Словообразовательные ресурсы

русского языка

Словарь неузуальных слов

современной разговорной речи

Москва

2008

Рецензенты:

д. ф. н. А. А. Поликарпов

к. пед. н. С. В. Абрамова

Словообразовательные ресурсы русского языка. Словарь неузуальных слов современной разговорной речи: Сборник статей / Под ред. к. ф. н. В. В. Пазынина. М., 2007.

Книга состоит из двух частей.

В первой части представлены статьи, посвящённые различным аспектам неузуального словообразования. Статьи представляют результаты четырёхлетней исследовательской работы Лаборатории неузуального словообразования, существующей на базе московского лицея № 1553 «Лицей на Донской».

Вторая часть книги – это словарь, в котором представлены высказывания разговорной речи, содержащие неузуальные (творимые) слова.

Издание может быть интересно специалистам по русскому языку, аспирантам и студентам, организаторам исследовательской работы учащихся и всем, кому небезразлична жизнь современного русского языка.

СОДЕРЖАНИЕ

Вилл Н. Предисловие

Пазынин В. Вводные замечания

I. Словообразовательные ресурсы русского языка

Балашов С. Фразеологичность семантики окказионального слова.??

Огнев В. Экспрессивные свойства неузуального слова в разговорной речи.??

Онуфриев Ф. Антонимичность как фактор окказиональности.??

Онуфриев Ф. Словообразовательные особенности поморских говоров: начинательные глаголы с приставкой «за».??

Пазынин В. Заменительная префиксация.

Никонорова Ю. Личное имя как объект словотворчества.??

Политова А. Окказиональная суффиксация в детской литературе и детской речи.??

Гацак А. Контаминация в словотворчестве Велимира Хлебникова.??

Азеркович И. Расхождение синхронной и диахронической производности окказиональных слов.??

Миронов П. «Семантические» окказионализмы.??

Соломонова А. Глаголы с сегментом мокр-.??

Пазынин В. Библиография научных публикаций по теме неузуальные слова.

II. Словарь неузуальных слов современной разговорной речи

О словаре

Сокращения

Словарь

Неузуальные слова метаязыка

Обратный словник

Предисловие

Сборник работ, который мне выпала честь представить вашему вниманию, необычный. Необычный не только тематикой: работ, посвящённых окказиональной лексике разговорной речи, не так уж и много, хотя само явление очень распространено. Вряд ли найдётся человек, ни разу не сталкивавшийся с ним. Необычность его в том, что эти работы написаны детьми, учащимися 8-11 классов.

Эта книга – результат совместной работы детей старшего школьного возраста, проходивших обучение в лицее № 1553 (Лицей на Донской), и их научного руководителя, выпускника этого же учебного заведения – правда, тогда оно называлось школой № 1333 – лингвиста, кандидата филологических наук В. В. Пазынина. Результат не конечный, а лишь промежуточный: наблюдения за языком продолжают новые поколения лицеистов. Заслуга В. В. Пазынина в том, что он не только сумел заинтересовать учащихся новой и необычной для них темой, что было непросто: потребовалось не только грамотное и тщательное научное руководство, помощь и поддержка. Ведение учебно-исследовательских работ по лингвистической тематике вообще несколько осложняется тем, что эта наука в недостаточной степени покрывается курсом школьного русского и иностранного языков. Потребовалось и формирование вводного курса, адаптированного под возможности учащихся, без которого работа над лингвистическими темами была бы невозможна. И эта задача была непростой: суметь на доступном уровне разъяснить основные необходимые понятия, не перегрузив и без того занятых учёбой в школе детей и при этом не зайдя в другую крайность – в упрощённость, в примитивность. И эта задача была решена, и решена успешно – доказательством тому интересные, непростые, научно доказательные работы его учеников.

Но, говоря о заслугах научного руководителя, нельзя не обратить внимания и на заслуги самих авторов. На их труд, вложенный в работу – а исследования, базирующиеся на материале живой речи, особенно трудоёмки: не только интерпретация языкового материала, но и сам по себе его сбор требует значительных усилий. Правда, в азартном сборе новых и новых окказионализмов принимает участие не только лингвистическая лаборатория под руководством В. В. Пазынина, но и вся школа – и ученики, и преподаватели, так что словник постоянно пополняется, обрастая новыми и новыми добавлениями.

Лингвистическая лаборатория лицея № 1553 работает над тематикой, связанной с наивным словотворчеством, уже несколько лет. Прискорбно, что зачастую к «самодельным словам» относятся как к чему-то несерьёзному, правомочному разве что в детской речи, да и то лишь отчасти – пока ребёнок не обучился «правильным словам». Да и как языковое явление оно исследовано непозволительно мало, хотя и не раз попадало в поле интересов лингвистов. Однако именно наивное словотворчество позволяет выявить интересные тенденции в языке, взглянуть свежим взглядом на самые разные лингвистические проблемы – в словообразовании, морфемике, стилистике. Помимо этого, именно в этих смешных «самодельных словах» проявляется творческий и интеллектуальный потенциал говорящих – не случайно по количеству сотворяемых окказионализмов среди взрослых лидируют люди с хорошим развитием речи, с богатым словарным запасом, выраженной языковой интуицией, нетривиальным, творческим мышлением.

Чрезвычайно важно, что тематика учебно-исследовательских работ, фокусирующихся на неузуальных словах, в высокой степени проблемна. Именно проблемность позволяет повысить познавательную мотивацию, отнестись к их выполнению не формально, как к отписке ради галочки, а осмысленно, вовлеченно. Проблемность не только ставит заслон бездумному скачиванию из Интернета рефератов, которые потом выдаются за собственную работу. Полезнейшее свойство проблемности прежде всего в том, что таким образом стимулируется нацеленность на исследовательскую деятельность, что, в свою очередь, способствует и интеллектуальному, и личностному развитию.

Наконец, важно и то, что эти работы – исследовательские, а не компилятивные. Исследование – творческий процесс, это отход от механического «заучивания», приносящего скуку и уныние, не вовлекающего учащихся в мыслительный процесс, это привнесение в процесс обучения интереса, азарта, чувства сопричастности. Я не ошиблась, говоря «обучение» – хотя на первый взгляд может показаться, что тематика учебно-исследовательских работ, публикуемых в сборнике, далека от школьного курса русского языка, однако это не так. Они актуализируют материал школьного курса, позволяя взглянуть на него под новым углом – взглянуть и понять его лучше, глубже, осмысленнее. Более того, исследование не только творческий процесс – оно ещё и сотворчество, оно даёт ощущение принадлежности к миру науки, миру тех, кто занимается подобными проблемами. Школьники учатся искать и находить информацию, интерпретировать её, доказательно подтверждать или опровергать выдвинутые гипотезы. Они не только тренируются в моделировании научной деятельности – они учатся и толерантности, и грамотному ведению дискуссии. Это чрезвычайно важно для формирования личности учащихся. А от того, какими будут они, эти пока ещё такие молодые люди, зависит и наше общее будущее – не только будущее науки вообще или её отдельных направлений.

Н. И. Вилл

Вводные замечания

Эта книга состоит из двух частей и содержит результаты исследовательской и проектной работы лаборатории неузуального словообразования лицея № 1553 (Лицея на Донской). Лаборатория существует с 2003 года и является экспериментальным исследовательским объединением. Причём экспериментальность этого объединения носит двойной характер. С одной стороны, это исследовательская группа, занимающаяся лингвистическим анализом словотворчества в разговорной речи на фоне окказионального словообразования в других сферах функционирования языка. С другой стороны, это площадка для лонгитюдного педагогического эксперимента по внедрению образовательной технологии исследовательской деятельности учащихся в практику школьного обучения родному языку. Разумеется, цели, задачи и вытекающие из них актуальность и новизна этих двух направлений исследования значительно расходятся.

Окказиональные слова в целом привлекают пристальное внимание значительного ряда исследователей XX и XXI столетия, однако работ по неузуальным словам разговорной речи не много. Зато весьма высоко их качество, поскольку в 60-70-е годы этим вопросом занималась исследовательская группа Сектора современного русского литературного языка Института русского языка АН СССР под руководством Е. А. Земской в рамках проекта по изучению русской разговорной речи.

В определении понятий неузуального, потенциального и окказионального слова мы опираемся на традицию, идущую именно от этой исследовательской группы. Принимаемая нами точка зрения противостоит другой традиции определять понятие окказиональное слово через целый ряд существенных признаков: таких, как принадлежность речи, творимость (невоспроизводимость), словообразовательная производность, ненормативность, функциональная одноразовость, экспрессивность, номинативная факультативность, синхронно-диахронная диффузность, индивидуальная принадлежность (А. Г. Лыков, Ю. Н. Пацула и др.). Такая многопараметровость, на наш взгляд, неоправданно усложняет подведение под понятие, поскольку всякий раз будет затруднительно решать вопрос об отнесении или неотнесении к классу окказиональных такого слова, у которого представлен не весь набор указанных признаков, что встречается довольно часто. Кроме того, включение в число необходимых признаков экспрессивности ведёт к необходимости специально оговаривать само это понятие, поскольку объём понятия экспрессивность сегодня определяется учёными крайне разнообразно. Принимаемый нами терминологический инструментарий противостоит также весьма распространённой точке зрения, согласно которой окказиональные слова рассматриваются как вид неологизмов (М. И. Фомина, А. А. Брагина, В. В. Лопатин, Ю. Н. Пацула, Р. Ю. Намитокова). Мы исходим из того, что неологизмы – это слова пассивного словарного запаса, наряду с устаревшими словами, тогда как окказиональные слова, так же, как и потенциальные, не являются словами какого бы то ни было словарного запаса, поскольку они не извлекаются из памяти (не воспроизводятся), а творятся в речи. Характерно, что с течением времени неологизмы утрачивают свой статус и входят в активный словарный запас, а затем нередко переходят в разряд устаревших, тогда как неузуальное слово остаётся неузуальным в том контексте, в котором было сотворено (например, в художественном тексте позапрошлого столетия), и будет узуальным при возможном повторении в других, вторичных контекстах – если войдёт в употребление. То есть оно определяется не по степени освоенности языком, зависящей от времени, а по отношению к механизмам речи (творение/воспроизведение). Таким образом, на наш взгляд, в большей мере соответствует принципам классификации и методам научного осмысления фактов языка точка зрения Н. М. Шанского, Е. А. Земской, А. Г. Лопатина и В. П. Изотова, согласно которой неологизмы являются подклассом узуальных слов, то есть слов, которые вошли в словарный запас языка, а окказионализмы являются подклассом неузуальных слов, которых нет в словарном запасе носителей языка. Различий между понятиями окказионализм и окказиональное слово при этом не предусматривается.

слова

узуальные неузуальные

активного пассивного потенциальные окказиональные

словаря словаря

устаревшие новые

Разделение на узуальные/неузуальные производится по признаку «воспроизводимое/творимое». Потенциальные слова противопоставлены окказиональным по отношению к тому, нарушают ли они закономерности словопроизводства (Е. А. Земская, В. В. Лопатин, Э. И. Ханпира, М. У. Калниязов и др.).

Очевидно, что неузуальные слова разговорной речи, публицистики и художественных произведений заметно различаются по функциям, что ведёт за собой весьма ощутимые и заметные невооружённым взглядом различия в словообразовательной структуре и семантике этих слов. Однако сопоставительных работ, которые могли бы описать и объяснить эти различия, пока не существует.

Более того, различны функции словотворчества на разных этапах онтогенеза. В процессе сбора речевого материала довольно скоро нам стало очевидным, что неузуальные слова в детской речи, у подростков и у взрослых представлены по-разному, поэтому наша база данных составлялась с учётом необходимости последующих сопоставительных исследований словотворчества в разных возрастных группах. Записывая высказывания разговорной речи, содержащие неузуальные слова, собиратели фиксировали год записи, пол и возраст говорящего.

Общая цель лингвистических исследований лаборатории может быть обозначена как попытка осмысления тех закономерностей речи, которые вступают в противоречие с законами и нормами языка – применительно к словообразованию (с учётом того, что закономерности различных сфер речи могут быть различны). В сущности, любое неузуальное слово, то есть слово, порождённое в процессе речи, вступает в противоречие с нормой словоупотребления, но в разговорной речи и в значительном массиве публицистических и художественных текстов регулярно используются такие слова, которые не просто порождены для данного контекста, но определённым образом нарушают закономерности словообразования (окказиональные слова). Замечательно то, что сами эти нарушения носят системный и порой даже регулярный характер. Окказиональное слово нарушает закономерности языка не произвольно, а лишь следуя другим закономерностям, заложенным в том же языке. Таким образом, для речи характерно иное распределение «прав» между закономерностями, чем то, которое выявляется при статическом описании языка. Перемещение границ между «сферами влияния» закономерностей воспринимается носителями языка как высвобождение языковой энергии, которую говорящий (автор) может преобразовать в экспрессию. Публицист направит её на то, чтобы более эффективно воздействовать на мнение адресата речи, художник слова – на создание образа, говорящий в бытовом диалоге заставит собеседника улыбнуться, привлечёт внимание к своей речи.

Настоящий сборник является итогом предварительного этапа исследования, на котором предполагалось набрать массив высказываний разговорной речи, содержащих неузуальные слова; выработать методы исследования; попытаться в первом приближении выявить специфику неузуальных слов разговорной речи на фоне окказионализмов публицистики, художественных текстов и на фоне детского словотворчества, отражающего процесс овладения речью.

Теперь обозначим основные позиции методической части исследования. Предположение о том, что исследовательская деятельность находится в зоне ближайшего развития значительной доли старшеклассников, в 2003 году, когда лаборатория начала свою работу, уже не вызывало сомнений. Положительное влияние исследовательской работы по русскому языку на развитие лингвистической и коммуникативной компетенции подтверждено недавно диссертационным исследованием С. В. Абрамовой^[1]. Гипотеза нашего методического исследования заключается в том, что обучение исследовательской деятельности в её основных этапах может способствовать развитию исследовательского подхода к фактам окружающей действительности, что в долгосрочной перспективе должно приводить к повышению учебной успешности (при обучении в вузе) и более интенсивному профессиональному росту, вне зависимости от выбранной специальности и профессии. В настоящее время исследование далеко от завершения, так как первые из его участников, хотя уже выпустились из школы, пока являются студентами высших учебных заведений.

Специфика стиля работы лаборатории в образовательном учреждении состоит в том, что участникам постоянно приходится совмещать решение научных и учебных задач. Это приводит к формированию особого типа учебных исследований.

Специфика учебного исследования выявляется на фоне научного исследования и определяется своеобразием целей учебно-исследовательской деятельности.

Целью исследовательской деятельности, как известно, является синтез информации, приращение знания. Цели учебно-исследовательской деятельности шире. Для неё важнее оказывается обучение поиску и синтезу информации, формирование аналитического мышления. В ходе учебного исследования моделируется и прорабатывается состав исследовательской деятельности, транслируется стиль научного исследования. Собственно исследовательская цель при этом нередко отходит на второй план. Многие считают, что учебное исследование не обязано открывать объективно новое знание, достаточно будет, если учащийся откроет для себя субъективно новое знание средствами исследовательской деятельности. Однако уровень развития и методологическая специфика целого ряда научных дисциплин позволяют не только студентам, но и школьникам проводить компактные исследования, открывающие частичку объективно нового знания. К их числу, безусловно, относятся исторические, литературоведческие и лингвистические дисциплины.

Особыми целями учебно-иследовательской деятельности определяется своеобразие её качеств.

1. Проблемность. Наличие проблемы в равной степени важно для научного и учебного исследования. Проблематика должна чётко осознаваться исследователем, так как желание решить научную проблему, связанное с познавательной мотивацией, является наиболее адекватным мотивом исследовательской деятельности. Поскольку учебное исследование моделирует научное исследование во всём его основном составе, а мотив является определяющим элементом в структуре деятельности, кажется очевидным, что организатор исследовательской деятельности школьников должен стремиться смоделировать для учащегося собственно исследовательский мотив, связанный с открытием нового знания. Однако, если мы обратимся к практике написания студенческих курсовых работ по целому ряду дисциплин, мы с удивлением обнаружим, что традиции некоторых вузов допускают здесь не только беспроблемные исследования, но нередко и работы, близкие к реферативным.

2. Традиционность и новаторство. В учебных исследованиях мы стараемся использовать методы, разработанные ранее. Причиной этого является не только малый срок, в течение которого учащийся должен погрузиться в тему, и неготовность к изобретению и разработке конкурентоспособных методов, но и необходимость освоить принятые в той или иной науке, ставшие классическими методы. Зато ничем не ограничено новаторство в материале. Самое традиционное описание самостоятельно добытого, по-своему уникального материала может принести учащемуся удовлетворение от сознания небесполезности его учебного исследования для науки.

3. Видимость целостности и завершённости. Почти все современные исследования не открывают и не закрывают изучение той или иной темы, становясь очередной ступенькой в её освоении. Однако целостность и завершённость годового исследовательского цикла важна не только с точки зрения требований жанра (курсовой работы, статьи, доклада), но и с точки зрения самоощущения молодого исследователя, у которого, если он хорошо поработал, должно быть чувство удовлетворения от сознания того, что поставленная проблема хотя бы частично решена.

4. Включённость в контекст исследований коллег по научной группе. Соблюдение этого условия способно существенно повысить научную глубину и учебный эффект исследований. С этой целью научный руководитель старается замкнуть задачи участников исследовательской группы друг на друга, так, чтобы у них возникали мотивы для профессионального общения на научном языке. В этом случае терминологическая база может быть усвоена несколько лучше, а кроме того, учащиеся получают опыт продолжительной работы в коллективе. Это последнее особенно важно и для тех, кто останется в науке, и для тех, кто свяжет свою жизнь с иной сферой деятельности.

5. Компактность. В учебном исследовании, как правило, вхождение в тему, поиск проблемы, формирование идеи исследования, анализ литературы, подбор методов, анализ материала, обобщение результатов, формирование выводов и представление итогов – всё это должно поместиться в рамки учебного года. Важен видимый результат в конце года, особенно там, где индивидуальное исследование (курсовая работа) является для каждого ученика необходимым. Это тоже накладывает определённые ограничения на тематику и проблематику работ.

Большая часть статей, вошедших в сборник, представляет результаты учебных исследований и написана на материале курсовых работ за 8, 9 или 10 класс лицея.

Коллектив авторов выражает признательность всем тем, кто профессиональными советами, дружеской поддержкой и административной помощью способствовал развитию проекта и тому, что эта книга смогла увидеть свет. Мы благодарим Н. В. Свешникову, Н. И. Вилл, О. Д. Калачихину, А. В. Леонтовича, И. С. Дёмина и М. Б. Преображенскую, участвовавших в обсуждении проекта и своими критическими замечаниями способствовавших его развитию. Особая благодарность рецензентам А. А. Поликарпову и С. В. Абрамовой за ценные замечания и предложения.

Благодарим также всех тех, чья речь послужила материалом нашего исследования.

В. В. Пазынин

Словообразовательные ресурсы

русского языка

Сергей Балашов

Фразеологичность семантики окказионального слова

В речи (как в разговорной, так и в письменной) нередко создаются новые слова, творимые специально для конкретного контекста, – окказионализмы^[2]. А. Г. Лыков приводит следующие основные признаки окказионального слова (далее – ОС) в своей статье «Окказионализм и языковая норма» [Лыков 1977, с. 64-67]:

• ОС принадлежат к речи, а не к языку,^[3] что отличает их от канонических или (узуальных)^[4] слов, т.е. уже существующих в языке и употребляющихся регулярно;
• ОС ненормативно. Это наиболее характерная его особенность. ОС само по себе уже находится за рамками нормы, а кроме того, создавая его, говорящий нередко нарушает словообразовательные или грамматические законы языка (см. также [Земская 1973, с. 228]);
• ОС функционально одноразово, оно создается говорящим с целью употребить его только один раз, в конкретном контексте. При этом «тесная связь слов-самоделок с контекстом, из которого они как бы вырастают, делает их уместными и особо выразительными на своем месте, однако вместе с тем, как правило, препятствует им оторваться от контекста и обрести жизнь вне его» [Фельдман, с. 66]. См. также [Земская 1973, с. 227-228];
• ОС творится непосредственно в самом акте речи, что противопоставлено воспроизводимости, «функциональной повторяемости в готовом виде» канонических слов [Лыков 1977, с. 67];
• ОС – это всегда авторское новообразование, оно принадлежит конкретному лицу.

Когда мы слышим в чьей-нибудь речи ОС, оно является для нас абсолютно новым, и все же мы, как правило, прекрасно понимаем, что говорящий имеет в виду. Это легко объяснить в случае, когда лексическое значение ОС совпадает с его внутренней формой, т.е. суммой значений всех входящих в него морфем^[5] : нам, как носителям языка, известно значение каждой из них. Собеседник без труда понимает высказывание: У нее кучекомнатная квартира. Значение слова «кучекомнатный» следует из семантики морфем куч-, комнат-, мы знаем (хотя бы подсознательно), что суффикс -н- – это суффикс прилагательных. Сложив эти значения, получим следующее: куча комнат как признак, т.е. ‘имеющий кучу комнат’.

Однако бывает и так, что лексическое значение ОС не сводится к внутренней форме^[6] и имеет в семантике некий добавочный, индивидуальный компонент, никак не выраженный морфемами. Это явление очень часто встречается в узуальных словах и называется фразеологичностью семантики^[7] слова (термин введен М. В. Пановым). Такое название оно получило из-за наличия схожего свойства у фразеологизмов, значение которых не сводится сумме лексических значений входящих в них слов.^[8] Например, внутренняя форма слова подосиновик – ‘нечто под осиной’. В ней не содержится информации о том, что это определенного вида гриб, тогда как в толковании этого слова данный компонент значения является основным.

Семантическая фразеологичность узуального слова, «известна всем говорящим на данном языке из общего языкового опыта» [РРР 1981, с. 77]. Но откуда же становится понятным фразеологичное значение окказионализма, если это слово не известно собеседнику, ведь оно не принадлежит языку и было сотворено только что (см. признаки ОС)? Замечено [РРР 1981, с. 78], что в разговорной речи фразеологичность семантики «находит опору в данном коммутативном акте», т.е. в конситуации (ситуации, в которой он происходит) и в контексте.

Механизмы, с помощью которых визуально-чувственная конситуация помогает понять фразеологичное значение ОС (или значение ОС с неясной внутренней формой), представляются достаточно очевидными: в этом случае реалия непосредственно воспринимается собеседниками и легко соотносится со своим окказиональным наименованием (например, говорящий указывает на предмет, о котором идёт речь). Механизмы же, с помощью которых контекст проясняет семантику ОС, сложнее и разнообразнее. В нашей работе мы попытаемся понять роль контекста в прояснении значения ОС.

Цель нашего исследования состоит в том, чтобы выявить механизмы, с помощью которых контекст делает понятным фразеологичное значение ОС.

Задачи сводятся к тому, чтобы собрать материал, произвести анализ семантических связей ОС с другими словами высказывания и выявить, каким образом контекст делает понятным фразеологичное значение ОС.

В исследовании совмещены методы лексикологического, семантического, синтаксического и словообразовательного анализа.

Материал, над которым мы работали, представляет собой ряд высказываний современной разговорной речи, включающих ОС (немногим более 150-ти). Высказывания фиксировались группой лингвистического спецсеминара Лицея № 1553 в течение 2003/2004 учебного года. Лишь небольшая часть из этих ОС (около тридцати) обладает фразеологичной семантикой, завязанной на контекст. Второй блок обследованного материала – письменная речь, основной объем которой (около 150-ти словоупотреблений) представлен дневниковыми заметками А. А. Мельниковой. Здесь случаи употребления ОС с фразеологичной семантикой единичны.

Среди ОС с фразеологичностью семантики выделяются компактные группы слов, значение которых опирается на какое-то одно слово в контексте. С этим словом окказионализм связан системными отношениями синонимии, антонимии или словообразовательной производности.

Синоним в контексте

Фразеологичное значение ОС проясняется наличием в контексте его синонимов или контекстуальных синонимов (контекстуальные синонимы – слова, которые сближаются по значению в условиях одного контекста и синонимия которых не воспроизводится в языке [Розенталь 1999, с. 44]).

Может, будет синяк, а может, красняк.

Значение слова «синяк» известно из языкового опыта: это «посиневший кровоподтек на теле, лице как след от удара, ушиба и т.п.» [МАС, т. 4, с. 136]. Слова синяк и красняк в данном контексте соотносятся и являются контекстуальными синонимами, красняк – тоже ‘кровоподтек на теле’, только покрасневший (что следует из внутренней формы).

Пылесос – это прибор для пожирания пыли. – Тогда уж пылежрат!

Значение слова пылежрат здесь не вызывает сомнений благодаря тому, что оно по условиям контекста соотносится с узуальным словом пылесос. Более того, контекст представляет из себя определение этих понятий.

Другие примеры:

А там вы можете, или, я бы даже сказал, нужите, хотя это и неправильно, сфотографировать часовню с реки.

Тут нужны скорее не переделки, а убиралки [про текст песни].

А. Я это через… [пауза], в общем, не так решал. Б. Через вобщемнетак!

В последнем случае А решил не произносить малоприличное слово, но оно было очевидно для Б, поскольку входило в устойчивое сочетание. Созданием окказионального синонима Б обыграл заминку.

Антоним в контексте

В разговорной речи (далее РР) часто создаются антонимы к уже существующим узуальным словам, семантика которых фразеологична. При этом естественно, что окказиональный антоним тоже будет обладать фразеологичностью семантики. Такие пары антонимов могут быть как однокоренными (что встречается довольно часто), так и разнокоренными.

В первом случае значение ОС (как противоположное значению узуального антонима) становится ясным благодаря тому, что приставки этих двух слов образуют пару, которая регулярно противопоставляет антонимы.

Что это она заткнулась? О, разоткнулась!

Говорящим на русском языке известно разговорное значение слова заткнуться (оно обладает фразеологичной семантикой: из внутренней формы не следует, что заткнуться – это именно замолчать). Слово же разоткнуться отличается от заткнуться только приставкой. Пара приставок за- и раз(о)- (=рас-) регулярно встречается в узуальных парах антонимов (закопать – раскопать; застегнуть – расстегнуть; зарыть – разрыть), наличие таких приставок у двух однокоренных глаголов подразумевает противоположность действий, обозначаемых этими глаголами.

Таким образом, становится ясно, что глагол разоткнуться – антоним к глаголу заткнуться, т.е. он значит ‘продолжить прерванное звучание’.

Чтобы подчеркнуть антонимичность, говорящий может использовать наречие обратно:

А. Как он будет спать? У него вся постель раздраконена. Б. Ну так сдраконьте её обратно.

В РР глагол раздраконить, причастная форма которого здесь употреблена, имеет значение: ‘разрушить, разворотить, разорить’. Слово сдраконить отличается от него только приставкой. Раз- и с- – это пара приставок, встречающаяся и в парах узуальных антонимов семантического типа ‘действие’ – ‘уничтожение результата действия’ [Апресян, с. 290-292]: развернуть – свернуть; разложить – сложить.

Кроме того, использование наречия обратно в контексте подчёркивает, что действие, обозначенное глаголом сдраконить, противоположно действию, обозначенному глаголом раздраконить.

С разнокоренными антонимами дело может обстоять несколько сложнее:

Поколбасились – сосискайтесь обратно!

Значение жаргонного слова поколбаситься известно: ‘побеситься, повеселиться’. Слова, от которых эти два глагола были образованы, имеют общую сему: и батон колбасы, и сосиска – это мясной продукт вытянутой формы.

Использование наречия обратно дополнительно указывает на то, что эти глаголы противопоставляются в контексте, что и проясняет значение слова сосискаться: ‘возвращаться назад в то состояние, в котором был до того, как начал колбаситься’.

Другие примеры:

Всегда пара человек выбиваются из класса, но они со временем вобьются.

Конечно, есть вещи, в которые вляпаешься – и ничего. Вляпаешься и выляпаешься.

Меня не было на первой паре, меня ночью скрутило. – А теперь раскрутило?

Ну ты остряк! – А ты тупяк!

Производящее слово в контексте

Фразеологичное значение ОС (или значение ОС с неясной внутренней формой) проясняется, если в контексте употреблено слово, от которого произведено это ОС.

Пример: Когда у моей кошки будут котетки, я тебе их отдам. Слово «котеток» – однокоренное со словом кошка, и предмет, обозначаемый им, связан с кошкой (это видно из контекста, ведь «котетки» будут у кошки). Общность существующих у собеседников знаний о мире при поддержке контекста, в который включено производящее слово, обеспечивает понимание значения ОС и высказывания в целом (котетки – котята).

Другие примеры:

Птица выпь: ходит и выпит. В этом случае ОС имеет двойную мотивацию: от выпь и от вопить (по созвучию).

Давай, напри на нее! – Сейчас [ш’:а] напырну!

Семантическое согласование

В некоторых случаях фразеологичное значение ОС проясняется контекстом по тому же принципу, по которому носители языка без труда понимают, какое из значений многозначного слова актуально в том или ином высказывании. Этот принцип может быть сформулирован как правило семантического согласования. Суть этого правила заключается в том, что «выбирается такое осмысление предложения, при котором повторяемость семантических элементов достигает максимума» [Апресян, с. 14]. Попробуем применить это правило к высказываниям с ОС:

Поезд судорожно дернулся и посиповал в заданном направлении.

Поезд – это средство передвижения.

Дернуться – произвести резкое движение.

Направление – путь развития, линия движения.

В заданном направлении можно либо размышлять, либо двигаться.

Наиболее часто встречающаяся в контексте сема – ‘движение’. Из правила семантического согласования следует, что если у глагола посиповать может быть значение движения, то нужно выбрать именно его. Кроме того, у глагола посиповать тот же набор семантических валентностей,^[9] что и у глаголов поехать, пойти (кто? куда?) которые значат ‘отправиться в путь’, т.е. начать движение.

Итак, посиповать, по-видимому, значит ‘начать совершать движение’.

Примеры с семантическими окказионализмами (семантическим окказионализмом мы называем узуальное слово, употреблённое в нестандартном значении) показывают, что с помощью контекста возможно оторвать слово от его узуальных значений и наделить его новым, окказиональным:

Подмётка территории метлой.

Метла – предмет хозяйственного обихода для подметания чего-л. в виде связки прутьев на длинной ручке. Подметать двор метлой [МАС, т. 2, с. 356].

Слово подмётка имеет два узуальных значения: 1. процесс приметывания иглой к чему-то снизу, с изнанки; 2. нижняя часть подошвы до каблука [МАС, т. 3, с. 275]. При этом первое значение происходит от глагола подметать, который также означает ‘очищать от сора, пыли и т.п. метлой или веником’. Под влиянием контекста у слова подмётка выстраивается новая словообразовательная мотивация от этого значения глагола. Это происходит благодаря тому, что глагол подметать в этом значении и существительное метла семантически зявязаны друг на друга: в толковании слова метла есть сема ‘подметать’, а в семантику глагола подметать входит представление о том, чем это можно делать (обычно веником или метлой). Значит, подмётка – это ‘процесс подметания чего-либо’.

Грамматические связи

Существует группа окказионализмов с фразеологичной семантикой, опирающейся не на семантические, а на грамматические связи со словами контекста. Такие ОС легко могут быть заменены уже существующими, узуальными словами, причем у этих слов (ОС и их узуальных синонимов) будет сходная система семантических валентностей и модель управления^[10], а кроме того, как показывают примеры, и словообразовательная структура.

Эти ОС легко соотносятся в сознании слушающих с группой близких по значению и структуре узуальных слов, что и обеспечивает понимание:

Нельзя сюда этот пакет втюхривать (пример из [Земская 1992, с. 195]).

Втюхривать – глагол переходный (втюхривать что? – пакет).

От него можно задать вопрос «куда?» (втюхривать куда? – сюда).

Втюхривать – глагол несовершенного вида.

Глагол втюхривать, похоже, обладает приставкой в- (оставим в стороне возможное понимание этой фонемы как части корня).

Всеми этими признаками обладают также и глаголы впихивать, всовывать. Их можно подставить в контекст слова «втюхривать», и предложение будет иметь смысл (причем тот же, что и раньше):

* Нельзя сюда этот пакет впихивать.

Собеседник понимает значение глагола «втюхривать», легко реконструируя представление о действии, им обозначенном, т.к. система валентностей и словообразовательная структура ему знакомы и вызывают определенные ассоциации. Другие примеры:

Я тебя на горку карабкаю.

И вот мы там хором вытаптывали по загрязюке.

Здесь играет роль модель управления (грамматическая сочетаемость). Не вытаптывать (что?), а вытаптывать (по чему?), как вышагивать.

ВЫВОДЫ

Фразеологичность семантики окказиональных слов опирается на лексико-семантические связи с отдельными словами контекста. Семантика ОС проясняется благодаря соотнесению её со значением синонима, антонима или производящего слова, представленных в контексте. В других случаях действует принцип семантического согласования.

Кроме того, модель управления окказионального глагола и характерный набор семантических валентностей может включать его в лексико-семантическую группу глаголов с аналогичной грамматической сочетаемостью, близких по значению (и, как правило, по словообразовательной структуре).

ЛИТЕРАТУРА

Апресян – Апресян Ю. Д. Избранные труды. Т. 1: Лексическая семантика: Синонимические средства языка. М., 1995.

Валгина – Валгина Н. С. Активные процессы в современном русском языке. М., 2001. С. 45-51, 130-153.

Земская 1962 – Земская Е. А. Как делаются слова. М., 1962.

Земская 1992 – Земская Е. А. Словообразование как деятельность. М., 1992.

Земская 1973 – Земская Е. А. Современный русский язык. Словообразование. М., 1973.

Лыков 1997 – Лыков А. Г. Окказионализм и языковая норма. // Грамматика и норма. М., 1997. С. 62-83.

Лыков 1976 – Лыков А. Г. Современная русская лексикология: Русское окказиональное слово. М., 1976.

МАС – Словарь русского языка. Т. 1-4. М., 1957-1961.

Нестерова – Нестерова Ю. О. Контекстуальная зависимость и лексическая самостоятельность окказионализмов. // Разноуровневые характеристики лексических единиц. Смоленск, 2001. Т.1. С. 48-51.

Розенталь 1999 – Розенталь Д. Э., Голуб И. Б., Теленкова М. А. Современный русский язык. М., 1999. С. 44.

Розенталь 2001 – Розенталь Д. Э., Теленкова М.А. Словарь-справочник лингвистических терминов. М., 2001.

РРР 1981 – Земская Е. А., Китайгородская М. В., Ширяев Е. Н. Русская разговорная речь. М., 1981.

Фельдман – Фельдман Н. И. Окказиональные слова и лексикография. // Вопросы языкознания. 1957. №4. С. 64-73.

Фомина – Фомина М. И. Современный русский язык: Лексикология. М., 2001.

Валентин Огнев

Экспрессивные свойства неузуального слова в разговорной речи

Неузуальная лексика включает в себя окказиональные и потенциальные слова. Им противостоят слова узуальные, то есть закреплённые в употреблении (узусе) (см. [Валгина, с. 41]). Окказиональные слова – это необычные слова, существующие, как правило, лишь в определенном, породившем их контексте и не входящие в язык. Они отличаются от новообразований языка (неологизмов) тем, что сохраняют свою новизну, свежесть независимо от реального времени их создания [Розенталь 1999, с. 80-81]. Термином окказионализм принято называть индивидуальные, единичные факты, не соответствующие общепринятым языковым нормам [Валгина, с. 45]. Окказиональные факты – это факты речи, а не языка^[11] [Лыков 1997, с. 62-83]. Окказиональные явления обычно бывают индивидуальными новшествами, принадлежащими отдельным лицам, но принципиальной особенностью окказионализмов является не связь с определенным творцом, а тот факт, что при их образовании произошло нарушение действующих в языке законов производства тех или иных единиц [Земская 1973, с. 228-229]. От окказионализмов принять отличать потенциальные слова, которые также образуются в речи, но не противоречат закономерностям языка. Потенциальные слова заключены в словообразовательных возможностях языка, они живут в языке под спудом и реально не появляются, пока в них не возникнет необходимость [Земская 1973, с. 218]. Потенциальные слова образованы без нарушения ограничений на сочетаемость морфем, то есть по продуктивным моделям.^[12]

Использование неузуальных слов в разговорной речи связано с категорией экспрессивности, то есть с желанием говорящего сделать речь более выразительной. В современной науке не существует общепризнанного понимания экспрессивности и экспрессии. Мы предпочитаем рассматривать экспрессивность как наличие экспрессии, а экспрессию как «усиление выразительности, изобразительности, увеличение воздействующей силы сказанного» [Галкина-Федорук, с. 107]. Другие исследователи определяют экспрессию как выразительно-изобразительные качества речи, отличающие ее от обычной (или стилистически нейтральной) и придающие ей образность и эмоциональную окрашенность [Ахманова, с. 524; Лыков 1976, с. 23]. Эти качества сообщаются речи лексическими, словообразовательными и грамматическими средствами (экспрессивной лексикой, особыми аффиксами, тропами, фигурами) [Розенталь, Теленкова, с. 613]. По мнению К. А. Долинина, экспрессия возникает в случае необычной встречи языковых единиц в речи [Долинин 1987, с. 121]. Необычность обеспечивается за счет контрастного столкновения единиц (например, слов с разной стилистической окраской) или за счет выдвижения из фона.^[13]

Такое понимание экспрессивности – не единственное в современной лингвистике. В рамках семантического направления экспрессивность понимается по-другому. Здесь экспрессивность – это компонент коннотации, отраженный в семантике языковой единицы признак «усиленной выразительности», увеличивающий воздействие ее предметно-логического значения на коммуниканта. Она связана с нестандартным, в какой-то мере оригинальным восприятием единицы в сознании носителей языка [Вострякова, с. 41]. То есть экспрессивность является семантической категорией [Телия, с. 403], семой, присущей слову как единице языка [Голуб, с. 59].^[14] Налицо противоречие между речевой трактовкой экспрессивности лингвистами, занимающимися проблемами стилистики, и языковым пониманием экспрессивности в рамках семантики. Это противоречие обнаружилось в ходе дискуссий 80-х годов,^[15] которые привели к компромиссному решению: признанию наличия адгерентной и ингерентной экспрессивности [ПЭС, с. 4]. Ингерентная экспрессивность не зависит от контекста или ситуации, а внутренне присуща слову как лексической единице; адгерентная экспрессивность слова проявляется при употреблении его в соответствующем контексте [Лыков 1976, с. 23]. Экспрессивность окказионального слова носит ингерентный характер (там же).

Поскольку неузуальное слово всецело принадлежит речи, естественно, что нас будет интересовать речевой аспект экспрессивности,^[16] поэтому мы будем использовать стилистическое понимание этого термина.

Нас будут интересовать экспрессивные свойства слова, то есть свойства, способствующие усилению выразительности и силы сказанного, возникающие в случае необычной встречи единиц в речи. Исходя из такого понимания экспрессивности, любое неузуальное слово может быть экспрессивным, ведь оно представляет собой необычную, прежде не фиксировавшуюся встречу морфем. Вместе с тем уже было замечено [РРР 1981], что в реальной разговорной речи неузуальные лексические новообразования часто не несут экспрессии. Было высказано предположение, что потенциальные слова в разговорной речи не экспрессивны, тогда как окказиональные экспрессивны (там же).

Нельзя не заметить, что в определении экспрессивности, предложенном Е. М. Галкиной-Федорук, заложено два речевых аспекта экспрессивных качеств слова или высказывания: выразительность, то есть результат стремлений говорящего, и воздействие, оценить которое можно только с точки зрения слушающего. То есть, по сути, в этом определении соединяются представления об экспрессии и импрессии,^[17] которые сопутствуют нестандартным способам оформления речи. Между ними существует тесная связь, поскольку, делая свое высказывание более выразительным, говорящий стремится усилить его воздействие на собеседника. По идее, экспрессия и импрессия стоят за одними и теми же языковыми средствами, которые рассматриваются с разных точек зрения. Вероятно, в художественной речи так и происходит, между тем в разговорной речи зачастую реальное воздействие на собеседника не соответствует тому впечатлению, которое говорящий рассчитывал произвести. В таком случае экспрессия и импрессия не совпадают.^[18] Из этого следует, что если мы желаем изучать экспрессивные свойства неузуальных слов в разговорной речи, то потребуется анализ как экспрессии, так и импрессии.

Проблема, лежащая в основе нашего исследования, состоит в том, что в реальной речи нет абсолютной корреляции между наличием/отсутствием признаков экспрессивности и окказиональностью/потенциальностью слова. Особый интерес, конечно, представляют случаи, когда экспрессия и импрессия не совпадают.

Цель нашего исследования заключается в том, чтобы выявить действительные факторы, которые лежат в основе экспрессивных свойств неузуальных слов (с точки зрения как говорящего, так и собеседника).

Единственным способом получения информации об экспрессивных свойствах неузуальных слов является детальный анализ контекста того высказывания, в котором они прозвучали. Самым сложным в нашей работе было выявить те признаки, которые указывали бы на наличие или отсутствие установки говорящего на экспрессию и позволяли бы оценить реальное воздействие на собеседника.

Разработанная нами методика анализа экспрессии предполагает выявить:

1. Наличие установки на экспрессию у говорящего (стилистическое задание). Если это не очевидно из конситуации и из интонационного оформления, установку говорящего можно выявить с помощью вопроса о том, специально ли говорящий употребил неузуальное слово («Ты специально употребил это слово?»). Если говорящий задумается, не поймет, о каком слове идет речь или ответит, что сказал не специально, то это будет свидетельствовать о том, что установки на экспрессивное высказывание у него не было.
2. Наличие интонации выдвижения. Обычно это пауза, снижение темпа, более отчетливая артикуляция.
3. Наличие слов и конструкций, способствующих выдвижению (точнее; я бы даже сказал; если можно так выразиться и др.). Этот прием почти всегда используется при употреблении окказионализмов после узуального синонима.
4. Связь с выражением эмоции, оценки или интенсивности.
5. Наличие языковой игры.

Также нам важны признаки импрессии (ответная реакция):

1. Смех. Если собеседник засмеялся, очевидно, что он услышал окказионализм и воспринял его экспрессивность.
2. Собеседник может переспросить или оценить окказиональное словоупотребление непосредственно в диалоге.
3. Собеседник может подхватить языковую игру.
4. В отдельных случаях исследователю приходилось задавать участнику диалога вопрос о том, обратил ли он внимание на слово в речи своего собеседника. Неуверенность информанта в том, о каком слове идет речь, свидетельствовала об отсутствии признаков импрессии.

Материалом для исследования послужили высказывания живой разговорной речи, которые фиксировались группой лингвистического спецсеминара Лицея № 1553 в 2003/2004 учебном году. Исследователи сразу отмечали признаки экспрессии и импрессии, в случае необходимости задавали участникам диалога вопросы. В ряде случаев исследователь выступал в роли адресата или адресанта высказывания с неузуальным словом, что облегчало задачу по выявлению его экспрессивно-импрессивных свойств.

В ходе работы анализируемые слова были разделены на четыре группы по наличию/отсутствию признаков экспрессии и импрессии. 1.Случаи, где можно говорить о наличии как экспрессии, так и импрессии. 2. Случаи, где ни того, ни другого нет. 3. Случаи, где есть экспрессия, но нет импрессии. 4. Случаи, где нет экспрессии, но есть импрессия.

§1. Экспрессивно-импрессивные высказывания

Почти все слова здесь шуточные, т.е. имеют игровой характер (установку на языковую игру), задачу рассмешить собеседника (вполторём, геологизмы, физиологизмы, тупоголовить, лохматоид, тушканоиды, кандигад, пылежрат, мусоропроводник). Многие лексемы этой группы были выделены интонационно (ночнуть, козистик, лепня, мордяра, напырнуть, фигопкинс), но лишь небольшая часть этих неузуальных слов связана с выражением оценки (мордяра, лосячить). Слова ночнуть, по-симоновски, вероятно, имеют импрессию в силу различных экстралингвистических факторов: ассоциация с обстоятельствами ночевки, известными слушающим; ассоциация с неким Симоновичем (здесь это отчество), чей образ мог вызвать смех. К тому же многие из этих слов имеют яркий и богатый ассоциациями фонетический облик и по большей части вызвали реакцию именно своим звучанием (козистик, кандигад, выражопываться). В последнем случае кроме звучания сыграла роль сниженная стилистическая окраска производящей основы и абсурдная словообразовательная мотивация.

В этой группе преобладают окказиональные слова, здесь есть только одно слово, которое можно считать потенциальным – мордяра. Оно экспрессивно в силу стилистической сниженности и яркой оценки. Кроме того, комичным было несоответствие семантики слова референту, поскольку речь шла о девушке.

§2. Неэкспрессивно-неимпрессивные высказывания

Эти слова не вызвали реакции собеседника главным образом потому, что неузуальное слово в них не было выделено интонационно. Говорящий не выделил его из потока речи, так как у него не было задачи рассмешить собеседника или обратить внимание на способ выражения. Многие слова были восприняты как ошибка (инструменты,^[19] настрокать), другие проскочили незаметно (побольший, разоткнуться), или были расслышаны как созвучное узуальное слово (раскорячный, спонталыки). Важной особенностью этих слов является их номинативная функция, т.е. они были фактически употреблены в качестве синонимов узуальным словам, вне связи с функцией языковой игры, потому и восприняты были как узуальные. Если поставить эти слова в другой контекст, они могут вызвать реакцию (Ср. *Ты тоже себе вэвэцэшную гитару купил? - Да, такую вэвэцэшную! Хуже некуда! Если к тому же эта фраза будет произнесена с интонационным выделением слова вэвэцэшный, можно рассчитывать на реакцию). Реакция на них, при постановке в другой контекст, может быть вызвана также какими-либо экстралингвистическими факторами.

В этой группе примерно одинаковое количество окказиональных и потенциальных слов.

§3. Экспрессивно-неимпрессивные выражения

Отсутствие реакции здесь может быть вызвано двумя причинами: во-первых, нежеланием собеседника поддержать шутку (вобщемнетак, вырубанчес, глазноболезненный, дофиганароду, дрыхляндия, нужить, офигевата, мегакруженций), во-вторых, употреблением окказионализма в номинативной функции, т.е. без установки на шутку и без выделения, задача была лишь назвать ту или иную реалию окружающей действительности, узуальным обозначением которой говорящий по каким-то причинам не захотел или не смог воспользоваться (вдуплять, козлогаденький, кошманский, ништяченско, пузырить).

В этой группе все слова окказиональные.

§4. Неэкспрессивно-импрессивные выражения

Слово вызывает эмоциональную реакцию, видимо, из-за своей семантической или словообразовательной структуры (загрязюка, котетки, пригопрюниться, противляться). Слово перепадочный было проассоциировано со словом припадочный, что могло вызвать смех. В высказывании со словом вытаптывать очень может быть, что реакция была вызвана не им, а соседним словом загрязюка.

В этой группе все слова являются окказиональными и представляют собой непреднамеренные речевые ошибки, которые вызвали реакцию собеседника.

ВЫВОДЫ

1. В нашем объеме материала почти все неузуальные слова с признаками экспрессии окказиональны – то есть образованы с нарушением закономерностей словообразования. Но при этом не все окказиональные слова экспрессивны. Иными словами, использование говорящим слова, нарушающего словообразовательную норму, может быть не связано с установкой на усиленную выразительность.
2. Импрессивные свойства высказывания не коррелируют с продуктивностью словообразовательной модели, здесь играют роль другие факторы. Импрессия в первую очередь зависит от интонационного выделения и установки участников диалога на языковую шутку. Импрессия также может зависеть от экстралингвистических факторов: от общего настроения, атмосферы, от характера отношений между участниками диалога и т. п.

Литература

Арнольд – Арнольд И. В. Стилистика английского языка. М., 2002.

Ахманова – Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. М., 1966.

Валгина – Валгина Н. С. Активные процессы в современном русском языке. М., 2001. С. 45-51, 130-153.

Вострякова – Вострякова Н. А. Понятие коннотации в современной лингвистике // Разноуровневые характеристики лексических единиц. Смоленск, 2001. Т.1. С. 35-41.

Галкина-Федорук – Галкина-Федорук Е. М. Об экспрессивности и эмоциональности в языке // Сборник статей по языкознанию. М., 1958.

Голуб – Голуб И. Б. Стилистика русского языка. М., 1999.

Долинин – Долинин К. А. Стилистика французского языка. М., 1987.

Земская 1973 – Земская Е. А. Современный русский язык. Словообразование. М., 1973.

Колбас, Тюрина - Колбас Т. А. Тюрина Р. Я. Экспрессивность окказионального слова в газетном тексте // Молодежь и наука: Проблемы и перспективы. Томск, 1988. С. 41-45

Лукьянова – Лукьянова Н. А. Экспрессивность как семантическая категория // Языковые категории в лексикологии и синтаксисе. Новосибирск, 1991. С. 3-23.

Лыков 1976 – Лыков А. Г. Современная русская лексикология: Русское окказиональне слово. М., 1976.

Лыков 1997 – Лыков. А. Г. Окказионализм и языковая норма. // Грамматика и норма. М., 1997. С. 62-83.

ПЭС – Проблемы экспрессивной стилистики. Ростов на Дону, 1987.

Реформатский – Реформатский А. А. Введение в языкознание. М., 2001.

Розенталь 1999 – Розенталь Д. Э., Голуб И. Б., Теленкова М. А. Современный русский язык. М., 1999. С. 44.

Розенталь, Теленкова – Розенталь Д. Э., Теленкова М. А. Словарь-справочник лингвистических терминов. М., 2001.

РРР 1981 – Земская Е. А., Китайгородская М.В., Ширяев Е. Н. Русская разговорная речь. Кн. 1: Общие вопросы. Словообразование. Синтаксис. М., 1981.

РРР 1983 – Русская разговорная речь. М.,1983.

Телия – Телия В. Н. Экспрессивность // Русский язык: Энциклопедия. М., 1978.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Ниже приводится фрагмент словаря неузуальных слов современной русской разговорной речи, составленного по материалам устных высказываний учеников лицея № 1553, их учителей и друзей. Словарные статьи разделены на четыре группы в соответствии с разделами основной части.

ЭКСПРЕССИЯ +

ИМПРЕССИЯ +

ВПОЛТОРЁМ. Собират. от полтора. Полутораспальный – интересное слово с точки зрения словообразовательной семантики. – Да. Спать вполторём. РР 2004.

ВЫРАЖОПЫВАТЬСЯ. Выражаться. Кто-то сказал, а потом все стали так выражопываться. РР 2004.

ГЕОЛОГИЗМЫ. Игра слов. Неологизмы какие-то. Одни будут собирать неологизмы, другие – геологизмы… (Собеседники подхватили языковую игру) – Зоологизмы! – А кто-то физиологизмы. РР 2003.

ЗАСТАСИТЬ. Занять место для Стаси. Мы тут тебе место застасили. РР 2003.

КАНДИГАД. Игра слов Да, он теперь кандидат... Кандигад. РР 2004.

КОЗИСТИК. Маленький козел, козленок. ДР год?* Позже как оценочное слово. Ты козистик! РР 2003.

ЛЕПНЯ. Лепнина. Что это? – Лепня! РР 2004.

ЛОСЯЧИТЬ. Быстро идти в гору. Ну ты лосячил, конечно! РР 2003.

ЛОХМАТОИД. Игра слов. Угу, семейка… Родители – тушканоиды, и кот – лохматоид. РР 2004.

МОРДЯРА. Морда. Такая мордяра! (О девушке.) РР 2003.

МУСОРОПРОВОДНИК. Игра слов. А в поезде нет мусоропровода. – Ага, зато там есть мусоропроводник. РР 2004.

НАПЫРНУТЬ. Надавить, напереть. Давай, напри на нее! – Ща напырну! РР 2004.

НОЧНУТЬ. Переночевать. Это было на тусовке у Вари, когда начали ночевать. – Ой, ночнули! (ИК6). РР 2004.

ПО-СИМОНОВСКИ. Как Симонович (отчество). Ты поступаешь не по-симоновски. РР, 2004.

ПЫЛЕЖРАТ. Пылесос. Пылесос – это прибор для пожирания пыли. – Тогда уж пылежрат! РР 2004.

РАЗОККАЗИОНАЛЬНЕЙШИЙ. Очень окказиональный. Самое что ни на есть разокказиональнейшее слово (смех)... может быть неэкспрессивным. РР 2004.

ТАРАНТАРАЧНО. Громко, с шумом. Ты можешь потише искать свою тетрадь, а то слишком тарантарочно ты это делаешь. РР 2004.

ТУПОГОЛОВИТЬ. Игра слов. Они там все сидят и с умным видом тупоголовят. РР 2004.

ТУШКАНОИД. Игра слов. Угу, семейка… Родители – тушканоиды, и кот – лохматоид. РР 2004.

ФИГОПКИНС. Игра слов. Искаж. Хопкинс. В фильме играл Кирк Дуглас и Энтони… – Хопкинс. – Фигопкинс! (Возражение, ИК2). РР 2003.

ЭКСПРЕССИЯ –

ИМПРЕССИЯ –

ВЫДРАЙВИВАТЬ. Режим должен быть не очень жестким, чтоб она там не выдрайвивала. РР 2004.

ВЭВЭЦЭШНЫЙ. Располагающийся возле ВВЦ. Там, в этом вэвэцэшном магазинчике. РР 2004.

ИНСТРУМЕНТЫ. Столовые приборы. Что ж ты инструменты только себе достал? РР 2003.

КУШАНЬ. Еда. (Контаминация жарг. хавань и кушанье.) Эй! Тут кушань есть! РР 2004.

НАСТРОКАТЬ. Написать, настрочить, сочинить. Ну, к «Самаре» можно этих куплетов настрокать! – Настрочить (поправил собеседник). РР 2004.

НЕВЫСЫП. Недостаток сна. Что-то у меня какой-то жуткий невысып. РР 2003.

НЕДОВЪЕХАТЬ. Не понять, недопонять. Я что-то недовъехал, вы когда-нибудь дэзэ начнёте делать? РР 2004.

ОБГОРЯЧИТЬ. Обжечь. Ой, я тебя случайно не обгорячила? РР 2004.

ПОБОЛЬШИЙ. Больший, побольше. Там и на побольшем морозе мы ходили... РР 2004.

ПОГЕЙНОВЕЙ. С увеличенным параметром gain (настройка на гитарном процессоре). Ну, я там делал так погейновей…

РАЗОТКНУТЬСЯ. Снова зазвучать, заиграть. Чёй-то она заткнулась? (о кассете в музыкальном центре) – О, разоткнулась. РР 2004.

РАСКОРЯЧНЫЙ. То же, что раскоряченный. Зд.: с нарушением словообразовательной продуктивности. Самое интересное – это если получилось раскорячное слово и никто на него не прореагировал. РР 2004.

СПОНТАЛЫКИ. Спонтанно. Это мне спонталыки пришло. РР 2004.

ЭКСПРЕССИЯ +

ИМПРЕССИЯ –

ВДУПЛЯТЬ. Вникать, понимать. И вот она пытается что-то сделать, не вдупляя в то, как это делать. РР 2004.

ВОБЩЕМНЕТАК. Игра слов. Я это через…, в общем, не так решал. – Через вобщемнетак! РР 2004.

ВЫРУБАНЧЕС. Игра слов. Совсем уже вырубает. – Санчес – вырубанчес (от имени Саша). РР 2004.

ГЛАЗНОБОЛЕЗНЕННЫЙ. Имеющий отношение к глазным болезням. Если у тебя какая-то глазная болезнь, идешь к глазноболзненному врачу…РР 2004.

ДОФИГАНАРОДУ. Нескл., в знач. сущ. Скопление людей. Зд. иронич., т.е. на самом деле никого нет. Потрясающее дофиганароду! РР 2003.

ДРЫХЛЯНДИЯ. Игра слов. Ты, дрыхляндия, подъём! РР, 2004.

КОЗЛОГАДЕНЬКИЙ. Неприятный. Нет, не дурак, просто какой-то козлогаденький. РР, 2004

КОШМАНСКИЙ. Кот. У нашего кошманского из-за спины одни только уши торчат. РР 2004.

МЕГАКРУЖЕНЦИЙ. Большая кружка. Убери со стола свой мегакруженций. РР 2004.

НИШТЯЧЕНСКО. Комфортно, приятно, хорошо. Зимой в пещерах прохладно, весной мокро, а осенью вполне ништяченско. РР, 2004.

НУЖИТЬ. Нуждаться, необходимо, нужно. А там вы можете, или, я бы даже сказал, нужите, хотя это и неправильно, сфотографировать часовню с реки. РР 2004.

ОФИГЕВАТА. Игра слов. Ось зэд – это аппликата. – Хе, офигевата! РР 2004.

ПУЗЫРИТЬ. Зд.: ставить аудиозапись. Могу «Лазаря» [духовный стих] ещё какого-нибудь запузырить. – Пузырьте, пузырьте РР 2004.

ЭКСПРЕССИЯ –

ИМПРЕССИЯ +

ВЫТАПТЫВАТЬ. Вышагивать, идти. И вот мы там хором вытаптывали по загрязюке. РР 2004.

ЗАГРЯЗЮКА. Грязь. И вот мы там хором вытаптывали по загрязюке. РР 2004.

КОТЕТКИ. Котята. Когда у моей кошки будут котетки, я тебе их отдам. РР 2004.

ПЕРЕПАДОЧНЫЙ. Неустойчивый, переменчивый. Двадцать второго января настроение было, помнишь, перепадочное. РР 2004.

ПРИГОПРЮНИТЬСЯ. Пригорюниться (оговорка). Что ты пригопрюнилась? РР, 2004.

ПРОТИВЛЯТЬСЯ. Сопротивляться. Я пыталась её накормить, а она противляется. РР 2004.

Федор Онуфриев

Антонимичность как фактор окказиональности

Окказиональные слова (далее ОС) – это слова, которых нет в словарном запасе носителя языка. ОС творится в процессе речи, говорящий создает его не для дальнейшего использования, а с целью употребить его только один раз в определённом контексте. ОС носит индивидуальный характер, это авторское слово^[20]. ОС – это факт речи, а не языка. «Тесная связь слов-самоделок с контекстом, из которого они как бы вырастают, делает их уместными и особо выразительными на своем месте, однако вместе с тем, как правило, препятствует им оторваться от контекста и обрести жизнь вне него» [Фельдман, с. 66]. Кроме того, как пишет Е. А. Земская, принципиальной особенностью ОС является не столько индивидуальный характер, сколько тот факт, что при их образовании были нарушены законы словообразования.

Особую группу ОС образуют слова, значение и форма которых опирается на значение и форму антонима в предтексте. Доля ОС, обусловленных антонимичными отношениями, как видно из примеров, достаточно велика в разговорной речи (далее – РР), она составила в нашем материале около двадцати процентов.

В этой работе нам предстоит выяснить, какой тип антонимичных отношений чаще провоцирует появление ОС. Цель исследования – установить условия, при которых антонимичные отношения провоцируют появление ОС в РР. Задачи: сбор и анализ материала из литературы и РР; проведение лингвистического эксперимента по провоцированию ОС в РР. Методы: семантический и словообразовательный анализ; лингвистический эксперимент.

Виды антонимов

Антонимы делятся на однокоренные и разнокоренные. В однокоренных антонимия содержится в приставке, а в разнокоренных – в корне. Антонимы бывают нескольких семантических типов^[21] :

1. Тип «Р – не Р» (спокойный – неспокойный).
2. Тип «действие – уничтожение результата действия» (согнуть – разогнуть) и «начинать – переставать» (прилипнуть – отлипнуть).
3. Тип «больше – меньше» (высокий – низкий).

1. Тип «Р – не Р»

Этот самый большой класс антонимов не всеми считается полноценным представителем антонимичных отношений, поскольку под отрицанием в антониме находится не часть толкования, а всё толкование слова [Апресян, с. 292]. Но мы, вслед за Ю. Д. Апресяном, будем рассматривать такие пары как особый тип антонимических отношений.

В РР ОС с таким типом антонимичных отношений представлены самой большой группой. По большей части это ОС, образованное отсечением приставки «не» от слов, которые без нее не употребляются.

А это тоже нескладёха? – Нет, это складёха.

Ты за нежить проходил? – Нет, только за жить.

Хватит творить непотребство! – Ладно, будем потребство.

Ты гнусная невежда. – Нет. Я негнусная вежда.

Почему так неряшливо, нельзя ли поряшливей?

Во всех этих случаях заметно, что именно антонимические отношения провоцируют появление ОС. Авторы реплик-реакций, не находя подходящего узуального антонима к слову в реплике-стимуле, предпочитают образовать его самостоятельно, убрав в исходном слове приставку «не-».

Разнокоренные антонимы этого типа представлены в наших материалах окказионализмами совражество, хорошести и тупяк.

Про тебя на собрании опять будут одни гадости говорить? – Нет, только хорошести.

Это ОС было образовано таким же способом, как и его антоним, по той же словообразовательной схеме: говорящему было трудно найти подходящий узуальный антоним, но, в отличие от предыдущей серии примеров, он знал узуальные антонимы «гадко» и «хорошо» и по их образцу создал ОС. Авторы слов тупяк и совражество действовали так же. ОС тупяк и совражество были сотворены по аналогии со словами остряк и содружество, говорящие просто заменили корни на противоположные по значению.

Там у них не содружество, а совражество какое-то.

Ну ты остряк! – А ты тупяк!

2. Тип «начинать – переставать» и «действие – уничтожение результата действия»

Этот тип^[22] антонимов представлен в основном однокоренными антонимами и интересен с точки зрения семантики приставок, в особенности приставки «раз», поскольку она может быть антонимична таким приставкам, как «за», «с», «на»: забинтовать – разбинтовать, нагрузить – разгрузить, сформировать – расформировать.

Слова этого типа обычно образуются с помощью антонимичных приставок, причем одна приставка может быть антонимична нескольким, как в случае с приставкой «раз», которая представлена в работе окказионализмами распутаться, раскрутило и разоткнуться. Окказиональный глагол сдраконить антонимичен узуальному раздраконить в значении ‘привести в беспорядок’.

Меня не было на первой паре, меня ночью скрутило. – А теперь раскрутило?

Я сам запутался. – Теперь распутался?

Что это она заткнулась? О, разоткнулась.

У него вся постель раздраконена. – Ну так сдраконьте ее обратно.

Вероятно, говорящему было сложно сразу найти узуальный антоним, и он решил использовать антонимичность семантики приставок.

В случае со словом сдраконить большую роль играет наречие «обратно», которое указывает на то, что действия разнонаправленны. Если бы не оно, значение окказионализма не было бы понятно. В случае с ОС отслонить для понимания не требуется поясняющих слов.

То же происходит с окказионализмами отживить и вбиться, здесь окказиональные слова исполняют антонимичность приставок «от» – «при» и «в» – «вы».

Давайте купим живую курицу и приживим ей к шее почки! – Если не заткнешься, мы от тебя сейчас что-нибудь отживим.

Всегда пара человек выбиваются из класса, но они со временем вобьются.

Он лестницу прислонил, а я отслонил.

Конечно, есть вещи, в которые вляпаешься – и ничего: вляпаешься и выляпаешься.

Разнокоренные ОС этого типа представлены в работе всего одним примером:

Поколбасились – сосискайтесь обратно.

Как и в случае с ОС сдраконить, без наречия «обратно» не был бы понятен смысл окказионализма сосискаться, но собеседник понимает из контекста и ситуации, что сосискаться – «возвращаться в состояние, в котором бы до того, как начал колбаситься».^[23]

3. Тип «больше – меньше»

Этот тип, представленный в узусе^[24] в большинстве своем наречиями типа «много – мало» и прилагательными типа «высокий – низкий», в нашей работе представлен только одним примером, окказионализмами «перепатология» и «недопаталогия» в таком контексте:

Это уже не патология, а просто перепатология. – А у тебя вообще недопатология!

В этом случае присутствует некая игра слов: преобразовав слово патология с помощью приставки «пере» в перепатология, говорящий создает ОС, а отвечающий, стараясь не отставать и поддерживая языковую игру, преобразовывает патология в недопатология, по-видимому, более обидное.

Из контекста становится ясно, что значение слова перепатология - нечто более ужасное, чем просто патология, тогда как недопатология - это нечто, даже не дотягивающее до патологии.

Лингвистический эксперимент

Лингвистический эксперимент заключался в том, что исследователь создавал опрашиваемым условия, при которых возможно создание окказионализма, конструировал контекст, который провоцировал бы появление ОС, опирающегося на антонимичные отношения.

По результатам предполагалось судить о том, какой тип антонимичных отношений является наиболее мощным фактором появления окказионального слова.

В эксперименте было задействовано двадцать человек, которым в естественных условиях было предложено два типа контекста. Первый – на антонимичные отношения типа «Р – не Р», второй на антонимичные отношения типа «действие – уничтожение результата действия»

1. Говорится, что есть такие слова – нескладехи и даются примеры. Спрашивается: что это?

Предполагаемое ОС – складеха.

2. Говорится: «Если человек прислонил лестницу, а мне надо вернуть ее в исходное положение, что я сделаю?»

Предполагаемое ОС – отслонить.

Результаты эксперимента представлены в таблице:

Участник	Тип «Р – не Р»	Тип «начинать-переставать»
1.	Складеха	Отслонить
2.	Складеха	Отставить
3.	Обычное слово	Убрать
4.	Нормальное слово	Отодвинуть
5.	Нормальное слово	Отслонить
6.	Обычное слово	Убрать
7.	Обычное слово	Отставить
8.	Обычное слово	Отслонить
9.	Обычное слово	Отодвинуть
10.	Складеха	Отслонить
11.	Обычное слово	Невозможно
12.	Нормальное слово	Отставить
13.	Складеха	Отодвинуть
14.	Обычное слово	Отслонить
15.	Нормальное слово	Убрать
16.	Обычное слово	Отставить
17.	Нормальное слово	Невозможно
18.	Нормальное слово	Переставить
19.	Обычное слово	Убрать
20.	Складеха	Отслонить