«Джо Холдеман Миры неукротимые Миры – 3 OCR Библиотека Старого Чародея ...»

— Ну что ж, вы попали в самую точку. В подгруппе, следящей за измерениями температуры, у меня есть две женщины, которые работают с этой системой всю свою сознательную жизнь. В НовоЙорке они бы выявили неполадки в системе с закрытыми глазами и ушами. Но мы не в НовоЙорке. Работа моего отдела полностью зависит от главной системы, которая использует тепло гаммалучевых рефлекторов, что имеет первостепенное значение для жизнеобеспечения. Я имею в виду, от этого зависит, захотите ли вы поджариться за восемь часов или за восемь наносекунд. Но существует дополнительная трудность, и здесь никакой опыт вам не поможет. Виеджо обвел взглядом сидящих за столом.

— Хочу, чтобы вы правильно меня поняли. Я целиком и полностью поддерживаю точку зрения Элиота. Даже если бы мы и хотели вернуться, это сальтомортале — предельно опасный маневр, так как вместо четырнадцати месяцев полет может растянуться на восемнадцать, а тогда потребуется в двадцать раз больше ракетного топлива.

— То есть мы попадем в ад в любом случае — летим ли вперед или возвращаемся назад, да? — спросила О'Хара.

— Мы увязли в дерьме по самые уши, вот что я хочу сказать. Независимо от того, куда летим.

Элиот указал рукой на Такаси Сато, представителя Службы движения:

— Сато, у вас есть мнение на этот счет?

— Два мнения. Чисто почеловечески для меня этого вопроса не существует: я знал, что умру на борту корабля, когда согласился стать членом его команды. Мне не хочется возвращаться обратно, чтобы погибнуть при отступлении. Но поскольку я еще и инженер… все не так просто. Да, как говорит мистер Виеджо, кувырок длиной в четырнадцать месяцев — самая крайняя мера. Но если нам удастся замедлить вращение корабля, пожить несколько дней в условиях нулевой гравитации и очень плавно развернуться, никакой проблемы не будет. Возможно, проделать такой маневр будет гораздо безопаснее, чем двигаться вперед.

Несколько человек заговорили одновременно. Элиот дал слово Силки Клебер, ОГИ, техобслуживание:

— В данном случае я бы не положилась на теорию вероятности, факт остается фактом — что бы ни произошло там с ними в НовоЙорке, то же самое по возвращении ждет нас. Это было бы славной наградой за наше беспокойство о них, как вы считаете?

— Предположим, что люди живы, несмотря ни на что, — сказала О'Хара, — и нуждаются в нашей помощи. Насколько нам известно, они потеряли связь и доступ к информации так же, как и мы.

— Тогда на что показывала Берриган? — спросил Виеджо. — На компьютерную программу?

— Может, на экран монитора, — подключилась Севен, — который погас раньше нашего.

Элиот покачал головой:

— Сплошные догадки. Мы не можем принять решение, основываясь на предположениях. — Он повернулся к Севен. — Даже если они живы и нуждаются в нашей помощи, что мы можем им дать?

— Рабочую силу. Силу ума. Несколько тысяч хороших инженеров и ученых.

— У них и своих хватает. Кроме того, их информационные системы значительно лучше. Если они живы, то затратят на восстановление намного меньше времени, чем мы.

— Как вы умеете все упрощать, Элиот. — Встал Карлос Круз, Гуманитарные науки. — Если мы узнаем, что они погибли — мы должны лететь вперед, если живы — все равно вперед.

Элиот широко улыбнулся:

— Разве я не прав?

— Я только хотел сказать, что не все так просто. Вопрос, который вы до сих пор не задавали: есть ли у нас моральные обязательства по отношению к НовоЙорку?

— Так есть или нет?

— Думаю, что есть.

Элиот выдержал паузу, тщательно подбирая слова:

— Я бы не стал делать категоричных заявлений. Решение должно быть принято в соответствии с практическими интересами. Как бы вы, например, поступили, если бы к вам обратились с мольбой о возвращении по причине, скажем, того… что НовоЙорк нуждается в антивеществе для поддержания жизнеобеспечения?

— Что за вопрос? Конечно, нам нужно было бы вернуться.

Инженер рассмеялся. Элиот вел себя сдержанно.

— Что ж, это был провокационный вопрос. К тому времени как мы сбросим скорость, развернемся, полетим… на борту корабля почти не останется антивещества. И пройдет, в лучшем случае, года три, пока мы его восстановим. Если бы нам и удалось продержаться так долго, они бы за это время уже нащупали какойнибудь дополнительный источник энергии. Наверняка такое послание — лишь хитрый трюк, попытка заманить нас обратно, чтобы отдать в руки убийц. А именно это они и сделают, даже если их намерения и не будут столь коварны.

— Пока нам ничего не угрожает, — сказал Виеджо, — и еще долго не будет угрожать. Лично я считаю, что мы должны будем проигнорировать их просьбу о помощи. — По аудитории пронесся глухой шепот одобрения.

— Давайте не будем зря тратить время, — предложила Севен. — Прежде всего нам необходимо разработать план действий на тот случай, если в течение следующих двух месяцев от них не поступит никаких сведений.

— А что, если затормозить сейчас? — спросила О'Хара. — Это даст нам не менее двух месяцев свободного полета.

— Около пяти, — поправил Элиот. — Но не забывайте, что наш корабль — не шаттл, который можно запустить и остановить в любой момент. Если мы будем отступать от программы, то вскоре нарвемся на неприятности. — Он обвел взглядом присутствующих. — Проголосуем? Кто за то, чтобы затормозить сейчас?

«За» проголосовали только семь человек. О'Хара решила воздержаться. Ее единомышленником оказался инженер Службы поддержки — Сато. Элиот кивнул ему:

— Я знаю, что у вас на уме. Поделитесь со всеми.

— Да, мы с Элиотом уже спорили по этому поводу. Некоторые из нас верят, что можно изменить путь, увеличить скорость, и это сэкономит нам тридцать четыре года путешествия.

Многие из вас будут еще молодыми, когда мы прибудем на Эпсилон. — Сато перевалило за девяносто.

— Но все ваши исследовательские материалы сомнительны!

— Еще одно основание для торможения — необходимость сберечь время до полной расшифровки материалов. Если события развернутся так, что нам удастся увеличить скорость в два, четыре раза, мы сможем сберечь антивещество, которое сейчас очень быстро теряем.

— Довольно интересно, — сказала Севен. — Элиот, вы мне об этом не рассказывали.

— Я думал, вы знаете.

— Нет. — Севен потерла подбородок. — Полагаю, нам следует отложить заседание. Сато, подготовьте аргументированный доклад, а Элиот или еще ктонибудь может быть оппонентом. Постарайтесь изложить все нормальным языком, чтобы мы, смертные, смогли вас понять. Раздайте документы членам Кабинета. Соберемся в четверг, в то же время. Вы удовлетворены, Элиот?

— Конечно. Попытайтесь убедить меня.

Сато слегка поклонился Элиоту.

— Вы и сами можете себя убедить, координатор.

Глава 7

ДРЕЙФ

27 сентября 98 года (6 Ченга 293).

Так вот, значит, что испытываешь, когда нет ускорения. Ты становишься легким как перышко. Дэн утверждает: это чисто психологическое восприятие, и на самом деле ничего не изменилось, разве что шарики пыли больше не оседают на стенках кормовой части корабля. Вне всяких сомнений, наверху, где нулевая гравитация, отсутствие ускорения более ощутимо. Както чувствуют себя в сексхижинах?

У меня возникло такое ощущение, что инженеры сплотились вокруг Элиота в своего рода шайку. Джон и» Дэн с самого начала приняли сторону Сато, полностью поддержав его предложение. С кем бы я ни говорила на эту тему, все, включая пилота Энка Севена, считали, что рискнуть стоит. А поскольку он кузен Тани (и даже больше, как я случайно узнала), ему принадлежит около десяти голосов.

Система движения была отключена в полночь, шесть часов назад. Конечно, повторный запуск двигателей опасен. Думаю посоветовать им никому не говорить об этом раньше времени, а то все сядут в круг и примутся нервно грызть ногти. В любом случае мгновение, за которое мы превратимся в горячую струю плазмы, будет не таким уж болезненным. Впрочем, умирать всегда больно.

Лучше пойду разберусь с делами. В три часа у меня встреча с гинекологом. От одной только мысли об этом в ушах звенит и мурашки по коже бегают.

Глава 8

ДЕЛЕНИЕ И РАЗМНОЖЕНИЕ

После тщательного обследования О'Хара оделась и вошла в кабинет гинеколога.

— Повидимому, вы находитесь в отличной форме. — Он сделал паузу. — Любите сюрпризы?

— Только не от докторов. — Она села и взяла себя в руки.

— Ну, извините. У вас будет ребенок.

— Что? — О'Хара изумленно посмотрела на него. — Как я могла забеременеть без оплодотворения?

Он улыбнулся.

— Я не имею в виду старый способ. Полагаю, многие женщины отреагировали бы подобным образом. Дело в том, что ваше имя значилось в списке доноров по яйцеклетке для первого поколения. Итак, с вашего позволения, мы разморозим одну, оживим ее, а потом введем в вашу матку или заключим в пробирку. У колонистов достаточное количество яйцеклеток и спермы, чтобы заселить всю Солнечную систему.

— Но я думала, это будет по крайней мере лет через пять. — По плану, появление «потомков» в количестве двухсот человек предусматривалось через пять, семь, девять и двадцать лет. — Послушайте, здесь какаято ошибка. Кто принял это решение?

— Не знаю, я просто следую директивам… и слушаю сплетни. Вы ведь сотрудник Комитета, не так ли?

— Это не секрет.

— Так вот. С моей точки зрения, все абсолютно правильно. Умерло значительно больше людей, чем предполагалось. Если люди будут окружены детьми, это поднимет их моральный дух.

— Да вы либо педиатр, либо педераст. Какие дети? Я предпочитаю мир и спокойствие. — Она откинулась на спинку кресла и расслабилась. — Во всяком случае, мне не придется поднимать на ноги свое чадо. — В «Доме» были ясли, в которых работали профессиональные мамы и папы.

— Вам нужно лишь выразить официальное согласие. Решайте: вы хотите, чтобы вам внедрили эмбрион или предпочитаете, чтобы его вырастили в пробирке?

— Ответ необходимо дать прямо сейчас?

— Нет, подумайте. Может, вам захочется обсудить этот вопрос с мужьями.

— Их это не касается. Кроме того, мы уже говорили на эту тему. Мне необходимо подумать о том, захочу ли я брать на себя ответственность за появление в этом мире еще одной личности, которая может быть обречена. И если я пойду на это, то захочу ли носить плод.

— Большинство работающих не хотят.

— Естественно. Но мне всегда было любопытно, что при этом испытываешь.

— Что ж, можете везде носить с собой большой арбуз. Я мог бы найти какиенибудь таблетки, вызывающие запоры и тошноту по утрам. Для того чтобы узнать, какие ощущения возникают при появлении геморроя, вам нужно лишь подключить свое воображение. А затем — получаете его в действительности…

— Эй, не пытайтесь меня уговорить.

— В нас, акушерахгинекологах, идет постоянная борьба. Акушер хочет поместить эмбрион в пробирку, откуда впоследствии может просто вынуть его. Гинеколог же хочет, чтобы тот находился в матке, где ему и положено быть. — Доктор порылся в ящике и вынул оттуда голослайд. — Это замечательная, беспристрастная дискуссия людей с противоположными точками зрения. А вы с вашими мужьями пришли к какомунибудь соглашению?

— Оба сошлись во мнении, что не хотят, чтобы какойто сопливый крикун путался у них под ногами. Но, как я уже сказала, решение приняли не они. Все единодушны относительно смешения спермы. У одного из них — большой физический недостаток, переданный с генами; у другого за плечами злоупотребление наркотиками и алкоголизм.

— Вероятно, вы хотите, чтобы соединение половых клеток произошло искусственным путем? Так больше шансов на успех.

— То же самое сказал парень с НовоЙорка, доктор Джонсон. Но как бы там ни было, я хочу испытать и другой способ. Мы всегда можем повторить, если у меня будет выкидыш.

— Вам, конечно, не удастся израсходовать весь запас яйцеклеток, но выкидыш — удручающий опыт.

— Господи, вы повторяете Джонсона слово в слово. Они что, запрограммировали вас на заводе, ребята?

Он пожал плечами.

— Думаю, они могли. Хотя, конечно, тело принадлежит тебе.

— Они тоже так сказали. — О'Хара взяла в руки слайд. — Позвонить вам через пару дней?

— Хорошо. Если решите, что оплодотворение лучше сделать в пробирке, мы соединим половые клетки и свяжемся с вами месяцев через шесть, чтобы вы смогли присутствовать при откупоривании.

— А в другом случае?

— Введя эмбрион в матку, мы должны будем наблюдать за его развитием с самого начала. Мы оплодотворим яйцеклетку, и вы придете на следующий день. Времени будет достаточно, чтобы яйцеклетка дважды поделилась. Мы сделаем это ночью. Внедрение происходит безболезненно, но тем не менее мы можем на полдня поместить вас в клинику с нулевой гравитацией. Вы будете лежать на спине до следующего вечера.

— Звучит романтично.

— Фактически так и должно быть. Некоторые женщины приводят своих мужей.

Воображение нарисовало картину: она лежит, лодыжки — в креплениях, а Джон и Дэн сидят и наблюдают, как специалист вводит длинный шприц в ее матку. О'Хара громко рассмеялась.

Поскольку в ее расписании не значилось никаких мероприятий на последующие три часа, О'Хара отправилась в свой кабинет и вложила слайд в дисплей. Ей стало немного не по себе, когда в углу комнаты появилась матка, шейка матки, влагалище размером с раздвижной шкаф, аналогичный по размерам пенис, полупрозрачный, но прекрасно функционировавший. Интересно, каким образом им удалось вставить туда камеру и лазер? И как пара могла при этом еще чтото делать? Затем в ускоренном темпе был показан процесс созревания эмбриона — как в матке, так и в пробирке, а также его непосредственное введение.

Зрелище было очень захватывающим и отвлекло О'Хара от ленча.

Глава 9

ВСТРЕЧА ДИОНИСА И ГОДЗИЛЛЫ

Прайм

В течение трех месяцев ученые неустанно трудились над восстановлением утраченных программ. Времени для дальнейших исследований было достаточно. Проходил день за днем, и обитателям корабля стало казаться, что они уже никогда не услышат вестей из НовоЙорка.

О'Хара была одной из первых, —кто честно сформулировал разницу между потерями в области науки и искусства.

— Вы могли стереть все расчеты, — отметила она в докладе, — но, несмотря на это, написать вычислительный текст, собрав Комитет, состоящий из людей, изучавших эти вопросы или использовавших интересующие вас данные в своей работе. Хорошо или плохо составленный, текст всетаки заключал бы в себе всю необходимую информацию. Единственный же способ вернуть, например, «Преступление и наказание» — найти когото, кто вспомнил бы это произведение дословно, желательно на русском языке. А это никому не под силу, хотя любой интересующийся литературой знает, о чем книга «Преступление и наказание», независимо от того, читал он ее или нет. Сейчас романы стали лишь частью устной традиции.

О'Хара была одной из шести членов Комитета, в задачу которого входило восстановление как можно большего количества литературных произведений. Она была рада тому, что ее не заставили возглавить Комитет. На эту должность вызвался Карлос Круз, после чего все остальные с облегчением вздохнули, потому что детали организации сводили с ума. Более чем у половины десятитысячного населения «Дома» было что предложить, как, например, у О'Хара, предоставившей документальное произведение «Искусство ведения войны». Люди помнили выученные когдато наизусть фрагменты прозы и поэзии, песни. Документы надлежало заложить в компьютер, страницу за страницей (в НовоЙорке была машина, делавшая это автоматически), записать все сведения, а затем опросить людей, чтобы перепроверить достоверность полученной информации. Зачастую сведения оказывались туманными и тривиальными, но Комитет взял за правило ни от какой информации не отмахиваться, из каждого информанта можно было выжать хотя бы строчкудругую полезных данных. Так записали огромное количество шуточных детских стишков.

В литературном арсенале Комитета появилось несколько удачных, трогательных фрагментов. Два года тому назад Шекспировское общество НовоЙорка поставило «Гамлета»; исполнители ролей Гамлета и Офелии, находящиеся на борту, надиктовали большую часть пьесы. Один инженер с феноменальной памятью целый месяц читал наизусть «Золотую сокровищницу» Пальграва и записал поэмы Киплинга.

Однако множество текстов, оставшихся нетронутыми после диверсии, оказались либо слабыми в художественном отношении, либо откровенно порнографическими. Сложилось впечатление, что это не было случайностью. Нисколько не пострадала научная беллетристика, которую не читали лет сто, порнография, забытые бестселлеры, романы для домохозяек, костюмированные оперные фантасмагории, запутанные работы Микки Спиллейна. О'Хара сделала вывод, что какое бы маломальски стоящее художественное произведение она ни пыталась найти, оно неизбежно оказывалось стертым. Напротив заголовков и индексов зияли белые пятна. Из этого следовало: имея возможность автоматического входа в изумительную гидронную систему памяти компьютера «Дома», библиотека НовоЙорка уничтожила большую часть литературных и художественных произведений, не считаясь ни с чьим мнением по поводу ценности материала. Итак, девяносто восемь процентов фондов библиотеки было истреблено, оставшаяся часть не могла компенсировать эти девяносто восемь процентов.

О'Хара особенно беспокоило то, что изза какойто особенности хранения каждый кинетический роман, прошедший через эту чистку, оставался нетронутым, включая «Сущность Времени», «Сущность Пространства», ужасно скучные произведения за чтением которых Эви проводила впустую по нескольку часов каждую неделю. Кинетические романы были вредным наследием дилетантских публикаций о событиях «революции» конца двадцатого столетия. За небольшую плату вам позволяли не только читать роман, но и вносить свои исправления. Вы могли добавить целый раздел или переписать его заново и отослать свой шедевр издателю. Если издатель принимал вашу работу, внесенные в произведение изменения должны были рассмотреть и одобрить другие читатели, выбранные наобум. Тогда вы становились соавтором. У некоторых писателей было по тысяче соавторов.

Очевидно, писатели, создавшие лекало оригинала, быстро забывали свои творения и обладали талантом оставлять куски, куда можно было внести различные поправки. Покупатели с радостью выискивали неудачные выражений или, на их взгляд, неточно описанные события. На Земле эти писатели были хорошо оплачиваемыми знаменитостями, зачастую более интересными личностями, чем написанные ими книги. Марк Плауман, автор «Сущности Времени», «Сущности Пространства» и тридцати других произведений, был серьезным поэтом до тех пор, пока не переключился на написание кинетических романов и не открыл в себе страсть к быстрым лошадям и медлительным женщинам.

Дилогия «Время — Пространство» состояла из более чем двух миллионов слов, была более запутанной, чем «Воспоминание о прошлом», вмещала в себя больше персонажей, чем «Война и мир», и по сложности могла сравниться только с налоговой декларацией. О'Хара Спросила както Эви, почему она, если у нее столько свободного времени, не берется за диссертацию вместо изучения этого мудреного труда. Эви ответила, что если бы О'Хара хоть раз позволила себе быть легкомысленной, она бы поняла, что испытываешь при чтении подобных романов, и потом — это занятие забавляет.

Правда, в эти дни вряд ли ктонибудь забавлялся. Потеря литературы была не самым страшным. Исчезновение записей по ведению сельского хозяйства представляло собой гораздо большую опасность; потеря урожая могла означать потерю вида растения; потеря вида нарушала хрупкий биомир. Полная неразбериха была и в досье на членов экипажа. Конечно, наряду с людьми, скорбящими о потере любимых кинокартин или записей о наиболее важных научных достижениях, оказалось немало таких, которые были безумно счастливы подвернувшейся возможности подправить свою автобиографию. Небольшое полицейское управление работало без отдыха, официально и неофициально собирая данные, проверяя достоверность слухов и сплетен людей друг о друге.

В первую неделю вследствие потери медицинских записей умерло двести тридцать человек, большинству из которых было более ста лет. Эви работала в «комнате скорой помощи» по две смены, по двадцать часов в сутки, и видела, что основная проблема — сильные ушибы. По предварительным данным, у них оставался приблизительно трехнедельный запас транквилизаторов и четырехнедельный — антидепрессантов. Но, вероятно, инженерамхимикам удастся вскоре расшифровать достаточное количество медицинских текстов, чтобы начать выпускать новые препараты. Или, может быть, гражданские инженеры смогут покрыть все стены резиной?

Благодаря все той же странности, которая уберегла «Сущность Времени», «Сущность Пространства» и подобные творения, не пострадала и я. Если бы я хранилась в пассиве, как другие записи, которые фактически пришли в негодность, у меня было бы только десять процентов вероятности выжить. Но нет, меня используют столь же часто, как и кинетические романы, поэтому программа саботажа меня не коснулась.

Мои системы дублирования были уничтожены. Конечно, мне удалось создать новые, но на какоето мгновение я почти перестала существовать.

Сейчас мне известно о смерти столько же, сколько О'Хара, но несколько дней назад я не знала о ней практически ничего, так как предполагалось, что со мной этого не может случиться. Странное чувство.

Глава 10

С МЫСЛИ НА МЫСЛЬ

5 октября 98 года (17 Ченга 293).

Эви принесла мне дюжину сильнодействующих транквилизаторов. Я отказалась, но она настояла, чтобы я взяла. Вскоре эти таблетки могут стать дефицитом.

Внедрение причинило мне лишь небольшое неудобство. Мне и в самом деле понравилось целый день лежать на спине. Видеокуб в моей палате был намеренно настроен так, чтобы по нему невозможно было поймать рабочие каналы, что поначалу меня раздражало. Я просмотрела огромное количество фильмов и отрывков из фильмов, снабженную примечаниями «Бурю», которую Хирн и Биллингем закончили на прошлой неделе: в углу экрана загоралась зеленая точка, когда они были уверены в подлинности слов Шекспира, и красная, когда сомневались в их достоверности. Мне показалось, под вопросом остаются лишь пять минут фильма.

Я знаю, что это абсурд, еще слишком рано, но чувствую свою беременность. Возникает ощущение чьегото присутствия внутри тебя, вторжения в твой организм. Возможно, я создала в своем воображении образ этого крохотного существа, прилепившегося к моей утробе и борющегося за свою драгоценную жизнь. Я почти уверена, что зря смотрела слайд доктора Карлуччи.

Думаю, что, хотя руководствуюсь и не эгоистическими соображениями, инстинкт самосохранения сработал. Наверное, это чтото вроде талисмана, амулета удачи: даже Бог не отважился бы уничтожить это крохотное невинное существо.

Бог не поступит с ним как с десятью биллионами невинных грешников, которых он стер с лица Земли просто так, чтобы посмотреть, что из этого получится.

Почти каждую ночь мне снится Земля. Я вижу цветные сны, наполненные запахами и светом. Они больше похожи не на воспоминания, а на монтажи сюрреалистических картин, миры грез, где моя память используется как сырой материал. Прошлой ночью мне приснились африканцы, похожие на тех, что я видела в Найроби. Это были высокие мужчины с такой черной кожей, что она отливала цветом индиго. Все происходило на Манхэттене. Четверо из них запихнули меня в большой, похожий на лондонский кеб и сунули в руки блестящий черный кожаный дипломат с золотым замком, а затем принялись стрелять в людей из окон. Ситуация напоминала фильм, который я посмотрела в больнице. Он назывался «Крестный отец». Водитель стрелял, а не вел машину, и мы столкнулись с грузовиком. Уже проснувшись, я все еще продолжала чувствовать запах полуденного Манхэттена, то есть ржавчины, смрада полусгнивших объедков, всегда сильно поражающий обоняние при выходе на тротуар из здания с кондиционерами. Местные жители сетовали на эту вонь, но для меня она была признаком экзотики, обостряла чувства. То, что люди выбрасывали остатки пищи и оставляли их гнить, было свидетельством изобилия и непозволительной роскоши для человека из Миров, где каждый кусочек дерьма соскребается и пускается в переработку.

(К: Что сегодня на ужин? А: Как всегда — дерьмо.)

Я гдето читала, что сточные каналы Лондона в девятнадцатом веке были настолько зловонны, что хитрые торговцы придумали продавать аристократам апельсины, утыканные гвоздиками, чтобы уберечь их нежные носы от неприятных запахов, когда те по дороге из оперы к своим машинам вынуждены были проходить мимо черни Впрочем, я подозреваю, что тогда на Земле еще не было машин. Лошади, впряженные в кареты, оставляли позади себя огромные кучи навоза, чем способствовали загаживанию мостовых. Представить себе такое почти невозможно.

Да и кому придет в голову представлять такое, если все, кто знал Землю, умерли? Слайды с изображением Земли и ее городов, включая Лондон, исчезли. Возможно, ктонибудь прочтет эти строки, спустится в кратер, или что у них там есть на Эпсилоне, сорвет апельсин и гвоздику, вдохнет их смешанный аромат и попытается представить себе эту картину. Может быть, аборигены Эпсилона поведут его в конюшню, если, конечно, у них там есть конюшни.

Кстати о чернокожих. Мне представилась замечательная возможность провести день в обществе Мэтти Бофорд, родившейся около восьмидесяти лет назад в Мобиле, штат Алабама. Незадолго до начала войны она гостила у родственников, а затем получила докторскую степень за разработку питания для «Дома» и добровольно вступила на его борт. Она знает множество старых песен — диксиленд, регтайм, бисбон, рок. Мэтти пела их чудесным хриплым баритоном, аккомпанируя себе на пианино. Изза полувекового пренебрежения к инструменту ее игра мало чем отличалась от моей, и дребезжащие клавиши выдавали ужасно фальшивые звуки. Но когда она начинала петь, казалось, что расстроенный инструмент звучит прекрасно. Если все опять придет в норму, я попрошу ее стать во главе музыкальной группы, какие были в прежние времена.

Джиролано и Блексли будут счастливы подыграть ей на гитаре и тромбоне. А Хермос доставил бы мне море удовольствия, сыграв диксиленд. Если мне удастся найти трубу и барабан, нам будет чем заняться.

Вряд ли мы соберем большую аудиторию. Но люди просто не знают, чего они лишены, какой несказанно счастливой и грустной в одно и то же время может быть хорошая музыка. Вы злитесь на жизнь, но радуетесь, что живете, не боитесь смерти, но и не торопитесь умирать. Всем нам не мешало бы испытать подобные эмоции.

ГОД 1. 33

Глава 1

ДОЛГОСРОЧНЫЕ ПЛАНЫ

Прайм

После всеобщих недельных дебатов, состоявшихся в декабре, референдум вынес на рассмотрение результаты голосования, удивительно совпадающие с предыдущими. Прежнее состояние — 20 процентов к 76ти. Теперь за возвращение проголосовали 21 процент, за полет к Эпсилону — 72 процента. (Предположительно, воздержались циники, решившие, что эта кампания лишь фарс; координаторы все равно поступят так, как сочтут нужным.)

В начале января инженеры доложили, что им удалось собрать достаточное количество данных для внесения изменений при повторном включении двигателей, чтобы удвоить ускорение. Согласно предложению О'Хара, никаких публичных заявлений не делали. Двигатели были включены 14 января 2099 года.

Ничего не произошло.

Первоначально неудача тщательно скрывалась Службой движения. Элиот Смит и Таня Севен обо всем знали, но не доложили Комитету. Правда, после того как не удалось включить шестнадцатый, а затем и восемнадцатый блоки, поползли слухи.

Мариус Виеджо указал на то, что неудачу нельзя назвать роковой. Энергия жизнеобеспечения израсходована менее чем на один процент, и они могут спокойно дрейфовать в космосе более 25 000 лет, если не произойдет новая катастрофа или резко не возрастет численность населения. Передвигаясь со скоростью 3, 670 км/сек, они достигли бы Эпсилона менее чем за 900 лет, хотя, конечно, потеряли бы большую часть светового года и в итоге остановились бы во времени. Но об этом будут беспокоиться последующие сорок поколений.

Глава 2

НОВЫЕ НАЧАЛА

31 января 2099 года (9 Эдисона 293).

Сработало! С седьмой попытки нам удалось включить все двигатели. Корабль, как говорится, совершил резкий рывок вперед, с головокружительной скоростью.

Проблема состояла в обеспечении безопасности. В этой мощнейшей системе заложен гибельный потенциал. Специалистам понадобилось больше времени потратить на расчеты страховочных приборов, чем на разработку схем двигателей.

Мой живот округлился. Приятно осознавать, что кроме отсутствия менструации и присутствия тошноты по утрам появилось другое, не менее очевидное подтверждение беременности. Кажется, сейчас тошнота уже прошла, но кто знает. Последний раз это случилось около недели назад — легкий приступ тошноты. После того как целую неделю меня выворачивало наизнанку, и в желудке не оставалось и следа от завтрака, — но, насколько я помню, рвота не была столь ужасной, как пятнадцать лет назад на пассажирском шаттле, опускавшемся на околоземную орбиту. Нас было тогда девять или десять человек, чуть не сдохших от рвоты, а туалетов на борту было всего два.

Мне кажется, я соскучилась по Дэниелу, хотя вряд ли это чувство можно назвать половым влечением.

Вчера доктор осмотрел меня и сказал, что примерно через неделю я почувствую, как шевелится ребенок. Наверное, я жду этого момента. Начинаю считать дни.

По случаю включения двигателей сегодня состоится вечеринка. Раньше мне нравились вечеринки, но тогда участие в подобных мероприятиях не означало обеспечить едой и напитками восемь тысяч дражайших моих друзей.

Конечно, я могла бы написать и больше, но лучше пойду займусь делом.

Глава 3

НЕ ВОВРЕМЯ СОРВАННАЯ

2 февраля 2099 года (11 Эдисона 293).

В самом разгаре вечеринки я почувствовала боль. Эви и Галина предложили проводить меня в «комнату скорой помощи», что оказалось очень кстати. В лифте боль вдруг резко усилилась, и началось кровотечение. Кровь хлынула из меня пугающим сплошным потоком и разлилась по полу.

Я поняла, что потеряла ребенка, хотя позже узнала, что в подобных ситуациях эмбрион можно было перенести в среду искусственной матки. В данном случае он был мертв уже несколько часов.

Я его так и не увидела. Мне дали наркоз, и, когда схватки вытолкнули эмбрион, его сразу же убрали. Они сказали, что для четырехмесячного он выглядел нормально.

Эви извинилась, что взяла на себя процедуру, за выполнение которой я была ей очень признательна. У меня возникло странное чувство, когда до моего сознания дошло, что она видела его, а я — нет.

Вся моя жизнь была наполнена множеством разрешимых и неразрешимых проблем, сопровождавшихся раздражением и депрессией, но я уверена в том, что большинство из них не идут ни в какое сравнение с тем, что случилось со мной сейчас. Чувства очень зависят от состояния организма, иногда мои железы вырабатывают химикалии, не способствующие жизни, вследствие чего мозг и тело не могут противостоять неурядицам.

Сознание этого не избавляет от переживаний, потому что приходит уже постфактум. Во время интенсивного выброса этих химикалий в кровь окружающий мир становится устрашающим, я вижу его только в чернобелых красках.

Но иногда мое внутреннее состояние влияет на экзогенные, или внешние, факторы. Два раза меня изнасиловали, я участвовала в бесчисленных потасовках на игровом поле, была похищена, моего любовника убили — кстати, лучшего из них. Вместе с другими я пережила события, произошедшие 16 марта 2085 года, когда десять биллионов человек было стерто с лица Земли.

Так что в сравнении со всем этим значит потеря сомнительного эмбриона, которому предстояло расти еще месяцы, прежде чем он начал бы отдаленно напоминать человеческое существо?

Меня положили на койку со свежим бельем, пропахшим антисептиками. Я беспрестанно кусала и сосала простыню. Если бы человеческий организм мог включаться и выключаться, как машина, вы бы не читали сейчас эти строки.

Итак, мне уже лучше. В моем журнале осталось много записей о Земле, написанных антикварной чернильной ручкой Бенни, которую он купил для меня на Сорок седьмой улице. Первые записи я сделала сразу же после его гибели. Слезы непроизвольно катились из моих глаз и капали на страницы журнала, оставляя следы в виде голубых расплывающихся звезд. Наверное, мне следовало смеяться при мысли о том, какой была бы его реакция, если бы он увидел эти мелодраматические пятна. Он был немного грубоватым для поэта. И вот сейчас я снова плачу, но слезы капают уже на приборную доску, а это, вероятно, небезопасно — может замкнуть контакт.

Глава 4

ХАНДРА

Обед оказался вкуснее, чем обычно. Выведенный специалистами с агроуровня новый сорт очищенного риса был подан с нежным козьим мясом, приправленным пряностями. О'Хара и Дэниел, воспользовавшись своими привилегиями, взяли Эви в столовую «А», где столики были рассчитаны на троих. Впрочем, меню здесь было таким же, что и во всех столовых «Дома».

После обеда они взяли по чашке кофе и по бокалу сладкого вина.

— Я сегодня была у доктора Карлуччи, — сказала О'Хара. — После выкидыша прошла неделя.

— У тебя какието проблемы? — Дэниел коснулся ее руки.

— В общем, нет. Но я часто вспоминаю беременность, и мне от этого делается очень грустно. А так — все нормально.

— Он попытался тебя какнибудь утешить? — спросила Эви.

О'Хара добавила воду в свой бокал с вином. Дэн поморщился.

— Он хочет, чтобы я снова попробовала, и чем скорее, тем лучше. На этот раз используют искусственную матку.

— Очень хорошо, — сказал Дэн. Его это больше всего устраивало.

— Дэн, он не хочет брать вашу сперму. Соединение половых клеток не является строго научным, и мы, возможно, столкнемся с неизбежностью еще одной… смерти.

— Так кто же будет этим счастливчиком? — Голос Дэна звучал спокойно, но жестко. Такую интонацию О'Хара слышала только на собраниях Кабинета, когда он старался показать, что не сердится.

— Я уже думала об этом. Есть тысячи кандидатов, конечно. Может быть, хотя бы один из вас согласится с правильностью принятого решения? В конце концов, сама я согласилась.

— Партеногенез, — сказала Эви.

Дэн повторил это слово с вопросительной интонацией.

— Они берут одну мою яйцеклетку и прикрепляют к ней искусственные «усы» и искусственный «хвост», чтобы она выглядела как сперматозоид, а затем спаривают ее с другой, обычной яйцеклеткой. Начинается митоз. Все это, разумеется, выглядит гораздо сложнее, чем я описала. — О'Хара откинулась на спинку стула. — И, конечно, затем мне могут внедрить делящиеся клетки, повторяя эксперимент снова и снова. Карлуччи говорит, что есть большая вероятность повторного выкидыша. Нет уж. Лучше пусть растят ребенка в искусственной матке.

— Этот процесс длится девять месяцев? Я имею в виду, в искусственной матке? — спросил Дэн.

Эви отрицательно покачала головой.

— Пять, шесть, семь месяцев: поразному.

— Не знаю, как нам к этому относиться. Ведь она станет точным генетическим дубликатом, когда вырастет.

— Близнецы тянутся друг к другу, — сказала Эви. — Обычно, правда, они одного возраста.

— Я както не задумывалась над этим. — О'Хара улыбнулась, смахнув слезы с глаз. — Сестраблизнец, на тридцать шесть лет моложе меня. — Вдруг она встала. — Знаете, я действительно ужасно себя чувствую.

Дэн и Эви тут же подскочили.

— Позволь мне…

— Нет. Со мной все будет в порядке, я успокоюсь. — Она повернулась к ним спиной и быстро вышла из столовой.

Дэн и Эви посмотрели друг на друга.

— Надеюсь, так оно и будет, — сказала Эви. — Слишком много событий обрушилось на нее одновременно.

— Ты права, черт возьми, — прошептал Дэн. — На нее, на тебя, на меня и на всех нас. — Он осушил бокал с вином.

Несколько минут О'Хара провела в туалете, склонившись над унитазом, пока не убедилась, что от обеда остались одни воспоминания. Затем она ступила в гнетущую темноту агроуровня и пошла по лабиринту ступенек и поворотов почти на ощупь, помня их расположение, потому что бывала здесь в дневное время. Тропинка вела к скамейке, стоящей у газона. Здесь можно было спокойно посидеть, окунувшись в ароматы базилика и орагано, тимьяна и майорана. Она снова и снова вдыхала воздух, пока перед глазами не поплыли круги и пятна. Затем, вспоминая здоровяка Джеффа и Новый Орлеан, она довела себя до оргазма.

Она вспомнила запах едкого сигаретного дыма и разлитого пива, себя с кларнетом в руках, мягкое прикосновение тростникового мундштука к языку, отчаянно бьющееся в груди сердце при виде толпы чернокожих мужчин и женщин, основательно напившихся, выкрикивающих какието ругательства на своем жаргоне. Бар Толстяка Чарли. Музыкальные переливы, пышущая жаром кухня, вкус ледяного бурбона, сливок, короткие, как пистолетные выстрелы, щелчки при ударе пальцами о струны, когда гитару брал в руки Чарли. Толпа любила все это, обожала. Да и как можно было оставаться равнодушным к перекличке ведущей мелодии с ответной импровизацией, душещипательным пассажам Тома на корнете, шутливым наигрышам Джимми на банджо, прекрасной игре Хейболла на пианино. А в перерывах между этими музыкальными сетами ей приходилось прикладывать ко рту колотый лед, потому что от судорожного напряжения при игре на кларнете ее губы синели и трескались. Она глотала соленую кровь, смешанную с потом и холодным виски, зная, что это уже больше никогда не повторится, но еще не ведая, что через четыре дня все эти люди погибнут в радиоактивном кратере Нового Орлеана, а их братская могила будет затоплена водами стремительно несущегося потока могучей реки Миссисипи.

На борту «Дома» находилось всего три человека, побывавших на Земле на той неделе — неделе, за которую земные политики превратились в неразумных тварей, вышедших изпод контроля; но она оказалась единственной, кто видел Землю и покинул ее на одном из четырех шаттлов, которые взмыли в утреннее небо Флориды непосредственно перед самым ядерным пароксизмом.

ГОД 1. 88

Глава 1

ТРУДОСБЕРЕГАЮЩЕЕ УСТРОЙСТВО

Матка представляла собой темный стеклянный цилиндр высотой около метра и диаметром в полметра, на котором значилось: «О'Хара». В комнате находилось около сотни таких цилиндров, по большей части помеченных табличками, но в основном пустых, с откинутыми крышками.

Все ее семейство, прошедшее санитарную обработку и облаченное в медицинские халаты, собралось здесь. О'Хара нервно взглянула на запястье, но часы ей пришлось оставить в санитарной комнате.

— Пора бы ему быть здесь.

— Для него это не такое уж событие, — заметил Дэн.

Двери распахнулись, и вошел доктор Кайзер в сопровождении юношиассистента, катившего тележку с большим прозрачным контейнером, в котором плескалась жидкость.

— Извините, что заставили себя ждать. Раствор был недостаточно теплым.

Тележку поставили перед цилиндром с табличкой «О'Хара».

— Взгляните. — Доктор зажег свет над цилиндром, и они увидели ребенка, спокойно парящего в красной мути. — Радуйся, малышка. — И он потянулся к выключателю.

— Минутку, — произнесла О'Хара. — Я хочу это запомнить. — Ребенок оказался меньше, чем она ожидала.

Малышка поплыла вправо, маленький кулачок прижался к губам, коленки почти касались локотков, короткий ореол пушка парил над головкой. Между коленками змеилась пластиковая пуповина. Правый бочок немного изогнулся, девочка медленно повернулась к ним лицом и замерла.

— Когото напоминает? — пробормотал Джон.

О'Хара засмеялась:

— Она… это просто невероятно. Она — копия меня, какой я была при рождении.

— Все дети похожи, — сказал Дэн.

— Она будет вашим точным повторением, — сказал доктор, — учитывая разницу в воспитании, а также исключая шрамы, татуировки. Но по мере того, как будет развиваться ее личность, она начнет отличаться от вас.

— Она выглядит слишком спокойной, — медленно произнесла Эви, — как будто специально притворяется.

— Ну, приступим.

Доктор Кайзер повернул выключатель, потом он и ассистент медленно подняли цилиндр и разместили его на дне контейнера, провода и трубки тянулись за ним. Доктор открыл задвижки на цилиндре, и крышка откинулась. Он вытащил малышку в мешочке из прозрачной ткани или пластика, потом взял пару изогнутых ножниц, надрезал мешок снизу, выпуская розовую жидкость, и нежно вынул ребенка, вытягивая следом пуповину.

— Со стороны, возможно, это кажется жутким, но, перерезая пуповину, мы задаем нервный импульс, стимулирующий дыхательный рефлекс. Иногда младенцы вежливо откашливаются и сразу начинают дышать. Обычно они поднимают дикий крик. Приготовьте полотенце.

Ассистент открыл боковое отделение на тележке, и оттуда повалил пар. Ассистент достал полотенце и развернул его. Доктор приподнял ребенка над раствором, потом повернул пуповину и потянул. Глазки раскрылись — ошеломляюще голубые, малышка закашлялась, извергнув удивительное количество розовой жидкости, расплескавшейся по лицу и груди доктора, и сразу же захныкала.

— Все нормально. — Доктор протянул девочку ассистенту, который, обернув ее теплой пеленкой, начал осторожно обтирать мокрое тельце. На секунду она умолкла — как выяснилось, просто чтобы набрать побольше воздуха для плача. — Мне тоже полотенце, пожалуйста. — Доктору пришлось перекрикивать громкий визг. Ассистент ловко кинул ему полотенце, и доктор вытер лицо.

В комнате зазвучал женский голос:

— Рождение в 9. 48 12 августа 2099; 21 Мухаммеда 295.

Ребенку дано имя Сандра Парселл О'Хара.

— Никогда раньше не видела металлический зажим на животике, — заметила О'Хара.

— Это нововведение. Заживление проходит легче. Через пару дней все будет хорошо. — Доктор бросил полотенце в корзинку для мусора.

— Могу я подержать… Сандру?

— Если пообещаете не ронять. — Он кивнул ассистенту, ловко запеленавшему малышку в сухую пеленку и протянувшему ее О'Хара. Существо продолжало независимо взвизгивать.

О'Хара взяла девочку и нежно дотронулась до щечки.

— Сейчас, сейчас, маленькая. — Она прижала ее к себе. Хныканье внезапно прекратилось, ручка нашарила грудь.

Крошка вздохнула, приникла к матери и зачмокала губками. О'Хара от неожиданности едва не уронила теплый сверток.

— Сильнейший инстинкт, — заметил доктор.

— Да, скажу вам… — Она кашлянула, прочищая горло. — Можете ли вы вызвать… э… лактацию? Если бы вы…

— Физически — нет проблем, просто ввести некоторые гормоны. Но мы не должны позволять девочке так связывать вас. Это создаст нам затруднения в яслях, да и для вас лично.

— Конечно. Я понимаю.

— Давайте лучше устроим ее в отделение для новорожденных, — вмешался ассистент.

О'Хара протянула ему ребенка, и он перепеленал девочку в новую подогретую простынку. Малышка подарила О'Хара недовольную старческую гримасу, но не заплакала.

О'Хара смотрела, как ее уносят через двойные двери, и задумчиво терла мокрое пятнышко на груди.

— Материнский инстинкт? — спросил Джон.

— Не совсем. Возможно, в какойто степени. Я обдумаю все причины и следствия… Привязанность к ясельной маме…

— У тебя она была, — заметил Дэн.

О'Хара с любопытством взглянула на него:

— А у тебя — нет. У тебя была настоящая мать. (Дэн был с Земли, из Пенсильвании.)

— Я вскормлен материнской грудью, — с заметным ирландским акцентом произнес Джон, — и вы, ребята, видите, что это здорово пошло мне на пользу.

Глава 2

ИЗ КОЛЫБЕЛИ В МОГИЛУ

Прайм

Через два дня после рождения — или выныривания, как это было по существу, — дочери О'Хара должна была принять участие в «специальной презентации», не представлявшей для нее никакого интереса. Женщина, председательствовавшая на этом сборище, была ее старым другом, и О'Хара не хотела обижать ее отказом. Выступать собирались человек двадцать, включая Дэна, у которого после потери связи с НовоЙорком оставалась уйма свободного времени.

Такие специальные презентации были неформальными встречами членов Кабинета с общественностью. На презентации можно было рассказать о работе своего департамента, получить добрый совет или, на худой конец, завоевать симпатии аудитории. Это собрание вела Сильвина Хэйген, заведовавшая криптобиологией.

— Не знаю, многих ли из вас интересуют наши работы, — начала она, — по крайней мере, посетители нас не замучили.

Позади Сильвины висела схема — изогнутый квадрат, словно развернутая четвертушка кекса, разделенная на тысячи маленьких ячеек. В одном из углов светились восемнадцать секций.

— Наши хранилища закрыты для посещения. Они занимают секторы с 2105го до 2345го. Департамент исследований и администрация находятся в секторах с 2115го по 2355й. Можно неделями бродить по кораблю, прежде чем наткнешься на нас. Удивительно уже то, что десять тысяч смогли разместиться на таком маленьком пространстве. Наши пациенты много места не требуют, лежа э… в гробах. — Она указала на диаграмму. — Эти освещенные ячейки занимают наши постояльцы, из которых трое действительно мертвы. Мы поместили их в крионические ванны, надежно заморозив. Хотя некоторые возражения против этого у нас имеются.

— Вы считаете, что их нужно пустить в переработку, как все остальное? — спросил ктото.

— Вот именно. Но дело не в личных привилегиях; они — часть долгосрочного эксперимента, который мы пока продолжаем. Как и остальные пятнадцать, они были погружены в криптобиоз, потому что умирали от болезней, которые в настоящее время не поддаются лечению, — половине из этих людей доктора не смогли поставить диагноз, но было ясно, что они на грани смерти. — Она нажала кнопку, и еще несколько дюжин ячеек вспыхнули голубым светом в другом конце таблицы. — Здесь ведутся эксперименты с животными: козами, кроликами и курами. Мы продолжаем работу, чтобы подтвердить эффективность анимационного погружения. У кур показатель выживаемости девяносто восемь процентов, у кроликов — девяносто пять, а у коз — девяносто. Успех анимации находится в прямой зависимости от природной жизнеспособности организма, как это ни печально. Для людей этот показатель не превосходит восьмидесяти, даже семидесяти пяти процентов. Вот почему не все мы там, в крионических ваннах, ожидаем прибытия на Эпсилон.

— Не могу понять, откуда у вас эти данные, — подал голос Дэн, — ведь в результате диверсии большая часть информации пропала.

— У нас все полностью автоматизировано; семьдесят пять — это результат первых экспериментов. Мы ничего не изменили в методике с тех пор, как получили такой результат, и не собираемся ничего менять, пока не будем уверены в том, что делаем.

— Даже при семидесяти пяти процентах успеха у вас не будет недостатка в добровольцах, — заметила О'Хара.

— Верно. Редкий день обходится без того, чтобы к нам не обратился ктонибудь из желающих проспать ближайшие полвека. Мы объясняем людям нашу политику и отсылаем их к врачам.

— А ваша политика — «никто, кроме неизлечимо больных»?

— Да, и то если они не слишком стары или молоды — для растущего организма это верная смерть — и только если сердечная и дыхательная системы будут способны перенести торможение. Для эвтаназии осуществимы более простые пути. Мы обязаны следовать замыслу авторов проекта. Наши емкости могут служить жизненным пространством для всех нас в случае непредвиденной катастрофы. Может случиться, что в конце концов мы вынуждены будем заняться всем населением, но на сегодняшний день — никаких исключений.

Она выключила диаграмму и села.

— Если бы это зависело только от меня, я бы пошла на некоторые исключения. Вы знаете, что я имею в виду. Многие из нас очень скоро обнаружили, что это вовсе не увеселительная поездка, как надеялись вначале. И совсем не похоже на жизнь в НовоЙорке. Среди тех, кому мне пришлось отказать в криптобиозе, есть такие, что без вмешательства психиатра могут покончить с собой.

— Но вы еще не решили, кто именно, — сказал Сэм Вассерман.

— И не хотела бы брать на себя такую ответственность. Хотя человек, склонный к самоубийству, действительно болен! Людей с тяжелыми психическими травмами можно выборочно, тайно отправлять к нам, если это единственный способ спасти им жизнь. Против этого, правда, тоже есть возражения, некоторые довольно веские. Рано или поздно, об этом узнают все на корабле. Циники объявят, что мы набираем человеческий материал для своих экспериментов вместо животных, и в этом будет толика истины. При нынешнем состоянии нашей технологии мы предлагаем пациентам своего рода русскую рулетку — четыре шанса против одного. Таким образом, перед нами краеугольная проблема: право каждого человека на выбор. Если мы разрешим криптобиоз каждому, кто объявит о своем намерении покончить с собой — что, бесспорно, произойдет, как только будет сделано первое исключение, мы столкнемся с целой лавиной требований от людей, стремящихся временно «выйти из обращения». Причем некоторые из них могут оказаться абсолютно незаменимыми.

— А размораживать их по потребности нельзя? — спросил Дэн.

— Нет. Это длительный процесс, включающий медленное торможение метаболизма и еще более медленное восстановление. При сегодняшнем уровне технологии потребуется порядка сорока восьми лет. И пока мы не разработаем принципиально новый подход, этот срок не изменится.

— Я вспоминаю интервью в НовоЙорке с первыми добровольцамикриптобиотиками, — сказала О'Хара. — Мне было около десяти. Эти люди казались такими странными, словно явились прямиком из эпохи наших дедушек и бабушек. У нас есть на борту ктонибудь из них?

— Только один, он работает у нас. Подсобный рабочий по имени Горатио Горатио. Все остальные либо умерли, либо были уже слишком стары, чтобы отправиться с нами.

Человек, которого О'Хара не знала, поднял руку.

— Было чтонибудь необычное в том, как они умерли? Вы проанализировали причины, уровень смертности?

— Ну есть ли смысл делать обобщения на такой маленькой экспериментальной группе — двенадцать человек участвовали, и девять выжили, — если только все они умрут не по одной и той же причине? Все криптобиотики, кроме Горатио Горатио, были преклонного возраста. Теперь, оглядываясь назад, можно сказать, что это было ошибкой. Но я уверена, что все, за одним исключением, дожили до девяноста, не считая сорока восьми лет криптобиоза. Этот один умер насильственной смертью — его убили. Теперь трудно отделить факты от догадок. Многие из них могли бы поделиться более обдуманными впечатлениями, если б им хватило времени как следует все вспомнить и поговорить друг с другом.

— Обдуманными? — переспросил Сэм.

— Один из них был страшно расстроен. Он утверждал, что помнит каждую минуту этих сорока восьми лет..

— Я знаю его, — откликнулась О'Хара. — Но это была неправда.

— Он фантазировал, пытаясь привлечь к себе внимание. Через несколько месяцев он сам это признал. Но мы сделали бы ошибку, если б не изолировали криптобиотиков друг от друга, а сначала казалось разумным поместить их всех в одну палату, чтобы наблюдать за ходом выздоровления.

— Безумие этого парня оказалось заразительным? — спросил Сэм.

Хэйген кивнула:

— Или, возможно, просто подстегнуло воображение остальных. Но люди, поначалу уверенно заявившие, что это был просто долгий беспробудный сон, позже описывали нам сновидения, даже кошмары, терзавшие их в эти сорок восемь лет. Это не слишком похоже на правду, потому что при погружении отсутствует всякая деятельность мозга. Обычный пациент с такими симптомами отправился бы прямиком на переработку. Пробуждение криптобиотиков — все равно что оживление покойников, если не считать, что этих людей приготовили к смерти определенным образом.

— Я слышала, они способны перенести даже погружение в вакуум, — сказала О'Хара.

— Животные — да; с людьми мы таких экспериментов не проводили. Кроме того, они переносят уровень радиации в десять тысяч раз больший, чем мы. Человек в криптобиозе — абсолютно инертная субстанция. Засушенная мумия.

— В каком психическом состоянии они были при пробуждении? — спросил Сэм. — За исключением того фантазера.

— Естественно, мы предложили им стандартизованные тесты, и до, и после эксперимента. Они отвечали вполне нормально, с допустимыми отклонениями — в том числе и тот псих. Его проблемы были эмоционального происхождения. И я уверена, они имели место еще до того, как он принял участие в эксперименте, и криптобиоз здесь ни при чем.

Дэн взглянул на часы.

— Итак, какую помощь вы хотели бы получить от нас? Считайте, что мы обладаем той властью, которую нам приписывают, что бы мы могли сделать?

Хэйген устало, вежливо улыбнулась:

— Как и все остальные, мы нуждаемся в помощи специалистов по информации, чтобы восстановить нашу библиотеку. И более того… Боюсь, главная проблема в том, чтобы свалить тотемный столб приоритетов. Совместно — инженерам и политикам. Нас считают некой экзотической биотехнической отраслью. Так оно и было — перед запуском. Сейчас мы — важная составная часть Системы жизнеобеспечения.

— Пойду и подумаю над этим, — пообещал Айрон Буш, заместитель Мариуса Виеджо. — Если хотите, я могу переговорить с Мариусом о возможном взаимодействии — не таком тесном, чтобы подменить два мнения одним, но достаточно конструктивном. Система жизнеобеспечения волнует всех.

Она заколебалась:

— Я хотела бы все обдумать.

— Позвоню вам вечером, когда поговорю с Мариусом.

Координаторы редко показывались на презентациях — это считалось их привилегией. Их и не обременяли настойчивыми приглашениями. Была, правда, одна женщина из офиса Элиота Смита, Кара Лэнг. Она подошла к Сильвине.

— Я думаю, мы сможем помочь вам специалистами по информации, — сказала она. — Но мне кажется, вы далековато заходите с этим тотемным столбом… Не потому, что мы не считаем вашу работу важной. Просто с точки зрения целесообразности… — Она помолчала, подбирая слова. — Нас больше всего интересует та часть вашей программы, которая относится к практическому жизнеобеспечению. Техническая поддержка полностью автоматизирована, как вы сами говорите. Прошло уже семьдесят или восемьдесят лет. Мы уверены, что у вас все в порядке.

— Но это не совсем так! Если какаято необходимость загонит нас всех в контейнеры прямо сейчас, семьдесят пять процентов тех, кто подвергнется криптобиозу, выживет. Но у нас на борту тысячи человек, которых просто нельзя отправлять в боксы, это дети и старики. Некоторые из старейших — наш самый ценный резерв! Ваш начальник тоже перешагнул сегодняшний возрастной ценз криптобиоза!..

— Я напомню ему об этом. Но знаю заранее, что он ответит.

— Женщины и дети — в лодки, — вставил Дэн. — Сабли наголо, вперед!

— Чтото в этом духе. — Она повернулась к О'Хара: — Марианна, скольких специалистов по информатике вы встречали в последние дни?

— Ни одного. Ни одного с июля.

— Понимаете? Я лично отдаю приоритет восстановлению Шекспира, и Моцарта, и Диккенса. Мы должны вернуть людям возможность наслаждаться прекрасным. Это означает, что сейчас почти все информатики обливаются потом в ОГИ. Как только все повреждения удастся ликвидировать, мы сможем взяться за другие направления….

Так продолжалось еще некоторое время. О'Хара с интересом следила за перепалкой, но ее больше интересовал сам процесс, чем предмет спора. Ее лично это не касалось. Криптобиотики, вынырнувшие из полувековой тьмы, морщинистые, бледные, жалкие, сильно напугали ее в детстве. Это впечатление оказалось таким ярким, что настроило Марианну против проекта в целом.

По ней, так лучше сделать вдох поглубже и шагнуть с трапа.

Глава 3

СКРОМНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ РУКИ И СЕРДЦА

15 августа 99 года (25 Мухаммеда 295).

Обычно я за словом в карман не лезу, но когда Сэм подкатил ко мне сегодня, просто потеряла дар речи. Ну и сюрприз!

Должна заметить для вас, еще нерожденные поколения, что подарки — типичное излишество в условиях нашей псевдоэкономии, по крайней мере — преподношение предметов. Нам было разрешено взять на борт только два килограмма личных вещей. Другими словами, здесь каждому принадлежит все.

Тем не менее каждый может сделать чтото своими руками. В компьютере хранится список всего, что предназначено для переработки. Если вы в состоянии придумать применение для какойто поломанной вещи, можете ходатайствовать, чтобы вам ее выдали. Так, Сэм месяцами собирал кусочки и детали, а потом собрал из них музыкальный инструмент. Это выгнутый трапецоид, боковые стороны и низ которого — блестящие металлические стержни. А выгнутая верхушка — кусочек золотистого дерева. Земного дерева. Из НьюЙорка, где мы стали любовниками в эпоху отчаяния.

И кажется, так будет снова. Это еще один аспект, заставивший меня онеметь. Мы работали вдвоем над литературным проектом большую часть года, и он ни разу не позволил себе намека на нечто романтическое, хотя ято многое себе позволяла, просто чтобы напомнить — не такая уж я недотрога! Он предпочитал не разглагольствовать о сексе, даже когда мы именно этим и занимались.

Ему хочется большего, чем секс. Он хочет жениться на мне, присоединиться к нашей линии.

Я сказала, что должна подумать, а потом спросить остальных. Такие решения должны быть единогласными, а я не чувствовала уверенности, что Дэн и даже Джон согласятся принять Сэма в семью. Я сама не была уверена, что хочу этого, как бы ни был мне дорог Сэм.

Он поцеловал меня и оставил одну. Я немного посидела за клавиатурой, размышляя.

Многие книги, которые мы сейчас пытаемся восстановить, написаны о любви. Старомодной романтической любви, зачастую — с коварным подтекстом собственничества, мужского превосходства, подавления женщины. Таким был сексуальный и эмоциональный союз, усиливавший власть церкви и государства над личностью и семьей.

Я вспомнила свой первый роман, с Чарли Инкриз Девоном, в котором громко звучали отголоски такого собственничества. Может, это меня и вылечило. А может, это как всякая детская болезнь, которую нужно перенести однажды, чтобы получить иммунитет на всю оставшуюся жизнь.

Стоило мне написать все это, как я поняла, до чего была глупа — некоторые люди никогда не испытывают романтического чувства, а некоторые, взрослея, так и не расстаются с романтикой. Но у меня это уже за спиной. Я все это преодолела.

Могу ли я любить третьего мужчину, не испачкав этим свои отношения с двумя другими? Я хотела бы иметь точные слова для любви, целую дюжину, как на эскимосском языке — для снега. Я люблю всех троих, но — поразному. Дэниел нуждается во мне, и я должна поддерживать, защищать его. Джон дарит мне спокойствие, он попрежнему мой наставник (люди, которые плохо знают нас, могут предположить, что наши отношения складываются иначе изза его физического изъяна. Но я уже давно этого не замечаю. Я вижу в нем только терпение и силу, спокойную внимательность, а это для меня в мужчине — важнее всего). А где место Сэма?

На Земле, когда мы вдвоем спасали уцелевших кротов, он должен был заметить мое состояние. Я ужасно расстроилась, когда Дэниел и Джон попросили моего разрешения, чтобы Эвелин присоединилась к нашей линии. Я знала Эви, и она мне нравилась, но я не желала уступать ей свою роль в семейном гандикапе. Мне пришлось сказать «да». Я дала разрешение так любезно, как только сумела. Но мне казалось, что теперь наши узы разорваны, я металась и выла… Сэм предложил себя — и я прыгнула на его костлявое тело.

Сокрушительно быстро мы стали очень близки. У нас одинаковый склад ума, четкий и прямой, и одинаковый темперамент. Мы все время смешили друг друга. Секс не был его сильной стороной, но юношеский энтузиазм покрывал все с лихвой.

Потом проект обернулся катастрофой, кровавой баней и чумой, так что мы с трудом унесли ноги. Месяцы изматывающего, до ломоты в спине, труда пошли насмарку. Во время недельного карантина в НовоЙорке мы с Сэмом отчаянно, самозабвенно любили друг друга (там не было условий для уединения, и многие были шокированы. Надо сказать, это были как раз те люди, которых я обожаю шокировать).

Я поразмыслила над тем, как передам своим мужьям предложение Сэма. Это обещает интересную симметрию, потому что Сэм — почти ровесник Эви, ему девятнадцать. На двенадцать лет младше меня и значительно моложе моих развратниковмужей! Прости, Эви. Я люблю тебя как сестру, но временами сержусь на наших мужчин. Даже глубокомысленные заишаченные философы могут пожалеть себя время от времени.

Отбросим в сторону драматические воспоминания. Как я отношусь к Сэму сегодня? Честно говоря, я была слегка раздражена полным отсутствием отклика с его стороны на мои зазывные ужимки. Но теперь его предложение ставит все на свои места. Он из тех людей, которые все должны упорядочить. Когда мы вместе гнули спину на Земле, при всем своем искрометном юморе он был одним из самых беззаветных тружеников, да и просто храбрецом. Сэм проявлял бесконечное терпение и сострадание к земным детям — честно говоря, настоящим монстрам.

О'кей, я, кажется, сама себя уговариваю. Только что заглянула в ясли, повидала малышку. Ее крошечная ручка так крепко сжала мой палец.

Меня одолел тяжелый приступ сентиментальности. Прайм, приходи поболтать.

Глава 4

СОВЕТ БЕЗУТЕШНЫМ ВЛЮБЛЕННЫМ

Прайм появилась в своем обычном углу, небрежно раскинувшись в несуществующем кресле. Временами она появлялась практически голой; на этот раз на ней был серый рабочий костюм, какие Сэм и О'Хара носили на Земле. В тот момент Прайм была всего на шесть месяцев моложе О'Хара, эффект получился сокрушительным, как она и рассчитывала.

— Думала, ты уж никогда не объявишься, — сказала она.

— Ну так давай помогай. Напряги свой двойной мозг.

— Сначала просишь об одолжении, потом оскорбляешь. У меня действительно двойной мозг, а у тебя в голове — просто студень.

— Я должна это сделать?

— И да, и нет, и может быть. Мне продолжать?

— Я трачу время, а ты — электричество.

— Сначала рассмотрим «нет». У Дэниела серьезные проблемы. Он страдает от своей невостребованности. По своему званию он член правительства, но в его обязанности входит то, что больше уже не существует. Твое сообщение о пробудившемся интересе к другому мужчине вряд ли поможет ему прийти в себя. Он получил от тебя грандиозную поддержку, а от Эви еще больше…

— Правда?

— Соотношение примерно три к одному. Теперь ты предлагаешь ввести в вашу семью ровесника Эвелин. Он рассмотрит это как акт сексуальной агрессии…

— Брось. Ты знаешь, как часто за все эти годы Дэн занимался сексом со мной и с Эвелин?

— А с другими женщинами? Со многими женщинами, возьми на заметку.

— Похоже, ты знаешь больше меня.

— Все на корабле знают, и я тоже. Я просто обратила на это твое внимание

— А с Джоном какое соотношение?

Машина помедлила.

— Это сложнее, как ты понимаешь. Со Дня Запуска он был близок с тобой в два и восемь раза чаще, чем с Эвелин.

— Замечательное выражение — «был близок». Ты определенно щадишь мои чувства.

— В мои обязанности не входит оскорблять тебя. На вопрос, которого ты не задаешь, ответ тебе уже известен.

— Настоящий секс он предпочитает с нею.

— Он беззаветно любит тебя. С тех пор как вы поженились. Его влечение к Эвелин — чисто физическое. Если под «настоящим сексом» ты подразумеваешь половой акт с эякуляцией…

— Что еще я могу иметь в виду?

— С ней так будет всегда.

— Спасибо. Спасибо большое.

— Ты сама это знала. — Изображение переменило позу. — Переходим к варианту «да». Если ты вводишь в семью Сэма, Джон получает возможность расслабиться. Ты освободишь его от обязанности постоянно делать тебя счастливой. И когда он потянется к тебе, без прежней тревоги в душе, это будет в большей степени… настоящий половой акт.

— Ты здорово разбираешься в сексе — для чертовой железяки, я имею в виду.

— Через сенсорные системы корабля я ловлю сексуальные излучения девяти тысяч человек. Целый орнамент.

— Ты однажды описала это в виде алгоритма. Но если я спрошу, сколько раз Гарри Парселл занимался сексом с Таней Севен, ты, конечно, не сможешь ответить.

— Могу, если это полезно для твоего самочувствия. Знаешь, насчет Джона и Эвелин — мне больно говорить об этом, в том смысле, в каком я способна чувствовать боль. Но ты пожелала вести разговор в таком аспекте.

— Вернись, пожалуйста, к варианту «да».

— От этого брака больше всех выиграет Сэм. В двадцать четыре года он почувствует серьезные затруднения, как личные, так и общественные, если не примкнет к какойнибудь линии. Две другие женщины, с которыми он связан, для него чисто сексуальные партнеры.

— Это еще одна новость, которую я должна принять к сведению?

— Ты встречала их вместе. Думаешь, они в шахматы играют?

— В бассейне, припоминаю… Со здоровыми грудями.

— В первый раз, когда вы стали близки, все началось именно с шахмат. Вы играли в шахматы, и он пожертвовал тебе королеву.

— Я забыла.

— Я ничего и никогда не могу забыть. Это твое главное преимущество.

— Ты не думаешь, что он серьезно к ним относится?

— Замужто он зовет тебя, а не их. Он любит тебя. Но ты должна сохранить голову ясной. Он прекрасно понимает, что в вашей семье не придают значения случайному сексу на стороне. Это важный фактор.

О'Хара долго смотрела на своего близнеца.

— Ты недоговариваешь.

— Тебе это знать необязательно.

— Если это касается Сэма, я должна знать!

Изображение стряхнуло с подола несуществующую нитку.

— Когда меня подсоединили к тебе, мы подробно, во всех деталях обсудили твои ощущения с Чарли Девоном на Девоне. Ты вспомнила один случай, особый половой акт, и реакция твоего тела была немедленной и сильной; участились дыхание и пульс, ты ужасно вспотела, в кровь выплеснулся адреналин, анальное отверстие стянуло спазмом…

— Веревки.

— Вотвот.

— Сэм… связывает этих женщин?

— Одну. Лилак. Иногда она связывает его.

— Сэм?

— Довольно распространенная практика. Здесь даже в большей степени, чем в НовоЙорке.

— Сэм?

— Ты была совсем юной, тебя пугало, что Чарли такой большой и сильный. Он мог прихлопнуть тебя одной рукой. Ты влюбилась в него изза его загадочности и шрамов. С Сэмом веревки — совсем другое дело. Но не думаю, чтобы он когданибудь предложил тебе это. Так он предпочтет развлекаться с Лилак.

— Может, я сама попрошу его. Он, бедняга, от удивления выскочит из штанов.

— Ты для него — духовное. Сэм никогда не причинит тебе вреда. — Проекция нервно закинула ногу на ногу, будто и впрямь волновалась. — Марианна. Будь реалисткой. В этой жизни тебе довелось заниматься любовью с двумя великанамииностранцами, двумя алкоголикамиинтеллектуалами и заумным ирландским философом. Теперь перед тобой — еврейский интровертвундеркинд, которому нравится временами чередовать веревки с оральным сексом. Возможно, он самый нормальный из всех, кто тебя когдалибо интересовал.

Глава 5

ЧАСТИЦА ГАРМОНИИ

Играть на арфе несложно, хотя, конечно, нужны годы, чтобы научиться играть хорошо. Сэм разметил основания струн разными цветами, выделив главные триады, так что О'Хара за несколько минут освоилась с инструментом и смогла подобрать несложную мелодию. Специальные рычажки подключали электронные эффекты, вибрацию и эхо. Но О'Хара больше нравилось простое звучание. Арфа была нужного размера, как раз чтобы опереть на колено и опустить подбородок на изогнутый верх, так что струны пели прямо в голове.

Она сидела на кровати, которую делила с Дэниелом, снова и снова пробегая пальцами по струнам, с закрытыми глазами, погрузившись в воспоминания, и не слышала, как дверь тихо отворилась.

— Это арфа? — спросил Дэн.

Она подскочила, едва не уронив инструмент.

— Ты меня напугал!

— Здорово звучит.

— Ага. — Она пробежала пальцами по струнам. — Сэм сделал ее для меня.

— Сэм?

— Вассерман. Историк. Помнишь? Мы с ним были любовниками во время спасательной экспедиции на Землю.

Дэн молча кивнул и отошел к зеркалу. Глядя в него, он спросил:

— Так что же, вы снова любовники?

— Нет. — Она пристально всматривалась в отражение его ничего не выражающего лица. — Дело гораздо серьезней.

Дэниел на два пальца нацедил в стакан буу и разбавил таким же количеством воды.

— Продолжай.

— Почему ты не спросишь?

— Хватит играть, Марианна. У меня был тяжелый день. — Он сделал глоток и прислонился к стене. — У Элиота волосы стали дыбом на заднице изза этих распределений TE&S…

— Сэм хочет жениться на мне. На нас.

— Примкнуть к линии?

— Ну да.

Дэн поставил стакан на пол и сел на кровать спиной к О'Хара.

— Иисусе. Все сразу валится на голову.

— Извини, что перебила. Можно и мне глоточек?

Без единого слова он смешал напиток для нее, подал и сел рядом, не касаясь.

— Ты любишь его?

— Если ты хочешь простой ответ, тогда — да.

— Но ты не уверена…

— Нет; он посвоему забавный. Застенчивый. И, ты знаешь, я не могла бы держать чтото такое в секрете от тебя.

— Знаю. Просто это… так неожиданно.

— Для меня тоже. Давай оба немного подумаем об этом. — Она одним глотком осушила половину своего бокала и закашлялась. — А что там за проблема с TE&S?

— Ты говорила Джону и Эви?

— Еще нет. Эви не будет до 18. 00; Джон, наверное, дремлет. Встретимся за обедом, ты помнишь?

— Помню. — Он долго смотрел в стену. — Элиот выступает с неуязвимой позиции, конечно. Лично мне TE&S причитается меньше всех в Кабинете. Точнее говоря, вполовину меньше, чем любому другому.

TE&S было сокращенным названием трехмерного бюджета «Время, Энергия, Снабжение», причем «Время» означало рабочую силу.

— Но чтото нужно и твоим людям — просто чтобы все шло как заведено.

— Это мой главный аргумент. Оставить хотя бы костяк персонала на случай, если восстановится связь с НовоЙорком. Конечно, я не стал говорить «если» в присутствии Элиота и Тани. При них — только «когда». Ну так вот, Элиот с позиции своей непогрешимой мудрости заявил, что мне вообще никакой персонал не нужен. Когда мы услышим НовоЙорк, сигнал будет распознаваться автоматически, и пройдет не меньше недели, прежде чем наладится двусторонняя связь. Уйма времени, чтобы отозвать моих служащих оттуда, куда они «временно приписаны». Вполне логично, по крайней мере, с точки зрения Элиота.

— Но ты не думаешь, что эти назначения будут временными.

— Точнее — или даже хуже, они будут выборочно временными. Предположим, пройдет пара лет. Я смогу заполучить назад только тех, кто не сумеет продвинуться на новой должности. Самые талантливые прекрасно справятся с новой работой и не захотят возвращаться ко мне и начинать карьеру с нуля.

Он все больше оживлялся, припоминая перепалку с Элиотом.

— Проклятье, мы же не сидим сложа руки! Мы должны определить стратегию при любом повороте дел! Что, если НовоЙорк свяжется с кораблем только для того, чтобы прихлопнуть нас новым кибервирусом? Все входные данные должны быть изолированы, проанализированы, отфильтрованы! Что, если НовоЙорк «оживет» только на неделю, или месяц, или день? Нужно будет непрерывно фиксировать последовательность всех запросов и изменений в течение каждого часа!

— Он должен это понимать. Сейчас тысячи человек работают, чтобы воссоздать потерянное. Зачем отрицать очевидное?

— Элиот видит только то, что хочет видеть. — Дэниел допил коктейль и отошел смешать еще порцию.

— Это проблема. У вас с Элиотом противоположные точки зрения. Он по сути своей пессимист.

Дэн расхохотался:

— А я — розовый оптимист.

— В самом деле. Элиот считает, что мы больше никогда не услышим НовоЙорк. Они все мертвы. Тем не менее ты думаешь…

— А что думаешь ты?

— Я? О НовоЙорке?

— Ну да. Я действительно теряю свое и чужое время? Жду, пока на связь выйдут призраки?

— Нет. Даже если у нас один шанс на тысячу. Мы должны быть готовы.

— Спасибо. Рад, что хоть ктото не считает нас бесполезными. — Он взглянул на стакан и вылил буу обратно в бутылку. — Слушай, я должен… у меня есть дело. Увидимся у Джона.

— О'кей. — Она смотрела, как муж выскакивает из комнаты. Дэн действительно расстроен, если раздумал пить. Или направляется к женщине? Нет, не похоже. Но кто может вычислить, что на уме у мужчины? Она рассеянно подбирала простую мелодию и вспоминала разговор. Может, ей следовало преподнести эту новость более деликатно? Нет. Скорее, ей нужно было попросить его остаться и все обсудить. Нет. Нельзя подталкивать его. Может, ей вообще не следовало ничего говорить; нужно было подождать, пока все соберутся вечером. Нет, он бы обиделся — почему не сказала раньше? «Спи, моя радость, усни; в доме погасли огни… спи, моя радость, усни…»

Глава 6

ДВЕ СТОРОНЫ РАЗЛАДА

16 августа 99 года (27 Мухаммеда 295).

Это был наихудший поступок, какой я могла совершить, но сама идея давно притягивала меня, как магнит. Перед тем как обсудить Сэма с остальными, я отправилась в ясли посмотреть на малышку. Изза стекла, потихоньку.

Я понимала, что так разумнее всего; к ребенку разрешается подходить, только когда рядом с ним его ясельная мама. Чтобы не уменьшалась его привязанность к ней. Но какаято часть меня тоже нуждается в привязанности.

Если б не выкидыш, все было бы совсем подругому. С тем ребенком я продумала сценарий до мелочей. Он должен был расти в моем теле, покуда оно не взорвется, и тогда, в боли и крови, я бы вытолкнула его в жизнь. И хотя пуповину бы перерезали, между нами оставалась бы связь. Он бы рос, превращался из мальчика в мужчину, но все равно оставался моим, плоть от плоти. А у этого существа общего со мной — только две клеточки, одна — настоящая, вторая — подделка, но в генетическом смысле эта малышка еще больше моя, чем дитя, появившееся на свет естественным путем. Как мне к ней относиться после этого? Я любила ее с иррациональной силой. Я понимала, что эта любовь в значительной степени принадлежит мальчику, умершему, не получив имени, угасшему проблеску жизни, подвергшемуся переработке… Они спросили, нужна ли церемония, и в упрямом отчаянии я сказала — нет. Может, это дало бы ему покой. И мне — тоже.

Позапрошлой ночью я сидела в темном саду среди душистых трав и вдруг осознала, что с каждым глотком воздуха вдыхаю его. Несколько молекул моего ребенка, содержащихся в воздухе. Я думала, эта мысль принесет умиротворение, но она, напротив, повлекла за собой логическое развитие, доходящее до издевательского гротеска. Наступит следующий сезон, и я съем листок капусты или ломтик козлятины, и это тоже будет отчасти его плоть, и в то же время — моя; я, и он, и все мы — в тривиальном смысле бессмертны, в благородной безликости дерьма, в круговороте временных пристанищ — наших тел.

Я опоздала к ужину, задержавшись на работе. Трое моих супругов уже наполовину расправились со своими порциями «pasta primavera». Я открыла свою коробку, она была еще теплой.

— Что вы надумали? — спросила я.

— Сэм очень мил со мной, — сказала Эвелин. — Я не слишком хорошо его знаю, но мне всегда казалось, он милый. Как бы то ни было, доверяю твоему суждению.

— Я сама не уверена, что могу положиться на собственные суждения. Дэн? У тебя было время подумать.

Он размазывал еду по тарелке.

— Я бы не возражал, если это сделает тебя счастливой…

Джон молча кивнул.

— Спасибо. — Я сунула в рот немного еды. — Под соусом вины….

— Я именно это имел в виду. Это тяжелое время для тебя.

— Давайте я буду адвокатом дьявола, — сказала Эви. — Почему ты хочешь выйти за него? Почему бы вам не быть как я и Ларри? Или как Дэн и его — как там ее зовут?

— Не помню, — вставил Дэн. — Она меняет имя каждую неделю.

— Это не моя идея. Просто он из тех, кто хочет жениться. Я бы предпочла неформальные отношения.

— Это прекрасный повод сказать «нет», — сказал Джон. — Для тебя, не для нас.

— Но я люблю его. — Я сердито оттолкнула тарелку, так что макаронины ленивыми спиралями облепили мои колени. — Я люблю его.

— Конечно, любишь, — сказал Джон. — Но давай посмотрим на это с другой стороны. Вы друг друга поддерживали в период тяжелейшего стресса. Разрушенные надежды, умирающие беспомощные дети… Вся ваша кропотливая работа оказалась бессмысленной — хуже чем бессмысленной. Вы нуждались друг в друге — или в комнибудь, на худой конец — больше, чем в кислороде.

— Я признаю это. — Не стоило упоминать о стрессе, который я испытала, когда мои мужья взяли вторую жену.

— Тогда не может ли быть так, что ты любишь не Сэма, а то, что он для тебя сделал?

— У нас не совещание Кабинета, Джон. Давай на несколько минут отставим в сторону анализ. Что ты испытываешь при этой мысли?

— Я пока слишком мало знаю о нем, чтобы чтонибудь испытывать. Если ты имеешь в виду — ревную ли я, ответ — нет. Возможно, чувствую себя немного уязвленным, даже виноватым. Если тебе нужен Сэм — значит, мы не сумели чегото дать тебе.

— Дело не в этом. — Боюсь, я поторопилась с ответом, так что стало понятно — это ложь и дело именно в этом. Дайте мне то, что вы даете Эвелин!..

— Мне тут пришла в голову одна мысль, — сказал Дэниел. — Правда, снова из области анализа.

— Я готова смириться.

— Это не касается ни нас, ни Сэма, только восприятия ситуации со стороны, другими людьми. Если Сэм присоединится к нашей линии, в ней окажется четыре члена Кабинета.

— Об этом я не подумала. — Я нервно рассмеялась. — Десять процентов Кабинета в одной кровати.

— И соглядатай из рабочего класса, — вставила Эви.

— В худшем случае произойдет раскол между Инженерами и Политиками, — с улыбкой заметил Джон. — Два выборных блока. Вокруг много более значительных коалиций.

Мы молча переглядывались. Я давно догадывалась, что они все равно перебросят мне мяч, и разрешила проблему с образцовой александрийской уклончивостью.

— Ладно… Я скажу Сэму, что мы должны подождать. Это слишком неожиданно; мы должны подумать, обсудить… Если он тем временем хочет быть моим любовником — отлично; если нет…. это еще не конец света.

— Мы все завтра с ним поговорим, — сказала Эви. — Убедим его, что относимся к нему дружелюбно.

Джон и Дэн согласно кивнули, обменявшись непонятными взглядами.

ГОД 3. 21

Глава 1

ПОТЕРИ

Прайм