«РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ Серии учебников по общенаучной дисциплине «История и философия науки» Академик РАО Л. А. Вербицкая ...»

Свою позицию Фейерабенд именует эпистемологическим анар­хизмом. Эта позиция приводит к отождествлению науки и любых форм иррационального верования. Между наукой, религией и ми­фом, по мнению Фейерабенда, нет никакой разницы. В подтвер­ждение своей позиции он ссылается на жесткую защиту учеными принятой парадигмы, сравнивая их с фанатичными адептами рели­гии и мифа. Но при этом почему-то игнорирует то обстоятельство, что, в отличие от религии и мифа, наука самой системой своих иде­алов и норм ориентирует исследователей не на вечную консерва­цию выработанных ранее идей, а на их развитие, что она допускает возможность пересмотра даже самых фундаментальных понятий и принципов под давлением новых фактов и обнаруживающихся про­тиворечий в теориях.

Фейерабенд ссылается на акции убеждения и пропаганду учеными своих открытий как на способ, обеспечивающий принятие этих от­крытий обществом. И в этом он тоже видит сходство науки и мифа.

68

Глава 1. Основные этапы развития философии науки

Но здесь речь идет только об одном аспекте функционирования на­уки, о включении в культуру ее достижений. Отдельные механизмы такого включения могут быть общими и для науки, и для искусства, и для политических взглядов, и для мифологических, и для религиоз­ных идей. Что же касается других аспектов бытия науки и ее развития, то они имеют свою специфику. Из того факта, что наука, религия, миф, искусство — это феномены культуры, не следует их тождества, как из факта, что Земля и Юпитер — планеты Солнечной системы, не следует, что Земля и Юпитер — одно и то же небесное тело.

Проблема инноваций и преемственности в развитии науки (Дж. Холтон, М. Полани, С. Тулмин)

Подход к анализу науки как исторически развивающейся системы ос­тро поставил проблему преемственности в развитии знаний. Акцент в работах Т. Куна и П. Фейерабенда на несоизмеримость парадигм и концептуальных систем требовал углубленного анализа данной проб­лематики. Ряд важных ее аспектов был раскрыт в работах историка и философа науки Дж. Холтона. Он показал, что в истории науки мож­но обнаружить сквозные тематические структуры. Они характеризу­ются чертами постоянства и непрерывности, «которые воспроизво­дятся даже в изменениях, считающихся революционными, и которые подчас объединяют внешне несоизмеримые и конфронтирующие друг с другом теории»26.

Тематические структуры выступают своеобразной траекторией исто­рического развития науки. Например, идея атомистического строения вещества, взятая в ее историческом развитии, является, по Холтону, ти­пичной тематической структурой. Она формируется еще в античной фи­лософии, а затем развивается в физике и химии. Тема атомизма была представлена в механике Ньютона, в концепции о неделимых корпуску­лах. Из механики она транслировалась в теорию электричества. Б. Фран­клин еще в эпоху, когда природа электричества связывалась с представ­лениями об особой жидкости - «электрическом флюиде», выдвинул идею мельчайшей дискретной порции электричества. Идея заряженных атомов как элементарной порции электричества была основой электро­динамики А. Ампера, который строил свою теорию по образу и подобию ньютоновской механики. Последующие разработки темы атомистики в электродинамике были представлены теорией электронов Г. Лоренца, экспериментами Р. Милликена, а затем новыми пониманиями природы электрона в квантовой механике. Эта тематическая траектория продол­жается и в современной физике элементарных частиц.

Развитие философии науки во второй половине XX в. 69

Темы, которые диктуют разные подходы и видения реальности, не являются абсолютно изолированными. Тема континуума и контину­альных сред, развиваемая в полевых концепциях физики, взаимодей­ствовала с темой атомистики. Они, согласно Холтону, образовывали своеобразную дуальную систему. В теории квантованных полей вза­имодействие этих двух тем приняло новую форму — синтеза дискрет­ного и непрерывного, выраженного в представлениях о корпускуляр-но-волновой природе частиц — квантов поля.

Таким образом, тема определяется не просто как некоторая устой­чивая структура, а как структура уточняемая и исторически развиваю­щаяся. В этом подходе изменения и новации органично увязываются с преемственностью. Дж. Холтон особое внимание уделяет ситуациям в развитии тематических структур, которые выступают точками роста нового знания. Он выявляет три главные составляющие этих ситуа­ций, которые должен анализировать историк науки. Первую состав­ляющую он называет «частной наукой». Она соответствует деятельно­сти отдельного ученого и выражает творческую активность его личности. Вторая — это «публичная наука», которая фиксируется в публикуемых научных текстах и в которой как бы стираются индиви­дуальные особенности ученого, его мотивации, своеобразие его лич­ностного поиска. Эта составляющая предстает как объективное со­стояние научного знания данной эпохи. Третья составляющая — это широкий социокультурный контекст, выступающий в качестве среды, в которой живет и развивается наука. Историко-научные реконструк­ции должны раскрыть взаимодействие этих трех аспектов.

Многоплановое рассмотрение «тематических траекторий» является сильной стороной концепции Дж. Холтона. Он фиксирует, что в разви­тии тематических структур науки сплавлены внутринаучные и социо­культурные факторы: методы и процедуры генерации новых эмпириче­ских и теоретических знаний и влияние философских идей, мировоззренческих смыслов, особенностей коммуникаций в научных сообществах и т.п. Причем акцент делается на анализе содержательных аспектов истории науки, а социальные факторы и влияние культурного контекста включаются как компоненты, определяющие своеобразные рамки исследовательской деятельности на каждом исторически опреде­ленном этапе развития общества. Новации здесь не противопоставля­ются традициям и не отделяются от них, а взаимодействуют с ними.

В концепции Дж. Холтона констатируется, что в реальной деятель­ности ученого могут соединяться несколько тематических структур. Например, физики, развивающие идеи атомистики, и физики, при­верженцы полевого подхода, одинаково исповедуют идею, согласно

70

Глава 1. Основные этапы развития философии науки

которой формулировки законов должны быть даны в языке математи­ки. Эта идея может быть представлена как особая тематическая струк­тура в ее историческом развитии. Но тогда возникают вопросы: како­ва типология тематических структур? Каково место каждой из них в системе развивающегося знания? Как они соотносятся друг с другом, имеется ли между ними отношение только координации или же есть и отношение субординации? Каковы их функции в науке? Ответ на эти вопросы Холтон не дает. Чтобы ответить на них, необходимо бы­ло более аналитично рассмотреть структуру научного знания, что, в свою очередь, служит необходимой предпосылкой углубленного ана­лиза исторической динамики науки.

Осознание включенности социокультурных факторов в ткань на­учного исследования привело к расширению проблематики научных традиций.

Преемственность в развитии науки не ограничивается только трансляцией в культуре понятий, представлений и методов науки, их развитием, но включает в этот процесс ценности и образцы деятель­ности по производству научного знания.

На эти аспекты научной деятельности обратил особое внимание М. Полани (1891 — 1976), известный ученый, специалист в области физической химии, активно занимавшийся проблемами философии и методологии науки. Он резко критиковал неопозитивистские кон­цепции научного познания и сыграл важную роль в становлении аль­тернативных направлений, связанных с историческим анализом на­уки, взятой в ее социальном контексте.

М. Полани справедливо полагал, что социальные факторы оказы­вают влияние на само содержание научной деятельности, что научная рациональность определяется особенностями не только исследуемых объектов, но и культурно-исторического контекста. Она может разви­ваться с изменениями этого контекста.

При анализе процесса человеческого познания Полани особо ак­центирует наличие в нем невербальных и неконцептуализированных форм знания, которые передаются путем непосредственной демон­страции, подражания, остенсивных определений, основанных на не­посредственном указании на предмет и его свойства. В научном по­знании такие формы знания и его трансляции также присутствуют. Их Полани обозначает терминами «неявное знание» или «личностное знание». Неявное знание связано с процессами понимания, оно включено в семантическую интерпретацию теоретических терминов. Полани подчеркивал, что в реальной практике научных сообществ ученый постепенно вживается в ту или иную принятую сообществом

Развитие философии науки во второй половине XX в. 71

теорию, и в этом процессе важную роль играет авторитет лидеров со­общества, передаваемые ими неявные знания.

Сам процесс подготовки специалиста, работающего в той или иной области науки, предполагает усвоение невербализованных образцов деятельности. М. Полани отмечает, что большое количество практиче­ских занятий студентов — химиков, физиков, биологов, медиков «сви­детельствует о важной роли, которую в этих дисциплинах имеет пере­дача практических знаний и умений от учителя к ученику»27. Такие знания передаются непосредственно в процессе коммуникации и не нуждаются в описаниях. В научных школах лидеры оказывают влия­ние на других членов сообщества, предъявляя образцы деятельности, которым могут подражать, даже не осознавая этого, другие ученые.

Полани справедливо отмечает роль невербализуемых традиций в функционировании и развитии научного знания. В ряде пунктов его концепция перекликается с концепцией Т. Куна, который особо под­черкивал роль в науке парадигмальных образцов решения задач. Но, как это часто бывает, увлеченность главной идеей своей концепции приводила Полани к спорным выводам. Он полагал, что наличие неяв­ного знания делает малоэффективными методологические эксплика­ции норм и стандартов обоснования знания. Хотя Полани не отрицает, что многие аспекты неявно принимаемых образцов могут быть отреф-лексированы и представлены в виде методологических суждений, он не придает этим суждениям важного значения. Конечно, наличие веры и убеждения в справедливости тех или иных теорий играет свою роль в практике научного исследования (в этом пункте позиция М. Полани имеет много общего с позицией П. Фейерабенда). Но для науки не ме­нее важна и критико-аналитическая деятельность. Одним из ее ключе­вых аспектов являются экспликация и описание неявно принимаемых учеными предпосылок и образцов и их критический анализ. Такой ана­лиз особенно важен в периоды, когда происходит изменение ранее сло­жившихся стандартов обоснования знаний, когда в науке формируют­ся новые идеалы и нормы объяснения и обоснования и тем самым закладываются основы нового типа научной рациональности.

Проблема исторического изменения идеалов и норм объяснения и обоснования была одной из центральных в концепции С. Тулмина. Он анализировал ее с позиций эволюционной эпистемологии. Это направление в теории познания сформировалось как распростране­ние эволюционных идей, возникших в биологии, на область челове­ческого познания и знания.

В рамках этого направления можно выделить два основных подхо­да. Первый из них трактует общественную жизнь как продолжение

72

Глава 1. Основные этапы развития философии науки

органической эволюции, проявление приспособительной активности живого к окружающей среде. Подчеркивается, что биологическая эволюция продолжается с возникновением человека, и его мышле­ние, познание, культура выступают эволюционными приобретения­ми, средствами и способами, организующими взаимоотношение че­ловека с природной средой.

Второй подход выводит за скобки онтологические аспекты эволю­ции и ограничивается только использованием биологических моде­лей и аналогий при анализе природы научного познания.

В постпозитивистской философии науки этот подход был пред­ставлен в работах К. Поппера и развит в концепции С. Тулмина.

С. Тулмин (1922—1997) был учеником Л. Витгенштейна. На него решающее влияние оказали работы позднего Витгенштейна. В них был осуществлен поворот от стремления конструировать идеальный язык, в терминах которого должно описываться научное знание, к ис­следованию «языковых игр» естественного языка. Витгенштейн раз­вил идею, согласно которой значение слова не просто является указа­нием на некоторый объект. Это возможно только в отдельных случаях. Но в языке слова многозначны, и их значение задается их употребле­нием в определенном контексте (языковой игре) в соответствии с не­которыми языковыми правилами. С. Тулмин стремился выделить с позиций концепции языковых игр связь науки с концептуальным мышлением эпохи, с культурной традицией.

Философия науки, с его точки зрения, должна изучать структуру и функционирование научных понятий и познавательных процедур. Понятия всегда объединены в структуры, и важно выяснить, как функционируют концептуальные структуры в том или ином истори­ческом контексте, и проследить их историческое изменение.

Изменение концептуальных структур С. Тулмин описывает в тер­минах динамики популяций (мутаций и естественного отбора). Поня­тия изменяются не каждое отдельно, а как индивиды, включенные в «концептуальную популяцию». Научные теории, согласно Тулмину, представляют собой популяции понятий. Но в качестве популяций могут рассматриваться и научные дисциплины, и отдельные науки. Инновации аналогичны мутациям, которые должны пройти через процедуры отбора. Роль таких процедур играют критика и самокрити­ка. Тулмин подчеркивает, что процедуры отбора определяются приня­тыми в науке идеалами и нормами объяснения, которые складывают­ся под влиянием культурного климата соответствующей исторической эпохи. Эти идеалы и нормы задают некоторую традицию. Тулмин на­зывает их также программами, которые составляют ядро научной ра-

Развитие философии науки во второй половине XX в. 73

циональности. Новообразования на уровне понятийных систем оце­ниваются с позиций идеалов объяснения. Последние, согласно Тулми-ну, выступают в роли своего рода «экологических ниш», к которым адаптируются концептуальные популяции. Но сами «экологические ниши» науки тоже изменяются под воздействием как новых популя­ций, так и социокультурной среды, в которую они включены.

Идея исторического изменения идеалов и норм объяснения, стан­дартов понимания является сильной стороной концепции С. Тулми-на. Он фиксирует, что новации в системе идеалов и норм понимания и объяснения также проходят через процедуры селекции. Они прини­маются, если вносят вклад в улучшение понимания и если вписыва­ются в более широкую социокультурную среду своей эпохи. После этого могут возникать новая традиция и новая «интеллектуальная по­литика». В процедурах многоуровневой селекции понятий, теорий и дисциплинарных идеалов понимания и объяснения особую роль иг­рают дискуссии в научных сообществах, влияние «научной элиты» как своеобразного селекционера новых понятийных популяций и новых матриц понимания.

Социология науки. Проблема интернализма и экстернализма

Интерес к проблематике социокультурной обусловленности научного познания постепенно выделил ее в качестве особого предмета иссле­дования. На этой почве активизировались исследования, представ­ленные социологией научного знания.

Социология науки имеет достаточно прочную традицию, пред­ставленную идеями К. Маркса, Э. Дюркгейма, М. Вебера, К. Манхей-ма. В 50—60-х гг. XX в. в работах американского социолога Р. Мерто-на была предложена социологическая модель науки, которая сыграла существенную роль в ориентации современных исследований в этой области. Р. Мертон исследовал влияние на рост современной науки экономических, технических и военных факторов. Но главной облас­тью его исследований был анализ ценностно-нормативных структур, которые определяют поведение человека науки и которые Мертон обозначил как «научный этос». В своих ранних работах он продолжил и развил подход М. Вебера к анализу социальных истоков новоевро­пейской науки, важнейшим из которых он считал связь зарождаю­щейся науки с пуританской религиозной моралью. Позднее Мертон сформулировал концепцию научного этоса как набора ценностей и норм, регулирующих научную деятельность. К их числу Мертон отно­сил универсализм, коллективизм, бескорыстность и организованный

74

Глава 1. Основные этапы развития философии науки

скептицизм. Эта ценностно-нормативная структура, согласно Мерто-ну, устойчиво воспроизводится в историческом развитии науки и обеспечивает ее существование. На ее основе формируется система конкретных предпочтений, запретов, санкций и поощрений. Они, в свою очередь, конкретизируются применительно к тем или иным со­циальным ролям в рамках института науки. Система институциональ­ных ценностей и норм стимулирует научный поиск, ориентирует на открытие нового. Открытие поощряется признанием коллег (звания­ми, почетными наградами, присвоением имени ученого сделанному им открытию и т.д.). Такого рода поощрения ценятся в науке больше, чем денежное вознаграждение.

Поскольку открытие является главной ценностью, значительное место в научных сообществах занимают приоритетные споры. Они, согласно Мертону, также регулируются научным этосом. Невыполне­ние совокупности этих норм порождает отклоняющееся (девиантное) поведение ученых (плагиат, шельмование конкурентов и т.п.).

В дальнейших исследованиях социологов науки было показано, что выделенные Мертоном ценности и нормы в реальной научной де­ятельности могут в конкретных ситуациях модифицироваться и даже заменяться альтернативными.

Американский социолог И. Митрофф показал на конкретном ма­териале проведенных им исследований, что в коммуникациях сооб­щества в ряде конкретных ситуаций эффективными оказываются ре­гуляторы, альтернативные тем, которые обозначил Мертон. Принцип универсализма, который предполагает оценку научных результатов в соответствии с объективными, внеличностными критериями, в ре­альной практике не соблюдается. Оценки учеными результатов своих коллег всегда личностны, эмоционально окрашены. К своим соб­ственным идеям исследователь чаще всего не относится критически, как это предполагает мертоновский принцип организованного скеп­тицизма, а отстаивает их, даже когда сообщество скептически отно­сится к получаемым результатам. Открытость исследований, полагае­мая принципом коллективизма в мертоновской характеристике научного этоса, часто нарушается режимом секретности.

М. Малкей, американский социолог науки, в своей книге «Наука и социология знания», переведенной на русский язык и опубликован­ной в 1983 г., отмечал несколько возможностей интерпретации иссле­дований Мертона и Митроффа. Первый подход связан с утверждени­ем неполноты выделенных Мертоном компонентов системы институциональных ценностей науки, второй — со скептицизмом в самом существовании таких универсальных ценностей.

Развитие философии науки во второй половине XX в. 75

Многие западные социологи науки склоняются к идее, что, по­скольку ценностная структура научного этоса исторически меняется и в конкретной практике научных сообществ могут применяться альтер­нативные ценности, сомнительно существование непреходящих, ус­тойчивых институциональных ценностей. Этот вывод, в духе идей П. Фейерабенда, хотя и с рядом оговорок, М. Малкей также склонен считать достаточно правдоподобным. Но тогда трудно провести разли­чие между наукой и другими формами познавательной деятельности.

Представления Мертона, бесспорно, могут уточняться. Это каса­ется не только пересмотра и дополнения выделенных им компонен­тов этоса науки. Необходимо учитывать, что институциональные цен­ности сопрягаются со структурой познавательных идеалов и норм. Причем и в институциональном, и в познавательном компоненте ценностной структуры науки следует учитывать сложную структуру идеалов и норм. В них можно выявить три взаимосвязанных уровня смыслов: смысловой уровень, выражающий отличие науки от других форм познания, конкретизацию и дополнение этих смыслов идеями и принципами, выражающими особенности культуры той или иной ис­торической эпохи, и, наконец, смысловые структуры, выражающие специфику познавательной деятельности в той или иной науке (осо­бенности физического, химического, биологического, социально-гу­манитарного исследования и соответствующие особенности регуля-тивов в научных сообществах). Эти особенности будут более детально рассмотрены ниже (см. «Основания науки»).

Из того факта, что в ряде конкретных ситуаций отдельные уче­ные не соблюдают строго и неукоснительно общие принципы науч­ного этоса, не следует, что эти принципы не имеют регулятивной функции и вообще не нужны. Здесь примерно та же ситуация, как и в следовании принципам нравственности, высказанным в библей­ских заповедях. Заповедь «не убий» является идеалом, а в реальной жизни она нарушается. Есть убийства, за которые следуют самые су­ровые уголовные наказания, и есть убийства, например на войне, при защите страны, за которые награждают. Однако отсюда не сле­дует, что идеал «не убий» не играет в общественной жизни никакой роли. Если этот запрет упразднить, то практически это означало бы поощрение убийства, и общество быстро превратилось бы в войну всех против всех.

Социология науки центрирует внимание на функционировании и развитии науки как социального института. В сферу ее проблематики попадают, прежде всего, коммуникации исследователей, организация сообществ, поведение ученых и их различные роли в сообществе, от-

76

Глава 1. Основные этапы развития философии науки

ношения между различными сообществами, влияние на науку эконо­мических, политических факторов и т.п.

Бесспорно, эти аспекты важны для понимания науки. Но здесь возникает вопрос: достаточны ли они, чтобы выявить закономернос­ти ее развития?

Во второй половине XX в. в западной философии и социологии науки обозначились два альтернативных подхода к исследованию ис­торического развития науки. Первый из них делал акцент на исследо­вании содержания научного познания, истории научных идей, разви­тии концептуального аппарата науки. Второй ориентировался на анализ влияния на науку социальных факторов, изучение деятельно­сти и поведения ученых в научных сообществах, их коммуникаций.

Первый подход получил название интернализма, второй — экстер-нализма. Каждый из них имел определенные модификации, пред­ставленные «сильной» и «ослабленной» версиями. В частности, силь­ная версия интернализма была представлена в позитивистской традиции, которая вообще игнорировала социокультурную детерми­нацию научного познания. Ослабленная версия представлена рядом постпозитивистских концепций философии науки, которые призна­вали влияние социокультурных факторов на научное познание. Но они рассматривались как интегрированные в логику объективного роста знания (К. Поппер, И. Лакатос, С. Тулмин).

Экстерналистский подход также имел свои версии. Ослабленная версия была представлена в работах Р. Мертона. Он признавал, что со­циология науки должна взаимодействовать с философией и методо­логией науки. Без этого взаимодействия сама по себе она не имеет средств анализа того, как развиваются научные идеи. Социология на­уки ставит целью выявить социальные условия и мотивы исследова­тельской деятельности. Она имеет свой особый предмет, отличный от предмета философии науки.

Сильная же версия экстерналистского подхода полагает, что по­скольку развитие знания социально детерминировано, то социология науки поглощает проблематику философии и методологии науки. Ос­нованием для такой точки зрения является довольно сомнительный тезис, что для роста научного знания решающими служат процедуры его социального конструирования в деятельности ученых в лаборато­риях, цепочки их решений и обсуждений, коммуникации исследова­телей, осуществляющих выбор той или иной концепции. Познава­тельные процедуры здесь сводятся к социальным отношениям исследователей. Эта позиция довольно четко излагается К. Кнорр-Цетиной, специалистом в области микросоциологических исследова-

Развитие философии науки во второй половине XX в. 77

ний науки. Она считает познавательное отношение «природа — науч­ное знание» внешним для науки и не раскрывающим механизмы фор­мирования знания. Главными характеристиками этих механизмов она полагает социальные отношения исследователей в рамках научной лаборатории.

Уязвимость подобной позиции можно проиллюстрировать следу­ющей мысленной ситуацией. Представим себе сообщество халтурщи­ков, которые, получив финансирование, устраивают диспуты, обсуж­дения, конференции, поощряют друг друга, присваивают различные почетные титулы, а на выходе никакого нового результата не дают (сюжет, не так уж далеко отстоящий от реалий современной жизни). Микросоциолог обнаружит там все признаки отношений между ис­следователями, которые он полагает достаточными для генерации но­вого знания. Но такового знания не производится. Абстрагируясь от содержательных аспектов научной деятельности, ориентированной на познание исследуемых объектов, невозможно выявить механизмы роста научного знания.

Крайние версии как интернализма, так и экстернализма гипертро­фированно выделяют только один из аспектов исследовательской де­ятельности. Ослабленные версии более перспективны в том отноше­нии, что они не отрицают важности оппонирующего подхода для понимания исторического развития науки.

Противоположные подходы к анализу развития науки нашли свое выражение в историко-научных исследованиях. Длительное время в таких исследованиях доминировала интерналистская версия. Исто­рия науки рассматривалась как развитие идей, теорий, концепций. В XX столетии появились работы, посвященные социальной истории науки (Дж. Бернал, Б. Гессен, Дж. Ниддам), которые могли быть отне­сены к ослабленной версии экстернализма. В настоящее время обозначенные подходы сохраняются. Вместе с тем все актуальнее ста­новится задача разработки таких концепций развития науки, которые интегрировали бы позитивные элементы, содержащиеся как в интер-налистских, так и в экстерналистских подходах.

Отечественная философия науки во второй половине XX в.

В 60-х гг. XX в. в нашей стране философия науки постепенно стала превращаться в одну из наиболее престижных областей философской деятельности. В этой области был значительно меньший идеологиче­ский контроль, чем, например, в социальной философии. Многие ис­следователи, активно работавшие в философии науки, имели специ-

78

Глава 1. Основные этапы развития философии науки

альное, чаще всего естественнонаучное, образование. К концу 60-х гг. в стране сложилось довольно многочисленное и интегрированное со­общество философов науки. Решающую роль в его формировании сыграло взаимодействие исследований по философии естествозна­ния, логике и гносеологии.

Существенным импульсом к активизации этих исследований были работы Б.М. Кедрова, П.В. Копнина и М.Э. Омельяновского. Они были членами АН СССР, занимали влиятельные административные должности в Академии наук. Их труды сыграли важную роль в пре­одолении догматического марксизма сталинской эпохи, что было не­обходимым условием последующих продуктивных отечественных ис­следований в области философии науки.

Как известно, политические кампании 50-х гг., направленные про­тив генетики и кибернетики, нападки на теорию относительности и квантовую механику сопровождались искажением и примитивизаци­ей марксистской философии. Идеологизированные и вульгаризиро­ванные ее версии предлагались в качестве мировоззренческого обос­нования разрушительных для науки идеологических кампаний. Поэтому обращение к аутентичному марксизму было необходимой предпосылкой становления отечественной философии науки.

В исследованиях П.В. Копнина были акцентированы деятельност-но-практические аспекты марксистской гносеологии, исторический подход к анализу процессов познания, идеи взаимного соответствия предмета и методов познания. С этих позиций проблема интеграции наук рассматривалась как перенос понятийных средств и методов из одной науки в другую и выработка общенаучных понятий и представ­лений об исследуемых объектах.

Проблема дифференциации и интеграции научного знания зани­мала одно из главных мест и в работах Б.М. Кедрова. Он выделил принципы, которые определяют диалектико-материалистический подход к решению проблем философии науки. Во-первых, анализ связи предметов наук как особых состояний развития материи. Во-вторых, учет исторического развития самого научного познания, его методов, представлений и понятий, определяющих то или иное виде­ние мира. Опираясь на предложенную Ф. Энгельсом концепцию форм движения материи и соответствующую ей классификацию наук, Б.М. Кедров модифицировал ее с учетом открытий XX в. Он отметил, что представление о механическом движении как одной из форм раз­вивающейся материи было пережитком механистических представле­ний о мире. Механическое движение выступает аспектом физических процессов, но оно не имеет какого-то одного материального носите-

Развитие философии науки во второй половине XX в. 79

ля, а характеризует некоторые общие черты физических процессов макромира. В микромире физические процессы характеризуются как квантово-механическое движение, которое также является аспектом физических процессов, относящихся к целому ряду взаимодей­ствий — от взаимодействия элементарных частиц до образования ядер атомов, атомов и молекул. Поэтому физическая форма движения материи в микромире, согласно Б.М. Кедрову, должна рассматривать­ся как две формы - атомно-физическая и молекулярно-физическая. Между ними находится химическая форма движения, изучаемая в си­стеме химических дисциплин. Квантово-механическое описание от­носится не только к атомно-физической, но и к химической форме движения (учитывая возникновение квантовой химии). Б.М. Кедров выделил также геологическую форму движения, соответствующую формированию планет в ходе космической эволюции. Система наук о Земле, по его мнению, изучает именно эту форму движущейся мате­рии. Предложенная Б.М. Кедровым классификация породила ряд ди­скуссий по проблеме развития форм движения и соответствующих форм материи. Продуктивным аспектом этих дискуссий стала разра­ботка категорий «материя», «движение», «пространство» и «время» с учетом достижений естествознания XX в. (работы СТ. Мелюхина, Н.Ф. Овчинникова, Р.А. Аронова, Я.Ф. Аскина и др.).

Другой важной областью исследований Б.М. Кедрова были про­цессы научного открытия, развития понятий и методов научного по­знания. В этой области уже в середине 60-х гг. XX в. он продемонстри­ровал эффективность тесной связи философии и истории науки.

Анализ научного открытия Б.М. Кедров проводил на конкретном материале истории химии, выявляя связь логико-методологических и социально-психологических аспектов научного познания. Его рекон­струкция открытия Д.И. Менделеевым периодического закона была вариантом ставших впоследствии модными в западной философии и истории науки так называемых «кейс стадиес». В этом типе исследо­ваний определенный фрагмент истории науки изучается комплекс­но — как формирование нового знания в контексте взаимодействия логико-методологических, психологических, социокультурных и лич­ностных факторов.

Одно из центральных мест в отечественной философии в 60-х гг. занимала проблема взаимосвязи философии и науки. Преодоление догматического марксизма 40—50-х гг. стимулировало разработку фундаментальных философских категорий под углом зрения дости­жений науки. Особую роль сыграло осмысление открытий квантово-релятивистской физики. В работах М.Э. Омельяновского была сфор-

80

Глава 1. Основные этапы развития философии науки

мулирована исследовательская программа в форме двух взаимосвя­занных задач: во-первых, выяснения того, что дала современная фи­зика для развития философских категорий; во-вторых, анализа тех методологических идей и регулятивов, выработанных философией, которые важны для развития физики XX в. С этих позиций М.Э. Оме-льяновский проанализировал категорию реальности. Он отмечал важность различения понятий «объективная реальность», «эмпириче­ская реальность» и «абстрактная реальность». Первое понятие обоз­начает объективный мир, изучаемый в науке, второе — тот аспект ре­альности, который дан на уровне явлений в форме эмпирических знаний (наблюдений и фактов), третье — выражает сущностные отно­шения, системно-структурные представления об изучаемых объектах, которые определены теоретическими законами и моделями.

С учетом этих различений М.Э. Омельяновский проанализировал роль принципа наблюдаемости в современной физике. Он один из первых в нашей литературе обратил внимание на идею А. Эйнштейна о том, что наблюдаемое и ненаблюдаемое определяются теоретичес­ким видением реальности, которое очерчивает предметную область исследования. Принцип наблюдаемости применяется как регулятив не при выдвижении гипотез, а как метод их эмпирического обоснова­ния, установления связи теоретических величин с опытом.

Важной вехой в развитии отечественной философии науки стали активизация логических исследований и применение современных логических средств к анализу научного познания. В становлении это­го подхода особая роль принадлежала А.А. Зиновьеву. В нашей фило­софии 40—50-х гг. была своеобразная настороженность по отноше­нию к математической логике, которую рассматривали только как область математики. Что же касается использования ее средств при анализе познавательных процессов, то это расценивалось как уступка позитивизму. Для этой цели полагалось применение диалектической логики и как вспомогательного средства традиционной формальной логики. Математическая логика считалась применимой только к сфе­ре сложившегося знания, но не к анализу процессов развития знаний. Решение этих задач относили к компетенции диалектической логики.

Этот подход был поставлен под сомнение еще в начале 50-х гг. XX в. в диссертации А.А. Зиновьева. Ее автор показал, что декларации о раз­витии понятий в «Капитале» через диалектическое противоречие (а не через формально-логическое) не соответствуют реальным фактам. Развитие знаний осуществлялось через обнаружение логических пара­доксов и их снятие путем переопределения понятий. Уже отсюда сле­довало, что разработка логических средств обнаружения парадоксов

Развитие философии науки во второй половине XX в. 81

выступает одним из важных аспектов методологии науки. Последую­щие работы А.А. Зиновьева в области логики и методологии стимули­ровали как собственно логические исследования (в том числе и в таких ловых направлениях, как многозначные логики), так и использование выработанных логических средств при анализе научного знания.

Отечественные разработки философии науки к концу 60-х гг. обре­ли развитый и многоаспектный характер. В этой области возникли ори­гинальные школы и профессиональные сообщества исследователей. Несколько из них было в Москве. «Московский методологический кружок», лидером которого стал Г.П. Щедровицкий, активно разраба­тывал широкий круг проблем теории деятельности. Деятельностный подход к анализу науки органично соединялся с анализом рефлексии и с исследованиями семиотики культуры. Важную роль в этом синтезе сыграли работы Г.П. Щедровицкого, Э.Г. Юдина и В.А. Лефевра.

В Институте философии АН СССР (ИФАН) активно анализиро­вались на материале конкретных областей науки философские след­ствия ее новейших достижений (Л.Б. Баженов, Ю.В. Сачков, И.А. Акчурин, Ю.Б. Молчанов, Р.С. Карпинская, В.В. Казютинский, И.К Лисеев и др.). Эти исследования были тесно связаны с разработ­ками гносеологических и логико-методологических проблем науки (В.А. Лекторский, И.В.Кузнецов, B.C. Швырев. Е.А. Мамчур, Е.П. Никитин, Л.А. Никифоров, Д.П. Горский, Г.И. Рузавин, B.C. Тюхтин, И.П. Меркулов, В.Н. Порус, И.Т. Касавин, Н.С. Авто-номова и др.). Сформировалась успешно работающая кооперация логиков Института философии и Московского университета (В.А. Смирнов, Е.А. Сидоренко, Е.Д. Смирнова, Е.К. Войшвило, B.C. Меськов, позднее А.С.Карпенко, В.А. Бочаров, В.И. Маркин и др.). Их разработки логического инструментария анализа науки ус­пешно применялись при решении логико-методологических проб­лем математики, естественных и социальных наук.

Важную роль в развитии новых подходов в философии науки, свя­занных с синтезом науковедческих и историко-научных исследова­ний, сыграло сообщество философов и историков науки, сложившее­ся в 60—70-х гг. в Институте истории естествознания и техники (ИИЕТ) АН СССР (Б.Г Кузнецов, СР. Микулинский, Н.И. Родный, М.Г. Ярошевский, П.П. Гайденко, М.К. Мамардашвили, А.В. Ахутин, Б.Г. Юдин, А.П. Огурцов, В.Ж. Келле, А.А. Печенкин, В.Л. Рабино­вич, И.В. Кузнецов, Ю.И. Соловьев, Г.В. Быков, В.П. Визгин, Г.М. Идлис, Вик.П. Визгин, Т.Б. Романовская, А.В. Постников, Э.Н. Мирзоян, Э.Н. Колчинский, Е.Б. Музрукова, В.Н. Гутина, Ф.О. Хайтун, Л.А. Маркова, И.С. Тимофеев, Н.И. Кузнецова).

6-3232

82

Глава 1. Основные этапы развития философии науки

1

Интеграции философии науки с историко-научными исследовани­ями способствовала также работа научного кружка B.C. Библера, в него входили некоторые из вышеперечисленных сотрудников ИИЕТа.

Наконец, среди исследовательских сообществ, оказавших стимули­рующее воздействие на становление новых подходов к философии на­уки, следует выделить кооперацию философов, логиков и специалистов в конкретных областях науки и техники, занимавшихся системными ис­следованиями (И.Б. Блауберг, В.Н. Садовский, Э.Г Юдин, А.А. Мали­новский, Э.М. Мирский, Ю.А. Шрейдер, ПН. Поваров, Ю.А. Урманцев и др.).

Московские исследовательские коллективы философов, логиков и методологов наук взаимодействовали друг с другом и со школами в других городах страны. В этом взаимодействии активно участвовали и внесли существенный вклад в разработку проблем философии науки исследователи не только ИФАН, ИИЕТа, но и МГУ, других мо­сковских вузов и академических учреждений (В.А. Готт, А.Ф. Зотов, Б.С. Грязнов, В.И. Купцов, А. И. Ракитов, Э.М. Чудинов, В.Д. Урсул, Л.М. Косарева, позднее А.Г. Барабашев, В.В. Миронов и др.).

Кроме нескольких московских научных школ и исследовательских сообществ возникли и другие школы, успешно работавшие в области философии и методологии науки. Сложилась оригинальная ленин­градская школа (В.А. Шгофф, В.П. Бранский, А.С. Кармин, М.С. Козлова, М.В. Мостепаненко, A.M. Мостепаненко, Ю.Н. Соло­нин, Э.В. Караваев, Б.В. Марков и др.).

Продуктивно работала киевская школа (М.В. Попович, СБ. Крым­ский, А.Т Артюх, П.И. Дышлевый, Н.П. Депенчук, В.М. Наидыш, В.И. Кузнецов, В.Л. Храмова, B.C. Лукьянец, И.С. Добронравова и др.).

В конце 60-х — начале 70-х гг. известность приобрела новосибир­ская школа, соединявшая разработку вопросов динамики науки с со­циокультурной проблематикой (М.А. Розов, И.С. Алексеев, С.С. Ро­зова, Л.С. Сычева и др.).

Внесли свой вклад в развитие философии науки томские филосо­фы (А.К. Сухотин, В.В. Чешев, позднее И.В. Черникова и др.).

В Ростове оригинальные разработки в области философии науки и науковедения осуществила школа М.К. Петрова, там же активно про­водились исследования философских проблем естествознания (Ю.А. Жданов, Л.А. Миносян и др.).

Вклад в разработку проблем философии науки внесла и казахская школа философов (Ж. М. Абдильдин, А.Н. Насанбаев, Г.А. Югайидр.).

В конце 60-х — начале 70-х гг. сложилась минская школа филосо­фии науки, лидером которой признают автора этой книги (B.C. Сте-

Развитие философии науки во второй половине XX в. 83

лин, Л.М. Томильчик, А.И. Зеленков, А.Н. Елсуков, Е.В. Петушкова, д.ф. Кузнецова, Я.С. Яскевич и др.). В исследованиях этой школы де­тальный анализ структуры и динамики научного знания проводился на конкретном материале истории науки и был связан с исторически­ми реконструкциями становления ключевых теорий и концепций фи­зики, биологии и социальных наук.

В 70-х гг. начали складываться экстерриториальные, неформаль­ные сообщества исследователей, работающие в отдельных областях философии науки по принципу «незримого колледжа». Прежде всего это было сообщество логиков, ориентированных на разработ­ку методологии математики, а впоследствии и на проблемы методо­логии компьютерных наук (кроме перечисленных выше логиков Института философии и Московского университета, в этом сооб­ществе активно работали Ю.Л. Ершов, В.К. Финн, Е.Е. Ледников, А.И. Уемов, В.В. Целищев и др.). Возникает неформальное сообще­ство философов техники (В.Г. Горохов, В.М. Розин, Б.И. Иванов, В.В. Чешев, О.Д. Симоненко и др.).

Начали формироваться в качестве особого направления исследо­вания по философии и методологии социально-гуманитарных наук (работы А.И. Ракитова, В.Ж. Келле, В.Г. Федотовой, Л.А. Микеши-ной, М.С. Кагана, В.М. Розина, в конце 80-х гг. — Н.С. Розова, В.Г. Кузнецова и др.).

Выделились в специальную область философии и социологии на­уки исследования институциональных форм научного познания в их исторической эволюции (Э.М. Мирский, А.М. Кулькин, Н.В. Мот-рошилова, Т.Б. Длугач, М.Г. Ярошевский, Е.З. Мирская, А.П. Огур­цов и др.).

Дифференцировались исследования по философии естествознания. Сложилось широкое неформальное сообщество исследователей фило­софских и методологических проблем физики, в котором активную роль играли не только философы (Ю.В. Сачков, Л.Б. Баженов, И.А. Ак-чурин, Е.М. Мамчур, И.С. Алексеев, Э.М. Чудинов, СВ. Илларионов, B.C. Степин, О.С. Разумовский, А.А. Печенкин. Б.Я. Пахомов, А.С. Кравец, А.И. Панченко и др.), но и известные физики (Ф.А. Фок, В.Л. Гинзбург, Я.А. Смородинский, Е.Л. Фейнберг, М.В. Волькен-штейн, Г.Б. Жданов, B.C. Барашенков, Д.С. Чернавский и др.).

В консолидации сообщества исследователей философских и мето­дологических проблем биологии важную роль сыграла кооперация, с одной стороны, философов (И.Т. Фролов, Р.С. Карпинская, И.К. Ли-сеев, Н.Т. Абрамова, Э.В. Гирусов, В.Г. Борзенков, В.И. Кремянский, А.С. Мамзин и др.), а с другой — биологов и историков биологии

84

Глава 1. Основные этапы развития философии науки

(К.М. Завадский, Н.П. Дубинин, СВ. Мейен, П.Ф. Рокицкий, Ю.В. Чайковский, Э.И. Колчинский и др.).

Разнообразие школ сочеталось с интегративными тенденциями совместного обсуждения результатов исследования и установления исследовательских коммуникаций между участниками сложивших­ся научных сообществ. В этом процессе активную роль играли жур­налы «Вопросы философии» и «Философские науки», а также науч­но-организационная деятельность созданного в 70-х гг. Совета по философии и социальным проблемам науки и техники АН СССР. С середины 70-х гг. Совет возглавил известный философ И.Т. Фро­лов. Его работы способствовали продуктивному расширению тема­тики философии науки. Известные исследования И.Т. Фролова по философским проблемам биологии были дополнены широким кон­текстом анализа этики науки и глобальных проблем современной цивилизации. Он был одним из первых исследователей, начавших анализировать глобальные проблемы и их влияние на характер науч­но-технического развития. Благодаря деятельности И.Т. Фролова сформировались новые исследовательские программы изучения связей науки и высоких технологий, тенденций синтеза естествен­нонаучного и гуманитарного знания, анализа этоса науки и новых этических проблем научного творчества.

Научно-организационная деятельность возглавляемого им Совета была основополагающим фактором проведения ряда всесоюзных и международных конференций и конгрессов, придавших новый им­пульс исследованиям по философии науки. Это всесоюзные совеща­ния 70—80-х гг. по философским проблемам естествознания, в кото­рых наряду с философами принимали активное участие и выдающиеся естествоиспытатели страны (В.А. Фок, В.Л. Гинзбург, Н.Н. Семенов, В.А. Анохин, А.И. Берг, Вл.А. Энгельгардт, В.А. Амбарцумян, А.М. Амосов, В.М. Глушков, П.С. Симонов, А.А. Марков и др.), а так­же Международный конгресс по логике, методологии и философии науки в Москве (1987), наконец, уже в 90-х гг. — VII Международный философский конгресс, проведенный в Москве (1993).

Заметную роль в расширении и консолидации сообщества фило­софов науки сыграли школы молодых ученых, регулярно проводив­шиеся в 70—80-х гг. Ряд их участников стали впоследствии известны­ми исследователями в области философии науки (P.M. Нугаев, В.А. Бажанов, В.И. Курашов, И.В. Черникова, В.Г. Торосян и др.). В 80-х — начале 90-х гг. в ряде ведущих вузов страны создаются специ­ализированные кафедры философии и методологии науки. Сегодня наиболее известные среди них кафедры Московского и Санкт-Петер-

Развитие философии науки во второй половине XX в. 85

бургского университетов являются центрами не только подготовки молодых специалистов, но и разработки широкого спектра философ-ско-методологических исследований.

Таким образом, даже эскизный обзор институциональных и ком­муникационных аспектов деятельности отечественных философов науки свидетельствует о разнообразии и широте этого течения.

В начале 90-х гг., после распада СССР, появились оценочные суж­дения, согласно которым в нашей философии не было никаких до­стижений, что она была оторвана от мировой философской мысли и все надо начинать с нуля. Такого рода суждения можно встретить да­же в философских учебниках и энциклопедических словарях того времени. Они были чисто идеологическим феноменом, возникшим в русле огульной критики мировоззрения советской эпохи. То, что в со­ветскую эпоху считалось позитивным, автоматически объявлялось негативным, знак «плюс» заменялся на знак «минус». Но подобные утверждения, впрочем не требующие сколько-нибудь серьезной мыс­лительной работы, не выдерживают критики при обращении к реаль­ным фактам. Показательно, что известный американский историк науки, профессор Массачусетского технологического института (Бос­тон) Лорен Грэхэм свое фундаментальное исследование историческо­го развития философии науки в СССР завершил обобщающим выво­дом о том, что данная область исследований в нашей стране является «впечатляющим интеллектуальным достижением»28, что «по универ­сальности и степени разработанности диалектико-материалистичес-кое объяснение природы не имеет равных среди современных систем мысли»29.

Сопоставление отечественных и западных исследований показы­вает, что мы смогли не только провести конструктивную критику по­зитивистской и постпозитивистской философии науки, ассимилиро­вать наиболее продуктивные их достижения, но и получить новые, принципиально важные результаты. Многие из них, в том числе и по­лученные автором данной книги, будут более детально представлены в последующем изложении. Здесь же я обозначу их в общем виде30.

1. В отечественных исследованиях 60—80-х гг. значительно более глубоко, чем в западной философии, проанализирована проблема взаимодействия философии и науки. Доминирование позитивист­ских концепций в западной философии длительное время исключало эту проблематику из историко-научных и философско-методологиче-ских исследований. Напротив, критическое отношение к позитивиз­му активизировало отечественную разработку данной тематики. Вна­чале на конкретном историческом материале была прослежена

86

Глава 1. Основные этапы развития философии науки

эвристическая роль философских идей в становлении фундаменталь­ных научных теорий. Следующим этапом стало обоснование этой ро­ли, выяснение необходимости предварительно введенных категори­альных матриц для теоретического осмысления новых типов объектов, осваиваемых в фундаментальных теоретических исследова­ниях. Наконец, удалось выявить механизмы формирования таких ма­триц в философской деятельности, раскрыть двоякую функцию фи­лософских знаний в научном исследовании — эвристическую, способствующую рождению новых научных идей, и функцию обосно­вания, обеспечивающую включение фундаментальных достижений науки в поток культурной трансляции.

2. В наших исследованиях 70-х гг. более детально, чем в аналогичных западных работах, проанализирована структура научного знания. Было показано, что представление о сети теоретических конструктов, отно­сительно которых формулируются теоретические высказывания, явля­ется лишь первым приближением описания содержательной структуры теории. Определены уровни организации теоретических конструктов, связи между этими уровнями и их связи с эмпирическими знаниями. Установлены корреляции между операциональным и объектным смыс­лами эмпирических и теоретических высказываний. Особое внимание уделялось анализу научной картины мира как специфической формы теоретического знания. Эта форма знания в западной философской ли­тературе длительное время вообще отсутствовала; в постпозитивизме она в лучшем случае была лишь обозначена в отдельных работах. Что же касается отечественных исследований, то здесь мы значительно продвинулись в аналитической разработке данной проблематики: по­ставлена и решена задача нахождения признаков, отличающих науч­ную картину мира от теории, выяснены содержательная структура кар­тины мира, ее связи с теориями и опытными фактами. Кроме того, выяснена типология научных картин мира, проведено различение трех их основных типов: а) специальных научных картин мира (дисципли­нарных онтологии), б) естественнонаучной и социально-научной кар­тины мира, в) общенаучной картины мира.

В отечественных исследованиях аналитически прослежены функ­ции картины мира в научном познании: ее функционирование как исследовательской программы эмпирического и теоретического по­иска, ее функции как интегратора научного знания, ее роль в объек­тивации результатов исследования и их включения в культуру.

Довольно обстоятельно выделены и проанализированы в качестве компонентов оснований науки идеалы и нормы исследования и фи­лософские основания науки. Здесь также нами осуществлена более

Развитие философии науки во второй половине XX в. 87

глубокая проработка соответствующей проблематики, чем в западной философии науки. Это касается типологии идеалов и норм и их со­держания, процессов их трансформации в историческом развитии на­уки. Важными результатами стали проведенное различение между философскими основаниями науки и остальным массивом развиваю­щегося философского знания и анализ смены философских основа­ний в процессе исторического развития научного знания.

В итоге всех этих исследований структуры науки выявилась неаде­кватность традиционного подхода к анализу научного знания, когда в качестве единицы анализа рассматривалась отдельно взятая научная теория и ее отношение к опыту. Такой подход, казавшийся очевид­ным, неявно предлагал образ научного знания как простой системы, свойства которой однозначно определяются свойствами ее элементов (теорий и фактов). Но теоретическое знание относится к другому, бо­лее сложному типу — исторически развивающихся систем. Адекват­ным этому системному представлению является выбор в качестве единицы методологического анализа не отдельной теории, а научной дисциплины как системы развивающихся теорий, рассмотренных в их взаимодействии между собой и опытом, а также включенных в междисциплинарные взаимодействия.

3. Новые результаты были получены при логическом анализе
процедур развертывания теории. Показано, что наряду с гипотети-
ко-дедуктивным методом при построении теорий применяется гене­
тически-конструктивный метод, основанный на оперировании аб­
страктными объектами. При развертывании теорий опытных наук
этот метод доминирует. Теория, как справедливо отмечал Т. Кун, раз­
вертывается путем решения задач в соответствии с образцами, вклю­
чаемыми в ее состав. Здесь возникали проблемы структуры образцов
и их генезиса. Генетически-конструктивный подход позволил ре­
шить обе эти проблемы, и приоритет этих решений принадлежал от­
ечественной философии науки.

4. Разработанные представления о структуре научного знания позво­
лили выявить новые принципиально важные аспекты его роста. Преж­
де всего это касается логико-методологических оснований процесса вы­
движения гипотез. В позитивистской и постпозитивистской литературе
выдвижение гипотезы рассматривалось с позиций преимущественно
психологии, но не логики открытия. В нашей литературе были выясне­
ны необходимые логические процедуры этого процесса, роль научной
картины мира в постановке проблем и выборе средств построения гипо­
тез, функции аналоговых моделей и трансляции абстрактных объектов
как способа формирования гипотетического ядра будущей теории.

Глава 1. Основные этапы развития философии науки

В позитивизме логика открытия и логика обоснования резко противо­поставлялись друг другу. В конечном итоге это привело к отказу от ана­лиза логики открытия. В отечественных исследованиях эти два аспекта становления теории анализировались в их взаимосвязи. Наши исследо­ватели открыли ранее неизвестную и не описанную в зарубежной фило­софии процедуру конструктивного обоснования гипотетических моде­лей. Было прослежено, как формируется благодаря многократному применению этой процедуры эмпирическая интерпретация математи­ческого аппарата теории, происходит переопределение ее понятий и развитие ее концептуального аппарата.

5. Более глубоко, чем в западной философской литературе в 70—
   80-х гг., проанализированы ситуации научных революций, выявлена
   типология научных революций, а в их анализе учтены междисципли­
   нарные взаимодействия и роль социокультурных факторов. Тип науч­
   ной революции, связанный с междисциплинарными «парадигмаль-
   ными» прививками без возникновения предварительных «аномалий и
   кризисов», в западной литературе практически не анализировался.
   Такой анализ детально проведен в отечественных исследованиях.
6. Анализ научных революций соединялся у нас с исследованиями
   типов научной рациональности и их исторического развития. Иссле­
   дования научной рациональности осуществлялись в двух аспектах:
   во-первых, как анализ изменения научной деятельности в связи с ос­
   воением различных типов системных объектов и, во-вторых, как ана­
   лиз изменений широкого социокультурного контекста, фундамен­
   тальных ценностей, составной частью которых выступает научная
   рациональность. Такой подход позволил осмыслить современные из­
   менения научной рациональности и зафиксировать возникновение
   постнеклассической науки.

Перечисленные результаты касаются общих проблем философии на­уки. Но ими не ограничивается вклад отечественных исследователей в развитие этой области знания. Не менее значимыми стали исследования философско-методологических проблем конкретных наук — физики, химии, биологии, технических, социальных и гуманитарных наук. В по­следние годы интенсивно развивается философско-методологический анализ междисциплинарных исследований. Этот тип исследований в со­временных ситуациях все более тесно связывается с изучением объектов, представляющих собой сложные саморазвивающиеся системы. По­скольку такие системы обладают синергетическими характеристиками, в их философско-методологическом освоении важную роль играют мето­дологические проблемы синергетики. Они выступают аспектом методо­логии постнеклассической науки. В середине 90-х гг. сложилось расши-

Развитие философии науки во второй половине XX в. 89

ряющееся сообщество философов, математиков и естествоиспытателей, ориентированных на разработку данной проблематики (СП. Курдюмов, Г.Г Малинецкий, Д.С. Чернавский, В.И. Аршинов, В.Г. Буданов, Е.Н. Князева, Л.В. Лесков, И.С. Добронравова, М.С. Каган, В.П. Бран-ский и др.).

Становление постнеклассического типа научной рациональности расширяет проблематику философии науки. В ней наряду с уже тради­ционными гносеологическими и методологическими аспектами ак­центируются аксиологические проблемы. Возникают вопросы о цен­ностном статусе науки в современной культуре, о возможных изменениях структуры ценностей современной цивилизации и о судь­бах научной рациональности. Все эти проблемы активно обсуждаются на современном этапе развития отечественной философии науки.

Источники и примечания

1 См.: Конт О. Курс положительной философии. СПб., 1899. Т. 2. С. 15.

2 Спенсер Г. Опыты научные, политические, философские. Мн., 1998.
С. 624.

3 Там же. С. 611.

4 Там же. С. 485—487.

5. Там же.
6. Показательно, что Джек Лондон в романе «Мартин Идеи» писал о том,
   как герой романа, занимаясь самообразованием, испытал подлинный восторг
   от изучения трудов Спенсера.

7 См.: Конт О. Курс положительной философии. СПб., 1899. Т. 2. С. 21.

8 См.: Мах Э. Механика: Историко-критический очерк ее развития. СПб.,
1904. С. 416, 382.

9 Мах Э. Принцип сохранения работы. История и корень ее. СПб., 1909.
С. 52.

'0 Мах Э. Механика: Историко-критический очерк ее развития. СПб., 1909. С. 404.

11 Мах Э. Анализ ощущений и отношение физического к психическому.
М., 1908. С. 197.

12 См.: Садовский В.И. Эмпириокритицизм А.А. Богданова: забытая глава
философии науки // Вопросы философии. 1995. № 8.

13 Такие пояснения необходимы для тех, кто недостаточно знаком с мате­
матической логикой. Они могут облегчить им понимание путей становления
неопозитивистской философии науки.

14 RusselB. Mysticism and Logic. L., 1918. P. 11.

15 Витгенштейн Л'. Философские работы. Ч. 1. М., 1994. С. 19.

90

Глава 1. Основные этапы развития философии науки

16 Там же. С. 5.

17 Там же. С. 22.

18 Там же. С. 18.

19 Там же. С. 34.

20 Там же. С. 18.

21 Popper К. Logic of Scientific Discovery. L, 1969. P. 313—314.

22 Lacatos I. Falsification and the Metodology of Scientific Research
Programmes. P. 127-128, 132-133.

2^ Кун Т. Структура научных революций. М., 1975. С. 19—264.

24 См., например: Степин B.C. Теоретическое знание. М., 2000 (2-е изд. М., 2003).

2^ Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986. С. 158-159.

2^ Холтон Дж. Тематический анализ науки. М., 1981. С. 9.

27 Полани М. Личностное знание. М., 1985. С. 89.

2^ Грэхэм Л. Естествознание, философия и науки о человеческом поведе­нии в Советском Союзе. М., 1991. С. 415.

29 Там же.

3° Подробный и обстоятельный анализ истории отечественной филосо­фии науки и ее достижений дан в книге Е.Н. Мамчур, Н.Ф. Овчинникова, А.П. Огурцова «Отечественная философия науки: предварительные итоги» (М., 1997).

ГЛАВА 2

НАУЧНОЕ ПОЗНАНИЕ

В СОЦИОКУЛЬТУРНОМ ИЗМЕРЕНИИ

Место и роль науки в культуре техногенной цивилизации

Наука является культурно-историческим феноменом. Она возникла в контексте исторического развития цивилизации и культуры, на опре­деленных стадиях этого развития.

Проблемы будущего современной цивилизации не могут обсуж­даться вне анализа современных тенденций развития науки и ее пер­спектив. Хотя в современном обществе существуют и антисциентист­ские движения, в целом наука воспринимается как одна из высших ценностей цивилизации и культуры.

Однако так было не всегда, и не во всех культурах наука занимала столь высокое место в шкале ценностных приоритетов. В этой связи возникает вопрос об особенностях того типа цивилизационного раз­вития, который стимулировал широкое применение в человеческой деятельности научных знаний.

Традиционные и техногенные цивилизации

В развитии человечества, после того как оно преодолело стадию вар­варства и дикости, существовало множество цивилизаций — конкрет­ных видов общества, каждое из которых имело свою самобытную ис­торию. Известный философ и историк А. Тойнби выделил и описал 21 цивилизацию. Все они могут быть разделены на два больших клас­са, соответственно типам цивилизационного развития, — на традици­онные и техногенную цивилизации.

Техногенная цивилизация является довольно поздним продуктом человеческой истории. Долгое время эта история протекала как вза­имодействие традиционных обществ. Лишь в XV—XVII столетиях в

92

Глава 2. Научное познание в социокультурном измерении

европейском регионе сформировался особый тип развития, связан­ный с появлением техногенных обществ, их последующей экспанси­ей на остальной мир и изменением под их влиянием традиционных обществ. Некоторые из этих традиционных обществ были просто-на­просто поглощены техногенной цивилизацией; пройдя через этапы модернизации, они превращались затем в типичные техногенные об­щества. Другие, испытав на себе прививки западной технологии и культуры, тем не менее сохраняли многие традиционные черты, пре­вратившись в своего рода гибридные образования.

Различия традиционной и техногенной цивилизаций носят ради­кальный характер.

Традиционные общества характеризуются замедленными темпами социальных изменений. Конечно, в них также возникают инновации как в сфере производства, так и в сфере регуляции социальных отно­шений, но прогресс идет очень медленно по сравнению со сроками жизни индивидов и даже поколений. В традиционных обществах мо­жет смениться несколько поколений людей, заставая одни и те же структуры общественной жизни, воспроизводя их и передавая следую­щему поколению. Виды деятельности, их средства и цели могут столе­тиями существовать в качестве устойчивых стереотипов. Соответ­ственно, в культуре этих обществ приоритет отдается традициям, образцам и нормам, аккумулирующим опыт предков, канонизирован­ным стилям мышления. Инновационная деятельность отнюдь не вос­принимается здесь как высшая ценность, напротив, она имеет ограни­чения и допустима лишь в рамках веками апробированных традиций. Древняя Индия и Древний Китай, Египет, государства мусульманско­го Востока эпохи Средневековья и т.д. — все это традиционные обще­ства. Этот тип социальной организации сохранился и до наших дней: многие государства «третьего мира» сохраняют черты традиционного общества, хотя их столкновение с современной западной (техноген­ной) цивилизацией рано или поздно приводит к радикальным транс­формациям традиционной культуры и образа жизни.

Что же касается техногенной цивилизации, которую часто обозна­чают расплывчатым понятием «западная цивилизация», имея в виду регион ее возникновения, то это особый тип социального развития и особый тип цивилизации, определяющие признаки которой в извест­ной степени противоположны характеристикам традиционных об­ществ. Когда техногенная цивилизация сформировалась в относи­тельно зрелом виде, то темп социальных изменений стал возрастать с огромной скоростью. Можно сказать, что экстенсивное развитие ис­тории здесь заменяется интенсивным; пространственное существова-

Место и роль науки в культуре техногенной цивилизации 93

ние — временным. Резервы роста черпаются уже не за счет расшире­ния культурных зон, а за счет перестройки самих оснований прежних способов жизнедеятельности и формирования принципиально новых возможностей. Самое главное и действительно эпохальное, всемир­но-историческое изменение, связанное с переходом от традиционно­го общества к техногенной цивилизации, состоит в возникновении новой системы ценностей. Ценностью считается сама инновация, оригинальность, вообще новое. В известном смысле символом техно­генного общества может считаться Книга рекордов Гиннесса, в отли­чие, скажем, от семи чудес света. Книга Гиннесса наглядно свидетель­ствует, что каждый индивид может стать единственным в своем роде, достичь чего-то необычного, и она же как бы призывает к этому; семь чудес света, напротив, призваны были подчеркнуть завершенность мира и показать, что все грандиозное, действительно необычное уже свершилось.

Техногенная цивилизация началась задолго до компьютеров и да­же задолго до паровой машины. Ее преддверием можно назвать раз­витие античной культуры, прежде всего культуры полисной, которая подарила человечеству два великих открытия — демократию и теоре­тическую науку, образцом которой была евклидова геометрия. Эти два открытия — в сфере регуляции социальных связей и в способе позна­ния мира — стали важными предпосылками для будущего, принципи­ально нового типа цивилизационного прогресса.

Второй и очень важной вехой стало европейское Средневековье с особым пониманием человека, созданного по образу и подобию Бога; с культом человекобога и культом любви человека к человекобогу, к Христу; с культом человеческого разума, способного понять и пости­гнуть тайну божественного творения, расшифровать те письмена, ко­торые Бог заложил в мир, когда он его создавал. Последнее обстоя­тельство необходимо отметить особо: целью познания как раз и считалась расшифровка промысла Божьего, плана божественного творения, реализованного в мире. Но это все — преддверие.

Впоследствии, в эпоху Ренессанса, происходит восстановление многих достижений античной традиции, но при этом ассимилируется и идея богоподобности человеческого разума. И вот с этого момента закладывается культурная матрица техногенной цивилизации, которая начинает свое собственное развитие в XVII в. Она проходит три ста­дии: сначала предындустриальную, потом индустриальную и наконец постиндустриальную. Важнейшей основой ее жизнедеятельности ста­новится прежде всего развитие техники, технологии, причем не толь­ко путем стихийно протекающих инноваций в сфере самого производ-

94

Глава 2. Научное познание в социокультурном измерении

ства, но и за счет генерации все новых научных знаний и их внедрения в технико-технологические процессы. Так возникает тип развития, ос­нованный на ускоряющемся изменении природной среды, предметно­го мира, в котором живет человек. Изменение этого мира приводит к активным трансформациям социальных связей людей. В техногенной цивилизации научно-технический прогресс постоянно меняет спосо­бы общения, формы коммуникации людей, типы личности и образ жизни. В результате возникает отчетливо выраженная направленность прогресса с ориентацией на будущее. Для культуры техногенных об­ществ характерно представление о необратимом историческом време­ни, которое течет от прошлого через настоящее в будущее. Отметим для сравнения, что в большинстве традиционных культур доминиро­вали иные понимания: время чаще всего воспринималось как цикли­ческое, когда мир периодически возвращается к исходному состоя­нию. В традиционных культурах считалось, что «золотой век» уже пройден, он позади, в далеком прошлом. Герои прошлого создали об­разцы поступков и действий, которым следует подражать. В культуре техногенных обществ иная ориентация. В них идея социального про­гресса стимулирует ожидание перемен и движение к будущему, а буду­щее полагается как рост цивилизационных завоеваний, обеспечиваю­щих все более счастливое мироустройство.

Техногенная цивилизация существует чуть более 300 лет, но оказа­лась весьма динамичной, подвижной и очень агрессивной: она подав­ляет, подчиняет себе, переворачивает, буквально поглощает традици­онные общества и их культуры — это мы видим повсеместно, и сегодня этот процесс идет по всему миру. Такое активное взаимодей­ствие техногенной цивилизации и традиционных обществ, как прави­ло, оказывается столкновением, которое приводит к гибели послед­них, уничтожению многих культурных традиций, по существу, к гибели этих культур как самобытных целостностей. Традиционные культуры не только оттесняются на периферию, но и радикально трансформируются при вступлении традиционных обществ на путь модернизации и техногенного развития. Чаще всего эти культуры со­храняются только фрагментарно, в качестве исторических рудимен­тов. Так произошло и происходит с традиционными культурами вос­точных стран, осуществивших индустриальное развитие; то же можно сказать и о народах Южной Америки, Африки, вставших на путь мо­дернизации, — везде культурная матрица техногенной цивилизации трансформирует традиционные культуры, преобразуя их смысложиз-ненные установки, заменяя их новыми мировоззренческими доми­нантами.

Место и роль науки в культуре техногенной цивилизации 95

Эти мировоззренческие доминанты складывались в культуре тех­ногенной цивилизации еще на предындустриальной стадии ее разви­тия, в эпоху Ренессанса, а затем и европейского Просвещения.

Они выражали кардинальные мировоззренческие смыслы: пони­мания человека, мира, целей и предназначения человеческой жизне­деятельности.

Человек понимался как активное существо, которое находится в деятельностном отношении к миру. Деятельность человека должна быть направлена вовне, на преобразование и переделку внешнего ми­ра, в первую очередь природы, которую человек должен подчинить себе. В свою очередь, внешний мир рассматривался как арена дея­тельности человека, как если бы мир и был предназначен для того, чтобы человек получал необходимые для себя блага, удовлетворял свои потребности. Конечно, это не означает, что в новоевропейской культурной традиции не возникают другие, в том числе и альтерна­тивные, мировоззренческие идеи.

Техногенная цивилизация в самом своем бытии определена как общество, постоянно изменяющее свои основания. Поэтому в ее культуре активно поддерживается и ценится постоянная генерация новых образцов, идей, концепций. Лишь некоторые из них могут ре-ализовываться в сегодняшней действительности, а остальные пред­стают как возможные программы будущей жизнедеятельности, адре­сованные грядущим поколениям. В культуре техногенных обществ всегда можно обнаружить идеи и ценностные ориентации, альтерна­тивные доминирующим ценностям. Но в реальной жизнедеятельнос­ти общества они могут не играть определяющей роли, оставаясь как бы на периферии общественного сознания и не приводя в движение массы людей.

Идея преобразования мира и подчинения человеком природы бы­ла доминантой в культуре техногенной цивилизации на всех этапах ее истории, вплоть до нашего времени. Если угодно, эта идея была важ­нейшей составляющей того «генетического кода», который определял само существование и эволюцию техногенных обществ. Что же каса­ется традиционных обществ, то здесь деятельностное отношение к миру, которое выступает родовым признаком человека, понималось и оценивалось с принципиально иных позиций.

Нам долгое время казалась очевидной активистская мировоззрен­ческая установка. Однако ее трудно отыскать в традиционных культу­рах. Свойственный традиционным обществам консерватизм видов деятельности, медленные темпы их эволюции, господство регламен­тирующих традиций постоянно ограничивали проявление деятельно-

96

Глава 2. Научное познание в социокультурном измерении

стно-преобразующей активности человека. Поэтому сама эта актив­ность осмысливалась скорее не как направленная вовне, на измене­ние внешних предметов, а как ориентированная вовнутрь человека, на самосозерцание и самоконтроль, которые обеспечивают следова­ние традиции1.

Принципу преобразующего деяния, сформулированному в евро­пейской культуре в эпоху Ренессанса и Просвещения, можно проти­вопоставить в качестве альтернативного образца принцип древнеки­тайской культуры «у-вэй», предполагающий невмешательство в протекание природного процесса и адаптацию индивида к сложив­шейся социальной среде. Этот принцип исключал стремление к ее целенаправленному преобразованию, требовал самоконтроля и са­модисциплины индивида, включающегося в ту или иную корпора­тивную структуру. Принцип «у-вэй» охватывал практически все глав­ные аспекты жизнедеятельности человека. В нем было выражено определенное осмысление специфики и ценностей земледельческого труда, в котором многое зависело от внешних, природных условий и который постоянно требовал приноравливаться к этим условиям.

Но принцип «у-вэй» был и особым способом включения индивида в сложившийся традиционный порядок общественных связей, ориен­тируя человека на такое вписывание в социальную среду, при котором свобода и самореализация личности достигаются в основном в сфере самоизменения, но не изменения сложившихся социальных структур.

Ценности техногенной культуры задают принципиально иной век­тор человеческой активности. Преобразующая деятельность рассмат­ривается здесь как главное предназначение человека. Деятельностно-активный идеал отношения человека к природе распространяется затем и на сферу социальных отношений, которые также начинают рассматриваться в качестве особых социальных объектов, которые может целенаправленно преобразовывать человек. С этим связан культ борьбы, революций как локомотивов истории. Стоит отметить, что марксистская концепция классовой борьбы, социальных револю­ций и диктатуры как способа решения социальных проблем возникла в контексте ценностей техногенной культуры.

С пониманием деятельности и предназначения человека тесно свя­зан второй важный аспект ценностных и мировоззренческих ориента­ции, который характерен для культуры техногенного мира, — понима­ние природы как упорядоченного, закономерно устроенного поля, в котором разумное существо, познавшее законы природы, способно осуществить свою власть над внешними процессами и объектами, по­ставить их под свой контроль. Надо только изобрести технологию,

Место и роль науки в культуре техногенной цивилизации 97

чтобы искусственно изменить природный процесс и поставить его на службу человеку, и тогда укрощенная природа будет удовлетворять че­ловеческие потребности во все расширяющихся масштабах.

Что же касается традиционных культур, то в них мы не встретим подобных представлений о природе. Природа понимается здесь как живой организм, в который органично встроен человек. Само поня­тие закона природы, отличного от законов, которые регулируют со­циальную жизнь, было чуждо традиционным культурам.

В свое время известный философ и науковед М.К. Петров предло­жил своеобразный мысленный эксперимент: как посмотрел бы чело­век, воспитанный в системе ценностей традиционной цивилизации, на идеалы новоевропейской культуры. Ссылаясь на работу С. Поуэла «Роль теоретической науки в европейской цивилизации», он приво­дил свидетельства миссионеров о реакции китайских мудрецов на описания европейской науки. «Мудрецы нашли саму идею науки аб­сурдной, поскольку, хотя повелителю Поднебесной и дано устанавли­вать законы и требовать их исполнения под угрозой наказания, ис­полнять законы и подчиняться им дано лишь тем, кто способен эти законы «понять», а «дерево, вода и камни», о которых толкуют мисти­фикаторы-европейцы, очевидно этим свойством «понятливости» не обладают: им нельзя предписывать законы и от них нельзя требовать их исполнения»2.

Характерный для техногенной цивилизации пафос покорения при­роды и преобразования мира порождал особое отношение к идеям гос­подства силы и власти. В традиционных культурах они понимались прежде всего как непосредственная власть одного человека над другим. В патриархальных обществах и азиатских деспотиях власть и господство не только распространялись на подданных государя, но и осуществля­лись мужчиной, главой семьи над женой и детьми, которыми он владел так же, как царь или император — телами и душами своих подданных.

В техногенном мире также можно обнаружить немало ситуаций, в которых господство осуществляется как сила непосредственного при­нуждения и власти одного человека над другим. Однако отношения личной зависимости перестают здесь доминировать и подчиняются новым социальным связям. Их сущность определена всеобщим обме­ном результатами деятельности, приобретающими форму товара.

Власть и господство в этой системе отношений предполагают вла­дение и присвоение товаров (вещей, человеческих способностей, ин­формации как товарных ценностей, имеющих денежный эквивалент).

В результате в культуре техногенной цивилизации происходит сво­еобразное смещение акцентов в понимании предметов господства си-

98

Глава 2. Научное познание в социокультурном измерении

лы и власти — от человека к произведенной им вещи. В свою очередь, эти новые смыслы легко соединяются с идеалом деятельностно-пре-образующего предназначения человека.

Сама преобразующая деятельность расценивается как процесс, обес­печивающий власть человека над предметом, господство над внешними обстоятельствами, которые человек призван подчинить себе.

Человек должен из раба природных и общественных обстоятельств превратиться в их господина, и сам процесс этого превращения пони­мался как овладение силами природы и силами социального разви­тия. Характеристика цивилизационных достижений в терминах силы («производительные силы», «сила знания» и т.п.) выражала установку на обретение человеком все новых возможностей, позволяющих рас­ширять горизонт его преобразующей деятельности.

Изменяя путем приложения освоенных сил не только природную, но и социальную среду, человек реализует свое предназначение твор­ца, преобразователя мира.

Идеал творческой, суверенной, автономной личности занимает одно из приоритетных мест в системе ценностей техногенной циви­лизации. Мы, родившиеся и живущие в мире техногенной культуры, воспринимаем это как нечто само собой разумеющееся. Но человек традиционного общества не принял бы этих ценностей. В традицион­ном обществе личность реализуется только через принадлежность к какой-либо определенной корпорации, будучи элементом в строго определенной системе корпоративных связей. Если человек не вклю­чен в какую-нибудь корпорацию, он не личность.

В техногенной цивилизации возникает особый тип автономии личности: человек может менять свои корпоративные связи, он жест­ко к ним не привязан, может и способен очень гибко строить свои от­ношения с людьми, включаться в разные социальные общности, а ча­сто и в разные культурные традиции.

Как подчеркивал М.К. Петров, поскольку индивид, формирую­щийся в лоне новоевропейской культуры и социальности, жестко не связан с семейно-корпоративной традицией передачи профессио­нального и социального опыта, то это было бы воспринято человеком традиционного общества как признак явной ущербности европейца, которому с детства «прививают вздорную мысль о том, что он спосо­бен стать всем, и, когда европеец взрослеет, включается в специализи­рованную деятельность, он до конца жизни остается разочарованным человеком, носителем несбыточных и, естественно, несбывшихся на­дежд, озлобления и зависти к ближним, которые, по его мнению, за­няты как раз тем, чем лучше их мог бы заняться он сам. Ни в юности,

Место и роль науки в культуре техногенной цивилизации 99

ни в зрелые годы европеец не знает ориентиров собственной жизни, не в состоянии понять ее цели, безрассудно мечется от одной специ­альности к другой, всю жизнь что-то осваивает...»3.