«ihtik.lib.ru, ihtik Философия: Энциклопедический словарь / Под ред. А.А. Ивина. — М.: Гардарики, 2004. — 1072 с. ...»

Дж. Мур в большей мере, чем Рассел, обозначил специфику лингвистического или концептуального анализа и сделал упор на аргументированные возможности естественного языка. Занимаясь этикой, он пришел к выводу, что трудности, с которыми сталкиваются философы, в значительной мере проистекают из неряшливого отношения к значениям используемых понятий, нечуткости к их зависимости от контекста, из попыток ставить вопросы без обоснования их правомерности и т.п. Практиковавшиеся им приемы впоследствии получили развитие в философии естественного языка.

У Л. Витгенштейна периода «Логико-философского трактата» (1921) метод анализа, как и у Рассела, отмечен логицизмом, редукционизмом, ориентирован на дедуктивные методы математики. Исходя из посылки о корреляции между действительностью и логической структурой языка, Витгенштейн считал возможным создание аналитических средств, позволяющих отличить теоретически правомерные высказывания от логически абсурдных и бессмысленных. Одно из таких средств он видел в схеме идеального языка. Идея о создании единой формализованной модели человеческого знания на основе выявления подлинной логической структуры языка была доведена им до законченной филос. теории. Основные элементы этого языка — имена — должны однозначно соответствовать определенным объектам, символы — иметь строго определенное значение, а правила синтаксиса — запрещать образование неосмысленных словосочетаний. Простейшими являются элементарные предложения, которым соответствуют дискретные эмпирические элементы — чувственные восприятия. В целом можно сказать, что Витгенштейн использовал два типа анализа: апеллировал и к эмпирическому критерию верификации, т.е. к редукционизму, и к корректировке естественного языка с помощью искусственного языка, что было отступлением от редукционизма. В отличие от Рассела, верившего в прогресс филос. знания, аналитические приемы у Витгенштейна были нацелены не столько на позитивное решение проблем, сколько на освобождение от «мистического», в число которого попадала большая часть проблематики философии.

Представители Венского кружка (М. Шлик, Р. Карнап, О. Нейрат, Ф. Вайсман и др.) сформулировали развернутую программу логического эмпиризма, в которой продолжили стратегию на прояснение языка. Как и у Витгенштейна, анализ был призван решить негативную задачу — элиминировать из теоретического языка псевдопроблемы и метафизику. Но главной все же была позитивная задача — прояснить язык науки, в частности, отношение между теорией и эмпирическими наблюдениями, между аналитическими и синтетическими суждениями, между понятиями, стоящими на разных уровнях абстракции. В рамках логического позитивизма практиковались два типа анализа. Первый тип представлял собой разновидность классического варианта редукционизма — сведения теоретических высказываний к «базисным предложениям», некоторым индикаторам осмысленности, и верификация на их основе истинностных суждений. В качестве последних сначала принимались предложения, выражающие чувственный опыт (феноменализм), а затем предложения, описывающие наблюдения физических объектов (физикализм). Конечная цель такой процедуры — построение монистической физикалистской картины мира на основе идеала «единой науки». Второй тип анализа основан на построении идеальных языков. В работах Карнапа главная филос. проблема анализа языка науки была сформулирована как проблема его логического синтаксиса. Логический анализ мыслился как формализация правил построения и преобразования языка науки. Ставилась задача: через построение все более полного формального языка максимально приблизить этот язык к естественному с тем, чтобы выявить его концептуальный каркас, структуру и повседневные способы мышления. Под влиянием критики со стороны А. Тарского Карнап счел необходимым включить в логический синтаксис семантический анализ, т.е. отношение значений терминов к описываемой ими реальности. В дальнейшем признается не только семантика, но и прагматика, т.е. филос. проблемы использования языка. В связи с этим аналитическая деятельность превращается в громоздкую и трудно реализуемую на практике систему преобразований.

Обращение и раннего Витгенштейна, и логических позитивистов к созданию идеального искусственного языка исходя из посылки об изоморфности структуры языка и структуры реальности — это, несомненно, отступление от классического редуктивного анализа. Новый тип анализа укоренился в США и Скандинавских странах. В Великобритании получил распространение др. тип нередуктивного анализа — контекстуальный и функциональный, предложенный философами, исследующими стихию повседневного естественного языка.

Самый радикальный шаг в сторону от классической аналитической традиции сделал Витгенштейн в «Философских исследованиях» (1953). Признав ошибочным свое старое представление об изоморфности структуры языка структуре фактов, он утверждает гетерогенность обычных понятий лингвистической практики, рассматривает язык как набор инструментов, выполняющих коммуникативные функции и обслуживающих меняющиеся социальные цели. Применительно к такому представлению о языке он предложил вариант анализа, основанный на концепции «языковых игр». Задача анализа состоит в прояснении употребления выражений, описании инструментальных функций, которые они выполняют в каждом конкретном контексте и «формах жизни». Как и в ранний период, Витгенштейн отвергает метафизику, однако на совершенно др. основании — в ней видится неправомерный перенос правил одной игры на другую. У философии только терапевтическая, а не гносеологическая роль — отсеять то, о чем что-то может быть сказано, от того, о чем говорить нельзя. Гносеологический релятивизм языковых конвенций Витгенштейна, растворяющий реальность в контекстах «языковых игр», в дальнейшем использовался в постмодернистских концепциях «постфилософии».

Параллельно с Витгенштейном философами Оксфордского и Кембриджского ун-тов (Дж. Остин, Г. Райл, Дж. Уиздом, Ф. Вайсман и др.), а также рядом амер. философов (М. Блэе, Н. Малкольм и др.) разрабатывались др. варианты анализа естественного языка. Позитивный смысл анализа сводится к выявлению неявных значений, формируемых в процессе интерсубъективного понимания и контекстуального употребления языка, установления семантических различий и правил точного употребления понятий, выявления ситуационного значения слов, сравнения различного рода «языков» и типов высказываний. Лингвистические аналитики исходят из того, что все знание о мире дают наука и здравый смысл; философия занимается не установлением истин, а проясняющей терапевтической деятельностью по очищению языка от «систематически вводящих в заблуждение высказываний» (Райл). Настаивая на специфичности филос. работы, они отказываются от идеализации научного знания. Тем не менее им свойствен особого рода позитивизм — убеждение в возможности решения проблем общей филос. значимости на базе анализа узких и частных проблем языка.

Для ряда представителей лингвистического анализа характерна попытка по-новому посмотреть на отношение логики и естественного языка и роль метафизических категорий. Данный анализ получил развитие в «дескриптивной метафизике» П.Ф. Стросона, нацеленной на исследование структур и связи фундаментальных категорий человеческого мышления, отношения структуры языка и структуры реальности. Выход на обсуждение общефилософской проблематики характерен также для М. Даммита и Э. Куинтона. С представлением о языке как сфере социальной коммуникации связаны появление в лингвистической философии определенных материалистических тенденций и отказ от ранее провозглашенного нейтрализма в философии.

Появление в США постпозитивистских форм философии (У. Куайн, Н. Гудмен, У. Селларс) положило конец классическим формам А.ф. Прагматические аналитики продолжают логицистскую традицию неопозитивизма в том смысле, что основное внимание сосредоточено на интерпретации научного знания и средствах его логического обоснования. Но при этом они отвергают центральные догмы неопозитивизма: дихотомию аналитического и синтетического, эмпирический верификационизм и др. Их новое слово состоит в подчеркивании холистических аспектов значения. Куайн выдвинул тезис о «неопределенности радикальной трансляции», согласно которому предложение всегда может рассматриваться как значение не одной, а множества различных вещей. Наши высказывания о мире предстают перед судом чувственного опыта не в отдельности, а в виде системы, которая сталкивается с опытом только краями, и речь может идти только об оправдании всей системы. Анализ выступает как построение логически обоснованной теории, получающей свое оправдание с помощью релятивистского принципа прагматической эффективности системы.

Одно из важных направлений в эволюции аналитической традиции мысли в 1960—1990-х гг. основано на синтезе альтернативных установок логического и лингвистического анализа. Потребность в логическом моделировании естественного языка, возникшая с производством компьютерных систем, стимулировала разработку необходимой для этого формальной техники (Дж. Фодор, Д. Дэвидсон, Р. Монтегю, Д. Льюис, С. Крипке, Я. Хинтикка и др.). Данные разработки предполагают, что организация и правила естественного дискурса, являясь естественными формами, определяемыми содержанием, не сводятся к произвольным «языковым играм», как считал Витгенштейн, и поддаются логическому исчислению. В то же время они не укладываются в только математические модели, как это полагали логические позитивисты.

В постпозитивистской философии понятие «анализ» получает неопределенно широкое толкование в силу резкого расширения проблемного поля. Если представители классической А.ф. ограничивались относительно небольшим кругом проблем, поддающихся «окончательному» разрешению, постпозитивистские аналитики в качестве предмета исследования могут брать любые филос. проблемы, отнюдь не претендуя на их «закрытие». Напр., в возникших в рамках аналитической традиции течениях научного материализма и научного реализма разрабатываются проблемы, имеющие широкую мировоззренческую значимость: онтологическая проблема об отношении духовного и телесного и гносеологическая проблема об отношении наших концептуальных средств к реальности. Вынашиваются идеи о создании А.ф. политики, социологии, права и др. Развитую форму приобрела А.ф. истории (К. Гемпель, М. Мартин, У. Дрей и др.), в которой основное внимание уделяется анализу концептуального аппарата исторического объяснения, методологии историографии и др. В течении, именуемом «анализ религиозного языка», методы логического и лингвистического анализа применяются к языку теологии и религии с целью обоснования их осмысленности, наличия в них собственных, отличных от философии и науки логики и правил (У. Блэкстоун, П. Ван Бурен).

Современная А.ф. не поддается идентификации по какому-то содержательному базисному принципу. Ее связывает не столько приверженность к.-л. парадигме знания, сколько стилевое родство. Главным предметом анализа выступает не столько язык, сколько метафизический вопрос о том, как язык «сцепляется» с мышлением (философия сознания) и реальностью (различные версии реализма). В арсенале аналитических средств сохраняется и логический, и семантический, и контекстуальный анализ, используются редукционистские процедуры, трансляция сложного к простому. Но ни одному из этих методов не придается самодовлеющее значение. Чаще всего под «анализом» понимается применение современной техники аргументации для определения посылок, установления смысловой и логической зависимости между высказываниями и т.п. (Для идентификации стилистики такой филос. работы вместо термина «аналитическая» часто используется термин «профессиональная» или «рациональная».) В аналитических теориях есть определенная сциентистская струя в том смысле, что они в целом следуют идеалу философии как рационально-теоретической деятельности, хотя и не отождествляют философию с наукой (вот почему проблема рациональности оказалась одной из ключевых). В 1970— 1990-е гг. образ «философии-как-науки» был подвергнут атакам постаналитиков (Р. Рорти, А. Данто, С. Кейвел и др.), полагающих, что невозможность эмпирического обоснования знания и дрейф аналитиков к антифундаментализму кладет конец претензиям философии на теоретизм и оставляет для нее одну перспективу «философии-как-литературы».

Карнап Р. Значение и необходимость. М., 1958; Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958; Нарский И.С. Современный позитивизм. М., 1961; Философия марксизма и неопозитивизм. М., 1961; Козлова М.С. Философия и язык. М., 1972; Звегинцев В.А. Язык и лингвистическая теория. М., 1973; Попович М.В. Философские проблемы семантики. Киев, 1975; Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл: логико-семантические проблемы. М., 1976; Петров В.В. Структуры значений (Логический анализ). Новосибирск, 1980; Павиленис Р.И. Проблема смысла. М., 1983; Грязнов А.Ф. Язык и деятельность. Критический анализ витгенштейнианства. М., 1991; Витгенштейн Л. Аналитическая философия. Избр. тексты. М., 1993; Сокулер З.А. Людвиг Витгенштейн и его место в философии XX века. Долгопрудный, 1994; Витгенштейн Л. Философские исследования. М., 1996; Макеева Л.Б. Философия X. Патнэма. М., 1996; Рорти Р. Философия и зеркало природы. Новосибирск, 1997; Аналитическая философия: становление и развитие. М., 1998; Патнэм Х. Философия сознания. М., 1998; Райл Г. Понятие сознания. М., 1999; Остин Д. Избр. М., 1999; Мур Дж.Э. Природа моральной философии. М., 1999; Юлина Н.С. Очерки по философии в США. XX век. М., 1999; Куайн У.О. Слово и объект. М., 2000.

Н.С. Юлина

АНАЛИТИЧЕСКИЕ И СИНТЕТИЧЕСКИЕ СУЖДЕНИЯ

Аналитические суждения (А.с.) — суждения, истинность которых устанавливается без обращения к действительности посредством логико-семантического анализа их компонентов; синтетические суждения (С.с.) — суждения, истинность которых устанавливается только в процессе их сопоставления с той реальностью, о которой они говорят.

Впервые в ясной форме разделение суждений на аналитические и синтетические было осуществлено И. Кантом. А.с. Кант называл такое суждение, предикат которого уже входит в содержание субъекта и, т.о., ничего не добавляет к тому, что мы знали о субъекте. Напр., суждение «Всякий холостяк неженат» является аналитическим, т.к. признак «быть неженатым» уже мыслится в содержании понятия «холостяк». «Всякое тело протяженно», «Москвичи живут в Москве» — все это А.с. С.с, согласно Канту, является такое суждение, предикат которого добавляет что-то новое к содержанию субъекта, напр. «Алмаз горюч», «Тихий океан — самый большой из океанов Земли» и т.п. Считается, что только С.с. выражают новое знание, А.с. представляет собой тавтологию, не содержащую никакой информации.

Современная логика расширила понятие А.с, включив в их число сложные суждения, истинность которых можно установить лишь на основе логических правил, не обращаясь к реальности. Напр., если дано суждение «а —> а», то не нужно обращаться к действительности, чтобы узнать, истинно или ложно это суждение, — в любом случае данная импликация будет истинной. Следовательно, это А.с.

Различие между А.с. и С.с. не является строгим и четким, ибо понятия в процессе развития познания изменяют свое содержание, включают в него новые признаки, а это приводит к тому, что какие-то С.с. становятся А.с. Напр., когда-то суждение «Все тигры полосаты» было С.с. и несло в себе новую информацию о тиграх. Но сейчас понятие «тигр» уже включило в свое содержание признак полосатости. Скорее всего мы затруднимся назвать тигром животное, во всем похожее на тигра, но лишенное характерных полос на шкуре. Следовательно, это суждение стало А.с.

АНАЛОГИЯ (от греч. analogia — соответствие) — сходство между предметами, явлениями и т.д. Умозаключение по А. (или просто А.) — индуктивное умозаключение, когда на основе сходства двух объектов по каким-то одним параметрам делается вывод об их сходстве по др. параметрам. Напр., планеты Марс и Земля во многом сходны: они расположены рядом в Солнечной системе, на обеих есть атмосфера и т.д.; на Земле есть жизнь; поскольку Марс похож на Землю с т.зр. условий, необходимых для существования живого, можно сделать вывод, что на Марсе также имеется жизнь. Это заключение является, очевидно, только правдоподобным.

А. — понятие, известное со времен антич. науки. Уже тогда было замечено, что уподобляться друг другу, соответствовать и быть сходными по своим свойствам могут не только предметы, но и отношения между ними. Помимо А. свойств существует также А. о т ношений. Напр., в известной планетарной модели атома его строение уподобляется строению Солнечной системы: вокруг массивного ядра на разных расстояниях от него движутся по замкнутым орбитам легкие электроны, подобно тому как вокруг Солнца обращаются планеты. Атомное ядро не похоже на Солнце, а электроны — на планеты; но отношение между ядром и электронами во многом подобно отношению между Солнцем и планетами. Продолжая это сходство, можно предположить, что электроны, как и планеты, движутся не по круговым, а по эллиптическим орбитам.

Сходство сопряжено с различием и безразличия не существует. А. всегда является попыткой продолжить «сходство несходного», причем продолжить его в новом, неизвестном направлении. Она не дает достоверного знания: если посылки рассуждения по А. истинны, это еще не означает, что и его заключение будет истинным. А., дающую высоковероятное знание, принято называть строгой. Научные А. обычно являются строгими. Умозаключения по А., нередкие в повседневной жизни, как правило, не особенно строги, а то и просто поверхностны. От А., встречающихся в художественной литературе, точность вообще не требуется, у них иная задача, и оцениваются они по др. критериям, прежде всего по силе художественного воздействия.

Для повышения вероятности выводов по А. необходимо стремиться к тому, чтобы было схвачено и выражено действительное, а не кажущееся сходство сопоставляемых объектов. Желательно, чтобы эти объекты были подобны в важных и существенных признаках, а не в случайных и второстепенных деталях. Полезно также, чтобы круг совпадающих признаков был как можно шире. Но наиболее важен для строгости А. характер связи сходных признаков предметов с переносимым признаком. Информация о сходстве должна быть того же типа, что и информация, распространяемая на др. предмет. Если исходное знание внутренне связано с переносимым признаком, вероятность вывода заметно возрастает. И наконец, при построении А. следует учитывать не только сходные черты сопоставляемых объектов, но и их различия. Если последние внутренне связаны с признаком, который предполагается перенести с одного объекта на другой, А. окажется маловероятной.

Обращение к А. может диктоваться разными задачами. Она может привлекаться для получения нового знания, для того, чтобы менее понятное сделать более понятным, представить абстрактное в более доступной форме, конкретизировать отвлеченные идеи и проблемы и т.д. По А. можно также рассуждать о том, что недоступно прямому наблюдению. А. может служить средством выдвижения новых гипотез, являться своеобразным методом решения задач путем сведения их к ранее решенным задачам и т.п.

Рассуждение по А. дало науке многие блестящие результаты, нередко совершенно неожиданные. Так, в 17 в. движение крови в организме сравнивали с морскими приливами и отливами; А. с насосом привела к идее непрерывной циркуляции крови. Д.И. Менделеев, построив таблицу химических элементов, нашел, что три места в ней остались незаполненными; на основе известных элементов, занимающих аналогичные места в таблице, он указал количественные и качественные характеристики трех недостающих элементов, и вскоре они были открыты. А. между живыми организмами и техническими устройствами лежит в основе бионики, использующей открытые закономерности структуры и жизнедеятельности организмов при решении инженерных задач и построении технических систем.

А. является, т.о., мощным генератором новых идей и гипотез. Аналоговые переносы представляют собой достаточно твердую почву для контролируемого риска. С их помощью мобилизуются решения, уже доказавшие свою работоспособность, хотя и в др. контексте, и устанавливаются связи между новыми идеями и тем, что уже считается достоверным знанием.

Вместе с тем А., и в особенности А. отношений, могут быть чисто внешними, подменяющими действительные взаимосвязи вещей, надуманными. Подобного рода уподобления были обычны в средневековом мышлении, на них опираются магия и всякого рода гадания и прорицания.

А. обладает слабой доказательной силой. Продолжение сходства может оказаться поверхностным или даже ошибочным. Однако доказательность и убедительность далеко не всегда совпадают. Нередко строгое, проводимое шаг за шагом доказательство оказывается неуместным и убеждает меньше, чем мимолетная, но образная и яркая А. Доказательство — сильнодействующее средство исправления и углубления убеждений, в то время как А. подобна гомеопатическому лекарству, принимаемому ничтожными дозами, но оказывающему тем не менее заметный лечебный эффект.

А. — излюбленное средство убеждения в художественной литературе, которой по самой ее сути противопоказаны прямолинейные приемы убеждения. А. широко используется также в обычной жизни, в моральном рассуждении, в идеологии, утопии и т.п.

Метафора, являющаяся ярким выражением художественного творчества, представляет собой, по сути дела, своего рода сгущенную, свернутую А. Едва ли не всякая А., за исключением тех, что представлены в застывших формах, подобно притче или аллегории, спонтанно может стать метафорой. Примером метафоры с прозрачным аналогическим соотношением может служить следующее сопоставление Аристотеля: «...старость так относится к жизни, как вечер к дню, поэтому можно назвать вечер "старостью дня"... а старость — "вечером жизни"». В традиционном понимании метафора представляет собой троп, удачное изменение значения слова или выражения. С помощью метафоры собственное значение имени переносится на некоторое др. значение, которое подходит этому имени лишь ввиду того сравнения, которое держится в уме. Уже это истолкование метафоры связывает ее с А. Метафора возникает в результате слияния членов А. и выполняет почти те же функции, что и последняя. С т.зр. воздействия на эмоции и убеждения метафора даже лучше справляется с этими функциями, поскольку она усиливает А., вводя ее в сжатом виде.

Аристотель. Поэтика. Соч.: В 4 т. М., 1984. Т. 4; Ивин А.А. Логика. М., 1999.

А.А. Ивин

АНАЛОГИЯ СУЩЕГО (лат. analogia entis), аналогия бытия — понятие в философии и богословии, означающее особый тип отношения между объектами или же особый тип предикации, при котором основанием соотнесения предметов являются не принципы тождества или различия, а принцип их подобия своему априорному источнику.

Филос. смысл понятию аналогии (от греч. analogia, что значило «пропорция» или «соответствие») придает Платон, видимо, опираясь на пифагорейскую традицию. В диалоге «Тимей» он делает пропорцию принципом космической, а в диалоге «Государство» — социальной гармонии. С его т.зр., аналогия с ее принципом «каждому свое» есть «справедливость Зевса» в отличие от несправедливого уравнительного распределения. В метафизике, этике и биологии Аристотеля аналогия также играет существенную роль как форма проявления единого начала в единичных сущностях.

Особое значение аналогия приобретает в средневековой христианской философии, начиная с рассуждений Августина об одновременном сходстве и несходстве Бога и его творения, а также о неспособности нашего языка выразить совершенство Творца. Зафиксированная таким образом проблема заключалась в том, что простое сходство Творца и твари стирает грань между Богом и миром, простое же различие — разрывает их связь. Фома Аквинский развивает специальную теорию А.с, по которой совершенство бытия неодинаково распределено в универсуме и неоднозначно (эквивокально) выражается в каждом отдельном случае: Бог обладает всей полнотой бытия, тогда как остальные сущности обладают им «по аналогии», в определенном смысле и соразмерности, но бытие при этом остается тем же самым. Противоположную позицию занимает И. Дунс Скот, утверждающий, что бытие всегда имеет однозначный (унивокальный) смысл во всех соотношениях. Томистская традиция (И. Капреол, Ф. Каетан, Ф. Суарес) развернула концепцию Фомы Аквинского в систематическую доктрину. Томизм предлагает «третий путь» (по отношению к «отрицательному» и «положительному» богословию), сохраняющий и идею невыразимости божественной сущности, и идею сходства Творца и творения.

Второе рождение теории А.с. происходит в неотомизме (особенно Э. Пшивара, Ф. Ван Стеенберген). Принцип А.с. активно используется в «аналектике» неотомиста Б. Лакебринка, полемически ориентированной против «негативизма», свойственного, по его мнению, гегелевской диалектике. Протестантское богословие обратило внимание на А.с. лишь в 20 в., но зато эта версия представлена такими именами, как К. Барт (критический подход с т.зр. собственной концепции «аналогии веры»), П. Тиллих (символический подход), Р. Бультман (экзистенциальный подход). Определенный интерес метод А.с. вызывает у философов-аналитиков.

Przywara E. Analogia Entis. New York, 1932; Anderson J.F. The Bond of Being. St. Louis, 1949; Lyttkens H. The Analogy between God and the World. Uppsala, 1952; Klubertanz G.P. St. Thomas Aquinas on Analogy. Chicago, 1960; McInerny R. The Logic of Analogy. Hague, 1961; Mondin B. The Principle of Analogy in Protestant and Catholic Theology. Hague, 1963; Davies B. Thinking about God. London, \985; Broadie A. Maimonides and Aquinas on the names of God // Religious Studies. 1987. № 23.

АНАМНЕСИС (от греч. anamnesis — припоминание) — идея-метафора др.-греч. философии, в соответствии с которой путь к истинному познанию лежит через воспоминание души о ее пребывании в более реальном и совершенном мире. А. как филос. понятие кристаллизовалось у Платона. В отличие от более общего понятия памяти А. характеризует процесс логического и морального преображения, который следует в результате «собранности» в памяти разрозненных моментов действительности.

Философема А. содержится уже в общегреческой мифологии. Мнемосина (Память), одна из древнейших богинь-титанид, является матерью Муз, а значит, одной из прародительниц культурного космоса. Как противоположность богини Леты (дочери Раздора), властвующей над Забвением, Мнемосина гармонизирует разрозненное, пользуясь тем, что память о целом хранится в каждой части. Интересно, что мифологическое сознание тесно связывает Память и Забвение в процессе этического преображения человека: в Лейбадейской пещере, где Трофоний предсказывал будущее, протекали два источника — Леты и Мнемосины, — первый из которых давал очищение от хаоса прошлого, а второй — осознание судьбы. (Ср. у Данте: омовение в Лете как условие перехода из Чистилища в Рай.)

Греч, философия наследует философему А. от орфиков. Орфические мистерии и заклинания отводят процессу А. значительную роль. Ключи Памяти, по учению орфиков, спасают душу от растворения в безличной стихии, сохраняя ее как «знающую», и выключают ее из круговорота переселения душ. Эта орфическая тема вплоть до позднего неоплатонизма остается в арсенале антич. философии. У пифагорейцев мы встречаемся не только с этим толкованием А., но и с целенаправленной техникой культивации памяти, что было оговорено в уставе школы и соответствовало утопическим идеям пифагорейцев. Орфические мотивы можно найти и у Гераклита, связывающего память с градацией состояний души, и у Эмпедокла с его теорией очищений как воспоминаний о прошлых переселениях души, ведущих к осознанию моральной цели этих странствий.

Всесторонне раскрывает возможности философемы А. Платон, для которого А. становится центральным понятием теории познания. С одной стороны, Платон использует образ «восковых дощечек» («Теэтет», 191—195а), который как бы показывает материальный субстрат памяти, с другой — описывает процесс активного воспроизведения в душе тех знаний, которые не выводимы из относительного и непостоянного мира чувственного опыта, а следовательно — запечатлены во время пребывания души в мире «истинно сущего» («Менон», 8 Lb — 86b; «Федон», 72е — 76е; «Федр», 250b-d). В «Федре» А. вплетается в картину циркуляции души в Космосе. В 249c-d подчеркивается, что воспоминаниями о бытии следует пользоваться правильно, чтобы прийти к «совершенным таинствам», в которых определенным образом «исполняется» предназначение души философа. Если этический аспект А. был хорошо изучен орфико-пифагорейской традицией, то гносеологический аспект разработан впервые именно Платоном. А. в его толковании — первая концепция априорного знания в западноевропейской философии. У Платона усиливается значение «майевтических» процедур, т.е. воздействия внешней силы, ведущей за собой субъекта «припоминания». Такой силой может выступать учитель, мистагог, партнер в диалоге, поэтическое «исступление», «удивление» и т.п.

Аристотель посвящает проблеме А. небольшую работу «О памяти и припоминании», где кроме психофизиологического анализа проблемы памяти дает концепцию А. как специфически человеческого качества, которое не только может идентифицировать ряд прошлых и настоящих восприятий, но и изменить расплывчатое состояние сознания, превратив его в отчетливое и активное обладание образом. Известную роль в истории философии сыграло также учение Аристотеля об активном интеллекте, который, в отличие от пассивного и вообще более низких состояний психики, не имеет воспоминаний.

В средневековой философии в той мере, в какой она не принимала наследие античности, вырабатывались собственные трактовки А. как спасительной силы памяти. Неприемлемость теории переселения душ, однако, не исключала использования психологического и гносеологического аспектов А. Особую роль играло понятие А. и памяти в философии Августина. Сопоставляя триаду «память — интеллект — воля» с Троицей «Отец — Сын — Дух Святой», Августин возводит к божественному источнику все так или иначе связанные с памятью (названной им «благороднейшей» способностью человека) акты сознания и отождествления явлений и идей. Употребление Августином «памяти» и «бытия» как синонимов показывает, что антич. теория А. сохранила в его философии центральное значение. В средневековой философии сохранялось и аристотелевское понимание А. Начиная с Петра Дамиани, активно обсуждалась проблема статуса высшего интеллекта, которая обострилась в связи с рецепцией авер-роизма в 13 в. Ряду теологов оказалась близкой трактовка А. как деятельности, этически и даже онтологически преображающей смысл припоминаемого содержания, а значит, деятельности, способной «сделать бывшее небывшим». Отсюда важность А. не только для теории познания, но и для теодицеи.

В философии Нового времени проблема А. теряет свою самостоятельность и растворяется в проблеме памяти как эмпирической психической способности. Некоторыми исключениями являются лишь Г. В. Лейбниц, в монадологии которого звучит платоновская тема А., и Д. Юм, чья теория ассоциаций парадоксальным путем привела к восстановлению значимости А. как процедуры преодоления хаоса.

В нем. классической философии идея А. оказывается особенно важной для Г.В.Ф. Гегеля. Его понятие «Erinnerung» (т.е. «воспоминание» и в то же время «погружение внутрь» как уход от внешней объективации духа к его внутренней динамике) имеет прямую связь с платоновским А.

В философии 19—20 вв. А., как и память вообще, начинает играть важную роль в тех концепциях «философии жизни», которые стремятся противопоставить диктатуре разума свободный поток витальности. У А. Бергсона А. и память как его основа оказываются единственными средствами преодоления материальной косности, но в отличие от платоновского А. рациональная структурность эйдоса (образ, форма, сущность) становится не сердцевиной А., а его враждебным противовесом. Показательны в этом отношении построения М. Хайдеггера (припоминание «забытого» бытия) и Х.Г. Гадамера, чья герменевтика не лишена заимствований у гегелевской трактовки А. Этический аспект А. используется в теории психоанализа, опирающейся на способность припоминания очистить сознание от «аффектов». Своего рода аналогом филос. А. можно считать ряд направлений литературы 20 в. (М. Пруст и др.), поставивших в центр авторского творческого акта воспоминание.

В рус. философии Вяч. Иванов делает понятие А. едва ли не центральным в своем учении о «предвечной памяти Я», посредством которой Нетварная Премудрость учит человека превращать средства вселенской разлуки — пространство, время и инертную материю — в средства единения и гармонии. (Соч. Брюссель, 1978. Т. 3.) С.р. также «анамнесиологию» его ученицы О. Дешарт.

Nuller E. Anamnesis. Ein Beitrag zum Plalonismus. Archiv fur Geschichte der Philosophie, 1912. Bd 25; Lion A. Anamnesis and the a priori. Oxford, 1935; Hartmann N. Das Problem des Aprioris-mus in der Platonischen Philosophie // Kleinere Schiriften. Berlin, 1957. Bd II; Huber C.E. Anamnesis bei Plato. Munchen, 1964; Ebert Th. Plato's Theory of Recollection Reconsidered // Man and World. London, 1973.

А.Л. Доброхотов

АНАРХИЗМ (от греч. anarchia — безвластие, безначалие) — учение, пытающееся обосновать необходимость освобождения людей от воздействия всех разновидностей общественной власти, чтобы обеспечить полную свободу личности. Хотя отдельные идеи А. встречаются уже в теориях Платона, Зенона, Ж.Ж. Руссо, Д. Дидро и ряда др. мыслителей, а А. как определенное психологическое состояние или умонастроение существовал практически всегда, целостная анархистская идеология сформировалась в Европе только в 1840—1860-х гг. Примерно в 1860—1870-х гг. А. стал уже довольно заметным общественно-политическим движением.

Основной вклад в теоретическую разработку этого учения внесли П.Ж. Прудон, М. Штирнер, М.А. Бакунин и П.А. Кропоткин. О приверженности А. заявляли В. Годвин, В. Тэккер, Л.Н. Толстой и др. Анархистские концепции каждого из этих мыслителей построены на разных филос. и нравственных основаниях и по-разному представляют цели и смысл общественного развития, способы и средства достижения общества анархии. Однако все они главную причину эксплуатации и несправедливости в обществе видят в гос-ве независимо от его формы (монархия, парламентская демократия или к.-л. иная форма правления). Они призывают упразднить все его ин-ты власти, ибо полностью не принимают саму идею организации общества «сверху вниз».

Прудон по праву может рассматриваться как один из основоположников учения А. Именно Прудону принадлежит заслуга введения в научный оборот самого термина «А.». В своей работе «Что такое собственность, или Исследование о принципе права и власти» (1840) он доказывает, что ин-том общества, из которого все исходит в нем, является частная собственность. Объявляя крупную частную собственность кражей, он дает резкую критику современного ему общественного строя и призывает прежде всего сокрушить такую собственность. Однако, отвергая крупную частную собственность, Прудон вместе с тем надеялся сохранить в неприкосновенности мелкую собственность, индивидуальную свободу производителя и одновременно избавить рабочего от власти предпринимателя. Свобода для Прудона — это не только равенство и бесконечное разнообразие в выражении индивидуальной воли, но еще и безвластие. Вот почему Прудон считает гос-во врагом свободы, главным орудием раскола общества и угнетения трудящихся и выдвигает идею ликвидации гос-ва. Позднее, правда, он предлагал раздробить современное централизованное гос-во на мелкие автономные области, в которых промышленные предприятия будут переданы в руки свободных ассоциаций рабочих и служащих. Прудон полагал, что переход к свободным ассоциациям трудящихся возможен через экономические реформы в сфере обращения: безденежного обмена товаров и беспроцентного кредита. Он считал, что такого рода реформы и есть социальная революция, осуществляемая мирным путем, и именно она даст возможность превратить всех трудящихся, при сохранении их собственности на средства производства, в самостоятельных производителей, эквивалентно обменивающихся товарами и услугами на началах взаимопомощи и сотрудничества. Учение Прудона уже при его жизни подвергалось резкой критике за субъективизм, волюнтаризм и эклектику. Так, К. Маркс считал Прудона одним из создателей системы «буржуазного социализма». Вместе с тем прудонистские анархистские идеи (отрицательное отношение к гос-ву, политической борьбе, крупной собственности и др.) использовались и продолжают использоваться различными течениями «мирного» А. и анархо-синдикализма.

Теорию индивидуалистического А. создал Штирнер. Его знаменитая кн. «Единственный и его собственность» (1844) ниспровергает все авторитеты: религию, право, собственность, семью и безоговорочно провозглашает свободу всякого конкретного индивида, т.е. Я. Согласно Штирнеру, «Я — единственный. Для Меня нет ничего выше Меня». Соответственно, Штирнер считает, что Я — критерий истины, а это значит, что личность не должна признавать никаких обязательных для себя общественных установлений. Индивиду надо поэтому искать не социальную, а свою собственную свободу. Утверждая свободу индивида, а по существу его полный произвол, Штирнер отрицает всякие нормы поведения, все общественные ин-ты. Однако найти такую форму общественного устройства, при которой каждый человек обретал бы наивысшую свободу, т.е. был бы независим от общества и его установлений, невозможно. Вот почему идеи совершенного эгоизма Штирнера хотя и оказали влияние на Бакунина и Кропоткина, но стали основой уже иного, не индивидуалистического направления в А.

Бакунин — один из самых выдающихся и влиятельных теоретиков и практиков А. В своих работах «Федерализм, социализм и антитеологизм» (1867), «Государственность и анархия» (1873) и др. он доказывал, что гос-во — это главное зло, но зло исторически оправданное, в прошлом необходимое, ибо оно есть лишь временная общественная форма, которая должна полностью исчезнуть, став простой «канцелярией» общества, «центральной конторой». Идеал Бакунина — общество, организованное на началах самоуправления, автономии и свободной федерации индивидов, общин и наций, на основе свободы, равенства, справедливости, отсутствия эксплуатации. Этим самым он в отличие от Штирнера подчеркивал не индивидуалистическую, а общественную сторону анархического идеала. Ратуя за социализм, Бакунин в то же время считал, что свобода без социализма — это несправедливость, а социализм без свободы — это рабство. Бакунин полагал, что идеал безгосударственного общества следует осуществить немедленно, сразу же после социальной революции. При этом он призывал во имя этого подняться над узко национальными, локальными задачами освободительного движения. Именно Бакунину принадлежит лозунг: «У нас нет отечества. Наше отечество — всемирная революция». Бакунин был активным участником революционного европейского движения. В 1868 он основал тайный анархистский союз «Международный альянс социалистической демократии», вел открытую борьбу против Маркса и его единомышленников в Международном товариществе рабочих (I Интернационале). Антиэтатистские идеи Бакунина, в частности его теоретические положения, направленные против государственного социализма, против авторитарных и бюрократических методов управления, его размышления об общественном самоуправлении, о федерализме и интернационализме и сегодня сохраняют свое значение.

Выдающимся теоретиком анархизма был известный рус. ученый и революционер Кропоткин. В сочинениях «Наука и анархия» (1892), «Анархия, ее философия, ее идеал» (1896) и многих др. он обосновывал и пропагандировал идеи А., отстаивая неизбежность их претворения через насильственную анархическую революцию. Считая, как и Бакунин, что только анархия является высшей ступенью общественной эволюции, он в отличие от него не призывал к тотальному отрицанию всех и вся. Кропоткин обосновывал возможность создания идеального анархо-коммунистического строя, т.е. такого безгосударственного общественного устройства, в котором все люди будут чувствовать себя счастливыми и свободными. По его мнению, именно такое общество будет «довольством всех», поскольку оно будет основано на совместном владении всеми богатствами, при неукоснительном соблюдении принципов свободы и равенства. В то же время Кропоткин являлся активным противником марксизма, он не соглашался с ним не только в вопросе о роли и месте гос-ва и насилия в истории, но и расходился по вопросу о невозможности в ходе революции постепенно и гуманно реформировать социальные ин-ты старого общества.

Теоретики А. внесли существенный вклад в развитие общественной мысли. Их критика государственно-бюрократического централизма, отчуждения административного аппарата от гражданского общества, отрицательных последствий огосударствления всех сторон общественной жизни оказала значительное влияние на становление многих филос. социологических и культурологических учений, выходящих далеко за рамки А.

Анархистские идеи и сегодня продолжают жить и распространяться, хотя они и не имеют той силы массовой привлекательности, на которую рассчитывают их адепты. Большинством людей А. вполне справедливо оценивается как утопия. Малочисленные анархические партии и группы, которые в основном можно встретить в некоторых странах Европы и Лат. Америки стремятся если не пересмотреть, то хотя бы несколько модифицировать основные положения своей политической теории. Основное внимание при этом обращается на те основания, которые в наибольшей степени диссонируют с современными процессами общественного развития. Естественно, это прежде всего вопрос о необходимости насильственной социальной революции. По-видимому, А. в будущем сохранится как одна из форм идейного поиска адекватного пути человечества к свободе и справедливости. Для этого имеются как объективные, так и субъективные причины и условия, которые с разной степенью значимости будут побуждать людей к такому поиску, а значит, следованию идеалам общества анархии.

Подчеркивая утопизм идеала А., неэффективность стратегических и тактических приемов практики анархистского движения, нельзя вместе с тем не видеть, что анархисты своей критикой существующего общества и пропагандой идеалов свободы внесли и продолжают вносить заметный вклад в современный общественный процесс и современное обществознание:

• анархистская теория побуждает обращать самое пристальное внимание на необходимость глубокого изучения и совершенствования всех отношений общественной власти, политики ее осуществления. В связи с этим характерно то, что в отличие от др. общественно-политических движений и партий анархисты всегда открыто выступали против любых недемократических режимов организации общественной жизни, даже если последние вызывали энтузиазм и восторг большинства людей;

• анархистский идеал создания свободных взаимоотношений людей в различных сферах их деятельности служит моделью и для сегодняшнего формирования общественных отношений. Этот идеал заставляет людей задуматься над тем, как не растерять, а, наоборот, сохранить и приумножить важнейшие ценности человеческого общежития: свободу, равенство прав, справедливость;

• анархистская идея федерализма и интернационализма позволяет критически посмотреть на сегодняшние процессы активизации сил национализма и национальной ограниченности, предостеречь людей от безумия национальной вражды;

• А. и его идеалы заставляют людей размышлять о том образе и строе жизни, который они имеют и которого они достойны.

Непреходящее значение А. и его идеологии выразил П.И. Новгородцев, который отметил, что, после того как человеческая мысль исследует все формы идеального устройства власти и все их найдет недостаточными, она неизбежно обратится к А., к мысли об устроении общественной жизни без власти и без закона, на чистом принципе свободы: «Если от социализма остается еще возможность перехода к анархизму как к более радикальному направлению, то за анархизмом открываются бездна и пустота, перед которыми кончаются и смолкают социально-философские вопрошания».

Плеханов Г.В. Наши разногласия // Избр. филос. произв. М., 1956. Т. 1; Ленин В.И. Государство и революция // Полн. собр. соч. М., 1958—1965. Т. 33; Маркс К. Нищета философии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М., 1959. Т. 4.; Энгельс Ф. Бакунисты за работой // Там же. Т. 18; Бакунин М.А. Философия. Социология. Политика. М., 1989; Кропоткин П.А. Современная наука и анархия. М., 1990; Новгородцев П.И. Об общественном идеале. Кризис анархизма. М., 1994. Ч. 2; Штирнер М. Единственный и его собственность. Харьков, 1994; Прудон П.Ж. Что такое собственность? М., 1998.

B.C. Грехнев

АНГЛИКАНСТВО — одно из главных направлений в протестантизме, сформировавшееся в эпоху Реформации. Начиная с 14 в. в Англии издается серия правительственных указов, все более ограничивающих власть Ватикана над англ. католической церковью. В 1534 указом короля Генриха VIII Папа был лишен права назначать архиепископов и епископов на территории Англии, а парламент провозгласил монарха «единственным верховным земным главой английской церкви». Окончательный характер А. как компромиссного варианта между католицизмом и континентальным протестантизмом определился во втор, пол. 16 в., когда доработанная «Книга общих молитв» (1549) и «39 статей» были утверждены в качестве основы англиканского вероисповедания. А. сохраняет учение о церкви как о необходимой посреднице в деле «спасения», деление на клириков и мирян, подчинение церкви светской власти, церковную иерархию (епископальное устройство), епископские суды, назначение священников через епископское рукоположение и т.д. Одновременно признается протестантская концепция единоспасаюшей личной веры (sola fide), отвергается Священное Предание, учение о чистилище, о «преизбыточных заслугах святых», монашество, иконы, католические святые, мощи, обет безбрачия священников (целибат), пресуществление и т.д.

Современное А., насчитывающее свыше 70 млн адептов, представлено Англиканским содружеством (Anglican Communion), в которое входят свыше 30 церквей и религиозных объединений: Церковь Англии, Церковь в Уэльсе, Епископальная Церковь Шотландии, Протестантская епископальная церковь в США, а также ряд церквей в Индии, ЮАР, Канаде, Австралии и в др. странах. Церковь Англии — одна из государственных церквей Великобритании (другая — пресвитерианская Церковь Шотландии), ее главой выступает монарх, назначающий руководство англиканской церкви: архиепископов Кентерберийского и Йоркского, а также епископов. Члены Англиканского содружества, в сущности, независимы, их руководители периодически проводят консультативные Ламбетские конференции, на которых обсуждаются проблемы вероучения и социальной доктрины. В последние десятилетия англиканская церковь активно участвует в экуменическом и антивоенном движении.

АНСЕЛЬМ (Anselm) Кентерберийский (1033 — 1109) — теолог, представитель схоластики. С 1093 архиепископ Кентерберийский. Понимал веру как предпосылку рационального знания: «Не ищу уразуметь, дабы уверовать, но верую, дабы уразуметь». В противоположность умозаключениям к бытию Бога от бытия вещей развил т.н. онтологическое доказательство (онтологический аргумент) бытия Бога, выводящее его бытие из самого понятия Бога как всесовершенной сущности, необходимо включающей бытийственность. Проявившиеся в этом рассуждении понимание бытия как некоего «совершенства» и устремление к непосредственному интеллектуальному созерцанию Бога характерны для традиции августинианства. В полемике об универсалиях А. стоял на позициях схоластического реализма. Крайний теологический рационализм А. проявился в его трактате «Почему Бог вочеловечился?», где он пытался чисто логически доказать необходимость воплощения Бога в человеке.

Opera omnia. Edinburg; Roma, 1946—1951. Vol. 1—5; Monologion. Stuttgart, 1964.

История философии. М., 1940. Т. 1; Barth К. Fides quaerens intellectum. Anselms Beweis der Existenz Gottes... Munchen, 1931; Jaspers K. Diegrossen Philosophen. Miinchen, 1957. Bd 1.

АНТАГОНИЗМ (от греч. antahonisma — спор, борьба) — противоречие, для которого характерна острая непримиримая борьба враждующих сил, тенденций. Термин «А.» употреблялся в религиозных системах, применительно к борьбе добра и зла, в филос. учениях И. Канта, А. Шопенгауэра, К. Маркса и др.

АНТЕЦЕДЕНТ (от лат. antecedens — предшествующий) — в условном высказывании «Если А, то В» высказывание «А»; высказывание «В» называется консеквентом. Напр., в условном высказывании «Если сейчас день, то светло» А. является высказывание «Сейчас день». Иногда термин «А.» используется в расширительном смысле для обозначения посылки, основания, причины, условия и т.п.

АНТИКОММУНИЗМ — совокупность идейных течений, отвергающих теоретическое обоснование и практическое осуществление коммунистического идеала. А. реализуется как в виде простого неприятия коммунистической идеологии, так и в виде активного противодействия ее распространению, борьбы с ее проявлениями и носителями. А. может иметь характер мировоззренческой позиции или выступать в качестве системы политических взглядов и убеждений. В последнем случае А. является идейной основой деятельности политических организаций и движений, как легальных, так и нелегальных.

Неполитический А. связан обычно с морально-этическими предпочтениями, религиозными убеждениями, социокультурными воззрениями, не совместимыми с признанием приоритета коллективистских начал в быту и производственной деятельности. Источником антикоммунистического мировоззрения является утверждение индивидуализма во всех его социальных проявлениях, в первую очередь в форме индивидуальных прав и свобод личности. Особое значение здесь имеет право частной собственности, подразумевающее неприкосновенность имущественных прав людей от любого посягательства, в т.ч. насильственного обобществления. Однако в современном мире мировоззренческий А., как правило, приобретает черты политической доктрины даже в том случае, если он не выходит за рамки индивидуального сознания, поскольку негативный образ коммунизма основывается чаще не на присущих ему принципах коллективного образа жизни и даже не на его абстрактных идеалах, а на конкретной политической теории и практике коммунистического движения (см.: Коммунизм).

Бжезинский З. Большой провал: Рождение и смерть коммунизма в XX в. Нью-Йорк, 1989; Вильчек В.М. Прощание с Марксом (Алгоритмы истории). М., 1995.

АНТИНОМИЯ (от греч. antinomia — противоречие в законе) — рассуждение, доказывающее, что два высказывания, являющиеся отрицанием друг друга, вытекают одно из другого. Характерным примером логической А. является «Лжеца» парадокс.

Наибольшую известность из открытых уже в 20 в. получила А., указанная Б. Расселом.

Примером достаточно простой и оригинальной А. может быть следующее рассуждение. Некоторые слова, обозначающие свойства, обладают тем самым свойством, которое они называют. Так, прилагательное «русский» само является рус, «многосложное» — многосложно, а «шестислоговое» имеет шесть слогов. Такие слова, относящиеся к самим себе, называют а у -тологическими; слова, не имеющие свойства, обозначаемого ими, гетерологическими. Последних в языке подавляющее большинство: «сладкое» не является сладким, «холодное» — холодным, «однослоговое» — однослоговым и т.д. Разделение прилагательных на две группы представляется ясным и не вызывающим возражений. Оно может быть распространено и на существительные: «слово» само является словом, «существительное» — существительным, но «стол» — это не стол, а слово «глагол» — не глагол, а существительное. А. обнаруживается, как только задается вопрос, к какой из двух групп относится само прилагательное «гетерологическое». Если оно аутологичсское, то обладает обозначаемым им свойством и должно быть гетерологическим. Если же оно гетерологическое, то не имеет называемого им свойства и должно быть поэтому аутологическим.

А. Рассела связана с понятием множества. Относительно каждого множества представляется осмысленным задать вопрос, является оно своим собственным элементом или нет. Напр., множество всех людей не является человеком, так же как множество стульев — это не стул. Но множество, объединяющее все множества, представляет собой множество и, значит, содержит самое себя в качестве элемента. Назовем множества, не содержащие себя в качестве элемента, обычными, содержащие себя — необычными и рассмотрим множество, составленное из всех обычных множеств. Поскольку это множество, о нем можно спрашивать, обычное оно или нет. Ответ, однако, оказывается обескураживающим. Если оно обычное, то, согласно своему определению, оно не должно содержать самое себя в качестве элемента, поскольку содержит все обычные множества. Но это означает, что оно является необычным множеством. Допущение, что рассматриваемое множество представляет собой обычное множество, приводит, т.о., к противоречию. Значит, оно не может быть обычным. С др. стороны, оно не может быть также необычным: необычное множество содержит самое себя в качестве элемента, а элементами рассматриваемого множества являются только обычные множества. В итоге множество всех множеств, не являющихся собственными элементами, есть свой элемент в том и только том случае, когда оно не является таким элементом. Полученное противоречие говорит о том, что такого множества не существует. Но если столь просто и ясно заданное множество не может существовать, то в чем различие между возможными и невозможными множествами? Наивное, или интуитивное, представление о множестве как сколько угодно обширном соединении в чем-то однородных объектов способно вести, т.о., к противоречию и нуждается в прояснении и уточнении.

А. Рассела не имеет специфически математического характера, ее можно переформулировать в чисто логических терминах. Рассел предложил следующий популярный вариант открытой им А. Представим, что совет какой-то деревни так определил обязанности парикмахера: брить всех мужчин деревни, которые не бреются сами, и только этих мужчин. Должен ли он брить самого себя? Если да, то он будет относиться к тем, кто бреется сам, а тех, кто бреется сам, он не должен брить. Если нет, он будет принадлежать к тем, кто не бреется сам, и, значит, он должен будет брить себя. Т.о., этот парикмахер бреет себя в том и только том случае, когда он не бреет себя. Это, разумеется, невозможно.

Необходимым признаком логической А. обычно считается логический словарь, в терминах которого она формулируется. Однако в логике нет четких критериев деления терминов на логические и внелогические. Кроме того, в логических терминах можно сформулировать и внелогические утверждения.

На первых порах изучения А. казалось, что их можно выделить по нарушению какого-то еще не исследованного положения или правила логики. Особенно активно претендовал на роль такого правила введенный Расселом «принцип порочного круга», согласно которому в совокупность не должны входить объекты, определимые только посредством этой же совокупности. Все А. имеют общее свойство — самоприменимость, или циркулярность. В каждой А. объект, о котором идет речь, характеризуется посредством совокупности объектов, к которой он сам принадлежит. Если мы, к примеру, говорим: «Это высказывание ложно», мы характеризуем данное высказывание путем ссылки на совокупность всех ложных высказываний, включающих и данное высказывание. Однако циркулярность — свойство и многих непарадоксальных рассуждений. Такие примеры, как «самый большой из всех городов», «наименьшее из всех натуральных чисел», «один из электронов атома меди» и т.п., показывают, что далеко не всегда циркулярность ведет к противоречию. Однако провести различие между «вредной» и «безвредной» циркулярностью не удается.

А. свидетельствуют о несовершенстве обычных методов образования понятий и методов рассуждения. Они играют роль контролирующего фактора, ставящего ограничения на пути конструирования систем логики.

Один из предлагавшихся путей устранения А. — выделение наряду с истинными и ложными бессмысленных высказываний. Этот путь был предложен Расселом, объявившим А. бессмысленными на том основании, что в них нарушаются требования особой «логической грамматики». В качестве последней Рассел предложил теорию типов, вводящую своеобразную иерархию рассматриваемых объектов: предметов, свойств предметов, свойств свойств предметов и т.д. Свойства можно приписывать предметам, свойства свойств — свойствам и т.д., но нельзя осмысленно утверждать, что свойства свойств имеются у предметов. Напр., высказывания «Это дерево — зеленое», «Зеленое — это цвет» и «Цвет — это оптическое явление» осмысленны, а, скажем, высказывания «Этот дом есть цвет» и «Этот дом есть оптическое явление» — бессмысленны.

Исключение А. достигается также путем отказа от «чрезмерно больших множеств», подобных множеству всех множеств. Этот путь был предложен нем. математиком Е. Цермело, связавшим появление А. с неограниченным конструированием множеств. Допустимые множества были определены им некоторым списком аксиом, сформулированным так, чтобы не выводились известные А.

Были предложены и др. способы устранения А. Ни один из них не лишен, однако, недостатков.

Френкель А.А., Бар-Хиллел Й. Основания теории множеств. М., 1966; Клайн М. Математика. Утрата определенности. М., 1984.

А.А. Ивин

АНТИОХ АСКАЛОНСКИЙ (Antiochos) (ок. 130/120 -вскоре после 69 до н.э.) — философ-платоник, организовавший в Афинах свою школу, называвшуюся Древней Академией, как сообщает в «Бруте» Цицерон, слушавший А.А. в 79.

Учителя А.А. — стоики Мнесарх и Дардан, хотя мы не можем сказать, принадлежал ли когда-нибудь А.А. формально к стоической школе. Глава Академии Филон из Ларисы отрицал «неортодоксальность» академического скепсиса и стремился показать единство Академии, тогда как А.А., полемизируя с ним, подчеркивал необходимость вернуться к искаженному скептиками, начиная с Аркесилая, учению Древней Академии. К ней, помимо Платона, Спевсиппа. Ксенократа и Полемона, А.А. относил Аристотеля и Теофраста. Около 87—84 до н.э. А.А. — в Александрии, где знакомится с Лукуллом. Среди знаменитых учеников А.А. — помимо Цицерона и Лукулла — Варрон. Написал «Канонику»; Плутарх упоминает его соч. «О богах»: Цицерон говорит о некоем сочинении А.А., где утверждалось, что стоики и перипатетики едины на деле и расходятся только на словах. О др. сочинениях А.А. сведений нет. Его учение (при практически полном отсутствии греч. источников), восстанавливаемое по Цицерону, обнаруживает явные стоические и перипатетические черты.

Физика. Как и у стоиков, по А.А. есть два начала — активное и пассивное, сила и материя, из которых образуется тело и качество; одни качества начальные и простые, другие — вторичные и составные; начальные качества, или первопричины, суть огонь и воздух (активные) и вода и земля (пассивные): из них составляются все виды одушевленных существ и неодушевленных предметов; из «пятого элемента» (аристотелевского эфира) образуются разумные души и звезды; сила, активное начало, есть душа мира (платоновская), ум, мудрость, бог и промысл, который проявляется как необходимость и случай.

Учение о критерии и диалектика. Критерий истины имеет начало в ощущениях, но все же это не само ощущение, а то из постигнутого им, чего не может поколебать разум; но сам разум есть «источник чувств» и чувство, от природы имеющее способность обращаться к тому, что приводит его в движение; в конечном счете, по уточнению Зенона, критерием является «постигающее представление»; понятия, этимологии, суждения, определения, доказательства и правильные умозаключения составляют диалектику, подобием которой является риторика, используемая для убеждения.

Этика. Хотя стоики создали искусственную терминологию, по существу их этическое учение то же, что и у всех «древних». Высшим благом для людей является жизнь в согласии с природой (т.зр. стоиков, восходящая в Спевсиппу и Полемону, чьим учеником был Зенон), под каковой разумеется человеческая природа. Природа вложила в нас стремление к самосохранению, дала нам непосредственную приспособленность к своей собственной природе, но природа дает только указания для нравственной жизни, некие «семена» знания: человек должен совершенствовать себя сам. При этом нельзя забывать, что человек есть некое единство духовной и телесной природы, и хотя в нем есть безусловно лучшее — его добродетель, это лучшее нельзя мыслить без чувственности и плотской жизни. Поэтому А.А. наряду с душевными благами (или добродетелями: умом, памятью, понятливостью и др. не зависящими от свободной воли человека; мудростью, воздержностью, мужеством и справедливостью, которые развиваются только при сознательном участии человека) признает и внешние, или телесные, блага (здоровье, красота, друзья, богатство): первых довольно для счастливой жизни, но вместе со вторыми они ведут к жизни счастливейшей.

При всем своем эклектизме А.А. сумел дать принципиально новую ориентацию самого типа философствования: оно теперь немыслимо без оглядки на «древних», на авторитеты, между которыми и с которыми необходимо установить согласие. Эта ориентация постепенно стала главной в платонизме, все более ориентированном на толкование текстов основателя школы.

Luck G. Der Akademiker Antiochus. Berni; Stuttgart, 1953. Metre H.J. Philon von Larissa und Antiochos von Askalon // Lustrum 28-29, 1986-1987.

Lueder A. Die philosophische Personligheit des Antiochos von Askalon Gottingen, 1940; Dillon J. The middle Platonists. London, 1977; Glucker J. Antiochus and the Late Academy. Gottingen, 1978; Barnes J. Antiochus of Ascalon // Philosophia togata. Essays on Philosophy and Roman Society. Oxford, 1989; Gorier W. Antiochos aus Askalon Grundriss der Geschichte der Philosophie. Basel, 1994. Bd 4: Die Hellemstische Philosophie.

Ю.А. Шичалин

АНТИПСИХИАТРИЯ — медицинское и социально-политическое движение, возникшее в 1960-х гг. в Великобритании в результате деятельности группы психиатров, развернувших критику психиатрической теории и практики клинической психиатрии. Термин был предложен Д. Купером; идеи А. нашли наибольшее развитие в трудах Р.Д. Лэйнга. Начиная с Международного конгресса по диалектике освобождения (1971) А. превратилась в «контркультурное» политическое движение, примыкающее к «новым левым». Наряду с политическими лозунгами («борьба с империализмом», «перманентная революция», «дезинтеграция буржуазной культуры») А. выдвинула требования «революции в психиатрии» и «революции безумия». В США близкие А. идеи выдвигались в 1950—1960-е гг. Т. Шашем, во Франции — М. Фуко. Исследования «шизофрено-генных семей», ситуаций «двойной связи», проводившиеся в амер. «социальной психиатрии» (Г. Бейтсон и др.), социологические работы Э. Гоффмана, идеи фрейдо-марксизма (Г. Маркузе, Э. Фромм) оказали прямое влияние на британскую А. Основными источниками для теоретиков А. были феноменологическая психиатрия, «экзистенциальный анализ» Л. Бинсван-гера и «экзистенциальный психоанализ» Ж.П. Сартра. Согласно Лэйнгу, теоретические конструкции естественных наук, бихевиоризма и опирающейся на них психиатрии ничего не говорят нам о личности пациента, дают искаженное представление о его внутреннем мире. Единственной возможной формой постижения личностного «бытия-в-мире» является, по Лэйнгу, экзистенциальная феноменология; герменевтическое «постижение», эмпатия противопоставляются им «психиатрическому жаргону». «Безумие» признается той характеристикой межличностных отношений, которая находится в зависимости от понятности или непонятности суждений и действий др. человека. Гипотетические конструкции психологии и психиатрии могут быть применены только после соответствующей оценки индивида. Мир психотика является, согласно А., столь же осмысленным, как и мир психиатра, феноменологическое описание и экзистенциальный анализ выявляют особенности конституирования мира «онтологически небезопасными личностями», шизоидами. Результаты исследования «шизофрено-генных семей» в дальнейшем были перенесены на широкие социальные группы. Согласно А., при выходе индивида за пределы групповой «системы фантазии» на него навешивается ярлык «психотик». Т.о., психиатрия оказывается той социальной инстанцией, которая берет на себя карательные функции. Вместо карательных ин-тов (клиник), согласно А., должны существовать терапевтические общины, где люди, познавшие подлинное бытие и совершившие «путешествие по внутреннему пространству», могли бы помочь начинающим «психотикам». На практику психиатрии влияние А. было незначительным, она не была принята медицинским сообществом. Значительным было воздействие идей А. на ряд гуманитарных наук, на общественное мнение, поскольку представители А. поднимали важные вопросы легитимации власти врача над пациентом, связи психиатрии с различными социальными ин-тами, с технической цивилизацией в целом.

АНТИТЕЗИС (греч. antithesis — противоположение) — положение, суждение, противопоставляемое тезису. У И. Канта А. есть негативный член антиномии разума. У Г.В.Ф. Гегеля А. — вторая фаза диалектического процесса, отрицающая первую его фазу (тезис) и подготавливающая возникновение третьей фазы развития (синтеза), показывающей лишь частичную истинность как тезиса, так и А. и преодолевающей их оба. В логике А. — отрицание тезиса, используемое в косвенном доказательстве: установление ложности А. позволяет на основе закона исключенного третьего заключить, что выдвинутый тезис является истинным.

АНТИУТОПИЯ — в художественной литературе и в общественной мысли такие представления о будущем, которые в противоположность утопии отрицают возможность построения совершенного общества и предрекают, что любые попытки воплотить в жизнь такое общество неизбежно ведут к катастрофическим последствиям. Искаженная, перевернутая утопия иногда называется также «дистопией»; этот термин может обозначать и представление, что какое-то имеющееся, весьма несовершенное общество и является как раз осуществлением самых высоких социальных мечтаний.

Антиутопические настроения сквозят уже в сатирических произведениях Дж. Свифта, Вольтера, С. Батлера, М.Е. Салтыкова-Щедрина, Г.К. Честертона и др. Однако цельные А. появляются только в нач. 20 в., когда на историческую арену выходят коммунизм и национал-социализм, возникают тоталитарные режимы, становится реальной угроза новой мировой войны. Популяризации жанра А. в дальнейшем способствовало и обострение глобальных проблем. Типичными А. являются романы Е. Замятина «Мы», О. Хаксли «Этот прекрасный новый мир» и «Обезьяна и сущность», Дж. Оруэлла «Ферма зверей» и «1984», А. Кёстлера «Мрак в полдень», Л. Мэмфорда «Миф о машине», Р. Хейлбронера «Исследование видов человечества на будущее», М. Янга «Возвышение мерито-кратии», У. Голдинга «Повелитель мух» и др. К А. примыкают романы-предупреждения Дж. Лондона, К. Чапека, А. Франса, Р. Брэдбери, А. Азимова и др., описывающие опасности, подстерегающие общество в будущем.

АНТИФОН (Antifon) (5 в. до н.э.) — др.-греч. философ-софист. Занимался астрономией, метеорологией. В области математики А. пытался решить задачу на квадратуру круга, однако допустил столько ошибок, что в древности сложилась поговорка — «ошибка А.». Сочинения А. — «Истина», «О согласии» — не сохранились. Для А. веления природы и требования закона антагонистичны. Источник всех бед в том, что законы заставляют людей поступать вопреки своей природе: «многие [предписания, признаваемые] справедливыми по закону, враждебны природе [человека]», поэтому «человек будет извлекать для себя наибольше пользы, если он в присутствии свидетелей станет соблюдать законы, высоко чтя их, оставаясь же наедине, без свидетелей, [будет следовать] законам природы. Ибо предписания законов произвольны (искусственны), [веления же] природы необходимы». Предписания законов — результат соглашения людей, а не возникшие сами собой порождения природы, веления же природы — самовозникшие врожденные начала, а не продукт соглашения людей между собой. А. — родоначальник договорной теории происхождения гос-ва. Рабство — общественное установление, противоречащее природе: «По природе мы во всех отношениях равны, притом [одинаково] и варвары, и эллины, ведь всех людей нужды от природы одинаковы, мы все [одинаково] дышим воздухом через рот и едим мы все [одинаково] при помощи рук».

Фрагменты: Маковельский А.О. Софисты. Баку, 194). Ч. 2; Diets H., Kranz W. (Hrsg.). Die Fragmente der Vorsokratiker. Berlin, 1952. Bd 2.

АНТИЦИПАЦИЯ (от лат. ante — прежде, capere — схватывать) — предвидение или предвосхищение будущих событий, являющееся непосредственным и не представляющее собой вывода из др. знания. А. отличается как от ожидания, опирающегося на вероятностное умозаключение от прошлого к будущему, так и от предсказания, являющегося дедуктивным объяснением будущих явлений на основе известных общих принципов.

У стоиков и эпикурейцев А. — это врожденные идеи. У Лукреция, в схоластике, у Ф. Бэкона, Г.В. Лейбница и др. термин «А.» означает предположение (гипотезу), не имеющее подтверждения. В психологию понятие «А.» введено В. Вундтом и обычно означает либо ожидание организмом определенного положения вещей, либо предвосхищение результатов действия до его осуществления.

АНТИЧНАЯ (ДРЕВНЯЯ) ЗАПАДНАЯ ФИЛОСОФИЯ — средиземноморская проевропейская греко-латиноязычная философия рабовладельческих обществ Др. Греции, Египта македонской династии Птолемеев, Римской республики и поглотившей вышеназванные регионы Римской империи. А.з.ф. творилась на протяжении двенадцати веков — с 6 в. до н.э. по 6 в. н.э.

Ей предшествовала двуликая про/пред/философия, чье начало уходит в глубину веков с ее двумя противоречивыми сторонами. Это 1) художественно-мифико-религиозный мировоззренческий комплекс (ХМРМК) — плод в основном мировоззренческого воображения, результат «великой метафоры» — переноса на природу внешних свойств человека и родового общества (антропосоциоморфизм), благодаря чему образуется сверхприродный мир мифов, и 2) реальное жизнеобеспечивающее знание — плод практического рассудка, интеллекта, логоса как «разумного слова» в отличие от мифообразующего «мифоса».

Органически же А.з.ф. непосредственно предшествовала «профилософия». Профилософия — результат возрастающего воздействия на ХМРМК второй части профилософии, выразившейся у Гомера в реалистическом описании антропосных (люди — люди), мифико-антропосных (боги — люди) и даже мифических (боги — боги) ситуаций, в «земных» реальных знаниях, в описании производственного процесса, в культе разумности; у Гесиода — в описании годичного цикла земледельческих работ («Труды и дни»), в практической мудрости («меру во всем соблюдай и дела свои вовремя делай!»), получившей развитие у «семи мудрецов».

В результате этого воздействия в ХМРМК зарождаются такие элементы философии, как: в гомеровском э посе —демифизация генетического первоначала: Океан — не только в паре с Тефидой «предок богов», но и пресноводная река, от которой «все происходит»; идея абстрактной судьбы-мойры, подчиняющей себе самих богов, богоборчество; у Гесиода — педантичная, хотя все еще генеалогическая систематизация богов и как следствие — увядание мифического образа, демифизация первоначала (Хаос как космическое зияние) и второй ступени теогонии («широкогрудая Гея» — земля, «сумрачный Тартар» — подземелье, «прекраснейший Эрос» — вселенская любовь, «черная Нюкта» — ночь, «угрюмый Эреб» — мрак — все они на этой ступени — почти уже абстрактные стихии), подход к идее субстанции (хаcма — «великая бездна», где «залегают один за другим концы и начала страшные, мрачные. Даже и боги перед ними трепещут»); в орфизме — демифологизация первоначала (Ночь, Вода, Время и др.) и некоторых ступеней теогонии; у Ферекида — вечность первоначал: «Зас (Зевс) и Хронос (время) были всегда, а вместе с ними Хто-ния» (земля).

Генезис А.з.ф. следует понимать не как ошибочное «от мифа к логосу», а как истинное «от мифа к философеме благодаря логосу».

Для А.з.ф. характерны: антимифическая направленность, достигающая уровня мифологии как разумного слова о мифике; рационализм, опирающийся на не имеющую себе равных в Др. мире логику Аристотеля; связь с науками; распадение этой философии в ее, правда, развитых формах на филос. материализм (Левкипп, Демокрит, Эпикур, Лукреций, перипатетик Страбон и др.) и филос. идеализм (Платон, Аристотель, неоплатоники Плотин, Ямвлих, Прокл и др.).

Однако антимифическая направленность этой философии ослаблена ее собственной мирской теологией даже у материалистов (Эпикур и Лукреций допускали существование богов); ее рационализм страдает умозрительностью при недоразвитости эмпиризма при отсутствии эмпирического эксперимента; связь с науками со временем ослабевает, отчего и происходит угасание философии, что приводит философию в состояние демифизации; материализм ограничивается кругом природных явлений.

За немногими исключениями (софист Антифонт: «По природе мы во всех отношениях равны, притом [одинаково] и варвары, и эллины», софист Алкидам: «Бог создал всех свободными, природа никого не сделала рабом») греко-римские философы принимают рабство и рабовладение как естественное явление (Демокрит: «Рабами пользуйся как частями тела: каждым по своему назначению»).

А.з.ф., как и все древнезападное рабовладельческое общество, отличается такой замечательной чертой, как завершенность. Она подобна организму с его естественным жизненным циклом: рождение, рост, расцвет, упадок и увядание. Аналогично история А.з.ф. распадается на четыре периода с довольно четкой границей между вторым и третьим периодами и размытыми границами между первым и вторым, третьим и четвертым.

Впервый период — в период рождения (6 в. до н.э.) первичная философия (протофилософия, ее отличие от просфилософии в том, что в просфилософии в общем мифическом контексте содержатся элементы философии, в протофилософии в общем филос. контексте — рудименты мифики) сочетала в себе общую антимифическую направленность с вышеназванными рудиментами мифики.

Антимифическая направленность особенно явна у Гераклита: «Гомер заслуживает изгнания и наказания розгами», «многоучитель» Гесиод не понял, что день и ночь суть одно, «...что у них [у людей] за ум и что за разум! Они верят народным певцам...» и у Ксенофана: «Все, что есть у людей бесчестного и позорного, приписали богам Гомер и Гесиод: воровство, прелюбодеяние и взаимный обман».

Существует проблема начала А.з.ф. С легкой руки Аристотеля А.з.ф. принято начинать с Фалеса, тогда как Диоген Лаэртский начинает историю философии с Мусея и Лина, которых обычно относят к «предфилософской традиции». «Мусей, сын Евмолпа, первый, по преданию, учил о происхождении богов и первый построил шар; он учил, что все на свете рождается из Единого и возвращается в Единое». «Лин, по преданию, был сыном Гермеса и музы Урании; он учил о происхождении мира, о путях солнца и луны, о рождении животных и растений. Поэма его начиналась так: «Было время, когда все в мире явилося вместе...»... Вот таким образом началась у эллинов философия, само имя которой чуждо варварской речи».

К периоду зарождения принадлежат учения ионийцев: милетские философы Фалес, Анаксимандр, Анаксимен и гордый одиночка Гераклит, италийцев («Великая Греция»): Пифагора и ранних пифагорейцев, Ксенофана, Эмпедокла. Происходит зарождение филос. терминологии. Первоначало всего сущего понимается уже не только как генетическое начало во времени (Океан у Гомера, Хаос у Гесиода), но и как вневременное основание всего сущего (хюпокейменон в Греции, позднее субстанция в Риме). Это вода у Фалеса, апейрон у Анаксимандра, воздух у Анаксимена, огонь у Гераклита, земля у Ксенофана, апейрон и перас у пифагорейцев; однако Фалесова вода разумна, из Анаксименова воздуха рождаются души и боги, Гераклитов огонь подчинен вселенскому разумному слову-логосу, Ксенофанова земля управляется вселенским разумом-богом.

Формирование А.з.ф. заканчивается у ученика Ксенофана Парменида, отвергнувшего как мнимую физическую чувственную картину мира и поднявшегося до абстрактных понятий: «бытие», «небытие», «мышление». Существует только бытие, но бытие есть бытие лишь в той мере, в какой оно мыслимо, небытие немыслимо, а следовательно, не существует.

Второй период — период расцвета и зрелости А.з.ф. (5—4 вв. до н.э.) начинается с перемещения центра филос. мысли в Афины: иониец Анаксагор, афиняне Сократ и Платон, стагирит Аристотель. На Афины ориентировались и софисты (Протагор был там даже приговорен к смерти, но в отличие от Сократа спасся). Софисты поставили в центр филос. мысли человека (Протагор: «Человек — мера всех вещей»). Софисты разделили естественное и общественное. Часто то, что запрещено обществом, противоречит естественной природе человека, отчего люди становятся несчастными. Но, в отличие от природы, людей можно обмануть. Поэтому надо следовать природе тайком (Антифонт).

Особняком стоит Демокрит: «Я прибыл в Афины, но никто меня здесь не узнал».

Почти все философы этого периода приняли основополагающий тезис Парменида о том, что только бытие существует, а в динамике — формулу его последователя ионийца Мелисса: «Из ничего никогда не может возникнуть нечто» (в более поздней лат. формулировке: «ex nihilo nihil fit» («из ничего не бывает ничего»), но тем не менее допускали небытие в относительном смысле, в противном случае были бы немыслимы ни множество, ни движение (на что смело пошли и Парменид, и его ученик Зенон с его апориями (немыслимостями) движения и множества), ни даже заблуждение, о чем говорил Платон. У Левкиппа и Демокрита небытие — физическая пустота, у Платона — порождающие из себя путем геометрического структурирования стихии (земля, вода, воздух и огонь), «хора» — пространство («Тимей») или «иное» («Софист»). У Аристотеля небытие — «стерезис» — лишенность и «дюнамис» — возможность. Платон противопоставил физическим атомам Демокрита (которого он ни разу не называет по имени) свое учение о духовных атомах-идеях как вечных и неизменных потусторонних эталонах и образцах для множеств существенно сходных вещей и явлений в реальном (для Платона нереальном) чувственном мире. Аристотель, отказавшись от платоновского термина «идея» и заменив ее на «морфэ» (при сохранении платоновского «эйдоса»), свел формы лишь к формам автономно существующих благодаря вечной материальной причине видов вещей (у Платона это «минимально общее»). Род существует через виды.

И Платон, и Аристотель создали собственную мирскую теологию: у Платона бог — демиург («демиургос» — ремесленник), труженик, он создатель и младших богов, и космической души, и космоса («Тимей»), и душ (с помощью младших богов) всех живых существ. Бог Аристотеля — эгоистически замкнутое на себе само-себя-мыслящее мышление. Тем не менее бог Аристотеля — перводвигатель.

Философия отличается, по Аристотелю, от наук тем, что если науки ищут причины и исследуют части бытия, то философия ищет первопричины и исследует бытие как таковое; все науки более необходимы, чем философия, но лучше нет ни одной. Для Аристотеля характерен крайний телеологизм: из четырех первопричин (материальной, формальной, движущей и целевой) главная — целевая. Высшая цель всего сущего — свое благо.

Аристотель подверг критике грандиозный коммунистический проект Платона («Государство»): «прекрасный город» без собственности, семьи и под управлением философов, заметив, что «одна мысль о собственности доставляет несказанное удовольствие» и что «общее дело все сваливают друг на друг» («Политика»).