«Краткий хронограф об истории станицы Вёшенской. ...»
«Грамота от Степана Тимофеевича от Разина. Пишет вам Степан Тимофеевич, всей черни. Хто хочет богу да государю послужить, да и великому войску, да и Степану Тимофеевичю, и я выслал казаков, и вам бы заодно изменников выдать и мирских кравапивцев выдамть. И мои казаки, како промысь станут чинить, и вам бы итить к ним в совет, и кабальныя, и апальныя шли бы в полк к моим казакам» (Эта единственная из всех разинских «прелестных писем», что сохранилась в подлиннике).
В кругу был обсуждён вопрос о направлении дальнейшего движения и что «придумали итить в Ольшанской, и пошло с ними острогожских черкас и руских ста с 4».
Взяв с собой воеводские знамёна и выданные полковником литавры, довольно значительный отряд из четырёхсот-пятисот повстанцев во главе с Колчевым, Агеевым и другими донцами, острогожсским полковым подьячным Жуковцевым, двумя черкасскими сотниками и обозным, а также стрельцом Фёдором Наугольным, которого казаки «учинили сотником», вечером 9 сентября вышел из Острогожска и направился к соседнему Ольшанску. По словам Колчева, пришли «в Ольшанской в город на вечер безвестно скорым обычаем». Первое, что сделали разинцы, – схватили в хоромах местного воеводу Семёна Беклемишева и казнили его: «свезав, з башни спихнули, а спихнув, саблею прокололи». «Срубили… и вкинули в воду» также двух начальных людей Белгородского полка.
Ольшанцы, как и острогожцы, не сопротивлялись и больше того – сами учувствовали в грабеже: «воеводские животы разграбили». Конфискованное имущество было раздуванино в кругу, причём «пай клали» и на отсутствовавшего Дзиньковского.
Захватив город, повстанцы заночевали в нём. Но Дзиньковский прислал к ним человека с просьбой вернуться назад, поскольку «идёт с Коротояка воевода с коротояцкими со служилыми людьми к Острогожскому», а в крепости малолюдно. И дал ещё из пушек сигнальные выстрелы. Пришлось возвращаться. Взяв с собой захваченные пушки и боеприпасы, повстанцы 10 сентября двинулись и после полудня пришли в Острогожск. Здесь собрали новый круг, в котором Дзиньковский выступил перед казаками и похвалил их службу. Вероятно, что на кругу решалась задача, что делать дальше и куда идти. Но тут случилось нечто непредвиденное и труднообъяснимое: в результате антиразинского мятежа части острожцев последовали полный разгром повстанцев и арест их руководства.
Недовольных разинцами в крепости было немало: дети боярские, зажиточные черкасы и русские жители города, находившиеся здесь «розных городов торговые люди». Вдохновителем мятежа был протопоп Григорьев, черкасских мятежников возглавил сотник Герасим Карабут (прежний острогожский наказной полковник), русских – Фетис Тараторин. Со слов Григорьева эти лица «учинили мимо Ивана Дзиньковского савет, чтоб…. Тех воров с острогожскими черкасы перехватить».
Но повстанцы как-то сведали о замыслах мятежников и в шестом часу дня 10 сентября побежали из города на крымскую сторону. Части удалось уйти в степь. Однако мятежники разметали мосты через Тихою Сосну и на посаде многих «воров» побили, здесь же схватили атамана Колчева и есаула Агеева с несколькими донскими казаками, арестовали Дзиньковского и его помощьников-офицеров и, сковав, посадили «за караул».
На следующий день 11 сентября, допросив и пытав Колчева, Агеева и Ивана Казачка, их отослали в Белгород.
14 сентября протопоп Григорьев с особой делегацией прибыл в Коротояк, где просил местного воеводу Ознобишина приехать в Острогожск «воровства дела росмотреть» и направил такую же челобитную в Москву. Ознобишин в тот же день явился в Острогожск, где сразу допросил пятерых схваченных донцов (в т.ч. Антипа Стеблева и Андрея Иванова, которые сказали, что пошли в поход из Вёшек), Дзиньковского, Жуковцева, сотников Григорьева и Чекмеза и обозного Волненко.
14 сентября князь Ромодановский в Белграде допрашивал Колчева, Агеева и Казачка. Вскоре его войска заняли Острогожск. Расправа с повстанцами проводилась «безо всякие пощады».
1 октября Колчева, Агеева и казачка привезли в Москву, допросили и пытали, а 3 октября казнили: атамана – «на Болоте», есаула и Казачка – «за Яускими вороты на Володимерской дороге». Всем им отсекли руки, потом ноги и затем повесили. Такой же казни подвергся в столице и казак Сергей Иванов. Григорьев, Чекмез и Волненко были повешены в Короче. Дзиньковского и Жуковцева возвратили в Острогожск и здесь 29 сентября расстреляли.
8 октября велено было отрубить голову жене Дзиньковского Евдакии. Её казнили «за её воровство, что она посылала на Дон для донских воровских казаков, чтобы они, воры донские казаки, с Дону шли в Острогожск и его, Ивашку, выручали» (судьба послания неизвестна – авт.). Согласно Указа царя в Острогожске «около реки, с которой пришли с Дону воровские казаки, по обе стороны той реки по берегу и около города», казнить «человек осьмнадцать» и в Ольшанске «человек трёх-четырёх».
Четырёх детей Дзиньковского сослали в Сибирь. Жену и детей Жуковцева – в Елец, жену Григорьева – в Ефремов. Жену и сына Чекмеза – в Лебедень. Жену и детей Волненко – в Донков. Позже большинство из них было приказано сослать в Холмогоры.
Зато «усмирители» были щедро награждены. Карабута назначили вместо Дзиньковского острогожским полковником, протопоп одарен «сукном добрым 5 аршин» и «парой соболей в 6 рублёв». Карабут и другой сотник получили по пять аршин кармазинного сукна и по паре соболей. Попы – по пять аршин полукамазинного сукна и по паре соболей.
Уцелевшие от расправы казаки и с ними многие острогожцы ушли в верхнедонские городки. Надо полагать, какая-то часть их возвратилась и в Вёшки.
Власти сурово боролись с «бунтовщиками» и до 30 января 1671 года, как доносил Ромодановский, в разных местах схватили 55 «товарыщей» острогожских и ольшанских «воров». (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 41 – 48).
1670, сент. – окт. (7178).**** Вторая попытка снятия блокады. В сентябре месяце 1670 года с сотней казаков Фрол Тимофеевич Разин вернулся на Дон из Саратова. Степан Разин велел брату идти вверх по Дону до Коротояка, с той же целью, что и Гаврилову. Сохранились источники, рассказывающие, как начинался поход Фрола Разина. Прежде всего, был круг в Пяти Избах. Затем был сбор в Паньшине. Наконец, собрались и у устья Хопра. До этого места шли на лошадях и судами, а у хопёрского устья остались триста конных. Далее двигалась только повстанческая флотилия. Во время Крестьянской войны 1670 года мимо Вёшек вверх, а затем вниз по течению проходила флотилия речных судов во главе с Фролом Тимофеевичем Разиным (в сентябре - октябре), состоящее из будар, стругов и малых лодок. Численность этого войска в точности не известна. Источники называют о тысячи до более чем трёх тысяч человек. Расходятся сведения и о числе судов: двадцать будар и двадцать малых лодок; пятьдесят больших и малых судов; семьдесят будар и стругов.
Выгребая против течения, флотилия прошла мимо Вёшек, Решетова, Тишанки, Мигулина и в конце сентября вступила на территорию русской украины. 26 сентября с заставы на устье Икорца в Коротояк прибежал сын боярский Щербинин с товарищами и сообщил, что в этот день вверх Доном мимо заставы к Коротояку прошли «воровские казаки» в больших стругах и малых лодках. По получению известий о движении флотилии Ромодановский с войсками спешно выступил из Острогожска к Коротояку и поспел в самый разгар осады этого города.
27 сентября утром казаки подошли к Коротояку, высадились и берегом пошли к городу. Воевода Ознобишин вышел им навстречу с пешими и конными людьми местного гарнизона, подоспевшими из войска Ромодановского рейтарами полковника Полтева и городовыми казаками сумского полковника Кондратьева. В начале девятого часа за речкой Коротояком начался бой. Некоторые горожане и ратные люди из царского войска перешли на сторону повстанцев. Но в первом часу дня к месту сражения подошёл сам Ромодановский с основными силами и безпромедление вступил в бой. Его ход изменился в пользу правительственных войск. Повстанцы потерпели поражение. Разинцы не выдержали натиска свежих сил, «пометались в струги и в будары, побежали рекою Доном вниз». Последовало отступление к верхним казачьим городкам. Теперь прошли мимо них в обратном порядке – Мигулин, Тишанка, Решетов, Вёшки – и остановились у устья Хопра.
Обстановка на украинах продолжалась оставаться тревожной для правительства, на что жаловался воронежский воевода Борис Бухвостов в письме царю 13 октября. В ответ на эту жалобу царь повелел всех воронежцев привести к присяге, чтобы государю «служили верно». Воронежцам велено было объявить, чтобы не скрывали своих родственников, приходящих из казачьих городков, а напротив – приводили их к воеводе, который будет их расспрашивать.
На Верхней Дон периодично засылались правительственные разведчики. В одном из их донесений упоминается Решетовский городок. Ольшанский копейщик Алексей Захарьев доносил, что он с пятью своими людьми доехал до Мигулина. Городок оказался пустым, поскольку жители сбежали в Решетов. Захарьев спустился ещё ниже по Дону и под Тишанским городком наехал на пост мигулинцев и тишанцев. После перестрелки через речку Тихую завязался разговор, из которого Захарьев выяснил, что в донских городках «ныне голод большой», что Разин прислал приказ идти к Царицыну и что казаки собираются в Паншине и Пяти Избах, «а куды пойдут, того… воры… не сказывали». Эти сведения князь Ромодановский передал в Москву, добавив, что он опасается «воровских казаков приходу… под Короотояк и под Острогожской». (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 48 – 49).
1671, мар. (7179).*** В марте 1671 года из Коротояка на разведку вниз по Дону ездил отряд воронежцев, который, не дойдя до Мигулина, встретил 22 марта мигулинца Михаила Бляхова с товарищем, занимавшихся звериной ловлей. Бляхов оказался сторонником правительства и поведал разведчикам, что Мигулин уже не пуст, в нём стоят воровские казаки, в этот и другие верховые города из-под Тамбова пришли казаки и «танбовские мужики изменники многие люди». Между делом, воронежцы узнали, что и «воровские казаки» ведут разведку сопредельной с Верхним Доном территории. (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 49 – 50).
1671, 12 мая (7179).*** 12 мая 1671 года в грамоте из Разрядного приказа отмечалось, что «по Дону в верховых городках донские казаки от воровства и от измены не обратились». (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 50).
1671, весна.**** По исследованиям вёшенского краеведа Лосева Петра Павловича (1905 – 1978) это событие произошло весной (или в начале лета) 1671 г. только что отполыхало пламя крестьянского мятежа, под предводительством казака Степана Разина.
Сделаем художественное отступлении от первоисточников и положимся на родовую память:
«Московские бояре во главе с царём Алексеем Михайловичем нанесли поражение главному войску Разина под Симбирском. Разинцы прорвались на Дон, обосновались в городке Кагальницком. Но вопреки и войсковым традиционным законам, и законам чести зажиточные казаки (домовитые) свершили предательство по отношению к своему атаману Степану Разину. Однако часть разинцев вырвалась из кольца гнусного предательства и рассеялась в необозримых диких степях тихого Дона.
Часть казаков-разинцев стали искать своей судьбы, двигаясь на север к Верхнему Дону по Дикому полю. За сотни вёрст своего пути они не встретили ни одного человеческого жилья: только дикое зверьё пасущиеся в высоких травах, или бегущих к ручьям и речкам степных балок. На пути встречались тучные птицы, которые неохотно поднимались в небо при приближении всадников. Лишь доехав через Северный Донец, казаки почуяли запах дыма костров.
Казаки знали, что вверх по течению этой реки стоит старый казачий городок Митякино. Но, чувство самосохранения влечёт… Быстрей, быстрей, чтобы не наткнуться на погоню. Черкасские домовитые казаки и царские слуги на Руси – это непросто недруги, они посланцы смерти для вольно гуляющего казака. И снова ночлег под курганом с часовым на его вершине. И далее степь завёт. Но казаки – рыцари степи знают, что их верным коням нужен кратковременный отдых. И ватага казаков проводила несколько дней в глубокой балке, под сенью байрачного леса, давая отдых лошадям и залечивая ноющие раны своей души.
Что ж везли с собой в дальний путь в перемётных сумах казаки на заводских конях. Это, прежде всего, были сухари, соль, и, самое основное, главное – огнестрельное оружие, порох, селитру, свинец. А остальное давала весенняя придонская степь: куропатки и дрозды, зайцы и косули. Утки и гуси, олени и вепри – всего этого было в изобилии на всём Диком поле. Но на сердце казаков лежал и давил тяжёлый камень – об утрате смелого, гордого атамана, воплощавшего в себе вековую доблесть верных сынов тихого Дона.
Путь нелёгок. Но под высоким донским солнцем всё больше и шире оживала и расцветала степь. Среди сединИстых пышных султанов ковыля, неожиданно для казачьего взгляда, проявились яркие ирисы и роскошные степные тюльпаны. Птичий гомон, особенно перепелов, жаворонков и соловьёв в донских дубравах, становился и голосистей, и напевней. Все радовало степь и думы казаков. Одного лишь не слышала степь в 1671 году – это радостного голоса пения скачущих в неизвестность судьбы казаков. Казаки–разинцы стремились дальше к вольнице…
Долог и мучительный был путь, но однажды, уже под вечер, на закате солнца, с высокой меловой горы внизу сверкнула, подобно обнажённой казачьей сабли, излучина Дона-батюшки. Статный казачина, обелённый сединою, с исполосованным шрамами торсом, остановил своих двух коней, на которых неустанно скакал "одвуконь", глубоко вздохнул и в радость произнёс: «Ну, братцы, доехали до свободы, треножите коней, будем глядеть на свой «курень»…» Это, видимо, был верховой казак, старый разинец, походный атаман Митрофан Солдатов, или мой прямой предок Афанас (Афанасьев), или Калина (Калинин). Письменных памятников этого удивительного действия: встречи голутвенного казака с родным, до боли в душе, Доном, по известным причинам, конечно же, нет. Да и быть не могло. Казак «добывал зипуна», он в то время не стремился о сохранении про себя лично памяти в людском водовороте жизни. Это было ему не по-нутру, да и совсем не главным в его ратной жизни…
Когда казаки спешились с коней, они поднялись на крутояр донского русла. Солдатов, указав вниз указательным пальцем, почти шёпотом сказал своим спутникам: «Вон там, в луке, в дубраве я оставил кошевых односумов: им хотелось иметь свой городок, неприступный ни для татарвы, ни нагоев, ни для царских опричников. Отседова мы поставим вешки на Русь, а по Дну сверху к нам будут послы, а вниз будем ходить на гульбу к ногайцам и на Волгу…»
Казаки, выслушав почтенного ими казака, стали молча в раздумьях смотреть вокруг. Огромный детина, кудрявый жёсткий чуб которого поднимался из-под боярской собольей шапки, повернулся на юг, откуда они прискакали, и смотрел, как под закатными лучами светло-зелёными волнами переливались донские степные травы, разукрашенными соцветиями цветов, как из меловатой балки поднимались три рогаля-оленя, как на самой вершине буерака, под охраной богатырских папаш, резвились молодые дудаки. Всё пространство, в круг опьянённых свободой молодых голутвенных казаков, трепетало птичьей музыкой и стрепетом кузнечиков. «Дюжа здорово!..» – рявкнул казак Лось (возможно, для Лосевых прямой потомок!).
В это время остальные казаки устремили взоры на север, туда, где между высокой меловой горой справа и холмистым песчаным берегам слева раскрывалась широкая долина луки с дремучим пойменным лесом. А с запада на восток текла река, с которой они связали свою казачью судьбу, получившая историческое название – Дон. На левом берегу его виднелись золотистопесчаная кайма, за ней светло-зеленые заросли, а выше их – тёмный лес. Между лесом и бугристым берегам проглядывались луговые поляны и зеркальные полоски озёр.
С запада на восток широкой лентой текла исстари спокойная тихая река. Но, на восточном крыле она прорывалась и мощным живым потоком среди песчаных лесных берегов отворачивала на юг. Но пробежав чуть более версты, река, развернувшись на восток, вновь продолжала свой путь в море, получившее историческое название – Азовское. Казачьи взоры упирались в горизонт, где уже было не разглядеть всей прелести Задонья.
Вряд ли кто из казаков прошедший весь свой путь считал пройденные вёрсты пути к свободе. Они прошли свой путь по однообразной, мало обводнённой степи. И потому сейчас казаки в своём кругу были зачарованны этой яркой живописностью природы. Они, молча, стояли «на видах». Казак Лыга, ушедший, в своё время на вольницу к Разину от тягостного гнёта ногайцев и прозванный так за меткость своего боевого огня, своими глазами степняка увидел на песчаных серое стадо свободно пасущихся тарпанов (помесь Осло с лошадьми) со своими «часовыми» на самых возвышенных местах. Он своими очами видел, как к Дону, против его прорыва на юг, спускалось необозримое стадо сайгаков. Монгол, не сдержал своего волнения от представленной перед ним самой природой картины. Так близко напоминавших его малую родину. Лыга в порыве восторга закричал: «Наша песка, сайгака, тарпана наш!»
Рядом стоявший с Лыгой широкогрудый верховой казак Зык (Зыковы, вероятно, ему прямые потомки) в сердцах гаркнул в лыгины сторону: «НЕ мычи, дурра! Татарву мы давно отседа выбросили. Не подпускали её к Руси. Тарпаны, сайгаки и всё живое на земле донских казаков – наше, казачьей кровью завоёвонное. Отвечай, ты кто?» – «Казак» – взревел Осман Лыга.
«То-то!» – в душевном спокойствии, ответил его наставник Зык.
Встав в круг казаки свершили малебен. А приподнеся прославление казакам не пришедшим с ними на Верхний Дон, помянув вновьпредставленных убиенных рабов божьих, разошлись, занявшись обыденным делом – поиском хлеба насущьного.
Вечеряли казаки сытно: в дудачий бульон засыпали перетёртое в сумах сухари, потом вдоволь ели вкусное птичье мясо и запивали родниковой водой. После вечерни отдыхали у костра на берегу Дона. И в скорости «часовые» неожиданно из какой-то неизмеримой тишины, словно из глубины тихого Дона послышалась, впервые за весь долгий поход, мелодия одной из любимых песен разинской дружины. Это заиграл сначала Тихон Лось (Лосев), а за ним подхватила вся казачья братия.
Ай-й, аи, все то друзья,
братья, да товарищи.
Ай-й, аи все то-то
Пойманы мои…
Упоённо, с глубокой грустью, играли песню разинцы, и в их воображении проносились воспоминания под Астраханью и Царицыным, под Саратовом и Самарой, под Симбирском и обратный путь домой… Неслась их песня по увалам и логам, спустилась быстрокрылой птицей в затуманенную вечернюю гладь долины тихого Дона.
И донская сторона левого дона уже снизу из лесной дрёмы, радостью встречи с прославленными воинами стала подниматься и ширится песня Вёшенских казаков, ещё неизвестная и не слышанная разинцами:
Вы вставайте, добры молодцы,
Пробуждайтесь казаки донские…
С левого берега завиднелись языки пламени факелов и на берегу появились те, кто на возглас: «Слава и дай Бог вам, казаки, что мы вас аж дождались. Кто такой? Обзовись!»
На отзыв: «Митрофан Солдатов, походный атаман…». Со стороны левого берега послышалось: «Любо, казаки-братия!»
(Этот сказ всего лишь одно из приданий верхнего Дона и на достоверность факта событий не претендует. – авт.).
Есть историческая справка, что в 1620 году в Вёшенском городке было 5 голов казаков в поле, а при принесении крестцелования в 1703 году – 96 человек. Тем более что сведений о том, кто конкретно из казаков в 1671 году возвратился из Разинского похода, автор не имеет.
1671, 10 мая (7179).*** Имя Григория Афанасьева, как атамана лёгкой станицы упоминается в истории в связи с разинским именем. Братьев Разиных вёз в Москву самолично Корнила Яковлев. Весть о захвате Степана Темофеевича помчала в перёд лёгкая станица Григория Афанасьева, но князь Г.Г. Ромодановский сумел опередить казаков и сорвать 4 мая царскую похвалу за хорошие новости. Но приём 10 мая в приказе Казанского дворца донской станицы был отнюдь не менее значителен. Афанасьев говорил о клятве «по святей непорочной евангельской заповеди (…) в Войску на Дону во всех городках». Это была хитрость – Дон не присягал и не собирался присягать Москве. Но хитрость легко раскусили. Вскоре донцам пришлось давать первую в их историю присягу.
1671, 6 авг. (7179).**** В августе 1671 г. Войско Донское впервые приведено к присяге на верность русскому царю.
Казаки, впервые в тысячелетней истории Дона и их военной демократии, принесли присягу на службу московскому царю, чем поставили себя в полную ЗАВИСИМОСТЬ ОТ МОСКВЫ. Из присяги донцов на верность служить Московским государям древний принцип «С Дону выдачи нет» отошёл в прошлое, а, начиная с эпохи преобразований Петра I, доступ в казаки был строго ограничен и подконтролен государству.
Третьий этап. От 1671, 28 августа и до конца периода вольного казачества в 1721 г., всего – 50 лет жизни.
1671, 28 авг. (7179).*** Донские казаки стали подданными московского царя, и Войско Донское вошло в состав Российского государства.
Донское казачество с 1671 года признавало протекторат московского царя Алексея Михайловича, то есть отказались от самостоятельной внешней политики, подчинив интересы Войска интересам Москвы. Внутренний распорядок остался прежним.
И только когда русская колонизация юга продвинулась до границ Земли Войска Донского, тогда Петром I была проведена инкорнация Земли Войска Донского в состав Российского государства. (Сост. Хохульников К.Н. Степные рыцари России!.. // Казачье зарубежье – Ростов н/Д: ИИЦ «Дончак», 2005. С. 70).
До периода расказачивания 1919 года пройдёт ещё 248 лет. Но с этого момента дончаки постепенно становятся неугодны, с точки зрения на их военную демократию, московским правителям. Донской атаман Корнила (Корнилий) Яковлевич Яковлев был инициатором этого акта, в силу сложившихся на то время обстоятельств.
1671, 30 янв. (7179).**** Власти сурово боролись с «бунтовщиками», и как доносил Ромодановский, в разных местах схватили пятьдесят пять «товарищей» острожских и ольшанских «воров». Уцелевшие от расправы казаки и с ними многие остроженцы ушли в верхнедонские городки, можно предположить, что часть из них пришла и в район Вёшек и на речку Чир.
Третьий этап. От 1671, 28 августа и до конца периода вольного казачества в 1721 г., всего – 50 лет жизни.
1671, 28 авг. (7179).*** Донские казаки стали подданными московского царя, и Войско Донское вошло в состав Российского государства.
Донское казачество с 1671 года признавало протекторат московского царя Алексея Михайловича, то есть отказались от самостоятельной внешней политики, подчинив интересы Войска интересам Москвы. Внутренний распорядок остался прежним.
И только когда русская колонизация юга продвинулась до границ Земли Войска Донского, тогда Петром I была проведена инкорнация Земли Войска Донского в состав Российского государства. (Сост. Хохульников К. Н. Степные рыцари России!.. // Казачье зарубежье – Ростов н/Д: ИИЦ «Дончак», 2005. С. 70).
До периода расказачивания 1919 года пройдёт ещё 248 лет. Но с этого момента дончаки постепенно становятся неугодны, с точки зрения на их военную демократию, московским правителям. Донской атаман Корнила (Корнилий) Яковлевич Яковлев был инициатором этого акта, в силу сложившихся на то время обстоятельств.
1672, 1 сент. – 1673, 31 авг.**** Калмыки убили одного казака, отогнали 30 лошадей и 130 коров (по сведениям П.П. Сахорова – 31 лошадь и 113 коров) в результате своих набегов на Вёшки. О Елани сведений нет. В упомянутой росписи потерь от калмыцких набегов фигурирует Вёшенская станица.
1672 (7180).**** После полного подавления восстания в навигацию 1672 года, царская блокада Войска Донского была снята, и в верховые городки, в том числе и в Вёшки, пришли, наконец, будары с хлебом и другими запасами. Но с этого момента торговые и промышленные люди должны получать «проезжие памяти» до Мигулина, Вёшек, Паршина, Черкасска и другие казачьи городки. (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 50).
1672, 7 дек. (7180).*** География Дона. В Посольском приказе Фрол Минаев 7 декабря 1672 года перечисляет все существовавшие тогда донские городки: начиная с Мигулина, Тишанский, Решетов, Вёшки… Атаман Фрол Минаев и казаки его станицы в 1672 году рассказывали в посольском приказе, что «С Воронежа..водяным путём поспевают к ним на Дон в Черкасской городок з великого государя з жалованием с хлебными запасами недели в 4… А лёхким… судном поспевают к ним в 15 дней. А проходу… будет от Воронежа государевыми городами дней с 10. А донскими городами против того будет идти мало чим болши. А донские … городы стоят от Коротояка первый Мигулин. От Коротояка в Мигулин поспевают в 5 дней. А от Мигулина городы: Тишанский, Решетов, Вёшки, Усть Хопра, Усть Медведица… А от Мигулина и до Черкасского ходу будет водяным путём наскоро недели з 2, а что меж вышеписанным городам вёрст, того не упомятуют». (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 66).
1672 (7180).**** На Дону насчитывалось 48 укреплённых казацких городков, в т. ч. Вёшки.
1673 (7181).*** Первое посягательство на свободу Дона. Правительство лишило Дон права убежища.
С этого времени официально беглые потеряли право стать казаками. Это коснулось и Вёшенского городка.
Атаман посольской станицы Фрол Минаев и казаки били караульщиков на заставе у Тихой Сосны за пограничные строгости с беглыми, возвращаясь из Москвы. Разогнав их, кричали «…или… вы воеводам крест целовали? Стояти на заставе: хто б… на Дон ни ехал, и вы б… их пропускали! Не один… у нас в воде будет!». Но чем дальше, тем больше увеличивались пограничные строгости.
Но на Дон, по-прежнему, бежали, бросив в своих деревнях и городах всё скудное имущество и с «животами», даже подчас помещичьими, в одиночку и целыми семьями. Пробирались на Дон самостоятельно, на свой страх и риск, оседали на Дону, придя сюда работными людьми на торговых бударах и солдатами в составе правительственных войск, и выезжали вместе с казаками, бывшими в столице и других русских городах с лёгкими и зимовыми станицами и по своим личным торгово-промысловым надобностям. Казачья воля, «Дон – золотое дно» манили обездоленных людей. Но к этому времени несколько потускнело «золото» казачьей вольницы… Поэтому донские атаманы были недовольны политикой московского правительства по отношению к беглым на Дон из Москвы, Воронежа, Козлова, Костенска, Ряжска, Коротояка, Ольшанска, Ельца, Усмани, Тамбова, Шацка, Переславля, Романова и украинских земель.
1673, с апр. – по 4 окт.**** Из отряда воеводы Хитрово за это время сбежало 1 402 человека. Вследствие непривычных тягостей много народа умирало. Так растаял весь отряд воеводы. Вероятно, что беглецы обсели в первую очередь на верхнедонских казачьих городках, в том числе и в Вёшках.
1673 (7181),**** По-прежнему, а может быть и чаще вёшенцам приходилось участвовать в самых различных походах вместе со всем Войском и по его «приговорам». Многие казаки, не «оказачившиеся» ещё пришлые или не совсем «оказачившиеся», неорганизованные беглецы не понимали и не принимали цели ряда походов, пологая, что они организуются в интересах Москвы или низовой черкасской старшины, и по возможности пытались игнорировать некоторые войсковые грамоты.
Весной 1673 года Войско требовало, чтобы из всех городков шли к Черкасску для совместных с царскими войсками действий против Азова и Крыма «по три жребия», а каждый четвёртый казак оставался «на куренях», но верховые казаки рассудили по-своему, войсковых грамот ослушались и отправили на Нижний Дон только каждого второго, а кое-откуда только четвёртого. (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 71).
1675.*** Среди домовитых, верных и преданных государю и православию казаков на Дону были и всякого рода ватаги. Занятым у них был бандитизм. И к числу состава Войска донского они отношения, ни какого, не имели. С казачьим войском их связывали только общая православная вера, общий разговорный язык и некое внутреннее подобие военной демократии.
Именно с такими ватагами впоследствии времени стали ассоциировать казачество.
Именно такие ватаги, ещё не устроившись, не поселившись ни в каком юрте, буйной и шумной ватагой шатались по войску, ища наживы или добычи, главное для них было: поесть, выпить, во что-нибудь одеться и удовлетворить плотские утехи. Если не было похода (на грабёж), то они работали, торговали, но как только заводились у них деньги, они их пропивали в кутеже и дебоше.
Вот такие «казаки» принимали к себе всякого: беглого крепостного из Московского царства, скрывающегося от тюрьмы или виселицы. Процедура приёма в ватагу, не имеющий постоянного места жительства, был прост, кто верил во Христа, кто просил у них защиты от утеснителей. Так и сложилась на Дону легенда, не подтверждаемая, от части, документами тех лет, что: «С Дона выдачи нет!».
В 1675 году от казаков потребовали (такого рода требования были выдвинуты и ранее), чтобы они выдали некоторых людей, обвинявшихся в разбоях и бежавших на Дон.
Казаки отвечали: «Мы никогда не выдавали людей с Дона; Дон только и держится пришлыми людьми. Если мы станем выдавать, то и весь Дон разойдётся. Каждый будет искать другого пристанища». (Картины былого Тихого Дона: Краткий очерк истории войска Донского. Т. 1. // М.: «Граница», 1992, с. 131).
Таким образом, перед царём, боярами и монастырями, с одной стороны, и доном населением, с другой стороны, возникла конфликтная ситуация, в основе которой лежит: – «казачья вольность». Во всяком случае, царю необходимо было установить в этом регионе закон и порядок, но и иметь на Дону верных союзников-защитников в борьбе с мусульманским миром, в лице казаков – воинов Христовых.
1675, 28 сент.(7184).**** Выборной человек Иван Трофимова целовальниками, осмотрел товар посадского человека Василия Тихонова, выдал ему документ, в котором было зафиксировано, что он вёз для продажи на Дон разную муку и крупы, конопляное семя, горох, орехи, клюкву, лошадиные подковы, игральные карты, сальные свечи, смолу, кожи для пошива, клубки пряжи, мёд, рыболовецкие снасти, капканы, сухари, вино, зелёное сукно. За всё это «государевы пошлины взяты с рубля по 10 денег». После оформления товара в воронежской таможне В. Тиханов поплыл на своей «дощанине» вниз по течению реки Воронеж, а затем вниз по Дону (в Коротояке снова таможенный досмотр). Теперь купец был волен торговать своим товаром, где пожелает, возможно, он по Пути торговал им и в Вёшках, история об этом умалчивает. Но сколько таких купцов проезжало мимо Вёшек? Ведь Вёшки старят на большом торговом пути.
1675 (7183).**** Мимо Вёшек в 1675 г. везли в Войско царское жалование, и каждый такой провоз пышно отмечался. Из Воронежа жалованье вёз Савва Мусин-Пушкин, сопровождаемый донской станицей атамана Родиона Калуженина. От верхнего Мигулина до нижнего Черкаского, изо всех 47 городков царю салютовали.
1676 (7184).*** Межконфесионные воины. Раскольничий поп Савелий вместе с двумя раскольниками-черницами в лесу выше Усть-Хопёрского городка устроил свою пустынь, в которой запретил молиться за царское здравие.
Эта пустынь, вероятно всего, была расположена на правом берегу Дона в районе нынешнего слияния границ Ростовской и Волгоградской областей.
Позже Савелия «по войсковому праву сожгли», тем самым нарушили Божью заповедь «не убий».
В Черкаске, был исполнен «приговор». Савелия «по войсковому праву сожгли», тем самым нарушили Божью заповедь «не убий». Сожгли прилюдно на костре раскольничьего священника Савелия, однако этот жестокий поступок не подействовал на сторонников старых обрядов, ибо в старообрядничестве коренные казаки видели своих союзников в борьбе против засилья Москвы.
До открытия Мемориала «Донские казаки в борьбе против большевиков» открытым в станице Еланской в 2007 г. осталось 331 г. Протест казаков против Москвы поднялся на новый уровень. Только есть одно отличие. В 1676 г. протестовали старообрядцы, а в 2007 г. – «возрождённое» казачество.
1676 (7184).*** Присяга Войска Донского царю Фёдору III на верность. Фёдор Алексеевич, после вступление на трон, потребовал от своих подданных принесение присяги на верность. Как московский царь он повелел, чтобы казаки принеси ему присягу на верность воинской службе целуя при этом крест (крестоцелование).
Сначала присягнула находившееся в Москве зимовая станица с войсковым атаманом Корнелием Яковлевым и станичным атаманом Иваном Семёновым.
Потом, посланный от царя Семён Колтовский привёл к присяге и все войско Донское. Принятие присяги стало при этом традицией при коронации монархов.
1676 (7184).*** Репрессивные меры против донских казаков. Царь Фёдор Алексеевич заключил мир с турами и строго запретил казакам ходить под Азов под страхом смерти и разорения городков. Но, несмотря на это запрещение, казаки ходили и на Перекоп, и в Крым. До расказачивания 1919 года осталось 243 года.
1677 (7185).**** В Москве узнали, что на Дону и речке Медведице в казачьих юртах приютились старцы и попы и всякие прихожие люди в пустыных, печатные книги, церковную службу и иконное письмо хулят, образам божиим не покланяются, много людей из донских городков к себе подговаривают и крестят в другой раз.
Воевода Волынский, стоявший с войском на Дону, отправил стрелецкого сотника Григорьева разведать о раскольниках. Григорьев возратился и донёс, что на реке Медьведице никакой пустыни (или монастыря) не нашёл, а был в пустыни Иевской на речке Чиру, пониже казачьего городка Нижнего Чира (местность, принадлежащая в последствии к Вёшенскому юрту). В этой пустане строителем чёрный поп Иов, да чернецов 20 человек, а бельцев человек 30. служит Иов по старым книгам, а новоисправленные хулит, говорит, будто в них всё изронено.
Получив это донесение, в Москве сделали допрос бывшему тогда здесь станичному атаману Панкратьеву, что за Иевская пустынь и где река Чир? Понкратьев отвечал, что Иевская пустынь в стороне, на день езды от города Чира, начали в этой пустыни люди жить после разинсого воровства, тому лет с пять (с 1672 г.); в войске про пустынь знают, что «в ней живут мужчины и жкещины, девки и ребята, но без указа государя войско над нею ничего делать не смеет, а если государь прикажет разорить, то сейчас разорят. Тому другой год, как пришёл на Дон и поселился в пустыне в лесу на крымской стороне чёрный поп да два человека простых черницов; эти простые чернецы с попом поссорились и, пришели в Черкаск, донесли войску, что поп за великого государя бога не молит и им молить не велит».
По этому извету (доносу) атаман Михайло Самарин и всё войско послали за попом и, приведя его в Черкасск, сожгли по войсковому праву и в пустыни его теперь никто не живёт. Волынскому послан был указ разорить воров и церковных противников и впредь нигде им в войске пристанища не дать, прочих заводил послать в Москву, а остальных наказать по войсковому праву, чтобы впредь такие вору не множились, и войску оттого присловия не было.
1681 (7179).* Собрался церковный собор. Царь возвестил ему о делах, которые требуют исправления. В то время когда правительство хлопотало, чтоб св. церковки не было противления от раскола, пришли известия, что татарские мурзы, имея поместья и вотчины, населённые христианами, принуждают православных христиан к обращению в магометанство.
1681, дек. (7189).**** В Москву вызвали со всего государства выборных, по два человека от каждого города (вероятно и из Вёшек), которые должны были привезти с собою окладные книги, чтобы узнать, сколько в городах и волостях лучших людей, средней статьи и младших людей, и поскольку человек в год бывает во всяких службах и податьях. Князь Василий Васильевич Голицын (1643 – 1714), глава Посольского и некоторых других приказов (с 1677 по 1689), с выборным из разных чинов служащими людьми, по царскому поручению, рассуждал о необходимости ратных (воинских) преобразованиях. Но понятно, что с первой мыслью о серьёзном войсковом преобразовании необходимо соединялась мысль об уничтожении местничества.
1682, 12 янв (7190).** Царь Фёдор назначил чрезвычайное сидение с боярами, к которому были приглашены патриарх, архиереи и выборные начальники монастырей. Внутри Руси было принято очень важное решение: для улучшения организации вооружённых сил и служебной иерархии были уничтожены местничество и сожжены разрядные книги.
Когда государю дали знать, что книги сожжены, то патриарх, обратясь к светским членам думы, сказал: «Начатое и совершенное дело впредь соблюдайте крепко и нерушимо; а если кто теперь или впредь одному делу воспрекословит каким-нибудь образом, тот бойся тяжкого церковного запрещения и государского гнева, как преобидчик царского повеления и презритель нашего благословления».
Все присутствующие отвечали: «Да будет так!» После сожжения книг государь с радостным лицом стал хвалить их за это и объявил, что им и потомству их на память велит в Разряде держать родословную книгу, и в домах своих такие родословные книги они могут держать по-прежнему.
1682, фев. – март (7190).**** Движение Ильи Форонова. Историк В.П. Глаголев в своём исследовании «Движение на Дону и на юге России весной 1682 года», обстоятельной работе, посвящённой движению, раскрывает каким образом, готовилось эта акция протеста против московского указа. В городок Паншин тянулись обездоленные, беспокойные люди, прежде всего из соседних городков, лежащих ниже и выше Паншина. Это была казачья голытьба, в значительной своей части состоявшая из беглых крестьян, холопов, посадских и служилых людей. Впоследствии к ним присоединятся новые сошедшие на Дон крестьяне. По выражению академика Л. В. Черепнина это были «служилая мелкота юга», судовые рабочие и «ярыжники».
Всего в Паншин собралось около ста пятидесяти человек, причём основное ядро составляли участники волжского похода 1681 года. Во главе собравшихся теперь в Паншине стало четыре человека: атаман Илья Форонов, снова избранный полковником казак Качалинского городка Иван Длинный, избранный есаулом казак Паншинского городка Иван Терский (он же Терковский, Самойлов) и сотник Остап Грек. Особо следует сказать о будущем преемнике Форонова Терском. До появления на Дону он жил в Москве, активно участвовал в Крестьянской войне под руководством С. Разина. В 1671 году, после ухода Разина из Астрахани вверх по Волге, вместе с Фёдором Шелудяком и Василием Усом был есаулом повстанцев в Астрахани.
Все собравшиеся были готовы идти в «воровской» поход, но куда? Были выдвинуты два плана, близких по характеру, с единой целью добычи «зипунов» – двигаться на Волгу и затем, по возможности, на Каспий; или же идти на Азовское море. Оба плана предусматривали нападение на соседей и противоречили тогдашней политике Войска Донского и, следовательно, являлись «разбойными». При обсуждении перевесил азовский план. Предполагалось совершить поход «на речку Миус, а с той… речки итить было на Чёрное море (Азовское. – авт.) под турской город под Темрюк для языков».
Приступив к осуществлению азовского плана, казаки в начале марта 1682 года на двенадцати лодках, в каждой из которых находилось от семи до пятнадцати человек, со знамёнами и значками, принадлежавших, как было объявлено, Разину, двинулись из Паншина… вверх по Дону к устью Хопра. Отправится в противоположном направлении казаков Форонова, заставила потребность «добрать» перед морским походом как можно больше голытьбы и пришлых с Верхнего Дона, Медведицы и Хопра. Кроме того, ставилась задача грабежа товаров у торговых людей, необходимых снаряжения и продовольствия для дальнейшей экспедиции. Основным местом сбора выбрали устье Хопра, куда должны были собираться все добровольцы, пожелавшие участвовать в походе.
С самого начала плавания отряд Форонова стал захватывать суда, грабить торговых людей и впоследствии постоянно этим занимался. Он останавливал суда, шедшие с товарами из русских городов в Войско Донское и в обратном направлении.
Отряд остановился у хопёрского устья и начал собирать людей. Больше их приходило из верховых городков. По сведениям В. П. Глаголева, на устье Хопра прибыл из Белявского городка видный участник восстания Разина Семён Буянка.
Волжский план постоянно обсуждался, но главным стал теперь азовский. Был выбран маршрут движения, позволяющий обойти нижнедонские городки и Черкасск. Казаки Форонова были неуверенны, что Черкасск позволит «ворам» выйти в Азовское море. Читывался трудный путь прохождения мимо турецкого Азова. Предполагалось по Дону подняться вверх, миновать Вёшки, Решетов, Тишанку и Донецкий, дойти до устья Чёрной Калитвы - притока, расположенного уже на русской украине, по Калитве также подняться вверх, затем лодки и малые струги перетащить на реку Северский Донец, спустится по Донцу до определённого места, откуда суда перетащить ещё раз волоком в Миус, по нему выйти в море и морем, наконец, идти на Темрюк.
По дороге к отряду примыкали голутвенные казаки и главным образом беглые, жившие в верхнедонских городках или недавно туда сошедшие. Когда отряд миновал Вёшенский городок и направился к Решетову, к нему присоединились беглые коротоякские солдаты Парфён Букин и Герасим Труфанов, проживавшие в Григорьевском городке.
К устью Чёрной Калитвы поднялись между 27 марта и 6 апреля, зашли в эту речку и останавились здесь на некоторое время. По одному источнику, стояли четыре дня, по другому – «недели з две». Стояли отнюдь не в безделии: грабили промышленных людей в «вотчинах», по Дону торговые суда, захватывали будары, брали на них пищали, порох, свинец, платье.
На Чёрной Калитве отряд значительного усилился. Источники называют разные цифры его численности от ста пятидесяти человек до четырёхсот. Отряд имел определённую структуру, делились на подразделения, которыми командовали выборные начальники. Главным руководителем в этом походе по-прежнему оставался атаман Форонов, его помощниками – полковник Длинный и есаул Терский, к которым прибавились новые люди – казак Качалинского городка есаул Василий Болдырь (В. П. Глаголев полагает, что это одно лицо с есаулом Василием Козловым, который был родом из Тамбова и сошёл на Дон около 1678 года) и казак Кременского городка есаул Филька.
9 апреля отряд пошёл рекою Доном к Андреевой луке. Согласно одному источнику, по выходе в Дон состоялся круг. На нём отвергали азовский вариант и окончательно приняли волжский, ибо первый был сложен по исполнению. Участник похода Клепиков показывал позже на допросе, что было намерение, «есть ли бы им в Вёшкинском городке порухи не учинилось», идти в Паншин, а оттуда на Волгу сухим путём, заполучить добычу и вернутся на Дон. А если на волгу их не пустят, направиться к Тамбовской и Козловской черте, где снова набрать людей и опять идти мимо Саратова на Волгу, разбив насады и другие суда. Четыре острогожских полковых казака, бежавшие от Форонова, скажут на допросе, что «воры» хотели забрать казаков верхних городков с собой в Паншин, а тех, кто не пожелал бы этого, сажать в воду, и жён их и детей такой же смертью погубить. Из Паншина предполагалось идти рекою Иловлей, затем перетащить суда степью на Волгу; позже хотели направиться на Каспийское море, «к вору ж к Васке Хвалынскому», действовавшему там разбойному атаману.
В результате, при всём разнообразии вариантов, победил «волжский» план. Отряд пошёл вниз по Дону к казачьим городкам, с которыми, в общем, решено было, не церемонится. У Андреевой луки остановились на пять дней, до 13 – 14 апреля, – как считает В. П. Глаголев, специально для нападения на суда. Захватили шесть будар – три купеческих и три донских казачьих, «побрали у них запасы и всякие их животы». Часть гребцов с этих будар присоединились к отряду, часть взяли силой.
Затем отряд двинулся вниз и в конце страстной недели, 14 и 15 апреля, действовал под Донецким, Мигулином, Тишанкой и Решетовым. Этим городкам досталось крепко, и «рухлядь», награбленная здесь, позже будет фигурировать на допросах (сама эта «рухлядь» сыграет определённую роль в последующих событиях).
Одной из целей отряда Форонова было стремление присоединить к себе голутвенным казаков этих городов. В.Д. Сухоруков считал, что участники похода, подступив к Донецкому, Мигулину, Тишанки и Решетову, «взяли их приступом, забрали силою многих казаков в свою шайку». В действительности же в этих городках к Форонову присоединилось очень мало людей. Не исключено, что разгром городков, недовольство и сопротивление их жителей произвело отрицательное впечатление и на некоторых участников похода. Во всяком случае, «нижа… Мигулину городка… от тех воровских казаков отвернули и поехали на Коротояк» Букин и Труфанов, ранее присоединившихся к отряду.
Фороновцы вошли в Решетовский городок, но подвергся ли он разграблению, в точности не известно. Один из участников похода показал, что здесь ограничились лишь тем, что у казака взяли бочку мёду, но другой утверждал: «разбили… они и разгромили Донецкой, да Мигулин, да Тишанской, да Решетов горотки, а розбивши…. Пришли для погрому ж под Вёшки городок». Последнему утверждению противоречат показания казака Самойлы Ащерина, заявившего, что на кругу в Решетове было решено впредь казачьи городки не громить. Если действительно было так, то решение это безнадёжно запоздало. Трудно было ожить, что жители городков ограничатся пассивным наблюдением разгрома их жилищь. В сам деле, атаман Донецкого городка Никифор Чернушкин впоследствии писал, что казаки разбитых городков, «собравшись… станицами», устремились в погоню за «воровскими» казаками по направлению к Вёшкам, где и нанесли фороновцам сокрушительный удар.
Почему же эти городки, которые сами всего лишь каких-то десять лет назад были «воровскими» и в которых было много участников разинского восстания, не присоединились к Форонову? Фороновский поход, если его рассматривать без всяких на то межсословных противоречий, был всё-таки в основе своего порождения – грабежом. Верхнедонцы, не исключая казаков из Вёшенского городка, не раз участвовали во всякого рода подобных «воровских» походах. Условие же было всегда одно: участие в них издревле считалось делом добровольным. А чтобы «воры» свои же казачьи городки, силой заставляя присоединиться к походу, – такое мало кого могло вдохновить (этот наследный опыт не учли и большевики в 1919 году, то есть через 337 лет. – авт.). Форонов превзошёл предел устоявшихся обычаев казачьего братства. Неисключено, что он пошёл на это от отчаяния, от рухнувших надежд на массовое присоединению к его рейду с «воровскими» предпосылками. Отсюда его метания, переориентировка на украинные русские городки с надеждой найти там поддержку. Представители этого населения действительно единичным порядком присоединялись к нему, но они стали придавать походу антиказачую направленность. Потому что для пришлых на Дон для разбоя не существовало понятия о святости казачьих городков. Большинство участников похода состояло из людей, недавно влившихся в ряды казачества, не пропитавшихся ещё его традициями. Насильственное нарушения договорённостей в торговле с Россией и бесцеремонное нападение на казачьи городки в канун главного христианского праздника не прибавило фороновцам симпатий в глазах местных казаков. Поэтому против «воровского» отряда не только «домовитые», а большинство жителей верхнедонских городков. Эта стало условием начала «гражданской» войны того времени (русские против русских или «казаки сукратив казаков»). (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 51 – 57).
1682, фев. – март (7190).**** Движение Ильи Форонова. Историк В.П. Глаголев в своём исследовании «Движение на Дону и на юге России весной 1682 года», обстоятельной работе, посвящённой движению, раскрывает каким образом, готовилось эта акция протеста против московского указа. В городок Паншин тянулись обездоленные, беспокойные люди, прежде всего из соседних городков, лежащих ниже и выше Паншина. Это была казачья голытьба, в значительной своей части состоявшая из беглых крестьян, холопов, посадских и служилых людей. Впоследствии к ним присоединятся новые сошедшие на Дон крестьяне. По выражению академика Л.В. Черепнина это были «служилая мелкота юга», судовые рабочие и «ярыжники».
Всего в Паншин собралось около ста пятидесяти человек, причём основное ядро составляли участники волжского похода 1681 года. Во главе собравшихся теперь в Паншине стало четыре человека: атаман Илья Форонов, снова избранный полковником казак Качалинского городка Иван Длинный, избранный есаулом казак Паншинского городка Иван Терский (он же Терковский, Самойлов) и сотник Остап Грек. Особо следует сказать о будущем преемнике Форонова Терском. До появления на Дону он жил в Москве, активно участвовал в Крестьянской войне под руководством С. Разина. В 1671 году, после ухода Разина из Астрахани вверх по Волге, вместе с Фёдором Шелудяком и Василием Усом был есаулом повстанцев в Астрахани.
Все собравшиеся были готовы идти в «воровской» поход, но куда? Были выдвинуты два плана, близких по характеру, с единой целью добычи «зипунов» – двигаться на Волгу и затем, по возможности, на Каспий; или же идти на Азовское море.
Оба плана предусматривали нападение на соседей и противоречили тогдашней политике Войска Донского и, следовательно, являлись «разбойными». При обсуждении перевесил азовский план. Предполагалось совершить поход «на речку Миус, а с той… речки итить было на Чёрное море (Азовское. – авт.) под турской город под Темрюк для языков».
Приступив к осуществлению азовского плана, казаки в начале марта 1682 года на двенадцати лодках, в каждой из которых находилось от семи до пятнадцати человек, со знамёнами и значками, принадлежавших, как было объявлено, Разину, двинулись из Паншина… вверх по Дону к устью Хопра. Отправится в противоположном направлении казаков Форонова, заставила потребность «добрать» перед морским походом как можно больше голытьбы и пришлых с Верхнего Дона, Медведицы и Хопра. Кроме того, ставилась задача грабежа товаров у торговых людей, необходимых снаряжения и продовольствия для дальнейшей экспедиции. Основным местом сбора выбрали устье Хопра, куда должны были собираться все добровольцы, пожелавшие участвовать в походе.
С самого начала плавания отряд Форонова стал захватывать суда, грабить торговых людей и впоследствии постоянно этим занимался. Он останавливал суда, шедшие с товарами из русских городов в Войско Донское и в обратном направлении.
Отряд остановился у хопёрского устья и начал собирать людей. Больше их приходило из верховых городков. По сведениям В.П. Глаголева, на устье Хопра прибыл из Белявского городка видный участник восстания Разина Семён Буянка.
Волжский план постоянно обсуждался, но главным стал теперь азовский. Был выбран маршрут движения, позволяющий обойти нижнедонские городки и Черкасск. Казаки Форонова были неуверенны, что Черкасск позволит «ворам» выйти в Азовское море. Читывался трудный путь прохождения мимо турецкого Азова.
Предполагалось по Дону подняться вверх, миновать Вёшки, Решетов, Тишанку и Донецкий, дойти до устья Чёрной Калитвы - притока, расположенного уже на русской украине, по Калитве также подняться вверх, затем лодки и малые струги перетащить на реку Северский Донец, спустится по Донцу до определённого места, откуда суда перетащить ещё раз волоком в Миус, по нему выйти в море и морем, наконец, идти на Темрюк.
По дороге к отряду примыкали голутвенные казаки и главным образом беглые, жившие в верхнедонских городках или недавно туда сошедшие. Когда отряд миновал Вёшенский городок и направился к Решетову, к нему присоединились беглые коротоякские солдаты Парфён Букин и Герасим Труфанов, проживавшие в Григорьевском городке.
К устью Чёрной Калитвы поднялись между 27 марта и 6 апреля, зашли в эту речку и остановились здесь на некоторое время. По одному источнику, стояли четыре дня, по другому – «недели з две». Стояли отнюдь не в безделии: грабили промышленных людей в «вотчинах», по Дону торговые суда, захватывали будары, брали на них пищали, порох, свинец, платье.
На Чёрной Калитве отряд значительного усилился. Источники называют разные цифры его численности от ста пятидесяти человек до четырёхсот. Отряд имел определённую структуру, делились на подразделения, которыми командовали выборные начальники. Главным руководителем в этом походе по-прежнему оставался атаман Форонов, его помощниками – полковник Длинный и есаул Терский, к которым прибавились новые люди – казак Качалинского городка есаул Василий Болдырь (В.П. Глаголев полагает, что это одно лицо с есаулом Василием Козловым, который был родом из Тамбова и сошёл на Дон около 1678 года) и казак Кременского городка есаул Филька.
9 апреля отряд пошёл рекою Доном к Андреевой луке. Согласно одному источнику, по выходе в Дон состоялся круг. На нём отвергали азовский вариант и окончательно приняли волжский, ибо первый был сложен по исполнению. Участник похода Клепиков показывал позже на допросе, что было намерение, «есть ли бы им в Вёшкинском городке порухи не учинилось», идти в Паншин, а оттуда на Волгу сухим путём, заполучить добычу и вернутся на Дон. А если на волгу их не пустят, направиться к Тамбовской и Козловской черте, где снова набрать людей и опять идти мимо Саратова на Волгу, разбив насады и другие суда. Четыре острогожских полковых казака, бежавшие от Форонова, скажут на допросе, что «воры» хотели забрать казаков верхних городков с собой в Паншин, а тех, кто не пожелал бы этого, сажать в воду, и жён их и детей такой же смертью погубить. Из Паншина предполагалось идти рекою Иловлей, затем перетащить суда степью на Волгу; позже хотели направиться на Каспийское море, «к вору ж к Васке Хвалынскому», действовавшему там разбойному атаману.
В результате, при всём разнообразии вариантов, победил «волжский» план. Отряд пошёл вниз по Дону к казачьим городкам, с которыми, в общем, решено было, не церемонится. У Андреевой луки остановились на пять дней, до 13 – 14 апреля, – как считает В.П. Глаголев, специально для нападения на суда. Захватили шесть будар – три купеческих и три донских казачьих, «побрали у них запасы и всякие их животы». Часть гребцов с этих будар присоединились к отряду, часть взяли силой.
Затем отряд двинулся вниз и в конце страстной недели, 14 и 15 апреля, действовал под Донецким, Мигулином, Тишанкой и Решетовым. Этим городкам досталось крепко, и «рухлядь», награбленная здесь, позже будет фигурировать на допросах (сама эта «рухлядь» сыграет определённую роль в последующих событиях).
Одной из целей отряда Форонова было стремление присоединить к себе голутвенным казаков этих городов. В.Д. Сухоруков считал, что участники похода, подступив к Донецкому, Мигулину, Тишанки и Решетову, «взяли их приступом, забрали силою многих казаков в свою шайку». В действительности же в этих городках к Форонову присоединилось очень мало людей. Не исключено, что разгром городков, недовольство и сопротивление их жителей произвело отрицательное впечатление и на некоторых участников похода. Во всяком случае, «нижа… Мигулину городка… от тех воровских казаков отвернули и поехали на Коротояк» Букин и Труфанов, ранее присоединившихся к отряду.
Фороновцы вошли в Решетовский городок, но подвергся ли он разграблению, в точности не известно. Один из участников похода показал, что здесь ограничились лишь тем, что у казака взяли бочку мёду, но другой утверждал: «разбили… они и разгромили Донецкой, да Мигулин, да Тишанской, да Решетов горотки, а розбивши…. Пришли для погрому ж под Вёшки городок». Последнему утверждению противоречат показания казака Самойлы Ащерина, заявившего, что на кругу в Решетове было решено впредь казачьи городки не громить. Если действительно было так, то решение это безнадёжно запоздало. Трудно было ожить, что жители городков ограничатся пассивным наблюдением разгрома их жилищ. В сам деле, атаман Донецкого городка Никифор Чернушкин впоследствии писал, что казаки разбитых городков, «собравшись… станицами», устремились в погоню за «воровскими» казаками по направлению к Вёшкам, где и нанесли фороновцам сокрушительный удар.
Почему же эти городки, которые сами всего лишь каких-то десять лет назад были «воровскими» и в которых было много участников разинского восстания, не присоединились к Форонову? Фороновский поход, если его рассматривать без всяких на то межсословных противоречий, был всё-таки в основе своего порождения – грабежом. Верхнедонцы, не исключая казаков из Вёшенского городка, не раз участвовали во всякого рода подобных «воровских» походах. Условие же было всегда одно: участие в них издревле считалось делом добровольным. А чтобы «воры» свои же казачьи городки, силой заставляя присоединиться к походу, – такое мало кого могло вдохновить (этот наследный опыт не учли и большевики в 1919 году, то есть через 337 лет. – авт.). Форонов превзошёл предел устоявшихся обычаев казачьего братства. Не исключено, что он пошёл на это от отчаяния, от рухнувших надежд на массовое присоединению к его рейду с «воровскими» предпосылками. Отсюда его метания, переориентировка на украинные (пограничные. – авт.) русские городки с надеждой найти там поддержку. Представители этого населения действительно единичным порядком присоединялись к нему, но они стали придавать походу антиказачую направленность. Потому, что для пришлых на Дон для разбоя не существовало понятия о святости казачьих городков. Большинство участников похода состояло из людей, недавно влившихся в ряды казачества, не пропитавшихся ещё его традициями. Насильственное нарушения договорённостей в торговле с Россией и бесцеремонное нападение на казачьи городки в канун главного христианского праздника не прибавило фороновцам симпатий в глазах местных казаков. Поэтому против «воровского» отряда не только «домовитые», а большинство жителей верхнедонских городков.
Эта стало условием начала «гражданской» войны того времени (русские против русских или «казаки сукратив казаков»). (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 51 – 57).
1682, апр. (7190).**** В апреле 1682 года царицынский воевода предупреждал Москву, что «в казачьих городках у казаков конечно безхлебно, и в реке Дону учало быть безрыбно, и кормится казакам стало нечем, и в войсковом… Черкасском городке у казаков почали быть круги частые, и на атаманов… и на старшин кричат казаки, и говорят, что им почало быть голодно, добычи получить негде, потому что… на Крым и под Озов, и на калмыцкие улусы войною им, кзакам, хотити не велено… опасно, государь того, чтобы с Дону воровские казаки пошли Волгою рекою на море в шахову область воевать».
На Дону хорошо сохранялась память о незабываемых походах на Волгу и Каспий Степана Разина, ведь прошло всего десять – одиннадцать лет. У многих оставшихся в живых участников Крестьянской войны возникло желание пойти походом на Каспий, чтобы выжить в условиях навязанных Москвой. Несомненно, бывшие разинцы жили и в Вёшках. Они также участвовали в частых казачьих кругах и тоже были недовольны. Это ещё подогревалось стремлением бывалых казаков показать свою удаль перед «пришлым народом». Но на этом этапе хода истории городку Вёшки выпало сыграть, в общем, не свойственную ему роль. (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 52).
1682, 16 апр.**** Движение Ильи Форонова. Вёшенский разгром. Восставшая часть казаков и голытьбы командованием казака Форонова начали захватывать суда, шедшие вниз по Дону с продуктами, а также совершать набеги и грабить верховые городки своими действиями он перешел грань дозволенного на Дону, нарушил святость казачьих традиций. Такого казаки не смогли терпеть и тем более прощать. Разбойный отряд атамана И.И. Форонова после погрома Донецкого, Мигулина, Тишенского и Решетова направился к Вёшкам.
16 апреля 1682 г., в полдень, они приближались к Вёшкам. К этому времени здесь собрались казаки из других верхнедонских городков: во-первых, в Вёшки пришли некоторые казаки из разгромленных Донецкого, Мигулина и Тишанки, а также из Решетова, во-вторых, сюда организованно подошли отряды («станицы») названных городков во главе с их атаманами. Здесь среди прочих был и мигулинский атаман Никифор Чернушкин со своими казаками. Вёшенцы и мигулинцы составляли главные силы собранного войска, которым командовал атаман Вёшенского городка Иван Щепоткин (первый известный по имени атаман Вёшенского городка. – авт.).
В.П. Глаголев пишет: «Настал решающий момент в ходе движения Ильи Иванова Форонова. Встал вопрос, будет ли оно и далее так же успешно развиваться, как за предыдущие недели марта и апреля, удастся ли миновать столкновение с противником и быстро продвинутся на Волгу или придётся встретиться с их увеличившимися силами, сосредоточенными в Вёшках, вступить в бой, несмотря на великий праздник, и, может быть, потерпеть поражение и вследствие этого задержать и даже, может быть, изменить его направление».
Несмотря на праздник столкновения избежать, увы, не удалось. Источники дают две версии хода сражения. Согласно одной из них, вёшенцы и другие верховые казаки при приближении отряда Форонова вышли из городка, вступили в переговоры, пытались добиться от «воровского» атамана покаяния вины и раскаяния содеянного. В ответ вместо этого бросил свой отряд в атаку и был разбит.
Атаман Донецкого городка Никифор Чернушкин впоследствии писал, что казаки разбитых городков, «собрався… станицами», устремились в погоню за «воровскими» казаками по направлению к Вёшкам, где отряд Форонова 16 апреля 1682 года был около них разбит объединённым отрядом казаков Вёшек и упомянутых поселений под командованием вёшенского атамана И.Ф. Щепоткина, а 17 апреля настигнут последним у реки Елани, где потерпел окончательное поражение. Казаки и беглые люди в источниках 1682 г. называют городок и Вёщками, и Вёшковским.
Действия казаков у Вёшенского городка сохранены в отписке от 10 мая 1682 года в Москву атамана Войска Донского Фрола Минаева: «На нынешний, великий государь, праздник, на светлое христово воскресенья, пришли те изменники в обеды под городок под Вёшки, и по твоему, великого государя, указу и по наших, холопов твоих, грамотах вёшенский станичный атаман Иван Фёдоров сын Щепоткин, собрався с казаками инших станиц и вышед из городка, учели ему, изменнику и богоотступнику воровскому атаману Илюшке, говорит – забыл ты страх божий и премьногую милость великого государя нашено, и он, изменник Илюшка, воровской атаман, и ызменники пошёл под городок на приступ, и милостию божию и твоим, великого государя, сьчастием воровского атамана Илюшку убили, и многих изменников до смерти побили, а иных поранили, и те, великий государь, изменники от Вёшенского городка вниз по Дону бежали».
Согласно второй версии, верхнедонские казаки, выйдя из Вёшек, открыли огонь, не подпустили к берегу отряд Форонова, шедший на судах, и в завязавшимся бою его разбили. Так излагают ход сражения участники движения Ащерин и Кобызёв.
Так или иначе, верходонске казаки одержали победу, противник был разбит и бежал мимо Вёшек в сторону Усть-Хопра. Атаман Форонов вопреки сообщению Минаева не был убит в бою – его тяжело «ранили ис пищали в двух местах». Раненым оказался и его первый помощник Длинный.
Как отмечает В. Королёв, победа опять оказалась на стороне верхнедонцов. Исторические документы говорят, что «воры» «отошли отводом» и кинулись «все врозь по степи, чтобы им утаить след свой», бросив награбленную в городках и на бударах «рухледь».
Попавшие в плен восставшие, а среди них атаман Илюшка Иванов, есаул Ивашка Длинной и сам Форонов, были допрошены в Вёшках, а потом отправлены в Черкасск, где и были казнены.
Историк В.Д. Сухоруков писал по этому поводу, что «соседние казаки… вышед под начальством вёшенского атамана, разбили сию разбойничью партию наголову, так что из 400 человек осталось в живых только 115 человек». Но по показаниям Клёпикова, в бою «редовых воровских козаков шти человек убили до смерти», и есть свидетельство, что убили только трёх и шесть тяжело ранили.
После Вёшек бежали до устья Елани и, явно намериваясь уйти с главной речной магистрали, ставшей крайне опасной, вошли в Елань. Ныне это мелкая, пересыхающая речушка, и даже трудно представить, что в ту пору по ней плавали суда. Лесной массив Черня, расположенный на Елани, мог вполне служить укрытием от неприятеля.
Либо ещё перед Еланью, либо на самой Елани фороновцы устроили новый круг. Состоялись перевыборы командования. На место раненого Форонова избрали есаула Ивана Терского. Согласно Ащерину, есаулом остался Василий Козлов, по другим данным – казак Качалинского городка Лев Котельник (Котельников), Комар же утверждает, что «выбрали… меж себя другого оттомана Ивашку Терского, а с ним… четырёх есаулов». Кто эти были четверо, в точности не известно. Из разных источников, на Елань пришло от ста сорока до трёхсот человек. В кругу, естественно, обсудили дальнейшие планы. Было выдвинуто два предложения. Первое – продолжать поход на Волгу, но уже в другом направлении: «итить вверх рекою Хопром, побрав лошадей, на чом им итить на Волгу через степь и суды перевесть, побрав в хопёрских городках, и ещё б к себе к тому воровству прибрать охочих людей по хоперским городкам». Другое предложение внесли коротоякские и острогоженские черкасы – двинутся к русским украинным городам, добыть там лошадей и идти в Запорожье казаковать.
Около двухсот казаков 17 апреля, «в понедельник на светлой неделе», вместе со связанными пленными пошли от Елани в степь и, отойдя вёрст десять, остановились на отдых в буераке. И здесь их настигли «донские казаки похожены», гнавшиеся за ним из Вёшек. Верхнедонские казаки, впрочем, вначале попытались вступить в переговоры, требуя выдачи Терского и Грека, отказа от «воровства» и принесения вины. Некоторые из «воров» уже соглашались на эти требования, но «пуще заводчики» начали их бить. В конце концов разбойный атаман ответил вёшенцам, что его люди вину принесут, но «только не торопя, отошод де в степь, подумаем». Тогда «вёшенские… казаки почали к ним приступить и из ружья бить, а воровские… казаки, напротив, с ними бились же».
Победа опять оказалась на стороне верхнедонцев. «Воры» насилу отбились и «отошли отводом», причём в немалой степени им это удалось благодаря тому, что они бросили «рухледь», награбленную в городках и на бударах. Вёшенцы «над рухледью остановились и больши того не погнали», и «воры» кинулись «все врозь по степи, чтоб им утаить след свой».
Хотя потери были невелики – десять убитых и примерно столько же пленных, – численность «воров» значительно уменьшилось. Многие покинули отряд ещё после боя под Вёшками, ещё больше – вслед за разгромом у Елани. Здесь же попали в плен раненые Форонов и Длинный, хотя сведения об обстоятельствах их пленения не совпадают друг с другом. По одной версии, бывших руководителей отряда взяли на Елани до боя, по другой – в бою. Их допросили и узнали об их намерениях «идить… было им воровать на реку Волгу или под государевы украинные городы…». Форофонов умер вскоре после допроса (как именно неизвестно). Длинного ожидала мучительная смерть в столице Войска Донского.
В течение трёх дней после еланского поражения свыше сто «воров» шли в степь на северо-запад, и 19 апреля не дойдя до Битюга, на речке Толучеевой, в Ногайской степи, учинили новый круг. Здесь решался вопрос, что делать с сотней пленных, которых по-прежнему связанными «волочили» за собой. Среди этих пленников находились драгун Труфанов и солдат Кольцов, которые рассказывали, что в кругу их всех спросили, хотят ли они разойтись по домам или пойдут с отрядом, и когда человек сорок заявили о своём желании уйти от повстанцев, «те… воровские люди учли их бить обухи и бердыши». Так ли это было в действительности, определить затруднительно. Возможен противоположный вариант: все люди шли с отрядом добровольно, а плен и его тяготы было придуманы позже для собственного оправдания.
В кругу было решено оставить мысль о Запорожской Сечи, и вернутся к старой идее. Договорились идти в города и уезды пограничной черты «подговаривать» к себе местных жителей, раздобыть лошадей, а в небольших украинных городах – пушки, порох и свинец. Ядро отряда во главе с Терским останется на Битюге и будет ждать к троице возвращения посланных вместе с пополнением, оружием и лошадьми. После того, собравшись, идти на Волгу. Осуждался вопрос и о взятии украинных городов, установлении союза со стрельцами. Даже обсуждался поход на Москву. Казаки, верно, подметили недовольство существующими порядками со стороны стрельцов (много беглых стрельцов сошли на Дон). Как отмечает В.П. Глаголев, был принят новый план, гораздо более активный и решительный, чем предыдущие. Но с этого момента, по точному замечанию Л.В. Черепинина, и «начинается развал всего предприятия».
По окончании изложенных выше событий на Дону «было водворено по-прежнему спокойствие». Но спокойствие на Верхнем Дону было недолгим, до Булавинских событий осталось всего лишь 26 лет, а до расказачивания 1919 года – 337 лет.
1682, 16 апр. (7190)**** В исторических документах вёшенец, известный нам по фамилии – атаман Вёшенского городка Иван Щепоткин. (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 58).
1682, 17 апр.**** Вёшенские казаки в десяти верстах от Елани вступили в бой с «воровскими» казаками атамана Форонова, численностью около двухсот человек и разбили его, обратив в бегство. В этом бою попал в плен раненый Форофонов и есаул Ивашка Длинный. Форофонов умер вскоре после Вешенского допроса, а Длинного отправили в столицу Войска Донского.
1682, май (7190).*** В мае 1682 года войсковой атаман Фрол Минаев (участник разинского восстания, но к этому времени один из руководителей донской старшины и сторонник Москвы) сообщил царскому правительству: «нынешней…зимы в разных числах бежали от нас… из Войска ись Черкаскова Илюшка Иванов, Остапка Грек без нашего… ведома…» Илья Форонов, он же Иванов, был казаком Григорьевского городка; откуда был Остап (Астах) Грек, он же Греков, мы не знаем. Неизвестны и причины, по которым они покинули Черкасск. Точнее даже не причины, поскольку цели бегства можно установить по их последующей, широко известной деятельности, – а обстоятельства побега и значение самого этого выражения Минаева «бежали от нас». Означало ли оно, что два казака просто уехали по своим надобностям из казачьей столицы, или же им действительно пришлось бежать от притеснений. Одно точно известно – они бежали вверх по Дону в Паншин. В этот донской городок весной 1682 года стягивались «воровские» казаки, участники предыдущих походов. (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 52).
1682, нач. – конец мая (7190).*** Движение Ильи Форонова. Окончание. В начале мая в Черкасске казнили доставленных сюда пятнадцать активных участников похода во главе с Длинным. Всем, кроме полковника, отрубили головы. Длинного повесили за ноги на якоре.
В это же время остаток отряда выделил три «станицы», получившие «разинские» знамёна и значки. Станицы отправились в Тамбов, Острогожск и на Битюг. Станицы в свою очередь делились затем на группы, а те на мелкие группки, направлявшиеся в различные города. В.П. Глаголев установил, что агитаторы появились не менее чем в тринадцати уездах по пограничной черте на протяжении трёхсот вёрст. Но отклик населения был крайне слабым, организованности у групп и группок не хватало, и они имели недостаточную связь. Терский потерял управление, власти систематически выискивали «подговорщиков», и, в конце концов, движение, раздробив силы, распалось, и вскоре прекратило существование.
Во второй половине мая ещё продолжал действовать центр во главе с Терским, но «разбойников» хватали и группами, и поодиночке. Есаула Козлова в мае вместе с пятнадцатью членами своей станицы были схвачены в Тамбове; в конце месяца есаула там же повесили. В мае в Землянске поймали есаула Грека, затем тоже казнённого. Терский в конце мая находился в Белоколоцком уезде, откуда сумел скрыться. Предположительно, последняя группа из трёх повстанцев была схвачена со знаменем и значком 30 мая в Белоколоцком уезде. На допросе они показали, что Терский «пошол на реку Метведицу к старцам для пострижения в черницы». Через несколько лет он примет активное участие в волнениях донских раскольников конца 1680-х годов и вместе с руководителем раскольников Львом Епифановским в январе 1689 года будет схвачен старшиной, привезен в Черкасск, посажен на цепь, а затем вскоре казнён.
Всего было казнено, по подсчётам В. П. Глаголева, не менее тридцати одного участника движения 1682 года. К ссылке «в сибирские городы» приговорили не менее тридцати пяти человек, в том числе и известных «поноровщиков» Букина и Труфанова, приставших в Форонову «меж… Ришатова и Вешок». Многих били кнутом, в Черкасске «в кругу били дубьём».
С казнью Длинного и его товарищей на Верхнем Дону окончились ужасы навлечённые движением 1682 года. Ровно через четверть века Верхний Дон взбударажет мощное булавинское восстание, в котором определённую роль сыграют и Вёшки.
1682.**** География Дона. Казаки атамана Форонова в 1682 году подходили к верхнедонским городкам, располагавшимся сверху вниз по Дону в таком порядке: Донецкий (он же Чернушкин и новый Мигулин), Мигулин (или Старый Мигулин), Тишанский, Решетов и Вёшки.
Новыми городками оказываются Тишанка и Донецкий. Тишанка расположена между Мигулиныи и Решетовом приблизительно на месте Голицына, и есть предположение, что это один и тот же городок, только получивший новое название, но ни Голицын, ни Тишанка не упоминались под 1633 годом. П.П. Сахаров считал, что Тишанский городок возник между концом XVI веком и 1672 годом. Но время основания городка надо относить к 1633 – 1670 годами, поскольку он, упомянут под 1670 годом.
Самым верхним донским городком оказался теперь Донецкий, названный так по речке Сухому Донцу и образованный, судя по другому названию Новый Мигулин, не без участия мигулинцев. П.П. Сахаров писал, что Донецкий раздвинул пределы донских поселений далеко к северу от Мигулинского юрта, который сто лет был гранью, так как ещё в 1640-х годах воронежские служивые люди вместе с «волонтёрами» из Мигулина и Решетова охраняли Казанский перевоз.
Согласно П.П. Сахарову Донецкий городок возникает между 1672 и 1676 годами. В документах встречается даты: 1676, 1677 и 1680 годы. В 1703 году «ревизору» – стольнику Максиму Кологривому жители Донецкого заявили, что городок «построен тому ныне 27 год», то есть 1676 году. Добавим, что около 1688 года ещё выше Донецкого возник второй, помимо Усть-Медведицкого, донской монастырь – Донецкий, или, как впоследствии его будут называть, Мигулинский.
1682, май (7190).*** Казачья присяга. Донские казаки приняли присягу на службу царю Петру Алексеевичу.
1682 (7190).**** В дону оказалась мало рыбы, было голодно на Дону и голодно в Вёшках. Рыбные запасы были подспорьем в рационе питания казаков.
1682, 10 мая (7190).**** В отписке Фрола Минаева и Войска Донского в Москву вёшенский станичный атаман Иван Федотов сын Щепоткин, собравшись с казаками, что они воровского атамана Илюшку убили и их воровского полковника Ивашку Длинника ранили, а другие изменники от Вёшенского городка бежали в сторону Усть- Хопра.
1682 (7190).**** В Москву прибыла зимовая станица во главе с атаманом Фролом Минаевым, одним есаулом и ста двух казаков – бить челом о прибавке Войску жалования, причём атаман из всех казачьих городков взял с собой по одному человеку. Таким образам в зимовой станице был один вёшенец.
1682.**** Когда в Москве начались преследование людей старой веры. Преследование за бороды и ношение старинного платья, всё больше и больше стало бежать народа на Дон. Окрестные помещики жаловались, что у них не хватает крестьян для обработки полей, что они не могут выполнить правильно службу, так как люди от них уходят в казаки. Вероятно они становились казаками Вёшенского городка. (Картины былого Тихого Дона: Краткий очерк истории войска Донского. Т. 1. // М.: «Граница», 1992, с. 131).
1683, лето (7191).*** В Москве узнали, что на Дону какой-то чернец Иосиф распространяет воровские письма. Немедленно отправили туда Посольского приказа толмоча (переводчика) Тараса Иванова, с требованием выдачи этого монаха. Собрался круг; есаулы, по приказу атамана Фрола Минаева, говорили казакам: «Надобно за черницом и за его советниками послать и доведётся отпустить их к великим государям, воров жалеть нечего». В результате простые казаки стали уклонятся от поимки воров и посылки их в Москву. На предложение выполнить это царское указание, а кто выещет, тем дано будет войсковое жалование. Выступили трое казаков и говорили: « Мы рады богу и великим государям служить и за ворами ехать и без жалования». Атаман ответил: «Без жалования ехать нельзя, будьте готовы, а жалования вам по 4 рубля человеку». О воровском письме посланному Тарасу рассказывали, что а нём написано от имени царя Иоанна Алексеевича, приказывает казакам идти в Москву, будто бояре его, государя, не слушают и не воздают ему достойной чести, и другие многие непристойные слова, которых нельзя и сказать, да на патриарха и на архиереев писаны также многие непристойные слова, печать у письма красная, но не государская, должно быть монастырская. Когда это письмо в кругу прочли, то многие казаки и воры, ссыльные люди закричали и хотели собираться в Москву. Но Фрол Минаев и старшина говорили, что письмо воровское, верить ему нечего, печати великих государей у письма нет. За такие речи Фрола Минаева, Ивана Семёнова и многих старых казаков воры хотели убить до смерти. Иван Семёнов принуждён был сдать атаманство, а Фрол Минаев недели с две не выходил из своего куреня, боясь, чтоб воры не убили. При возврате в Москву чиновника Посольского приказа Тараса Иванова Фрол Минаев и другие знатные казаки говорили ему тайно: «Доложи князю Василию Васильевичу Голицыну, что всё воровство идёт у нас на Дону от воров раскольников, которые у нас живут по Хопру, и Медведице, а именно от старцев Антония и Пафнутия, и от ссыльных, которые сбежали на Дон из украинских городков».
После на Дону нашли виноватыми только одного Костку Леонтьева и прислали его с воровскими письмами в Москву (С Дона выдачи нет, или…?). Это один из основных прецензентов нарушения казачьего братства на Дону.
