« ЮЖНЫЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ЦЕНТР СИСТЕМНЫХ РЕГИОНАЛЬНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ И ПРОГНОЗИРОВАНИЯ ИППК ЮФУ и ИСПИ РАН ...»

Несмотря на наносимые им удары, как следует из анализа западных СМИ, террористы умело приспосабливаются к быстро меняющимся условиям. В этой связи спецслужбам западных стран все труднее становится расследовать дела на отдельных лиц, не имеющих четко выраженной связи с организованным трансграничным терроризмом. Это похоже на пресловутый «поиск иголки в стоге сена», хотя в данном случае хотя бы известно, где находится сам стог. Размеры угрозы многократно возрастают при необходимости отыскать несколько таких «иголок». Например, в Израиле, располагающем эффективно действующими специальными службами, также испытывают трудности при организации борьбы с терроризмом, но там сфера этой борьбы ограничена сравнительно небольшой территорией. В случае же, когда такой ареной выступает весь мир, трудности в нейтрализации угрозы возрастают многократно.

Те, кто критикует американские спецслужбы за провал 11 сентября 2001 года, обычно исходят из той посылки, что правительство США обязано было сделать возможным проникновение в террористическую организацию, планировавшую осуществить разрушительные операции, или же, по крайней мере, быть способным проанализировать ситуацию и предсказать возможный ход событий. Однако следует подчеркнуть, что такого рода критика не учитывает природу угрозы. Угонщики самолетов, действовавшие 11 сентября, не были организацией. Более того, они не ассоциировали себя с «Аль-Каидой», которая выступала в качестве спонсора. В этом заключается суть инцидента: наибольшую угрозу представляет не «Аль-Каида» или другая радикальная исламистская группировка, а индивидуум, ведущий нормальный образ жизни где-то, в какой-то пуштунском кале или чеченском ауле и в силу определенных жизненных обстоятельств решивший стать террористом, той самой «иголкой в стоге сена». Это «временный» террорист, который может быть использован только один раз, а потому спецслужбы оказываются зачастую не в состоянии получить в отношении него упреждающую информацию. Перехватить механизм приведения в действие такого террориста-смертника «разового использования» чрезвычайно сложно, если вообще возможно.

Чтобы противодействовать террористической угрозе, необходимо знать планы террористов, разрушать ячейки их сетей, ловить террористов на улицах, «мочить в сортире», атаковывать их опорные базы, лишать социальной поддержки со стороны местного населения, пресекать каналы финансовой подпитки, эффективно противодействовать идеологическим доктринам экстремистов. Разумеется, все это можно осуществлять только при наличии систематически поступающей конфиденциальной информации, что предопределяет необходимость неуклонного укрепления национальных спецслужб.

Предотвращение террористической акции со стороны не объединенных в иерархически одну организацию лиц, возможно, является самым серьезным вызовом нашего времени для государств и их соответствующих институтов и организаций. Борьба с сетевыми террористическими образованиями требует новых, нетрадиционных подходов, только тогда она может стать успешной. Сегодня терроризм, сохраняя традиционные элементы, одновременно является в высшей степени нетрадиционным. В этом и заключается главная проблема транснационального глобального джихада. Смесь партизанской войны, диверсионной активности и терроризма, например, в Афганистане и Ираке, оказалась катастрофически гремучей, что являет собой образчик асимметричной войны XXI века.

Что касается такфиритов-джихадистов, то о противодействии их деятельности нельзя говорить в отрыве от методики и практики борьбы с международным глобальным джихадом. Их движения, организации, группы, ячейки составляют внушительный сегмент сети международного терроризма.

Бывший директор ЦРУ Дж. Вулси, выступая в Конгрессе, подчеркнул: «Аналогом нынешнего политического влияния ваххабизма можно считать крайне раздраженную форму германского национализма в период после окончания первой мировой войны. Нацизм вырос на почве разгневанного немецкого крайнего национализма. Сегодня ваххабитский исламский экстремизм представляет собой почву, на которой произрастает «Аль-Каида» и родственные ей террористические организации»^[39]. При этом на Западе большое внимание уделяется конструированию идеологических доктрин радикальных исламистов, рассчитанных на маргинальную среду – угнетенных и обездоленных. Эти доктрины нацелены на свержение угнетательских («дьявольских») режимов в тех странах, где действуют последователи указанных учений, и на борьбу с мировым империализмом (глобальным миром неверия – куфра во главе с США). Западные специалисты считают, что новый исламский интернационал – с учетом его идеологических, политических, организационных, военных и финансовых возможностей – обладает большей взрывной силой, нежели другие идеологические движения (коммунизм и фашизм) на заре их деятельности.

Стратегия борьбы с терроризмом, намеченная американской администрацией, включает в себя широкий комплекс мер, в том числе: использование военной силы, если в этом возникает необходимость; введение в одностороннем порядке экономических санкций в отношении стран-спонсоров терроризма; наказание американских граждан, оказывающих финансовую, идеологическую или материальную поддержку любой из иностранных террористических организаций, включенных в список Госдепартамента (Foreign Terrorist Organization List (FTO))^[40] ; использование многосторонних санкций, осуществляемых совместно с союзными государствами и ООН; сотрудничество со спецслужбами и антитеррористическими центрами дружественных государств; выборочные подходы к странам-спонсорам терроризма и судебные процедуры^[41]. Из этой стратегии вытекает, что в борьбе с терроризмом должен быть задействован целый комплекс политических, дипломатических, финансовых, военных, разведывательных и социальных структур.

Особое внимание американцы уделяют осуществлению мер по дискредитации радикалов и по поддержке умеренных сил. В США считают, что они должны побуждать местные правительства не только оказывать силовое давление на радикальных исламистов, но и заниматься поиском альтернатив.

Одновременно Государственному департаменту и финансируемым США НПО вменено в обязанность побуждать СМИ, в том числе радио «Свобода» и «Голос Америки», к увеличению продолжительности вещания на восточных языках, особенно на постсоветские государства СНГ, развивать контакты в области образования, направлять лекторов, производить обмены между местными религиозными деятелями и умеренными мусульманскими лидерами на Западе. При этом USAID, финансирующее визиты в США мусульманских духовных деятелей для ознакомления их с функциями ислама в демократическом обществе, всячески препятствуют их контактам с базирующимися в США «ваххабитами», которые злоупотребляют предоставленными им демократическими свободами. Поэтому визитеры из Центральной Азии, Ближнего и Среднего Востока, как правило, непосредственно общаются только с представителями традиционных умеренных школ ислама, суфийских орденов – тарикатистами и значительно реже – с умеренными реформистами-джихадистами.

США также добиваются от светских режимов мусульманского пояса прекращения преследований в отношении новых евангелистских христианских верований, буддистов и зороастрийцев. Способствуют развитию независимых СМИ, ориентирующиеся на молодежь, женщин, бизнес-сообщество, на этнические и религиозные меньшинства, чтобы демонстрировать угрозу, исходящую для указанных категорий со стороны радикальных суннитских групп.

Американцы последовательно добиваются полного запрещения или затруднения деятельности салафитско-ваххабитских организаций и других исламистских радикальных школ, проповедующих джихад против Америки и в целом Запада. Обеспечивают поддержку местных СМИ, публикующих негативные материалы и сообщения о вопиющих фактах применения законов шариата, таких, например, как ампутация конечностей за незначительные проступки или употребление спиртного, в Чечне, Афганистане под властью талибов, Саудовской Аравии и других местах. Показывают последствия гражданских войн джихадистского типа, таких, как в Алжире, где погибло до 200 тысяч человек. Одновременно обеспечивают поддержку тем местным СМИ, которые положительно отражают картину жизни на Западе.

В целом, американцы, говоря о перспективах борьбы с глобальным джихадом, как бы возвращаются к своей доктрине «вьетнамизации» войны в Южном Вьетнаме, где, как они надеялись, южные вьетнамцы нанесут поражение северянам. На этот раз речь идет не об использовании бомб, пушек и напалма, а об идеологическом сражении, в котором против транснациональных исламистских сетей будут выступать десятки стран, отстаивающих свое суверенное право быть самостоятельными государствами, а не придатками «всемирного халифата». Поэтому все чаще звучат не только призывы, но и осуществляются конкретные мероприятия по развертыванию идеологической битвы внутри самого ислама. При этом упор делается на то, что исламистский террор должен быть в значительной мере разбит внутри ислама самими мусульманами, а суть такого рода высказываний и предложений сводится к тому, чтобы победить исламистских радикалов при помощи умеренных сил^[42].

Американскими исследователями отмечается, что политико-идеологические установки ваххабизма распространяются по суннитскому исламскому поясу с неуклонно увеличивающейся скоростью В последние годы они вдохнули новую жизнь в «Братьев-мусульман» во многих арабских странах и кооптировали в свой состав деобандийское движение в Южной Азии (Пакистан и север Индии). Ликвидация базы «Аль-Каиды» в Афганистане явилась крупным шагом вперед. Однако борьба с фундаменталистским насилием может продолжаться еще очень долго, если не развернуть идеологическую битву внутри самого ислама, что должно сузить базу вербовки новых членов для исламистских движений, с остатками которых потом можно будет справиться посредством вооруженного сдерживания, профессиональной работы разведки и технологических систем обеспечения безопасности^[43].

В развернувшейся теологической битве в первых рядах уже задействуется религиозный истеблишмент Саудовской Аравии, а также ведущие исламские центры типа университета Аль-Азхар в Египте. Слабым звеном салафитско-ваххабитской доктрины является ее враждебность, прежде всего, в отношении других направлений, течений, ветвей и толков ислама (шииты, суфийские ордены и т.д.), что автоматически множит число ее противников. Уже фиксировались призывы со стороны воинственно настроенных шиитских аятолл убивать ваххабитов. Этот антагонизм создает широкое поле деятельности, направленной на идеологическое разоружение исламистов.

Однако ход событий показывает и другое – игнорирование в ряде случаев религиозно-идеологических барьеров в структурах международного терроризма. В качестве примера израильтяне называют сотрудничество между «Хизбаллой» и ХАМАС в Южном Ливане, взаимодействие иранцев с «Аль-Каидой» и т.д. Указанные группы, разумеется, имеют собственные геополитические интересы, но есть, как минимум, один общий фактор, сближающий их. Это – антипатия к Соединенным Штатам, Израилю и их союзникам.

Тем не менее, до тех пор, пока генеральная линия суннитских радикальных исламистов остается в ее нынешнем виде, генерируемая на Западе идея «бороться с исламистами с помощью самих мусульман» представляется перспективной.

В пользу использования этой тактики высказывается немало российских политиков, ученых и особенно служителей мусульманского культа, не понаслышке знакомых с этой проблемой^[44]. Обращает внимание совпадение этой точки зрения с уже изложенными подходами западных политиков и аналитиков, испытывающих глубокую озабоченность в связи с «триумфальным шествием» по миру исламистских движений и активным проникновением радикальных ваххабитов и джихадистов на территорию Европы и Америки, а также Юго-Восточную и Центральную Азию.

Безусловно, дальнейшее усиление влияния «исламского фактора», особенно на Северном Кавказе и в Центральной Азии, непосредственно затрагивает интересы Российской Федерации. В этой связи создание «санитарного кордона» на пути экспансии на постсоветское пространство религиозно-политического экстремизма, воплощающейся в идеологии радикальных ваххабитов и деобандийцев, объективно было бы выгодно России, но не за счет ущемления ее национальных интересов. Следует иметь в виду, что все шаги США в этой области направляются не только на противодействие радикальному исламизму с ярко выраженной антиамериканской доктриной. Одновременно Вашингтон направляет усилия на ограничение влияния России в этой зоне и содействует приходу к власти в центрально-азиатских государствах светской оппозиции проамериканской ориентации. Что касается политических, экономических и геостратегических интересов России, то им в наибольшей степени соответствовали бы укрепление в странах СНГ дружественных ей режимов и поражение исламистов.

Что касается Северного Кавказа, то здесь цели России и США и вовсе не совпадают: американцы заинтересованы в сохранении в данном регионе очага нестабильности и ослаблении позиций Москвы, в то время как российские власти стремятся стабилизировать ситуацию и не допустить дальнейшего распространения там идеологии радикального исламизма.

3.3. Международное сотрудничество в борьбе

с финансированием терроризма

Одним из ключевых направлений борьбы с международным терроризмом является выявление и пресечение каналов его финансирования^[45]. Так, в докладе России о выполнении резолюции 1313 СБ ООН «О борьбе с международным терроризмом» говорится: «Финансирование терроризма – самое его уязвимое место. Надежно перекрыть каналы его финансовой подпитки – значит нанести сокрушительный удар по всей инфраструктуре терроризма»^[46].

Самой опасной тенденцией является то, что объемы финансирования террористов неуклонно возрастают. И чем больше усилий прилагают государственные органы в борьбе с терроризмом, тем более значительная финансовая помощь поступает террористам со стороны т.н. «террористического интернационала», мафиозных сообществ, экстремистских исламистских организаций и созданных ими всевозможных «благотворительных фондов» и других финансовых структур.

Говоря о финансировании терроризма, нельзя обойти вниманием и то, что в ряде стран, в том числе и у ближайших союзников США по Коалиции, таких, например, как Великобритания, до недавнего времени шел неприкрытый сбор финансов для нужд террористических организаций, осуществлялась вербовка наемников в их боевые группы. Лондон и по сей день считается центром, где встречаются, устанавливают контакты, открывают фонды солидарности и банки исламисты и прочие экстремисты со всех концов света. Лондонское Сити давно установило режим набольшего благоприятствования для привлечения в страну потоков капитала^[47]. В Лондоне нашли приют и некоторые лидеры северокавказских террористов, А. Закаев в частности.

Именно поэтому разрушение механизмов финансирования террористов, выявление их экономических источников и планируемых операций признано одной из важнейших сфер взаимодействия союзнических специализированных органов финансового контроля и спецслужб. При этом изначально предполагалось ведение скоординированными усилиями активного поиска банковских счетов и иных активов, накопленных международными структурами, и их конфискация.

Страны «большой семерки» (G7) в свое время усилили свой орган – Группу финансовых действий против «отмывания денег» - ФАТФ (Financial Action Task Force on Money Laundering - FATF), включив отдельным разделом в сферу его деятельности борьбу с использованием «грязных денег» для террористических целей. С учетом новых задач, поставленных G7 перед FATF, были выработаны специальные рекомендации по борьбе с финансированием терроризма, методическое руководство для банков и других финансовых институтов по выявлению счетов террористов. Эти задачи получили свое отражение в основном документе FATF, своде универсальных организационно-правовых мер, известных как «40+9 Рекомендаций ФАТФ».

Впервые ФАТФ представила свои Рекомендации по борьбе с отмыванием денег в феврале 1990 года. Данный перечень содержит 40 пунктов и предлагает конкретные меры по совершенствованию законодательства и финансовой системы государств-участников в целях повышения эффективности противодействия легализации преступных доходов, а также укреплению взаимного сотрудничества в этой сфере.

В июне 1996 года ФАТФ пересмотрела данные Рекомендации в связи со стремительно меняющимися международными тенденциями в области «отмывания» денег. Существенной причиной для этих изменений также послужил значительный прогресс в технологиях финансовых услуг.

В связи с трагическими событиями, произошедшими в Нью-Йорке в сентябре 2001 года, на внеочередном пленарном заседании ФАТФ, которое прошло 29-30 октября 2001 года в Вашингтоне, были приняты 8 специальных рекомендаций по борьбе с финансированием терроризма.

В июне 2003 года 40 Рекомендаций ФАТФ претерпели очередную редакцию с учетом накопленного международного опыта в области борьбы с легализацией преступных доходов.

9-я специальная Рекомендация, касающаяся контроля над перемещением наличных денежных средств физическими лицами, была принята в октябре 2004 года.

Стоит отметить, что основными задачами Рекомендаций ФАТФ является унификация и дополнение организационных принципов и правовых норм, касающихся борьбы с отмыванием денег и финансированием терроризма, при этом исключается дублирование и подмена иных международных актов в этой сфере. Ввиду особенностей правовой системы отдельных стран допускается определенная гибкость в реализации 40+9 Рекомендаций.

Согласно Резолюции СБ ООН № 1617 (2005), 40+9 Рекомендаций ФАТФ приняты в качестве обязательных международных стандартов среди государств-членов ООН.

Решающим в борьбе с нелегальным прохождением денег через финансовую систему является способность финансовых учреждений идентифицировать занимающихся незаконной деятельностью клиентов и фиксировать их финансовые операции в документах, на основании которых правоохранительные органы смогут осуществлять свои расследования. Поэтому финансовые органы не должны допускать открытия анонимных счетов. Они обязаны требовать от клиентов идентифицирующие их документы не только при открытии счета, но и при совершении ими регулярных или разовых операций. Особое внимание обращается на денежные переводы из оффшорных юрисдикций и т.н. «проблемных стран», а также на те фирмы, которые не занимаются производством или торговлей в стране, где расположена их зарегистрированная контора. Финансовые учреждения обязуются, как минимум в течение пяти лет, сохранять всю документацию по операциям как внутригосударственного, так и международного характера, чтобы иметь возможность быстро реагировать на запросы компетентных органов.

Международные организации, в основном реагируя на усилия США, предприняли ряд мер, требующих от правоохранительных/контролирующих органов сокращения перемещения террористических финансов. К ним, в частности, относятся резолюция СБ ООН 1373, восемь специальных рекомендаций по террористическому финансированию группы FATF, а также значительные инициативы государств «восьмерки» (G8) и Европейского Союза. Все они дали возможность понять, что государства должны предпринять более масштабные действия, препятствующие прохождению террористических средств через финансовые институты.

Эти международные усилия были поддержаны индивидуальными законодательными актами, принятыми многочисленными юрисдикциями, включая такие глобальные центры, как Великобритания, США, а также государства Ближнего и Среднего Востока и Юго-Восточной Азии, которые ранее отличались минимальным контролем за своими финансовыми секторами. Были приняты резолюции в попытке помешать прохождению средств для террористических групп в Северной и Южной Америке, Азии и в Западной Европе.

Так, например, члены Европейского Союза (членами ЕС являются 27 европейских государств) несколько лет назад единогласно проголосовали за принятие новой директивы по ужесточению борьбы с «отмыванием грязных денег» на региональном уровне. Исследователи уверены, что с принятием в рамках ЕС новых нормативных документов в прошлое ушло понятие «банковской тайны», а специалисты и полицейские органы европейских стран получили возможность обмениваться информацией о подозрительных банковских счетах, а также контролировать крупные и все сомнительные сделки.

Новейшая компьютерная техника, современные программные продукты и «искусственный интеллект» позволили ведущим западным службам финансового контроля разработать типовые схемы отмывания денег и финансирования терроризма, а также моделировать подозрительные случаи и прогнозировать поведение попавших в поле зрения лиц с целью организации более эффективного наблюдения за их деятельностью.

Тем не менее, отслеживание средств террористических групп остается сложной задачей. Расследования замедляются рядом факторов, в том числе значительностью сумм денег, которые ежедневно переправляются через альтернативные переводные системы. Судебные ревизоры постоянно выражают озабоченность относительно использования нерегулируемых систем традиционных для Востока финансовых переводов, особенно основанных на доверии, типа «хавала» или «хунди», в которых практически не остается следов о деньгах, трансформируемых в мировом масштабе. Например, в середине 90-х годов расследование выявило в Торонто (Канада) ряд занимающихся переводами денег фирм, которые пересылали наличные деньги «Тиграм освобождения Тамил-Илама» в Шри-Ланке. Несколько высокопоставленных лидеров «Аль-Каиды», которые планировали атаки 11 сентября, использовали систему «хавала» для пересылки средств ячейкам за пределами Среднего Востока.

Из официальных источников известно, что США прикрыли, как минимум, одну значительную международную сеть неофициальных денежных переводов – hawala, al-Barakaat. Однако ничто не свидетельствует в настоящее время о том, что новые законы, требующие регистрации альтернативных пересылочных фирм в соответствии с вошедшими в силу законами в США, Гонконге и т.д., заставили такие фирмы подчиниться регулированию, обеспечить прозрачность или ликвидироваться. Хотя большое число стран ввело новые законы и установило новые принципы регулирования с тем, чтобы не попасть в список «названных и опозоренных», лицензированные институты в слабо регулируемых юрисдикциях все еще обладают практически неограниченным доступом к финансовым организациям и рынкам Нью-Йорка, Лондона и Токио. Дальнейший прогресс в защите от международного террористического финансирования вряд ли вероятен без международного требования идентификации и верификации клиентов без знания и способности отслеживать средства в юрисдикциях.

Отсюда следует, что совершенствование работы финансовых разведок и обмена информацией на межгосударственном уровне имеют важное значение для идентификации реального или потенциального финансирования терроризма. Поэтому в настоящее время в ряде западных стран, особенно в США, совершенствуются способы интеграции информации, добытой разведывательными органами, и финансовой информации государственного сектора. Эта система позволяет быстрее «замораживать» подозрительные банковские счета на предмет связи с террористической деятельностью.

Мнение специалистов практически однозначно: желательно, чтобы во всех главных финансовых центрах были созданы аналогичные системы. Между тем, в настоящее время информация по «отмыванию денег» остается фрагментарной, а многие юрисдикции испытывают затруднения в обмене информацией с соответствующими органами своих государств, не говоря уже о других странах.

Однако еще более важно то, что до сих пор усилия по унификации законов и регулированию, направленные против «отмывания денег» и финансирования терроризма, не достигли существенного успеха в ключевых районах. Главные финансовые центры в настоящее время ввели лишь аналогичные правила и достаточное правоприменение, обеспечивающее, по крайней мере, базовый уровень предотвращения и выявления правонарушений. Большинство стран в Северной и Южной Америке, Европе имеют законы против «отмывания денег»; методично вводят санкции против не соблюдающих правила финансовых институтов; предъявляют обвинения, осуждают и наказывают занимающихся «отмыванием денег».

Антитеррористическое законодательство и соответствующая ей правоприменительная практика реализуются и в Российской Федерации. В частности, обеспечить противодействие финансированию терроризма и экстремизма призван Федеральный закон № 115 «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма» (2001), Положения Правительства РФ № 27 «Об утверждении Положения о порядке определения перечня организаций и физических лиц, в отношении которых имеются сведения об их участии в экстремистской деятельности, и доведения этого перечня до сведения организаций, осуществляющих операции с денежными средствами или иным имуществом» (2003)^[48]. Эти положения получили дальнейшее развитие в Федеральном законе № 35 «О противодействии терроризму» (2006) и в Концепции противодействия терроризму в Российской Федерации (2009).

В противоположность этому юрисдикции на Ближнем и Среднем Востоке, значительной части Африки, в большей части исламской Юго-Восточной Азии, включая Индонезию и Малайзию, продолжают создавать определенные возможности для размещения террористических фондов, создают постоянный риск для имеющих с ними дело финансовых институтов, а также для каждой потенциальной жертвы терроризма.

Согласно экспертным оценкам, усилия ООН по борьбе с финансированием терроризма также серьезно затрудняются. В конце сентября 2001 года Совет Безопасности ООН принял резолюцию 1373, которая требует от государств - членов ООН принятия мер по борьбе со схемами финансирования международного терроризма. Согласно этой резолюции страны-члены ООН обязаны регулярно представлять доклады о ходе реализации этих задач и о статусе работы по исполнению резолюции СБ ООН 1373, а также давать исчерпывающие ответы на все запросы органов ООН.

Вместе с тем, специалисты отмечают, что целый ряд стран-членов ООН представляет доклады неполными, а ответы на поставленные вопросы в них неадекватны. Например, анализ докладов в ООН властей Объединенных Арабских Эмиратов и их ответов на запросы по резолюции СБ ООН 1373 показывает, что официальные представители власти ряда стран больше озабочены наличием внутренних угроз, чем выявлением финансовых схем помощи международному терроризму. Доклады других стран в соответствии с требованиями резолюции СБ ООН 1373, например Омана, крайне отрывочны, но содержат обещания вести более решительную и бескомпромиссную борьбу с терроризмом, в частности, выправить национальное законодательство и правовые нормы в интересах антитеррористической борьбы в будущем, однако без указания временных рамок.

Международная организация FATF и ООН в своих резолюциях делают упор на пересмотр отдельными странами своего внутреннего законодательства с целью введения в него правовых положений, касающихся затруднения и пресечения финансирования террористов и их организаций через внутренние финансовые институты.

Что касается России, то еще до того, как она стала полноправным членом FATF в июне 2003 года, процесс пресечения финансовых подпиток террористов происходил непросто, особенно, когда дело касалось финансирования экстремистов через «пожертвования» от разного рода зарубежных общественных организаций и частных структур, а также некоторых благотворительных фондов.

Информация передавалась по государственным, политическим, конфиденциальным каналам. Благодаря такой работе, дополненной переговорами на высшем уровне, появились подвижки в понимании возникших противоречий с американскими и другими участниками переговорного процесса, в том числе с рядом арабских государств, например, с Иорданией, Саудовской Аравией, Марокко и др.

В настоящее время, по официальным данным, нет такой страны, с которой бы Россия не взаимодействовала по вопросам борьбы с терроризмом вообще и его финансированием, в частности. Это, прежде всего, сотрудничество в рамках крупнейших международных форумов: Организации Объединенных Наций, Содружества Независимых государств, «восьмерки», «двадцатки», ЕС, НАТО, Совета Европы, ОБСЕ и других. Весьма полезны межрегиональные и особенно двусторонние связи.

Установлены рабочие контакты с Международным валютным фондом (МВФ), Организацией американских государств, Африканским союзом, МАГАТЭ, Управлением ООН по наркотикам и преступности и т.д.

Россия, как отмечалось выше, существенно ужесточила законодательство, направленное на борьбу с «отмыванием грязных денег» и финансированию терроризма. Сегодня контролю подлежит любая операция с денежными средствами или иным имуществом, если сумма, на которую она совершается, равна или превышает 600 тысяч рублей. Согласно закону, разрешено приостанавливать подозрительные финансовые операции. Сначала на два дня, а затем, по результатам проверки со стороны уполномоченных структур, еще на пять^[49].

Россия и впредь намерена работать во взаимодействии с МВФ и Всемирным банком, FATF и структурами, аналогичными FATF, и с другими компетентными международными и региональными структурами с целью содействия принятию, реализации и оценке международных стандартов или рекомендаций по борьбе с злоупотреблениями в финансовой сфере, в том числе в отношении финансирования терроризма, финансовых норм и «отмывания денег».

Разрушение механизмов финансирования террористов, выявление их экономических источников и планируемых операций признано важной сферой взаимодействия союзнических специализированных органов финансового контроля и спецслужб. При этом предполагается ведение скоординированными усилиями активного поиска банковских счетов и иных активов, накопленных международными криминальными структурами, и их конфискация. В настоящее время тем странам, которые не спешат выполнять рекомендации авторитетных международных институтов и организаций делается серьезное предупреждение. Государства антитеррористического союза уже применяют самые жесткие санкции, вплоть до финансовой изоляции, к странам, заподозренным в недостаточной активности в борьбе с «отмыванием денег», и структурам, прямо или косвенно финансирующим международный терроризм.

3.4. Методика оценки динамики террористических угроз

и намерений: международный опыт

Война против международного терроризма может затянуться на долгие годы, а ее успех напрямую зависит от правильной расстановки приоритетов правительст­вами и антитеррористическими силами заинтересованных государств, т.е. макси­мально точного определения угроз со стороны террористов и выявления уязвимых мест в их преступных структурах и практической деятельности. При этом зачастую аналитиками и властями используется интуитивный, а, следовательно, субъектив­ный подход к оценке террористической угрозы, когда ее степень опасности опре­деляется по количеству террористических акций за определенный промежуток времени или же рассматриваются сильные и слабые стороны отдельной террори­стической группы.

Подобная процедура не позволяет реально оценить возможности террори­стической организации, часто не учитывает угроз со стороны групп, которые в рас­сматриваемый период не совершали террористических акций, однако существуют и от преступных намерений не отказались. В этой связи иностранные эксперты по­лагают, что при оценке террористической угрозы необходимо учитывать соотно­шение между намерениями и возможностями террористов.

Для получения наиболее объективных оценок зарубежные специалисты адаптировали методику оборонных исследований к деятельности международного терроризма и разработали аналитическую схему, позволяющую дать более точные прогнозы его угроз для какой-либо конкретной страны (например - N) с учетом мотивации и возможностей тех или иных террористических групп. В приведенной ниже схеме выделяются пять различных уровней угрозы, намерений или мотива­ции преступных групп.

Уровни угроз	Характер угроз террористической группы по отношению к стране N
Нулевой	Группа не имеет намерений против страны N или её союзников
Первый	Риторика против странны N и/или наме­рения дестабилизировать её важных партнеров

15

Второй	Связь с другими группами, стремящи­мися нанести удар по институтам и гра­жданам страны N
Третий	Открытая идеологическая борьба со страной N и/или серьезные нападения на её партнеров в прошлом
Четвертый	Преследование локальных целей, но мишенями становятся отдельные граж­дане или объекты страны N
Пятый	Отчетливая направленность на борьбу со страной N

Нулевой уровень предполагает отсутствие свидетельств негативного отно­шения террористической организации к рассматриваемой стране N, поэтому следу­ет полагать, что для этой страны нет угроз от этой организации.

Первый уровень угрозы - риторика против страны, N и/или намерения дес­табилизировать её важных партнеров - соответствует относительно невысокой степени враждебного настроения террористов относительно этой страны. На дан­ном уровне террористические организации могут, испытывая определенную не­приязнь к стране N, не нападать на её граждан и объекты за рубежом, ограничива­ясь лишь актами против местных (своих национальных) объектов.

Второй уровень - связь с другими террористическими организациями, стре­мящимися нанести удар по объектам и гражданам страны N - соответствует более высокому уровню потенциальной угрозы, которая может при определенных усло­виях перерасти в практические действия.

Третий уровень предполагает явно выраженный идеологический курс против страны N и/или совершение в прошлом серьёзных террористических акций против её важных союзников.

На четвертом уровне объектами террористических акций становятся гражда­не и институты страны N, хотя террористы преследуют при этом сугубо локальные цели: террористы осуществляют акции против иностранцев, чтобы оказать давле­ние на государственные или местные власти своей страны.

На пятом уровне террористические группы четко ориентированы на нанесе­ние серьёзных ударов по объектам страны N.

Перечисленные выше критерии позволяют определить, какая из террористи­ческих организаций, обладающих боевыми, финансовыми и другими возможно­стями для совершения терактов, представляет наибольшую угрозу стране N, а так­же разработать наиболее результативную тактику противодействия её активности.

Способности совершения террористическими организациями успешных ак­ций и масштабы этих акций также условно можно подразделить на пять уровней:

1. способность убийства или ранения 50 человек за одно нападение;
2. способность намеренного нанесения удара по неохраняемым иностранным гражданам;
3. способность убийства или причинения ранений 150 и более человек за одно нападение;
4. способность нападения на охраняемые цели;
5. способность к осуществлению множества скоординированных нападений.

Большинство террористических нападений не требует проведения специаль­ных разведывательных мероприятий, наличия определенных технических навыков, а иногда и планирования. В аналитическом плане уровень этих операций принима­ется за нулевой.

Первый уровень показывает, что террористическая труппа может владеть элементарными сведениями о цели нападения и необходимыми для этого техниче­скими навыками (например, создавать взрывные устройства в кустарных услови­ях), способна планировать и совершать нападения, обеспечивая минимальную сте­пень оперативной безопасности.

Второй уровень свидетельствует о более высокой степени владения группой разведывательными и техническими данными, а также о способности планирования операций.

Третий уровень показывает, что террористическая группа способна осуществить одно нападение такого масштаба, при котором могут быть уничтожены или ранены 150 и более человек.

Четвертый уровень предполагает, что террористическая организация способна наносить удары по охраняемым целям, то есть проникать на охраняемые объекты (посольства, военные базы, режимные предприятия и т.д.) и осуществлять там теракты. Террористы используют такие масштабные акции для оказания давления на правительство с целью изменения его политики или привлечения внимания к своим целям.

Пятый уровень показывает, что организация может осуществлять сложное планирование, тщательное обеспечение оперативной безопасности, разведыватель­ное и техническое обеспечение и обладает слаженной системой командования и управления.

В основе вышеупомянутых способностей террористических организаций и групп лежат их организационные и оперативные ресурсы, реализуемые через одиннадцать инструментов, а именно:

- четыре организационных – направляющая идеология, руководство, привлечение новых членов, огласка;

0. семь оперативных – командование и управление, оружие, подготовка, пространство (пространство и время, необходимые для планирования, подготовки и проведения нападений), безопасность, разведка и деньги.

Идеология является ключевым организационным инструментом, обеспечивающим сплоченность группы. При этом в контексте международного терроризма под идеологией следует понимать согласие относительно объектов и целей, которые группа пытается достичь при помощи насилия. Идеологии могут быть различными (поли­тическими, религиозными), но служат они всегда одним и тем же целям.

Определить идеологию конкретной группы иногда бывает затруднительно, поскольку зачастую политические и религиозные составляющие тесно переплетаются: в деятельности террористической группы внутри своей страны может прева­лировать религиозная, а на международной арене - политическая (и наоборот).

Второй организационный инструмент - руководство, т.е. харизматическая личность, которая привлекает, объединяет, вдохновляет и сплачивает своих сто­ронников - членов террористической организации. В зависимости от масштабов организации эта личность может быть командиром или руководителем отдельных операций организации, это случается в основном в малочисленных группах. В крупных организациях руководство в основном состоит из политических лидеров и выполняет идеологическую, политическую и объединительную роль для более мелких групп, структурно или оперативно входящих в основную организацию. Роль руководства в поддержании единства организации зависит как от её структу­ры (наличие одного или нескольких руководителей), так и от личной харизмы од­ного лидера.

Привлечение новых членов является одним из важнейших условий выживания террористической организации, усиления её влияния и восполнения неизбежных потерь. При этом привлечение новых членов производится таким образом, чтобы они не подрывали сплоченность группы. Террористы используют различные способы привлечения: поддержание тесных связей с местными жителями, оказание финансовых и социальных услуг населению, запугивание местного населения и введение воин­ской и других видов повинности, наём подготовленных специалистов, использова­ние местных террористов и т.п.

Огласка - это привлечение внимания средств массовой информации к дейст­виям, намерениям и идеологии террористической организации, своеобразная рек­лама своей организации, её деятельности и целей в специальных заявлениях через собственные радиостанции, выпуск политических программ, листовок, деклараций, взятие на себя ответственности за террористические акции, видеозапись выступле­ний руководства, теракций и т.д.

В свою очередь, оперативные инструменты используются террористами для проведения успешных нападений.

Командование и управление - под этим термином понимается механизм пла­нирования, подготовки, осуществления и координации террористических опера­ций. Для борьбы с внедрением источников специальных и антитеррористических служб террористы выстраивают командование и управление таким образом, чтобы оно было как можно менее уязвимым: децентрализация системы с широкой авто­номией отдельных локальных групп, использование для передачи указаний и пла­нов шифровальной переписки, радиосвязи и сети Интернет, создание "резервных групп" исполнителей, системы руководителей среднего звена, которые несут всю ответственность за подготовку и проведение конкретных операций и т.д.

Оружие используется террористами самое разнообразное (от ножей и ста­ринных винтовок до современных систем зенитных управляемых ракет), однако наиболее "популярными" остаются взрывчатые вещества. При этом нельзя исклю­чать, что террористы могут использовать отдельные виды оружия массового пора­жения (химическое, биологическое) или создать так называемые грязные бомбы (для заражения местности радиоактивными препаратами). Оружие террористы до­бывают на черных рынках в Центральной и Южной Америке, Средней и Юго-Восточной Азии.

Пространство, т.е. необходимые террористам место и время для планирования, подготовки и проведения террористических атак. Оно может простираться от деревенских и городских общин до государств, представляющих террористам прибежище, но все террористические группы более всего нуждаются в поддержке местного населения.

Безопасность предполагает способность террористических групп препятствовать спецслужбам и антитеррористическим ведомствам в выясне­нии планов готовящихся операций и выявлении лиц, вовлеченных в их подготовку. В этих целях вводится режим строгой конспирации, создание "спящих" ячеек, час­тичная или полная автономность в организационном и оперативном плане состав­ных частей организации, структура основных и резервных групп исполнителей, ин­структивные документы по уходу от преследования, созданию укрытий, даче пока­заний на допросах и т.д.

Для успешного проведения операций террористы должны иметь соответст­вующую подготовку, для чего используются специальные лагеря и учебные пункты, инструкторы, специалисты по взрывчатым веществам и созданию взрывных устройств в полевых условиях и т.д.

Для выбора потенциального объекта террористической акции, планирования нападения и правильной оценки возможных результатов и резонанса, который она вызовет у целевой аудитории, террористы проводят разведывательные мероприя­тия, масштабы и интенсивность которых зависят от сложности предстоящей one-рации. В эти мероприятия включается также дезинформация антитеррористических ведомств по различным вопросам и аспектам проведения операции (о времени и месте, задействованных силах и т.д.).

Все террористические организации нуждаются в денежных средствах, до­бывание которых происходит различными способами: грабежи населения и банков, введение "революционных" налогов и контрибуций, получение от спонсоров - го­сударств, других организаций и отдельных лиц, рэкет, нелегальная торговля нарко­тиками, оружием, людьми, контрабанда, выкупы за захваченных заложников и т.д.

Террористические организации нельзя рассматривать как статические фор­мирования. В действительности они довольно гибки, способны приспосабливаться к меняющейся политической, социальной и экономической обстановке, применять свои организационные и оперативные инструменты в соответствии с изменениями условий, в которых террористы живут и действуют.

Анализ деятельности современных крупных террористических формирова­ний позволил экспертам сделать следующие выводы:

а) террористические организации способны приспосабливаться к ответным действиям государства;

б) значительное влияние на изменение возможностей и намерений террористов может оказывать сотрудничество и спонсорская поддержка со стороны других террористических организаций на международном уровне;

в) утрата террористами по каким-либо причинам поддержки со стороны местного населения резко повышает их уязвимость от антитеррористических мероприятий правительства;

г) усиление давления со стороны специальных и антитеррористических служб вынуждает террористические группы менять свою организационную структуру, стратегию и тактику, искать новые формы. Период перемен всегда предполагает неопределенность, а постоянные преследования и прессинг властей нередко побуждает террористов принимать неправильные решения, которые могут привести к губительным для них результатам.

Поэтому важно следить за тем эффектом, который оказывают антитеррористические мероприятия правительства на положение и деятельность террористиче­ских организаций.

Анализ материалов о той или иной террористической группе или организа­ции должен учитывать состояние и динамику развития обстановки в стране (регионе, области, городе) её пребывания и деятельность её национальных и международных союзников и партнеров, спонсоров, доноров помощи и т.д., а так­же политику властей страны по отношению к терроризму, систему, полномочия, состояние и деятельность специальных и антитеррористических сил, силовых, пра­воохранительных и правоприменительных ведомств, осуществляющих борьбу с терроризмом.

Глава IV. Информационное обеспечение противодействия терроризму

4.1. Информационная война: теория и практика

Вопросы «информационных войн» в теоретическом и практическом срезе в последние два десятилетия основательно разрабатываются на Западе, прежде всего в США. Обусловлено это тем, что после окончания "холодной войны" и распада Советского Союза Соединённые Штаты упорно стремятся утвердиться в качестве глобального политического и военного лидера. Одним из приоритетных направлений, от развития, которого зависит сохранение и упрочение их положения в мире, является информационное превосходство над любым возможным противником. Не случайно в американском экспертном сообществе одной из наиболее дискутируемых тем является именно концепция информационной войны (ИВ) как форма межгосударственного противоборства в постиндустриальном обществе^[50].

Среди современных специалистов, наиболее активно разрабатывающих в США проблематику информационной войны, можно назвать А. Цебровски, Д. Альбертса, Дж. Гарстку, Р. Моландера, П. Вилсона, М. Занини, Д. Ронфельдта, Дж. Арквиллу, Р. Шафрански, М. Либики, О. Иенсена, 3. Халилзада.

Американскими учеными концепция информационной войны рассматривались в контек­сте политики, направленной на достижение глобального лидерства, ставшего возможным после крушения Советского Союза и оконча­ния "холодной войны". Именно достижение и сохранение глобаль­ного лидерства служит в США тем общим фоном, на котором раз­рабатываются подходы к развитию информационных технологий и военного дела, а также выявление новых форм конфликтов. Поэтому не удивительно, что одной из идей, лежащих в основе американ­ских теоретических построений в области информационной вой­ны, стала идея информационного доминирования. По определению Пентагона, оно необходимо для достижения общего превосходства над противником, поскольку позволяет завоевать стратегическое технологическое преимущество в деле управления информацион­ными потоками в масштабе времени, близком к реальному, а также для воздействия на соперников с тем, чтобы принятые ими реше­ния соответствовали общим задачам и национальным интересам Соединённых Штатов.

Вместе с тем следует отметить, что окончательно устоявшегося и общепринятого определения для термина "информационная война" ещё не существует. Прежние подходы к ее осмыслению в связи с научно-технологическим прорывом последних десятилетий уходят в прошлое, уступая место новому взгляду на происходящие в этой области процессы.

Например, достаточно широко распространено самое общее определение информационной войны как открытого или скрытного целенаправленного информационного воздействия систем друг на друга с целью получения выигрыша в материальной сфере. При этом возможность использования скрытных форм воздействия на информацию и информационные системы противника, в том числе и в мирное время даёт основание целому ряду исследователей настаивать на использовании термина "информационное противоборство", а не "информационная война". С этим следует согласиться, тем более что термин "информационная война" возник в результате неточного перевода американского "information warfare", означающего скорее один из способов обеспечения боевых действий.

Согласно определению, предложенному в американском документе "Единые перспективы 2020", информационная война в самом широком понимании - это любое воздействие на информацию и информаци­онные системы противника при одновременной защите собственной информации и собственных информационных систем. При этом объектами информационного противоборства становятся:

— системы управления войсками и оружием;

— автоматизированные системы управления технологическими процессами в ключевых сегментах инфраструктуры (транспорт, энергетика, промышленность, телекоммуникации и т.п.);

— восприятие и сознание на личностном (политического и воен­но-политического руководства) и общественном уровнях.

Именно в этом комплексном ключе следует рассматривать американский тезис о наращивании информационной мощи, ко­торый чётко и однозначно закреплён в действующих доктринальных документах, таких как Стратегия национальной безопасности, Национальная оборонная стратегия, Четырехлетний обзор состоя­ния вооружённых сил. Для этого могут использоваться любые име­ющиеся в распоряжении военные и технические силы и средства, а правовые, моральные, дипломатические, политические и военные нормы соблюдаться лишь формально.

На военном уровне были предложены и начали применяться концепции сетевой организации вооружённых сил и ведения информационных операций. Безусловно, развитие информационных технологий и внедрение информационных устройств в военную сферу играют в этом деле важную роль. Тем не менее, техническая сторона вопроса, хотя и сделала более актуальной всю тематику ин­формационной войны, но является в ней далеко не главной.

Концепция сетевой организации вооружённых сил рассматривает возможность совместного использования рассредоточенных на обширном боевом пространстве разнородных сил и средств за счёт внедрения в войсках передовых информационных технологий и формирования единых сетевых структур, обеспечивающих синхро­низацию действий на поле боя, улучшение качества командования и скорость реагирования в быстро меняющейся боевой обстановке.

Под информационными операциями понимают операции, цель которых — повлиять на процесс принятия решений противником. Для этого используются методы радиоэлектронной и психологиче­ской борьбы, нарушения работоспособности компьютерных сетей, дезинформации и методы обеспечения собственной безопасности в совокупности со вспомогательными действиями, нарушающими или защищающими информационные ресурсы и системы. Таким образом, в рамках информационных операций объединяются ранее разрозненные виды боевых и обеспечивающих действий.

Информационные операции являются одним из элементов го­сударственной мощи (наряду с дипломатическими, военными и эко­номическими), использование которых для обеспечения стабиль­ного развития государства определяется Стратегией национальной безопасности и военной стратегией США. Поскольку информаци­онные операции в силу их специфики могут проводиться на любом этапе конфликта, в том числе и в мирное время, то вооружённые силы должны осуществлять их в тесном взаимодействии с другими государственными институтами.

В качестве самостоятельных классов задач, требующих высо­кой степени межведомственного взаимодействия, рассматриваются операции в кибернетическом пространстве (т.е. в виртуальной сре­де, для которой характерно использование электронных и электро­магнитных средств хранения, обработки и обмена данными через сетевые системы и связанные с ними физические инфраструктуры) и информационно-психологические операции (или операции влия­ния). В первом случае объектом информационного противоборства становятся непосредственно технические информационные систе­мы, во втором - сознание и система восприятия и оценки челове­ка. Для реализации каждого из перечисленных выше направлений США в настоящее время предпринимают определённые практиче­ские шаги.

Однако военные достижения в области сетевой организации вооружённых сил и ведения информационных операций были быстро усвоены современными террористическими организациями и группировками^[51], многие из которых, в частности «Аль-Каида», «Талибан» и др., возникли при содействии спецслужб США и дружественных им государств. Ряд террористических организаций начали строить свои организационные структуры по типу «паучьей сети», обладающей повышенной устойчивостью к внешним воздействиям и гибкостью, от стратегии фронтальных сражений перешли к террористической тактике «пчелиного роя». Как уже отмечалось выше, в силу слабой иерархической связи в организациях, подобных «Аль-Каиде», им трудно проводить операции стратегического плана с подключением всех имеющихся у террористов сил и средств. Вместе с тем, отсутствие четко выраженного единого центра создает большие сложности и для силовых структур в плане уничтожения всей организации.

Таким образом, основные черты «нового терроризма», являющегося продуктом глобализационных процессов и углубившегося социально-экономического расслоения в современном мире, заключаются в следующем: структурно он не замыкается в рамках одного региона, деятельность отдельных террористических групп организационно предельно децентрализована, однако фиксируемая общность идеологических доктрин и целей позволяет говорить о сформировавшемся т.н. «террористическом интернационале»; террористические структуры, в принципе, в состоянии осуществить акции с применением оружия массового уничтожения и современных технологий, что может привести к последствиям катастрофического характера не только для отдельных государств, но и всего мирового сообщества; отличительной особенностью стала высокая степень адаптации террористических организаций к реалиям современного мира, действующих как строго иерархически, так и с «размытым» управленческим механизмом, наличие структур, организованных по типу «паучьей сети», а также полностью независимых. Еще раз подчеркнем, что его отличительной чертой на данном историческом этапе является также беспрецедентное включение исламского компонента, особенно в идеологические конструкты многочисленных террористических структур. Именно они выступают основой, позволяющей террористам, прикрывающимся исламским вероучением, осуществлять масштабные информационные операции, привлекая этим все новых адептов в свои ряды.

В заключение можно с уверенностью утверждать, что в ре­зультате разнообразных теоретических дискуссий по вопросам ин­формационной войны, происходивших в американском экспертном сообществе на протяжении 90-х гг. XX в., была выработана единая позиция относительно способов обеспечения информационного доминирования, которая стала основой для начала разработки и реализации прикладных программ. Информационная война окон­чательно перешла из разряда сугубо теоретических построений в практическую плоскость. Как уже отмечалось, этим опытом воспользовались и современные радикальные неправительственные религиозно-политические организации, а также откровенные террористические группировки.

Как представляется, американский опыт реализации концепции информационной войны позволяет более взвешенно оценить реальность угроз для России, возникающих в процессе глобальной информатизации, и, соответственно, определить приоритетные направления российской политики в этой сфере.

4. 2. «Цветные революции» в контексте теории

и практики информационных войн

В 1648 г. после завершения 30-летней войны в Европе были заключены Вестфальские соглашения, согласно которым главным актором международных отношений являются суверенные государства. Такая модель в различных модификациях успешно функционировала вплоть до ХХ века (в настоящее время в мире насчитывается более 200 государств, причем далеко не все из них обладают подлинным суверенитетом).

После Первой и особенно после Второй мировых войн стали все в большей степени возникать межгосударственные организации (Лига Наций, ООН, НАТО и др.), в настоящее время их число достигает нескольких тысяч.

В последние десятилетия как субъекты международных отношений, мировой и региональной политики в мире создаются НПО (неправительственные организации), их уже несколько десятков тысяч (национальные, региональные и международные).

Однако государства до сих пор считаются суверенными акторами международных отношений, а межгосударственные и неправительственные организации – акторами вне суверенитета.

В рамках международных (межгосударственных) отношений сложилось несколько конкурирующих исследовательских школ, главными из которых являются – реализм (главным актором международных отношений признается государство) и либерализм (государство считается ведущим актором международных отношений, но признается и возрастающая роль межгосударственных и неправительственных организаций, которые также являются акторами международных отношений, причем их роль в мировой политике неуклонно возрастает).

Если реалисты главную ставку делают на военную силу и мощь государства, то либералы все чаще предпочитают говорить о «мягкой силе» (soft power). Этот термин был введен в научный оборот в 70-х гг. ХХ в. американским политологом Джозефом Наем-старшим. Под «мягкой силой» им понимается весь тот инструментарий, который позволяет достигать поставленных политических целей, без использования или с минимальным использованием силовой составляющей. Преимущества данного подхода: во-первых, это экономически выгодно, а, во-вторых, эффективно. Например, главный конкурент США в мире – Советский Союз – ушел в небытие именно таким образом, при помощи активного задействования Западом по основным направлениям «мирного сосуществования» «мягкой мощи», без ведения реальных военных действий.

Основой школы реалистов в международных отношениях выступает «реал-политик», на базе которой на рубеже XIХ – XX вв. возникает и развивается традиционная геополитика, геостратегической основой которой выступают суверенные государства и их союзы, обладающие реальной военной силой. Главной составляющей выступает баланс военных сил противоборствующих сторон. Способ решения споров, конфликтов – нередко война в обычном ее понимании. Именно в этот период происходят Первая и Вторая мировые войны, с огромными человеческими жертвами и материальными издержками.

Постепенно уже в начале второй половины ХХ в. на смену традиционной геополитике приходит новая геополитика, в основе которой лежит уже не столько военная, сколько экономическая мощь государств и их союзов. Как следствие, возрастает важность достижения баланса экономических потенциалов тяжущихся центров силы, а на международной арене нарастают т.н. «экономические войны».

Однако в ходе крушения Советского Союза и в результате взлома биполярной системы мира, основанной на ракетно-ядерном паритете главных геополитических конкурентов, возникает уже новейшая геополитика, геополитика постмодерна, или геополитика информационной эпохи. В этот период ставка на военную и экономическую мощь остается актуальной, но одновременно в теоретический и практический обиход входят термины «информационная война», а затем - «цветные революции».

«Цветная революция» - это прозападный, а чаще – проамериканский переворот, производимый в той или иной стране в интересах Запада (США) с использованием инструментария информационных (шире - сетевых) войн.

Главным субъектом «цветных революций», а лучше сказать «цветных путчей», выступает «внешний игрок», опирающийся на уже созданные внутри той или иной страны западные и прозападные неправительственные организации (НПО). «Внешний игрок» во всех известных «цветных революциях» даже в роли собственно наблюдателя оказывал воздействия на происходящие преобразования и организовывал широкую общественную и дипломатическую поддержку путчистам. Он непосредственно или косвенно участвовал как в нейтрализации власти (принуждая отказываться от активного противодействия), так и в стимуляции и организации действий оппозиции. Одним словом, в значительной мере определял и методы, и направление преобразований. Если последовательно рассмотреть такие «революционные» изменения на постсоветском пространстве как поочередную смену правящих группировок, окажется, что каждая следующая из них становилась, как правило, все более зависимой от Запада – США, ЕС или НАТО.

Итак, «цветные путчи» невозможны без «внешнего игрока», а также широко эшелонированной системы западных или прозападных НПО, действующих на территории той или иной страны или ее региона. Например, в Грузии – государстве, стратегически важном для Вашингтона, - действуют около тысячи неправительственных структур, финансируемых и поддерживаемых примерно 50 зарубежными и международными организациями, такими как Детский фонд ООН (ЮНИСЕФ), Программа развития ООН (ПРООН), Всемирный банк, Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), Совет Европы и даже НАТО.

Таким образом, среди иностранных структур, представленных в этой бывшей республике Советского Союза, оказываются организации, различающиеся по влиятельности, идеологии, источникам финансирования и степени связи с правительствами. Некоторые НПО являются абсолютно частными, как, например, Институт «Открытое общество» американского миллиардера Джорджа Сороса. Другие (например, World Vision), будучи частными организациями, получают финансирование от государства. Есть также структуры при политических партиях: в США это Национальный демократический институт и Международный республиканский институт, в Германии – Фонд Фридриха Эберта (существующий при Либерально-демократической партии), Фонд Конрада Аденауэра (Христианско-демократический союз) и Фонд имени Генриха Белля (связанный с партией «зеленых»). Присутствуют также организации, целью которых является реализация программ социально-экономического развития в зарубежных странах, например, Агентство США по международному развитию (USAID) или швейцарское Агентство по развитию и сотрудничеству (SDC).

Эти организации финансируют самые разнообразные программы по защите прав женщин, поддержке малых предприятий, укреплению гражданского общества с его главной идеей «прав человека», профилактике СПИДа, защите окружающей среды, подготовке журналистов или судей, реформе образования и т.д. Однако все их начинания объединены единой целью: они призваны содействовать внедрению т.н. «принципов демократии». В таких проектах условием получения финансирования становится готовность страны к «демократизации».

Не все эти институты имеют своей целью распространение идеологической модели по заданию своих правительств. Организации, представленные в бывших странах социалистического блока, внедряют самые разнообразные варианты демократической и либеральной моделей, принимая во внимание предпочтения стран и организаций-спонсоров. Тем не менее, Соединенные Штаты играют ведущую роль в финансировании этих проектов, что не может не вызывать критики и подозрений в том, что они используют НПО в своих политических целях.

Многие североамериканские неправительственные организации отрицают обвинения такого рода; возможно, они делают это искренне. Однако их роль в пропаганде и упрочении влияния их страны не может не волновать мировую общественность. Например, как следует расценивать присутствие в бывших социалистических странах большого числа протестантских религиозных миссий? Где провести грань между политической стратегией и верой в мессианскую роль Соединенных Штатов, в их право определять, что есть добро, а что – зло?

США видят свою роль в насаждении повсюду своей демократической либеральной модели. В Афганистане, Ираке и Косово мы наблюдаем своего рода парадокс – насильственную демократизацию. При этом Вашингтон открыто поддерживал в прошлом и продолжает поддерживать некоторые диктаторские режимы (например, в Саудовской Аравии). Так что речь идет не столько о демократии, сколько о геополитике.

Американские НПО могут играть ключевую роль в смене политических режимов, что имело место в Белграде в 2000 году, в Тбилиси в 2003-м, в Киеве в 2004-м и в Бишкеке в 2005-м, когда в результате «бескровных» революций оказались свергнуты прежние «коррумпированные» правительства. Во всех этих событиях были задействованы американские НПО: правозащитная организация Freedom House, Национальный демократический институт и Фонд Сороса помогали оппозиции выступать против существующих режимов, организовывали строгий контроль над выборами, поддерживали оппозиционные СМИ.

Что касается деятельности западных НПО в регионах Российской Федерации, то она также набирает обороты. Например, только в Южном федеральном округе (ЮФО) действуют более 100 западных и прозападно ориентированных неправительственных организаций, фондов и мониторинговых сетей^[52].

Среди западных структур можно назвать Датский Совет по беженцам, Международный медицинский корпус, Исламик релиф, Международный комитет спасения, Ворлд вижн, Каритас Интернац. (Чехия), Международное ненасилие, УКГВ ООН, УВК ООН по беженцам, Национальный фонд демократии (США), Международный фонд гражданских свобод, Агентство США по международному развитию, Freedom House, Международная амнистия, Human Rights Watch, Национальный демократический институт (США) Matra (Нидерланды), Открытое общество (Фонд Сороса), Правовая инициатива по России (Нидерланды), партийные немецкие Фонды Ф.Эберта, К.Аденауэра, Р.Люксембург, Г.Белля и др.

На территории ЮФО действуют также различные политические и «научные» организации, мониторинговые сети, деятельность которых объективно играет на руку западным «партнерам» России. Среди них – Объединенный гражданский фронт (ОГФ), Российский народно-демократический союз, комитет «Гражданское содействие», общероссийское движение «За права человека», правозащитное общество «Мемориал» и др. Такие объединения, как правило, действуют при поддержке зарубежных неправительственных организаций и зачастую финансируются ими. Об этом свидетельствует, в частности, разгоревшийся в январе 2006 г. шпионский скандал, связанный с подрывной деятельностью английских спецслужб, тайно (путем проведения тайниковых операций) финансировавших деятельность ряда российских правозащитных организаций.

Многие из подобных организаций имеют откровенно оппозиционную направленность, насаждают проатлантические, оппозиционные идеалы и стандарты, обнаруживают стремление к максимально возможному вовлечению в свою орбиту молодежи, представителей других социально активных слоев общества. В ходе реализации этими организациями социаль­ных, образовательных и молодежных программ были созданы устойчивые коммуникационные структуры (клубы, под­контрольные общественные объединения и т.д.), в которые входят предста­вители коммерческих предприятий, журналистских кругов. Истинным мотивом при проведении подобных мероприятий является создание условий для сбора с легальных позиций ин­формации о социально-политической обстановке в регионе, формирование организационной прослойки из числа социально активной общественности, в первую очередь молодежи, для участия в массовых протестных акциях. Среди них можно назвать молодежные движения «Пора», «Идущие без Путина», «Оборона», «Мы» и др.

Безусловно, финансово зависимые от Запада структуры используются их организаторами и спонсорами в следующих основных целях: добывание под прикрытием научных, культурных и др. контактов конфиденциальной информации, влияние на потоки информации в интересах Запада, подбор и последующая подготовка конкретных лиц, в том числе как инструмент организации и проведения «цветных путчей».

На Западе и в научном, и в прагматическом ключе хорошо разработаны технологии осуществления «цветных переворотов». В первую очередь, здесь следует назвать основательный труд американского автора Джина Шарпа «От диктатуры к демократии. Стратегия и тактика освобождения», опубликованный на Западе в 1993 г. Однако следует подчеркнуть, эта работа была осуществлена еще в 1988 г., в преддверии первого и неудачного для американцев «цветного переворота», который они планировали осуществить в Бирме (Мьянме). Тем не менее, в дальнейшем они достигли успеха в Югославии, Грузии, Украине. Случались и неудачи: в Киргизии, Азербайджане, Армении, Узбекистане. Провалы «цветных» характерны для стран, где менее всего введены в практику т.н. «демократические нормы», а правящий режим жестко пресекает выступления оппозиции. И наоборот.

Другой «труд» - это работа американки Сары Мендельсон - «49 шагов на пути обеспечения прав человека и безопасности на Северном Кавказе», опубликованная на Западе в 2007 г., переведенная на русский язык и распространенная в России. По сути, эта работа представляет собой американскую методику развертывания социальных и мониторинговых сетей на Северном Кавказе. Результат, как мы это видим сегодня на Северном Кавказе, не замедлил сказаться.

Нельзя также обойти вниманием другую печатную работу – «Пособие по безопасности для правозащитников», - подготовленную и опубликованную в 2005 г. в Ирландии, переведенную на русский язык и активно распространяемую в нашей стране.

Безусловно, «цветные» методы борьбы США и их союзников по НАТО за «демократию» во многих странах мира, в том числе и в России, с использованием НПО выглядят весьма неоднозначно. Они выступают средством осуществления Западом геополитического мегапроекта на постсоветском пространстве, включая собственно территорию РФ, имеющим целью выдавливание России из зон ее традиционного геополитического влияния, ее ослабление и даже распад. Этому же служат и другие реализуемые под покровительством Запада геополитические проекты (арабо-исламистский и туранский), опирающиеся на созданные сети неправительственных религиозно-политических организаций (НРПО).

4. 3. Неправительственные религиозно-политические организации в информационных войнах на Юге России: геополитический аспект

Американский геополитический мегапроект на Юге России успешно реализуется, прежде всего, путем манипуляции и управления Вашингтоном другими участниками геополитической игры в регионе. Имеются в виду, прежде всего, арабо-исламистский («ваххабитский») и туранский (турецкий) проекты, поддерживаемые США. В ходе реализации этих геополитических проектов активно используются возможности неправительственных религиозно-политических организаций (НРПО).

Что касается реализации на российском Юге арабо-исламистского проекта по созданию нового, ориентированного на «исламский мир» т.н. «большого пространства», то здесь главными акторами выступают многочисленные экстремистские НРПО^[53], «благотворительные» фонды, общества и иные структуры ряда государств мусульманского Востока, главенствующую роль среди которых играет Королевство Саудовская Аравия (КСА).

Саудовская Аравия стремится стать безусловным лидером мусульман всего мира, включая и российский Юг. Будучи одной из наиболее богатых стран мира, КСА затрачивает значительные средства на реализацию этих внешнеполитических задач. Важную роль в выполнении этих функций государством играет министерство по делам ислама, верообращения и ориентации, которое создало около 25 саудовских исламских центров за рубежом, в том числе в Москве, направило несколько тысяч проповедников примерно в 90 стран мира. При содействии королевства за рубежом построено 1,5 тыс. мечетей. Оказывается постоянная финансовая поддержка 20 высшим исламским учебным заведениям. За последние два десятилетия Саудовская Аравия распространила в разных странах более миллиона экземпляров религиозной литературы. Ежегодно исламские ВУЗы КСА заканчивают 300-400 выпускников-иностранцев.

В этих же целях активно задействованы многочисленные международные исламские структуры, большая часть которых создана и функционирует при финансовом и организационном участии Саудовской Аравии. К числу таких структур относятся Организация исламская конференция, объединяющая 54 мусульманских государства; Исламский банк развития, 25 процентов капитала которого складывается за счет саудовских финансовых вложений; Лига исламского мира, Высший совет мечетей (создан при ЛИМ); Фонд исламской солидарности, целью которого является оказание материальной и религиозно-идеологической поддержки мусульманским меньшинствам за рубежом; Международная исламская организация спасения, которая призвана оказывать помощь нуждающимся мусульманам во всем мире, черпая средства из сборов мусульманского налога «закят», поступающего, в том числе, из фондов министерства по делам ислама КСА; Всемирная лига исламской молодежи и т.д.^[54]

Некоторые из мусульманских благотворительных организаций и фондов имели свои представительства и в России. Так, к 2000 г. Министерством юстиции РФ было зарегистрировано 6 исламских международных организаций различного направления: отделение Лиги исламского мира – региональное бюро Всемирной ассамблеи исламской молодежи; российский фонд «Ибрагим бен Абд аль-Азиз аль-Ибрагим» (Саудовская Аравия); отделение благотворительной организации «Международный гуманитарный призыв» (Объединенные Арабские Эмираты); отделение общественной организации – научного общества «Комиссия по научным знакам в Коране и Сунне»; отделение Исламского агентства помощи и спасения; отделение благотворительной организации «Исламик Релиф» («Исламская помощь»)^[55].

Цели деятельности этих организаций, официально заявленные в их учредительных документах, довольно схожи и, как правило, не выходят за рамки оказания материальной помощи отдельным гражданам, общественным и религиозным объединениям, а также содействия в организации религиозного просвещения^[56].

Вместе с тем, в российской прессе и научной литературе звучало немало негативных оценок таких отделений и фондов на территории РФ. В частности, отмечалось, что оказание ими гуманитарной помощи сопровождалось созданием разветвленной сети организаций, финансируемых Саудовской Аравией, особенно активно стремящейся содействовать увеличению роли ислама в общественной жизни на постсоветском пространстве и, тем самым, прямо или косвенно закрепить свое присутствие там.

Действительно, представительства находящихся под сильным саудовским влиянием таких организаций, как Всемирная исламская лига (ЛИМ), Всемирная ассамблея исламской молодежи, Международная исламская организация спасения (МИОС – «Аль-Игаса»), Всемирный высший совет по делам мечетей (ВВСДМ), Международная ассоциация благотворительной помощи «Тайба», осуществляли на территории РФ, по существу, подрывную деятельность, оказывая финансовую помощь исламистским организациям Северного Кавказа, включая Чечню^[57].

Активно в южнороссийском регионе действовали и другие исламистские структуры из многих стран мусульманского Востока: «Беневоленс Интернэшнл Фаундейшн» (БИФ), «Джамаат Ихъяъ ат-Турас ал-Ислами» («Общество возрождения исламского наследия» – ВИН), «Лашкар Тайба», «Ал-Хайрийа», «Ал-Харамейн», «Катар», «Икраъ», «Катарское благотворительное общества» и др.^[58] Отсюда следует, что наиболее активными спонсорами северокавказских радикалов-исламистов явились пять стран Персидского залива: Королевство Саудовская Аравия, Объединенные Арабские Эмираты (ОАЭ), Оман, Катар, и Бахрейн. Однако большое количество наемников приходило не только из арабских стран, но и из других мусульманских государств, таких, как Турция, Пакистан и т.д.

Только в конце 90-х гг. Саудовская Аравия и идущие в фарватере ее внешнеполитических устремлений другие исламские страны, прежде всего, монархии Персидского залива, стали пересматривать свое отношение к деятельности подконтрольных им исламистских структур, в первую очередь отделений ряда международных исламских организаций, в других государствах, в том числе и в России. Однако реальный демонтаж саудовских исламистских структур в результате мощного нажима Соединенных Штатов начался только после 11 сентября 2001 г.^[59]

Выработанная к настоящему времени стратегия саудовских властей по противодействию терроризму включает в себя 3 составляющие: «люди, деньги, умы». «Люди» - это выявление, арест и осуждение террористов, разгром их структур. «Деньги» - это меры по усилению контроля над финансовыми потоками, идущими к террористам и экстремистам по разным каналам, включая перевозку денежных средств курьерами. Борьба «за умы» является, по мнению саудовских властей, самой сложной составляющей контртеррористической стратегии и требует длительного времени.

Принятые саудовскими властями меры, безусловно, снижают уровень террористической угрозы. Тем не менее, Саудовская Аравия, как считают в США, все еще остается в числе наиболее активных финансовых спонсоров международного терроризма и экстремизма, в первую очередь Аль-Каиды и движения «Талибан». В этой связи признается необходимым принятие дополнительных мер как законодательного, так и исполнительного характера, прежде всего для осуществления контроля финансовых потоков.

После краха, постигшего «арабо-исламистский» проект в Чечне, кураторство над оставшимся в регионе бандподпольем постепенно переходит к спецслужбам Запада и Турции, использующим в этих целях другие идеологические основы^[60]. Так, туранский проект реализуется Турцией, которая стремится вернуть себе исторически утраченное лидирующее положение в регионе Балкан и на Большом Кавказе и далее – во всем исламском мире, прежде всего, путем использования идеологии и практики пантюркизма, конечной целью которого является создание единого политического образования тюрок под эгидой Турецкой Республики.