Конфликты

в науке и философии

Ульяновск

2013

УДК 13 (082.1)

ББК 80+87.4 г.

Издание осуществлено при финансовой поддержке

Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ),

проект № 12-33-01329

Рецензент:

доктор философских наук, профессор А.А. Тихонов

Конфликты в науке и философии / Под редакцией Н.Г. Баранец и Е.В. Кудряшовой. Ульяновск: Издатель Качалин Александр Васильевич, 2013. – 254 с.

ISBN –

Монография посвящена анализу эпистемических и доктринальных конфликтов в науке, философии и религии.

ISBN –

©авторы, 2013

Введение

В предлагаемой вниманию читателя монографии представлены результаты исследования познавательных и доктринальных конфликтов в эпистемических сообществах. Нами систематизированы представления о конфликтах и способах их решения через достижение конвенций. Сформулирован подход к рассмотрению эпистемических конфликтов в познавательном сообществе в целом, и показано его применение при анализе отдельных эпистемических сообществ (математического, физического, философского, богословского и т.д.).

Мы изучили деятельность отдельных экспертов и критиков, чтобы показать, как их критика становится причиной, поводом и средством разрешения конфликтных ситуаций в науке. Рассмотрели эпистемологические стратегии в аналитической философии и социологии знания. Описали проблему релятивизма в свете неразрешимости конфликтов в гуманитарных науках.

Полагаем, что эта работа будет полезна исследователям в области эпистемологии, истории и философии науки, истории философии и религиоведения.

Глава 1.

Эпистемология и социология знания о конфликте

Эпистемический конфликт:

на пути к определению понятия

Е.В. Кудряшова

История науки, философии, различных религиозных систем показывает, как часто специалисты в этих областях знания дискутируют, вступают в споры. Что является причиной этих споров? Почему они возникают? – это те вопросы, которые должен поставить перед собой эпистемолог, занимающийся исследованием конкретных областей знания. Мы полагаем, что причиной некоторых споров являются эпистемические конфликты, возникающие на почве концептуальных противоречий. Основная задача данной работы в определении общей стратегии понимания эпистемического конфликта как феномена.

Проблема определения понятия эпистемический конфликт

Понятие эпистемического конфликта, очевидно, является видовым по отношению к более общему - понятию конфликта. Когда исследователь ставит задачу определения понятия, в данном случае – понятия эпистемологического конфликта, возникает проблема поиска стратегии определения. В самом общем смысле понятие можно определить, исходя из этимологической, семантической и прагматической стратегии. Этимологическая стратегия определения требует учета исторического значения слова и ответов на вопросы о том, где и как использовался данный знак^[1] изначально. Семантическая стратегия требует четкого определения: насколько это возможно однозначного соотнесения знака и значения заданным образом. Прагматическая стратегия опирается на традиции использования в тех или иных разговорных сообществах и традициях (национальных, профессиональных и пр.).

Кроме того, на пути к определению понятия конфликт следует учитывать общие трудности определений понятий в социально-гуманитарных науках. Дело в том, что большая часть социально-гуманитарных понятий используется в естественном языке, тогда как любая научная дисциплина – в том числе социально-гуманитарная – должна опираться на искусственный категориальный аппарат. Поэтому определение понятия в указанной области следует соотносить с естественным значением слова.

Итак, когда мы формулируем проблему определения понятия конфликта и эпистемического конфликта как понятий философских, следует учитывать: 1) естественное значение слова, 2) прагматический смысл, связанный с его использованием в рамках различных социально-гуманитарных дисциплин. В первом случае будут обнаружены фундаментальные признаки данного явления, во втором - традиции его использования в социально-гуманитарном знании. Последнее является необходимым в осмыслении различных контекстов его использования. На этом основании станет возможным формирование семантически четкого определения понятия конфликта и эпистемического конфликта.

В естественном языке слово конфликт указывает на «столкновение, серьезное разногласие, спор»^[2]. Значением слова конфликт является не столько действие (акт), столько состояние, которое предполагает столкновение противоположных сторон, мнений, сил. Конфликт может актуализироваться в споре или дискуссии, как конкретной деятельности, фиксирующей состояние противоречий. Таким образом, если отталкиваться от естественного значения слова конфликт, об эпистемическом конфликте мы говорим тогда, когда фиксируем состояние противоречий в знаниях между представляющими их силами.

Прагматический смысл понятия конфликт можно извлечь из анализа его использования в социально-гуманитарном знании. Считается, что разработка понятия конфликта является задачей конфликтологии. Подчеркнем, что в конфликтологии разработано понятие социального конфликта, которое используется в общественных науках (социологии, политологии, истории). Специфика понятия социального конфликта в том, что это понятие характеризует взаимоотношение между социальными группами, составляющими общество. Т.Н. Кильмашкина указывает, что интересы различных социальных групп несовместимы и потому они вступают в фазу конфликта, предполагающего противоборство сторон, то есть действия, направленные друг против друга. Автор различает противоречие в собственном смысле и конфликт, который возникает только в условиях, когда причиной противоречий становятся несовместимые, взаимоисключающие интересы, потребности и ценности. «Таким образом, под социальным конфликтом мы понимаем противоборство социальных субъектов (главным образом, больших социальных групп), характеризующееся наличием осознаваемых фундаментальных противоречий, которые требуют разрешения»^[3]. Рассуждения автора показывают, что в конфликтологии (а также в социологии, политологии, истории) конфликт предстает сложным социальным явлением: содержанием социального конфликта является процесс развития и разрешения противоречий в обществе, который обязательно предполагает деятельность, направленную против оппонента.

В психологии формулируется базовое для гуманитарного знания определение конфликта, обозначаются его основные дефиниции. Специфика психологического подхода в том, что понятие конфликта характеризует жизнь человека. Формулируя общее определение конфликта, Б.Г. Мещеряков, В.П. Зинченко пишут: «В психологии под конфликтом чаще всего понимается актуализированное противоречие, столкновение противоположных интересов, целей, позиций, мнений, взглядов субъектов взаимодействия или оппонентов и даже столкновение самих оппонентов»^[4]. Также как в социологическом, в психологическом определении конфликта указано 1) наличие противоречий и 2) их актуализация в некотором доступном наблюдению действии.

Существует множество психологических дефиниций конфликтов, однако наиболее популярный взгляд на проблему предполагает различать внутриличностный, межличностный и межгрупповой конфликт. Внутриличностный конфликт представляет собой «… столкновение интересов, потребностей, влечений личности, возникающие при условии их примерной паритетности по интенсивности и значимости, но разной направленности»^[5]. Межгрупповые конфликты предполагают столкновение интересов, целей, позиций, мнений, взглядов, носителем которых является не отдельный индивид, а социальная группа. Б.Г. Мещеряков, В.П. Зинченко подчеркивают, что к межгрупповым относятся и конфликты между отдельными индивидами, в которых они выступают как представители и выразители позиций своих групп^[6]. Таким образом, понятие межличностного конфликта являет собой личностное измерение социального конфликта.

Философский уровень осмысления конфликта на современном этапе отсылает к теории диалектики. Диалектика представляет собой предельно абстрактную схему развития, используя которую можно описать, проанализировать становление изучаемого объекта или явления. Не углубляясь в теорию диалектики, следует лишь отметить, что понятие конфликта используется для характеристики взаимоотношения между противоположностями. Противоположностями называют различия между предметами или свойствами, выросшие до предельных размеров в том смысле, что они оформились в определенный субстрат (сторону явления, элемент системы, часть целого). Противоположности находятся в состоянии взаимодействия. В случае если развитие противоречия достигает предела, когда разрушаются существенные связи и происходит крушение одной из противоположностей, исследователь может констатировать наличие конфликта. Таким образом, конфликт представляет собой предельный уровень противоречия между противоположностями.

Анализ понятия конфликта в базовых социально-гуманитарных дисциплинах показывает, что о конфликте мы говорим, когда имеет место противоречие, приводящее к столкновению. Социологическое и психологическое определение конфликта отсылает также к наблюдаемым феноменам, свидетельствующим о наличии столкновения. Философское определение фокусирует внимание на самом противоречии.

Определение эпистемического конфликта

Эпистемическим конфликтом мы называем состояние противопоставления гипотез, теорий, программ, парадигм, подходов, характерных для определенных областей знания. Если иметь в виду, что любая область знания – мифология, религия, философия, мораль, искусство – представляет собой особую систему знания и познания, то эпистемический конфликт может быть обнаружен в каждой из этих областей. Для того чтобы констатировать состояние эпистемического конфликта, следует указать на некоторые необходимые условия его существования.

1. Существует некоторый объект (фрагмент объективной или субъективной реальности), который не может быть познан (интерпретирован, репрезентирован) одним единственным способом.

2. Существует субъект (индивидуальный или коллективный) как носитель определенной познавательной традиции, подхода, мировоззрения, идеологии, способа репрезентации, который имеет интерес в познании данного объекта.

3. Субъект формирует определенный способ понимания объекта в форме репрезентации, которая выступает альтернативой некоторой другой репрезентации. Важно отметить, что состояние эпистемического конфликта возникает в условиях непереводимости одной репрезентации в другую, то есть одна из репрезентаций не может быть полностью опровергнута другой посредством конвенциальных норм оценки.

4. Субъект имеет намерение показать, что его репрезентация объекта более эффективна, полезна или достоверна по отношению к другой. Данное намерение не связано со статусными, психологическими и иными предпочтениями, не имеющими прямой связи с репрезентацией объекта, на которой настаивает субъект. Однако намерение разоблачить противоположную репрезентацию может сопровождаться эмоциональными аргументами или, скажем, аргументация может основываться на «административном ресурсе».

Если в какой-либо области мы наблюдаем вышеперечисленные условия, мы можем констатировать состояние эпистемического конфликта. В большинстве случаев состояние эпистемического конфликта является причиной дискуссий и споров, возникающих между представителями определенной области знания (например, между учеными, богословами, философами, искусствоведами).

С точки зрения эпистемологических определений эпистемический конфликт нельзя представить как субъект-субъектное отношение, поскольку речь идет не столько о столкновении субъектов, сколько о противоречиях их концептуальных позиций. О субъектах мы говорим, когда характеризуем спор или дискуссию, возникающую по поводу конфликта.

Структура эпистемического конфликта

В структуре эпистемического конфликта следует различать: 1) область знания, в которой формируется конфликт, 2) объект или проблему, которая должна быть осмыслена в контексте данной области знания, 3) репрезентацию объекта как знание, которое формируется строго определенным образом, и наконец, 4) субъекта, являющегося творцом или носителем определенной репрезентации.

Область знания представляет собой контекст формирования проблемы, определяющий основные принципы познания объекта. В качестве такой области знания может выступать естествознание или его отдельные области, социально-гуманитарные дисциплины, религиозные системы, философские традиции, направления в искусствознании и эстетике, этические и политические идеологии. Область знания определяет объект познания, как фрагмент естественной или социальной природы, которая должна быть познана, а также основные принципы и методы исследования. В качестве основных принципов и методов исследования могут выступать научные методы в естествознании; принцип креационизма в религиозных системах; диалектический, метафизический, синергетический подход в философии и пр.

Наличие эпистемических конфликтов не противоречит целостности дисциплины. Этот тезис оказывается верным, если предположить, что каждая область знания существует в условиях конкуренции теорий, гипотез, программ, подходов, традиций и пр. Первым, кто представил конкретную область знания – науку – таким образом, был И. Лакатос. Методология научно-исследовательских программ И. Лакатоса предполагала, что наука представляет собой конкуренцию последовательных теорий. Вступая в полемику с Т. Куном, автор подчеркнул: «История науки была и будет историей соперничества исследовательских программ (или, если угодно, «парадигм»), но она не была и не должна быть чередованием периодов нормальной науки: чем быстрее начинается соперничество, тем лучше для прогресса»^[7]. В данном случае мы заимствуем не столько его идею научно-исследовательских программ, сколько авторское представление о науке в целом. Следуя данной методологии, любая область знания может быть представлена как соперничество гипотез, теорий, парадигм, программ, подходов, традиций и пр., между которыми постоянно воспроизводится эпистемический конфликт.

Особо следует сказать о состоянии эпистемического конфликта, возникающего между разными областями знания. Существует убеждение, что разные области знания сосуществуют друг с другом как альтернативные способы понимания и познания реальности, и что с точки зрения познающего субъекта не существует объективных причин выбора той или иной области знания. Такую мировоззренческую позицию П. Фейерабенд обозначил термином философский релятивизм (противопоставив его политическому релятивизму): «Философский релятивизм есть доктрина, утверждающая, что все традиции, теории, идеи равно истинны или равно ложны, или, если прибегнуть к более резкой формулировке, что к традициям^[8] применимы любые истинностные оценки»^[9]. Такая позиция основана на идее о том, что не существует всеобщих, равно пригодных для всех критериев оценки.

Однако, в действительности, представитель той или иной области знания вряд ли может довольствоваться тем, что его представление о реальности является всего лишь альтернативой по отношению к другим. Будь то ученый, богослов или искусствовед не просто высказывает мнение, но по меньшей мере, претендует на достоверное описание мира или его отдельного фрагмента. Поэтому история взаимодействия специалистов разных областей знания постоянно воспроизводит эпистемические конфликты ученых и псевдо-ученых, ученых и богословов, богословов и философов, философов и художников. Позиция плюрализма мировоззренчески воспроизводит, скорее, этическую ценность взаимоуважения, чем действительное стремления признать всех равными перед лицом объективности.

В структуре эпистемического конфликта следует выделять объект познания. В данном случае мы используем не традиционное, а неклассическое (послекантовское) понимание объекта, специфика которого связана с тем, что объект характеризует лишь гносеологическое отношение, но не постулирует некоторую онтологически объективную реальность. Фактически, объект постулируется, поскольку субъект его познает.

К. Поппер воспроизводит ряд аргументов против традиционной теории познания^[10], которую он понимает как «обсервационизм», «бадейную теорию познания» или «джастификационизм». Указанные понятия по содержанию отражают различные аспекты классического сенсуализма (в смысле Дж. Локка) и феноменализма (в смысле М. Шлика и Р. Карнапа). «Обсервационизм» – теория познания, считающая главной операцией наблюдение; «бадейная теория познания» полагает источником знания ощущения; «джастификационизм», по всей видимости, полагает некоторую «оправдывающую» теорию, подтверждающую, что обервационизм является наиболее эффективным способом познания. К. Поппер показывает, что эти теории являются ошибочными, поскольку получение чувственных данных не является «реакцией на внешние стимулы», но есть активный процесс выбора нужной информации и отбрасывания ненужной. Человек предопределен или/и «структурой своих генов, каким-нибудь геномом, недостатком пищи, любопытством или надеждой узнать что-нибудь интересное»^[11]. Указанные интенции позволяют выбирать чувственные данные^[12].

Общие выводы теории познания касаются эпистемологических исследований той или иной области знания. Объект познания пред-задан принципами и методами конкретной области знания, а также аспектом рассмотрения проблемы. Более четко эта идея прослеживается в отношении тех объектов, которые изучаются в разных областях знания. В качестве примера сравним, каким образом встает проблема человека в научной медицине, христианстве и философии как разных областях знания. В научной медицине исследовательский интерес формируется в сфере изучение анатомии тела человека, его нормальных и анормальных состояний. В христианстве воспроизводится идея единства тела, души и духа, исследовательский интерес направлен на определение способа достижения гармонии между ними. В философии ставится вопрос о сущностных, атрибутивных свойствах человека. Исходя из этого, следует учитывать, что в каждой конкретной области знания объект конституируется в связи с исследовательской проблемой.

Даже если учитывать, что область знания определяет исследовательскую проблему и выделяет определенный аспект рассмотрения объекта, существует неопределенное количество его репрезентаций. В самом общем смысле репрезентациями называют модели, воспроизводимые с помощью символов, знаковых, логических и пр. систем, которые олицетворяют (изображают) познаваемое явление или объект^[13]. Если репрезентация воспроизводит визуальный образ объекта, то речь идет о перцептивной репрезентации; если в репрезентации воспроизводится объект, не имеющий чувственно-воспринимаемой локализации, то речь идет о когнитивной репрезентации. Как теоретические виды деятельности, области знания формируют исключительно когнитивные репрезентации.

А. Маркмэн предложил общую схему организации репрезентаций и выделил в ее структуре узловые точки и связи между ними. Автор указывал, что на базовом уровне репрезентации связаны с так называемыми семантическими сетями, то есть с системами понятий, которыми описывается анализируемый объект или явление. Узловыми точками в данном случае выступают сами понятия и категории, а связи между ними определяют формы их возможных сочетаний^[14]. Разница между репрезентациями в таком понимании определяется как разница между системами понятий, в которых объект анализируется.

Построение репрезентации регулируется двумя когнитивными факторами: первый связан с поставленной в рамках конкретной области знания исследовательской проблемой; второй – с той гипотезой, теорией, подходом, парадигмой, программой, традицией, которая определяет понятия и категория репрезентации объекта. Первый фактор определяет те цели, задачи и вопросы, которые ставит перед собой исследование, второй – каким образом эти цели достижимы, как будут решены задачи и какие выводы следует делать. Репрезентация определяет то, что мы знаем об объекте, как именно мы объясняем явления, с которым имеем дело.

Функции репрезентации в познании связаны не только с процессом получения модели изучаемого объекта, но и с контролем над получением новой информации об этом объекте. М. Вартофский полагает, что репрезентации играют роль особых «фильтров», которые отсеивают существенное и несущественное в познаваемом явлении или объекте^[15]. Поэтому репрезентации объектов существуют только в условиях четкой методологии анализа, сформированной в рамках гипотезы, теории, подхода, парадигмы, программы, традиции и пр.

Для специалиста конкретной области знания репрезентация выступает конструктом исследовательской деятельности, акцентирует его внимание на строго определенных сторонах объекта. Эту особенность Л.А. Микешина описывает следующим образом: «Известно, что именно мы сами создаем или выбираем то, что может считаться репрезентацией, и наше перцептивное и когнитивное понимание мира в значительной степени формируется и изменяется под воздействием создаваемых нами репрезентаций. В свою очередь, наши формы восприятия, способы видения и понимания, от которых зависят виды репрезентации, трансформируются в зависимости от того, какие образцы репрезентаций предписываются нам культурой и внедряются практикой и образованием»^[16]. Эти выводы автор получает в отношении гносеологической проблематики познания. Расширяя сферу их применения на эпистемологический анализ конкретных областей знания, следует сказать, что репрезентации, сформированные в рамках теорий, подходов, парадигм, программ, традиций и пр., определяют способы понимания изучаемых объектов, метод их описания и анализа.

Может показаться, что изложенное представление о роли репрезентации в познании нивелирует активность познающего субъекта, что противоречит современным императивам гносеологии. В действительности, речь идет о том, в каком смысле субъект познания активен в восприятии и интерпретации изучаемой реальности. В самом общем смысле под субъектом познания понимают конкретно-исторического носителя деятельности, познания и сознания. Если речь идет об эпистемологическом исследовании определенной области познания, то в роли субъекта выступает специалист.

Определение специалиста достаточно сложная проблема, даже в пределах тех областей, где, казалось бы, специалист определяется профессиональной квалификацией. Анализируя проблему расслоения современного научного сообщества в России, А.В. Юревич показывает, что традиционная иерархия ученых (от младшего научного сотрудника до академика) теряет свое значение. Вместо единой традиционной современное научное сообщество в России формирует несколько альтернативных иерархий «научной власти» - традиционная иерархия, связанная с РАН, сосуществует наравне с «вузовской», «фондовской» и «независимой». В результате возникают сложности в определении реального статуса ученого. Например, кандидат наук может возглавить богатый фонд и в результате по своему весу во многом превосходить академика. Или, скажем, в НИИ может работать человек, который «внутри института» занимает незначительное положение, тогда как его действительные научные достижения высоки. Совершенно очевидно, что в современной культуре академик является меньшим авторитетом в глазах общества, чем независимый эксперт из исследовательской лаборатории просто потому, что он не имеет доступа к СМИ^[17]. Эти выводы показывают, что определить действительный авторитет ученого достаточно сложно.

Те же явления мы обнаруживаем в философии. Дж. Пассмор пишет: «Философия, в отличие от науки, не является единым интеллектуальным сообществом. И дело не просто в том, что философы, как и ученые, имеют разную специализацию. Их намного больше разъединяет то, что они имеют разных философских героев, разные представления о том, в чем состоит хорошее и плохое философствование. В 1983 г. на Всемирной конференции по философии в Монреале значительные группы участников все так же не понимали и не хотели понять, чем занимаются другие группы участников или почему они этим занимаются, даже когда обсуждаемые темы, если судить по одним только заголовкам, представляли общий интерес»^[18]. Следовательно, статус философского текста и выдающегося философа меняется от традиции к традиции. Достижения философа феноменологического стиля исследования вряд ли могут быть признаны философом-аналитиком и наоборот. В одном из своих публичных высказываний философ-аналитик Д. Деннет подчеркивает: «Будучи неисправимым узко-мыслящим и чуждым историчности аналитическим философом, я всегда ищу удобное оправдание тому факту, что я не читал Гегеля или Хайдеггера или Деррида или каких-то других парней, которые не снизошли до любезности думать по-английски»^[19]

. В этом шутливом высказывании четко прослеживается отношение выдающегося философа к представителям других философских традиций.

Исходя из указанных сложностей, определение специалиста какой-либо области знания должно опираться на два основных критерия: 1) профессиональную компетенцию, институционально закрепленную квалификацию, и 2) факт признания специалиста со стороны соответствующего познавательного сообщества. Профессиональная компетенция определяет когнитивную способность специалиста заниматься познавательной деятельностью, в том числе формулировать познавательную проблему; определять цели и задачи эквивалентные актуальным вопросам дисциплины; владеть профессиональным языком; проводить исследования, опираясь на основные принципы и используя методы данной области; формализовать результаты исследования конвенциальным для соответствующего сообщества способом; транслировать результаты исследований; иметь представление о легитимной аргументации, позволяющей отстаивать свои профессиональные убеждения. Признание со стороны познавательного сообщества определяет авторитет специалиста. При этом признание может носить более или мене локальный характер.

Эти общие признаки специалистов определенной области должны быть дополнены особенными. Если учитывать, что каждая область знания представляет собой конкуренцию гипотез, теорий, подходов, парадигм, программ, традиций и пр., то специалиста следует признать их носителем. Это выражается в том, что специалист перенимает методологию исследования и репрезентативный аппарат, принятый в рамках теории (подхода, парадигмы, программы, традиции и пр.). Исследовательская деятельность специалиста становится «предсказуемой» в смысле выбора стратегии, методологии познания.

Безусловно, общие и особенные познавательные способности, имеющие значение при характеристике субъекта, предполагают индивидуальность их развития в каждом конкретном случае. Этот последний, индивидуальный момент вызывает особого рода сложности в изучении деятельности специалиста, поскольку не поддается рациональному анализу. Исследования этих признаков часто апеллируют к психологии, социологии, экзистенциальной философии.

Анализ структуры эпистемического конфликта имеет методологическое значение в эпистемологических исследованиях. Прежде всего, такой анализ позволяет отличать собственно эпистемический конфликт, возникающий на почве концептуальных противоречий, от статусных конфликтов и от конфликтов, которые возникают между специалистами, но имеют своей причиной эмоциональную неприязнь. Подчеркнем, что эмоциональное отношение конфликтующих специалистов в эпистемическом конфликте имеет место, но по отношению к концептуальным противоречиям эти факторы являются вторичными. Поэтому на первое место в анализе эпистемического конфликта мы ставим разногласие репрезентаций, а не отношения между специалистами.

Основные виды эпистемических конфликтов

Эпистемический конфликт имеет отношение к знанию (репрезентации объекта познания) и / или к процедуре получения знания (процедурам, методам, методологии). Условно можно различить 1) эпистемические конфликты, которые касаются содержательных противоречий в репрезентации объекта и 2) эпистемические конфликты, которые возникают на почве противоречий в процедурах получения знания.

Содержательные эпистемические конфликты возникают между специалистами одного направления, подхода, парадигмы, программы, традиции в случаях, когда расходятся фактические данные. В случае если специалисты представляют различные направления, подходы, парадигмы, программы, традиции, содержательный эпистемический конфликт перерастает в методологический.

Методологические конфликты возникают на почве противоречий:

• категориального аппарата, в котором репрезентируется знание, или отдельных понятий, их интерпретаций, неточности в определениях;
• методологий или отдельных методов, посредством которых были получены познавательные результаты;
• способов оценки знания или его отдельных следствий.

Методологические конфликты неразрешимы, поскольку у последователей различных подходов всегда находятся аргументы в пользу эффективности выбранной исследовательской программы. Такое положение лишь констатирует существование некоторой области знания.

Функции эпистемического конфликта

Необходимость познания исходит из недостатка знания. Если субъект осознает недостаток в своем представлении об изучаемом объекте, перед ним встает проблема, какие усилия следует приложить, каким методом воспользоваться для того, чтобы компенсировать недостаток знания. Таким образом субъект сталкивается с гносеологической проблемой объяснения причины недостатка знания и методологической проблемой определения пути познания. Указанные проблемы становятся фундаментальными для специалистов в той или иной области знания.

Знание развивается, пополняется, расширяется до тех пор, пока возможно выдвижение новых идей, построение улучшенных гипотез и теорий, пока существуют альтернативные возможности в выборе методологии. Если знание некоторой области осмыслено в терминах полноты и законченности, познавательный процесс останавливается. История становления интеллектуальной культуры человечества показывает, что подобные «остановки» приводили только к стагнации знания и общественной жизни в целом.

Для эпистемолога существенным остается вопрос о том, как именно реализуется динамика познавательного процесса в тех или иных областях знания, что стимулирует постановку вопроса о неполноте знания и тем инициирует поиск решения гносеологических и эпистемологических проблем. В постпозитивистских исследованиях было предложено несколько стратегий понимания динамики науки, которые могут стать образцами представления о том, как реализуется познание в тех или иных областях знания.

В частности, К. Поппер, анализируя природу человеческого познания, полагает, что источником познания являются априорно изобретенные гипотезы. Автор эволюционистски трактует априорность: существующие способности человека познавать, а также некоторые содержания сознания являются результатом эволюции. Целью этой эволюции является адаптация к окружающей среде, задача – «высасывание» наиболее важной информации из окружающего мира. Априорными для индивида становятся способности и знания, которые он приобрел в результате естественной эволюции. Апостериорное, приобретенное (и поэтому вторичное) знание К. Поппер рассматривает как результат проверки на практике первичных априорных гипотез: «Кажущееся апостериорным знание всегда есть результат устранения плохо приспособленных априорно изобретенных гипотез, или адаптаций. Другими словами, всякое знание есть результат пробы (изобретения) и устранения ошибок – плохо приспособленных априорных изобретений»^[20]. Таким образом, апостериорное знание есть результат «отбора» изобретенных гипотез.

Природа общественных форм познания, по-видимому, аналогична. Исходя из очевидных, основанных на интуициях или суждениях здравого смысла положений или наблюдений, познавательное сообщество специалистов некоторой области конструирует гипотезы относительно понимания некоторого объекта. Причем, изначальная неопределенность методологии и стратегии познания позволяет конструировать не одну, но несколько гипотез, вступающих между собой в эпистемический конфликт. Необходимость его разрешения создает конкуренцию гипотез, в ходе которой гипотезы «вырастают» до теорий, подходов, парадигм, программ, традиций. Попытаемся описать, как это происходит:

Состояние эпистемологического конфликта гипотез стимулирует рефлексивные процессы в познавательном сообществе специалистов относительно норм и методов познания, оценки познавательного результата. В ходе споров между специалистами, представляющими разные гипотезы, определяются приемлемые для всех нормы, методы познавательной деятельности. На этом основании становится возможным говорить о конвенциональных оценках. Исходя из этого, следует сделать вывод о том, что эпистемический конфликт выполняет методологическую функцию, поскольку создает условия необходимости постановки методологических проблем в той или иной области.

В действительной истории познания, однако, редко бывают случаи, когда представление о нормах, методах едины для всех специалистов. Критика со стороны последователей одной гипотезы определяет необходимость «укрепления» другой, в которой обнаружена ошибка. Задачей специалистов становится увеличение потенциала гипотезы за счет разного рода доказательств и подтверждений. Поэтому содержательная часть гипотезы увеличивается, гипотеза преобразуется в хорошо подтвержденную теорию, общепринятый подход, единую парадигму, прогрессирующую программу. Таким образом, эпистемический конфликт выполняет познавательную функцию, поскольку обнаруживает неполноту знания, стимулирует увеличение содержания знания.

Методологическая и познавательная функции указывают на необходимый характер конфликтов. Определение эпистемического конфликта, выделение его отличительных признаков от конфликтов иного рода имеет существенное значение в эпистемологических исследованиях, поскольку позволяет определить общие категории, необходимые в анализе. В данной работе мы попытались определить эти общие категории и выявили атрибутивный признак эпистемического конфликта – противоречие познавательных позиций. Анализ эпистемических конфликтов в различных областях знания позволит ясно представить историческую картину развития познания.

конфликты и критика в науке

Н.Г. Баранец, А.Б. Верёвкин

Как соотносятся критика и конфликты в науке? Научные противоречия и противостояния отражаются в критике. Конфронтация мнений является причиной и движущей силой научной полемики^[21], которая происходит через критику позиций её участников. Научная полемика может проходить по двум основным сценариям. Первый – в ходе обсуждения выявляются неразрешимые познавательные или личностные противоречия, могущие приводить к острому конфликту и прекращению коммуникации между участниками, что не исключает возобновления полемики при освоении новых фактов, аргументов или появлении новых участников. Второй – противоречия могут быть преодолены вследствие выбывания одной из сторон спора, либо благодаря привлечению третьей авторитетной стороны.

Виды конфликтов в науке

Для того, чтобы понять причины возникающих в науке конфликтов, необходимо вспомнить о мотивах деятельности самих учёных. Прежде всего, учёный одержим любознательностью – желанием решить проблему, получить интересный результат. Развитием этого стремления является желание доказать научному сообществу новизну, достоверность и полезность своей работы, и тем самым удовлетворить профессиональное эго, заработать «научный капитал» и авторитет. Обретение научного признания улучшает социальный статус учёного, поднимает его на более высокие ступени научной иерархии, предоставляет более широкий доступ к ресурсам и информационным потокам, даёт возможность эффективнее удовлетворять познавательные интересы. Карьерой учёного движут две основные цели – когнитивная и статусная. Следовательно, глубинными источниками конфликтов является борьба за истинное знание, за ресурсы и за авторитет. Познавательные конфликты возникают в конкуренции идей, претендующих на истинность и полезность, поскольку признание новых идей требует определенной модификации научной традиции. Ожесточённость и продолжительность научного противостояния при этом определяются явными или скрываемыми материальными интересами участников. Идейные, статусные и личностные конфликты целесообразно разделять.

Познавательный конфликт возникает в результате серьёзного научного противоречия. Предметом такого конфликта может стать либо система знаний (тогда возникает несогласие по поводу содержания понятий, идей и концепций), либо процедура получения знания (высказываются претензии по поводу методов и способов работы), либо форма представления знания (заявляется о несоответствии стандартам представления и оценки результатов интеллектуальной деятельности). Для возникновения познавательной конфликтной ситуации нужны: объект, который не может быть истолкован единым образом, субъекты, различно разрешающие данную проблемную ситуацию и уверенные в своей правоте. Иногда окончательное разрешение познавательного конфликта возможно лишь на ограниченном пространственно-временном промежутке. Задача учёного состоит не в избегании познавательных конфликтов, а в правильной стратегии их разрешения. Научная критика является частью этой стратегии. Научное сообщество создало определённые инстанции для социально-познавательного разрешения конфликта и нормы, регулирующие обмен мнениями. На динамику конфликта и возможность его разрешения косвенным образом влияют медиальные и институциональные факторы.

Познавательные конфликты могут быть теоретическими и доктринальными. Теоретические конфликты возникают из-за концептуальных расхождений в рамках сложившихся дисциплинарных матриц. Они редко носят деструктивный характер, способствуя плодотворной конкуренции идей. Доктринальные конфликты^[22] происходят из-за доктринальных противоречий внутри дисциплинарного сообщества. Становление принципиально новой дисциплины или метода не обходится без такого конфликта. Именно доктринальный конфликт может приобретать идеологическое измерение, когда его участники начинают использовать в научной дискуссии политическую или религиозную риторику.

Статусные конфликты подразумевают борьбу за ресурсы, престиж и социальное положение. Социальное положение в науке имеет аспекты материального и репутационного вознаграждения. Имеющий высокий авторитет имеет возможность устанавливать цену своего продукта и обладает властью навязывать членам дисциплинарного сообщества своё понимание проблемного поля и методов решения научных проблем. Участвующие в статусном конфликте учёные стремятся представить ситуацию как борьбу за истину и справедливость. Статусные конфликты особенно деструктивны в недемократических обществах, поскольку здесь ограничено действие саморегуляции, а доминирующая группа часто прибегает к административной поддержке. При наличии официальной доминирующей государственной идеологии участники конфликта могут апеллировать к ней для усиления своей позиции.

Личностные конфликты в науке возникают в результате несходства темпераментов, личных недоразумений и обид, неприятия модели поведения оппонента. Частота личных конфликтов увеличивается, если в дисциплинарном сообществе появляются «конфликтные» личности, отличающиеся склонностью к скандалам и темпераментной реакцией на межличностные трения. Личностный конфликт может перерасти в статусный и познавательный, если участники стремятся легализировать его в глазах научного сообщества.

Определение научной критики и её функций

В теоретико-познавательном смысле всякое суждение, несущее информацию и имеющее некоторое значение, может быть критикуемо. То есть, оно может быть подвергнуто познавательной и ценностной оценке, будучи соотнесено с имеющимися знаниями и общезначимыми нормами конкретного сообщества. Исходя из этого, критика может быть научной, моральной и эстетической. Критик в качестве мерила, соответственно, будет использовать категории истины, добра или красоты. Научная критика предполагает установление ценности идеи или концепции для определения её достоверности, полезности и новизны. Критический процесс проистекает из сочетания сомнения и рационального осмысления. Критикуя, учёный актуализировано либо потенциально ориентирован на критерии, задающие ценность научного продукта. Метод критического разбора преимущественно дедуктивный, поскольку соотносит оцениваемое с общезначимой в данном дисциплинарном сообществе истиной и устанавливает связь между ними.

Научная критика является способом реагирования членов научного сообщества на представляемую научную идею, концепцию или теорию^[23]. Научная экспертиза оценивает новизну и доказательную базу научного продукта, что не является чисто аналитической процедурой. Научный эксперт руководствуется критериями, носящими субъективно-контекстуальный характер, выработанными на основе его личной профессиональной компетентности и психологического типа. Им оцениваются полезность научного продукта; согласованность с наличным дисциплинарным знанием; методологическую правильность получения научного продукта; эмпирическую состоятельность; воспроизводимость. На этом основании представляемый научный результат либо признается достоверным, либо отвергается.

Научная критика выполняет ряд функций. Селекционно-оценочная функция критики заключается в проверке идей на соответствие критериям «нормальной» научной работы, принятым в данном дисциплинарном сообществе, ориентирующимся на определённую систему норм и идеалов научной деятельности. Эвристически-прогностическая функция критики состоит в выявлении возможности применения метода, концепции и теории, возможного обозначения сферы и границ их использования. Определяются специфические методы, присущие только данной теории, и группы проблем, которые с их помощью можно решить. Корректирующе–развивающая функция научной критики предполагает корректировку методов, теорий, способов обоснования и формы их представления.

В зависимости от характера научной коммуникации, от принадлежности учёного к научному микросообществу и принятых в нём эталонов научной работы, от личных интересов учёного, целесообразно выделять когнитивные и личностно-ценностные мотивы критической деятельности.

Если представить себе идеальное научное сообщество, то в нём основными должны быть именно когнитивные мотивы критики, определяемые научными интересами учёного, познавательным поиском, регулируемым такими требованиями к представляемому научному результату, как его истинность, новизна и полезность. Поэтому, прежде всего, должна оцениваться аргументированность, доказательность, строгость и точность терминологии, системность и согласованность в её представлении, а так же оригинальность и перспективность научной концепции.

Мотивы и виды научной критики

В реальном научном сообществе существенное место имеют личностно-ценностные мотивы критической деятельности. В спектр этих мотивов входят эмоционально-психологические (желание поддержать или напротив – личная неприязнь), ценностно-статусные (борьба за положение в научном сообществе), идеологически-мировоззренческие и доктринально-мировоззренческие. История науки свидетельствует, что критика, основанная на личностно-ценностных мотивах, чаще всего имеет негативное влияние на качество научной коммуникации и не даёт адекватной оценки представляемых научных идей.

Целью критика может быть проверка качества представляемых идей и теорий. В зависимости от вывода она будет иметь концептуально положительную или отрицательную оценку. Исходя из доктринального и социального положения в науке – целью критика может быть борьба за доминирующее положение его дисциплинарной группы. В этом случае критика будет иметь обвинительно-идеологическую направленность. Учитывая цели критики, целесообразно выделять следующие её виды: концептуально-конструктивную, концептуально-негатив­ную и обвинительно-идеологическую критику. Поучительные примеры критики разного рода проявлялись в истории обсуждения эволюционной теории Ч. Дарвина (18091882), которая и через полтора века продолжает находиться под идеолого-доктринальной огнём, будучи в целом принята, обсуждена и верифицирована научным сообществом. Сочинение Дарвина «Происхождение видов путем естественного подбора» (1859) стало основанием для развития новых направлений и дисциплин (эволюционная палеонтология, эволюционная эмбриология, и др.). Первые три тысячи экземпляров этой книги были раскуплены мгновенно, а реакция первых критиков была полярной. Самого Дарвина в научных кругах воспринимали как очень компетентного учёного и серьёзно отнеслись к его работе и сделанным выводам^[24]. Концепция Дарвина, развитая в его последующих работах^[25], с появлением каждой новой книги подвергалась пристальному анализу и широкому обсуждению. Это замечательная иллюстрация наших соображений о критике, как причине и способе разрешения познавательных конфликтов.

Концептуально-конструктивная критика осуществляется с позиции идейно близкой автору критикуемых тезисов, при согласии с его основными положениями. Но при этом определяются их «слабые места» для усиления эв­ристического потенциала и сферы применения.

Ч. Дарвин видел в явлениях индивидуального развития подтверждение эволюционной теории и полагал, что при индивидуальном развитии повторяются те стадии, через которые прошел ряд предков данной формы. Ф. Мюллер (18221897), будучи сторонником эволюционного учения Дарвина, ясно изложил биогенетический закон и указал причины, затемняющие рассматриваемое явление. Во-первых, развитие с течением времени может совершаться всё более и более прямым путем от яйца до стадии взрослого животного, и тогда последовательные стадии развития, соответствующие ряду предков данной формы, сглаживаются. Во-вторых, влияние могут оказывать различные особенности, вырабатывающиеся в свободно живущих личинках под влиянием борьбы за существование и внешних условий. История развития вида тем полнее повторяется в истории индивидуального развития, чем длиннее ряд стадий, равномерно проходимых животным в его развитии и чем менее молодые животные отличаются от старых по образу жизни, чем меньше особенностей приобретено отдельными стадиями и чем менее такого рода особенности передались от одних стадий развития к другим, им предшествовавшим. Э. Геккель (18341919) ещё подробнее развил учение Мюллера и в ряде работ применил его к выяснению филогении отдельных групп. Явления, происходящие в процессе индивидуального развития, он разделил на палингенетические (повторяющиеся явления, свойственные предкам данной формы) и ценогенетические (возникшие в качестве приспособлений в течение жизни зародыша или личинки).

Концептуально-негативная критика возникает в том случае, если учёные имеют принципиальные концептуальные и доктринальные расхождения, придерживаются разных исследователь­ских программ или разных дисциплинарных матриц. В этом случае критик не намерен выявлять эвристические, полезные положения в рассматриваемой работе, а стремится опровергнуть её и предложить своё понимание проблемы.

Против дарвиновской теории эволюции выступили учёные с другими эволюционными концепциями, такими как: неоламаркизм (К.В. Негели), мутационизм (С.И. Коржинский), неокатострофизм (Э. Зюсс). Этому способствовало то, что взгляды Дарвина на всемогущество отбора и особенности возникновения новых видов столкнулись при проверке с рядом сложностей: в природе редко находились переходные формы, возникновение органов сложного строения было трудно объяснить посредством аккумуляции мелких изменений.

Чарльз Дарвин объяснял явления наследственности гипотезой пангенезиса^[26]. Причину явлений наследственности Дарвин видел в молекулярном составе половых клеток, предполагая, что половые клетки суть комплекс мельчайших частиц, отделившихся от всех клеток организма. Если каждая подобная частица есть носительница всех свойств той клетки, от которой она произошла, то половая клетка будет носить в себе в скрытом состоянии свойства всех клеток организма. Главную роль Дарвин отдавал мелким, колеблющимся изменениям, возникающим под воздействием внешних условий, действующих косвенно через половую систему. Эти изменения и дают материал для деятельности подбора, когда выживают особи с изменениями, наиболее полезными для вида, и вымирают особи с изменениями, для вида невыгодными. Первоначальный импульс к развитию, по Дарвину, лежит вне самих организмов во внешних условиях. Организмы не обладают никаким стремлением к прогрессу, ибо изменения происходят безразлично то в одну, то в другую сторону.

Его позицию критиковал К.В. Негили (18171891), который объяснял явления прогресса в органическом мире молекулярно-физиологическими изменениями плазмы. Негили допустил, что не вся плазма половой клетки есть носительница наследственных свойств, а только некоторая часть ее – идиоплазма (остальная часть это питательный запас, стереоплазма). Идиоплазма представляет собой сеть параллельных рядов микроскопически невидимых телец или мицелл, причём каждое изменение в расположении мицеллярных рядов соответствует тому или другому наследственному изменению свойств организма. Чем выше организм, чем разнообразнее и многочисленнее его наследственные свойства, тем сложнее строение идиоплазматической сети. Внешние условия влияют на организм, но чаще всего изменения, возникшие под их влиянием, существуют только пока существуют сами условия. Внешние влияния при определенной концентрации в течение долгого времени могут вызвать наследственные изменения, но эти наследственные изменения носят всегда характер приспособления к среде и условиям жизни. Главный импульс прогрессивных изменений, вопреки мнению Дарвина, он видел в самих организмах, в свойстве идиоплазмы к прогрессивному совершенствованию под влиянием внутреннего побуждения.

Для объяснения передачи изменений, происходящих в организме по наследству, Негили предполагал, что все части идиоплазмы организма находятся в непрерывной связи, так что всякое, даже строго локализированное изменение мицеллярных рядов произведет перетасовку мицелл во всем организме, а следовательно, и в половых клетках. Поэтому всякое изменение мицеллярных рядов неизбежно вызовет изменение свойств следующего поколения, хотя иногда эти изменения могут долгое время, даже в течение нескольких поколений, оставаться в скрытом, летаргическом состоянии, но при благоприятных обстоятельствах могут проявляться со всей силой. Оплодотворение, то есть смешение мицеллярных рядов отца и матери, а равно и скрещивание, то есть, смешение мицеллярных рядов двух видов, особенно способствуют проявлению зачатков, находившихся в скрытом состоянии. Основное отличие биологической стороны теории Негили от теории Дарвина лежит в принципе внутреннего импульса к прогрессу. Внешние влияния вызывают только приспособление, а борьба за существование имеет чисто отрицательное значение в смысле фактора, способствующего вымиранию промежуточных стадий. В отличие от Дарвина, Негили допускал потенциальную идентичность свойств всех клеток организма при условии их взаимной связи.

А. Седжвик (17851873), будучи консерватором и в жизни, и в науке, заявлял о вредности утверждений Дарвина и даже ввёл в экзаменационные билеты студентов специальные вопросы, предлагавшие изложить критические аргументы против ложной теории Дарвина. В письме к Дарвину он так изложил причину своего неприятия его теории: «Я ставлю первопричиной волю Господню и могу доказать, что она вершится на благо тварей его. И суждение моё непоколебимо, будь оно выражено в словах или, тем паче, в логических построениях. У природы не только физическое, но и моральное, метафизическое начало. И всякий отринувший эту двойственность безнадёжно погряз в грехе… Вы не связали первое со вторым, напротив, насколько я понял по некоторым примерам, усердствуете в обратном. Отдельные места Вашей книги глубоко оскорбляют мои моральные воззрения»^[27]. В одной из статей, опубликованных в «Наблюдателе», он написал: «В заключении хочу выразить своё отвращение к этой теории, потому что: во-первых, она сугубо материалистична; во-вторых, отказывается от индуктивного метода, единственного истинного пути в познании материального мира; в-третьих отказывается признать высшее предназначение человека, и, следовательно, у сторонников этой теории тоже подорваны моральные устои. Я, конечно, не допускаю мысли, что Дарвин не верит в бога, хотя материализм его открыто атеистичен … Факты сгруппированы и связаны меж собой цепью догадок и бесконечными перепевами одного и того же в корне неверного положения. Но из мыльных пузырей каната не совьешь»^[28].

Обвинительно-идеоло­гическая критика, будучи проявлением лично-психологиче­ских мотивов, отражает борьбу внутри научного сообщества за рас­пределяемые социальные блага и не связана с анализом когнитив­ной ценности научного продукта.

Так, Р. Оуэн (18041892) назвал книгу Дарвина «надругательством над наукой», тем, что приведет к деградации Англии и сползанию её в хаос революции, как это было с Францией.

Во время публичного обсуждения книги в 1860 году на заседании Британской ассоциации в поддержку развития науки, состоялся ставший легендарным обмен мнениями между сторонником Дарвина Т.Г. Гексли (1825-1895) и противником – епископом Оксфорда С. Уильберфосом. Епископ заявил, что само предположение, что одна из обезьян в зоопарке может быть его родственницей, унижает его человеческое достоинство. Он спросил Хаксли: «Эта обезьяна у вас по материнской или по отцовской линии?» На что получил ответ: «Уж лучше быть потомком обезьяны, чем быть человеком, боящимся смотреть правде в глаза». Гексли внёс огромный вклад в популяризацию теории Дарвина, читая популярные лекции, он культивировал политический подтекст эволюционной теории, показывая, что аристократы не имеют никаких данных Богом привилегий перед другими людьми.

Воздействие научной критики может быть как позитивным, если она конструктивна, так и негативным, в случае её деструктив­ной направленности. Конструктивное значение имеет эвристически-развивающая и уточняюще-корректирующая кри­тика, направленная на развитие и совершенствование теории и формы её представления. К конструктивной критике также отно­сится и опровергающе-отрицающая критика, в случае, если рецен­зент руководствуется когнитивными мотивами и направляет критический анализ на отсечение теорий, не соответствующих идеа­лам и нормам научности, принятым в дисциплинарном сообще­стве. Концептуальная критика является частью нормального разрешения споров и конфликтов в науке. Даже если этот конфликт не разрешён начавшими его участниками, со временем возобладает соображение полезности и доказательности, что приведёт к коррекции позиций и позитивному разрешению конфликта. Обвинительно-идеологическая критика имеет деструктив­ный характер для жизни научного сообщества.

История науки и полемики в ней полна примерами того, что критические замечания и высказывания становились причиной неразрешимых конфликтов, длившихся не одно научное поколение. Спор между сторонниками градуализма (которые считают эволюцию постепенным процессом) и сальтационизма (сторонники скачкообразной эволюции) длится уже второе столетие.

Конструктивная и аргументированная критика может приводить к разрешению познавательного конфликта. В идеальной ситуации хорошая и убедительная аргументация со стороны критика должна приводить к переубеждению оппонента. Но именно таких ситуаций в науке гораздо меньше, потому что в любой полемике присутствует социально-статусное измерение, переводящее познавательный конфликт в личностную проекцию.

Научная критика является частью механизма оценки нового знания и способствует формированию научной традиции. Критика может стать причиной возникновения научного конфликта и способом его разрешения, так как в ходе критической дискуссии происходит обмен аргументами, и осознаются сильные и слабые стороны отстаиваемых идей и концепций. Научный познавательный конфликт представляет собой максимально обостренную дискуссию между сторонниками разных исследовательских подходов. Находясь в ситуации конкурентной борьбы, противники с одной стороны получают информацию, которую раньше не имели бы возможности узнать, а эмоциональная заинтересованность способствует когнитивному интересу и затрате усилий на поиск контраргументов и аргументов для усиления своей позиции, что ведет к углублению понимания изучаемого вопроса.

КОНФЛИКТЫ И ПРИЕМЫ ИХ РАЗРЕШЕНИЯ: ВЗГЛЯД МЕТОДОЛОГА

А.М. Дорожкин

Нарастающие темпы перемен в современном обществе в совершенно различных сферах, аккумулирование напряженности, вовлечение в разнообразные отношения различных социальных групп и личностей не всегда готовых к таким отношениям, породили то, что мы сегодня называем конфликтологией. Конфликтология является одной из самых молодых отраслей знания, существующей, как полагают некоторые авторы, на стыке многих наук, но, прежде всего, социологии и психологии.

Считается, что конфликтология выделилась как самостоятельное направление в конце 50–х годов ХХ века и изначально имела название «социология конфликта». Исследования в этой области способствовали во-первых, развитию кофликтологической практики, а во-вторых выделению конфликтологии в относительно самостоятельное направление исследований. В 80-е годы возникают конфликтологические центры в США, а вскоре и в других странах мира. В 1986 году в Австралии по инициативе ООН создается Международный центр по разрешению конфликтов, после чего говорить о том, что конфликтология является стыковочным звеном между социологией и психологией уже не приходится. Это и понятно: конфликты исключительно многообразны по способам своего существования и развертывания, по источникам своего происхождения, по движущим силам, по мотивам, той энергии, которая вовлекает людей в конфликты и является питательным материалом для их развития. Короче говоря, конфликт может иметь место в совершенно различных сферах жизнедеятельности общества: политической, экономической, научной, культурной, религиозной и т.д. Именно в силу этого обстоятельства и появилась необходимость посмотреть на конфликт не с социологической, психологической или какой-либо другой конкретно-научной точки зрения, а выделить отдельную отрасль знания, которая бы выяснила, или, по крайней мере, обозначила механизмы и закономерности возникновения и разрешения конфликтов. Было бы, конечно, совсем замечательно, если бы удалось сформировать принципы управления этими не совсем приятными отношениями в обществе.

Не являясь специалистом в области конфликтологии, рискну сделать несколько замечаний касательно состояния дел и определенных перспектив развития этой новой отрасли знаний. Это, если угодно, взгляд со стороны и, разумеется, высказанные здесь замечания неспециалиста сплошь и рядом являются дискуссионными. Свои замечания мы намереваемся представить в виде нескольких тезисов. Разумеется, мы далеки от мнения, что нижеследующие тезисы будут обоснованы полностью. Это, скорее, информация к размышлению, а не руководство к действию. Однако, мы всерьез полагаем, что дело философа не только, а скорее не столько в установлении пресловутых руководств к действию, сколько, как раз в постановке проблем. Впрочем, размышления на эту тему слишком уж далеко отвлекли бы нас от заявленной темы конфликтов, поэтому приступим к выдвижению наших не полностью обоснованных тезисов.

Итак, тезис первый. Как уже отмечалось, тема конфликтов сегодня необычайно популярна. Есть даже выражение «расцвет индустрии конфликтов». На конфликтах появляется возможность делать неплохие деньги. Разумеется, нет ничего зазорного в том, что помогая кому-то вы при этом получаете плату за сделанную работу, даже если это работа посредника. Однако, следует напомнить, что формирование финансовых пирамид - это тоже посредничество. И ныне такое посредничество наказуемо во всем мире. В случаях предоставления услуг по разрешению конфликтов никаких пирамид не строят. Здесь обычно руководствуются двумя как бы противоположными взглядами на роль конфликта:

Первый взгляд - конфликты полезны. Полезны во-первых, потому, что как бы вносят свежую струю в застоявшиеся отношения, не дают, так сказать погрязнуть в рутине. Во–вторых, полезны потому, что выступая в роли миротворца, руководитель коллектива или глава семьи, зарабатывает авторитет, как человек сумевший вернуть в коллектив мир и покой. На первый взгляд все это верно. Однако заметим, что такое представление о роли конфликта противоречит по крайней мере одной из довольно распространенных сегодня концепций в коммуникативистике. Дело в том, что конфликт по своим формальным признакам есть определенная форма или тип коммуникации. Последняя, как хорошо известно, характеризуется, также формально, как процесс обмена информацией. Последняя же, если обмен информацией осуществляется в социальной сфере и, следовательно, информация является социальной, условно может быть определена, или, лучше сказать, - разделена на положительную информацию и отрицательную информацию. Оценки же информации как положительной или отрицательной легко выявить с использованием представлений о коммуникативной рациональности Ю. Хабермаса. Согласно его точке зрения любой положительный обмен информацией должен соответствовать пониманию между обменивающимися сторонами. И наоборот, отрицательной можно считать информацию, отдаляющую нас от понимания другой стороной. При всем сегодняшнем разночтении в определении конфликта, единым является мнение, согласно которому конфликт никак не способствует пониманию сторон. Таким образом, нужно признать, что точка зрения о полезности конфликта является противоречивой или, по крайней мере, не полностью доказанной. А между тем, руководствуясь ей руководителю коллектива, даже если он сам участвует в конфликте (это ведь не важно, если конфликты полезны), предлагается принять советы «специалиста» по разрешению конфликтов для того чтобы успешнее выполнить роль миротворца, разумеется, за соответствующее вознаграждение.

Вторая точка зрения формально противоположна первой - конфликты вредны. Но в таком случае вмешательство того же специалиста просто жизненно необходимо. Здесь проходит утверждение, что руководитель самостоятельно с конфликтом не справится, даже если он не одна из сторон конфликта, потому что для его (конфликта) успешного разрешения нужен взгляд со стороны, а руководитель коллектива, являясь также и его членом, это взгляд со стороны не может обеспечить. Данная точка зрения, на первый взгляд, также является верной, однако здесь, по нашему мнению, не учитывается то, что лучше руководителя данный коллектив никто не знает. И непонятно, почему человек извне более успешно справится с миротворческими задачами: ведь для коллектива он чужой и верить его уговорам никто не будет. Кроме этого, никто лучше чем руководитель не знает возможностей своих подчиненных к формированию представлений о конфликте при отсутствии такового, то есть о формировании мнимого конфликта. О последней чрезвычайно важно особенности мы поговорим чуть позднее, а сейчас перейдем ко второму своему тезису.

Исходя из первого тезиса, можно сделать заключение, что руководителю коллектива выгоднее самому, без привлечения сомнительных специалистов, освоить премудрости разрешения конфликтов. Тем более, что далеко не всем специалистам ныне можно доверять. Не секрет, что за последнее время многие, так называемые «академии, университеты» и т.п. учебные учреждения навыпускали таких, с позволения сказать, «специалистов», от которых лучше держаться подальше, тем более в таком деликатном деле, как разрешение конфликтов.

Следовательно, учиться рассматривать конфликты нужно при помощи книг. Специальной литературы по конфликтологии ныне чрезвычайно много. В некоторых книжных магазинах выделены даже отдельные полки с названием «конфликтология». По нашему мнению, даже будучи специалистом в данной области, следить за потоком литературы по конфликтологии ныне затруднительно, что же тогда говорить о неспециалисте. И все же, несмотря на признание в неполноте анализа, рискнем все же, на основе просмотренной нами литературе по кофликтологии сделать определенные выводы. Вкратце и в целом они таковы:

1. Практически все авторы, с работами которых мы знакомились, пытаются создать ОБЩУЮ КОНФЛИКТОЛОГИЮ такую в которой бы удалось дать объяснение или хотя бы описание всех существующих ныне разновидностей конфликтов. Ну и, разумеется, попытаться найти универсальные приемы их разрешения, или хотя бы общий подход к их анализу. Необходимо отметить, что такое желание вполне понятно и даже рационально: ведь оно находится в русле общего развития научного знания, ибо выявление любого закона науки есть по существу фиксация чего–то общего. Однако достижимо ли оно в данном случае?

2. Вся доступная нам литература по кофликтологии была написана либо социологами, либо психологами, либо политологами, реже юристами. По нашим сведениям, возможно устаревшим, конфликтологии как отдельной специальности у нас в стране еще нет. Сомнительно, что при этом действительно возможно создать общую конфликтологию.

3. Еще одной общей особенностью книг по кофликтологии является, по нашему мнению, является осмысление этого явления как разновидности противоречия. Это также оправданное представление. Осмысление любого явления практически всегда происходит либо путем его сопоставления с другим (как правило – противоположным), либо путем отнесения его к определенному более широкому кругу явлений.

Именно по второму пути пошли все авторы учебников по конфликтологии, однозначно определив конфликт как разновидность противоречия. И если отбросить, на наш взгляд, совершенно необоснованные заявления о конфликте человека с природой (конфликт есть между защитниками природы и людьми эксплуатирующими ее), то конфликт это не просто противоречие, а разновидность социальных противоречий. Здесь-то, как раз и поджидает нас трудность в развитии понимания конфликта, если мы идем этим путем. Состоит она в том, что рассматривая таким образом конфликт, нам не избежать упоминания об антагонистических противоречиях, а последние при своем анализе имеют весьма серьезные затруднения. Достаточно лишь упоминания о том, что этот вид социального противоречия разрешается только революционным путем, что означает, невозможность разрешения конфликта миром.

В связи с вышеизложенным, нам хотелось бы предложить свое понимание конфликта путем сопоставления его со спором. Особенности спора довольно хорошо изучены. Начиная с античности, теоретические и практические аспекты этого процесса постоянно и успешно дискутировались, и сегодняшнее состояние наших знаний о споре нам представляется неплохим. Между тем, у конфликта и спора много общего: в обоих случаях существует предмет конфликта или спора, есть противоположные мнения по поводу этого предмета, есть уверенность в своей правоте и неверности точки зрения оппонента. По нашему мнению, конфликт отличается от спора тем, что в случае конфликта, кроме особенностей, характеризующих собственно спор, наличествует обвинение каждой стороны конфликта в сложившейся ситуации. То есть в конфликте каждая из сторон считает и открыто (или в негласной форме, если конфликт неявный), обвиняет другую в том, что возникла конфликтная ситуация. В споре такого нет. Здесь вообще отсутствует обвинение в построении спорной ситуации. Спор, в отличие от конфликта, в большинстве случаев (если он не беспочвенный) способствует выявлению истины, в которой, что обязательно нужно подчеркнуть, заинтересованы обе стороны. Это значительное отличие конфликта от спора: в последнем случае цель у сторон общая - добиться истины. Истиной удовлетворяются обе стороны. Конечно, проигравшая сторона, возможно, в меньшей степени, нежели победитель, однако это неудовольствие является не логико-методологической а эмоционально–психологической проблемой, которая не является предметом нашего рассмотрения, потому что она в данном случае является вторичной, не главной. Спор–то ведь закончен, если это, конечно, только спор. В случае же конфликта цель каждой стороны иная - во что бы то ни стало победить и таким образом наказать виновника. Здесь, по нашему мнению, особенности представлений о победе иные, чем в споре. В споре основная составляющая победы – это достижение истины. Проигравший - все равно победитель, потому, что приобрел истину. Конфликт, вернее его разрешение также формально преследует эту же цель, но лишь формально. Главное здесь именно победа как наказание виновного за сложившуюся ситуацию. А уж истина это потом, это вторично и даже необязательно. Именно поэтому спор можно разрешить двумя его сторонами без привлечения посредника. Конфликт же разрешается лишь с участием третьей стороны, роль которой в его разрешении решающая. В соответствии с такой точкой зрения, давать какие–либо советы и вообще учить конфликтологическим премудростям стороны конфликта, - бесполезно.

Знаниями в области конфликтологии, способными помочь в разрешении конфликта должна обладать третья сторона. Разумеется, предлагаемое нами понимание конфликта посредством сравнения его со спором и выявление различий между конфликтом и спором в определенной мере идеализировано. В чистом виде спор предстает не всегда. И порою просто победа в споре, а не достижение истины является целью обоих или одной из его сторон. Все это давно уже замечено в специальной литературе о споре. Однако и в этом случае это так называемый «спор - спорт» то есть спор ради спора или ради победы, победы, но не наказания во что бы то ни стало противника. Нам кажется уместным здесь вспомнить поведение противников в таком жестком виде спорта как бокс. В ходе проведения поединка противники не жалеют друг друга, но после того, как прозвенел гонг, они поздравляют друг друга, часто просто обнимаются. В выяснении их отношений на ринге присутствует третья сторона – судья. Но он лишь следит за соблюдением правил и не вмешивается в обмен ударами противников. В случае конфликта мы бы наблюдали другую картину. Судья был бы вынужден просто разнимать дерущихся без всяких правил противников, часто наносящих коварные удары исподтишка и непременно желая вовлечь судью в участие в драке.

Тезис третий. Хотелось бы обратить внимание на такое часто встречающееся явление как мнимый конфликт. В отмеченном выше мы согласились с тем, что «чистый» спор реализуется далеко не всегда. Но то же самое необходимо сказать и о конфликте. Ошибка практически всей известной нам литературы по конфликтологии состоит в том, что конфликт там представлен как идеальный, а точнее, - идеализированный. Дело в том, что здесь обе стороны реально находятся в состоянии конфликта и УВЕРЕНЫ в том, что конфликт на самом деле существует. Реальность конфликта в данном случае фиксируется третьей стороной. Приемы разрешения таких конфликтов и разрабатываются различными авторами в кофликтологической литературе. Вот такое положение дел мы и считаем идеализированной ситуацией. В реальности же все происходит, по нашему мнению, несколько иначе. Все разнообразие конфликтов никак не ограничивается вышеотмеченным случаем. И дело не только и не столько в хорошо известной и традиционной классификации конфликтов: юридические, политические, бытовые, производственные, научные и т.д. Даже если отвлечься от такой классификации и рассмотреть простейший случай бытового конфликта, где участвуют всего две стороны, находящиеся в отношении субординации, то и тогда мы должны учитывать следующее:

1. Обе стороны находятся в состоянии конфликта - это заключение делает третья сторона, и УВЕРЕНЫ в том, что они конфликтуют. (Этот случай, собственно, уже был отмечен).

2. Обе стороны находятся в состоянии конфликта, но на самом деле конфликта нет - они ОШИБАЮТСЯ. Это отмечает третья сторона.
3. Обе стороны считают, что конфликта нет, но ОШИБАЮТСЯ, он есть и это фиксирует третья сторона.
4. Одна сторона считает, что есть конфликт, другая - что его нет. На самом деле он есть с точки зрения третьей стороны.
5. Мнения сторон конфликта такое же, как и в предыдущем случае, однако третья сторона считает, что конфликта нет.

Вычленить из представленных случаев мнимые конфликты труда не составляет. Вышеприведенные случаи можно дополнить новыми, учитывающими то обстоятельство, что третья сторона, представленная как носитель истинного положения дел, может ошибаться.

Но мы бы хотели продолжить перечень мнимых конфликтов с учетом другого параметра:

• Обе стороны ЗАЯВЛЯЮТ, что есть конфликт, но при этом ЛУКАВЯТ, ТО ЕСТЬ НАМЕРЕННО ИСКАЖАЮТ СВОЕ МНЕНИЕ, ибо уверены, что конфликта нет. На самом же деле он есть. Таким образом получается, что, желая обмануть третью сторону, они обманывают сами себя.
• То же, что и в предыдущем случае, но на самом деле конфликта нет. Здесь они правильно оценивают ситуацию, но при этом пытаются обмануть третью сторону.
• Обе стороны заявляют о наличии конфликта, но при этом одна из сторон ЛУКАВИТ, ибо считает, что конфликта нет. При этом третья сторона, мнение которой мы продолжаем считать безгрешным, полагает, что конфликт есть.

Перечень возможных случаев легко продолжить. Из всех этих случаев также легко можно составить матрицу, параметрами которой будут ошибки и лукавство каждой из сторон по отдельности и вместе. Матрицу легко расширить, если учесть, что третья сторона в оценке ситуации также может ошибаться. Однако последнее нельзя признать рациональным, потому что тогда для «истинной» оценки ситуации нужно привлекать четвертую сторону, которая также может ошибаться и так практически до бесконечности. Поэтому в данном анализе ситуаций приходится полагать, что третья сторона конфликта действительно нейтральна в отношении к конфликтующим сторонам и действительно безошибочно представляет ситуацию. Это также, конечно, в определенной мере идеализация реальности, однако, с нашей точки зрения, она все же более соответствует реальности нежели описание конфликта без учета таких рассмотренных ситуаций.

Даже без рассмотрения и подробного анализа всей матрицы случаев, ясно, что ситуации столь различны, что единого приема разрешения здесь ожидать не приходится. Практически для каждого случая необходимо вырабатывать свои, порой серьезно различающиеся, методы разрешения. Ограниченные рамки данной работы не позволяют нам рассмотреть конкретные приемы разрешения вышеотмеченных конфликтов. Более того, мы не сочли возможным здесь даже перечислить все составляющие матрицы конфликтов. При этом необходимо заметить, что если бы мы ее и построили, мы все равно не учли бы всех возможных случаев. Если учесть в качестве дополнения к уже имеющемуся, случаи, когда конфликтующие стороны, так сказать, не равноправны, а находятся в отношении субординации (конфликт начальника и его подчиненного), то существенно увеличится и размер матрицы, и, по нашему мнению, окрепнет убеждение в том, что приемы разрешения конфликтов, с учетом этого нового обстоятельства, будут также отличаться от приемов, годных для случаев, отмеченных выше.

Завершая этот несовершенный анализ конфликтов и приемов их разрешения, хотелось бы отметить следующее. По нашему мнению, которое, конечно же, нужно считать дискуссионным, конфликт - это социальная болезнь. И как любую болезнь ее нужно лечить. Мнение о полезности, о «живительной силе конфликта», мы полагаем неверным. Для развития и социального, и научного, и политического и др. полезны не конфликты, а споры. Причем тогда, когда последние не перерастают в конфликты. Как нет универсальной болезни, так и нет универсальных «общих» конфликтов. Поэтому нет и общего универсального лекарства от такой социальной болезни. Каждый конфликт требует отдельного рассмотрения и отдельных, специфических приемов его разрешения. ОБЩЕЙ теории конфликта предлагающей обобщенные методы его анализа и тем более обобщенные приемы его разрешения, по нашему мнению, нет.

ЛИТЕРАТУРА:

1. Зеркин Д.П. Основы конфликтологии. - Ростов–на-Дону, 1998.
2. Основы конфликтологии /Под ред. В.Н. Кудрявцева. - М.,1997.
3. Поварнин С.И. Спор. О теории и практике спора. – СПб, 1996.
4. Емельянов С.М. Практикум по конфликтологии. – СПб, 2001.
5. Линчевский Э.Э Контакты и конфликты. - М., 2000.
6. Кильмашкина Т.Н. Конфликтология. - М., 2009.
7. Волкова Б.С. Волкова Н.Н. Конфликтология. - М., 2007.
8. Кибанов А.Я., Ворожейкин И.Е., Захаров Д.К., Коновалова В.Г. Конфликтология. - М., 2009.

Анализ конфликта с точки зрения философии науки: его прочтение и разночтение

(конфликт – деструкция, конфликт - преодоление и рассмотрение конфликта как «необходимого зла» в естественных науках, в том числе и в экологии)

Н.Б. Годзь

Тема, предложенная к рассмотрению, является очень сложной, эмоциональной, трагичной, глубоко экзистенциальной и как ни странно, недостаточно проговоренной в научном сообществе. Несмотря на существование целой дисциплины «конфликтология», на наш взгляд, понятие конфликта, его последствий и переживания (как индивидуального, так и коллективного) остается все так же недостаточно «проговоренным» в научном дискурсе. С большими или малыми конфликтами, конфликтными ситуациями мы сталкиваемся почти каждый день, но не все из них вероятно заслуживают философского внимания (хотя, вероятно, мы тут тоже неправы – не будь описана Н. Гоголем судьба «маленького человека» в «Шинели» - целый пласт человеческих страданий не получил бы статус внутренней экзистенции).