«А. И. ТАРАСОВА Владимир Клавдиевич АРСЕНЬЕВ ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ ВОСТОЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ МОСКВА 1985 ББК л8 Т 19 ...»

В составе экспедиции был 21 человек: ее начальник В. К. Арсеньев и трое его помощников — поручик Г. Г. Гранатман, инженерный подпрапорщик А. И. Мерз­ляков и хорунжий Анофриев, а также флорист Н. А. Пальчевский3, четверо уссурийских казаков и 12 стрелков-охотников—Дьяков, Егоров, Загурский, Мелян, Туртыгин, Бочкарев, Белоножкин, Эпов, Мур-зин, Кожевников и др. Кроме того, во время пешего похода (май — июнь) от станции Шмаковки Уссурий­ской железной дороги до залива Святой Ольги (около 400 км) в экспедиции принимал участие начальник штаба Приамурского военного округа генерал-лейте­нант П. К. Рутковский, а с 3 августа в отряде появился еще один член экспедиции — проводник нанаец Дерсу Узала [АГО, ф. ВКА, on. 1, № 1, л. 97—98]. Настоящее имя его было Дэрчу из рода Очжал (Оджал), жившего незадолго перед тем в верховьях Уссури, но почти целиком вымершего от какой-то страшной эпидемиче­ской болезни. Дерсу, его брату Степану и еще двум-трем представителям этого рода посчастливилось остаться в живых.

От залива Святой Ольги до бухты Терней отряд пробирался до середины октября. Здесь экспедиция разделилась. Н. А. Пальчевский, закончив свои ботани­ческие работы, отправился с шестью солдатами на шху­не «Паулина» через залив Святой Ольги во Владиво­сток. А. И. Мерзляков с семью солдатами пошел сухо­путьем тоже во Владивосток, имея задание попутно устранить дефекты съемки по рекам Тадуши и Спида-гоу. А В. К. Арсеньев с Г. Г Гранатманом, Дерсу Уза­ла и казаками Бочкаревым, Мурзиным и Кожевнико­вым направился пешком по берегу р. Санхобе к хребту Сихотэ-Алинь и, произведя там съем-ку, снова повернул к морю. Проходя по берегу р. Тетюхе, он обнаружил

3 Н. А. Пальчевский «направился прямо в залив Святой Ольги, где он в ожидании отряда решил заняться ботанизированием, а за­тем уже присоединиться к экспедиции и следовать с нею дальше на север по побережью моря [51, 12.09.1913].

113

многочисленные выходы руд цветных металлов. С р. Тетюхе, перейдя Сихотэ-Алинь, попал в верховья р. Имана и прошел до ее устья.

15 ноября отряд В. К. Арсеньева достиг русского поселка Котельного в 75 верстах от железной дороги. Нанять лошадей было не на что, решили добираться до станции Иман пешком. Это позволило Арсеньеву довести маршрутные съемки до конца. 17 ноября пу­тешественники прибыли на поезде в Хабаровск.

Экспедиция пересекла хребет Сихотэ-Алинь по че­тырем направлениям: с верховьев р. Уссури на р. Авва-кумовку, с р. Тадуши на р. Ното, с р. Тетюхе на вер­ховья р. Имана и с р. Санхобе на р. Иман.

Во время экспедиции был обследован район, давно вызывавший необходимость изучения в связи с пересе-

114

генческими, экономическими и военными нуждами. -Ведь на картах того времени основное его простран­ство было обозначено «белым полем с извивающимися, по вкусу картографов, змейками-речками» [395, 25.11. 1906], даже положение хребта Сихотэ-Алинь было на­несено приблизительно, и только прибрежная полоса шириной в 5 верст, снятая партией топографов под ру­ководством полковника Л. А. Большева, выделялась на этом белом поле.

На основании съемок (с барометрическим.определе­нием высот) бассейнов всех обследованных на этот раз рек и перевалов через Сихотэ-Алинь Арсеньев и Мерз­ляков составили подробную карту района с нанесением рельефа и всех населенных пунктов, включая одиноч­ные жилища.

В продолжение всей экспедиции ежедневно велись трехкратные метеорологические наблюдения, зафикси­рованные в одной общей тетради объемом 112 листов [АГО, ф. ВКА, on. 1, № 4]. В дневник 1906 г. (три общие тетради) вошел огромный материал о природе и населении, об экономике и путях сообщения — по рекам, грунтовым дорогам и таежным тропам [АГО, ф. ВКА, on. 1, № 1—3; 51].

С 9 августа по 11 октября 1906 г. Н. А. Пальчевский производил стационарное флористическое обследование в районе бухты Терней, представлявшем наибольший интерес для издаваемой в то время Петербургским бо­таническим садом «Флоры Маньчжурии», поскольку здесь простиралась настоящая терра инкогнита ботани­ческой науки. Флористические оборы экспедиции были распределены следующим образом: около 500 видов растений (4000 экземпляров) и 3 вида (каждый в 50 экземплярах) для издаваемого Ботаническим му­зеем Академии наук «Гербария русской флоры»; боль­шая коллекция мхов, шляпных грибов, паразитных грибков для издаваемого В. Л. Комаровым «Русского микологического гербария». Кроме того, было отправ­лено большое число коллекций сосудистых растений В. Л. Комарову, мхов—профессору Гельсингфорского университета В. Ф. Бротерусу, грибков — А. А. Ячевско-му, водорослей и лишайников — Л. А. Иванову и А. А. Еленкину. Все эти коллекции составили четыре больших ящика.

Во время экспедиции Арсеньев производил раскоп­ки старинных укреплений в Пади Широкой (бассейн

115

Дерсу Узала (1906 г.)

р. Арзамасовки), на р. Тадуши и на р. Арзамасовке около залива Святой Ольги4. Весь найденный археоло­гический материал,-отправленный в Русский музей в Петербург, свидетельствовал о наличии следов культу­ры бохайцев в этом районе. Кроме того, сделал описа­ние остатков старинной крепости на р. Улахе.

Зоологические коллекции включали 60 экземпляров птиц, около 50 особей земноводных пресмыкающихся, около 400 экземпляров рыб и 500 экземпляров насеко­мых (20 коробок). Кроме того, было привезено боль­шое количество препарированных голов млекопитающих и шкурок зверей. Весь этот материал был отослан в Зоологический музей Академии наук. Энтомологиче­ская коллекция направлена, в Петербург А. П. Семено-ву-Тян-Шанскому в четырех плоских ящиках. Следует отметить, что обор насекомых Арсеньев производил по инструкции Н. А. Пальчевского [АГО,' ф. ВКА, on. 1, д. № 28, л. 697].

Экспедиция привезла около 50 образцов горных по­род, большое число предметов этнографических кол­лекций и массу фотонегативов.

После окончания составления отчетов об экспедиции 1906 г. В. К. Арсеньев выступил в Приамурском отделе РГО 7 апреля 1907 г. с докладом «Горная область от залива Святой Ольги до бухты Терней и далее по р. Иману», отметив, что обследованный им район на­воднен китайцами-отходни'кам'И, которые занимаются хищнической охотой и эксплуатацией аборигенного на­селения [396, 10.04.1908]. Докладчик демонстрировал отлично исполненную карту района с нанесенными на нее маршрутами экспедиции, а также многочисленные коллекции. На докладе присутствовали не только чле­ны Приамурского отдела РГО во главе с П. Ф. Унтер-бергером, но и многие хабаровчане. Успех докладчика был полным, ему горячо и долго аплодировали не столько за выступление, сколько за ту огромную рабо­ту, которую он проделал во время экспедиции. 14 ок­тября 1907 г. путешественник был награжден орденом св. Владимира 4-й степени [ЦГА РСФСР ДВ, ф. Р.-4412, on. 1, № 18, л. 21].

В 1906 г. В. К. Арсеньев делал также раскопки старинных ук­реплений на Амуре (городище на горе Щучья на левом берегу Аму­ра, в 3 верстах от Мариинска-Успенского) {АГМЭ, С-11, № 780 (503), л. 24. Печ. экз. этикетки (коллекция № 1983), с текстом и подписью В. К. Арсеньева].

116

1907 г.

Экспедиция 1907 г. является продолжением преды­дущей, началась она в июне по заранее разработанно­му маршруту. Экспедиционный отряд состоял из на­чальника В. К. Арсеньева, флориста Н. А. Десулави, студента-палеонтолога из Киева П. П. Бордакова, ин­женерного подпрапорщика А. И. Мерзлякова, провод­ника Дерсу Узала, той же, что и в прошлом году, группы сибирских стрелков и уссурийских казаков, двух орочей-переводчиков.

В общих чертах организация экспедиции была такая же, как и в 1906 г. Изменения были сделаны только в снаряжении. Опыт прошлой экспедиции подсказал, что лошадей лучше заменить мулами, более выносливы­ми для путешествия в горах, тяжелые медные чайники сменить на легкие алюминиевые котелки, вместо ши­нелей взять куртки из шинельного сукна, суконные ша­ровары заменить штанами из шинельного сукна, обувь сшить по образцу орочской (унты), добавить плотничий инструмент — бурав, рубанок, долото, напильник и по­перечную пилу, по-иному закупорить сухари, спички, фотографические пластинки, чтобы они не отсыревали. Кроме того, был значительно увеличен набор подарков для местных жителей: мужчинам предназначались топоры, пилы, берданки, огнеприпасы, а женщинам — бусы, иголки, нитки, серьги, кольца, зеркала, пуговицы, стеклярус, всевозможные цепочки, брелоки.

Научное снаряжение как в прошлой, так и в после­дующих экспедициях составляли: буссоль Шмалькаль-дера, шагомер, два барометра-анероида, гипсометры, тер­мометры, гигрометры, анемометры, горный компас, гео­логический молоток, рулет, фотоаппарат, чистые тетра­ди, карандаши, материалы для препарирования расте­ний и представителей фауны. Средства на экспедицию (3000 руб.) дал приамурский генерал-губернатор П. Ф. Унтербергер, участие в ее организации снова принял Приамурский отдел РГО.

На этот раз обследованию подлежала горная об­ласть хребта Сихотэ-Алинь между 45°—47° северной широты, бассейны рек, впадающих в море, верхнее те­чение рек, составляющих систему р. Имана и весь бас­сейн р. Бикина. Цели и задачи экспедиции были те же, что и в 1906 г.: военно-географическое, колонизационное и естественноисторическое изучение района.

117

Отряд Арсеньева 13 июня 1907 г. выехал на поезде' из Хабаровска во Владивосток, откуда на миноносцах «Грозный» и «Беспощадный» под командой капитана П. Г. Тигерстедта попутно был доставлен 30 июня в залив Джигит [396, 23.10.1907]. Отсюда и начались исследовательские маршруты 1907 г.

В июле были обследованы реки Синанца, Иодзыхе, Дунгоу, Билимбе, оз. Благодатное, бухта Терней, пре­одолен перевал через Сихотэ-Алинь. В августе путе­шественники обследовали морское -побережье вплоть до р. Такемы и всю эту реку до ее верховьев. 4 и 5 ав­густа отряд Арсеньева находился на р. Санхобе, о чем свидетельствуют два любопытных документа, найден­ные в Томске краеведом из поселка Кавалерово При­морского края Владимиром Павловичем Хохловым. Один из них стоит привести полностью1.

«Удостоверение.

Дано это удостоверение от начальника Экспедиции по исследованию горной области от бухты Терней к се­веру по побережью моря, хребта Сихотэ-Алинь и реки Бикина штабс-капитана Арсеньева запасному матросу (ратнику ополчения Порт-Артура) Ивану Клавдиеву Гаврину, Вятской губернии Орловского уезда Шарапов-ской волости деревни Паламоховокой, в том, что ему как бывшему моряку действительно отведена земля в прибрежной полосе (3 версты) от берега моря по реке Санхобэ, впадающей в бухту Терней, как это ука­зано на прилагаемом при сем плане. Мера эта и распо­ряжения эта временные до окончательного вырешения этого вопроса заведующим Переселенческим делом При­морской области. Вышеизложенное свидетельствуется подписью и печатью.

Оправка: Распоряжение заведующего Переселенче­ским делом в Приморской области от 24 июня 1907 г. за № 2730.

4 августа 1907 г. Р. Санхобэ.

Начальник экспедиции штабс-капитан

Арсеньев».

Внизу иод текстом слева поставлена круглая печать С надписью: «Экспедиция шт.-кал. Арсеньева по иссле­дованию Уссурийского края 1906—1908 г.» [ЦГА РСФСР ДВ, ф. 103, on. 1, д. № 2, л. 47].

Второй документ, датированный 5 августа 1907 г., аналогичен первому, с тою лишь разницей, что выдан

118

сразу на имя трех человек: Понасюка Петра Адамови­ча, крестьянина села Горыстыт Седлецкой губернии Влодавского уезда Кривовербской волости, Логыненко Степана Никитовича, крестьянина Полтавской губер­нии Пирятинского уезда той же волости, и Креца Семе­на Николаевича, крестьянина села Костыри Гроднен­ской губернии Брестского уезда Нолчинской волости, в том, что «они приписываются к новопоселенной дерев­не на реке Санхобэ (бухта Терней)» [ЦГА РСФСР ДВ, ф. 103, on. 1, д. № 2, л. 1].

Оба удостоверения написаны рукою В. К. Арсеньева и с его подписью. Они точно датируют прохождение маршрута экспедиции и свидетельствуют о том, что Ар­сеньев уже тогда занимался (конкретными, практиче­скими, делами переселенцев непосредственно на местах. Даже по этим кратким документам видно, с каким вниманием к каждому человеку и к его нуждам отно­сился путешественник, хотя он до предела был занят исполнением огромной программы экспедиционной работы.

В сентябре путешественники пересекли хребет Си­хотэ-Алинь и вышли к истокам р. Арму, снова перешли Сихотэ-Алинь и по р. Билимбе вышли к морю, обесси­ленные голодовкой. Здесь их нашел капитан П. Г. Ти-герстедт и доставил в бухту Амагу. Отсюда путешест­венники по берегу моря достигли р. Амагу, поднялись на Амгунские гольцы и проследовали по р. Кулумбе до моря, снова испытав голодовку. В октябре дошли до устья р. Наины и по побережью до мыса Белкина, откуда пешком медленно двигались на север по намыв­ной полосе прибоя и достигли р. Кусуна, где почти месяц пришлось жить в наскоро сделанных землянках в ожидании ледостава. В начале декабря по рекам Кусуну и Уленгоу поднялись на Сихотэ-Алинь и вышли к р. Бикину.

Последний маршрут в октябре —декабре Арсеньев прошел с двумя наиболее выносливыми стрелками и с проводником Дерсу Узала, а своего помощника А. И. Мерзлякова с остальной частью отряда, коллек­циями и мулами направил во Владивосток, откуда тот должен был отправиться в Хабаровск. В конце октября Мерзляков прибыл в Хабаровск, отпустил людей и стал ждать возвращения Арсеньева, предполагавшегося в ноябре. Но прошел ноябрь, почти весь декабрь, а Владимир Клавдиевич не возвращался. Его задержали

119

трудности зимнего перехода. В день ему удавалось пройти не более 3 верст, особенно много задержек было на р. Уленгоу, так как горные обвалы засыпали узкую долину реки камнями и буреломом.

Долгая задержка экспедиции вызвала опасение за ее участь. По приказанию П. Ф. Унтербергера была организована спасательная экспедиция во главе с А. И. Мерзляковым, которая выступила 25 декабря. Через пять дней произошла встреча двух отрядов в не­большом удэгейском селении на р. Бикине. Новый, 1908 г. встретили в тайге. За праздничным ужином В. К. Арсеньев, обращаясь к своим товарищам с ново­годним тостом, сказал: «Пройдут долгие годы, но наша работа и труд, затраченные на изучение Уссурийского края, не пройдут даром, а принесут нашему отечеству и пото'мству величайшую пользу. Верю, что через 40— 50 лет нас будут вспоминать добрым словом» (цит. по [235]).

Несмотря на все трудности (две голодовки и встре­ча зимней стужи 'без теплой одежды, оставшейся в уне­сенной бурей лодке), экспедиция 1907 г., продолжав­шаяся семь месяцев, выполнила всю намеченную про­грамму: были исследованы реки и горы прибрежной полосы Приморья общей протяженностью до 400 верст. При этом путешественник сделал 16 боковых маршру­тов в сторону Сихотэ-Алиня, совершал тяжелые пере­ходы через него. В общей сложности экспедиция пре­одолела более 1000 верст по восточным склонам Сихотэ-Алиня.

В январе 1908 г. экспедиция вернулась в Хабаровск. Три следующих месяца ушли на составление отчетов экспедиции и на изучение геологии по трудам, имев­шимся в Приамурском отделе РГО (А. А. Иностранцев, И. В. Мушкетов, М. Неймайр и др.). В конце марта и начале апреля 1908 г. Арсеньев выступил в Приамур­ском отделе РГО с тремя докладами о завершенной экспедиции по следующей программе: «Состав экспеди­ционного отряда. Организация экспедиции. Маршруты и дневники экспедиции. Методы исследований. Распре­деление рабочего дня экспедиции (по часам). Как нуж­но путешествовать по Уссурийскому краю. Побережье Татарского пролива. Пути к северу. Реки. Колонизация. Этнография. Экономическое положение местного на­селения. Юридические обычаи. Торговля. Хунхузы. История Уссурийского края по легендам. Метеорологи-

120

xеские наблюдения. Флора. Фауна. Орография. Заклю­чение» {396, 12.03.1908].

3 апреля 1908 г. газета «Приамурье» отмечала, что

доклады сопровождались демонстрацией большого ко­личества фотографий, коллекций и «мастерски испол­ненной рельефной карты... в масштабе 5 верст в дюй­ме»5 и что они имели «огромный успех... Говоря о насе­лении обследованной полосы, лектор мастерски нарисо­вал слушателям... простодушного ороча, жалеющего тайгу... и китайца-торгаша, паука тайги. И любовь к нашей глухой, первобытной тайге и к ее обитателям... сквозила в каждом слове лектора. Большую наблюда­тельность, уменье разобраться в массе интереснейшего материала выказал г. Арсеньев. Прослушанное нами сообщение т. Арсеньева мы считаем серьезным и ценным вкладом в местное краеведение». Далее высказывалось пожелание, чтобы Арсеньев, предпослав своему докла­ду обзор литературы, напечатал его, и тогда доклад приобретет значение «капитального труда, который мо­жет поставить имя лектора близко к именам уже при­знанных исследователей Приамурья» [396, 3.04.1908]. (Это пожелание Арсеньев исполнил позднее, опублико­вав в Хабаровске уже после завершения третьей экспе­диции «Краткий военно-географический и военно-стати­стический очерк Уссурийского края».)

Во время экспедиции 1907 г. Арсеньев производил археологические раскопки старинных укреплений меж­ду бухтой Терней ичр. Кусуном, на вершине прибреж­ной горы в заливе Пластун, на р. Такеме, на горе на берегу р. Иодзыхе, впадающей в залив Пластун-Джигит, и «а той же реке в низовьях долины недалеко от берега моря, между заливом Святой Ольги и бухтой Терней (граница этих укреплений тянется до р. Кузне­цовой), на месте старинных орочских стойбищ на р. Амагу около моря. [396, 29.03.1908]. Найденные пред­меты были переданы в Хабаровский музей и в Этно­графический отдел Русского музея. Эти и последующие раскопки позволили Арсеньеву составить археологиче­скую карту Приморья.

Все пройденные маршруты были сняты с помощью буссоли Шмалькальдера и шагомера, производились определения астрономических высот и метеорологиче-

8 Ныне эта карта найдена в ГО СССР, реставрирована и пере­дана на хранение в Рукописный отдел Библиотеки АН СССР [388, 26.11.1975].

121

ские наблюдения. Ценнейшие сведения самого разнооб­разного характера фиксировались в экспедиционных дневниках (сохранилось пять тетрадей общим объемом 579 листов). Поденные путевые записи содержатся только в одной тетради и охватывают период с 11 июня по 29 июля 1907 г. [АГО, ф. ВКА, on. 1, № 8 —«Путе­вой дневник № 4», с. 574—761}. Еще в одной тетради заключен «Дневник метеорологических наблюдений 1907 г.» с ежедневными записями с 1 июля 1907 по 4 января 1908 г., остальные три тетради являются экс­педиционными рабочими дневниками, куда вносились записи наблюдений по этнографии, геологии, орогра­фии, по фауне и флоре, описания путей сообщения, за­ливов и бухт с военно-оборонительной точки зрения, экономико-статистические сведения, антропометриче­ские таблицы и т. д. В тексте и на вклейках множество рисунков (в основном этнографического содержания), абрисов съемки и других материалов [АГО, ф. ВКА, on. 1, № 5—9]). Впоследствии эти экспедиционные дневники шслужили материалом для книги «Дерсу Узала». Арсеньев довольно подробно рассказал в по­следней главе о том, как он вернулся из экспедиции в Хабаровск вместе с Дерсу, как Дерсу жил в его семье и как погиб от руки неизвестного грабителя на станции Корфовской. Недавно была опубликована очень подробная версия гибели Дерсу, где названо даже имя убийцы—беглого каторжника, а также ука­зано, где это произошло — Корфовская деревня. Прав-, да ли это или правдоподобие, судить трудно, так как основанием версии служит предание [205, с. 136—143].

Трудности этих двух экспедиций не только не охла­дили энтузиазма путешественника, но преисполнили его решимостью отправиться в еще более трудное и дли­тельное путешествие. «Надо горячо любить науку и быть фанатиком дела,—писала газета „Приамурье" 29 марта 1908 г.,— чтобы подвергать себя лишениям среди суровой и дикой природы. Между тем г. Арсень­ев, как известно, собирается вновь в большое 14-месяч-иос путешествие в северную, еще более дикую часть Сихотэ-Алиньского хребта».

1908—1910 гг.

Эта экспедиция была снаряжена Приамурским от­делом РГО. Средства были отпущены, как и раньше,

122

очень незначительные — 5000 руб. (из них 3000 руб. выделил генерал-губернатор П. Ф. Унтербергер). В со­став экспедиции входили: начальник В. К. Арсеньев, его помощник штабс-капитан Т. А. Николаев, геолог С. Ф. Гусев, охотник-любитель И. А. Дзюль, флорист Н. А. Десулави, семь сибирских стрелков — П. Вихров, С Глегола, М. Марунич, И. Туртыгин, М. Курашев, И. Рожков и П. Ноздрин, два уссурийских казака — Г. Димов и И. Крылов. К отряду присоединились кита­ец Чжан Бао (Дзэн Пау), известный своей борьбой с хунхузами, и нанаец Тимофей Косяков.

По составленному заранее плану экспедиции надле­жало произвести всестороннее обследование северной части Уссурийского края от нижнего течения Амура до побережья пролива Невельского и от р. Хора до оз. Ки-зи. Одной из задач экспедиции было отыскание крат-, чайшего летнего пути от Хабаровска до Императорской Гавани. По соглашению с Переселенческим управлени­ем на экспедицию возлагалось исполнение следующих работ: описание и определение общей площади пригод­ных для переселения участков, топографирование их, определение состава и глубины почв, сбор статистиче­ских сведений о населенности района, выяснение нали­чия дорог, троп и других путей сообщения. Как и в прежних экспедициях, основной научной задачей В. К. Арсеньева и в этом путешествии были этнографи­ческие исследования, в первую очередь изучение удэ­гейцев и орочей. Кроме того, он принял предложение газеты «Приамурье посылать в редакцию с оказией небольшие путевые очерки о движении экспедиции.

Северная Часть Уссурийского края в то время была настолько слабо изучена, что существовавшие карты не давали представления о действительном течении рек, положении водоразделов и протяженности параллель­ных горных хребтов. Кроме Амура, Императорской Га-Вани и побережья залива Де-Кастри, все остальное пространство, где предстояло работать экспедиции, представляло собой настоящую «лесную пустыню», в которой не было даже намека на тропинку. Полное бездорожье и отсутствие жилых мест делали этот район первобытных Дебрей совершенно недоступным для ис­следователей, некоторые из них пытались туда проник­нуть, но эти попытки оканчивались неудачей, а иной раз и человеческими жертвами.

Неудивительно, что из всех экспедиций Арсеньева

123

эта была самой продолжительной (19 месяцев), самой трудной и самой результативной в научном отношении.

24 июня 1908 г. отряд в составе В. К. Арсеньева, С. Ф. Гусева, И. А. Дзюля, двух казаков и шести стрел­ков выехал из Хабаровска, затем прошел вииз по Амуру до селения Троицкого, откуда на лодках по р. Анюю поднялся до хребта Сихотэ-Алинь и к 1 авгу­ста достиг перевала через хребет у верховьев притоков р. Анюя. Вскоре вое продовольственные запасы кончи­лись, и отряд испытал жестокую 21-дневную голодовку.

Другой отряд экспедиции во главе с помощником начальника Т. А. Николаевым повез различные запасы для экспедиции во Владивосток, откуда выехал в Импе­раторскую Гавань, оставляя по пути на побережье про­довольственные базы без опасения за их целостность, гарантией которой, по мнению В. К. Арсеньева, явля­лась честность орочей. В Императорской Гавани оба отряда должны были встретиться, но из-за голодовки отряд Арсеньева задержался на реках Хуту и Буту. Т. А. Николаеву пришлось выйти из Императорской Гавани на поиски пропавших членов экспедиции. 25 августа Николаев обнаружил отряд Арсеньева на р. Хуту в самом критическом положении: китаец Чжан Бао и нанаец Тимофей Косяков были тяжело больны, остальные обессилели и не могли передвигаться.

По прибытии в Императорскую Гавань люди из от­ряда Арсеньева проболели более двух иедель, а двух человек пришлось отправить во Владивосток из-за крайней слабости. От Императорской Гавани экспеди­ция направилась по побережью к югу, а затем прошла по течению р. Самарги до ее истоков. Здесь, сделав еще несколько дополнительных -маршрутов, экспедиция 28 января 1909 г. вышла к Амуру и остановилась в 120 верстах от Хабаровска. В. К. Арсеньев, оставив от­ряд на отдыхе, поспешил на несколько дней в Хаба­ровск, где 2 февраля сделал в местном отделе Геогра­фического общества сообщение о ходе экспедиции и о достигнутых ею результатах. Докладчик заострил вни­мание на бедственном положении прибрежных орочей, оставшихся в 1908 г. без рыбы из-за хищнической, не­законной ловли ее японцами в устьях рек. Голодовка принудила орочей оставить насиженные места и дви­нуться на поиски какого-то неизвестного озера вблизи моря, по слухам богатого кетой [51, 4.02.1909]. 3 фев­раля Арсеньев представил составленный им «Предвари­

124

тельный краткий колонизационный отчет работы экспе­диции Приамурского отдела имп. Русского географи­ческого общества. 1908 год» [ЦГА РСФСР ДВ, ф 702 оп. 5, № 688, л. 1—28].

Эта часть маршрута экспедиции кратко описана В. К. Арсеньевым и в очерках, печатавшихся в газете-«Приамурье» [51], и более подробно в книге «В горах Сихотэ-Алиня». Остальной маршрут с марта 1909 по январь 1910 г. получил очень краткое описание в не­больших работах В. К. Арсеньева, ставших библиогра­фической редкостью [54, с. 1—36; 100, т. 6, с. 85—110]. Неопубликованные экспедиционные дневники 1908— 1910 гг. не содержат систематического описания пути следования. Упомянутый маршрут можно проследить-только по дневникам метеорологических наблюдений и журналам астрономического определения пунктов, ко­торые Арсеньев вел на всем пути следования экспеди­ции, а также по многочисленным маршрутным съемкам и картосхемам с нанесенными на них маршрутами.. Кроме 'того, сохранилось письмо В. К. Арсеньева к М. Е. Жданко от 4 мая 1909 г., написанное на р. Уй-(около Императорской Гавани) и содержащее доволь­но подробное описание маршрута с 17 февраля по-4 мая 1909 г.6.

С возвращением В. К. Арсеньева из Хабаровска экспедиция продолжила работу. 16 февраля 1909 г. она направилась от оз. Синда вниз по Амуру до устья р. Анюя (селение Найхин), далее по рекам Пихце и Тормасуни и 14 марта достигла хребта Сихотэ-Алинь перешла через него и вышла на р. Икбу, а затем на р. Копи.

28 марта отряд достиг берега моря и на лодках до­шел до мыса Кекурного, откуда пешком 5 мая пришел к маяку Святого Николая в Императорской Гавани. Далее маршрут пролегал по побережью моря к северу. 27 мая Арсеньев достиг бухты Аука, затем, минова» бухту Мосолова, мыс Сюркум, 10 июня дошел до мыса Чидиве (Чапчаны), а 15 июня экспедиция остановилась-на недельный отдых в заливе Де-Кастри.

От этого залива экспедиция направилась к селу Мариинско-Успенекому на оз. Кизи, откуда на лодках дошла до устья р. Хоюля и 13 июля снова подошла

Подлинник письма неизвестен. Заверенная машинописная ко­пия его хранилась во Владивостоке у Н. А. Навиндовского (опубл.. 1333, с. 134-136]).

125

к хребту Сихотэ-Алинь, перевалив который, на лодках по рекам Ясемаль и Чичемаль вошла в р. Тумнин и 27 июля прибыла в Императорскую Гавань. Август, сентябрь и октябрь ушли на обследование бассейна рек Хади, Тутто, Ма, Уй, Чжуанко, впадающих в Татарский пролив в районе Императорской Гавани.

В конце октября экспедиция начала последний и самый трудный переход от Императорской Гавани на север, дошла до р. Тумнина и по одному из ее притоков поднялась до перевала через Сихотэ-Алинь. К этому времени в отряде осталось только три человека: В. К. Арсеньев и сибирские стрелки И. Рожков и П. Ноздрин. Остальные по болезни или по окончании срока службы выбыли из экспедиции.

Зима в тот год была особенно суровой и снежной, с частыми бурями. Проводники-орочи из-за недостатка продовольствия и корма для собак отказались вести отряд в горы. От р. Угди (приток р. Акура) Арсеньев и два стрелка без проводников на лыжах пересекли Си­хотэ-Алинь, на что им потребовалось 76 дней. Каждый из' троих тащил нарту с коллекциями, инструментом и продовольствием. Взяв направление от перевала на запад, а затем северо-запад по р. Хунгари, отряд толь­ко 11 января 1910 г. вышел к Амуру, к селу Вознесен­скому. Здесь экспедиция закончила свою работу и 21 января вернулась в Хабаровск.

Арсеньев привез восемь экспедиционных тетрадей {всего 956 л.), из них три тетради — полевые рабочие дневники (без поденных записей пути следования), три тетради — «Дневник метеорологических наблюдений» и две тетради — «Журнал астрономического Определении пунктов» [АГО, ф. ВКА, on. 1, № 10—17]7. В рабочих тетрадях помимо ценнейших сведений о природе й на­селении обследованного края содержатся многочислен­ные абрисы съемок (в основном на вклейках), обшир­ный вопросник (с ответами) по обследованию рек, све­дения о хищническом японском рыбном промысле в крае, множество рисунков и образцов орочекой резьбы

7 В фонде сохранилась еще одна тетрадь — «Путевой дневник ]A 4 (с. /70—867). Маршруты экспедиции 1908—1909 гг.», перепле­тенная вместе с экспедиционным дневником 1906 г. {АГО, ф. ВКА, ©п. 1, № 3]. В ней кроме разнообразных сведений научного характе­ра имеются записи о количестве писем, отправленных в ходе экспе­диции в редакцию газеты «Приамурье» в 1908—1909 гг. Всего Ар­сеньев отправил более 70 писем, из них только половина дошла до адресата и появилась в печати.

126

по бересте, схематичеШсие карты и планы местности с указанием памятников старины, а также словарные материалы (орочского и удэгейского языков). Кроме экспедиционных тетрадей Арсеньев доставил многочис­ленные фотографии, разные коллекции (в том числе и водорослей, которые определил проф. ё Окамура в. Токио) и более 120 листов маршрутных съемок [АГО, ф. ВКА, on. 1, № 19—23], для большей точности кото­рых им было астрономически определено 26 пунктов [ЛОА, ф. 277, on. 1, № 222, л. 2]. Во время этой экспе­диции хребет Сихотэ-Алинь был пересечен семь раз, были исследованы долины многих рек, впадающих в море и в р. Амур.

После составления отчетов об экспедиции В. К. Ар­сеньев выступил 8 апреля 1910 г. в Приамурском от­деле РГО с докладом о результатах путешествия, со­провождавшимся демонстрацией коллекций, фотогра­фий, путевых дневников. Зал был полон слушателей, пораженных грандиозностью результатов экспедиции! Хотя доклад продолжался свыше двух часов, публика еще долго не расходилась, желая узнать подробности путешествия. В репортерском отчете о докладе газета «Приамурье» 10 апреля 1910 г. отметила огромное на­учное значение исследований Арсеньева и поставила его имя в один ряд с именами великих русских путешествен­ников Н. М. Пржевальского и П. К. Козлова. С оконча­нием третьей экспедиции в целом было завершено ис­следование Приморья.

Все три рассмотренные выше экспедиции по своим задачам, целям и методу исследований были однотипны­ми и совершались в аналогичных условиях. Для всех этих экспедиций характерно то, что путешественник де­лал много параллельных (основному направлению экспе­диции) маршрутов. Этим достигалась большая точность в познании закономерностей строения рельефа, в наблю­дениях характера смены растительного и животного ми­ра. Все это позволило представить общую картину пояс­ности ландшафтов Сихотэ-Алиня. Отличительная черта маршрутов Арсеньева состояла в проведении исследова­тельской работы в одних и тех же наиболее характерных для данного региона местах зимой и летом. Кроме то-тр, маршруты разрабатывались не только на текущий

127

год, но и в (перспективе последующих экспедиций, все они объединялись общей целью—наиболее полно и все­сторонне изучить край. Такой комплексный подход к изучению природы и населения края позволил в даль­нейшем, В. К. Арсеньеву принять самое активное участие в разработке проблемы развития и размещения произво­дительных сил Дальнего Востока. За время экспедиций путешественник провел в пути в общей сложности 32 месяца и исследовал пространство в несколько тысяч квадратных километров, более 25 раз пересек хребет Сихотэ-Алинь. Можно представить, с какими трудностя­ми и лишениями были сопряжены эти путешествия, если иметь в виду, что материальные средства были ничтож­ны (за 4,5 года израсходовано только 11 900 руб.8), тех­ническое оснащение примитивно, а число участников не­велико. «Четыре раза я погибал с голоду. Один раз съели кожу, другой раз набивали желудок морской ка­пустой, ели ракушки. Последняя голодовка была самой ужасной. Она длилась 21 день. Вы помните мою люби­мую собаку Альпу— мы ее съели в припадке голода и этим спаслись от смерти. Три раза я тонул, дважды под­вергался нападению диких зверей (тигр и медведь). Глубокие снега едва не погубили весь отряд. Страшно истомленные, мы вышли к Амуру в 1910 году. Подряд 76 дней мы шли на лыжах и тащили за собой нарты. И ничего!» — так «подытожил» Арсеньев в письме А. М. Иванову отг20 июля 1910 г. испытанные им труд­ности [ЦГАЛИ, ф. 1014, on. 1, № 24, л. 2].

Общее научное и практическое значение этих экспе­диций огромно, что неоднократно отмечалось биографа­ми путешественника. Будучи исследователей «с широ­ким диапазоном понимания географического ландшаф­та» [202, с. IV], Арсеньев не мог удовлетвориться описа­нием статических, существующих форм поверхности, а пытался определить их происхождение. В связи с этим

8 Насколько ничтожна эта сумма, можно судить хотя бы по то­му, что на Амурскую экспедицию, формально возглавлявшуюся Н. Л. Гондатти, только на один 1912 год были ассигнованы следу­ющие средства. На обследование местностей, сопредельных с Мон­голией И Маньчжурией,—20 000 руб.; на почвенно-ботанические ис-«дедования районов Якутск—Вилюйск—25 500 руб., Якутск—Усть-Мая—24000 руб., Якутск—Нелькан-Аян—10350 руб., верховья Ви­тима—15 150 руб., верхняя Ангара—20 700 руб., Троицко-Савский уезд—16650 руб.; на агрономические обследования и метеонаблю­дения—78 000 руб. по Амурской области и 13 330 руб. по Примор­ской области [395, 6.03.1912].

128

он много внимания уделил разрушительной деятельно­сти вод в крае и процессам глубинной эрозии в Сихотэ-Алине. Именно с этими явлениями Арсеньев связывал образование в Сихотэ-Алине каменистых осыпей и кар­стовых пещер, изучение которых впервые было начато им самим. Таким образом, он является первым спелео­логом края. Оставленные им описания знаменитой Мак-рушинской пещеры, расположенной в сопке Зарод в верховьях рек Хулуая и Тапоузы, пещер в бассейне рек Арзамасовки и Горбуши (Дунмацы) до сих пор не утратили своего познавательного значения [100, т. 1, с. 180, 199, 200, 279].

Посетив все районы Сихотэ-Алиня, Арсеньев первым из географов отметил ряд закономерностей в его строе­нии, в частности указал на крутизну его восточных скло­нов и на пологость западных. Позднее эти данные спо­собствовали разрешению некоторых вопросов орогенеза Сихотэ-Алиня. Намеченные им основные типы рельефа горной страны — вершины хребтов, базальтовые плато, каменистые россыпи и гольцовые осыпи — позднее были уточнены и изучены советскими геоморфологами. Произ­веденная Арсеньевым барометрическая нивелировка и измерение гипсотермометрами отдельных вершин и пе­ревалов (ему принадежит честь открытия и наименова­ния 22 перевалов и вершин хребтов, где он прошел пер­вым) дали возможность судить об общем поднятии и высотах Сихотэ-Алиня.

В ходе своих экспедиций Арсеньев впервые в истории края смог подробно изучить гидрографическую сеть и нанести на карту многие ранее неизвестные реки, опре­делить их истоки и притоки, проследить истинное на­правление, течений, установить время паводков и ледо­става. Исследуя приморские реки, он выявил ряд ха­рактерных особенностей: быстрые подъемы воды, по­вышенные скорости течения, низкая температура (от + 1° до 4-9°), частые наводнения и образование но­вых русел. Им подмечена и такая своеобразная черта этих рек, как резкое изменение направления течения (в верховьях — вдоль горных хребтов, а с принятием в себя притока — поперек горных складок). Интересны также его попытки классификации речных долин, уста­новления принадлежности их к тектоническим или денудационным формам.

Арсеньев исследовал береговую полосу Японского » моря и Татарского пролива, дал описание 25 бухт и

129

заливов, изучал строение и форму морских беретов, выяснял роль водорослей как своеобразного буфера, предохраняющего от разрушения крутые берега. В. К. Арсеньев написал специальную работу «Описание берегов», оставшуюся ненапечатанной и сейчас счи­тающуюся утраченной {АГО, ф. ВКА, оп. 2, № 27, л. 2].

Большой вклад внесли экспедиции Арсеньева в кар­тографию «рая. Его маршрутные съемки, подкреплен­ные высотными и астрономическими определениями, позволили впервые создать довольно точные для того ;времени карты Уссурийского края. Съемочный матери­ал Арсеньева был использован также при составлении горным инженером Э. Э. Анертом 40-верстной гипсо­метрической карты Приамурского края [41, с. 15]. Ввиду того что до Арсеньева одноверстные и двухверст­ные съемки производились только до Сихотэ-Алиня, а дальше к востоку не было даже 10-верстной карты, штаб Приамурского военного округа издал половину карт арсеньевских маршрутов, с остальных же из-за недостатка средств снял фотографические копии [ЛОА, ф. 277, on. 1, № 222, л. 2]. В дальнейшем при более подробном изучении районов Приморья съемоч­ные материалы Арсеньева использовались как обяза­тельные. Появившуюся в 1916 г. в печати первую 10-верстную карту Арсеньев исправил и дополнил по своим рекогносцировкам (см. [100, т. 1, с. 261]). В советский период полуинструменталшые съемки Ар­сеньева использовались при издании отдельных план­шетов карт Дальнего Востока [175, с. 44]. Подробней­шим образом изучены ныне заслуги Арс«Вьева в теле­графировании районов Дальнего Востока кабаравчани-ном Г. Ю. Титовым, выступившим с очень ценным в научном отношении докладом на «Арсеньевских чте­ниях» 1984 г. в Хабаровске.

Во время съемок и изучения местности путешествен­ник тщательно выяснял название географических объ­ектов, а некоторым из них сам давал наименования. Так, на картах Приморья после экспедиций Арсеньева появилось немало новых или ранее неизвестных на­званий. В результате особых исторических условий то­понимика Приамурья и Приморья к началу XX в. пред­ставляла собой, довольно пеструю и во многом запутан­ную картину. Это объясняется недостаточной геогра­фической изученностью края, а также существованием

130

аборигенных (тунгусо-маньчжурских) и русских гео­графических названий наряду с китайскими названия­ми нередко даже одних и тех же географических объ­ектов. Кроме того, имелось огромное количество адап­тированных (чаще всего искаженных) названий с тун­гусо-маньчжурской, русской или китайской языковой основой. В этих условиях было неизбежным появление ряда сходных и сбивчивых названий.

Арсеньев одним из первых исследователей Дальнего Востока занялся серьезным изучением топонимики. Он собрал огромный материал непосредственно на местах исследований и обрабатывал его с помощью востоковедов — профессоров П. П. Шмидта, А. В. Гре­бенщикова, переводчиков А. А. Шильникова, П. В. Шкур-кина и др. Он успел систематизировать и напечатать только часть этого материала в одной из своих ра­бот {57, с. 57—61], остальные сведения рассеяны по многим его книгам и статьям. Особенно ценным в топонимических изысканиях Арсеньева является вы­явление 'первоначальных, неискаженных вариантов старых, исчезнувших или видоизмененных аборигенных названий. Большое научное значение имеют сохранив­шиеся словарные записи путешественника, среди кото­рых есть множество выявленных им удэгейских и ороч-ских топонимических терминов (географической «но­менклатуры»), т. е. нарицательных имен географиче­ских объектов (например, река, долина, гора, озеро и т. п.).

Он записал также аборигенные названия, относя­щиеся к определению сторон света, направлению ветра, течению рек и т. д. Все эти словарные материалы мо­гут помочь в раскрытии смыслового значения собствен­ных географических имен тунгусо-маньчжурского про­исхождения. Анализируя географические названия, принятые в Уссурийском крае, Арсеньев использовал не только собственные материалы, но и работы своих предшественников, старые и новые географические карты.

В результате он пришел к выводу, что дальнево­сточная топонимика имеет местный тунгусо-маньчжур-окий характер, что замена некоторых аборигенных гео­графических названий китайскими происходила в позд­нейшее время, начиная со второй половины XIX в., ко­гда в крае начали появляться китайские отходники. В этой связи Арсеньев указывал, что на картах При­

131

морской области, основанных «а съемках 1857 г., нет ни одного китайского названия. «Из этого мы вправе заключить,— 'писал он,— что в 1857 году китайцев в Уссурийском крае было еще так мало и были они там так недавно, что не могли маньчжурские географи­ческие названия заменить своими, китайскими. Эта за­мена произошла значительно позже» [57, с. 165].

Современные исследователи дальневосточной топо­нимики широко используют в своих работах труды В. К. Арсеньева.

Большое внимание было уделено изучению геологии, климата, метеорологическим и фенологическим наблю­дениям. Арсеньев впервые выделил две климатические области Приморья: восточную — морскую и запад­ную— более континентальную. В общих чертах он по­казал геологическое строение края, указал границы распространения м,ногих видов растительного и жи­вотного мира с подробным описанием каждого вида в отдельности. Он сделал оценку, исследуемого края с военной и хозяйственно-колонизационной точек зрения.

Несмотря на то что В. К. Арсеньев занимался все­сторонним изучением края со всей присущей ему осно­вательностью, все же в центре его внимания находи­лись этнографические исследования, о чем будет по­дробно рассказано в специальном очерке.

Экспедиционные исследования Арсеньева 1900— 1910 гг. составили основной фундамент всех его даль­нейших работ. Вернувшись из третьей экспедиции в конце января 1910 г. в Хабаровск, Арсеньев тотчас же приступил к обработке своих экспедиционных ма­териалов. Предварительный краткий колонизационный отчет он составил еще до окончания экспедиции и сдал его в Переселенческое управление 3 февраля 1909 г., когда приезжал на несколько дней из экспедиции в Хабаровск [ЦГА РСФСР ДВ, ф. 702, оп. 5, № 688, л. 1—18]. Работал он исключительно интенсивно. К началу ноября 1910 г. ему удалось не только напи­сать служебные отчеты об экспедиции, но и подгото­вить значительные по объему доклады «Китайцы в Уссурийском крае», «Орочи-удэхе» и «Древнейшая история Уссурийского края», с которыми он выстуиал в Петербурге и Москве во время своей поездки туда зимой 1910/11 т., за что и был награжден малой сереб­ряной медалью Русского географического общества

132

[АГО, ф. 1, on. 1 (1911), № 65, листы не нумерованы;

384, т. 78, 1946, с. 267], а за доставленную этнографи­ческую коллекцию в Русский музей — серебряной ме­далью этого музея [АГМЭ, ф. Журналы заседаний совета Этнографического отдела Русского музея им. Александра III, № 283, с. 13].

Его научные заслуги стали настолько очевидны, что о них заговорили не только в столичных газетах [399, 25.02.1903, 20.03.1911; 398, 7.03.1911] и научных кругах, но и при дворе. Этому способствовало в некоторой мере и то обстоятельство, что управляющий Русским музеем великий князь Георгий Михайлович ходатайствовал перед царем о поощрении Арсеньева за принесенные им в дар этому музею коллекции. Путешественник был лично представлен Николаю II ([АДВ'НЦ, ф. 1, оп. 18, № 1, л. 2—3]. М. К. Азадовский вспоминает, что в Рус­ском музее была устроена выставка коллекций Ар­сеньева, которая «имела огромное значение в дальней­шей его' судьбе, так как покровителям Арсеньева уда­лось устроить посещение выставки царем, которому дал свои объяснения Арсеньев». Далее М. К. Азадовский приводит со слов самого Владимира Клавдиевича сле­дующий рассказ. «Арсеньеву было приказано убрать с выставки все черепа, кости и все предметы, связан­ные с культом погребения, так как Николай II тер­петь не мог всяких упоминаний о смерти. Арсеньева предупреждали, что царь большой знаток и любитель археологии... На этом основании Арсеньев ждал от ца­ря ряда специальных вопросов, однако все вопросы Николая и замечания были на редкость пусты и ба­нальны: вроде вопросов о времени, трудностях и т. д. Чувствовалось,— вспоминал Арсеньев,— что ему нечего спрашивать и он задавал вопросы лишь из светской любезности» [36, с. 156—157].

1911 г.

Еще в 1909 г., находясь в экспедиции, Арсеньев пи­сал известному гидрографу М. Е. Жданко о своих дальнейших планах: после окончания экспедиции 1908—1910 гг. съездить в Петербург, затем года два поработать над систематизацией своего материала и издать его, а в дальнейшем организовать самостоятель­ную экспедицию или к Берингову проливу — на Чукот-

133

екий полуостров, или к Ледовитому океану — на побе­режье Сибири; если же не удастся, то «войти в сноше­ние с Козловым или с Гедином и уйти с ними в Цент­ральную Азию» [333, с. 135]. Но прежде чем присту­пить к осуществлению этого плана, Арсеньев хотел еще раз на пять-шесть месяцев съездить в среднюю и север­ную часть Уссурийского края, чтобы восполнить неко­торые пробелы в своих экспедиционных записях.

24 февраля 1911 г. в Хабаровск прибыл новый приамурский генерал-губернатор — Н. Л. Гондатти. В. К. Арсеньев находился в это время в Петербурге и не представлял себе последствий этого факта. Перед отъездом из Петербурга он уже был поставлен в из­вестность о своем переводе из штаба Приамурского военного округа в Переселенческое управление и рас­считывал иметь более благоприятные условия для ис­следовательской работы, планируя на 1911 г. две не­большие экспедиции в Уссурийский край с целью по­полнения своих экспедиционных материалов [УКМ, письмо В. К. Арсеньева к С. А. Бутурлину (март 1911 г.)]. Но эти расчеты оправдались далеко не пол­ностью.

Вернувшись в Хабаровск в апреле 1911 г., В. К. Ар­сеньев в течение апреля — июня и ноября — декабря продолжал работу над экспедиционными 'материалами и 12 декабря 1911 г. закончил «Краткий военно-геогра­фический и военно-статистический очерк Уссурийского края»9—первое в русской науке подробное естествен-ноисторическое описание Уссурийского края, выполнен­ное на уровне передовых знаний своего времени, не по­терявшее научного значения до наших дней. В этой работе особенно ярко проявился научный универса­лизм В. К. Арсеньева в области краеведения. Большой знаток краевой литературы М. К. Азадовский утверж­дал, что «во всей дореволюционной географической ли­тературе, посвященной Дальнему Востоку, это издание занимает по своему значению и научной ценности пер­вое место», а в картографии Уссурийского края мар­шрутные карты В. К. Арсеньева, составившие вторую часть этого труда, «произвели полный переворот» [34, с. 35—36].

9 Эта работа частями была доложена автором в Приамурском отделе РГО 9, 14 и 24 декабря 1911 г., а в следующем году опубли­кована штабом Приамурского военного округа в двух томах в Ха­баровске [53].

134

Горная страна Сихотэ-Алинь, составляющая /s всей территории Уссурийского края, с выходом в свет рабо­ты Арсеньева перестала быть терра инкогнита и вошла в число районов России, имевших достаточно четкую для того времени общегеографическую, этнографиче­скую, экономическую и военно-статистическую харак­теристику.

Одновременно с этой работой были начаты и дру­гие: «Очерк древнейшей истории Уссурийского края» (к маю 1910 г. первая часть очерка была уже законче­на и выслана в Петербург Л. С. Бергу с просьбой на­печатать в каком-либо журнале) [ЛОА, ф. 804, оп. 2, № 35, л. 2], «Китайцы в Уссурийском крае», «Вымира­ние инородцев Амурского края», «По Уссурийскому краю» (в двух книгах) и «Орочи-удэхе» (будущая «Страна Удэхе») 10. В 1913—1914 гг. часть этих работ уже появилась в печати, « 1917 г. были готовы книги «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала», и только «Страна Удэхе» осталась незаконченной, но и по этой монографии много было сделано. Достаточно сказать, что из пяти докладов, прочитанных В. К. Арсеньевым во время служебной командировки в Харбине в Обще­стве русских ориенталистов в 1916 г., три были посвя­щены в основном удэгейцам [60; 63; 64].

Эти факты со всей очевидностью показывают всю неосновательность утверждений недругов В. К. Ар­сеньева из чиновничьего окружения Н. Л. Гондатти о том, что обработка экспедиционных материалов пу­тешественника будто бы- шла очень медленно, несмотря на предоставленное ему необходимое для этой цели время [396, 24.02.1911]. Если прежние генерал-губерна­торы Н. И. Гродеков, П. Ф. Унтербергер11 и позднее

10 Такое количество одновременно начатых работ вызвало у Б. Ф. Адлера некоторые опасения: «Относительно Ваших работ! До­рогой мой, не разбрасывайтесь, бога ради! Не обижайтесь, но Вы знаете, говорю по самой сердечной дружбе. Обработайте одну рабо­ту, поставьте точку, сдайте в печать, затем другую, а то слишком много начато работ: ведь нужны силы и время их окончить» [АГО, ф. ВКА, оп. 3, № 1, л. 14].

11 Интересно отметить, что с П. Ф. Унтербергером у В. К. Арсень­ева навсегда сохранились самые хорошие отношения. В конце 1916 г. в одном из писем П. Ф. Унтербергер прислал ему из Петрограда свою фотографию с надписью: «Неутомимому исследователю Сихотэ-Алиня Владимиру Клавдиевичу Арсеньеву с чувством глубокого ува­жения. П. Унтербергер. 26.Х.1916 г., Г. Петроград» (АГО, ф.В. К. Ар­сеньева, оп. 3, Д. № 711

135

временно занимавший эту должность Н. Н. Мартос сочувственно относились к научным интересам Арсенье­ва, то сменивший их Гондатти всячески старался за­тормозить научно-исследовательские работы Арсенье-ва, возлагая на него обязанности, наполнение которых не только задерживало обработку экспедиционных ма­териалов, но и было связано с большим риском для жизни. Речь идет о так называемых служебных поезд­ках по краю, из которых самыми продолжительными были поездки 1911 и 1912 гг., одновременно являвшие­ся, научными экспедициями и проводившиеся «под флагом» Приамурского отдела РГО. О них в работах Арсеньева и в литературе сведения очень скупы.

Являясь официальным руководителем организован­ной правительством, в связи с постройкой Амурской железной дороги, Амурской экспедиции 1910—1912 г., Гондатти считал себя высшим авторитетом по вопро­сам изучения края и очень ревниво относился к успе­хам других исследователей. Пользуясь своей неограни­ченной властью царского наместника на Дальнем Во­стоке, он пожелал оставить вернувшегося из центра В. К. Арсеньева в Хабаровске формально на должности производителя работ Уссурийской межевой партии Пе­реселенческого управления, а фактически при своей «особе» в качестве чиновника особых поручений,2. Такая неожиданная перемена «в служебном положении путешественника не могла сулить ему ничего хорошего.

Вскоре Гондатти возложил на Арсеньева работу по борьбе с хунхузами и по очищению Уссурийского края от иностранных подданных (китайцев и корейцев), проникавших на русскую территорию без оформления и регистрации соответствующих документов и занимав­шихся браконьерством,s. Хотя Арсеньев сознавал всю необходимость и важность этой работы (с государствен­ной точки зрения), все же она его не привлекала. «Административная деятельность мне не по душе,— писал он с горечью П. К. Козлову 23 октября 1911 г.—

1а Занимаемая В. К. Арсеньевны должность вначале официаль­но именовалась: «состоящий при приамурском генерал-губернаторе производитель работ Уссурийской межевой партии», а позже; «чи­новник особых поручений при приамурском генерал-губернаторе» '[ЦГА РСФСР ДВ, ф. 702, on. 1, № 716, л. 135; оп. 4, № 747, л. 10].

13 «Неужели Н. Л. Гондатти не нашел другого человека для из­гнания хунхузов: Ваша жизнь слишком дорога для нас» — справед­ливо возмущался Б. Ф. Адлер в своем письме В. К. Арсеньеву от 5 октября 1911 г. САГО, ф. ВКА, оп. 3, Nk 1, л. 8].

136

Я с удовольствием променял бы даже губернаторский

пост на скромную роль географа-исследователя, хотя бы и в самом малом масштабе. Я мирюсь с новой рабо­той только потому, что она позволяет параллельно с ней вести и научные исследования, которые являются только дополнением моих прежних рабочих дневников. Гондатти (генерал-губернатор) 'именно хочет пристег­нуть меня к администрации,—а я брыкаюсь» [АГО, ф. 18, on. 1, № 21, л. 2; 257, с. 192]. Тем не менее он принялся за эту работу с большим знанием дела и с обычной для него добросовестностью. Известный ученый Б. Ф. Адлер, возмутившись по поводу нового служебного назначения В. К. Арсеньева, вместе с тем писал ему 22 февраля 1912 г.: «Поздравляю всякий уголок родины, куда вы попадете в качестве админист­ратора: вы честный человек, любите родину. Дело вам дано большое» [АГО, ф. ВКА, оп. 3, № 1, л. 11].

По личному приказанию Гондатти Арсеньев написал два доклада (от б и 10 июня 1911 г.) [ЦГА РСФСР ДВ, ф. 702, on. 1, № 716, л. 6, 151—153, 155—157], в которых изложил план конкретных мероприятий по борьбе с хунхузами и браконьерами на ближайшие три-четыре года. За время своих 10-летних исследова­ний он хорошо изучил положение, занятия, быт и нравы различных категорий пришлого населения края. К докладам были приложены: 1) схематические карты Уссурийского края с показом стоянок китайцев и ко­рейцев и 2) проекты омет, расходов на эти мероприятия, в том числе на экспедицию в среднюю часть при­брежного района Уссурийского края, где, по наблюде­ниям Арсеньева, в последние годы особенно активно проявлялось браконьерство.

После утверждения сметы (3630 руб.) на экспеди­цию и получения открытого листа и секретной инструк­ции от генерал-губернатора Арсеньев 20 июня выехал из Хабаровска во Владивосток. Состав экспедиции был невелик: Арсеньев, его помощники— студенты Бутле­ров, Н. М. Усов и Н. М. Ощепков, ботаник Н. А. Десу-лави, переводчик Канцелярии генерал-губернатора А. А. Шильников, пристав Заольгинского стана К. И. Ми­хайлов и 13 «нижних чинов» полицейской и лесной стражи. Проводником был удэгеец Сале [44, с. 230]. Передвижение по Японскому морю осуществлялось на рейсовых пароходах Переселенческого управления и частного судовладельца графа Кейзерлинга.

137

5 июля отряд отправился из Владивостока на паро­ходе и 8 июля был в заливе Святой Ольги, откуда. Ар-сеньев послал свой первый рапорт на имя Гондатти о ходе экспедиции14. 15 июля прибыли на р. Нахтоту (мыс Гиляк)—последний пункт проникновения при­шлых браконьеров на побережье Японского моря. Здесь Арсеньев столкнулся не только с китайцами-соболев-щиками, но и с хищнически промышлявшими зверя корейцами. По собранным им на месте 'сведениям, в 1911 г. корейцы браконьерствовали к северу от мыса Гиляк на реках Самарги и Адами, а также на р. Куз­нецовой.

От мыса Гиляк экспедиция пешком направилась на юг, попутно осматривая все реки от устья до верхо­вий. Так были обследованы реки Нахтоху, Холонку, Сунэрл, Каньчжу, Кумуху, Тахобе, Кусун. На р. Кусуне отряду пришлось углубиться в горы, идти без тропи­нок, целиной, преследуя в течение четырех дней китай­ских браконьеров. Беглецов удалось настигнуть благо­даря помощи удэгейцев с р. Кусуна, напавших на их след.

4 августа экспедиция вышла на р. Соен и обследо­вала ее. Отсюда Арсеньев послал доклад военному гу­бернатору Приморской области о ходе исполнения основной задачи экспедиции — выселения не имеющих прав жительства пришлых китайцев и корейцев, зани­мавшихся хищнической охотой в тайге. За истекшее время со дня начала экспедиции, как сообщает в до­кладе Арсеньев, было задержано 25 китайцев и 13 ко­рейцев, уничтожено около 3000 снастей на соболя и разрушено большое число ловушек, загородей и других приспособлений хищнического способа охоты.

Далее экспедиция, продвигаясь по побережью, до­стигла р. Великой Кемы. 23 августа отряд выступил вверх по реке. Идти было очень трудно, так как при­шлось нести в котомках палатки, топоры, оружие и двухнедельный запас продовольствия. Работа экспеди­ции осложнялась и тем, что сохранить в тайне ее бли­жайшие маршруты было невозможно. Арсеньев должен

14 Всего сохранилось шесть докладов и рапортов Арсеньева с приложением к каждому из них схематической карты с нанесением маршрутов. Рапорты отсылались со случайной оказией [ЦГА РСФСР ДВ, ф 702, on. 1, № 716, л. 10—11, 18-19, 22-23, 28-35]. Эти до­клады и другие материалы экспедиций 1911 и 1912 гг. Арсеньев ши­роко использовал в своей работе «Китайцы в Уссурийском крае» [571.

133

был ставить в известность командиров рейсовых судов относительно пунктов, куда судам надлежало заходить для принятия на 'борт задержанных браконьеров, чтобы отвезти их во Владивосток, а оттуда другим парохо­дом—на их родину. Должности матросов на рейсовых судах исполняли главным образом китайцы15, кото­рые могли заблаговременно предупреждать браконье­ров, когда можно ожидать Арсеньева с отрядом и где последний раз приняты задержанные. Оповещенные матросами отходники-браконьеры уходили в горы с не­обходимым запасом продовольствия, и Арсеньеву при­ходилось идти за Сихотэ-Алинь и там разыскивать их. Именно так было на р. Великой Кеме.

Поднявшись вверх по р. Великой Кеме на 60 верст, отряд свернул на ее правый приток —р. Такунчи — и прошел до ее истоков у хребта Сихотэ-Алинь, пере­валив через который вышел на р. Арму. Таким обра­зом, от моря в глубь материка было пройдено 150 вере г по узким тропинкам, звериным следам, но чаще цели­ной, густым хвойным лесом. Река Арму, указывает Арсеньев, по праву считалась «царством соболя», по­этому здесь было особенно много «охотников» и их лес­ных хижин. Арсеньев в результате расспросов уста­новил, что в 1910 г. обитатели одной только хижины добыли 32 соболя, 102 кабарги и 422 белки.

В горах на р. Арму и в бассейне р. Такунчи отряд пробыл 17 дней. В этом районе было найдено и унич­тожено 26 лесных хижин, 4824 соболиные ловушки, 6552 волосяные снасти с'веревками для ловли пушных зверьков, 489 веревочных петель для ловли кабарги и огромное число деревянных заготовок для всякого рода хищнической ловли зверей: приколыши, крючья, баш­маки, плашки, тагуны. В лесных хижинах было найде­но 12 железных капканов для ловли выдр ГЦГА РСФСР ДВ, ф. 702, on. 1, № 716, л. 18—19].

На обратном пути от Сихотэ-Алиня к морю у Ар­сеньева сильно разболелась нога. Только к 8 сентября он с трудом добрался до устья р. Такемы, где пришлось задержаться. Отсюда он послал два доклада (со схе­матическими картами): приамурскому генерал-губер-

15 По ст. 197 Торгового устава разрешалось на русских судах иметь иностранных матросов не более 'Л части. Законом 22 января 1911 г. разрешалось временно (до 1 января 1913 г.) на рейсовых судах Тихого океана иметь в числе судовой команды не более по­ловины иностранных подданных 157, с. 190].

139

яатору и военному губернатору Приморской области. Обследовав р. Такему, 'путешественник отправился на пароходе к мысу Золотой на р. Самарги, где, по со­бранным им ранее сведениям, 'браконьерством занима­лось много корейцев. Такой маневр был им предпринят специально для получения эффекта внезапности появ­ления. Затем от мыса Золотой Арсеньев спустился на юг до бухты Терней на р. Санхобе. 10—18 октября экспедиция обследовала эту реку со всеми ее притока­ми. Здесь было обнаружено 14 лесных хижин, задержа­но 23 китайца и один кореец.

18 октября Арсеньев послал очередной доклад ге­нерал-губернатору, в котором, в частности, отмечалось, что преследование отходниковраконьеров, конечно, имеет определенное значение, но этой меры недостаточ­но для искоренения браконьерства. Борьбу с таким злом, по его мнению, «надо начинать с самых крупных китайских фирм во Владивостоке, Никольске-Уссурий-ском, Хабаровске и Имане» [ЦГА РСФСР ДВ, ф. 702, on. 1, № 716, л. 30]. Эта же мысль подчеркнута им в специальной монографии, где он указывает, что хищ­ническое истребление промыслового зверя служит ис­точником обогащения китайских купцов, эксплуатирую­щих не только аборигенов края, но и занимающихся браконьерством отходников. Крупные китайские торго­вые фирмы, заручившиеся всякого рода свидетельст­вами на право скупки пушнины, являются, по мнению автора, главными организаторами хищнических про­мыслов 'в тайге. Это они снаряжают целые партии китайских отходников-бедняков и всякий пришлый бродячий элемент в самые глухие, богатые пушным зверем уголки Сихотэ-Алиня. И им не составляет особо­го труда заменять выселенных русскими властями от­ходников вновь прибывающими, поскольку «надзор за государственной границей недостаточен» [57, с. 91, 92, 136].

Арсеньев считал необходимым конфисковать добы­тую браконьерами пушнину на пути ее вывоза из тайги п городя, так как выследить в тайге всех отходников-бр.жоньеров невозможно, а уничтожить все расставлен­ные ими сотни тысяч ловушек и капканов просто не­мыслимо [ЦГА РСФСР ДВ, ф. 702, от. 1, № 716, л. 30].

От р. Санхобе Арсеньев морем добрался до р. Те-тюхе, обследовал ее и 23 октября 'вернулся «нота на

140

р. Санхобе. Отсюда экспедиция направилась по р. Си-це (приток р. Санхобе) на юг до залива Пластун, где 1 ноября закончила свою работу. Здесь Арсеньев напи­сал очередной доклад генерал-губернатору, в котором подвел итоги по выполнению 'возложенного на него поручения, отметив, что всего за время экспедиции бы­ло доставлено во Владивосток 136 незаконно прожи­вавших отходников-браконьеров для отправки их на родину, уничтожено 58 лесных хижин (в одной из ко­торых найдены винтовки, порох, патроны), а также огромное число ловушек, ям, загородей и других при­способлений браконьерства [ЦГА РСФСР ДВ, ф. 702, on. 1, № 716, л. 34—35].

Из бухты Джигит экспедиция на пароходе прибыла во Владивосток, затем в 20-х числах ноября вернулась по Ж'елезной дороге в Хабаровск. Несмотря на мало­численный состав отряда, экспедиция 1911 г. по своим научным и практическим результатам явилась значи­тельным вкладом в дело исследования Уссурийского края и защиты его природных богатств.

Еще находясь в экспедиции, В. К. Арсеньев писал А. А. Достоевскому 29 октября 1911 г.: «Помимо адми­нистративной работы, к которой меня пристегнул ге­нерал-губернатор, я все время веду и научные работы, продолжая начатое мною обследование с 1900 г.» [ЛОА, ф. 723, on. 1, № 8, л. 4]. Далее в этом же пись­ме, а также в письмах к другим ученым (П. К. Козлову, И. В. Палибину), а также к своим родственникам он довольно подробно рассказал о научной стороне дея­тельности экспедиции 1911 г.

За три с половиной месяца (15 июля—1 ноября 1911 г.) экспедиция обследовала огромную прибреж­ную территорию —от мыса Золотой до устья р. Тетюхе, три раза побывала за хребтом Сихотэ-Алинь у истоков р. Имана (рек Арму и Кулумбе) 16. И хотя часть мар-

18 Ф. Ф. Аристов, а вслед за ним и другие биографы ошибочно сообщают совсем иной маршрут экспедиции 1911 г.: от оз. Ханка на восток с выходом на р. Даубихе, затем по ней вверх и оттуда снова на восток к истокам Улахе и через Сихотэ-Алинь к заливу Святой Ольги, отсюда на север по берегу моря к бухте Джигит, затем мо­рем на пароходе во Владивосток (см. [44, с. 229; 175, с. 34]). Эти явно недостоверные сведения попали и на некоторые карты, состав­ленные уже после смерти В. К. Арсеньева (см., например, карту мар­шрутов В. К. Арсеньева 1900—1927 гг. в статье Н. Е. Кабанова «Путешественник, ученый, писатель» [106, с. 339].

141

шрутов ие имела первояроходческого характера (Ар­сеньев уже работал здесь во время своих путешествий 1906—1908 гг.), значение экспедиции от этого не сни­жается: повторные маршруты дали возможность про­верить, уточнить и дополнить прежние исследования. В результате Арсеньевым были вычерчены профили всех пройденных маршрутов и составлено географиче­ское описание исследованного района.

Арсеньев производил исследования намывной поло­сы прибоя с целью выяснения созидающей и разру-' шающей деятельности моря и роли растений в закреп­лении берега. Кроме того, он вел фаунистические на­блюдения и сборы. В частности, им было собрано око­ло 700 особей жуков и отмечено, что в прибрежном районе этих насекомых адало.

Ботаническими исследованиями занимался в основ­ном Н. А. Десулави, собравший более 800 растений и совместно с Арсеньевым установивший точную границу резкой смены маньчжурской флоры охотской — в том районе граница проходит по р. Сунэрл (на 25 верст севернее мыса Олимпиады). По наблюдениям Н. А. Де­сулави и В. К. Арсеньева, переход от одной флоры к другой очень резок: маньчжурская флора сразу клиньями стала входить в охотскую; их ожидания встретить постепенные переходы и' приопосабливае-мость растений не оправдались [ЛОА, ф. 723, от. 1, № 8, л. 4}.

Ботаническими сборами занимался и сам В. К. Ар­сеньев, по возвращении из экспедиции выславший бо­танику И. В. Палибину свой собственный гербарий по охотской флоре (768 растений) в дополнение к пере­данному ранее ему же в Петербурге [ЛОА, ф. 854, оп. 2, № 6, л. 1]. Следует отметить, что систематичес­кие исследования флоры в Уссурийском крае.произво­дились только до 45° с. ш., т. е. до бухты Терней. По­следним здесь работал участник экспедиции В. К. Ар-сеньева Н. А. Пальчевокий в 1906 г. Следовательно, Арсеньев и Десулави явились первыми исследователя­ми северного прибрежного района, на север от бухты Терней до мыса Золотой, где до них не был ни один ботаник. Все растения собирались ими в нескольких экземплярах, что позволило выслать гербарный матери­ал одновременно в Хабаровский музей, Ботанический музей Академии наук и проф. И. В. Палибину.

Как указывает сам путешественник, «центром тяже

142

сти его исследований были этнография й археологии. Вместе с приставом Михайловым он произвел перепись всего аборигенного населения, живущего на побережье моря в районе от мыса Золотой до бухты Терней включительно. Арсеньев полагал, что этой переписью будет положено начало правильной, систематической статистики местного населения. При проведении пере­писи выясняли и записывали фамилию, имя, возраст и место рождения каждого жителя, число семейств, на­звание родов и откуда они происходят [АГО, ф. ВКА, on. 1, № 42, л. 1—11; ЦГА РСФСР ДВ, ф. 702, оп. 5, № 289, л. 1—2].

Во время переписи Арсеньев хорошо изучил условия жизни тазов и удэгейцев и представил по этому вопро­су ряд докладов генерал-губернатору, в которых отме­чал, что эти народности разоряются, нищают, живут кое-как в шалашах и даже те из них, которые стали оседлыми, начинают вновь возвращаться к бродячему образу жизни, так как не имеют ни клочка земли, год­ной для хлебопашества. В связи с этим Арсеньев не­однократно просил о наделении землей всех вообще проживающих в крае аборигенов, и в первую очередь перешедших на оседлость тазов и удэгейцев в районе рек Великой Кемы, Тадуши, Пхусуна и др. [АГО, ф. ВКА, on. 1, № 45, л. 1—2]. Частично его требования были удовлетворены [ЦГА РСФСР ДВ, ф. 702, оп. 5, № 289, л. 3], но в целом положение аборигенов края почти не изменилось.

Наряду с этими практическими мероприятиями Ар­сеньев занимался сбором фольклорных материалов, изучением шаманства, собрал коллекцию (около 40 предметов) по религиозному культу удэгейцев, в числе которой имелись некоторые сэвохи (изображения духа сэвэна) размером выше человеческого роста и два священных дерева — «тун», покрытых резьбой и рисун­ками, шаманская маска «хамбаба» и др. Были прове­рены ранее собранные словарные материалы и продол­жено составление «Орочского словаря», при этом осо­бое 'внимание обращалось на название предметов хо­зяйственного быта и на язык шаманов, которые камла- нили на особом, уже утраченном языке. Произведены раскопки старых могил, откуда добыто шесть ороч-.ских скелетов [ЛОА, ф. 723, on. 1, № 8, л. 3—4, ф.854, оп. 2, № 6, л. 1—2; АГО, ф. 18, on. 1, № 21, л. 2]. Боль­шой материал был собран о китайцах-отходниках, дав-

143

ший существенное дополнение к работе Арсеньева на эту тему.

По пути следования экспедиции Арсеньев составил описания всех крепостей (городищ), рвов, колодцев, дорог и других старинных памятников Уссурийского края, снял их топографически, зарисовал и сфотогра­фировал. Ему удалось проследить старинную дорогу, идущую вдоль берега моря от р. Сунэрл до бухты Тер-ней. Между реками Тахобе и Кусуном на берегах безымянных озер Арсеньев раскопал две стоянки ка­менного века и собрал коллекцию палеолитических каменных топоров, стрел, скребков, сколков, костей, зубов и раковин. На сохранившейся 40-верстной «От­четной схематической карте средней части прибрежно­го района в Уссурийском крае», составленной Арсенье-вым, показаны места раскопок стоянок каменного века, а также все места, где были найдены городища, следы дорог, каменные укрепления и другие памятники (всего на побережье от р. Сунэрл до р. Тетюхе на карте отмечено 25 пунктов) [ЛОА, ф. 723, on. 1, № 8, л. 5, ф. 854, оп. 2, № 6, л. 3].

Во время этой экспедиции Арсеньев вел дневник, который не сохранился. В архивном фонде путешест­венника есть только одна дневниковая страничка с за­писями 1911 г.— это список минералогических образ­цов, снабженный авторским пояснением: «Продолже­ние на с. 296/483 дневника 1911—1912 гг.» [АГО, ф. ВКА, on. 1, № 28, с. 906]. Упоминания о дневнике 1911 г. имеются также в дневнике 1917—1925 гг. [АГО, ф. ВКА, on. 1, № 27, с. 721—722]. В дневниках других экспедиций встречаются отдельные словарные записи, сделанные в 1911 г. [АГО, ф. ВКА, on. 1, № 12, с. 627— 629, № 11, с. 409, 415—420]. По-видимому, во время экспедиции занимались и фотографированием, В фонде хранится одна групповая фотография (два репродуци­рованных экземпляра) с надписью В. К. Арсеньева: «Студент Усов Н. М., пристав К. И., Шильников А. А., Арсеньев В. К. и Ощепков Н. М. в экспедиции 1911 г.» [АГО, ф. ВКА, оп. 4, № 9, л. 1—2]. Сохранилась карта В. К. Арсеньева части побережья Японского моря, на которой показана граница маньчжурской и охотской флористических областей [ЛОА, ф. 854, оп. 2, № 6, л. 7].

144

1912—1913 гг.

Перед очередной экспедицией в Уссурийский край Арсеньеву пришлось совершить кратковременную по­ездку на р. Виру.

С назначением Н. Л. Гондатти приамурским гене­рал-губернатором в «рае началась борьба с малейшим проявлением революционных настроений. В 1911 г. была подавлена забастовка рабочих, строивших Амур­скую железную дорогу, затем последовало распоряже­ние об отправлении войск на Тетюхинские рудники для расправы с рабочими, предъявившими ряд эконо­мических требований. «Жестокая реакция и произвол, злоупотребления и самодурство, выискивание „крамо­лы" и подозрительность — таковы были общие черты гондаттиевского режима» [330, с. 153—168].

В январе 1912 г. Переселенческое управление от­командировало В. К. Арсеньева в качестве чиновника особых поручений в распоряжение Гондатти «для исполнения поручений по рабочему вопросу» [АГО, ф. ВКА, оп. 2, № 40, л. 2]. А уже в конце февраля по приказанию Гондатти Арсеньев предпринял 10-днев­ную поездку в район р. Виры (правый приток Амура) до станции Надеждинской с целью выяснения состоя­ния работ на бирских угольных «опях и условий быта рабочих. По возвращении в Хабаровск Арсеньев сделал доклад в Приамурском отделе РГО 8 марта 1912 г., содержание которого свидетельствует о том, что путе­шественник не преминул воспользоваться даже этой кратковременной поездкой для научных целей. Доклад сопровождался многочисленными диапозитивами и по­дробными картами [53а].

В докладе были приведены физико-географическое описание бассейна р. Виры, характеристика угольных копей (в 160 вередах от Амура, на левом берегу р. Ви­ры) и сведения об условиях жизни рабочих. По-види­мому, тондаттиевокий режим и занимаемое служебное положение не позволили Арсеньеву высказаться по «рабочему вопросу» со всей откровенностью. Он лишь отметил, что рабочие получают 15—18 руб. в месяц, "живут в бараках, спят на двухъярусных нарах. От по­луразвалившихся домишек и нищеты в деревнях Воло-чаево (50 дворов) и Русская Поляна (13 дворов) у него осталось тягостное впечатление.

Значительное место в докладе занимают этногра-

145

фичёскйё, археологические и топонимические наблюди н'ия. При описании р. Биры и ее притоков автор отме­чает, в частности, что аборигенные географические названия сохранились только в истоках этой реки, на остальной же территории бассейна они давно утраче­ны. Поэтому большинство гор, рек и урочищ вообще остается безымянным, только кое-где казаки ввели в обиход русские названия. Любопытная встреча про­изошла у Арсеньева на р. Бире с удэгейцами. Из рас­спросов 'Местного населения он узнал, что здесь живут тунгусы (эвенки) и «ламаки». Первые живут в верховь­ях Биры, вторые (их всего несколько семей) занимают­ся охотой и рыболовством 'по среднему ее течению. Заинтересовавшись загадочными «ламаками», Арсень-ев стал их разыскивать. На одной из отмелей реки он нашел места их летних стоянок и такие же точно, как у удэгейцев в Уссурийском крае, вешала из жердей для сушки рыбы, а также пустую юрту из корья. Через несколько дней удалось встретить и самих «ламаков» (троих" мужчин). Арсеньев заговорил с ними на удэгей­ском языке, и они поведали ему свою историю. Отцы их когда-то жили на р. Хоре в Уссурийском крае, но уже давно перекочевали на р. Виру. Все они из удэгей­ского рода Ламунка (отсюда искаженное казаками «ламаки»), язык их претерпел изменения, приняв мно­го эвенкийских и якутских слов.

Арсеньев успел произвести и археологические раз­ведки,.выявил четыре старинных укрепления, одно из которых посетил сам и дал его описание. Оно находи­лось в 14 верстах от казачьего хутора Надеждинского, на правом берегу р. Биры. Остальные три укрепления, по словам казаков, находились на реках Ижуре, Ине и на левом берегу Биры, около Красного Яра. Арсеньев предполагает, что постройка этих укреплений относит­ся к XIII в.

После поездки на Виру у Арсеньева осталось очень мало времени на подготовку Уссурийской экспедиции 1912 г. По своим служебным задачам она явилась про­должением экспедиции 1911 г. Из научных целей на первом месте стояла археология. Так как обе экспе­диции имели секретный характер, отчеты о них не были опубликованы (рукописи отчетов неизвестны). Об экспедиции 1912 г. сведения в литературе очень скудны. Это — небольшой газетный очерк В. К. Ар­сеньева о начальном этапе экспедиции [51, 29.%,

146

12. 24.07.1912; 104, с. 203—212], репортерская заметка о ходе и приближавшемся окончании путешествия [396, 8.01.1913] и краткие сведения, отдельные упоми­нания о ней в работах некоторых биографов. Так, Г. В. Карпов и Г. Г. Пермяков только упоминают об этой экспедиции; Ф. Ф. Аристов и Н. Е. Кабанов при­водят совершенно одинаковые, но ошибочные сведения о ее продолжительности и о маршруте: «В следующем, 1912 году, осенью, В. К. Арсеньев совершил опять небольшую экспедицию... На пароходе из Владивостока поехал на север до Нахтоху, затем берегом моря про­шел до р. Такемы, и уже в позднюю осеннюю пору, пе­ревалив Сихотэ-Алинь, он вышел на р. Арму, по по­следней спустился до р. Имана и уже по нему достиг линии железной дороги» [175, с. 34; 44, с. 230]. Эти явно перепутанные сведения о маршрутах двух экспе­диций 1911 и 1912 гг. попали и на некоторые маршрут­ные схематические карты экспедиций В. К. Арсеньева (см., например, [105, с. 339]). М. К. Азадовский дал краткие и в основном правильные сведения об экспе­диции 1912 г., опубликовал три отрывка из несохра-нившегося путевого дневника 1912 г. в книге В. К. Ар­сеньева «Жизнь и приключения в тайге» [104, с. 203— 242, 271].

На основании печатных и неопубликованных источ­ников 17 можно установить прохождение маршрута пу­тешествия (с разной степенью подробности), его участ­ников, продолжительность, полученные результаты и т. п.

План экспедиции был разработан В. К. Арсеньевым в январе — феврале 1912 г. и представлен генерал-гу­бернатору, который отпустил на нее 4695 руб. Состав участников (около 20 человек): начальник В. К. Ар­сеньев, переводчик А. А. Шильников, горный инженер Петров, Н. М. Ошейков, П. Савин, препаратор А. К. Ар­

17 Из неопубликованных источников сохранились: путевой днев­ник В. К. Арсеньева с 20 декабря 1912 по 14 января 1913 г. [АГО, ф. ВКА, on. 1, № 28, с. 915—947]; листы маршрутных съемок за пе­риод с 6 по 10 июля 1912 г. и с 18 декабря 1912 по б января 1913 г. [АГО, ф. ВКА, on. 1, № 24, с. 1—15; № 25, с. 1—40]; доклады и ра­порты В. К Арсеньева генерал-губернатору о плане, ходе и окон­чании экспедиции [ЦГА РСФСР ДВ, ф. 702, on. 1, № 716, л. 113, 115—118, 123, 124, 127, 130—131, 169]; предписания генерал-губер­натора В. К. Арсеньеву, А. А. Шильникову, военному губернатору Приморской области ЩГА РСФСР ДВ, ф. 702, on. 1, № 716, л. 121, 125; ф. 1, оп. 7, № 1290, л. 1].

147

сеньев18, «нижние чины» '(городовые из Владивосто­ка—девять человек: М. Назарец, А. Попик, К. Зорин, П. Абросимов, Г. Кологривенко, И. Шкляр, В. Комаров и др.), лесники из Ольгинского уезда И. Миронов, Г. Пищулин и С. Бобров. Кроме того, экопедиции по­могали 'проводник М. Самусенко, приставы и помощни­ки лесничих в Анучине, заливе Святой Ольги, на реках Тетюхе и Имане19, а в зимнем походе участвовал удэгеец Оунцай Геонка.

6 апреля 1912 г. В. К. Арсеньев выехал во Влади­восток, где были сделаны последние приготовления к экспедиции, затем отправился на сборный пункт экс­педиции— в село Кремово, расположенное в 1,5 вёр­стах от станции Иштолитовки. С 16 по 20 апреля от­ряд находился в Кремово: подгоняли седла к лошадям (в г. Никольске-Уссурийском было куплено шесть ло­шадей) и приучали их к седловке. 22 апреля отряд выступил из Кремово двумя дорогами. Обоз пошел на деревню Осиновку и к р. Лефу. Остальные вместе с Арсеньевым отправились пешком через горы прямо к р. Лефу и 30 апреля дошли до урочища Анучино, откуда повернули на р. Даубихе и в мае достигли села Семеновки. Здесь в 12—14 верстах от села отряд Арсеньева прожил более 10 дней на Первой поляне, откуда направился через Чугуевку и перевал Сихотэ-Алинь в пост Ольги. На пути отряд Арсеньева задер­жал около 800 отходников-браконьеров. Из поста Оль­ги пешим ходом экспедиция прибыла в бухту Кема, откуда в августе спустилась на юг до р. Тетюхе. Во время этого перехода было задержано до 200 бра-

18 Арсеньев А. К., брат путешественника, в 1911 г., после окон­чания Межевого института в Москве, приехал вместе с братом на Дальний Восток, где работал долгие годы топографом. Участвовал в экспедиции 1912 г. (на начальном ее этапе). Последние годы жил в Новосибирской области. В 1962 г. написал воспоминания о В. К. Ар-сеньеве и о своем участии в его экспедиции 1912 г., которые пере­даны вместе с другими материалами в Архив Ленинградского отде­ления АН СССР [ЛОА, p. IV, оп; 63, № 1, л. 1—144; № 2, л. 1—25].

19 В воспоминаниях брата путешественника, А. К. Арсеньева, на­писанных 50 лет спустя, указан следующий состав экспедиции: ар­хеологи Шевелев и М. М. Гусев, горный инженер С. А. Петров, сту­денты-археологи Сергей Михайлович и Николай Степанович (фами­лии их не указаны), помощник Ольгинского лесничего П. П. Борда-ков, ботаник Н. А. Десулави, китаец Чжан Бао, шесть стрелков 36-го стрелкового полка, из которых двое (Захаров и Ш. Фазылов) уча­ствовали в прежних экспедициях Арсеньева [ЛОА, p. IV, оп. 63, № 2, л. 2—3, 24]. Этот список участников экспедиции показывает, что к воспоминаниям А, К- Арсед»ь.ев,а, следует отиоситься осторожно.

148