« Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Астраханский государственный университет» ...»
Рассмотрение проблемы «внутренняя форма языковых единиц как лингвокультурологическая модель» в рамках темы данного диссертационного исследования актуально в том смысле, что, с одной стороны, внутренняя форма языкового знака, бесспорно, признается лингвистической категорией, с другой - отображение национально-культурной специфики языковой картины мира осуществляется в плане содержания языкового знака, что находит своеобразное отражение в его внутренней форме.
Методологическая база исследования внутренней формы как лингвокультурологической категории уже выражается не описательным методом, а сравнительно- сопоставительным анализом семантики языковых значений, компонентным анализом, этимологическим анализом. Основным же практическим материалом исследования выступает лексический и фразеологический состав языка. Таким образом, в этом разделе исследования предполагается выявить специфику внутренней формы языкового знака (лексического и фразеологического), в соответствии с которой можно судить о национально-культурных особенностях, зафиксированных в семантике языковых единиц.
Обзор научного материала, посвященного исследованию внутренней формы (В. фон Гумбольдт, 1984; А.А. Потебня, 1999; А.В. Кунин, 1986; Т.Р. Кияк, 1988; В.Г. Гак 1977), показывает, что внутренняя форма есть «один из самых выпуклых и, рельефных и в то же время сложных для понимания аспектов языка, передающих дух и характер говорящего на нем народа» (Леонтович, 2002: 320). Сам термин часто получает различное метафорическое толкование. Так, внутренняя форма может определяться как «внутренняя сила духа» (Гумбольдт, 1984: 75), «символ известного содержания» (Потебня, 1999:90), «умственный образ предмета», «след, который оставляет слово в памяти человека» (Кияк, 1988: 67, 28).
Теория внутренней формы языкового знака первоначально разрабатывалась В. фон Гумбольдтом, который ввел и разграничил понятия внешней и внутренней форм языка в целом. Согласно В. фон Гумбольдту формой языка является то, что возвышает членораздельный звук до выражения мысли, взятое во всей совокупности своей связи и системности (Гумбольдт, 1984: 71). Очевидно, что такое понимание внутренней формы языка не отрицает её наличия в единицах языка: словах, выражениях, словосочетаниях.
По отношению к лексической единице внутренняя форма в современной лингвистике обычно понимается либо как её исходно-этимологическое значение (Потебня 1999:24), либо как образный элемент в её значении (Виноградов1986: 25). Такие вариации трактовки внутренней формы слова с теми или иными модификациями присутствуют в других работах, посвященных исследованию языковой семантики.
Поскольку в рамки данного исследования не входит рассмотрение онтологической сущности внутренней формы языкового знака, ограничимся тем, что представим её терминологическое определение, которое представляется весьма удачным, и будет использоваться в этой работе в качестве рабочего. Вслед за Р.Т. Кияк, внутренняя форма языковой единицы нами понимается как «умственный интериоризованный образ, потенциально абстрагирующий и отражающий в виде апперцепционного представления один или несколько существенных признаков денотата, вызываемый и фиксируемый в памяти носителя языка, обусловленный морфемной структурой этой языковой единицы» (Кияк, 1988: 29). К этому определению в качестве обязательного комментария необходимо внести некоторое уточнение об условности понимания существенности признаков, лежащих в основе внутренней формы. Она объясняется тем, что выделение отличительных признаков в качестве внутренней формы принадлежит, прежде всего, людям, которые, в силу своей природной субъективности, структурируют её из известного им содержания единицы. Однако условность признаков нельзя воспринимать как их произвольность. Естественно предположить, что выбор признака или признаков, лежащих в основе номинации, могут характеризоваться определенной «броскостью». Эта «броскость» носит неслучайный характер, а детерминируется обстоятельствами, среди которых, очевидно, и обстоятельства национально-культурного плана.
В пределах одного языка кажущаяся произвольность избираемого признака, а, следовательно, и произвольность наименования могут показаться сомнительным фактом, ссылаясь на который на самом деле можно говорить о национально-культурной мотивированности языкового знака. Однако, как отмечает В.И. Карасик, целостность случайных наименований уже не является случайной по двум причинам:
- эти наименования прошли естественный отбор и закрепились в коллективной коммуникативной практике как наиболее удобные, подходящие для данного языкового коллектива способы обозначения действительности;
- в единой системе наименований образуются своеобразные силовые линии, привычные способы выделения признака, образующие смысловой каркас познаваемого через язык мира (Карасик, 2001:5).
О национально-культурной специфичности внутренней формы можно говорить только в пределах сопоставления двух языков. Поскольку несовпадение внутренних форм языковых знаков, принадлежащих разным лингвокультурам, может происходить из-за культурных, социальных, ситуативных факторов (Кияк, 1988: 17). Схожая мысль о зависимости внутренней формы от национально-культурных, социальных, исторических факторов высказывалась В.В. Виноградовым. В.В. Виноградов пишет: «Внутренняя форма слова, образ, лежащий в основе значения или употребления слова, может уясниться только на фоне той материальной и духовной культуры, той системы языка, в контексте которой возникло или преобразовалось данное слово или словосочетание» (Виноградов, 1986: 25).
Таким образом, можно говорить о том, что внутренняя форма языкового знака обладает определенной национально-культурной, социальной мотивированностью.
Вопрос о национально-культурной мотивированности тесно переплетается с вопросом о соотношении внутренней формы, мотивированности и этимологии языкового знака. Последний относится к разряду дискуссионных. Мотивированность может пониматься как характеристика внутренней формы (Кияк, 1988: 16) или как сама внутренняя форма (Зиндер, 1987: 101). В работе разделяется первая точка зрения, согласно которой внутренняя форма и мотивированность понятия не идентичные. Мотивированность в целом присуща внутренней форме языковой единицы, является её свойством. При этом многими учеными, в том числе и А.В. Куниным справедливо предполагается, что если внутренняя форма имманентная характеристика языковой единицы, то сама мотивированность присуща не каждой внутренней форме (Кунин, 1986, 143-145), в том смысле, что она может быть частично стертой или полностью утраченной.
Под мотивированностью языкового знака в данной работе понимается «синхронная ассоциативная связь между семантическими элементами номинативной единицы и соответствующим лексическим значением» (Кияк, 1988:68). Акцентирование такого элемента мотивированности, как «синхронность» дает возможность развести понятия мотивированность и этимология. Их различие исследовалось многими учеными лингвистами в сопоставлении с внутренней формой. Однако единая концепция так и не была предложена. Так, А.А. Потебня определял внутреннюю форму через этимологию (Потебня, 1999:24). Т.З. Черданцева отмечает, что между мотивированностью и этимологией языкового знака есть весьма существенная разница. «Мотивированность может быть либо достаточно прозрачной, либо она может совпадать с этимологией, наконец, она может вообще отсутствовать» (Черданцева, 1996: 61). По нашему мнению, этимология и мотивированность представляют собой два разных спектра внутренней формы, которые при определенных обстоятельствах могут совпадать. Если мотивированность характеризуется синхроничностью, то этимология, которая, по своему определению, состоит в том, чтобы с помощью исторических разысканий, реконструкций и интуиции определить этимон (Варбот, 1998:596-597), то есть ориентирована на историзм, то она характеризуется диахроничностью. В связи с этим уместным выглядит предложение Т.Р. Кияк о различении этимологической внутренней формы слова и узуальной внутренней формы. Первая обнаруживается в соответствии с проведением специальных исследовательских процедур этимологии на определенном этапе развития языка. Последняя функционирует в современном языке и может характеризоваться мотивированностью или частичной мотивированностью (Кияк, 1988:12-13). Такое разграничение оказывается весьма удобным при исследовании национально-культурных особенностей языковых единиц на основе их внутренних форм, фиксируемых в языке. Ведь и мотивированность, и этимология могут быть и скорее всего отмечены своеобразием национальной культуры.
Таким образом, национально-культурная специфика языкового знака может быть раскрыта при исследовании его внутренней формы либо с позиции этимологии, либо с позиции мотивированности. Если первая отсылает к истории знака, большая часть семантических значений которого и их переходов обусловлена соотношением реалий, средой, материальной и духовной культурой носителей языка, то последняя представляет текущую ассоциативную связь с фрагментами окружающей действительности, фактами культуры и бытом народа-носителя этого языка.
Все выше сказанное оказывается весьма верным не только по отношению к лексическим единицам, но и фразеологизмам, с той лишь разницей, что под мотивированностью фразеологизма, то есть его значения вслед за А.В. Куниным нами понимается «его синхронная связь с семантикой прототипа» (Кунин, 1986: 148).
Внутренняя форма фразеологизма определяется как «ассоциативно-образный мотивирующий комплекс, организующий содержание в языке» (Телия, 1986:12).
Необходимо отметить, что не все фразеологизмы обладают мотивированной внутренней формой и не все фразеологизмы могут иметь вскрытую этимологию. В данном случае в разряд анализируемых фразеологизмов попадают идиомы, которые определяются как «устойчивые сочетания лексем с полной или частичной переосмысленностью значения. Эти фразеологизмы бывают различных структурных типов и могут быть как мотивированными, так и не мотивированными» (Кунин, 1986:26) В этой работе термины «идиома» и «фразеологизм» используются взаимозаменяемо.
По замечанию А.В. Кунина, все фразеологизмы восходят к потенциальным фразеологизмам, которые обозначают познанные человеком объекты действительности, в том числе и фантастические (Кунин, 1986: 144). Т.З. Черданцева также отмечает, что идиомы рождаются в результате осмысленной необходимости найти знаковое выражение для определенных событий, ощущений и ситуаций разного плана и порядка, с которыми человек сталкивается, и которые требуют его оценки (Черданцева, 1996: 58-60). Концептуализация (сфера её деятельности понятийно-оценочная и образно мотивирующая информация) и вербализация (сфера деятельности - поверхностно-синтаксические сигналы и внутренняя форма (Латина, 1991:140)) этих фрагментов действительности с помощью идиом жизненно необходимы для социума, поскольку, как отмечается, однозначное понимание ситуации (фрагмента действительности) не может быть достигнуто всеми членами данного социума до тех пор, пока её описание не закрепится в знаке, в данном случае фразеологическом (Черданцева, 1996:61).
Из этого следует, что фразеологизмы могут соотноситься со своими прототипами, под которыми здесь понимаются «не только языковые единицы или переменные словосочетания, но и различного рода ассоциативные отношения: исторические, фольклорные, текстовые, то есть фонд общих знаний, связанных с историческими фактами, традициями, реалиями, представлениями» (Григорьева, 1985:56).
Все выше сказанное может считаться значимым в том смысле, что фразеологическая единица есть отражение способов осмысления действительности, которые, как указывалось выше, мотивированы национально-культурными условиями, и эти способы фиксируются во внутренней форме фразеологического знака, а образное основание внутренней формы становится фактором национально-культурной специфичности языкового знака.
С одной стороны, компонентный состав идиом включает языковые знаки, мотивированные своими национально-культурными ассоциациями, отсылающими к тому или иному прототипу. Тогда можно предположить, что основу национально-культурной специфики внутренней формы могут составлять:
- традиции и обычаи соответствующей лингвокультуры: англ. «baker’s dozen» - чертова дюжина, по старинному английскому обычаю торговцы хлебом получали от булочников тринадцать хлебов вместо двенадцати, причем тринадцатый шел в счет дохода торговцев; рус. «ударить по рукам» - окончательно согласиться с условиями сделки, принять сделку; от старинного русского обычая среди купцов ударять рукавицей по рукам в знак принятия сделки;
- различные реалии: рус. «не было ни гроша, да и вдруг алтын» - неожиданное приобретение того, чего недоставало; в русском языке «грош» старинная монета достоинством в половину копейки, «алтын» - старинная монета достоинством в три копейки; в английском «gentleman’s agreement» - джентльменское соглашение, соглашение на словах, не требующее письменного подтверждения, «gentleman» - джентльмен, знать;
- исторические факты: англ. «The Age of Compromise» - «Век компромисса», так называют время и атмосферу, царившую в Англии в период правления королевы Виктории;
- прецедентные тексты: рус. «Торг здесь не уместен!» (из произведения И.Ильфа и Е.Петрова «Двенадцать стульев»), «Vanity Fair» (произведение У. Теккерея «Ярмарка тщеславия»);
- сказки и басни: англ. «Fortunatus’s purse»- кошелек, в котором никогда не переводятся деньги (согласно немецкой легенде XV века, волшебный кошелек, всегда полный денег, был подарен богиней судьбы главному герою Фортунату); «неразменный рубль» - рубль, который неизменно возвращается к своему владельцу (по одноименной сказке Н.С. Лескова, заимствован из существовавшего суеверия о неразменном рубле);
- поверия и предания: рус. «живые деньги» - деньги, которые всегда есть в наличии (от русского поверия: чтобы водились деньги, их нужно складывать в кошельке лицевой стороной наружу — иначе убегут); «обмывать покупку» - после приобретения вещи необходимо купить спиртное и выпить за неё в кругу знакомых или приятелей (по поверию считается, что при получении какой-либо денежной прибыли или совершении покупки надо непременно часть денег потратить на выпивку ("пропить"), иначе вся прибыль "уйдет", а вещь скоро придет в негодность);
В приведенной выше группе основ национально-культурной специфики внутренней формы фразеологизмов прослеживается определенная тенденция национально-культурной мотивированности, то есть связи с прототипом, который сам значим в контексте национально культуры как её знак. С другой стороны, национально- культурная специфика образного содержания может раскрыться иным способом, в результате этимологического анализа одного из компонентов фразеологизма, который с первого взгляда никак не сигнализирует о национально-культурной мотивированности знака. В результате образное содержание раскрывается при соотнесении его с категориями, концептами, стереотипами, мифологемами национальной культуры и его интерпретировании в этом пространстве культурной системы, где и открывается культурно значимый смысл самого образа (Телия, 1996:231). Подробный этимологический анализ фразеологических компонентов с целью выявления национально-культурной маркированности внутренней формы будет представлен в практической части на примере разбора фразеологизмов с компонентом «карман/ pocket», «кошелек/ purse».
Таким образом, обратившись к группе фразеологизмов внешне не отмеченных никакими признаками национально-культурной мотивированности, можно, учитывая количественные характеристики частотности одного и того же компонента в составе фразеологизмов, провести этимологический анализ этого компонента, что, в целом, позволит выйти на фрагменты истории и культуры общности, языку которой и принадлежат эти фразеологизмы.
Обобщая все вышеизложенное, можно сделать следующие выводы:
- внутренняя форма языкового знака может рассматриваться в качестве лингвокультурологической модели, поскольку национально-культурная специфика фиксируется на уровне плана содержания языкового знака;
- внутренняя форма лексических единиц заключает образ, выстраиваемый из существенных признаков, выбор которых предопределяется историческими, культурными, социальными обстоятельствами;
- основа национально-культурной специфики внутренней формы фразеологизма проявляется на уровне синхронной ассоциативной связи с семантикой прототипа, которым выступает: факт истории, реалия, традиции, прецедентные тексты, фольклорные произведения, суеверия и поверия.
- национально-культурная специфичность внутренней формы фразеологизма, лишенного мотивированности, раскрывается на уровне этимологии одного из его компонентов, для чего необходимо выявить частотность употребления этого компонента во фразеологизмах, затем провести его этимологический разбор.
1.5 Коннотация в лингвокультурологическом контексте
Вопрос о коннотации в лингвокультурологическом контексте является логическим продолжением проблемы внутренней формы языкового знака как лингвокультурологической категории. Вынесение его рассмотрения за рамки предшествующего параграфа объясняется тем, что коннотация, будучи привязанной к внутренней форме языкового знака определенным образом, тем не менее, имеет несколько иную природу и специфику в нашем понимании, о чем будет говориться ниже.
Поскольку эта работа имеет лингвокультурологическую направленность, само понятие «коннотация» рассматривается в ракурсе её связи с национально-культурной спецификой и уточняется термином «культурно-национальная (или культурная) коннотация». По мнению В.Н. Телия, В.А. Масловой и других ученых, понятие культурной коннотации является ключевым в лингвокультурологии в связи с задачами этого направления и определяется как экспонент культуры в языковом знаке (Маслова, 2001:53).
Вопрос о коннотативном значении является в настоящее время в науке одним из дискутируемых, а сам объем понятия коннотации ещё до конца точно не определён. Поэтому в работе предпринимается попытка определить место и специфику коннотации в русле проблемы лингвокультурологического моделирования.
Понятие «коннотация» настолько многогранно, что приобретает самые разнообразные определения в зависимости от той области, в которой оно применимо. В стилистике «коннотация» понимается как стилистическое со - значение, связанное с эмоциональной оценкой (Винокур, 1980), в переводоведении - прагматическое значение (Комиссаров. 1980), в лингвострановедении - добавочная информация, имеющая национальную окраску (Верещагин, Костомаров, 1980), в психологии - семантические ассоциации (Апресян, 1974). В самой лингвистике под коннотациями часто подразумеваются «потенциальные признаки» или «скрытые семы» (Гак, 1972; Гинзбург, 1979), тем самым подчеркивается имплицитный характер этого явления в содержательном плане языковых единиц. Кроме того, подчеркивается, что коннотации «формируются и опытом коммуникантов, и языковой системой и всегда объединяются с определенным для них пониманием» (Шаховский, 1985: 34).
Понятие «коннотация» может трактоваться как в широком, так и узком смысле. В первом случае речь обычно идет о любом компоненте, который дополняет предметно-понятийное или денотативное, а также грамматическое содержание языковой сущности, при этом выполняя экспрессивную функцию.
Во втором случае коннотация рассматривается как «компонент значения, смысла языковой единицы, выступающей во вторичной для неё функции наименования, который при употреблении в речи дополняет её объективное значение ассоциативно-образным представлением об обозначаемой реалии на основе осознания внутренней формы наименования, то есть признаков, соотносимых с буквальным смыслом тропа или фигуры речи, мотивировавшим переосмысление данного выражения» (Телия, 1998: 236).
В общем и целом, в традиционном лингвистическом контексте коннотация характеризуется следующими признаками:
- коннотация есть семантическая сущность;
- коннотация узуально или окказионально входит в семантику языковых единиц;
- коннотация выражает эмотивно-оценочное отношение субъекта речи к действительности при её обозначении в высказывании;
-коннотация приобретает стилистически маркированную форму в виде тропов;
-коннотация создает экспрессивный эффект (Телия, 1986:5).
Весьма вероятно, что эта группа признаков коннотации как лингвистической категории не является закрытым списком таковых, а в рамках лингвокультурологического исследования может быть дополнен:
- коннотация включает в себя отсылку не к индивидуальному пользователю знака - говорящему, а к языковому коллективу (который в этом случае можно определить как национально-культурная общность) (Кобозева, 2000: 92);
- коннотация объективируется в речи в частности в форме псевдотавтологических конструкций типа «Х есть Х» (Кобозева, там же).
Говоря о лингвокультурологической значимости коннотации необходимо обратиться к статусу признаков, положенных в основу коннотации.
В.Н. Телия считает, что коннотация создается внутренней формой, при этом последняя понимается в широком смысле, как «любой образ, так или иначе ассоциированный в сознании говорящих с предшествующим значением слова или выражения» (Телия, 1986: 12-13).
Ю.Д. Апресян предлагает считать, что коннотация языковой единицы образована «несущественными, но устойчивыми признаками выражаемого ею понятия, которые воплощают принятую в данном языковом коллективе оценку соответствующего предмета или факта действительности» (Апресян, 1995: 159). В данной работе разделяется мнение Ю.Д. Апресяна, поскольку такой подход к структуре коннотаций позволяет снять неясность положения внутренней формы по отношению к коннотации при рассмотрении их в лингвокультурологическом контексте: внутренняя форма языкового знака, как указывалось ранее, соотносится с существенными признаками, в то время как коннотация- с несущественными, но устойчивыми. На основе этого естественным будет предположить, что национально-культурное своеобразие языкового знака может быть выявлено как на основе анализа существенных, так и несущественных семантических признаков. Естественным будет предположить существование смешанных типов национально-культурно мотивированных признаков. Первый вариант национально-культурной специфики языкового знака рассматривался ранее, обращение к коннотации дает возможность выполнить лингвокультурологическую задачу с позиций анализа несущественных признаков значения языковой единицы. В этом смысле коннотация получает помету «национально-культурная».
Синтезируя изложенные положения и подходы к сущности коннотации, в работе в качестве рабочего принимаем следующее её определение:
Коннотация заключает важный тип лексической информации, имеющий прагматический характер,
- является семантической сущностью, представляющей собой окказиональную или узуальную часть семантики языковых единиц,
- создается несущественными, но постоянными признаками соответствующего понятия в виде ассоциативно-образного представления о фрагменте действительности,
- выражает эмотивно-оценочное отношение субъекта к объекту, в результате чего создается экспрессивный эффект,
- имеет языковую и речевую форму объективации в виде тропов и фигур речи,
- включает отсылку к национально-культурной языковой общности.
Концепция национально-культурных коннотаций интенсивно разрабатывается школой В.Н. Телия, занимающейся лингвокультурологическим анализом фразеологизмов с позиции рефлексии живого носителя языка. В.Н. Телия считает, что культурно-национальные коннотации языковых сущностей узуально сопровождают их значение в форме образных ассоциаций с эталонами, стереотипами и другими культурными знаками и соотносятся друг с другом посредством когнитивных процедур, предающих этим коннотациям осмысление (Телия, 1993:312-313). Развивая эту мысль, М.Л. Ковшова определяет культурную коннотацию как особый тип знаний, актуализирующийся в ходе культурной интерпретации, под которой понимается процедура опосредования мотивационного, оценочного и эмотивного компонентов значения фразеологизма, представленных как область культурного знания в «ментальности» носителя языка» (Ковшова, 1996:13).
Таким образом, в рамках исследования культурной коннотации в значении языковой единицы выделяется три культурно маркированных блока значения: мотивационное, оценочное, эмотивное, которые и интерпретируются в семантическом пространстве культуры и соотносятся с культурно-национальными эталонами, стереотипами, выступающими как культурные знаки. Интеракция ассоциативного образа, создаваемого признаками понятия, и культурных знаков составляет содержание национально-культурной коннотации. Как отмечает В.Н. Телия, эта интеракция может существовать только в интерактивном режиме, при наличии культурно-языковой компетенции, которая с одной стороны «впитывается с молоком матери», с другой- с освоением тех эталонов и стереотипов группового опыта, характерного для данной лингвокультурной общности (Телия, 1993:309-310).
На языковом уровне это взаимодействие обретает эмоционально-оценочное содержание и «снимается» в форме чувств-отношений, отражаемых в словарях в виде помет «неодобрительно, презрительно, иронично и т.д.». Это означает, что национально-культурная коннотация, прежде всего, свидетельствует об ценностно-оценочных категориях культуры.
По нашему мнению, в рамках исследования коннотаций в лингвокультурологическом контексте следует отметить еще одну коннотативную особенность, часто наблюдаемую в языковых ситуациях, которая отражает социально-культурные изменения, происходящие в обществе. Как отмечает И.М. Кобозева, «коннотации слов одного языка чаще всего неизвестны носителям другого языка, поэтому при желании снять отрицательные коннотации, имеющиеся у исконного слова своего языка, в него вводится путем заимствования эквивалент, лишенный этих коннотаций, и приобретающий в заимствующем языке коннотации, которые связаны с представлениями о той стране, из языка которой взят синонимичный неологизм» (Кобозева, 2000: 94). В результате, реалии родного языка, заключающие отрицательные оценки и негативное отношение, начинают именоваться иначе, очевидно с целью сгладить, завуалировать свой первоначальный смысл или придать ему более весомый статус. Так, вместе с разрушением советской торгово-экономической системы в ходе перестройки в России в русский язык прочно вошло и закрепилось слово «бизнесмен», пришедшее из английского языка и, соответственно, отражающее реалию западного типа экономической культуры. Парадокс этого неологизма заключался в том, что такие понятия в русской жизни, как «спекуляция», «торгашество», «барышничество», имеющие ярко выраженную негативную, пренебрежительную коннотацию, стали именоваться бизнесом, а люди, занимающиеся этим делом, - бизнесменами. В связи с этим отношение к бизнесменам в России оказывается размытым - от пренебрежительного до отрицательного, хотя в исконном значении этого слова - «a man who works in business, especially a manager», «a man who is good at dealing with financial matters» (Macmillan Dictionary, 2002) - такого коннотативного оттенка не наблюдается.
Фразеологические единицы выражают оценочно-эмотивное отношение говорящего к фактам действительности посредством их образно мотивирующего отображения в языке. Целью таких фразеологических единиц является не описание действия, а его квалификация с точки зрения говорящего (Ковшова, 1996: 13-14). Их употребление провоцируется конфликтными ситуациями и поступками. Национально-культурная специфика таких единиц заключена в том, что их экспрессивность связана с нормативной картиной мира, обусловленной культурными категориями социума. Её раскрытие возможно через интерпретацию образного основания. Культурная интерпретация предполагает следующий алгоритм действия:
- соотнесение денотативного содержания единицы с рационально-оценочными установками культурной общности, как следствие – формирование оценочного суждения;
- соотнесение мотивированного образа внутренней формы (мотивационный компонент) с культурными установками, стереотипами, символами, и так далее, как следствие - формирование эмотивно-оценочной реакции как эмоционального переживания какой-либо объективной ситуации (Ковшова, 1996:16).
Таким образом, коннотативный компонент значения наравне с другими категориями лингвокультурологического моделирования может быть использован как основа культурной интерпретации языковых сущностей. Коннотация как фрагмент семантического значения, создается несущественными, но устойчивыми признаками, имеет отсылку к лингвокультурной общности, создается в виде ассоциативно-образного представления о действительности, на языковом и речевом уровнях приобретет различные формы, выражает эмотивно-оценочное отношение к объекту, сопряженное с эталонами, правилами, нормами поведения, распространенными и принятыми в лингвокультурной общности. Культурная интерпретация как языковых сущностей в соотношении со знаками культуры, так и явлений заимствования коннотаций позволяет говорить о национально-культурных явлениях и их особенностях в жизни языкового коллектива.
1.6 Концепт как лингвокультурологическая модель
В соответствии с тематикой диссертационного исследования в этом разделе работы объектом исследования является концепт. Правомерность включения концепта в лингвокультурологический аппарат доказана многими учеными (Степанов, 2001; Арутюнова, 1993; Зусман, 2001; Карасик, 2002; Аскольдов, 1997; Маслова, 2001 и другие). Новый взгляд на понятие концепт позволяет подняться на новую ступень постижения способов, закономерностей и особенностей взаимодействия языка, сознания и культуры, а, следовательно, расширить рамки содержательного анализа языковых явлений.
Необычность и уникальность концепта состоит в том, что он не есть межуровневая единица, сочетающая культурное и лингвистическое, а «содержательная единица памяти, ментального лексикона, которая отражает знание и опыт человека» (Кубрякова, 1996:90). В отличие от других моделей, рассматриваемых в рамках этой диссертационной работы (фоновых знаний, национальной языковой картины мира, внутренней формы языкового знака, коннотации, в которых форма знака становится отправной точкой исследования, и которая затем интерпретируется в терминах культуры), концепт позволяет изменить исследовательский вектор от мыслительных образований к их знаковой манифестации в различных видах деятельности, в том числе и языковой (Карасик, 2001: 9).
Таким образом, в этом разделе ставятся следующие задачи:
-проанализировать понимание лингвокультурного концепта;
-представить структурные формы концепта как лингвокультурологической модели и способы его выхода на языковой материал.
Принимая во внимание тот факт, что концепт считается одной из актуальных категорий психологии, философии, когнитологии, культурологии, лингвокультурологии, нельзя не отметить его различного понимания и интерпретирования. Так, например, в философии и языкознании определение концепта традиционно сводится к понятию (ФЭС, 1983:278,618; БЭС, 1989:382-383).
Одним из первых ученых, заметивших, что концепт нечто большее, чем понятие, был С.А. Аскольдов. Он обратил внимание на то, что концепт замещает нам в процессе мысли неопределенное множество предметов одного и того же рода (Аскольдов, 1997:269). Продолжая развивать идею С.А. Аскольдова о концепте, Д.С. Лихачев отмечает в нем своеобразное алгебраическое выражение знаний, которым человек оперирует и интерпретирует по-своему из-за неспособности охватить все значения в целом (Лихачев, 1993:3-9).
Таким образом, суммируя заключения, сделанные Д.С. Лихачевым и С.А. Аскольдовым, можно сказать, что концепт есть сущность из мира идеального, отражающая, в соответствии с пределами возможностей человеческой памяти и сознания, в редуцированной форме информацию об окружающем мире, что, следовательно, подразумевает определенную содержательную субъективность и её относительность.
В когнитологии концепт также выводится за рамки понятия и понимается как «термин, служащий объяснению единиц ментальных или психических ресурсов нашего сознания и той информационной структуры, которая отражает знание и опыт человека; оперативная содержательная единица концептуальной системы и языка мозга, всей картины мира, отраженной в человеческой психике» (Кубрякова, 1996:90). Характеристикой концепта, как когнитивного явления, выступает его языковая привязка или представленность в психике особыми репрезентациями - образами, картинками, схемами (Кубрякова,1996:91). Сообразно с таким определением концепт может рассматриваться как лингвокогнитивная категория.
В культурологическом контексте концепт занимает в системе «культура» центральное место. Как замечает В.Г. Зусман, он представляет собой «микросистему, несущую в себе отпечаток целого таким образом, что выявляет взаимодействие всех основных антропологических факторов культуры: этнического, исторического, психологического, языкового и прочих» (Зусман, 2001:38, 39). Сама культура в трактовке В.Г. Зусмана оказывается передаваемой из поколения в поколение системой концептов и констант, а также моделей их порождения и изменения (Зусман, там же).
По мнению В.И. Карасика, культурный концепт рассматривается как «многомерное смысловое образование, в котором выделяются ценностная, образная и понятийная стороны» (Карасик, 2002:129).
В свою очередь Ю.С. Степанов непосредственно указывает на тот факт, что сущность концепта заключается в его культурной концентрированности в ментальном пространстве. Он представляет собой «сгусток культуры в сознании человека, то в виде чего культура входит в ментальный мир человека и то, посредством чего человек сам входит в мир, а в некоторых случаях и влияет на него» (Степанов, 2001:43). Схожая мысль высказывается Н.Д. Арутюновой, считающей концепт понятием практической философии, которое слагается из взаимодействия таких факторов, как фольклор, традиция, национальная традиция, идеология, фрагменты искусства, переживаний и системы ценностей. «Мировоззренческие понятия (концепты) личностны и социальны, национально специфичны и общечеловечны… Они образуют своего рода культурный слой, посредничающий между человеком и миром» (Арутюнова, 1991:3, Арутюнова, 1993:3).
А.Н. Крюков также говорит о возможном существовании особого феномена, определяя его как «диффузный слой сознания, формирующийся на границе фоновых знаний и собственно языковых, имманентные характеристики которого в значительной степени объясняют национально-культурную специфику речевого общения и закономерности перевода» (Крюков, 1986:34). Очевидно, А.Н. Крюков имеет в виду именно концепт с его национально-культурной маркированностью и частичной языковой привязкой.
Учитывая представленные интерпретации концепта в культурологическом контексте, можно говорить о концепте как о лингвокультурологической категории.
Различные подходы к изучению концепта (лингвокогнитивный и лингвокультурологический) не исключают, а скорее дополняют друг друга, поскольку освещают разные стороны одного и того же явления. Другими словами это «разные векторы явления по отношению к индивиду, лингвокогнитивный концепт есть направление от индивидуального сознания к культуре, а лингвокультурный - направление от культуры к индивидуальному сознанию» (Карасик, 2002:122).
Основываясь на изложенных подходах к пониманию концепта, в качестве рабочего определения лингвокультурного концепта мы принимаем следующую его дефиницию: лингвокультурный концепт есть многомерное ментальное смысловое образование, заключающее знание и опыт как человека, так и лингвокультурной общности в целом, отмеченное культурной концентрированностью, характеризующееся ценностной, понятийной и образной составляющими, имеющее выход, как частный случай, на языковой уровень, предопределяющее и объясняющее национально-культурную специфику речевого и не только поведения. В дальнейшем в работе термины лингвокультурный концепт и концепт будут употребляться взаимозаменяемо, без нарушения смысла.
Такие имманентные характеристики концепта, как культурная концентрированность и языковая привязка между собой отмечены сопряженностью ввиду наличия, как сходства, так различия языковой и культурной систем. По мнению В.Н. Телия, сходство языка и культуры обнаруживается в следующем:
- язык и культура есть формы сознания;
- язык и культура существуют в диалоге;
- язык и культура созданы индивидом, социумом;
- язык и культура отмечены нормативностью;
- им свойствен историзм;
- им присуща антиномия «динамика-статика» (Телия, 1997:225-227).
Их противоположность выражается тем, что:
- если в языке преобладает установка на массового адресата, то в культуре ценится элитарность;
- культура и язык – разные семиотические системы;
- если язык как знаковая система, способен к самоорганизации, то культура не способна самоорганизовываться (Маслова, 2001:59-60).
В соответствии с целью нашего исследования значимость этих имманентных характеристик концепта чрезвычайно важна, поскольку языковая привязка концепта становится реальным исследовательским материалом культурного содержания концепта. С одной стороны, концепт, являясь определенным связанным смысловым фрагментом знания о действительности, опредмечивается национально-культурной общностью в виде специального знака, вербального или невербального. В качестве имен лингвокультурных концептов принято рассматривать «ключевые» слова, под которыми понимаются языковые единицы, характеризуемые своей частотностью и центральностью в языковом фонде национально-культурной общности (Маслова, 2002:51). С другой стороны, содержание концепта, озвученного, как частный случай, языковой единицей не ограничивается и не сводится к словарному значению этой языковой единицы. Говоря словами З.Д. Поповой, слово является лишь средством доступа к концептуальному знанию (Попова, Стернин, 2001: 36-37). Содержание концепта, представленное совокупностью его концептуальных признаков, может быть репрезентировано целой вариацией лексических, фразеологических единиц, пословицами и поговорками, афоризмами и т.д. Судить о способах актуализации концептуального содержания, по нашему мнению, можно лишь опираясь на структурные составляющие концепта, которые имеют свой выход на языковой уровень. Итак, лингвокультурный концепт обладает определенной структурой, которая может быть представлена разными конфигурациями (в основном трёхмерно):
- генетический смысловой план, актуальный смысловой план, прогностический смысловой план (Бухаров, 2001:80);
- основной компонент (актуальный признак), дополнительный компонент (пассивные признаки), внутренняя форма (Степанов, 2001:47);
- ядро: базовый образ, концептуальные слои: концептуальные признаки (Стернин, 2001: 60-61).
- понятийный базис, образная составляющая, ценностная составляющая (Карасик, 1997:1, Ляпин, 1997:5).
Очевидно, что различные подходы к структурированию концепта не исключают, а скорее взаимодополняют друг друга. Приоритетное использование того или иного типа структуры определяется целями и задачами исследования. Если первый и второй типы структуры концепта скорее применимы для этимологического исследования, то для лингвокультурологического анализа более релевантной оказывается структура, компонентами которой являются понятие, образ и ценность. В настоящей работе отдается приоритет последнему типу структуры концепта, в котором выделяется ценностная составляющая. Вслед за В.И. Карасиком и Г.Г. Слышкиным, мы считаем, что «центром концепта является его ценность, поскольку концепт служит исследованию культуры, а в основе культуры лежит именно ценностный принцип» (Карасик, Слышкин, 2001:71-72). Предпочтение этого подхода к изучению культурных концептов оправдано следующими положениями.
Во-первых, выделение ценностной составляющей позволяет учесть аффективность концепта в психолингвистическом понимании этого явления.
Во-вторых, образная составляющая связана с перцептивной и когнитивной сторонами концепта.
В-третьих, понятийная составляющая дает выход на языковую форму объективации концепта (Карасик, 2002:140).
Обращаясь к ценностной составляющей концепта, необходимо прояснить вкладываемый нами смысл в понятие «ценность».
По мнению Ю.Д. Апресяна, «ценить» относится к понятиям более расширенного типа, что означает, как следствие, абстрактность понятия «ценность». Расширенность его толкования объясняется спецификой смысловых признаков, положенных в основу этого понятия. Среди них Ю.Д. Апресян выделяет следующие:
- характер объекта, представляющего ценность. Если ценность рассматривается как высший ориентир (Карасик, 2002:193), способный определять поведение людей, то, очевидно под этим подразумеваются определенные этические, моральные, нравственные, духовные, человеческие составляющие.
- мотивированность хорошего отношения к объекту, представляющего ценность. Под этим подразумевается то, что в плане ценностного мотивированность должна обеспечиваться соотнесенностью качества объекта и его полезности или места, которое он занимает в жизни субъекта или других людей. Такая соотнесенность, очевидно, может осуществляться посредством рациональной оценки объекта.
- объект в целом или его аспекты как ценностное. В этом случае представляется релевантным выделять, что именно в объекте, то есть какой из его аспектов, ценностно маркировано. При этом весьма вероятно предположить, что ценить объект можно и за какие-либо отдельные его свойства, и его в целом.
- отношение между объектом и субъектом. Этот признак подразумевает соположение объекта, характеризуемого как ценностный, и субъекта, способного определить его таким образом. Очевидно, что ценить можно то, что всегда существовало и существует вне субъекта, и потеря чего, следовательно, невозможна, так и существующее в пространстве субъекта или им приобретенное в результате некоторых усилий (Апресян, 1999: 464).
Представленные смысловые признаки позволяют расширить толкование понятия «ценностное» следующим образом. По словам Ю.Д, Апресяна, если речь идет об общепринятых, культурных, духовных ценностях, то, очевидно, имеется в виду релевантность ценностного полезному, нужному в принципе, независимо от того, может ли субъект этим воспользоваться (Апресян, там же: 464).
Но, на наш взгляд, нельзя игнорировать и тот факт, что полезность и необходимость объекта, определяемые субъектом, возникают в условиях ощущаемой потребности. В этом случае речь может идти о ценности, уже понимаемой как актуальность. Сама актуальность определяется уже через понятия «важность, значительность чего-либо в настоящий момент, злободневность» (Словарь синонимов русского языка, 2000).
Из этого следует, что объект может иметь характеристику ценностного как значимого, необходимого, нужного в двух планах: ценностного как такового, независимо от того, существует ли потребность в его использовании или нет, и актуального, непосредственно выражающего потребность использования.
Рациональность ценностного выражается в том, что субъекту известна полезность, необходимость объекта как средства достижения каких-либо целей. Из этого следует, что рациональная оценка объекта при характеристике его как ценного или ценностного подразумевает выделение субъектом тех или иных его аспектов или качеств, которые представляются непосредственно важными в определенной ситуации. Таким образом, само выделение ценностных качеств объекта определяется типом ситуации, то есть типом контекста. Тематически контекст ситуации может быть личностным, социальным, историческим, национально-культурным и как лакмусовая бумага выявлять и характеризовать ценностные признаки объекта.
Все вышесказанное о понятии «ценность» может быть релевантным при описании ценностной составляющей культурного концепта и применимо для её характеристики.
Это означает, что, говоря о ценностной составляющей концепта, мы имеем в виду следующие его смысловые стороны: характер ценностного объекта; актуальность ценностного объекта; мотивированность ценностного отношения к объекту; выделение ценностных аспектов объекта; выделение контекста, в котором воспринимается объект.
Такая детализация ценностной составляющей концепта позволяет применять при исследовании содержания концепта, с одной стороны, номинативный фактор: «детализация наименования предмета, выделение смысловых оттенков». Как отмечает В. И. Карасик, ценным (актуальным) для человека является то, что играет существенную роль в его жизни, и как следствие, получает многостороннее обозначение в языке (Карасик, 1996:4). Такое явление называют семантической плотностью, то есть детализация фрагмента в виде комплекса вариативных обозначений в соответствии с выдвижением разных смысловых оттенков обозначаемого. В контексте выделенных признаков ценностной составляющей концепта явление семантической плотности фрагмента действительности оказывается наиболее показательным. С другой стороны может быть использован эмотивный анализ тех языковых единиц, которые актуализируют составляющие компоненты концепта. Таким образом, возможно выявить 1) коннотативные оттенки содержательных единиц концепта и 2) так называемые силовые линии ценностного наполнения концепта.
Кроме ценностной составляющей в структуре концепта выделяется понятийный уровень. Введение понятия в виде составляющей концепта снимает вероятность их смешивания. Ввиду того, что понятие есть объективное идеальное единство различных признаков предмета и связано со знаковыми структурами языка независимо от общения, то оно имеет законченную форму. Как отмечает С.С. Неретина, понятие можно определить как итог (Неретина,www.philosophy.ru/iphras/library/neretina/index.html).
Концепт в сопоставлении с понятием, трактуемом в классическом виде, характеризуется субъективностью, он существует в диахронии и динамичен, поскольку открыт к континуальности мира, понятие – всегда объективно и всегда - итог процесса познания и функционирует независимо от процесса общения, а потому стабильно и синхронично.
В этой связи стоит подчеркнуть, что память есть неотторжимое свойство концепта, которое ориентирует его в прошлое. Можно сказать, что концепт состоит из определенного стабильного содержания и блока памяти, содержащего опыт и знания, полученные в ходе деятельности. Механизм «памяти концепта» очевидно схож с моделью искусной памяти, поскольку последняя в определённой степени выражает закономерности, на основе которых формируется и естественная память. Как указывает Н.Г. Брагина, «на вопрос, как устроена естественная память человека, ответить достаточно сложно, но можно рассмотреть правила формирования искусной памяти, полагая, что модель создания искусной памяти в определенной степени выражает те закономерности, на основе которых формируется также и естественная память» (Брагина, 1999:135).Фрагмент модели искусной памяти представлен в работе Н.Г. Брагиной «Фрагмент лингвокультурологического лексикона (базовые понятия)», 1999, и заключает следующее.
- Память базируется на положении «память должна быть упорядочена» и акценте на внутреннее зрение: зрительные образы конструируют, формируют искусную память.
- Память моделируется как пространство, в котором помещаются образы.
- Порядок в памяти задается последовательностью мест.
- Содержание запоминаемого задается образами, формами, знаками, подобиями того, что нужно запомнить.
- Образ вещи и образ слова предполагают память для «вещей» и память для «слов».
- «Вещи»- предметное содержание речи, а «слова» - это язык, в который это предметное содержание облечено.
- Действенность образа обеспечивается необычностью и способностью пробуждать воспоминания (Брагина, 1999:135).
Опираясь на основные положения моделирования искусной памяти, можно предположить, что «память концепта» есть некий динамичный процесс, в ходе которого возникают словесные или невербальные формы. В эти формы как бы был «завернут» первоначально данный в концепте смысл.
В результате, как представляется, понятийный слой концепта приобретает ряд признаков: актуальный, дополнительные (имеющие отношение к истории возникновения концепта), внутреннюю форму (обычно не осознаваемую, но запечатленную в словесный знак) (Степанов, 2001:44).
Таким образом, можно говорить о том, что понятийная составляющая концепта заключает ряд признаков, некоторые из которых функционируют в диахронии и связаны с историей возникновения концепта, другие - говоря словами Ю. С. Степанова, составляют его внутреннюю форму и запечатлены в вербальном знаке, его репрезентирующем и существуют в синхронии. Если выявление диахронических понятийных признаков требует применения этимологических, культурологических приемов, то выявление синхронно функционирующих понятийных признаков становится весьма возможным при обращении к семантическому анализу языковых единиц, репрезентирующих концепт на языковом уровне. Однако необходимо учитывать, что признаки характеризуются неравнозначной актуальностью, вследствие чего понятийная значимость концепта оказывается неодинаковой для разных слоев национально-культурной общности, более того, неоднозначна для разных культурных общностей.
Резюмируя все вышеизложенное, можно заключить, что понятийная составляющая лингвокультурного концепта состоит из некоторого стабильного содержания и блока памяти, заключающего опыт и знания, полученные человеком и национально-культурным обществом в ходе исторической и социальной деятельностей. Понятийная составляющая концепта может быть выявлена через семантический анализ языковых единиц, объективирующих концепт, а также при помощи историко-этимологических приемов.
Образная составляющая лингвокультурного концепта представляет собой обязательную структурную характеристику последнего. Моделирование образной составляющей концепта, как отмечает В. И. Карасик, возможно в виде фрейма (Карасик, 2002: 152). В целом под фреймом принято рассматривать информационную структуру, репрезентирующую стереотипные ситуации в памяти человека (Minsky, www.doc.mmu.ac.uk). В современной когнитивной лингвистике обозначение таких структур сопряжено с рядом терминов: «фрейм» (Minsky, 1975), «схема» (Bartlett, 1932), «сценарий» (Schank & Abelson, 1977), «когнитивная модель» (Lakoff & Johnson, 1980), «ситуационная модель» (Дейк, 2000) и т.д.
Резонно предположить, что, с одной стороны, их выбор определяется характером моделируемого объекта и поставленными задачами. С другой стороны, разнообразие терминологии можно объяснить позициями ученых относительно способов различения степени статичности и динамичности этих структур, а также типами выводов, которые они позволяют сделать. Тем не менее, такое разнообразие терминологии при обозначении структур знаний не заслоняет главное: все они представляют собой пакеты информации, хранимые в памяти или создаваемые в ней по мере необходимости из содержащихся в памяти компонентов.
Многомерность мира и его разнообразие приводит к тому, что его фрагменты, запечатленные в памяти в виде определенных образов, характеризуются особенностью. Как следствие фреймы культурных концептов способны обозначить то, что в культуре является типичным (Демьянков, 1996:188, Дейк, 2000:27), что представляется весьма существенным при исследовании культурного концепта.
В когнитивной лингвистике наравне с понятием фрейм используется и понятие сценарий, который обычно трактуется как разновидность фрейма. Так, З.Д. Попова и И.А. Стернин считают, что сценарии являются фактически фреймами, разворачиваемыми во времени и пространстве (Попова, Стернин, 2001:73). Если «магазин» - это фрейм, то «поход в магазин для совершения покупки» - это сценарий. Опора сценария на фрейм, очевидно, объясняется природой последнего. Как считает И.В. Агеев, фрейм комбинирует в себе логический, продукционный и семантический аспекты (Агеев, 2002:207), то есть является базовой, модульной структурой знаний, «организованной вокруг некоторого понятия, содержащей данные о существенном, типичном и возможном для данного понятия» (Демьянков, 1997:188). Здесь необходимо добавить, что это типичное и существенное в первую очередь рационально мыслится, а не переживается.
Таким образом, фрейм как когнитивная модель оказывается минимально возможным описанием сущности какого-либо явления, события, ситуации посредством жестко заданной структуры, обозначенной через вершинные узлы и терминалы. (Минский, www.doc.mmu.ac.uk. Агеев, 2002:211). Под «минимально возможным» понимается невозможность дальнейшего упрощения его структуры, поскольку таковое приводит к потере полноты описания объекта, а элемент модели перестает выполнять свои функции.
В когнитологии иногда говорят о фреймовом сценарии, под которым понимается цепочка фреймов, организованных во времени и пространстве причинно-следственными связями (Кулаков, http://myai.narod.ru/Minsky/prilrus.htm). По нашему мнению, этот термин имеет право на существование, поскольку некоторые объемные знания о каком-либо явлении в своем образном представлении настолько сложны, что бывает весьма трудно определить, относится ли оно к простому фрейму, имеющему двухуровневую структуру, представленную из вершинных узлов и терминалов (слотов) или дополнительно заложена последовательность этапов, их причинная связанность. Нам представляется, что концепт «торг» можно отнести по образной составляющей к фреймовому сценарию, о чем будет говориться в последующем параграфе.
Как уже отмечалось выше, фрейм и концепт связаны между собой тем, что фрейм «выделяет части, то есть структурирует информацию, а концепт есть сама значимая информация, обладающая определенной ценностью» (Карасик, 2002: 199). Следовательно, фрейм привязан к концепту, есть своего рода трафарет, на который накладывается сам концепт. Или концепт есть содержание, а фрейм его мыслительная форма. Такая позиция не противоречит одному из основных законов философии о форме и содержании и, как кажется, вносит ясность в соотношение этих двух феноменов.
Принято считать, идея фрейма схожа с теорией лексико-семантического поля (Trier, 1973). Согласно этой теории на каждое «понятийное поле», которое соответствует определенной сфере понятий, как бы накладываются слова, членящие это поле без остатка и, таким образом, образующие «словесное поле». Само семантическое поле определяется как «совокупность языковых единиц, объединенных общностью содержания и отражающих понятийное, предметное или функциональное сходство обозначаемых явлений» (Кобозева, 2000:99). Построение фреймового сценария концепта и дальнейшее его исследование на языковом материале опирается на понятие лексико-семантического поля.
Таким образом, образная сторона концепта подразумевает набор характеристик предметов, явлений, событий, запечатленных в памяти. Эти характеристики считаются релевантными признаками практического знания и организованы в виде определенных когнитивных структур: фреймов или сценариев. Сценарий соотносится с фреймом как его разновидность, в котором объемное представление стандартных знаний организуется в виде последовательных фреймов, разворачиваемых в пространстве и времени и связанных между собой причинно-следственными связями, подчеркивание такой специфики сценария выражается в существовании термина «фреймовый сценарий».
Резюмируя все выше изложенное можно сделать ряд обобщений:
- Концепт входит в разряд лингвокультурологических моделей иного порядка, поскольку определяется как не межуровневая единица, а многомерное ментальное образование, заключающее знание и опыт как одного человека, так и лингвокультурной общности в целом.
- Концепт отмечен культурной концентрированностью и имеет, как частный случай, выход на язык.
- Концепт структурирован трехаспектно: ценностно, понятийно и образно. При этом каждый аспект имеет знаковое выражение.
- Ценностный аспект концепта заключает характер ценностного объекта, актуальность ценностного объекта, мотивированность ценностного отношения к объекту, выделение ценностных компонентов объекта, выделение контекста, в котором воспринимается объект.
- Понятийный аспект концепта представляет некоторое стабильное содержание и блок памяти, заключающий опыт и знания, приобретенные человеком и, шире, лингвокультурным обществом в ходе исторической деятельности, что может быть выявлено через этимологический анализ имени концепта и его современное понятийное толкование.
- Образный аспект концепта представляет типичную форму фрагмента знания, характерного для лингвокультурной общности и поэтому отмечен национально-культурной спецификой. Фрейм, как разновидность мыслительной формы фрагмента знания, вмещает содержание концепта и способствует его понятийному развертыванию.
2.1 Сценарный концепт «торг»
Как отмечалось в предыдущем параграфе, концепт, ментальное образование, заключающее смысловой сгусток информации, на когнитивном уровне репрезентируется в виде фреймов, сценариев или иных когнитивных моделей.
Обращение к фреймово-сценарной репрезентации концепта является в исследовательской процедуре ключевым моментом, поскольку она служит своего рода перекидным мостиком от мира идеального к миру материальному, в частности - к языковой манифестации концепта и его содержанию.
В этом параграфе ставится цель:
- построить на интроспективной основе фрейм «торг», тем самым определить базовые имманентные составляющие концепта «торг» на понятийном уровне, которые будут составлять понятийный типовой каркас концепта, расширить его содержательную структуру путем выстраивания сценарного развертывания явления, именуемого «торг».
- на основе анализа дефиниций, лексических единиц русского и английского языков, непосредственно репрезентирующих этот концепт в соответствующих лингвокультурах, дополнительно построить два фрейма: фрейм концепта «торг» русской лингвокультуры и соответствующий фрейм английской лингвокультуры.
- сопоставить фреймы лингвокультурного концепта с базовым и выявить качественные различия понятийных признаков, представленных на языковом уровне.
Такой ход работы представляется оправданным, поскольку первый фрейм, построенный интроспективно, будет являться базовой моделью, на основе которой можно будет сопоставить фреймы лингвокультурного концепта и обнаружить «выпуклости» различных концептуальных признаков, их открытость или латентность в соответствующих лингвокультурах.
При построении базового фреймового сценария «торг» мы опираемся на основные положения понятийной классификации Р. Халлига и В. Вартбурга, изложенные в их работе «Begriffssystem als Grundlage fur die Lexicographie. Versuch eines Ordnungsschemas» Berlin, 1963. Опора на понятийную классификацию, предложенную этими учеными, нам представляется весьма органичной в рамках данной работы. На наш взгляд, эта классификация не противоречит основным положениям, разработанным в рамках теории фреймового представления знаний М. Минского. Суть классификации Халлига и Вартбурга состоит в том, чтобы, не ограничиваясь одним языком или диалектом, т.е. исключая национальные таксономии, классифицировать понятия в соответствии с порядком, продиктованным самой логикой жизни. Система понятийных классификаций Р. Халлига и В. Вартбурга отличается логичностью построения, каждое последующее понятие обусловлено предыдущим. Важным моментом их классификации является то, что они классифицируют не слова, а лексические знаки (символы), представляющие понятия. Отсюда безразличие к грамматической природе этих знаков, что весьма существенно при выделении основных понятийных составляющих концепта. Выделенные и расклассифицированные по разделам, подразделам и подгруппам понятия Халлига и Вартбурга в контексте фреймов и сценариев есть не что иное, как вершинные узлы фрейма, которые содержат постоянные данные для определенных типовых ситуаций (по М. Минскому).
Итак, общая характеристика фреймового сценария концепта «торг» может быть представлена следующим образом:
процесс, выраженный в определенных вербальных формах, представляющий мотивированное взаимовыгодное взаимодействие между двумя участниками с целью товарно-денежного обмена в специально отведенном для этого месте. Предметом взаимодействия выступает объект, наделенный определенными качествами и характеристиками. Средством взаимодействия выступает особый объект, играющий роль всеобщего эквивалента при товарном обмене. Результатом взаимодействия является обоюдное соглашение. Сферой такого взаимодействия обычно выступает торговля, коммерция.
Таким образом, основными вершинными узлами фреймового сценария «торг» являются:
1.Процесс взаимодействия, который выражается через понятие «торговаться».
2.Форма этого процесса может быть выражена понятием «договариваться об условиях взаимодействия».
3.Мотивированность этого процесса выражается стремлением к получению выгоды.
4.Цель взаимодействия, выражается через понятие «купля-продажа».
5.Место взаимодействия, выражается через понятие «место свободной торговли».
6.Участник 1 и его характеристики, выражается через понятие «продавец», его характеристика понятийно выражается как «продавать товар».
7.Участник 2 и его характеристики, выражается через понятие «покупатель», а его характеристика - «покупать товар».
8.Предмет взаимодействия понятийно выражается через «товар».
9.Характеристика предмета взаимодействия понятийно заключается в «наличии цены и качества», что, в свою очередь может выражаться через понятийную оппозицию «дорого - дешево».
10.Средство взаимодействия, выступающее всеобщим эквивалентом, выражается понятием «деньги».
11.Функция денег в этом взаимодействии выражена понятием «оплата».
12.Результат взаимодействия, понятийно можно выразить как «соглашение».
13.Сфера взаимовыгодного взаимодействия, выражена понятием «торговля».
Фреймовый сценарий концепта «торг», демонстрирующий развертывание самого процесса действия с позиции третьего лица выглядит таким образом (типичные компоненты ситуации – продавец S – seller, покупатель B – buyer, товар G – goods):
Сцена № 1 Установление контакта между продавцом и покупателем
S хвалит G, сообщая о нем, пытаясь привлечь внимание В
В обращает внимание на G
S хвалит В с целью расположить к себе В
В сообщает S, что хочет приобрести G
Сцена № 2 Обсуждение возможной покупной цены на товар
В запрашивает цену G
S хвалит качества G
В запрашивает цену G повторно
S объявляет цену G
В соизмеряет цену и G
S обосновывает цену качеством G
В предлагает снизить цену G
В предлагает свою новую цену на G
В соглашается приобрести G за новую цену / не соглашается приобрести G за новую цену и уходит
S соглашается отдать G за новую цену
Сцена № 3 совершение покупки
В платит S деньги согласно новой цене на G
S отдает товар G
Далее приводится два типа сценария, где первый представляет сценарий «торг» с позиций покупателя, а второй- с позиций продавца.
Сценарий « Торг с позиций покупателя»
Сцена № 1 Приход на рынок
В ходит по торговым рядам
В рассматривает предлагаемые товары
Сцена № 2 Выбор товара
В обращает внимание на G
В запрашивает у S информацию о G
В желает его приобрести у S
В запрашивает цену G у S
Сцена № 3 Обсуждения условия покупки
В не соглашается с предлагаемой ценой G
В указывает на причину несогласия
В предлагает снизить цену G
В получает/ не получает от S уступку на G
Сцена № 4 Оплата
В платит в соответствии с договорной ценой
В получает товар G
Сценарий «Торг с позиций продавца»
Сцена №1 Поиск и установка контакта с покупателем
S обращается к ВВ с предложением купить его G
S демонстрирует свой G
S предлагает купить G
Сцена №2 Обсуждение условий продажи G
S указывает на лучшие качества G
S объявляет цену G
S обосновывает цену G характеристиками G
S предлагает уступки
Сцена № 3 Оплата
S получает деньги согласно договорной цене на G
S отдает G
Итак, представленные выше типы сценариев концепта «торг» в целом фиксируют и отражают его основные узловые моменты. Разделение на сцены подчеркивает сложный характер этого концепта, который проявляется, с одной стороны, в виде его составных компонентов: участников торга, места торга, время торга, отношений, цели и результата торга.
В каждом сценарии приемы выполнения действий могут варьироваться в зависимости от обстоятельств. Например, продавец S может и не предложить уступки, тогда последовательность действий будет нарушена или может принять другую форму.
Принимая во внимание определение сценария как не просто цепи событий, а, скорее, связанной каузальной цепочки действий, можно заключить, что сценарий концепта «торг» с учетом графа «и/или» может разветвляться на множество возможных путей, которые сходятся в особо характерных для сценария точках - элементарных действиях, и отражает тактики и приемы ведения торга как целенаправленного действия.
В соответствии с этим сценарий концепта «торг» можно представить более комплексно. Предполагается, что он будет форму сети, содержащей иерархическую структуру, где буде указываться возможность отклонения в виде графа «и/ или».
Сценарий представляет две вершины «продавец S», «покупатель B». Одна из них представляет комплекс всех возможных действий покупателя внутри фреймового сценария, другая представляет возможные действия продавца.
Полный вариант этого типа сценария представлен в приложении № 1.
В соответствии с данными английских и русских толковых словарей (Толковый словарь русского языка под ред. С.И. Ожегова, Н.Ю. Шведовой 1997; Толковый словарь русского языка, В.И. Даля, 2000; НСРЯ под ред. Т.Ф. Ефремова, 2000; БТСРЯ под ред. С.А. Кузнецова, 1998; ССРЛЯ, 1961; СРЯ под ред. А.П. Евгеньевой, 1987; Macmillan English Dictionary, 2002; The Advanced Learner's Dictionary of Current English by A.S. Hornby, E.V. Gatenby, H. Wakenfield, 1992; Webster’s Third International Dictionary of the English Language, 2001; The Oxford Paperback Thesaurus, 2001; The Oxford Learner’s Dictionary 19971; Roget’s Thesaurus of English Words & Phrases, 1966; Merriam Webster Dictionary, 1984, электронный вариант http://thesaurus.com, http://dictionary.law.com, http://www.askoxford.com), материал которых активно используется в данном диссертационном исследовании, фрейм концепта «торг» в русской лингвокультуре строится на основе словарных дефиниций лексем «торг», «торговаться», «торговать», фрейм английского концепта- на основе словарных дефиниций соответствующих лексем «bargain», «to bargain». Это объясняется тем, что семантическая структура выделенных слов представляет лексико-семантические варианты значения, имеющие прямое отношение к торгу.
Как показывает анализ словарей, лексема «торг» в русском языке заключает несколько лексико-семантических вариантов значения:
- действие, по глаголу торговать, что значит «вести торговлю, иметь торговые отношения с кем-либо»,
- действие по глаголу торговаться, что значит «добиваться уступок, сговариваясь о цене или денежных условиях при какой-либо покупке или сделке»,
- сделка, соглашение,
- базар, рынок, место купли-продажи,
- публичная продажа какого-либо имущества, вещей, при которой вещь приобретается лицом, предложившим за неё наивысшую цену, аукцион. В этом лексико-семантическом значении слово обычно имеет форму множественного числа.
Лексико-семантический разбор единиц «торговаться», «торговать» демонстрирует наличие таких лексико-семантических значений, как:
«торговаться» - добиваться уступок, сговариваясь о цене или денежных условиях при какой-либо покупке, сделке,
- спорить, не соглашаясь с чем-либо, стремясь добиться чего-либо, получить что-либо (этот лексико-семантический вариант значения имеет переносное значение и используется в разговорном стиле).
«торговать»- вести торговлю, куплю-продажу,
- быть продавцом, заниматься продажей, отпуском товаров покупателям,
- производить торговлю, быть открытым для торговли,
- предоставлять в чьё-либо распоряжение за деньги или ради выгоды, поступаться чем-либо из-за какой-либо выгоды (этот вариант значения отмечен наличием переносного смысла),
- собираясь купить что-либо, прицениваться, сговариваться о цене (в этом значении имеется оттенок просторечия и устарелости),
На основе представленных словарных дефиниций фрейм концепта «торг» русской лингвокультуры состоит из следующих компонентов:
1) ситуация купли- продажи, 2) место свободной торговли, 3) торговля, 4) торговаться, 5) беседа, направленная на достижение взаимопонимания относительно условий купли - продажи товара, 6) добровольность, 7) соглашение, 8) уступать, 9) цена, 10) платить, 11) продавать, 12) покупать, 13) товар, 14) продавец, 15) покупатель, 16) выгода, 17) деньги, 18) функционирование торговой организации, 19) отказываться от чего-либо ради личной выгоды, 20) договариваться, 21) спорить, не соглашаясь, 22) условия, 23) сделка.
Словарные дефиниции лексемы «bargain» заключают несколько лексико-семантических значений, которые здесь представлены несколько подробнее ввиду детальных различий формулировок в различных словарях:
- agreement between parties settling what each gives or receives in transaction between them or what course of action or policy each pursues in respect to the other,
- agreement arrived at after a discussion in which the parties involved promise to honor their respective obligations,
- mutual agreement or contract between two parties which is voluntary and involves the exchange of consideration (money, goods, services) or a promise for a promise,
- supposed good deal,
- advantageous purchase,
- lower than usual price,
- transaction, situation, or event regarded in the light of its good or bad consequences or results.
Лексическая единица «to bargain» заключает следующие лексико-семантические варианты значения:
- try to persuade someone to give you a better price or make an agreement that suits you better,
- talk about prices, trying to sell at a high price or buy at a low price, or get sth. оn profitable terms,
- negotiate the terms of an agreement,
- exchange, trade,
- haggle over the terms of an exchange.
Анализ дефиниций «bargain», «to bargain»позволяет выстроить фрейм со следующими компонентами:
1)agreement, 2)two people (parties) involved, 3)transaction, 4)money, 5)pay, consideration, 6)persuade, 7)negotiate, 8)promise to honor obligations, 9)goods, 10)haggle, 11)price, 12)profit, 13)trade, 14)voluntary, 15)situation in the light of its good/ bad consequences, 16)sell, 17)buy, purchase, 18)deal, 19)terms.
Сопоставление фреймовых составляющих концепта «торг» для английской и русской лингвокультур с базовым фреймом дает следующие результаты.
Процесс взаимодействия, который выражается через понятие «торговаться»: рус.: «торговаться»/ англ. «haggle».
Форма процесса «договариваться об условиях взаимодействия»: рус. «договариваться об условиях»/ англ. «negotiate the terms».
Мотивированность этого процесса, выражаемая стремлением к получению выгоды: рус. «выгода»/ англ. «profit».
Целевая ситуация взаимодействия, выражается через понятие «совершение купли-продажи»: рус.: «купля-продажа»/ англ. «transaction».
Место взаимодействия, выражается через понятие «место свободной торговли»: рус. «место купли-продажи, рынок»/ англ. «-».
Участник 1 и участник 2: рус. «продавец- покупатель»/ англ. «two people (parties) involved».
Характеристики участников «продавать товар- покупать товар»: рус. «покупать- продавать»/ англ. «sell- buy, purchase».
Предмет взаимодействия «товар»: русс «товар»/ англ. «goods».
Характеристика предмета «цена и качество»: рус. «цена»/ англ. «price».
Средство взаимодействия, выступающее всеобщим эквивалентом, «деньги»: рус. «деньги»/ англ. «money».
Функция средства взаимодействия- всеобщего эквивалента- «оплата»: рус. «платить»/ англ. «pay, consideration».
Результат взаимодействия «соглашение»: рус. «соглашение, сделка»/ «agreement, deal».
Сфера взаимовыгодного взаимодействия, выражена понятием «торговля»: рус. «торговля»/ «trade».
Сопоставление показывает, что в своих вершинных узлах фреймы, выстроенные на основе словарных дефиниций ключевых слов- репрезентантов концепта в английском и русском языках, в основном совпадают. Исключением становится вершинный узел «место свободной торговли», который является ключевым для русского фрейма - концепта и поэтому выделяется понятийно через словарные дефиниции. В английском фрейме-концепте этот вершинный узел отсутствует по причине своей понятийной невыделяемости в словарных дефинициях ключевых слов. Это, однако, совершенно не означает невключенность этого признака в содержание английского концепта. Очевидно, его отсутствие в дефинициях ключевых лексем может быть объяснено минорностью этого признака концепта в английской лингвокультуре, поскольку английский концепт не ограничен ситуациями купли-продажи и присутствует в широких сферах, где решаются вопросы по поводу которых стороны пытаются договориться, найти общее решение.
Кроме того, анализ дефиниций позволил выделить дополнительно в обоих фреймах вершинный узел «добровольность»/ «voluntary», что может быть интерпретировано как «модальность восприятия взаимодействия его участниками».
В русском фрейме дополнительно выделена понятийная оппозиция «уступать, отказаться от чего либо ради выгоды - спорить, не соглашаясь», что может быть определено как «тактика взаимодействия». При этом необходимо отметить, что словарная дефиниция, содержащая этот понятийный признак, имеет помету переносного смысла, что выводит русский концепт посредством этого признака за пределы ситуации купли-продажи, в сферу неторговых межличностных отношений. В английском фрейме «тактика взаимодействия» представлена понятием «persuade». Таким образом, вершинный узел «тактика взаимодействия» качественно по-разному наполняется для английского и русского вариантов концепта.
В английском фрейме выделяется «promise to honor obligations», что можно обозначить как «публичное заявление о намерении выполнять обязательства, связанные с результатом взаимодействия». В русском фрейме такой компонент отсутствует.
В русском фрейме присутствует компонент «функционирование торговой организации», на основе которого можно выделить такой вершинный узел, как «функциональная специфика, структур, включенных в сферу взаимодействия».
В английском фрейме дополнительно выделяется «situation in the light of its good or bad consequences», что может быть определено как «оценочная специфика ситуаций, выходящих за рамки такого взаимодействия».
Таким образом, на основе выше изложенного можно прийти к следующим заключениям:
-концепт «торг» представляет собой сложный по своей структуре фрейм, который в своей динамике превращается в сценарий, представляющий цепочку причинно-следственных сцен.
-базовыми вершинами фрейма концепта «торг» являются: специфическое вербальное взаимодействие в особой форме; минимально два участника действия; место действия торга; мотивированность торга; предмет торга; средство торга; цель и результат торга; набор правил проведения торга; набор приемов и тактик проведения торга.
-анализ словарных дефиниций лексем русского и английского языков, репрезентирующих концепт, позволяет дополнительно выстроить фреймы концепта «торг» и выявить их качественные понятийные различия.
-фреймы английского и русского вариантов концепта «торг» в основных своих моментах совпадают. Исключение составляет латентность понятийного признака «место торга» в английском фрейме. Кроме того, в обоих фреймах выделяются признаки «модальность восприятия взаимодействия его участниками», «тактика взаимодействия». Дополнительно в английском фрейме выделяется «публичное заявление о намерении выполнять обязательства, связанные с результатом взаимодействия», «оценочная специфика ситуаций, выходящих за рамки такого взаимодействия».
-каждый базовый понятийный признак лингвокультурно индивидуализируется посредством различных лексических, фразеологических и паремиологических единиц соответствующего языка, анализ которых будет представлен во второй главе данной диссертации.
Выводы к Главе 1
