«Франс Карлгрен Антропософский Путь Познания ПРЕДИСЛОВИЕ ...»

. Вначале отмечается, что все медитации и прочие внутренние упражнения бесполезны, и даже в определенном отношении становятся вредными, если жизнь не регули­руется в духе требований «сопутствующих упражнений». В статье содержится указание, что каждое упражнение следует делать изо дня в день как минимум в течение одного месяца, чтобы затем в течение последующих пяти месяцев дополнять им остальные упражнения. В книге «Очерк тайноведения», которая была написана позже и вышла в декабре 1909 года, отмечается лишь, что упражнения следует выполнять отдельно, и что де­лающий упражнения человек сам может определять продолжи­тельность различных периодов упражнений. Рекомендации, по­жалуй, можно истолковать так, что тот, кто хотел бы и мог бы заниматься более интенсивно, в первую очередь должен следо­вать указаниям 1906 года.

Схема упражнений, которая рассчитана на шесть месяцев, выглядит следующим образом:

Первый месяц: упражнение 1

Второй месяц: упражнение 2 в сопровождении упражнения 1

Третий месяц: упражнение 3 в сопровождении упражнений 1

и 2... и так далее

Кто не хотел бы заниматься так интенсивно, может распре­делить свою внутреннюю работу согласно рекомендациям, дан­ным в книге «Очерк тайноведения».

МЫСЛИТЕЛЬНЫЙ КОНТРОЛЬ

Выше уже было показано, насколько важно для тех, кто хо­чет научиться медитации, овладеть способностью мыслительного контроля.

Пока жизнь наших мыслей будет оживленной ареной, с кото­рой мы даже на короткое время не можем удалить воспомина­ния и впечатления внешнего мира, находящаяся в скрытом со­стоянии внутри нас духовная сила не может прийти в развитие.

Чрезвычайно трудно в течение долгого времени сосредоточи­ваться на чем-то определенном. Если как-нибудь проследить будничный разговор или беседы во время прогулки, то нам ста­нет ясно, что наши мысли, как правило, перепрыгивают с одной темы на другую.

Если мы будем делать упражнения по концентрации, то имеет смысл начать их с самых простых предметов. Так, напри­мер, можно пробовать полностью концентрировать сознание в течение пяти минут на. одном единственном, легко постижи­мом объекте, быть может, на ложке, стуле, карандаше или на чем-то подобном. Важно прежде всего, чтобы предмет сам по себе был довольно интересным. При этом можно представить себе производство данного объекта. (Кто выберет в качестве объекта для медитации лезвие ножа и знает что-нибудь о рабо­те на рудниках и в металлургии, может в соответствии со свои­ми знаниями внутренне, мысленно проследить весь процесс про­изводства вплоть до получения готового продукта. Но все время он удерживает лезвие ножа в сознании).

На протяжении всего упражнения нельзя допускать никаких мыслей, не имеющих отношения к лезвию ножа.

Это чрезвычайно трудно. Попробуйте сесть и попытаться со­средоточиться на чем-то — и тут же ваши мысли становятся са­мостоятельными и крутятся вокруг чего угодно другого.

Важно все же уяснить себе, как зависима современная жизнь от способности к сосредоточенному мышлению: без него невозможно создать какие-либо промышленные приборы, писать научные статьи или конструировать новые машины.

Но в этих случаях на длительное сосредоточенное размыш­ление человека вынуждают различные обстоятельства внешнего мира — экономические требования, технический прогресс, необ­ходимость объяснить серию экспериментов, наконец, соображе­ния карьеры и т. п.

В упражнении же на медитацию или концентрацию внешний мир ослабляет на некоторое время всеобъемлющую хватку. Мы становимся тогда такими, какие мы на самом деле есть. При этом, как правило, оказывается, что наши душевные силы гораз­до слабее, чем мы предполагали. Тот, кто считает, что у него хорошие способности к сосредоточению, может как-нибудь сам себя проверить. Может случиться, что он будет неприятно по­ражен.

ВОЛЕВОЙ КОНТРОЛЬ

Тайна людей с действительно сильной волей заключается в их чрезвычайной выдержке. Они не сдают. Путь к овладению волей ведет через сознательное, постоянно повторяемое упраж­нение.

Рекомендации Штайнера, как в тайноведении, так и в статье от 1906 года могут перевернуть привычные взгляды на эти фак­ты. Описанное там упражнение кажется вначале довольно лег­ким. Оно заключается в том, чтобы ежедневно в одно и то же время выполнять одно небольшое действие. Это должно не обу­словливаться внешними обстоятельствами, а исходить из соб­ственной сознательной инициативы. Можно, например, наблю­дать погоду, а наблюдения записывать, читать в определенной книге некоторый отрывок, поливать специально купленное для этой цели растение или что-нибудь подобное. Упражнение, есте­ственно, можно разнообразить до бесконечности. Нельзя, разу­меется, предпринимать то, что мы и без того бы делали; дей­ствие должно, напротив, быть совершенно за пределами нор­мального протекания дня.

Со временем можно добавить второе действие или даже не­сколько, пока есть уверенность, что вы справитесь с этим зада­нием. Самое важное — это проводить упражнения в установлен­ное, всегда одно и то же время и не забывать о них. Такое пунктуально проводимое сознательное упражнение для очень занятых людей не так легко соблюдать, как кажется сначала — а ведь мы все заняты.

Здесь можно было бы возразить, что регулярно выполняемые медитации сами по себе уже представляют волевые упражне­ния. Но именно из-за того, что медитация превратилась в само собой разумеющийся элемент распорядка дня, она не может рассматриваться здесь в качестве специального упражнения. Эти сопутствующие упражнения проводятся именно как допол­нение к повседневному ритму.

Благодаря таким упражнениям человек постепенно приобре­тает свою, подчиненную контролю силу воли.

Нужно учиться в точной последовательности выполнять дан­ные самому себе приказы. Приобретение этой способности, само собой разумеется, не должно вызвать потребность распоряжаться другими людьми. Как правило, она проявляется очень спо­койным образом. Если, например есть привычка оставаться утром немного дольше в постели, хотя уже нужно вставать, то ежедневно представляется великолепная возможность трениро­вать волевой контроль, а именно, давая самому себе приказ встать сразу и делать это действительно тут же.

КОНТРОЛЬ ЭМОЦИЙ

Если эмоциональная жизнь должна стать благодаря вну­треннему обучению помощницей (вместо того чтобы всегда быть препятствием), то на эту область нужно воздействовать посред­ством совершенно особых упражнений. Чувства, которые мы питаем по отношению к происходящему в нашем окружении, часто больше относятся к нам самим, чем к происходящим со­бытиям. Кто, например получит задание описать первую встре­чу с другим человеком, обнаружит, что гораздо проще вспом­нить свою собственную реакцию, чем одежду, внешний вид или манеру держаться встреченного человека. Мы довольствуемся часто тем, что регистрируем наши собственные ощущения:

«Он кажется мне особенно симпатичным» или «с первого мгновения я не мог его переносить».

Также заметно, в какой мере мы ориентируем наши собст­венные чувства относительно установки другого человека. Если мы кому-то нравимся, мы также в свою очередь симпатизируем ему.

В изнурительной суете большого города или в напряженной профессиональной жизни нередко случается, что раздраженная интонация или резкий жест, которые можно отнести к перена­пряжению или плохому настроению, воспринимаются как знаки антипатии. Из этой лишь только предполагаемой негативной по­зиции может очень легко возникнуть разлад, который отяго­щает отношения людей друг с другом.

Такие противоречия и конфликты, конечно, легко возникают у людей, которые и так имеют антипатию друг к другу. Это ча­сто ведет к тому, что они уже больше не готовы слушать друг Друга:

«Я ведь заранее уже знаю, что он скажет, и я знаю также, что это не правильно».

Если не отставить в сторону свои собственные чувства, свои симпатии и антипатии, то крайне сложно понять других лю­дей — что именно они значат — и научиться правильно судить о них. Для внутреннего обучения имеет, однако, большое значе­ние эта способность.

В результате этого в нашей эмоциональной жизни мы будем не только хорошо разбираться в наших собственных ощуще­ниях, но и получим углубленное понимание происходящих во­круг процессов.

Удовольствие и неудовольствие, радость и боль могут превратиться, как говорил Штайнер, в «органы познания», ко­торые не отгораживают нас от окружающего мира, а напротив, открывают для нас его требования. Первый шаг в этом направ­лении состоит в том, чтобы научиться управлять своими эмоцио­нальными проявлениями.

Важно отметить, что это не означает стремления к осознанному подавлению эмоции: боли после трагического события, Радости после хорошего известия, гнева из-за подлого действия или осторожности при грозящей опасности.

Речь идет не о преодолении эмоций, а о контроле над непроизвольными эмоциональными проявлениями. Бурные взрывы гнева, страха, боли должны сознательно избегаться. Такие аффекты начинаются очень сильно и стремительно, поэтому для этого упражнения требуется большая внутренняя бдительность.

Для людей вспыльчивых, отдающихся сильным эмоциям, мо­жет быть очень трудно, даже почти совсем невозможно, осу­ществлять это упражнение. Несмотря на это, или даже именно поэтому, оно так важно. Конечно, оно требует определенного чувства такта от проделывающего упражнение человека. Если встречаешь кого-нибудь, кого долго не видел, то это, естествен­но, не подходящий момент, чтобы скрыть свои дружественные чувства. Во многих случаях от нас по праву ждут, что мы про­явим чувство. Но если мы встречаем людей, которые проявляют по отношению к нам чувство раздраженности или антипатии, то образ действий в духе этого упражнения может быть, напротив, очень оправданным. В другой связи Штайнер описывает неко­торые упражнения, которые имеют дело с преобразованием со­циального поведения. Они не связаны непосредственно с шестью сопутствующими упражнениями. Они стремятся не только к проработке эмоциональной жизни, но и к исправлению совер­шенно определенных антисоциальных побуждений — антипатии, высокомерия или чего-нибудь похожего. Позднее мы приведем более подробное описание этого.

ВОЗРАЖЕНИЯ

Когда на лекциях или курсах описывают шесть сопутствую­щих упражнений, слушателями все время высказываются воз­ражения. Упражнения по контролю мыслей и воли в большин­стве случаев принимаются. Иначе обстоит дело, когда обсужда­ется тренировка эмоциональной жизни. Тогда появляется множество возражений (и иногда очень темпераментных).

Например, говорят, из современного психоанализа известно, что вытесненные эмоции могут привести к психическим наруше­ниям или совсем испортить психику, особенно у детей. Это, ко­нечно, верно. Но описанное выше упражнение не задумывалось для подростков и детей. Было бы вообще неестественно скло­нять несовершеннолетних к духовному ученичеству и упражне­ниям. Необходимые для осознанного внутреннего упражнения зрелость и сила воли обычно не появляются ранее 18—19 лет, а в большинстве случаев даже еще позднее. Зато нечего возра­зить против добровольного стремления взрослого поставить под контроль свои эмоциональные проявления. Мы ведь делаем это еще и для того, чтобы придать гармонию нашей совместной жизни с окружающими людьми. Если преувеличенный самоконтроль ведет к вытеснениям, то это обычно следствие внешнего давления или «психического насилия».

Важно и то, сам человек решает контролировать свои эмо­ции или это навязано извне. Если человек живет в обстановке, когда его постоянно оскорбляют, а он все время вынужден сдерживать себя и проглатывать свою злобу и обиду, то это и у детей, и у взрослых может привести, как доказано, к тяже­лым физическим и психическим нарушениям. Но если человек сознательно воспитывает в себе самообладание, то последствия совсем иные. Оно не ведет к ослаблению личности, напротив, личность удивительным образом усиливается, здоровеет.

В этой связи справедливо обратить внимание на один важ­ный момент. Кто хочет проделать третье сопутствующее упраж­нение, должен не только учиться владеть собой. Настоящая цель гораздо больше — это выработка внутреннего равновесия.

Человек, который молчит и сдерживает свои эмоции все вре­мя, негармоничен. Кроме того, он поощряет асоциальную пози­цию людей, которые его подавляют. Единственная имеющая смысл реакция состоит здесь в том, чтобы преодолеть страх и при возможности высказать свое мнение благоразумным, но энергетичным образом, так чтобы другой мог сделать из этого для себя выводы.

Следовательно, стремление к преобразованию эмоциональ­ной жизни совсем не обязательно требует практиковать «заглу­шённое» поведение. Задача, повторяем, состоит в выработке качеств, к которым не было предрасположения с рождения. В «Очерке тайноведения» показано, что как раз те свойства, которые были усвоены благодаря самовоспитанию, могут быть особенно полезны для духовного ученичества, становления.

Кто склонен на основании приобретенных впечатлений бы­стро возбуждаться, должен пытаться сохранять хладнокровие.

Флегматичный по темпераменту человек, напротив, должен активизировать себя, чтобы его внутренняя установка была при­способлена к событиям, с которыми он сталкивается.

Здесь, возможно, возразят, что такое упражнение ведет к от­сутствию непосредственности. Но это не так. Кто взрывается при определенных поводах, когда-нибудь должен отказаться от этого, — и, вероятно, он заметит, что тот, кто ждет или прово­цирует такую взрывную реакцию, скоро покажет себя с лучшей стороны.

Если подавленный и запуганный человек преодолевает свою неуверенность и ясно выскажет свое мнение в той ситуации, ко­торая этого требует, то заметит нечто похожее. Окружающие реагируют на это часто очень положительно. Даже если вну­треннее преодоление осознается только им самим, все равно оно имеет хорошие последствия благодаря повышенной уверенности в себе и улучшенной способности понимать людей и находить с ними общий язык.

Если третье сопутствующее упражнение выполняется пра­вильно, оно оказывает долгосрочное действие, так что чувства не ослабевают, а становятся богаче и глубже. У нас появится все больше и больше места в душе для радостей и печалей других людей, а не одних только собственных. Эмоциональная жизнь становится тогда не занавесом, отгораживающим нас от окру­жающего, а окном, которое открывает для нас мир.

ПОЛОЖИТЕЛЬНОСТЬ

В современных школах и учебных заведениях большое вни­мание уделяется формированию способности собственного кри­тического отношения к различным вещам. Искусство находить ошибки у других и критически относиться ко всему и каждому очень хорошо развито сегодня уже у детей и, тем более, у взрослых.

Конечно, критическая способность мышления необходима, если нужно различать между правдой и неправдой в потоке информации, рекламы, пропаганды, которыми нас постоянно заваливает современное индустриальное общество. Но если кри­тическое отношение чересчур превалирует, то это почти всегда происходит за счет других способностей и ведет к нарушениям в социальной жизни.

Четвертое упражнение ставит своей целью через некоторый определенный промежуток времени научиться находить во всех событиях повседневной жизни что-то доброе, ценное и положительное. У людей, которые чем-то тяготятся, взгляд прежде всего очень односторонне выискивает слабости и промахи. Этим можно избежать какого-нибудь столкновения. Но этот образ действий ведет в тупик. Незаметно могут образоваться и стать все более властными нереалистичные представления, если не вносить в них исправления, постоянно сообразовываясь с реаль­ной действительностью.

Имея целью преодоление негативных установок по отноше­нию к близкому, упражняющийся будет использовать любую возможность, чтобы пойти навстречу этому человеку. Хорошая подготовка к этому — представлять перед своим взором снова и снова хорошие стороны этого человека. При таком тщательном продумывании у любого человека могут быть найдены позитив­ные качества. В большинстве случаев даже становится ясно, что ценные свойства, собственно говоря, превалируют. Особенно важно с наибольшей силой, с возможно большим количеством деталей представить перед внутренним взором образ данного человека. Часто люди, которые серьезно относятся к христиан­ству, привыкают молиться за своих врагов. Внимательно и по­ложительно думать о людях, с которыми имеешь дело, или о тех, кто в тягость тебе или кому-то, — этому может научиться каждый.

Опасение, что способность к критическому мышлению будет ослаблена из-за такого упражнения, необоснованно. Черное не становится белым, если в картине воспринимаются светлые ню­ансы. Но тем самым приобретается знание того, как картина действительно выглядит.

НЕПРЕДВЗЯТОСТЬ

Негативная позиция по отношению к другим людям нередко связана с упорством в связи с однажды вынесенным суждением. Даже однажды оброненное критическое высказывание о челове­ке пересматривается неохотно. Вместо этого зачастую, более или менее осознанно, пытаются отыскать еще больше ошибок и доказать их наличие другим людям. В конце концов видятся только одни ошибки и недостатки. Если однажды будет выска­зано суждение, то это имеет почти магическое воздействие — прежде всего на того, кто это суждение высказал, но также и на других людей. Это может сделать нас слепыми и нечуткими по отношению к реальностям, которые совсем не согласуются с вы­сказываниями и суждениями.

Пожалуй, нет такой области, где бы это было так отчетливо, как в политике. Непредвзятое суждение, беспристрастное мыш­ление — это идеалы, едва ли достижимые для многих людей со­временности. Потребность в упорном настаивании на уже при­нятой точке зрения является только одной из причин этого. Но существует еще много других факторов, которые способствуют тому, чтобы отгородить нас от действительности. Рабочий ритм, транспорт, средства массовой информации, весь современный образ жизни являются такими напряженными и такими утоми­тельными, что мы лишь изредка находим силы для воспринимания и переработки новых идей и нового опыта.

Люди в водовороте современного бытия стремятся достичь определенных успехов в работе, и им часто особенно трудно выслушать другого человека и глубоко пережить его жизненные проблемы. Они хотят полностью сконцентрироваться на собст­венных проблемах.

Быть действительно «открытым» в наше время, учитывая все эти причины, действительно очень трудно. Но кто хочет осу­ществить последовательное духовное ученичество, нуждается именно в этом качестве. Он должен постоянно быть готовым к постижению нового опыта и пересмотру своих прежних мнений.

Чтобы не быть все время вынужденным изменять или брать обратно уже высказанные оценки, нужно постепенно учиться внимательно наблюдать и осмотрительно рассуждать. В пятом упражнении пытаются в течение некоторого времени восприни­мать мир с открытыми органами чувств и непредвзятым мышле­нием. Человеку, делающему это упражнение, нужно сказать что-то новое о каждой вещи и каждом существе, с которыми он сталкивается, увидеть что-то, чего он не знал до этого.

«Любое дуновение ветерка, любой лист на дереве, каждое лепетание ребенка могут нас чему-нибудь научить, если мы готовы занять такую позицию, которую мы прежде не занимали» («Очерк тайноведения»).

Кто начинает делать одно из таких упражнений, конечно, не должен забыть или отказаться от своего уже приобретенного до этого опыта или от своих полученных другим путем знаний. Его опыт может даже оказать ему большую помощь.

Человек, который уже произвел в какой-нибудь области мно­жество наблюдений и исследований, будет иметь хорошие пред­посылки, чтобы систематизировать вновь поступающие факты и при этом констатировать, что они действительно новые. Он дол­жен лишь следить, чтобы у него не возникла точка зрения, что он уже может больше не учиться!

В этом, собственно говоря, суть дела. Быть действительно «открытым» означает всегда оставаться способным к развитию.

Читатель этих строк, может быть, спросит себя, до какой степени можно преобразовать антропософию, чтобы она дей­ствительно стала живой. Наверняка, есть люди, которые назы­вают себя антропософами и которые тем не менее кажутся догматиками или людьми замкнутыми на своей внутренней по­зиции. Иногда не только противники антропософии, но даже ее сторонники и защитники рассматривают ее как полностью раз­работанное учение, установленное Рудольфом Штайнером на все времена.

Антропософская литература не является собранием догм, а представляет собой обилие материала для работы, еще не за­конченного, еще не окончательного, несовершенного, как и все другие труды человека. Если серьезно углубиться в антропосо­фию, то нередко возникают сомнения; но антропософия не оставляет никого равнодушным. Более того, появляется потреб­ность узнать больше.

Я сам знаю людей, которые вступили на антропософский путь познания и остались с его помощью до преклонного воз­раста проницательными, недогматичными, открытыми для сомне­ний и возражений, гибкими и поэтому способными к развитию. Для меня они являются конкретным примером того, что антро­пософия — это не воздвигнутое однажды здание, а живой сти­мул, импульс.

ВНУТРЕННЕЕ РАВНОВЕСИЕ

Шестое упражнение должно обобщить предшествующие. При этом нужно попытаться привести в гармоническое согласование различные свойства, которые были созданы путем упражнений. При этом особое значение можно придавать тем свойствам, ко­торые были развиты меньше всего. Если человек, совершающий упражнения, достигнет внутреннего равновесия, то это проявит­ся в уравновешенном образе жизни, большем спокойствии и большей уверенности в себе. Преобразование может, как указывает Штайнер, выражаться в различных изменениях, вплоть до физических, например в осанке и походке. Заметные изменения могут появиться даже в почерке.

НЕКОТОРЫЙ ПРАКТИЧЕСКИЙ ОПЫТ

Пробуя осуществить шесть упражнений в приведенной выше последовательности, вы скоро найдете определенный ритм. При­веденный здесь опыт мог бы характеризовать то, что вообще переживается при практиковании этих сопутствующих упражнений.

Достигнуть полной концентрации мысли очень трудно. Воле­вой контроль немного проще. Много внутреннего усилия требует также третье и четвертое упражнения, которые оба в огромной степени связаны с эмоциональной жизнью. Результаты, которые при этом достигаются, имеют решающее значение для пятого и шестого упражнений. Только тот, кто настроен в определенной степени невозмутимо, спокойно и положительно, может добить­ся описанных выше форм открытости и развить усовершенство­ванное внутреннее равновесие.

Взаимосвязь, лежащую в основе этих упражнений, можно наглядно показать при помощи такого образа. Окутанный тума­ном ландшафт повсюду открывается взору, когда рассеиваются облака и проглядывает солнце. Похоже обстоит дело с нами. Если эмоции, которые отгораживают нас от окружающего мира, становятся как бы прозрачными, мы открываемся для людей и духовных сил вокруг нас. Эта способность и есть «непредвзя­тость», т. е. качество, к которому приводят все упражнения. Шестое же упражнение означает только, что другие упражне­ния приводятся в согласование и гармонию друг с другом — примерно так, как настраивают струны на скрипке. Воздействие каждого из пяти сопутствующих упражнений можно увеличить посредством целенаправленного усилия, чтобы мысленно втя­нуться в работу над достигнутыми результатами и чтобы закре­пить их внутри себя. На медитативном пути вырабатываются, таким образом, совершенно определенные «движения» и тече­ния, находящиеся в определенном отношении к различным ча­стям тела. Тем самым постепенно достигается открытость (не­предвзятость), которая позволяет нам пережить окружение, как часть нас самих.

РОДСТВЕННЫЕ УПРАЖНЕНИЯ

Существует ряд упражнений, которые явно имеют родствен­ное отношение к некоторым из шести сопутствующих упражне­ний. Рудольф Штайнер описал их совсем в другой связи. Неко­торые из них кажутся все же такими важными, что мне хоте­лось бы их здесь воспроизвести. В докладе «Нервные явления и сила Я» (11. 1. 1912. Собр. соч. 143) содержатся различные ука­зания для некоторых плодотворных волевых упражнений.

Этот доклад имеет сегодня огромную актуальность. Описа­ния нервных симптомов и то, как их следует преодолевать путем упражнений, имеет сегодня больше значимости, чем во времена первой публикации доклада.

Для усиления воли можно попробовать, например, изменить свой собственный почерк. Не следует ждать, пока сила воли не­посредственно установится в результате шестого упражнения. Напротив, можно попытаться овладеть ею совершенно осознан­ным образом.

Задача состоит в том, чтобы в течение определенного вре­мени не только писать буквы, но и «рисовать» их, чтобы благо­даря этому добиться изменения почерка. Чтобы достичь успеха, нужно будет в течение долгого времени ежедневно заниматься этим пятнадцать минут или полчаса. 84

Другое упражнение по усилению воли — это преодоление ка­кой-нибудь перенятой (но ни в коем случае не имеющей жизнен­ного значения) или даже вредной привычки. Можно, например, энергично ограничить себя в сладостях кофе, сигаретах и т. п. — или даже совсем от этого отказаться. Всегда существуют какие-то склонности или потребности, которые следовало бы преодолеть соответствующим образом. Это упражнение, однако, абсолютно не должно выродиться в какую-то форму аскетизма. Раньше люди пытались одолеть свои вожделения и проложить дорогу к сверхчувственным переживаниям, тяжелыми самоистя­заниями, влияя на свое физическое тело. Они в определенной степени способствовали «умерщвлению» физического тела, что­бы тем самым пробудить в себе другие силы. Это практикова­лось в древности и по сей день практикуется в Индии, а также существовало в Европе в средние века.

Рекомендованный Штайнером метод ведет не к ослаблению тела, а к усилению души. Это становится возможным, если чело­век привыкает к тому, что он строго следует своим собственным приказам. Тогда постепенно он сам по себе совершенно не будет больше стремиться к несущественному.

Часто совсем не так просто следовать указаниям Штайнера: «Лучшие упражнения (для эмоциональной жизни) можно проводить, обращая их к людям, к которым питают отвращение. Со всей силой нужно подавлять это отвращение и беспристраст­но передаваться воздействию всего, что эти люди делают» (Рудольф Штайнер, «Теософия»).

Другое родственное упражнение, описанное в книге «Как до­стигнуть познания высших миров», состоит в том, что человек решает терпеливо выслушивать рассуждения, которые считает необоснованными, не делая возражений и даже не переживая внутри себя какой бы то ни было критики.

«Обучающийся должен, например, прислушиваться к выска­зываниям людей, которые в каком-то отношении значительно ниже его. При этом он должен подавлять любое чувство превос­ходства или всезнайства».

Кто стремиться занять такую внутреннюю позицию, конечно, не будет (да и не должен) обманывать себя из-за этого.

Его способность суждения не ослабится. Напротив, она ста­нет глубже. Ибо подобного рода упражнения могут иметь похо­жее воздействие, как и шесть сопутствующих упражнений, а именно: они открывают самое сокровенное человека для окру­жающего его мира.

«Если ученик учится слушать не критикуя даже тогда, когда излагается полностью противоположное мнение, когда перед ним разворачивается полный абсурд, тогда он мало-помалу учится полностью сливаться с сущностью другого, целиком растворяться в ней».

ВНУТРЕННИЙ МИР ЖАКА ЛЮСЕРАНА

Быть может, пока не так ясно, что мораль и сверхчувственное видение связаны друг с другом глубокой связью. Автобио­графия Жака Люсерана («Вновь обретенный свет». Штутгарт, 1966) позволяет по-новому взглянуть на это.

Жаку Люсерану было 8 лет, когда он в результате несчаст­ного случая ослеп. Через несколько недель после этого он начал воспринимать целый ряд феноменов, которые затем сопровож­дали его всю жизнь. «Я видел, как из какого-то места, о котором я не знал и которое одинаково вероятно могло находиться как вне меня, так и во мне, исходило некоторое излучение или, точ­нее, некоторый свет... Я обнаруживал свет и радость одновременно и, без сомнения, я могу сказать, что с тех пор свет и радость никогда больше не разделялись в моих переживаниях... Я мог чувствовать, как свет появлялся, распространялся, застывал на вещах, принимал форму и отступал обратно; да, отступал или даже прекращался... Видящие постоянно говорят о ночном мраке слепоты, и это, с их точки зрения, совершенно естественно. Однако этого мрака не существует. Ни на одну секунду за мою жизнь — ни в сознании, ни даже в моих снови­дениях — непрерывность света не прервалась... Свет распро­странял свои краски на существа и на вещи. Мой отец, моя мать, люди, которых я встречал на улице или которых я неча­янно задевал, все они были в тот момент некоторым образом окрашены, чего я никогда не видел до моей потери зрения».

Люсеран был очень музыкален, и в его внутреннем мире звуки являлись ему в своих характерных красках.

«На концерте оркестр был для меня, как художник: он за­полнял меня всеми цветами радуги. Если вступала скрипка соло, я часто наполнялся золотом и огнем и таким ярким красным цветом, что я не мог вспомнить, видел ли я когда-нибудь такой яркий цвет у реального предмета. Когда звучал гобой, меня заполнял прозрачный зеленый цвет, который был таким свежим, что мне казалось, будто я чувствую дуновение ночи».

Люсеран хотел стать музыкантом и начал учиться играть на виолончели. При этом он вскоре достиг странного результата. «Я не стал музыкантом, и этому была смешная причина.

Едва только я образовывал звук на струнах, -ля, -ре, -соль или -до, я его уже больше не слышал. Звуки, аккорды, мело­дии, ритмы — все превращалось тут же в образы, кривые и прямые линии, фигуры, ландшафты и прежде всего в краски. Когда я смычком давал свободно звучать струне -ля, перед моими глазами блистал такой сильный и стойкий свет, что мне часто нужно было прерывать игру».

Иногда он себя спрашивал, не стал ли он, может быть, жертвой какой-нибудь фантастической галлюцинации. Он пы­тался сознательно проникнуть в появляющиеся световые фено­мены. То, что он теперь видел, было следствием кружений, вих­рей, которые нельзя было погасить. И это представлялось ему потоком света.

«Записывая эти строки, я точно также пытаюсь еще раз сделать это — и с тем же самым результатом, лишь только исходные источники света стали с годами еще сильнее».

Его необычная способность часто приходила ему на помощь в жизни. Ему было чрезвычайно легко вспомнить что-либо вы­ученное.

«Число пять было всегда черным, буква «Л» — светло-зеле­ной, чувство благорасположения — нежно-голубое. Я был не­властен над этим, и если я пытался изменить цвет какого-ни­будь знака, он тут же темнел и исчезал».

Так как буквы и цифры представали перед его внутренним взором такими полными жизни, он мог легко сохранить их в па­мяти. Хотя он мог читать только по шрифту для слепых, он добивался чрезвычайно хороших результатов в школе и, как правило, блестяще сдавал экзамены.

И во внешней жизни, даже в переполненном движением Париже, он без труда правильно ориентировался, потому что все пространственные формы некоторым образом запечатлева­лись у него, как бы на внутренней рельефной карте.

«У меня запечатлевался образ физического мира с его на­правлениями и препятствиями, и поэтому уже в детстве ко мне охотно обращались мои видящие товарищи, когда мы теряли дорогу, гуляя по Парижу... Я вызывал тогда перед собой вну­тренний образ и уверенно находил дорогу».

Справедливости ради следует добавить, что Люсеран, есте­ственно, предпочитал ходить по оживленным улицам в чьем-то сопровождении.

В другой связи он отмечал, что со временем стал переживать образы внутри себя, как на «экране телевизора».

МОРАЛЬ И СВЕРХЧУВСТВЕННОЕ ВОСПРИЯТИЕ

Люсеран вскоре открыл, что переживание световых феноме­нов очень сильно зависело от его собственной моральной установки.

«Все-таки было время, когда свет ослабевал, и даже почти исчезал. Это было каждый раз когда я боялся».

Если он пугался чего-то — двери, стены или другого препят­ствия, то он всегда больно сталкивался с этим.

«Такое же действие имели гнев и нетерпение, они все приво­дили в беспорядок. За минуту до этого я еще точно знал места, которые занимали все предметы в комнате, однако если меня переполнял гнев, то вещи злились еще больше, чем я (читатель мог бы вспомнить о том, что это описание детских переживаний); они забивались в совершенно неожиданные углы, запутывались, опрокидывались, лепетали, как ненормальные, и дико озирались вокруг себя. Тогда я не знал больше, куда положить свою руку, поставить свою ногу... »

Когда он ходил погулять на улицу, он мог только тогда вос­принимать окружающий его мир, если оставался спокоен и вос­приимчив к нему.

«Когда я целиком уходил во внимание и не противопостав­лял окружающему меня миру никакого собственного давления, тогда деревья и утесы накладывались на меня и отпечатывали во мне свою форму, как это делает палец, который оставляет свой отпечаток в воске».

Так мало-помалу возникала его «внутренняя рельефная кар­тина».

«Если во время игры с моими маленькими товарищами у меня внезапно появлялось желание победить, любой ценой первым достичь цели, то я мгновенно больше ничего не видел. Меня буквально обволакивали туман, дым... Я больше не мог позволить себе быть недоброжелательным и раздражитель­ным... Если, напротив, я был счастлив и дружелюбен, если я проявлял к человеку доверие и думал о нем хорошее, тогда я был вознагражден светом».

Во время войны Люсеран принимал активное участие во французском движении сопротивления. Так как он считался зна­током людей, ему приходилось вербовать новых сотрудников. Кто казался ему неподходящим, не принимался командиром. Так получилось, что слепой 15-летний юноша (одновременно учась в уважаемой и очень требовательной французской гим­назии) проводил свое свободное время в плохо освещенном по­мещении на бульваре Пор-Рояль, чтобы поставить хорошо про­думанные вопросы посетителям. После этого их подвергали строгой и точной проверке. Кто приходил слишком рано или опаздывал — даже если речь шла только о пяти минутах, не допускался.

«Да, должен сказать, я был чрезвычайно счастлив де­лать эту работу. Иметь перед собой людей, побуждать их к тому, чтобы они заговорили о себе, о тех вещах, о которых обычно не говорят, потому что они находятся слишком глубоко, услышать вдруг в их голосе то особое, непередаваемое звучание, звучание доверия — все это наполняло меня чувством уверенно­сти, которое было близко любви. Это создавало вокруг меня магический защитный круг: со мной как бы не могла случиться никакая беда. Свет, который возникал во мне, был такой силь­ный, что он переходил в радость. Я стал неуязвим. Я стал затем также непогрешимым, или почти непогрешимым».

С течением времени благодаря его указаниям более 1000 че­ловек были приняты в движение Сопротивления. Люсеран знал наизусть все их имена и адреса. Оказалось, что все, кого он ре­комендовал, были достойными доверия людьми.

ДОПРОС В ГЕСТАПО

Однажды Люсерана разыскал студент-медик, фигурирующий в автобиографии под именем «Элио». Он попросил принять его в движение Сопротивления. Люсеран не поверил ему. Его руко­пожатие было необычайно тяжелым для студента, и он говорил поразительно тихо. Люсеран привык прислушиваться к своему внутреннему голосу, безошибочно говорившему ему «да» или «нет».

«... Этот человек привел мой механизм в замешательство. Мои внутренние иголки ощетинились во все стороны и ни «да», ни «нет» не могли их успокоить».

Он обсудил этот случай с товарищами. После долгого коле­бания решили принять Элио. Для определенных заданий он, казалось, обладал чрезвычайной квалификацией.

19 июня 1943 года, в 5 часов утра, настал черед Люсерана. Шесть вооруженных нацистов стояли перед его дверью. Они по­требовали, чтобы он сел в машину, и поехали с ним в гестапо. Его водили из кабинета в кабинет, внимательно осматривая.

«... Я был действительно слепым. Из-за этого парализующе­го страха: «Что же произойдет?» — я почти ничего не восприни­мал».

Майор, ведущий допрос, был чрезвычайно хорошо информирован. От Люсерана потребовали выдать адреса его самых верных сотрудников и друзей.

«Мне казалось, что я вдыхаю газ. Мои нервы сдали. И тут внезапно наступило освобождение: у меня буквально исчез страх. Будто электрические лампы накаливания засветились во всех уголках моей головы. Я увидел парня из гестапо, секре­таршу. Я должен был стиснуть зубы, чтобы громко не рассме­яться. Если бы я оставался в таком состоянии, то они бы так и продолжали, ничего не узнав».

Допрос принял другой оборот, чем предполагал майор. При помощи виртуозных контрвопросов Люсеран сделал вывод, что гестапо, очевидно, располагало информацией из одного источ­ника, а именно от Элио.

Он избрал тактику открыто выдать все факты, о которых Элио мог что-то знать. В остальном его показания были от на­чала до конца полностью дезинформирующими. Уже заготов­ленный и зачитанный Люсерану смертный приговор был отме­нен, так как его теперь считали важным источником инфор­мации.

Он давал непрерывно новую и интересную информацию, но она была ложной. Чтобы вытянуть из него еще больше, его ча­сто истязали. Люсеран, который знал немецкий язык, закричал один раз своему мучителю: «Вы трусы! Но даже если бы я мог, я не хотел бы защититься!»

Эсэсовец засмеялся, но истязания прекратились. Позднее его перевели в концентрационный лагерь Бухенвальд. Там его осво­бодили американские войска, и он эмигрировал в США.

На Гавайях он работал в университете преподавателем фран­цузского языка. В 1972 году он погиб в дорожно-транспортном происшествии в Южной Франции.

Кто знаком с шестью сопутствующими упражнениями, мог бы рекомендовать это жизнеописание как особенно поучительное. Очевидно, что Люсеран, благодаря обстоятельствам своей жиз­ни, был вынужден овладеть некоторыми из описанных выше способностей. Хладнокровие, положительность и беспристрастие переживались им как три условия, которые были незаменимы для его духовного видения.

ДУМАТЬ - ЧУВСТВОВАТЬ - ХОТЕТЬ

Если мы понимаем настоящую основу антропософского пути познания и хотим постепенно привести ее к последовательной осмысленной взаимосвязи, то прежде всего необходимо выра­ботать четкое представление о трех человеческих душевных способностях: мышлении, чувствовании и воле. Мы немного коснулись их в предыдущей главе.

НЕКОТОРЫЕ ПРИМЕРЫ ИЗ ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ

Чтобы пояснить, как могут переживаться эти три существен­ных признака, следует привести пару повседневных ситуаций.

Некто входит в помещение и отмечает, что там плохой воз­дух (мысль).

Он ощущает нечто неприятное (чувство). Он открывает окно (воля).

Другой пример:

Человек сидит на скамейке в парке и читает газету. К нему обращается маленькая девочка, он ее едва замечает. Она хочет знать, который час. Сначала он слышит только слова, потом понимает их содержание (мысль).

В первое мгновение он раздражен из-за того, что ему поме­шали, но побуждает себя проявить внимательное отношение. Его интерес к девочке одерживает верх (чувство).

Он поднимает глаза, смотрит на часы и дает желаемый ответ (воля).

Следующий пример:

Мальчик видит в универсаме большую коробку с шокола­дом. Он чувствует, что на него никто не смотрит, и знает, что его денег недостаточно, чтобы купить шоколад (мысль).

Желание съесть шоколад переполняет его, но его совесть и страх, что его поймают, удерживают его от того, чтобы взять коробку (чувство).

Одно мгновение он колеблется, потом протягивает руку и хватает шоколад — или сию минуту уходит, не взяв его (воля). Из этих примеров видно, как можно использовать в широком смысле понятия мышления, чувств и воли. Термин «мысль» охватывает таким образом как мышление, так и восприятие органами чувств, которое дает повод для мыслей.

Слово «воля» («стремление», «хотение») относится не толь­ко к самому действию, но и к процессу принятия решения, кото­рый предшествует действию. Решение готовится сначала на мыслительном и эмоциональном уровне, чтобы затем, так ска­зать, спуститься в жизнь воли. Следовательно, совсем не так просто абстрактно разделить три душевные активности. Это сложно и в повседневной жизни, так как душевные функции сливаются, переплетаются друг с другом. Как показывают при­меры, взаимодействие между мышлением, эмоциями (чувства­ми) и волей (стремлением) протекает в некоторых «превращен­ных формах». Это в большой степени относится к существую­щим культурным традициям, а также к воспитанию и личным склонностям. Во все времена одной из главнейших целей как воспитания, так и религиозного образования было формирова­ние подрастающего поколения, соответствующего некоторой «правильной» модели.

«ПРАВИЛЬНОСТЬ» И «НЕПРАВИЛЬНОСТЬ»

Представление о том, что «правильно», а что «неправильно», подвергалось, как известно, постоянному изменению на протя­жении различных эпох и различных культур. Чарльз Дарвин встретил во время путешествия на Огненную Землю в Южной Америке туземца, который был каннибалом. Когда Дарвин на­глядно показал ему, что нехорошо пожирать человеческое мясо, он ответил: это, вероятно, все же не может знать тот, кто еще этого не пробовал. Однако, несмотря на все подобные истори­ческие и местные различия, есть все же некоторые правовые положения, которые в основе своей являются общими для всех людей.

Например, заповеди «не отзывайся о ближнем ложным сви­детельством», «не укради», «не убий» имеют значение не только для иудейско-хрнстианского культурного мира, но также дейст­венны и в пределах многих других религий и цивилизаций. Если отвлечься от, к сожалению, нередких случаев, когда виновные ссылаются на соображения деловых отношений, политики или военного времени, то большинство общественных устройств будут все же едины в том, что нельзя допускать ложь, воровство и убийство.

Перед родителями, священниками и народными вождями всегда стояла задача: не только удержать людей от неправильных действий, но также показать им, почему такие действия следует рассматривать как достойные порицания или неприемлимые. Необходимое «воспитание народа» направлялось, следо­вательно, одновременно на мышление, чувства и стремления — то есть на всего человека.

ПОМЕХИ ВНУТРИ МЫСЛИТЕЛЬНОЙ, ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ И ВОЛЕВОЙ ЖИЗНИ

Любая совместная жизнь людей осложняется или делается невозможной, если ломаются общепризнанные «модели» взаи­модействия мышления, чувств и воли (стремлений).

В своей книге «Психиатрия и психогигиена» шведский пси­хиатр Гуннар Лундквист (Gunnar Luhdquist, «Psychiatrie und Mentalhygiene») приводит наглядные примеры нарушений, иду­щих из интеллектуальной, эмоциональной или волевой жизни и распространяющих затем свое влияние на другие психические функции.

Лундквист описывает одного молодого человека, который стал молчаливым и задумчивым и все больше отстранялся от своих знакомых. В конце концов он стал жаловаться, будто бы его коллеги плохо о нем говорят. Ему также казалось, что они с усмешкой посматривают на него, делают таинственные грима­сы и подают друг другу тайные знаки. Скоро у него появилось чувство, что один человек его гипнотизирует, правда, он не мог сказать, как это осуществляется и как он при этом себя чувст­вует. Он жил все больше в своем собственном мире и вообра­жал себе, что он в некотором роде «всемирный президент». Не­сомненно, он стал жертвой бредовых идей, расстройства мыш­ления. В процесс была втянута также эмоциональная и воле­вая жизнь. Следствие — подавленность и пассивность.

Процессы, берущие свое начало в жизни чувств, принимают другое течение. Лундквист сообщает о пожилой женщине, страдавшей тяжелой депрессией и в связи с этим обратившейся к врачу. Она вела себя спокойно и молчаливо, ее выражение лица было грустным и неподвижным. На вопросы врача она отвечала совершенно ясно, но ее описания были крайне мрач­ными. Она была убеждена в том, что ее жизнь будто бы при­ближается к концу и все бессмысленно. Кроме того, она жало­валась на боли в желудке; однако, проведенное в связи с этим обследование ничего не показало. Ее страдания были «душев­ными» и с течением времени распространились на области интеллектуальной и волевой жизни. Это привело к различным бредовым идеям, и ее дееспособность становилась все более ограниченной.

Лундквист рассказывает о другом пациенте, у которого на­рушения также исходили из эмоциональной жизни, но симптомы были совершенно противоположного рода.

Один продавец средних лет, который всегда был прилеж­ным, предприимчивым и «легко входящим в контакт с клиента­ми», становился постепенно все более деятельным и кипел идеями. Его словоохотливость заметно увеличилась, он сновал повсюду и пытался привлечь к своим проектам всевозможных друзей и знакомых. Он становился все менее целеустремлен­ным, не проявлял больше терпения, перепрыгивал от одного к другому и хотел сразу сделать все дела. Ход его мыслей ста­новился все быстрее и быстрее, потом начались скачки мыслей, одна идея мгновенно сменяла другую. В конце концов ему при­шлось отказаться от своей работы.

Самые тяжелые нарушения — это, по всей видимости, те, ко­торые исходят из волевой жизни. Они появляются либо как сте­реотипное повторение определенных слов, жестов или других действий, либо как неспособность к действиям или нежелание действовать. В обоих случаях эмоциональная и интеллектуаль­ная жизнь несут печать повышенного равнодушия.

У страдающих шизофренией пациентов очень четко можно видеть, как в той или иной степени разрушается нормальная связь между мышлением, чувствами и волей. Больной может смеяться в печальной ситуации, плакать в радостной и т. п. Бо­лезнь может зайти так далеко, что пациент не хочет есть, ни на что не отвечает, не обращает внимание на неопрятность и даже не реагирует на уколы иголкой.

Нельзя четко провести границу между состояниями, которые можно считать «нормальными» или «ненормальными». Эти со­стояния переливаются друг в друга и должны оцениваться индивидуально, с учетом культурной среды. Однако у любого человека где-то есть невидимая преграда, которую можно в не­которых случаях пробить посредством невротических или исте­рических состояний.

Но явные случаи действительного «расслоения личности» встречаются довольно редко. По данным Лундквиста, доля больных шизофренией обычно составляет приблизительно 1 % населения.

Идея, что мысли, чувства и воля, как правило, могут быть до некоторой степени связаны, основано не только на образце поведения, запечатленном в результате воспитания или иных моральных установок. Не менее значимо для этого то, что три психические силы — каждая своим особенным образом — обыч­но очень глубоко связаны с физическим организмом.

ТРИ ФИЗИОЛОГИЧЕСКИХ ПРОЦЕССА

Описание Штайнером связей между психическими способно­стями и физиологическими органическими процессами принад­лежит к самым важным и самым основополагающим аспектам его представлений о сущности человека.

Он различает три доминирующие системы органов человече­ского тела. Их центры находятся в различных частях организ­ма. Каждая из этих систем проникает, однако, по всему телу. У здорового человека они органически взаимодействуют.

Нервно-сенсорные процессы имеют свой центр в голове, ко­торая включает мозг и несет органы зрения, слуха, обоняния, вкуса. Голова — самая крепкая и замкнутая часть скелета. Мозг имеет относительно низкую температуру, он представляет собой «холодный» полюс человека.

Нервная система по способу своего функционирования — жи­вая и чувствительная. Ее физическая структура неподвижна. Деление клеток в нервах прекращается вскоре после рождения. Регенерационная способность низкая. Малейшие нарушения и изменения в мозгу — в особенности в глубинных структурах мозга — могут оказать роковое воздействие.

Ритмические процессы имеют свой центр в груди, где распо­ложены сердце и легкие. Скелет здесь имеет форму помещения со сквозными и в определенной степени эластичными стенами: это грудная клетка.

Ритмическая система выполняет уравновешивающую функ­цию посредника. Если преобладает тенденция нервной системы к физической неподвижности, т. е. тело отдыхает, то дыхание и кровообращение способствуют тому, чтобы во всем организме без помех продолжался обмен веществ. Если доминирует дея­тельность по обмену веществ, т. е. тело интенсивно двигается, то потенциал сердца и легких накладывает ограничения на дей­ствие этого процесса.

Процессы обмена веществ имеют свой центр в нижней части тела. Скелет здесь оставляет внутренние органы более или ме­нее не защищенными. Температура относительно высокая, по­этому часть живота представляет собой «теплый» полюс в че­ловеке. Деление клеток происходит быстро, регенеративные возможности высокие. «Человек конечностей» характеризуется подвижностью; конечности свободно устремляются в простран­ство и противоположны тем самым закрытости головы.

Мышление и сенсорное восприятие человека базируется, сле­довательно, на процессах центральной нервной системы.

Эмоции — удивление, страх, радость или ужас — оказывают воздействие на дыхание, частоту пульса, деятельность кишеч­ника и другие ритмические функции организма, изменяя их.

Волевые действия связаны с движениями тела и сопровож­даются процессами обмена веществ.

ОПЫТЫ С ТЕПЛОВЫМИ ВОЛНАМИ

Таким образом, видна связь между душевными способностя­ми и физиологическими процессами, что было подтверждено одним исследованием немецких ученых, результаты которого были опубликованы в 1934 году. В этом сообщении не упоми­наются уже известные тогда высказывания Рудольфа Штайнера.

Руководитель эксперимента Фриц Гизе — впоследствии про­фессор в Техническом институте в Штутгарте — описывает, как тепловые волны, исходящие от неодетого человека, можно сде­лать видимыми благодаря освещению и проекции на прозрач­ный экран. Если испытуемый занят интеллектуальной работой, максимум излучений перемещается к голове, в то время как излучения, которые при волевых действиях заметны на уровне нижней части тела, почти полностью исчезают.

При усиленной концентрации — счет в уме, заучивание на­изусть и т. д. — появляются различным образом оформленные излучения поверх глаз вплоть до верхней границы средней линии лба.

«Если в содержание сознания вводится эмоциональный то­нус, то сразу же вновь включается абдоминальный (брюшной) поток: в зависимости от структурного типа излучение на уровне головы становится меньше или прекращается целиком, в то вре­мя как максимум излучения теперь становится тораксальным (относящимся к грудной клетке) и четко отличается от предше­ствующей картины по ритмическим импульсам, плотным, дуго­образным, бьющим ключом тепловым волнам.

В случае намеренных (предумышленных, волевых) содержа­ний сознания опять все тело становится излучающим, но с тем отличием, что часто в особом положении находятся абдоми­нальные зоны и что во всяком случае волны поднимаются ма­ленькие и очень оживленно и ускоренно. В среднем они излучают, согласно существующим до сих пор измерениям, примерно в три раза быстрее, чем в случае эмоционального содержа­ния сознания. Тепловые волны можно проследить далеко вверх и вниз. Их можно видеть на высоте 2—3 метра над человеком». (Сообщение о XIII-м конгрессе немецкого общества психологии в Лейпциге. Иена 1934).

ТРИ РАЗЛИЧНЫЕ СТУПЕНИ СОЗНАНИЯ

Если мы понаблюдаем за нами самими и нашими реакция­ми, мы сможем увидеть, как наши мыслительные, эмоциональ­ные и волевые проявления разворачиваются на различных уров­нях — иначе говоря, в трех различных состояниях сознания.

В состоянии мышления мы целиком и полностью бодрствуем. Каждый член логической последовательности может быть пол­ностью разъяснен как для нас самих, так и для других. Если мы постигаем ясную и осознанную мысль, то мы также знаем, как она возникла.

Увидеть наши собственные чувства и эмоции сложнее. Нам немало известно о наших симпатиях и антипатиях, но как они возникли нам часто не ясно. Можно было бы сказать, что они разворачиваются в грезообразном (похожем на сон) состоянии.

Большинство волевых действий (жесты, движения и т. д. ) производятся более или менее автоматически. По большей части они происходят на неосознаваемом нами уровне. Согласно Р. Штайнеру, состояние сознания, характеризующее собственно волевой акт (если мы исключим сопровождающие его мысли­тельные акты и эмоциональные переживания) можно сравнить с глубоким бессознательным состоянием, в котором мы пребы­ваем во время сна без сновидений.

Итак, обобщая мы можем составить следующую схему:

Мысли	Голова	нервные процессы	состояние бодрствования	холод
Чувства	Сердце, легкие и др. ритмичные органы	ритмические про­цессы	состояние снови­дения
Воля	Нижняя часть те­ла и конечности	процессы обмена веществ	состояние сна	тепло