«Сканирование: Янко Слава (библиотека Fort/Da) slavaaa || yanko_slava || || зеркало:
|| | Icq# 75088656 ...»
Интересные результаты дало исследование концептуальной основы словосочетаний, выражающих понятия "грязный" — "чистый". В произведениях современной художественной литературы понятие "чистый" было представлено семью прилагательными (clean [чистый], spotless [незапятнанный], antiseptic [антисептический], neat [опрятный, аккуратный], immaculate [безупречно чистый], риrе [чистый], dear [чистый, ясный]), а понятие «грязный» — 21 прилагательным (dirty [грязный], greasy [жирный, грязный, немытый (о волосах)], muddy [грязный (о дороге)], coarse [необделанный (о материале), грубый, шероховатый], soiled [испачканный,], dusty [пыльный], foul [грязный до отвращения и дурно пахнущий], befouled [запачканный], unsanitary [антисанитарный], grubby [неряшливый, неопрятный], plastered [испачканный известкой], filthy [грязный, немытый], stale [несвежий, затасканный], sooty [покрытый сажей], unclean [нечистый], stained [запятнанный], grimed [испачканный], sordid [грязный, гнойный, отталкивающий], impure [нечистый], non риrе [нечистый], mucky [грязный (навозный)]).
Уже простое количественное сравнение этих двух списков говорит само за себя. Понятие "грязный" значительно более детализировано, расчленено, многообразнее представлено в современном английском языке, чем понятие "чистый". Это можно объяснить теми же причинами, что и в случае понятий "здоровый" — «больной": "чистый" в современной английской культуре — как бы норма, предполагаемое естественное состояние цивилизованного человека, а "грязный" — самые разнообразные отклонения от нормы, и именно это вызывает лексическую реакцию. Но сам факт детализованности и расчлененности понятия в сознании и, соответственно, в языке людей еще не объясняет полностью большей употребительности словосочетаний с прилагательными, обозначающими оттенки грязного, в языке современной художественной литературы. Здесь проявляется влияние сложного комплекса различных социокультурных факторов. Действительно, с одной стороны, в современном обществе, по сравнению, например, с прошлым веком, уровень санитарно-гигиенических требований значительно возрос в связи с общим прогрессом медицины, повышением культуры гигиены. Это, казалось бы, противоречит лингвистическим фактам, обнаруженным в результате анализа современной англоязычной художественной литературы. Однако не нужно забывать, что в современном английском языке слова, выражающие понятия "грязный" — "чистый", употребляются не только в прямом смысле, но и в переносном, когда речь идет не о чистоте физической, не о чистоте конкретных предметов, а о чистоте душевной, о чистоте взаимоотношений, намерений, по-
72
мыслов. Слова, выражающие понятие "грязный", часто употребляются в переносном смысле:
I met him at the Con ball at Leddersford. He made a pass within the first five minutes and invited me to a dirty week-end within another five (J. Braine) [Я познакомилась с ним на балу консерваторов в Леддерсфорде. Он начал приставать ко мне в первые пять минут, а в следующие пять пригласил меня провести с ним сомнительные (букв. грязные) выходные (Дж. Брейн)].
His motives were far from pure (М. Bradbury) [Его побуждения были далеки от чистых (Р. Брэдбери)].
I called him every foul name I could lay my tongue to (A. Hailey) [Я обзывал его всеми грязными словами, которые только мог произнести (А. Хейли)].
And Soames was alone again. The spidery, dirty, ridiculous business! (J. Galsworthy) [И Сомс вновь остался один. Этот паучий, грязный, нелепый бизнес! (Дж. Голсуорси)].
Have you anything really shocking, Reggie? I adore mucky books, and you never have any in stock (J. Braine) [Есть у тебя что-нибудь действительно стоящее, Регги? Я обожаю грязные истории, а у тебя таких в продаже никогда не водится! (Дж. Брейн)].
You played a dirty trick — we'd have given you five if you'd asked for it... (W. Golding) [Что это за дурацкие (букв. грязные) фокусы? Если бы ты попросил, мы бы дали тебе пятерку! (У. Голдинг)].
Еще одно обстоятельство — коренные изменения, которые произошли в литературных жанрах, стилях, направлениях. Для многих современных западных писателей характерно стремление изобразить жизнь, как она есть, не только ничего не приукрашивая, но часто выставляя напоказ наиболее темные стороны действительности. Последовательное диахроническое изучение языка в этом плане является важной задачей современной лингвистики и может дать интересные результаты.
Так, при диахроническом исследовании языкового выражения понятий "богатый" — "бедный" в английском языке выяснилось, что и в романах начала XIX века (произведения Джейн Остин), и в романах середины XX века (романы Айрис Мёрдок) понятие "богатый" представлено гораздо большим количеством слов и словосочетаний, чем понятие "бедный". Избыточность и яркость детализации понятия "богатый" могут быть объяснены определенными социальными факторами: в английском обществе, резко разделенном на богатых и бедных, понятие материального благосостояния играет огромную роль, это буквально вопрос жизни и смерти, поэтому быть богатым — стремление и желание каждого, это морально-этическая норма, которая социально поощряется, а быть бедным — очень плохо и противоречит общественной этике. Именно поэтому языковое выражение богатства так ярко и разнообразно (и в данном случае время не изменяет общей ситуации: в наши дни быть богатым так же важно, как и двести лет назад). Эту жизненно важную, приятную и волнующую тему в капиталистической Англии принято смаковать до тонкостей: о rich man [богатый человек], to be rich [быть богатым], a man of large fortune [человек с большим состоянием], a man with
73
fortune [человек с состоянием], to make a tolerable fortune [сколотить приличное состояние], to give fortune [дать богатство], splendid property [роскошная собственность], in easy circumstances [в незатрудненных обстоятельствах], to have a comfortable income [иметь достойный доход], to have money [иметь деньги], to get money [располагать деньгами], to save money [копить деньги], to be well-off [быть обеспеченным] и многое другое. В отличие от этого, понятие «бедный» выражается всего несколькими словами и словосочетаниями: a poor man [бедный человек], to be poor [быть бедным], to have no money [не иметь денег], to be in financial difficulties [финансовые затруднения], want of money [нуждаться в деньгах], a man without money [человек без денег].
Хотя по общему количеству слов и словосочетаний соотношение между языковым выражением понятий "богатый" — "бедный" и в XIX, и в XX веке остается одинаковым, по выбору слов оно имеет существенные различия. В XIX веке самым распространенным словом, выражающим богатство, было fortune в разнообразных сочетаниях (о man of fortune [зажиточный человек], good fortune [хорошее состояние], large fortune [большое состояние], splendid fortune [прекрасное состояние], tolerable fortune [приличное состояние], to give fortune [дать богатство]). В исследованных романах XX века слово fortune ни разу не встретилось в описаниях материального положения персонажей. В XIX веке понятие богатства, состояния (fortune) означало в первую очередь владение землями, поместьями, большими деньгами. Как известно, говорящий создает (или употребляет) словосочетания в соответствии со своим социокультурным опытом. По-видимому, словосочетания со словом fortune так редко встречаются в современном английском языке по той причине, что они не отражают социокультурный опыт носителей языка.
Словосочетания с прилагательными rich [богатый], в XIX веке занимавшие по частоте употребления второе (после fortune [состояние]) место, в XX веке стали самыми употребительными.
Точно так же часто встречаемые в романах XIX века словосочетания со словом income оказались в наши дни вытесненными словосочетаниями со словом means [доход, средства]. В XX веке изменилось содержание понятия богатства: оно предполагает, в первую очередь, счет в банке, а не поместья и землевладения, поэтому в современных романах при описании материального положения персонажей употребляют такие словосочетания, как joint account [общий счет в банке], good investment [хороший вклад], modest annuity [скромный ежегодный доход]. Изменилось содержание понятия, изменилось общественное сознание, а вследствие этого и выражение этого понятия в языке. Наметились и неизбежные перемены в отношении людей к богатству. Если в XIX веке быть богатым было безусловным и безоговорочным достоинством, автоматически приносившим богачу уважение, почет, зависть и подобо-
страстное отношение окружающих, то в XX веке, когда вскрыты истинные основы любого богатства, когда всем ясно, что богатство немногих зиждется на бедности и нужде большинства, даже в капиталистической Англии, где, конечно, по-прежнему по счету в банке и встречают и провожают, богатые люди вынуждены как бы оправдываться Anyway, what's wrong with being rich. It's a quality, it's attractive. Rich people are nicer, they're less nervy (I. Murdoch) [Как-никак, что плохого в том, чтобы быть богатым? Это достоинство, это привлекательно. Богатые люди приятнее, они менее нервные (А. Мёрдок)].
§ 7. Социокультурный аспект цветообозначений
Названия цветов спектра пользуются повышенным вниманием языковедов — сравниваться с ними, пожалуй, могут только глаголы движения и термины родства.
О социокультурной метафорике цветообозначений написано особенно много. Известно, что в разных культурах символика одних и тех же цветов различна. В книге Г. А. Антипова, 0. А. Донских, И. Ю. Марковиной, Ю. А. Сорокина «Текст как явление культуры» это подробно описано на примере цветов белый и черный, послуживших иллюстративным материалом и в настоящей работе. Предварим собственные наблюдения по этому вопросу отрывком из упомянутой книги:
«Белый цвет в различных культурах традиционно воспринимается как символ надежды, добра, чистоты, любви и других близких к ним понятий. В грузинской субкультуре белый цвет — символ добра, милосердия, любви („И над миром зареяло белоснежное полотнище — символ добра, милосердия, любви" 20). В киргизской субкультуре с ним связываются следующие коннотации: „Белый цвет издавна любим Айтматовым — цвет хрупкости, незащищенности, цвет добра и надежды, нежности и любви, весеннего цветения" 21. Показательно также, что один из фильмов негритянского кино носит название „Большая белая надежда". Конфронтативно восприятие белого цвета в странах Востока — как символа смерти, цвета траура (этим обусловлен, в частности, выбор белого цвета для тюремной одежды в Южной Корее). Связывание белого цвета со смертью можно наблюдать и в русской культуре: „Весь в белом, как на смерть одетый старик..." 22... Черный цвет во многих культурах воспринимается как символ смерти, горя, траура, а также как символ торжественности какого-либо события: „...черный платок траура и печали" 23 — в русской и киргизской субкультурах; „Цвет туалетов только черный: цвет траура — Алкестида умерла совсем недавно — и цвет торжественного вечера — в доме ее мужа собрались гости" 24 — западноевропейская субкультура. В последнем случае символика черного цвета оказывается лакунизированной и с точки зрения диахронии; в начале XIX в. черный цвет был для европейца только символом
20 Н. Думбадзе. Белые флаги. Тбилиси, 1974, с. 212.
21 М. Ваняшова. И вечностью заполнен миг // Театр, 1981, № 6, с. 45.
22 К. Симонов. Лирика. М., 1956, с. 6.
23 М. Ваняшова. Указ. соч., с. 45-46.
24 И. Василина. Сюрпризы БИТЕФа // Театр, 1981, № 6, с. 140.
75
смерти и траура: в „Вестнике Европы" за 1802 г. рассказывалось о бале, на котором „мужчины, казалось, все пришли с похорон... ибо были в черных кафтанах"; по свидетельству Д. Н. Свербеева, „черный цвет как для мужчин, так и для дам, считался дурным предзнаменованием, фраки носили коричневые или зеленые и синие"; А. Мюссе в „Исповеди сына века" писал: „Черный костюм, который в наше время носят мужчины, — это страшный символ" 25» 26.
В цветовой гамме культурной и языковой (или лингвокультурной) картины мира, созданной (и непрерывно создаваемой) английским языком, черный и белый цвета играют очень важную роль. В них нашла отражение и реальная, и культурная картина англоязычного мира.
Номинативное значение слова белый — цвета снега или мела (О.); white — of the colour of fresh snow or common salt or the common swan's plumage... [белый — цвета свежего снега, обыкновенной соли или обычного оперения лебедя] (COD).
Номинативное значение слова черный — цвета сажи, угля, противоположное белый (О.); black — opposite to white, — colourless from the absence or complete absorption of all light [черный — противоположный белому — бесцветный из-за отсутствия или полного поглощения света] (COD).
Оба цвета представляют собой определенное физическое явление реального мира. Например, они могут характеризовать платье: a black dress, черное платье обозначает платье черного цвета, a a white dress, белое платье определяет цвет платья как цвет снега, соли, оперения лебедя.
Однако в обеих культурах черный цвет ассоциируется с трауром (известно, что во многих восточных странах цвет траура — белый), поэтому черное платье может быть либо траурным, либо официальным вечерним нарядом. Если в художественном произведении появляется ребенок в черном, значит, в его семье кто-то умер, потому что черной одежды в наших культурах дети не носят. И наоборот, героиня известной детской повести Полианна, приехавшая вскоре после смерти отца в новую семью в красном платье, торопится объяснить, почему она не в черном:
I ought to have explained before. Mrs. Gray told me to at once — about the red gingham dress and why l am not in black. She said you'd think t'was queer. But there weren't any black things in the last missionary barrel. Part of the Ladies' Aid wanted to buy me a black dress but the other part thought the money ought to go towards the red carpet for the church (E. Н. Porter. Pollyanna) [Мне надо было раньше объяснить это. Однажды миссис Грей сказала мне о том красном льняном платье, мол, почему я не в черном. Она сказала, что это может показаться странным. Но в последней посылке от миссионеров не было ничего черного. Часть Общества женской помощи хотела купить мне черное платье, но другая часть полагала, что деньги должны пойти на красный ковер для церкви (Э. Портер. Полианна)].
Белое платье обычно в обеих культурах носят юные девушки, это символ невинности, свадебный наряд. Пышное белое платье обычно «выдает» невесту — это культурный знак бракосочетания.
Чтобы осознать все культурные оттенки такого простого сочетания слов, как белая скатерть, white tablecloth, надо представить себе чер-
25 Ю. М. Лотман. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. Л., 1980, с. 158-159. 26 Г. А. Антипов, 0. А. Донских. И. Ю. Марковина, Ю. А. Сорокин. Указ. соч., с. 140-141.
76
ную скатерть,black tablecloth, что достаточно трудно сделать, поскольку для обеих культур это искусственное, неприемлемое, фантастическое словосочетание. Белая же скатерть, white tablecloth — признак торжественного, парадного события. Впрочем, в культуре современной Англии белые скатерти уже почти вышли из употребления. В русской культуре они сохраняют свою культурную знаковость, ассоциируясь с праздничным застольем по особо важному случаю.
Сочетания слов black и white со словом man в значении 'человек' заслуживают специального рассмотрения. Социокультурная обусловленность словосочетания white man проявляется в его специфической семантике. White man — это не просто 'человек с белой кожей, представитель белой расы'. В следующем контексте white man предполагает, по-видимому, только американцев, хотя с антропологической точки зрения испанцы и мексиканцы также являются представителями «белых»:
And sometimes her husband brought visitors, Spaniards or Mexicans or occasionally white men (D. Н. Lawrence) [Иногда ее муж приводил гостей, испанцев или мексиканцев, а порой и белых (Д. X. Лоуренс)].
Не случайно и то, что в обществе белых, заявляющих о превосходстве своей расы над другими, данное словосочетание приобрело значение 'порядочный, приличный, благовоспитанный человек', в то время как словосочетание black man имеет определенный отрицательный оттенок и синонимично словам со значениями 'дьявол', 'злой дух', 'сатана'. Сравним отрывки:
The whitest man that ever lived, a man with a cultured mind and with all the courage in the world (T. Hardy) [Благороднейший из всех людей, когда-либо живших на свете, самый образованный и самый отважный (Т. Гарди)].
Sit down and tell me about your sister and Jon. Is it a marriage of true minds? It certainly is. Young Jon a pretty white man (J. Galsworthy) [Сядь и расскажи мне о своей сестре и о Джоне. Это союз верных сердец? Конечно же. Молодой Джон — очень порядочный человек (Дж. Голсуорси)].
Rich as Croesus and as wicked as the black man below (G. Meredith) [Богат, как Крёз, зол, как дьявол в преисподней (Дж. Мередит)].
Для английского языка (отражающего культуру и общественное сознание говорящего на нем коллектива) вообще характерно традиционное соотнесение черного цвета с чем-то плохим, а белого — с хорошим, причем под влиянием американского варианта английского языка оно получило в британском дополнительную актуализацию. Поэтому составные номинативные группы с прилагательным black имеют негативные коннотации, а прилагательное white, как правило, входит в состав номинативных групп, имеющих положительные оттенки значения.
Действительно, black sheep [черная овца], black market [черный рынок], blackmail [шантаж (букв. черная почта], Black Gehenna [черная геенна], black soul [черная душа] — во всех этих случаях black ассоциируется со злом; к тому же это цвет траура, цвет смерти : black dress [черное платье], black armband [черная нарукавная повязка]. Напротив,
77
white — цвет мира ( white dove — белый голубь, символ мира), цвет свадебного платья невесты, цвет всего хорошего и чистого. Ср. у У. Блейка в стихотворении «The Little Black Boy» [«Черный мальчик»]:
And I am black but Oh, My soul is white [Я черный, но душа моя бела (Пер. С. Степанова)].
Даже когда white сочетается с существительным, явно обозначающим нечто плохое, white смягчает, облагораживает негативное значение последнего: white lie — ложь во спасение, морально оправданная ложь (ср. русское черная зависть — белая зависть).
Вообще метафорические значения белого и черного цветов в русском языке совпадают с английским: черная душа, черная весть, черный день, черный глаз, черный враг. Интересное культурное различие, обусловленное, по-видимому, климатом: русские откладывают, берегут что-либо жизненно важное на черный день, а англичане — на дождливый: against a rainy day.
Специфика употребления словосочетаний white man и black таn в наши дни неожиданно получила весьма острое звучание. В связи с растущей ролью английского языка как международного языка-посредника, а также в связи с освобождением народов Африки от колониализма и ростом их самосознания специфическая метафорика черно-белых обозначений привлекла к себе пристальное внимание африканцев. Как указывает Али Мазруи, автор работы «Политическая социология английского языка», африканская общественность озабочена «пережитком расизма в современном английском языке» — тем, что, употребляя слово black с отрицательными коннотациями, a white — с положительными, говорящий не осознает «уходящей корнями в прошлое расистской традиции, которая ассоциирует черное с плохим, а белое с хорошим» 27.
Али Мазруи связывает эту традицию с распространением христианства, изобразившего дьявола черным, а ангелов белыми. Он приводит многочисленные примеры из Библии и классической английской литературы, которые задевают достоинство чернокожих и поэтому представляют особые сложности при переводе на африканские языки. Так, Порция в «Венецианском купце», обсуждая претендентов на ее руку, среди которых, помимо английского барона, немецкого герцога, французского вельможи, был и принц из Марокко, категорично заявляет: «If he have the condition of a saint and the complexion of a devil, I had rather he should shrive me than wive me» [Будь у него нрав святого, а лицо дьявола, так лучше бы он меня взял в духовные дочери, чем в жены (Пер. Т. Щепкиной-Куперник)]. Африканский переводчик был вынужден заменить «цвет лица» (complexion) на «лицо», чтобы избежать обидного намека на цвет кожи.
По мнению автора исследования, необходимо срочно принять какие-то меры в отношении метафорики цветообозначений в современном английском языке, поскольку он является наиболее законным и вероятным кандидатом на универсальное применение, а черные естественные носители этого языка, по-видимому, в ближайшее время количественно превзойдут белых носителей. Разумеется, при этом не име-
27 A. A. Mazrui. The Political Sociology of the English Language. Mouton — the Hague, 1975, p. 81.
78
ются в виду изменения типа whitemail (при blackmail 'шантаж, вымогательство') или white или brown market (при black market 'черный рынок'), однако сознательное отношение к пережиткам расизма в английском языке, создание новых альтернативных метафор хотя бы для африканских вариантов английского способствовало бы укреплению его позиций и популярности. Али Мазруи призывает африканцев к критическому и активному восприятию английского языка, к изживанию в нем расизма («deracialization of English»).
Так социокультурная обусловленность языкового явления под влиянием изменившихся условий жизни превратилась в острую политическую проблему. Именно отсюда началось мощное идеологическое и культурное движение, получившее название «political correctness».
Приведем еще примеры социокультурно обусловленных словосочетаний:
Не really loved to have white men staying on the place...
And she was fascinated by the young gentlemen, mining engineers, who were his guests at times.
He, too, was fascinated by a real gentleman. But he was an old-time miner with a wife, and if a gentleman looked at his wife, he felt as if his mine were being looted, the secrets of it pryed out. (D. Н. Lawrence).
Ему очень нравилось, когда у него останавливались белые люди... А ее завораживали молодые джентльмены, горные инженеры, которые порой останавливались у него.
Его тоже завораживал настоящий джентльмен. Но он был шахтером старого закала, у него была жена, и когда джентльмен смотрел на его жену, ему казалось, что его шахту грабят, выведывают ее тайны (Д. X. Лоуренс).
Все атрибутивные словосочетания в этом отрывке социокультурно обусловлены. Соотносимые между собой предметы и понятия реального мира естественно сочетаются в сознании говорящего и отражают его социальный опыт. В основе языковой структуры real gentleman лежит социальная структура, морально-этический кодекс, традиционно сложившийся в сообществах, говорящих по-английски. Точно так же словосочетание old-time miner предполагает наличие социальных факторов, без знания которых нельзя ни создать данное словосочетание, ни понять его.
Именно поэтому основным условием коммуникации считается фоновое знание, то есть знание реалий и культуры, которым взаимно обладают говорящий и слушающий.
§ 8. Язык как хранитель культуры
Every language is a temple in which the soul
of those who speak it is enshrined.
Oliver Wendell Holmes.
Каждый язык — это храм, в котором бережно хранятся души говорящих на этом языке. Оливер Уэндел Холмс.
Язык не просто отражает мир человека и его культуру. Важнейшая функция языка заключается в том, что он хранит культуру и передает ее из поколения в поколение. Именно поэтому язык играет столь значитель-
79
ную, чтобы не сказать решающую, роль в формировании личности, национального характера, этнической общности, народа, нации.
В идиоматике языка, то есть в том слое, который, по определению, национально специфичен, хранится система ценностей, общественная мораль, отношение к миру, к людям, к другим народам. Фразеологизмы, пословицы, поговорки наиболее наглядно иллюстрируют и образ жизни, и географическое положение, и историю, и традиции той или иной общности, объединенной одной культурой.
На эту тему написано много научных трудов. Именно в силу своей явной культуроносности, национальной и стилистической окрашенности идиоматика всегда привлекала повышенное внимание как ученых-лингвистов, так и изучающих иностранные языки. Интерес этот отнюдь не пропорционален той реальной роли, которую фразеологизмы играют в производстве речи. Роль эта весьма ограниченна, идиомы можно уподобить специям, которые добавляют в кушанье осторожно, щепоткой, на кончике ножа, а само кушанье, то есть речь, состоит из совсем иных, менее острых и ярких, нейтральных компонентов — слов и словосочетаний неидиоматического характера.
Очевидна и многократно исследована непосредственная связь (через образ, метафору, лежащие в основе идиомы) между языковой единицей и культурой, образом жизни, национальным характером и т. п. Так, «морские» идиомы английского языка проистекают из островного мышления, из прошлой жизни, целиком зависящей от окружающего остров Великобританию морского пространства, из самой распространенной профессии нации мореплавателей.
Язык хранит культуру народа, хранит и передает ее последующим поколениям. Рассмотрим способность языка отражать и, главное, сохранять реальный и культурный мир своего речевого коллектива на конкретной теме: монархия и отношение к ней народа. Иными словами, посмотрим на нарисованную русским и английским языками картину или, вернее, на ту ее часть, где создан образ монарха, правителя государства, и его правления.
И в России, и в Англии именно монархия в течение многих веков была главной и единственной формой правления. Особенно интересно то, что и там, и там практически монархия как способ управления государством перестала существовать. В России это произошло в 1917 году внезапно и насильственно, в Англии формально монархия еще сохраняется, но фактически это уже только некий декоративный анахронизм, сувенир, то есть воспоминания прошлых лет, так как монарх не имеет в настоящее время никакой политической власти.
Язык, разумеется, и отразил — как зеркало — эту важнейшую сторону социального и культурного устройства общества, и сохранил — как копилка и сокровищница. Посмотрим, как оба языка выполнили эти функции, запечатлев все образы в словах, словосочетаниях, пословицах и поговорках.
При изучении языкового материала, относящегося к теме (семантическому полю) «монарх и монархия:; (слева царь, царица, царский, king,
80
queen, royal), сразу бросается в глаза преобладание позитивных коннотаций, положительных оттенков у языковых единиц. Оба языка — и английский, и даже русский, несмотря на несколько десятилетий воинствующего антимонархизма советской России, единодушно свидетельствуют (отражают в зеркале слов!) прославление монархии, ее власть, неделимость царства/королевства, превознесение монарха.
Английский язык
The King can do no wrong [Король не может быть не прав].
The King's word is more than another man's oath [Слово короля больше,
чем клятва простого человека]. God save the King [Боже, храни короля]. The faith's Dеfепder [3ащитник веры (король)]. Kingdoms divided soon fall [Царства, разделенные на части, скоро падут].
Русский язык
Государь, батюшка, надежда, православный. Боже, царя храни. Без царя народ сирота. Где царь, тут и правда.
Без бога свет не стоит, без царя земля не правится. Без царя в голове. С царем в голове.
И английский, и русский язык наделяют монарха наивысшими достоинствами: он самый великий, всемогущий, благородный, сильный, выгодно отличающийся от всех и всех превосходящий.
Английский язык
King Arthur did never violate the refuge of a woman [король Артур никогда не переступал порога убежища женщины].
The King of Heaven (Jesus Christ) [Царь Небесный (Иисус Христос)].
King of Kings (Jesus Christ) [Царь царей (Иисус Христос)].
King of the Jews (Jesus Christ) [Царь Иудейский (Иисус Христос)].
King of beasts (the Lion) [царь зверей (лев)].
King of birds (the eagle) [царь птиц (орел)].
King cobra (the world's largest venomous snake) [королевская кобра (самая большая в мире ядовитая змея)].
King prawns/crab [королевские креветки, крабы].
Oil/cotton king [нефтяной, хлопковый король].
King size [королевский размер].
Русский язык
Царь Небесный (Иисус Христос).
Царь царей (Иисус Христос).
Царь зверей (лев).
Царь птиц (орел).
Человек — царь природы.
Дуб — царь лесов.
Царь-колокол.
Царь-пушка.
81
Cooтветсвенно, прилагательные royal, царский также прославляют монархию, так как обозначают 'достойный царя', 'роскошный, великолепный'.
Английский язык
A king's ransom = a lot of money [королевский выкуп = большая сумма денег].
King's English [королевский английский язык ]. A royal pardon [амнистия (букв. королевское прощение)]. Royal eagle/leopard/stag/python [королевский (благородный) орел, леопард, олень, питон]. Kingly feast [царское угощение]. Royal we [Королевское Мы].
Royal visit, Royal yacht [королевский визит, королевская яхта]. Royal fish (the fish in which the crown has special rights: sturgeon, whale) [королевская рыба (рыба, особые права на которую принадлежат Короне: осетр, кит)].
Royal oak (a spring of oak worn, to commemorate the resloration of Charles II in 1660. Hence Royal Oak Day — 29 May) [королевский дуб (дубовая веточка, которую прикрепляют к одежде в память о провозглашении Чарльза II королем в 1660 году. С тех пор 29 мая — День королевского дуба]. Royal fern [королевский папоротник].
Royal flush (the five highest cards in one of the four different types) [королевский флэш (пять самых крупных карт одной или разных мастей)].
Royal antelope (the smallest known — «king of hares») [королевская антилопа (самый маленький из известных видов антилоп, «король зайцев»)].
Русский язык Царская милость. Царская роскошь. Царский подарок. Царский ужин, царский пир. Царские врата. Царское угощение. Царский глаз далеко видит. Царский гнев и милость в руке
божьей. Царская воля.
На все святая царская воля. Царский чертог. Царская водка (смесь кислот,
растворяющая золото). Принять по-царски. Наградить по-царски. (Не) царское дело. Царские кудри (красная лилия).
82
Все сказанное о царе и короле относится к царице и к королеве: они также превосходят всех в своих достоинствах.
Английский язык
Queen of glory/grace/paradise/woman [Королева славы, грации, рая, женщин (Дева Мария)].
Queen of heaven / the night / of tiders [царица неба, ночи, приливов (луна)].
Queen of all hearts/all society [букв. королева сердец, общества (покорительница сердец)].
Beauty queen [королева красоты, богиня красоты].
The queen of crime writers [королева писателей-криминалистов].
London is the queen of British cities [Лондон — королева английских городов].
Venice, the queen of the Adriatic [Венеция, королева Адриатики].
The Latin, queen of tongues (Ben Jonson, 1573-1637) [латынь, королева языков (Бен Джонсон, 1573-1637)].
Queen of pleasure [королева наслаждения].
Queen bee/ant/wasp [матка (букв. королева) у пчел, муравьев, ос].
Русский язык
Царица Небесная (Богоматерь).
Царица ночи.
Царица общества.
Царица моды.
Царица бала.
Царица цветов.
Царица полей (пехота).
Царица (пчелиная матка).
В отношении темы монархии особый интерес представляет русский язык, долгие годы хранивший то, что уже не «отражалось». Монархия в России была свержена, вся идеология, воспитание были резко антимонархическими, но над языком не властны ни режимы, ни правительства, ни идеологии. Язык сохранил почтительное и уважительное отношение к царю и его власти. Человек без царя в голове — это человек глупый и никчемный. Одной этой поговорки вполне хватило бы, чтобы сохранить хорошее отношение к царю и царизму. А все эти царские подарки, угощения, милости демонстрируют щедрость и всемогущество царя. Если когда-нибудь в России реставрируется монархия, можно считать, что язык уже сыграл в этом свою положительную роль.
Однако оба языка сохраняют и критическое отношение народа к монарху. Следующие контексты отмечают недостатки монарха, возможность его недостойного поведения, он внушает недоверие и страх:
83
Английский язык
King Harry robbed the church, and died a beggar [Король Гарри ограбил церковь, да умер нищим].
King loves the treason but hates the traitor [Король любит предательство, но ненавидит предателя].
Kings and bears often worry their keepers [Короли и медведи часто беспокоят своих сторожей. (Keeper — лорд-хранитель большой печати)].
Kings have long arms (hands), many ears and many eyes [У королей длинные руки, много ушей и глаз].
Русский язык
Где царь, там и страх.
Близ короля, близ смерти.
Царь да нищий без товарищей.
Приводимые ниже контексты также имеют отрицательные коннотации, показывая, что власть монарха ограничена, что он далек от народа и ничем не лучше человека из народа:
Английский язык
King can (may) make a knight, but not a gentleman [Король может сделать человека рыцарем, но не джентльменом].
Heaven is above all yet; there sits a judge
That no king can corrupt (Shakespeare. King Henry VIII)
[Над миром небо есть. Там судия,
Он неподкупен и для королей (У. Шекспир. Генрих VIII. Пер. Б. Томашевского)].
I think the king is but a man, as I am: the violet smells to him as it doth to me (Shakespeare. King Henry V) [Король такой же человек, как я. Фиалка пахнет для него так же, как и для меня (У. Шекспир. Генрих V. Пер. E. Бируковой].
Now the king drinks to Hamlet [Король пьет здравье Гамлета (У. Шекспир. Гамлет. Пер. М. Лозинского)] — эта цитата из «Гамлета» стала крылатой для выражения лицемерия.
Русский язык
До бога высоко, до царя далеко.
Не ведает царь, что делает псарь.
Жалует царь, да не жалует псарь.
Интересные данные о сложностях, вызванных культурным фоном русского слова царь привела 0. Д. Митрофанова. Исторический роман двуязычного азербайджанского писателя Чингиза Гусейнова «Фатальный Фатали» был написан сначала на русском, а потом переведен на азербайджанский самим автором. Но перевод не получился из-за «сопротивления русскоязычного текста». Сказалось то, что и герой романа — Мирза Фатали Ахундов, и сам автор — Чингиз Гусейнов сформировались как бы на стыке двух культур: русской и азербайджанской.
84
Ч. Гусейнов вынужден был отказаться от идеи перевода. Вот как он сам объяснял это: «Мог ли я допустить, чтобы произведение азербайджанского народа и адресованное азербайджанскому читателю звучало как переводное с русского? Оставалось создать новый оригинал, следуя тому, что уже было написано... Когда же организованный в сюжетно-композиционное и концептуальное целое первоначальный оригинал стал воспроизводиться по-азербайджански, и сказался диктат языка: русский, на котором изначально рождался текст, естественно, невольно, «стихийно» включил в структуру, содержание романа русско-европейские реалии, материалы, фигуры и судьбы. При этом даже восточный материал в оболочке русского языка был интерпретирован и эмоционально окрашен опять-таки в русско-европейском духе и традициях» 28.
В качестве примера приводится русское слово царь. Оказалось, что, когда в русском тексте «возникала интонация критико-иронического отношения к российскому царю, столь привычная и не заключающая в себе ничего противоестественного в стихии русского слова, фраза в целом оказывала сильнейшее внутреннее сопротивление, царь отторгался текстом, иная языковая стихия противилась. Но стоило, выбирая окольные пути, заменить царя иным, более общим обозначением царственной особы (государь, например), язык переставал сопротивляться и критическое отношение естественно включалось в текст. В чем дело? Оказалось, азербайджанский язык просто-напросто не имеет традиций негативного изображения белого царя-самодержца. Это для него непривычно, неестественно» 29. Похоже, что азербайджанский язык сохранил еще большую верность русскому царю, чем русский язык.
Ярким примером того, как в языке хранится культурная информация, служат термины университетского управления. И русские, и английские названия высших должностей руководства университетом — ректор, декан — хранят память о том, что во многих европейских странах образование как социальный институт зародилось в монастырях и первоначально было чисто церковным. Затем образование разделилось на духовное и светское, и последнее распространилось гораздо шире, чем первое. В советской России церковное образование почти сошло на нет, и ни преподаватели, ни студенты, ни их родители уже не помнят о том, что много столетий назад образование принадлежало исключительно духовенству.
В Англии об этом напоминает архитектура. Старейшие университеты по-прежнему располагаются в своих старых монастырских зданиях XIII, XIV, XV и последующих веков, с их кельями для монахов и знаменитыми галереями (cloisters) для прогулок, медитаций и молитв. И даже более поздние, «краснокирпичные» (red brick) здания университетов часто строились с элементами монастырской архитектуры.
Однако и в английском, и, особенно, в русском языке хранится культурный слой, раскрывающий исторические корни университетского образования:
28 Цит. по кн.: 0. Д. Митрофанова. Лингводидактические уроки и прогнозы конца XX века // Материалы IX Конгресса МАПРЯЛ, Братислава, 1999 г. Доклады и сообщения российских ученых. Москва, 1999, с. 352-353.
29 Там же, с. 356.
85
Декан — «руководитель факультета». Вероятно, через нем. Dekan из лат. decanus, первонач. «настоятель соборного капитула», а также «старший над десятью монахами» (Ф.).
Dean — 1. A head, a chief, or commander of a division of ten. 1483.
3. Head of ten monks in a monastery 1643. 4. Hence, the heart of the chapter in a collegiate or cathedral church. ME. 5. A presbyter invested with jurisdiction or precedence (under the bishop or archdeacon) over a division of archdeanconry. 6. In other eccl. uses 1647. 7. The officer or officers in the college of Oxford and Cambridge appointed to supervise the conduct and discipline of junior members 1577. 8. The president of a faculty or department of study in a University; in U.S. the registrar or secretary of the faculty 1524. 9. The president, chief or senior member of any body (The Shorter Oxford).
Декан — 1. Глава, начальник или командир отделения из десяти человек. 1483. 3. Глава десяти монахов в монастыре. 1643. 4. С этих пор — глава собрания капитула в университете или в кафедральной церкви. Ср.-англ. 5. Пресвитер, облеченный властью или превосходством (подчиняющийся епископу — в англиканской церкви его наместник — или архидиакону) над частью епископства. 6. В другом церковном употреблении. 1647. 7. Чиновник или чиновники в Оксфордских или Кембриджских колледжах, назначенные следить за поведением младших. 1577. 8. Президент (руководитель) факультета или учебного отделения в университете; в США — архивариус или секретарь факультета. 1524. 9. Президент, начальник, или старший любого заведения.
Ректор — впервые в 1643 г. Через польск. rektor из лат. rector «правитель, управитель» (Ф.).
Rector — † 1. The ruler or governor of a country, city, state, or people.
1685. † b. Applied to God as the ruler of the world, of mankind, etc. 2. One who, or that which, exercises supreme or directive control in any sphere. Now rare. 1482. 4. In scholastic use: a. The permanent head or master of a university, college, school, or religious institution (esp. a Jesuit college or seminary). In Eng. use now applied only to the heads of Exeter and Lincoln Colleges, Oxford. 1464. b. In Scottish universities: the holder of one of the higher offices. 1522. c. The acting head, and president of the administrative body, in continental universities. 1548 (The Shorter Oxford).
Ректор — 1. устар. Правитель или губернатор, управляющий страной, городом, штатом или людьми. 1685. 6. устар. Употребляется по отношению к Богу как правителю мира, человечества и т. д. 2. Тот, кто осуществляет высший контроль в любой сфере. Сейчас неупотребительно. 1482. 4. В сфере образования: а. Постоянный глава университета, колледжа, школы или религиозной организации (особенно иезуитского колледжа или семинарии). В английском употреблении применяется ныне лишь к главам Эксетерского и Линкольского колледжей в Оксфорде. 1464. 6. В шотландских университетах: руководитель одного из самых главных офисов. 1522. в. Действующий глава, президент административной организации в континентальных университетах. 1548.
Еще один пример из русского языка — непосредственно из жизни Московского университета. Главное здание МГУ, величественное и монументальное, делится на части, которые все называют зонами. Центральная часть здания, где расположен ректорат и некоторые факультеты, — это зона А, поликлиника — в зоне E, квартиры для преподавателей — в зонах И, К, Л, Н, общежития — в зонах Б, В, Г и др. Все попытки заменить зону на сектор оказались безуспешными: слово зона слишком прочно вошло в язык, устоялось, прижилось. За этим словом — страница истории России: здание МГУ строилось в 1948-1953 годах, вскоре после победы и одновременно с послевоенной волной репрессий. Как и большинство крупных объектов того времени, университет строили заключенные, которые жили в зонах. Зона — термин из жизни концла-
86
герей, который свидетельствует о не слишком далеком, но уже забытом прошлом.
Таким образом, язык не только отражает культуру своего народа, его социальное устройство, менталитет, мировоззрение и многое, многое другое, но и хранит накопленный им социокультурный пласт, который служит важнейшим и эффективнейшим способом формирования следующих поколений, то есть инструментом культуры.
Однако язык — это не копилка или склад, в котором хранятся вышедшие из употребления слова-понятия. В идиоматических выражениях, действительно, сохраняются «мертвые», давно вышедшие из употребления слова, вроде зги (ни зги не видно) или баклуши (бить баклуши), но это те самые исключения, которые подтверждают правила.
Язык — живой, непрерывно функционирующий и непрерывно изменяющийся организм. Метафора «живые и мертвые языки» отнюдь не случайна. Все языки когда-то родились, и одни из них умерли давно, некоторые недавно, а некоторые умирают сейчас. Языки умирают, когда исчезает народ, говорящий на этих языках. С народом исчезает и его культура, а без культуры, без ее движения и развития язык тоже перестает жить и становится мертвым, хранящимся в письменных памятниках.
Интересно, что культура для жизни языка важнее, чем сам народ, его носитель. С падением Римской империи остановилось развитие римской культуры и умерла латынь, хотя потомки римлян и сейчас живут в Риме. Но это уже другая культура, другой язык. То же самое с древнегреческим и с древнерусским языками: потомки народов, говоривших на этих языках, живы, но ни современные греки, ни современные русские не могут понять мертвых прародителей своих языков — древнегреческого и древнерусского — без специального их изучения.
Далее вопросы отражения культуры в языке будут рассмотрены в динамике, а именно: каким образом язык реагирует на изменения в общественной и культурной жизни, как идет сам процесс развития культуры, а вместе с ней и языка как ее зеркала.
Глава 2. Отражение в языке изменений и развития общественной культуры
§ 1. Постановка проблемы
Живой современный язык находится в постоянном движении и развитии. Каждый человек, говорящий или пишущий на родном языке, повторяет уже готовые структуры, подражая миллионам носителей этого языка (если это развитой язык большого народа), черпая из сокровищницы своего языка опробованные в неисчисляемом количестве речевых актов, признанные и регулярно употребляемые словосочетания, и одновременно творит язык. Это творчество идет двумя абсолютно противоположными путями: стимулом может быть как талант художника слова, так и ошибки, оговорки, случайности. Даже ошибки иностранцев, изучающих язык, могут послужить стимулом к языковому творчеству. Об этом хорошо сказала Марина Цветаева: «Люблю, когда иностранцы коверкают чужой язык, как, например, Эмиль Людвиг: он недавно выступал здесь по радио. Его французский — ломанный. Но тем лучше! Тут открываются какие-то новые возможности. Конечно, так вот говорить нельзя, но почему бы не попробовать: это вроде опыта. Прежде люди говорили без грамматики и возникали новые диалекты: было больше разнообразия»1.
Очевидно, что язык как зеркало культуры отражает и все наиболее важные и устойчивые изменения в образе жизни и менталитете народа.
Нагляднее всего изменения и в жизни и, соответственно, в языке видны на примере реалий, то есть разного рода фактов внеязыкового, реального мира.
В вариантах «Евгения Онегина» у Пушкина есть такие строки: «„Женись!" — „На ком?" — „...На Лидиной". — „Что за семейство! У них орехи подают, они в театре пиво пьют"». Современный читатель недоумевает: какие явно негативные социокультурные коннотации не позволяют жениться на бедной Лидиной? Почему угощать орехами или в театре пить пиво настолько противоречило нормам дворянских женихов в культуре пушкинской эпохи, что исключало возможность брака.
1 М. Цветаева. Лебединый стан. М., 1921, с. 32.
88
Собственно значения слов орех и пиво, разумеется, никакого отношения к контексту не имеют и не проливают света на культурологическую загадку. Ясно одно: общественная жизнь (именно общественная, так как орехи подают гостям, а пиво пьют или не пьют в театре) изменилась настолько, что всякая связь с современностью утрачена, а с нею утрачены и культурные коннотации этих слов. Без специального исследования и последующего комментирования этот контекст непонятен современному русскому человеку.
§ 2. Вопросы понимания художественной литературы. Социокультурный комментарий как способ преодоления конфликтов культур
Чтение классической художественной литературы и понимание ее невозможно без комментария. Собственно говоря, комментарий часто требуется и для современных литературных произведений. И уж, разумеется, он просто необходим для иностранных читателей. Для классической литературы он нужен всегда, так как, по определению, литература становится классической, только если она прошла испытание временем и, следовательно, язык ее устарел — больше или меньше в зависимости от степени и возраста «классичности». Язык же устарел в связи с изменениями жизни и культуры и вместе с ними.
Таким образом, разрыв между культурами, их конфликт возможен не только в виде столкновения родной и чужой культур, но и внутри своей, родной культуры, когда изменения в жизни общества достигают такого уровня, что следующие поколения уже не помнят, не знают, не понимают культуры и мироощущения своих предков. Комментарий к классическому литературному произведению, по определению удаленному от современности, выполняет роль моста над пропастью, разделяющей «наше» и «то» время, или очков, которые помогут сегодняшнему читателю разглядеть детали минувших эпох.
Еще 40 лет назад, в 1959 году, журнал «Вопросы литературы» опубликовал письмо филолога Юрия Федосюка, поставившего вопрос о том, что сотни выражений, встречающихся в сочинениях русских классиков и отражающих бытовые особенности дореволюционной России, становятся для все более широкого круга современных читателей «камнем преткновения» — либо непонятными вовсе, либо понимаемыми превратно». «Мне, знакомому лишь с метрической системой, — писал он, — неясно, богат или беден помещик, владеющий двумястами десятин земли, сильно ли пьян купец, выпивший „полштофа" водки, щедр ли чинов-
89
ник, дающий на чай „синенькую", „красненькую" или „семитку"» 2. Написанное им пособие на эту тему было издано только в 1998 году его сыном М. Ю. Федосюком, профессором факультета иностранных языков МГУ, под названием: «Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века».
В этом пособии автор обосновывает необходимость объяснения социокультурного фона классических произведений: «Да, люди всегда были людьми, они дружили и враждовали, трудились и развлекались,. уступали или боролись, защищая свои жизненные идеалы, — без этих общих с нами черт незачем было бы читать и перечитывать произведения о далеком прошлом. Но вот исторические условия, вся обстановка их жизни в очень многом отличались от современных». Знание истории русского быта описываемых в классической литературе времен нужно «для того, чтобы облегчить восприятие русской классической литературы, убрав слегка застлавшую ее дымку времени, затрудняющую понимание» 3.
Социокультурный комментарий, предназначенный представителям иной культуры, высвечивает изменения в родной культуре и в языке как зеркале культуры. Социокультурное комментирование, ориентированное на иностранцев, обнаруживает и одновременно улаживает конфликт культур. При этом, подчеркиваем, по большей части это конфликт не только родной культуры с иностранной, но и культуры прошлого, запечатленной в классическом произведении, с современной культурой того же народа.
В качестве материала исследования были использованы зарубежные (в основном английские) издания произведений Пушкина с учебным комментарием на английском языке.
Социокультурный комментарий, имеющий целью обеспечить наиболее полное понимание текста, восполнить недостаток фоновых знаний у читателя, разрешить конфликт культур и перевести его в диалог, остро необходим как иностранному читателю при изучении русского языка, так и современному русскому читателю. Важно то, что комментарий не только отражает восприятие писателя читателем, но и формирует его.
Социокультурный комментарий называют также и реальным комментарием, чтобы подчеркнуть противопоставление реалий языковым фактам. Языковой комментарий, по понятным причинам, резко различается в зависимости от того, адресован он русскому или иностранному читателю.
Социокультурный комментарий для русских и иностранных читателей в основном совпадает, поскольку растущий разрыв между русской культурой пушкинского времени и современной все больше перекрещивается с различием между русской и другими культурами. Учебный социокультурный комментарий включает: 1. Историзмы — слова, вышедшие из употребления вследствие того, что обозначаемый ими предмет или явление уже неизвестны говорящим как реальная часть их повседневного опыта — и слова, и обозна-
2 Ю. А. Федосюк. Такое пособие необходимо // Вопросы литературы, 1959, № 6, с. 248.
3 Ю. А. Федосюк. Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века. М., 1998, с. 6.
90
чаемые ими реалии ушли из языка и из жизни народа. Например: бармы, власяница, воевода, боярство, бунчук, вече, дьяк, плаха, приказный, разрядная книга, синклит.
2. Архаизмы — устаревшие слова и обороты речи, вышедшие из употребления: свейский (шведский), лях (поляк), егож (форма родительного падежа относительного местоимения из церковнославянского языка: иже, еже), земь (земля), заутра (завтра утром), вечор (вчера вечером), дотоле (до тех пор), борзый (быстрый).
3. Слова, изменившие свои значения в современном русском языке: мамка (кормилица, няня), мошонка (кисет, кошелек), гость (купец, иностранец), деньга (медная монета), ток (струя, жидкость).
Во всех этих случаях (достаточно распространенных) слово сохранилось, но изменило свое значение в связи с уменьшением социальной роли или полным исчезновением обозначаемого им понятия и, соответственно, факта реальной жизни. Так, мамка существует сейчас как просторечное обращение к матери, но Пушкин в «Борисе Годунове» употребляет это слово в значении 'няня, кормилица':
А тут народ остервенясь волочит Безбожную предательницу-мамку.
Царские палаты. Царевич, чертит географическую карту. Царевна, мамка царевны.
Современное слово мытарство изменило и ударение (было мытарство), и значение — 'муки'. В «Борисе Годунове» мытарство употреблено в значении 'взимание пошлины, неправедная корысть', от мыт 'налог, пошлина' (отсюда, кстати, и названия Мытищи, Мытная улица). Для стилизации речи персонажа Пушкин вложил это устаревшее слово в уста беглого монаха старца Варлаама, намеренно заменившего перед стражником свое просторечие на церковнославянский:
Прииде грех велий на языцы земнии. Все пустилися в торги, в мытарства.
Варлаам жалуется на скудость подаяния:
Ходишь, ходишь; молишь, молишь; иногда в три дни трех полушек не вымолишь. Такой грех! Пройдет неделя, другая, заглянешь в мошонку, ан в ней так мало, что совестно в монастырь показаться.
Полушка — полкопейки; слово ушло вместе с реалией, и напоминание о нем только в пословице: За морем телушка полушка, да рубь перевоз.
Мошонка — от мошна 'кошель, сумка, мешочек для денег с завязками' (Д.). Ушла реалия, ушло и значение слова. В современном русском это слово обозначает кожаный мешочек, где находятся мужские половые железы (0.).
91
Послушание — у Пушкина это церковный термин, означавший вид епитимьи в монастырях, наказания или добровольного исполнения всех работ, чтобы показать смирение и отсутствие гордыни:
пимен
Тогда я в дальний Углич
На некое был услан послушанье.
В современном русском языке послушание употребляется в значении 'повиновение, покорность'.
Слово язык, хорошо всем известное в разных значениях (в том числе и как 'военнопленный'), в нижеследующем контексте употреблено в давно забытом значении, которое уже у Даля имеет помету «стар.» (устаревшее) и формулируется как 'обвинитель, обличитель пред судом, оговорщик на допросе':
Легко ль, скажи! Мы дома, как Литвой, Осуждены неверными рабами; Все языки, готовые продать, Правительством подкупленные воры.
Слово ток существует в современном русском языке, но употребляется в основном лишь терминологически — об электричестве. В значении 'струящаяся жидкость' оно уже почти забыто. Ср. в «Борисе Годунове»:
Оставим их; пойдем, товарищ мой,
Венгерского, обросшую травой,
Велим открыть бутылку вековую,
Да в уголку потянем-ка вдвоем
Душистый ток, струю, как жир, густую.
4. Реалии, ссылки, аллюзии, требующие фоновых социокультурных знаний, отсутствующих у иностранных читателей и утраченных современным русским читателем.
Такой комментарий необходим представителям той же культуры, что и автор, и литературные герои, так как социокультурные изменения настолько велики, что современный читатель не имеет фоновых знаний как обоюдного кода (shared code), на котором зиждется коммуникация. Комментарий этого рода не просто «переводит» на современный язык устаревшее слово и не просто объясняет ушедшее из жизни народа понятие — он контекстуально ориентирован, помогает раскрыть замысел автора, дать характеристику персонажа, увидеть событие или действующее лицо через призму описываемого времени, прочитать за текстом, между строк, то, что было известно и понятно современникам автора.
Приведем примеры:
воротынский
Ведь Шуйский, Воротынский...
Легко сказать, природные князья.
92
шуйский
Природные, и Рюриковой крови.
воротынский
А слушай, князь, ведь мы б имели право
Наследовать Феодору.
шуйский
Да, боле,
Чем Годунов.
Ключевое понятие в этом отрывке из драмы Пушкина «Борис Годунов» — это рюрикова кровь. Комментарий к английскому изданию «Бориса Годунова» объясняет читателю очень важный момент: каждый русский князь, в отличие от не-князя Годунова, может по праву крови стать правителем русского народа, так как титул князя обозначает принадлежность к роду Рюрика, легендарного первого правителя Руси 4. Знание этого факта раскрывает глаза читателю и на коллизии драмы, и на обиды «природных, рюриковой крови» князей, и на успехи самозванца, и на дальнейшее, послегодуновское развитие русской истории с Шуйским на троне. Годунов «приемлет власть», наследуя «могущим Иоаннам» (Ивану III и Ивану IV Грозному) и «ангелу-царю». Современный читатель, не слишком искушенный в истории четырехсотлетней давности, не имеет четких культурных представлений о том, что «ангел-царь» — это царь Федор, слабый, кроткий сын Ивана Грозного, на фоне которого, по-видимому, было нетрудно заслужить звание ангела.
Приводимые далее отрывки становятся понятными читателю, узнавшему из комментария о родственных связях Бориса Годунова: его родная сестра — вдовствующая царица, супруга его предшественника царя Федора, сына Ивана Грозного, а его собственная жена — дочь печально известного предводителя опричников Малюты Скуратова 5.
Но месяц уж протек,
Как, затворясь в монастыре с сестрою,
Он кажется покинул всё мирское.
Его сестру напрасно умоляли
Благословить Бориса на державу;
Печальная монахиня-царица,
Как он тверда, как он неумолима.
И далее:
Какая честь для нас, для всей Руси!
Вчерашний раб, татарин, зять Малюты,
Зять палача и сам в душе палач,
Возьмет венец и бармы Мономаха...
4 Theoretically at least, every Russian boyar who bore the title князь was descended from Riurik the Varangian who, according to tradition, founded the Russian state around A. D. 862. His blood was therefore as noble as that of the ruling dynasty [По крайней мере теоретически, каждый русский боярин, носивший титул князя, был потомком Рюрика — варяга, который, согласно преданию, основал Русь около 862 года после Р. X. Таким образом, его кровь была такой же благородной, как и кровь правящей династии] (А. С. Пушкин. Борис Годунов. Bristol, 1995, р. 123).
5 Godunov was supposed to have been descended from a certain Tartar prince who came to serve Ivan I («Kalita») in the first of the 14th century. The Godunovs had been for generations free servants of the Grand Dukes of Muscovy. But Boris was the first Godunov to be made a boyar. The Czarina, Mania Godunova, was in fact the daughter of Grigory Luk'ianovich Skuratov-Bel'sky, nicknamed Maliuta, longtime favourite of Ivan IV and the most notorious of the oprichniki [Предполагается, что Годунов происходил от татарского князя, который находился на службе у Ивана I (Калиты) в начале XIV века. Несколько поколений Годуновых были свободными слугами Великих Князей Московских. Но Борис — первый из рода Годуновых, кого сделали боярином. Царица, Мария Годунова, на самом деле была дочерью Григория Лукьяновича Скуратова-Бельского, по прозвищу Малюта, который долее всех оставался фаворитом Ивана IV и пользовался дурной славой как главный опричник] (Ibid., p. 123).
95
После смерти Годунова при восшествии на престол «законного царя» — Лжедмитрия народ нужно настроить против его предшественника:
Московские граждане!
Мир ведает, сколь много вы терпели
Под властию жестокого пришельца:
Опалу, казнь, бесчестие, налоги,
И труд, и глад — всё испытали вы.
Комментатор разъясняет, что «жестокий пришелец» — это ссылка на татарское происхождение Годунова 6. Становится понятной немедленная реакция народа, сотни лет страдавшего от татарского ига:
Вязать! Топить! Да здравствует Димитрий!
Да гибнет род Бориса Годунова!
Наиболее распространенное комментирование такого рода — объяснение устаревших деталей быта, образа жизни, столь хорошо знакомых современникам Пушкина, но совершенно забытых их потомками. Эти детали весьма существенны для раскрытия внутреннего и внешнего мира героев, отношения к ним автора, оценок читателей-современников.
Рассмотрим, например, через «очки» комментария начало истории о станционном смотрителе:
Находился я в мелком чине, ехал на перекладных и платил прогоны за две лошади.
Многие комментаторы учебных изданий «Повестей Белкина» ограничиваются лишь переводом на английский язык или вообще не комментируют эту фразу. Однако современный читатель нуждается в разъяснении системы передвижения пушкинских времен. Езда на перекладных возможна только на почтовых трактах, по которым регулярно возили почту с остановками на станциях, где смотрителям предъявляли подорожную — свидетельство о чине, определявшее положенное количество лошадей. Прогоны — это плата за проезд, выделенная казной. И, наконец, главное: две лошади полагались служащим самого низкого звания 7. Все вместе эти данные характеризуют и рассказчика, и отношение к нему смотрителя, доверившего свою историю человеку именно из низшего, то есть наиболее близкого к нему самому, сословия.
Подобные примеры можно продолжать бесконечно долго, но основная мысль очевидна: меняется жизнь, меняется и отражающий ее язык, и чем разительнее перемены, тем нужнее специальные разъяснения (чтобы восстановить «связь времен») и специальный комментарий, восполняющий пробелы в культурных знаниях.
5. Скрытые, как правило, неосознаваемые читателем «непонятные места», в отличие от явных аллюзий, намеки на исторические факты, события, детали быта, образа жизни и пр.
6 An allusion to Godunov's Tartar origin [Намек на татарское происхождение Годунова] (Ibid., p. 121).
7 For the travels of low-ranking officials the State Treasury paid for only two horses (out of usual team of three) [Путешественникам низких рангов государственное казначейство оплачивало лишь двух лошадей (а не обычную тройку)] (A. S. Pushkin. Tales of the Late Ivan Petrovich Belkin. Oxford, 1947, p. 59).
94
Общеизвестно изображение «мирной цыганской жизни», в которую так хорошо вписался Алеко («Цыганы»):
Старик лениво в бубны бьет,
Алеко с пеньем зверя водит,
Земфира поселян обходит
И дань их вольную берет;
Настанет ночь; они все трое
Варят нежатое пшено;
Старик уснул — и все в покое...
В шатре и тихо и темно.
Вся эта идиллия разбивается о комментарий к нежатому пшену: «lit. «unreaped millet», i. e. stolen from the fields [букв. «нежатое просо», т. e. украденное с полей]» 8. «Вольный житель мира», «презрев оковы просвещенья», питается ворованным пшеном. Эта бытовая деталь высвечивает всю двойственность его жизни, ее фальшь, борьбу в его «измученной душе», которая не может кончиться добром.
В калифорнийском издании «Повестей Белкина» комментарий к имени героя «Станционного смотрителя» Самсона Вырина сообщает читателю, что в первом издании «Повестей» Вырин был назван Симеоном, но ошибка была сразу же исправлена в приложенном списке опечаток. Это показывает, по мнению комментатора, что имя Самсон было значимым для Пушкина, так как одноименный библейский герой был погублен женщиной 9.
В повести «Выстрел» в сцене дуэли соперник Сильвио вызвал у последнего особое раздражение своим спокойным поведением перед лицом смерти: «Он стоял под пистолетом, выбирая из фуражки спелые черешни и выплевывая косточки, которые долетали до меня». Автор комментария к оксфордскому изданию «Повестей Белкина» разъясняет читателю, что эта сцена автобиографична: Пушкин также ел черешни во время своей дуэли с офицером Зубовым в Кишиневе 10.
Еще пример: «Столь же долго я не мог привыкнуть и к тому, чтоб разборчивый холоп обносил меня блюдом на губернаторском обеде». Оксфордское издание «Повестей Белкина» дает к этому важнейшее и ценнейшее пояснение: «This sentence obviously refers to a personal recollection: the unpleasant experience had happened to Pushkin himself at a dinner given by Strekalov, the military governor of Tiflis, during a journey made by the poet to the Caucasus in 1829, therefore a year before he wrote „The Stationmaster". The incident is mentioned in „Путешествие в Арзрум", Ch. 2 [Эта фраза явно имеет отношение к личным воспоминаниям: неприятный случай произошел с Пушкиным на обеде у Стрекалова, военного губернатора Тифлиса, во время путешествия поэта на
8 А. С. Пушкин. Цыганы. London, 1962, р. 27.
9 In the first edition the name of the stationmaster was given as Simeon Vyrin but the mistake was immediately corrected in the list of printer's errors appended to the volume, showing that the original name, Samson, referring to the biblical hero deprived of his power by a woman, was important to Pushkin [В первом издании имя станционного смотрителя приведено как Семен Вырин. Ошибка была сразу же указана в списке опечаток, прилагавшихся к изданию, где подчеркивалось, что подлинное имя, Самсон, ассоциирующееся с библейским героем (тот был лишен силы женщиной), было очень важно Пушкину]
(A. Pushkin. Complete Prose Fiction. Translated by P. Debreczeny. California, 1983, p. 96).
10 The detail is autobiographical: like Silvio's young adversary, Pushkin was eating cherries at the time of his duel in Kishinev with Zubov, a staff officer [Это автобиографическая деталь: как и противник Сильвио, Пушкин ел вишню во время своей дуэли в Кишиневе
с Зубовым, штабным офицером] (A. S. Pushkin. Tales of the Late Ivan Petrovich Belkin. Oxford, 1947, p. 18).
95
Кавказ в 1829 году и, следовательно, за год до написания „Станционного смотрителя". Этот инцидент упоминается в „Путешествии в Арзрум", гл. 2]» 11.
6. Факты, не поддающиеся объяснению из-за того, что «порвалась связь времен».
В некоторых случаях разрыв между культурой пушкинского времени и современной культурой настолько велик, что тот или иной факт реальности уже не поддается объяснению.
Выше приводился пример из черновиков «Евгения Онегина»: на девушке нельзя жениться, потому что «у них орехи подают, они в театре пиво пьют». Эта культурная загадка остается нерешенной, поскольку в наши дни ни орехи, подаваемые гостям, ни пиво, распиваемое в театре, не имеют отрицательных коннотаций.
Еще пример — из «Бориса Годунова». Отец Варлаам говорит о Гришке Отрепьеве:
Сам же к нам навязался в товарищи, неведомо кто, неведомо откуда — да еще спесивится; может быть кобылу нюхал...
Комментарий к этому выражению только отмечает вульгарность языка, вызывавшую негодование ранних критиков Пушкина 12, не разъясняя значения самого выражения. Значение же это «теряется во тьме веков»: наказание плетьми по судебному приговору совершается на доске — кобыле 13.
§3. Виды социокультурного комментария
Сопоставительное исследование, комментирование реалий, приводимое ниже, наглядно и ярко иллюстрирует изменения языка и культуры, или, иными словами, отражение в языковой картине мира изменений картин реальной и культурной.
Воспользуемся комментариями к «Повестям Белкина», изданным в учебных целях для англоязычных учащихся, изучающих русский язык:
1. в Лондоне (Three Tales by Pushkin. Translated by R. T. Currall. London, 1945);
2. в Оксфорде (A. S. Pushkin. Tales of the Late Ivan Petrovich Belkin. Oxford, 1947);
3. в Москве, издательством «Русский язык» (А. С. Пушкин. Повести Белкина. М., 1975);
4. в Калифорнии (A. Pushkin. Complete Prose Fiction. Translated by P. Debreczeny. California, 1983).
Изучающим русский язык поясняются как собственно языковые трудности, так и внеязыковые факты: реалии культуры, быта, истории, соци-
11 А. С. Пушкин. Цыганы. London, 1962, р. 60.
12 It is this kind of shocking vulgar language that caused the indignation of some of Pushkin's early critics [Это как раз тот тип шокирующего, вульгарного языка, что вызвал негодование ранних критиков Пушкина] (А. С. Пушкин. Борис Годунов. Bristol, 1995, р. 116). 13 См.: А. С. Пушкин. Борис Годунов. Комментарий Л. М. Лотман и С. А. Фомичева. СПб., 1996, с. 363.
96
альной жизни и т. п. В данном случае мы остановимся только на «реальном комментарии», то есть на комментарии внеязыковых фактов: географических названий, собственных имен, явлений социальной и культурной жизни России. Предполагается, что объяснение внеязыковых фактов проще, чем собственно языковой комментарий 14.
Интересно показать, насколько различными могут быть способы комментирования даже такого наиболее очевидного, наиболее «легкого» материала, который как бы и не требует от комментатора самостоятельных творческих усилий.
Действительно, это мнение оказывается правильным в тех случаях, когда в качестве пояснения приводятся данные энциклопедического характера, перенесенные из справочников, то есть имеет место такой подход к комментированию, который можно условно назвать энциклопедическим. Именно так комментируются во всех изданиях такие реалии, как «Сенатские ведомости», Бородино, Артемиза, Никитские ворота, «Недоросль», Фонвизин, «Жоконд», Георгий в петлице и др.
Все комментарии в этих случаях ограничиваются сообщением популярно-энциклопедических сведений об упомянутых реальных фактах, явлениях и лицах, не делая при этом никаких попыток связать эти сведения с текстом художественного произведения. Основное требование к комментатору — дать точную информацию, не ввести читателя в заблуждение. Так, например, упоминание Бородино в «Метели» комментируется с разной степенью полноты приводимых сведений, но сам подход к комментированию остается чисто энциклопедическим в том смысле, что все данные имеют объективный характер, не раскрывающий ни лингвострановедческих, ни контекстуально обусловленных коннотаций.
London, 1945:
The battle which was fought at Borodino on August 24-26, 1812. The Russian lost 50 thousand killed and wounded, but the engagement was not fought to a finish, and Napoleon understood that the war with Russia was only beginning [Сражение проходило под Бородино 24-26 августа 1812 года. Русские потеряли 50 тысяч убитыми и ранеными, но не были разбиты, и Наполеон понял, что война с Россией только начинается].
Oxford, 1947:
The Battle of Borodino was fought on 7-th September, 1812 (according to the Russian calendar, 26-th August) [Сражение при Бородино произошло 7 сентября 1812 года (согласно русскому календарю, 26 августа)].
Moscow, 1975:
On the 26-th of August, 1812, a most important battle of the Patriotic War was fought between the Russian and the French armies at the village of Borodino (approx. 69 mi. from Moscow) [26 августа 1812 года произошло самое важное сражение Отечественной войны между русской и французской армиями недалеко от села Бородино (приблизительно в 69 милях от Москвы)].
Таков энциклопедический подход. Однако возможен и представляет гораздо больший интерес другой, творческий подход к комментированию реалий. В этом случае комментарий имеет общефилологичес-
14 «Нетворческий характер носит объяснение различных географических, исторических и прочих реалий. Преимущество комментатора перед читателем в данном случае в том, что в его распоряжении имеются многочисленные справочные издания, которыми учащийся обычно не располагает» (В. И. Фатющенко. О филологическом комментарии к учебному тексту // Melbourne Slavonic Studies, 1971, Nos 5-6, p. 52).
97
кий и социокультурный характер и, наряду с конкретной информацией, содержит дополнительные сведения, с одной стороны, раскрывающие специфические национальные, политические, культурно-бытовые или иные коннотации, а с другой — устанавливающие связь между данным фактом, лицом, названием и т. п. и самим произведением, его персонажами и автором.
Комментарий такого рода никак нельзя назвать нетворческим, и задача его автора отнюдь не сводится к механическому перенесению данных из справочников. Этот вид комментирования реалий можно назвать исследовательским или творческим, так как он требует от комментатора творческого, исследовательского подхода к объяснению того или иного внеязыкового факта. Исследовательский комментарий реалий, включающий в себя конкретные данные энциклопедического комментария, должен иметь характер:
1. лингвострановедческий (то есть раскрывающий национальные особенности восприятия внеязыкового факта);
2. контекстуально-ориентированный (то есть указывающий на ту роль, которую этот внеязыковой фактор играет в данном художественном произведении).
Примером лингвострановедческого комментария, раскрывающего национальные особенности восприятия внеязыкового факта, могут послужить пояснения названия Тула («запечатав оба письма тульской печаткой» — в «Метели»), которое для русских ассоциируется с самоварами, Левшой, искусными оружейниками и лучшими в России мастерами по литью, металлу и серебру.
London, 1945:
Tula is the capital of the government of the same name in Central Russia. It is famous for the manufacture of hardware (iron and silver) [Тула — главный город губернии того же названия в центральной России. Знаменит изделиями из металла (железа и серебра)].
Oxford, 1947:
So called because of the town of Tula famous for its metal-work [Называется так в связи с Тулой, знаменитой изделиями из металла].
Moscow, 1975:
A seal made in the town of Tula, which was famous for its hardware (iron and silver) [Печатка сделана в Туле, знаменитой изделиями из металла (железа и серебра)].
Посмотрим комментарий к имени Артемиза, упомянутому в «Метели» в следующем контексте: «Соседы, узнав обо всем, дивились ее постоянству и с любопытством ожидали героя, долженствовавшего наконец восторжествовать над печальной верностию этой девственной Артемизы».
London, 1945:
Artemisia. Queen of the city of Halicarnassus in Caria renowned in history for extraordinary grief of the death of the husband (fourth century В. С.) [Артемисия. Царица из города Галикарнаса в Карий, вошедшая
98
в историю как безутешная вдова, скорбящая по умершему мужу (IV век до Р. X.)].
Oxford, 1947:
Artemisia 2 (4-th century В. С.), queen of Halicarnassus in Asia Minor who erected in memory of her husband Mausolus a magnificent monument therefore called Mausoleum, which was considered one of the seven wonders of the world [Артемисия 2 (IV век до Р. X.), царица Галикарнаса в Малой Азии, воздвигла в память о своем муже Мавсоле великолепный памятник, получивший поэтому название мавзолея, считавшегося одним из семи «чудес света»].
Moscow, 1975:
Artemisia (4-th cent. В. С.), а legendary queen of Halicarnassus, Asia Minor, known for her boundless devotion to her husband, King Mausolus. After the King's death she had a magnificent tomb (the Mausoleum) built in his memory. One of the wonders of the World [Артемисия (IV век до Р. X.), легендарная царица Галикарнаса в Малой Азии, известная своей безграничной преданностью своему мужу, царю Мавсолу. После смерти царя она построила великолепную гробницу (мавзолей) в его честь. Одно из «чудес света»].
California, 1983:
Artemisia (350 d. ca. B. С.) bereft widow of Mausolus, King of Caria (d. ca. 353 B. C.) erected a tomb (Mausoleum) in his memory in Halicarnassus [Артемизия (350 г. до Р. X.), безутешная вдова Мавсола, царя Карий (умер в 353 г. до Р. X.), воздвигла гробницу (мавзолей) в память о нем в Галикарнасе].
Из приводимых четырех комментариев оксфордский наиболее энциклопедичен: сообщает место, время, события, положение Артемисии, дает сведения о мавзолее как об одном из семи «чудес света» (что не имеет большого отношения к контексту произведения), но не упоминает главного в контексте «Метели»: что Артемиза — это символ безутешной скорби по умершему мужу. Этот дополнительный момент контекстуально-ориентировочного плана подчеркнут в лондонском и московском комментариях и присутствует в калифорнийском. При этом в лондонском комментарии очень скупо даны энциклопедические сведения (вообще не упомянуты ни Мавсол, ни мавзолей). По-видимому, наиболее удачным следует признать московский комментарий, сочетающий сведения и энциклопедического, и контекстуально-ориентированного характера.
Пояснения к названию Разгуляй (повесть «Гробовщик») в московском комментарии носят чисто энциклопедический характер: «the name
99
of square-in Moscow [название площади в Москве]». Оксфордский же комментарий к тем же, но уточненным данным (не площадь, как в современной Москве, а квартал в Москве пушкинских времен) — «a quarter in Moscow», прибавляет контекстуально-ориентированное: «close to the Basmannaya where Adrian used to Live [недалеко от Басманной, где раньше жил Адриан]».
В пояснениях к реальным фактам фразы, с которой начинается «Гробовщик» («Последние пожитки гробовщика Адриана Прохорова были
взвалены на похоронные дроги, и тощая пара в четвертый раз потащилась с Басманной на Никитскую»), читателю важно узнать не столько то, что имеются в виду Басманная и Никитская (затем улица Герцена, сейчас Большая Никитская) улицы, расстояние между которыми равно 3 милям (московский комментарий), сколько то, что эти две улицы были в те времена крайними точками Москвы — одна на северо-востоке, другая на юго-западе, то есть дроги тащились с одного конца Москвы на другой (оксфордский комментарий). В современной Москве оно было бы как от Бусиново до Бутово.
Для более полного понимания характера будочника Юрко («Гробовщик»), которого автор сравнивает с «почталионом Погорельского», важно знать не только, что это герой повести «Лафертовская маковница» (1824) писателя Антония Погорельского (псевдоним Алексея Перовского, 1787-1836) — эти сведения энциклопедического характера дают все комментарии, но и то, что это образ верного слуги (московский комментарий).