« Конфликты в науке и философии Ульяновск 2013 ...»

Готовясь к работе, мы ознакомились с некоторыми характерными работами в области конфликтологии – например, с работами А.Я. Анцурова, К.О. Староверовой, О.В. Мороза, О.А. Сметанюк, О.В. Лазарчук, Г.Н. Маркова, Д.Г. Скотта, О.Н. Громовой, А.С. Кочаряна и др. авторов. Анализ работ в первом приближении показывает, что рассмотрение феномена конфликта ведется исключительно в прагматическом ключе. Здесь преобладают социологические, психологические исторические и политологические направления. Экономика, бизнес и финансы, менеджмент активно используют анализ и модели управления в конфликтной ситуации. С точки зрения философии подобное бравурно-мажорное отношение к феномену конфликта настораживает. Нам кажется, что в данных моделях выпадает основное – человек, со всей тоской одиночества, неразумности, непонятости и ожесточения. Это последствия еще более ранней познавательной модели – а именно, механицистской – несомненно, важной (мы разумны и логичны благодаря общему познавательному усилию, коллективному познанию и сохранению знания), но чересчур схематично адаптирующей идеальные, метафизические стороны бытия, именно духовного бытия. Работа Ламетри «Человек – машина» - прорыв, прорыв к новой ступени знания и методик изучения биологических организмов, но ее следует читать в наши дни с осознанием новых идей той же биофилософии. Но работы, посвященные конфликтам и конфликтологии, рассматривая ситуацию конфликта, именно человека в ней и не видят как «страдательную сущность». Машины, везде машины …

Мы благодарны, что поднят вопрос изучения именно конфликта в научном обществе. Говоря языком метафоры, на наш взгляд, создав данное проблемное исследовательское поле, научные сотрудники создают некую отправную точку, остров, к которому возможно направить свой «корабль» и другим ученым. Работа одного человека важна, но еще не заметна, работа многих (даже с альтернативными взглядами) обладает гораздо большей научной ценностью. В этом году у автора данного материала во время первого занятия со студентами в новом семестре, именно в тот момент, когда так важно установить контакт, произошел на семинаре острый диалог со студенткой, впервые изучающей философию. В категоричной форме студентка заявила, что философия не имеет права заниматься широким изучением действительности (в том числе человека, человеческой культуры и экзистенции), у философии должны быть узкие границы исключительно «научного знания» и научных интересов. На вопрос «Почему Вы так считаете?» - ответ примерно звучал так, что «негоже философии создавать через познание «чужого» конфликты и не следует философам лезть не в свое дело». Подобный взгляд, увы, не одинок. И в научной среде, и в технической среде и что уж таить, в религиозном сообществе, философам часто приходилось и приходится слышать подобные упреки и назидания, которые еще и переходят в настойчивые рекомендации когда, чем и сколько должен заниматься ученый и философ. Закрывать глаза на подобную тенденцию глупо, опасно и постыдно. Анализировать ее и преодолевать – наша научная и гражданская позиция. Вероятно, это постоянная вневременная и внеэпохальная «борьба», постоянно пластично видоизменяющаяся и переходящая в каждое новое время и в каждое новое сообщество с новыми будь то техноицистскими, модернистскими, постмодернистскими инновациями. Всегда найдется тот, кто будет критиковать, при этом, абсолютно не разбираясь в вопросе, который критикует.

Подходя к изучению конфликта, следует в первую очередь делегировать понимание феномена или понятия, который мы изучаем. Таким образом обратимся к расшифровке понятия «Конфликт» - с латинского, сonfliktus – столкновение. Отсюда конфликт трактуют в первую очередь как «столкновение противоположных интересов, взглядов, стремлений; распря, разногласие, спор, грозящий осложнениями» ^[29]. Таким образом, нам есть от чего отталкиваться при анализе конфликта, у нас есть первичное понимание конфликта, причем даже в этом определении заложено понимание конфликта как многослойной, многоуровневой модели.

На конференции, прошедшей в Белгороде в тезисах мы рассматривали феномен иллюзии, отмечая не только его опасные характеристики, но и подчеркивая, что в нем есть - в исключительных случаях, а следовательно, очень редких - некий феномен «спасения через незнание» реальной ситуации, а следовательно страха и отчаяния.^[30] Так же и в конфликте есть позитивная сторона и негативная. Мы считаем, что до сегодняшнего момента «проговаривание» определенных феноменов, анализ понятий в их прошлом и сегодняшнем прочтении остается обязательным и открытым, но открытым наряду с экскурсом в историю развития и существования идей в научной среде относительно этих явлений. Повторимся, что конфликт как феномен и как явление, требует перепроговаривания. Как мы выше отметили, конфликт в первую очередь это столкновение противоположных взглядов и интересов.

Конфликт есть спором – «В настоящее время сложилось два подхода к пониманию конфликта. При одном из них конфликт определяется как столкновение стон, мнений, сил, т.е. весьма широк. При таком подходе конфликты возможны и в неживой природе. Другой подход заключается в понимании конфликта как столкновения противоположных целей, интересов, позиций, мнений, взглядов оппонентов. Здесь предлагается, что субъектом конфликтного взаимодействия может быть либо отдельное лицо, либо группы людей» - пишет О.Н.Громова^[31]. Следовательно, при конфликте присутствует, по крайней мере, в начале, не только «монолог победившей стороны», но и диалог, или несколько монологов или диалогов, которые почти не пересекаются между собой, обговаривая некую конфликтную ситуацию. Но подчеркнем, что диалог и монолог «несколько» отличны между собой. Нам необходимо при этом идти дальше обыденной ситуации. Монолог ученого и монолог философа несколько отличен от монолога в обыденной, бытовой среде. Несмотря на присутствующие черты отличия между наукой и философией, мы в первую очередь здесь будем смотреть на черты сходства, объединяющие науку с философией, то, что объединяет философа как ученого и ученого как исследователя, стремящегося постичь истину.

И для философии, и для науки вопрос описания реальности, вопрос метаязыка не снят. Философские методы универсальны, но наука подает частнонаучные и общенаучные методы, с помощью которых ученые пытаются описать, задекларировать окружающую действительность. И философ, и ученый, описывая реальность, использует язык, но если в философии не отрицается индивидуальный, личностный подход в описании реальности (недаром присутствуют понятия, которые приблизительно звучат как «он понял язык Канта», «он понял Хайдеггера» и т.п.), то для науки преследуется цель создать универсальный язык описания, при котором максимальная достоверность описания, должна соприкасаться с чрезвычайной универсальностью и широтой использования и функционирования, т.е. некий надэтнический, наднациональный, «надпрофессиональный» и вневременной социум, дискурс, в котором этот язык позволит понимать друг друга, сохранять и передавать информацию и т.п.

По всей видимости, вышесказанное позволяет нам сделать предположение, что одной из причин конфликтов в философской и научной среде есть не только конфликт школ или конфликт личностей. Причиной может быть «нераскрытость», непонимание семантики сказанного или написанного в той мере, которая доступна сказавшему первым ту или иную идею, предположение.

Конфликт глубоко эмоционален, он привязан к ценностям, поэтому и столь трагичен. Ни одна конфликтология не ставит себе целью описать экзистенцию конфликта и конфликтующего. Конфликта боятся или его провоцируют, поскольку поверхностное его понимание допускает его восприятие как некоего механизма, а механизм можно включить и выключить. И что еще требовать от человека эпохи механики и человека эпохи микросхем (хотя ментально они тоже между собой имеют отличия, по крайней мере, второй вариант даже страшнее, поскольку наряду с механической картиной мира, здесь может проявляться эффект «научного неандертальца»). Мы не приветствуем идею «Психологии управления людьми» (см. аналогичную книгу - вероятно полезную в определенных ситуациях, с чем мы безусловно не спорим)^[32]. Режет слух задача «управлять людьми». Правильнее было бы отметить про управление коллективом, процессом, технологией, экологическими популяциями, экологическими нишами, химическими технологиями и т.п., но не людьми, так как человек не номерной, а индивидуальный феномен в первую очередь. Обладая душой и духовностью, будучи вместилищем всего спектра эмоций, знания и незнания от «тотального минуса» до «максимального плюса» задача, заложенная со времен Античности и уверенно проговоренная на осмысленном уровне со времени эпохи Просвещения – обучать и вести, показывать ориентир.

Рассуждая о диалоге и монологе философа и ученого, нам, вероятно, следует учитывать, что следуя морально–нравственным критериям знания и познания, стремление к истине делает этот путь не только в идеале открытым для всех, но и конфликтным. В этом трагедия и Прометея, и Будды, и Христа… Поиск истины и, следовательно, профессиональная потребность представлять результаты инсайта (через монолог) широкой общественности делают для Ищущего, Думающего и Говорящего этот путь опасным, поскольку за монологом должен приходить как неизбежность (наше мнение) диалог, и в нем полученные выводы начинают критично переосмысливаться и, зачастую, особенно неожиданные выводы, восприниматься оппозиционно. Отдаленно, гениальные ученые и философы, писатели и поэты каждый – по-разному, но похожи на пророков, а те, как известно, в своем отечестве при жизни непризнанны.

В научном сообществе знание является не только Благом. Давно раскрыт феномен «Опасного знания», но помимо последнего, знание еще опасно и тем, что оно требует обновления, проверки и развития, подтверждения. Следовательно, авторитеты первооткрывателей здесь всегда могут быть низвергнуты или переведены в ряд более низкого статуса – а следовательно, путь познания в науке всегда сопряжен с конфликтом интересов, с конфликтом концепций. Знание есть путь, проложенный первопроходцами и их последователями, но этот путь требует понятности и доступности впоследствии и другим. Следовательно, путь нашего сознания и мысли через саморефлексию. Облекаясь в форму монолога, именно здесь наше сознание, а именно визуализированные его результаты, приобретает эту форму «открытости» и одновременной незащищенности. Повторимся, что монолог философа, гениального ученого перестает быть прерогативой «монолога одного сознания», облеченный в словесную форму, он вызывает у читающего или слушающего параллельное «прочтение», параллельные шаги в постижении этого монолога. Повторимся, что для наиболее проникновенных монолог (собственно результаты, к которым он приводит) есть достояние для всех. Для обывателя монолог есть тайна мыслящего. Мысль творца, будучи его сокровенной тайной, через своеобразное сознание своего создателя, через его мышление и особенности его личности, требует встроенности, открытости и доступности для всех. Но для всех иных результаты творческих, интеллектуальных усилий мыслящего являются скрытыми, и ценность мыслимого и помысленного не выступает общезначимой (вот, кстати, еще одна причина возникновения конфликта). Настроенность (в украинском языке есть слово «вмотивованість» но у него есть, вероятно, и другие смыслы) на открытость для мира не является чертой, присущей всем членам общества. Стремление открывать информацию и Знание для всех у другой части общества вызывает (определенным образом понятное) желание закрыть рот говорящему, ибо «тот, кто обладает информацией, тот обладает миром», зачем истину делать доступной, а, следовательно, мешать «управлять людьми»?

Вероятно, монолог может быть результатом внутреннего конфликта или внешне детерминированной конфликтной ситуации. Подчеркнем, что и в монологе и при диалоге основная цель, которая преследуется этими процессами, есть цель познания истины (по крайней мере, для полноценных в плане интеллекта и морали граждан). Истина, как известно, становится доступной через объяснение. Процесс постижения истины сопряжен с равными правами на доступность к информации, вероятно, он должен быть в этой связи открытым. Знание приобретает значимость, когда оно есть истинное, следовательно, знание становится ценностью. Ценность всегда эмоционально окрашена. Ценности также подразделяются на ряд категорий – они могут быть индивидуально значимыми и общественно значимыми. Или общественно приемлемыми, общечеловеческими и нациоспецифическими. Вероятно, существуют определенные вариационные ряды ценностей реликтового характера. Т.е. те ценности, которые существуют или существовали в каждой отдельной эпохе человечества. Большинство из них существуют постфактум в артефактах. Но это «молчащие» ценности, поскольку для нас они не фиксируемые, это нечто иное, чем феномен, который принято называть «утраченные ценности». Вероятно, существуют и другие классы и классификаторы ценностей.

Поскольку и ценность и конфликт во-первых, эмоционально окрашены, а во-вторых, конфликт зачастую есть напряжение разных систем ценностей, мы и касаемся вопроса ценностей при рассмотрении конфликтов в научном сообществе. Путь индивидуального открытия или переоткрытия ценности может быть непризнан или неприемлем для других индивидов. Т.о. мы воочию видим еще один из путей, ведущих к возникновению и назреванию конфликтов. В свое время, мы развивали идею анализа культурных стереотипов, в том числе и выявление их индивидуальности через тексты народных сказок.^[33] Культурные стереотипы действуют не только в поле национальном или этническом. Существуют гендерные стереотипы, языковые стереотипы, вероятно, есть «профессиональные» культурные стереотипы. Помимо их слабых мест (сверхупрощение, например, и схематизация), стереотипы участвуют в процессах молниеносного оценивания и передачи информации и коммуникации. Вероятно, следует изучать и стереотипы, функционирующие и в научной среде, исходя из того же анализа причин и механизмов конфликтов. Мы считаем, что конфликт есть также сопряжение двух противоположных групп культурных ценностей, выраженных через культурные стереотипы.

Как мы уже отмечали, часть конфликтов возникает именно через разное понимание текста и языка как такового. Конфликт может быть порожден и при переводе информации, текста из одного языка на другой. При написании материала, случайно, мы обратили внимание, что «любознательный» в украинском языке чаще переводился как «допитливий» (настойчиво спрашивающий), или «цікавий» (интересующийся), «жадібний до знань» (в буквальном значении «жадный к знаниям»). Естественно, мы приблизительно переводим значение слова. Точный перевод семантики ясен только для носителя языка. В лучшем положении находится тот, кто с детства включен в несколько языковых дискурсов. Но сравните – «любовь знания» исключительно в абстрактном виде или та же любовь, но в виде «настойчивого спрашивания». Еще оригинальнее воспринимается «жадный к знаниям», так как в первую очередь возникнет идея, что в этом случае обучающийся ни с кем не поделится результатами своего познания, что конечно, не так. Это приблизительный анализ, при котором мы просто подаем наблюдение – гипотезу (ссылаясь при этом на наблюдения и анализ подобного в немецком и русском языках у А. Вежбицкой, например). Ведь даже для носителей одного языкового поля феномены сострадания и милосердия близки, для кого–то неравноценны. Для одной группы людей «милосердие» воспринимается как милость сердца, то есть вместилища Души, а кем-то это осуществляется через «милость - в - сердцах», то есть по внешнему общественному принуждению, с «сердитостью».

Не секрет, что занимаясь одной и той же научной деятельностью, уровень духовной наполненности, ментальности и внутренней культуры у ученых, представителей даже одной специальности, одной национальности и т.п. может быть абсолютно несовместим или неравноценен. Для кого-то наука – плоскость амбиций и карьеры, для кого-то часть жизни, но не главная, а по необходимости и для кого-то это глубокое, личностное «радение» и «боление» за будущее Державы и Человечества. Это еще одна причина конфликтов в научной среде.

Возвращаясь к теме монолога, т.е. проговаривания, при котором становится ясным как внутреннее, так и внешнее окружение человека мыслящего, человека думающего, мы хотели показать, что монолог в философском понимании (и убеждены, что и в научном тоже) – это не только монолог говорящего, это одновременное монологизирование, проговаривание при прослушивании тех, кто направлен на перцепцию знания, заложенного в слышимом монологе. Даже если мы антагонистичны в убеждениях к говорящему, будучи особами думающими и рассуждающими, наш профессионализм требует от нас, прежде всего, прослушать сказанное оппонентом и проанализировать сказанное. Таким образом, монолог все так же есть началом диалога.

На пути к статусу полноправного ученого, истинного профессионала, профессиональной зрелости ученого и философа есть момент острой драмы и личного конфликта, который можно и не преодолеть. Мы имеем в виду в первую очередь стилистику саморефлексии мысли и результатов наблюдений, проводимых исследователем. Конфликт заключается в научении фиксации результатов своих экспериментов, наблюдений и выводов. Очень сложно научиться опредмечивать себя, свое присутствие в научном сообществе. Местоимение «Мы» очень значимо в научном дискурсе, поскольку автору этих строк в свое время убедительно было доказано, что знание есть результат коллективного труда, в силу чего в любой твоей работе в фундаменте лежит труд множества других исследователей. Но вероятно, следует делать рывок в ту сложную и трагическую сторону языкового пространства, при котором первоначально робко заявляется «Мне кажется…», и позже переходит в личностно-ответственное «Я думаю…». Это глубокий внутренний творческий конфликт, который понятен и писателям, которым тоже следует пробовать с подражания и через научение переходить к авторскому стилю. Драма заключается в том, что эта личностная экзистенция перехода не для всех завершима успехом.

При первичном подходе к анализу какой–либо проблемы важно, вероятно, соблюдение нескольких условий, а именно – точное определение цели исследования, максимально ограниченное и в то же время, точное определение понятия, которое лежит в плоскости исследования, следовательно, и важным является уточнение предмета исследования. Следующий шаг - анализ различных подходов, сложившихся на сегодняшний момент в научно-исследовательском поле (при этом, по мере возможности следует стараться не выйти за пределы лимита объема). И все это описывает действия шага «во-первых»! Во-вторых, отдельно концентрируется внимание на поиске различных систем градации и систематизации конфликта как такового. При этом, вероятно, предстоит делать акцент на том, что в разрешении конфликта заинтересованы различные практические отрасли как науки, так и других сфер деятельности общества (которые напрямую, или косвенно связаны с действием последствий конфликтов). Все это постепенно, накопляя нас обработанной информацией, все глубже и ближе выводит на понимание феномена «конфликт». И, следовательно, в определении «конфликта» мы можем продвинуться дальше простого анализа его этимологии. Перспективным нам видится и анализ национальных (как старинных, так и более поздних) аналогов «конфликта» - как-то спор, и т.п. («и вышли добры молодцы на честный спор, на ристалище…») Странно, что иностранное по происхождению слово смело на своем пути все зачатки слов (понятий) в родных нам языках. В украинском варианте что-то приблизительно похожее имеет слово «сутычка» (правильное написание сутичка) в одном из своих прочтений. Как видим, проблема вырисовывается в том, что мы видим устранение с исторической, культурно-языковой плоскости всех национальных языковых синонимов понятия «конфликт», а, следовательно, мы не наблюдаем и нарративы, и предположительно «могущие быть», но так и не укоренившиеся в присутствии «дискурсы» решения, разрешения ситуации через проговаривание в родных языках. Или в «былинные» времена ситуация конфликта так долго не присутствовала в обществе и наличие, так бы сказать предконфликта, конфликтной ситуации решалось на ристалище в «бою честном и правом» и т.п. и после этого вне зависимости от верности решения принималось мнение победителя за единственно верное до следующей спорной ситуации? Очень интересно было бы посмотреть на этноспецифику разрешения споров! Хотя при этом вспомнился феномен, описываемый старыми словами «козни» и «злокозненный», то, что в европейском варианте успешно описывается как «интрига» и «интриган/ка»… (и, кстати, с таким же успехом это слово вошло в научное сообщество). Вероятно, и «козни», и «интрига» специфично действуют в малых и ограниченных коллективах, хотя и могут распространять свое действие на расстояние или сохранять отравляющий эффект во времени, то есть эффект действия как интриги, так и козней проявляется в связанных между собою группах людей в одной сфере деятельности, интересов, или действующих в рамках одной системы – профессиональной, научной, национальной, экономической, образовательной, причем «козни» фиксируются на совсем низших ступенях, в самых малых формах коллективов. Таким образом, мы выходим на «в-четвертых» - а именно необходимость как философского, так и историко-лингвистического анализа. В - пятых, – интересным становится классификационный анализ и подход в изучении значения конфликта (что дает перспективу градации на «хорошее» и «плохое» в последствиях конфликта и в способах выхода из него). В таком случае, мы опять подходим к необходимости анализа механизмов стереотипизации и их действия в обществе (культурные стереотипы, гендерные стереотипы, языковые стереотипы в системе ауто- и гетеростереотипного действия)^[34].

Интересно, что конфликт есть решение/не решение и выход/не выход определенных ситуаций, и данный феномен (альтернативность) описан как понятие «глухой конфликт», «длительный конфликт», «исторический конфликт». Самым страшным в конфликте является реагирование на его снятие в обществе, которое отрицает систему личностных свобод. Поскольку в тоталитарных, авторитарных системах конфликт решается через физическое насилие, в котором оппонирующая мысль и ее приверженцы физически изымаются со сцены действия. Устраняются не причины, порождающие конфликт, а альтернативные линии именно выхода из этого конфликта. Очень опасным является нравственное насилие и принуждение в решении конфликтов. В том числе и в научном обществе. Есть некое смутное подозрение, что в системе культурных стереотипов через архаические тексты сказок, былин, легенд, поговорок мы связаны с системой реагирования и действия на соответствующую ситуацию. Как правило, попытки объяснить их завершаются скорее идеологической демагогией. Стереотип в функции нормы есть, но он почти не фиксируется и практически не осмысливается «почему мы так действуем», поскольку мгновенен и затрагивает глубинные пласты нациоспецифического реагирования. Есть нехорошее подозрение, что не во всех культурах динамично и равномерно существуют все варианты выхода из конфликта. То есть безболезненный, творческий выход, или, по крайней мере выход с наименьшими потерями из конфликта, из конфликтной ситуации (рекомендую в первую очередь почитать афганские сказки – именно там, где фиксируется ситуация «битва – после битвы»)^[35] и посмотреть материалы, изложенные в разделе диссертации стереотипы образов «Враг – друг» ^[36]

. То, что для одних будет являться шокирующим открытием, для других может вообще пройти не фиксируемым именно «через» или «из-за» механизмов стереотипизации. Конфликты могут быть личностными и межличностными, локальными и глобальными, профессиональными и конфликтами теорий. Они способны переходить из одной сферы общества в другую: из экологических конфликтов они великолепно уходят в экономические (правда, чаще именно экономические конфликты создают экологические конфликты), часто экологические конфликты переходят в политические конфликты. Мы можем наблюдать делегирование или переход конфликтов в скрытую или латентную форму, в форму «полупрозрачного существования». Вспоминается такой интересный факт, автор где-то слышал (давно, по принципу информации про все и ни о чем, поэтому фиксирует внимание читающих на необходимости перепроверки данного факта), что в Пруссии солдат, пострадавший во время конфликта, не имел право подавать рапорт в течение 24 часов. В случае нарушения, он был наказан по отдельной статье вне зависимости от его правоты/ не правоты по результатам расследования. Интересный к рассмотрению материал. Думается, что одна из причин этого требования – решать ситуацию на «холодную голову», вне близких эмоций, когда отключена логика.

Острый характер конфликтов объясним тем, что он возникает на стыке, при пересечении разных систем ценностей. Мы спорим по поводу того, что нам дорого в прямом и переносном смысле. Присмотритесь к игре слов «Ценности» и «Деньги», ведь деньги тоже есть опосредованное выражение ценности. Там, где идет финансирование на исследование, где идет конкуренция лабораторий и институтов, конфликт может преображаться не просто в конфликт школ, научных школ, но и в конфликт финансовых интересов. Там, где есть гранты, где есть лаборатории и подготовленный персонал, конфликт технологий и прогресса и развития гипотез в поле научного знания приобретает иные измерения.

Повторимся, что конфликт есть противоречие, противостояние сторон, где «философская традиция рассматривает конфликт как частный случай противоречия, его предельное обострение»^[37]. Предлагается выделять различные типы социальных конфликтов по характеру взаимодействия конфликтующих сторон, по характеру преследуемых целей и средств, между группами и личностями. Отметим, что у некоторых авторов индивидуальные и внутриличностные конфликты рассматриваются как социально-психологические или психологические. При этом авторы указывают, что концепцию конфликта предложил Г. Зиммель, понятие конфликта первоначально разрабатывалось на границе 19 и 20 вв. в органической и биологической социологических школах, а в середине 50-х под влиянием критики структурного функционализма «за апологию им согласия, равновесия, стабильности социальной системы; сторонники концепции конфликта – Козер, Р.Дарендорф – предложили «конфликтную модель» общества, где в качестве конфликтующих сторон рассматриваются различные политические силы, классы, социальные группы, государства, преследующие несовместимые цели…»^[38].

Следует заметить, что термин конфликт сейчас часто используется «для обозначения особой междисциплинарной области, объединяющей теоретические, методологические и методические подходы к описанию и развитию практики работы с конфликтующими явлениями разного рода, возникающие в различных областях человеческого взаимодействия. Современная конфликтология… работает в широком диапазоне от развития разных форм переговорных процессов до использования чисто психологических приемов уменьшения конфликтов»^[39].

Описывая конфликты, особенно конфликты в научном сообществе и пытаясь подойти к конфликтам в экологии и футурологии, думается в связке «контекста открытия и контекста обоснования»^[40], нам необходимо, пусть и вскользь, отметить такое понятие как «конформизм». Его считают морально-политическим и морально–психическим понятием, в котором присутствует пассивное принятие господствующих идей. Он расценивается как непротивление преобладающим тенденциям, несмотря на их внутреннее неприятие. При этом «Конформистскими по своей сути являются все формы коллективистского сознания, предполагающие жесткое подчинение индивидуального поведения социальным нормам и требованиям, исходящим от большинства. Тем не менее, в свободном мире, с присущим ему культом индивидуализма, единообразие суждений, стереотипность восприятия и мышления также являются нормой. Несмотря на внешний плюрализм, общество навязывает своему члену «правила игры», стандарты потребления, стиль жизни. Более того, в условиях глобализации, распространения единых интернациональных форм культуры практически на всей территории земного шара конформизм выступает уже как стереотип сознания, воплощенный в формуле «так живет весь мир».^[41]

По отдельности прогностика, футурология или моделирование, рассматривая будущее как объект, синтезируют не все параметры. Как правило, это однонаправленное рассмотрение либо одной отрасли, либо одной технологии, узко предметное, но так или иначе связанное с человеком или через производственные, или технологические интересы. Перед нами стоит другая задача, задача выведения и презентации глубинной сущности как экологического мировоззрения, так и более конкретного понимания собственно предмета изучения экологической футурологии. Экологическая футурология - это новый тип мировоззрения и новый подход к пониманию процессов, которые затрагивают как биооболочку планеты, так и ее техносферу. Также, на что мы особо обращаем внимание, что экофутурология, пронизывая все плоскости современного понимания культуры, техники и природы, науки, в конце - концов, не есть рассмотрение исключительно с прагматической стороны самого лишь человека и человечества. Здесь иной ракурс. Мы считаем, что экологическая футурология есть новый ракурс рассмотрения и модель, с которой реализуется (по крайней мере это планируется) позиция всей биоты, т.е. всех живых систем и всех связей, существующих на организменном, популяционном и более высоких уровнях. Рассматривая перспективы будущего в таком случае ученые аппелируют к «объективной оценке развития системы по отношению к выявлению цели»^[42].

Экофутурология подразумевает использование данных многих дисциплин. Мы считаем, что в контексте анализа истории природоохранных, экологических воззрений человека, истории его хозяйственной деятельности весьма интересными являются материалы, изложенные Г. Анохиным.^[43] В сфере его профессиональных интересов оказались Фарерские острова и история человека, населявшего их. В статьях мы неоднократно возвращались к этим материалам. Они уникальны в силу того, что здесь представлено разрешение человечеством (по крайней мере, его исторически и географически обособленной частью) конфликта между обществом и природой. Эта группа островов находится в 1400 км за Немецким (Северным морем), они лежат на границе Атлантического и Северного Ледовитого океанов севернее Шотландских и юго-восточнее Исландии. Хроники, как писал Г. Анохин про эти острова и население, условно можно начать с записок кельтского монаха Дикуила в 825 году, который писал, что на этой земле больше столетия живут христианские отшельники, которые завезли овец. Позже, как отмечали другие исследователи, людьми были завезены из естественных обитателей скот, собаки и грызуны. Картофель стали выращивать здесь только последние 200-250 лет. Из естественных обитателей были известны - морские птицы, тюлени, киты - гранды. Здесь 280 дней в году льет дождь, нет полезных ископаемых кроме строительного камня, бурого угля (на разработках которого в 1990 г. работало -6!!! человек). Торф ради сохранения пастбищ категорически запрещено разрабатывать. Нет лягушек, пресмыкающихся и естественных лесов. Фарерцы на протяжении тысячелетия усвоили, сколько овец и сколько времени может пастись на каждом участке травостоя. Знают, что максимально на всех островах можно содержать не более семи - десяти тысяч овец. К 1600 году фарерцы с 2000 человек пришли к численности населения в 3000, а в 1700 году - 4000 человек, овцеводство могло прокормить только 5000 человек (при дополнительной охоте на тюленей и китов). В 1800 году фарерцев стало 5200, 1845 – 7781 человек, 1855 - 8650 человек. К естественным, как мы бы сказали, экологическим проблемам добавились и социально-политические, так как был наложен запрет на въезд посторонних и выезд фарерцев с острова на материк. Казалось бы все экологические ниши и пищевые цепи запредельно использованы и для местного населения абсолютно нет выхода, налицо острый конфликт, но решением вопроса оказался переход на рыболовство, которое со слов Г.Анохина в 1990 году давало 98% национального дохода^[44]. Материал данной статьи нам представляется интересным сразу по нескольким позициям - во-первых, как это ни удивительно, но человечество еще несколько столетий назад уже было способно подсчитывать ресурсы планеты, по крайней мере, ее отдельных участков. С другой стороны, по мере развития производственных отношений и по мере развития технологий образования определенным образом формировалась картина мира, которая, несмотря на привычность и стереотипичность в моделировании и отображении действительности, смогла представить новый неожиданный взгляд на решение проблемы.

В свое время, Виноградов, председатель президиума Центрального совета Всероссийского общества охраны природы, рассматривая с/х экологию, выводил вопросы поиска учеными новых продуктов питания, системы мер борьбы с эрозией почв, поскольку еще в 1960-1980-е годы в колхозах велась борьба за количественный урожай, а до борьбы за сохранение почв (а также площадей с этими типами почв) практическая деятельность, мелиоративная деятельность доходила чаще только «теоретически». Исследуя земельный фонд в те годы, он отмечал, что «Если в 1958 году в среднем на жителя 1,06 га пригодной для с/х, то в 1987 - 84 га». По его справедливым замечаниям, новостройки в зонах благоприятных для земледелия, потери влаги в результате неправильного природопользования приводили еще в 1980-1990 гг. к потерям собственно продуктивной земли, которая и только которая способна прокормить человечество. Земледелие - одно из звеньев биотического круговорота веществ, важнейший фактор изменения экологического равновесия^[45]. Именно Биотический кругооборот это постоянная циркуляция какого-либо элемента или соединения между почвой, микроорганизмами, растительным и животным миром, связанная с жизнедеятельностью организмов. Следует беречь бассейн реки, кулисные насаждения, соблюдать зяблевую вспашку, лесные полосы, предотвращать эрозию^[46]. С нашей точки зрения, эти вопросы не следует забывать. Подходя с философскими, универсальными методами к рассмотрению будущего планеты и анализу конфликтов в том числе и в экологии и в экофутурологии, нас настораживают демагогические, беспочвенные рассуждения, в которых обсуждая предмет будущего, утрачивается реальное знание о процессах, происходящих в настоящем и прошлом. Биотический кругооборот это то, что в биологии соответствует философскому принципу единства и многообразия мира, принципу взаимосвязанности всего со всем.

И.В. Бестужев - Лада поднимал вопрос о прогнозировании перспектив дальнейшего развития НТР и о социально-экономических последствиях, а также о долгосрочных градостроительных прогнозах (№12, 1983, №1 1984), он рассматривал перспективы перестройки земной поверхности, эта проблематика появилась на стыке географического, экологического и социального прогнозирования. Земля и Космос, Солнечная система и Галактика тесно взаимосвязаны между собой - изменения наклона оси Земли влияют на изменения климата. В 1984 году Северный полюс смещался в сторону Америки со скоростью около 11 см в год. О том, как менялась физическая карта Земли на протяжении первых четырех миллиардов лет, можно было бы только догадываться, как пишет этот автор, но последние полмиллиарда лет можно детальнее расшифровать. И.В. Бестужев - Лада считает, что при современном ему в 1984 году развитии энергетики, лет через сто воздействие человека на поверхность Земли сможет соперничать с солнечным^[47]. Он описывает типы проектов реконструкции грунта - из 13, 5 млрд. га земной поверхности обрабатывается лишь 1, 2 млрд га (менее 10 %). «Со второй половины 1940-х и примерно до середины 1960-х годов предпринимались многочисленные попытки свести такого рода проекты в определенную систему, по крайней мере, на региональном (субглобальном, континентальном) уровне»^[48]. И.В. Бестужев - Лада отмечал, что в 60-70 годы эти проекты в силу экологических проблем старались в мире свернуть, но с 80 годов возник не только практический, но и теоретический поход к решению этих проблем. Он выделил основные типы разрабатываемых проблем - от простых до сложных наиболее главные среди них - 1. Транспортные магистрали (вплоть до межконтинентальных), 2. Каналы, плотины и водохранилища на реках, 3. Морские плотины, 4.Искусственные острова, 5. Реконструкция отдельных районов суши, реконструкция отдельных морей. 6 Комплексная реконструкция целых континентов, 7. Комплексная реконструкция мирового океана. 8. Глобальные реконструкции земной поверхности (целенаправленным изменением погоды и климата, флоры и фауны). 9. Геокосмические проекты (расширение масштабов реконструкции земной поверхности с включением космических объектов типа искусственных спутников Земли различного назначения, искусственных пылевых колец для отражения солнечных лучей с целью повысить степень освещения и нагрева солнечной поверхности и т.д.). Хотя на сегодняшний взгляд не все из них не только технически решаемы, но и экономически, экологически оправданы и безопасны - чего стоит один только проект «Нового Нила» (от Триполи до р. Конго)^[49]. А ведь в те годы техническая мысль, определяемая прагматистски- и позитивистски-моделируемым мировоззрением, рисовали еще более глобальные технопроекты! Не из-за технопессимизма и экономического нежелания «вернуть все на место» помимо других (естественно научно прогнозируемых и оправданных) причин современные фантазии и моделирование, а также научные разработки перешли к нанотехнологиям. Не имея на данный момент физической и материальной заинтересованности общества в посттехнологическом, постпрогрессивном будущем с тем же азартом бросились экспериментировать без страха в микроуровнях. Человечество всегда разрывает незнание или недостаточное знание как большого, так и малого. Современный уровень познания, моделей и гипотез только создает иллюзию знания. А эта иллюзия ведет некоторых исследователей и практиков дальше, чем позволяет этика ученого и человека, в отношении как себя, так и природы.

Экология пространства везде применима - даже экология рабочей поверхности письменного стола - см. статью К. Барыкина «Карандаш? Перо? Дисплей?», где автор пишет, что «хорошо организованный стол экономит наше время и нашу квалификацию, не распыляя их на мелочи» - в ГДР в Лейпциге был институт, занимающийся проблемами организации канцелярского труда^[50]. Вспомним конфликт Обломова из одноименного романа И.А. Гончарова – неумение управлять своим временем, рабочим пространством привело и к личностному конфликту – чего стоят описания столов в кабинете Обломова!^[51] Так литературный гений подчеркивает разнообразие проявлений и причин конфликтов.

Рассматривая конфликты, нам представляется интересным обратить внимание не только на конфликты в научном сообществе (и в исторической перспективе и на «злобу дня»), но и на конфликты в самой науке, в частности, на конфликты футурологических проектов и, особенно, ретрофутурологических проектов. То, что обладало для человека определенной потребительской ценностью и определялось как перспективная стратегия, может неузнаваемо изменяться и приниматься (отторгаться обществом, в том числе и его научной, инженерной частью). В России в 1995 году был принят Федеральный закон «О государственном прогнозировании и программах социально-экономического развития Российской Федерации». Авторы этого источника отмечают, что следует выйти за рамки привычной схемы описания проектов будущего по линейке «из прошлого - в будущее», это с их точки зрения возможно, если отойти от принципа историзма к принципу метаисторизма, поскольку еще Аристотель предложил метод, который собою стимулировал выход за привычные рамки системы знаний в область метафизики, т.е. за пределы «видимых» для человека жизненных проблем ^[52].

Именно данное понимание связи картины мира, мировоззрения и представления о пространстве и времени важно нам для изучения не только футурологии как репрезентации современного представления о будущем вообще, но и для философского осмысления экологии как науки, которая в описании начинает моделировать как настоящее, так и предполагаемое будущее. Каждая эпоха формирует (или может формировать) параллельно чрезвычайно малосовместимые прогнозы и модели будущего. А добавьте к этому их характерное свойство склонности к конфликтам. И в таком случае мы снова возвращаемся к тому, с чего начали нашу работу - про конфликты еще мало сказано и много не изучено. Конфликт, конфликтная ситуация в одних случаях кончается гибелью побежденной стороны, в других – ведет в совершенствованию и приобретению смысла для деятельности все той же побежденной стороной (в одном случае, что бы понять свои ошибки, в другом - чтобы доказать свою правоту!).

Какая цель у человечества – это еще предмет изучения (к счастью), но представления разные. Следовательно, место для конфликтов в футурологии и экофутурологии (термин, который мы предлагаем и продолжаем разрабатывать именно в контексте феномена видения будущего в первую очередь) присутствует. В таком контексте важными предстает анализ конфликта, предложенный Ю. Хабермасом^[53].

Глава 2.

Конфликты

в дисциплинарных сообществах

Познавательные и идеологические

конфликты

в математическом сообществе

Н.Г. Баранец, А.Б. Верёвкин

Математики, так же как их коллеги из других дисциплин, бывают вовлечены в дискуссии и споры. В ХХ веке было много эпистемических конфликтов, усугубляющихся за счёт идеологического фактора. В силу специфики своей предметной области математики в меньшей степени использовали идеологические инструменты, чем биологи или физики. Важно знать, что доктринально-идеологический фактор в научные споры зачастую привносили сами учёные, лишь используя нездоровый идеологический контроль, имевший место в отечественной науке ХХ века. Замечательными примерами отягощения научных проблем доктринальным и идеологическим противоречием являются конфликты А.А. Маркова с П.А. Некрасовым и В.Г. Имшенецким. Марков принадлежал к петербургской математической школе, а Некрасов - к московской, к которой тяготел и Имшенецкий. Каждый из них сделал значительный вклад в развитие отечественной науки, и скорбные примеры неразрешённых познавательных и личностных конфликтов с их участием демонстрируют возможные негативные последствия неправильной ценностной ориентации в научном споре.

Противостояние между московской и петербургской математическими школами

Основными центрами математической жизни дореволюционной России были петербургская школа П.Л. Чебышева и московская школа Н.В. Бугаева, которые были исторически связаны друг с другом через Н.Д. Брашмана, учениками которого были основатели этих школ. Расхождения между лидерами этих школ оформились к концу XIX века, проявившись в ряде концептуальных столкновений между их представителями (дискуссии между А.А. Марковым – П.А. Некрасовым, А.М. Ляпуновым - П.А. Некрасовым). Для петербургской школы (П.Л. Чебышев, Г.Ф. Вороной, Е.И. Золотарёв, А.Н. Коркин, А.А. Марков, А.М. Ляпунов, В.А. Стеклов) была характерна направленность на прикладные исследования, на стремление к строгому и эффективному решению математических задач (построению алгоритмов, позволяющих доводить решение задачи, либо до точного числового ответа, либо для пригодного приближённого решения), а также стремление к простоте используемых средств. Этой школе было присуще определённое недоверие к новым математическим направлениям, а общее осмысление математики осуществлялось в позитивистском духе. Петербуржцы до самого последнего времени игнорировали идеи Н.И. Лобачевского. Так, во время всемирного празднования векового юбилея казанского математика в 1893 году в Петербурге это мероприятие не заинтересовало математиков из Академии наук и ограничилось выступлением астронома А.Н. Савича в Математическом обществе, а также речью профессора, генерал–майора П.А. Шиффа на Высших женских курсах.

Представители московской школы (Н.В. Бугаев, Д.Ф. Егоров, Н.Е. Жуковский, Н.Н. Лузин, П.А. Некрасов, К.М. Паттерсон) питали пристрастие к аксиоматическим конструкциям и философии антипозитивистской направленности. Они целенаправленно искали новые темы и методы на передовых малоисследованных рубежах, поэтому их привлекла теория функций действительного переменного и теория множеств Георга Кантора. Именно в журнале Московского математического общества было опубликовано первое в России осторожное одобрение работ Лобачевского: в 1868 году в III томе «Математического сборника» в разделе научной хроники напечатали статью А.В. Летникова «О теории параллельных линий Н.И. Лобачевского».

Как пишет С.С. Демидов, «в основе конфронтации лежали серьёзные идеологические противоречия»^[54]

, а на наш взгляд, противоречия доктринальные, которые проявлялись в терминологии (так, москвичи говорили «теория функций действительного переменного», а петербуржцы – «вещественного переменного»), в отношении к неприкладным исследованиям (москвичи развивали дифференциальную геометрию, а петербуржцы эту тематику игнорировали), в оценке новых направлений (москвичи интересовались теорией Кантора, а петербуржцы относились к ней негативно), в отношении к философским спекуляциям (москвичи интересовались и допускали философские рассуждения в своих математических работах, а петербуржцы дистанцировались от философии).

А.А. Марков и его путь в науке

Известный российский математик Андрей Андреевич Марков (называемый «старшим», 1856–1922) окончил Петербургский университет в 1878 г. В 1880 г. он стал приват-доцентом, в 1886 профессором, а с 1905 г. заслуженным профессором Петербургского университета. В 1886 г. по представлению академиков В.Я. Буняковского, П.Л. Чебышова и В.Г. Имшенецкого Марков был избран адъюнктом Петербургской Академии наук. В 1890 г. он стал экстраординарным академиком, а в 1896 г. - ординарным академиком Петербургской Академии наук.

Марков работал в разных областях математики, но самые значительные его достижения принадлежат теории чисел и теории вероятностей. Первые работы Маркова по теории вероятностей относятся к установлению наиболее общих условий, при которых имеет место закон больших чисел, и к доказательству центральной предельной теоремы теории вероятностей в очень широких условиях, путем разложения в непрерывные дроби интеграла особого вида. Марков работал в комиссии при Академии наук по реформе календаря с 1905 по 1907 гг., а также участвовал в расчётах вероятных оборотов эмеритальной кассы.

Свою научную деятельность Марков начал арифметическими исследованиями. Он работал в русле научных идей учителей – П.Л. Чебышёва, А.Н. Коркина и Е.И. Золотарёва. Его интересовала проблема нахождения экстремальных квадратичных форм данного определителя. Результаты исследований Марков опубликовал в двух статьях и магистерской диссертации «О бинарных квадратичных формах положительного определителя» (1880). Как отмечают исследователи истории отечественной математики, в диссертации проявились основные характерные черты математического стиля Маркова. Он стремился к решению чётко сформулированных, конкретных математических задач, не терпел многословия и неопределенности, недоброжелательно относился к большой общности в рассуждениях и постановке вопросов. Марков был незаурядным вычислителем и стремился доводить рассуждения до конца, результат – до числа. В работах по теории чисел он не использовал геометрические методы, полагая, что они не могли служить доказательством и мешали строгости рассуждений. Его стиль, сочетающий законченность результатов со сжатостью и строгостью формы, был характерен для всей петербургской математической школы. О диссертации Маркова математик Б.Н. Делоне писал: «Эта работа, весьма высоко оценённая Чебышёвым, принадлежит к числу самых острых достижений петербургской школы теории чисел, да, пожалуй, и всей русской математики»^[55].

Марков ревностно следил за отечественными работами в области теории вероятностей и зачастую давал им негативную оценку,– за то, что представлялось ему нарушением строгости или не учитывало его результаты. В науке он был классиком, ориентируясь на разработку классических проблем и выполняя «нормальные научные исследования», не выходящие за пределы уже известных границ. Его система критериев оценки доказательности научных идей была очень строга, и исключала всё не до конца прояснённое. Но это приводило к ограниченности и потере перспективы. Увидеть и правильно оценить принципиально новое знание ему никогда не удавалось. В этом отношении показательна его критика Н.Н. Пирогова^[56] за приложение теории вероятностей и математической статистики к естествознанию. Его работа, как выяснилось гораздо позднее, была оригинальной и перспективной, но публичная оценка ею Марковым была столь грубой и жёсткой, что привела к смерти Н.Н. Пирогова от сердечного приступа^[57].

Другим примером пристрастного отношения Маркова служит его резкая критика работ С.В. Ковалевской (1850–1891), истинной причиной которой была конкуренция за место в Академии наук. Заслуги Ковалевской были высоко оценены европейскими математиками, о чём свидетельствует присуждение ей, по инициативе Вейерштрасса, степени доктора философии Гёттингенского университета без экзаменов. Положительный отзыв на её работы^[58] дали – лидер французских математиков Ш. Эрмит, известный итальянский геометр Э. Бельтрами и норвежский математик В.Ф.К. Бьёркнес.

В начале 1880-х гг. Вейерштрасс дал Ковалевской классическую задачу явного интегрирования уравнений вращения волчка. В 1885 г. Ковалевская нащупала путь решения, исходя из того, что абелевы функции времени мероморфны на комплексной плоскости: их особые точки – полюсы. Поэтому задача определения необходимых условий алгебраической интегрируемости дифференциальных уравнений вращения волчка сводится к выявлению характера мероморфности их общего решения. Для этой цели Ковалевская изобрела новый способ (метод Ковалевской). После сообщения французским коллегам о получении результата по задаче вращения волчка, французские математики – Эрмит, Бертран, Жордан и Дарбу объявили конкурс на соискание премии Ш.-Л. Бордена Парижской академии наук. Для участия в нём Ковалевская написала труд «Задача о вращении твёрдого тела вокруг неподвижной точки». После классических работ Л. Эйлера и Ж. Лагранжа это было первое принципиальное продвижение в решении этой задачи: был найден новый случай вращения не вполне симметричного гироскопа, когда решение доводится до конца. В декабре 1888 г. её работа была единогласно удостоена премии Бордена. В 1889 г. за вторую статью о вращении волчка она получила премию Шведской академии.

В декабре 1889 г. после смерти В.Я. Буняковского в Санкт-Петербургской академии наук открылась вакансия, и на это место предложили баллотироваться Ковалевской, которую по предложению Буняковского, Имшенецкого и Чебышева немного ранее уже избрали иностранным членом-корреспондентом Академии от Швеции. Её кандидатуру поддерживал иностранный член-корреспондент Ш. Эрмит, но шансов на избрание действительным академиком у неё было мало, потому что она не могла работать в России^[59]. На это место также претендовал А.А. Марков, адъюнкт Академии с 1886 г., идейно близкий Буняковскому и Чебышеву. Считая Ковалевскую серьезным конкурентом, Марков внимательно прочёл работы Ковалевской по теории волчка и нашёл в них недочёты. С присущей ему напористостью он в частных беседах стал говорить, что работа Ковалевской ошибочна и что ей присудили премию только потому, что её работ никто не читал,– и это было заведомой неправдой. Марков установил, что Ковалевская в своём решении ограничилась лишь одним естественным набором порядков полюсов, хотя были возможны и другие, что с его точки зрения делало анализ неполным, и, возможно, она пропустила другие случаи интегрируемости. Но никаких иных случаев он не нашёл,– они были обнаружены лишь в конце XX века, после значительного развития теории интегрируемых систем. Замечание Маркова было не столь существенным, как он представлял. В итоге, Ковалевская не стала полным академиком, а сам Марков был избран экстраординарным академиком только через три месяца,- в марте 1890 г. Уже после смерти Ковалевской ученик П.А. Некрасова Г.Г. Аппельрот проделал подробные вычисления к первому параграфу её мемуара, но Марков в письме к секретарю Московского математического общества Б.К. Млодзеевскому обесценил значимость этой работы. Он вновь утверждал, что работа выполнена на ложном основании. Скандал не затухал, и 17 ноября 1892 г. на заседании Московского математического общества по предложению П.А. Некрасова было принято резкое постановление: «так как голословные заявления, каковы заявления проф. А.А. Маркова относительно трудов С.В. Ковалевской, В.Г. Имшенецкого, Н.В. Бугаева и Г.Г. Аппельрота, бесполезны для науки и суждения о таковых заявлениях лишь бесплодно отвлекают Общество от его занятий, то впредь не принимать к обсуждению в Обществе голословных и резких заявлений»^[60]. А.А. Марков вовлек в научный конфликт А.М. Ляпунова, с просьбой оценить позиции и аргументы спорящих. Ляпунов, более чем дружественный к Маркову, был вынужден признать, что «вопрос разрешается в том именно смысле, как полгала С.В. Ковалевская, и что решение его может быть достигнуто без особых затруднений, если несколько иначе приняться за дело». Модифицировав рассуждение Ковалевской, Ляпунов доказал, что в случаях отличных от Эйлера, Лагранжа и Ковалевской, типичные решения ветвятся на плоскости комплексного времени. При этом он признал, что замечания относительно пропусков в доказательстве С.В. Ковалевской верны, чего не отрицали П.А. Некрасов и Г.Г. Аппельрот.

А.А. Марков отличался сложным характером, не терпел компромиссов и не признавал авторитетов. Для него значило лишь то, что он считал истинным, хотя он не всегда был прав или достаточно беспристрастен в своих оценках^[61].

П.А. Некрасов как учёный и администратор

Павел Алексеевич Некрасов (18531924) окончил рязанскую духовную семинарию и поступил на физико-математическое отделение Московского университета. По окончании его в 1878 г. он был оставлен на кафедре чистой математики. В 1883 г. после защиты диссертации он получил степень магистра чистой математики, а его работу Академия наук увенчала премией имени Буняковского. В 1886 г. Некрасов защитил диссертацию на степень доктора чистой математики. С 1885 г. он служил приват-доцентом Московского университета, с 1886 г. экстраординарным профессором по чистой математике, а в 1890 г. стал ординарным профессором. В 18941895 гг. Некрасов был деканом физико-математического факультета и ректором Московского университета (18931898). С 1898 по 1905 гг. он служил попечителем Московского учебного округа. К области его научных интересов относились теория дифференциальных уравнений и теория вероятностей. От своего учителя Н.В. Бугаева Некрасов приобрёл интерес к философии и пытался развивать бугаевские аритмологические идеи в применении к анализу общественных явлений.

В 1903 г. Некрасов опубликовал монографию о применении теории вероятностей к общественным наукам – «Философия и логика науки о массовых проявлениях человеческой деятельности». В ней он высказал идею, что в число факторов социального процесса следует включить психику человека с её интеллектуальными, моральными, эстетическими и религиозными устремлениями. Но собирать статистические данные надо, реформировав программу, стоящую на позитивистских и материалистических основаниях^[62].

Философские убеждения Некрасова определяли его общественные поступки и консервативные политические настроения. Он считал, что личная свобода воли совместима с закономерностью социальных и исторических процессов. Государство является сложной личной монадой и имеет свой положительный полюс. Но есть и отрицательный полюс – государство в государстве, объединяющее враждебные государству силы. Его воплощает оппозиция, пользующаяся коварными средствами. Она вынуждает государство обороняться и отказываться от обычных правовых норм. Кроме того, в государстве есть честная оппозиция, действующая правомерно и возможно честно заблуждающаяся, но стремящаяся нести правду оппозиция святых праведников и мучеников. Столкновение этических и политических убеждений и интересов есть честная коллизия, при которой осуждается насилие и одобряется толерантность.

Антигосударственная оппозиция воплощается в низших отрицательных типах личности. Она презирает общество, старается дискредитировать в общественном мнении работу полезных государству и народу чиновников. Она находит противоречивые факты, имеющие вес в глазах части общества, которое из-за этико-социальной безграмотности и не понимает, что не всякое противоречие есть ложь и не всякое отсутствие противоречия есть истина. Антигосударственная оппозиция мистифицирует и возбуждает общественные страсти, устраивает кровопролитные столкновения, приводящие к гибели невинных жертв. Решение реальных проблем в государстве требует быстрых и иногда жёстких действий ради всеобщего блага, что может расцениваться как проявление насилия и зла при непонимании причин и целей таких решений. Государство - это не идеальный конструкт, не платонически-идеальное учреждение. Это, прежде всего, человеческое, то есть, телесно-духовное и идеально-реальное учреждение. У него есть не только близкие, но исторически далёкие цели, которые нужно гармонизировать.

Противоречия преодолеваются или «искупляются» осмысленными страданиями. П.А. Некрасов героизировал чиновника-гражданина, который принимает на себя эти страдания, исполняя гражданский долг с личным для себя риском и даже ожиданием смерти, которую может принять от революционера. Некрасов выступал за благой консерватизм, который «свято охраняет добрые старые привычки». Что нужно сделать для гармоничной организации общества? Добиться органической свободосвязности природных и бытовых автономий с политическими автономиями. Нужно ввести органическое законодательство, избегающее крайностей аналитического и механического законодательства, сохранять социальную дифференцированность общества, не изменяя имеющееся различие языка и поведенческих стереотипов. Для этого необходимо применять статистику и мораль-статистическую разведку закономерностей явлений для коррекции государственных задач, изменить организацию народного образования и ввести статистическое управление им. Следует внедрять свободу совести и мысли, умеренную свободу печати, ориентировать действия чиновников и «охранителей» на материальное этическое действие и распространять идею святости семейного союза.

В.Г. Имшенецкий - математик и организатор

математических обществ

Математик и механик Василий Григорьевич Имшенецкий (18321892) окончил Казанский университет в 1853 г. С 1860 г. он начал преподавать в университете, а в 1862 г. был командирован за границу для совершенствования знаний. В 1864 г. Имшенецкий защитил магистерскую диссертацию «Об интегрировании уравнений с частными производными первого порядка» и получил место доцента чистой математики в Казанском университете. В 1868 г. он защитил докторскую диссертацию «Исследование способов интегрирования уравнений с частными производными второго порядка функции двух независимых переменных», был избран экстраординарным, и вскоре ординарным профессором кафедры чистой математики Казанского университета. Имшенецкий читал почти все математические курсы, дифференциальное исчисление он преподавал по кембриджскому учебнику И. Тодгентера, перевод которого вместе со своими добавлениями издал в Петербурге в 1872 г. В 1871 г. Имшенецкий ушёл из университета, протестуя против произвола попечителя П.Д. Шестакова в «деле П.Ф. Лесгафта». Два года он проработал счетоводом в банке, затем стал профессором аналитической механики в Харьковском университете. В 1879 г. Имшенецкий основал Харьковское Математическое Общество и был его вторым председателем до 1882 г. Заседания общества проходили регулярно раз в месяц. Не имея специальных средств, члены Общества наладили выпуск своего печатного журнала «Сообщения Харьковского математического общества», который быстро приобрел солидную репутацию и привлёк к сотрудничеству ведущих российских математиков: П.Л. Чебышева, А.А. Маркова, А.Н. Коркина, К.А. Поссе, Д.К. Бобылёва, Н.В. Бугаева, В.П. Ермакова, Н.Е. Жуковского, П.О. Сомова, П.А. Некрасова, И.Л. Пташицкого, Д.Д. Мордухай-Болотовского и других.

В декабре 1881 г. Имшенецкий был избран академиком и переехал в Петербург. Он преподавал в Технологическом институте и на Женских Высших Курсах. В 1890 г. он основал Санкт-Петербургское Математическое Общество и был его первым председателем, так как уже имел опыт организации и председательства в Харькове. Но на первом же заседании 16 ноября 1891 г. при обсуждении устава Общества Имшенецкий оказался в меньшинстве и вышел из его руководства. Заседания Общества проходили в здании Академии наук. Первоначально они были достаточно регулярны, но со смертью Имшенецкого Общество удалили из Академии наук, переселив в университет, и крупные математики перестали его посещать.

В.Г. Имшенецкий поддерживал распространение высшего женского образования. Он согласился преподавать на Высших женских курсах в Петербурге, несмотря на загруженность научной работой в Академии. Вместе с П.Л. Чебышевым и В.Я. Буняковским он инициировал избрание С.В. Ковалевской в члены-корреспонденты Академии наук, неизменно поддерживал её и отстаивал значимость её работ после смерти.

В конце жизни Имшенецкий сблизился с Московским математическим обществом, что отчасти спровоцировало не вполне справедливую критику его работ 1887-1891 гг. петербургскими математиками. Критику затеял А.А. Марков, а продолжили К.А. Поссе, А.Н. Коркин и Д.К. Бобылев. В поддержку работ Имшенецкого выступило Московское математическое общество, на заседании которого с ответом петербуржцам выступил сам Имшенецкий. Он умер через несколько дней после заседания Общества от остановки сердца.

В науке Имшенецкий интересовался вопросами интегрирования уравнений в частных производных, развивая метод К. Якоби. Он опубликовал 44 математические работы.

Научный конфликт с А.А. Маркова с П.А. Некрасовым

В 1885 г. А.А. Марков защитил докторскую диссертацию на тему «О некоторых приложениях алгебраических непрерывных дробей». Она открыла цепь исследований по теории моментов, в ней неравенства Чебышёва доказаны и обобщены для исследования предельных величин интегралов. Больше всего Маркова интересовала теория вероятностей. Именно в этой области у него было больше столкновений с коллегами, породивших его критическую активность.

Показательна в этом отношении дискуссия между А.А. Марковым и П.А. Некрасовым по проблеме центральной предельной теоремы теории вероятностей, в области которой они успешно работали и даже какое-то время шли параллельно. Дискуссия, начавшаяся достаточно мирно из обсуждения конкретного научного вопроса в частной переписке, постепенно перестала соответствовать нормам научной дискуссии и вежливого общения^[63]. Это в большой степени объясняется темпераментами участников спора и их постепенно нараставшими доктринальными противоречиями. Академик Марков отличался негативизмом характера^[64], а также был известен активной общественной и атеистической позицией^[65], за что получил прозвище «боевой Академик» и «неистовый Андрей»^[66]. П.А. Некрасов напротив занимал высокие административные и государственные должности. Он был ректором Московского университета и попечителем Московского округа, проводил охранительную политику и отличался консервативными религиозно-мистическими убеждениями. В ходе этого спора, длившегося больше десяти лет, произошло смещение дискуссии с нормального обсуждения в познавательный конфликт. Сделаем извлечение из их статей, чтобы читателю был понятен стиль ведения дискуссии, предмет претензий в её ходе и нарушенные нормы научной этики.

Некрасов написал ответ академику Маркову «К основам закона больших чисел, способы наименьших квадратов и статистики», обвиняя его в игнорировании полученных им результатов и преуменьшении его вклада в теорию вероятностей:

«Указанные ниже обстоятельства заставляют меня опять обратиться к защите моих трудов, обсуждающих учение о средних величинах, т.е. основы закона больших чисел, способа наименьших квадратов и статистики.

В Известиях Академии Наук за 1910 году, № 5 (15 марта), явилась заметка академика A.А. Маркова под заглавием: «Исправление неточности», касающаяся моих вышеупомянутых трудов, напечатанных главным образом в Математическом Сборнике и цитированных в моей статье: «Математическая статистика, хозяйственное право и Финансовые обороты», изданной в Известиях Имп. Русского Географического Общества (т. XLV, 1909 г.). В этой же статье мне пришлось цитировать (стр. 571 и 583) соприкасающиеся труды A.А. Маркова: что и подало повод академику заявить, что он, A.А. Марков, «никаких открытий П.A. Heкрасова никогда не подтверждал и подтвердить не может: если только не придавать словам обратного смысла». В подкрепление этого заявления автор «Исправления неточности» делает ссылку на свои статьи и на статьи A.М. Ляпунова. Судя по этому заявлению, A.А. Марков не подтвердил, а напротив опровергнул выводы моих трудов. Это заявление, появившееся на страницах изданий Академии Наук, не может быть оставлено без ответа по существу.

На странице 571 статьи «Математическая статистика» я цитирую свой мемуар: «Пределы погрешностей приближенных выражений вероятности Р, рассматриваемой в теореме Я. Бернулли». В этом мемуаре впервые даны точнейшие способы оценки погрешностей упомянутых выражений; причём тут же мною разъяснено, что план этой оценки, основанный на употреблении формулы Эйлера и ряда Лагранжа, применим также к выражениям закона больших чисел Пуассона, к Лапласовским и Чебышевским выражениям, употребительным в способе наименьших квадратов, и к тем новым выражениям, кои ранее даны были в моем мемуаре: «Общие свойства массовых независимых случайных явлений в связи с приближенным вычислением функций весьма больших чисел», доложенном X съезду естествоиспытателей и врачей в августе 1898 года, в Киеве».

Некрасов обвинил Маркова в непонимании изложенного материала и неправильном переложении результатов, а также преувеличении допущенной Некрасовым ошибки в вычислении: «Мой план оценки погрешности приближенного выражения вероятности Р, рассматриваемой в теореме Я. Бернулли, A.А. Марков видоизменил в свой статье: «Приложение непрерывных дробей к вычислению вероятностей», заменив употребление формулы Эйлера и ряда Лагранжа приложением гипергеометрического ряда и непрерывных дробей. Эта перемена в плане вычисления дала результаты одинаковой точности с моими, т.е. подтвердила их, а не опровергла. В частном пояснительном числовом примере, но не в плане и общей формулировке я сделал чисто калькуляторские ошибки (пропустил, например, множитель для перехода от бригговых логарифмов к натуральным), на чём A.А. Марков и строит своё осуждение. Но эти ошибки вовсе не смертельны; их мог бы заметить простой корректор вычислительного процесса, выполняемого по заготовленным формулам; нельзя на этом основании браковать мой план, метод и труды.

Защищать этот общий план я должен ещё и потому, что пока он не заменим при обобщениях, ибо способ A.А. Маркова, основанный на гипергеометрических рядах не распространяется даже на теорему Пуассона, а тем более на другие теоремы, кои трактовались в мемуарах Cauchy, Bienayme, Чебышева и пр. и кои обсуждаются в моих исследованиях. Эти распространения и углубления затронуты в моем вышеупомянутом мемуаре: «Общие свойства массовых независимых случайных явлений...»; с каковым мемуаром A.А. Марков также соприкоснулся, о чём я и должен был упомянуть на странице 583 статьи «Математическая статистика….».

Некрасов настаивает на неверности ссылок, которые делает Марков и «передергивании» аргументов: «У академика А.А. Маркова, огульно подрывающего значение моих трудов, нет никаких к тому оснований; нет этих оснований в тех литературных ссылках, кои он приводит в своем «Исправлении неточности». Приведем наши аргументы, исправляющие это «Исправление».

Пример А.А. Маркова, данный им в статье: «Ответ» (см. «Известия Физико-математического общества при Казанском университете» за 1899 год), цитируемой им в заметке «исправление неточности», ставит вопрос, не опровергаются ли им мои утверждения: 1) что включенное условие есть следствие ранее формулированного мною условия, отграничивающего нормальные случаи, когда к исчислению вероятностей смело применимы формулы Гаусса, Лапласа и мемуар Чебышева (О двух теоремах относительно вероятностей) от остальных случаев (когда нужны особые поправки нормальных формул и особые интерпретации) и 2) что условие А.А. Маркова необходимо, но недостаточно. Надо заметить, что в примере статьи А.А. Маркова: «Ответ» выполняются все условия подлинной теоремы Чебышева и включенное в неё дополнительное условие самого А.А. Маркова, но не выполнятся условие, включенное мною в докладе Киевскому съезду и интерпретированное в моей заметке «По поводу статьи А.А. Маркова…»

Что же из всего этого обнаруживается? Обнаруживается то, что в этого рода примерах несомненно имеет место особый случай первого рода, а не случай нормальный; т.е. грешит не моя теория, а вывод академика из его примера...»^[67].

В следующем номере «Математического сборника» появился ответ А.А. Маркова «Отповедь П.А. Некрасову»: «Статья П.А. Некрасова «К основам закона больших чисел, способа наименьших квадратов и статистики» заставляет меня остановиться на его открытиях, о которых я упомянул в заметке «Исправление неточности», помещенной в Известиях Академии Наук и содержащей только несколько строк. Должен заметить, что я не имею ввиду дать полный разбор трудов П.А. Некрасова, относящийся к теории вероятностей или с ней соприкасающихся, а преследую более скромную цель, выяснением неправильности ссылок на меня несколько облегчить тяжесть научного авторитета, которым объёмистая статьи П.А. Некрасова подавляют читателя.

Известную связь между статьями П.А. Некрасова и моими я не отрицаю и никогда не отрицал; но П.А. Некрасов неправильно осветил её. Связь эта состоит в том, что при составлении некоторых статей я имел ввиду неверные утверждения П.А. Некрасова и ставил одною из своих целей опровержение их».

Марков обвиняет Некрасова в нарушении правил ведения научной дискуссии, в передергивании аргумента: «Как в последней, так и в предшествующих, полемических статьях П.А. Некрасов широко пользуется одним очень удобным приёмом: изменением своих утверждений и произвольным толкованием чужих. Это обстоятельство заставляет меня сопоставить ряд выдержек из нескольких статей П.А. Некрасова.

… на стр. 3, приведя мои слова, что я никаких открытий П.А. Некрасова не подтверждал и подтвердить не могу, если только не придавать словам обратного смысла, П.А. Некрасов истолковывает их по своему: «судя по этому заявлению, А.А. Марков не подтвердил, а напротив, опровергнул выводы моих трудов»

На этом пункте, имеющем второстепенное значение, я не считаю нужным останавливаться…»

Марков отрицает наличие особого эвристичного плана в исследованиях Некрасова: «Неправильно заявление, будто бы я видоизменил план П.А. Некрасова. На самом же деле, план П.А. Некрасова не имел для меня никакого значения, и произвёл я свои вычисления по формулам давно известным, которые раньше только не были применены к данной задаче. Далее, никакого сравнения точности принятого мною метода вычисления с методом П.А. Некрасова не находится ни в моих статьях, ни в статьях П.А. Некрасова. Следовательно, утверждение П.А. Некрасова, будто бы его результаты одинаково точны с моими лишено основания».

Марков указывает на болезненную проблему – ошибку в вычислении, настаивая, что причина в методе: «В статье моей «Приложение непрерывных дробей к вычислению вероятностей», установлено только, что числовой результат П.А. Некрасова ошибочен, что наконец признано им самим.

П.А. Некрасов утверждает, что ошибочность результата происходит не из недостатка его метода (говорит он очень неясно, о каком-то плане и общей формулировке), а объясняется какими-то калькуляторскими ошибками, которых однако он точно не указывает и не исправляет, хотя имел на это довольно времени, более десяти лет.

При таких условиях говорить о подтверждении мною результатов П.А. Некрасова не приходится…»

Марков пишет относительно возможности принять результат П.А. Некрасова: «Своею вставкой П.А. Некрасов превратил простую теорему Чебышева в предложение особого типа, где на первый план выдвинуто ненужное условие, а нужные не отделены надлежащим образом от заключения. Такую порчу теоремы Чебышева можно подкреплять ссылкой на меня, только придавая словам обратный смысл»^[68].

Тогда на стороне Маркова резко выступил А.М. Ляпунов, но часть математического сообщества полагала, что полемика перешла границы целесообразного научного спора, что не однократно случалось, когда в ней участвовал Марков.

К.А. Андреев в письме А.М. Ляпунову по поводу сложившейся ситуации и попытки А.М. Ляпунова опубликовать в «Математическом сборнике» ответ П.Н. Некрасову написал: «Если, однако, для Вас не лишним будет мое мнение, то я сказал бы, что лучше было бы во всех отношениях, если бы ответ Ваш был средактирован в более распространённом виде и с меньшими резкостями. Я говорю это, стараясь судить совершенно объективно, и прошу Вас не видеть в моих словах какого-нибудь Вам укора. Вы знаете, что я испытал на себе всю неприятность иметь полемику с человеком, не любящим стеснять себя в резких на чужой счёт выражениях. А.А. Марков почти обругал меня, заявивши, что мои соображения лишены научных оснований. Для меня это было и неприятно и обидно, но я ни словом не выразил нежелания, чтобы эти слова были напечатаны в журнале, мной же редактированном. Я не мог быть судьей в своём деле и принял комплимент без возражения. Думаю, однако, что лица, стоящие в стороне, могли бы оказать добрую услугу и Маркову, и нашим «Сообщениям», способствуя смягчению резких выходок Маркова. Теперь в Вашей с Некрасовым полемике я являюсь таким сторонним лицом и думаю, что принесу только пользу делу, советуя Вам воздержаться, сколь возможно от резких возражений. Не подумайте, что я советую Вам отступление; в существо дела я не вхожу, я говорю только о форме. То же самое утверждение, но высказанное в мягкой форме и поясненное доводами, имеет не меньшую, а большую убедительную силу, чем категорические резкие заявления»^[69].

У Маркова с Ляпуновым была плодотворная конкуренция при доказательстве центральной предельной теоремы Чебышева: Марков применял метод моментов, а Ляпунов – метод характеристических функций. Марков первым дал полное и строгое доказательство ЦПТ, но Ляпунов несколько позднее получил более сильный результат. Далее Марков улучшил результат Ляпунова. Продолжая свои исследования, он пришёл к идее «испытаний, связанных в цепь», породив, тем самым, теорию марковских процессов.

Педагогически-идеологический конфликт

П.А. Некрасова и А.А. Маркова

П.А. Некрасов решил воплотить свои религиозно-философские идеи посредством административного положения. Он модифицировал свою философию в полезном для карьерного роста направлении. На Втором всероссийском съезде преподавателей математики в январе 1915 г. Б.К. Млодзеевский предложил обсудить возможность преподавания в школе теории вероятностей. Его инициатива вызвала ожесточённую полемику. Некра­сов, как член Учёного совета Министерства народного просвещения, решил использовать теорию вероятностей для поддержки охранительных идей. Вместе с другим членом Учёного совета, профессором Дерптского (Юрьевского) университета В.Г. Алексеевым он добивался включения в курс гимназии теории вероятностей, принципы которой излагал в идеалистическом духе. Они считали, что с введением курса теории вероятностей открывается возможность распространения нового (идеалистического) мировоззрения, которое сможет противостоять распространившемуся материалистическому мировоззрению, упрочившемуся, в том числе, благодаря математическому анализу и основанной на нём механике.

Против Некрасова и его сторонников выступили несколько математиков во главе с академиком А.А. Марковым (А.М. Ляпунов, В.А. Стеклов, А.Н. Крылов, Н.Я. Цингер, Д.К. Бобылёв и К.А. Поссе). В «Журнале Мини­стерства народного просвещения» за 1915 г. вёлся резкий спор между поборниками «клейновской» версии в преподавании математики (Марков и его сторонники), предложенной Международной математической комиссией, и охранителями (Некрасов и его соратники). В октябре Академия наук по предложе­нию Маркова создала комиссию, которая через месяц осу­дила использование теории вероятностей Некрасо­вым и злоупотребление математикой с предвзятой целью превратить науку в орудие религиозного и политического воздействия. Некрасов не смог убедить математическое сообщество в своей правоте. В ответе своим оппонентам он прямо указывал, что эта борьба имеет идейный (т.е. идеологический) характер. Некрасов пафосно написал: «Неужели должно научно подготовлять учителей согласно ошибочным принципам панфизизма, угашающего духовные ценности и неизбежно ведущего к узкоматериалистическому миросозерцанию? Нет, нет, нет… Научная подготовка учителей, думаем мы, должна быть согласована с принципами классической математической школы, насажденной в России Петром Великим и пользующейся дидактическими и методологическими приёмами классиков научной педагогики: Коменского, Л.Ф. Магницкого, Ломоносова, Песталоцци, Гербарта, Фребеля, Гурьева, М.В. Остроградского, Н.И. Лобачевского, В.Я. Буняковского, Ушинского, Пирогова, Н.В. Бугаева, В.Г. Имшенецкого, С.А. Рачинского, Д.И. Менделеева и других»^[70]

.

Ясности ради стоит отметить, что в том конфликте переплелись многие обстоятельства и борьба за приоритет, начавшаяся на полтора десятка лет ранее. Здесь имела место личная неприязнь, обусловленная как резкостью суждений А.А. Маркова, так и несходством политических убеждений участников этого спора. Но либерально настроенный Марков, поддерживавший новые тенденции в математическом мире, оказался более привлекателен, чем Некрасов – консерватор-государственник, пытавшийся внедрить религию в преподавание математики. Очевидно, что он выступал против базовых для научного сообщества принципов.

научный конфликт

между В.Г. Имшенецким и А.А. Марковым