Франции – преступления против человечества. Мы полагаем, что адекватным наименованием соответствующей главы УК РФ может стать следующее: «Преступления против безопасности человечества». Такое наименование, с которым согласилось 53% опрошенных респондентов, придаст классификации международных преступлений^[188] завершенный вид, снимет вопрос о соотношении родового и видового объектов анализируемого преступления агрессии, поскольку одна и та же группа общественных отношений – «мир» не может фигурировать одновременно в качестве родового (в главе) и видового (в статье) объектов.

Видовым объектом агрессии является мир. Это следует из положений Устава Нюрнбергского трибунала, Принципов международного права, признанных Уставом Нюрнбергского трибунала и нашедших выражение в решении этого трибунала, а также поддерживается всеми без исключения юристами. Так, Н. Ф. Кузнецова указывает, что объектом агрессии выступают «основы мира, то есть мирного взаимодействия государств при решении любых проблем, исключающего какое-либо насилие».^[189] В. Д. Иванов определяет им «мирное сосуществование государств и мир между народами».^[190] Понятие мира было раскрыто нами ранее. И как было показано, к числу его основ международное сообщество относит территориальную неприкосновенность и нерушимость границ государств, а потому и посягательства на них принадлежат к группе преступлений против мира.

Преступления против мира были впервые определены в ст. 6 Устава Нюрнбергского трибунала, который признал ими: планирование, подготовку, развязывание или ведение агрессивной войны или войны в нарушение международных договоров, соглашений или заверений; участие в общем плане или заговоре, направленных к осуществлению любого из этих действий.^[191] Сопоставляя этот перечень с характеристикой деяния, зафиксированного в ст. 353 УК РФ, нетрудно заметить, что в последней отсутствует указание на: 1) планирование, подготовку, развязывание и ведение войны в нарушение международных оговоров соглашений и заверений; 2) участие в общем плане или заговоре, направленных на планирование, подготовку, развязывание или ведение агрессивной войны или войны в нарушение международных договоров, соглашений или заверений. Такое несоответствие требует пояснения.

В первую очередь, необходимо выяснить соотношение понятий «агрессивная война» и «война в нарушение международных договоров». Сегодня в рамках международного права существует два совершенно различных аспекта рассмотрения войны: с точки зрения ее причины и с точки зрения того, как она ведется. Относительно причин войны, можно утверждать, что современное международное право запрещает любую войну, любое применение силы, если только оно не связано с само – или коллективной обороной от агрессии. Такой вывод следует из анализа положений Устава ООН (1945 г.), Декларации о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций (1970 г.), Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (1975 г.), Декларации об усилении эффективности принципа отказа от угрозы силой или ее применения в международных отношениях (1987 г.) иных документов. Однако, допуская силу лишь в качестве средства отпора агрессии, международное сообщество и в этом случае накладывает на обороняющихся определенные обязанности по соблюдению правил и обычаев ведения войны, несоблюдение которых может быть квалифицировано как преступление. Сам по себе факт агрессии или оборонительной войны нельзя рассматривать как ведение войны в нарушение международных договоров. Как справедливо замечает Карма Набулси, «теоретические можно нарушать все и всяческие правила и при этом вести справедливую войну или, напротив, вести войну несправедливую, неукоснительно придерживаясь всех норм, регулирующих вооруженный конфликт».^[192] Таким образом, на наш взгляд, сегодня между понятиями «агрессия» и «война в нарушение международных договоров» установлено четкое и принципиальное различие: агрессия – это война, начатая в нарушение правил относительно начала войн; война в нарушение международных договоров – это война, начатая на законном основании, но ведущаяся с несоблюдением установленных правил.

При таком понимании войны в нарушение международных договоров попытаемся оценить отсутствие упоминание о ней в ст. 353 УК РФ. Если война в нарушение международных договоров – это нарушение правил и обычаев ведения войны,^[193] то, очевидно, что из разряда преступлений против мира она перерастает в разряд так называемых военных преступлений. Под ними обычно понимают нарушения права войны или международного гуманитарного права, за совершение которых конкретные лица несут уголовную ответственность.^[194] Категорию «военных преступлений» вряд ли можно отнести к числу достаточно разработанных категорий в отечественном законодательстве, в отличие, например, от белорусского уголовного закона. Однако, учитывая, что их разработка представляет собой предмет самостоятельного научного анализа, ограничимся лишь утверждением, что совершение собственно военных преступлений (нарушения правил и обычаев ведения войны) и их планирование (планирование, подготовка, развязывание и ведение войны в нарушение международных договоров) – несколько разные явления, отличающиеся и содержанием действий, и субъектами их исполнения, и объектом. С одной стороны, вполне возможно применение теории соучастия для привлечения к ответственности лиц, виновных в планировании и подготовке военных преступлений. Но с другой стороны, повышенная общественная опасность этих действий и их специфический объект – мир человечества, позволяют выделить их в качестве самостоятельного состава преступления. При этом следует, однако, иметь в виду, что при описании объективной стороны данного преступления необходимо воздержаться от указания на развязывание войны в нарушение международных договоров, поскольку развязывание – это действия, состоящие в начале осуществления актов войны, запрет которых относится не к праву ведения войны, а к праву ее начала; иными словами, развязана может быть только агрессивная война, а война в нарушение международных договоров может лишь планироваться, подготавливаться или вестись. Полагаем, что сказанное дает основания для выдвижения предложений по совершенствованию российского уголовного законодательства в части криминализации планирования, подготовки или ведения войны в нарушение международных договоров (с этим предложением согласилось 60% опрошенных респондентов).

В продолжение вопроса заметим, что в некоторых странах (Латвия) в уголовно-правовой норме об агрессии говорится о «ведении агрессивной войны с нарушением обязательных для Латвийской Республики международных договоров». Считаем, что такое уточнение не вполне корректно и не соответствует международным нормам, поскольку получается, что норма уголовного закона вполне допускает агрессивную войну с соблюдением международных договоров государства, но не преследует сам факт подготовки и ведения агрессивной войны.

Что касается предусмотренного в международных документах состава участия в общем плане или заговоре для совершения агрессии, то отечественная наука этот признак оценивает неоднозначно. Так, А. Г. Кибальник полагает, что «в силу отсутствия конкретного юридического содержания этих форм поведения и их направленности на обеспечение иных действий, образующих объективную стороны агрессивной войны, представляется, что наличие заговора или «общего» плана (в отличие от планирования как деятельности) является скорее приготовлением к совершению этого преступления».^[195] В тоже время С. С. Беляев считает, что такой «заговор» является еще и соучастием особого вида.^[196] Соучастием признает общий заговор и П. С. Ромашкин: «заговор, составившийся для совершения преступлений против мира и военных преступлений, отличается от загово­ра в понимании национального уголовного права, прежде всего, составом заговорщиков, представляющих руководящее ядро государства или даже нескольких государств.... Заговор представляет собой наиболее опасную форму соучастия в подготовке и совершении преступлений. И это вполне понятно: заговор не простое соучастие нескольких преступников, а преступная организация, специально создан­ная для совершения преступлений, с подробно разработан­ным планом действий, с распределением ролей и функций, с системой подчинения единому руководящему центру. Са­мый факт существования такой организации представляет собой серьезную общественную опасность.^[197]

Действительно, если рассматривать преступление агрессии как проявление организованной преступной деятельности, то можно провести определенные параллели между «участием в общем плане и заговоре» и участием в объединении организаторов, руководителей или иных представителей организованных групп в целях разработки планов и условий для совершения тяжких и особо тяжких преступлений (ст. 210 УК РФ). Но поскольку УК рассматривает участие в объединении организаторов преступных групп как исполнительские действия, то согласно все той же параллели, участие в общем плане и заговоре следует рассматривать также как исполнительские действия. В тоже время вряд ли можно согласиться с квалификацией участия в заговоре как приготовления к агрессии. Участие в общем плане и заговоре всегда выражается в конкретных действиях либо по планированию, либо по подготовке, либо по развязыванию, либо по ведению войны, в соответствии с тем, какую роль и на каком этапе преступной деятельности будет выполнять участник заговора. Исходя из этого, мы полагаем, что участие в общем плане и заговоре, направленном к осуществлению агрессии, следует квалифицировать по ч. 1 или ч. 2 ст. 353 УК без ссылок на нормы УК о неоконченном преступлении или соучастии. В силу этого отсутствие в ст. 353 УК РФ указания в качестве признака состава агрессии на участие в общем плане или заговоре к совершению агрессии, не является пробелом законодательства и соответствует российской уголовно-правовой традиции.

Переходя к рассмотрению признаков состава преступления агрессии, следует определить само данное понятие. Современное его понимание дано в резолюции 1314 Генеральной Ассамблеи ООН от 14. 12. 1974 г. «Определение агрессии», принятой по докладу шестого специального комитета (А/9890).^[198] В соответствии с ней «агрессией является применение вооруженной силы государством против суверенитета, территориальной неприкосновенности или политической независимости другого государства или каким-либо другим образом, несовместимым с Уставом Организации Объединенных Наций».

Примерный, неисчерпывающий перечень действий, квалифицируемых как агрессия,^[199] приводится в этой же резолюции:

1. вторжение или нападение вооруженных сил государства на территорию другого государства или любая военная оккупация, какой бы временный характер она не носила, являющаяся результатом такого вторжения или нападения, или любая аннексия с применением силы территории другого государства или части ее;

2. бомбардировка вооруженными силами одного государства территории другого государства или применение любого оружия государством против территории другого государства;

3. блокада портов или берегов государства вооруженными силами другого государства;

4. нападение вооруженными силами государства на сухопутные, морские или воздушные силы, морские и воздушные флоты другого государства;

5. применение вооруженных сил одного государства, находящихся на территории другого государства по соглашению с принимающим государством, в нарушение условий, предусмотренных в соглашении, или любое продолжение их пребывания на такой территории по прекращении действия соглашения;

6. действие государства, позволяющего, чтобы его территория, которую оно предоставило в распоряжение другого государства, использовалась этим государством для совершения акта агрессии против третьего государства;

7. засылка государством или от имени государства вооруженных банд, групп и регулярных сил или наемников, которые осуществляют акты применения вооруженной силы против другого государства, носящие столь серьезный характер, что это равносильно перечисленным выше актам, или его значительное участие в них.

Как было отмечено, указанный перечень действий не является исчерпывающим и может быть расширен согласно положениям Устава ООН Советом Безопасности этой организации.