20 Марта. Ездил с Митрашей в Пушкино смотреть дачу: не поездка, а разрыв (все пуговицы оборвали и чуть

468

только не задушили, вся Москва едет в Пушкино на базар). Снега там нетронутые. Мартовские морозы держат.

Вечером спор Ляли с Удинцевым о церкви. Я сравнил их «умонастроение» в отношении сергиянской церкви с душевным состоянием молодой женщины, потерявшей на войне любимого мужа и встретившей нового, за которого и надо бы выйти замуж, но совестно ввиду близости кончины любимого человека.

Вечером на минуту пришел в военной форме Петя, улетающий завтра в Померанию за лисицами. Узнал от него, что Катынский тоже едет за ружьями.

Узнал от Бор. Дмитр., что речь моя в Литмузее о Толстом за упоминание Ремизова подверглась в партии особому разбору и осуждению. (Раз Ремизов в «Правде» разъяснен как эмигрант, то как можно упоминать его имя, и Толстого называть учеником Ремизова!)

И теперь вспоминая прошлые свои выступления, я делаю вывод, что мое особое мнение, производившее шум, в конце концов, приносило мне пользу, создавая хорошее положение советского юродивого, и обеспечивало тайное уважение всех. Я сделал в советское время редкую карьеру независимого человека. И в этот раз после криков против меня были и такие голоса: «Пришвин завоевал себе право говорить независимо от "Правды"».

Так теперь сложилось, что любить женщину нельзя, не подумав о том, что она подослана от НКВД, равно как нельзя и Богу молиться в церкви и говеть без мысли о том, что священник – филер.

- Ну, и что же из этого, – сказал Н., – если женщина такая филерствует в пользу любимого.

Да и вообще филеры неприятны для политиков (интеллигенции «честной»). Действительно же независимый человек (взять И.П. Павлова) вовсе не боится филеров, скорее они его боятся. Так что нынешнее явление

469

двуликих людей есть явление формы среднего человека. Что же касается независимых единиц, то они в одном и том же числе пребывают всегда. Скорее всего, независимые личности похожи на семена в разных стадиях: лежат они, как зерна, в амбаре в ожидании сева, или пребывают в состоянии «спящих почек», или брошены в землю, прорастают.

Новые сказки.

Письмо опоздало. Женщина получила с фронта от мужа в подарок ящик туалетного мыла. Мыла мне выдают довольно, – подумала она, – продам-ка я. И на базаре продала весь ящик, оставив себе три куска. А когда пришла домой, получила от мужа письмо об этом мыле: внутри мыла – золото. Она вскрыла один кусок – золотые часы, вскрыла другой – золотые серьги, третий – цепочка.

Продолжение мое: купив кусочек мыла столь хороший, некто его не тратил, а менял на что-нибудь и пустил.дальше...

Началась борьба с Ватиканом, заступником фашизма под предлогом христианской помощи побежденным. Н. сказал, что католичество и социализм сходятся в отношении устремления к внешней организации, тогда как православие устремлено к первичной силе, к личности. Говорят, что православная церковь в наше время вопрос об отношении церкви к государству решает так, что в России церковь и государство всегда были в единстве.

Вчера Ляля выскочила против книжных людей, а книжный человек Удинцев вступился за образованных людей и доказал (цитируя Шпета), что книжностью русская интеллигенция прикрывала свое невежество.

21 Марта. Бессознательное и Внесознательное (из Шпенглера).

Ветер начал меняться с севера к юго-западу. Вероятно, это будет началом конца мартовской серии морозов.

470

Продвигается дело по закреплению пушкинской дачи в собственность.

Перечитывал мною записанное в дневниках.

Вспоминал, соединял, останавливался у границ опыта...

Ход революции с самого начала был дроблением пространств в России: мужики землю делили, и вместе с тем одновременно дробилось пространство России на клеточки. И когда дошло до того, что клеточки земельного пространства соединились в колхозное единство, это единство не стало духовным единством.

Поэтическое пространство России раньше возникало из разнообразия местностей.

Теперь однообразие жизни людей уничтожило интерес к разнообразию ландшафта: стало везде одинаково и тем самым пространство исчезло. После войны самолетное продвижение добьет чувство пространства, и даль перестанет манить человека.

Этот процесс сопровождается во мне привыканием к городу и критикой толстовства, наверно, бессознательно определившего мое влечение к природе.

Недавно еще в разрушении городов бомбами я понимал возмездие за нарушение жизни природы человека. Я понимал город, как болезнь. Теперь это сектантское чувство прошло у меня, и деревце в городе мне становится выразительней, чем лес в деревне, и цветок на окне сладостней целого луга.

Митраша, никогда не выезжавший из деревни, очень доволен городом и уверяет нас, что жизнь в городе куда здоровее деревенской.

22 Марта. (Сороки ложные.)

Юго-западный ветерок вчера не напрасно дунул. Сегодня ринулась в Москве вода и какая: сверху дождь целый день, внизу ручьи. В развалинах разбитого бомбами дома между ручьями играли две девочки, побольше и

471

поменьше. Та, что побольше, развела широко в стороны руки и так стояла на камнях. – Что это? – спросила девочка поменьше. – Вода! – ответила старшая.

- Когда я, – сказала Ляля, – встречаю иногда твои сомнения во мне и, хотя всегда потом читаю о твоем раскаянии, мне бывает тяжело: я-то в тебе никогда не сомневаюсь. – Не во мне ты, а в Боге не сомневаешься. – Конечно, это у меня соединилось: ведь я же тебя в Боге люблю. – Конечно, и я ведь тебя тоже так. Но мне тяжелей. Тебе нельзя в Боге сомневаться и незачем: Бог у тебя независим. А я через тебя пришел к Богу, и когда я осмелюсь усомниться в тебе, то рушится все нажитое за пять наших лет, и все мои молитвы и писания теряют смысл.

Сороки получились в этом году классические – Сороки (9 Марта) русской весны. Теща, конечно, как всегда весною больна. И у нее так было с детства: когда приходит весна – всем радость, ей – душевное страдание. Тут, может быть, что-то от буйства, беспорядка, своеволия, грязи, сырости, обращенных против порядка комнатной женщины. А может быть, просто есть люди такие, такая болезнь. Ляля, напротив, как и я, больна весной в другую сторону: хочется сорваться с места, лететь куда-то.

Вот и проповедуй всем радость жизни, счастье, весну, когда один при первых шагах весны стремится вылезть из своей раковины на простор, а другой, напротив, спешит крепче закрыть свои створки.

Б.Д. Удинцев рассказывал, что жена его, Ек. Як., страдает особой болезнью любви к своей матери: любит и ненавидит ее бытие возле себя. Услышав это, я подумал о Ляле, что и у нее ведь точно так и что значит, если у той и другой одинаково, то это есть и у какой-нибудь третьей, четвертой, и требует к себе углубленного внимания...

Между прочим, общим признаком в том и другом случае служит: у обоих матерей (а взять тоже мою маму и Лидию) их склонность на чем-то успокоиться, к чему-то

472

прийти. (У тещи «порядок» – покой), напротив, у дочерей разбить всякую косность (порядок) к движению вперед.

Тут две разных морали, и может быть таким путем любви к человеку и ненависти к быту образовалось на Руси ее сектантство – революционная интеллигенция и все женское движение?

(В себе – любовь, в делах – неприязнь.)

Все больше и больше загадочным становится безумное сопротивление немцев и непонятный их фашизм. Немцы всегда были нашими учителями вплоть до последних дней: воевать-то они же нас научили. Вот и страшно теперь: а ну как они и своему фашизму тоже научат, и что это такое фашизм? Ничего-то мы не знаем, и что самое удивительное, это что узнавать-то не очень и хочется, чувствуешь, что ни к чему это. Вот хотя бы взять в пример Эренбурга: он все знает, во все сует свой нос, а между тем пишет очень плохие стихи. Видно, эта суета не в пользу поэзии.

Мы русские, и западники, и славянофилы в истории одинаково все танцевали от печки – Европы, а вот теперь эта печка, этот моральный комплекс не существует. Будем теперь мы танцевать от другой печки (Америки?) или же, наученные, будем танцевать свободно от себя, а не от печки?

Личность породила пространство или наоборот?

Нет! Наверно личность. Ведь Колумб открыл Америку, а не Америка открыла Колумба.

С приходом социализма у нас в России исчезло пространство – везде одинаково?

Нет, исчезла личность, а вместе с личностью исчезло пространство.

Самолет – это пожиратель пространства.

Пешеход творит пространство: чего только ни увидит странник, пока не дойдет до Святых Островов на Белом море! А самолет пожирает пространство.

473

А вот об этом тоже надо подумать: конечно, исчезновение пространства это факт нового времени: не завлекает меня ни Кавказ, ни Памир: но человек без пространства в своих переживаниях тайных является теперь таким же таинственным и неразгаданным, как прежнее пространство (ландшафт).

23 Марта. (Настоящие Сороки.)

В этой ранней весне постоянно так бывает: заметишь – дымок повернул, и сейчас же бывает, через несколько часов весна повертывает. Вчера к вечеру я заметил, дымок потянул с севера, а сегодня утром куда девалась весна. Такой морозище хватил! И только к полудню нехотя закапало.

Комнатный идеализм (сказал Р. Роллан).

Социализм, в смысле соединения людей – это, что ни говори, а есть мировая тема нашего времени. Соединение.всего разрозненного человека в единое существо стало настоятельной необходимостью, как будто человечество теперь подошло к потоку, через который для дальнейшего движения необходимо перекинуть мост. Этот мост в человеке... тот поток – это смерть близкого, а мост – к дальнему... Вот в церкви при утрате близкого этим и заняты верующие: возместить утрату близкого Дальним (Богом) и через это перекинуть мост к новому ближнему (то есть сделать Дальнего ближним).

Фактический наш «социализм» есть лишь внешний двор соединения, имеющего смысл жизненной постановки вопроса. Вот теперь и привлекается церковь, наша старая (царская) церковь к устройству внутреннего двора социализма (соединения людей).

Видел на улице старого милиционера с хорошим лицом и чувствую, мертвые останавливают меня: – Разве может быть полицейский с хорошим лицом? И так от умершей интеллигенции перескочил к раскольникам и возвратился к себе с вопросом: – Неужели же я кончаю с этим наследством

474

вражды своей, как потомок староверов и револ. интеллигенции с государством? Да, вероятно, кончаю, но еще не покончил совсем...

24 Марта. День начался обещанием тепла: дымки с юго-запада и за день к вечеру опять пришло к северу. В полдень таяло немного, к вечеру подмерзло.

Был Цветков и так говорил: русский человек хороший и средний тем же хорош, чем хорош англичанин и вообще хороший человек всякой национальности. Но поганый русский человек поган по-своему, и эта русская дрянь в соединении с дрянью еврейской дает нестерпимый букет коварства, измены, обмана.

Единый образ добра это Бог, но единого образа зла не должно быть: зло тем и зло, что оно и раздельно и неслиянно. Атрибут Божий – единство, атрибут Дьявола – множество, дробность. Так ли это? Разве нет соединений и слияний во зле?

Выход к мосту и «мост»: кто-то берет на себя нравственную ответственность за совершенное и другие за это отдают ему свою любовь и с любовью этой за вождем переходят на ту сторону. Таким образом «вождь» является жертвой и «мост» есть путь Христов.

25 Марта. С утра от небольшого морозца день постепенно сходил к теплу. Все крыши стали сухие и ни одной сосульки по всей Москве. Вечером на чистом небе явилась луна и все звезды, и все-таки мороз не пришел, улицы были черные с ручьями и лужами. Народ высыпал, гомон стоял, парочки везде в тенях, притаенные, шептались.

Думал о Цветкове: вот русский духовный аристократ из разночинцев в отличной шлифовке.

- Конечно, если есть какая-нибудь церковь, пусть даже все попы станут шпиками, надо идти в церковь. Но если

475

бы можно было у нас иметь дело с католической церковью, я пошел бы туда.

- Завидую вам, – ответила Ляля, – я лично не могу, мне там все непривычно.

26 Марта. Безоблачно-солнечное утро, но лужи только чуть подернуты льдом. И весь день прошел такой светлый, яркий. Местами улицы были вовсе запружены и на узких проходах устраивались везде очереди. Я заканчиваю все дела с машиной, распределил бензин. Заказал очки. Вечером вдруг заболел гриппом.

Пришел дитя природы Чумаков и нам исповедался, как 30 с чем-то лет тому назад он кончил школу живописи, нечаянно попал в имение под Костромой, увлекся лошадьми, как свояченица помещика влюбилась в него («а я был убежденный холостяк»), и когда он ей отказал в браке, выстрелила в себя. Этот выстрел определил жизнь на 30 лет. И теперь все открылось: жену представил нам совершенно 'как нашу тещу. Вспомнилось, как Бострем, послушав вечер охотников, ночью подумал: «Мир спасут охотники».

Легкий утренник, жаркий полдень.

Вчера сливал бензин в компрессоре, работающем на мостовой. Разговорился с мастером о своей машине. – Второй день такой прекрасный, вот возьму, сяду в машину свою, вложу ключик, дуну – заведется, и поеду. Как хорошо! Больше нет, по-моему, счастья, да, это счастье! – Ну, не скажу, есть большее счастье. – Какое же? – А пешком идти, все вокруг рассматривать, о всем думать. – Правда и..то хорошо. – Куда лучше. Вот погодите, скоро придет время, все будут на машинах ездить, и только самые богатые будут располагать временем ходить пешком. Да, вот придет время, все бедные будут ездить на машинах, а богатые будут ходить пешком.

28 Марта. Опять крымский воздух и солнце с легким утренником. Второй день гриппа. Слышал от Цветкова, что «Севастополь» Ценского хорошая книга. Очень этому рад.

476

29 Марта. Весна воды.

Пасмурно. Вероятно, пойдет снег. Грипп проходит. Но еще один день просижу. Пошел окладной дождь.

Милая моя, так Вы ухитрились в Москве просидеть и не знаете, как Россия немца ждала. И как ждала-то! А когда немцы обманули, тут уж Америка не купит нас консервами... На каждой улице теперь мальчики гоняют и гремят консервными банками. Это не банки – это русские косточки гремят. Нет, теперь уж больше не обманешь, не купишь. Русский народ впервые понял себя: не на стороне спасение, а в себе.

Наступает эпоха духовного материнства, я хочу сказать, что...

Передовой авангард. Помню, один лесопромышленник в Ельце (не Меркулов?) ориентировался на «передовой авангард» (интеллигенцию). И вдруг однажды (в 1905 г.) эту свою святую мечту увидел на практике и отряхнул прах. Но ведь в этот «передовой авангард» была вложена лучшая сторона его души, куда делась эта душа, когда прах с нее слетел?

Мне кажется, этот купец ту лучшую часть своей души просто вернул себе самому и стал действовать от себя. И точно так же все русские лучшую часть души своей вкладывали в Европу («заграница»). Последние агенты Европы у нас были наши пленные из Германии после войны 1914 года. Они были уверены в превосходстве Германии, и они были ее пропагандистами. И вот теперь весь русский человек, как тот лесопромышленник, и вся Европа и Америка ему, как тому купцу «передовой авангард». Теперь больше не на кого надеяться, какие мы есть, такие и будем жить, и со стороны нам никто не поможет.

Поддай же, друг мой, похлеще ногой вот эту пустую консервную американскую банку, пусть летит она ко всем чертям и гремит: это косточки гремят тех, кто жизнью своей заплатил за эти банки.

477

И вот баба идет, подавленная жизнью, и говорит:

- Помни, попадешь в беду, и все от тебя отвернутся и никто тебе не поможет. – Никто! – подтверждают другие.

Это они еще не до дна выпили чашу, это им только горькое дно показалось, и они еще способны горечью жить.

- Милые, да как же вы раньше-то жили, на кого надеялись, на что рассчитывали?

- А глупые были: на людей надеялись.

- А теперь?

- Теперь только на себя.

И так вот Россия вступила в новую жизнь для себя, без расчета и упования на что-то хорошее где-то там, за границей нашей бедности, худобы и мерзости.

30 Марта. Серые слезы весны.

Ночью шел дождь. Утро пасмурное, и все небо серое висит и покапывает. Что теперь делается там!

- Дождь, – говорит теща., – Как хорошо, как весело!

- Кто дома сидит – весело, а кто под дождем...

- Кто здоров, тому и под дождем хорошо.

- А кто больной?

- Тому плохо.

И действительно ей плохо, потому что не о чем больше думать: никакого дела и только мысль о своей болезни.

- Как она несчастна! – говорит Ляля.

- Чем? Отличная комната, отлично питают, доктора, любящая деятельная дочь, общество лучших людей, собачка, кошечка, возможность заняться, чем хочешь. Чем она несчастна? Только тем, что дочь не может ей целиком принадлежать и что вообще она сама лишняя. Но она с этим и родилась: всегда чувствовала себя лишней: это и есть истинная нравственная болезнь этой барыни.

Боюсь, что Митраша опротивеет Ляле, потому что православный из него никогда не выйдет и всегда он останется сектантом толстовского толка. Для всех сектантов (раскольников, староверов) характерно упрямство,

478

порождаемое ограничением умственного кругозора. У них деятельность ума ограничена моралью, и живая мораль заключена в рамки рассудка.

Если удастся написать «Падун», то освобождение ума и сердца старухи-староверки оправдает ее переход в православие.

Всякое сектантство, толстовство, раскол и т. п. интеллигентские секты (народничество, марксизм, большевизм) таят в себе семена ГПУ.

Православие может быть тем-то и хорошо, что его принудительная сила (ГПУ) вынута из него расколом с одной стороны, государством с другой. В православии можно быть каждому универсальным человеком.

31 Марта. Серое небо, туман и чуть отделяется в тумане прямой дымок. Надо бы на берег речки куда-нибудь, а то в Москве не слышно ни скворцов, ни зябликов, и тут не весна воды, а весна грязи.

Вчера видел сон, будто по теплому морю плыву без усилий, на легких парусах. Полнеба горит в заре и на оранжевом гуси летят. Но не в том было, что паруса, гуси и море, а какое тут было вино! В этом вине была душа весны.

Вчера вечером Нина пришла в валенках мокрых (сверх них мелкие калоши). Она расписывает потолки в Нескучном Дворце. Ее там кормят, но не прописывают, и родственница гонит: жить негде. Когда она вышла от нас, Ляля сказала: – Может быть, ее надо было оставить ночевать? Я бросился на лестницу: – Нина! Вернулась. – Вы не останетесь у нас ночевать? – Я вас стесню. – Нет, ничего. – Благодарю, нет: я пойду. Мы помолчали и отпустили ее. – А что если она с собою покончит? – Так чего же ты не настояла? – А ты? – Я боялся за тебя: ты устала. – Так это непонятно! Из-за тебя же я не настояла: ты не любишь, когда у нас ночуют. – А я из-за тебя.

479

Да, конечно, все произошло потому, что мы хотели сделать лучше друг для друга...

А помнишь, Михаил, когда ты мотался по свету и любящие друг друга люди тоже так закрывались от тебя в свои створочки.

И вот весна – это контроль такому благополучию, проверка совести и всему. Весна воды – это революция, радостное разрушение.

Что же будет с Ниной? Отчего мы не удержали ее у себя?

Да, мой друг, есть райская или какая-нибудь Жар-птица что ли, и мы как охотники: на быстром лету надо мгновенно схватиться, целиться некогда – раз! Без прицела и выбить драгоценное перо. Вот тут и вся проверка на человека, и вся жизнь, и все счастье в этом мгновенье, в этом пере.

Никакого механизма, никакой философии невозможно человеку придумать, чтобы каждый мог спокойно рассчитывая выбивать себе из птицы волшебное перо.

Весна – это время, когда над нами пролетает Жар-птица, и одни в тревоге за свое будущее: боятся пропустить, другие, кто уже пропустил, в тревоге, переживая прошлое.

1 Апреля. Все крыши в Москве сухие. Совсем тепло. Высыхают площади. Сбегает последняя вода в грязные переулки.

- Брось весеннюю тревогу, ты можешь успокоиться: ты своего достиг, свою весну ты догнал.

- Нет, мой друг, истинная человеческая тревога только тогда и начинается, когда ты догнал весну и достиг своего. Ведь пока ты один, с тебя и спросу нет: ты один, что с тебя взять! Налог на холостяков – это явно разбойничье действие государства. Налог должен быть, прежде всего, на тех двух счастливых, кто живет для себя, и нет у них третьего, для кого они живут...

2 Апреля. Все впереди. И вот надо бы каждый день проводить как будто он единственный.

480

Свез Лялю с тещей к обедне, потом по Калужской их привез на Воробьевы горы и видел, как последний снег из-под березок сбегает в Москву-реку.

Вечером были Яковлев, Замошкин, Бострем, Нина. Все напрягают последние усилия, чтобы пережить последние дни войны, особенно трудно Замошкину (за лимит 300 р. в месяц в плену у глупого Щербины).

Когда ум устал и может работать только что ему прикажут, а сердце не в силах даже в траур одеться, человеку иногда приходит на помощь жизнерадостная дурь. В этом состоянии Яковлев пишет роман, а Лидии покупает ружье и собирается на охоту. И так многие живут, не цельной личностью, а своими остатками.

Сельвинский в ЦДРИ* имел неосторожность сказать, что наступает время, когда можно будет писателю быть не только социалистическим реалистом, но и соц. символистом, соц. акмеистом и т. п. Теперь Поликарпов тащит Сельвинского за эти слова на суд писателей.

2 Апреля. Вчерашний день, 1 апреля, прошел как на Пасхе: светло, тепло и в Москве быстро сохнет. Ночь опять без мороза, а между тем до мая целый месяц! Значит, будет много всего. Весь день дождь.

Тема жизни, которую теперь развивает история – это, конечно, освобождение женщины от власти мужчины. Эта власть была основана только на том, что мужчина как более сильный и способный работал на стороне, а женщина дома. Благодаря этому закрепилось у всех сознание, что такое разделение труда, на стороне и дома, соответствует природе вещей. И оно может быть и правда соответствует в какой-то мере. Беда выходила только из-за того, что эта «природа вещей» была принята как закон жизни для всех

* ЦДРИ - Центральный дом работников искусств.

481

и на все времена. Так создалось рабство женщины и ее тайная порочная власть.

Голод в Ленинграде вскрыл большую выносливость женщин, война взяла себе для уничтожения все преимущества мужчин (мышцы, смелость, широта и т. п.).

Материнство как сила, создающая мост от настоящего к будущему, осталось единственной движущей силой. Новое время характерно величием материнства. Это победа женщины.

С Лялей и Никольским ездил на машине сначала к автоинспектору (регистрация ремонта), потом в Измайлово. Снег в парке сбежал, осталась только ледяная корка.

Никольский рассказывал, что два солдата-бандита на суде за какие-то особенные злодейства их в Германии ответили: «мы эренбургцы» и занимались местью в точности, как он этому учил нас в «Правде». Рассказ этот, понимаю, скорее всего выдуман антисемитами.

При нынешних темпах наступления с Запада все стали ждать конца войны со дня на день. – С Германией, – сказал N., – а потом начнется с Англией. – Нет, – ответили ему, – с Англией не будет. – Почему? – Да так, просто не будет: надоело. – Мало ли что надоело, а бросят на войну–и пойдешь. – Это-то пойдешь.... Только войны все-таки, пожалуй, не будет.

3 Апреля. С утра летний дождь, и все форточки у нас открыты. Сильный западный ветер, вскрылась Москва-река, так пришло вдруг желанное счастье, а сам в тревоге: кажется, что не сумеешь взять его, и оно растает, как снег у тебя на глазах.

Наши берут малые города и каждый вечер по нескольку раз гремят малыми салютами. Интерес к этим продвижениям исчезает: теперь не от этого придет желанный конец, а от продвижения Западного фронта: нам двигаться больше некуда.

482

Черный передел Европы

Новая эпоха после войны началась разделом земли в Польше, в Румынии, и так, вероятно, и дальше пойдет: черный передел Европы.

В жизни своей не ел такой вкусной капусты и такой моченой антоновки, как у Никольских. Это далось им от поповского происхождения, от близости к земле. Тут, чтобы создалась такая капуста, нужна концентрация духовных и физических сил, недоступная интеллигенту. Не может сотрудник книжной палаты Удинцев сосредоточиться на какой-то капусте.

Итак, очевидно, что искусство, поэзия, наука исходят из этой силы земной: на капусте, на моченых яблоках вырастают поэты, и одно переходит в другое, как навоз переходит в цветы. Но почему же у людей раскалываются два завета и спорят за первенство: спор начинается из-за претензии капусты, как собственницы поэзии: я тебя породила – ты моя. – Нет, – отвечает поэзия, – я существовала прежде всех век и снизошла до тебя и воплотилась в тебе.

Этот недостойный спор слова и дела был у нас чуть ли не с Грозного и продолжается до наших дней. Большевики в существе своем идеалисты.

Приходил Лева и говорил, что он собирается в Воронеж фотографировать (он этим живет) и может заедет в Елец, в Хрущеве. Мы представили себе с ним, какое теперь Хрущеве, сады и парки, конечно, вымерли и следа от них не осталось. Известно, что пруд спустили и на дне его огороды. Постройки частью сгорели, частью разрушились и разобраны. Вот если только церковь уцелела, то по церкви бы можно узнать, но едва ли...

И так приедешь на родину – и родная земля от тебя отвернется, и ты не увидишь лица ее и не узнаешь. А между тем, когда мне не спится, то, чтобы заснуть, я мысленно беру палочку и отправляюсь из Ельца пешком в Хрущеве и на том месте, где теперь нет ничего, я воссоздаю все точно, как было. Послушайте, деточки, какое же это чудо:

483

нет для вас ни для глаза, ни для слуха и воображения ничего: все прошло, а я вам в точности могу поведать, как оно было... Так вот, выхожу я из Ельца через Черную слободу на большак. Возле чернослободского кладбища выходит старичок с колокольчиком. Он собирает на благоустройство кладбища. Верст через 7...

Зовут из Союза почитать на литературном понедельнике, но в первый раз в жизни чувствую, что нечего читать мне. Раньше двигательной пружиной таких выступлений был страх отстать от людей. Теперь же мне кажется, весь этот Союз писателей с их пастухом Поликарповым до того далеко отстал от меня, что не грех мне и посидеть на пенышке, пока все подойдут. Допускаю, что есть и талантливые кое-кто, но их отдельные усилия – это их личное дело, домашнее, вроде как Яковлев с увлечением пишет роман, а я знаю, что в этих условиях роман нельзя написать.

4 Апреля. Мелкий теплый дождик весь день. «Интуит» вчера выкладывал свои догадки и пророчества, оперируя понятиями культуры и цивилизации. В этот раз я решился сказать ему: – Вы нам говорите все по Шпенглеру, а может быть за эти скоро полвека народился новый пророк, и передовые люди современности думают иначе.

Над Европой нависают грозно две противные силы – Россия и Англия. И явно определяется для Англии необходимость поддерживать Германию. «Интуит» пророчит эпоху господства мирового жандарма.

Судьба антимиров Троицкой лавры.

5 Апреля. Теплое моросливое утро, как и вчера. Вчера мелькнуло желание при виде освобожденной реки взяться за Падун – и в этой работе покорить эту весну.

Поехали с Никольским в Пушкино обрезать яблони. Благополучно довел машину до своего домика. Снегу нигде ни

484

клочка. Моросил дождичек. Пока наши обрезали яблони, я побывал в лесу. Видел вдали, как перелетали тяжелые грачи. Возле новых скворечников на березах пели скворцы. Жаворонок опустился у моих ног и, повернув хохлом, пустился пешком в сторону, чтобы меня пропустить. Другой жаворонок пел в воздухе над моей головой. Озеро все синее, лед, как синяя вода и большие забереги. На кромке льда бегали трясогузки. В лесу во множестве пели зяблики. Такая дружная весна. Я срезал елку на палочку, сел на пенек и, зачищая палочку, в сырости падающего снежного дождя, в сырости, исходящей от тающей земли, от стволов деревьев, совершенно один среди зябликов, переживал такое же сердечное восхищение, как Ляля постом при пении «ныне силы небесные». И кому-то я начал свой рассказ такими словами: – Сейчас, когда я говорю о нем, его на свете нет, но несколько минут назад он был. Я видел, как он с песней спустился к моим ногам, как побежал по дорожке с задорным своим хохолком, как опять с песней стал подниматься в воздух и вдруг в это мгновенье был схвачен ястребом и унесен. Теперь его больше нет на свете, но в сердце моем он остался, и может быть мне удастся прославить его, и сотни тысяч детей будут, встречая весну, в каждом новом жаворонке узнавать того, схваченного ястребом на моих глазах и сохраненного моим сердечным участием.

Ляля обрезает малину, а Митраша шепчет ей текст из Евангелия. Я попросил его поднять колесо, он бросился... и тем выдал себя... Думаю, что Митраша это сектант без секты, пастырь без стада и ближе всего стоит к толстовству. В сущности, и Толстой был пастырь без стада, не могущий примкнуть (по гордости) ни к церкви, ни к революционной интеллигенции.

Припадая к нашим стопам, Ляли и меня, втайне хочет нас покорить, все равно как Легкобытов когда-то хотел повергнуть в свой «чан» Мережковского, Блока и всю интеллигенцию.

Смотрел, как обрезал Никольский яблони, и тут подошел Попов, и думал я об этих умных цельных людях,

485

переживших все трудности революции, что вот это-то и есть новая русская демократия, это поповичи и мужики, пережившие в себе и попов, и кулаков, мудрецы. Вот эти люди, умно делая для себя, в самых тяжелых условиях обеспечат свободу другим, п. что индивидуальность в обществе может быть обеспечена лишь в пределах разумной организации. Так вот и вырастает новая Америка, в глубоком самосознании и точном учете внешних условий.

Наступают торжественные дни мировой борьбы за мир (война с Германией кончается). Хуже всего положение Англии... Еще немного – и все повязки упадут с наших глаз.

Зачем я записал, что Митраша, когда Ляля малину обрезала, ввернул ей... клятву в том, что он: «все за ночь обдумал и не отступится теперь от текста Евангелия». Я записал это потому, что Л. передала мне это с усмешкой и досадой, и я подумал тогда: – На что уж Л. религиозна, а вот ей было досадно во время дела слушать Евангелие. Так не досадно ли революционеру, взявшемуся всю жизнь переделать, внимать словам Церкви? И не из-за дела ли лучшего устроения жизни людей Толстой отказывается от церковных форм. И не виновата ли была церковь в том, что она в такой момент не бросается от старых форм к новым, соответствующим новому делу?

Надо наконец понять мне, что моральная основа человека определяется силой его внимания к современности, что этой силой должен и может владеть человек (Развить).

Личное соответствие свойственным человеческому разуму категориям времени и пространства есть чувство современности, которое можно назвать одной из категорий личного сознания.

Конечно, «познай самого себя» есть первейшая категория личного сознания, но этого недостаточно. Можно познать себя в совершенстве, и с тем остаться ни при чем в мире, с презрением даже к себе самому. «Познай себя

486

самого и освободись от себя» – вот будет полная категория самопознания, обеспечивающая творчество, п. что первая ступень всякого творчества есть самозабвение.

Категории творчества: 1) Познай самого себя. 2) Познав себя, освободись от себя: забудься (самозабвение). 3) Устрой свое внимание в современности.

6 Апреля. Утром морозец все высушил, все вычистил, но вода в машине не замерзла. Потом было солнце и тепло. Возил тещу ко всенощной (завтра Благовещение), но в церковь пробиться она не могла. В память Благовещения тихонечко шел по берегу реки по Крымскому мосту, и редко плывущие льдинки, как все равно вчера зяблики в лесу, поднимали во мне знакомое остро радостное чувство природы, в котором личность освобождается от боли и душа становится большой как мир, великой душой. В темноте потом мне светила благовещенская зорька и громадные дома с огоньками. В таком состоянии великодушия я на место этих домов ставил прежние береговые березки и елки (их нет, но я-то их помню!) и дивился трудной службе этих великанов-домов.

Так шел я по набережной, понимая и принимая к сердцу весь труд управления водой. И сравнивал эту быстро бегущую воду весны с потоками нашего сознания, и берега реки сравнивал с делом тех, кто управляет потоками и строит берега, чтобы сделать полезным движение всего потока сознания. Какие великие дела берут на себя эти люди, думал я. Но сколько среди них есть таких, кто посягает на самую воду, на чистоту самого потока сознания. И в такой великой глубине своей предстала мне детская сказка о золотой рыбке.

- Так растите же, - говорил я береговым домам, – выше и выше. Золотая рыбка вам положила их вознести хоть до небес. Но только будьте мудры и скромны, не посягайте на свободу самой золотой рыбки.

7 Апреля. Благовещение. Солнечно, холодно и ветрено. Хотя на Благовещенье и птица не вьет гнезда, мне пришлось помочь устройству чужого гнезда: родила Т. В., и я

487

возил ее из больницы домой. Т. В. девушка в 32 года, родила случайно от случайного военного. И как же она рада ребенку: вот счастливец-то будет Андрей.

8 Апреля. Ночью выпал глубокий снег и утром хватил хороший мороз. Вышло на синее небо золотое солнце, и потекло с крыш, и полетела с сосулек золотая капель. Вечером придется идти слушать Шахова.

Полировал машину.

Пришла старушка из очереди. – Как живешь, бабушка? – Живу. – Хорошо? – Все болею, а умереть некогда.

Пришел военный с войны инвалидом. Определился на гражданскую службу. Жена его родила ребенка, назвали Андреем, и умерла. Отец стал его кормить из рожка. На службу идет и берет с собой Андрея. А там в это военное время рады ребенку. Только бы донести до службы, а там уже все по очереди кормят и нянчат. Так и выходили Андрея.

8 Апреля. (Крестопоклонная.) Морозное утро. Солнце. Господи, Владыко живота моего... Были у Шахова.

9 Апреля. Морозно. Снег от субботы на крышах еще не совсем растаял. Отдан первый щенок (сучка лучшая) Сергею Серг. Турову. Отставка Чагина. Привлечение меня в журнал «Колхозные ребята».

Утром рано нечто произошло, недопустимое великим постом. – Это грех. – Нет, у нас не грех. – А вообще? – Не существует «вообще» греха в самом факте: грех есть наше личное отношение к факту. В этом случае для меня нет греха: ведь я-то не для себя делала. И для тебя нет: тебе нужно было освободить из плена мысль.

10 Апреля. Оставшийся на северных крышах снег за день растаял. Совсем тепло. С утра солнце, к вечеру дождь. Нахожусь накануне решения взяться за Падун. Пора!

488

Молящиеся окружили о. Александра (Иван Воин) со своими записочками о живых и мертвых. Среди них был один с седеющей бородой и бородавкой на левой скуле. Я заметил его, и он стал мне попадаться в толпе раз, два, три... Наконец вдруг я узнал его. Такой человек уже довольно давно мне встречается, и я всегда при встрече'с ним думаю: – Вот ведь человек, какой уж он там, совсем маленький, незнакомый, ненужный никому с виду, а между тем я думаю о себе так, будто все лучи солнца мира в меня собрались и от меня расходятся. Но ведь и он точно так же чувствует свое «я». Тогда у меня бывает какой-то миг замешательства, и в этот миг я чувствую его «ты», как свое «я».

- Л., – сказал я, выходя из церкви, – помнишь, в моем дневнике описан старик нищий, в которого перешло мое «я», это мгновенное чувство другого, как себя, у меня сегодня в церкви повторилось.

- Я это знаю, – ответила Л.,- но ты-то сам, когда пришел от «я» к «ты», ты ведь в то же время оставался как-то и для себя.

- Да, конечно, я был такой же я, только в другом, так почему же некоторым и многим даже трудно представить себя сохраняющими свое личное сознание после смерти.

Шахов читал свою вещь, написанную явно под моим влиянием, и я очень злился, видя и слушая себя в обезьяньем состоянии. Разобравшись, однако, дома в этой неприязни к Шаховской вещи, я понял, что недостатки ее происходят от моих недостатков, и вся разница у меня с ним лишь в том, что я эти свои недостатки умею закрыть, как закрываются в живом организме кости и обнажаются, когда весь организм умирает. Так, слушая Шахова, я почувствовал кости своего скелета и со страхом подумал: – Может быть иным моим читателям кончики моих костей тоже видны. И очень возможно, иначе как бы мог Шахов им подражать.

Мне кажется, что главное в моих произведениях – это философия случайного и неповторимого, постигаемого удивлением. В этой философии или поэзии самому нельзя

489

повторяться и пользоваться раз найденным, как приемом. И это понятно, п. что удивление предполагает встречу единственную и случайную. Из этого следует, что может быть я и не виновен в Шахове и очень возможно, что это он сам повторял полезно меня для себя, обезьянствуя...

Ах, вот и Митраша! Конечно, я потому и чувствую к этому «святому» неприязнь, что он тоже в отношении меня находится в обезьяньем состоянии, т. е. удивляется моим удивлением и мое случайное превращает в закон для себя. (Так вот почему, вот где тайный смысл «не укради!»: в том именно, что ты, украв у другого, становишься обезьяной. И вот тоже тайный смысл слов «собственность есть воровство»: надо понимать в этом собственность капитализирования, узаконения, унаследования.)

Но если нельзя моему случайному подражать, то можно мне создать свою школу. Конечно, можно, п. что худ. школа есть путь каждого к божественной своей сущности, но не обезьянству.

В тоске по воле. Сегодня у нас разбирают щенков. Кобелька сильного оставляю себе и даю ему имя Крузик (Робинзон Крузо). Над Москвой нависли теплые тучи. Видно уже и капает, и на больших стеклах серые следы весны. Вот наверно сильнее каплет. Вот заблестели окрайки сухих крыш. Осмотрю сейчас крыши из всех комнат, не найдется еще где-нибудь от вчерашнего клочка белого снега. Осмотрел, и на крышах нигде ничего не нашлось. Снег лежит только кое-где в затененных дворишках.

Дождь пошел. Заблестел всюду асфальт. Мечется во дворе между высокими стенами как угорелый дым из маленького домика. А что теперь делается там, где я всегда встречаю весну. Там теперь поет глухарь и столько надо почувствовать жизни в себе, чтобы ночью идти иногда выше колена в воде и, все преодолев, на рассвете в безумном восторге услышать тихое щелканье, называемое глухариной песнью.

490

Щенки распределены: 1) Роби - кобелек, мой. 2) Сучку дали Чагину. 3) Кобелька второго прокурору в Москве Васильеву. 4) Сучку проф. С.С. Турову. 5) Сучку психиатру Довбне.

Настя, жена Митраши, казалась такой незначительной у них дома в Хмельниках, а Митраша был герой на словах. Но когда мы его посадили стеречь дачу, то оказалось, что для себя он ничего не может делать и все ему делала Настя. Вспоминается Молочников в Новгороде, еврей, хозяин слесарной мастерской. На него работали тоже его теща и Лев Толстой, идеи которого он распространял в письмах губернаторам, министрам («дорогой брат мой...»). Сам же Молочников глядел в особое окошечко на рабочих в его мастерской и ходил чай пить в трактир «Капернаум», где вел споры на религиозные темы.

Так была спрятана жизнью «Настя» и вот теперь она впервые вышла из-за ширмы, и все увидали, какая она. Смотри, Михаил, в эту сторону, пиши об этом и будешь богат и славен.

Две птицы. Митраша (Манная каша) пробуждает во мне чувство уважения ко всем деловым людям. Митраша похож на птицу, которая вечером вылетает и кажется такой большой, но когда убьешь и возьмешь в руки, то окажется это сова, состоит из одних только перьев: у совы перья, у Митраши слова. А Никольский Н.Н. полная ему противоположность. Еще в то время, когда все жили в мечтах революции, он выбрал себе пищевой факультет Коммерческого института. Благодаря такому выбору теперь он контролирует столовые и магазины Москвы, дегустирует вино в Кремле, имеет собственный дом, сад, корову и чего-чего только нет у него. Он похож на хорошего крепко собранного крутогрудого ястреба с острым крючковатым клювом. И все он может делать, и все у него выходит, и ни у кого так не сделана кислая капуста, и в жизни я не ел таких моченых яблок, как у него.

Сравниваешь этих двух птиц – мягкую сову с ястребом и понимаешь происхождение деловой суровости людей, понимающих время, как деньги.

491

11 Апреля. Все было на дню, и град, и крупа, и солнце показывалось, и опять исчезало в быстро гонимых бурей тучах, и снег валил.

Вечером пили с Чагиным водку. Я понял его совершенно: это еврей, сросшийся с русской литературой. Сейчас он в ЦК бросил мысль, что нельзя дальше ехать на «живых классиках», что надо рискнуть. Но, конечно, он говорит о риске в пределах допустимого, в существе же его живет драгоценный еврейский компромисс. После выпитого литра я спросил: – Ну, как в ближайшее время после войны, будет писателю легче? На этот вопрос он помолчал, а жена ответила: «Нет, нет!»

- Ну, а зачем это с попами так у нас возятся, вот опять Сталин принимал патриарха? – А как же, первое, государственные идеи нашего времени проникают в такие слои, куда они могут проникнуть только этим путем, церковным. Дальше идет объединение славянства, дальше борьба с Ватиканом.

Писатель – это свободный человек. Нет ничего труднее, как сделать себя свободным. Вот почему так трудно сделаться хорошим писателем.

12 Апреля. День неустойчивый. Приезжал психиатр Сергей Александр. Преображенский. Рассказ доктора о своей эвакуации вместе с заводом ЗИСа. Как рос на его глазах завод его, какие «львы» рабочие. Доктор (из поповичей) явно подкоммунивает. Но мне было жаль, что я не имел такого опыта.

13 Апреля. Утром по радио: умер Рузвельт. Что сказать? Этого он заслужил.

Сегодня за год единственный раз я утром без чаю: идем к Воину.

А зависть моя к доктору, что не с заводом эвакуировался и жил для себя, того же происхождения, как с давних

492

времен страх, что революция обойдет меня, и я останусь ни с чем.

Мое старинное наблюдение происхождения своего греха и своей радости: чувство греха у меня бывает, когда я, сделав какое-нибудь обобщение, узнаю потом, что я из-за этого обобщения пропустил мгновение живой жизни, ускользнувшее от меня в момент обобщения. А радость бывает, наоборот, когда я, как бы сбросив с себя нечто закрывающее от меня жизнь, выхожу на волю и встречаю живое мгновение (это может быть бледно-желтый росток под водой, или прорастающая почка, и мало ли чего).

Map. Вас. стоит в церкви в состоянии постоянного засыпания – клюнет головой, оправится и перекрестится. А то бывает – и ноги отказываются, подтянется вся и начинает усиленно креститься. Глаза же мутные и бессмысленные. И все-таки эта физическая борьба за право человеческого общения с Богом достойна... молитвы: одному мысль, другому только усилие, и то, и другое, направляясь ввысь, сливается. Так и в лесу, если изнутри смотреть, каждое дерево по-своему стремится к свету, а выйти и посмотреть со стороны – это так весь лес растет.

Рузвельт умер. Берет раздумье о политике. Первый вопрос: 1) Почему Англия не согласилась с самого начала с Германией? – Не верила Германии и боялась Америки. 2) Какой план был у Америки, когда она выступила в союзе с СССР? – План был разбить Германию и так ослабить Россию, чтобы ее политику, как и английскую, подчинить своей.

Теперь Германия разбита, но Россия не ослабела, а нависла над всей Европой. Первая трещина – Греция, потом Польша, скоро Италия и т. д., везде пролетариат будет землю делить. Еще остается время Англии взять у немцев идею фашизма себе и с остатками немцев пойти на Россию. Но это только для Америки будет подрывом демократии своей. Одна же Англия с Россией не справится главным

493

образом из-за идейной стороны дела. Так что Америка не пойдет на нас войной, оберегая свою демократию. Англия тоже не пойдет, оберегая демократию и лордов. Установится худой мир (лучше доброй ссоры).

Надо заняться анализом домашних отношений, спросит, напр.: – Вот умер А.Н. Толстой, талантливый писатель, но нелюбимый, п. что отношения его с сов. властью шиты белыми нитками: писал не от себя. – Но ведь так и каждый писатель не от себя и только глубже плывет и не видит, а Толстой эмигрант бывший, ему труднее, он виднее... Единственный пишет от себя и для себя это Эренбург. Он может, кажется, сделав из «фашиста» абстрактную цель возмездия, писать свои злобные еврейские статьи, пока вся Европа не станет коммунистической. Но шиш! Уже сегодня в «Правде» есть статья, организующая эренбургово возмездие. Не так-то все просто. И не можем мы явиться перед лицом Европы в том же виде, когда землю делили свою.

Лев Толстой внушал нам в то время, что основной труд, на котором поднимаются все иные менее значительные формы труда – это земледельческий труд, и основной человек, хранящий в себе основы нашей морали – это пахарь. Мы теперь, глядя на современного колхозника, не можем себе даже представить, как это мог Толстой выбрать себе такой идеал нравственного человека. Надо было ему взять в пример не того, кто пашет, а кто молится. Так я думал в пятницу, глядя на молящихся в церкви.

14 Апреля. Говорят о встрече еп. Вениамина (Канадского) со своей сестрой в России во время его поездки для избрания патриарха. И говорят именно, что будто бы она ему пересказала всю правду, и он теперь все знает. – Почему именно сестра его, – спросил я, – знает нашу правду? Вот вы двое – мать и дочь попробуете об одной правде нашей сказать одинаково... Так мы не знаем, а почему же должна знать ее сестра Вениамина.

494

Помню, Ценский рассказывал, как он добивался встречи с Горьким после его приезда из-за границы, и что когда, наконец, сам Горький, обманув свою свиту, пришел к Ценскому в Алушту, то говорил Ценский: – Я ему все рассказал. С тех пор я спрашиваю себя и не могу ответить себе, что именно мог он рассказать Горькому.

Этот вопрос не оставляет меня в последние дни: почему А. Н. Толстой, несомненно искренний патриот, несомненно даровитый писатель, оставил в своих сочинениях налет пошлого «подкоммунивания». Отвечаю: – П. что он желал служить, прислуживаться. – Почему же прислуживался? – Трудно было ему в его положении оставаться верным себе.

Но это не все, и вопрос остается.

Итак, говоря словами Достоевского, наша Церковь продолжает быть в параличе. А некий Синод на это отвечает: – У нас церковь всегда была в единстве с государством. А женщина? Разве не была женщина русская всегда рабой мужа, и все-таки могла она рожать детей и готовить будущее, создавшее свободу и величие женщины. Так и церковь, будучи во временном подчинении государству, почему она не может готовить своих детей к великому их будущему духовному.

15 Апреля. Сегодня рано утром, когда еще люди спали, я вышел на Якиманку в гараж, и как только вышел из дому, с неба снег пошел. Такой густой и крупный был снег, что на Якиманке один человек шел впереди меня и на асфальте сером оставил черный след. Пока я заводил машину, снег кончился, и когда выехал, солнце показалось. А потом опять, и так весь день до вечера.

На ходу сегодня мысль моя вернулась об арийском (античном) понимании мира и семитическом (внутреннем). Внутреннее постижение мира (через себя), привитое нам, славянам, отцами церкви, не придает никакого значения строительству внешнего мира (лучшей жизни, чем она есть, мы своими руками сделать не можем).

495

Напротив, арийское (античное) представление обращает наше внимание на природу, и это оно приводит нас к познанию законов природы, к технике, к государственному строительству, общественности и, главное, к вере наивной в то, что своими руками люди могут создать себе счастье. Христианин находится между этими двумя пониманиями с уклоном больше то в одну сторону (в античную, в католичество), то в семитическую (православие).

Это так явно, что даже и по отдельным людям видно: я, например, сравнительно с Лялей ариец, Ляля сравнительно со мной семитка. Но во мне очень остро всю жизнь с первых моментов сознания проходит борьба того и другого начала. «Личность», к которой я в конце концов пришел, оказалась Христом, и эта Личность есть гармоническое сочетание (в творчестве) внутреннего начала (Бога) с миром, воспринимаемым органами наших чувств.

Вечером состоялся домашний юбилей A.M. Коноплянцева и встреча моя с его женой Софьей Павловной. На этом вечере Ляля, кажется, была первым лицом. С. П. потихоньку меня спросила: – Вы, М. М., наконец нашли то, чего искали? И я в счастье жестоком ответил: – Нашел. Потом на улице Ляля сказала: – Софья Павловна хорошая женщина, только едва ли она тебя понимала. – Нет, к философии и поэзии она неспособна. – Так что же она находила в тебе? – Она была в чувственном состоянии. – Это бывает, но в этом-то состоянии, что она могла найти в тебе... – А как же ты? – Я другое, я не с этого начала, ты весь мой, а как она? – А может быть и женщина чувственная начинает, как мы с тобой, под влиянием каких-нибудь чар: ты знаешь, я такой живой рассказчик. Вспомни Отелло, ужасен видом, взял Дездемону своими рассказами. А соловей – серенькая птичка, вспомни нашего соловья на Ботике.

Слышал по радио образцовое выступление какого-то учителя перед школьниками, учитель начал: – Ребята, война кончается.

496

Да, это теперь все чувствуют. Ехал по Москве, и радость была разлита на лицах людей. Как апрельский свет на зданиях. Молоденькая девушка милиционерша стояла на посту, улыбаясь, и напевала. Я дал ей сигнал. Она вздрогнула, спохватилась и, увидав меня, указала мне своим жезлом путь. Но она это сделала с испугу: ехать еще было невозможно. Я ей улыбнулся, она растерялась.

Да, вот поет девушка на посту, улыбается мыслям своим апрельской улыбкой. И сколько их! И сколько они детей опять народят с одобрения апрельского света и майских цветов. И все страдание будет предано забвению. Ах, ты сопротивляешься, ты ворчишь. Ну, тогда посмотри на землю, пока она не покрылась новой зеленью: вся она лежит серо-желтая, покрытая гниющими листьями, сломанными старыми былинками, навозом и грязью. И выбирай себе участь: оставаться удобрением или самому расти вверх, поднимаясь к солнцу. Вот в этом колебании, в этой борьбе ухода в себя, в болезнь свою, в дух свой, в страданье и радость нового роста пришел на землю с особенной улыбкой Христос. – Пойми это чувство и сам улыбнись!

Мне это пришло в голову, помню, именно в то время как я глядел на улыбающуюся и поющую милиционершу. И подумав об улыбке Христа, я дал ей сигнал. И она испугалась. Тогда, заметив, что в растерянности она сделала неверный жест, я тихонечко подъехал к ней и улыбнулся той улыбкой. И она, смущенная, как самарянка, ответила мне улыбкой, спрашивая глазами: – Кто ты? И я, сочувствуя ей, понимая ее, как зеленую травинку, выходящую на свет из желтого весеннего хлама, говорил ей мысленно: – Я послал вас жать то, над чем вы не трудились. Другие трудились, а вы вошли в труд их.

Да, да! Эти апрельские лучи и улыбки именно и зовут жнецов войти в труд сеявших. В этом вся тайна жизни и тайна причастия: причащаясь, мы вовсе не обрекаем себя на страдание, напротив, мы, не сеявшие, входим в труд их, сеятелей.

497

Так что война кончается, и самая современная теперь тема жизни – это как войти в труд их, кто сеял, для чего мысленно собрать всех сеявших и понять их.

16 Апреля. Апрель приходит с утренниками, а часто и дневными легкими морозцами и снегопадом. Мы ждем начала теплых дней, чтобы поехать в Усолье за вещами.

Есть слова, которые, сцепляясь одно с другим и повторяясь, ведут как тропинка внутрь себя самого...

17 Апреля. Ждем тепла. Это каждую весну бывает, такое ожидание решительного поворота и тепла. По радио грохнули утром об отказе союзников принять в С.-Франциско представителей современного польского правительства с заключением, что наше правительство настаивает.

Так смерть Рузвельта и этот отказ соединяются, и радость конца войны омрачается. Но говорят, новая война будет скоро, только никак не теперь.

Был у тещи новый психиатр Довбня, внушал ей – ничего не бояться, сказал нам, что она «ушла в болезнь». Я подумал об этом бегстве в болезнь, что и все мы так живем, теща в болезнь, я сейчас – в машину, в охоту, кто-то в политику, кто-то... и так все во что-то уходят. Только дети живут всегда здесь.

Как это можно смотреть на выразительные, старые, высокие деревья и не увидеть в них жизнь всего человека, каким он смотрится из-за нашей спины в тихие заводи ручьев, рек и озер.

18 Апреля. Солнце с морозом, как и раньше, но к вечеру стало мягче. Как потеплеет, так и поедем в Переславль. После ухода Чагина почувствовал приближение денежной нужды и необходимость писать или что-то делать, чтобы из нее выйти. Это значит, что я возвращаюсь к своему

498

привычному состоянию здоровой борьбы за жизнь, прерванную войной (жизнь «на лимите»).

В Сов. Союзе каждый служащий и рабочий находятся под угрозой замены другим. При этом нет никакого спасения в том, что ты сделался единственным и незаменимым. Напротив, «Единственный» в этом случае вступает в борьбу с каким-то принципом высшим, Неличным, и, как правило, «Единственный» заменяется. И очень часто на место незаменимого работника ставится совершенный дурак, ничего не понимающий в деле, который, наделав вреда, прогоняется тоже и заменяется в конце концов средним работником. Так все общество перемалывается в аморфную среду, как зерна кофея в ручной мельнице переделываются в кофе. Благодаря этому процессу вырастает диктаторская власть огромной силы, п. что, конечно, всякая незаменимая личность на сколько-то ослабляет центр власти. Нам остается осознать необходимость (необходимость нельзя обойти) положения и через это стать свободным в силу диалектического понимания свободы (личности), как осознанной необходимости.

Между прочим в конкретной действительности русский человек давным-давно таким образом преодолевал свое рабство. Так и церковь воспитывает у нас православных христиан, так и раба жена рождала великих людей. Вот против этого обхода необходимости становится Америка, ее капитализм против нашего социализма, острие на острие. И если ты, чувствуя свою независимость, хочешь спасти ее, то будь мудр как змий и ни в коем случае не соблазняйся заманкой Америки, роскошными общественными молитвами ее президента.

Вот у нас отняли единственного близкого самим писателям работника, отличного издателя Чагина и заменили его дураком. Наивный человек из Америки спросит: – Почему же вы, писатели, не заявите купно о нарушении условий вашей работы? – П. что, – отвечу я, – боюсь: высуну нос, а мне по носу. И так думает каждый «Незаменимый» и

499

предоставляет дело на усмотрение Председателя Союза и секретаря, которые действуют согласно внешней политике наверно правильно.

Детские рассказы: 1) Ворона и грач, 2) Мухомор и боровик, 3) Соня и Боря, Блудово болото, Весенняя клюква (пейзаж).

В гараже под Каменным мостом в ожидании инженера развернул лежащий у него на столе том сочинений Ленина и вдруг понял Ленина как писателя: слово было для него только как средство общения в деле. Так гуси летят, редким криком помогая направлению полета всего каравана. Так рабочий запевает Дубинушку, чтобы всем разом «ухнуть». Этого и Маяковский хотел, не знаю только уж, чего у него вышло. И этого именно ждут от нас вожди, но у нас ничего не выходит. И нам даже кажется иногда, наше положение похоже на положение золотой рыбки, получившей приказание служить старухе.

19 Апреля. День простоял как все эти дни еще холодный, но по дыму – что он начал клониться с запада, по клочкам перистых облаков – можно ждать перемену. Решаю в ближайшие дни ехать в Переславль.

Может быть так: он влюбился, и ей это приятно, и она его полюбила. И он ее полюбил за то, что она его полюбила, и она страстно и глубоко стала любить его за то, что он так сильно ее любит. И так они жили, сильней и сильней любя друг друга, готовые один ради другого и хранить свою жизнь, и если понадобится для другого, от своей жизни совсем отказаться. Чудесная любовь, и если вспомнить, как началось, то ведь было так, что она его полюбила только за то, что он полюбил: это было эгоистическое чувство – любовь для себя, и точно так и он от физической влюбленности перешел к духовной любви только потому, что она его полюбила, и у него тоже вначале была любовь для себя. Теперь же, глядя на них, никто бы не

500

подумал, что и их любовь друг к другу произошла тоже от любви к себе самому.

Ляля на это мне сказала: – Господь с тобой, Миша! Да разве все любящие для себя любят? Пусть даже начинается для себя у каждого, но от каждой большой любви что-то выходит, что-то рождается: дети, книги, картины. А в нашем случае ведь нам только война помешала.

20 Апреля. Солнце роскошно показывается утром, и вскоре все небо затягивается серыми сплошными облаками. И это серое небо, и ветер с запада – думалось – вот перемена, но нет никакой перемены, и мороз остается на весь день и ночь. Мороз весной – это ясная радость, я не помню долгих серых морозов, а в нынешнем апреле таких морозов и снежных дней уже теперь наберется с полмесяца.

Удалось задержаться еще на один день, значит, на один день ближе к теплу. Постараемся выехать завтра и прямо в Хмельники.

В Германии мы и союзники похожи на два крыла невода: мы около Дрездена, они – в Лейпциге, вот-вот, сблизившись, вытащим на берег карпа.

Неверующие люди наконец-то поняли, для чего нашему государству понадобилась церковь. – Это второе НКВД, – сказал мне вчера шофер. Но ничем не лучше сказал и Чагин: – Церковь очень полезна, с помощью ее можно привлекать государству к себе совершенно неуловимую иначе часть населения.

Это, конечно, очень наивно, очень!

Филер, распахнувшись, вчера мне сказал: – Мне 37 лет, я, прочтя весь рабфак, вчера сдал экзамен за десятилетку, был в Германии и вообще хватил культурки.

(О границе духовного и физического материнства.) М. Алексеевна.

501

22 Апреля. Вчера днем было совсем хорошо, тихо, тепло, и мы твердо установили на сегодня день отъезда дней на пять в Усолье и Хмельники.

6 утра. Белье на веревке сильно колышется, рвется, взлетает и падает – ветер с юго-востока и заметно переходит влево с запада к востоку.

В рассказе «Весенняя клюква» описать компас (для детей) как упрямую стрелку (гордость Бори).

С нами едет в Пушкино Нина, придет ровно в 9 утра. – Если не приду, – сказала она, – то, значит, со мной что-нибудь случилось. – Что же с вами случиться может? – Могу, например, попасть под трамвай. Намек на выход из трудного положения.

Какой сволочью представляется человек, чувствующий в такое-то время радость жизни. А между тем этот человек существует, и он же первый есть аз. И никогда в жизни я не чувствовал такой неприязни к падающим и кающимся. Пожалуй, даже теснящие в очередь к жизни подлецы не так противно активны теперь, как нытики.

Помни сегодня каждый час, каждую минуту завет: «во всякое время и о всякой вещи».

23 Апреля. Утро в Усолье.

Встреча с деревьями. Дереву долго тянуться к солнцу, сто лет и больше, человеку не дождаться, пока оно вырастет. По крику ворона узнал любимое место.

Часов в 11 вышли пешком в Хмельники. Обрадовались Митраше? – Не очень. Разговор о картошке: смешанная. – А отбирать? – спросил Митраша. – Чужими руками, – ответила Настя. И правда, это черный труд у земли, рабский и требовательный к другому работнику, именно он порождает абсолютный закон. (Трудовая теория жизни.)

502

Птичья литургия (см. записи «Солнечно-морозное утро»).

24 Апреля. Серое утро: пять рядом скворцов на березе и шестой их гость. Как только я вышел из дома, все пять остались сидеть, а гость улетел к своим.

Серое утро, а все мороз: лужи мелкие на рыжем лугу побелели. (Никто этого не знает: ветер целую неделю юго-западный, а холодно.) Обедня ранняя на Семине.

Сегодня 24-е, но ночью после полуночи явились тучи и остановили силу мороза. Успели замерзнуть только самые тонкие лужицы на рыжих лугах. Солнце вышло из-за туч к 10 утра, и наконец-то запели дрозды, вечные спутники летающих вечером над лесом вальдшнепов.

Под лучами полдневного солнца таял снег надо льдом, и лед, обмываясь всей водой, голубел, и так озеро, все покрытое льдом, стало все голубое.

Вода, скатываясь со льда, наращивала на пологие берега тонкие лужицы, и они по ночам замерзали, и озеро ширилось. Кое-где на этом береговом льду торчали лохматые кочки, и на них охотно садились вороны. А чайки садились прямо на лед и отражались в нем, как в голубом зеркале.

Чайки, раздраженные отсутствием воды, летая над голубым льдом, кричали резко. Тетерев-токовик, как дьякон, твердил свою ектенью. Селезень, с высоты узнав в береговом болотце свободную воду, скосил крылом и плюхнулся.

Ольха еще не цветет. Помнишь то утро, когда лед-тощак с треском падал в ручей?

Вдруг журавли закричали, и даже мороз по коже подрал от радости.

Сидят на березах перелетные птицы, не поют, не клюют, а так все сели толстые на березы, и сидят, греясь в лучах.

503

- За глухарями? – Нет. – Рыбу колоть? – Нет. – А может быть послушать скворцов? – Не скворцов, а зябликов.

- Все, что я здесь получила, – сказала Ляля, – это... При этих словах с подвала раздался голос: – Война кончилась! Я бросился на голос. – Кто говорит, что война кончилась? – Солдат приходил, говорит, всю ночь по радио передавали – кончилась война.

Ляля продолжает: – Все, что я здесь получила, это воздух и молоко.

- Ну, а вот это узнала, что война кончилась? – Ну, это еще вопрос, – может быть и не кончилась.

На тяге: в лесу еще много снега, а на песчаных холмах по дорогам летит пыль. В лучах солнца идешь – жарко, в тени холодно. Я выбрал себе в лесу около Новоселок хорошее место. Вдоль низкого моста стеной стоял рослый осинник с редкими елками, против осинника холм, покрытый орешником, с высоко торчащими в нем сухостойными соснами. Я стоял на верху холма, чтобы видеть далеко вокруг вальдшнепов. Рано появился на небе бледный месяц, и все яснел и яснел, пока солнце спускалось. Когда солнце село, вдруг стала холодом дышать еще мерзлая земля. И сразу по чувству пришло, что в такой ветер вальдшнеп не прилетит. Но певчие дрозды тихонько пели до темноты.

Ночевали у Настасьи Максимовны Фокиной в школе. Пока я ходил в лес, Ляля развивала мысль о веке амазонок. В ответ на эти речи Н. М. сказала, что и она, старуха, со взрослыми сыновьями и дочерьми, когда спала с нее забота о семье и остались только заботы о школе, почувствовала, будто гора с плеч свалилась. Впрочем, когда я ей сказал по Энгельгарду («Письма из деревни»), что в тех деревнях, где женщины берут верх, там всюду плохое общественное хозяйство. – Правда, – ответила Н. М., – женщина всюду собственница.

Радио в школе не оказалось, но пришла почтальонша и опровергла слух о конце войны: слух этот, сказала она,

504

пошел от одной-единственнои женщины и наполнил сразу всю округу. Новость верная одна: наши войска вошли в Берлин.

Ночью думал о деревенской женщине, что она, чуть погуляв, бывает, поглощена материнством так, что жизнь «для себя» у нее остается навсегда сокровищем, зарытым в земле. И если случится «любовь», то это значит «сокровище» пущено в ход. И тогда-то вот раскрывается вся женщина в ее возможностях, начиная от бешеной страсти, кончая духовным материнством, в котором мужчина со своим семенем поглощается и наступает... вот тут-то и рождается Новый завет, несущий в глубине своей будущее господство женщины (новый матриархат).

Еще слух пришел о том, что в угоду Америке празднование 1 мая переносится на Пасху.

40 мучеников.

Ни одной ночи без мороза, и днем каждый горячий светлый луч сопровождается морозными тенями. Если только чуть движется вода – не замерзла ночью, а мелкие лужи все превращаются в лед.

В Терибреве. Вас. Алекс, рассказывал, как они на дому собираются молиться Богу, и так будут говеть и Пасху встретят, как надо. Вместе с тем он с гордостью сказал, что сын его назначен в Ярославле комиссаром безопасности. Так счастливо слилось поколение старое и новое, история государства и церкви.

В Усолье я проверил все следы пережитого, от пенья зябликов до ямок, в которых закопаны были вещи от немцев, и все это пережитое привел в оправдание.

Когда слушаешь великую симфонию в концерте, то, сознавая величие, бывает, ловишь мысль свою, грызущую какой-нибудь мелкий вздор, – и устыдишься. Но теперь,

505

когда вокруг меня совершается это великое весеннее действие природы, мысль, пойманная на мелком деле, только радует. Я больше не стыжусь ее, п. что в наличии ее содержится моя уверенность в том, что все существа живые вокруг – птицы, звери, насекомые, все стихии, земля, свет, вода, воздух исполняют великую симфонию.

В Усолье я пошел к тому месту, где в хвойном лесу собрались березки с осинками, и я в этой лиственной беседке столько раз отдыхал от мрачных елок. Теперь неодетые лиственные деревья затаились, и я не мог их узнать до тех пор, пока не раздался особый струнный крик черных воронов, как они кричали на этом месте и тот раз...

Тетерева где-то в лесу варят и варят себе кашу, а деревенский петух, как топором вырубает...

Вспомнил, что Ляля к утру хорошо уснула, и мне теперь хорошо... забота о друге – забота о себе.

Встретил Ивана Кузьмича, отчаянный политик-контра, и, думая о победе, говорит: – Кто мог поверить!

Нашел три белые кочки на Лялиной тропе, от них свернул в лес и нашел корень, под которым были зарыты тещины ложки. Как все заросло!

25 Апреля. Утром рано вернулись от Фокиных и разбирались в семейных отношениях Митраши. Ляля возмущалась, как часто с ней бывает, не разобравшись, что М. балует любимую дочь Клавдию. Но он доказал, что он ее не балует, а создает ей возможность заниматься уроками. Мало того: он доказал, что действительно воспитывает свою семью.

Были у Аграф. Дмитр., ели блины из крахмальной муки (избыток картофеля превращают в муку и едят вместо хлеба). Ее приятная невестка Ксения.

506

Как земля берет в плен женщину, обращая ее в рабу будущего, так и мужчину завлекает техника, превращая его в раба настоящего. В технике есть своя завлекающая сила, как и в земле.

На Семине-озере (25 апреля): обтаивая под лучами солнца, лед своей собственной водой обмывался и так промытый, прозрачный принимал свет небесный и голубел. А вода скатывалась по льду к берегу, разливалась по земле, ночью замерзало, и так озеро все росло и росло каждый день.

Журавли потрубили, и от радости даже мороз по коже подрал. И я подумал, что ценится людьми по-настоящему только то,что бесценно.

После обеда заволокло все небо, стало тепло, хорошо, вот-вот дождь пойдет. Но к вечеру наверху посветлело, и дождик не пошел. Вечерняя заря была теплая и такая тихая, такая охотнику прекрасная. Мы вечером стояли на тяге возле Семина, видел вальдшнепа, со всех сторон утки звали селезней, и много их летело, и все шваркали. Это была первая теплая заря.

26 Апреля. Утро пришло серое, теплое – вот-вот дождь, но наверху появился подсвет, и так остановилось. – Началось тепло, – сказал лесник, – вчера в лесу был пар. Встретился Сергей Петрович из матросов. О его жизни рассказывали, как он с матерью своей (баба-Яга) заели жену. Вот жена и ушла (ей присудили 1 удой, а два Сергею с матерью), и эта замученная женщина на одном удое стала скоро здоровая и сильная, а Сергей опустился. И когда это стало всем очевидно, жена пожалела Сергея, вернулась и стала госпожой в доме (одна голова не бедна, а бедна так одна). И свекрови сказала: – Ты лежи на печке, ешь, а в мое хозяйство не мешайся.

- Ты не смотри, – сказал я Ляле, – что они ссорятся. Ты смотри на деревню, будто все в ней родные, будто одна семья, и в семье не без уродов, и всякая семья живет особенной

507

жизнью борьбы составляющих ее единиц. – Но тогда и на каждого отдельного человека можно смотреть, как на движущий элемент Всего человека.

Есть люди, которые живут без понимания высшего закона и остаются сзади, составляя хвост человечества. Можно истратить всю свою жизнь на спор с ними о необходимости высшего закона, на это и тратит свою жизнь Митраша. Сергей Петров тогда был еще матросом Балтфлота и приехал в родные Хмельники, когда Митраша проповедовал под влиянием чтения Евангелия Слово как причину всей жизни духовного человека. И однажды, встретив на опушке леса Сергея, стал ему об этом горячо говорить: – Сережа, – говорил он... – Нет, – отвечал Сергей, – все эти слова, о которых ты говоришь, висят на нашей шее, все эти писатели... – Господь с тобой, и Толстой, и все висят?

- Я тогда был глуп, – сказал теперь тот же самый Сергей, и опустив голову, как будто внимательно разглядывая травинку, сказал: – Теперь я понял: кроме всего, как нам говорят, электричества, радио и всего прочего, еще что-то есть. – Митраша, – сказали мы дома, – твой старый враг Сергей признался нам, что в то время он был глуп и что кроме всего, чем люди себя показывают, еще что-то есть. – Это он к людям неизвестным ему и высшим: пришел, сказал и ушел. Но он лукавый, и про себя высшего закона никогда не признает. – Нет? Зачем же ты тратил жизнь, убеждая его?

Сколько мучился Варгунин, открывая школу за школой для неграмотных мужиков, сколько труда сам лично положил он, преподавая им географию, но пришло время, вышла большая волна, и все без школы в России научились географии.

Вечер вышел теплый и тяга, как ее рисуют: правда, так много рисовали такие вечера, что все вспоминаешь картинки. Вальдшнепы тянули, но не очень. Я менял места, и когда переходил к лучшему, вальдшнеп пролетал над

508

покинутым местом. Мысленки мои тоже переменялись, и проходили, как облака. И я знал по себе, что такие мысленки перебегают, когда отдаешь все внимание чему-то большому. Так бывает, когда вскроется река и лед пройдет, то по голубой живой новой воде там и тут проплываются небольшие грязные льдинки.

И в облаках тоже, если внимательно смотреть на них, складываются разные человеческие лица, иногда прямо узнаешь даже их. Но лица эти настолько быстро расплываются и меняются, что никогда не останавливаешься на них по серьезному: все это игра, забава, обман. Но когда внимаешь растениям в их росте, животным в их движении, то кажется, будто весь собранный человек, Весь человек из-за своей спины поглядел и отразился во всем, и ты видишь Всего человека во всей природе, как в зеркале.

27 Апреля. Солнечное, залитое, безморозное апрельское утро. Сережки на ольхе и орешнике растут, но далеко еще не пылят. В Бармазовских лесах местами так много снегу, что как зимой, но эти снега питают многочисленные полевые ручейки. Вода бежит, журчит, поют зяблики.

Вчера приходит Альтер-эго Митраши Егор Евдокимович. Принес Правду, узнали из нее о войне в Берлине. Л., конечно, произнесла в беседе с ним слово Бог, Митраша был против этих слов, п. что эти слова вызывали приверженцев деревенского кулачества (так и сложилось у нас: люди верующие и не смеющие произносить имя Божие, сектанты, толстовцы).

В избе городскому человеку жить нельзя: каждую минуту всякий может войти, все на глазах, вся деревня против неизвестного человека есть коллектив безопасности.

- И знаешь, Митраша, – сказал я, – в городе человеческая особь обеспечена, как таковая: и святой, и бандит, и вождь беспризорников обеспечены возможностью тайны своего бытия. Это ни хорошо, ни плохо: это индивидуализм. А в деревне обеспечивается жизнь коллектива. Теперь все

509

нравственные основы такого коллектива рухнули, каждый стал думать по-своему, как в городе. Но внешние приемы слежки за индивидуумом остались прежние. Вот почему и старики больше не сидят на завалинках в ожидании беседы с прохожим, и вот почему бывший матрос Балтфлота Сергей приходит и уходит из своего дома задами.

Сегодня на вечер мы уходим в Усолье, чтобы рано утром завтра выехать в Переславль и в Москву.

28 Апреля. Дождь. Отъезд. Дождик только набрызгал. И потом вырос такой теплый солнечный день, каких мы еще не видали в апреле. Везде в болотных лужах показалась зеленая травка. На Переславском озере хорошие забереги. За Ботиком наш путь пересек летящий селезень. Его преследовала ворона. Спасаясь от вороны, селезень бросился в придорожные кусты, а ворона села поодаль. Я вышел из машины с ружьем, ворона улетела, и селезень, на значительном расстоянии услышав меня, взлетел. Но я стрельнул через кусты, и он упал. Через несколько минут после этого, обсуждая подробности войны вороны с селезнем, мы засели в яму. Проходил грузовик, управляемый женщиной, они помочь нам не захотели и не умели. Обдумав положение, я поднял машину на домкрат, выстелил под колесами камнями и отлично выбрался. По пути узнал от офицера, что войска наши соединились с союзниками на Эльбе.

Вечером читал газету у себя на Лаврушинском и вот что показалось для себя главным. Я почувствовал, что речь Молотова, произнесенная в Сан-Франциско, означает для нас освобождение от плена в том смысле, что плен этот скоро покажется для всех нас необходимым. Во время чтения речи вспомнил из детства, как во время убийства Александра II няня с кем-то шепталась и слышались ужасные слова: теперь скоро пойдут на господ мужики с топорами.

Так и Молотов на конференции тоже погрозился: смотрите, мол, действуйте сейчас, а не как в Лиге Наций, а то и на вас придут мужики с топорами. Выразительны тоже были в этой речи слова о том, что Советы спасли цивилизацию.

510

Тоже выразительны были слова Идена, что конференция в Сан-Франциско есть последняя попытка спасти цивилизацию. После наших переживаний вопрос о спасении цивилизации представляется очень наивным (мы-то знаем же, что истинная цивилизация, т. е. культура, т. е. связь между людьми, между собой и между поколениями заключается в душах, а не в предметах. Второе, мы знаем, что цивилизация порождена капитализмом и что именно эта цивилизация породила войну), однако, внимание к творчеству личности как таковой есть совершенно реальная величина американской культуры, так нужная нам и тоже так же социализм как общественный корректив личных устремлений есть тоже величина реальная. Недаром же Стетинниус назвал конференцию компромиссом. Как бы хотелось, чтобы этот начавшийся порядок всасывания нами личного начала жизни и ими нашего социализма привел к единству управления хозяйства всего человечества.

29 Апреля. В природе совершается торжество. Москва готовится к празднику рабочего мая: многие ходят радостные. Физическое чувство радости несмотря ни на что. И мы себе, втайне тоже радуясь так же, как все, находим лазейку к духу: такая смена быстрая людских положений и жизней (Муссолини казнен!) открывает нам явно, что человеческая личная жизнь есть момент в жизни Всечеловека, и Весьчеловек – это не я и не ты, идущий по улице, и не ты, едущий в трамвае. Это Ты, Господи, наполняющий Собою весь мир.

Любой простак, идущий навстречу, если остановить его и заговорить, так, чтобы он не боялся признаться, скажет тебе в конце концов, как бы складывая оружие: – Да, что-то есть. Мы это слышали в Хмельниках от бывшего матроса, когда-то оравшего: нет ничего, не верю ни во что, и в воздух не верю.

Теперь он говорит: – Я тогда ничего не понимал, был дурак.

511

Я мыл сегодня на дворе нашего дома нашу машину, проходили жильцы, беседовали со мной. Власов, то ли красный профессор, то ли политич. руководитель, приехал прямо с войны. Говорил в трепете, что военные переживания хоронят душу в человеке: дай Бог хоть под конец жизни из-под них выбраться. Он уверял меня, что мои писания для него были источником живой воды, что скоро придет время – я буду полным голосом говорить. Ведь мы же за это воюем. После этого смущенного оптимиста подошел пессимист Шильдкред: – Я в молодости, когда юноши стремятся, был не оптимистом, а теперь к старости, нет... и сейчас не могу со всеми радоваться.

Вечером, вычистив машину, поехал с Лялей в гараж и после зашел к Ивану Воину. Прекрасно выслушал «Се жених». После службы Ляля высказала свое глубокое чувство о совершенной и действенной красоте церковного богослужения. Я же был еще во власти той великой божественной службы в лесу и не мог ей вполне сочувствовать. Я сказал: да, но эта красота не действующая, как нам хочется. Она мало считается с современностью. Я плохо сказал: хотел я сказать, что Отцы церкви ушли в себя, вот как наша теща ушла в болезнь свою и не может чувствовать в добре нас здоровых и работающих радостно. Так и церковь ушла в страдания, в мученичество, и только одних мучеников выводит к радости. Между тем все жить хотят. Это сейчас так ясно видно. Вот видно по лицам людей на улицах: сколько бы ни было страдающих на войне и от войны, жизнь продолжается. Вон где-то даже и запели, дурачки. И вся современность скоро запоет от радости жизни. Или вот эти силы новые, бездушные, сколотившие в эту войну в единство физическое все человечество, уничтожившее пространство, надо же и эти силы сделать силами церкви. И надо всю землю и солнце, и птиц, и зверей тоже расставить в каких-то отношениях с церковью, как церковных птиц, церковных животных. И вот это было бы чудом, т. е. действием веры в чувственном мире.

Начинаю понимать, что Ленин шел путем правды, т. е. не в болезнь уходил, а в дело. И правда его была в том, что

512

он жил не в себя, т. е. в дух, а сжимал дух свой в себе для других (ближних), как сжимали и отцы церкви страданьем дух свой для Бога. Ленин делал то, чего требовало время: он был со-временным, т. е. как человек правды боролся со временем настоящим за будущее. Правда в том, что человек борется с настоящим временем за будущее. Что он преодолевает настоящее время в себе, как болезнь, и выходит за пределы болезни.

Вечером зашли к жене Чагина и занесли ей в подарок дикого селезня. Их прекрасная квартира была наполнена вонью от кошек. Бедный еврей Чагин попал в руки «красавицы», и вот уж как она его треплет и треплет. Она приняла нашего селезня и хочет на него позвать нас и Игнатьевых. На лестнице она болтала о Кавказе, что долго там жила и лошадей любила. – Вот бы вам выбрать какого-нибудь наездника с кинжалом, – сказал я. – Были и с кинжалом, всякие были. Мы решили, что Чагин, как коммунист, спас ее когда-то и теперь сделался счастливым обладателем красавицы. Все понятно.

Ближайшее. Сейчас идти в ВАРЗ, сговориться с Пшеничным, завтра ехать на охоту. После того дать знать Никольскому.

Петя вернулся из Германии с лисицами и отправился в Мурманск, обещал к празднику 1 мая вернуться.