«В. А. Белов ЗАНИМАТЕЛЬНАЯ ЦИВИЛИСТИКА Очерки по небольшим, но небезынтересным вопросам гражданского права ...»

. В свою очередь Гене и Чебурашке при­дется рассчитаться с собственниками компрессора и строи­тельных материалов, уплатив первому все, извлеченные из использования компрессора, доходы (п. 1 ст. 1107 ГК), а вто­рому — возместив все убытки, причиненные самоуправным присвоением его строительных материалов (ст. 15 и 1064, + по аналогии п. 2 и 3 ст. 220 ГК). Над вопросом о том, могут ли они взыскать суммы, выплаченные ими по названным основаниям, с муниципального образования, мы предостав­ляем читателям возможность подумать самостоятельно. Итак, возведенная Геной и Чебурашкой детская площадка, судя по всему, должна поступить в муниципальную собствен­ность.

2.3. «Все ненужное — на слом, соберем

металлолом!»(принадлежность металлолома,

собранного на общественных началах)

Действительно, каков правовой режим металлолома до и после его сбора и сдачи?

Брошенный лом металловxl

назван в абз. 1 п. 2 ст. 226 ГК среди движимых вещей, которые могут быть обращены в собственность лицом, являющимся собственником, владель­цем или пользователем земельного участка, водоема или ино­го объекта, на котором находятся такие вещи, посредством их простой оккупации. Условием законности такой оккупа­ции является стоимость её предметов — не более пяти мини­мальных размеров оплаты труда для одной вещи. Лицу, осу­ществившему оккупацию брошенной движимой вещи большей стоимости, необходимо обратиться в суд с заявлением о при­знании её бесхозяйной — только его удовлетворение делает ок­купацию законной. Вот, пожалуй, и все, что встречается по интересующему нас вопросу в Гражданском кодексе. Для нас это очень мало, ибо действительные акции по сбору металло­лома обыкновенно предполагают сдачу брошенного лома во­все не собственниками земельных участков, на которых он на­ходится, а посторонними лицами — гражданами, участвующи­ми в таких акциях на добровольных и нередко общественных началах, т. е. совсем не в тех фактических обстоятельствах, о которых упоминает ГК.

Акции по организованному сбору металлолома гражда­нами проводятся, обыкновенно, на территориях и по иници­ативе соответствующих муниципальных образований (ре­же — субъектов федерации), которые нередко действуют в лице муниципальных заготовительных организаций. Чаще, однако, муниципальные образования лишь организуют сбор металлолома среди населения, а собранный таким образом лом сдают заготовительным организациям от своего име­ни сами, либо через юридические лица, организовавшие его сбор. При таком подходе сдатчики получают возможность сдачи любого лома черных и цветных металлов, при нали­чии документов, подтверждающих их право собственности на этот ломxli

(пункты 3 Правил обращения с ломом и отхо­дами (1) черных металлов и их отчужденияxlii

и (2) цвет­ных металлов и их отчужденияxliii

). Граждане же вправе сдавать от собственного имени в пункты приема метал­лолома только предметы, образовавшиеся в ходе бытового употребления, перечни которых определяются соответству­ющими субъектами федерацииxliv

, т. е. только такой метал­лолом, который, судя по внешним признакам, находится в его собственности по основаниям, отличным от окку­пации (см. об этом пункты 2 обоих названных правитель­ственных Правил). «Сдача» металлолома производится за денежную плату (п. 15 Правил обращения с ломом черных металлов и п. 17 Правил обращения с ломом металлов цвет­ных), т. е. с юридической точки зрения представляет собой его куплю-продажу.

Итак, с режимом металлолома после его сдачи специа­лизированным заготовительным организациям или гражда­нам-заготовителям, действующим как индивидуальные пред­приниматели, все более-менее понятно — его собственниками становятся сами эти организацииxlv и граждане-заготови­тели. Каково же юридическое положение граждан, привле ченных муниципальным образованием к сбору металлолома и кому принадлежит собранный ими лом до его сдачи заказ­чику (муниципальному образованию)? и после такой сдачи, но до его продажи заготовительной организации?

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно выяснить, како­вы юридические отношения граждан, участвующих в акции • по сбору металлолома с её организаторами. Если в советское время они напоминали отношения трудовой повинности'xlvi

, то в настоящее время они должны иметь характер отноше­ний по производству общественных работ — исполнению социально ориентированных трудовых обязанностей граж­данами, нуждающимися во временном заработке. Особен­ности организации и производства общественных работ ре­гулируются Положением об организации общественных ра­бот, утвержденным Постановлением правительства РФ от 14 июля 1997 г. № 875xlvii

; кстати, в п. 6 данного Положе­ния, среди возможных направлений организации и прове­дения общественных работ прямо названа деятельность по организации сбора и переработки вторичного сырья, в том числе металлического лома. С лицами, желающими участ­вовать в общественных работах, работодатель — публичное образование или организация, действующая либо от имени публичного образования, либо от собственного имениxlviii

— заключает срочный трудовой договор (п. 13 Правил; см. об этом также предпоследний абзац ст. 59 Трудового кодек­са РФxlix

), т. е. отношения граждан, участвующих в обще­ственных работах с их организатором по выполнению обще­ственных работ являются трудовыми и регулируются тру­довым законодательством. К этой же категории относят­ся и отношения граждан с организатором работ по оплате этих последних: в соответствии с п. 17 Правил оплата труда граждан, занятых на общественных работах, производит­ся в соответствии с трудовым законодательством РФ. Как известно, возложенную на него трудовую функцию работ­ник по трудовому договору (в отличии от договора подряда) обязан выполнять в соответствии с законными указаниями работодателя, на его страх и риск и его иждивением; со­здаваемые в ходе такой деятельности плоды, продукция и доходы поступают в собственность работодателя. Таким образом, как до, так и после сдачи металлического лома собравшими его гражданами организатору работ по его сбору, собранный лом находится в собственности организа­тора-работодателя.

2.4. «На следующей станции высадим!»

(последствия безбилетного проезда

в поезде дальнего следования)

Почему? Ведь проводник уже проверил билеты Чебураш­ки и Гены, когда те входили в вагон. Мог, конечно, проводник и не запомнить, у кого он проверял билеты, у кого нет, но во­обще говоря он обязан был осуществлять их проверку у всех без исключения лиц, входящих в вагонl

(см. п. 2.9 Инструк­ции проводнику пассажирского вагона). Понятно, если бы де­ло происходило в пригородном поезде — туда действительно садятся все желающие и как железнодорожники ни хитрят с турникетами, препятствующими безбилетному входу на и вы­ходу со станции, «зайцев» в электричках по-прежнему хвата­ет. Понятно также, если бы дело было в автобусе, словом, в таком транспортном средстве, посадка на которое осуществ­ляется бесконтрольно. Но поезд дальнего следования...

Между тем, проводники поездов дальнего следования обязательно собирают с пассажиров вагонов, имеющих спальные места, все билеты, причем, погашают их посред­ством надрыва, после чего помещают в соответствующую ячейку специальной папки, которая до конца поездки хра­нится у проводника; лишь за 30 минут до окончания поездки билеты могут быть возвращены пассажирам по их просьбе (п. 2.9 и 3.9 Инструкции проводнику пассажирского вагона). если при этой процедуре выявляется пассажир, не имею­щий билета, таковой, как правилоli

, считается безбилетным и штрафуется по правилам ст. 11.48 Кодекса РФ об админи­стративных правонарушенияхlii

; однако ничего подобного«На следующей станции высадим!»Кодекс не предусматри­ваетliii

. В чем же здесь дело?

Согласно п. 14 Правил оказания услуг по перевозке пас­сажиров, а также грузов, багажа и грузобагажа для личных (бытовых) нужд на федеральном железнодорожном транс­порте, утвержденных Постановлением Правительства РФ от 11 марта 1999 г. № 277liv, «пассажир при посадке в поезд обязан иметь надлежащим образом оформленный проезд­ной документ (билет), документ, удостоверяющий его лич­ность, реквизиты которого указаны в проездном документе (билете), а при Наличии льгот —также и документ, подтвер­ждающий право на льготы»lv

. Стало быть, если некто ока­зался в поезде, то предполагается, что оказался он там за­конно, будучи допущенным к посадке, а значит, по крайней мере, при посадке в поезд он имел билет. Но вот читаем п. 17 Правил, гласящий, что «Пассажир, предъявивший в поезде проездной документ (билет), срок действия которого истек или в котором указаны фамилия или номер документа, удо­стоверяющего личность, не соответствующие фамилии или номеру, указанным в документе, удостоверяющем личность пассажира, считается безбилетным». Что же получается? Не только министерская Инструкция, но и правительственные Правила считают вполне естествен­ной проверку билетов у пассажиров не только при их посадке в поезд дальнего следования, но и в пути следования. Зачем нужна такая проверка? Ведь если вы — пассажир, находящийся в следующем по маршруту поезде, — то вы просто не мо­жете оказаться безбилетным (вас ведь допустили к посадке, чего не сделали бы, не будь у вас билета); на каком лее основании можно проверять билеты у лиц, уже находящихся в поезде — лиц, заведомо являющихся пассажирами!

Мы уже обращали внимание читателей на то, что в пу­ти следования поезда проводники собирают билеты лишь в таких вагонах, в которых имеются спальные места (СВ, купе и плацкартные вагоны); в вагонах поездов дальнего следования, не имеющих спальных мест (общих вагонах и вагонах межобластных с сидячими местами) билеты с пас­сажиров, уже севших в поезд, проводниками не собираются. Почему? Что такого особенного в вагонах со спальными ме­стами? Ответ очевиден: вполне естественно, что пассажир, имеющий спальное место, может в пути следования какое-то время отдыхать и даже спать; нарушать его отдых без достаточных к тому оснований не имеет права ни один же­лезнодорожный служащий.

Теперь вспомним, что проводник пассажирского ваго­на — это именно проводник, но не билетный контролер — должностное лицо железной дороги, в функции которого входит проверка билетов непосредственно у пассажиров, и не ревизор — должностное лицо железной дороги, на кото­рое возлагается проверка правильности деятельности дру­гих железнодорожных служащих, в том числе и проводни­ков пассажирских вагонов. А проводник, — «хозяин ваго­на», — видя, что его вагон полупустой, и зная, что на про межуточных станциях пути следования обыкновенно почти не подсаживается пассажиров, вполне может за определён­ную мзду заполнить вагон лицами, не имеющими билетов. Сколько-нибудь широкого распространения такой практики допускать, естественно, нельзяlvi, ибо иначе железная до­рога, формально оставаясь вовсе без пассажиров, реально будет возить битком набитые поезда, ибо пассажиры, есте­ственно, предпочтут не покупать билеты в кассах, а платить проводникам — и меньше и эффективнее. В результате вся выручка, которая должна была бы поступить железной до­роге, осядет в карманах «хозяев вагонов». Значит, проверка билетов у пассажиров должна быть организована не только в поездах со свободным доступом в вагоны, но и в поездах дальнего следования. Как же её можно организовать и про­вести?

Проверка билетов в поездах дальнего следования, не имеющих спальных мест, вполне может быть осуществле­на непосредственно билетными контролерами, — также, как это делается в электричках и вообще пригородных поездах. Проверить билеты у пассажиров вагонов со спальными ме­стами значительно сложнее. Мало того, что бригада кон­тролеров рискует столкнуться с совершенно справедливыми претензиями разбуженных ею законопослушных пассажи­ров, её проверка может оказаться вовсе безрезультатной — спящие пассажиры могут просто не открыть дверей своих купе. Вот именно для того, чтобы не беспокоить пассажиров вагонов со спальными местами в них проверяется наличие билетов не у пассажиров, а у проводников; осуществляют такую проверку уже не контролеры, а ревизоры. Итак, проводник, собирающий билеты с пассажиров, за­нимающих спальные места, делает это вовсе не с целью по­вторной проверки билетов, а для того, чтобы иметь возмож­ность отчитаться перед бригадой ревизоров за занятые ме­ста в вагоне, т. е. в своих собственных интересах. По каж­дому факту обнаружения занятого, но не оправданного на личием билета в соответствующем кармашке билетной папки проводника, места, бригада ревизоров составляет акт, кото­рый является основанием для применения к проводнику, — работнику железной дороги, заполняющему вагон пассажи­рами, не оплатившими проезда, т. е. действующему в ущерб работодателю, — дисциплинарного взыскания. У билетного же контролера, обычно всегда сопровождающего бригаду ревизо­ров (либо контролера-ревизора), появятся достаточные основания потревожить покой пассажира, хотя бы и спящего, но проезжающего на неоплаченном месте, с целью взыскания с него штрафа.

Что же делать законопослушным пассажирам, оплатив­шим проезд, но после посадки утерявшим билеты? В дорож­ной суете все бывает — и у провожающих можно оставить билет, и засунуть его куда-нибудь, а потом забыть куда, да и стащить билеты тоже могут — что уж скрыватьlvii

! В осо­бенности, если они лежали в кошельке или бумажнике — вместе с этим последним. Подобная неприятность и сама по себе кого угодно выбьет из колеи, а тут ещё — перспектива штрафа, а то и угроза высадки! Но и проводника тоже мож­но понять: возможно, что он даже помнит, что при посадке в вагон у данного пассажира был билет, — но как он убедит в этом бригаду ревизоров, если те, не дай Бог, нагрянут с про­веркой? Естественно, каждый участник конфликта должен постараться понять другого: проводник должен предоста­вить пассажиру время, чтобы тот мог успокоиться и поста­раться найти потерянный билет; пассажир же должен взять себя в руки и приложить все усилия, чтобы вспомнить, куда же он мог задевать билет. Минут тридцать-сорок — обыкно­венно вполне достаточный для этого срок. Если билет обна­ружится—прекрасно; инцидент можно считать исчерпан­ным. Если же нет, то проводник должен сообщить пассажи­ру, в каком вагоне следует начальник (бригадир) поезда с тем, чтобы пассажир сделал последнему заявление об утра­те билета.

Начальник поезда, получивший такое заявление, обязан немедленно, как только это станет возможным, связаться по рации с пунктом продажи билетов (кассой) и установить, за­фиксирован ли автоматизированной системой продажи би­летов факт приобретения билета на определённое место в определённом вагоне и поезде на имя пассажира, сделавше­го заявление об утрате билета. При положительном ответе кассы начальник поезда заполняет квитанцию специальной формы, заменяющую билет; при отрицательном — состав­ляет акт об административном правонарушении, взыскива­ет с пассажира штраф за безбилетный проезд, уплату ко­торого также удостоверяет квитанцией, и проездную пла­ту (ещё одна квитанция). При отказе пассажира от уплаты штрафа или внесении проездной платы начальник вправе принять решение о высадке пассажира на ближайшем оста­новочном пункте; при необходимости он связывается по ра­ции с администрацией этого пункта, дабы обеспечить по­мощь сотрудников милиции и предупреждает локомотив­ную бригаду о планируемой высадке пассажира-нарушите­ля с поезда и возможной задержке его отправления в связи с такой высадкой.

Итак, в настоящее время незаконность действий провод­ника поезда «Москва — Ялта», высадившего Гену с Чебураш­кой, не сумевших предъявить билетов, не подлежит сомне­нию. Вместе с тем, действия эти могли быть оправданы, будь они совершены в то время, когда поездная бригада не имела возможности радиосвязи с билетными кассами, либо когда от­сутствовала единая (общегосударственная) автоматизирован­ная система продажи железнодорожных билетов, либо тогда, когда билеты не были именными.

3. Мультфильмы о Винни-Пухе. «Как Львенок и Черепаха пели песню»

3.1. «А если ты не выстрелишь, тогда испорчусь

я!»(к вопросу о признаках действия в состоянии

крайней необходимости)

Крылатая фраза; можно сказать, крик души Винни-Пуха, в порыве отчаянья брошенный им поросенку Пятачку с це­лью объяснить, почему он, Пятачок, должен пожертвовать своим воздушным шариком. Альтернатива для него была про­ста: или, сохранив шарик, позволить пчелам искусать Винни-Пуха, или, сохранив здоровье Винни-Пуха, прострелить ша­рик. Самоотверженный Пятачок выбрал второе. Да, ему бы­ло очень жаль собственного шарика, но Винни-Пуха он жа­лел ещё больше — честь ему за это и хвала. Винни-Пух же, дабы вести себя соответственно, должен возместить Пятач­ку имущественный вред, который тот понес, действуя в его, Винни-Пуха, интересах.

Но вот какой вопрос тут возникает. Если возмещение тако­го вреда составляет содержание юридической обязанности, то какими нормами законодательства определяется её содержа­ние? Напрашиваются два варианта квалификации действий Пятачка: (1) действие в состоянии крайней необходимости и (2) действие в чужом интересе без порученияlviii

. Не испортив шарика, невозможно было спасти Винни-Пухаlix

— вот лейт мотив всей ситуации, которая, на первый взгляд, может быть описана обоими нормами. Где же грань между конструкция­ми действий в состоянии крайней необходимости и в чужом 11 нтересе?

Изучение норм гл. 50 ГК показывает, что действие в чу­жом интересе без поручения предполагает осуществление ис­ключительно за собственный счёт действующего лица, без причинения вреда имуществу интересанта и третьих лиц. На­против, норма 1067-й статьи Кодекса — о действии в состо­янии крайней необходимости — сформулирована таким обра­зом, что предполагает действие за чужой счёт, т. е. с причи­нением вреда имуществу интересанта или третьих лиц.

Таким образом, если Пятачок, действуя во имя спасе­ния Винни-Пуха, портит собственный воздушный шарикlx

, он действует в чужом интересе (за свой собственный счёт); предварительное одобрение этого действия в нашем случае несомненно, а значит, на Винни-Пуха ложится обязанность не только возместить Пятачку все понесенные им необходи­мые расходы (стоимость испорченного шарика — ст. 984 ГК), но и уплатить вознаграждение (ст. 985). Институт действия в чужом интересе без поручения направлен на урегулирова­ние отношений по возмещению ущерба, понесенного действу­ющим лицом. Действующее лицо — кредитор, интересант— должник. Образующиеся при этом правоотношения ст. 982 ГК квалифицирует как договорные или, во всяком случае, квази­договорные.

Но если бы Пятачку пришлось стрелять в чужой шарик, — шарик, принадлежавший самому Винни-Пуху или третьему лицу (скажем, Кролику или Ослику Иа), — перед нами было бы действие в состоянии крайней необходимости; действие, приведшее не к несению, а к причинению вреда действующим лицом и образованию деликтного правоотношения с иным распределением обязательственных ролей. Действующее лицо в них становится должником, а интересант или третье лицо — кредитором. Причем, суд может (с учетом обстоятельств дела, связанного с причинением вреда имуществу третьих лиц) преобразовать возникшее деликтное правоотношение, либо переложив обязанность возмещения причиненного вреда на интересанта (интересант — должник, третье лицо — кредиторlxi

), либо вовсе освободив от возмещения вреда как лицо, причинившеє вред, так и интересанта (прекратить образовавшееся деликтное правоотношение). Подобными полномочиями в) рамках института действия в чужом интересе суд не распола­гает.

Разумеется, нельзя исключить случаев смешанного ро­да — случаев, когда действие обладает признаками й тако­го, которое совершено в чужом интересе без поручения и, в то же время, действия, совершенного в состоянии край­ней необходимости. Так было бы в том, например, случае, когда Пятачок стреляет в чужой шарик, но из собственно­го ружья. С одной стороны, он портит чужое имущество и отношения, возникающие в связи с причинением такого вре­да следует обсуждать по правилам о крайней необходимо­сти. С другой же стороны — он сам терпит ущерб в размере стоимости ружейного заряда; требование о его возмещении должно обсуждаться по правилам о возмещении необходи­мых расходов, понесенных при действии в чужом интересе без поручения интересанта.

Интересно ещё и вот что. Вспомним, что Пятачок по­пал в шарик не с первого раза, а только лишь с третьего, потратив, соответственно, не один, а три ружейных заря­да. Первые два выстрела оказались безрезультатными: один оттого, что Пятачок, полагая, что его задача состоит имен­но в том, чтобы отгонять пчел, стрелял не в шарик, а в пчел; второй же раз Пятачок просто «промазал»lxii

. Обязан ли Винни-Пух оплатить Пятачку стоимость всех трех заря­дов, или лишь одного — того самого, которым был сбит шар? Обращение к правилам гл. 50 ГК дает основания склонить­ся к первому варианту ответа на этот вопрос: согласно абз. 2 п. 1 ст. 984 Кодекса право на возмещение лицом, действо­вавшим в чужом интересе, понесенных в этой связи необ­ходимых расходов и иного реального ущерба, наличествует даже в том случае, когда действия в чужом интересе не привели к предполагаемому результату. Единственная ого­ворка на этот счёт касается соразмерности суммы понесен­ных расходов с размером предотвращенного ущерба имуще­ству: размер возмещения не должен превышать стоимости спасенного имущества. Но в нашем случае эта оговорка не важна, ибо ситуация у нас касалась спасения жизни и здо­ровья, а не предотвращения вреда имуществу.

3.2. «Наверное, ты его где-нибудь оставил. —

Нет, наверное, его кто-нибудь стащил!»

(о способе выбытия хвостика из владения

Ослика Иа и о возможности его виндикации)

Эпизод в пропавшим хвостиком Ослика Иа не только один из самых запоминающихся, но и едва ли не самый интересный с юридической точки зрения. Пропавший хвостик совершен­но случайно обнаружил Винни-Пух — хвостик был привязан к колокольчику у входной двери дома Совы. На вопрос Пуха о том, откуда у нее этот «красивый шнурок» Сова рассказала, что она увидела его в лесу, висящим на кустике чертополоха. «Сначала я подумала, — объясняла Сова, — а вдруг там кто-нибудь живет? Я позвонила. Мне никто не ответил. Вообще. Я позвонила ещё раз. Потом ещё! Потом я позвонила очень громко и он... оторвался! А так как он никому не был ну­жен, то я взяла его себе». Дальнейшая судьба хвостика всем известна — под видом подарка ко дню рождения Сова возвра­тила хвостик Иа.

Предположим иное развитие ситуации: хвостик обнару­жил бы сам Иа. Мог ли бы он истребовать хвостик из неза­конного владения Совы? Попробуем ответить на поставлен­ный вопрос, естественно, отвлекаясь от совершенней нереаль­ности, если не сказать — нелепости ситуации, в которой хво­стик мог быть безболезненно оторван от Ослика, равно как и столь же оперативно и безболезненно к нему присоединен — допустим, что это возможно.

Удовлетворение виндикационного притязания (иска) возможно при соблюдении нескольких условий.

Во-первых, предметом виндикации может быть толь­ко индивидуально определённая вещь. То, что ослиный хво­стик — это вещь (предмет материального мира с потреби­тельной стоимостью), сомнению не подлежит. С определён­ностью сложнее: в реальной жизни определить, от какого именно ослика тот или иной хвостик, вряд ли возможно. Нас спасает то, что перед нами не реальная жизнь, а мультик, судя по которому Иа был единственным осликом в лесу. Следовательно, его хвост является индивидуально опреде­лённой вещью и, стало быть, может быть предметом винди­кации.

Во-вторых, к моменту предъявления виндикационного иска не должна истечь исковая давность. В мультике этот вопрос вовсе не обсуждается, но из того обстоятельства, что Ослик Иа первоначально ничего не знал о пропаже хвости­ка, можно предположить, что пропажа эта произошла со­всем недавно. Значит есть все основания считать, что иско­вая давность по виндикационному притязанию Ослика ещё не пропущена.

В-третьих, истцом по виндикационному иску должен быть невладеющий собственник, а ответчиком — владею­щий несобственник вещи. Право собственности Иа на от­деленный от него хвостик не подлежит сомнению; владела хвостиком Сова; никаких препятствий для предъявления Осликом виндикационного иска к Сове не существует.

Наконец, в-четвертых, не должны применяться какие-либо ограничения виндикации. Их применение зависит от нескольких факторов, а именно — от статуса владельца виндицируемой вещи (является ли он её приобретателем, и если да, то каким — добросовестным или нет),, а для добро­совестного приобретателя — также от способа её приобрете­ния владельцем (возмездного или безвозмездного) и способа выбытия вещи из обладания собственника (по его воле или против его воли).

Является ли Сова приобретателем хвостика? Судя по её словам, которые у нас нет причин подвергать сомнению, да. Она приняла висящий на кустике хвостик за шнурок, т. е. за брошенную движимую вещь, стоимость которой явно ниже пятикратного размера минимальной месячной оплаты труда. Если лес, в котором был обнаружен хвостик, нахо­дился в общем пользовании всех его обитателей, разрешен­ном собственником леса или местным обычаем, то нет ни­каких причин возразить против права Совы на присвоение хвостикаlxiii

.

Приобрела Сова хвостик безвозмездно. Строго говоря, после этого можно уже ничего больше не обсуждать, ибо ограничения виндикации здесь явно не применяются: при­обретенные безвозмездно вещи собственник вправе истребо­вать из чужого владения во всех случаях. Лишь если бы Со­ва приобрела хвостик возмездным образом, например, купи­ла бы его, был бы смысл обсуждать вопрос о способе выбы­тия хвостика из владения Иа. Тем не менее, мы скажем два слова и по этому вопросу тоже, дабы рассмотрение инсти­тута было бы полным.

Как выбыл хвостик из обладания Иа? «Наверное, ты его где-нибудь оставил» — предполагает Винни-Пух. «Нет, — возражает Иа,— наверное его кто-нибудь стащил!». Из рас­сказа Совы нельзя понять, то ли она просто оторвала хво­стик от Ослика, стоявшего внутри куста чертополоха (ста­щила), то ли сняла с куста хвостик, оставленный там Осли­ком (присвоила оставленный, т. е. забытый, потерянный, хвостик). Но какое из предположений не взять, получается, что хвостик в любом случае выбыл из обладания Ослика по­мимо его воли, а значит, он подлежит виндикации без каких бы то ни было ограничений, в том числе даже тогда, когда он был приобретен по возмездной сделке. Приобретателю в этом случае предоставляется возможность привлечения продавца к ответственности за эвикцию — изъятие товара у приобретателя по требованию третьих лиц (ст. 460-462 ГК).

Итак, с какой стороны ни глянь — никаких оснований со­хранять владение хвостиком за Совой (отказывать в удовле­творении виндикационного иска Ослика) не существует: хво­стик подлежит отобранию у Совы и возвращению во владе­ние Ослика Иа.

3.3. «Скромный, но оч-чень полезный подарок — вот этот шнурок!» (подарок ли?)

Сказанное выше не оставляет никаких сомнений: ни о ка­ком «подарке» речи тут, конечно, не идет: Сова вернула Осли­ку Иа то, что ему и так принадлежит.

3.4. «И все-таки надо петь «лежу». Это же я

придумала!» (право автора на неприкосновенность

произведения)

Львенок и Черепаха пели песню. Лежащая Черепаха пела «Я на солнышке лежу», а сидящий Львенок — «Я на сол­нышке сижу». Вправе ли Черепаха требовать от Львенка ис­полнения песни в её авторском варианте, либо вовсе воздер­живаться от её исполнения, или же Львенок по собственному усмотрению может заменять те или иные её слова?

В п. 1 ст. 15 Закона РФ от 9 июля 1993 г. № 5351-1 «Об авторском праве и смежных правах»lxiv

установлено, что ав­тору охраноспособного произведения принадлежит, в числе прочих субъективных прав, так называемое право на защи­ту репутации автора. Сущность этого права заключается именно в возможности автора требовать от любых других лиц воздерживаться от всяких искажений произведения, которые были бы способны нанести ущерб чести или досто­инству автора. Ясно, что с этой точки зрения ничего кри­минального в замене «лежу» на «сижу», конечно же, нет; оттого, что кто-то споет «Я на солнышке сижу» ни честь, ни достоинство автора песни не пострадают.

С другой же стороны, в п. 2 ст. 16 Авторского зако­на в числе имущественных прав автора названа исключи­тельная возможность автора решать вопрос о любой (в том числе и не наносящей никакого ущерба чести или до­стоинству автора) переработке и переделке своего произве­дения. Такая возможность реализуется автором самостоя­тельно, или, пользуясь терминологией вещного права, «ис­ключительно и независимо от лица постороннего». Автор может как сам осуществлять переработку своего произве­дения, так и запрещать её осуществление другим лицам. Следовательно, с этой точки зрения никаких «сижу» вме­сто «лежу» без согласия автора быть не может. А такого согласия явно нет; больше того, Черепаха прямо заявляет, что надо петь «лежу», объясняя свои претензии именно тем, что это «она придумала».

Какой же норме отдать предпочтение? Видимо, нужно обратить внимание на то, что одна из них — о недопусти­мости искажений, ущемляющих честь или достоинство ав­тора (ст. 15) — рассматривается законодательством как воз­можность личного неимущественного свойства; вторая же (ст. 16) — о недопустимости любой переделки произведения — как составляющая имущественных правомочий автора. Зна чит, строго говоря, перед нами две составляющие одного и того же содержания, но разных целей: законодатель запре­щает производить любую переработку произведения без со- I гласия автора, если таковая наносит или может нанести ущерб j чести, достоинству, либо имущественным интересам автора. В норме п. 2 ст. 135 Основ гражданского законодательства 1991 г. из двух этих возможностей составлено своеобразное лично-имущественное субъективное право автора — право на неприкосновенность произведения; известно оно и ст. 480 ГК РСФСР 1964 г., кстати, тоже сохранившей силу вплоть до на­стоящего времени. Поскольку для защиты своих имуществен­ных интересов автор всегда вправе воспользоваться таким средством, как компенсация, применяемым безотносительно к наличию и размеру убытков (п. 2 ст. 49 Авторского закона), следует заключить, что и охрана произведений от искажения должна осуществляться всегда, независимо от того, доказал ли автор причинение ему искажениями каких-либо убытков, или нет.

Игра и пари как институты гражданского праваlxv

В новый Гражданский кодекс Российской Федерации, по примеру ряда европейских законодательств, включены нормы (ст. 1062 и 1063), регламентирующие общественные отноше­ния, возникающие из проведения игр и пари и участия в них. Законодатель подчеркнул, что такие факты, как проведение игр и пари, а также участие в них, являются юридическими фактами, имеют определённое гражданско-правовое значение, т. е. порождают ряд субъективных гражданских прав и юри­дических обязанностей.

Обращение к этим нормам позволяет констатировать несколько любопытных моментов. Во-первых, в них отсут­ствует какое-либо определение терминов «игра» и «пари»; между тем, новизна этих норм для отечественного законо­дательства, а также общий дух ГК, стремящегося не только назвать, но и определить всякий договор, таких определе­ний, несомненно требуют. Во-вторых, в этих нормах конста­тируется, что юридическое значение, приданное законода­телем играм и пари, весьма и весьма специфическое: обяза­тельства из них возникают, но, как правило, не цивильные, а натуральные — не подлежащие судебной защите в случае нарушения. В-третьих, все формулировки упомянутых ста­тей отличаются если и не туманностью, то, по крайней мере, некоторой неубедительностью, что особенно ярко видно при обращении к современным комментариям этих норм Кодек са и новейшей учебной литературе: там почти повсеместно констатируется, что из игр и пари обязательств не возника­етlxvi

. Это не может не оставить ощущения, что предписания ГК об играх и пари российскими учеными-цивилистами по­нимаются недостаточно точно.

Цель настоящей статьи — постараться максимально четко очертить круг тех общественных отношений, которые регла­ментируются нормами ст. 1062 и 1063 ГК, классифицировать эти отношения по основаниям их возникновения и содержа­нию, а также максимально точно описать те права и обязанно­сти, которые возникают у лиц — участников таких отношений (игроков и спорщиков).

1. Определение терминов и разграничение понятий

Гражданский кодекс не дает определения игр и пари, оче­видно, в предположении, что понятия эти являются общеиз­вестными и не нуждаются в специальном определении. Меж­ду тем практика свидетельствует об обратном.

Поводом для возбуждения данного вопроса в практике стали многочисленные дела по искам из нарушения «рас­четных форвардных контрактов». Как известно, российские арбитражные суды заняли в этом вопросе довольно своеоб­разную позицию, согласно которой обязательства, возника­ющие из таких сделок не подлежат судебной защите, как обязательства, возникающие из париlxvii

. В то же время ряд третейских судов и некоторые ученые-юристы высказыва­ют противоположную точку зрения: расчётный форвард не имеет ничего общего с париlxviii

.

Для уяснения содержания данных понятий и их опреде­ления обратимся к классической юридической литературе, а также — к случаям, которые не вызывают сомнения в вопросе о своей принадлежности.

«Под игрой разумеется соглашение о выигрыше и проиг­рыше под противоположными условиями, ради удовлетво­рения страсти участников к игре; другими словами, это — стремление, рискуя, получить прибыль и провести в таком занятии время»lxix

. Определения пари почтенный.немецкий профессор не дает, ограничиваясь лишь указанием на кри­терии его разграничения с игрой. Критерии эти — субъек­тивное намерение сторон, а также условия и правила о вы­игрыше и проигрыше. Цель, ради которой участники всту­пают в игру — приятно провести время. Цель, ради кото­рой заключают пари — подтверждение одного из противо­положных мнений о чем-либо, т. е. разрешение спораlxx

. К сожалению, второй критерий ученым не раскрывается, из чего можно сделать только один вывод — разграничение игр и пари Г. Дернбург осуществляет исключительно по кри­терию субъективного намерения сторон. Этот критерий, возможно, наиболее точен и универсален, но вместе с тем, применим он лишь в наиболее «чистых» случаях. Так, на­пример, вряд ли кто-то будет спорить, что преферанс или рулетка существуют для того, чтобы приятно провести вре­мя, и, следовательно, являются играми. Точно также, как и битье об заклад по вопросу о том, кто умрет раньше — дедушка или бабушка, или о том, сколько ног у паука, несо­мненно, есть пари, ибо целью здесь является разрешение спора. Но что представляют из себя, например, широко из­вестные «кости», или «орел — решка»? Традиционно их на­зывают играми, но ведь каждая из них может быть почти сколь угодно короткой (а значит говорить о проведении вре­мени как цели данных занятий в общем случае нельзя), а кроме того, смыслом каждой из «игр» является разреше­ние спора: сколько очков выпадет на костях, какой стороной вверх упадет монета (кто первый закроет все числа на кар­точке лото, кто останется по выходе всех карт с картами на руках и т. п.). Всеобще известная лотерея, включающая, как известно, приобретение лотерейного билета и пассив­ное ожидание проведения тиража, вряд ли может считать­ся средством приятного времяпрепровождения, но несмотря на это традиционно относится к числу игр.

Таким образом, не установив пока определений двух ин­тересующих нас понятий, мы, тем не менее, можем сказать об их соотношении: игра — это множество пари по одному и тому же вопросу. Можно сказать, например, что участники карточных игр заключают пари (каждый — со всеми и каж­дым) относительно того, что он не проиграет очередную пар­тию (не останется «в дураках»). Такое же пари заключают и шахматисты (один считает, что выиграет он, а другой придер­живается противоречащего мнения), и спортсмены, и игроки в кости и, по всей видимости, игроки во всяких иных играх. Итак, игра — это частный случай пари. Пари — категория ро­довая, игра — видовая.

Иначе действовали составители Проекта Гражданского уложения Российской Империи: они предлагали различать игру и пари по критерию условий и правил о выигрыше и проигрыше. Опираясь на иностранные законодательства и определения зарубежных цивилистов игра определялась ими как договор, по которому «...двое или несколько лиц вступают между собою в соглашение о том, что, смотря по исходу произведенной ими по известным правилам игры, проигравшая сторона обязана уплатить выигравшей то, что ею будет проиграно, по условленному размеру»lxxi

, а пари — как договор, по которому «... стороны условливаются в том, чтобы та из них, чье утверждение относительно какого-ли­бо обстоятельства окажется неверным, вручила противной стороне условленную ставку»lxxii

. Но и эта попытка вряд ли достигает своей цели — разграничения понятий. Совершен­но очевидно, что получаемые в соответствии с данным кри­терием подразделения страдают тем же дефектом, что и члены предшествующей классификации: понятие пари по­глощает понятие игры. Игроки, подобно участникам пари, самим своим фактом участия в игре делают исключающие друг друга утверждения об исходе игры, ибо принцип ра­зумности поведения предполагает, что каждый играющий рассчитывает на то, что выиграет именно он, а не соперник. Возникает спор, который разрешается путем осуществления его участниками определённых действий, подчиняющихся обусловленным правилам (сбрасывание карт, подбрасыва­ние монеты, перемещение фигур и т. п.). Всякая игра ока­зывается, таким образом, сводимой к процессу разрешения спора или соглашению о правилах разрешения возникшего спора, т. е. к соглашению о пари.

В современной литературе разграничение игр и пари еди­ногласно и даже почти единообразно принято проводить по другому основанию — возможности влияния участников на наступление условий выигрыша и проигрыша. Есть такая воз­можность—это игра, нет такой возможности —париlxxiii

.

«Когда два англичанина обещают уплатить один дру­гому определённую сумму денег в том случае, если одна из улиток, находящихся на конце стола, скорее другой до­стигнет противоположного края стола, то это будет пари. Если же выигрыш определяется тем, какая из улиток, по­саженных самими англичанами на стол, придет первой, то в этом случае идет дело об игре»lxxiv

— такова была класси­ческая дореволюционная иллюстрация высказанной здесь точки зрения (выделение мое. — В. Б.).

Более современные суждения:

«В игре участники имеют возможность влиять на её ре­зультаты. Иначе обстоит дело с пари. Пари — это обязатель­ство, в котором одна сторона утверждает, а другая отрица­ет наличие определённого обстоятельства. Само же обстоя­тельство наступает независимо от них»lxxv

.

«Особенностью игры является то, что участники могут повлиять на её результат (например, при игре в рулетку игрок самостоятельно решает на какое поле ему поставить фишки, а при игре в преферанс — сколько взяток ему зака­зывать)». Обстоятельство же, являющееся предметом спора в пари «... наступает независимо от воли участников, либо уже наступило, но участники не знают существа обстоятель­ства или не предполагают, что оно уж возникло»lxxvi

.

«... Особенностью игры является возможность участия в процессе игры воздействовать на её результат. При пари такая возможность исключается... и предполагается толь­ко проверка фактов»lxxvii

.

Опровергнуть эти и им подобные утверждения можно только приведя примеры игр, в которых участники не мо­гут влиять на результат и пари, исход которых зависит от действий участников. Но сначала нужно определиться, что мы будем понимать под случайностью в смысле фактора, влияющего на исход игры или пари. Мы бы предложили го­ворить здесь о случайности в том смысле, когда результат игры или пари не зависит ни от общих (физических, пси­хических, профессиональных и иных) знаний и способно­стей игрока (спорщика), ни от специально выработанных им навыков к соответствующей игре (пари). Шахматы — игра, в которой влияние случайности исключено полностью, ибо результат шахматной партии зависит исключительно от профессионализма игроков: каждый шахматист может точ­но сказать, какие именно ходы ему следует сделать, дабы объявить сопернику мат и как именно ему нужно отве­чать на его противодействие. А вот кости — игра, всецело находящаяся под влиянием случая. Да, участники игры по очереди трясут баночку с костями и в этом смысле их вли­яние на результат игры неоспоримо. Но само это влияние носит случайный характер; трясущий баночку с костями не может достоверно предсказать результат, который выпадет на костях, точнее — не может точно сказать, как именно сле­дует трясти баночку с костями, чтобы выпала заданная комбинация очков.

Как видим, примеры игр, всецело находящихся под вли­янием случайности (но оттого не превращающихся в пари, а остающихся именно играми), лежат буквально на поверх­ностиlxxviii

и остается только удивляться, что ученые их не заметили. В таких всем известных играх, как лото, кости, «орел или решка» тезис о возможности участников влиять на их исход не соответствует действительности. Ложен этот тезис и при лотерее, выигрыш в которой зависит исключи­тельно от случаяlxxix

, и при рулетке, и при игре «в очко», и при играх, основанных на принципах карточных пасьянсов, и при широко известной игре «Авторадио» «День по пять­сот» и т. п.

А что касается пари, то классическим его примером, опровергающим ошибочный тезис о незначимости воли спорщиков на его исход, является пари, заключенное лор­дом Мейзом и Филеасом Фогом из романа Ж. Верна «Во­семьдесят дней вокруг света». Без действий одного из его участников — Филеаса Фога — данное пари просто никогда не могло бы разрешиться. В настоящее время имеют широ­кое распространение пари типа «слабо?!», т. е. споры отно­сительно возможностей одного (сможет ли он простоять на руках в течение часа, пробежит ли он стометровку за десять секунд, успеет ли за минуту разрезать огурец на ты­сячу кусочков и т. п.) или обоих участников пари (кто доль­ше простоит на одной ноге, кто дальше плюнет, кто выше прыгнет и т. п.).

Как видим, разграничения опять не получается.

Критерий юридического значения действий участников игры или пари было бы более точно именовать критерием юридического значения случайности в игре или пари. Однако, и по этому моменту разграничение игр и пари невозможно.

Существуют и игры и пари, исход которых всецело зави­сит от случайности. Примеры игр таких — см. выше. Пари же такого рода столь многочисленны, что последнее обстоя тельство дало повод формулировать общее правило о пари, как споре, исход которого исключительно случаен. По сути дела, это любые пари, участники которых не имеют и не мо­гут иметь достоверных знаний о его предмете (которая из сидящих на заборе птиц раньше взлетит, пойдет ли такого-то дня дождь, застрелится ли М. С. Горбачев к определён­ной дате и т. п.).

Второй большой группой и игр и пари являются такие, исход которых зависит как от закономерности, так и от случая, причем, в различной степени. Таково большинство карточных игр, игры в бильярд, домино. К этой же группе игр относится знаменитое «интеллектуальное казино» — те­левизионная игра «Что? Где? Когда?». Распределение карт, костяшек, расположение шаров на поле, вопросов и стрел­ки «волчка» — дело случая. Но выпутываться из созданного случаем положения каждый игрок будет исключительно с помощью собственного профессионализма. Пари подобного рода имеют место тогда, когда каждый их участник считает, что имеет достоверное знание о предмете спора и в принци­пе может его иметь, но по тем или иным случайным причи­нам это знание может оказаться не соответствующим дей­ствительности (сколько в городе автомобилей определённой марки, каким способом лишили жизни Павла Первого, есть ли тазовые почки у земноводных и т. п.).

Наконец, третья группа игр и пари выделяется по при­знаку отсутствия в них какого-либо влияния случая. Это многочисленные спортивные состязания, игры в «слова», «морской бой», «точки», шашки и шахматы, «салочки» и «прятки»; пари на предмет выявления и демонстрации наи­высших профессиональных или иных, специально для со­стязания не развиваемых, качеств (кто быстрее печатает, кто дальше видит, кто лучше поет и т. п.).

Приведенные неудачные попытки разграничения игр и па­ри наводят на мысль: а так ли уж, с точки гражданского права, нужно это разграничение! Оно действительно было бы необходимым, если бы юридические последствия игр от­личались от гражданско-правовых последствий пари. Но нет, как мы увидим далее, гражданско-правовые последствия и игр и пари едины. Но в таком случае, какая разница, что пе­ред нами — игра или пари? С точки зрения догматической — разницы никакой; она может появиться только с учетом по­литико-правовых соображений, о которых мы скажем чуть позднее. Руководствуясь вышеизложенным мы рискнули бы вернуться к первоначальному нашему выводу о том, чтр поня­тия об игре и пари соотносятся как видовое и родовое. Всякая игра представляет собою разновидность пари, причем, раз­личные игры вычленяются в качестве таковых по различным критериям (намерению сторон, влиянию случайности и др.).

«Часто применяясь в обществе для прекращения споров по поводу различных событий, оно (пари. — В. Б.) обыкно­венно сопровождает и игру, результаты которой связывают­ся сторонами с теми или иными выгодами для выигравшего и потерями для проигравшего. Это последнее обстоятель­ство дало повод подвести под понятие рисковых сделок и самую игру; отсюда же и целый ряд споров о юридическом различии между пари и игрою... В действительности иг­ра, как так(ов)ая, получает юридическое значение лишь с момента присоединения к ней пари,... здесь результат иг­ры есть то событие, в зависимости от которого опреде­ляются последствия пари»lxxx. Странно, что данное мнение, внесённое в конце 19-го века в энциклопедию, оказалось во многом проигнорированным современниками и совершенно забытым в настоящее время.

Нужно ли в рамках гражданского законодательства вы­членять понятие об азартной игре?

Ответ на этот вопрос, очевидно, должен исходить из то­го же, что и на вопрос о необходимости разграничения игр и пари. Если задаться целью связать именно с азартной иг­рой особые гражданско-правовые последствия, то да, несо­мненно, есть необходимость в выделении понятия об азарт­ной игре. С такой необходимостью столкнулись администра­тивное и уголовное законодательства, в которых, как из вестно, азартная игра понимается как игра с целью обога­щения, исход которой основан целиком или почти исклю­чительно на случае и не зависит от умения игрокаlxxxi

. Та­кое же определение содержится и в а. 2 п. 1.3 Положения о порядке содержания казино на территории г. Москвыlxxxii

, согласно которому «Применительно к тексту настоящего Положения к азартным играм относятся игры со случай­ным, заранее непредсказуемым результатом, достижение которого не зависит от действий любой из сторон, участ­вующей в игре». Однако, вряд ли эта точка зрения может быть признана правильной, ибо в результате её проведения в жизнь окажется, что многие игры (к примеру, карточные) не могут считаться азартными, ибо расклад карт — далеко не единственный фактор, влияющий на исход игры. Но это противоречит общепринятой квалификации карточных игр как азартных.

Интересно, что значение прилагательного «азартный» в словосочетании «азартная игра», не имеет ничего общего со значением однокоренного существительного— «азарт», обо­значающего возбуждение, задор, увлечение. Может ли игра быть возбужденной, задорной, увлеченной? Скорее уж еоз-буждающей, раззадоривающей, увлекающей тех или иных конкретных лиц. Дело, стало быть, не в играх, а во вкусах и предпочтениях людей. Одного возбуждают карточные иг­ры, другого раззадоривает рулетка, третий увлекается шах­матами, четвертый готов дни и ночи напролет торчать у игральных автоматов, пятый — без устали плетет служеб­ные интриги и т. д. Один человек никогда не проиграет ни в кости, ни в карты, ни в рулетку (азартнейшие, по тради­ционной классификации, игры!) более разумного, а другой может спустить все свое состояние, включая не только на-» личные деньги, но и почетные звания, одежду, доброе имя, играя в шашки, городки и даже во «Что? Где? Когда?» — игры, традиционно не рассматривающиеся как азартные. В чем же дело? Видимо, в том, что правильно говорить не об азартных играх, а об азартных (легко и сильно возбужда­емых, увлекающихся, раззадоривающихся) людях.

Как правило, наиболее возбуждающее действие на участников игр оказывает перспектива денежного выигры­ша. Отсюда нередко заключают, что главным внешним при­знаком азартных игр является именно игра «на интерес» — как правило, на деньги, реже на другие имущественные цен­ности; за проведение таких игр и участие в них нередко наказывают в административном и даже уголовном поряд­ке. В действительности основанием к такого рода санкциям является не сам факт организации и проведения азартной игры, и тем более — не сам факт чрезмерно азартного уча­стия в игре, а то, что в ходе распаления страстей создается атмосфера, облегчающая совершение общественно опасных деяний, обыкновенно — хищений в форме мошенничества, вымогательства, а иногда даже разбоя; нередко накал стра­стей доходит до такой степени, что эти деяния в действи­тельности совершаются. Но разве причиной тому является сама игра? Ничуть: причина коренится в человеческих дей­ствиях, совершение которых сдерживается или, напротив, облегчается свойствами человеческой натуры: темперамен­том, характером, воспитанием, убеждениями, принципами, склонностями, привычками. Чем более высокоорганизован­ным и интеллигентным (в истинном, конечно, смысле этого слова) является то или иное общество, тем более высокую степень страстей в нем допустимо разжечь, не опасаясь то­го, что это приведет к преступлению. И наоборот: порою достаточно одного вида игрального автомата, чтобы примитивно устроенная личность просадила в нем месячную зарплату, после чего отправилась бы сперва занимать, по­том — клянчить, а затем и воровать деньги для дальнейшей игры.

Таким образом, выделять из общей массы игр игры азарт­ный, тем более — наказывать (в административном ли, уго­ловном ли порядке — не имеет значения) за самый факт уча­стия в игре, объявленной законом азартной, неправильно. Юридическое значение следует придавать не факту участия в определённой игре, а факту чрезмерно увлеченного (азартно­го) участия во всякой игре и всяком пари, возможно также и действиям организаторов игр, либо третьих лиц, направ­ленным на разжигание страстей (азарта) у участников игр (вовлечению в азарт). Состояние азартного участия в игре может заинтересовать гражданское право только с того мо­мента, когда азарт достигает своей наивысшей степени, т. е. когда лицо столь увлекается игрой, что впадает в состояние аффекта или адееспособности — лишается возможности по­нимать значение своих действий или руководить ими. Сделки игры и пари, заключенные в таком состоянии, могут быть в последующем оспорены на основании ст. 177 ГК. Для админи­стративного же и уголовного права излишне азартным будет такое участие в играх, которое обретает менее или более вы­сокую степень общественной опасности, а также действия, на­правленные на разжигание азарта (страстей) такой степени.

2. Игра и пари как гражданско-правовые сделки

Отсутствие необходимости в разграничении игр и пари не отменяет насущной необходимости вычленения этих инсти­тутов из массы других. Не зная о тех признаках, которыми игры и пари должны обладать, нельзя будет давать и пра­вильную квалификацию правам, возникшим из интересую­щих действий. Какие же действия признаются играми и пари?

И в современной и в дореволюционной литературе игру и пари было принято характеризовать как сделки, права и обя­занности в которых наступают в зависимости от случая, т. е. как рисковые или алеаторные сделкиlxxxiii

. К. П. Победоносцев назвал эти сделки «договорами о неверном и случайном»lxxxiv

. В таком случае возникает необходимость разграничить сделки игры и пари с иными алеаторными сделками, прежде всего — со страхованием имущества, рентой и внесением имущества в уставный капитал хозяйственного обществаlxxxv

.

Прежде всего обращает на себя внимание тот факт, что все перечисленные рисковые сделки имеют своей целью опре­деление прав и обязанностей по распределению блага и бре­мени собственности. Цель страхования имущества состоит в перенесении риска случайной гибели этого имущества на страховщика при сохранении, однако, блага собственности за страхователем. Цель передачи имущества под выплату рен­ты и внесения имущества в уставный капитал хозяйственного общества — в передаче бремени производительного использо­вания имущества потребителем профессиональному предпри­нимателю в обмен на благо дохода с этого имущества. Сторо­на, слагающая с себя бремя содержания и производительно­го использования имущества, несет определённые затраты в связи с этим, как то: уплачивает страховые взносы или даже отчуждает имущество другому лицу. Случай является фак тором, который заставляет войти в расходы второго участ­ника подобных отношений, делая эти отношения взаимны­ми и заставляя второго участника производительно использо­вать полученные взносы или иное имущество с целью созда­ния источника для покрытия этих расходов. Говоря обобщен­но, перечисленные выше рисковые сделки — это сделки, осно­ванные на хозяйственном (предпринимательском или ком­мерческом) риске — риске, возникающем в связи с осуществ­лением хозяйственной деятельности. Давая защиту сделкам, перераспределяющим хозяйственный (предпринимательский, коммерческий) риск наиболее целесообразным образом, граж­данское право тем самым способствует обеспечению макси­мальной эффективности хозяйственной деятельности.

Что происходит при игре и пари? «При игре и пари вы­игравшая сторона получает прибыль, не неся никаких обя­занностей по отношению к противной стороне; на долю же проигравшей стороны выпадает только обязанность удовле­творить выигравшую сторону без приобретения соответству­ющего права»lxxxvi

— такова характеристика качеств, объединя­ющих игру и пари. Риск в играх и пари никогда не свя­зан с наступлением случая, негативно влияющего на хозяй­ственную (предпринимательскую, коммерческую) деятель­ность их участников. Сам проигрыш, конечно, влияет на имущественное состояние игрока весьма негативно, но про­игрыш есть следствие участия в игре, а не в предпринима­тельской деятельности. В иных алеаторных сделках, напро­тив, случай подстерегает их участников независимо от то­го, заключат они эту сделку, или нет.

«Не играл бы ты, дружок — не остался б без порток» — в этой русской народной мудрости сосредоточено больше смысла, чем во всех описаниях роли случая в игре, сделан­ных учеными. Перефразируя её можно сказать, допустим, о страховании — «не будешь страховаться, дружок, оста нешъся без порток». «Не отдашь имущество под ренту — останешься и без имущества и без дохода от него»; «не возь­мешь имущество под выплату ренты — заплатишь за него втридорога» т. д. Иными словами, «мотивом в рисковых сделках бывает или страх действительной опасности, или надежда на действие случая. Первого рода расчёт имеет ме­сто во всякого рода страховых договорах. Во втором случае стороны создают для себя искусственный интерес, придавая случайным, иногда совсем незначительным или ничтожным событиям особливое, по условию, значение; таковы догово­ры об игре, пари, лотерее»lxxxvii

.

Постановка прав и обязанностей в зависимость от слу­чая в игре и пари вызвана исключительно стремлением удо­влетворения личной прихоти их участников — стремления к обогащению без достаточного на то экономического осно­вания. Стремление это не направлено на оптимизацию рас­пределения хозяйственных (предпринимательских, коммерче­ских) рисков. Между тем юридически обязанность, возник­шую из игры или пари, нельзя признать безосновательною, ибо её основанием был равный риск приобретения идентич­ной или аналогичной обязанности контрагентомlxxxviii

. Следова­тельно, юридически все рисковые сделки, включая и те, в ко­торых реализация риска является предметом стремления, на­дежды, действительны; более того, их рисковый характер — расчёт на случай — исключает признание их недействитель­ными по мотиву ошибки в стоимости предмета сделкиlxxxix

или ошибки одной из сторон в сомом случаеxc

.

Таким образом, признаками сделок игры и пари, являются следующие:

1) Совершение сделки игры или пари (заключение догово­ра игры или договора пари) само по себе не порождает прав и обязанностей участников и организатора такой сделки.

2) Возникновение прав и обязанностей поставлено участ­никами сделки в зависимость от отлагательного условия, ко­торое неизбежно либо наступит, либо не наступит, но Досто­верно предсказать в момент совершения сделки, что именно (наступление или ненаступление) произойдет в действитель­ности, невозможно.

3) Основанием участия в игре или пари является возло­жение одинакового с собственным риска неблагоприятного ис­хода игры (разрешения пари) на контрагента.

4) Мотивом участия в игре или пари является обогаще­ние, либо удовлетворение личных неимущественных потреб­ностей.

5) Участие в игре или пари не приводит к оптимизации распределения хозяйственных, предпринимательских и ком­мерческих рисков их участников.

Все ли игры и пари по современному ГК представляют со­бой договоры? Актуальны ли классические определения игр и пари именно как договоров — соглашений о выигрыше и про-игрыгие на взаимоисключающих условиях?

В современной учебной литературе наиболее широко распространено мнение о том, что игра и пари представляют собой односторонние сделкиxci

. «Обязательства из игр (па­ри) возникают из односторонних действий. Организаторыигр (пари) связаны условиями, объявленными при прове­дении игр (пари). Участники же игр (пари) могут приобре­тать определённые права, но не обязанности. В этом и состо­ит сущность обязательств, возникающих из односторонних действий. Кроме того, для реализации составляющих содер­жание игр и пари обязанностей их организаторов необходи­мы дополнительные юридические факты. Иными словами, обязательственные отношения из игр и пари в полном объе­ме возникают из нескольких последовательно совершаемых односторонних сделок»xcii

.

В том же смысле высказывается Т. В. Сойфер: «Основа­нием возникновения соответствующего обязательства явля­ется одностороннее действие организатора игр или пари — объявление о проведении конкретной игры (пари) и её усло­виях. Такая односторонняя сделка порождает определённые обязанности у организатора игры и права у её потенциаль­ных участников. Однако обязанности организатора игр мо­гут быть реализованы, если кто-либо из лиц воспользуется своим правом и примет участие в игре, то есть также совер­шит одностороннюю сделку»xciii

.

Когда берешься анализировать приведенные и им подоб­ные утверждения, не знаешь даже, с какой ошибки начать. Скажем только о самых главных.

Квалификация отношений между организатором и участниками игр (пари) как отношений из односторонних сделок прямо противоречит законодательству, да и здра­вому смыслу тоже. Объявление организатором о проведе­нии игры или пари является не односторонней сделкой, а юридическим поступком, связывающим организатора пе­ред потенциальными участниками игроками (спорщиками). В объявлении организатора не является существенным мо­мент направленности объявления именно на то, чтобы свя­зать организатора юридическими оковами; такая связан­ность наступает независимо от устремлений организато­ра. Сделка же, согласно ст. 153 ГК, должна быть именно направлена на достижение определённых правовых послед­ствий.

Сказанное выше в полной мере распространяется и на предложения об участии в игре (пари), сделанные, не орга­низатором, а одним потенциальным участником другому, за тем только исключением, что законодательство прямо не определяет отношений между участниками игр как дого­ворных. В случае, когда сам организатор принимает уча­стие в игре (игры с крупье, игры на автоматах и т. п.), он несет все обязанности как организатора^ так и участника и, разумеется, пользуется всеми правами участника.

Отклики лиц на предложение организатора или друго­го участника об участии в игре ни при каких обстоятель­ствах не влекут возникновения прав и обязанностей ни ор­ганизатора, ни участников, не направляются и не могут на­правляться на их установление. Это значит, что последние также не могут быть признаны односторонними сделками. Но если бы данные отклики не влекли бы вовсе никаких по­следствий, вряд ли таковые вообще имели бы место. Значит, последствия есть. Какие же? Единственные правовые по­следствия откликов на предложение об участии в игре (па­ри)— достижение соглашения об участии в игре или пари. Возникновение прав и обязанностей из такого соглашения осложнено отлагательным условием, а именно — окончани­ем игры или разрешением спора, составляющего предмет пари.

Таким образом, получается, что объявление организатора, по сути своей, представляет собой не что иное, как оферту, иногда — публичную оферту (открытие казино, установка иг­ровых автоматов, организация продажи лотерейных билетов, подлежащих заполнению карточек типа «Спортлото», «Лот-то-миллион» и т. п.). Положительный отклик на оферту об участии в игре (акцепт) осуществляется, как правило, кон-клюдентными действиями (лицо приобретает лотерейный би­лет, фишки, сдает карты, расставляет фигуры, шашки, би­льярдные шары, делает ставку и т. п.). Акцепт оферты об участии в пари осуществляется, как правило, словесно (спор щик высказывает собственное мнение относительно обстоя­тельства, о котором предложено поспорить), либо письмен­но (например, путем заполнения специальной карточки или билета). Подтверждением заключения пари является либо внесение ставки, сопровождаемое символическим действием (разбиванием рукопожатия спорщиков третьим лицом), либо только это последнее.

Итак, игры и пари представляют собой договоры, о возник­новении прав и обязанностей, заключенные с целью обогаще­ния либо удовлетворения личных неимущественных потреб­ностей участников под отлагательным, условием, которым выступает реализация риска исхода игры (разрешения спо­ра). К этому определению можно также добавить, что дого­воры об игре и пари не приводят к оптимизации распреде­ления хозяйственных, предпринимательских и коммерческих рисков их участников.

Пользуясь тем, что понятие пари обнимает собою также и понятие игр, можно предложить и такое определение: по договору пари «каждая из сторон, его заключающих, обязы­вается уплатить в пользу другой определённую сумму денег, передать вещь или совершить известное действие, если ока­жется правильным утверждение другой стороны относитель­но наступления определённого, но неизвестного пока сторо­нам события. Будучи двусторонним при заключении, договор обращается в односторонний при исполнении; до наступления события неизвестно, кто из договаривающихся окажется кре­дитором по договору, кто —должником»xciv

.

Проанализируем с точки зрения данных определений уже набившую оскомину практикам сделку, именуемую «расчетный форвардный контракт»xcv

.

Согласно п. 1 Примечания к п. 1.4 Инструкции ЦБ РФ от 22 мая 1996 г. № 41 «Об установлении лимитов открытой валютной позиции и контроле за их соблюдением уполно­моченными банками Российской федерации» (действует с последующими изменениями и дополнениями)xcvi

«под рас­четным форвардом для целей данной Инструкции понима­ется конверсионная операция, представляющая собой ком­бинацию двух сделок: валютного форвардного контракта (срочной части расчетного форварда) и обязательства по проведению встречной сделки на дату исполнения форвард­ного контракта по текущему валютному курсу (кассовой части расчетного форварда)»xcvii

. Нормой п. 18 Консульта­ции о вопросах применения Инструкции Банка России от 22 мая 1996 г. JV» 41, утвержденной Письмом ЦБ РФ от 3 февраля 1997 г. JVJ 404xcviii

разъяснено, что «расчётный фор­вард определяется как комбинация двух сделок — покуп­ка/продажа иностранной валюты на срок с заранее зафик­сированным курсом и одновременное принятие обязатель­ства продать/купить ту же сумму иностранной валюты на дату исполнения срочной сделки по курсу, который подле­жит определению в будущем периоде (например, будет за­фиксирован на ММВБ в заранее обусловленный день). Ука­занные контракты, действительно, фактически не предпо­лагают проведения валютно-обменных операций, поскольку при их заключении изначально не предполагается поставка базового валютного актива. Расчёты по этим контрактам осуществляются исключительно в рублях в сумме, которая представляет собой разницу между стоимостью базового ва­лютного актива по изначально зафиксированному курсу и его стоимостью по курсу, определяемому в будущем перио­де.... При этом обязательство по встречной сделке на дату заключения срочного контракта не имеет самостоятельного значения с позиций определения открытой валютной пози ции контрагентов. Его функциональная роль в расчетном форварде сводится к формированию механизма игры на ко­лебаниях валютного курса, способом чего и является, по существу, расчётный форвард. В тоже время при исполне­нии встречная сделка влияет на размер открытой валютной позиции как всякая конверсионная операция».

Сравним приведенные здесь характеристики расчетно­го форварда с выявленными характеристиками пари (игр и пари).

1) Пари — один гражданско-правовой договор особого рода. Расчётный форвард — совокупность, как минимум, двух договоров купли-продажиxcix

.

2) Заключение пари само по себе не порождает прав и обязанностей его участников. Договоры купли-продажи считаются заключенными и подлежащими исполнению с момента достижения соглашения по всем их существен­ным условиям.

3) Возникновение всех без исключения прав и обязан­ностей по договору пари поставлено участниками сделки в зависимость от отлагательного условия; иначе права и обя­занности из договора пари возникнуть просто не могут. В расчетном форварде отлагательное условие имеет значение для определения прав и обязанностей лишь по одному из договоров купли-продажи (обратной сделке, цена которой должна определиться в будущем).

4) Основанием участия в пари является возложение одинакового с собственным риска неблагоприятного исхода игры (разрешения пари) на контрагента. Основанием уча­стия в любом из договоров купли-продажи, образующих расчётный форвард, является принятие обязанности по­ставки валюты или уплаты рублевого эквивалента за нее.

5) Мотивом участия в пари является обогащение, либо удовлетворение личных неимущественных потребностей. Мотивом участия в операции расчетного форварда является избежание потерь от инфляции (обесценения) националь­ной валюты за счёт контрагента.

6) Участие в пари не приводит к оптимизации распре­деления хозяйственных, предпринимательских и коммер­ческих рисков их участников. Участие в операции расчетно­го форварда приводит к нивелированию одним её участни­ком своих валютных рисков за счёт средств другого участ­ника, т. е. оптимизирует один из видов предприниматель­ского риска.

Нужны ли ещё какие-нибудь доказательства того, что операция расчетного форварда не имеет ничего общего с договором пори?!

Интересно, что такие доказательства существуют в виде материалов проектировавшегося российского Гражданского Уложения и действующего иностранного законодательства.

«Правила предыдущей статьи (2539-й, о том, что из иг­ры и пари не возникает обязательств, пользующихся судеб­ной защитой. — В. Б.) распространяются и на такие сроч­ные сделки, имеющие своим предметом товары или процент­ные либо иные ценные бумаги, которые, по намерению обеих сторон, совершаются не с целью действительной покупки или продажи означенных предметов, а лишь для получе­ния или уплаты разницы между условленною ценою и ры­ночною или биржевою ценою, существующую в срок испол­нения сделки»c. Итак, составители Проекта Гражданского Уложения не решились объявить срочные сделки, к коим безусловно относится расчётный форвард, сделками пари, однако сочли возможным распространить и на эти сделки (не являющиеся пари) правила о пари.

Параграф 764 Германского Гражданского уложения устанавливает, что «если договор, предметом которого яв­ляется поставка товара или передача ценных бумаг, заклю­чается с тем, чтобы разница между установленной в дого­воре ценой и биржевой или рыночной ценой в момент по­ставки была выплачена проигравшей стороной выигравшей стороне, то такой договор рассматривается как игра»ci

. Не «является игрой», а «рассматривается как игра», т. е. такой договор хотя и не является игрой, но к нему приме­няются правила об игре. Собака не является кошкой, но к собакам возможно применить те же правила, что и к кош­кам — вот лейтмотив этого предписания.

Расчётные форвардные контракты тесно примыкают к таким биржевым сделкам, которые до революции именова­лись сделками по твердому курсу и сделками репорта-де­порта. Даже энциклопедисты рассматривали такие сделки как дозволенные и не имеющие ничего общего с пари. «По­давляющее большинство срочных сделок, заключаемых на бирже, имеет в виду действительное исполнение договора, действительную поставку и прием ценностей, и если фак­тически исполнение по ним совершается путем платежа разности в курсе, то такой способ реализации введен лишь в видах удобства и упрощения биржевого оборота. Таким образом срочная сделка является действительным догово­ром купли-продажи, здесь нет, как это иногда утвержда­ют, игры или пари, и иск, вытекающий из срочной сдел­ки, не должен быть парализован возражением, что это ни что иное, как игра или пари»cii

. Идентичное мнение выска­зывалось и в другом авторитетнейшем энциклопедическом издании (кстати — со ссылкой на германского коммерциа-листа К. Гарейса)ciii

, а также было господствующим среди специалистов периода НЭПаciv

.

Итак, расчётные форварды не могут быть квалифицирова­ны как пари в том числе и из-за отсутствия законодательной нормы, приравнивающей последствия данных операций к по­следствиям пари; значит, нет никаких оснований применять к обязательствам, возникающим из данных операций, пра­вила, относящиеся до обязательств из игр и пари (ст. 1062 ГК)cv

.

3. Государственное «неуважение» игроков

и спорщиков

Отношение к играм и пари в России (да и, наверное, в ми­ре) во все времена, при всех режимах и порядках было при­близительно одинаковым. Для его иллюстрации просто пере­числим несколько фактов, являющихся общеизвестными, но нередко забывающимися при исследовании вопроса о юриди­ческом значении данных явлений, свидетельствующих о вы­сочайшей социальной значимости таких явлений, как игры и пари.

Участники игр. В игры играют все, пари заключают многие (а в ряде государств — участником пари бывает каж­дый хотя бы раз в жизни).

Ставки в играх и пари. Они весьма разнообразны — от нескольких центов до всей имеющейся наличности, все­го наличного имущества игрока, а нередко и до целых со­стояний, включающих автомобили, дома, «заводы, газеты, пароходы». В играх с участием определённых лиц ставка­ми могут быть человеческие действия (включая такие, как поцелуй, вступление в брак, публичная демонстрация соб­ственного тела), части человеческого тела, здоровье, а ино­гда и жизнь. Во всех без исключения играх и пари ставкой является честь, о чем свидетельствует характер и наимено­вание возникающих из них долгов (см. ниже).

Долги, возникающие из игр и пари. Эти долги счи­таются подлежащими уплате, причем, в определённой соци­альной среде неуплата проигрыша расценивается как повод для обструкции и наказания неплательщика, порой — весь­ма жестокого, вплоть до лишения жизни. Во всяком случае долги из игр и пари обозначаются термином «долг чести» — ни один другой долг (ни из займа, ни из купли-продажи, ни из аренды) подобного наименования никогда не удостаивал-сяcvi

.

Игорный бизнес. Несмотря на самое тяжкое налоговое бремя, возлагаемое на него всеми государствами, он стоит на первом месте в мире по доходности, опережая даже нар­кобизнес.

Биржевые сделки. Ряд биржевых сделок, повсемест­но распространенных и ежедневно заключаемых на фондо­вых биржах всего мира, такие, например, как стеллажная сделка, сделка на разницу, представляют собой разновидно­сти игр и пари.

Преступления. Ради получения выигрышей в играх и пари их участники нередко пытаются содействовать соб­ственному выигрышу, причем, применяют для этого любые способы. В результате таких действий игры нередко превра­щаются в то, что на обыденном языке называется вовлече­нием в азарт, «обманом», «подставой», а на языке уголовно­го права именуется мошенничеством и подкупом участников соревнований.

Но большинства перечисленных факторов государства и законодательства в упор не замечают) Исключением явля­ется разве только последний: участников уголовно окрашен­ных игр государство привлекает к уголовной ответственности. Гражданское же законодательство об играх и пари либо мол­чит, либо говорит о них так, что лучше бы уж, кажется, и вовсе молчало, ибо все его предписания сводятся, обыкновен­но, к указаниям о том, что обязательств из игры и пари либо вовсе не возникает, либо они хотя и возникают, но в суде не защищаются. В частности, именно так поступало русское до­революционное гражданское законодательствоcvii

.

Норма ст. 2014 т. X ч. 1 Свода Законов Российской Импе­рииcviii

устанавливала оспоримостъ «займа по игре»cix

. Под этим термином все русские цивилисты единодушно пони­мали не заём как таковой, а долг, происшедший от игры, ссылаясь при этом на ст. 2019 т. X ч. 1 Свода Законов. При «займе по игре», — указывал автор самого объемного курса русского гражданского права, — «... никакого займа на са­мом деле нет, а есть только облечение в заёмное обязатель­ство долга по игре самого участника в ней... »cx. «... Бели заёмное письмо выдано проигравшим вместо платежа на­личными деньгами, то хотя основание к выдаче заёмного письма и есть налицо, но это основание не признается со стороны закона заслуживающим уважения, и заимодавец, получивший такое заёмное письмо от проигравшего, не в со­стоянии будет взыскать по этому письму выигранную сум­му, при возражении ответчика»cxi

. «Под займом по игре ра­зумеются два вида займа: 1) Долг проигравшего выиграв­шему: тут, собственно не заём, а долговое обязательство;... 2)... действительный заём, произведенный для того, чтобы употребить занятые деньги на игру или заплатить долг по игре»cxii

. «Заём по игре составляет в сущности не заём, адолг по игре, платеж которого... составляет дело чести — недостаточность юридической защиты восполняется нрав­ственною защитою»cxiii

.

На той же позиции стоял и Гражданский Кассационный Департамент Правительствующего Сената; так, в решениях № 969 за 1869 г. и № 368 за 1879 г. было указано, что под термином «заем по игре» понимается случай «когда обе сто­роны участвовали в игре и одна из них требует с другой деньги в качестве проигрыша»cxiv.

Помимо самого долга от игры дореволюционное законо­дательство признавало оспоримыми сделки денежного зай­ма, сделанного для игры, при условии, однако, что заимода­вец, в момент предоставления займа знал или должен был знать о том, что заём производится для игры. «Например, несколько лиц играло в карты и один из игроков, проиг­равший свыше бывшей у него суммы, занимает у другого игрока или у одного из присутствующих при игре для про­должения игры. Это лицо не могло не знать, для какой цели совершается заём и потому договор с ним, по смыслу зако­на, недействителен, его требование к занявшему не может иметь юридической силы. Если же, например, проигравший обязался заплатить свой долг на другой день и ввиду этого он идет к своему другу, занимает у него деньги, не гово­ря ему о цели займа, то его обязательство имеет полную силу»cxv

.

В упомянутом Сенатском решении за 1879 г. уточнялось также, что «ничтожен лишь долг по игре; но деньги, выпла­ченные по игре, возвращению не подлежат»cxvi

. На той же точке зрения стояли и русские цивилисты. «... Закон гово­рит только о долгах по игре и для игры, а не о самой игре, и потому расплата по игре сохраняет полную юридическую силу, так что не может быть и речи о требовании назад упла ченного после игры проигрыша». Но если же «... произошёл платеж по долговому обязательству, основанному на иг­ре, то для уплатившего не закрывается возможность требо­вать обратно уплаченного, так как исполнение по недействи­тельному обязательству не может иметь силы... »cxvii

(выде­лено мной.— В. Б.).

Норм о пари и возникающих из пари долгах в рус­ском дореволюционном законодательстве не было, однако Сенат, при единодушной поддержке ученых, разъяснял в том смысле, что «признание долга из пари долгом по игре не противоречит закону» (решение № 414 от 1868.г.)cxviii

, а, следовательно, правовой режим долгов из пари совпадает с правовым режимом долгов по игре. «Пари, как игра, ос­нованная для лиц, в игре не участвующих, исключительно на случае, не может создать права, пользующегося защи­тою законов» (решение № 110 от 1881 г.)cxix

. К. Н. Анненков, поддерживая указанное разъяснение Кассационного Депар­тамента, находил таковое (а заодно и все иные коммента­рии Сената и цивилистов по вопросам игр и пари) не толь­ко «вполне правильными, но и достаточными»cxx

. Вместе с тем, существовали и несколько иные Сенатские коммента­рии, как то, например: «Договор пари не может быть при­знан недействительным только потому, что такие договоры не предусмотрены законом; для признания договора (пари) недействительным необходимо установить, что он противен закону, благочинию или общественному порядку» (решение № 288 от 1878 г.)cxxi

. Законодательство советской России уделяло внимание ис­ключительно публично-правовому аспекту регламентации ор­ганизации игр и участия в них. Норм о граснсданско-правоволц значении игр и пари в российском законодательстве советско­го периода практически не было. Едва ли не единственным исключением в советское время были лотереи, организация и проведение которых допускались в разрешительном порядке и, к счастью, не рассматривались как предмет для запрета. Участие в лотереях всегда влекло возникновение граждан­ских прав и обязанностейcxxii

. В остальном советское государ­ство интересовали игры и пари, участие в которых и проведе­ние которых отличались той или иной степенью общественной опасности.