Государственное образовательное учреждение
высшего профессионального образования
«Астраханский государственный университет»
На правах рукописи
Петелина Юлия Николаевна
Концепт «торг» в английской и русской лингвокультурах
Диссертация
на соискание ученой степени
кандидата филологических наук
10.02.20. – сравнительно-историческое, типологическое
и сопоставительное языкознание
Научный руководитель -
кандидат филологических наук, доцент
Стомпель Елена Михайловна
Астрахань 2004
Оглавление
| Введение | |
| Глава 1 Лингвокультурологическое моделирование концепта «торг» | |
| 1.1 Проблема построения лингвокультурологической модели | |
| 1.2 Фоновые знания как лингвокультурологическая модель | |
| 1.3 Национальная языковая картина мира как лингвокультурологическая модель | |
| 1.4 Внутренняя форма языковых единиц как лингвокультурологическая модель | |
| 1.5 Коннотация в лингвокультурологическом контексте | |
| 1.6 Концепт как лингвокультурологическая модель | |
| 2.1 Сценарный концепт «торг» | |
| Выводы к Главе 1 | |
| Глава 2 Обозначение концепта «торг» в английской и русской лингвокультурах | |
| 2. 1 Лексические единицы, обозначающие концепт «торг» в английском и русском языках | |
| 2.2 Фразеологические единицы, обозначающие концепт «торг» в английском и русском языках | |
| 2.3 Концепт «торг» в английской и русской паремиологии | |
| 2.4 Психолингвистическая верификация концепта «торг» в языковом сознании носителей английской и русской лингвокультур | |
| Выводы к Главе 2 | |
| Заключение | |
| Библиография | |
| Приложение |
ВВЕДЕНИЕ
Диссертационное исследование выполнено в русле работ лингвокультурологического направления.
Объектом изучения в данной диссертации выступает концепт «торг», предметом исследования являются его сопоставительные отличительные признаки в английской и русской лингвокультурах.
Актуальность избранной темы определяется следующими положениями: 1) лингвокультурологические исследования являются ведущим направлением в современной науке о языке, вместе с тем различные типы культурных концептов еще недостаточно изучены, 2) торг – это очень важная социальная деятельность, товарно-денежный обмен лежит в основе экономической жизни современного общества, и поэтому соответствующая понятийная область широко и вариативно представлена в языке, вместе с тем в лингвистической литературе, по нашим данным, еще не было специального исследования, посвященного данному концепту; 3) концепт «торг» по-разному представлен в национальной языковой картине мира английской и русской общностей, описание и объяснение этой специфики представляется важным для культурологической лингвистики.
Цель работы - проведение сопоставительного анализа лингвокультурного концепта «торг» в английском и русском языках. Для достижения данной цели выдвинуты следующие задачи:
1) построить лингвокультурную модель концепта «торг», определить содержательный минимум и основные способы выражения данного концепта в английском и русском языках;
2) определить структуру и комбинаторику концептуальных признаков;
3) определить ассоциативные связи в рамках концепта;
4) установить общие и специфические характеристики концепта «торг» в универсальных высказываниях русского и английского языков;
5) провести психолингвистическую верификацию концепта «торг» языковом сознании современных носителей русского и английского языков.
Научная новизна работы состоит в комплексной характеристике концепта «торг» в английской и русской лингвокультурах, а именно: в определении содержания данного культурного концепта и его места в системе культурных концептов; в установлении языковых способов выражения концепта «торг»; в выявлении общих и специфических характеристик содержания и выражения концепта «торг» в английском и русском языках.
Теоретическая значимость работы заключается в расширении теории культурологической лингвистики, уточнении категориального аппарата лингвокультурологии применительно к сценарному концепту «торг», в сопоставительном описании английской и русской картин мира.
Практическая значимость исследования заключается в том, что его результаты могут быть использованы в лекционных курсах по языкознанию, теории межкультурной коммуникации, лексикологии английского и русского языков, в спецкурсах по лингвокультурологии и когнитивной лингвистике. Материалы исследования могут быть полезны для теории перевода и практической деятельности переводчиков, при разработке идеографических словарей.
Материалом исследования послужили данные сплошной выборки из толковых, фразеологических и энциклопедических словарей, паремиологических справочников на русском и английском языках общим объемом около 3000 единиц. В качестве единицы исследования рассматривалось обозначение и выражение концепта «торг» в английском и русском языках. Использовались также данные анкетирования информантов.
В работе использовались следующие методы: общенаучное понятийное моделирование, интроспективный, компонентный и интерпретативный анализ, элементы количественного анализа, анкетирование и социолингвистический опрос.
В нашем исследовании мы опираемся на положения, доказанные в лингвистической литературе, о взаимосвязи и взаимообусловленности языка и культуры (В. фон Гумбольдт, Э.Сепир, Б.Уорф, Ю.С.Степанов, А.Вежбицкая, Н.Д.Арутюнова, В.А.Маслова, В.Н.Телия), о возможности объективного выявления национально-специфических характеристик ментальности, отраженных в языке (Е.М.Верещагин, В.Г.Костомаров, З.Д.Попова, И.А.Стернин, Г.Д.Томахин, В.Г.Гак, Ю.А.Сорокин, Е.Ф.Тарасов, Н.Г.Брагина), о природе ментальных образований, объективированных в языке (Дж.Лакофф, В.З.Демьянков, Е.С.Кубрякова, Д.О.Добровольский, А.Н.Баранов, А.П.Бабушкин, Н.Н.Болдырев), о лингвокультурной специфике коммуникативного поведения (С.Г. Тер-Минасова, Т.Д.Венедиктова, В.В.Красных, О.А.Леонтович, В.В.Колесов, Е.А.Пименов, М.В.Пименова, А.Д.Шмелев), о закрепленных в языке ценностях как доминантах культуры (С.Г.Воркачев, В.И.Карасик, Н.А.Красавский, Е.В.Бабаева, Г.Г.Слышкин).
На защиту выносятся следующие положения:
1. Концепт «торг» представляет собой сложное ментальное образование, содержательный минимум которого сводится к следующим признакам: участники, цель которых произвести товарно-денежный обмен на взаимовыгодных условиях, объекты, подлежащие купле-продаже, типичное место торга, принятые в лингвокультуре правила ведения торга.
2. Концепт «торг» находит воплощение в лексических, фразеологических и паремиологических единицах, основными обозначениями торга в русском и английском языках выступают лексемы «торг» и «bargain». Обозначение торга в сравниваемых лингвокультурах характеризуется значительным сходством. Важнейшими отличительными признаками фиксации торга в английском языковом сознании являются характеристика покупателя (умение договориться о снижении цены товара и постоянство в выборе места покупки), характеристика условий и целей торга (распродажа по минимальным ценам, распродажа с благотворительной целью), в русском языковом сознании – характеристика места торга (возможность приобретения некачественного товара).
3. Оценочные нормы торга в коллективном языковом сознании носителей английской и русской лингвокультур обнаруживают следующую специфику: необходимость соблюдения соглашений для английской лингвокультуры и отрицательная оценка стремления к несправедливой выгоде и наличие взаимоисключающих норм поведения при торге – для русской.
Апробация. Материалы диссертации опубликованы в 13 работах (в том числе 7 статей и тезисы 6 докладов на научных конференциях) и докладывались на научных конференциях «Языковая личность: проблемы межкультурного общения». Волгоград, 2000; «Развитие и взаимодействие национальных культур как фактор стабильности межэтнических отношений в полиэтническом регионе». Астрахань, 2000; «Использование информационных и коммуникационных технологий в обучении иностранным языкам в контексте диалога культур». Астрахань, 2002; «Орфография и изменение языковых норм». Астрахань, 2002, а также на ежегодных научных конференциях преподавателей Астраханского государственного университета (1999 – 2003) и на заседаниях научно-исследовательской лаборатории «Аксиологическая лингвистика» в Волгоградском государственном педагогическом университете (2003 - 2004).
Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав, посвященных лингвокультурному моделированию концепта «торг» и коммуникативным характеристикам этого концепта в английском и русском языках, заключения, библиографии. Работа включает приложение, в котором содержатся глоссарий, относящийся к концепту «торг», и образец анкеты для информантов.
Глава 1 Лингвокультурологическое моделирование концепта «торг»
1.1 Проблема построения лингвокультурологической модели
Культурологический контекст в языкознании выражается, с одной стороны, в изучении специфики взаимодействия и взаимовлияния таких двух систем, как язык и культура, с другой - в раскрытии особенностей ментальности и мировидения культурной общности, объективируемой частично в языке. Такой исследовательский подход способствует дальнейшему развитию теории языковой личности (Караулов, 2003), в рамках которой становится реальной возможность интегрировать «разрозненные и далеко расходящиеся интересы и результаты исследовательской практики, которые вливаются в русло единой лингвистической парадигмы» (Караулов, 2003: 25).
Целью настоящего диссертационного исследования является построение лингвокультурологической модели концепта «торг» на основе английского и русского языков. В соответствии с этим представляется необходимым рассмотреть понятие лингвокультурологического моделирования, его принципов и форм, проанализировать операциональные единицы лингвокультурологического категориального аппарата, сложившиеся в отечественной и зарубежной науках.
Как показывает обзор работ, посвященных лингвокультурологической тематике (Арутюнова, 1991; Баранов, Добровольский, 1997; Вежбицкая, 1996; Верещагин, Костомаров, 1990; Воробьев, 1997; Гудков, 1997; Карасик, 2002; Красных, 2003; Сепир, 1993; Степанов, 2001; Телия, 1996 и другие), лингвокультурологический категориальный аппарат еще находится в стадии становления. Разнообразие лингвокультурологических категорий, от фоновых знаний до концепта, лишь подчеркивает тот факт, что лингвокультурологическая модель может принимать различные формы, не противоречащие друг другу, а взаимодополняющие, о чем будет изложено далее.
Научной аксиомой можно считать, что исследование какого-либо явления или процесса возможно путем построения и изучения модели этого явления или процесса, о чём свидетельствуют данные философских энциклопедических изданий (ФЭС,1991; БЭС, 1998; ФЭС,1999; ФЭС, 1989).
Научно-методологическая сущность моделирования весьма полно раскрывается в его определении: «Моделирование есть метод практического или теоретического опосредованного оперирования объектом, в ходе которого исследуется непосредственно не сам интересующий нас объект, а некая промежуточная вспомогательная система (естественная или искусственная)» (Новик, Мамедов, Давтян, 1983: 161).
Традиционно к модели предъявляется ряд общих обязательных требований: опосредованность, наглядность, формальность, абстрагированность, объяснительность (Глинский, Грязнов, Дынин, Никитин, 1965:28-30). Этот список может быть дополнен такими требованиями, как непротиворечивость модели общепринятому представлению о сути исследуемого объекта (Фрумкина, 2001: 31).
Таким образом, под моделированием как базовым понятием исследовательской процедуры нами понимается исследование определенного объекта посредством оперирования некой вспомогательной системой, гипотеза построения которой находится в соответствии с представлениями о сущности моделируемого объекта. Такая система характеризуется обязательными качествами формальности, абстрагированности, наглядности, опосредованности, объяснительности.
Признание моделирования базовым понятием исследовательской процедуры предполагает, с одной стороны, его применение в самых разнообразных науках, с другой - спецификацию конструируемых моделей в соответствии с особенностями конкретной научной сферы.
Так, в сфере языкознания лингвистические модели приобретают различные формы. Во-первых, лингвистической моделью принято называть эталон или образец какой-либо системы языка (фонологическая, грамматическая, и т.п.). Во-вторых, лингвистической моделью называют системы, имитирующие конкретные языковые процессы и явления (Апресян, 1966: 56). В-третьих, ею оказывается общая схема описания системы языка или какой-либо его подсистемы (Степанов, 1975: 106).
Моделирование также является одним из основных методов культурологического познания. Терминологически понятие модели в культурологии еще не сложилось, поскольку культурология сравнительно молодая наука и её категориальный аппарат находится в стадии разработки. Очевидным является то, что культурология изучает культуру как целостность, как специфическую функцию и модальность человеческого бытия (Флиер, 1998: 371).Многообразие существующих философских и научных дефиниций «культуры», а их число, по замечанию П.С. Гуревича, измеряется уже четырехзначными цифрами (Гуревич, 2003:27), делает весьма трудным представить окончательное определение объекта и предмета культурологии. Но, по нашему мнению, в этом усматривается и позитивный момент: разрешая многообразие определений культуры, в фокус культурологического исследования попадают самые различные объекты: и историко-культурная общность, и специфические формы культуры, и локальные культурные объекты, и культура как абстрактное понятие. Таким образом, можно предположить, что конструирование культурологической модели предопределяется именно критерием формулировки исследуемого объекта.
Так, в рамках системного подхода объектом исследования культурологии становится культура, как «система, складывающаяся и функционирующая во взаимодействии объективной и субъективной своих форм, рациональной и эмоционально-чувственной ее составляющих, культурно-новационных механизмов и свойственных культуре способов обеспечения себе-тождественности, процессов производства и присвоения культурных ценностей» (Осокин, 1998:213). Соответственно культурологической моделью здесь становится комплексная структура, элементами которой являются формы человеческой активности, принятые обществом, имеющие свое значение и место, вступающие в системные связи и отношения (Флиер, 1998: 373).
В рамках хронологического подхода объектом исследования становятся, с одной стороны, «завершенные результаты и способы деятельности человека в прошлом», а с другой - «механизмы и процессы развития и изменения, куда можно отнести, в том числе, любые социально значимые события, которые, так или иначе, меняли облик человеческого общества в прошлом или настоящем» (Флиер, 1998: 372). Тогда культурологической моделью здесь выступает комплекс преемственных исторических периодов, составляющих в целом линейный поступательный процесс.
При дифференцированном подходе в культурологии объектом исследования выступает комплекс закономерностей в культурном процессе и в культурном достижении применительно к дифференцированным группам людей, объединенных многочисленными факторами и условиями (Флиер, 1998: 374). Таким образом, вырисовывается еще одна культурологическая модель, которую условно можно назвать культурно-исторической, а ее структуру будут составлять формы и результаты человеческой активности, вступающие в системные отношения и связи в рамках одной исторической культуры.
Использование различных типов моделей, как в языкознании, так и в культурологии, свидетельствует о сложности объектов их исследования. Как следствие само лингвокультурологическое моделирование имеет комплексный характер, поскольку объектом исследования выступает взаимодействие самостоятельно сложных и комплексных систем. Лингвокультурологическое моделирование можно считать методом, позволяющим синтезировать лингвистические и культурологические исследования с целью изучения не просто языка, и не просто культуры, а феномена, образованного их взаимодействием.
Исходя из того, что «сложным объектам присущи различные формы движения материи, более того они включают деятельность субъекта (Новик, Мамедов, Давтян, 1983: 166)», построение лингвокультурологической модели предполагает интеграцию знания, необходимого для их исследования и, как следствие, междисциплинарный характер самой модели. Акцентирование такой особенности, как междисциплинарность, позволяет говорить о том, что, во-первых, форма лингвокультурологической модели выражена не просто суммой категорий как языковой, так и культурной систем. Их взаимное функционирование уже не есть их сумма, это нечто более сложное, комплексное, более похожее на феномен синтезирования, где составным элементом может стать категория несколько иного уровня, имеющая точки соприкосновения, как с культурой, так и языком (Карасик, 2001:4). Во-вторых, лингвокультурологическая модель может приобретать различные формы, о чем будет изложено ниже.
Лингвокультурологическое моделирование присутствует во многих направлениях и дисциплинах, прямо или косвенно исследующих взаимодействие языка и культуры. Среди них можно отметить следующие:
социолингвистическое направление. В рамках этого направления работает множество ученых, среди которых Ю.Д. Дешериев (Дешериев, 1977), Р.Т. Белл (Белл, 1980), А.Д. Швейцер (Швейцер, 1976), Н.Б. Мечковская (Мечковская, 1996). Лингвокультурологическое моделирование в рамках социолингвистики оказывается релевантным в том случае, если изучается функционирование национального языка как «социально-исторической категории, возникшей в условиях экономической и политической концентрации, характеризующей формирование нации и его зависимости от культурного влияния» (Швейцер, 1998: 482).
Другим направлением, использующим лингвокультурологическое моделирование, традиционно считается психолингвистика. Представителями этого направления являются Л.С. Выготский (Выготский, 1999), А.А. Леонтьев (Леонтьев, 1967, 1999), А.Р. Лурия (Лурия, 1998), Р.М. Фрумкина (Фрумкина, 2001), Д. Слобин (Слобин, 1976) и другие. При исследовании процессов речеобразования, восприятия и формирования речи в их соотнесённости с системой языка психолингвисты уделяют внимание специфике речевого поведения с позиций национальной культуры. В частности, А.А. Леонтьевым была разработана целая система факторов, отражающих национально-культурную специфику речевого поведения. Эта система работает как индикатор, сигнализирующий об организации, функциях и способе опосредования процессов общения, характерных для данной культурно- национальной общности (в лингвистическом плане - данного языкового коллектива) (Леонтьев, 1977: 8).
Со ссылкой на А.А. Леонтьева, можно сказать, что национально-культурные факторы, будучи различными по своей природе, функционируют в процессах общения на разном уровне, но они взаимосвязаны и переплетены с другими факторами, обуславливающими и формирующими эти процессы, прежде всего с собственно языковыми, психолингвистическими и общепсихологическими.
Особо необходимо отметить лингвострановедческое направление. Его основоположниками принято считать Е.М. Верещагина, В.Г. Костомарова (Верещагин, Костомаров, 1980), Г.Д. Томахина (Томахин, 1984), Д.Г. Мальцеву (Мальцева, 1990). Хотя Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров считают лингвострановедение своего рода дидактическим аналогом социолингвистики (Верещагин, Костомаров, 1990: 10-12), нам это представляется не вполне правомерным, поскольку социолингвистика изучает, прежде всего, язык как социальное явление, его общественные функции и влияние на него социальных факторов, в то время как цель лингвострановедения определяется «соизучением национальной культуры, национально-культурных особенностей и тех языковых фрагментов, из которых извлекается эта культурная информация» (Томахин, 1981: 63-69).
Новой дисциплиной, которую, очевидно, также необходимо упомянуть в виду её ориентированности на изучение взаимосвязи языка и культуры, является «мир изучаемого языка» (С.Г. Тер-Минасова, 2000). По нашему мнению она весьма схожа с лингвострановедением, поскольку непосредственно связана с дидактической спецификой и сосредоточена на изучении совокупности внеязыковых фактов, которые лежат в основе языковых структур и единиц и отражаются в последних (Тер-Минасова, 2000: 30). Различие лингвострановедения и «мира изучаемого языка» усматривается в том, что в основе последней лежит исследование, прежде всего, социокультурной картины мира, нашедшей отражение в языковой картине мира, а не национально-культурной.
Иностранным аналогом лингвострановедческого направления является так называемая «культурная грамотность» (cultural literacy- термин Э. Хирша: Hirsch, 1988; см. также: Костомаров, 1989), разработанная американским ученым Э. Хиршем и получившая свое выражение в книге Cultural Literacy: What Every American Needs to Know. New York: Vintage Books, 1988. Термин «cultural literacy» ученый определяет следующим образом: «the network of information that all competent readers possess. It is the background information, stored in their minds, that enables them to take up a newspaper and read it with an adequate level of comprehension, getting the point, grasping the implications, relating what they read to the unstated context which alone gives meaning to what they read» (информационная сеть, которой обладают все компетентные читатели. Именно эта фоновая информация, хранимая в уме, дает им возможность, взяв газету, читать её с адекватным уровнем восприятия, понимая суть, улавливая подтекст, связывая то, что они читают, с незафиксированным контекстом, который придает значение тому, что они читают ) (Hirsch, 1988: 2).
Предметом её изучения является некоторый объём культурных сведений, включённых в основной культурный фонд нации (mainstream culture), закреплённый в формах общенационального литературного языка. Сведения эти, как правило, довольно поверхностны и, как замечает Г.Г. Слышкин, примерно соответствуют тому, что в разговорном русском языке получило название «банальной эрудиции» (Слышкин, 1999: 22-30).
Особенностью данного направления, которая подвергается критике со стороны различных ученых (http://eserver.org/courses/fall96/76-100g/householder), является исключение из рамок исследования элементов, связанных с так называемым «плюрализмом американской нации». Е. Хирш оправдывает такой подход тем, что культурные сведения и фоновые знания (в терминологии Хирша –background information/ фоновая информация) должны быть общезначимыми для всей нации и могут фиксироваться только в едином литературном языке. Существование единого литературного языка в качестве средства общения требует и однородного наполнения. Культурная однородность, в представлении Е. Хирша, ограничивается рамками «гражданственности», что выливается в тексты следующего содержания: присяга именем Бога, свобода вероисповедания, уважение к гимну и флагу, факты мировой истории, географии, современной науки, политики.
Филологическое направление, представленное Р.А. Будаговым (Будагов, 1980), Н.И. Толстым (Толстой, 1995) и другими учеными, можно считать также лингвокультурологически релевантным в том смысле, что предметом филологии является духовная культура, выраженная в языке письменности, художественной литературе. Её цель заключена в осмыслении и интерпретации художественных текстов, текстов фольклора, архаических записей, историко-религиозных текстов, которые рассматриваются как культурные знаки и соотносятся со знаками языковыми. Поэтому оперирование лингвокультурологическими категориальными единицами оказывается весьма необходимым условием в филологическом исследовании.
Еще одно направление, которое можно обозначить в указанных рамках, - этнолингвистика (А.А. Потебня, 1999, Э. Сепир, 1993 и другие). Она рассматривает язык в его отношении к культуре этноса, механизм взаимодействия языковых и этнокультурных факторов в функционировании и эволюции языка, а также понятийные константы, которые по-разному проявляются в языке и культуре, но обладают одной сущностью- смыслом.
Американский вариант этнолингвистики иногда называют этносемантикой, очевидно акцентируя первоочередную сферу интересов американской этнолингвистики: проблемы семантики (Сепир, 1993, Гамперц, 1975).
Сравнительно новым направлением можно считать лингвокультурологию (В.В. Воробьёв, 1997; Ю.С. Степанов, 2001; Н.Д. Арутюнова, 1999; В.Т. Клоков, 2000, В.А. Маслова, 2000, В.И. Карасик, 2002; В.Н. Телия, 1996; Н.Г. Брагина, 1999; С.Г. Воркачев, 2001). Лингвокультурология возникла в конце ХХ века в российском языкознании. В целом предметом лингвокультурологии ученые определяют диалог двух систем: языка и культуры, в связи с этим исследуются способы инкорпорирования, сохранения и трансляции национальной культуры в языке. Однако определенные разногласия в понимании сущности и задач этого направления приводят к различным интерпретациям его научной соотнесенности и положения, что в принципе не мешает становлению этого направления, а наоборот стимулирует его развитие.
Так, В.Н. Телия считает лингвокультурологию частью этнолингвистики (Телия, 1999: 14-16). В свою очередь В. В. Воробьев и В.А. Маслова определяют её как пограничную науку синтезирующего типа (Воробьев, 1993: 44; Маслова, 2001: 9) В работе занимается позиция, согласно которой лингвокультурология – самостоятельная наука, синтезирующая знания культурологического и лингвистического планов, имеющая выход, как частный случай, на этнолингвистику.
Кроме того мнения ученых расходятся при определении методологических принципов исследования. Это разногласие можно охарактеризовать как «синхрония - диахрония исследования взаимоотношений языка и культуры». С одной стороны, указывается, что лингвокультурология исследует только синхронные взаимосвязи языка и культуры, языковые выражения, используемые в живых коммуникативных актах с синхронно действующим менталитетом народа. «Лингвокультурология ориентируется на новую систему культурных ценностей, выдвинутых новым мышлением, современной жизнью общества» (Воробьев, 1993: 45). С другой стороны, выдвигается положение, что в объектив этой науки попадают и исторические, и современные языковые факты, рассматриваемые через призму духовной культуры (Маслова, 2001: 12).
Не подвергая сомнению значимость синхронного взаимодействия языка и культуры, очевидно, не следует пренебрегать и исторически значимыми фактами, поскольку судить о современности языкового комплекса и культурных ценностей можно только проводя историческое сопоставление.
Другим моментом различного толкования является определение объекта исследования. В.Н. Телия считает, что лингвокультурология должна исследовать культурную информацию как национального, так и общечеловеческого (универсального) характера (Телия, 1999: 16-17). В.А. Маслова предполагает, что только культурная информация, присущая конкретному народу, должна быть объектом лингвокультурологии (Маслова, 2001: 12). Вероятно, такое ограничение исследовательского материала носит весьма условный характер. При исследовании сугубо национальной культурной информации на основе языковых фактом может быть обнаружен целый комплекс данных, характерных для каких-либо других культур или даже для всего человечества. Вместе с тем и в универсальном может быть выявлен элемент национального своеобразия. Так, интерпретация информации закодированной в Библии, общая значимость которой не ставится под сомнение, оказывается отмеченной национально-культурным потенциалом. В целом необходимо отметить, что лингвокультурология обладает уникальностью, поскольку, являясь самостоятельной наукой, позволяет интегрировать лингвистические выкладки с выкладками других наук, традиционно занимающихся изучением культур, при этом объектом лингвокультурологии становятся как универсальные явления культуры, так и национально специфичные, зафиксированные в языковых знаках и не только в них.
После того, как были рассмотрены направления и дисциплины, где исследуется феномен взаимодействия языка и культуры и, соответственно, применимо лингвокультурологическое моделирование, возникает необходимость ближе рассмотреть, что собой представляет лингвокультурологическая модель, каковы её составляющие, особенности и возможности.
В виду того, что в основу лингвистической модели должна быть положена гипотеза лингвистического характера (БЭС, 1998: 304), можно утверждать, что в основе лингвокультурологической модели должна быть гипотеза о взаимоотношении языка и культуры. В качестве таковой выдвигается следующее положение:
языковые знаки способны выполнять функцию «языка» культуры, то есть отображать национально-культурную ментальность его носителей, «языковой символизм способствует раскрытию существенных контуров культуры, делая эти контуры значимыми и ясными для общества» (Сепир, 1993:61).
Это означает, что лингвокультурологическая модель нацелена на раскрытие и объяснение способов и механизмов инкорпорирования национально-культурного своеобразия той или иной общности в его языковом фонде.
Как отмечалось ранее, лингвокультурологический феномен, являясь сложным объектом, требует привлечения различных знаний и, как следствие, подразумевает комплексное моделирование. Под комплексным моделированием в работе понимается такая форма моделирования, для которой характерна многомодельность, что означает отсутствие единой модели сложного объекта исследования (Новик, Мамедов, Давтян, 1983: 167). На наш взгляд лингвокультурологическая многомодельность не противоречит сосуществованию различных лингвокультурологических категорий, наоборот, она подтверждает их право на это. При этом форма каждой лингвокультурологической модели представлена не просто суммой категорий как языковой, так и культурной систем. Их взаимное функционирование порождает нечто более сложное, комплексное, более похожее на феномен синтезирования, а не суммирования, в результате чего способна появиться категория иного уровня, имеющая точки соприкосновения и с языком, и с культурой (Карасик, 2002: 4).
В рамках анализа специфики лингвокультурологического моделирования, обращает на себя внимание тот факт, что отношение между языком и культурой возможно только при условии присутствия человеческого фактора, поскольку и язык, и культура входят в категорию социальных явлений, соотносимы только с индивидом (и/ или общностью) и существуют только в нем. Соответственно связующим звеном между языком и культурой принято считать сознание индивида (личности) (Карасик, 2002: 8). Поэтому, рассматривая вопрос лингвокультурологической модели, нельзя не коснуться теории языковой личности.
В рамках лингвокультурологии понятие «языковая личность» занимает одно из центральных мест (Карасик, 2002, Маслова, 2001), а в соответствии со спецификой понимания лингвокультурологического моделирования, по нашему мнению, может рассматриваться как своего рода архи - модель взаимодействия языка и культуры. Её создание было продиктовано, прежде всего, новыми ориентирами в языкознании, которое выходит на новые рубежи, вступая в сотрудничество с когнитологией, психологией, этнографией и другими науками, нацеленными на изучение человека и его мира во всем многообразии.
Теория языковой личности связана с именем Ю.Н. Караулова (Караулов, 1989). Определенный вклад в развитие этой теории внесли В.И. Карасик (Карасик, 2002), В.П. Нерознак (Нерознак, 1996), А.Г. Баранов (Баранов, 1993) и другие. Тем не менее, сам термин «языковая личность» понимается неоднозначно, что объясняется, очевидно, комплексным характером самого феномена. Так, согласно Ю.Н. Караулову, языковая личность есть «совокупность способностей и характеристик человека, обуславливающих создание им речевых произведений (текстов)» (Караулов, 1989: 3).
По А.М. Шахнаровичу, языковую личность можно представить в виде «соединения коммуникативной компетенции и языковой способности в целое» (Шахнарович, 1995: 213-223).
В.И. Карасик представляет языковую личность, как «человека, существующего в языковом пространстве - в общении, в стереотипах поведения, зафиксированных в языке, в значениях языковых единиц и смыслах текстов» (Карасик, 2002:8).
Интересным представляется определение языковой личности, предложенное С.Г. Воркачевым: «понятие «языковая личность» образовано проекцией на область языкознания соответствующего междисциплинарного термина, в значении которого преломляются философские, социологические и психологические взгляды на общественно значимую совокупность физических и духовных свойств человека, составляющих его качественную определённость» (Воркачёв, 1998:65).
Очевидно, что такое разнообразие определений не противоречит друг другу, а лишь затрагивает различные стороны языковой личности, подчеркивая тем самым, её комплексный и многоаспектный характер. Главное, что следует из вышесказанного, это то, что исследование языковой личности «неизбежно вовлекает в сферу интересов лингвистов те вопросы, которые объединяют всех специалистов, изучающих человека с различных точек зрения» (Карасик, 2002: 12).
В диссертационной работе в качестве рабочего определения языковой личности принимается последнее из процитированных с учетом следующих поправок. Языковая личность есть проекция на область языкознания соответствующего междисциплинарного термина, в значении которого преломляются, прежде всего, культурологические, а также философские, социологические и психологические взгляды на общественно значимую совокупность физических и духовных свойств человека, составляющих его качественную определённость. Акцентирование культурологического наполнения этого термина продиктовано спецификой настоящего диссертационного исследования. Кроме того, введение культурологического акцента, под которым нами подразумевается её национально-культурный план, продиктовано мыслью, высказанной Ю. Н. Карауловым. С одной стороны, «трактовка языковой личности вообще, независимо от национальной специфики её языка, с неизбежностью остается схематичной и редукционистской» (Караулов, 2003: 8), с другой - «языковую личность вообще можно соотносить с культурой вообще, культурой общечеловеческой, тогда как национальную языковую личность следует соотносить с культурой национальной» (Караулов, 2003:47).
Контраргументом определения языковой личности в качестве лингвокультурологической архи-модели может быть невозможность единой иерархии ценностей и смыслов, составляющих каркас национальной культуры, для всех людей, как представителей определенной национально-культурной общности. Принимая естественность этого замечания, нужно отметить обязательное наличие доминанты в такой иерархии, детерминированной национально-культурной традицией и идеологией, превалирующих и доминирующих в определенной культурной общности, о чем говорил и Ю.Н. Караулов (Караулов, 2003:36-37). Как следствие следует признать наличие ядерной, или общезначимой, инвариантной части в национально-культурном плане языковой личности.
Определение языковой личности в качестве лингвокультурологической архимодели позволяет разрешать научные споры о инкорпорировании национальной культуры в языке и систематизировать все возможные аспекты и механизмы взаимодействия языка и культуры. Это становится возможным благодаря представленности языковой личности в виде трехуровневой модели, построение которой также оказывается неоднозначным для разных ученых.
Для Ю.Н. Караулова такими уровнями являются: прагматический, когнитивный и семантический уровни (Караулов, 2003: 56), их выделение проходит с позиций психологии. При этом на прагматическом уровне могут быть выявлены «жизненные или ситуативные доминанты, установки, мотивы языковой личности, находящие отражение в процессах порождения текстов и их содержания, а также в особенностях восприятия чужих текстов», на когнитивном - выявлены и реконструированы языковые модели мира, которые Ю. Н. Караулов определяет как «тезаурус данной личности», а на семантическом – рассмотрены характеристики семантико-строевого уровня организации языковой личности (Караулов, 2003: 43).
В.И. Карасик несколько иначе проводит выделение уровней организации языковой личности на основании представления её в условиях общения, что весьма оправданно, так как языковая личность способна полностью раскрываться только в обстоятельствах межличностных и социальных контактов и отношений. При этом языковая личность уже определяется как коммуникативная, в которой выделяются ценностный, познавательный и поведенческий планы (Карасик, 2002:26).
В ракурсе ценностного плана оказываются этические нормы поведения, закрепленные в нравственном кодексе национально-культурной общности, в котором отражается вся её история. Языковым (по Караулову) и коммуникативным (по Карасику) индексом такого кодекса считается набор обобщенных высказываний, афоризмов, крылатых выражений, паремий, правила этикета, коммуникативные стратегии вежливости, оценочные значения слов, отражающие в целом «жизненную доминанту» личности (Караулов, 2003:52-53, Карасик, 2002: 26).
Когнитивный план коммуникативной личности, также как и в трехуровневой модели Ю.Н. Караулова, выявляется посредством анализа картины мира, характерной для неё.
Поведенческий план коммуникативной личности включает «совокупность вербальных и невербальных индексов, определяющих языковую личность как индивидуума или как тип» и характеризующих его общение как «деятельность, имеющую мотивы, цели, стратегии и способы из реализации» (Карасик, 2002: 64).
Очевидно, выделяемые планы коммуникативной личности могут быть в целом соотнесены с выделяемыми уровнями языковой личности. Но, как отмечается В. И. Карасиком, с позиций коммуникативной лингвистики вскрывается очевидный факт того, что различие между прагматикой и семантикой носит условный характер: «чистая прагматика-это реальное общение, выходящее за рамки поведения человека, чистая семантика- отсутствие общения как такового» (Карасик, 2002: 29). В виду этого в данном диссертационном исследовании отдается предпочтение модели языковой личности в коммуникативном аспекте.
Однако вне зависимости от того, какая модель личности является приоритетной, значимым признается то, что национально-культурное пронизывает все уровни и/или планы организации языковой личности, приобретая на каждом из них своеобразную форму воплощения в виде различных знаков.
То, как осуществляется механизм этого пронизывания, можно проследить на дополнительных лингвокультурологических моделях, что согласуется с идеей высказанной ранее о многомодельности лингвокультурологического феномена, сообразно избираемым уровням структуры языковой личности. Варианты таких моделей в свое время уже были созданы. Среди них фоновые знания с реалиями и лакунами, картина мира, внутренняя форма языкового знака, коннотация, концепт. Их системный анализ будет представлен в последующих разделах данного исследования. Однако их привязанность к архимодели языковой личности позволяет предположить, что все эти дополнительные модели являются «звеньями одной цепи» или структурной системы, их взаимное функционирование создает возможность воссоздать и раскрыть феномен бытования национальной языковой личности.
Подводя итоги всему вышеизложенному, можно сделать следующие обобщения:
1. Лингвокультурологическое моделирование, своеобразный комплексный метод, синтезирующий лингвистические и культурологические феномены, подчиняется основным принципам построения модели и характеризуется наличием обязательных качеств формальности, абстрагированности, наглядности, опосредованности, объяснительности. Дополнительными характеристиками лингвокультурологической модели являются её междисциплинарность и комплексность, проявляющаяся в многомодельности;
2. Понятие «языковая личность», представляющее собой проекцию культурологических, философских, психологических, социальных аспектов соответствующего термина на языковую сферу, может быть представлено как лингвокультурологическая комплексная архимодель.
1.2 Фоновые знания как лингвокультурологическая модель
Как было представлено в предыдущем разделе диссертационного исследования, лингвокультурологическая многомодельность выражается в наличии комплекса дополнительных лингвокультурологических моделей, анализ которых позволяет раскрыть особенности механизмов инкорпорирования культуры в языке. Одной из таких моделей принято считать общие для участников акта коммуникации знания, обычно определяемые в лингвистике как «фоновые» (Ахманова, 1969:492, Томахин, 1982: 9).Теория фоновых знаний широко развивалась в рамках лингвострановедения (Верещагин, Костомаров,1980; Томахин, 1982). В сущности именно эта теория предопределяет всю методологическую основу этой дисциплины. Однако с разработкой теории языковой личности, проблема определения фоновых знаний снова оказалась в объективе исследования, поскольку возникла необходимость заново осмыслить их статус с учетом последних научных наработок в области лингвистики и сотрудничающих с ней других антропоцентричных наук.
Целью этого раздела исследования является анализ лингвокультурологического статуса фоновых знаний, специфики их структурных единиц и взаимоотношения с языковой семантикой.
Определение фоновых знаний обычно включает следующее: «знание каких-либо реалий говорящим и слушающим, которые подразумеваются, но явно не проговариваются в диалоге, и которые являются основой языкового общения» (Крюков, 1988: 19-34). Такое определение с одной стороны выделяет единицы языка, сигнализирующие о наличии фоновых знаний, с другой - обозначает условия функционирования этих знаний.
В трактовке Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова подчеркивается языковой аспект фоновых знаний путем введения понятия «лексический фон», который соотносится с фоновыми знаниями на уровне языка (Верещагин, Костомаров, 1983:57). Под лексическим фоном подразумевается группа непонятийных семантических долей, которые входят в семему, но не участвуют в опосредованной языком классифицирующей деятельности индивида (Верещагин, Костомаров, 1980: 26)
Развивая идею фоновых знаний, Г.Д. Томахин вносит в их определение уточнение, актуальное для лингвострановедения. Он выделяет, наравне с общечеловеческими знаниями, региональными сведениями, сведения, которыми располагают все члены определенной этнической и языковой общности (Томахин, 1982:9). Именно последние из перечисленных, по замечанию Г. Д. Томахина, определяются как страноведческие и составляют объект лингвострановедения.
Учитывая представленные варианты дефиниций фоновых знаний в настоящем исследовании, в качестве рабочего выдвигается следующий её вариант с учетом лингвокультурологической специфики исследования:
фоновые знания есть информация экстралингвистического плана, соотносимая с культурой, историей, традициями и обычаями национально-культурной общности, явно не проговариваемая в акте общения, но обоюдное владение участниками коммуникации которой составляет условие взаимного понимания.
Здесь особо следует оговорить относительную условность понятия «понимание» в связи с тем, что «понимание в обыденном употреблении языка, даже при наличии у говорящего и слушающего общих знаний о мире, редко бывает стандартным, однозначным, различаясь в зависимости от принадлежности воспринимающего текст к той или иной социальной группе, от его индивидуальных установок и мотиваций» (Караулов, 2003:166). Замечание об условности понимания вскрывает проблему языковой специфики фоновых знаний, то есть их соотношения с языковой семантикой. Эта проблема решается неоднозначно в лингвистике, при этом становится очевидным, что от её решения зависит выделение структурной единицы фоновых знаний, круг языкового материала, выносимого на рассмотрение при выявлении фоновых знаний. Так, по мнению Г.В. Колшанского, фоновые знания должны быть ограничены минимальными языковыми отрезками, с которыми эти знания соотносятся. Поскольку «язык является средством воплощения всего мыслительного содержания человеческого сознания, культурных, социальных, исторических, эстетических и других ценностей, то привлечение указанных содержательных моментов в само понятие лингвистического контекста практически ликвидирует границу между языком, его внутренней системой и структурой и тем содержанием, которое проецируется на реальный мир с помощью языковых средств» (Колшанский, 1980: 38).
Однако, по нашему мнению, такое ограничение отрицательно сказывается в области практики перевода. Обратимся к следующему примеру, в котором перевод выражения «garage sale» вызывает явные затруднения:
«In England, this is something that is common to do," said Beard. "Over there, they open their soccer fields up and have the sales on the fields. I thought the idea would work well here in Portland. It is just the perfect thing for someone who has stuff to sell, but does not have enough items to hold a garage sale»- «В Англии такое явление распространено», говорит Биэрд «там они открывают свои футбольные поля и проводят распродажи. Я подумал, что эта идея хорошо приживется здесь в Портленде. Это отличное дело для тех, у кого есть вещи для продажи, но их не достаточно, чтобы проводить распродажу в гараже» (Фрагмент интервью из статьи «Red Mill events gain in popularity» газеты «The Portland Review and Observer» от 28 июля,2002).
Выражение «a garage sale», передающее реалию американской и английской жизни: «an occasion when someone sells furniture, clothes, books, toys, etc. that they do not want any more»(Macmillan English Dictionary, 2002) и не имеет русского аналога. Его определение может быть дополнено следующим «a garage sale» - «такая распродажа, когда то, что продается, разложено прямо в чьем-то гараже. Обычно проводятся в теплое время года (с поздней весны до середины осени) по выходным. На улицах развешивают или ставят объявления о том, где и когда, и как туда проехать (стрелка)»(http://www.just-so-site.com/stories/know2.htm).
Этот минимальный языковой отрезок, таким образом, вмещает достаточный пласт экстралингвистической информации, которая не может быть игнорирована во избежание непонимания и требует дополнительных разъяснений страноведческого характера. Поэтому оказывается справедливым замечание Ч. Филлмора, согласно которому для правильного понимания текста иногда необходимо обращаться к информации такого рода, которая не может быть инкорпорирована в определение слов, используемых в тексте (Филлмор, 1999:310).
В рамках лингвострановедения также предпринималась попытка обозначить языковую природу фоновых знаний на основании включения языкового уровня сознания как области хранения фоновых знаний (Верещагин, Костомаров, 1980, Томахин, 1982:15). Однако по нашему мнению, презентация этой концепции носит не вполне ясный характер, так как её авторы, Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров, в ходе изложения делают противоречивые заключения. В частности указывается, что «лексический фон имеет также языковую природу» (Верещагин, Костомаров, 1980: 45).Но далее встречается следующее: «имеются основания полагать, что семантические доли», что в толковании авторов и есть лексический фон или фоновые знания, «не имеют вербальной природы, что они в индивидуальном сознании человека существуют и фиксируются в некоторой форме». При этом авторам удается идентифицировать единственную её характеристику «отрицание своей вербальной формы» (Верещагин, Костомаров, 1980: 99).
Тем не менее, несколько позже в ходе разработки теории речеповеденческих тактик (Костомаров, Бурвикова, 1997) было введено понятие «логоэпистема» в качестве структурного компонента фоновых знаний. Сам термин «логоэпистема» (от греч. «слово» и «знание») имеет итоговый смысл «знание, хранимое в единице языка» (Верещагин, Костомаров, 1999: 7). Характеризуя это понятие, Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров указывают на то, что логоэпистемы принадлежат и языку, и культуре, при этом не подводятся под категории культуры. «Это промежуточный элемент, принадлежащий и языку, и культуре» (Верещагин, Костомаров, 1999:7-8).
В качестве другой единицы структуры фоновых знаний предлагается лингвокультурема, понятие которой было разработано в рамках лингвокультурологии. Согласно В.В. Воробьёву, лингвокультурема есть межуровневая единица, характеризующаяся совокупностью формы языкового знака, его содержания и культурного смысла. Иерархическая система лингвокультурем представляет картину мира народа (Воробьёв, 1993:46). Как отмечает В.А. Маслова, «данный термин представляется весьма туманным, ибо в нем не раскрываются механизмы того, где и как прикрепляется культурная информация в языковом знаке, её функционирования в языке, а указывается лишь только факт её наличия» (Маслова, 2001:52). По нашему мнению, лингвокультуремы и логоэпистемы весьма схожи по сути, при этом сохраняется неясность относительно их локализации, а соответственно и природы фоновых знаний.
Попытка определить природу фоновых знаний предпринималась А.Н. Крюковым, который считает, что она носит пресуппозициональный характер. «Фоновые знания – не языковые, а пресуппозициональные. Они принадлежат смысловому уровню сознания и являются идеальной моделью внешнего мира или его фрагмента, актуальное сознание которых и вербализация, требует усилий» (Крюков, 1988:26-27), что, по нашему мнению, всегда в принципе возможно и зависит от опыта и эрудиции языковой личности.
Соглашаясь с тем, что природа фоновых знаний может быть и неязыковой, мы в работе поддерживаем позицию, согласно которой фоновые знания хранятся в сознании, а значение слова или словосочетания само по себе есть лишь форма презентации и актуального удержания экстралингвистических координат в индивидуальном сознании. Так, индивид овладевает помимо речевой различными другими видами деятельности, которые могут быть отмечены национально культурными особенностями. В результате все эти особенности фиксируются в сознании, а их «материальным субстратом может быть, соответственно, не только, слово, но и умения, навыки, стереотипы и нормы поведения» (Леонтьев А. Н., 1981:299-300).
К тому же нельзя не привести аргумент в защиту ментальной природы фоновых знаний, ссылаясь на Е.Ф. Тарасова: совокупность знаний есть «образ сознания, которое разделяется на чувственную (она формируется в ходе индивидуального познания при помощи органов чувств) и умственную составляющие (она содержит знания, накопленные в филогенезе в форме понятий и овладеваемые личностью в онтогенезе, и формируется в общении с другим человеком, носителем знаний)» (Тарасов, 2000:36). Это подразумевает, что язык не может транслировать, хранить и передавать никакие знания, поскольку знания в целом хранятся в сознании человека.
Ограничение природы фоновых знаний только языковой средой приводит к тому, что, как следствие, только реалии, лакуны или лексика с коннотативным культурным компонентом оказываются тем рабочим материалом, на котором можно исследовать лингвокультурологический феномен.
Как известно, реалии и лакуны в языковой форме представляют только номинативные слова и словосочетания (Влахов, Флорин, 1980:105), содержание которых сводится к упоминанию фактов национально-культурного характера, то есть фоновых знаний.
Очевидно в рамках рассмотрения статуса фоновых знаний и единиц их репрезентирующих, необходимо указать на тот факт, что реалии подвержены заимствованию из одной культуры в другую: происходит так называемое «культурное заимствование» (термин Л. Блумфилда, 1979), связанное с «культурной диффузией» (Блумфилд, 1979:445). Под этим нами понимается распространение предметов и обычаев одной культуры в рамках другой с одновременным введением в язык последней соответствующей реалии.
В лингвистике этот феномен исследовался О.Д. Ивицкой на примере заимствования лингвокультурем Великобритании, США и России (Ивицкая, 2000). О.Д. Ивицкая отмечает, что такое явление широко распространено в английской и американской лингвокультурах, а в последнее время стало характерно и для русской (Ивицкая, 2000: 111-113). Однако заимствование реалий, а точнее их распространение из одной лингвокультурной среды в другую, на наш взгляд, не лишает их первоначальной национально-культурной специфичности и не снимает статуса «реалии».
Так, понятие «hypermarket» подразумевает торговый комплекс, который включает магазины, кафе, ресторан, кинотеатр, отделения банков, предприятия бытового обслуживания и т.д., который обычно находится за городом «Dictionary of Great Britain, 2000).
Его объяснение в энциклопедическом словаре «Britannica, 2000» подтверждает данное определение, добавляя детали. Оказывается, что «hypermarket» входит в разряд крупномасштабных розничных торговых предприятий типа: «superstores, combination store», которые уникальны по своему характеру: «Hypermarkets combine supermarket, discount, and warehousing retailing principles by going beyond routinely purchased goods to include furniture, clothing, appliances, and other items. Ranging in size from 80,000 to 220,000 square feet, hypermarkets display products in bulk quantities that require minimum handling by store personnel».
«Hypermarket» как реалия характерен как для американской, так и английской лингвокультур, подтверждением чего может быть цитирование из путеводителя по английским городам «London Colney is a large village sited on the old coaching route between London and St, Albans. The village has a thriving historic centre with a hypermarket to the south. With 1,800 car parking spaces, it is one of the largest hypermarkets in the UK» (http://www.aboutbritain.com/TownsSEEngland).
Схожее явление можно найти и в американской лингвокультуре. Так, реклама американской торговой компании «BIGG’S» принимает следующую форму: « BIGG’S is here to make shopping convenient for you. A BIGG’S Hypermarket carries groceries, fashions, electronics, house wares & more all under one roof» (http://users.skynet.be/sky39402/usa.htm).
Справедливым будет отметить, что это же понятие становится реалией русской культуры, одним из сигналов чего может быть сообщение из телевизионных новостей: «Французская торговая сеть Auchan 28 августа открывает своей первый гипермаркет в Москве, расположенный на пересечении Московской кольцевой автомобильной дороги и Осташковского шоссе».
Из анализа примеров толкования реалий следует, что на первом этапе раскрытия фоновых знаний, формализованных в реалиях, проходит обращение к лингвострановедческим словарям, где приводится их лексическое, и далее культурологическое толкования в форме описания. Но даже то культурологическое толкование, приводимое в стандартном лингвострановедческом словаре, оказывается, на наш взгляд, недостаточным для адекватного понимания фрагмента чужой культуры, в связи с чем нам приходилось обращаться к энциклопедическому изданию типа «Britannica». Последнее замечание может послужить удачным поводом для прояснения соотношения языковой семантики и фоновых знаний и стать аргументом в пользу ментальной природы фоновых знаний.
Во-первых, оказывается, что языковая семантика, регистрирующая информацию о предмете или явлении, отражает незначительную часть знаний о мире, то есть фоновых знаний. Эта же мысль высказывалась Ю.Н. Карауловым (Караулов, 2003:170). Ю.Н. Караулов весьма удачно подмечает, что «семантика созерцательна, довольствуется идентификацией, опознанием, «узнаванием» вещи, тогда как знания о мире ориентированы на деятельность, действия с вещью, поэтому они конструктивны и активны». Такое противопоставление автор называет принципом «анизотропности - изотропности» (Караулов, 2003:170). Это объясняет недостаточность словарного толкования реалии при выявлении фоновых знаний. В чистом виде языковая семантика объективируется в толковых словарях, в энциклопедических - могут быть представлены знания о мире (Караулов, там же). Именно такая связь языковой семантики и фоновых знаний позволяет перевести последние на когнитивный уровень языковой личности и говорить о ментальной природе фоновых знаний.
Это помогает разрешить, во-первых, методологическую проблему лингвокультурологического исследования, в котором акцент ставится на описании не самих языковых единиц, а культурных и исторических данных, с ними сопряженных, при этом само исследование становится скорее культурологическим, нежели лингвистическим. Во-вторых, становится возможным выйти за рамки реалий, что ощутимо расширяет объем исследуемого материала и позволяет обратиться к языковым и речевым единицам, не являющимся реалиями или лакунами.
Признавая за фоновыми знаниями ментальный статус, необходимо уточнить, что является их структурной единицей. Как указывалось выше, А.Н. Крюков в качестве таковой предлагает ввести пресуппозицию (Крюков, 1988:29). Однако на наш взгляд, структурная единица фоновых знаний имеет концептивный характер. Возможными аргументами этому могут служить следующие:
- преимущество концептивного подхода к определению структурных единиц фоновых знаний заключено в том, что концепт, как это будет показано далее, не межуровневая, а ментальная единица сознания, которая формируется в процессе познания и переживания окружающего мира в виде его редуцированных результатов в пределах человеческой памяти, соотносимых с культурными характеристиками;
- предпочтение определения концептивного характера фоновых знаний пресуппозициональному объясняется тем, что пресуппозиция заключает следствие и определяется установками. Концепт по своему определению первичен и сам определяет установки. Как пишет С.Х. Ляпин, прежде чем у индивида сложатся установки, «он не может не стать выразителем некоторой совокупности концептов, характеризующих его обобщенно-жизненный статус и одновременно конкретную ситуацию - «его бытие в мире» - и стоящих за «помимовольным» использованием гештальтов языка и культуры» (Ляпин, http://www.crc.pomorsu.ru/library/articles/Sbornik1/sbornik1_1.htm);
- содержательное наполнение фоновых знаний, их смысловая нагруженность зависит от деятельности индивида и/или общности, поскольку, как указывалось ранее, они ориентированы и опираются на деятельность. Концепт в лингвокультурологической трактовке также отмечен динамичностью и открыт к изменениям;
- когнитивная представленность знаний может быть в виде концепта- картинки, концепта-схемы, концепта-фрейма, концепта-сценария в зависимости от характера воспринимаемого объекта окружающего мира (Исина, 2000:10).
- опредмечивание или объективация фоновых знаний, относящихся к какому-либо явлению или предмету, а значит и опредмечивание концепта, может быть в форме как вербальных, так и невербальных компонентов коммуникации.
Таким образом, основным выводом по проблеме фоновых знаний можно считать следующее:
- фоновые знания как лингвокультурологическая категория представляют собой определенный объем экстралингвистической информации, эксплицитно не выражаемых в актах общения, но потенциально присутствующих и предопределяющих адекватное понимание между коммуникантами. Они имеют статус ментального образования; концептивно структурированы и имеют выход на языковую семантику.
1.3 Национальная языковая картина мира как лингвокультурологическая модель
Наряду с фоновыми знаниями в качестве модели взаимоотношений языка и культуры может рассматриваться национальная языковая картина мира. Актуальность обращения к этому понятию обусловлена одним из положений теории языковой личности, согласно которому полное её описание невозможно без реконструкции языковой модели мира, или «тезауруса языковой личности» (Караулов, 2003:43). Изучение национальной языковой картины мира соотносится с решением проблем организации знаний, лингвокультурной компетентности и межкультурной коммуникации. В этом разделе диссертационного исследования ставится следующая задача: выявить и обозначить характерные черты национальной языковой картины мира как лингвокультурологической модели исследования.
Понятие «картина мира» существует в научной практике достаточно давно, широко применимо и относится к фундаментальным. В нем заключена специфика человеческой сущности и его бытия, его взаимоотношения с миром, важнейшие условия его адекватного существования в объективном мире (Серебренников, 1988: 11).
Обзор лингвистических (Колшанский, 1990; Сорокин, Марковина, 1988; Гийом, 1992; Постовалова, 1988; Серебренников, 1988), философских (Степин, 1981; Хайдеггер, 1993), этнологических исследований (Лурье, 1998) показывает, что феномен отображения объективного мира в сознании человека может определяться через такие термины, как «картина мира», «концептуальная картина мира», «культурная картина мира», «языковая картина мира», «модель мира», «идеальный или субъективный образ мира». Его зарубежным аналогом является понятие « mapping of the world»- картирование мира (Лакофф, Джонсон, 1980).
В данной работе в качестве рабочего термина будет использоваться «национальная языковая картина мира», позаимствованный из диссертационного исследования О.А. Корнилова «Язык картины мира как отражение национальных менталитетов» (2000). Вслед за О.А. Корниловым в нашем понимании национальная языковая картина мира определяется как «запечатленное в лексике языка национально-специфичное видение всего сущего» (Корнилов, 2000:30). Вынесение признаков «национальная», «языковая» этого понятия в терминологическую формулировку имеет преднамеренный характер, поскольку подчеркивает лингвокультурный характер образа воспринимаемого объективного мира. Это позволяет развести синонимично используемые, однако, имеющие важные отличия, понятия «концептуальная картина мира», «культурная картина мира», «языковая картина мира». Их анализ будет представлен в ходе дальнейшего изложения.
Первоначально концепция картины мира как научная категория в рамках этнологии и антропологии была сформулирована Р. Редфилдом в работе «The Little Community: Viewpoints for the Study of a Human Whole» 1955 года издания. Под этим понимается видение мироздания, характерное для того или иного народа, это представление членов общества о самих себе, своих действиях, своей активности в мире. «Концепция картины мира изучает взгляд члена культуры на внешний мир,...подразумевает интерпретацию культуры, выявление оттенков, характерных только для неё, применение к исследованиям культуры метода эмпатии» (Redfield, 1955, см. также Лурье, 2000: 87). В дальнейшем концепция картины мира широко развивалась в антропоцентрических науках: психологии, социологии, лингвистике.
На современном этапе развития лингвистики картина мира определяется через метафору «образ мира» (Серебренников, 1988:19, Кубрякова, 1988: 21, Тер-Минасова, 2000:38). При этом обычно оговаривается набор его обязательных характеристик:
- результат духовной активности (Серебренников, 1988:19, Кубрякова, 1988:21);
- результат духовной и физической деятельности (Тер-Минасова, 2000:40);
- реализация в материальной форме соотношения «язык-мышление» (Колшанский, 1990:15);
- историческая и социальная обусловленность (Фролов, 1991:183);
- рефлекторность (Фролов, 1991:183).
По-видимому, этот набор признаков можно было бы дополнить такими характеристиками, как этнокультурная обусловленность, актуальная мотивированность. концептуальная фиксированность.
Необходимость их выделения обосновывается тем, что:
- индивид, представитель лингвокультурной общности, функционирует как её часть достаточно успешно только при условии адаптации к ней. Формами адаптации являются культурация и социализация индивида (Верещагин, Костомаров, Итс ),
- адаптация актуализирует вычленение определенных значимых моментов из объективного мира,
- осмысление результатов познания и значимых моментов окружающего мира закрепляется в виде совокупности концептов, которые удерживаются в сознании в понятийной сфере.
Обзор лингвокультурологических работ выявляет проблему национальной обусловленности картины мира в противоположность общечеловеческой картине мира. При этом выделяются следующие подходы:
- национальной картины мира не существует как таковой (Колшанский, 1990);
- национальная картина мира существует (Брагина, 1998, Гачев,1988 и др.).
В соответствии с первым подходом, нельзя говорить о существовании национальной картины мира, поскольку различной она представляется только на поверхности языкового выражения, хотя всегда сводима к единому объективному миру реальных объектов. Ссылаясь на положение о едином характере мышления независимо от национальной принадлежности, Г.В. Колшанский ставит под сомнение возможность существования национальной картины мира. Сама национальная специфика языковой картины мира им интерпретируется как специфика субстанции материального знака (Колшанский,1990:76). Не сомневаясь в единстве объективного мира, по нашему мнению, вопрос заключается как раз в том, какова проекция этого объективного мира, существующая в виде языкового выражения, и в каком виде она существует в сознании носителя языка.
Противоположная позиция высказывается рядом ученых, среди которых Н.Г. Брагина, В.В. Воробьёв и другие. В частности Г.Д. Гачев говорит о существовании «некоторого воззрения на мир, некоторой «сетки координат», которой данный народ улавливает мир» (Гачев, 1988:14). Вслед за Г.Д. Гачевым, В.В. Воробьевым, Н.Г. Брагиной, С.Г. Тер-Минасовой в работе признается национальная обусловленность картины мира, на том основании, что построение картины мира субъектом стадиально и зависит от ряда факторов. Среди них фактор умственного и чувственного образа сознания (Тарасов, 2000:36-37). То, что формирование картины мира также переживается индивидом, то есть включается чувственная сторона сознания, подтверждается и Б.А. Серебренниковым (Серебренников, 1988:29-30).
Далее следует фактор дифференцирующего осмысления с учётом культурно специфических условий. В защиту этого положения выступает и О.А. Корнилов. Он в частности пишет: «на этапе формирования национальной языковой картины мира разных народов имело место множество ЕДИНСТВЕННОСТЕЙ мира, поскольку знания о мире каждого этноса ограничивались непосредственно воспринимаемой природно-климатической средой, порой кардинально отличающейся от условий бытования других народов» (Корнилов, 2000:31). Эта же мысль в свое время была высказана Э. Сепиром (Сепир, 1993:194-234).
Развивая его идею, можно предположить, что умственное осознание мира формируется в актах лингвокультурной коммуникации, протекающих в культурно специфических условиях, под которыми понимается не только их природно-географический комплекс, но и условия именно культурного порядка. Культурно специфичные условия порождаются своеобразной «культурной моделью», скрепляющей данное общество и предохраняющее его от распада (Лурье, 1999:147-150). Здесь культурная модель понимается как некий каркас, внутри которого кристаллизуются воедино политическое устройство, фрагменты экономики, искусства, межличностные отношения, типы поведения, система реакций и установок.
Далее правомерным будет отметить фактор дифференцирующего осмысления с учётом индивидуальных характеристик. Психологические и личностные характеристики каждого индивида оказывают определенное воздействие на восприятие объективного мира. «Акты миропонимания осуществляются отдельными субъектами (коллективными и индивидуальными), а эти субъекты разительно отличаются друг от друга,…обладая различными природными способностями и склонностями, и по-разному связанные с культурой своего времени» (Серебренников, 1988:29).
Таким образом, приводимые аргументы позволяют сделать вывод о невозможности единой субъективной картины мира. Картина мира национально специфична, хотя, как отмечает О.Д. Ивицкая, для её носителей она воспринимается как «смысловой двойник мира» (Ивицкая, 2000:123).
Признавая национальную специфичность картины мира, ряд ученых, однако, вкладывают разный смысл в это понятие, в связи с чем обнаруживается определенная терминологическая путаница: «культурная картина мира», «концептуальная картина мира», «понятийная картина мира».
Так, С.Г. Тер-Минасова отождествляет культурную картину мира с понятийной (концептуальной) картиной мира (Тер-Минасова, 2002:41, 46). Отражение реальной картины через призму понятий, сформированных на основе представлений человека, полученных с помощью органов чувств и прошедших через его сознание, как коллективное, так индивидуальное, С.Г. Тер-Минасова называет и культурной, и понятийной, и концептуальной картиной мира (Тер-Минасова, 2000:41). При этом становится не совсем ясно терминологически, если это одно и то же, почему представлены три разных названия. Если это не так, то почему отсутствует уточнение различий.
В трактовке О.Д. Ивицкой концептуальная картина мира является составляющей национальной картины мира наравне с художественной, религиозно-философской, языковой и научной (Ивицкая, 2000:123).
Такая позиция представляется несколько неверной: только концептуальная картина мира может считаться национальной, поскольку другой картины мира запечатленной в сознании человека не существует. Аргументация несогласия может быть рассмотрена как обоснование позиции автора этого диссертационного исследования относительно соотношения концептуальной и национальной картин мира.
Во-первых, очевидно правомерным будет сказать, что национальная картина концептуальна, также как и концептуальная картина национальна, что означает их тождество. Для доказательства необходимо обратиться к теории языковой личности. Действительно, если следовать логике высказанной мысли Ю.Н. Караулова о том, что языковая личность вообще должна соотноситься с культурой общечеловеческой, а национальная языковая личность должна быть соотнесена только с культурой национальной, и при этом помнить, что картина мира («тезаурус личности» по терминологии Ю.Н. Караулова) есть имманентная характеристика этой личности (Караулов, 2003: 47), то следует, что картина мира личности вообще и шире – общности, должна соотноситься с культурой общечеловеческой, а картина мира языковой личности представляющей национально-культурную общность и шире - картина мира, сформировавшаяся в рамках национально-культурной общности, обязательно должна соотноситься с культурой национальной. Таким образом, если мы говорим о картине мира английской или русской лингвокультурных общностей, то непременно будет подразумеваться её национально-культурная обусловленность.
Далее, картина мира относится к понятиям идеального в том смысле, что она существует в сознании в виде сетки понятий (Тер-Минасова, 2000:41; Серебренников, 1988: 141) и соответственно понятийна, то есть концептуальна. «Субстрат картины мира- концепты, образы, представления, известные схемы действия и поведения и т.п., идеальные сущности, не всегда связанные напрямую с вербальным кодом» (Серебренников, 1988:141).Итак, очевидным оказывается то, что национальная картина мира совпадает с концептуальной.
В рамках этого вопроса представляется необходимым затронуть понятие «концептосфера», которое обычно используется в когнитивной лингвистике и, на наш взгляд, имеет непосредственное отношение к понятию концептуальная картина мира. Само понятие «концептосфера», термин введен, Д.С. Лихачевым (Лихачев, 1993:5), представляет собой совокупность концептов нации, она образована всеми потенциями концептов носителей языка. Чем богаче культура нации, её фольклор, литература, наука, изобразительное искусство, исторический опыт, религия, тем богаче концептосфера народа (Лихачев, 1993: 5).Из этого определения становится весьма очевидным, что концептуальная картина мира и есть концептосфера, а её имманентной характеристикой оказывается национально-культурная обусловленность.
Таким образом, национальная картина мира может определяться как концептосфера удерживающая целостный образ мира, закрепленный в сознании индивида в виде комплекса концептов, содержащих результаты духовной, физической деятельности в процессе культурной и социальной адаптации.
Введение термина «концептосфера» весьма удачно помогает разрешить вопрос о соотношении национальной, под которой в работе понимается концептуальная картина мира, и языковой картин мира.
Определение статуса языковой картины мира остается дискуссионным вопросом. С одной стороны, это может быть как соотношение части и целого, в том смысле, что языковая картина есть часть концептуальной (Кубрякова, 1988:107, Ивицкая, 2000: 122).
С другой - языковая картина претендует на интегральность и универсальность, в виду того, что «иной формы целостного представления о мире, кроме запечатленной в языке, нет» (Воротников, 2001:12).
Можно выделить ёще одну позицию, согласно которой представляется «правильнее говорить не о соотношении часть-целое, язык-часть культуры, а о взаимопроникновении, взаимосвязи, взаимодействии» (Тер-Минасова, 2000:47).
С учетом правомерности каждого из подходов позиция автора настоящего исследования по этому вопросу такова. Возможно предположить, что языковая картина мира является частичной проекцией концептосферы в том смысле как последняя трактовалась ранее. Это представляется весьма резонным, поскольку концептосфера вместе с концептами относится к ментальным сущностям, то есть ненаблюдаемым (Попова, Стернин, 2001:18), но концепты, по своей природе, всегда ищут пути объективации, то есть стремятся приобрести опознавательные формы (Попова, Стернин, там же; Карасик, 2002). Таки образом оказывается, что ряд концептов приобретает вербальную форму, в то время как другие стремятся к своей невербальной реализации. Поэтому существует ряд понятий, сложившихся в сознании человека, но не имеющих своего языкового выражения и, соответственно, не входящих в состав языковой картины мира (Серебренников, 1988: 142, Тер-Минасова, 2000: 47).
Совершенно справедливым можно считать замечание С.Г. Тер-Минасовой о том, что «национальная культурная картина первична по отношению к языковой. Она полнее, богаче и глубже, чем соответствующая языковая» (Тер-Минасова, 2000:48). Именно поэтому предполагается, что языковая картина мира есть только частичная проекция концептосферы на языковой уровень. Как следствие можно говорить о наличии зоны их «совпадения», при чём зона понятийной картины (концептосферы) полностью покрывает языковую зону.
Здесь необходимо подчеркнуть, что языковая картина мира, выражаясь метафорично, «является вербальным посланником концептосферы» и выполняет соответственно такие функции, как:
- репрезентирует частично концептосферу;
- обозначает основные элементы концептосферы;
- фиксирует национально специфичные элементы концептосферы;
- эксплицирует концептосферу средствами языка (по Ивицкой).
Таким образом, национальная языковая картина мира определяется как частичная вербальная проекция концептосферы лингвокультурной общности, обязательно фиксирующей национально-культурные особенности этой общности в языковой форме. Национальная языковая картина мира не является тождеством концептосферы на языковом уровне, а лишь её фрагментарным отражением, но и это отражение оказывается достаточным, чтобы обеспечить практическим материалом, на анализе которого можно выявить характерные черты национально-культурной общности.
В результате этого в состав национальной языковой картины мира поступают с одной стороны, языковые тексты, заключающие противоречивые мнения и оценки, с другой - сама актуальная фрагментация действительности приобретает детализированную языковую фиксированность. На основе анализа языковой картины мира: детализации обозначаемого фрагмента через языковые единицы, можно получить информацию о его важности для лингвокультурной общности, что в свою очередь, сообщает о национально-культурной специфичности этого явления в жизни общности. В. И. Карасик называет это «явлением семантической плотности» (Карасик, 2001:4-6). Детализация именования фрагмента действительности предполагает выделение различных признаков, свидетельствующих о особенностях национально-культурного бытования общности.
Итог рассуждений, содержавшихся в параграфе, можно сформулировать следующим образом:
- национальная картина мира есть ментальная категория и определяется как концептосфера, которая способна удерживать в сознании целостный образ объективного мира в виде комплекса концептов, содержание которых включает знания и опыт, полученные в ходе духовной, физической деятельности в атмосфере культурной и социальной адаптации.
- концептосфера характеризуется такими чертами, как обусловленность духовной и физической деятельностью, ментальная реализация, рефлекторность, историческая обусловленность, этнокультурная обусловленность, актуальная мотивированность и концептуальная фиксированность;
- концептосфера, проецируемая на язык, воплощается в национальную языковую картину мира;
- национальная языковая картина мира характеризуется как частичная проекция концептосферы, представляющая в вербальной форме лишь отдельные её фрагменты, национально-культурно обусловленные и актуально мотивированные.
1.4 Внутренняя форма языковых единиц как лингвокультурологическая модель
