«иеромонах Пантелеимон (Бердников) Диссертация о православной миссии ...»
Особым вниманием пользовалось отделение, противооаскольническое, преподавание в котором принял на себя новый ректор архим. Агафангел Соловьев (1854-1857). Усилиями архим. Агафангела Казанская Академия получила огромное количество старопечатных книг, рукописей и некоторые вещественные памятники, касающиеся раскола, а также в постоянное пользование библиотеки Соловецкого монастыря и Анзерского скита. Раздобытые книги приносились прямо на лекции, из них зачитывались выдержки, и здесь же происходило сличение книг, благодаря чему весь учебный процесс шёл в работе с первоисточниками. Архим. Агафангел хотел составить полное обозрение старых книг, но за своё краткое ректорствруспел составить лишь статью "О Большом Катихизисе", помещенную в "Православном Собеседнике" за 1855 и 1856 гг. (2,383). Среди всех преподавателей этого отделения особенно выделился И.М.Добротворский, занимавший противораскольническую кафедру с 1858 по 1865 гг., и основавший подлинно научное изучение раскола в Академии. Главное внимание он обращал не на полемику, а на изучение истории и анализ литературы раскола, а ещё более на историю и учение русских сект и ересей. Лекции он тщательно обрабатывал по рукописям (2,395). Будучи первопроходцем в своей науке, Добротворский явился серьезным исследователем, оставившим много капитальных трудов. Другим таким же исследователем раскола в Казанской Академии был преподаватель кафедры русской истории А.П.Щапов, написавший книгу "Русский раскол", который, правда, представлял раскол как широкий протест народа против бывшего тогда состояния Церкви, государства и общества (2, 120-121).
Ещё один видный преподаватель по кафедре раскола, бывший после Доб-ротворского, Н.И.Ивановский, поставил свой предмет на церковную и практическую почву и сам устно и письменно полемизировал с современными ему представителями раскола (2,402).
В Православном Собеседнике, журнале Казанской Академии, статьи по расколу занимали достаточно видное место, здесь часто печатались посвященные этой теме студенческие сочинения (3, 333).
. Другое миссионерское отделение, уже уступающее по числу учащихся противораскольническому, было противомусульманское, преподавание в котором принял Ильминский. Ему в помощь для преподавания татарского языка был среди крещенных татар, Ильминский был послан в их селения в 1848 г. с заданием сбора сведений о их религиозном положении и эту миссию он блестяще выполнил, объехав Мамадышский, Ланшевский и Чистопольский уезды. Такую же миссию он предпринял и в 1849 г., собрав полнейшие сведения о степени влияния на крещенных татар со стороны мусульман и со стороны православного духовенства (2,3 51).
Будучи привлечён к работе по переводу богослужебных книг на татарский язык, Николай Иванович относился к этому делу, как и его друг Бобровников, глубже, чем остальные члены переводческого комитета. Он говорил о неудобности перевода как на татарский разговорный язык, бедный для выражения религиозных понятий, так и на книжный, учёный язык, понятный одним муллам и учёным татарам, отчего необходимо создание особого языка, включающего элементы и первого и второго (2,354).
Благодаря усилиям казанского архипастыря преосвященного Григория Постникова (1848-1956), в Академии наметились особые миссионерские отделения, в связи с чем Ильминский был направлен в 1851 г. в учёное путешествие на восток. Николай Иванович побывал в Каире и Сирии, где пришел к выводу, что лучшим средством для поддержания Православия в этих местах может быть помощь образованными людьми. В Казань учёный вернулся в 1854 году. Наконец, в том же году, на основе проектов Бобровникова и Ильминского в Академии были образованы особые миссионерские отделения против важнейших инородческих религий казанского округа ислама и буддизма и отделение против раскола. В противораскольническом отделении положено было преподавать историю раскола, полемику против раскола, миссионерскую педагогику в отношении к расколу, славянский язык и палеографию, а в других отделениях, кроме языков, миссионерскую педагогику, этнографию с историей и изложением верований инородцев и полемику против них (2,11).
Интересно заметить, что ректор Академии в это время архим. Парфений Попов (1852-1854), не проявлявший никакого интереса к открытию миссионерских отделений, впоследствии, будучи назначен епископом в Томскую епархию, прославился как ревностный миссионер Сибири, оставив после себя замечательное собрание проповедей (1,104).
Особым вниманием пользовалось отделение противооаскольническое, преподавание в котором принял на себя новый ректор архим. Агафангел Соловьев (.1854-1857). Усилиями архим. Агафангела Казанская Академия получила огромное количество старопечатных книг, рукописей и некоторые вещественные памятники, касающиеся раскола, а также в постоянное пользование библиотеки Соловецкого монастыря и Анзерского скита. Раздобытые книги приносились прямо на лекции, из них зачитывались выдержки, и здесь же происходило сличение книг, благодаря чему весь учебный процесс шёл в работе с первоисточниками. Архим. Агафангел хотел составить полное обозрение старых книг, но за своё краткое ректорствоуспел составить лишь статью "О Большом Катихизисе", помещенную в "Православном Собеседнике" за 1855 и 1856 гг. (2,383). Среди всех преподавателей этого отделения особенно выделился И.М.Добротворский, занимавший противораскольническую кафедру с 1858 по 1865 гг., и основавший подлинно научное изучение раскола в Академии. Главное внимание он обращал не на полемику, а на изучение истории и анализ литературы раскола, а ещё более на историю и учение русских сект и ересей. Лекции он тщательно обрабатывал по рукописям (2,395). Будучи первопроходцем в своей науке, Добротворский явился серьезным исследователем, оставившим много капитальных трудов. Другим таким же исследователем раскола в Казанской Академии был преподаватель кафедры русской истории А.П.Щапов, написавший книгу "Русский раскол", который, правда, представлял раскол как широкий протест народа против бывшего тогда состояния Церкви, государства и общества (2,120-121).
Ещё один видный преподаватель по кафедре раскола, бывший после Доб-ротворского, Н.И.Ивановский, поставил свой предмет на церковную и практическую почву и сам устно и письменно полемизировал с современными ему представителями раскола (2,402).
В Православном Собеседнике, журнале Казанской Академии, статьи по расколу занимали достаточно видное место, здесь часто печатались посвященные этой теме студенческие сочинения (3,333).
. Другое миссионерское отделение, уже уступающее по числу учащихся противораскольническому, было противомусульманское, преподавание в котором принял Ильминский. Ему в помощь для преподавания татарского языка был предоставлен учёный татарин Биктемир Юсупов, сын Ямбулатова, с которым Ильминский был знаком по татарской слободе, и с которым в 1848-49 гг. они вместе объезжали татарские селения (2, 403). Для облегчения изучения татарского языка в татарскую слободу на проживание постоянно посылались несколько студентов. Помогал Ильмйнскому также Г.С. Саблуков, хорошо преподававший татарский и арабский языки.
Но вообще, Ильминский мало доверял силе противомусульманской полемики, лишь ожесточающей ревность последователей ислама, и предпочитал ей просветительные меры к обращению татар в христианство со знакомством их с христианской жизнью. Поэтому Ильминский знакомил студентов только с самим учением ислама и его источниками. Когда Ильминский был отстранен в 1858 г. от своей кафедры из-за трений с ректором, оставшийся один Саблуков обращал главное внимание уже на противомусульманскую полемику. И он предпринял составление из всех своих классных и домашних работ обширного труда под названием "Сборника сведений о мохаммеданскм вероучении, пригодных для беседы христианина с мохаммеданином об истинах веры", который издал в 1873г. Саблуков издал также Коран с приложениями в 1878-79 гг. (2,423).
Принимая участив в издании литургии и часослова на татарском языке в 1855 г., Ильминский и Саблуков продолжали рассматривать татарские переводы. Через два года профессор Казем-Бек закончил перевод Нового Завета.
Среди крещенных татар в 1858 г. вновь произошли отпадения от Церкви. Ильминский и Саблуков в официальном докладе предложили следующие способы утверждения христианской веры: введение в татарских школах русского языка; сближение с татарами русских образованных людей, способных объяснить им христианские понятия, основание школ с преподаванием христианских предметов в татарских селениях для крещенных татар. Преподаваемые на русском языке истины было решено предлагать одновременно в татарском переводе и переводы делать на разговорный, а не книжный язык, который весь был проникнут идеями ислама (2,410-411).
В 1862 г. Г.С. Саблуков вышел в отставку, но продолжал участвовать в новых переводах на татарский язык в деятельности открывшейся в Казани крещёно-татарской школы и братства святителя Гурия. Он ездил даже по татарским деревням и посещал мусульманские школы, В его кабинет СТекаЛИСЬ МИССИОНерЫ за назиданием и практическими советами. Умер Саблуков в 1880 г. (2, 424).
С выходом Саблукова в отставку в Академии вновь действовал Ильмин-ский. С 1857 г., после новых поездок по татарским селениям, Ильминский начал делать переводы уже на живой, народный татарский язык и русским, а не арабским, насквозь связанным с исламом, алфавитом. В это время он знакомится с крещенным татарином Василием Тимофеевым, который с детства всей душой впитал в себя веру христианскую, жил несколько лет в Казани послушником в монастыре, а, вернувшись на родину, вёл благочестивую жизнь и беседовал с односельчанами о вере. Тимофеев помогал Ильминскому в работе над букварём с краткой священной историей, сокращённым катехизисом, нравоучениями и молитвами на разговорном татарском языке. Будучи определён практикантом татарского языка в Академию, Тимофеев, поселившись в слободе, стал обучать татарских крещенных детей грамоте по новым книжкам, приобщал их к христианской жизни. Он ездил с учениками по сёлам, читал букварь, книги Бытия и Премудрости и пел церковные песнопения и молитвы на татарском языке (2, 436). Помогал в Академии Ильминскому с 1862 г. и новый баккалавр Е.А.Малов, излагавший сначала историю противомусульманской миссии в России, а затем полемику против мусульманства.
В 1864 г. Ильминский открывает в слободке крещено-татарскую школу, учителем которой назначен В.Тимофеев, впоследствии ставший священником. Эта школа взрастила прекрасных христиан из среды татар. Принципы внутренней жизни школы были так отмечены в 1867 г. Ильминским: "Учитель Тимофеев держит себя в отношении к ученикам, как старший их брат, к которому они относятся просто и откровенно, но вместе с тем уважительно. В школе нет никаких {искусственных форм и формальной выправки, а также телесных и других нака-|заний. Простота отношений простирается и на родителей и даже на посторонних крещенных татар, которые могут прямо приезжать в школу и жить в ней дня два, или три" (2,466). Дети не отрывались от своего родного быта и, изучая христианские истины и русский язык, были близки своей народности. Ученики школы помогали баккалавру Малову в командировках по увещанию отпадавших татар некоторых сел епархии, где они читали местным жителям татарские издания своей школы и этим значительно способствовали успеху. Число школьников за шесть лет возросло в четыре раза. Вместе с В.Тимофеевым они прекрасно справлялись с делом христианской миссии в родных селениях: читали книги, пели на родном языке священные песни, вели беседы о вере. С 1866 г. они даже стали основывать по татарским деревням новые школы (2,460).
В 1867г. в Казани открылось братство свт. Гурия, взявшего инородческие школы под своё покровительство.
Ильминский помогал алтайскому миссионеру о.Макарию, приехавшему в 1868 г. в Казань, в издании алтайской грамматики. Тот в свою очередь принимал участие в жизни школы, составил из мальчиков и девочек хор, а Великим постом 1869 г. принял на себя обязанности их духовника, и совершал богослужение на татарском языке (2,469).
Из преподавателей противомусульманской кафедры следует также отметить М.А.Машанова, избранного Советом в качестве приват доцента этой кафедры в 1885 г. Машанов совершил поездку на восток с целью изучения арабского языка и магометанской богослужебной литературы. Там он приобрёл значительное количество арабских изданий, в особенности, необходимые для миссионерских противомусульманских учебных предметов капитальные сочинения по мусульманскому богословию и арабскому языкознанию (4,131-132).
Касательно же противобуддийского отделения следует заметить, что оно носило только учебный характер и не вело широкой практической деятельности, прежде всего потому, что Академия была удалена от местности с буддийским населением. Единственным преподавателем был назначен в 1854 г. А.А.Бобровников, который преподавал буддийское учение с полемикой и миссионерскую педагогику, а монгольский и калмыцкий языки стал преподавать лама Галсан Гомбаев. Бобровников вышел из академической службы в 1855 г., и из его преемников, быстро сменявших друг друга, интересен лишь Миротворцев, преподававший с 1863 г. и совершивший поездки для изучения калмыцкого языка и вероучения в калмыцкие степи. Миротворцев защитил в 1868 г. магистерское сочинение "Изложение и критический разбор основных начал буддизма", впоследствии напечатанное в Православном Собеседнике 1873 и 1874 гг. (5,119).
В преподавании миссионерских наук против буддизма был перерыв из-за отсутствия желающих изучать этот предмет с 1871 по 1884 г., когда были созданы две кафедры, одна изучала историю и обличение ламайства и монгольский язык с бурятским наречием, а другая - калмыцкое наречие, общий филологический обзор языков и наречий монгольского отдела, этнографию племён этого отдела и историю христианства между ними (4,4951).
С 1872 г., по прошению проф. Е.А.Малова, в Академии начинает издаваться Противомусульманский Сборник, куда вошли курсовые сочинения студентов противомусульманского отделения. Многие экземпляры сборника выдавались священнику В.Тимофееву для раздачи в крещено-татарские школы, в 1886 г. по экземпляру выдано симбирской чувашской школе и библиотеке в Ташкенте.
С 1870 г. статьи по магометанству и вообще миссионерству стали помещаться в Православном Собеседнике. Редакция Православного Собеседника высылала книги библиотекам епархиальных церквей, а особенно церквей единоверческих и миссионерским обществам.
С 1889 г. при Академии были открыты, согласно разработанному проф. Миротворцевым плану, сокращенные двухгодичные миссионерские курсы обучения лиц, способных кмиссионерству.но непоступивших в Академию. Разрешено было посещение этих курсов священникам инородческих приходов Казанской епархии и приезжающим в Казань миссионерам.
В 1912 г. при Академии был образован историко-этнографический миссионерский музей.
В предреволюционные годы особенной деятельности отличился архим. Гурий Степанов, окончивший миссионерское отделение по монгольскому разряду в 1906 г., а в 1912 г. ставший инспектором Академии. Он написал такие научные труды как "Буддизм и христианство в их учении о спасении", "Донские калмыки и история их христианского просвещения", "Очерки распространения христианства среди монгольских племен" (5,119).
Благодаря командировке от Академии в 1912 г. иером, Амфилохия в Монголию для изучения монгольского и особенно тибетского языка, в 1914 г. в Академии стали преподавать тибетский язык, являющийся у монголов богослужебным (5,120).
В 1911 г. в Академию поступил, по направлению святого Николая Японского, выпускник Токийской Духовной Семинарии Михей Накамура, записавшийся на монгольский разряд миссионерского отделения. В 1914 г. он, в связи с первой мировой войной, стал переводчиком в японском отряде Красного Креста на русском военном фронте.
В 1915 г. на тот же разряд поступил другой выпускник Токийской Семинарии Петр Удияма. Судьба его не известна в связи с революционными событиями.
Казанская Духовная Академия существовала до 1920 г., когда её замечательная научно-практическая миссионерская деятельность была прервана советской властью.
Библиография.
1. Знаменский П. История Казанской Духовной Академии за первый период её существования (1842-1870 годы).- Вып. 1.- Казань: Типография Императорского Университета, 1891 г.-380 с.
2.То же. Вып. П.- Казань, 1892 г.- 592 с.
3. То же. Вып. III.- Казань, 1892 г.- 466 с.
4.Терновский С. Историческая записка о состоянии Казанской Духовной Академии после её преобразования. 1870-1892.- Казань, 1892 г.- 652, У с.
З.Успенский В.П. Казанская Духовная Академия - один из центров отечественного монголоведения.// Православие ва Дальнем Востоке. Вып. 2.- Спб: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 1986.- С. 118-122.
12. Н. И. Ильминский - миссионер нового типа.
Следует подробнее остановиться на деятельности одного из выдающихся миссионеров Казанской Духовной Академии, неутомимого труженика на ниве просвещения инородцев, талантливого педагога и одарённого мыслителя Николая Ивановича Ильминского. Вот как свидетельствует о нем К.П. Победоносцев: "Другой такой ясной и чистой души не приходилось мне встречать в жизни, отрадно было смотреть в глубокие, добрые и умные глаза его, светившие в душу внутренним душевным светом, а беседа его была ни с чем несравненная, всегда с солью, всегда в простоте, чуждая всякой аффектации, но исполненная поэтических образов. Несравненная простота души давала ему способность сближаться одинаково с людьми всякого общественного положения, и самым простым и бедным он был столь же легок и приятен, как начальственным и знатным. Мудрено ли, что действие этой души на всех знавших её было неотразимо и благодетельно. (2,114-115).
Родился будущий миссионер в Пензе, там получил первоначальное образование. Уже в Пензенской духовной семинарии у него проявлялось стремление в этому служению, но окончательно расположение к миссионерству открылось в Казанской Духовной Академии. Когда там открылись курсы арабского и татарского языков, преподаваемые известным профессором А.К.Казем-Беком, Николай Иванович стал одним из самых усердных его учеников. Главный дар Н.И.Ильминского - это дар познания языков. Кроме древних славянского, греческого и латинского, он изучил в Академии: французский, немецкий, арабский, татарский и турецкий. Это сыграло первостепенную роль на поприще ученой деятельности и миссионерства среди инородческих племен в целях обращения их в Православие.
В ЗО-х-50-х гг. прошлого века в Казанской губарнии наметилась негативная тенденция к отпадению татар и других инородцев в ислам. Приин ЭТОМУ Было несколько. Одной из главных была та, что эти народности до этого принимали Православие лишь внешне, оставаясь по сути своей в язычестве и невежественном суеверии. К тому же богослужение на церковно-славянском языке было совершенно непонятным для них, а пропаганда ислама на арабском и татарском языках активизировалась. Массовые отпадения угрожали опасностью, что всё население края станет мусульманским (2,107).
Горячий ревнитель миссионерского дела Николай Иванович понимал, что главное орудие миссионера - это язык. Он говорил: "Чтобы преподаваемые истины глубоко укоренились в сознании простолюдина, надобно войти в его миросозерцание, принять его понятия за данное и развивать их. Архаически простые понятия инородцев могут быть ассимилированы христианством, наполниться и освятиться его божественным содержанием. Мышление народа и всё его миросозерцание выражается на его родном языке. Кто владеет языком инородцев, тот понимает, хотя бы только инстинктивно, миросозерцание их. Кто говорит с ними на их родном языке, того они легко понимают" (2,108).
С 40-х годов началась переводческая деятельность Н.И.Ильминского, который, надо признать, вначале критиковал труды протоиерея Ивана Лебедева, настаивающего на переводах богослужебных и учительных книг на татарский язык русским алфавитом (1,33-34). Но позднее он согласился с проектом протоиерея Лебедева и совершенно отказался от всех красот арабского языка, признав наилучшим чистый народный татарский язык, к тому же чуждый исламизма. За 20 лет своей активной деятельности Н.И. Ильминский выработал христианскую терминологию для татарского языка и сходных с ним чувашского, черемисского, вотяцкого, мордовского и других языков. Пользуясь помощью живых носителей этих языков, Николай Иванович сделал множество переводов всех воскресных богослужебных книг, включая и псалтирь, как самую сложную. Кроме того солидное количество поучительных и учебных книг, из которых некоторые выдержали несколько изданий.
Невыразимая доброта, искренность и простота Ильминского облегчала ему общение с инородцами. С букварём, книгами Бытия и Иисуса Сына Сирахо-ва ученики его стали ездить по деревням и селам, обращая людей в Православие. Основанное в 1867 году в Казани Братство Святого Гурия, можно сказать, открыло новую эпоху миссионерства на Востоке. Оно стало рассадником новых инородческих школ по всему краю, и дело миссионерства шло с необыкновенным успехом. Во главе же их стояла учрежденная непосредственно Н.И.Ильминским в 1864 году центральная крещено-татарская школа, мужская и женская, где почти все преподаватели были из крестившихся татар. Богослужение и пение на родном языке, по свидетельствам очевидцев, оставляли неизгладимо светлое впечатление на инородцах.
Однако, не без искушений и борьбы проходил самоотверженный миссионер свое служение. Многие выступали против школьного обучения и богослужения на инородческих языках, но Николай Иванович упорно отстаивал мысль, что учить каждый народ на его языке является единственно возможным средством его просвещения и, в конце концов, обрусения инородцев как мощного противодействия исламскому влиянию. Мусульманский мир он знал в совершенстве и близко был знаком с его литературой как древней, так и современной. Зорко следил он за всеми движениями исламской пропаганды и неоценимую пользу приносил своими своевременными указаниями и советами.
Следует отметить также, что Николай Иванович Ильминский сам был самоотверженным и неутомимым путешественником. Во время массового отпадения татар он бесстрашно отправляется по их селениям, знакомится с их бытом, языком, обычаями, будучи профессором, живет в татарской избе, беседует с муллами, священниками, крещенными и некрещенными, собирает и тщательно записывает сведения.
Миссионер был в двухгодичной научной командировке на Востоке почти всё время Крымской войны, неоднократно подвергаясь опасности, посетил Сирию, Палестину, Египет. Но никакие невзгоды и напасти не охладили ревности неутомимого труженика на ниве миссионерства к главному делу его жизни. К нему начинают всё более прислушиваться, и в его лице инородческое дело приобретает сильного заступника.
Наконец, спустя 30 лет занятий восточными языками, переводами и просвещением, в 1872 г. Николая Ивановича утверждают директором Казанской Учительской инородческой семинарии и председателем переводческой комиссии от Православного Миссионерского Общества. Теперь его пригласили быть членом Академии Наук, но он всей душой желал быть с инородцами, чьё христианское образование и воцерковление - главная цель его жизни.
Более чем 2/3 учащихся Учительской семинарии были татары, чуваши, черемисы, вотяки, мордва, калмыки, киргизы, буряты и другие инородцы. Здесь Николай Иванович провел последние годы своей жизни, самые плодотворные в его просветительской и педогогической деятельности (3,707; 4,711-712).
Почти 30-летнее усердное занятие переводами на инородческие языки остановило внимание Ильминского и на славянских переводах. Родной язык, а особенно церковнославянский он очень любил, живо ощущая всю художественную красоту его, зная его в совершенстве по многим древним памятникам. Огромный успех имели его книжки по начальной церковнославянокой грамоте, которым, по свидетельствам современников, не было ничего равного в начальной школе того времени (5).
Будучи русским и церковным человеком, Н.И.Ильминский всей душой радовался восстановлению церковно-приходских школ, в которых он видел единственное могучее средство привязать народ к школе и воспитать его в здравом духе русского человека, в любви к Церкви и Отечеству и в доброй нравственности. Поэтому он ревностно примкнул к начавшемуся движению, став членом Синодального Училищного Совета, и своей опытностью очень содействовал правильному устройству школьного дела. В своих "Беседах о народной школе" Николай Иванович оставил драгоценные заветы христианской педагогики. Вот некоторые его мысли: "Хороший нравственный религиозный человек должен быть таким не на словах, а на деле, и не в мыслях только и понятиях, а главным образом - в действиях и в жизни, не пред людьми, подобно лицемерам, а по совести и пред Богом. Поэтому, чтобы образовать нравственного человека, недостаточно разъяснения или преподавания, которое обыкновенно и всего чаще производится в училищах, а надобно воспитать человека, т. е. сделать так, чтобы он вырос и укрепился существенно в делах добрых и в чувствах богобоязненных и честных (2,51). "Воспитание народной школы состоит в том, чтобы она возбуждала поддерживала и питала в учащихся детях душевную жизнь, содействовала бы органическому внутреннему развитию и росту душевных сил и способностей в добром, нравственно-религиозном направлении (2,54).
Скончался Н.И. Ильминский 27 декабря 1891 года в возрасте 69 лет. Как писал о нём К. Победоносцев: "Это был по истине учитель в высшем значении этого слова, светильник, от которого многие огни загорались ясным светом (2, 114).
Библиография
1. Знаменский П. На память о Николае Ивановиче Ильминском: К 25-летию Братства святителя Гурия. -Казань: Изд-во Братства святителя Гурия, 1892. 02 с.
2. Ильминский Н.И. Избранные места из педагогических сочинений, некоторые сведения о его деятельности и о последних днях его жизни. -Казань: Тип. Императорского Университета, 1892. -134 с.
3. Никанор (Каменский), архиеп. Один из питомцев Казанской Духовной Академии Н.И.Ильминский.// Казанский сборник статей. -Казань, 1909. -С. 705-710.
4. Никанор, архиеп. Н.И.Ильминский и его основные педагогические труды. Там же. С. 710-736.
5. Ильминский Н. Обучение церковнославянской грамоте в церковноприходских школах и начальных училищах.- Кн 1. Для учителей.- Спб.: Синод, тип., 1892.-95 с.
13. Российская Духовная Миссия в Китае.
Первую евангельскую проповедь в Поднебесной империи церковное предание относит ещё к святому апостолу Фоме. Около 64 года в Китае уже были христиане (3, 117-118). В V веке там имелась полная иерархия вплоть до митрополита. С VII по XII вв. в Китае насаждается несторианство. В 1291 г. туда проникает католический миссионер Монте-Корвино, и уже при нём католики вытесняют несториан, отдаленных от своих багдадских католикосов и достигают значительных успехов в христианизации Китая.
Они заводили училища, переводили на местный язык Священное Писание, но не брезговали и другими, совсем не евангельскими средствами. С 1369 года после освободительной войны против татаро-монгольского владычества в Китае начинается гонение на христиан. В это время в китайской нации развивается резко отрицательное, презрительное отношение ко всему иностранному, не исключая религии, "которое обратилось впоследствии в национальный характер китайцев, отразилось в их гражданских постановлениях и было одним из сильнейших препятствий успеху христианской проповеди в Китае во все последующие времена (3,169). Причина этогофоется, главным образом, в нехристианских средствах католической пропаганды.
Далее времена относительного благоприятствования христианской проповеди сменялись периодами гонений. Особенно "холодным" для иностранцев был период с 1722 по 1858 год. С 1797 г. в Китае появляются протестантские миссии; проповедь их сводилась в основном к распространению Священного Писания на китайском языке. Вследствие движения китайских инсургентов -адептов одной христианско-языческой секты 40-50-х годов XIX в. и войн Англии и Франции с Китаем (1856-57 гг.) был заключен трактат, по которому разрешался свободный вход иностранцам в Китайскую империю и свободное исповедание и распространение христианской веры во всех областях Небесной империи (4,349).
Русская Духовная Миссия берет свои истоки с 1685 года, когда после ряда вооруженных столкновений китайских войск с приамурскими казаками- первопроходцами, были пленены 100 русских защитников Албазинской крепости. Пораженный их отвагой и военной доблестью китайский император приказал зачислить их в императорскую гвардию и выделить этой "русской сотне" участок земли на севере столицы для проживания и несения службы. Пленные казаки насильно захватили и привели в Пекин Албазинского иерея Максима Леонтьева, в лице которого и началась наша Духовная Миссия.
О. Максим перестроил буддийскую кумирню в православную часовню, где крестил, венчал, отпевал, совершал различные службы. Позже Тобольский митрополит прислал св. миро, антиминс, церковную утварь и богослужебные книги, и вместо часовни был устроен и освящен храм в честь Софии Премудрости Божией. Некоторые китайцы были обращены в Православие и занимали должности церковнослужителей при храме.
Священнодействовал о. Максим в Пекине около тридцати лет, затем состарился, ослеп и стал немощен. Албазинцы просили себе у сибирских властей нового священника. Об этой просьбе узнал Петр I и повелел учредить в Пекине Российскую Духовную Миссию, включив в нее также учеников по изучению китайского, маньчжурского, монгольского и других восточных языков, местных обычаев и китайской культуры (1,9). Российский император вынашивал планы обратить в Православие китайского богдыхана с народом.
Официально Миссия начала свою деятельность в 1715 году в составе архимандрита ИлХариона, иеромонаха, иеродиакона и семи причетников. Со следующей Миссией предполагалось послать православного епископа, который мог бы рукополагать в священники достойных из самих китайцев. Однако, епископ Иннокентий Кульчицкий, прибыв в Иркутск в 1792 году, не был допущен в Китай по проискам католических миссионеров. Он проходил свое миссионерское служение среди сибирских инородцев. Начальником Китайской Миссии был назначен архимандрит Антоний Платковский; при нем была построена в Пекине новая церковь в 1730 г. и устроен Сретенский монастырь. В это время в Пекине было пятьдесят православных китайцев, а также китаянки - жены албазинцев. "Китайцы охотно посещали русскую церковь, со вниманием слушая чтения и пение" (4,310).
На основании 5 статьи Кяхтинского русско-китайского договора 1727 года был утвержден статус Духовной Миссии, который сохранялся до 1861 года.
Характеризуя состояние Духовной Миссии за этот промежуточный период, следует отметить, что китайское правительство относилось к русским миссионерам очень доброжелательно, поддерживало их в материальном отношении, а членов первой Миссии зачислило даже в высшее сословие. В отличие от инославных миссионеров русские не подвергались гонениям. Такое исключительное положение православной миссии было обсуловлено теми принципами, которыми она руководствовалась в отношениях к китайскому правительству и его подданным. Это - повиновение местным властям, невмешательство в политические дела и доброжелательное ко всем отношение.
Наша Миссия была посредницей при дипломатических и торговых отношениях России с Китаем. Она была единственным рассадником в России знатоков китайского языка (с 1727 г. в состав Миссии назначалось четыре ученика для обучения восточных языков); наряду с этим она знакомила китайцев с русским языком. Велики заслуги Миссии в научном изучении Китая. Особая роль в этом принадлежит начальнику девятой Миссии (С 1807 по 1821 гг.) архимандриту Иа-кинфу (Бичурину). Хорошо изучив китайский язык и поддерживая связи с разными слоями китайского общества, он собрал обширные сведения об истории, географии, медицине, политике, поэзии Китая, перевел и законспектировал десятки томов китайских ученых, составил китайско-русский словарь. Однакоу о.Иакинфа были большие упущения в отношении своих пастырских обязанностей : он оставил богослужение и вследствие материальной нужды стал продавать имущество Миссии. За это он был лишен сана и отправлен в Валаамский монастырь. По ходатайству ученых коллег он был взят на службу в Азиатский департамент. Из Китая о. Иакинф вывез 400 пудов китайских книг и своих заметок. За дальнейшую жизнь он написал более ста крупных исследований, статей, переводов различных китайских произведений и был признан крупнейшим знатоком Китая и стран Центральной Азии в России и зарубежом. По отзывам иностранцев о. Иакинф сделал столько, сколько не может сделать целое ученое общество. Он участвовал в научных экспедициях в приграничный с Китаем район Кяхты, организовал там училище и преподавал купеческим детям китайский язык.
0. Иакинф всегда отстаивал приоритет русской науки в изучении Китая и критически относился к западным синологам, представлявшим Китай, как варварское государство. Деятельность его послужила на благо большего взаимопонимания и упрочения дружественных связей между народами России и Китая. (1,195). В выборе членов для следующих Миссий было, учтено предложение о. Иакинфа направлять в Китай образованных людей, обучавшихся в Российских Академиях.
Большой вклад в науку внес и член 12 Миссии Васильев, который во всех тонкостях изучил китайский язык и занимался исследованием религий и философских учений Китая.
На протяжении всего периода с 1715 по 1864 года дипломатические функции были приоритетными в деятельности Миссии, просветительская же деятельность была ограничена. Петербургские инструкции постоянно сдерживали миссионерскую ревность её членов, предписывая "проявление всемирной осторожности, дабы проповедничество не вызвало озлобления богдыханских чиновников и тем самым осложнило межгосударственные отношения. Распространение Православия в этот период было очень незначительным, и паства Миссии состояла в основном из потомков албазинцев. Однако, известен факт одновременного обращения пятисот маньчжуров в 1838 г., которые были привлечены безупречной жизнью русских миссионеров и сами просили у них крещения (4,311). К середине 19 века было около тысячи православных китайцев.
Наконец, после открытия в 1861 г. дипломатической миссии Духовная Миссия была освобождена от дипломатических функций и полностью передана в Духовное ведомство (ранее она подчинялась ещё Министерству Иностранных Дел). В этот период до конца 19 века средства и численность сотрудников Миссии были весьма ограничены (иногда число их доходило до двух человек) и главная её деятельность была направлена на переводы Священного Писания и богослужебных книг. Таким образом создавалась база для последующей миссионерской деятельности.
Этими переводами воспользовались впоследствии не только православные китайцы, но и японцы, корейцы, маньчжуры и китайцы, живущие в Сибири. Как писал в 1871 г. в своих письмах из Японии архимандрит Николай (Касаткин): "Пекинская Миссия мать Японской, без Пекина японцы неопытны и немы"(1,25). В библиотеке Петербургской Духовной Академии находились на 1884 г. следующие переводы Пекинской Миссии: Новый Завет, Толковое Евангелие, псалтирь, часослов, октоих, Священная История Ветхого Завета и Нового Завета, Изложение православной веры, катехизис, "Указание пути в Царство Небесное", молитвословы и др.
В период реорганизации Духовной Миссии ее возглавлял архимандрит Палладий, в общей сложности проведший в Китае тридцать лет (12, 13 и 15 Миссии).
Владения Миссии были разделены: за ней осталось Северное подворье с храмом Успения Божией Матери, где был устроен мужской монастырь, а Южное отошло к дипломатам. Был утвержден её состав в качестве начальника, 3 иеромонахов, 1 священника, 1 катехизатора и 3 учителей китайского языка. 0. Палладий превосходно знал Китай и китайский язык, был общепризнанным синологом. Большое внимание уделял переводческой деятельности. Хорошо сознавая необходимость подготовки местного духовенства, он обучал одного способного китайского мальчика Цзи Чунь, а покидая Китай, поручил его своему преемнику. В 1882 г. Митрофан Цзи Чунь был рукоположен в священнический сан равноапостольным Николаем Японским. Первый православный священник-китаец начал вскоре совершать богослужение на своем родном языке. К концу этого периода были открыты мужские и женские катихизаторские школы.
В 1896 г. начальником 18 Духовной Миссии был назначен архимандрит Иннокентий (Фигуровский) (1863-1931 гг.). С его именем связана целая эпоха в истории Пекинской Миссии. Этот настоящий апостол Китая возглавил Миссию на протяжении тридцати пяти лет, предельно насыщенных бурными событиями в истории России и Китая.
Ещё в детстве мальчик помогал отцу священнику в миссионерской работе среди народов Сибири. Заслуживает внимания, как о. Иннокентий готовился к ; поездке в Китай. Он интересуется опытом и советами своего предшественника, начальника 16 Миссии архиепископа Флавиана. Затем едет в Западную Европу в Лондон, Оксфорд, Париж, Рим и знакомится с постановкой миссионерского дела у католиков и протестантов. Ищет, хотя и безуспешно, желающих просвещать китайцев среди монахов Афона.
В 1897 г. архимандрит Иннокентий прибыл в Пекин. Он был полон энергии и всевозможных планов. К концу 19 века Миссия имела пять церквей с пятью священниками и окормляла 120 русских и 500 (по другим данным больше) китайцев в Пекине и других городах. Перед Миссией стояли две главные задачи. Во-первых, забота о духовной и материальной жизни российских подданных, которые к этому времени компактно проживали в нескольких центрах и были заняты на строительстве железных дорог. Условия жизни их были ужасны. Во-вторых, расширение миссионерской работы среди китайцев.
Но в 1900 г. случились события, который поставили под сомнение само бытие Миссии. Это было восстание ихэтуаней (так называемое "боксерское" восстание). Оно было направлено против иностранцев, чьё влияние на жизнь Китайской империи во многом усилилось с проникновением западных миссионеров. (2,13).
Вскоре восстание достигло Пекина. Члены Миссии переехали в Российское посольство, захватив с собой только чтимую икону святителя Николая (из албазинской церкви) и наиболее ценную церковную утварь. 11 июня мятежники вступили в Пекин и начали сжигать и рушить всё иностранное, прежде всего, духовные миссии. Их ненависть была направлена на миссионеров и китайцев-христиан. Вот как описывает начальник Миссии эти страшные события, подобные первым векам христианства: "Боксеры нападали на христианские жилища, хватали христиан и истязали их, заставляли отречься от Христа. Многие в ужасе перед истязаниями и смертью отрекались от Православия и воскуряли фимиам перед идолами. Но другие, не страшась мучений, мужественно исповедовали Христа. Страшна была их участь. Им распарывали животы, отрубали головы, сжигали на кострах. По свидетельству самих язычников-очевидцев некоторые из православных китайцев встречали смерть с изумительным самоотвержением и с молитвой на устах" (2,18). Среди мучеников был и первый китайский священник о. Митрофан, он словом укреплял малодушных христиан. Из членов нашей Миссии никто не пострадал, хотя вместе с дипломатами и иностранцами они перенесли почти двухмесячную осаду за крепкими стенами Посольского квартала. 31 августа осада была снята. В колодце Миссии были обнаружены тела 222 замученных православных китайцев. Впоследствии на месте разоренной миссийской церкви был устроен храм в честь Всех Святых Мучеников Православной Церкви со склепом под алтарем, где были погребены священные останки мучеников за веру Христову.
Китайцы были уверены, что после восстания они навсегда избавились от иностранного влияния, однако вскоре европейские страны вновь одержали военную победу и стали осуществлять контроль за экономикой и политикой Китая.
Российская Духовная Миссия, не пользуясь этими привилегиями, достигла расцвета благодаря неутомимой энергии своего начальника.
После восстания в Синоде был поставлен вопрос о закрытии Миссии в Китае и о назначении о. Иннокентия начальником Урмийской Миссии (в Иране). Миссионеру пришлось выехать в Россию, где он отстоял Миссию и собрал пожертвования. Св. Синод принял решение об учереждении для Китая самостоятельной епископии, предписав ей активизацию миссионерской деятельности. В 1902 г. о. Иннокентий был хиротонисан в епископа Переяславского с подчинением ему областей Китая, Монголии и Тибета. Решено было отстроить подворье заново и учредить там общежительный монастырь. Владыка Иннокентий считал наилучшим средством для распространения христианства в Китае именно "православные общежительные монастыри, откуда бы не только слышалась устная и печатная проповедь, но где бы неофиты Православия учились бы христианскому благочестию, находили бы религиозно-нравственную поддержку в минуты смущений и скорбей и даже учились бы и способам улучшения своего земного благополучия" (1,259). Владыка написал "призыв к русским инокам", будущим насельникам Пекинского Успенского монастыря. Его можно приложить ко всякому миссионеру: "Не смущайся, брат, тем, что не многоучен ты, что не владеешь искусными мастерствами, что не обладаешь физической силой, не чувствуешь особой склонности к подвигам поста и молитвы. Хорошо, если и все это будет в тебе, но главное не в этом. Испытай себя в другом. Бескорыстен ли ты, послушен ли, терпелив ли ? Не ищещь ли славы мирской, скорого возвышения над братьями своими ? Не ищещь ли перемены места, простого развлечения и беспечной жизни ? Ревнуешь ли о приведении ко Христу язычников ? Полюбил ты их заочно ? Если полюбил, если ревнуешь, то легко тебе будет жить здесь, легко прощать некоторые недостатки ближних, легко терпеть одиночество среди людей другого языка и верований" (там же).
Итак, самое сложное было в подборе людей. Епископ Иннокентий возвратился в Пекин в августе 1902 г. в сопровождении тридцати человек в одежде послушников, которые по профессии были слесарями, столярами, портными, сапожниками, иконописцами и певчими (1,260). Некоторые из них вскоре покинули Китай, но все-таки вокруг епископа сформировался костяк самоотверженных, преданных миссионерству людей.
Началось восстановление храмов и хозяйства Миссии. Ещё раньше были куплены несколько десятков полуразрушенных домиков для семей китайцев-христиан, оставшихся без крова. Было построено несколько храмов, корпуса для братии, восстановлено кладбище. Для обеспечения строительных работ и расширения миссионерской деятельности решено было организовать торгово-экономическую базу. Миссия открыла следующие производства: кирпичный и свечной заводы, электростанцию, литографию, гальваническую, переплетную, механическую, ткацкую мастерские, типографию, мыловарню, пасеку, молочную ферму, открыла магазины. Участки земли сдавались в аренду. В Петербурге, Москве и некоторых городах на Дальнем Востоке открыты подворья (доход от подворья в Москве равнялся половине годового бюджета Миссии). В Москве было основано миссионерское общество "Китайское братство". Все это дало возможность восстановить и построить новые храмы в крупных городах Китая.
В Харбине Свято-Николаевский собор сами китайцы называли жемЧжинои города. При Миссии были устроены мужской монастырь (34 чел.) и женская община (5 чел.) со школой для девочек.
Миссия занималась широкой благотворительной деятельностью: устраивались богодельни, приюты; во время русско-японской войны организовано братство для помощи раненым и их семьям, которое также вело борьбу с нравственными пороками (прежде всего с наркоманией).
Но главное внимание было уделено миссионерскому делу - распространению Православия вглубь Китая. Среди потенциальной паствы православной миссии можно было обозначить несколько категорий. Во-первых, - это представители русской аристократии и интеллигенции: в большинстве своем они были очень холодны к Православию. Вторая группа—русские рабочие, более близкие к Церкви, но районы их проживания были переданы в ведение Владивостокского епископа. Такие же две группы были у китайцев. Причем представители образованных слоев китайского общества, последователи конфуцианства, не были склонны принимать евангельское учение. Эта-философско-религиозная система формировала механическую теорию мироздания, придерживалась материалистических воззрений и была лишена духовных начал, хотя и впадала часто в грубое суеверие (1,263). В конфуцианстве доминирующим является государственный надличностный фактор. "Для Китая христианство - не религия, не союз человека с Богом, а только земная, культурная, государственная сила" (6,96). Если китаец и принимает его, то только в виду государственной или народной пользы. Таким образом, в качестве главного объекта православной проповеди оставался простой китайский народ. Вот для этого простонародья Духовная Миссия и стала открывать многочисленные миссионерские станы в различных провинциях Китая. Епископ Иннокентий хотел их открыть во всех крупных городах, но это не нашло подлержки в Синоде, и тогда стали возникать станы там, где население проявляло интерес к Православию и могло оказать миссионерам материальную и моральную помощь.
К 1914 году миссионерские станы были уже открыты в 32 населенных пунктах. При станах устраивались школы и молитвенные дома. Недостаток человеческих ресурсов и денежных средств сказывался на состоянии отдельных общин. Часто миссионеры не успевали вовремя поддерживать начавшиеся проблески христианского сознания. Например, в городке Фэнкоу около трехсот жителей захотели присоединиться к Православной Церкви, но пока через год приехал епископ, их желание угасло, и готовых ко крещению оказалось всего несколько человек. Также в другой провинции - Ужили - четыреста жителей, не дождавшись православных миссионеров, обратились к протестантам. Позже положение там изменилось, и, ввиду успеха православной проповеди, протестанты начали даже предпринимать враждебные действия против православных: обвиняли их в преследовании политических интересов в Китае и прямо натравливали китайских язычников.
Владыка Иннокентий иногда с горечью говорил о том, что, хотя миссионерство -дело всей Православной Церкви, помощь из России была явно недостаточной, тогда как "инославные вероисповедания поставляют в Китай тысячные полки своих миссионеров и тратят миллионы рублей на внешнее представительство своих церквей" (1,268).
Были препятствия евангельской проповеди, коренившиеся в характере китайского народа. Так, например, китайские женщины, стыдясь, что священник увидит их при миропомазании, отказывались от крещения. Нередко китайцы держались двоеверия: продолжали хранить домашних идолов, курили перед иконами буддийскими благовониями, продолжали почитать Конфуция.
Один наш миссионер, похвалив Конфуция, вызвал одобрение жителей, которые отказывались до этого от крещения у инославных миссионеров, т.к. те заставляли их забыть о любимом учителе. В деле проповеди приходилось использовать китайские традиции, например, устраивать праздничные обеды после литургии для прихожан, вечера знакомств для прихожан из разных селений.
В лучших условиях, чем русские миссионеры, находились китайские проповедники —выпускники Пекинской миссионерской семинарии. Для них были ближе и понятнее нужды соотечественников и отсутствовал языковый и культурный барьер. Наиболее известные среди них: катихизатор Тарасий Го, в монашестве Тертий; он часто выступал посредником в спорах и раздорах жителей и примирял их, проповедь его была живая, убедительная и современная. Бездетный учитель Се Юйчен, помолившись христианскому Богу, был обрадован рождением сына; он основал православную школу. Священник Михаил Тан окорм-лял сорок населенных пунктов, где проживало около шестисот православных китайцев.Матфей Хуан с сыном открыли миссионерский стан и организовали общество по борьбе с опиекурением. Нередко обращались в Православие даосские и буддийские монахи. Успешную проповедь в Шанхае проводил брат владыки Иннокентия, священник Павел. Там было около тысячи православных китайцев (на 1916 г.).
Просветительская деятельность Миссии достигла высокого уровня. Во всех школах Миссии обучалось три тысячи учащихся ( в Пекине-сорок семь). Преподавались следующие предметы: Закон Божий, катихизис, священная история и Священное Писание Нового Завета, китайский, русский, церковнославянский языки, география. Школьное обучение было тесно связано о богослужением. Нередко крестились дети язычников, отдавших их в школу просто для обучения русского языка.
Типография Миссии выпускала Священное Писание, богослужебные книги, китайско-русские словари, катихизисы, православные календари - всего 150 000 книг за время её существования; выходил журнал Миссии "Китайский благо-вестник", была частично восстановлена сгоревшая в 1900 г. миссийская библиотека, имевшая 3500 томов.
На 1917 год приходился пик расцвета Миссии. Ее капитал был около 1 миллиона рублей, имелось множество земель и строений, 19 храмов, 5 подворий, 20 школ, 2 монастыря и скит. Учреждено было 32 миссионерских стана. Всего православных китайцев насчитывалось 5587 человек, они проживали в 670 населенных пунктах. Революция нанесла Пекинской Духовной Миссии тяжелейший удар, после которого она так и не смогла оправиться.
Миссия потеряла большую часть своих доходов, и в течение десяти лет продолжалась борьба за выживание. В начале 20-х годов около 500 тысяч российских беженцев и эмигрантов прибыло в Китай.
Миссия оказывала им посильную помощь в предоставлении приюта и работы. Закрылись все миссионерские станы, и приоритетным направлением деятельности Миссии стали окормление и помощь соотечественникам. Широко была развернута благотворительная деятельность: создавались приюты, бесплатные столовые, больницы и дома милосердия, православные братства в разных крупных городах Китая. Особенно отличался благотворительностью викарий Пекинской епархии епископ Иона (Покровский).
После революции Духовная Миссия перешла в подчинение Зарубежного Архиерейского Синода, которым в 1922 г. были образованы две епархии: Пекинская с двумя викариатствами и Харбинская. Миссия стала административным центром первой православной епархии Китая.
Новые функции Миссии не всегда встречали одобрение. Если русские эмигранты требовали от Миссии совершенного прекращения миссионерской деятельности для того, чтобы полностью переключиться на их проблемы, то китайское духовенство и миряне, наоборот, ставили это в вину Миссии. Несмотря на трудное материальное положение, Миссия продолжала храмостроительство и просветительскую деятельность; был основан даже мужской монастырь. К сожалению, русские эмигранты, в том числе и духовенство, замыкаясь на своих интересах, слишком мало делали для распространения в стране Православия, хотя среди эмиграции в Китае, как ни в одной другой стране мира, были в полноте сохранены традиции, культура и вера дореволюционной России.
Владыка Иннокентий (митрополит с 1928 г.) был извещен о дне своей кончины. В сонном видении его преемнику было указание на апостольский подвиг митрополита. Скончался он в 1931 году. В течение полутора лет Миссию
возглавлял архиепископ Симон, смиренный подвижник-аскет, известный своей любовью к ближним и прозорливостью. Он был прославлен нетлением мощей. Последним начальником Миссии (20-й) был епископ Виктор (Святин), в прошлом офицер Белой Армии. Монашеский постриг и духовный сан он принял уже в Китае. Деятельность 20-й Миссии проходила на фоне очень сложной политической обстановки в Китае.
В ЗО-х-40-х годах Китай был оккупирован японскими войсками, и в Маньчжурии начались гонения на Православную Церковь. Обозначились националистические тенденции у части китайского духовенства, стремившегося завладеть миссийским имуществом и возглавить управление Китайской Церковью.
Несмотря на тяжелое положение, миссионерская деятельность не прекращалась; удалось противостоять и активизации прозелитизма инославных миссионеров.
После победы СССР над Германией и Японией, возник раскол в Китайской Православной Церкви. Это было во многом спровоцировано дезинформацией, исходившей от советского консульства в Китае. Оно намерено вводило эмигрантов в заблуждение о полной свободе совести в СССР, чтобы склонить их к принятию советского гражданства (и это на фоне почти полной изоляции Православной Церкви в Китае с 1941 года). Многие православные пожелали принять юрисдикцию Московского Патриархата, в том числе и епископ Виктор с большей частью духовенства. Однако епископ Иоанн Шанхайский с частью духовенства и прихожанами остался в ведении Архиерейского Зарубежного Синода. Впоследствии владыке Иоанну, поминавшему Святейшего Патриарха за богослужением, но не желавшему принимать советское гражданство, удалось сохранить свою паству и церковное имущество, которое он вывез из Китая. Имущество же Миссии, переданное советским властям, было разграблено, а храмы разрушены.
В конце 1949 г. была образована Китайская Народная Республика. Началась массовая эмиграция иностранцев из Китая. Российская Духовная Миссия возвратилась от приходской деятельности к главной своей задаче - миссионерскому служению. Возникла необходимость в священнослужителях и проповедниках. Предполагалось установить живую связь с духовными школами в России и проводить богословские курсы в Пекине для священников-китайцев, основать духовные училища и низшие русские образовательные школы в крупных городах, создать комиссию по переводам богословской литературы, издавать российско-китайскую периодику, проводить различные семинары и лекции, открыть библиотеки. Планировалось также восстановить закрытые миссионерские станы. Особое значение придавалось монастырям - "резервам, из которых Миссия будет пополняться идейными и дисциплинированными членами" (2,118).
При монастырях должна была всегда существовать высшая миссионерская школа, готовившая в строго православном духе будущих пастырей и миссионеров. В связи с такой широкой программой начальник Миссии на первом плане поставил её мощное материальное обеспечение, открытие различных производств, вплоть до разработки полезных ископаемых и организации санаториев и домов отдыха.
Владыка, с одной стороны, понимал, что миссионерская работа во многом зависит от оплаты труда китайских миссионеров. С другой стороны, он знал, что обращение китайцев в Православие "всего успешнее идет, когда они имеют деловое соприкосновение с русскими и китайскими членами Миссии на пашнях, в огородах, в садах, и коммерческих предприятиях Миссии" (2,121).
Их прагматизм с поиском своей выгоды распространялся и на область зеры. Открытая же миссионерская работа в Китае практически невозможна из-ia неодобрительности властей. Об этом свидетельствовал опыт всех христиан-жих миссий. Однако Святейший Патриарх Алексий I не одобрил расширения iKOi-юмической деятельности. "Любой отчет, - писал он епископу Виктору, - го-юрит о количестве построенных храмов и коммерческих предприятиях...И везде во главе стоят русские и русские. А где же результаты прямой, основной деятельности этой Миссии? Где цифры количества христиан, обращенных в Православие из конфуцианства или буддизма? Мы до сих пор не знаем, сколько имеется на сегодня православных китайцев и прибавляется лиих число, или наоборот" (2,120). Он ограничил задачу Миссии только церковно-миссионерской деятельностью и нацеливал на создание Китайской Православной Церкви с национальной иерархией и паствой.
В 1950 г. был рукоположен первый китайский православный епископ Симеон Ду, а чуть позже архиепископ Виктор рукоположил девять китайцев в священный сан, К началу 50-х годов все религиозные организации Китая имели представителей в Государственном управлении, за исключением Православной Церкви, т.к. архиепископ Виктор, как иностранец, не мог официально представлять Церковь, а епископ Симеон не имел полномочий Экзарха (с 1946 г. Китайская Церковь имела статус Восточно-Азиатского Экзархата Московской Патриархии). Так что и с этой стороны стояла необходимость создания национальной Китайской Церкви. Но это дело осложнял ряд проблем: "малочисленность китайской православной паствы, отсутствие собственно китайских приходов, недостаток образованных кандидатов в клир, отсутствие духовных школ, недостаток святоотеческой литературы на китайском языке, почти полное отсутствие экономического фундамента Православной Церкви в Китае" (2,133).
В это время в Китае произошли внутриполитические перемены. Правительство стало отрицательно относиться к иностранным религиозным представителям в стране и взяло курс на национализацию христианства. В Москве же было решено не очень спешить с созданием Китайской Православной Церкви, а \но обеспечить её в духовном и материальном плане.
В это время вновь возникли нестроения среди духовенства: китайский | епископ Симеон занял сепаратистскую позицию по отношению к экзарху, Хар бинский же епископ Никандр, наооборот, не принимал никаких мер к китаиза- ции церковной жизни в своей епархии. } Миссионерская деятельность в Харбинской и Шанхайской епархиях фак- 1 тически в это время не осуществлялась. Ситуацию осложнял массовый отъезд I русской паствы из Китая. В таких тяжелых обстоятельствах Священный Синод упразднил в 1954 г. Российскую Духовную Миссию. Многомиллионное недвижимое имущество Русской Православной Церкви в Китае было безвозмездно передано правительству КНР, а движимое - перешло в собственность Китайской Православной Церкви.
На кандидатуру главы Китайской Церкви был избран архимандрит Василий (Шуан). А в 1956 г. архиепископ Виктор, последний русский архиерей, выехал из Пекина (он был назначен митрополитом Вологодским).
Библиография
1. История Российской Духовной Миссии в Китае. // Сборник статей. -М, 1987.
2. Поздняев Дионисий, свящ. Православие в Китае (1900-1997). -М., 1998.
3. Исторический очерк христианской проповеди в Китае. //Труды Киевской Духовной Академии. -Киев, 1860. -Книга 3.
4. То же. Книга 4.
5. Самойлов Н.А. Страны Дальнего Востока в восприятии русского миссионера (по дневникам архимандрита Сергия Страгородского). //Православие на Дальнем Востоке. Вып. 2.- Спб: Изд-во Санкт-Петербургского Университета, 1996.-С. 79-98.
14. Святой Равноапостольный Николай (Касаткин) и Японская Духовная Миссия.
Основание духовной отрасли Русской Церкви - Японской Православной Церкви - результат неустанних миссионерских трудов святого Николая (Касаткина). Его по праву именуют апостолом Японии.
Родился святой Николай, в миру - Иван Дмитриевич Касаткин, в 1836 году в Смоленской губернии. Рано испытал нужду и горечь сиротства. Получил полное, по тем временам, духовное образование. Благодатью Божией он был явно призвав на миссионерское служение, которое он решил проходить в монашеском чине.
На пути в Японию Промысл Божий свел его с великим мисионером святителем Иннокентием (Вениаминовым) - они вместе коротали зиму в г. Николаев-ске. Архиепископ Иннокентий щедро делился с молодым иноком своим богатым миссионерским опытом и преподал ему много ценных указаний и практических советов. Он как бы начертал перед Николаем настоящую программу действий, посоветовав ему перевести на язык японцев Священное Писание и богослужение с тем, чтобы православие укоренилось в их культуре. Говорил о необходимости внушать уважение туземцам даже своим внешним видом и одеждой.
Кратко обозначим основные этапы деятельности святого Николая в Японии. В 1861 г. он прибывает в Японию в качестве настоятеля консульской Церкви в г. Хаккодате. В течение восьми лет изучает язык и культуру Японии и приобретает первых учеников (всего - 12 крещенных и 25 оглашенных). В 1869 г. едет в Петербург и добивается разрешения открыть Духовную Миссию в Японии (с 1871 г.).&1872 г. приезжает из России помощник - иеромонах Анатолий, которого начальник Миссии оставляет в Хаккодате, а сам перебирается в Токио. В этом же году происходит последнее гонение на христиан, которое заканчивается в 1873 г. указами о ветотерпимости. В 1875 г. - рукоположен первый японский православный священник. В 1879 г. - снова поездка в Петербург за материальной помощью и хиротония архимандрита Николая в епископа для Японской Церкви. В 1891 г. - освящение знаменитого Воскресенского собора в Токио. 1904 - 1905 гг. - деятельность Миссии в условиях русско-японской войны. С 1908 г. в помощь архиепископу Николаю назначен викарий - епископ Сергий (Тихомиров). 1912 год - кончина равноапостольного Николая.
Эпоха святого Николая - это уже вторая волна христианской проповеди в Японии. Впервые христианство (католичество) проникло туда в XVI веке и нашло для себя очень благоприятную почву. Почти треть населения была крещена, воздвигнуто тысяча храмов. Но проповедники Евангелия очень часто применяли не евангельские средства. Они смешали религию с политикой, непрестанно ссорились между собой, интриговали при дворе князей, создали угрозу национальной самостоятельности Японии. При обращении японцев они не гнушались ложными чудесами и фокусами с использованием научных достижений европейцев. Они также стали жестко преследовать адептов и жрецов языческих религий, насаждая христианство огнем и мечем. Вскоре это принесло свои горькие плоды. Последовало жесточайшее гонение на христиан - было замучено 280 тысяч человек. Христианство было названо развращенной сектой и запрещено под страхом смертной казни. Его считали темным пятном в прошлом японской нации (5,19). С конца XVII века оно считалось уничтоженным, а иностранцам был закрыт въезд в страну.
В середине XIX века японское правительство вновь стало заключать торговые отношения с европейскими державами. В 1858 г был подписан трактат между Японией и Россией, а в 1859 г. русский консул в Хаккодате впервые в истории Японии построил православный храм.
В Японии господствовали буддизм и синтоизм и, в меньшей мере, конфуцианство. Нравственное учение буддизма могло подготовить японцев к восприятию возвышенной христианской этики. Но буддизм не выражал народной души японцев и не определял её идеалов; "не буддизм определил народную жизнь, а наоборот, эта народная жизнь совершенно преобразовала буддизм" (16,93). Синтоизм с его культом императора соответствовал национальному духу японца, для которого характерна некоторая патридомания - болезненный патриотизм. Конфуцианство, как религия рассудка, побуждала его последователя при принятии христианства тщательно изучить его вероучение. "В Японии даже простолюдина надо философски убеждать" (7,711). Однако несовершенство и недостаточность этих религиозных систем привело многих японцев (как и китайцев) к атеизму и индифферентности в вопросах веры (18, 111). Это подавало мало надежды на обращение в христианство. Наоборот, процветание языческого культа в некоторых районах было симптомом для миссионера живого религиозного чувства в этой местности, готовность её населения к восприятию христианства и побуждало посылать туда проповедника (7,191).
Архимандрит Сергий (Страгородский), будучи некоторе время миссионером в Японии, проанализировал воздействие основных религиозных учений на национальную психологию японцев; ведущую роль он отводит конфуцианству. Эта религиозная система выработала в мировоззрении японцев приоритет настоящего (земного) перед будущим, общества и государства перед личностью. Из конфуцианства вытекала приверженность к внешней обрядности в ущерб духовности. "Далее простой корректности, гражданской порядочности японец со своим Конфуцием не простирается, глубоких падений и бушевания страстей он не знает, ему говорят о покаянии, а он выставляет вперед свою корректность" (16,95). Этноцентристская тенденция психологии японцев приводила к тому, что и в христианстве они часто видели не религию, спасающую душу, а духовное средство, способствующее возрождению нации. Они "смотрят на Христианство, как на дойную корову, дающую молоко для их Отечества" (12, 41). Поэтому и среди первых приверженцев Христа при святом Николае были молодые люди из среды самураев. "В христианстве их больше всего привлекали не доктрины греха и его искупления, а сила характера Христа и упорство апостолов. Их вера была более этической, нежели религиозной и вписывалась в наследованные ими идеи конфуцианства о чести и стойкости в достижении цели" (10,24).
Апостол Японии всегда был полон оптимизма по поводу принятия Страной восходящего солнца христианства и, особенно, Православия. Это было следствием глубокого изучения этой страны. Он считал, что христианское учение соответствовало характеру японцев. Им присущ здравый смысл и склонность к самостоятельному мышлению, они имеют большие потенции для духовного и культурного роста.
"Взгляните на этот молодой, кипучий народ,- говорил Святитель,- желание просвещаться, заимствовать от иностранцев всё хорошее проникает его до мозга костей" (5,64). Особенно отличала японцев искренность и сердечность при обращении в христианство, необыкновенная ревность и горячность веры. У них нет формального отношения к религиозным обязанностям. "Японец, если делается христианином, то делается им вполне, посвящает всего себя и свое состояние Богу" (4,38). При этом ему приходится выдерживать борьбу не только с язычеством, но и с общественным мнением. Но японские христиане жаждали пострадать за Христа,и миссионеру приходилось иногда сдерживать их ревность.
В Японии было широко распространено образование в народных массах, японцы очень любознательны и любят читать книги (японские христиане больше всего любили читать жизнеописания святых). Удивительная способность у них к ораторскому искусству, но они умеют и терпеливо слушать собеседника, уважая чужие мнения. К христианству более склонен простой народ, чем представители высших классов, которые часто безразличны к религиозным вопросам. Но несмотря на некоторую предрасположенность к христианству японцев, успех православной проповеди, несомненно, во многом зависел от личности самого просветителя Японии, его неустанных пятидесятилетних трудов.
С ранних лет пережитые испытания и лишения укрепили в будущем миссионере силу воли и выносливость; глубокую религиозную веру перенял он от своей матери. С детства отличался он прекрасными умственными способностями. Святитель обладал и величественной привлекательной наружностью. Он был высокого роста (вдвое выше японцев), атлетического телосложения, очень энергичен в движениях. Его появление на улицах Японии вызывало заметное оживление и любопытство жителей. Лицо его "обличало энергию, силу и необыкновенную волю, но глаза в то же время светились кротостью, добротой, мягкостью и смирением" (4,113) Служил святитель не торопясь, проникновенно, с молитвенной настроенностью. Господь наградил его исключительным даром слова проповеди. "Сущность его личности - в широких святых идеалах и неистощимом трудолюбии" (3,227). Святой Николай никогда не помышлял о покое, даже на склоне своих лет, когда был уже удручен смертельным недугом. Его характеризовали крайнее самоотвержение и жертвенность. Непоколебимое мужество и твердая вера в свое призвание и надежда на Бога помогли ему не падать духом в тех невыносимых условиях, в которых началось бытие Японской Церкви: над ним издевались, травили собаками, бросали камни, однажды он только чудом спасся от неминуемой смерти" (4,15). Святитель был мягким и отзывчивым, полным любви к людям, но, когда надо было, он проявлял железную волю и твердость, и, где считал нужным, применял строгие меры воспитания к подчиненным. Это был человек широкого кругозора, государственного ума, прекрасный администратор. Глубокое смирение венчает портрет этого замечательного человека. Несмотря на блистательные результаты его миссионерских трудов, Владыка считал себя только орудием в руках Божиих и все приписывал Божественной благодати. "Откровенно скажу, - писал он обер-прокурору по поводу своего преемника, - что в глубине души считаю себя совершенным ничтожеством, чем-то вроде заржавленного гвоздя, крепко держащегося в стене благодаря своей за-ржавленности, но благоразумный хозяин знает, что такому гвоздю долго не продержаться и заранее вбивает около него новый, более надежный" (5,143).
Благодаря самоотверженным трудам святителя Японцы не только узнали Евангелие, но и увидели перед собой человека, жившего по Евангелию. Перед ними был всё время не только проповедник, но и отец, друг, перед которым, как дети, открывали свои сердца пасомые " (12, 76).
Интересны требования, которые предъявлял святой Николай к миссионеру. Последний должен не только наружно жить среди народа, которому он бла-говествует, но должен слиться с ним и своей внутренней жизнью и полюбить эту чужую страну, как свою Родину. Ему нужно иметь сердце, способное проникнуться нуждами ближних, почувствовать их скорби и радости как свои собственные, "Я, когда посещаю Церковь, - говорил Владыка, - как бы мала она ни была, на то время делаюсь всецело её членом, так что для меня в то время других церквей, да и всего мира, как будто не существует. Естественно, что все состояние той церкви со всеми местными нуждами, скорбями, радостями, до мельчайших частностей, все целиком вольется в душу, - и трудно ли затем обсудить, посоветовать, убедить... Все это так просто, все само льется с языка, из сердца" (5, III). Кандидат в миссионеры должен иметь "искреннее расположение к миссионерскому служению, совершенно свободное желание принять его на себя и твердую решимость навсегда посвятить себя ему" (5,144). Жизнь его должна быть строго упорядоченной, всегда в труде, в сфере и мысли религиозного чувства (1,8). Ему необходимо повышать свой богословский уровень, в качестве самообразования уделять время для чтения богословской литературы. Двери дома миссионера всегда должны быть открытыми для всех, кто пожелает его слушать, равно как и идти всюду, где будет надежда на успех проповеди.
Апостол Японии в своем служении благовестию Христову придерживался определенных принципов и правил. Миссия у него служила только чисто духовным целям и не носила характера дипломатической, торговой или ученой деятельности. Святой Николай преодолел искушавший его соблазн заняться научными трудами: "Наука и без меня найдет себе много сынов, мои же силы всецело посвящены надеждам миссионерским" (4,20). В своей деятельности Миссия не биыла связана ни с какими государственными российскими структурами, но только с Русской Церковью и Миссионерским Обществом. Глубоко изучив опыт предшественников, святитель решительно отмежевался от всякого смешения религии с политикой. Проповедь его была ориентирована на простых людей из беднейших слоев населения; представителей аристократии было очень мало. Это, конечно, сыграло большую положительную роль: несмотря на сильную подозрительность японцев к русским, владыка Николай заслужил глубокое уважение у правительства Японии, каким не пользовался ни один инославный миссионер.
Святитель относился с уважением к культуре японского народа и в отличие, например, от католиков, никогда не порицал открыто религии японцев. "Глубоко проникнув в существо веками господствовавших в Японии религиозных воззрений, он увидел в них зерна искренних духовных исканий добра и правды, которые подготовили народ к принятию христианства. Понимая исторические процессы, он не пошел по пути обличения, осуждения синтоизма, буддизма, конфуцианства, как заблужений. Он проповедовал Православие, стремясь привести своих учеников к сознанию неполноценности этих древних религий, не оскорбляя в то же время их религиозных чувств" (18,112).
У него никогда не было никаких столкновений с буддийскими бонзами. Последние относились к святителю с большим уважением и предупредительностью.
Проповедь он советовал вести ненавязчиво, проникая в душу обращаемого. "Вот те начала, на которых основана и которыми живет наша проповедь в Японии: православный идет туда, где есть желание его слушать Если же где не прмним-.-от его. он совсем не старается насильно там утвердиться, а идет в другое место (Мф. 10,14)" (12,76).
Главным руководящим правилом святителя было: "сначала завоевать любовью, а потом нести туда слово" ( 3,197). Другое правило обязывало крестить японцев только после тщательного испытания и оглашения при убеждении в твердости и искренности религиозного чувства.
Большое значение святой Николай придавал созданию национальной Японской Церкви. Русским миссионерам отводилась лишь роль инициатора, сеятеля, а уж местные миссионеры должны создать собственную Японскую Церковь. Это диктовалось и политической ситуацией в стране - иностранцам долгое время запрещено было проникать вглубь империи и был в силе запрет на открытую христианскую проповедь. Местные же проповедники могли постепенно насаждать семена святой веры, начиная с круга своих близких и знакомых. Святитель желал также, чтобы"японцы сами создавали свой духовный мир. Он хотел иметь японских архитекторов, японских иконописцев и японские хоры. Необходимы были японские катихизаторы и священники" (8,6).
Для национального сознания японцев представлялось унизительным находиться на содержании у иностранцев, поэтому святитель всячески поддерживал стремление церквей к самостоятельности в материальном отношении. Это вызывало и более теплую связь клира с прихожанами. "Служитель Церкви, получая содержание от Миссии, не считает себя ничем обязанным местным христианам, оттого и истинного чувства любви к ним и попечения о них не может возбудиться у него; местные христиане, ничем крепко не связанные с ним, холодно относятся к нему и его делу..; жертвуя же на их содержание имеют право ожидать, чтобы те ревностно исполняли свои обязанности. А служители Церкви отвечают на их помощь сердечною признательностью, одушевляются к исполнению своего служения", - писал архипастырь в своем окружном послании (5,169).
Теперь посмотрим, как равноапостольный Николай на деле осуществлял свои принципы, насаждая православную веру в Стране восходящего солнца. В течение восьми лет он прилагает неимоверные усилия, чтобы изучить в совершенстве труднейший японский язык. После этого идет изучение религии, истории, литературы и культуры Японии; он стремится проникнуть в дущу японского народа. Он много читает классической литературы, участвует на различных приемах, собраниях в японском обществе и даже проживает некоторое время в буддийском монастыре и слушает проповеди буддийских бонз. Все эти труды его увенчались блестящим успехом: русский священник стал пользоваться авторитетом крупнейшего знатока в области японоведения, человека, знавшего Японию и её культуру лучше природных японцев. Вся история этой страны была у него как бы перед глазами. После такой тщательной подготовки можно было приступить к самой "жатве".
Господь послал миссионеру первых учеников в лице языческого синтоит-ского жреца, самурая Савабэ и его друзей. Жизнь Савабэ до и после обращения напоминала путь ко Христу святого апостола Павла. Из пылавшего лютой ненавистью ко христианству и всему иностранному и замышлявшего разгром русского консульства Савабэ стал самым ревностным проповедником веры Христовой. Тяжелейшие скорби и испытания постигли его после оглашения, но не смогли поколебать его веры. Не зная покоя ни днем, ни ночью, он проповедовал Христа. Вскоре он привел ко Христу своих друзей - врачей Сакаи и Урано. Отец Николай нарек им имена в честь апостолов - Павла, Иоанна и Иакова. Проповедь пока велась тайно, в окрестностях города Хаккодате во время прогулок. Затем первые японские христиане отправились вглубь Японии, куда путь русским подданным был ещё закрыт. Вскоре около отца Николая собралась группа в пятьдесят человек. По своей жизни она напоминала христианскую общину апостольского века: у них также всё было общее и их в любую минуту могли ожидать пытки и гонения.
С открытием Духовной Миссии святой Николай перебирается в Токио, где также непрестанно сеет семена святой веры. Последняя вспышка гонений заканчивается указами о веротерпимости. Вскоре возникла необходимость в книгах Священного Писания на японском языке. В переводческом деле святой Николай увидел сущность своего миссионерского труда. "В настоящее время,- говорил он,- работа Миссии не может ограничиться одной устной проповедью. В Японии при любви населения к чтению и при развитии уважения к печатному слову, верующим и оглашаемым прежде всего нужно давать книгу, написанную на их родном языке, непременно хорошим слогом тщательно, красиво и дешево изданную. Печатное слово должно быть душою Миссии". (5,37-38). В дальнейшем он планировал иметь одного освобожденного миссионера, который занимался бы исключительно переводом священной, богослужебной, религиозно-научной, учебной и нравственно-назидательной литературы. Но теперь эту функцию просветитель Японии взял на себя. Это был титанический труд. Приходилось использовать одновременно греческий, славянский, русский тексты, Вульгату, а также экзегетические творения святых Отцов. Большое затруднение вызывало отсутствие в японском языке слов, адекватно передающих смысл богословских христианских терминов. Надо было образовывать новые словосочетания. Нередко святитель обращался письменно ко всем общинам с просьбой посоветовать, как ближе к православному пониманию перевести ту или иную фразу. Им был создан замечательный православно-богословский словарь. В течение тридцати лет? ежедневно четыре часа вместе с одним православным японским ученым-лингвистом святой Николай занимался переводами. В эти часы двери его келТ-ш были абсолютно закрыты. Если целью миссионера было отстоять максимальную понятность смысла, то его сотрудник избегал вульгаризмов и соблюдал изящество стиля. Принципы отношения святителя к переводу отражены в его письме к митрополиту Макарию: "Я позволяю себе свободу, хотя и с большой осмотрительностью. Я делаю перевод не для ученого исследования, а для церковного употребления и назидания верующих. Главная цель у нас - при возможной точности перевода - хрустальная ясность мысли. Каждый стишок (Отктоиха) у нас должен везде и во всякое время служить текстом для проповеди... Перевод звучит ясно и понятно; имея только открытыми ухо и сердце, будешь умилен и научен догматам Церкви" (12,74).
Но святитель избегал также вульгарного упрощения, предпочитая, чтобы верующий с некоторым усилием постиг правильный, хотя и более трудный текст перевода (3,212). Постепенно был переведен весь круг богослужения и множество "классической" богословской литературы. Среди первых книг - Православное исповедание святого Димитрия Ростовского, Катихизис, утренние и вечерние молитвы, Правило ко Причащению, жизнеописания некоторых святых и Новый Завет (4,61).
Одним из средств сближения японцев, особенно молодежи, с Россией и Православием, святой Николай считал распространение знания русского языка и перевод русских "классиков". "Узнав русскую литературу, узнав Пушкина, Гоголя, Лермонтова, графов Толстых, узнав Достоевского, нельзя не полюбить Россию", -говорил он (5,138). Святитель побуждал заниматься этим японских юношей.и создал целую школу переводчиков лучших произведений художественной русской литературы на японском языке (12, 75). Много потрудились на этом поприще выпускники Токийской семинарии.
