«История философии: Запад - Россия - Восток. Книга третья: Философия XIX - XX В. уч. для ВУЗов. М., 1998. 448 с. ОГЛАВЛЕНИЕ ЗАПАД ...»

и новая тематика в науке (например, задача создания программ искусст-

венного интеллекта, моделирования психической деятельности) настоя-

тельно ставят вопрос о переоценке соотношения логики и психологии.

Как и учение об индукции, тесно связанное с ним миллевское уче-

ние о причинности предполагает принцип единообразия (законо-

сообразности) природы: <Для употребления слова "причина" в нашем

смысле необходимо убеждение не только в том, что за предшествовав-

шим всегда наступало последующее, но что за первым и будет всегда

наступать второе, пока продолжится настоящее устройство вещей>^.

Милль признавал, что у нас есть взятое из обыденного опыта (т. е. не

врожденное и не априорное) представление о причинности, которое

уточняется в процессе научного исследования. При этом он в духе

юмовского подхода к причинности стремился дать ей психологическое

объяснение.

Каузальность он рассматривает как прочную ассоциативную связь

ощущений, как устойчивую последовательность явлений, дающую воз-

можность предсказания будущих событий (в том числе и поведения на

основе знания человеческих характеров и мотивов). Подобная способ-

ность предвидения, согласно Миллю, должна учитываться при созда-

нии логики "нравственных наук". Итак, каузальные отношения скла-

дываются между комплексами возможных ощущений. Причина опреде-

ляется как совокупность явлений (или их необходимых условий), пред-

шествующих некоторому данному явлению. "Если неизменная последо-

вательность, - пишет Милль, - и существует когда-либо между после-

дующим фактом и одним предшествующим, то весьма редко. Обыкно-

венно она бывает между последующим фактом и суммою нескольких

предшествующих. Совокупность их требуется для произведения после-

дующего акта, т. е. для того чтобы он непременно за ними следовал...

Определение причины неполно, пока мы не введем в него, в том или

другом виде, всех условий'"^ В известном смысле для Милля причи-

ной некоторого явления оказывается совокупность всех явлений в мире.

Основываясь на своих субъективных установках, мы обычно выбира-

ем определенные предшествующие явления, например, смежные в про-

странстве и во времени с явлением, причину которого мы ищем. Отве-

чая на возможные возражения, Милль отмечал: "Но даже при допуще-

нии, что действие может начаться одновременно с его причиной, приня-

тый мною взгляд на отношение причины к следствию практически от-

нюдь не подрывается. Необходима ли последовательность причины и ее

действий или нет, начало явления есть то, что предполагает причину, и

связь причины со следствием есть закон последовательности явлений"'".

Кстати, согласно Миллю, возможность предвидения человеческого по-

ведения на основе знания причин не препятствует проявлению свобод-

ной воли. Из его концепции причинности отнюдь не вытекает жесткий,

однозначный детерминизм. Свобода в этом контексте оказывается спо-

собностью воли человека к самодетерминации.

В социальной философии и в этике Милль рассматривает свободу в

более широком контексте. Здесь он связывает свободу с принципом

полезности. Индивидуальная свобода в обществе не должна ограничи-

ваться, ибо она способствует достижению людьми счастья и процвета-

ния. При этом счастье отдельного человека зависит от счастья других

членов сообщества. Каждый человек может реализовывать все свои

способности, не отрицая такой возможности и для других людей Этому

должно способствовать справедливое демократическое законодательство.

Утилитаризм в миллевской интерпретации не имеет эгоистической

тенденции. В классическую утилитаристскую доктрину Милль вносит

ряд дополнений и изменений. Так, он отказывается от количественного

"исчисления удовольствий" Бентама, подчеркивает качественные раз-

личия между видами удовольствия, отдает предпочтение духовным удо-

вольствиям над чувственными. Он в большей степени, нежели его не-

посредственные предшественники, апеллирует к человеческой природе

и связывает полезность с ее совершенствованием. В этом, согласно

Миллю, большую роль должны играть правильные воспитание и обра-

зование, способствующие развитию социальных чувств людей по отно-

шению друг к другу и укреплению их солидарности. Средствами, кото-

рые способны помочь осуществлению этих ценностей, Д. С. Милль в

духе традиций английского либерализма считает свободу слова и печа-

ти. Они, согласно Миллю, связаны с философским понятием истины,

ибо истину в науке, философии, политике легче искать при свободном,

беспрепятственном обмене мнениями и при свободе научного и нрав-

ственного поиска. Во введении к своей работе "О свободе" Д. С.

Милль писал, что борьба между свободой и авторитетом стала отличи-

тельным признаком истории человечества уже в эпоху древних Греции

и Рима. Борьбой за свободу пронизана история Англии. На протяжении

веков свободу понимали как защиту угнетенных от тиранической влас-

ти. При этом считалось, что противоречие между правящими и управля-

ющими неустранимо. Но потом проницательные люди заметили, что и

общество может становится своего рода коллективным тираном - со-

циальная тирания большинства не менее опасна, чем тирания отдельных

личностей или небольших клик. Поэтому защиты против тирании обла-

дателей высоких государственных постов недостаточно: нужна защита

против тирании господствующих мнений и эмоций. Есть границы леги-

тимного вмешательства коллективного мнения в сферу индивидуальной

независимости. И найти эту границу, защитить ее от посягательств столь

же необходимо для нормального состояния человеческих отношений,

как и обеспечить защиту от политического деспотизма. (Это мнение Д.

С. Милль отстаивал в противовес взглядам своего отца, горячего сто-

ронника мажоритарного принципа.)

Милль четко защищает права, свободы, достоинство индивида. Даже

если бы все общество за вычетом одного-единственного человека при-

держивалось определенного мнения, то все равно было бы противно

принципам свободы и справедливости заставить этого единственного

человека поступиться своим мнением, принудить его к молчанию. Такие

меры вели бы не к утверждению величия человеческого рода, а к

ущемлению достоинства человечества. Человек, утрачивающий веру в

самого себя, теряет и доверие к обществу, к "миру" - ведь мир есть

часть самого человека, как индивид есть часть мира, часть обществен-

ного организма. И пусть человек порой впадает в ошибки. Способность

суждения дана ему для того, чтобы он ею пользовался. Обязанность

правительств и индивидов состоит в том, чтобы мнения формировались

как истинные и никогда не навязывались другим людям, - таково

суждение Милля.

Культура демократического образования и высказывания мнений

основывается на развитой способности людей самостоятельно форми-

ровать суждения и умозаключения, ставить вопросы и находить отве-

ты, предоставлять в подтверждение своего суждения аргументы и до-

казательства. А такие привычки наилучшим образом воспитываются

науками. Например, изучая геометрию, мы запоминаем и теоремы, и

нужные доказательства. Но следует учесть и специфику математики:

она не допускает сомнения в аксиомах и доказанных теоремах. Между

тем в естествознании (как и в практической жизни) всегда возможны

противоположные суждения об одних и тех же фактах. В области мора-

ли, религии, политики, социальных отношений приходится бороться

против монополии одного какого-либо мнения или одной доктрины,

приобретающих господство над умами.

Если индивид включается в общественно значимый процесс выра-

жения и отстаивания мнений, это налагает на него большие обязатель-

ства: мнение должно быть выражено ясно, отчетливо, убедительно;

человек, его высказывающий, должен быть готов толково и без раз-

дражения ответить на альтернативные аргументы. Однако, справедливо

отмечает Милль, девяносто девять человек из ста не хотят или не

умеют этого делать, что относится и к образованным людям. Одни

выражают свое мнение нечетко, другие не прислушиваются к противо-

положным суждениям. А тогда шумные споры, самые горячие дискус-

сии могут оказаться непродуктивными, не только не ведущими к рож-

дению истины, но и препятствующими ее появлению на свет.

Сильной стороной концепции Милля была внутренняя связь логи-

ки, этики, социальной философии и либерального курса в политике.

Д. С. Милль был одним из представителей английской политической

экономии. Он критиковал крайние интерпретации принципа свободной

конкуренции, сторонники которых считали ее чуть ли не "естественным

законом". Милль был того мнения, что свободный рынок и его законы

не являются неким "естественным состоянием". Они внедряются бла-

годаря особым действиям людей, институтам, установлениям. В процес-

сах, способствующих продвижению вперед рыночных отношений, Милль

также отводил особую роль хорошо продуманному законодательству и

правовым реформам.

Исследователи считают, что Д. С. Милль сыграл решающую роль в

превращении либерализма в "социальный либерализм" - концепцию,

которая смогла развить либеральные идеи предшественников дальше,

прибавив к ним соображения о конкретных социально-политических

механизмах, содействующих демократизации и либерализации общества".

Эволюционный позитивизм

Герберта Спенсера

Герберт Спенсер (1820-1903) - английский философ и ученый,

представитель позитивизма. В отличие от Д. С. Милля Спенсер не был

логиком в узком смысле этого слова. Его основной целью стало созда-

ние синтетической философии, объединяющей данные всех наук и фор-

мулирующей их общие закономерности. Правда, он успел осуществить

лишь часть своего замысла, опубликовав соответственно "Основания

психологии", "Основания биологии" и "Основания социологии".

Как и Милль, Спенсер никогда не занимался преподавательской

деятельностью, хотя его неоднократно приглашали различные универ-

ситеты. До начала 40-х годов он работал дорожным инженером и лишь

переехав в Лондон занялся публицистической деятельностью, в частно-

сти, в журнале "Экономист". Спенсер неоднократно отмечал то обстоя-

тельство, что еще за год до выхода знаменитой книги Чарльза Дарвина

"Происхождение видов" (1859) он разработал так называемый закон

прогресса, воплотивший идею всеобщей эволюции. Поэтому дарвиновс-

кое учение он воспринимал как подтверждение своего закона на мате-

риале биологии. Сам Дарвин достаточно высоко оценивал спенсеров-

скую философию.

Спенсер испытал определенное влияние позитивизма Конта, с кото-

рым встречался во время поездок во Францию. Но это влияние было

относительно небольшим. Спенсер даже высказал свое критическое от-

ношение к французскому философу в эссе " О причинах разногласия с

философией Конта".

Главным философским произведением Спенсера является книга

"Основные начала", в которой изложено учение о Непознаваемом (первая

часть) и Познаваемом (вторая часть). Его перу, кроме того, принадле-

жат работы по образованию, политической философии и вышедшая

посмертно двухтомная автобиография^. Спенсер занимал политически

активную позицию, был противником англо-бурской войны, отношение

к которой поляризировало английское общество того времени.

Философия в понимании Спенсера занимается феноменами, имею-

щими чувственный характер и поддающихся систематизации. Эти фено-

мены обусловлены нашими познавательными способностями, но они

суть проявления в сознании бесконечного, безусловного, не данного в

познавательном опыте. "Любая история чего-либо, - писал Спенсер, -

должна включать свое появление из невоспринимаемого и исчезновение

в невоспринимаемое"^. Наличие Непознаваемого свидетельствует, что

первые причины всего происходящего недоступны интеллекту. Разница

между подходом философии и науки, по Спенсеру, чисто количествен-

ная, зависящая от степени обобщения ими феноменальных данных. Все

знание он делит, во-первых, на знание необъединенное (это, в основ-

ном, обыденное знание), во-вторых, на знание частично объединенное,

т. е. знание научное, которое расширяет и систематизирует факты обы-

денного опыта и служит средством приспособления человека к внешней

среде. И, в-третьих, философия оказывается полностью объе-

диненным знанием. Она подразделяется на общую философию и

философию специальную. Первая призвана прояснять главные поня-

тия, т. е. осуществлять концептуальный анализ. Вторая согласует эти

понятия с опытными данными разных предметных областей, т. е. ин-

терпретирует их.

В эпистемологии Спенсера происходит определенное примирение

эмпиризма с априоризмом, что полностью исключалось в концепции

Милля. Дело в том, что Спенсер признает значение имплицитно прини-

маемых предпосылок всякого знания, представляющих собой концент-

рацию человеческого опыта в ходе эволюции. Эти предпосылки по

отношению к каждому отдельному человеку выступают как своеобраз-

ное a priori. В целом для Спенсера научное познание оказывается про-

цедурой выделения сходных признаков явлений и отбрасывания не-

сходных. В любом познавательном процессе мы имеем дело с

отношениями между явлениями, за которыми лежит нечто безот-

носительное. В соответствии с контовским делением на статику и дина-

мику Спенсер говорит об отношениях сосуществования и об

отношениях последовательности. Статика при этом предполага-

ет идею пространства, которая извлекается из понятия материи, сводя-

щейся к способности оказывать сопротивление внешнему давлению. А

само понятие материи предполагает понятие силы как своей основы.

Динамика имеет дело с понятием времени, которое, в свою очередь,

извлечено из понятия силы. Поэтому главным законом научного

знания Спенсер объявляет закон постоянства количества

силы. Он относится к числу рационально недоказуемых. Примеры си-

лового взаимодействия в мире суть проявления всеобщей силы, кото-

рая недоступна нашему познанию. За относительным в учении Спенсе-

ра всегда скрывается безотносительное, абсолютное.

Первый раздел "Основных начал", как отмечалось, посвящен идее

Непознаваемого. Она рассматривается в контексте проблемы взаимоот-

ношения науки и религии. Спенсер критикует позицию противопостав-

ления науки и религии. В противовес ей он предлагает следующий

подход. Во-первых, если стать на точку зрения религии, то тогда при-

дется принять гипотезу первопричины - бесконечной и абсолютной,

но в то же время непознаваемой. Это и будет религиозное представле-

ние о силе. Во-вторых, если стать на точку зрения науки, то обнару-

жится, что она не может объяснить фундаментальные закономерности

природы, докопаться до причин многих явлений. В конечном итоге в

науке мы также приходим к факту непознаваемости силы. Таким обра-

зом, наука и религия не только не противоречат друг другу,

но и в конце концов приводят к одному и тому же - идее

Непознаваемого. Спенсер - один из первых в Великобритании сто-

ронников религиозного агностицизма, представляющего влиятельное

течение и в наши дни. В связи с этим объяснимо его неприятие контов-

ской религии человечества и связанных с ней культовых элементов.

Для синтеза всякого знания явлений Спенсер считал необходимым

сформулировать универсальный закон взаимосвязи материи и движе-

ния, изменения степени организованности материи. Такой закон, по его

мнению, должен выводиться из нашей веры в постоянство существую-

щей в мире силы. Это и будет закон космической эволюции. Спенсе-

ровская формула эволюционного процесса гласит: "Эволюция есть ин-

теграция материи и сопутствующее этому рассеивание движения, в про-

цессе чего материя переходит из [состояния] относительной неопреде-

ленности, несвязанной однородности - к относительно определенной

согласованной разнородности; и при этом сохранившееся движение ис-

пытывает параллельную трансформацию"^. Процесс эволюции направ-

лен в сторону достижения равновесия сил. Прогресс как таковой пред-

полагает всеобщую дифференциацию, усиление структурной организо-

ванности. Но затем наступает новая стадия нарушения равновесия. Та-

ким образом, получается, что эволюционный процесс отнюдь не всегда

прогрессивен, что, однако, не отменяет преобладания тенденции к вос-

становлению равновесия.

В своих работах английский философ в основном осветил вопросы

эволюции в живой природе и обществе. Этим вопросам посвящены его

обобщающие исследования в области биологии, психологии, социоло-

гии. Он считал, что после Дарвина биология оттеснила математику,

став ведущей и образцовой наукой. На общество Спенсер переносит

многие положения биологической теории эволюции, развивая точку

зрения так называемого социал-дарвинизма, у которого было немало

последователей. Методологический подход Спенсера к обще-

ственным процессам является структурно-функциональным.

Социальный философ на основе знания структурных и функциональ-

ных характеристик обнаруживает в обществе инвариантные последова-

тельности процессов, что дает возможность вероятностного предвиде-

ния отдельных событий и общих тенденций развития.

В своей социальной философии Спенсер использует организмичес-

кую аналогию для характеристики политического общества и государ-

ства. Правда, это не означает, что он, подобно холистам (английским

абсолютным идеалистам, например), считает, будто государство как

целое важнее своих элементов. Именно государство призвано служить

своим гражданам, а не наоборот. В поздний период он даже, в извест-

ной мере сближаясь с анархизмом, говорил: в совершенном обществе

индивид первичен, а государство - вторично и не есть нечто абсолют-

но необходимое.

Социальная динамика означает прогрессивный переход от

однородности к разнородности, т. е. к большей дифферен-

циации. "Когда я писал Социальную статику, я уже утверждал там,

что социальные организации и индивидуальные организации сходны в

своих фазах развития. Там подчеркивалось, что низшее общество, по-

добно низшему животному, составлено из подобных частей, исполняю-

щих подобные функции; между тем лишь только общества и организмы

становятся более высоко развитыми, каждое из них становится состав-

ленным из несходных частей, исполняющих несходные функции"^.

Максимально дифференцированные общества обладают лучшими воз-

можностями эволюционного приспособления. И это будут общества

индустриального типа, основанные на позитивном знании. Они воз-

никнут тогда, когда постепенно исчезнут тоталитарные, агрессивные

типы общества. Социально-классовые антагонизмы будут ослабляться

в обществе, которое эволюционирует в сторону достойного поведения

его членов.

Спенсер отдавал предпочтение утилитаристской этике, однако при

этом он не считал утилитаризм личным изобретением Бентама. Утилита-

ристская этика для него - продукт длительного эволюционного разви-

тия в области человеческой морали. Существует взаимосвязь биологи-

ческой и моральной эволюции. Утилитаризм Спенсера предполагает ори-

ентацию на некоторые не выводимые из опыта, но наследуемые мо-

ральные принципы. В этом можно заметить отголосок его идеи об апри-

орных предпосылках знания.

Герберт Спенсер - мыслитель, весьма влиятельный в свое время в

различных странах мира (включая Россию, где были изданы все его

основные работы), в начале XX в. теряет популярность как в среде

ученых, так и философов и общественных деятелей. Однако идеи анг-

лийского мыслителя, например его структурно-функциональный под-

ход или теория равновесия, время от времени привлекают внимание

специалистов в разных областях. Независимо от данного обстоятель-

ства эволюционные идеи Спенсера - важная страница в истории пози-

тивистского движения. К нему причисляли также таких ученых и фи-

лософов, как А. Бэн, Г. Гельмгольц, К. Фогт, И. Молешотт, Т. Гекс-

ли, Э. Геккель, Э. Дюринг (о некоторых из них речь пойдет в дальней-

шем). Но относить их к позитивизму следует с осторожностью, ибо в

данном случае слово "позитивизм" становится широким и весьма нео-

пределенным термином. Детище французского и английского духа, по-

зитивизм затем получил распространение в различных странах. В Рос-

сии последователями позитивизма были Н. Михайловский, В. Лесевич.

Решительный бой популярному в России позитивизму дал молодой Вл.

Соловьев в магистерской диссертации, защищенной в 1874 г. Это был

лишь один из знаков крепнущего антипозитивистского движения в фи-

лософии.

Глава 3

ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ДУХА

В 50-70-х ГОДАХ XIX в.

В 50-60 годы XIX в. зарождается одна из ведущих тенденций фи-

лософии того времени - попытка ряда мыслителей противостоять на-

турализму и позитивизму в философии, отстаивая специфику философ-

ского подхода и необходимость выработать особые методы исследова-

ния сознания, познания, духа *. Эти философы ни в коей мере не были

противниками естествознания. Напротив, большинство из них по перво-

начальному образованию были естествоиспытателями; позитивистская

философия оказала на них немалое влияние. Но, преодолев искушения

натурализма, они принялись отстаивать приоритет широко понимаемой

целостной науки, "метафизики духа", почему их иногда называют пред-

ставителями спиритуализма. Самыми ранними и заметными фигурами

этого течения были Александр фон Гумбольдт, Фехнер и Лотце.

Александр фон Гумбольдт (1769-1859), - энциклопедически об-

разованный немецкий ученый, специалист в "естественной истории"

(особенно "истории земли", т.е. геологии и географии), был одним из

тех, кто в духе времени отстаивал необходимость охватывать

умственным взором целостную вселенную, но делать это не в

стиле гегелевских или позитивистских системных конструкций. В 1845 г.

вышел из печати первый том его сочинения "Космос", завершенного в

1852 г. Работа стала весьма известной, была переведена на другие ев-

ропейские языки.

Густав Теодор Фехнер (1801- 1887) учился медицине и физике в

Лейпциге, где с 1846 по 1886 г. был профессором. Начав с естествоз-

нания и медицины, Фехнер затем стал заниматься психологией и фило-

софией. Два наиболее важных результата, в которые вылились эти

занятия, - создание пограничной дисциплины, названной им психофи-

зикой ("Элементы психофизики", 1860; "Ревизия основных позиций

психофизики", 1882) и формирование панпсихической натурфилосо-

фии, центральное утверждение которой - наличие духовного в приро-

де. Соответственно и психофизика объявлялась фундаментом для дру-

гих научных дисциплин.

Ранние произведения, в которых проявились панпсихические тен-

денции: "Книжечка о жизни после смерти" (1836), "Нанна, или О

душевной жизни растений" (1848), "Дзен-Авеста, или О небесных и

При дальнейшем (по необходимости кратком) анализе этой тенденции перед

нами предстанут мыслители различных ориентаций. Их объединение в одной главе

условно и оправдано, в основном, их интересом либо к созданию систематической

философии природы, либо к объединению природы и духа под углом зрения тех или

иных естественнонаучных или метафизических подходов.

потусторонних вещах", т. 1-111 (1851). Идея Фехнера состояла в том,

чтобы "одушевить" мир, как бы протянув непрерывную нить от "неви-

димых духов" природы, в том числе и неорганической, к душе челове-

ка. Смерть человека означает только то, что закрывается его "телес-

ный глаз", тогда как "глаз духовный" открывается, чтобы созерцать

имматериальную действительность. При это бессмертие духа не следует

понимать как неуничтожимость индивидуальной духовности - речь идет

о бессмертии духа в его сущности, т.е., в конечном счете, божественно-

го духа'.

Что касается психофизики, то Фехнер был убежденным сторонни-

ком экспериментальных методов изучения психических явлений, откло-

няя, однако, материализм как способ натурфилософского объяснения.

Здесь Фехнер опирался на работы Вебера. Физиолог и психолог Эрнст

Генрих Вебер (1795-1878) вывел закономерность, согласно которой

различимость ощущений зависит не от воспринимаемых раздражений

как таковых, но от интенсивности двух следующих друг за другом

раздражений, точнее, от "прироста" этой интенсивности. Это наблюде-

ние, подтвержденное многими опытами, получило название закона Ве-

бера. Фехнер уточнил закон и придал ему "количественное" выраже-

ние: величина ощущения растет пропорционально логарифму раздраже-

ния. Его обычно называют законом Вебера-Фехнера. Оба ученых

стояли у истоков экспериментальных исследований соотношения физи-

ческих и психических феноменов. Современникам казалось, что бьет

час точного научного анализа психического. На "экспериментальную"

психологию, делавшую свои первые и еще неуверенные шаги, вскоре

будут возлагаться самые смелые надежды: возникнут физиологизм и

психологизм как натуралистические, редукционистские течения в фило-

софии и логике. Правда, сам Фехнер относился к возможностям психо-

физики с определенной осторожностью. Он считал, что можно изме-

рять раздражения, но вряд ли удастся точно измерить ощущения. И все

же он был того мнения, что методы физикалистского исследования

применимы и при изучении психики. В дальнейшем, уже в 70-х годах,

эта тенденция получила продолжение в работах Вильгельма Вундта

(1832-1920).

Рудольф Герман Лотце (1817-1881) учился физике и психофизи-

ке у Фехнера в Лейпциге; результатом его научных изысканий стал

труд "Медицинская психология" (1852). Затем, в 1856, 1858, 1864 г.,

вышли три тома его фундаментального философского сочинения "Мик-

рокосм. Идеи к естественной истории и истории человечества". Темати-

ка 1 тома - тело, душа, жизнь, 11 тома - человек, дух, развитие мира,

III тома - история, прогресс, связь вещей. То была попытка филосо-

фа, получившего фундаментальное естественнонаучное образование,

создать всеохватывающее, фундаментальное исследование на метафи-

зической основе - и она оказалась тем более ценной, что метафизика в

то время подверглась яростным атакам позитивистов. Среди тех, кто

тогда противился позитивизму, труд Лотце сделался весьма популяр-

ным. Он предпринял (в 1874 -1879 гг.) еще одну попытку создания -

на манер Гегеля - "Системы философии", но работа осталась незавер-

шенной. Лотце написал "Логику" и "Метафизику", намеревался со-

здать "Практическую философию" (этику, эстетику, философию рели-

гии), но не успел сделать этого. Уже после смерти вышли три тома его

"Маленьких работ", где содержались наброски к недостающим звеньям

системы.

Основные идеи философии Лотце состоят в следующем^. Человек

живет в трех мирах - действительности, истинности и

ценности. И мир ценностей есть ключ к миру форм. В "Логике"

Лотце истолковал мир идей Платона именно как мир ценностей, что

впоследствии оказало влияние на неокантианский подход к платоновс-

кому учению. Метафизическая тенденция учения Лотце состояла в том,

что сначала, в раннем варианте "Метафизики" (1841 г.), он набросал

(в противовес Канту) план онтологии и космологии, в которых формы

мышления, познания объявлялись соответствующими формам сущего.

Эти формы: бытие и небытие, сущность и явление, единое и многое,

субстанция и определение, причина и действие. План похож на "Логи-

ку" Гегеля, на которую Лотце опирался, но которую он также критико-

вал. Так, он считал, подобно Гегелю, категорию становления результа-

том "снятия" категорий бытия и небытия. Согласно более поздней

концепции Лотце, предметом метафизики является действительность.

Действительны же вещи, которые есть (sind), события, которые про-

исходят, отношения, которые пребывают (bestehen), содержания пред-

ставления и истин, которые обладают значением. "Бытие", по Лотце,

это "нахождение-в-отношении" (In-Beziehung-Stehen), т.е. обмен взаи-

модействиями. А если вещь есть единый и пребывающий субъект взаи-

мосвязанных состояний, то лишь сознание в силах придать различным

ее состояниям истинную тождественность, единство, имеющее вид так

называемой реальной вещи. Отсюда Лотце выводит идеалистическую

онтологию особого рода. Нужны, говорит он, не формальная онтоло-

гия, и не пустое понятие бытия. От них невозможно избавиться, пока

субстанции не будет придан смысл духовной реальности, именуемой

Богом и понимаемой как личность. Так онтология у Лотце становится

теологической концепцией и дополняется телеологией. При этом Лотце

возражает против "интеллектуалистского" понимания действительнос-

ти. Сущность вещей не противопоставлена духу, но дух ни в коей мере

нельзя сводить к мышлению. Не исключено, заявляет Лотце, что дух

неспособен ухватить все, в чем состоит сущность вещей; вовсе не под

силу сделать это мышлению, т.е. только "внутренней деятельности"

духа, его несамостоятельной части.

Натурфилософский спиритуализм был переходной формой фило-

софского развития. Пути дальнейшего движения мысли расходились.

"Психофизика" как анализ ощущений дала толчок развитию в конце

XIX в. психологизма в логике и психологии. "Панпсихизм" стал лишь

одним из проявлений сопротивления позитивизму или прямого антипо-

зитивизма, которые в Европе, но особенно в Германии, подталкивали к

ренессансу немецкой классической мысли. Сначала это движение "на-

зад..." - к Фихте, Канту, Гегелю - захватывало отдельных филосо-

фов, потом, в последние десятилетия XIX и первые декады XX в., оно

переросло в достаточно сильные, влиятельные философские школы и

направления.

Толчок к восстановлению в правах немецкого классического идеа-

лизма и, в частности, фихтеанского учения дал сын И. Г. Фихте Имма-

нуил Герман Фихте (1796-1879). Он был профессором в Бонне и

Тюбингене. Его работы: "Познание как самопознание", 1833, "Онтоло-

гия", 1836, "Система этики" (1-II т., 1850-1853), "Антропология",

1856, "Психология" (1-11 т., 1864-1873). Большого влияния эти про-

изведения не имели, хотя Фихте-сын всеми силами стремился удержать

завоевания немецкого идеализма. Главным успехом его творческой жизни

стало издание Собрания сочинений отца, И. Г. Фихте (начиная с 1845 г.

были изданы восемь томов).

Дух гегелевского учения пытались сохранить Христиан Герман Вайсе

(WeiBe, 1801 -1866) и Адольф Тренделенбург (1802-1872).

X. Г. Вайсе (он был учителем Лотце) развивал учение немецкого

классического идеализма в направлении спекулятивной теологии, родо-

начальниками которой он считал Канта, Фихте, Шлейермахера, Гегеля

и Шеллинга. Его более ранние произведения "Система этики как науки

об идее прекрасного" (три тома, 1830), "Идея божества. Философское

рассмотрение как научное обоснование философии религии" (1833),

"Основные черты метафизики" (1835) привели затем к изложению

системы в трехтомном сочинении "Философская догматика, или Фило-

софия христианства" (1855, 1860, 1862 г.). В работах Вайсе первой

половины 30-х годов еще отчетливо ощущается влияние Гегеля; преж-

де всего Вайсе усвоил смысл диалектического метода анализа. Но од-

новременно он отклонил пантеистические тенденции гегелевской фило-

софии и подчеркнул, что не философии, а теологии принадлежит выс-

ший статус. Выступая против Гегеля и следуя Шеллингу, он охаракте-

ризовал свою философию как "систему свободы". Гегель неоправдан-

но, как полагал Вайсе, понимал диалектический метод также и как

метод познания действительности. Ибо действительность не следует за

формами логики, хотя существует возможность априорного познания

действительности. В натурфилософских размышлениях Вайсе можно

найти следы натурфилософии романтиков - в его рассуждениях о при-

роде света, электричества, магнетизма^

А. Тренделенбург, проявивший особый интерес к гегелевской логи-

ке и ее преобразованию, положил в основу своей философии критичес-

кий пересмотр тезиса Гегеля о тождестве бытия и мышления. Цель,

поставленную гегелевской философией, он находил великой, а сред-

ства - не отвечающими этой цели. Но хотя Тренделенбург критиковал

гегелевскую диалектику (считая, что диалектические категории - из-

за сведения их к формам чистого мышления - становятся более "то-

щими и слабыми", чем созерцание), он продолжал видеть свою задачу

в осмыслении диалектико-генетических процедур. Для Тренделенбурга

это означало: надо проследить источники и предпосылки "вечного диа-

лектического движения", присущего самим вещам и даже "творящего"

вещи. Движение признавалось категорией более важной, чем

бытие и мышление, и даже способной объединить их. При

этом Тренделенбург, пытаясь предпослать всему категориальному ана-

лизу движение, сначала обратил свои взоры к пространственному пере-

мещению, т.е. к механическому движению, попытавшись дать его более

современное толкование. Однако философ скоро понял, что такая по-

пытка противоречит духу диалектики. В результате Тренделенбург пе-

решел на позиции своего рода "диалектического телеологизма": во

главу угла было поставлено понятие цели, причем телеологизм тесно

объединялся с теологизмом, т.е. с прославлением "акта божественного

знания" как субстанции всех вещей".

В своих попытках построить генетически и диалектически ориенти-

рованную философию-телеологию Тренделенбург опирался на биологи-

ческие дисциплины: он увлекся физиологией И. Мюллера, исследова-

ниями в области сравнительной анатомии и эмбриологии. И при всем

предпочтении, оказываемом теологии и телеологии, сам Тренделенбург

считал задачей своей жизни разработку ясной, доступной концепции

научного метода. Он требовал философско-методологического обосно-

вания знания, единства опыта и теоретического синтеза. Тренделенбург

стремился найти научные доказательства родства, сходства

("Gemeinschaft") - но не тождества! - бытия и мышления. Он с

сочувствием отнесся к новым исследованиям в области физиологии

ощущений, видя в них перспективное направление, способное доказать

родство физического и духовного.

Затем на смену идеям философов, стремившихся спасти и развить

достижения немецкого классического идеализма, пришла новая позити-

вистская волна: речь идет о работах крупных философов-естествоис-

пытателей Т. Хаксли (1825-1895), Э. Геккеля (1834-1919). Пик

волны пришелся на 70-е годы. Тогда появились быстро ставшие знаме-

нитыми работы английского ученого и философа Т. Хаксли "Выраже-

ние душевных движений у человека и животных" (1873) и "Происхож-

дение человека" (1871). Хаксли стал разрабатывать свои эволюционис-

тские взгляды в начале 60-х годов, т.е. еще до Дарвина, причем ему

принадлежит немалая философская заслуга: он поставил вопрос о са-

мых общих, т.е. именно философско-мировоззренческих предпосылках

и следствиях эволюционистских идей. Эволюционизм Спенсера оказал

на Хаксли, пожалуй, не меньшее влияние, чем теория Дарвина. Хаксли

считал, что эволюционизм - это дело и достижение не одной биоло-

гии, а целого комплекса наук. Но в одних науках и учениях он уже

пробил себе дорогу, в других ученым еще предстоит утвердить эволю-

ционистские идеи. В частности, Хаксли уделял большое внимание раз-

витию психологии и, признавая ценность сугубо естественнонаучных

(например физико-химических) моделей при исследовании жизни, счи-

тал, что требуется более "специфическая", "собственная" методология

исследования жизни вообще и жизни, наделенной психикой, в частно-

сти^.

Эрнст Геккель выдвинул так называемый основной биогенетичес-

кий закон, который гласил: процессы онтогенеза суть повторение фи-

логенеза, т.е. развитие индивида (особенно у высокоорганизоЬанных

живых существ) в сокращенной и особой форме с довольно большой

точностью повторяет следовавшие друг за другом исторические стадии

развития живых существ на земле. После формулирования Геккелем

этого закона начались и продолжаются поныне споры о том, соответ-

ствует ли закон эмпирическим фактам или скорее является плодом

натурфилософской спекуляции. В философско-мировоззренческом пла-

не ценность усилий Геккеля в том, что он стремился увязать в единую

цепь прошлое, настоящее и будущее эволюции земли, живую природу

вообще и природу человека, в частности. Однако значение закона Гек-

келя для естествознания яростно оспаривалось - и более всего немец-

ким критиком дарвинизма врачом Рудольфом Вирховым. Другим кри-

тиком закона Геккеля был Эдуард фон Гартманн (1842 - 1906), создав-

ший "философию бессознательного". В отличие от ученых-естествен-

пиков, критиковавших, подобно Вирхову, геккелевский эволюционизм

за его философичность, склонность к слишком широким обобщениям,

Гартманн видел порок геккелевского подхода в ином: по его мнению,

Геккелю следовало искать первооснования понимания природы не в

естествознании, а именно в философии.

Из философских учений на Гартманна наибольшее влияние оказали

философия Платона, Лейбница, Гегеля, "позитивная философия" Шел-

линга и философия Шопенгауэра. У последнего Гартманн заимствовал

учение о воле как первооснове бытия природы и человека. Правда,

толкование воли у Гартманна особое - оно целиком опосредовано це-

лями, задачами, понятиями "философии бессознательного". Главные

работы Гартманна - "Философия бессознательного" (1869); "Само-

разрушение христианства и религия будущего" (1874); "Иудейство со-

временности и будущего" (1880); "Эстетика" (два тома, 1887); "Учение

о категориях" (1896); "История метафизики" (два тома, 1900) и др.

"Философия бессознательного" принесла автору довольно широ-

кую известность. Книга часто переиздавалась. Так, появившийся в Рос-

сии уже в 1875 г. перевод был сделан с 4-го немецкого издания. (За-

щищая в 1874 г. свою магистерскую диссертацию, В. С. Соловьев ос-

новательно разбирал "философию бессознательного" Гартманна.)

В чем же состояла особенность позиции Э. фон Гартманна? Он стре-

мился (в чем-то следуя за Лейбницем) построить "метафизику бессоз-

нательного", т.е. доказать, что бессознательное в качестве "воли"

присуще всей природе, а не только человеку. Глава III 2-й

части "Философии бессознательного" называется "Бессознательное и

сознание в растительном царстве". Здесь Гартманн опирается на работы

Фехнера, Шопенгауэра и делает вывод ни много ни мало, как о "бес-

сознательной душевной деятельности растений"^. Аргументация: при-

способляемость к среде, делимость, целесообразность, целительная сила

свойственны растениям не менее, чем животным. "Невозможно не при-

знать полной аналогии между рефлективными движениями растений и

животных"^ Растениям Гартманн приписывает "инстинктивные движе-

ния" и "влечение к прекрасному". При этом он приводит множество

данных о растениях, почерпнутых из биологии того времени. Сходна и

логика его рассуждения о неорганической материи, которая тоже трак-

туется - в духе Шопенгауэра - как "воля и представление"^. Когда

же Гартманн переходит к человеческой жизни, к психике, к тому, что в

классической традиции именовалось "сознанием", он находит особенно

благодатную почву для оправдания своей концепции. Бессознательное

в жизни человека существует в различных формах: это "целесообразное

действие без осознания цели"; это инстинкт, который является "созна-

тельной волей, притом что воление цели остается бессознательным";

предчувствия, прозрение - тоже подвиды бессознательного и т. д.

Из философии бессознательного как теории "неосознанных влече-

ний" Гартманн делал этические и социальные выводы. Главная цель,

считал он, - понять, что именно бессознательное продуцирует созна-

ние, т.е. формирует душу. Поскольку бедствием для человека становят-

ся его желания, необходимо целенаправленно умерять их и тем самым

уменьшать несчастья и страдания. Концепции, согласно которым цель

жизни человека и человечества - удовлетворение потребностей и стрем-

ление к счастью, Гартманн считает глубоко безнравственными и опас-

ными для будущего человеческого рода и всей жизни нашей планеты.

Главный общефилософский вывод, который Гартманн делает из исто-

рии философии, из своей концепции, а одновременно из достижений

новейшего естествознания: "Всё течение мира есть единый величествен-

ный процесс развития"^.

Уже в 50-60 годы обнаружилось, сколь противоречиво отношение

западных философов к немецкому идеализму. С одной стороны, не

было недостатка в резких критических возражениях против кантовско-

го или гегелевского учений. С другой стороны, с годами становилось

всё более очевидным, что философы после Канта и Гегеля не смогли

разработать концепций, которые по своей масштабности и глубине пре-

восходили бы сделанное этими великими мыслителями. Поэтому все

слышнее звучали голоса тех, кто призывал к новому освоению фило-

софского наследия немецкой классики.

Среди них довольно влиятельным в конце 70-х и в 80-х годах был

Алоиз Риль (1844- 1924). Он учился в Вене, Инсбруке и Мюнхене, с

1878 г. стал профессором в Граце, затем в Берлине (1905-1917). Его

двухтомная работа "Философский критицизм и его значение для пози-

тивных наук" (1876-1887) была свидетельством нараставшего в фи-

лософии движения "Назад к Канту". К краткому анализу этого направ-

ления мы теперь и переходим.

Глава 4

НЕОКАНТИАНСТВО

ПРВДЫСТОРИЯ

Неокантианство' имеет свою предысторию в развитии так называе-

мой профессорской философии Германии 50-60-х годов. В 50-х годах

толчок к возобновлению углубленных исследований кантовской фило-

софии дали скорее не философы, а естествоиспытатели. Герман Гельм-

гольц (1821-1894), физик и психолог, опубликовал сочинения "О

человеческом зрении" (1855), "Физиологическая оптика" (1856-1866),

в которых ощущалось заметное влияние Канта и содержалось немало

отсылок к кантовским произведениям. (В дальнейшем работы Гельм-

гольца, посвященные слуховым ощущениям, восприятиям, повлияли на

возникновение махизма, эмпириокритицизма, речь о которых - впереди.)

Эстафету подхватили философы. Известный немецкий историк фи-

лософии Куно Фишер (1824 -1907), еще в 50-х годах начавший писать

свою многотомную историю философии (по ней учились целые поколе-

ния философов; продолжают учиться и сегодня, принимая во внимание

новые исследования), в 1860-1861 гг. опубликовал и до сих пор со-

храняющую значение монографию о Канте.

Предыстория неокантианства ведет нас также и во Францию. На

возрождение философии Канта повлияли Виктор Кузен и Жюль Ла-

шелье. В 50-х годах XIX в. активную роль в защите кантовских идей

сыграл Шарль Ренувье (1815-1903 гг.). Его главные произведения -

"Опыты общей критики" (три тома, 1854), "Трактат общей логики и

логики формальной" (1854), "Рациональная психология" (три тома,

1859), "Принципы природы" (два тома, 1864), "Введение в аналити-

ческую философию истории" (1864), "Персонализм" (1901) - основа-

ны на принципах "неокритицизма", в свою очередь восходящего к Кан-

ту. "Я открыто признаю, - писал Ренувье, - что я продолжатель

Канта, и делом моей чести было бы, если бы я серьезно продвинул во

Франции дело критики, которое в Германии потерпело неудачу"^

А. С. Богомолов так характеризовал суть его философии в связи с

отношением к Канту: <Ренувье выступает сторонником и защитником

кантианства, когда речь идет об оправдании последним морали и рели-

гии, и противником, когда речь заходит о попытке оправдать и защи-

тить объективность человеческого познания хотя бы с точки зрения

происхождения его содержания, ощущений из воздействия вещей в

себе на чувственность человека. Ренувье заодно с Кантом, когда он

отстаивает синтетический характер человеческого познания против сен-

суализма Юма... Вместе с Кантом он признает, что мы познаем только

феноменальное; он расходится с Кантом, поскольку "на место старых

субстанций Кант водворяет невесть какие вещи в себе или непознавае-

з - 2895

мые ноумены, а тем самым чисто безусловное, как высшую действи-

тельность; он сводит к эмпирической, едва отличной от иллюзии дей-

ствительности все, что является феноменом, а следовательно, также и

истинную личность (Renouvier Cn. Le personnalisme. P., 1903. P. V)>^.

В философии Ренувье своеобразное "неокритическое" неокантиан-

ство перерастает в "персонализм", в соответствии с которым - в духе

Канта - сознание принято в качестве основы бытия, но бытие возво-

дится в ранг высшего принципа мироздания, что является своего рода

"предчувствием" концепций XX в. с их конструкциями бытия-сознания

или сознания-бытия. Не случайно Ренувье, чьи идеи в основном взра-

щены философией XIX в., в начале нашего столетия написал книгу

"Персонализм".

К середине 60-х годов предпосылки для возрождения кантианства

созрели и в Германии. Нужен был внешний толчок, требовалось бро-

сить лозунг, чтобы движение сторонников Канта стало консолидиро-

ваться. Это было сделано благодаря появившейся в 1865 г. книге двад-

цатипятилетнего Отто Либмана (1840-1914) "Кант и эпигоны'"*. В

этой книге О. Либмана (одного из наиболее верных и одаренных уче-

ников Куно Фишера, намеревавшегося противопоставить идущему от

Ламарка и Дарвина биологизму и физиологизму традиции кантовского

критицизма) каждая из глав - а они были посвящены Фихте, Шел-

лингу, Гегелю и Гербарту - заканчивалась фразой: "Итак, нужно сно-

ва вернуться к Канту!" Лозунг "Назад к Канту!" был, таким образом,

брошен и услышан в 60-х годах XIX в. В 70-х годах он был подхва-

чен - прежде всего лидерами двух главных неокантианских направле-

ний В. Виндельбандом и Г. Когеном, а также их сторонниками и после-

дователями.

Опосредующей это движение фигурой был популярный в свое вре-

мя философ Фридрих Альберт Ланге (1828-1875). Его обычно при-

числяют к "физиологическому направлению" в неокантианстве. Наи-

большую известность принесла ему двухтомная работа "История мате-

риализма и критика его значения в настоящее время" (впервые опубли-

кована в 1866 г., в переработанном виде - в 1873 г.). Ланге, получив-

ший философское, психологическое и педагогическое образование в

Бонне, с 1870 г. был профессором сначала в Цюрихе, а с 1872 г. до

своей смерти в 1875 г. - Марбургского университета. Как правильно

отмечают исследователи, его нельзя считать основателем марбургской

школы неокантианства, ибо эту школу основал и создал Коген. Однако

влияние Ланге на формирование различных направлений в философии

конца XIX в. было весьма значительным. Гегельянец Герман Глокнер

отмечал, что упомянутая книга Ланге (в ее расширенном варианте)

наряду с произведениями Шопенгауэра стала одним из наиболее читае-

мых произведений немецкой философской литературы. При этом идеи

Ланге, как и их влияние, противоречивы. С одной стороны, Ланге

опирался на достижения естествоиспытателей, из которых он особо

выделял немецких физиологов Иоганна Мюллера и Германа Гельмголь-

ца. Ланге утверждал, что перспективна лишь философия, избирающая

своим фундаментом своего рода "физиологические" концепции есте-

ствознания, психологии. (При этом современную ему физиологию орга-

нов чувств Ланге объявлял развитым и исправленным кантианством.)

С другой стороны, материалистические варианты физиологизма Ланге

категорически отвергал - особенно в случаях, когда материализм, пра-

вомерный, по его мнению, в пределах естествознания, перерастал в

метафизику, т.е. в общий философский взгляд на природу и человека.

Материалистическое мировоззрение, согласно Ланге, неспособно объяс-

нить высшие проявления человеческого духа, развитие искусства и

творчество в целом. Оно усиливает эгоистические тенденции в этике.

С одной стороны, Ланге призывал к развитию философии позитив-

ного знания, критикуя не только материалистическую, но и идеалисти-

ческую метафизику. Многими своими современниками этот философ

был понят как сторонник философского позитивизма. С другой сторо-

ны, Ланге считал, что идеализму, если он не будет оставаться беспоч-

венной метафизикой, а приобретет подпорку в виде естественнонауч-

ных исследований сознания, принадлежит большое будущее. Именно в

свете этого противоречия уясняется отношение Ланге к Канту.

Ланге достаточно высоко и в то же время весьма критически оцени-

вает концепцию Канта. В кантовском наследии на первый план выдви-

гается "Критика чистого разума", в которой в принципе принимаются

идеи априоризма, трансцендентальности (т.е. первенства сознания, его

явлений), теория синтетических суждений a priori. Однако Ланге не

приемлет того способа, каким Кант обосновывает свои главные идеи.

Если в кантовском их обосновании главную роль играют абстрактно

понятые способности нашего ума, то Ланге предлагает перенести центр

тяжести на "физиологическое" оправдание априоризма, подкрепленное

исследованиями Мюллера и Гельмгольца. Создается довольно причуд-

ливый и противоречивый философский сплав - своего рода физиоло-

гический идеализм, или физиологический априоризм, который, несом-

ненно, противоречит и духу и букве кантовского априоризма. Но Лан-

ге, как и другим критикам Канта в конце XIX в., принадлежит та заслу-

га, что они отказались принять кантовский априоризм в качестве само

собой разумеющейся отправной точки философии. Не отвергая тезиса

о наличии априорного, т.е. несводимого к опыту, невыводимого из

него всеобщего и необходимого знания, Ланге и другие философы -

следуя, кстати, лозунгу критицизма, брошенному самим Кантом, - пред-

ложили обосновать, генетически вывести, критически осмыслить апри-

оризм.

Сходно отношение Ланге к понятию "вещи самой по себе". И здесь

в адрес Канта обращена суровая критика. Канту вменено в вину то, что

понятие "вещи самой по себе", которое должно было сохранять функ-

ции "пограничного понятия" (Grenzbegriff), неопределенного "нечто"

как общей причины явлений, - что это понятие обросло у Канта мета-

физическими, а именно материалистическими предположениями о само-

стоятельном существовании мира вне нас. Между тем такое предполо-

жение, настаивает Ланге, неправомерно в свете априористских основа-

ний учения самого Канта, а также специфического кантовского "эмпи-

ризма", согласно которому мир является нам только в опыте, только

через явления. Но если это так, то "внеопытные" заключения о мире

вне нас, которые встречаются у Канта, должны быть устранены. Ины-

ми словами, из кантовской философии должны быть выкорчеваны кор-

ни материализма и материалистического сенсуализма. К этой линии

критики Канта примкнет затем, как мы увидим, немалое число неокан-

тианцев.

С именем Ланге связана еще одна тенденция - она проявляется в

его книге "Рабочий вопрос в его значении для современности и буду-

щего" (1865), также завоевавшей широкую популярность. Речь идет об

обосновании концепции, восходящей к работам Дарвина и Мальтуса и

содержащей тревожные предупреждения о возможности взрывоопасно-

го роста населения земли в недалеком будущем и, как следствия, пере-

населения планеты, обострения борьбы за существование. В 1870 г.,

когда появилось второе издание "Рабочего вопроса", К. Маркс под-

верг книгу Ланге разгромной критике. Еще ранее, в 1865 г. это сделал

Энгельс в письме к Ланге. Идея критики со стороны основоположни-

ков марксизма: Ланге - под влиянием дарвинско-мальтусовского под-

хода - схематически подходит к историческому процессу, преувеличи-

вает роль таких факторов, как народонаселение и влияние его возмож-

ного роста на жизнь общества. В современных условиях, когда вопрос

о стремительном росте народонаселения сделался одной из острейших и

труднейших для разрешения глобальных проблем, стало очевидным:

тревоги и предчувствия Ланге оказались обоснованными, его предска-

зания сбылись.

Произведения Ланге читались и переводились в разных странах, в

частности в России. Так, "История материализма" появилась в русском

переводе в 1881-1883 гг. (СПб.), "Рабочий вопрос" - в 1895 г.

(СПб.). Обе книги в России последних двух десятилетий XIX в. горя-

чо обсуждались образованной публикой.

А в Германии тем временем начали оформляться влиятельные нео-

кантианские школы и направления.

МАРБУРГСКАЯ ШКОЛА НЕОКАНТИАНСТВА

Основатель марбургской школы Герман Коген^ (Cohen) (1842-

1918) изучал филологию, математику и естествознание в Бреслау и

Берлине. В 1873 г. в Марбурге как ученик Ланге он защитил доктор-

скую диссертацию. С 1876 по 1912 г. Коген был профессором Марбург-

ского университета, создав знаменитую марбургскую неокантианскую

школу, которая на целые десятилетия стала центром притяжения для

философов разных стран. Интерес к философии Канта рано определил

направленность исследовательской и педагогической деятельности Ко-

гена. Так, в 1871 г., еще до защиты докторской диссертации, он напи-

сал классическую работу "Кантовская теория опыта", второе, суще-

ственно обновленное издание которой вышло в 1885, а третье - в

1918 г. В 1877 г. было издано сочинение "Кантовское обоснование

этики", в 1889 г. - "Кантовское обоснование эстетики". В этих кни-

гах три кантовские "Критики" были подвергнуты обстоятельному кри-

тическому анализу. Таким образом, основные идеи марбургского нео-

кантианства были введены в оборот развития философии и в философ-

ские дискуссии еще в 70 - 80-х годах XIX в. В XX в. творческая и

педагогическая деятельность Когена продолжалась. В 1902 г. появился

том 1 его произведения "Система философии"-"Логика чистого по-

знания", в 1904 г.-т. 2 "Этика чистой воли", в 1912 - "Эстетика

чистого чувства". Кроме того, были написаны книги "Иммануил Кант"

(1904) и <Комментарий к "Критике чистого разума"> (1907). Г. Коген

занимался также философией математики. Еще в 1883 г. он опублико-

вал сочинение "Принцип метода бесконечно малых". Произведения Г. Ко-

гена и сегодня причисляются к лучшим философским работам XX в.^

Вокруг Когена как ученого и педагога собралась школа блестящих

учеников и последователей. Учиться к нему приезжали из разных стран,

в том числе и из России. Самые значительные после Когена философы

марбургской школы - Пауль Наторп и Эрнст Кассирер.

Пауль Наторп (1854-1924), который с 1881 г. был доцентом, а с

1885 г. - профессором Марбургского университета, известен и как

ученик, сподвижник Когена и как яркий, оригинальный философ, спе-

циализировавшийся в истории философии, теории познания и метода, в

философской психологии и педагогике. Его главные сочинения: "Тео-

рия познания Декарта. Исследование предыстории критицизма" (1882),

"Исследования по истории проблемы познания в древности" (1884),

"Этика Демокрита" (1893), "Социальная педагогика" (1898), "Госу-

дарство Платона и идея социальной педагогики" (1898), "Учение Пла-

тона об идеях. Введение в идеализм" (1903, второе расширенное изда-

ние - 1921 г.), "Песталоцци" (1909), "Логические основы точных

наук" (1910), "Всеобщая психология" (1912), "Всеобщая логика" (после

1914 г.К

Наибольшую известность получили книга 1903 г. о Платоне и ста-

тья "Кант и марбургская школа" (1912).

Эрнст Кассирер (1874-1945) - блестящий философ, который в

начальный период творчества примыкал к марбургской школе неокан-

тианства, а затем встал на самостоятельный путь в исследовании круга

философско-математических, теоретико-познавательных, философско-

правовых, филологических, языковых, литературно-критических про-

блем. Кассирер - превосходный историк философии. В 1902 г. было

опубликовано его сочинение "Система Лейбница в ее научных основа-

ниях". В 1906-1907 гг. он написал (и защитил в Берлине) докторскую

диссертацию "Проблема познания в философии и науке новейшего вре-

мени", которая затем переросла в трехтомный труд; его публикация

закончилась уже после смерти Кассирера. Другие известные произведе-

ния этого философа, написанные еще под влиянием неокантианства -

"Понятие о субстанции и понятие о функции" (1910 г.; русский пере-

вод "Познание и действительность". СПб., 1912). В 20-х годах он

перешел к созданию своеобразной концепции мышления, языка, куль-

туры, которую изложил в трехтомной книге "Философия символичес-

ких форм" (1923-1929). В 1932 г. Кассирер написал яркую работу по

истории кембриджского платонизма второй половины XVII - начала

XVIII в.: "Платоновский ренессанс в Англии и кембриджская школа".

В 1933 г. Кассиреру пришлось эмигрировать из нацистской Германии.

Он был профессором в Англии, Швеции, США. В 1939 г. Кассирер

опубликовал книгу "Декарт", в 1944 г. - "Очерки о человеке"; в

1946 г. уже посмертно вышла книга "Миф о государстве" (две после-

дние работы опубликованы на английском языке^.

В марбургской школе обучались и другие философы, то более, то

менее известные. Некоторые из них потом становились основателями

самостоятельных направлений. Так, Николай Гартман (1882-1950), в

1909 г. защитивший в Марбурге у Когена работу "Логика бытия у

Платона", затем создал оригинальное учение онтологического толка. В

Марбурге в начале века учился X. Ортега-и-Гассет. Этот город сделал-

ся также местом паломничества для тех молодых людей из России,

которые были последователями Канта или просто хотели учиться у

прославленных педагогов Когена и Наторпа. В летнем семестре 1912 г.

в Марбурге у Когена (вскоре ушедшего на пенсию) начинал учиться

Борис Пастернак. Но уже тогда он понял, что создан не для филосо-

фии, а для поэзии, о чем ярко рассказано в "Охранной грамоте" и в

(недавно опубликованных) письмах из Марбурга 1912 г. Философы

ранга Когена, Наторпа, Кассирера - это не только яркие, но и ориги-

нальные мыслители. Однако в относительно кратком очерке приходит-

ся сделать акцент на том общем, что их объединяло, причем объединя-

ло вокруг Когена и некоторых принципиальных основоположений, выд-

винутых именно марбургским неокантианством. В чем же состояли эти

главные идеи, основоположения? В значительной степени дело опреде-

лялось не просто почтительным отношением к философии Канта, стрем-

лением восстановить ее былое влияние, но и желанием предложить

новый, критически обновленный вариант интерпретации и дальнейшего

развития кантианства.

Марбуржцы исходили из того, что первая задача новой филосо-

фии - непредвзятое и объективное отношение к учению Канта, в опре-

деленной степени - возрождение и дальнейшее развитие наи-

более ценных кантовских идей. "Всякий, кто хочет сделать какой-

нибудь шаг вперед в философии, - писал П. Наторп в знаменитой

статье "Кант и марбургская школа", - считает своей первейшей обя-

занностью разобраться в философии Канта; но в особенно сильной

мере должна сознавать эту обязанность та философская школа, кото-

рая с самого начала исходила из намерения сначала представить учение

Канта в его неискаженной исторической форме, понять его из собствен-

ного его принципа и определить его значение с точки зрения этого

самого принципа, а не с какой-либо другой, навязанной ему извне"".

Марбуржцам, действительно, удалось внести вклад в историко-фило-

софское изложение и "имманентную" (т.е. верную самому Канту) ин-

терпретацию концепции великого немецкого мыслителя, в прояснение

ее происхождения из предшествующей традиции философии от Плато-

на до Лейбница. Особенно интересной и плодотворной оказалась прора-

ботка линии "Платон - Кант". (Пожалуй, Платон был для марбуржцев

не менее важным мыслителем, чем Кант.) В философии Платона Коген

и другие марбуржцы выдвигали на первый план: 1) интерпретацию

математических объектов как особого вида бытия; 2) понимание идеи

как сущности, прообраза эмпирически данных предметов; 3) толкова-

ние бытия только как мыслимого, идеального.

Коген, Наторп, Кассирер, воздавая должное Канту, не случайно

акцентировали внимание на критической философии как основном дос-

тижении великого мыслителя. Дело в том, что требование строгой кри-

тичности они хотели повернуть прежде всего...против самого Канта,

ибо намеревались осуществить масштабную критику и достаточно ради-

кальный пересмотр ряда исходных и принципиальных положений кан-

товского учения. "Я должен был, - писал Г. Коген, - предпринять

ревизию кантовских понятий во имя того, чтобы они сами собой подда-

вались объединению в целостную непротиворечивую систему, а также

для того, чтобы я смог расчистить путь своей дальнейшей работе""*.

В вопросе о том, что именно в философии Канта подлежит крити-

ке - каковы, следовательно, "необходимые поправки к учению Кан-

та" - среди неокантианцев марбургской школы существовало, несмот-

ря на различие в оттенках, "большое согласие по существу", что отме-

тил П. Наторп в уже упоминавшейся знаменитой статье. Каковы же эти

"необходимые поправки"? Понимание их в свою очередь зависит от

того, чтб именно в кантовской философии было признано марбуржца-

ми особенно ценным. На первый план среди кантовских сочине-

ний была выдвинута "Критика чистого разума", а в ней -

ориентация на критику познания, на науку, в частности,

на математику, стремление разработать строгий научный

метод. Особо подчеркивались логический характер кантов-

ского учения о рассудке, научно-рационалистическая трак-

товка опыта, в которой во главу угла поставлены транс-

цендентализм и априоризм. Речь шла о главной для марбур-

жцев заслуге Канта - особой логической обработке опыта.

Однако почти в каждом из достижений Канта, как полагали марбур-

жцы, были заключены непоследовательности, ограниченности, проти-

воречия, которые требовали устранения и кардинальных "поправок".

Так, Кант, согласно Когену, ввел новое и весьма ценное понятие опы-

та, но он не полностью и не вполне отчетливо осознал смысл своего

открытия. Опыт в "подлинно" кантовском смысле должен быть сооб-

разован с деятельностью ученого, прежде всего математика, с сутью

научной деятельности как воплощения творчества, культуры. А это

значит, что сердцевина "опыта" - не наблюдения за предметом, не его

"фиксирование" с помощью ощущений. Это Кант понимал, а потому в

ходе критики локковско-юмовского эмпиризма подошел к пониманию

опыта как творческого синтеза, благодаря которому предмет не про-

сто "дается", а создается, конструируется. Однако Кант

был непоследователен. Он сделал ряд недопустимых, с точки зрения

марбуржцев, у ступок материализму, сенсуализму, скептицизму. Пред-

положение о самостоятельном существовании "мира" ве-

щей самих по себе, о "данности" предмета благодаря ощу-

щениям, теоретическое первенство трансцендентальной

эстетики по сравнению с трансцендентальной аналитикой -

все это, согласно Когену, Наторпу, Кассиреру, принципи-

альные и требующие устранения ошибки Канта.

Критика кантовского учения о вещи самой по себе - один из са-

мых важных конструктивных моментов в философской концепции мар-

буржцев. В то же время мотивы этой критики вряд ли можно счесть

оригинальными: впервые они прозвучали в произведениях многих фи-

лософов от Якоби до Ланге. По существу вслед за ними Коген, На-

торп, Кассирер разъясняли, что вещь сама по себе должна трактоваться

не как объективная реальность, не как данность, а как пограничное

понятие, обозначающее цель, проблему познания. Вместе с сокрушени-

ем кантовской вещи самой по себе как источника познания отвергается

и основополагающее теоретическое значение - и не только для мате-

матики, но и для всей теории познания, для философии в целом -

учения о чувственности, трансцендентальной эстетики. Правда, цели-

ком отбросить кантовское понятие "созерцание" марбуржцы не реша-

ются. Но они по сути дела "подтягивают" созерцание к мышлению,

делают созерцание особой "функцией" мышления, задача которого -

давать не познание закона, а "полное мышление предмета"".

Аргументация марбуржцев в пользу "логизации" исходных момен-

тов познания и отрицания самостоятельной роли чувственного созерца-

ния такова: <... В действительности мы имеем... не просто описание

"данного": оно здесь уже обсуждено и образовано согласно определен-

ному логическому противопоставлению... Категория вещи уже по тому

одному оказывается непригодной, что в чистой математике мы ищем

область знания, в которой принципиально отвлекаются от вещей и их

свойств и в основных понятиях которой не могут поэтому быть удер-

жаны какие бы то ни было стороны вещей >'".

После критического устранения "ошибок" Канта марбуржцы мыс-

лят начать позитивную разработку учения о познании, в центре которо-

го новая концепция трансцендентального метода, которая в свою оче-

редь нацелена на "трансцендентальное обоснование" любого вида "чи-

стых" теорий и учений. Суть трансцендентального метода так описыва-

ется П. Наторпом: "...Метод, в котором заключается философия, име-

ет своей целью исключительно творческую работу созидания объектов

всякого рода, но вместе с тем познает эту работу в ее чистом законном

основании и в этом познании обосновывает"".

Сделав тем самым упор на теорию познания, а в ней - на разработ-

ку научного метода, философской логики, марбуржцы вовсе не предпо-

лагали этим ограничиться. Напротив, они мыслили свою работу

над логическим "первоначалом" как фундамент для этики,

эстетики, учения о человеке, теории культуры, социальной

педагогики и т. д. И, конечно, для разработки широко понятого

учения о науке как средоточии, центре культуры. В известной степени

такая сложная система философских дисциплин, возводимая к логико-

методологическим первооснованиям, была марбуржцами построена: она

воплотилась в этических и эстетических сочинениях Когена, Наторпа,

Кассирера, в кассиреровской теории языка и культуры, в социально

ориентированной педагогике Наторпа. Однако эти "прикладные" по

отношению к теории метода сочинения были известны и повлияли зна-

чительно меньше, чем логико-методологическая программа неокантиан-

цев из Марбурга и их критика Канта.

В центре же их программы, поскольку она была не только критикой

кантианства, но и самостоятельной разработкой логико-методологичес-

ких проблем, стояли исследования Г. Когена по философии математики

и математического естествознания. Следуя Канту, неокантианцы-мар-

буржцы высоко оценивали моделирующую роль математики. Однако

если Кант ставил вопрос о возможности априорных синтетических суж-

дений (т.е. нового всеобщего и необходимого знания) именно в транс-

цендентальной эстетике, в учении о чистых формах чувственности -

пространстве и времени, то Коген, Кассирер, Наторп объявили "привя-

зывание" математики именно к созерцанию, хотя бы и "чистому", серь-

езной ошибкой. Чтобы исправить ее, учат марбуржцы, надо двигаться

в двух главных направлениях - дать новое учение, во-первых, о пред-

мете, а во-вторых, о первоначале мышления и познания. В вопросе о

предмете ориентация марбуржцев ясна из следующих слов Наторпа:

<...Предмет - это всегда проблема, целостный смысл которой может

быть определен только по отношению к известным величинам уравне-

ния, т.е. нашим фундаментальным понятиям, имеющим своим содержа-

нием основные функции самого познания, законы их действия, в чем и

состоит познание. Это их скорее можно назвать "данным" в познании,

так как они являются тем, благодаря чему вообще обеспечивается по-

знание. Но сам предмет никогда не дан, а напротив того, скорее задан;

всякое знание о предмете, имеющее известную ценность для нашего

познания, должно быть построено на основе главных факторов самого

познания и может быть сведено к простейшим и фундаментальным эле-

ментам>. "Данность", - говорит Наторп в статье "Кант и марбургская

школа", - сама становится проблемой мышления"^. Подчеркнем: про-

блемой мышления, а не синтезом созерцания и его чистых априорных

форм, как то было у Канта. Отсюда вытекает еще одно следствие,

важное для понимания отношения неокантианства к тем предшествую-

щим и некоторым современным им философским учениям, где на пер-

вый план так или иначе выдвигалось понятие бытия. Марбуржцы ре-

шительно отвергают такой "онтологизм": всякое неподвижное "бытие",

считает Наторп, должно раствориться в движении мысли. О бытии,

согласно философии марбуржцев, правомерно говорить лишь

как о "мыслимом бытии", "бытии в мышлени^' (Г. Коген).

А первым, т.е. главным и изначальным видом такого бытия

являются, согласно Когену, "математические числа и фор-

мы". В области математического, его познания и следует

искать первоисточник мышления, нечто изначальное.

<Этот изначальный синтетический акт мышления, где, как в клеточ-

ке, уже содержится закон мышления и способ действия этого закона, в

котором как бы задано уже все то, что развертывается затем в истории

науки, Коген назвал "первоначалом" (Ursprung)>^. А моделью перво-

начала становятся для Когена те черты математического синтезирую-

щего мышления, благодаря которым оно само творит и себя, и свой

предмет. Дело в том, что математика, особенно концепция бесконечно

малого, демонстрирует способность человека, с одной стороны, мыс-

лью творить свои предметы, с другой стороны, благодаря воплощению

предметов в числе, превращать их в своего рода "реальность", точнее,

в идеальное бытие.

Марбургские неокантианцы вполне определенно именовали свою

концепцию идеализмом. При этом давалось (например, П. Наторпом)

разъяснение относительно особенности неокантианского идеализма:

<Истинный идеализм не есть идеализм элеатского "бытия" или идеа-

лизм все еще неподвижных "идей" ранней эпохи Платона, а идеализм

"движения", "изменения" понятий, согласно "Софисту" Платона, идеа-

лизм "ограничения безграничного", вечного "становления бытием",

согласно "Филебу". Все это мы находим у Канта, когда он рассматри-

вает мышление, как нечто самопроизвольное, т.е. как созидание на

основе бесконечности, а потому как действие, как функцию>.^ <Не

удивительно, - отмечает П. П. Гайденко, - что обычно неокантиан-

цев критикуют за субъективный идеализм. Однако это неточно. Обра-

щение неокантианцев к математическому естествознанию побудило их

представить последнее именно как свободное от всякого субъективно-

го, партикулярного; идеалом науки в конце концов является оконча-

тельное освобождение от "точки зрения", с которой осуществляет рас-

смотрение некоторый "наблюдатель". Нет ли какого-нибудь понятия

мира, свободного от всякой партикулярности, которое так описывает

мир, как он выглядит не с точки зрения того или другого, а "с ничьей

точки зрения (von Standpunkt von Niemand)"?>^ Однако этот идеал,

согласно Кассиреру. никогда не может быть достигнут: "наука лишь

бесконечно стремится к нему, это стремление движет ее вперед'"^.

Более ранняя неокантианская концепция познания и опыта нашла

свое развитие и видоизменение в "философии символических форм"

Э. Кассирера, разработанной в 20-х годах XX в. В основе этой концеп-

ции - обычные для неокантианцев, в том числе и для раннего Касси-

рера, элементы: отрицание вещи самой по себе и корректировка кантов-

ской трансцендентальной эстетики. Еще в "Познании и действительнос-

ти" на место вещи самой по себе, вещи как таковой (и категорий,

подобных субстанции) поставлена категория отношений. <... Настоя-

щая функция понятия заключается не в том, что посредством него

абстрактно и схематически "отображается" данное многообразие, а

лишь в том, что оно содержит в себе закон отношения, посредством

которого и создается новая и своеобразная связь многообразия>^. В

результате соединения опытов изменчивые впечатления как бы логизи-

руются, превращаются в постоянные "объекты". Непреодолимая для

метафизики противоположность "мысли" и "бытия" фактически снима-

ется, заявляет Кассирер. Для мысли в опыте заданы не только поня-

тия, логически объединяющие его многообразие, но и "определенные

направления", благодаря которым движение познания перестает быть

делом индивидуального произвола и подчиняется строгим объективным

правилам.

В философии символических форм также сохраняется цен-

тральное значение категории отношений. Однако трактовка по-

знания в целом видоизменяется под влиянием того, что первостепенная

роль теперь скорее отводится не математике и логике, а мифу, религии,

искусству, где концентрируются творения, образующие "символический

мир". Для объяснения этого мира Кассирер прибегает и к анализу

"нашей внутренней жизни", и к ссылкам на культуру как сверхиндиви-

дуальное начало. Соответственно меняется структура учения о позна-

нии. На роль "первоначала" начинает претендовать "сим-

вол". В ранней неокантианской концепции познание рассматривалось

как выведенное из первоначала отнесение одной логизированной ста-

дии познавательного процесса к другой. Согласно философии символи-

ческих форм, мысль обращается не к действительности, а к символам,

знакам, которые становятся "представителями предметов". Символы

"замещают" и восприятия: только через язык воспринимаемая реаль-

ность как бы заявляет о себе. Типы реальности изначально, ап-

риорно бывают "представленными" через типы "символи-

ческих функций", т.е. через язык, познание, миф, религию,

искусство.

Соответственно перемещению внимания к символам существенно

расширяется поле исследования и интерес Кассирера подвигается от