«Министерство образования и науки РФ Елабужский государственный педагогический университет РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК: ...»

Анализируя характерные черты моральной настроенности русского человека, Н.А. Бердяев определяет «болезнь русского духа» или «болезнь русского нравственного сознания», состоящую в отрицании личной нравственной ответственности, дисциплины, в слабом развитии чувства долга и чести, в отсутствии работы над формированием собственных нравственных качеств. Вследствие этой «болезни» переживания русского человека трансцендентны, а не имманентны, что открывает дорогу к рабскому сознанию.

Можно утверждать, что сознание российского народа тяготеет к соборности, которая возникает преимущественно на православной почве. В западном христианстве большинство религиозных положений имеют четкие формулировки, поскольку богословские споры проходили в понятийной форме и апеллировали к разуму. Иррационалистические особенности православия в совокупности с отсутствием абсолютных авторитетов в вопросах веры приводили к разнообразным мнениям в рамках церковного богословия. Истинность суждения определялась не столько логической доказательностью, сколько распространенностью мнения в церковной среде. Так возникает «соборный характер» русского мышления и особое значение коллективного, соборного начала в определении истины. Вместе с тем неверно утверждать, что соборность как модель человеческого общежития нашла полное воплощение в истории российского народа. В эпоху социализма единство было возведено в ранг абсолюта, не допускающего никакой множественности. В современной России наблюдается поток множественности (преобладание групповых и личных интересов), разрушающей всякое единство. И то и другое является искажением истинного духа соборности. «Единство во множестве», социальность, не уничтожающая индивидуальные черты, и есть основная характеристика соборности. При этом соборность не требует внешнего соединения, она существует потенциально. Идея соборности дает возможность совместить провиденциализм с активностью человека.

Однако, как справедливо указывает В.И. Иванов, «соборность – задание, а не данность…» [5, 137]. На реализацию этого задания должны быть направлены усилия философской общественности с тем, чтобы созидать «единство во множестве» как гарантию целостности, устойчивости и гармоничного развития российского человека и общества.

Сущность соборности раскрывается в ее основных формах. По мнению С.Л. Франка, «первичной и основной формой соборности является единство брачно-семейное…» [6, 58]. Это означает, что укрепление института семьи является корнем, из которого прорастает духовно-соборное единство общества. Формами соборности выступают также религиозная жизнь и общность судьбы всякого множества людей. «Работники в каждом общем деле спаиваются между собой чувством товарищества, некой внутренней близостью; солдаты, участники одних походов и сражений, навсегда становятся братьями…» [6, 60]. Уместно здесь вспомнить и концепцию «общего дела» Н.В. Федорова.

Опорой соборности является родство, выраженное в уважении к дедам и прадедам, истории и традициям страны. Забвение, безродность «есть начало неосуществимое… антихристова печать, и везде, во всех идеях, во всех построениях, ею отмеченных, – можно безошибочно сказать: это царство не жизни, а смерти…» [7, 421]. Неслучайно, по мнению В.Н. Муравьева, глупость и невежество русской революции основано на безродности, забвении прошлого, «внутренней короткости, одномерности настроений и влечений» [7, 422].

Что мешает современному российскому обществу стать соборным? Первая причина – не умение доверять своему опыту. Россия, стремясь заимствовать лучшее, зачастую превращает акт заимствования в самоцель, и, увлекаясь процессом, копирует чужой опыт без критического разбора и внутренней оценки. Широкие заимствования проявлений иных культурно-исторических типов приводят к эклектичности российской культуры. Сочетание трудносочетаемого порождает конфликт между самобытным и инородным. В то же время следует иметь в виду то, что даже самые обширные заимствования не вызывают эклектичности при условии их глубокой адаптации под основы российской культуры. В этом случае инородное ассимилируется без негативных последствий и даже может стать движущей силой прогресса. По мнению В.С. Соловьева, акты национального самоотречения определяют наиболее динамичные и значимые этапы развития отечественной истории. Например, призвание варягов на Русь или реформы Петра I – это примеры обращения к инородному как первооснове стабильности, порядка, модернизации и т.д. На этих исторических этапах инородное претерпело глубокую адаптацию и потому гармонично прижилось без разрушения целостности культуры. В то же время онемечивание России в период правления Анны Иоанновны вызвало противоречия в общественном сознании. Но разве не наблюдаем мы акт национального самоотречения государственных деятелей того времени, призывавших инородную власть и понимавших всю юридическую и моральную слабость кондиций? Следуя постулату В.С. Соловьева, можно было ожидать динамичного развития страны, ее витка к новым высотам. Однако история распорядилась иначе. Значит ли это, что формула В.С. Соловьева работает в отношении одних и бессильна в объяснении других исторических фактов? Скорее формула философа свидетельствует о том, что прогресс исторического развития напрямую определяется степенью адаптации инородных структур к столпам российской культуры. Скажем еще более предметно. Если инородная тенденция не пытается изменить в худшую сторону нравственно-религиозный облик россиянина, то она действительно может выступить движущей силой прогресса российского общества. Причем национальное самоотречение, открывающее дорогу инородной тенденции, в данной ситуации является благом. Наше представление об инородном и критерии его прогрессивности несколько дополняет позицию В.С. Соловьева. Думается, что это позволяет смягчить основания полемики, которая была развернута философом с представителями старого славянофильства, а также с Н.Я. Данилевским, К.Н. Леонтьевым и Н.Н. Страховым.

Вторая причина, мешающая российскому обществу обрести соборность, заключается в слабом развитии институтов гражданского общества и недостаточном привлечении населения к самоуправлению. Гражданское общество и самоуправление постепенно должны снять необходимость использования государством своей принудительной силы. Самоуправляющиеся системы могут нуждаться в регулировании, но не нуждаются в принуждении.

Третья причина состоит в отдалении интеллигенции от властных структур. В России должны получить дальнейшее развитие механизмы, позволяющие интеллигенции участвовать в работе властных структур, например, в качестве экспертов. Важнейшей задачей государства, гражданского общества и самой интеллектуальной элиты должно стать поднятие социального статуса российской интеллигенции на уровень «властительницы дум». Для этого идеологию государства следует ориентировать на ценности интеллигенции, тем более что последние, в сущности, есть ценности народа, но с более высокой степенью нравственной осмысленности.

Четвертая причина находится в области правового нигилизма и неуважения граждан к нормам права. Законопослушность является почвой для развития чувства ответственности перед собой, обществом, природой, что в свою очередь препятствует складыванию «ложной цивилизации», живущей по принципу «после нас хоть потоп». В то же время правовая система должна быть основана на нравственных ценностях, а нормы права в своем содержании раскрывать общечеловеческую мораль.

Думается, что значительную роль в формировании соборности должна сыграть российская интеллигенция, в том числе философское сообщество. Сущность этой роли в теоретическом плане будет состоять в глубоком и разностороннем обосновании феномена «соборности» и построении моделей его воплощения в жизни. При этом все проектируемые модели должны быть основаны на принципах сохранения универсального языка и отказа от постмодернистской паралогики.

Таким образом, особенности развития российского менталитета имеют глубокие исторические корни, а потенциал его развития находится в сфере постепенного раскрытия соборных качеств российского человека.

Примечания

1. Данилевский Н.Я. Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо–Романскому. – СПб.: Глаголъ, 1995. – 433 с.

2. Киреевский И.В. Критика и Эстетика.– М.: Искусство, 1998. – 58 с.

3. Аскольдов С.А. Религиозный смысл русской революции // Вехи. Из глубины: сб. ст. – М.: Правда, 1991. – 608 с.

4. Бердяев Н.А. Духи русской революции // Вехи. Из глубины: сб. ст. – М.: Правда, 1991. – 608 с.

5. Иванов В.И. Родное и вселенское. – М.:Республика, 1994. – 362 с.

6. Франк С.Л. Духовные основы общества.– М.:Республика, 1992.–147 с.

7. Муравьев В.Н. Рев племени // Вехи. Из глубины: сб. ст. – М.: Правда, 1991. – 608 с.

С.В. Смирнов

Елабуга

МЕНТАЛИТЕТ РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА

Проблема понимания сущности русского человека, его характера, мировоззрения и духа всегда считалась актуальной в трудах отечественных мыслителей. Постановка данной проблемы, привела в 40-50е годы XIX века к становлению крупного философского направления – славянофильства (А.С. Хомяков, И.В. Киреевский и др.), рассматривающего менталитет русского человека как фактор, обусловливающий своеобразие исторического пути русского народа, его уникальность и неповторимость. Мировоззрение русского человека являлось также объектом пристального внимания представителей русской религиозно-идеалистической философии (Н.А. Бердяев, В.В. Розанов), русского почвенничества (Н.Н. Страхов, Н.Я. Данилевский), писателей-гуманис-тов (Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой). В работах данных мыслителей рассматривались такие проблемы как природа, сущность русского человека, смысл его существования, проблема выбора путей исторического развития российского государства.

В условиях современной постсоветской России, население которой на протяжении последних двадцати лет существует в условиях жизненной и бытовой неустроенности вследствие ситуации перманентного реформирования, проблема понимания менталитета русского человека становится одной из важных проблем, превращаясь в условие, необходимое для выбора дальнейших путей социально-экономических преобразований.

Когда говорят, о менталитете русского человека имеют, прежде всего, в виду, загадочную, таинственную и неповторимую русскую душу – душу, которая является именно русской: не западной рационально-преобразовательной, не восточной духовно-созерцательной, а представляющей собой особое ментальное образование, сочетающее в себе элементы обоих цивилизационных «стихий». В России, отмечает Н.А. Бердяев, «сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории – Восток и Запад. Русский народ не есть чисто азиатский народ. Россия есть целая часть света, огромный Востоко-Запад, она соединяет два мира» [1, 78].

Исходя из этого, «два противоположных начала легли в основу формации русской души: природная, языческая, дионисическая стихия и аскетическое монашеское православие» [2]. Эти начала сформировали противоречивость характера русского человека. Эта противоречивость в том, что в русском народе удивительно сочетаются казалось бы противоположные качества и жизненные устремления: деспотизм, стремление к порядку и закону и, в тоже время, анархизм, мечта о вольнице; жестокость и цинизм, и, одновременно, сердечность, отзывчивость и милосердие; индивидуализм и эгоизм и в тоже коллективизм, общинность и соборность; шовинизм и национализм и в антитезу им – универсализм; смирение, вплоть до монашеской аскезы и в тоже время, стремление к борьбе, извечное искание правды.

На формирование менталитета русского человека оказала влияние целостная совокупность факторов: это и срединное евроазиатское положение страны, вынуждавшее его постоянно метаться из крайности в крайность в выборе путей исторического развития государства; и историческая миссия русского народа, всегда стоящего на страже как европейских, так и азиатских интересов, вынужденного постоянно противостоять культурной и политической экспансии Запада и Востока; и экстремальные условия выживания на бескрайних лесных и степных просторах Евразии, требующими физической закалки и крепости духа; и коллизиями собственной истории, наполненной веками борьбы с внешними врагами и самодурством собственных правителей.

Совокупность данных факторов привела к формированию особых качеств русского человека: его эмоциональной, страстной и неуемной натуры, сметливости, выносливости и твердости, непредсказуемости, мессианства и фатализма.

Особое значение в формировании менталитета русского человека имело (и имеет) православие. Свободно принятая православная духовность утвердила примат души и духа над всеми другими сторонами жизнедеятельности, сформировала приоритет духовно-нравственных мотивов мышления и жизнетворчества над мотивами материального, сугубо экономического плана. Для русского человека, Вера – это часть его души. Для него чуждо, с одной стороны, рассудочное, утилитарное отношение к религии, которое сложилось на Западе, духовность народов которого формировалась насильственным путем («огнем и мечом»), с другой – универсалистское, пантеистское отношение к Вере, как трансцендентной ментальности пронизывающей все сферы бытия и сознания, сформировавшееся на Востоке

Чувственность и созерцательность, стремление к осмыслению любых поступков с точки зрения их духовно-аксиологической значимости – первичные установки души русского человека. Не случайно деловому общению, холодному и трезвому мышлению, русский человек всегда противопоставляет доверительный разговор «по душам». Ближний тогда становится ближним, когда он откроет свой внутренний мир. А это есть таинство, доступное немногим. Не случайно выражение «душа-человек» – является высшей оценкой качеств русского человека.

К числу ценностных основ менталитета русского человека сформированных верой, следует отнести стремление к духовному Идеалу – тому бесконечному, возвышенному и святому, с которым соразмеряется его сознание и существование; того, ради которого следует жить. Стремление к Совершенству, Правде и Справедливости – источник русского героизма, несгибаемости воли, твердости духа, подвижничества, способности к жертве. Стремление к Абсолюту лежит в основе жажды творения нового бытия, совершенного социального строя. И эта вера в светлое будущее часто обесценивает существующее настоящее, приводит к перечеркиванию уже достигнутого, шатанию из одной крайности к другой. Отсюда – знаменитая русская непредсказуемость, надежда на «авось», «небось» и «как-нибудь».

Жажда Абсолюта лежит в основе удивительной стойкости русского человека, его пренебрежения к жизненным (материальным) проблемам, к страданиям и болезням. Русский человек живет Идеей. Идея ведет его по жизни, придает смысл существованию. Только русский человек, как показывает новейшая история «реформируемой» России, способен работать без зарплаты. Только русский, придя на выборы, голосует не за конкретные поступки, а за харизму; за качества человека. Только русский со смирением способен выносить бесконечные социальные эксперименты, на которые так щедра нынешняя российская власть.

Для русского человека жизнь полна сакрального, мистического смысла, нацеленности на поиск скрытого смысла вещей и явлений. Этот метафизический смысл мотивирует поступки русского человека, которые, зачастую, противоречат здравому смыслу, эмпирическому опыту, но ведут его к прорыву в новую духовную реальность. Счастье (и душевное страдание) русского человека не от материального бытия, а от смысла жизни и его отсутствия. Когда утрачивается Смысл, утрачиваются стимулы общественного и личностного благоустройства. Утратив цель и смысл бытия, российской душе трудно истово заботиться о нуждах тела. Русский человек перестает существовать «для самого себя», он топит себя в реках алкоголя... В данном плане развал СССР стал величайшей трагедией в истории русской нации. Он привел к утрате смысложизненных ориентиров бытия русского человека, его веры в светлое идеальное будущее. Следствием этого стал разброд и шатание, уход от реальности в мир алкогольного и наркотического дурмана и как итог – физическая деградация нации.

Духовность и соборность сознания русского человека, приводят к отрицанию материализма и индивидуализма, столь близких и «милых» сознанию западного человека. Несмотря на естественное стремление к обладанию материальными благами (без наличия которых невозможно существование физического тела, а значит и души), у русских никогда не было сакрального отношения к институту частной собственности. Собственность не абсолютное благо у русских, а зачастую зло, грех, отступничество от евангельского Христа, который ее осудил. Из истории мы помним, что известные русские купцы, владельцы рудников, фабрик и заводов, были одновременно и крупнейшими меценатами. При их активном участии строились сиротские дома, школы, воздвигались церкви. В этих поступках – осознание греховности материального, стремление к избавлению от того груза, что тяжким камнем лежит на душе человека – обладателя богатства. И сегодня, в постсоветской России мы наблюдаем крайне негативное отношение к людям, обладающим чрезмерными материальными благами. Душа России – не буржуазная душа (Н.А. Бердяев). Мироощущение русского человека никогда в истории не возводило право собственности в рамки «естественного» права (это доказывает крах столыпинской аграрной реформы начала XX века).

В настоящее время явления глобализации (точнее вестернизации) начинают стирать духовно-мировоззренческое своеобразие русского человека. Но в тоже время, несмотря на явления культурной экспансии, русский человек продолжает сохранять элементы своей духовной самобытности. Эта самобытность проявляется в стойком неприятии западных мировоззренческих стандартов (несмотря на агрессивную рекламу, идеалы потребительства смогли охватить лишь небольшую часть населения страны, в основном бизнес-элиту и крупные мегаполисы и касаются в основном потребления брендовых товаров); в стойком сохранении православных религиозных традиций (несмотря на распространение сектантства, католицизма и прочих «традиционных» и «нетрадиционных» верований, к числу православных относят себя 60% населения страны); в готовности к всестороннему самоограничению во имя служения высшим духовным идеалам. И т.д.

Развитие современной России, таким образом, должно идти с опорой на духовные ценности русского человека, учитывать своеобразие его мировоззрения, характера и менталитета. Избранный (точнее скопированный с Запада) путь реформирования направленный лишь на развитие института частной собственности и предпринимательства, не учитывает своеобразия русской души; вступает в противоречие с его представлениями о сущности и Смысле жизни как действа, разворачивающегося в полноте своих духовно-нравственных и телесно-физических основ.

Примечания

1. Бердяев Н.А. Русская идея // Вопросы философии. – 1990. – №1..

2. Цит. по: Андреев А. Русский человек (особенности менталитета) // Режим доступа: http://ricolor.org/rus/oplbr/andreev

В.В. Нурмухаметова

Набережные Челны

СВОЕОБРАЗИЕ МЕНТАЛИТЕТА РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА

Одной их важнейших проблем, волнующих современную российскую философию, является вопрос об особенностях менталитета русского человека. Менталитет представляет собой квинтэссенцию культуры, он предопределяет конкретные поступки людей, их отношение к различным сторонам жизни общества. В нем воплощаются глубинные основания мировосприятия, мировоззрения и поведения человека. В нем следует искать ответы на вопросы о судьбе русского народа в прошлом, настоящем и будущем. Исследование данного вопроса в рамках русской философии имеет многовековую традицию, а в настоящее время приобретает определенную актуальность в связи с событиями, произошедшими на рубеже ХХ – ХХI веков [1]. Уже в рамках средневековой философской мысли предпринимались попытки обосновать особую миссию русского народа в мировой истории. Так, например, в произведении Филофея «Москва – Третий Рим» шла речь о том, что Россия претендует на исключительное право быть центром православия в мире. Далее русская философская мысль все более углублялась в тайны русской души. В ХIХ веке философия славянофильства обосновала принцип соборности как внутреннего, духовного единства верующих в теле церкви. Соборность – понятие, впервые использованное А.С. Хомяковым, подразумевает свободное единство членов Церкви в деле совместного понимания ими правды и свободного отыскания пути к спасению, единство, основанное на единодушной любви к Христу и божественной праведности. Идея соборности как организующей основы бытия русского народа стала центральной темой славянофилов, хотя имела различные интерпретации у представителей этого течения. Еще позднее В.С. Соловьев создал философию всеединства. Под всеединством им понималось единство бытия как универсума в форме взаимопроникновения и раздельности составляющих его элементов, их тождественности друг другу и целому при сохранении их качественности и специфичности. Имея онтологический статус, категория всеединства также интерпретировалась и в отношении социального бытия как фундамента жизни русского народа. Так, начиная с B.C. Соловьева, в России сложилось самобытное направление – философия всеединства, к которой могут быть отнесены системы П.А. Флоренского, С.Н. Булгакова, Л.П. Карсавина, С.Л. Франка, Н.О. Лосского и др. Познание окружающего мира русским человеком, как это отмечалось И. Ильиным и иными отечественными философами, в корне отлично от познавательных традиций человека западного типа. Речь идет о «созерцании сердцем», приоритете нерациональных форм познавательной активности, сомнении в способности разума открывать тайны бытия. По этой причине для русской философии были характерны неприятие и критика идей позитивизма. Соборность, всеединство, созерцательный характер познания – бесспорно, лишь малая часть тех сущностных черт, которые присущи менталитету русского человека.

Философы и историки русской философии, анализируя и описывая менталитет русского человека, отмечают такие его качества как духовность (душевность), коллективизм, религиозность, приоритет нравственного, духовного над материальным, стремление к Абсолюту, идеалу и возвышенному, острое чувство правды и справедливости, неприятие буржуазности и т.д. Кроме того эти и другие характерные особенности менталитета русского человека нашли свое отражение в отечественной художественной литературе, классическими образцами которой стали произведения И.А. Бунина, Н.В. Гоголя, Л.И. Толстого, Ф.М. Достоевского, А.П. Чехова, А. Платонова и др.

Одной из парадоксальных черт российского менталитета является его противоречивость, единство противоположных начал. Такую особенность подметил Н.А. Бердяев, писавший об особой, противоречивой природе русского человека: «…два противоположных начала легли в основу формации русской души: природная, языческая, дионисическая стихия и аскетическое монашеское православие. Можно открыть противоположные свойства в русском народе: деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядоверие и искание правды; индивидуализм, обостренное сознание личности и безликий коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологически мессианская религиозность и внешнее благочестие; искание Бога и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт» [2]. Л.П. Карсавин также считал, что «…если русский сомневается в абсолютном идеале, он может впасть в полное безразличие ко всему или даже проявить грубость; он «способен перейти от невероятного законопослушания к самому необузданному бунту» [3].

Феномен сосуществования противоречивых черт формировался в процессе становления и развития менталитета русского человека, который шел далеко непросто – принятие христианства, европеизация общества при Петре I, кризисы начала и конца ХХ века продемонстрировали удивительную способность русского человека к принятию совершенно чуждого и его превращению в нечто изначально присущее. Н.А. Бердяев находил объяснение такому особому свойству менталитета в слиянии в России двух цивилизационных потоков – западного и восточного.

Своеобразие комплекса особенностей менталитета русского человека во многом обуславливается некой совокупностью факторов, имеющих географический, экономический, социально-политический, религиозный и иной характер. Логика истории, особое политическое устройство, исключительная роль православия, близость к земле предопределили тот набор черт русского характера, которые проявляются и на современном этапе развития российского общества. Обратное влияние ментальных свойств русского человека на ход истории также закономерно и в полной мере подтверждается социально-исторической практикой.

Как указывалось, метафизической основой организации русской народной жизни является принцип целостности бытия, целостности человеческого духа, органично проявляющийся не только в духовном аспекте, но и на политическом, социально-экономическом и иных уровнях общественного бытия. Самодержавие и крепостничество, затем однопартийная система, командно-административная экономика и тоталитаризм наиболее явно демонстрируют реализацию этого принципа. В этих феноменах проявились уничижение индивидуальности в рамках коллективизма как одно из проявлений единства русского народа. Также с ними во многом связаны трудности становления в России гражданского общества, а также построения справедливого и правового, социально ориентированного государства.

Последнее потрясение, последствия которого остро ощущаются и сегодня, вызвано объективными закономерностями общественно-исторического процесса, проявившиеся в стремлении построить демократический строй, разрушить коллективизм и провозгласить индивидуальность важнейшей ценностью нового российского общества, изгнать из сознания русского человека косность и односторонность и показать возможность плюрализма и проявления свободы в самых различных формах и видах человеческой деятельности. В современных условиях русскому человеку потребовалось взрастить и проявить новые качества, ранее совсем чуждые. Активная социальная позиция, инициативность, рациональность, индивидуализм, креативность, уважение времени и труда, чувство ответственности не только за себя, но и за других людей, общество, природу – все эти качества с большим трудом приживаются в социальном и нравственном портрете современного русского человека. Они находят свое проявление в крайнем эгоизме, расчетливости, надежде и возложении ответственности на других, т.е. тех свойствах, которые часто наблюдаемы в характере и поведении российского человека современного типа.

С одной стороны, преданность к какой бы то ни было великой идее, будь то формула «самодержавие, православие, община» или ленинизм-сталинизм, делает менталитет русского человек неповоротливым в условиях коренных социальных преобразований, но также служит защитой в рамках каких-либо потрясений, например, войн или других социальных катаклизмах. С другой стороны, эта монолитность менталитета русского человека позволяет ему с трудностью осознать ту самую личную ответственность и вершить личный моральный выбор. Так, например, об экологической проблеме, имеющей необходимо глобальный характер, знает каждый житель земли, но не каждый россиянин понимает свою личную ответственность за сохранность природных богатств и осознает последствия своих действий в отношении природного мира. А запрет употребления алкоголя за рулем и необходимость использования ремней безопасности по своей сути должен быть вызван внутренней ответственностью водителя за сохранение как своей жизни и здоровья, так и пассажиров, но инициируются правовыми нормами и встречает активное противодействие. Примеры можно перечислять бесконечно. Они демонстрируют аморальность русского человека, описанную Н.А. Бердяевым: «…болезнь русского нравственного сознания я вижу прежде всего в отрицании личной нравственной ответственности и личной нравственной дисциплины, в слабом развитии чувства долга и чувства чести, в отсутствии сознания нравственной ценности подбора личных качеств» [4, 279]. Позднее Н.О. Лосский выделял такие характерные особенности менталитета русского человека как экстремизм, максимализм, требование всего или ничего, невыработанность характера, отсутствие дисциплины, дерзкое испытание ценностей, анархизм, нигилизм.

Национальная философия – это высшее отражение духовности народа. Российская философия в полной мере сформировала представление о своеобразии менталитета русского человека. Практическая функция философии выражается в учете его особенностей при принятии решений на самых разных уровнях политической, управленческой, производственной, коммерческой, социальной и культурной жизни современного российского общества с целью его дальнейшего успешного развития.

Примечания

1. Андреев А. Русский человек (особенности менталитета) // URL: http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Article/And_RuChel.php.
2. Бердяев Н.А. Русская идея // URL: http://philologos.narod.ru/berdyaev/berd-rusidea.htm/
3. Цит. по Лосский Н.О. История русской философии // URL: http://www.koob.ru/losskiy/istoriya_russ_filosofii.
4. Бердяев Н.А. Вехи. Из глубины. – М.: Правда, 1991. – 288 с.

А.Г. Ильин, С.А. Крюков

Елабуга

ОСОБЕННОСТИ ОТНОШЕНИЯ К ВЛАСТИ В РУССКОМ МЕНТАЛИТЕТЕ

Этатизм, понимаемый как преобладание идеи государственной власти над частной жизнью людей, гражданским обществом, религией и, даже, моралью, бесспорно, свойственен русской национальной культуре. Общественно-политическая практика тоже должна демонстрировать подобные тенденции. Попытаемся их найти. Даже сравнительно поверхностный анализ русских народных сказок, былин, песен свидетельствует, что есть два полюса: Властитель и Бунтарь. «Анархизм есть главным образом создание русских. Интересно, что анархическая идеология была по преимуществу создана высшим слоем русского дворянства. Таков главный и самый крайний анархист Бакунин, таков князь Кропоткин и религиозный анархист граф Л.Толстой. Тема о власти и об оправданности государства очень русская тема. У русских особенное отношение к власти. К.Леонтьев был прав, когда говорил, что русская государственность с сильной властью была создана благодаря татарскому и немецкому элементу. По его мнению, русский народ и вообще славянство ничего, кроме анархии, создать не могли бы. Это суждение преувеличено, у русского народа есть большая способность к организации, чем обыкновенно думают, способность к колонизации была, во всяком случае, большая, чем у немцев, которым мешает воля к могуществу и склонность к насилию. Но верно, что русские не любят государства и не склонны считать его своим, они или бунтуют против государства, или покорно несут его гнет. Зло и грех всякой власти русские чувствуют сильнее, чем западные люди. Но может поражать противоречие между русской анархичностью и любовью к вольности и русской покорностью государству, согласием народа служить образованию огромной империи»[1]. Разин, Болотников, Пугачёв, как известно из подробных исторических хроник, отличались крайней жестокостью. Тем не менее, они остались в сознании русского народа как люди, бросившие вызов власти, как те, кто дерзнули противопоставить себя этой чудовищной надличностной силе. Не смотря на все попытки официальной советской историографии, фигура Нестора Ивановича Махно и созданная им народная вольница (Гуляй-Поле) всегда пользовалась колоссальной популярностью в народе. Замечу, что не выдающиеся теоретики анархизма Михаил Бакунин, Пётр Кропоткин, Александр Тихомиров остались живы в памяти народа, в песнях и сказаниях. Жив остался практик Н.И. Махно. Что же мы видим? С одной стороны, в народном сознании образ власти абсолютен, непререкаем и схож с образом строгого и всемогущего Отца. Подобное отношение в психологии получило название патернализма. Выдающийся австрийский философ и психолог Зигмунд Фрейд, показавший роль бессознательного в жизни в жизни человека, сформулировал и понятие о «коллективном бессознательном». Оно-то и формирует то сложное, противоречивое отношение к верховной власти, которое заставляет, и подчиняться ей и пытаться найти любые способы оказывать ей противодействие. Это трагическое противодействие народного сознания неоднократно приводило русскую землю к тяжелейшим бедам (смутное время, восстание декабристов, террор и контртеррор 1905 года и, самое страшное, пожалуй, в истории России - 1917 год).

Единственным выходом из этого чудовищного тупика было бы создание в России системы власти, которая пусть не подавляла бы своим величием, но и не вызывала бы отвращения у наиболее сознательной части общества. Вопрос жизни и смерти для нашей страны заключается в том, возможно ли это? В условиях глобального экономического, экологического религиозного, политического и, к несчастью, военного кризиса российская государственность не может позволить себе роскоши патернализма. Возможно, необходимо поискать особенности отношения к власти русского менталитета в факторах его формирования. На менталитете русского народа сильно отразилась суровость нашего климата. Проживая на территории, где зима длится около полугода, русские выработали в себе огромную силу воли, упорство в борьбе за выживание в условиях холодного климата. Низкая температура в течение большой части года повлияла и на темперамент нации. Русские более меланхоличны, медлительны, чем западноевропейцы. Им приходится сохранять и аккумулировать свою энергию, необходимую для борьбы с холодом. «Сколько сил, денег, времени уходит у жителей России на защиту от холода, добычу и перевоз топлива, устройство отопления, утепление домов, укрепление инженерных сооружений, спасение судов, пристаней, мостов, расчистку от снега путей, защиту от наводнений, производство теплой одежды» [2, 35].

Северноевразийский характер нашей страны сформировал тип национальной психологии, который не только не соответствует преобладающим мировым тенденциям, но прямо противоположен им. Отсюда вместо развития товарного хозяйства – психология ухода в натуральное хозяйство (спасительная в годы иностранной интервенции, но непродуктивная для строительства интенсивной экономики), вместо самостоятельности – привычка к патернализму, вместо высоких материальных запросов – неприхотливость к условиям жизни.

Суровые российские зимы оказали сильное влияние на традиции русского гостеприимства. Отказать путнику в крове зимой в наших условиях означает обречь его на холодную смерть. Поэтому гостеприимство воспринималось русскими людьми не иначе как сама собою разумеющаяся обязанность. Суровость и скупость природы научили русского человека быть терпеливым и послушным. Но еще большее значение имела упорная, непрерывная борьба с суровой природой. Русским издавна наряду с земледелием приходилось заниматься и всякого рода ремеслами. Этим объясняется практическая направленность их ума, ловкость и рациональность. Рационализм, расчетливый и прагматичный подход к жизни не всегда помогает великороссу, так как своенравие климата порой обманывает самые скромные ожидания. И, привыкнув к этим обманам, наш человек предпочитает порой выбрать очертя голову самое что ни на есть безнадежное решение, противопоставляя капризу природы каприз собственной отваги – надежда на авось.

Жить в непредсказуемых условиях, когда результат труда зависит от капризов природы, можно только с неисчерпаемым оптимизмом. «Огромные пространства легко давались русскому народу, но нелегко давалась ему организация этих пространств в величайшее в мире государство, поддержание и охранение порядка в нем. Размеры государства ставили русскому народу почти непосильные задачи, держали русский народ в непомерном напряжении» [3]. Все это не могло не сказаться на менталитете великороссов. Русская душа оказалась подавлена необъятными российскими полями, необъятными российскими снегами, она как бы утопает, растворяется в этой необъятности. Длительные и холодные зимы отразились безрадостной печалью в душе русских людей. Государственное овладение необъятными пространствами сопровождалось страшной централизацией, подчинением всей жизни государственному интересу и подавлением свободных личных и общественных сил, подавлением любой инициативы, исходившей «снизу».

Централизация отразилась на русском духе двояко. Во-первых, великоросс решил, что тот, кто управляет такими обширными пространствами, представляющими собой Россию, и великим народом — чуть ли не сверхъестественного происхождения. Отсюда – культ личности, чувство благоговения к «царю-батюшке» в душе русского народа. Во-вторых, чувство, что над человеком кто-то стоит, видит и управляет всеми его поступками, вылилось в такое качество русской души, как беспечность. Н.А. Бердяев сказал: «Русская душа ушиблена ширью». Широка душа русского, как русская земля, реки, поля — все может вобрать в себя душа русского человека, все человеческие чувства, свойства и качества в ней поместятся. Сюда можно отнести и негативные - русская лень, беспечность, недостаток инициативы, слабо развитое чувство ответственности. «Ширь русской земли и ширь русской души давили русскую энергию, открывая возможность движения в сторону экстенсивности» [3], – отмечал Н.А. Бердяев. Русская лень (обломовщина) распространена во всех слоях народа. Мы ленимся выполнять работу не строго обязательную. Частично обломовщина выражена в неточности, опаздывании (на работу, в театр, на деловые встречи и т.д.).

Видя бесконечность своих просторов, русские смиряются с мыслью, что овладеть такой ширью все равно невозможно. И.А. Ильин говорил: «Россия одарила нас огромными природными богатствами — и внешними, и внутренними». Русский человек считает эти богатства бесконечными и не бережет их. Это порождает в нашем менталитете бесхозяйственность. Нам кажется, что у нас всего много. И далее, в своей работе «О России и русской душе» И.А. Ильин пишет: «Русское пространство с его открытым равнинным горизонтом, который так и манит к свободному мечтательному созерцанию, как бы предлагает себя душе, приоткрывает её, приглашает к творчески исчерпывающему ответу, снимает с неё напряжение; это громадное пространство, со всеми причудами его климата: томящая душу шумливая весна, грозовое, напряжённое лето, волшебная завеса туманов и пышное убранство по осени, несравненная зима с её суровостью, снежной мглой, игрой морозов, инея и северного сияния…От чувства, что наши богатства обильны и щедры, в нас разлита некая душевная доброта, некое органическое, ласковое добродушие, спокойствие, открытость души, общительность... всем хватит, и еще Господь пошлет» [4; 61]. В этом кроются корни русского великодушия.

Таким образом: отношение к власти в русском менталитете весьма противоречиво. Это противоречие есть результат тех факторов, которые формировали данный менталитет. С одной стороны, желание власти над собой, тяга к «сильной руке», но не уважение этой власти. С другой стороны, страх власти, ненависть к ней, но не желание её критиковать и перестраивать, словно от лени или от огромной занятости…

Примечания

1. Бердяев Н.А. Русская идея // URL: http://krotov.info/library/ 02_b/berdyaev/1946_037_07.html
2. Ширинкин П.С. Этноконструктивистский подход в оценке биохимической энергетики великорусского суперэтноса: 420 лет спустя, некоторые итоги и результаты. География и регион (1. Регионоведение и региональная организация общества). — Пермь, 2002.
3. Бердяев Н.А. Судьба России // URL: http://krotov.info/library/02_b/ berdyaev/1918_15_06.html
4. Ильин И.А. О России и русской душе // Соб. соч. в 10 т. Т.6. кн. 3. – М.: Русская книга, 1997. – 560 с.

И.Г. Мухаметгалиев

Елабуга

О НЕКОТОРЫХ ОСОБЕННОСТЯХ ФОРМИРОВАНИЯ ПРАВОВОЙ КУЛЬТУРЫ МОЛОДЫХ РОССИЯН НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ РАЗВИТИЯ

По оценке ведущих социологов, правоведов, психологов россияне – в числе которых 79,8%, т.е. 2/3 населения – русские – в целом разделяют общечеловеческие, общехристианские ценности. Но структура их носит весьма специфический характер. На первом месте, как и во всем мире, – семейные ценности: супружество, дети, гармоничные отношения. Вторую позицию занимают деньги и материальные ценности, а не работа и самоутверждение, как на Западе. На третьем месте – общение с друзьями, отдых, застолье, вокруг которого сформирована настоящая субкультура. За последнее время россияне научились ценить стабильность. Важную роль в системе ценностей играет образование. И лишь за этим идет работа, желательно, творческая, интересная, перспективная. Как показывают социологические опросы, законность и соблюдение гражданских прав не являются приоритетами в массовом сознании россиян. Успешность выбранного пути развития России, особенно в вопросах создания подлинно правового государства и гражданского общества, зависит от преодоления множества социально-культурных стереотипов, доставшихся нам в наследство, как с советских, так и с более ранних дореволюционных времен [3, 1].

Одним из ведущих социальных принципов правового государства является то, что каким бы ни было поведение людей по отношению к Закону, правовая сфера является для них общей точкой отсчёта. Он не только определяет для всех (и правительства, и населения) ситуации и правила их регулирования, но и связывает с тем или иным типом поведения благоприятные или неблагоприятные последствия, указывает, что он допускает или не допускает, и тем самым создаёт из этих типов поведения положительные или отрицательные модели. Это означает, с одной стороны, то, что закон выступает средством регулирования социальных отношений, обеспечения функционирования организованной, т.е. предсказуемой социальной жизни. С другой стороны, правовая норма, предназначенная для того, чтобы регулировать социальные отношения и индивидуальное поведение, применяется ко всем. Закон имеет обязательную силу и именно в такой форме он должен быть принят и воспринят всеми. Никто не может не подчиняться закону под предлогом его незнания. Но знание закона позволяет каждому отстаивать свои права.

В среде юристов, правоведов довольно часто подчёркивается необходимость уважения или конформности к закону всех граждан [5, 112]. Несомненно, и стремление законодателя рассматривать «послушание» индивидов Закону как сущностный элемент социального регулирования. Вместе с тем ими нередко право сводится к императивной форме закона, который не содержит ничего, кроме прямых приказов действовать тем или иным образом под угрозой санкций, а также запретов, нарушение которых имеет неблагоприятные последствия. Такая точка зрения на право представляется не полной. Не может быть достаточной такая концепция формирования правового государства, которая оставляет без внимания представления индивида о праве. Необходимо выяснить, как, с одной стороны, индивиды воспринимают и представляют право, а с другой, насколько они его принимают. «Закон начинает жить, только если его исполняют». В связи с перспективами переустройства российского общества и формирования правового государства, в воплощении которых существенная роль будет принадлежать нынешнему молодому поколению, с ростом преступности и распространением в среде несовершеннолетних различных социально негативных видов девиантного поведения, особый научный интерес и практическую значимость приобретают исследования особенностей правовой культуры и правовой социализации подростков и молодёжи [4, 35].

При анализе черт правовой культуры молодых россиян обращают на себя внимание частые ассоциации права у них с уголовным правом при слабой выраженности в их сознании роли права в регулировании гражданских, частных и иных отношений не уголовного характера. Кроме того, применение права связывается молодыми с наказанием. При этом, по их мнению, наказание (не только уголовное, но и домашнее, и школьное) считается одним из лучших средств, для того чтобы нарушитель осознал тяжесть своего поступка и признал необходимость исправиться. Часто молодежь оценивает наказание как полезное (около 33% опрошенных). При этом они акцентируют внимание на карающих функциях наказания, которые вызывают у них противоречивые чувства – безопасности и страха одновременно [1, 68].

Таким образом, в сознании россиян легитимируется репрессивность права на уровне, как частной жизни, так и преступности. В связи с этим можно предположить, что восприятие наказания как пользы (его легитимация) становится частью культурной модели жизнедеятельности молодых. Это поясняет факты распространения жестокости в подростково-молодёжной среде. Понятие правового государства и верховенства Закона содержат в себе идею надёжности закона и права и доверия к ним. С одной стороны, они определяют границы деятельности власти и государства и организуют её. С другой стороны, они признают и защищают индивидуальные права.

Однако применительно к российским реалиям, выборочные исследования показывают падение доверия молодежи к возможностям государства обеспечить им безопасность, недоверие к правоохранительным органам, к государственным институтам, осуществляющим правовую социализацию молодого поколения. Государство воплощает безопасность для 45% респондентов, и только 15% из них расценивают его как авторитет. Вместе с тем, подавляющее большинство школьников старших классов указывают на необходимость соблюдения законов [2, 106]. Но, в тоже время, во-первых, об ответственности государства перед молодежью упоминают лишь 5% из них, а во-вторых, значительная их часть потенциально может совершить противоправные деяния ради получения личных выгод. Поэтому неслучайно, что у почти 55% молодых россиян низкая социальная ответственность, и они не считают необходимым участвовать в общественной и политической жизни.

В целом важно подчеркнуть, что социальные реалии современного российского общества формируют в сознании и поведении подростков множество противоречивых установок и ценностных ориентации в отношении к праву и государству.

Примечания

1. Акбаров Н.Г. Состояние и тенденции преступности несовершеннолетних. – Казань, 2004.
2. Куценко В.А. Молодое поколение России. Образование. Выбор профессии, карьера. – М., 2008.
3. Национальный состав России по данным переписи 2002 г. // http://worldgeo.ru/Russia/nationality.
4. Шапко В.Т. Актуальная культура российской молодежи. – М., 2009.
5. Шкаликов Р.Р. Особенности правовой культуры российской молодежи. – СПб., 2006.

Р.А. Деготьков

Елабуга

ФИЗИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА В ПРЕДСТАВЛЕНИИ ФИЛОСОФОВ О РУССКОМ ЧЕЛОВЕКЕ

Сегодня нельзя найти ни одной сферы человеческой деятельности, не связанной с физической культурой, поскольку физическая культура - общепризнанная материальная и духовная ценность общества в целом и каждого человека в отдельности.

Еще в глубокой древности врачи и философы считали, что здоровым быть невозможно без занятий физической культурой. Древнегреческий философ Платон называл движение «целительной частью медицины», а писатель и историк Плутарх – «кладовой жизни». Здоровье – понятие, имеющее широкое собирательное значение. В термин «здоровье» входит не только отсутствие заболеваний, но и состояние полного физического, душевного и социального благополучия. В свою очередь, физическая культура, являясь частью общей культуры человека, является механизмом для освоения, совершенствования, поддержания и восстановления ценностей в сфере физического совершенствования человека по самореализации его духовных и физических способностей и ее социально-значимых результатов, связанных с выполнением им обязанностей в обществе.

Анализ литературы по проблеме философского контекста физической культуры показывает, что физическое развитие личности также является объектом исследования многих социально-гуманитарных дисциплин. Среди них в первую очередь следует указать на теоретические разработки социологов, психологов, педагогов, культурологов. Ученые, указанных и других научных направлений имеют свои подходы к пониманию физического развития личности, высказывают свои суждения и предлагают концептуальные построения, в которых содержится попытка осмыслить процессы, протекающие в мире человеческой субъективности в мире человеческих мыслей, воли и чувств.

Однако следует признать, что до настоящего времени ни отечественными, ни зарубежными учеными физическое развитие личности не избиралось в качестве самостоятельного объекта философского познания [6]. Физическая культура как социальное явление функционирует на протяжении всей истории человеческого общества. На состояние и развитие физической культуры в обществе оказывают влияние производственные отношения людей, экономическая, политическая и идеологическая формы борьбы, достижения науки, философии, искусства. В то же время физическая культура имеет столь же давнюю историю, как и общество.

Уклад жизни и мировоззрение, специфика ценностей русского народа создали своеобразную систему физической культуры, оптимальную для данного антропогенного типа и климатических условий. Русская физическая культура была, как и у других народов, средством поддержания и совершенствования физической подготовки к предстоящим походам и сражениям. В древней русской культуре физическое здоровье считалось основой внешней красоты. Здесь ценности рассматриваются нами как основополагающий принцип физической культуры. В ценностях воплощена значимость предметов и явлений социальной среды для человека и общества. Ценности являются социально приобретенными элементами структуры личности, выступают как фиксированные, устойчивые представления о желаемом. Они существуют независимо от конкретной личности как элемент культуры и становятся элементами духовной культуры личности, важными регуляторами поведения в той мере, насколько осваиваются ценности данной культуры. Каждый тип культуры, каждая эпоха, нация, этнос, группа имеют свою специфическую систему ценностей [7].

Социокультурное формирование личности есть процесс приобщения личности к культурным ценностям человеческого общества в соответствии с природными задатками личности и конкретными социальными условиями, при которых природные задатки могут быть реализованы [5]. Здесь физическая культура как процесс выступает в качестве основного инструмента реализации природных человеческих возможностей. Исходя из этого, можно сделать вывод, что процесс физического воспитания является одним из основополагающих факторов социокультурного формирования личности.

Н.Н. Визитей предполагает, что тело, находящееся в самодвижении, должно приобрести в процессе этого самодвижения способность к самоопределению, должно на каком-то этапе своего развития «заметить себя», стать для самого себя предметом и продолжать свое дальнейшее развертывание в соответствующем качестве [3].

Можно сказать, что внешние факторы физической культуры как процесса всегда сопровождаются для субъекта предметом самопереживания. «Чисто внешнего», абсолютно объективного в вышеуказанном смысле, для индивида, обладающего сознанием, вообще не существует. «Чистый физик, - справедливо отмечает Г.Гегель, лишь животное» [4], а у М.М.Бахтина сказано: «Предмет абсолютно индифферентный, сплошь готовый, не может действительно осознаваться» [2].

Физическая культура как феномен общей культуры уникальна. Именно она, по словам В.К. Бальсевича, является естественным мостиком, позволяющим соединить социальное и биологическое в развитии человека [1]. Более того, как доказывает Н.Н. Визитей, она является самым первым и базовым видом культуры, который формируется в человеке [3]. Физическая культура с присущим ей дуализмом может значительно влиять на состояние организма, психики, статус человека.

Б.Паскаль: «Суть человеческого естества – в движении. Полный покой означает смерть… Человек, несомненно, сотворен для того, чтобы думать: в этом и главное его достоинство, и главное дело жизни, а главный долг в том, чтобы думать пристойно. И начать ему следует с размышлений о себе самом, о своем создателе и о своем конце. Величие человека – в его способности мыслить». Г.В.Ф. Гегель: «Человек по своему непосредственному существованию есть сам по себе нечто природное, внешнее своему понятию; лишь через усовершенствование своего собственного тела и духа, главным же образом благодаря тому, что его самосознание постигает себя как свободное, он вступает во владение собою и становится собственностью себя самого и по отношению к другим». Оленкин Ю.В. в своей диссертации анализирует субъектный аспект физической культуры – прежде всего вопрос о том, каким оптимальным путем физическая культура из ее объективного внешнего состояния может быть переведена во внутреннее свойство личности через понятие «физическая культурность» [6].

Подводя итоги, можно с уверенностью утверждать о том, что на сегодняшний день философский аспект физической культуры находится на довольно низкой стадии изучения. И это несмотря на то, что существует множество трудов, отражающих явную взаимосвязь физической культуры со становлением духовной культуры личности.

Примечания

1. Бальсевич В.К. Физическая культура для всех и для каждого. - М.: Физкультура и спорт, 1988.–208 с.
2. Бахтин М.М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники: Ежегодник, 1984-1985 гг. М.: Наука, 1986. - С.105
3. Визитей Н.Н. Физическая культура личности : (Пробл. человеч. телесности: методол., социал.-филос., пед. аспекты), - Кишинев: Штиинца, 1989 - С. 24-25
4. Гегель Г.В.Ф. Наука логики. Т.1. М. : Мысль, 1974. - С.25.
5. Назарова А.Ш. Роль социокультурных ценностей в формировании личности / А.Ш.Назарова.--Казань: Школа, 2004. - С.65
6. Оленкин Ю.В. Диалектика духовного и телесного в физической культуре: автореф. дис. … канд. филос. наук, Чебоксары, 2008. - С.6-8
7. Парсонс Т. Человек в современном мире /Пер. с англ. (Под общ. ред. В.А. Кувакина). - М.: Прогресс, 1985.– 398 с.

Секция 3

РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК И РОССИЙСКОЕ ОБЩЕСТВО

Д.В. Виноградов

Тверь

2. РУССКИЙ МИР: ОТ РУСИ ИЗНАЧАЛЬНОЙ К РУСИ МОДЕРНИЗИРОВАННОЙ

Всякие призывы к «созданию новой национальной идеи» представляются нам, политическим субъективизмом и релятивизмом по невежеству. «Истина не с меня начинается, и я бы не поверил в истину, которая с меня начиналась бы... Раскрытие истины мной, моим поколением лишь продолжается и я обязан быть не только революционером, но и консерватором» (Н.А. Бердяев)

Предметом исследования в настоящей статье выступает русский мир во всем его многообразии и его влиянии на формирование национальной идеи в России. Глобализация и направление на модернизацию, заданное Президентом России Медведевым, показывает, что в существующем контексте законсервированного социокультурного и социально-экономического феноменов они более существовать не могут, ибо это напрямую вредит конкурентоспособности страны.. В данном контексте необходимо отметить, что большинство людей, размышляющих об окружающем мире и о самом себе в этом мире, неизбежно приходят к таинству собственных корней, смысла жизни и миссии во временных рамках собственного существования. На протяжении всей истории человечества разрабатывались подходы к социально-философскому осмыслению человека, без которого не возможно понять социально-философскую сущность социума. Как писал Ф.М.Достоевский, «человек есть тайна. Ее надо разгадать, и, ежели, будешь разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время...». Не это ли делает внутренний мир человека тайной? Таинственнее ли он, чем, к примеру, нейтрино или тростник? Доступен ли он научному познанию? После революционных событий февраля - октября 1917 г., когда рабочие совершили государственный переворот, вся наука стала развиваться под влиянием марксистско-ленинской теории, объясняющей современные процессы довольно поверхностно, не учитывая более современные общественные теории (например, теорию постиндустриального общества). Лишь с начала 90-х гг. стали разрабатываться новые подходы к социально-философскому осмыслению проблемы человека, но поскольку не было четко сформулированного идеологического базиса, что было закреплено даже в Конституции, не возможно было заниматься указанным направлением философии.

В последние годы происходят в некоторых случаях даже очень смелая «реабилитация» государственной идеологии. Существует реальная потребность задействования созидательной «почвенной» идеологии, основанной на бережном отношении к исторической и социокультурной традиции России. Но до сих пор широко распространены концепции, особенно в конкретных науках, например, в этнографии, этнологии, политологии, где понятие традиция используется в аспекте анализа «ритуалов», обычаев, «национальной психики», или популярного сейчас понятия «менталитет». В них традиция осмысливается, как «отвлеченное начало», как способ принудительной, стандартной, шаблонной организации жизни какой-либо исторически возникшей общности людей, как консервативный, застывший «опыт прошлого», объективированный в виде жестких стереотипов и образцов мысли и поведения («паттернов», по выражению В. Юнга). В настоящий момент, по моему мнению, необходимо анализировать человека, с точки зрения необходимых для модернизации страны компетенций, для которых необходимо разработать принципиально новую приоритетную шкалу его проекций, связанную со шкалами проекций других «подструктур» России - для различных регионов ( как объединенных в федеральные округа, так и микрорегионов, в рамках отдельных субъектов Федерации), этнокультур и конфессий, субкультурных страт и демографических когорт. Методологически это вполне обосновано: оценить каждую проекцию человеческого потенциала для каждой данной «подструктуры». Одним из необходимых условий сохранения и развития человеческого потенциала, как на индивидуальном, так и на социальном уровне является устойчивость человеческого развития. Но может ли дать такое развитие страна, которая застряла между веками и управляется устаревшими методами? Другое дело, что Европа на пути поступательного развития прошла много тяжелых страниц, начиная с Крестовых походов, которые под знаком распространения Веры чинили беззакония, с точки зрения современного международного правового поля до Великих Революций в Англии и Франции; не говоря уже о том, что прошла Реформация, которая позволила развиваться частной инициативе. «Мы все европейцы», – говорил страстный поклонник православно-русского мессианства Ф. Достоевский. «...Европейская цивилизация, - пишет Н. Трубецкой, - производит небывалое опустошение в душах европеизированных народов, в то же время, непомерное пробуждение жадности к земным благам и греховной гордыни, являются верными спутниками этой цивилизации». Другой видный русский ученый В. Данилевский, говоря об оригинальном славянском типе, писал, что его основой все же является экономика

В этой связи нельзя не отметить особенности геополитического положения России, к которым можно отнести срединное положение между Востоком и Западом, протяженные характеристики «расстояния» и «простора», как атрибуты русской ментальности, а также проблему «культурного отставания» России как в средние века, так и теперь, даже не смотря на великую культуру Пушкина, Чайковского, Ростроповича, Улановой, иноземные вторжения. При этом, в отличие от закрытых восточных стран, таких как Китай и Япония., не говоря уже о Северной Корее и Кубе, Россия довольно рано стала впитывать европейские традиции.

Это началось с первой авторитарной модернизации, которая произошла при Петре Алексеевиче. Да, она затронула все стороны государства и при этом все равно оставалась верхушечной. За Церковью был установлен государственный контроль, что позволило на долгие века еще больше встроить Церковь в государственный аппарат, что во многом мешало развитию наук. И только при Екатерине Второй петровская модернизация была завершена, поскольку начались очень глубокие культурные преобразования, в частности, были открыты первые российские университеты – Московский и Санкт-Петербургский университеты. Только с отменой крепостного права была устранена, и то не полностью, личная зависимость, поскольку не была ликвидирована община или «мир». Понятно, что как в Америке, чисто фермерскими хозяйствами Россию не прокормить, ибо русский человек до сих пор остается под гнетом общинных предрассудков, что связано не только с дореволюционной, но и с советской историей, когда были фактически восстановлены те же крестьянские общины, которые получили название колхозов, а затем совхозов. Хотя частная инициатива послужила толчком развития, как Европы, так и США. Причем до революции именно просвещенные европейцы двигали промышленность, да и в университетах было засилье иностранцев. Но события 1917 г., по меткому выражению Хантингтона, привели к конфликту «…между либеральной демократией и марксизмом, который был конфликтом идеологий, которые на все различия, хотя бы внешне, ставили одни и те же основные цели: свободу, равенство и процветание». С другой стороны, как отмечает А.А. Ивин, история не знает нетоталитарного бытия людей, основывающегося на тотальных свойствах человека и тотальных (целостных, всеобщих, всесторонних, полных) принципах организации человеческой жизни. Но типы тотальностей (и типы демократий) различны, и лишь идеологическое прочтение истории может поставить на одну планку принципиально противоположные типы обществ, каковыми являлись, например, фашизм и национал-социализм, с одной стороны, и русский коммунизм – с другой. И, к сожалению, даже столь демократические объединения стран, как Европейский Союз, не могут противостоять довольно спорным решениям стран, входящих в него. В первую очередь, я говорю о скандальном запрете строительства минаретов в Бельгии и фактически депортации цыган, являющихся гражданами единой Европы, которое производит правительство Саркози во Франции. Я уже не говорю о скандальном решении властей Нью-Йорка о строительстве мусульманского центра неподалеку от места падения башен близнецов 11 сентября 2001 г. Вряд ли можно сомневаться, что социальная философия западных стран уделяет меньшее внимание «проблеме человека», чем русская. И вовсе считаю не абсурдным утверждение некоторых ученых, что одной из основных целей Запада сегодня – не допустить национального возрождения России. Другое дело, надо смотреть против возрождения какой России они выступают, особенно это касается Збигнева Бжезинского, который сформировался, как ученый-советолог во времена «холодной войны», да и внутри страны некоторые круги это самое возрождение понимают по иному, чем самые уважаемые ученые стран Запада. Именно поэтому в России тормозится модернизация, которая, по мнению этих кругов, представляет опасность для национальной культуры, становящаяся в большинстве демократических стран их конкурентным преимуществом (например, передача замков во Франции под частные отели, сдача квартир в наем в германских замках). Замечательный русский писатель и философ Н.А. Бердяев заметил в своей книге «Русская идея», что «в России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории – Восток и Запад. Русский народ есть не чисто европейский и не чисто азиатский народ. Россия есть целая часть света, огромный Восток-Запад, она объединяет два мира. И всегда в русской душе боролись два начала, восточное и западное. … Два противоположных начала легли в основу формации русской души: природная, языческая дионисическая стихия и аскетически-монашеское православие. Можно открыть противоположные свойства в русском народе: деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядоверие и искание правды; индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм, всечеловечность;... искание Бога и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт». В подтверждение вышесказанного приведем интересную переписку двух столпов русской культуры – Петра Чаадаева и Александра Пушкина. Чаадаев рассматривает в «Философических письмах» Россию, как огромную «прореху на человечестве», как вечного «бездарного ученика истории»: «Из западных книг мы научились произносить по складам имена вещей. Нашей собственной истории научила нас одна из западных стран; мы целиком перевели западную литературу, выучили ее наизусть, нарядились в ее лоскутья». Однако, в отличие от Чаадаева, у автора этой статьи, нет уверенности, что Россия, наконец, «стала счастлива», ибо тогда не понятно, почему рухнул рабовладельческий строй, если все жили так хорошо. И тем более, не понятно, в чем мы походим на Запад? И совсем не понятно, когда Чаадаев говорит, что эта бедная страна, заблудилась на земле. Пушкин в письме к своему старшему другу оценивает Россию по иному: «… Вы знаете, что я далеко не во всем согласен с Вами. Нет сомнений, что разделение церквей отъединила нас от остальной Европы и что мы не принимали участия ни в одном из великих событий, которые ее потрясали, но у нас было свое особое предназначение. … Для достижения этой цели мы должны были вести совершенно особое существование, которое, оставив нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому миру…». В цитируемом письме великого поэта содержится очень важное признание, могущее служить доминантой, характеризующей отношение Пушкина к особенностям Русской истории: «… я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора – меня раздражают, как человек с предрассудками – я оскорблен, – но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал». Мы же оцениваем нашу страну, живя несколько веков спустя, и поэтому отмечаем, что для того времени идеи, высказанные Пушкиным, Чаадаевым, Трубецким, Достоевским, Львом Толстым и, наконец, Николаем Бердяевым не позволяют говорить ни о какой модернизации в вопросе формулирования национальной идеи, которая должна привести к реформе и «русского мира». Поэтому необходимо прислушаться к тому же Чаадаеву и снова взять все самое лучшее из западной цивилизации и, привив российский национальный колорит, (исключая пьянство) повышать конкурентоспособность страны.

Примечания

1. Бердяев Н.А. Новое религиозное сознание и общественность. - М., 1999.
2. Бердяев Н.А. Русская идея (О России и русской философской культуре). - М., 1990.
3. Булгаков С.Н. Свет невечерний. - М., 1994.
4. Зеньковский В.В. Русские мыслители и Европа. - М., 1997.
5. Ивин А.А. Введение в философию истории. - М., 1997.
6. Ильин И.А. Путь к очевидности. - М. : Республика, 1993
7. Ключевский В.О. Этнографические следствия русской колонизации Верхнего Поволжья. // Исторические портреты / В.О. Ключевский - М., Правда, 1990.
8. Курашов В.И. Нация в общечеловеческом и российском измерениях. – Казань : Казанский гос. политехн. ун-т, 1999.
9. Одоевский В.Ф. Русские письма // URL: http://www.i-u.ru/biblio/archive/odo_rus/
10. Русская идея: сборник. - М.: Республика, 1992.
11. Толстой Н.И. Проблемы реконструкции древнеславянской духовной культуры // Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике / Н.И. Толстой. - М., 1995.
12. Толстой Н.И. Роль язычества в славянской культурной традиции. // Славянские культуры и мировой культурный процесс: материалы междунар. науч. конференции ЮНЕСКО. - Минск, 1985.
13. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. // Москва: журнал. - 1999. - № 8.
14. Чаадаев П.Я. Сочинения. – М: Современник, [1978?].

Н.Д. Пономарева

Набережные Челны

Российское общество сегодня:

социально-эпистемологический контекст

Концепция духовно-нравственного развития и воспитания личности гражданина России, являющаяся методологической основой Федерального Государственного Образовательного Стандарта общего образования, на тактическом уровне означает успешность преодоления социальной нестабильности, чем, в частности, актуализируется тематика данного доклада.

Гносеология ставшего перманентным для России кризисного состояния (шпенглеровская констатация «заката Европы» вкупе с метафорой А.Белого о «кризисе жизни» - «кризисе мысли» - «кризисе культуры», «сработала» и в отношении российского общества евразийской природы), имеет в своём арсенале методологическую палитру различных дисциплин из совокупности общественных наук («наук о духе», по определению Э.Гуссерля). К ним относятся: социальная философия; политическая философия, в нашей стране теоретически разработанная А.С. Панариным; политология; политическая эпистемология, исследующая закономерности политического познания - природу, особенности, способы, формы, методы, и, конечно же, «молодая» наука социальная эпистемология.

В социально-эпистемологическом русле главную проблему составляет отношение знания к социальности и социальности к знанию (И.Т. Касавин). Существование социальных институтов (к разряду которых относится и наука), зависит не только от универсальных потребностей человека, достигшего определенной степени цивилизованности, но и от особых социальных состояний. Наука в качестве социального макрокосма характеризуется присутствием той же дисциплины, что и в обществе: правила, определяющие научный поиск, сравнимы с правилами, прописывающими общественные устои, т.е. цели науки социальны, и средства должны иметь тот же характер. Можно сказать, что научная жизнь представляет собой следование и развитие социальности. Отметим, что генезис становления целей науки может быть прослежен посредством исследования этого социального института в контексте передачи опыта от одного поколения к другому с фиксацией социальной обусловленности и ценностно-целевых установок познавательного процесса. Специфичность статуса социальной эпистемологии (ведущей свою историю с 70-х гг. XX в.), состоит в междисциплинарности подхода и особой методологической программы в исследовании знания, в основе которой лежит принцип плюрализма, обусловленный изменчивостью социума и предполагающий логику диалога. Обоснованием социальной обусловленности процесса познания является и положение И.Т. Касавина о том, что «в современной гносеологии наметилась тенденция переосмысления понятий традиционной теории познания. Она выражается в расширении предметного поля гносеологических исследований. Научное знание и познание стали пониматься как элементы более широкой области – мира человеческой деятельности и общения…Образ познания, не вписанного в социальный контекст, в современных исследованиях считается не только не универсальным, но представляющим собой предельный, вырожденный случай» [4, 11].

Справедливо отмечено, что «существование нации есть ежедневный плебисцит», предполагающий, в том числе, развитое функционирование институтов и инфраструктуры, являющихся общими для всей нации. К их числу необходимо отнести и науку как наиважнейший социальный институт, современное функционирование которого априори предполагает наличие у науки зрелости, т.е. мировоззренческо-методологического самоотчета. Философия сегодня, как нам представляется, необходима и для того, чтобы наука понимала, что она судима.

Совокупность потребностей индивида развивается всемирной человеческой историей, определяемой, в частности, как «сиюминутное свершение с выходом в будущее и взглядом в прошлое» [5, 382]. И, к сожалению, получается, что «мировая война» за обладание энергетическими ресурсами вкупе с процессами американизации (глобализации) оказывают влияние на формирование нашего мировоззрения. Предложенная И.Губерманом перефраза варианта ответа на основной вопрос философии (Ф.Энгельс) неутешительна в этом смысле - «ныне повсюду шикарно с материей и очень плохо с сознанием». Однако, по примеру О.Шпенглера, заговорившего после «заката Европы» о её ренессансе (а, значит, уверовавшего в это), нам также необходимо не только верить, но и действовать в отношении возрождения общества, сформированного на разумных и нравственных основаниях.

Результаты проведенного рабочей группой Института социологии РАН в 2008 г. исследования российской идентичности [1] свидетельствуют: восприятие россиянами нормативной модели демократии и ее основных ценностных слагаемых мало отличается от того, что имеет место в развитых демократиях. Отмечается позитивное в целом отношение к ценностям демократии, перемежающееся, однако, со скепсисом в отношении ее инструментальных возможностей, иллюстрацией чего является факт отсутствия у большинства населения трансформации демократических ценностей в поведенческие установки. Необходимо учесть в данной связи, что демократические ценности «с трудом» приживаются в обществах, исповедующих идеалы соборности.

Одной из серьезных трудностей развития государств сегодня - в эпоху информационности общества, является рост социальной исключенности в условиях продолжающейся индивидуализации и атомизации современных обществ. Что касается граждан России, то обозначенное социологическое исследование выявило наличие серьезных проблем с коллективной идентичностью. Не секрет, что россиян сегодня мало что объединяет – нет ни общей идеологии, ни общих целей и интересов, страна «зависла» на промежуточной ступени между распадающейся советской идентичностью и не сложившейся пока до конца национально-государственной идентичностью [1, 9]. Между тем, трудно оспорить следующее обстоятельство: каждое общество должно иметь концепцию, которая регулирует его отношения с другими обществами и то, как следует вести себя по отношению к другим субъектам. Общество живет с остальными субъектами в одном мире и, исключая те очень специфические случаи изоляции, которые сейчас в далеком прошлом, оно должно формулировать определенные идеалы и принципы для ведения политики в отношении других народов. Это может быть справедливость как честность, наиболее общая либеральная концепция [2]. Отметим, что стремление россиян к справедливости (пусть и носящее сегодня зачастую чисто теоретический, вербальный характер) во все времена являлось атрибутивной составляющей национального характера.

Вышеозначенное социологическое исследование, в частности, выявило, что к числу духовных ценностей российского гражданина должно быть отнесено наследие предшествовавших культурно-исторических эпох: более половины опрошенных гордятся российскими поэтами, писателями, композиторами прошлого [1, 10]. Необходимо напомнить в данной связи, что Ю.М. Лотман обратил внимание на главнейшую особенность русской культуры XVIII – XIX веков, связанную с «сознательным стремлением совершить подвиг». В этом стремлении, как показывает наш выдающийся исследователь, «виновата» была русская литература, создавшая представление о героическом поведении гражданина, и моральные нормы декабристов, «требовавшие прямого перенесения поведения литературных героев в жизнь» [3, 355]. Быть известным, «человеком славы» означает быть «человеком культуры» (по выражению И.Бродского), то есть производителем и распространителем культурной символики. Отметим, что смелость наряду с добротой и гостеприимством в рамках проведенного исследования явили собой первую триаду основных черт, присущих русскому национальному характеру (в частности, 76% от общего числа голосов было «отдано» за смелость). Примечательно также, что русским человеком, по мнению опрошенных россиян, можно назвать того, кто воспитан на русской культуре и считает ее своей (данный вариант ответа лидировал - 38% от общего числа опрошенных).

Рассмотрение знаний с социокультурной точки зрения необходимо предполагает оценку их как фактора определения правил человеческого бытия, включая осуществление возможности индивидуального видения социокультурных процессов и плюрализма методологий и эпистемологических ориентаций. Стремление к справедливости воспринимается сегодня как действо, сродни подвигу, однако, оно не совсем еще утрачено россиянами (проведенный анализ показал важность для россиян духовных качеств как морального, так и интеллектуального плана – честность, патриотизм, духовный мир, интеллект, гуманизм). Эпистемологическому идеалу (как и любому другому – образовательному, педагогическому, социокультурному etc), отображающему соответствующее ему состояние общества, имманентно обнаружение и последующее традирование средств, необходимых для трансформации его (идеала) в реальность.

Если (как уже упоминалось), в XVIII-XIX столетиях миссия по формированию поведенческого идеала россиянина была возложена на литературу, то сегодня, принимая во внимание общую канву философского знания, данным правом должна быть наделена социальная эпистемология. Вообще же, нам представляется, что как императив нужно воспринимать сегодня тезис о том, что безразличие к системе ценностей грозит российскому обществу распадом. Социально-эпистемологическая экспертиза исторически сложившихся социальных теорий должна будет способствовать возрождению интереса к парадигмам государственного устройства, направленным на саморазвитие, т.е. на качественное видоизменение. Зрелой науке, опосредованной сапиенсностью (разумностью) человека, в определении своего будущего необходима апелляция к прошлому, в частности, к античному наследию ведь вплоть до сегодняшнего дня философия опирается на достижения первых «политологов» античности - Пифагора, Сократа, Платона и Аристотеля, оставивших общественно-значимые заветы.

Примечания

1. Российская идентичность в социологическом измерении. Аналитический доклад в 3-х частях. Часть 3 «Историческое самосознание и национальный менталитет россиян. Социокультурные аспекты европейской идентичности россиян»//Полис (Политические исследования), 2008. №3. – 192 с.

2. Потапова О.В. «Право народов» Джона Ролза и концепция справедливости в международных отношениях//Вопросы философии. URL: http://vphil.ru/index.php?option=com_content&task=category&sectionid=8&id=22&Itemid=52. – Дата обращения: 26.09.2010г.

3. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века). – 2-е изд. – СПб.: «Искусство – СПБ», 2002. – 413 с.

4. Касавин И.Т. Познание в социальном контексте. - М.: РАН, 1994. – 174 с.

5. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории: Гештальт и действительность. М.: ЭКСМО, 2006.- 800 с.

А.Ш. Садриев, А.М. Садриева

Набережные Челны

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ САМОБЫТНОСТЬ В XIX–XX ВВ.

Ситуация перелома – веков, социальных стадий, гражданских состояний – есть всегда ситуация выбора, – принятия капитальной системы отсчета, позволяющей, точно архимедов рычаг, преодолевать кризис. Естественно, на всех уровнях обсуждаются антикризисные программы. Обсуждаются они и на уровне философской рефлексии, тематизирующей сюжеты национальных идей как магистралей самоутверждения народов. Богатым опытом выработки национальной «русской идеи» располагает отечественная культура, обострившая проблемные пласты национальной будущности еще в XIX–XX вв. Тогда наметились платформы: религиозное возрождение; почвенничество; западничество; славянофильство; социализм. Фактически, так или иначе данные цивилизационные возможности осмысливаются и сегодня.