«Мигуренко Р.А. КУРС ЛЕКЦИЙ ПО ДИСЦИПЛИНЕ «ИСТОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ» Содержание ...»

В 30-х гг. XIX в. это доминирующее умонастроение ученых было теоретически сформулировано и обосновано в позитивистской концепции соотношения философии и науки. Сущность этой концепции была четко выражена словами Огюста Конта: «Наука — сама себе философия». Поясним этот тезис. Это означает, во-первых, что историческая миссия философии по отношению к науке, увы, закончилась. Философия, утверждал французский мыслитель, безусловно, сыграла положительную роль в рождении науки в целом и в возникновении ряда частных ее теорий. Этому она способствовала двумя путями: 1) формированием и развитием культуры абстрактного (теоретического) мышления; 2) умозритель-ным конструированием целого ряда общих идей и гипотез, касающихся структуры мира (идеи атомизма, существования объективных законов, системной организации действительности, эволюции ее объектов и т.п.). Однако, полагает Конт, во взаимоотношении философии и науки мы имеем дело с ситуацией такого рода, когда ребенок (наука) стал взрослым и превзошел учителя. Это означает, что прежняя патерналистская позиция философии по отношению к науке является уже не только неуместной, но и вредной для становления науки, объективно тормозя развитие последней. В XIX в. наука прочно встала на свои собственные ноги как в плане накопления эмпирического материала, так и в отношении методологической и методической оснащенности своих исследований. В данной ситуации задача ученых виделась уже в обратном — элиминации философского стиля мышления и его умозрительных конструкций в науке, как разрушающих точный и эмпирически проверяемый язык научных теорий (так называемое позитивное мышление). Более того, сама философия должна теперь строиться по канонам конкретно-научного (положительного) мышления. Традиционной же философии отныне место на интеллектуальном кладбище человеческой истории, рядом с мифологией и религией, столь же несовершенными по сравнению с наукой формами познания.

Согласно представлениям позитивистов польза от тесной связи конкретных наук с философией весьма проблематична, а вред вполне очевиден. Поэтому для конкретно-научных теорий единственной надежной основой их истинности должна быть только степень их соответствия данным опыта, результатам наблюдения, измерения или эксперимента. Однако, как свидетельствует дальнейшая история науки, позитивистская концепция, хотя и отражает реальную когнитивную практику многих ученых в аспекте их взаимоотношения с философией, в целом все же является ложной. На это имеется много причин. Остановимся на них подробнее. Во-первых, большинство создателей новых теоретических концепций (А.Эйнштейн, Н.Бор, В.Гейзенберг, М.Борн и др.) вполне сознательно использовали эвристические ресурсы философии как при выдвижении, так и при обосновании новых исследовательских программ, демонстрируя необходимость и эффективность обращения ученых-теоретиков к профессиональным философским знаниям. Что же заставляло их действовать подобным образом? Четкое осознание того, что научные теории логически не выводимы из эмпирического опыта, а свободно конструируются мышлением и надстраиваются над опытом в качестве его теоретических объясняющих схем. Понимание того, что один и тот же эмпирический опыт может быть в принципе совместим с разными (иногда взаимоисключающими) теоретическими схемами (например, волновая и корпускулярная теория света, номологическое и стохастически-случайное объяснение результатов эволюции и т. д.).

Таким образом, поскольку конкретный эмпирический опыт всегда «локален», он принципиально не дает возможность сделать окончательный выбор в пользу той или иной научной гипотезы. В соответствии с этим, видимо, вполне уместно использовать в качестве дополнительного ограничения, влияющего на предпочтение одной из конкурирующих теорий, ее соответствие тем общим философским идеям, которые уже хорошо себя зарекомендовали в различных областях науки и культуры. Дело в том, что человечество интересуют не просто истинные идеи, а плодотворные теории, приносящие благо и практическую пользу. Кроме этого соответствие научных идей определенным философским концепциям способствует достижению единства человеческой культуры, ее обозреваемости и управляемости как целого. Интеграция с помощью философии той или иной научной концепции в наличную культуру в качестве ее органического элемента придает этой концепции статус онтологической подлинности.

Подчеркнем, что хотя позитивистская концепция уже не пользуется безграничным доверием среди современных философов, позитивизм как тип умонастроения ученых отнюдь не преодолен и постоянно воспроизводится в научном сообществе. Для этого имеются серьезные основания. В самом деле: подавляющую часть научной деятельности занимают эмпирические и прикладные исследования и разработки, успех в которых действительно напрямую не связан с профессиональным знанием философии. Постоянно воспроизводясь, эта база составляет объективный источник, по преимуществу, безразличного, а порой и негативного отношения определенной части ученых к философии как неотъемлемому условию развития науки. Позитивизм, однако, не прав в самом главном — в абсолютизации подобной установки и переносе ее на всю научную деятельность. Ибо можно уверенно констатировать, что без того небольшого количества ученых-теоретиков, которые активно используют когнитивные ресурсы философии, создавая новые фундаментальные направления и программы научных исследований, прогресс в науке невозможен.

Справедливости ради надо отметить, что позитивисты считали вредным для развития науки контакт ее не с философией вообще, а только с умозрительной философией («метафизикой»). Многие из них верили в возможность построения «хорошей», т.е. научной философии. Такая философия, считали они, возможна только в одном случае, если она ничем не будет отличаться от других частных наук по своему методу. В ходе развития позитивизма на роль научной философии выдвигались разные теории: 1) общая методология науки, как результат эмпирического обобщения, систематизации и описания реальных методов различных конкретных наук (О. Конт); 2) логика науки как учение о методах открытия и доказательства научных истин (причинно-след-ственных зависимостей) (Дж. Ст. Милль); 3) общая научная картина мира, полученная путем обобщения и интеграции знаний разных наук о природе (Г. Спенсер); 4) психология научного творчества (Э. Мах); 5) всеобщая теория организации (А.А.Богданов); 6) логический анализ языка науки средствами математической логики и логической семантики (Р. Карнап); 7) теория развития науки (К. Поппер); методология лингвистического анализа (Л. Витгенштейн, Дж. Райл, Дж. Остин).

Однако многочисленные попытки позитивистов обосновать различные виды «научной философии» не увенчались успехом. Всем им были присущи два коренных недостатка: во-первых, каждая из них неявно опиралась на «метафизические» идеи, которые a priori были отвергнуты как бессмысленные. Во-вторых, все они были малоэффективными с точки зрения возможностей своего практического применения в реальной научной практике.

Следующей весьма распространенной моделью соотношения философии и науки является антиинтеракционистская концепция, проповедующая дуализм во взаимоотношениях между ними, их культурное равноправие и самодостаточность каждой из них. В соответствии с этими установками, функционирование частных наук (особенно естествознания) и философии идет параллельным курсом и в целом независимо друг от друга. Сторонники антиинтеракционистской модели (представители философии жизни, экзистенциализма, философии культуры) обосновывают свои взгляды тем, что у философии и науки свои, совершенно несхожие предметные области и методы исследования, исключающие самою возможность какого-либо взаимовлияния. Они исходят из идеи разделения всей человеческой культуры на две составляющие: естественнонаучную (нацеленную в основном на выполнение утилитарных функций адаптации и выживания человечества за счет роста его материального могущества) и гуманитарную (ориентированную, в конечном счете, на рост духовного потенциала человечества, совершенствование человека). Философия в этой дихотомии находит себе место в гуманитарной культуре – наряду с искусством, религией, моралью, историей и другими формами самосознания человека.

Отметим, отношение человека к миру и осознание им смысла своего существования никак не выводятся из знания объективного мира, а задаются базовой системой ценностей: представлением о добре и зле, вечном и преходящем, истинном и ложном. Мир ценностей, не имеющий практически никакого отношения к существованию и содержанию объективного мира, — вот главный предмет философии с позиции антиинтеракционистов. Зададимся вопросом: может ли философ для решения такого рода проблем почерпнуть что-либо из естествознания, его многообразных и, как правило, альтернативных концепций? Ответ сторонников этого направления отрицателен. Более того, представители экзистенциалистской ветви философствования утверждают, что тесная связь философии с наукой не только не помогает, но даже вредит ей в решении имманентных проблем, поскольку подменяет внутренний опыт переживания ценностей чисто внешним предметным опытом познания. Акцентируя внимание на познании объективного мира и его законов, мы с неизбежностью уходим от осознания самих себя. Наблюдение над жизнью, опыт искусства и личных переживаний — гораздо более значимый материал для решения философией своих проблем, нежели знание внешних законов мироздания.

В контексте вышеизложенного, никакая система ценностей не может стать для человека истинной и быть принята до тех пор, пока не будет лично им пережита на своем собственном экзистенциальном опыте. В отличие от истин научных, внешним опытом удостоверяемых и многократно воспроизводимых различными учеными, философские утверждения приобретают статус истины лишь в процессе интимно-личностного переживания. Сократовский диалог, экзистенциалистские — «Исповедь» Паскаля и «Опыты» Монтеня — вот базовые резервуары самопорождения философской истины каждым отдельным индивидом. С точки зрения антиинтеракционистов, не только конкретные науки ничего не могут дать философии для решения ее проблем, но и сама философия ничего не может предложить науке, ибо методы у них совершенно разные. С точки зрения сторонников этого направления выражение «научная философия» столь же противоречиво, как и понятие «философское естествознание».

Четвертой концепцией взаимоотношения философии и науки является диалектическая. Эта концепция может быть названа наиболее корректной и приемлемой. В чем ее существо? Во-первых, в утверждении сущностной взаимосвязи между философией и наукой. Во-вторых, констатации диалектически противоречивого единства между ними. В-третьих, раскрытии структурной сложности механизма взаимодействия частно-научного и философского знания. Широко известно, что многие мыслители, особенно в прошлом, одинаково успешно проявляли себя как на философском поприще, так и в области науки, равно как и то, что многие выдающиеся естествоиспытатели не были чужды философии. Но доказывают ли эти примеры существование необходимой внутренней взаимосвязи между филосо-фией и частными науками? Ведь наверняка можно привести доводы, что большинство ученых все-таки не интересуется философскими вопросами науки. Кроме того нельзя не видеть, что гениальные ученые помимо науки проявляли себя в искусстве, общественной деятельности. Вполне естественно, что это их личное дело и необходимым образом с профессиональной деятельностью никак не связано. Тем не менее, доказательство необходимой связи философии и науки лежит вовсе не в упоминании частоты обращения ученых к философскому знанию при решении своих конкретных проблем, а в анализе принципиальных возможностей и предназначения конкретных наук и философии, осмыслении различия их предметов и характера решаемых проблем.

Как известно, предмет философии всеобщее как таковое. Идеальное всеобщее — цель философского знания. Философия ставит перед собой задачу постигнуть всеобщее рационально-логическим способом. Предметом же любой частной науки выступает единичное, некий конкретный «срез» мира. При этом сам характер взаимоотношения философии и частных наук имеет диалектическую природу, являя яркий пример диалектического противоречия, стороны которого одновременно и полагают и отрицают друг друга. Таким целым выступает человеческое познание со сложившимся в нем исторически разделением труда.

В освоении действительности философия акцентирует в своем предмете всеобщие связи и отношения мира, выделяет человека, раскрывая его взаимосвязь с миром. Все это осуществляется ценой абстрагирования от познания просто общего, а тем более частного или единичного. Любая же конкретная дисциплина не изучает мир в целом или в его всеобщих связях. Она абстрагируется от этого. Но при этом всю свою когнитивную энергию направляет на осмысление своего частного предмета, изучая его во всех деталях и структурных особенностях. Можно, вероятно, утверждать, что наука стала таковой тогда, когда сознательно ограничилась познанием частного и конкретного, относительно которых возможно эмпирически собирать, количественно моделировать и контролировать полученный объем информации.

Вместе с тем, с точки зрения познания окружающей действительности, как философия, так и частные науки — одинаково односторонни. И это понятно: окружающая действительность как целое безразлична к способам человеческого познания, она суть — единство всеобщего, особенного и единичного. Всеобщее в ней существует не иначе как через особенное и единичное, а единичное и особенное является проявлением всеобщего. В силу этих обстоятельств, адекватное познание действительности как целого, составляющее высшую задачу когнитивной деятельности человека, требует взаимоувязки результатов философского и частно-научного познания. Представляется ясным, что интеграцией философского и частно-научного знания, своеобразным наведением «мостов» между ними профессионально занимается достаточно небольшое количество специалистов науки и философов, испытывающих к этому наибольшую потребность и имеющих соответствующую подготовку. Среди ученых такую деятельность осуществляют, как правило, крупные теоретики, работающие на границе освоенной ойкумены и последовательно раздвигающие ее границы за счет присоединения новых территорий. Фундаментальный характер решаемых ими проблем соответствует масштабу, сложности и неоднозначности философских тем. Философы же обращаются к частным наукам как материалу, призванному подтвердить или опровергнуть те или иные метафизические конструкции. В особой степени это относится к тем мыслителям, которые занимаются построением онтологических моделей, в первую очередь, структурой, всеобщими законами и атрибутами объективного мира.

Диаметральная противоположность трансценденталистской и позитивистской концепций соотношения философии и конкретных наук, тем не менее, не должна скрывать общего стремления их сторонников противопоставить один вид знания другому как более ценный. Это фундаментальный недостаток, связанный с непониманием специфики как фило-софского, так и конкретно-научного знания, их относительной самостоятельности и вместе с тем принципиальной внутренней взаимосвязи. В самом деле: и для философии и для науки характерно следование рационалистическому идеалу, т. е. достижению обоснованного, системно-организованного, объективно-истинного знания. Нет нужды специально подчеркивать, что степень реализации этого идеала в конкретных науках значительно выше, чем в философии, что обусловлено различием, прежде всего. предметов и задач философского и конкретно-научного познания.

Вместе с тем, философское и конкретно-научное знание представляют собой не только два различных типа рационального знания, но и одновременно два его различных уровня. Представляется, что отношение между философским и конкретно-научным знанием во многом аналогично (хотя отнюдь не тождественно) тому, которое имеет место между теоретическим и эмпирическим уровнями знания в конкретных науках. Известно, что научная теория всегда согласуется некоторым образом с данными наблюдения и эксперимента. Вместе с тем ни одна научная теория вовсе не является ни суммой результатов наблюдения и эксперимента, ни их индуктивным обобщением. Будучи продуктом специфической идеализации, теоретические понятия (например, материальная точка, идеальный газ, бесконечность и т.п.) включают в себя такое содержание, которое в принципе не может быть сведено к характеристикам знания на уровне наблюдения. Поскольку в заключении любого формального вывода должны присутствовать термины того же уровня, что и в посылках, постольку между теоретическим и эмпирическим уровнями знания не существует формально-логического «мостика».

Создание научных теорий — это творческий акт, в ходе которого предлагается качественно новая по сравнению с эмпирическим знанием понятийная реальность, задающая определенный способ видения, объяснения и предсказания фактов. Итак, между эмпирическим и теоретическим уровнями знания существует взаимосвязь, однако, эта связь не непосредственная, а опосредованная, и осуществляется она с помощью такой специфической методологической процедуры как эмпирическая интерпретация теории. Последняя представляет собой особый вид творческой, содержательно-конструктивной деятельности ученых, результатом которой является совокупность интерпретативных предложений.

Изложенный выше материал был приведен отнюдь не случайно, поскольку весьма схожая ситуация имеет место и в отношении между философией и конкретно-научным знанием. С той лишь разницей, что последнее теперь само выступает в качестве одного из элементов «фактуального» базиса философии. Отметим, что для философской теории «фактуальным» основанием служат не только результаты конкретно-научного (как эмпирического, так и теоретического) познания, но осмысление и иных способов как духовного, так и практико-духовного освоения человеком действительности. Посредством своего категориального аппарата философия пытается в специфической форме отразить реальное единство всех видов человеческой деятельности, осуществить теоретический синтез всей наличной культуры. Отражая это единство, философия выступает самосознанием эпохи, ее духовной «квинтэссенцией» (Гегель, Маркс). Можно утверждать, что в философии наличная культура рефлексирует саму себя и свои основания.

Отмечая «земное» происхождение философских принципов, необходимо в то же время видеть специфику их генезиса по сравнению с принципами конкретных наук. Различие здесь заключается в следующем: в широте объективного базиса абстрагирования и, соответственно, в степени общности и существенности принципов; в самом характере названных выше базисов; в специфическом понимании требований рациональности. В то время как эмпирический базис любой конкретно-научной теории носит определенный и относительно гомогенный характер, «фактуальный» базис философии является в высшей степени гетерогенным и неоднозначным по содержанию. Подчеркнем, что он и не может быть иным, поскольку включает в себя результаты духовного и практико-духовного, научного и обыденного и целого ряда иных способов освоения человеком действительности. В силу этих обстоятельств становится ясным, что философское знание не может в такой же степени удовлетворять критериям рациональности, что и конкретно-научное знание. Благодаря своей предельной общности и ценностно-мировоззренческой интенции, философское знание является в большей степени умозрительным и рефлексивным, но, вместе с тем, менее строгим и доказательным, чем конкретно-научное познание.

Литература по теме:

1. История и философия науки / Под ред. С.А. Лебедева. – М.: Академический проект, Альма-Матер, 2007. – 109 – 146.

2. Кохановский В.П. [и др.]. Философия науки в вопросах и ответах: учебное пособие для аспирантов. – Ростов н/Д: Феникс, 2007. – С. 28 – 37.

Тема 9

ОСОБЕННОСТИ СОВРЕМЕННОГО ЭТАПА РАЗВИТИЯ НАУКИ

Главные характеристики современной постнеклассической науки. Синергетика как методология: новые стратегии научного поиска. Понятийное описание нелинейной динамики самоорганизующихся систем. Глобальный коэволюционизм и его составляющие.

Главные характеристики современной постнеклассической науки

1. Широкое распространение идей и методов синергетики — теории самоорганизации и развития систем любой природы. В этой связи становится все более укрепляющееся представление о мире не только как о саморазвивающейся целостности, но и о как нестабильного, неустойчивого, неравновесного, хаосогенного, неопределенноцелостного. Эти фундаментальные характеристики мироздания сегодня выступают как первый план, что, конечно, не исключает «присутствия» в Универсуме противоположных характеристик.

2. Укрепление парадигмы целостности, т. е. осознание необходимости глобального всестороннего взгляда на мир.

Сегодня стало очевидным, что принятие диалектики целостности, включенности человека в систему – одного из величайших научных достижений современного естествознания и цивилизации в целом.

В чем проявляется парадигма целостности?

а) В целостности общества, биосферы, ноосферы, мироздания и т. п. Одно из проявлений целостности состоит в том, что человек находится не вне изучаемого объекта, а внутри его. Он всегда лишь часть, познающая целое.

б) В формировании нового – «организмического» - видения (понимания природы). Последняя все чаще рассматривается не как конгломерат изолированных объектов и даже не как механическая система, но как целостный живой организм, изменение которого могут происходить в определенных границах. Нарушение этих границ приводит к изменению системы, к ее переходу в качественно иное состояние, которое может вызывать необратимое разрушение целостности системы. Здесь уже централь­ное место занимает принцип органической целостности применительно и ко всей природе, и к ее различным подсистемам. Организм, вид, биоценоз, биогеоценоз — основные формы организации жизни, уровни (стадии) ее организации.

в) Для начала XXI в. характерной является закономерность, состоящая в том, что естественные науки объединяются, и усиливается сближение естественных и гуманитарных наук, науки и искусства.

Идеи и принципы, получающие развитие в современном естествознании (особенно в синергетике), все шире внедряются в гуманитарные науки, но имеет место и обратный процесс. Освоение наукой саморазвивающихся «человекоразмерных» систем стирает прежние непроходимые границы между методологией естествознания и социального познания. В связи с этим наблюдается тенденция к конвергенции двух культур — научно-технической и гуманитарно-художественной науки и искусства. Причем именно человек оказывается центром это­го процесса.

г) В выходе частных наук за пределы, поставленные классической культурой Запада. Все более часто ученые обращаются к традициям восточного мышления и его методам.

3. Укрепление и все более широкое применение идеи (принципа) коэволюции, т. е. сопряженного, взаимообусловленного изменения систем или частей внутри целого.

Будучи биологическим по происхождению, связанным с изучением совместной эволюции различных биологических объектов и уровней их организации, понятие коэволюции охватывает сегодня обобщенную картину всех мыслимых эволюционных процессов, — это и есть глобальный эволюционизм.

Становление эволюционных идей имеет достаточно длительную историю. Уже в XIX в. они нашли применение в геологии, биологии и других областях знания, но воспринимались скорее как исключение по отношению к миру в целом. Однако вплоть до наших дней принцип эволюции не был доминирующим в естествознании. Во многом это было связано с тем, что длительное время лидирующей научной дисциплиной была физика, которая на протяжении большей части своей истории в явном виде не включала в число своих фундаментальных постулатов принцип развития.

Характерная особенность постнеклассической науки — стремление построить общенаучную картину мира на основе принципов универсального (глобального) эволюционизма, объединяющих в единое целое идеи системного и эволюционного подходов.

4. Внедрение времени во все науки, все более широкое распространение идеи развития («историзация», «диалектизация» науки).

В последние годы особенно активно и плодотворно идею «конструктивной роли времени», его «вхождения» во все области и сферы специально-научного познания развивал И. Пригожин.

Одна из основных его идей — «наведение моста между бытием и становлением», «новый синтез» этих двух важнейших «измерений» дей­ствительности, двух взаимосвязанных аспектов реальности, однако при решающей роли здесь времени (становления). И. Пригожин считает, что мы вступаем в новую эру в истории времени (которое «проникло всюду»), когда бытие и становление могут быть объединены — при приоритете последнего.

5.Изменение характера объекта исследования и усиление роли междисциплинарных комплексных подходов в его изучении.

В современной методологической литературе все более склоняются к выводу о том, что если объектом классической науки были простые системы, а объектом неклассической науки — сложные системы, то в настоящее время внимание ученых все больше привлекают исторически развивающиеся системы, которые с течением времени формируют все новые уровни своей организации. Причем возникновение каждого нового уровня оказывает воздействие на ранее сформировавшиеся, меняя связи и композицию их элементов.

Объектом современной науки становятся — и чем дальше, тем чаще — так называемые «человекоразмерные» системы: медико-биологические объекты, объекты экологии, включая биосферу в целом (глобальная экология), объекты биотехнологии (в первую очередь генетической инженерии), системы «человек—машина» и т. д.

Изменение характера объекта исследования в постнеклассической науке ведет к изменению подходов и методов исследования. Если на предшествующих этапах наука была ориентирована преимущественно на постижение все более сужающегося, изолированного фрагмента действительности, выступавшего в качестве предмета той или иной научной дисциплины, то специфику современной науки все более определяют комплексные исследовательские программы (в которых принимают участие специалисты различных областей знания), междисциплинарные исследования.

6. Соединение объективного мира и мира человека, преодоление разрыва объекта и субъекта.

Уже на этапе неклассического естествознания стало очевидным- и новые открытия все более демонстрировали это, — что «печать субъективности лежит на фундаментальных законах физики» (А. Эддингтон), что «субъект и объект едины», между ними не существует барьера (Э. Шредингер), что «сознание и материя являются различными аспектами одной и той же реальности» (К. Вайцзеккер) и т. п. А Луи де Бройль полагал, что квантовая физика вообще «не ведет больше к объективному описанию внешнего мира» — вывод, выражающий крайнюю позицию по рассматриваемой проблеме.

Соединение объективного мира и мира человека в современных науках — как естественных, так и гуманитарных — неизбежно ведет к трансформации идеала «ценностно-нейтрального исследования» Объективно-истинное объяснение и описание применительно к «человекоразмерным» объектам не только не допускает но и предполагает включение аксиологических (ценностных) факторов в состав объясняющих положений.

В естествознании XX в. сформировался и получает все более широкое распространение (хотя и является предметом дискуссии) так называемый «антропный принцип» — один из фундаментальных принципов современной космологии. Согласно антропному принципу, Вселенная должна рассматриваться как сложная самоорганизующаяся система, включенность в нее человека не может быть отброшена как некое проявление «научного экстремизма». Суть антропного принципа заключается в том, что наличие наблюдателя не только меняет картину наблюдения, но и в целом является необходимым условием для существования материальных основ этой картины.

Таким образом, развитие современной науки - как естествознания, так и обществознания - убедительно показывает, что независимого наблюдателя, способного только пассивно наблюдать и не вмешиваться в «естественный ход событий», просто не существует.

7. Еще более широкое применение философии и ее методов во всей науках.

В том, что философия как органическое единство своих двух начал — научно-теоретического и практически-духовного - пронизывает современное естествознание, — в этом, кажется, сегодня не сомневается ни один мыслящий естествоиспытатель. В постнеклассическом естествознании еще более активно (прежде всего в силу специфики его предмета и возрастания роли человека в нем), чем на предыдущих этапах, «задействованы» все функции философии – онтологическая, гносеологическая, методологическая, мировоззренческая и др.

8. Усиливающаяся математизация научных теорий и увеличивающийся уровень их абстрактности и сложности.

Эта особенность современной науки привела к тому, что работа с ее новыми теориями из-за высокого уровня абстракций, вводимых в них понятий превратилась в новый и своеобразный вид деятельности. В науке резко возросло значение вычислительной математики (ставшей самостоятельной ветвью математики), так как ответ на поставленную задачу часто требуется дать в числовой форме. В настоящее время важнейшим инструментом научно-технического прогресса становится математическое моделирование.

Что касается современной формальной (символической, математической) логики и разрабатываемых в ее рамках методов, законов и приемов правильного мышления, то «она расплавилась в разнообразных исследованиях математики, а также в таких новых дисциплинах на научной сцене, как информатика и когнитология, кибернетика и теория информации, общая лингвистика — каждая с сильным математическим уклоном» (Г.Х. фон Бригт).

Развитие науки, особенно в наше время, убедительно показывает, что математика есть действенный инструмент познания, обладающий «непостижимой» эффективностью. Вместе с тем становится все более очевидным, что недопустимо как недооценивать математический аппарат, так и абсолютизировать его.

9. Методологический плюрализм, осознание ограниченности, односторонности любой методологии — в том числе рационалистической (включая диалектико-материалистическую). Эту ситуацию четко выразил американский методолог науки Пол Фейерабенд: «Все дозволено».

В свое время великий физик В. Гейзенберг говорил о том, что надо постигать действительность всеми дарованными нам органами. Но нельзя, подчеркивал он, ограничивать методы своего мышления одной-единственной философией. Вместе с тем, недопустимо какой либо метод объявлять «единственно верным», принижая или вообще отказывая (неважно, по каким основаниям) другим методологическим концепциям. В современной науке нельзя ограничиваться лишь логикой, диалектикой и эпистемологией (хотя их значение очень велико), а еще более, чем раньше, нужны интуиция, фантазия, воображение и другие подобные факторы, средства постижения действительности.

В науке XXI в. все чаще говорят об эстетической стороне познания, о красоте как эвристическом принципе, применительно к теориям, законам, концепциям. Красота — это не только отражение гармонии материального мира, но и красота теоретических построений. Поиски красоты, т. е. единства и симметрии законов природы, - примечательная черта современной физики и ряда других естественных наук. Характерная особенность постнеклассической науки — ее диалектизация — широкое применение диалектического метода в разных отраслях научного познания. Объективная основа этого процесса - сам предмет исследования (его целостность, саморазвитие, противоречивость и др.), а также диалектический характер самого процесса познания.

В научном поиске наших дней все яснее обнаруживается постепенное и неуклонное ослабление требований к жестким нормативам научного дискурса — логического, понятийного компонента и усиление роли внерационального компонента, но не за счет принижения, а тем более игнорирования роли разума.

Синергетика и новые стратегии научного поиска

В современной, постнеклассической картине мира проблема иррегулярного поведения неравновесных систем находится в центре внимания синергетики — теории самоорганизации. Синергетика получила широкое распространение в современной философии науки и методологии. Сам термин древнегреческого происхождения, означает содействие, соучастие, или содействующий, помогающий. Следы его употребления можно найти еще в исихазме — мистическом течении Византии. Наиболее часто он употребляется в значении: согласованное действие, непрерывное сотрудничество, совместное использование.

В 1973 г. немецкий ученый Г. Хакен выступил на первой конференции, посвященной проблемам самоорганизации, что положило начало новой дисциплине — синергетике. Г. Хакен обратил внимание на то, что во многих дисциплинах, от астрофизики до социологии, мы часто наблюдаем, как кооперация отдельных частей системы приводит к макроскопическим структурам или функциям. Синергетика в ее нынешнем состоянии фокусирует внимание на таких ситуациях, в которых структуры или функции систем переживают драматические изменения на уровне макромасштабов. В частности, синергетику особо интересует вопрос о том, как именно подсистемы или части производят изменения, всецело обусловленные процессами самоорганизации. Парадоксальным казалось то, что при переходе от неупорядоченного состояния к состоянию порядка все эти системы ведут себя схожим образом.

Хакен объясняет, почему он назвал новую дисциплину синергетической - следующим образом. Во-первых, в ней «исследуется совместное действие многих подсистем, в результате которого на макроскопическом уровне возникает структура и соответствующее функционирование. Во-вторых, она кооперирует усилия различных научных дисциплин для нахождения общих принципов самоорганизации систем.

По мнению ученого, существуют одни и те же принципы самоорганизации различных по своей природе систем от электронов до людей, а значит, речь должна вестись об общих детерминантах природных и социальных процессов, на нахождение которых и направлена синергетика.

Синергетика оказалась весьма продуктивной научной концепцией, предметом которой выступили процессы самоорганизации – спонтанного структурогенеза. Она включила в себя новые приоритеты современной картины мира: концепцию нестабильного неравновесного мира, феномен неопределенности и многоальтернативности развития, идею возникновения порядка из хаоса.

Основополагающая идея синергетики состоит в том, что неравновесность мыслится источником появлении новой организации, т.е. порядка. Поэтому главный труд крупных представителей этой науки И. Пригожина и И.Стенгерс назван «Порядок из хаоса». Неравновесные состояния связаны с потоками энергии между системой и внешней средой. Процессы локальной упорядоченности совершаются за счет притока энергии извне. Переработка энергии, подводимой к системе на микроскопическом уровне, проходит много этапов, что, в конце концов, приводит к упорядоченности на макроскопическом уровне: образованию макроскопических структур (морфогенез), движению с небольшим числом степеней свободы и т. д. При изменяющихся параметрах одна и та же система может демонстрировать различные способы самоорганизации.

Саморазвивающиеся системы находят внутренние (имманентные) формы адаптации к окружающей среде. Неравновесные условия вызывают эффекты корпоративного поведения элементов, которые в равновесных условиях вели себя независимо и автономно. Вдали от равновесия когерентность, т. е. согласованность элементов системы, в значительной мере возрастает. Определенное количество или ансамбль молекул демонстрирует когерентное поведение, которое оценивается как сложное.

Новые стратегии научного поиска в связи с необходимостью освоения самоорганизующихся синергетических систем опираются на конструктивное приращение знаний в так называемой «теории направленного беспорядка», которая связана с изучением специфики и типов взаимосвязи процессов структурирования и хаотизации. Попытки осмысления понятий порядка и хаоса в качестве предпосылочной основы имеют обширные классификации и типологии хаоса. В постнеклассическую картину мира хаос вошел не как источник деструкции, а как состояние, производное от первичной неустойчивости взаимодействий, которое может явиться причиной спонтанного структурогенеза. В свете последних теоретических разработок хаос предстает не просто как бесформенная масса, но как сверхсложноор-ганизованная последовательность, логика которой представляет зна­чительный интерес. Ученые определяют хаос как нерегулярное движение с непериодически повторяющимися, неустойчивыми траекториями, где для корреляции пространственных и временных параметров характерно случайное распределение.

В мире человеческих отношений всегда существовало негативное отношение к хаотическим структурам, социальная практика против хаосомности, неопределенности. Большинство тоталитарных режимов желают установить «полный порядок» и поддерживать его с «железной необходимостью». В современной синергетической парадигме предлагается иное, конструктивное понимание роли и значимости процессов хаотизации. Истолкование спонтанности развития в деструктивных терминах «про­извола» и «хаоса» вступает в конфликт не только с выкладками совре­менного естественнонаучного и философско-методологического анализа, признающего хаос наряду с упорядоченностью универсальными характеристиками развития универсума. Открытие динамического хаоса — это, по сути, дела открытие новых видов движения, столь же фундаментальное по своему характеру, как и открытие физикой элементарных частиц, кварков в качестве новых элементов материи. Наука о хаосе — это наука о процессах, а не о состояниях, о становлении, а не о бытии.

Для освоения самоорганизующихся синергетических систем взята новая стратегия научного поиска, основанная на древовидной ветвящейся графике, образ которой воссоздает альтернативность развития. Выбор будущей траектории развития в одном из нескольких направлений зависит от исходных условий, входящих в них элементов, локальных изменений, случайных факторов и энергетических воздействий. И. Пригожин предложил идею квантового измерения применительно к универсуму как таковому.

Новая стратегия научного поиска предполагает учет принципиальной неоднозначности поведения систем и составляющих их элементов, возможность перескока с одной траектории на другую и утрату системной памяти, когда она забывает свои прошлые состояния, действует спонтанно и непредсказуемо. В критических точках направленных изменений возможен эффект ответвлений, допускающий в перспективе функционирования таких систем многочисленные комбинации их эволюционирования.

Понятийное описание нелинейной динамики самоорганизующихся систем. Своеобразная организационная открытость мира предполагает различные сценарно-структурные сцепления материальных взаимодействий. Стратегия освоения самоорганизующихся синергетических систем связана с такими понятиями, как бифуркация, флуктуация, хаосомность, диссипация, странные аттракторы, нелинейность, неопределенность и др. Они используются для объяснения поведения всех типов систем: доорганизмических, органических, социальных, деятельностных, этнических, духовных и пр. В условиях, далеких от равновесия, действуют бифуркационные механизмы, предполагающие наличие точек раздвоения и неединственность продолжения развития. Результаты их действия труднопредсказуемы. Бифуркационные процессы свидетельствуют об усложнении системы.

Флуктуации в общем случае означают возмущения и подразделяются на два больших класса: создаваемых внешней средой и воспроизводимых самой системой. Возможны случаи, когда флуктуации будут столь сильны, что овладеют системой полностью, придав ей свои колебания, и, по сути, изменят режим ее существования. Они выведут систему из свойственного ей «типа порядка», но обязательно ли к хаосу или к упорядоченности иного уровня — это особый вопрос.

Система, по которой рассеиваются возмущения, называется диссипативной. По сути дела — это характеристика поведения системы при флуктуациях, которые охватили ее полностью. Основное свойство диссипативной системы — необычайная чувствительность ко всевозможным воздействиям и в связи с этим чрезвычайная неравновесность.

Ученые выделяют такую структуру, как аттракторы - притягивающие множества, образующие собой как бы центры, к которым тяготеют элементы. К примеру, когда скапливается большая толпа народа отдельный человек, двигающийся в собственном направлении, не в состоянии пройти мимо, не отреагировав на нее. В теории самоорганизации подобный процесс получил название «сползание в точку скопления». Аттракторы стягивают и концентрируют вокруг себя стохастические элементы, тем самым, структурируя среду и выступая участниками созидания порядка.

Приоритетное направление новой парадигмы — анализ нестабильных, неравновесных систем — сталкивается с необходимостью исследования феномена онтологической неопределенности, который фиксирует отсутствие реального референта будущего. Неопределенность — это вид взаимодействий, лишенных конечной устойчивой формы. Она может быть производна от гетерономной, комплексной природы объекта-события, когда последнее происходит, как говорится, прямо «на глазах», опережая всевозможные прогнозы, расчеты и ожидания, Феномен неопределенности отождествим с потенциальной полнотой всех возможных изменений в пределах существующих фундаментальных физических констант. Вероятность предполагает устойчивое распределение признаков совокупности и нацелена на исчисление континуума возможных изменений.

В новой стратегии научного поиска демонстрирует свою актуальность категория случайности, которая предстает как характеристика поведения любого типа систем, не только сложных, но и простых. Случайность означает, что свойства и качества отдельных явлений изменяют свои значения независимым образом и не определяются перечнем характеристик других явлений. В одной из последних интерпретаций такую случайность назвали динамическим хаосом. Порожденная действием побочных, нерегулярных, малых или взаимопереплетением комплексных причин, случайность — это конкретно-особенное проявление неопределенности.

Категорией возможность отражается будущее состояние объекта, она нацелена на соотнесение предпосылок и тенденций развивающегося явления и предполагает варианты последующих изменений. Набор возможностей составляет бытийное поле неопределенности. Ситуация нередко оценивается как неопределенностная из-за наличия множества конкурирующих возможностей. Неопределенность сопровождает процедуру выбора и квалифицирует «довыборное» состояние системы. Причем выбор понимается не только как действие сознательное и целенаправленное, но и как выбор системы.

В новой стратегии изучения самоорганизующихся систем огромную роль играют статистические закономерности. Они формулируются на языке вероятностных распределений и проявляются как законы массовых явлений на базе больших чисел. Считается, что их действие обнаруживается там, где на фоне множества случайных причин существуют глубокие необходимые связи. Они не дают абсолютной повторяемости, однако в общем случае правомерна их оценка как закономерностей постоянных причин.

Постулат современной науки — «достоверно то, что подавляюще вероятно» не исключает «поштучный» анализ неожиданных, малове­роятных, но и в силу этого максимально информационно емких событий. Этому способствуют такие инновационные средства стратегии научного поиска, как «case studies» — ситуационные исследовании «абдукция» — прием наилучшего заключения из имеющихся фактов, «куматоид» — плавающий объект, который характеризуется тем, что может появляться, образовываться, а может исчезать, распадаться. Вся социальная реальность наводнена этакими плавающими объектами – куматоидами.

Новые стратегии научного поиска указывают на принципиальную гипотетичность знания. В одной из возможных интерпретаций постнеклассической картины мира обосновывается такое состояние уни­версума, когда, несмотря на непредсказуемость флуктуации (случайных возмущений и изменений начальных условий), набор возможных траекторий эволюционирования системы определен и ограничен. Случайные флуктуации и точки бифуркаций труднопредсказуемым образом меняют траекторию системы, однако сами траектории тяготеют к определенным типам-аттракторам и вследствие этого приводят систему, нестабильную относительно мельчайших изменений начальных условий, в новое стабильное состояние. Синергетика исследует неравновесные системы, или системы, находящиеся «вдали от равновесия», причем неустойчивость означает «случайное движение внутри вполне определенной области параметров».

Исследователи саморазвивающихся систем отмечают, что при определенных условиях могут возникать макроскопические явления самоорганизации в виде ритмически изменяющихся во времени пространственных картин, могут появляться мозаичные структуры, кольца, спирали, концентрические окружности, ячейки и т.п. За порогом неустойчивости возникает новая структура. В синергетической парадигме признается поведение систем в режиме «с обострением», так же важно учитывать сетевые коммуникации и многомерные структурные напряжения. «Нелинейный» инструментализм синергетики междисциплинарен, интерсубъективен и может предстать как многомерная коммуникативная сеть взаимосопряженных метафор, аналогий, моделей и концепций.

Глобальный эволюционизм и типы эволюции. Глобальный эволюционизм выступает как интегративное направление, учитывающее динамику развития неорганического, органического и социального миров. Он опирается на идею единства мироздания и представление об универсальности эволюции. Концепция глобального эволюционизма оформилась в 80-е гг. XX в.

Глобальный эволюционизм охватывает четыре типа эволюции: кос­мическую, химическую, биологическую и социальную, объединяя их генетической и структурной преемственностью. Наряду со стремлением к объединению представлений о живой и неживой природе, социальной жизни и технике, одной из целей глобального эволюционизма явилось стремление интегрировать естественнонаучное, обществоведческое, гуманитарное, а также техническое знание. В этом своем качестве концепция глобального эволюционизма претендует на создание нового типа целостного знания, сочетающего в себе научно-методологические и философские основания. Появление синергетики также свидетельствует о поиске глобальных и общеэволюционных закономерностей, универсально объединяющих развитие систем различной природы.

Обоснованию глобального эволюционизма способствовали три важнейших современных научных подхода: теория нестационарной Вселенной, концепция биосферы и ноосферы, идеи синергетики.

В понимании глобального эволюционизма важное значение имеет антропный принцип, который фиксирует связь между свойствами рас­ширяющейся Вселенной и возможностью возникновения в ней жизни.

Свойства нашей Вселенной обусловлены наличием фундаментальных физических констант, при небольшом изменении которых структура нашей Вселенной была бы иной, отличной от существующей. «Слабый» антропный принцип указывает: то, что мы ожидаем наблюдать, должно быть ограничено условиями, необходимыми для нашего существования как наблюдателей. «Сильный» антропный принцип утверждает: Вселенная должна быть такой, чтобы в ней на некотором этапе эволюции допускалось существование наблюдателей, она должна обладать свойствами, позволяющими возникновение жизни и человека. Из факта существования человека делается вывод о физичес­ких свойствах Вселенной, устанавливается определенное соотношение между наличием жизни и человека и физическими параметрами Вселенной.

Гипотетичность антропного принципа не снижает значимости космической эволюции. Глобальный эволюционизм вскрывает противоречия между положениями эволюционной теории Дарвина и вторым началом термодинамики. Первая провозглашает отбор и усиление упорядоченности форм и состояний живого, вторая – рост энтропии, т.е. рост меры хаотизации.

Химическая форма глобального эволюционизма прослеживает со­вокупность межатомных соединений и их превращений, происходящих с разрывом одних атомных связей и образованием других. В её рамках изучаются различные классы соединений, типы химических реакций (например, радиационные реакции, реакции каталитического синтеза и пр.).

Объяснение и предсказание новых видов химических соединений, возможность управления химическими реакциями, удовлетворение запросов, предъявляемых химии со стороны промышленности и производства и осмысление негативных последствий в контексте глобальных планетарных процессов составило проблемный ряд химической формы глобального эволюционизма.

В рамках глобального эволюционизма большое внимание уделяется эволюции биологической. Эволюционные учения (Ламарк, Дарвин и др.) воссоздавали картину естественного исторического изменения форм жизни, возникновения и трансформации видов, преобразования биогеоценозов и биосферы. В XX в. возникла синтетическая теория эволюции, в которой был предложен синтез основных положений эволюционной теории Дарвина, современной генетики и ряда новейших биологических обобщений.

Человечество как продукт естественной эволюции подчиняется ее основным законам. Этап медленного, постепенного изменения общества назван эволюцией социальной. Причем изменения, происходящие в обществе, осуществляются не одновременно и носят разнонаправленный характер.

Эволюция человеческого общества происходит при сохранении ге­нетических констант вида Homo sapiens и реализуется через взаимосвязанные процессы развития социальных структур, общественного сознания, производственных систем, науки, техники, материальной и духовной культуры. Качественный характер этих взаимодействий меняется вследствие научно-технического прогресса, техноэволюции, скорость которой, в отличие от биоэволюции, постоянно возрастает. При большой разнице в скоростях биоэволюции и техноэволюции (три десятых порядка) говорить о коэволюции природы и общества невозможно. Очаговые и локальные последствия деградации окружающей среды приводят к заболеваниям, смертности, генетическому уродству, они чреваты региональными и глобальными последствиями.

Поэтому важной в теории глобального эволюционизма становится проблема «коэволюции», обозначающей согласованное существование природы и человечества. Механизмы «врастания» человечества в природу включают в себя биологические, технические и социальные аспекты. Это сложное интегративное качество взаимодействий микро-, макрореальности и реальности глобального космического масштаба, где один уровень накладывается на другой, видоизменяет под своим давлением третий и т.д. Человек неотделим от биосферы, он в ней живет и одновременно сам составляет ее часть. Реализация принципа коэволюции — необходимое условие для обеспечения его будущего. Коллективный разум и коллективная воля человечества должны быть способными обеспечить совместное развитие (коэволюцию) природы и общества.

Литература по теме

1. Философия науки в вопросах и ответах: учебное пособие для аспирантов / В.П. Кохановский [и др]. – Изд. 4-е. – Ростов н/Д: Феникс, 2007. – 253 – 267.

2. Рузавин Г.И. Философия науки. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005. – С. 222 – 266.