«Василий Иванович Абаев - осетинский ученый, языковед.   Вершинные достижения В. И. Абаева в языкознании – ч.1 ...»

«Жизнь и творчество». Сколько раз приходится читать эти слова, и надо признать, что почти никогда книги с таким заглавием себя не оправдывают. Всякая человеческая жизнь — явление бесконечно сложное, а тем более жизнь такого человека, как Чехов. Рассказать это в одной небольшой книжке очень трудно. Но в применении к Чехову, вдобавок, это соединение слов — жизнь и творчество — звучит особенно неубедительно. Это приложимо, конечно, ко всякому таланту: жизнь Толстого не объясняет его творчества. Жизнь Пушкина не объясняет его творчества. Жизнь Чехова меньше всего. И когда думаешь о Чехове, это становится особенно очевидным...

Нет, его биография — повторяю — его творчества, конечно, не определяет и не может объяснить. И если непременно надо находиться в пределах этой схемы — жизнь и творчество, то, что я думаю, более правдоподобным кажется утверждение, что не жизнь Чехова определила его творчество, а его творчество определило его жизнь. Как и все знаменитые писатели, он слишком много знал, слишком много понял, слишком много создал».

Задумаемся над мыслью знаменитого писателя, ставшего ныне гордостью Осетии, и рассмотрим под этим углом зрения жизнь и творчество другого великого сына осетинского народа Вассо Абаева. Для Абаева научное творчество с юности стало призванием и высшим предназначением. Этот факт стал решающим для определения характера и содержания всей последующей жизни. Поэтому к судьбе Абаева также применимо суждение, что именно творчество определило его жизнь. По-иному можно сказать, что это и есть жизнь в творчестве.

Абаев как ученый-борец - ч.10

Один оппонент выступил с критикой утверждения Абаева, что ядро нартовского эпоса принадлежит осетинам. Но вместе с тем признал авторитет Абаева и назвал его высоко эрудированным ученым. Однако не согласился с мнением Абаева, высокомерно заявив: «Хотя и Платон нам дорог, но истина еще дороже».

Не скрою, мне понравились сравнение В. И. Абаева с непревзойденным гением древности Платоном. В. И. Абаев, конечно, был знаком с критикой в его адрес, но не прекратил своих исследований и продолжал терпеливо и убедительно разъяснять свою позицию, отсылая оппонентов к трудам выдающихся авторитетов в области нартоведения — Всеволода Миллера, Жоржа Дюмезиля и Гарольда У. Бейли.

На критику со стороны оппонента Абаева относительно приоритета в создании нартовского эпоса дал ответ общепризнанный авторитет в нартоведении французский ученый Ж. Дюмезиль (цитата приведена в статье В. И. Абаева «Блеск и нищета золотого тиснения» от 1986 г.):

«Именно у осетин, и без сомнения, частично уже у их далеких предков сформировалось ядро эпопеи, ее главные персонажи. Я знаю, что, публикуя это суждение, я огорчаю моих черкесских и абхазских друзей, но истина дороже: в своей основе нартовский эпос — осетинский. Он был воспринят многими соседними народами, многообразно трансформировался, с потерями и обогащениями, приобретая, в особенности различную моральную окраску».

События начала 50-х годов, связанные с кампанией борьбы с марризмом, все больше привлекают внимание историков советского языкознания. В работе доктора филологических наук, профессора В. М. Алпатова «Волошинов, Бахтин и лингвистика», вышедшей в 2005 г., дается сравдительный анализ теоретических концепций XX века, в том числе «новой теории о языке» академика Н. Я. Марра и его последователей. В этой книге в подразделе V. 3 «Перекличка идей МФЯ («Марксизм и философия языка») и идей лингвистики 30—40-х гг.» имеется подраздел «Василий Иванович Абаев» (С. 259-С. 265).

Абаев как национальный символ - ч.24

В конце 20-х годов — начале 30-годов В. И. Абаев часто встречался в Ленинграде с рядом известных деятелей осетинской культуры. Сохранилась фотография того периода, на которой изображены Вассо Абаев, Цоцко Амбалов и Борис Галаев. В то время Цоцко Амбалов, как просветитель и знаток осетинского языка, был командирован из Осетии в Ленинград для оказания помощи ученым в подготовке к изданию «Осетинско-русско-немецкого словаря» В. Ф. Миллера. В работе над словарем также принимал участие и Абаев. К сожалению, мало сохранилось данных об общественной деятельности Цоцко Амбалова. Но отдельные свидетельства все же имеются. Так, в статье Казбека Бутаева «Октябрь в Осетии» о Цоцко Амбалове говорится следующее: «В конце 1917 г, Цоцко Амбаловым и рядом других интеллигентов был образован так называемый круг «Костак». В газете «Горская жизнь» от 9 января 1917 г. была приведена программа этого круга. Основным пунктом этой программы являлось следующее: «Сплотить весь осетинский народ, пробудить в нем национальное самосознание, во имя тесного единения и общей свободы рассеять в народе мелкие религиозные и сословные распри, беспощадно бороться с лицами, которые сеют вражду в народе».

Абаев близко знал композитора Бориса Александровича Галаева, который учился в Ленинграде на теоретико-композиторском отделении Центрального музыкального техникума. На учебу Галаев прибыл после службы в армии, в том числе на должности капельмейстера. Не исключено также, что Абаев и Галаев могли встречаться раньше в Тифлисе, так как Абаев в 1910-1918 гг. учился в тифлисской классической гимназии, а Галаев в 1910—1913 гг. проходил учебу в Тифлисе в Михайловском военном училище. Галаев принимал активное участие в музыкально-этнических экспедициях по Северной и Южной Осетии. Он записал несколько сотен народных песен и мелодий, причем 370 из них он зафиксировал на фонографе! Это настоящий подвиг!

Музыковеды-фольклористы хорошо понимают важное значение непосредственных звуковых записей народной музыки в исполнении народных певцов и музыкантов-исполнителей. К сожалению, многие записи, сделанные на разных носителях, полностью не сохранились. Такое положение характерно для всей страны. Об этом говорилось в 1990 г. в журнале «Советская музыка (№11): Остро стоит вопрос о сохранности фольклорных фонограмм; в течение многих десятилетий в системе телерадио, грамзаписи, кино практиковалось их преступное размагничивание....В чем причины столь поразительного равнодушия? Очевидно, искать ее надо в общей атмосфере безразличия, которая губит нашу культуру....Должны действовать законы, охраняющие право народа на свои художественные ценности».

Абаев как национальный символ - ч.27

В 20-30 годы XX столетия в Осетии приступили к активному изучению и записи музыкального фольклора. Наибольшая заслуга в этом принадлежит грузинскому композитору В. И. Долидзе (1890-1933) и осетинским композиторам П. Б. Мамулову и Б. А. Галаеву. Ценные данные об истории записей, публикаций и изучения осетинских исторических песен содержатся в книге Т. А. Хамицаевой «Историко-песенный фольклор осетин». П. Б. Мамулов, будучи студентом Петербургской консерватории, в 1902 г. сделал первые профессиональные записи нескольких осетинских народных песен. Т. А. Хамицаева пишет: «Если тексты осетинских народных песен записывались с середины прошлого века, то интерес к музыкальному фольклору проявился позднее, хотя отдельные отзывы об особенностях осетинской музыки, о характере исполнения песен встречаются в работах русских и иностранных путешественников. Так, в статье члена русского географического общества А. Яновского «Осетия» (в кн.: Обозрение российских владений за Кавказом, ч. II, Спб. 1836, стр. 205), написанной в 1751 году, характеризуется осетинская песня».

В беседах о песенном творчестве осетинского народа Василий Иванович всегда подчеркивал, что героическая песня имеет принципиальные отличия от народных лирических песен. Василий Иванович утверждал, что прослышав много народных песен, он пришел к следующему выводу: в народном песенном творчестве осетин наибольшим совершенством и эмоциональным воздействием обладают историко-героические песни.

В лекции, прочитанной Абаевым в сентябре 1964 г. в Северо-Осетинском государственном университете (издана в «Известиях Юго-Осетинского НИИ» под названием «Жанровые истоки «Слова о полку Игоревен), ученый вновь обратился к феномену осетинской героической песни и пришел к выводам об истоках ее происхождения:

«Я хотел бы особо остановиться на этом последнем, нравственном аспекте. Казалось бы, какая может быть связь между текстологией и моралью? Но такая связь существует. Всякий жанр имеет не только свои художественные, но и свои идейные, нравственные каноны. Тем более — героическая песня, «Непогрешимое нравственное сознание господствует в героической песне» (Осетинские народные песни, собранные Б. А. Галаевым. М., 1964). Когда героическая песня, (скажем, у осетин) признает право быть воспетым только за погибшим в борьбе — это, разумеется, не прихоть. Мы подходим тут вплотную к «основному закону» плача-песни, ее социальной и нравственной функции. «Борьба, подвиг, смерть — три необходимых условия для появления героической песни. „.Созданная непосредственно после смерти героев, песня становилась как бы памятником, воздвигнутым для увековечения памяти погибших » (Цхурбаева К. Г. Осетинская героическая песня. Орджоникидзе, 1965, с. 36-37). Создатели жанра исходили из того, что есть ценности, которые для человека выше жизни. Это — честь, это — достоинство, это — свобода, это — любовь к родине. Ради этих ценностей человек должен быть готов в любой момент пожертвовать жизнью. Если же он не сделал этого в борьбе, то это — не герой, он — не предмет для воспевания».

Абаев как национальный символ - ч.33

Это мнение подчеркивает сложность трактовки понятий «национальный композитор» или «национальный писатель». Видимо, творения музыкального искусства, художественной литературы и других видов творчества не могут строго считаться национальными только по одному формальному признаку, что авторы являются представителями этой нации. Но когда созданные ими художественные произведения будут отражать культурные традиции и опыт своего народа, то они обязательно будут восприняты своими слушателями и зрителями как национальные.

Фольклорная музыка и весь фольклор, имеют глубокие корни и отражают характер самого народа. Этот характер формировался в течение многих веков и даже тысячелетий. Музыкальный фольклор растворился в народной душе. И народ ощущает его как самое родное и самобытное явление высшей национальной ценности. Конечно, фольклорная музыка не может не развиваться со временем, иначе она останется на уровне музейной ценности. Развитие может и должно иметь место. Но также хорошо известно, что все то, что связано с традициями, обычаями и обрядами, является ядром народной культуры и обладает механизмом самозащиты от переменчивой моды и потому, если и поддается переменам, то только незначительным и то на длительном этапе развития.

Надо глубоко понять, что фольклорная музыка не только самобытна и самоценна, но и генетически национальна! Объединить нацию в музыкальном чувстве может только народная музыка. Любой композитор, создающий национальную музыку и претендующий на звание национального композитора, обязан найти живой отклик на струнах народной души. Когда мы слушаем свою национальную музыку, то наслаждаемся ею, как глубоко родным явлением. Это чувство обладает колоссальным объединяющим фактором для каждой самобытной нации. Говоря о национальном фольклоре, верованиях, ритуалах и обычаях, следует отметить, что они создавались многими поколениями соплеменников и прошли многовековую проверку, служа людям. В связи с этим они приобрели качества священности и каноничности.

Следует подчеркнуть, что нужна воля и энергичные действия государственных и общественных структур, всего народа и каждого человека, чтобы любой этнос сохранил качества своей самобытности и жизнестойкости и не превратился в очередной пункт посещения интуристами объекта этнографической резервации, где любители острых ощущений могли бы наблюдать осколки некогда живших на планете самобытных народов. В решении этой благородной и созидательной задачи неоценимую помощь могут оказать людям глубокие мысли и мудрые советы ученого и мыслителя Василия Ивановича Абаева.

Данную главу правомерно завершить цитатой из работы В. И, Абаева «Осетинский народный поэт Коста Хетагуров «...могучим фактором, оплодотворившим творчество Коста, был богатый осетинский фольклор, отличным знатоком, ценителем и собирателем которого он был...Поэтические создания народа получали в его руках настолько совершенную, чеканную форму, что, возвращаясь в народ, они вытесняли народные варианты, так что позднейшие собиратели находили их уже только в той форме, в какую их отлил Коста».

академик

Этапы становления гения, развитие одаренности - ч.5

Асланбек Бутаев стал одним из зачинателей осетинской журналистики, основателем газеты «Ирон газет». Критика общественного строя, политического бесправия, нищеты и безземелья населения Осетии стали основной темой газеты «Ирон газет», первой газеты на осетинском языке. Газета выходила в 1906 г. и выдержала девять выпусков, после чего была закрыта, а ее редактор Асланбек Бутаев был посажен в тюрьму, а затем выслан за пределы Терской области.

В такой атмосфере, где было велико стремление к просвещению и активизации общественной жизни, и воспитывался юный Вассо Абаев. Известно, что человек приходит в этот мир для полезных деяний. Но осуществление деяний зависит от многих условий, в том числе от правильного выбора профессии. Почему Вассо Абаев выбрал необычную для его земляков профессию ученого-филолога? И как это происходило?

Обо всем этом Василий Иванович рассказывал мне и Другим своим собеседникам. Оказывается, в соответствии с выданным ему направлением на учебу, Абаев должен был обучаться в Петроградском политехническом институте. Но Душа молодого юноши тянулась к гуманитарному образованию, и он по собственной воле параллельно с занятиями в Политехническом институте стал посещать лекции в Петроградском университете. Рассказывая об этом периоде, Василий Иванович самоиронично отметил, что единственный раз в жизни воспользовался знакомством, называемом в народе «блатом». А именно, он обратился к профессору Петроградского университета Державину Николаю Се-вастьяновичу с просьбой зачислить его в университет, сообщив ему, что в тифлисской гимназии он учился у Державина Василия Севастьяновича. К счастью, преподаватель гимназии оказался родным братом петроградского профессора! Разве мог после этого маститый профессор отказать в просьбе одаренному юноше в желании учиться в прославленном университете?!

Учитывая, что профессор Н. С. Державин сыграл важную роль в судьбе В. И. Абаева, я решил найти какие-нибудь сведения о нем в воспоминаниях бывших студентов университета. Вот что мне удалось прочитать в воспоминаниях академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, выпускника 1928 г.: «Я поступил в Ленинградский университет немного раньше положенного возраста: мне еще не было 17-ти лет. Университет переживал самый острый период своей перестройки. Активно способствовал или даже проводил перестройку «красный профессор» Николай Севастьянович Державин — известный болгарист и будущий академик». Появились профессора, красные и просто профессора. Впрочем, профессоров вообще не было и звание это и ученые степени были отменены....Так же условно было деление «условной профессуры» на «красных » и «старых» — по признаку, кто как к нам обращался: «товарищи» или «коллеги». «Красные», обращаясь к студентам, говорили товарищи», «старые» говорили студентам «коллеги». Я не принимал во внимание этого условного признака и ходил ко всем, кто мне казался интересен».

Этапы становления гения, развитие одаренности - ч.6

Д. С. Лихачев окончил университет тремя годами позже В. И, Абаева, но я не знал, встречались ли они в жизни. Лишь в конце 1995 г. в связи с 95-летием В. И. Абаева в «Независимой газете была помещена небольшая заметка о том, что В. И. Абаеву, учителю академика Д. М. Лихачева, исполнилось 95 лет. Когда я посетил Василия Ивановича в январе 1996 г., я принес ему экземпляр газеты с этой публикацией. Василий Иванович внимательно прочитал статью, но никак ее не прокомментировал. Я посчитал некорректным спрашивать о его встречах с Д. М. Лихачевым. Впоследствии в 2002 г. я прочитал в статье З. М. Салагаевой «В. И. Абаев и литература», что такие встречи имели место: «Василий Иванович Абаев отличается необычайной стойкостью и благородством. Все знают, что он не предал своего учителя Марра. А когда Дмитрий Михайлович Лихачев только что вернулся из ссылки, когда его еще не считали ни метром, ни совестью народа, он обратился к В. И. Абаеву с просьбой помочь напечатать его статью. И Василий Иванович сделал все, чтобы статья тогда еще опального Лихачева появилась в печати».

В первые годы после революции молодая Республика Советов еще не уделяла должного внимания подготовке преподавателей и ученых гуманитарного профиля для национальных окраин, в частности, в таких областях знаний как национальный язык, литература и история. Но, к счастью, такое положение впоследствии было преодолено. Перед молодым ученым Абаевым открылись большие возможности для работы в гуманитарной сфере. Окончив Петроградский (Ленинградский) университет, Абаев стал одним из первых дипломированных осетин в области филологии и истории. Он получил не просто диплом, а прекрасное столичное образование! Своим ярким примером Абаев проложил дорогу многим землякам, которые впоследствии получили высшее гуманитарное образование. Многие из них стали видными представителями осетинской интеллигенции и внесли значительный вклад в развитие науки, Искусства и образования.

Сегодня многие молодые ученые, в том числе и гуманитарии, стремятся к узкой специализации. Это диктуется новыми условиями развития науки, связанными с расширением фронта исследований. Чтобы добиться заметных результатов, ученый вынужден профилироваться в узком диапазоне научной дисциплины. Однако в 20 годы XX в. у гуманитариев была другая тенденция: будущие ученые стремились получить профессиональные познания в широком диапазоне, выходя за пределы одной научной дисциплины. В российской школе гуманитарных наук тогда не поощрялась узость научных интересов.

Учиться у В. И. Абаева - ч.4

У каждого человека есть своя заветная высота, к которой он стремится всю жизнь, чтобы до конца исполнить свое предназначение. Для Абаева такой высотой стали вершины мировой гуманитарной науки и осетинской национальной культуры. Каковы грани влияния Абаева как властителя дум нации? В чем это проявляется? Полные ответы на эти вопросы предстоит получить в будущем. Уверен, что постоянно будут появляться интересные исследования Абаевоведов и осетиноведов, которые на основе глубоких и всесторонних исследований смогут показать могучую силу и потенциал такого влияния.

Но и сейчас можно высказать некоторые суждения. Во-первых, Абаев жил чувствами и мыслями своего народа, хорошо знал его душу и культуру (язык, литературу, фольклор, обычаи, психологию, историю). Во-вторых, он был одарен проницательным умом ученого и раскрыл осетинскому народу истоки его древней истории и языка. В-третьих, он был всесторонне образованной личностью и мудрым человеком, способным доходчиво объяснить народу сложные проблемы. В-четвертых, он смотрел на мир глазами своего народа и был носителем национального самосознания и нравственности. В-пятых, он оказал плодотворное влияние на самосознание нации, формирование национального идеала и развитие всех сторон национальной культуры. Этот перечень можно продолжить. Но и эти слова показывают, что Абаев был ярким национальным явлением и совершенным выражением своего народа.

Говоря о духовной мощи В. И. Абаева, академик О. Н. Трубачев в статье «Столетие» назвал его власть имущим и властителем дум: «Сила суждений Абаева — в полной независимости от каких-либо течений и коллективных предпочтений, а это встречается не так уж часто в наше время. Галльская прозрачная изящность речи, в соединении с самой возвышенной восточной мудростью, эта понятная всем глубина, которая порой шокирует приверженцев темного плетения словес, эта манера говорить и писать, которую можно назвать суверенной, это качество, которое можно выразить лишь библейскими словами — «он говорил, как власть имущий», — он, Василий Иванович Абаев, никогда в этой жизни не занимавший «постов*. Мы убеждаемся, что перед нами властитель дум».

В. И. Абаев достиг в науке двух вершин: вершины общемирового языкознания и вершины осетиноведения. Он обладал уникальным даром: мог вести разработку общей теории происхождения языка в планетарном масштабе и вместе с тем заниматься тончайшими изысканиями этимологии осетинских слов. Абаев обогатил историю своего народа и историю его языка. Он поднял осетиноведение с уровня описательных работ, свойственных его предшественникам, до уровня зрелых научных исследований. По глубине и содержанию работ это был качественно новый уровень осетиноведения! Именно Абаев дал мощный импульс развитию этой области и привел в движение умы осетинских, советских (российских) и зарубежных ученых, работающих в этом направлении. Высокий научный авторитет ученого удерживал поверхностных авторов от выпуска скороспелых работ. Абаев стал совестью осетинской науки! Само присутствие в научном сообществе такой выдающейся личности служило надежной охранной грамотой для осетиноведения в течение полувека!

Этапы становления гения, развитие одаренности - ч.19

Продолжим знакомство с мыслями академика В. Л. Гинзбурга по проблеме учителя и ученика: «Да, я сторонник полной творческой свободы и не считаю, что в этом отношении что-либо изменилось. Самое большое счастье для человека, любящего науку и способного работать, это, по моему убеждению, именно возможность свободного выбора, возможность делать то, что заинтересует. Конечно, очень важен коллектив, окружение. Но система, когда нужно работать на «босса», обычно просто отвратительна. А это, к сожалению, часто встречается и за границей, и у нас. Конечно, теоретикам в этом отношении гораздо легче, чем экспериментаторам. Мне в этом отношении повезло. Всю жизнь занимался только тем, что меня интересовало. И, кстати, не мешал другим, никого из моих аспирантов и сотрудников никогда ни к чему не понуждал. Некоторые из них заслуженно стали известными физиками, но с большинством из них у меня нет даже общих публикаций».

А что же следует понимать под словами «влияние учителя»? В некотором смысле отношения между учителем и учеником напоминают отношения между родителями и детьми. На первом этапе, который можно считать розовым, обучение проходит наиболее плодотворно и сопровождается большим уважением к учителю и даже восхищением им со стороны учеников. Затем по мере взросления учеников у них расширяются впечатления от познания мира и появляются элементы критического отношения к мнениям других людей. Наступает такое время, когда ученик может даже отходить от взглядов учителя и освобождаться от его влияния.

В этом плане поучительны отношения учителя и ученика на примере Жуковского и Пушкина. Когда Пушкин уже стал признанным поэтом, он по-прежнему находился в доле внимания своего учителя.

В июне 1924 года Жуковский писал ему: «...Ты создан попасть в боги — вперед. Крылья у души есть! Вышины она не боится, там настоящий ее элемент! Дай свободу этим крыльям, и небо твое. Вот моя вера».

А в ноябре вновь дает ему советы: «Ты имеешь не дарование, а гений. Ты богач, у тебя есть неотъемлемое средство быть выше незаслуженного несчастия и обратить в добро заслуженное; ты более нежели кто-нибудь можешь и обязан иметь нравственное достоинство. Ты должен быть великим поэтом; будь же этого достоин, В этой фразе вся твоя мораль, все твое возможное счастие и все вознаграждения...

Абаев как национальный символ - ч.25

Это незаменимый и до конца неизученный источник сокровищ народного творчества, который надо всячески беречь. В музыкальном фольклоре имеются такие давние традиции исполнения, такие тонкие нюансы народных мелодий и гармоний, которые с трудом ложатся на нотную запись. Известный композитор и музыковед академик Борис Асафьев (1884-1949) называл этот вид творчества «музыкой устной традиции» и подчеркивал ее исключительную ценность:

«Мы по-новому стали слышать народный мелос и понимать его внутреннюю жизнь и его эволюцию. Мы поняли, что ценность народного творчества не в том только, что композиторы могут им питаться, выбирая по своему вкусу нравящиеся им напевы. Нет, народное творчество — богатая и многообразная самостоятельная область музыкальной культуры, развитие которой обусловлено законами формообразования, присущими всякому музыкальному творчеству устной традиции (музыка сохраняемая и передаваемая памятью без расчета на письменную фиксацию). Мы поняли, что только изучение живой народной музыки в самом процессе ее звучания, в самом народном исполнении, и что только исследование данных фонограммархивов, а не произвольных переложений музыкальных «костоправов», включающих вырванную из родной звучащей среды песенную мелодическую линию в чуждое ей гармоническое окружение, — только такое непосредственное наблюдение дает возможность проникнуть в подлинный жизненный смысл народной песенной культуры и понять организующие ее силы».

Во время одной из бесед с Василием Ивановичем и Ксенией Григорьевной я рассказал о посещении Концертного зала имени П. И. Чайковского, где выступал Ансамбль песни и танца Абхазии. Я поделился своими впечатлениями, отметив, что героические песни абхазов очень близки по мелодике и голосоведению осетинским героическим песням, Ксения Григорьевна сказала, что это действительно так, и они с Василием Ивановичем уже писали об этом в ряде работ. Ксения Григорьевна подарила мне две свои работы: книгу « Об осетинских героических песнях » и оттиск статьи «О напевах осетинских нартовских сказаний» в коллективном сборнике Института мировой литературы им. A. M. Горького, где исследуются вопросы, связанные с осетинской героической песней.

К. Г. Цхурбаева, ссылаясь на авторитет Абаева, пишет: «Примечательно, что у них (у абхазов — М. М.), точно так же, как и у осетин, центральное место в музыкальном творчестве занимают героические песни. В. И. Абаев, побывавший в Абхазии осенью 1945 года, пишет об этом так: «Абхазская героическая песня, насколько мы могли заметить, не носит пока признаков отмирания. Она живет полнокровной жизнью и ее драматический пафос и сейчас находит доступ к сердцам....Мнение его небезынтересно, ибо, будучи крупным филологом, он является большим знатоком и прекрасным исполнителем осетинских героических песен....Мелодии абхазских песен, — пишет он, — весьма близки к осетинским, а в некоторых случаях совершенно с ними тождественны. Помню, как удивлялись абхазы, когда я во время их пения, с первой же музыкальной фразы присоединился к поющим и вел втору безошибочно, как заправский абхаз. Объяснялось это, разумеется, не моими музыкальными способностями, а только тем, что в абхазских песнях я сразу улавливал знакомые мне с детства осетинские мелодии».

Учеба Вассо Абаева в тифлисской гимназии - ч.17

Следует отметить, что, несмотря на повышенный интерес студентов к философии, университет тогда целенаправленно не готовил выпускников по специальности «философия ». Об этом вспоминал выдающийся ученый Михаил Михайлович Бахтин: «Философское отделение было, но не как самостоятельное. Хочешь кончать по философскому — пожалуйста, но обязательно должен кончить еще какое-нибудь отделение....Два отделения надо было кончить, потому что философское одно не давало профессии...».

Мысль о том, что философия — это особая область, разделяет также современный философ академик Абдусалим Гусейнов. Отвечая на вопросы журнала «Вопросы философии» по теме «О философах и профессорах философии», он говорил: «Философов мы не можем прогнозировать, готовить, стимулировать и т. д. Это не может быть предметом целенаправленно-ориентированных усилий. Отсюда следует важное заключение: быть философом — личное дело человека. Не в том смысле, что мысль, как и любовь, как и поэтическое вдохновение — интимнейшая структура личности, подчиненная только своему собственному капризу. Нельзя так подстроить обстоятельства, чтобы человек мог любить; нельзя помочь любить. Точно также нельзя помочь

Мыслить».

Гениальный ученый академик Владимир Иванович Вернадский (1863—1945), родоначальник многих естественнонаучных и гуманитарных направлений в науке, по образованию не был философом-профессионалом. Но по духу был выдающимся философом и мыслителем. В письме Федору Щербатскому (1866-1942), филологу, историку и востоковеду, Вернадский в 1936 г, писал: «Редкие наши свидания были для меня очень дороги — я мог встречаться с человеком, который философски мыслит....В нашей стране, когда философская мысль сдавлена и выражения философских убеждений и представлений мертвы, высказываем не то, что думаем, а то, что должно быть сказано, чувствуется огромная потребность общения с людьми философской мысли и философской культуры, вы мне давали очень много.

Не каждый выдающийся ученый называл себя философом, но многие из них мыслили как философы и обладали высокой философской культурой. Василий Иванович Абаев принадлежал к их числу. Труды Абаева в области языкознания, в том числе работы с изложением гипотезы происхождения языка, в полной мере свидетельствуют о том, что он является языковедом с философским мышлением.

Теперь все чаще отмечают, что философия — это не профессия, а стиль мышления. Этот дар дается человеку от рождения и совершенствуется в процессе дальнейшего саморазвития. Интересны в этом плане беседы Абаева и известного кавказоведа-этнографа Бориса Александровича Калоева (1916-2006). Б. А.Калоев в книге «Василий Иванович Абаев и вопросы этнографии в его трудах пишет: «Василий Иванович часто вспоминал, что специальность для себя он выбрал еще в гимназии, решив непременно стать философом, но, когда познакомился с книгой Вс. Миллера «Осетинские этюды», отказался от этой мысли. «Прочитав эту книгу, — говорил он, — я загорелся желанием как-то продолжить ту работу, которую проделал Миллер, и именно осветить историю осетинского народа в свете истории языка. Я тогда же в гимназические годы решил поехать в Петербург, в университет, где работал Вс. Миллер, и поступить на иранский факультет.

Учеба Вассо Абаева в тифлисской гимназии - ч.20

Видимо, есть какой-то особый знак судьбы в том, что в одной и той же гостеприимной семье Абациевых в Петербурге были согреты сердечным теплом великие осетины Коста Хетагуров, Гайто Газданов и Вассо Абаев. Трудно сказать, когда Абаев впервые познакомился с творчеством Газданова. В 1990 г. я принес ему книгу Гайто Газданова «Призрак Александра Вольфа» (издательство «Художественная литература»). В книгу вошли романы «Вечер у Клер», «Призрак Александра Вольфа», «Возвращение Будды», «Пробуждение» и «Эвелина и ее друзья». Книга долго находилась на рабочем столе Василия Ивановича. Видимо, он эту книгу не оставил без внимания.

На вечере, посвященном 70-летию В. И.Абаева, сам юбиляр, вспоминая свои студенческие годы, сказал: «Я никогда не суетился и не добивался никаких званий, кроме одного звания, которого я добивался настойчиво, — звания студента Петроградского университета».

«27 июня 1925 г. Василий Иванович Абаев окончил Ленинградский государственный университет, «выполнив все требования Отделения языкознания и литературы фа культета Общественных наук по Иранскому разряду секции Культур и языков древнего мира».

За время обучения в университете Абаев напечатал четыре статьи: «К вопросу об ударении в осетинском языке» (1923), «Об ударении в осетинском языке» (1924), «Некоторые осетино-яфетические параллели» (1925), «Новое в осетиноведении » (1925). Абаев еще в студенческие годы был привлечен к научной работе. Академик Н. Я. Марр, лекции которого он слушал в университете, предложил ему стать сотрудником основанного им в 1921 г. Яфетического института Академии Наук, который в 1931 г. был преобразован в Институт языка и мышления АН СССР (ИЯМ).

Академик Николай Яковлевич Марр (1865-1934) — языковед, филолог, археолог. Он родился в Кутаиси в семье шотландца Джеймса Марра и молодой грузинки. Окончив Кутаисскую гимназию, он прошел обучение на восточном факультете Петербургского университета и впоследствии стал профессором университета. С 1912 г. Марр — академик Императорской, затем Российской академии наук и, наконец, АН СССР (1926-1930 гг. — вице-президент АН СССР).

Академик Н. Я. Марр уделял большое внимание подготовке ученых из представителей национальных республик. Он считал недопустимым формальное отношение к этому важнейшему вопросу, вызванному неверием в потенциал молодого поколения окраин России. Свой взгляд он четко выразил в предисловии книги Бориса Ковалевского «Страна снегов и башен. Очерки сванской культуры»; «В советской стране, будь она даже в дебрях Кавказа, нельзя ни на одну нацию, ни на одну народность, хотя бы еще в стадии племенного образования, смотреть лишь как на лабораторию для ученых. Это было бы в большом масштабе закреплением того нетерпимого, казалось бы, но кое-где продолжающегося общественного безобразия, когда специалист под видом обучения молодняка науке, подготовки старым Молодой смены или ведения занятий с аспирантами из националов, пользуется ими лишь, как объектом исследования для своих изысканий, просто-напросто эксплуатирует их для усиления своих знаний»,

Учеба Вассо Абаева в тифлисской гимназии - ч.21

То, что такое отношение к студентам и молодым ученым в то время встречалось, подтверждает беседа В. И. Абаева и Б. А. Калоева, о которой последний сделал запись в своем дневнике 7 августа 1995 г. Вот как об этом он пишет: «Вассо вспомнил также, что с А. Е. Ферсманом у него были сложные отношения, поскольку он не включил его в число издателей миллеровского словаря». Имеется в виду участие В. И. Абаева в подборе дополнительных материалов и подготовке к печати издания «Миллер В. Ф. Осетинско-русско-немецкий словарь». Словарь вышел в трех томах в 1927, 1929 и 1934 гг., соответственно.

После смерти Н. Я. Марра его научные взгляды усилиями идеологических структур сначала получили положительную оценку, которая потом сменилась на отрицательную. Сейчас имеется полная возможность провести объективное рассмотрение его трудов. Некоторые шаги в этом направлении уже сделаны. В частности, ученые А. Н. Кочергин и Е. А. Спирин в статье «Социоприродный феномен человека: проблемы комплексного изучения» отнесли Н. Я. Марра к выдающимся отечественным деятелям: «Постижение феномена человека должно включить и такую важнейшую необходимую часть, как обращение к классическим достижениям отечественного научно-культурного энциклопедизма (В. И. Вернадский, К. Э. Циолковский, А. Л. Чижевский, И. И, Мечников, В. М. Бехтерев, Л. С. Выготский, Б. Г, Ананьев, Н. К. Кольцов, Н. Н. Вавилов, Н. Г. Холодный, Н. Я. Марр, М. М. Бахтин, А. А. Богомолец, Н. В. Давыдовский, Б. Л. Личков и многие другие).

Сам факт приглашения студента Вассо Абаева академиком Н. Я. Марром на работу в научный институт оказался для молодого Вассо знаменательным. Проницательный академик разглядел в молодом студенте одаренного вдумчивого исследователя с большим научным потенциалом. Произошел важный для Вассо Абаева переход — от учащегося студента к студенту — ученому, т. е. переход к работе по профессии! Именно тогда и состоялось становление молодого ученого Вассо Абаева.

В беседах о начале научной деятельности Абаев часто возвращался к воспоминаниям своей петроградско-ленинградской юности. Его глаза светились нежным светом. Он очень тепло и с особой благодарностью вспоминал университет как свою «альма-матер». Здесь он получил всесторонние и глубокие знания в области гуманитарных дисциплин. Здесь же он встретил утро своей научной деятельности, сделав первые самостоятельные шаги на пути к вершинам науки. Очертания этих вершин тогда молодому ученому виделись еще нечетко и расплывчато. Но они настойчиво звали любознательного и проницательного юношу к себе, и он смело откликнулся на этот безмолвный зов. Так для Абаева началось длительное восхождение по нехоженым тропам науки.

Абаевское обаяние при общении с людьми - ч.26

Помню, я заехал на автомобиле за Василием Ивановичем и Ксенией Григорьевной, когда они собирались во Дворец съездов в Кремле на вечер многонациональных культур. Тогда Василий Иванович спросил меня: «Как вы думаете, удобно ли будет идти на вечер с лауреатской медалью на лацкане пиджака» Мой ответ нетрудно представить. Я сказал: «Конечно, удобно. Это же награда за научный труд. Пусть молодежь знает, что профессия ученых почетна и уважаема».

Бывают случаи, когда нельзя умолчать о заслугах великого человека. Это больше бывает нужно не ему, ибо он знает истинную цену своим достижениям. Это важно для самого общества, чтобы люди знали, каких вершин достигают гении и с кого надо брать пример растущему поколению. Известный дагестанский ученый академик Гаджи Гамзатов в дни чествования В. И. Абаева в связи с его столетием сказал:

«Если вдуматься, нас восхищают даже не сами по себе прожитые и пережитые юбиляром 100 лет и не те полтысячи наименований опубликованных им трудов, хотя сами по себе они восхитительны и неподражаемы. Поразителен сам интеллектуальный мир и творческий накал, в котором живет гигантская личность, поразительны само вместилище его души, натура и фактура поиска и познания. Нет, не числом изданных книг и написанных статей измеряется величие творца. Категория эта не количественная. Для нас важно самосознание, самочувствие, в котором пребывает гений.

Думаю, потому он не писал диссертации — ни кандидатскую, ни докторскую. Потому он не подавал заявок в академии. Все это для него не имеет смыслового значения. Он живет в других измерениях, мыслит иными категориями. Он реализуется не в шумных похвалах и звонких наградах, а в мире вечного поиска, в мире постижения, в мире познания. Стихия Василия Ивановича Абаева совершенно иного, я бы сказал, высшего порядка, иной породы. У него своя истина, она не знает и не терпит суеты. Это некий сгусток энергии мыслей, чувствований, вдохновений. Некая гармония исследовательских и творческих начал, гармония, в которой в нерасторжимом единстве уживаются ученый, мыслитель, я бы сказал, и поэт. Предмет его рвения и средоточия — знания. Как и все подлинно великие мужи науки, Василий Иванович легендарен в своей скромности, непритязательности. Жил он и трудился просто, не требуя ни венцов, ни благ. Абаев — человек не карьеры, а судьбы».

науки

Этапы становления гения, развитие одаренности - ч.7

Конечно, представители нынешнего поколения могут возразить, что увлечение широким спектром научных направлений может привести к разбросанности интересов ученого, в результате чего он может превратиться в поверхностного энциклопедиста. Такое мнение имеет право на существование, но все же пример великих ученых показывает, что, выходя за пределы своей узкой специализации, исследователь получает огромные преимущества для решения масштабных и значимых научных проблем.

Направляясь на учебу в Петроград, Вассо Абаев прежде всего думал о получении хорошего гуманитарного образования. Он надеялся впоследствии использовать этот багаж знаний при изучении проблем осетинского языка, народного эпоса и истории. Поднявшись по уровню знаний до вершин филологической науки, Абаев не ограничился только исследованиями осетинского языка, истории и фольклора, а взялся за решение сложных проблем общей теории языкознания, в том числе теории происхождения языка.

Знакомясь с научными трудами В. И. Абаева, каждый может убедиться, что он был философом, филологом и историком одновременно. Абаев был среди тех немногих корифеев науки, которые могли одновременно и продуктивно решать научные задачи общего и частного характера. Абаев занимался решением глобальной проблемы происхождения языка, и он же проводил тончайшие исследования происхождения отдельных слов, что с блестящим успехом осуществил в осетинской этимологии. Немного найдется ученых, работающих в таком диапазоне научных поисков.

Когда Абаев начинал свою научную деятельность, то вопросы изучения осетинского языка и истории народа находилась на начальном этапе исследований. До Абаева существенный вклад в изучение языка и быта осетин внесли русские ученые академики A. M. Шегрен и В. Ф. Миллер. Они положили начало научному исследованию истории осетинского народа. И как любое начало, их научные изыскания еще не могли дать полной картины происхождения осетинского языка и фольклора.

Этапы становления гения, развитие одаренности - ч.23

Но в большинстве случаев практика такова, что даже тогда, когда ученик достигает высот совершенства, дружеский совет учителя бывает вполне уместен. В 1826 году Жуковский писал Пушкину: «...Ты знаешь, как я люблю твою музу и как дорожу твоею благоприобретенною славою: ибо умею уважать Поэзию и знаю, что ты рожден быть великим поэтом и мог бы быть честью и драгоценностью России. Но я ненавижу все, что ты написал возмутительного для порядка и нравственности....Пришли к этому времени то, что сделано будет твоим добрым гением. То, что напроказит твой злой гений, оставь у себя: я ему не поклонник».

Что же должен делать учитель, чтобы дать импульс роста ученику и вместе с тем не подавить его самобытность? Быть может, учитель должен только давать направление поиска, дабы ученик совсем не заблудился в дебрях науки и искусства, а саму дорогу в творчестве, как и судьбу в жизни, ученик должен выбрать и осуществить самостоятельно? Видимо, если человек долго находится под чужим влиянием и в кругу только его интересов, то у него притупляется самостоятельность и гибкость ума и не развивается воображение, которое может быть только самостоятельным и незаимствованным. Только собственными усилиями таланта и воли ученик сможет раздвинуть границы возможного и подняться к своим высотам творчества. Это вовсе не означает, что надо идти на полный разрыв со своими наставниками.

Рассуждая на эту тему, я поделился с Василием Ивановичем своеобразным для себя открытием от высказывания выдающегося композитора Кара Караева. В одной из бесед с корреспондентом телевидения, где рассказывалось о музыкальном творчестве и преподавательской деятельности Кара Караева, была затронута тема воспитания им молодых композиторов. Корреспондент задал Кара Караеву как педагогу необычный вопрос: «Можете ли Вы сказать о своем талантливом ученике, откуда он черпает вдохновение, как он сочиняет музыку и какие приемы творчества он использует при этом?»

Ответ талантливого композитора и многоопытного педагога, работающего с молодым поколением композиторов, показался мне неожиданным (далее цитирую по памяти): «Нет, не могу дать конкретный ответ на ваш вопрос. Каждый мой ученик является самобытной личностью, обладающей своей индивидуальной тайной процесса творчества. И проникать в эту личную тайну никому не позволено, да и вряд ли это возможно. Существует этический предел проникновения в душу ученика» (последнюю фразу помню дословно).

Абаевское обаяние при общении с людьми - ч.28

Абаев предложил новый вариант редакции второй части этого абзаца, который стал выглядеть следующим образом: «Однако, перед ученым, являющимся сыном своего народа, может возникнуть соблазн поддаться влиянию особой эмоциональной среды, когда от него ожидают подтверждения ласкающих национальное самолюбие, но недостаточно проверенных и обоснованных гипотез».

На одном из абаевских юбилеев известный ученый О. Н. Трубачев сказал проникновенные слова: «В напряженный век научно-технической революции ощущаешь настойчивую потребность говорить об Абаеве-человеке, о гармонии его личных качеств, которые кажутся трудно достижимым идеалом».

Находясь на переднем крае науки, Абаев никогда не поддавался соблазну модных временных увлечений. В этом плане поучительны слова мирового авторитета Гете, который, давая характеристику французскому драматургу Беранже, отмечал: «Значительная личность чувствуется во всех произведениях Беранже. Это одаренная натура, развившаяся самостоятельно, на собственной прочной основе и пребывающая в безусловной гармонии сама с собой. Он никогда не задавался вопросом: Что сейчас в моде? Что производит впечатление? Что нравится публике? И еще: что делают другие? Надо и мне делать, как они. Важнее всего ему было то, что всегда в нем жило, он и не помышлял о том, чего ждет публика, чего ждет та или иная партия». Абаев не следовал переменчивой моде в науке, но он также не был зависимым от политической конъюнктуры, не был искателем благ, должностей, наград и не придавал значения внешним атрибутам престижа и иерархии. Отношение к почестям и наградам у Абаева было спокойное и эмоционально сдержанное. Сам он старался не фокусировать свое внимание на этих атрибутах государственно-общественного признания. Человек большого ума и житейской мудрости, он понимал, что почести и награды, как явления преходящие, не должны разжигать в нем чувство самодовольства и тем самым мешать плодотворной деятельности. Это трудно было понять людям административно-партийной закалки. Один из ответственных руководителей Северной Осетии, вспоминая послевоенные годы, рассказывал мне, что Василий Иванович Абаев, как крупный ученый, был представлен к государственной награде. После выхода указа о награждении В. И. Абаева руководство республики долго не могло согласовать с ним процедуру вручения, так как Абаев не хотел особых торжественных почестей.

литература

Абаев как ученый-борец - ч.6

Свое мнение об этом времени ярко выразил в связи с 95-летием В. И. Абаева член-корреспондент (впоследствии академик) О. Н. Трубачев в выступлении «Василий Иваноряч Абаев и этимология»: «Совсем не смешно, когда в нашей неспокойной действительности, особенно среди тех, кто быстро варьирует, появился крикливый тип людей, требовательно зовущих всех, буквально всех к покаянию. Будем снисходительны к этим людям: как правило, это те, кто не так много сделал в жизни, поэтому возможность поучить других их приятно возбуждает. Ведь заметно, что учат, «как надо» работать, как правило, тех, кто работал больше других. Этот небезопасный сорт поучателей и призывателей к покаянию, кажется, даже получил у нас меткое название «литературных чекистов ». Не будем их переоценивать, при всякой перестройке такие всплывают на поверхность, они мешают (и мешали) жить таким хорошим работникам науки, как Василий Иванович Абаев, Федот Петрович Филин и, конечно, многим другим. Вот и нашему Василию Ивановичу в день его славного юбилея, конечно, вспоминается другая — лингвистическая «перестройка» сорок лет назад, когда, между прочим, от него, уже знаменитого ученого и сложившегося уникального специалиста, назойливо требовали, чтобы он покаялся и перестроился».

В наших беседах с Василием Ивановичем я считал некорректным спрашивать ученого о том времени, чтобы не бередить старые раны. Изучив труды Абаева и зная его твердый характер, я постарался понять его позицию.

В 50-е годы В. И. Абаев уже был известным ученым, выполнившим фундаментальные работы в области общего языкознания, нартоведения, осетинского фольклора. Его авторитет был бесспорен, а сам он понимал свою лидирующую роль в развитии этих научных направлений. Став патриархом осетиноведения и правофланговым всей осетинской культуры, он сознавал всю глубину ответственности перед своим народом и не имел права уронить свое человеческое достоинство. Любое проявление человеческой слабости, идолопоклонства, нравственной немощи, участие в бичевании или самобичевании нанесло бы большой вред Осуществлению его высшего призвания.

Абаев как ученый-борец - ч.8

«Последнее мое пребывание в Москве оставило у меня тяжелое впечатление. Очень уж там народ (университетский) испаскудился. Все охвачены честолюбием. Грызутся между собой. Топят друг друга. Костят каждый каждого с идеологических позиций, хотя никто ни хрена не понимает ни в какой философии, в том числе и в марксистской. Частые инфаркты и инсульты не охлаждают пыла пакостников и честолюбцев. Если не все мои знакомые входят в эти категории, то другая часть их проявляет г позорное малодушие и трусость. Мне до сих пор в глубине души было досадно, что я оказался вне Университета. Теперь же совершенно искренне не желал бы находиться в нем. И как знать, может быть, это была особая милость судьбы ко мне, что я там не остался».

Разгром взглядов известных ученых-языковедов в середине 1950 г., видимо, показался недостаточным. Надо было показать, как эти ученые выходят из кризиса, то есть показать их «работу над ошибками». К первой годовщине начала кампании в газете «Правда» 20 июня 1951 г. вышла статья «Советское языкознание на новом пути», где содержится критика ряда известных ученых-языковедов. Там же указано, что одной из задач, поставленных перед советским языкознанием в ближайшее время, является «ликвидация аракчеевского режима, созданного учениками и последователями Н. Я. Марра».

Прошло два года с начала кампании, и 14 июня 1952 г. академик В. В. Виноградов в статье «Языкознание и литературоведение на современном этапе» в газете «Известия» указал, что Институтом языкознания подготовлены издания, в которых «приняли участие бывшие сторонники «нового учения». Они включили в свои статьи развернутую критику не только Марра и других его учеников, но и своих собственных». Приведено несколько фамилий таких Ученых и указано, что «критическому рассмотрению подверглись почти все основные ненаучные принципы, почти все главные ошибки Н. Я. Марра, правда, не всегда с желательной степенью глубины. Среди перечня покаявшихся ученых нет фамилии Абаева, но ему посвящен отдельный абзац статьи:

«Кроме того, отдельно было проведено обсуждение лингвистических и фольклорных работ профессора В. И. Абаева. Были отмечены существенные методологические ошибки, отражающие влияние марровой теории, в статьях В. И. Абаева по вопросам общего языкознания, в его работах по осетинскому языку и фольклору, например, о языке как идеологии и языке как технике, об «идеосемантике», о фонетическом законе и т. п.».

Надо отметить, что практически всегда выдающиеся личности, в том числе в науке, имели своих недоброжелателей и завистников. При публичном выступлении против титанов они как бы повышали свой статус. У Абаева они тоже были, как до кампании уничтожения марризма, так и после нее.

Феномен личности Абаева - ч.8

В 1950 г. В. И. Абаев написал автобиографию, текст которой приводим ниже:

«Родился в 1990 г. в сел. Коби по Военно-Грузинской дороге в семье горца-осетина. Начальное образование получил в сельской школе, среднее — в Тифлисской классической гимназии (1910-1918). С 1918 по 1921 гг. работал учителем в Кобийской начальной школе. В 1922 г. поступил в Ленинградский госуниверситет на иранский разряд этнолого-лингвистического отделения факультета общественных наук. Окончил курс университета в 1925 г. В 1924 г. опубликовал свои первые научные работы. По предложению Н. Я. Марра оставлен аспирантом Научно-исследовательского института сравнительного изучения языков и литератур Запада и Востока при ЛГУ. По окончании аспирантуры в 1928 г. направлен Н. Я. Марром на работу в Кавказский историко-археологический институт Академии наук СССР в Тифлисе. С 1930 г. — сотрудник Яфетического института АН, впоследствии преобразованного в Институт языка и мышления. В1935 г. мне присвоена степень кандидата филологических наук (без защиты диссертации). С 1935 г. — заведующий иранским кабинетом ИЯМ. В январе 1941 г. командирован в Осетию со специальным заданием Президента АН по научной консультации издания осетинского народного эпоса. Оторванный от Ленинграда военными действиями, работал в период 1941-1945 гг. в Северо-Осетинском и Юго-Осетинском научно-исследовательских институтах. В 1944 г. заведовал кафедрой языкознания Северо-Осетинского пединститута. В ноябре 1945 г. вернулся в Ленинград.

Награжден орденом Трудового Красного Знамени и медалью «За оборону Кавказа»,

18 авг. 1950 года. В. Абаев».

При изложении в данной книге фактов биографии Абаева мы пользовались сведениями, которые были опубликованы в ряде книг, изданных к 100-летию со дня рождения ученого. Дополнительную информацию сообщила нам Абаева Фатима, кандидат философских наук, внучатая племянница Василия Ивановича Абаева.

национальный

Абаев как национальный символ - ч.13

Хочется отметить, что бывают случаи, когда великие идеи гениев забываются некоторыми поколениями. Но человечество в целом обладает замечательным свойством — оно, рано или поздно, вспоминает временно забытые великие идеи. Вопрос о роли национальных гениев был предметом интереса русского философа XX века И. А. Ильина: «Жизнь народного духа, слагающая самую сущность родины, находит себе в творчестве гения сосредоточенное и зрелое выражение. Он говорит от себя, но не за себя только, а за весь народ, и то, о чем он говорит, есть единый для всех, но неясный большинству предмет, и то, что он говорит о нем, есть истинное слово, раскрывающее и природу предмета и сущность народного духа, и то, как он его говорит, — разрешает скованность и томление народного духа, ибо слово его несомо подлинным ритмом народной жизни. Гений подъемлет бремя своего народа, бремя его несчастий, его искания, его жизни; и, подняв его, он побеждает так, что победа становится...источником победы для всех, связанных с ним национальным подобием...».

В известной книге Эккермана «Разговоры с Гете» приводится глубокая мысль Гете о том, что, обращаясь к древним культурным источникам, мы можем судить не только об отдельной личности, но и о самом народе и эпохе: «Мы восхищаемся древнегреческими трагедиями, на самом же деле нам следовало бы восхищаться не отдельными трагиками, а эпохой и народом, в гуще которого они возникли. Ибо их произведения, если несколько и отличаются одно от другого, если один из поэтов несколько и превосходит другого завершенностью своих творений, то, когда вглядишься попристальнее, замечаешь, что все их творения в целом носят один и тот же характер — характер величия, силы здоровья, человечески - совершенной и незаурядной жизненной мудрости, высокого образа мыслей, четкого и ясного миросозерцания и великого множества прочих положительных качеств, но так как эти качества мы встречаем не только в дошедших до нас драматических произведениях, но в лирических и эпических, далее — у философов, историков и риторов, то поневоле убеждаемся, что они присущи не только отдельным личностям, но и всей нации и всей эпохе.

Для меня стала более ясной и мысль Абаева: «Народы с гордостью произносят имена людей, в которых с наибольшей полнотой и блеском раскрылся их национальный гений» (выделено мной, — М. М.). Хотел бы обратить внимание читателя на то, что в зависимости от контекста словосочетание «национальный гений» может иметь разный смысл: либо оно относится к характеристике самого народа, либо к гениальному представителю этого народа. Мы понимаем, что в грядущем времени наши потомки будут судить о жизни Осетии по наиболее выдающимся личностям и сохранившимся культурным источникам эпохи. Об уровне развития науки и культуры Осетии в XX веке будут судить по трудам выдающегося ученого Василия Ивановича Абаева.

Абаев как национальный символ - ч.23

Вассо Абаев и Махарбек Туганов следили за творчеством друг друга и неоднократно встречались. Сохранились воспоминания о встрече В. И. Абаева и М. С. Туганова в столице Южной Осетии. В заметках Веры Плиевой «Встречи с Махарбеком Тугановым » описан эпизод встречи выдающегося осетинского художника с молодым ученым Вассо Абаевым. Встреча состоялась, видимо, в середине тридцатых годов (по крайней мере, после сентября 1932 г., как указывает автор) в столице Южной Осетии г. Сталинир (ныне Цхинвали), Вот как писала Плиева о Туганове и Абаеве:

«На редкость ладно скроенный, с утонченным, благородно-красивым лицом, смотрел М. С. Туганов на мир глазами ясными, порой удивленными, покоряла в нем непосредственность, теплота, ласковая человечность. М. С. Туганов и его произведения покорили меня навсегда...

Как-то приезжал в Сталинир Абаев Васо, которым гордился и которого очень любил М. С. Туганов. Днем, зайдя в библиотеку, предупредил: «Вечером будем с Васо у вас, как только закончу портрет «осетинского индейца», не возражаете? Хочу удивить его осетинами, говорящими по-армянски и гречески, не забывших и родной». Вечер прошел весело, оживленно. Придя к нам, Махарбек принес с собой и рисунок, сделанный с Абаева в красных тонах, — шутка о красном индейце оказалась правдой. Рисунок был очень хорош и долго висел на стене студии».

Абаев много внимания уделял изучению национального фольклора, он посещал отдаленные селения и записывал народных сказителей и певцов, сохранивших в народной памяти древний нартовский эпос и героические осетинские песни. Одной их жемчужин осетинского фольклора является песенное творчество народа. В научном наследии Абаева есть работы, непосредственно посвященные осетинской героической песне. Абаев знал тенденции развития осетинской музыки, а с шестидесятых годов и конкретное состояние этой области национального искусства, так как женился на Ксении Григорьевне Цхурбаевой, которая была известным осетинским музыковедом.

Слово фольклор глубоко вошло в нашу повседневную жизнь, и каждый представляет, хотя бы ориентировочно, содержание этого понятия. Но мало кто задумывался над этимологией этого слова. Воспользуюсь объяснением, данным В. М. Мокиенко в книге «Образы русской речи: Историко-этимологические очерки фразеологии»: «Фольклор в переводе с английского и значит «народная мудрость», «мудрость народа» (folk "народ", lore "мудрость"). И действительно, фольклор — это отражение коллективного опыта народа в виде устного народного творчества: легенд, былин, песен, сказок, пословиц, поговорок».

Абаев как национальный символ - ч.26

В предисловии своей книги Ксения Цхурбаева пишет: «Музыкально-поэтическое творчество — одна из важнейших областей культуры, которая пользуется у осетинского народа наибольшей любовью и популярностью. Через тысячелетия своего существования осетины бережно пронесли песню. Родственная простой человеческой речи, но более прекрасная, выразительная и глубокая, гибкая и чуткая — песня оказалась способной передавать не только те или иные мысли, но и тончайшие оттенки душевных эмоций».

Г В. И. Абаев в своих научных трудах несколько раз обращался к героической песне. В работе «Осетинская традиционная героическая песня» он пишет: «Героическая песня с давних пор и до сегодняшнего дня является излюбленным и наиболее распространенным видом песенного творчества и песенного исполнения осетинского народа. Наряду с нартовским героическим эпосом героическая песня не только служила основной формой, в которую выливалось художественное творчество народа, но и выполняла большую воспитательную миссию. На героях этих песен молодежь училась тем качествам, которые составляют идеал свободолюбивого горца: любви к вольности я независимости, сознанию своего человеческого достоинства, протесту против всякой несправедливости, угнетения И насилия, мужеству, смелости и отваге, тому подлинно героическому духу, который всегда и без колебаний предпочитает славную смерть позору и унижению. Героические песни обычно складываются по свежим следам отображенных в них событий, установить время возникновения той или иной песни можно только тогда, когда удается датировать события, послужившие поводом к ее созданию. Таким поводом является обычно гибель героя (трагическая его смерть — почти непременное условие возникновения героической песни)...

С точки зрения идей, одушевляющих героическую песню, характерен факт создания песни о народном поэте Коста Хетагурове. Коста, казалось бы, не соответствовал тем внешним признакам, которые обязательны для героев этих песен. Он не сражался с оружием в руках, он не пал в схватке с врагами. Но зато он имел все внутренние черты, роднящие его с эпическими героями. Всю свою жизнь, все свои силы он отдал служению народу. Неутомимо и бесстрашно он боролся против несправедливости, угнетения и насилия, терпя за это преследования, лишения, ссылки. И народ в своем творчестве приравнял его к таким любимым и прославленным героям, как Чермен, Таймураз, Хазби.

Абаев как национальный символ - ч.32

Иван Сергеевич Тургенев коснулся понятий «национальный писатель» и «национальный композитор» в речи на Пушкинском празднике в Москве в 1880 г. в день открытия памятника А. С. Пушкину: «Всякое искусство есть возведение жизни в идеал: стоящие на почве обычной, ежедневной жизни остаются ниже того уровня. Это вершина, к которой надо приблизиться. И все-таки Гете, Мольер и Шекспир — народные поэты в истинном значении слова, то есть национальные. Позволим себе сравнение: Бетховен, например, или Моцарт несомненно национальные, немецкие композиторы, и музыка их по преимуществу немецкая музыка; между тем ни в одном из их произведений вы не найдете следа не только заимствований у простонародной музыки, но даже сходства с нею, именно потому, что эта народная, еще стихийная музыка перешла к ним в плоть и кровь, оживотворила их и потонула в них так же, как и самая теория их искусства, — так же, как исчезают, например, правила грамматики в живом творчестве писателя».

Здесь важно подчеркнуть значение принадлежности человека к своей нации и наличии у него бессознательной духовности, на что обращал внимание философ Иван Ильин: «Национальность человека определяется не произволом, а укладом его инстинкта и его творческого акта, укладом его бессознательной духовности».

Человек никогда не задумывается над тем, что язык слова и язык музыки, с которыми он живет, являются для него родными. Они в нем, они просто есть, их нельзя отнять. Без них не может существовать и чувство национального самосознания. Более того, это чувство действует даже на подсознательном уровне. Слыша осетинскую речь или осетинскую мелодию, человек не будет их сравнивать с какими-то другими эталонами.

Какие бы примеры мы ни приводили, но общепринятого понимания термина «национальный композитор» пока не выработано. Это наглядно подтверждает публикация Михаила Булавацкого из Белорусии в «Литературной газете» под названием «Чей композитор М. Огинский?». Автор, в частности, утверждает, что хотя композитор Михаил Огинский и поэт Адам Мицкевич считаются представителями польской культуры, но по национальному происхождению они являются литвинами. Автор поясняет это так: «Те, кого называли литвинами, населяли северо-западные земли нынешней Белорусии... А. С. Пушкин считал литвинов славянами... Мне могут возразить: но ведь Мицкевич писал по-польски, Огиньский и Монюшко — классики именно польской музыки. Насчет музыки не сказал бы, музыку трудно втиснуть в рамки одной национальности... Вот о Мицкевиче верно говорят: писал по-польски. Но тогда кем был Владимир Набоков, писавший по-английски? Или Чингиз Айтматов, пишущий по-русски? Любопытно звучит: «известный русский писатель Чингиз Айтматов!»... Михаил Булавацкий пишет, что необходимо отдавать дань уважения к исторической родине каждой творческой личности. В заключение он высказывает пожелание: «Поэтому хотелось бы нам, белорусам, чтобы Адама Мицкевича называли по национальности белорусом или литвином, а по своему творчеству — польским поэтом белорусского происхождения».

Введение

Предисловие - ч.8

«Дорогие друзья! Разрешите, прежде всего, выразить глубокую благодарность инициаторам и организаторам настоящей встречи. Мне вот привелось на склоне лет побывать на родной земле, в обществе моих дорогих соплеменников, в обществе моих любимых друзей, в обществе высокочтимых коллег, многие из которых приехали издалека, преодолели сотни и тысячи километров. Я глубоко этим тронут. Я благодарю также всех выступавших, всех тех, кто нашел столько теплых слов, которые меня тронули до глубины души. Благодарю за те надежды и упования, которые все еще возлагаются на меня, хотя в моем возрасте уже трудно что-либо прогнозировать.

Французский писатель Эжен Ионеско — большой оптимист, и у него есть заповеди оптимизма. Одна из них гласит: «Считай, что любое мгновение счастливое. И каждое — первое в жизни!» Для меня эти мгновения нельзя назвать все любимыми. Любые мгновения, это мгновения особые, уникальные. А что касается того, что они первые в жизни, то это несомненно, потому что никогда до сих пор мне не было 90 лет. Только теперь! Это случилось со мной только теперь, и я от души желаю, чтобы со всеми вами это случилось тоже.

Мне приходилось бывать на многих юбилеях, посвященных выдающимся деятелям науки. И я заметил, что есть одна особенность юбилейных выступлений, юбилейных приветствий. В них всегда бывают элементы преувеличения: заслуги и достоинства данного юбиляра несколько переоцениваются, преувеличиваются. Понять это можно, потому что люди от доброго сердца, с хорошими побуждениями не скупятся на всякие восхваления, похвалы и так далее. Понять это можно, но тут есть опасность, риск, а именно: юбиляр может всерьез подумать, что он действительно обладает всеми этими достоинствами и заслугами. А это далеко не всегда так.

Мне как-то приходилось разговаривать с одним коллегой в Институте языкознания, и речь зашла, в частности, об одном очень крупном ученом-филологе. И мы оба были единодушны в том, что это действительно выдающийся, крупный ученый. Но мой собеседник сказал, что все-таки у него есть один недостаток. Я спрашиваю: «Какой же? Он говорит: «Он самого себя принимает слишком всерьез». И я удивился, как метко он подметил это. Действительно, у этого ученого такая слабость была. Он принимал самого себя слишком всерьез. С такими людьми, которые принимают себя слишком всерьез, неприятно иметь дело. Я всячески избегаю таких людей. И больше всего боюсь, как бы сам не оказался в числе тех, которые себя принимают всерьез.

Предисловие - ч.9

Человек благодарен не народу, который его взрастил, и не тем людям, которые ему помогали и в жизни поддерживали его. Он благодарен только себе. Такие люди, повторяю, очень неприятны. (И если окажется, что я стану благодарить себя, то махните на меня рукой, я потерял уважение как человек. — ММ.).

Должен сказать и я повторяю: очень благодарен за все теплые слова. Но и сегодня не обошлось без некоторых преувеличений. Вот много говорят о моем этимологическом словаре. Говорят: «Титанический труд! Научный подвиг!» Дорогие друзья! Не принимайте всерьез эти слова. Не было ни научного подвига, ни титанического труда. Составлять этимологический словарь очень легко. Я могу поделиться своим опытом. Каждый день надо писать несколько строк, буквально две-три строки. И не пройдет и сорока лет, как словарь будет готов. Мало того, самый процесс составления словаря — одно удовольствие. Это — не титанический труд, а приятное времяпрепровождение. Почему? Потому что этимологические поиски, находки — все это доставляет огромное удовольствие! И вот за это удовольствие, которое я себе доставляю, мне же еще превозносят всякие похвалы, всякие восхваления. Это — недоразумение. Есть у одного итальянского автора эпохи возрождения встретившееся мне выражение: «La gaya scienza» (веселая наука). Мне это очень понравилось. Наука должна быть веселой. Она должна доставлять удовольствие самому автору, самому ученому. И должна доставлять удовольствие всем тем, кто пользуется его трудами. Вот я стою именно за такую «La gaya scienza».

Теперь мне хочется несколько в другом ключе, более серьезном, поговорить вот о чем. Десять лет назад на таком же юбилейном собрании, когда тоже говорили, что филология — очень важная наука, очень серьезная и всякий вклад в нее очень важен, ну, я тут же сказал: «Конечно, филология, как и другие науки, как и естественные науки, очень ценна, очень важна, но самая важная наука в наше время — это этика. Наука о нравственности. Наука о том, как повседневно людям общаться, относиться друг к другу. Наука человеческих взаимоотношений. Вот самая главная наука с моей точки зрения.

Предисловие - ч.10

С тех пор прошло десять лет, и за это время нравственное состояние нашего общества непрерывно падает и падает. И дошло уже до такого предела, что дальше, кажется, некуда. Такая нравственная деградация наблюдается во всем мире. Но мы превзошли, вероятно, в этом отношении всех. Я не буду говорить о конкретных фактах. Вы читаете газеты, смотрите телевидение, слушаете радио. Какая страшная картина! Эгоизм, цинизм, ничего святого! Повсюду хищения, воровство, взяточничество. Преступность растет в страшных размерах. Межнациональное озверение. Какое-то озверение межнациональных отношений.

Я говорю об этом, потому что наболело, уже нельзя об этом молчать. Может быть, наше собрание не вполне подходящее место, но я не могу об этом молчать, потому что все наши беды, вот и хозяйственные беды, именно в этом. Мы иногда думаем, что наша хозяйственная разруха объясняется какими-то организационными неполадками и так далее. Ничего подобного! Все это упирается в наш нравственный маразм. На таком материале, человеческом, нравственном, на котором мы находимся, никакой здоровой экономики не может быть создано.

И поэтому обязанность и долг каждого человека — призвать к этому: «Давайте, давайте очищаться нравственно!» Давайте приобретать человеческие качества, как они сформулированы от глубокой древности! Конечно, и научные труды, и словари — все это нужно, все это необходимо. Повторяю, я не осуждаю никакую другую науку. Но все же самое главное, повторяю, это наука о том, как нам выйти из нравственного маразма.

Одна такая книга, которая могла бы сделать нас лучше, добрее, милосерднее, человечнее, одна такая наука, такая книга дороже, чем сотни фолиантов научных трудов. Но вот таких книг не видно. Таких книг, которые бы нас делали лучше, не видно. В прошлом были такие книги. Была, например, такая книга «Евангелие». Благодаря этой книге человечество поднялось на новую нравственную ступень. Эта книга ознаменовала новую эру в нравственном состоянии человечества. А ведь книга-то — вот она. Наверное, с задних рядов ее вообще не видно. Вот это «Евангелие». Вот в этом «Евангелие» больше веса, чем во всех научных библиотеках всего мира с точки зрения нравственного сознания, с точки зрения истории нравственного сознания.

Предисловие - ч.11

В этой книге есть такие слова: Бог есть любовь». Бог есть любовь. Как это понимать? Я понимаю это так: если мы будем любить друг друга, если наши сердца будут открыты для братства, для дружбы ко всем людям, без различия национальности, религии и так далее, то это будет означать, что Бог живет среди нас. А какое может быть большее счастье, чем жить в обществе Бога?!

У Коста есть такие слова: «Весь мир — мой храм. Любовь — моя святыня». Вот я прошу сопоставить евангельское «Бог есть любовь» и слова у Коста «любовь — святыня». Вы же видите, что совершенно идентичная идея. То есть Коста Хетагуров здесь выступает с евангельской идеологией, если молено так выразиться. Значит, в этом и есть важность этой идеи, идеи, что любовь есть Бог, что любовь есть святыня. Это самая важная идея, которая может изменить человечество, если она овладеет всеми людьми.

Вы скажете, что может отдельный человек, вот я, вы или кто-либо другой, в этом отношении сделать? Во-первых, мы все будем обязаны привлекать внимание и общества, и наших властей, и тех, кто руководит нами. Будем привлекать к этой идее, что самое главное для нас сейчас — нравственное возрождение. Часто говорят: «человеческий фактор». Вот о чем я говорю, и есть человеческий фактор. То есть на дурном человеческом материале нельзя построить хорошее общество. Хорошее общество и в смысле хозяйственном, и в смысле социальном и политическом можно построить только на хорошем, нравственно высоком человеческом материале.

И каждый из нас может в этом отношении кое-что сделать — привлекать постоянно внимание к этому основному вопросу. Основная наша беда и основное наше спасение может быть только в этом. Ну и каждый из нас все-таки может сделать вклад в это.

Я думаю, каждый человек может вокруг себя создавать как бы магнитное поле, магнитное поле доброты, магнитное поле человечности, магнитное поле доброжелательности к окружающим людям. Если каждый будет вокруг себя создавать вот такое, как я выражаюсь, магнитное поле доброты, то на наших глазах жизнь будет меняться.