WWW.DISUS.RU

БЕСПЛАТНАЯ НАУЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

 

Pages:     | 1 | 2 ||

« А. Р. Михеева БРАК, СЕМЬЯ, РОДИТЕЛЬСТВО: СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ
И ДЕМОГРАФИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ Учебное пособие ...»

-- [ Страница 3 ] --

Короткий стаж сожительства респондентов не всегда означает малый супружеский опыт: только у 26 чел. из 85 это первый союз, но у 41 чел. – второй, у остальных – третий и даже четвертый (у 5 мужчин).

Полученные материалы дают некоторое представление о четырех как ми­нимум типичных, повторяющихся ситуациях, которые можно назвать при­чинами откладывания, а зачастую и отказа супружеских пар от официаль­ной регистрации своих отношений. Но сначала надо отметить, что общая и наиболее часто упоминаемая причина выражается следующим образом:

Зоотехник, 44 г., никогда не состоял в браке, стаж сожительства 15 лет, 3 детей, сел.: «Если человек нравится, если есть чувство – будешь жить и без колец, и без ЗАГСа, печати здесь не важны. Не на что сейчас ни разводиться, ни записываться. Крутишься по хозяйству целый день, чтоб только ребятишек голодными не оставить, какие уж тут свадьбы-кольца».

1. В отдельную довольно большую группу можно выделить супружеские пары, которые хотели бы зарегистрироваться, но не могут этого сделать по простой причине – один из партнеров состоит в другом браке, не может найти своего бывшего мужа/жену, не может получить согласие на развод… Таких пар 12 среди моих респондентов – 9 сельских и 3 го­род­ских. У 4 семей стаж совместной жизни 3 – 5 лет, у остальных от 12 – 13 до 36 лет. Именно в эту группу сожителей поневоле входит пара пожилых супругов, где муж не добился развода от своей бывшей жены в конце 1950-х гг.

Вполне понятно, почему сельских жителей в этой группе больше: порой им сложно (материально, морально, физически) даже добраться до юридической консультации, не говоря уж об обращении в суд или в другие конторы подобного рода. Кроме того, по-видимому, юридические службы для сельской местности не всегда дают своим клиентам информацию, позволяющую разрешить их проблемы. Это показывают на первый взгляд невероятные истории, рассказанные акторами этой группы. Например, в ответ на запрос о разводе в ЗАГС крупного сибирского города одному сельскому респонденту было прислано «свидетельство» о его смерти, зарегистрированной в этом ЗАГСе в 1988 г.

У городских пар в этой группе примерно такие же проблемы: они не могут получить документы о разводе из ставших «заграницей» Белоруссии и Казахстана, а съездить туда также нет возможности.

Во всех семьях этой группы есть дети – общие или одного из партнеров, чаще жены. Это нормальные полноценные семьи, с их заботами, проблемами, отношениями.

Рабочая на ферме, 41 г., сост. в другом браке, стаж сожительства 13 лет, 2 детей от 1-го мужа, 1 сын общий, сел.: «Если бы у меня были документы оформлены, может быть, мы бы и зарегистрировались. Но, в общем-то для нас это никакого значения не имеет. Живем и живем. У нас есть общий сын, родился в 1985 г., записали мы его вместе, мой муж нынешний его сразу же усыновил на свою фамилию.»

В остальных группах все партнеры имеют законные права на вступление в брак, т. е. они или холостые, или разведенные официально, или
вдовые.

2. Довольно представительную группу составляют пары, совместную жизнь которых можно было бы назвать пробным браком. Это 7 молодых пар (2 сельских, 5 городских), у которых 2 – 3-летний стаж совместной жизни, пока нет общих детей; в двух парах есть ребенок жены, но и в других парах есть уже однажды (и дважды) разведенные. Сельские молодые сожители уже имеют отдельный дом, небольшое хозяйство. Городские так­же в основном живут отдельно от родителей, некоторые снимают
жилье.

Причины откладывания регистрации, которые часто называют и женщины, и мужчины в этих парах, – неуверенность в партнере, отрицательное отношение со стороны родителей, своих и партнера. И никто из партнеров, сознавая свою зависимость от родителей, по-видимому, не настаивает на регистрации брака. Другим аргументом откладывания брака здесь является отсутствие детей (беременности), но, как стало ясно из интервью с женщинами, они сознательно пока не заводят детей, «предохраняются, стараются».

Домохозяйка, 24 г., разведена, стаж сожительства 2 года, 1 реб. от 1-го мужа, гор.: «С другом отношения хорошие, он хочет, чтобы я родила ребенка, но пока нет условий. Пока нужды нет расписываться. Если ребенок будет, тогда посмотрим».

3. Третья группа сожителей – это по сути предыдущая, но более старшая по возрасту группа, с более продолжительным стажем совместной жиз­ни (10 пар – 6 сельских и 4 городских). Пары в этой группе уже имеют об­щего ребенка; у двух пар двое и трое общих детей. Сожители младших возрастов здесь так же как и в предыдущей группе объясняют откладывание регистрации брака материальными проблемами, несамостоятельностью, зависимостью от родителей  (чаще  это  мнение  высказывают  мужчины):

Служащий, 24 г., стаж сожительства 4 года, 2-летний сын, гор.: «Регистрироваться нет никакого смысла. Хотя я думаю, что всё зависит от родителей, как они относятся к нашему сожительству. Наши – не настаивают, а есть такие, которым нужна определенность в отношениях.»

Более старшие пары, в основном сельские, живут давно самостоятельно, и, по-видимому, не придают значения своему официальному статусу.

Рабочий, 50 лет, разведен, стаж сожительства 16 лет, 12-летняя общая дочь, сел.: «Регистрироваться даже и не думаем; однажды я предложил Тане в ЗАГС сходить, а она сказала, что мы и так хорошо живем».

Можно допустить, что «сдерживающим моментом» для регистрации своих уже устоявшихся, стабильных отношений у пар этой группы являются материальные затруднения. Ведь взнос за регистрацию составляет 84 р., кроме того, в этом случае не обойтись без традиционной «вечеринки» (если уж не свадьбы) с угощениями, в то время как многие мои респонденты, особенно сельские, не получают всю зарплату в течение 2 – 3 лет.



Безработная, 30 лет, стаж сожительства 10 лет, 9-летний сын, сел.: «Мы хотели расписаться сразу, а потом что-то отложили, денег не было. Тогда это было немного, но все время думаешь, что лучше что-нибудь купить. Сейчас это минимальная зарплата, но их ведь нет. Для нас это деньги, можно костюм Вадику (сыну) купить, рубашку. Потом мы решили, что 10 лет проживем и зарегистрируемся, это уже в прошлом году в марте прошло. А теперь я тоже не хочу, знаете, как будто боюсь даже. Сейчас хорошо живем, а вдруг распишемся и будем плохо».

Практически все опрошенные этой группы высказывают большую удовлетворенность своей личной жизнью, со вниманием и пониманием относятся к партнерам. Окружающие, родственники, сослуживцы спокойно воспринимают их неофициальный семейный статус. Причем сами сожители, особенно сельские, испытывают некоторое неудобство из-за разных фамилий с родными детьми, но и это они считают несущественным по сравнению с хорошими отношениями в семье.

Кладовщица, 44 г., вдова, 2 ребенка. от 1-го брака, стаж сожительства 16 лет, 12-летняя дочь, сел.: «Когда дочь родилась, хотели зарегистрироваться. А я рассудила, наверное, чисто по-матерински и говорю ему, что вдруг мы не уживемся и будут разные фамилии у детей, и я записала дочку на себя, а отчество – его. Как-то сосед спросил его о фамилии дочери – хотел смутить этим. Все в деревне уже привыкли к нам, никого не беспокоят разные фамилии, кроме тех, у кого самих в семье не ладится.»

4. Последняя довольно большая группа состоит из 14 пар, которые образовались на последетном этапе жизни. Правда, в двух парах возраст партнеров 30 – 40 лет, но они знают, что общих детей у них не будет (из-за состояния здоровья, разницы в возрасте), при этом у каждого уже есть свой ребенок, с которым поддерживаются отношения, если он не в данной семье. Но в основном эту группу представляют пожилые горожане (10 пар), дети которых уже выросли.

Продолжительность совместной жизни опрошенных этой группы от
2 – 3 до 19 – 20 лет, и понятно, что в случаях большого стажа мужчина брал на себя функции отца (отчима) для ребенка женщины. Предшествующая брачная судьба людей этой группы непростая: большинство из них развелись, шестеро овдовели. Причины, по которым они не «расписываются», разные. Некоторые по соображениям о разделе наследства – квартиры, дома, хозяйства, другие из-за неуверенности в партнере (при небольшой продолжительности совместной жизни). Третьи считают, что «не хватало под старость лет в ЗАГС ходить! Вот сраму-то будет!» (Пенсионерка, 58 л., вдова, стаж сожительства 3 года, гор.)

Основные дела супругов в этой группе семей – забота друг о друге, о внуках, посильная помощь детям.

Надо отметить, что три пары в этой группе состояли в официальном браке, затем разводились (две – фиктивно, ради прописки одного из супругов в родительской квартире, одна – из-за пьянства мужа), но сейчас все три пары представляют собой сожителей, т. е. продолжают жить вместе, не регистрируя брак вторично. Причем, у тех, что разводились по причине пьянства, эта проблема благополучно разрешилась, когда через 4 года разлуки люди снова соединились. Но одна из когда-то фиктивно разведенных пар являет собой печальный образец несчастного супружества: муж пьянствует практически каждый день:

Вахтер, 60 л., разведена, стаж сожительства (с бывшим мужем) 20 лет, гор.: «У меня к моему мужу никакая не любовь, но мне его жалко. Если я его выгоню, он совсем пропадет… Я просто мечтаю от него избавиться, а он говорит, что никогда от меня не уйдет. Конечно, я не собираюсь с ним снова расписываться, но мне очень неприятно, когда нас называют сожителями. Мы ведь с ним были мужем и женой, а «штампа» не стало, так перестали ими быть? Значит, если есть «штамп» – нормальная семья, если нет – ненормальная? Я с этим не согласна. Бывает, и со «штампом» живут хуже некуда».

Как видно, неофициальные супруги, живущие вместе продолжительное время, практически не отличаются от тех, чей союз официально зарегистрирован. И, возможно, люди в свободных союзах более бережно, осторожно относятся друг к другу, понимая, что партнер – свободный человек и в случае частых конфликтов может покинуть другого.

По-видимому, в российском обществе феномен сожительства распространяется уже по крайней мере 30 – 40 лет, возможно, что раньше оно было более распространенным явлением в сельской местности, чем в городской. Основанием для такого предположения могут служить истории сельских и городских сожителей с большим стажем совместной жизни, а также их воспоминания о таких же семьях (с разными фамилиями) их деревенских бабушек и дедушек.

По результатам данного исследования можно предположить, что происходящие изменения в семейной сфере можно назвать скорее модернизацией и этапом эволюции института семьи, чем упадком. По существу это процесс укрепления институциональной сущности семьи, соответствующей потребностям современного (сегодняшнего) общества, т. е. выполнение тех функций, которое общество «оставило» семье. Из материалов данного исследования видно, что основой жизненных путей большинства опрошенных мужчин и женщин, живущих вместе без официальной регистрации и заботящихся друг о друге, о детях, о внуках, является не отказ от семьи, а стремление к ней.

ЛИТЕРАТУРА

Антонов А. И., Мацковский М. С. Предисловие к российскому изданию // Семья на пороге третьего тысячелетия. М.: Ин. социологии РАН; Центр общечелов. ценностей, 1995. С. 5 – 8.

Борисов В., Синельников А. Брачность и рождаемость в России: демографический анализ. М.: НИИ семьи, 1995.

Босанац М. Внебрачная семья. M.: Прогресс, 1981.

Вишневский A. Г. Современная семья и идеология // Свободная мысль. M., 1993. № 11. С. 110 – 125.





Иванова Е., Михеева А. Внебрачное материнство в России // Население и общество. Информ. бюллетень Центра демографии и экологии человека Института народохозяйственного прогнозирования / Под ред. А. Вишнев­ско­го. Москва – Париж, 1998. № 28.

Михеева А. Р. Феномен сожительства в сибирской деревне. Новая форма семьи или продолжение традиции? // ЭКО, 1994. № 6. С. 104 – 116.

Михеева А. Р. Сельская семья в Сибири: жизненный цикл и благосостояние. Новосибирск: ИЭиОПП СО РАН, 1994. С. 160.

Михеева А. Р. «Современное» и «традиционное» в демографическом поведении сельского населения Западной Сибири // Социальная траектория реформируемой России: Исследования Новосибирской экономико-социологической школы / Под ред. Т. Заславской, З. Калугиной. Новосибирск: Наука, 1999. С. 558 – 574.

Мэддок Дж. У. Семейная жизнь и сексуальность // Семья на пороге третьего тысячелетия. M.: Ин-т социологии РАН; Центр общечелов. ценностей, 1995. С. 86 – 109.

Barich R. R., Bielby D. D. Rethinking Marriage. Change and Stability in Expectations, 1967 – 1994 // J. of Family Issues, 1996. Vol. 17. № 2.
P. 139 – 169.

Bumpass L. L., Sweet J. A., Cherlin A. The Role of Cohabitation in Declining Rates of Marriage // J. of Marriage and the Family, 1991. № 53. P. 913 – 927.

Clarkberg M., Stolzenberg R. M., Waite L. J. Attitudes. Values and the Entrance into Cohabitational versus Marital Unions // Social Forces, 1995. Dec. P. 609 – 631.

Denzin N. K. The Biographical Method // The Research Act: A Theoretical Introduction to Sociological Methods. Prentice Hall, Engewood Cliffs. N. J., 1989. P. 183 – 209.

Halman L., Ester P. Trends in individualization in Western Europe, North America and Scandinavia: Divergence or convergence of underlying values. Pa­per presented at the Simposium «Growing into the Future». Stockholm, 1991. Oct.

Klijzing E., Macura M. Cohabitation and Extra-marital Childbearing: Early FFS Evidence // International Population Conference. Beijing, 1997.
P. 885 – 901.

Lapierre-Adamcyk E., Pool I., Dharmalingam A., Hillcoat-Nalletamby S. New forms of reproductive and family behaviour in the neoEurope: findings from the «European fertility and family survey» on Canada and New Zeland // Paper to International Population Conference. Beijing, 1997.

Lewis O. Five Families: Mexican case studies in the cultural of poverty. L.: Souvenir Press, 1975.

Manning W. D. Cohabitation, Marriage, and Entry into Motherhood // J. of Marriage and the Family, 1995. № 57. P. 191 – 200.

Popenoe D. American family decline, 1960 – 1990: A review and appraisal // J. of Marriage and the Family, 1993. № 55. P. 527 – 555.

Prinz Ch. Patterns of Marriage and Cohabitation in Europe, with Emphasis on Sweden // PopNet, 1994. Spring. № 24.

Prinz Ch. Cohabitating, Married, or Single. IIASA. Aldershot, Brookfield USA, Hong Kong, Singapore, Sydney, Avebury, 1995.

Rindfuss R. R., Vanden Heuvel Cohabitation: A Precursor to Marriage or an Alternative to Being Single? // Population and development review, 1990. Vol. 16. № 4. P. 703 – 726.

Schoen R. First Unions and the Stability of First Marriages // J. of Marriage and the Family, 1992. № 54. P. 281 – 284.

Thompson P. Life Histories and the Analysis of Social Change // Biography and society. The life history approach in the social sciences. Ed. D. Bertaux. Sage, 1984.

Van de Kaa D. J. Europe’s Second Demographic Transition // Population Bulletin, 1987. Vol. 42. № 1.

Глава 3

Социальные аспекты отцовства

§ 1. Отцовство в контексте модернизации брака и семьи

Феномен отцовства – малоизученная область социологии и демографии семьи, брака. В последнее время наметилось повышение интереса исследователей к этой проблеме. В центре этих работ роль отца в социализации детей, проблемы социализации, адаптации и пр. [Ганжин В., 1988; Guttman M., 1996; и др.] На рубеже 60 – 70-х гг. внимание к этим проблемам возросло в связи с высокой разводимостью, появились работы о контактах разведенных отцов со своими детьми и связанных с этим проблемами [Девис К., 1979; Ферстенберг Ф. Ф. и др. 1985; Stephens L. S., 1996].

Действительно, на фоне высокой частоты разводов увеличивается число повторных браков. В 1996 г. их доля приблизилась в России к 30 % как для мужчин, так и для женщин. По социологическим данным в 17 % обследованных семей дети воспитывались отчимом. Для США аналогичный процент равен 30, 2/5 разведенных женщин создают новые семьи (stepfamilies), повторные супружеские союзы на протяжении жизни [MacDonald W. L., DeMaris A., 1996]. С одной стороны, повышается число семей, в которых родители, чаще всего отцы (отчимы), не связаны с детьми кровным (биологическим) родством, а с другой – нередки такие ситуации, когда родной отец в силу жизненных обстоятельств, например развода, теряет социальные связи со своими детьми. Так что в процессе модернизации семьи претерпевает существенные изменения роль и статус отца, сам институт отцовства.

Под отцовством здесь понимается культурное явление, исторически возникшее в моногамной семье, сущность которого состоит в готовности мужчины взять на себя ответственность за содержание и воспитание своих детей. В данном параграфе рассматриваются некоторые методологические и методические аспекты исследования феномена современного отцовства с точки зрения реализации репродуктивных прав и ответственности мужчин.

Можно предположить, что в процессе модернизации семьи изменение традиционных стереотипов, связанных с отцовством, трансформация ценностной системы мужчин имеет противоречивый, «болезненный» характер, поскольку мужчины более, чем женщины консервативны в семейной сфере.

Большинство исследователей проблем отцовства и маскулинности приходят к выводу, что декларируемый в литературе стереотип мужчины-добытчика в конце ХХ в. не соответствует ни идеалам мужчин-отцов, ни их реальному поведению в семье. Кроме того, существует большое многообразие различных «практик» отцовства, но заметно проявляется тенденция большего участия молодых мужчин в проблемах своих детей по сравнению с поколениями их собственных отцов и дедов [Guttman M., 1996]. В России изучение проблем отцовства – тема сравнительно новая.

§ 2. Феномен отцовства (социологический, исторический аспекты)

Из  результатов социологических исследований внебрачного материнства, проведенного автором, следует, что брачные, родительские ориентации, представления и реальное поведение мужчин (брачных партнеров, отцов внебрачных детей, отцов женщин-матерей) играют очень важную роль в жизненном, репродуктивном выборе женщин [Михеева А. Р., 1998; Михеева А. Р., 1999]. С другой стороны, существует много данных, давних и новых, свидетельствующих о том, что одиночество в значительно большей отрицательной степени влияет на здоровье, продолжительность жизни, благополучие мужчин, чем на чем на здоровье и благополучие
женщин. Так, Кристофом Гуфелондом было установлено, что смертность
холостых мужчин в возрасте 20 – 30 лет на 25 % превышала смертность
их ро­весников, состоявших в браке, (см. [Волков А., 1986]). В конце
1980-х гг. американскими исследователями подсчитано, что «холостяцкая жизнь мужчин» укорачивает их жизнь на 3500 суток, тогда как для женщин их «незамужняя жизнь» – на 1600. Важность семейной сферы для мужчин прослеживается и по их большей доле по сравнению с женщинами среди пациентов психиатрических больниц и обратившихся к врачам-психиатрам, %* [Аргай М., 1990]:

                            Холостые               Разведенные          Вдовые

Мужчины              3,13                            5,09                     2,53

Женщины              1,74                            2,80                     1,43

___________

*Здесь следует учесть и то, что женщины с большей готовностью признают у себя наличие психических расстройств и чаще обращаются к врачам. См. также: [Добровольская В. М., 1994].

Следует заметить, что если раньше социологами констатировалась ценность семьи, брака исключительно для женщин, и семейная проблематика поднималась в контексте женских исследований, то сейчас становится понятно, что мужчинам брачные, отцовские, семейные отношения ещё нужнее, чем женщинам. Неудовлетворенность одиночеством у мужчин более остра и длительна [Попова П., 1989; Черепухин Ю. М., 1995; Kontula O. and Haavio-Mannila E., 1995]. Дихотомия работы и семьи как ролевое противопоставление феминности и маскулинности, мужчин и женщин теперь преодолевается и в рамках теории гендерной перспективы (в отличии от феминистских исследований) [Ferree M. M., 1991].

Важным методологическим моментом изучения брака, семьи (включая материнство, отцовство, детство), их места в системе ценностей является то, что становление и развитие этих институтов имеет двойную детерминацию: биологическую и социальную. Исторически это складывалось в процессе возникновения человеческого общества, в начале социализации биологических связей между первобытными мужчинами и женщинами. Вводимые запреты (табу) были направлены на:

1)     устранение столкновений на почве ревности,

2)     повышение жизнеспособности потомства,

3)     наследование собственности.

В первых двух группах ограничений важным являлось биологическое отцовство – биологическое отношение мужчины к своим прямым потомкам. Роль социального отца, т .е. воспитание и содержание детей, выполняли братья матери (авункулат). Лишь с третьей группой ограничений биологическое отцовство приобрело социальное значение. Стало быть, от­цов­ство как социально-культурное явление возникло лишь на стадии появления семьи, основанной на моногамном браке. В отличие от биологического материнства биологическое отцовство не является очевидной связью; оно не поддается точному установлению даже современной наукой.

Связь отца с ребенком опосредуется его сексуальными отношениями с матерью этого ребенка. Чтобы реализовать преемственность имени, собственности, обществу пришлось найти более-менее достоверное средство для установления этой связи – институт брака. Гарантией того, что женщина рожает детей именно своего мужа, мог стать только запрет на добрачные и внебрачные её сексуальные связи. На жесткость и даже жестокость этого запрета и были направлены раньше и сохраняются сейчас практически все нормативы традиционной (дуальной, двойной) морали. На мужчине лежала ответственность за то, чтобы его социальное отцовство совпадало с биологическим, т. е. требование от жены супружеской верности [Думбляускас В. О., 1988]. Очевидно, в этом коренится источник ревности, которая неизбежно сопровождает любовь.

Строгость традиционных стереотипов менялась как в историческом времени, так и в разных странах [Бердяев А. Н., 1971; КурильскиОж­вэн Ш., 1995; Элиас Н., 1994 и др.]. И, судя по специальным исследованиям, вряд ли можно утверждать, что в России, в российской культуре мужчина был слишком строг по отношению к поведению своей жены. В традиционной многопоколенной семье роль главы чаще выполняла старшая женщина, т. е. мать мужа (образ Кабанихи в известной пьесе А. Остров­ского). Традиционная роль мужчины-отца была иждивитель, т. е. кормилец, зарабатывающий хлеб вне дома. То, что в доме, в российской семье главенство женщины было традиционно и сохраняется теперь, подтверждается и результатами сравнительного исследования представлений российских и французских подростков о ролях отца и матери в семье [Курильски-Ожвэн Ш., 1996].

Переход к нуклеарной малодетной модели семьи с двумя работающими родителями, а затем и к современным формам союзов мужчин и женщин происходил в условиях растущей независимости, эмансипации женщин. Российское «равноправие» мужа и жены в осуществлении роли «кормильца», «добытчика», по-видимому, ещё больше снизило роль мужчины в семье, привело к ослаблению функции социального отцовства, ослаблению чувства ответственности за воспитание, социализацию своих потомков.

Конечно, переоценка мужчинами своих отцовской и супружеской ролей, ориентаций, представлений происходило в России (и в СССР) в результате специфических исторических условий. Прежде всего, это отмена права на наследование собственности, что в немалой степени сказалось на ослаблении «фундаментальной» мужской заинтересованности в родных, любимых наследниках. Во-вторых, это правовое непризнание биологического отцовства вне зарегистрированного брака, действующее в СССР в 1944 – 1968 гг. В-третьих, феминизация воспитания и образования мальчиков, обусловленная, в свою очередь, как советскими идеологическими стереотипами (разделения труда), так и объективными ситуациями – послевоенными диспропорциями численностей мужчин и женщин.

Поэтому, впитывая многие принципы «женской», более гибкой, культуры, некоторая часть мужчин ориентируется, по-видимому, на новый тип отцовства, преимущественно социальный, на ответственность и за неродных детей тоже (опосредованно, через мать этих детей), т. е. без требования биологического родства с воспитываемыми детьми. Родственные отношения для этого типа отцов заменяются на партнерские, более демократичные, эмоциональные, чувственные. Но, с одной стороны, это противоречит традиционным культурным стереотипам отцовства, с другой – соответствует многим чертам модернизации частной, семейной жизни людей. Стало быть именно эту группу мужчин, по-видимому, можно считать «агентами» модернизации институтов семьи, моногамии, отцовства.

Другая группа мужчин, по-видимому, значительно более многочисленная, ориентируется всё-таки на традиционную неразрывность биологического и социального отцовства. О приверженности большой части мужчин традиционным гендерным стереотипам пишут Г. Зиммель, Н. Дж. Смел­зер; это показывают и результаты специальных медико-социологических обследований [Ваганов Н. Н., Алленова И. А. и др., 1996]. Такое же предположение можно сделать по материалам проведенного автором исследования внебрачного материнства [см. гл. 2, § 2], а именно: по-видимому, для традиционно ориентированных мужчин неофициальные союзы в отличие от зарегистрированного брака не являются гарантией их биологического отцовства. Сомнения неофициальных мужей в кровно-родственном отношении с ребенком своей сожительницы, выраженные зачастую в резкой форме, становятся причиной распада союза, бывшего прежде долговременным, вскоре после рождения ребенка.

В процессе модернизации брака феномен отцовства постепенно приобретает все более социальные, опекунские характеристики, но ослабляются его кровно-родственные ограничения. Однако трансформация в этом направлении ценностной системы и представлений мужчин имеет «болезненный» характер; мужские традиционные стереотипы, связанные с отцовством, имеют относительно более устойчивый, жесткий характер. Ситуация перехода усугубляется «давлением общества»: слишком глубоко заложен у людей образ женщины как «хранительницы очага» и образ мужчины как «добытчика» средств к существованию. Но, возможно, в этом коренится иррациональность (биологичность) «репродуктивной стратегии» мужчин-отцов, состоящая во вступлении в официальный брак с целью рождения своего кровно-родственного потомства. И наоборот, находит рациональное объяснение дуальная мораль (мужская – женская) с её жесткостью и вековой устойчивостью, присущая моногамной культуре, которая исторически возникла в процессе борьбы за выживание человеческой популяции.

§ 3. Мужчина в семье: добытчик, домашний работник, воспитатель?

(некоторые результаты разведывательных обследований) *

Распространение новых практик семейного, родительского поведения мужчин может происходить (и происходит) на множестве уровней – поведенческом, формально-институциональном, идеологическом и т. п. Сказывается ли на распространении современных семейных практик содержание гендерных норм мужской морали и ролевых стереотипов в области брака
и отцовства? Если сказывается, то каким образом? Как это проявляется
на поведенческом и идеологическом уровнях? Пока у автора нет эмпирических данных для ответа на эти вопросы, приводятся предварительные
результаты уже проведенных исследований: 1) ценностных ориентаций городских мужчин в сфере семьи и работы [Менщикова М., 1999],
2)  ген­дерных аспектов распределения домашнего труда в сельских семьях [Тарасова М., 2000; Кусова Е., 2000; Горелов В., 2000; Белов А., 2000].

По данным первого обследования (опрошено 200 чел. – мужчин старше 20 лет, представителей различных социальных групп, жителей Новосибирска) были сделаны следующие выводы:

      У респондентов-мужчин практически отсутствует ориентация на при­оритетность профессиональных ролей над семейными: в целом 95 % их от­ме­тили, что и работа, и семья в равной степени необходимы мужчинам. Ситуация несколько варьируется в зависимости от возраста: молодые люди делают акцент на профессиональных достижениях, с повышением возрас­та мужчины чаще отмечают необходимость стабильной семейной жизни.

      Ориентация на отцовство присутствует у опрошенных всех возрастов, мужчины нацелены иметь детей и заботиться о них. Желаемое число детей зачастую превышает то, что было в семье родителей. Главное условие отцовства – наличие стабильной семьи.

      Позиция респондентов относительно семейных ролей оказалась довольно противоречивой: почти 80 % их считают, что и муж, и жена должны вносить свой вклад в доход семьи, но при этом большинство из них рассматривают профессиональную работу женщин как помеху семейной жизни.

      Большую роль для всей последующей жизни мужчины играет авторитет отца. Модель взаимоотношений родителей во многом переносится опрошенными на собственную семью. Однако у опрошенных мужчин, воспитанных в семье с эгалитарной, демократической структурой, чаще проявляется ориентация на патриархальный тип семьи – с мужем во главе и традиционным распределением семейных ролей.

Таким образом, данные о ценностных ориентациях мужчин – жителей Новосибирска показали, что для респондентов одинаково важны и благополучная семейная жизнь (брак, дети), и профессиональная занятость. Вместе с тем, в исследовании не получен ответ на вопрос: совпадают ли эти ориентации с реальным поведением мужчин в семье? Насколько в их жизни реализуются представления о желаемом соотношении ролей, а также о предпочитаемом типе внутрисемейного взаимодействия?

Попытка ответить на эти вопросы была предпринята в следующем обследовании (осень 1999 г., сельское население Новосибирской обл. *), где был сделан акцент на анализе хозяйственно-бытовых ролей в семье. Такое смещение акцента на домашние дела, справедливость их распределения между супругами, различие структуры на разных этапах жизненного цикла и в разных по составу семьях обусловлено тем, что здесь наиболее наглядно проявляются переходные процессы в семейной жизни. Причем под «домашними делами» подразумеваются и уход за детьми, и содержание жилища, и бытовые обязанности, и материально-хозяйственное обеспечение (для сельских жителей работа в личном подсобном хозяйстве).

В англоязычной литературе существуют термины fatherhood, motherhood, придающие теме более «родительский» (демографический, кровно-родственный) смысл, и термины fathering, gatekeeping (maternal, paternal), больше характеризующие хозяйственно-бытовые, экономические заботы взрослых по отношению к детям, к семье. Так что изучение гендерных аспектов трансформации хозяйственно-бытовых ролей в семье (fathering, gatekeeping), соответствует логике неразрывности происходящих в семье преобразований.

Актуальным был и анализ современного состояния внутрисемейной жизнедеятельности в сельской местности Сибирского региона, где, возмож­но, традиционная модель семейной структуры ещё довольно устойчива.

Материалы проведенного обследования (560 сельских жителей Новосибирской обл., репрезентативная выборка) дают основание для следующих выводов:

а) В сельской семье в Сибири на протяжении жизни по крайней мере 2 – 3 поколений (судя по возрастному нивелированию ответов) происходит трансформация социальных норм, регулирующих распределение семейных обязанностей между супругами: семьи 9/10 сельчан могут быть отнесены к переходному типу, в ролевой структуре которого сочетаются черты патриархальности и демократичности.

б) Патриархальный компонент структуры семьи, состоящий в том, что работы по дому и воспитание детей закрепляются за женщиной, а работы по хозяйству за мужчиной, проявляется почти в половине сельских сибирских семей.

в) Черты демократичности (эгалитарности) ролевой структуры проявляются в следующем:

–      отсутствие (противоречивость) точного представления о том, кто является «главой семьи»;

–      оба супруга работают вне дома (если не работают, то временно);

–      35 % опрошенных мужчин-отцов занимаются воспитанием детей практически наравне с матерью;

–      ещё 9 % опрошенных мужчин можно отнести к типу «отец-воспитатель», т. к. их вовлеченность в воспитательный процесс бльшая, чем у матери, а также высока степень участия этих отцов в выполнении домашних работ;

–      значительная часть опрошенных женщин (40%) высказывает неудовлетворенность принятой в их семьях «традиционной» моделью распределения семейных обязанностей;

–      ролевые ориентации, предпочтения сельских мужчин и женщин отличаются большей демократичностью (эгалитарностью) по сравнению с реальным распределением и ведением семейно-бытовых обязанностей;

г) Сельские мужчины более привержены «традиционным» семейным взглядам, оценкам, ролевым ожиданиям (по сравнению с женщинами).

Очевидно, что ограниченные возможности «встроенного» инструментария, специфика выборки бюджетного обследования и другие методические проблемы позволили ответить только на небольшой круг исследовательских вопросов. Однако ясно, что полученные данные показывают заметные сдвиги в семейном сознании и поведении сельских женщин и мужчин. Стабильность института семьи независимо от форм супружеских союзов, укрепление норм мужской ответственности за детей (в контексте распространения постмодернистских ориентаций «на другого») может стать основой более спокойного отношения общества, а затем и законодателей к современным моделям брака, семьи.

ЛИТЕРАТУРА

Аргай М. Психология счастья. М.,1990.

Белов В. Распределение обязанностей в семье: элемент потенциальной стабильности брака: Курсовая работа, 3 курс, научный руководитель канд. экон. наук Михеева А. Р., кафедра общей социологии, ЭФ НГУ, Новосибирск, 2000.

Бердяев А. Н. Русская идея // Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века. Париж, 1971. С. 108 – 157.

Ваганов Н. Н., Алленова И. А. и др. Работа с мужским населением по планированию семьи (Медико-социальный аспект) // Семья в России, 1996. № 2. С. 92 – 101.

Вишневский А. Г. Современная семья и идеология // Свободная мысль, 1993. № 11. С. 110 – 120.

Волков А. Семья как объект демографии. М., 1986.

Ганжин В. Отец и дочь (о психологии современного отцовства) // Отец в современной семье. Вильнюс, 1988. С. 75 – 84.

Голод С. И. Сексуальное поведение и субкультурная дифференциация полов // Социологический журнал, 1994. № 4. С. 127 – 133.

Горелов В. Роль отца в современной семье (на примере Новосибирской области). Курсовая работа, 3 курс, научный руководитель канд. экон. наук А. Р. Михеева, кафедра общей социологии, ЭФ НГУ, Новосибирск, 2000.

Девис К. Прекращение браков в США // Развод. Демографический аспект / Пер. с англ. М.: Статистика, 1979. С. 108 – 127.

Добровольская В. М. Социокультурные различия смертности мужчин и женщин России // Женщина и свобода. Мат-лы междунар. конф. М., 1994. С. 147 – 151.

Думбляускас В. О понятии отцовства // Отец в современной семье. Вильнюс, 1988. С. 134 – 138.

Зиммель Г. Содержание жизни: Избранное. Соч. В 2 т. М., 1996. Т. 2.

Клецин А. А. Внебрачные и альтернативные (немодальные) семьи: формы и содержание // Рубеж, 1994. № 5. С. 166 – 179.

Курильски-Ожвэн Ш. Русская культурная модель и эволюция нормативного регулирования семьи // Общественные науки и современность, 1995. № 5. С. 155 – 168.

Курильски-Ожвэн Ш. Семья, равенство, свобода: модели права и индивидуальные представления подростков Франции и России // Общественные науки и современность, 1996. № 2. С. 61 – 71.

Кусова Е. Изменение ролевой структуры семьи на разных этапах жизненного цикла (на примере сельской семьи Новосибирской области). Курсовая работа, 3 курс, научный руководитель канд. экон. наук А. Р. Михеева, кафедра общей социологии, ЭФ НГУ, Новосибирск, 2000.

Меньщикова (Осоргина) М. Ценностные ориентации мужчин в сфере семьи и работы. Выпускная работа, 4 курс, научный руководитель канд. экон. наук А. Р. Михеева, кафедра общей социологии, ЭФ НГУ, Новосибирск, 1999.

Михеева А. Р. От сожительства к семье (взгляд на трансформацию института брака сквозь призму женских историй) // Общество и экономика: социальные проблемы трансформации / Под ред. А. Михеевой. Новосибирск: ИЭиОПП, 1998. С. 169 – 184.

Михеева А. Р. Некоторые особенности современного процесса формирования семьи // ЭКО, 1999. № 9. С. 120 – 130 .

Мэддок Дж. У. Семейная жизнь и сексуальность // Семья на пороге третьего тысячелетия. M.: Ин-т социологии РАН, Центр общечелов. ценностей, 1995. С. 86 – 109.

Попова П. Современный мужчина в зеркале семейной жизни. М.: Мысль, 1989. С. 188.

Смелзер Н. Дж. Социология. Гл. II. Сексуальные роли и неравенство // СоцИс., 1992. № 8, 10.

Тарасова М. Ролевая структура сельской семьи: от традиционности к современности (на примере Новосибирской области). Дипломная работа, 5 курс, научный руководитель канд. экон. наук А. Р. Михеева, кафедра общей социологии, ЭФ НГУ, Новосибирск, 2000.

Ферстенберг Ф. Ф., Норд Л. У., Петерсон Дж. Д., Зилл Н. Распад брака и контакты родителей с детьми // СоцИс., 1985. № 4.

Черепухин Ю. М. Семейные установки одиноких мужчин // Социологический журнал, 1995. № 1. С. 159 – 165.

Элиас Н. Отношения мужчины и женщины: изменение установки // THESIS, Женщиа, мужчина, семья. Вып. 6. М., 1994. С. 103 – 126.

Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М., 1962. Т. 21.

Barosso C. Policy strategies to encourage greater involvement of fathers with their children in Southern countries // International population conference. Beijing, 1997. Vol. 2. P. 831 – 847.

De Jong Gierveld J.,Dukstra Pearrl A. The long-term conseguences of divorce for fathers // International population conference. Beijing, 1997. Vol. 2. P. 849 – 866.

Ferree M. M. Феминизм и семейные исследования // Гендерные тетради / Пер. с англ. Т. Гур­ко. Институт социологии РАН, Санкт-Петер­бург­ский филиал, СПб., 1999. Вып. 2. С. 71 – 96.

Goldtorp J. E. 1987. Family life in Western societies: A historical sociology of family relationships in Britain and North America. Cambrige, 1987. P. 285.

Guttman M. The Meaning of Macho: Being a Man in Mexico City. Beerkeley: Univ. of California Press, 1996.

Kontula O., Haavio-Mannila E. Sexual Pleasure. Enhancement of Sex Life in Finland, 1971 – 1992. Andershot, Brookfield, USA: Dartmouth, 1995.

Lesthaege R. The Second Demographic Transition in Western Countries: An Interpretation. Brussels: IPD Working Paper, 1992.

MacDonald W. L., DeMaris A. Parenting Stepchildren and Biological Children. The Effect of Stepparent’s Gender and New Biological Children // J. of Family Issues, 1996. Vol. 17. № 1. P. 5 – 25.

Mead M. Marriage in two steps, The family in search of a future. Otto N. L. (Ed), N.Y., 1970. P. 75 – 84.

Stephens L. S. Will Johnny See Daddy This Week? An Empirical Test of Three Theoretical Perspectives of Postdivorce Contact // J. of Family Issues, 1996. Vol. 17. № 4. P. 466 – 494.

О семейной политике
(вместо заключения)

Дискуссии о демографических проблемах, споры о семье, о браке продолжаются и, очевидно, будут продолжаться. К чему приведет низкая рождаемость? Как относиться ко всё более частым «свободным» супружеским союзам? К каким последствиям приведет большое число внебрачных рождений? Почему растет число одиноких молодых людей?

Разные точки зрения на эти проблемы, на возможность и эффективность их решения получают отражение в мировоззрении, идеологии людей, обществ. Так или иначе они трансформируются в проводимую государствами политику – семейную, демографическую, социальную. На что нужно направить усилия общества и политики – на торможение или даже запрещение нового в семейном поведении людей и возврат к традиционным его нормам, или наоборот – на пересмотр социальных норм, на приспособление их к меняющемуся поведению людей?

Принципиальный момент политики в демографической, семейной сфере общества состоит в том, что такие процессы, как низкая рождаемость, распространение сожительств – это не региональное сибирское явление, не российское, а неотъемлемая часть долговременного общемирового процесса. В основе этих процессов важные социальные тенденции: повышение уровня образования людей, участие женщин в экономически активной жизни, равенство между полами, рост благосостояния. Следовательно, провозглашение цели повышения рождаемости, возврат к патриархальным нормам автоматически предполагает отказ от перечисленных тенденций или принципиальную переоценку социальных приоритетов.

В большинстве западноевропейских стран, в США, в Японии правительства отказались от формулирования политики в отношении рождаемости, численности населения, его структуры. Однако сформулирован принцип отношения к рождению детей как к частному делу граждан, которым предоставляется полная свобода выбора и принятия решений в этой области. В нескольких европейских странах (Швеции, Дании, Испании и др.) принцип невмешательства государства в частную жизнь граждан касается и форм супружеских союзов.

Семейная политика, очевидно, должна быть направлена на то, чтобы дать супругам возможность самим решать, когда и сколько они будут иметь детей, будет ли их брак при этом официально зарегистрирован.

В то же время во всех странах оказывается помощь БЕДНОЙ семье – пособия на детей, налоговые и др. льготы семьям с детьми и т. д. Поэтому важным моментом социальной политики должна быть помощь семье в рамках «войны с бедностью», а не разговоры о пособиях на детей в контексте популистских демографических целей.

Следующий принципиальный момент: семью, как социальный феномен, надо перестать рассматривать как ПРОБЛЕМУ, находящуюся в центре общественного внимания, и тем более с позиций федеральной власти. Проблемой являются бедность, высокая смертность, бездомность, болезни... Дебаты о поддержке семьи, широко использующие семантику «защитной» идеологии, ставят семью в положение слабой, нуждающейся в постоянных дотациях, компенсациях... Между тем семья представляет собой довольно автономный, самоценный и, очевидно, вполне стабильный социальный институт. И стабильность его не зависит от того, в каких формах и типах брачных союзов люди организуют свою семейную жизнь. Совершенно справедливо отметили Г. Андрап и его соавторы, что сейчас мы наблюдаем кризис законности: в процессе распада пребывает закон о семье, а не сама семья (см. [Prinz Ch., 1994]). Сказанные о Швеции, эти слова в полной мере отражают положение дел в российской семейной политике.



*Исследование внебрачного материнства проведено автором в рамках проекта, поддержанного Фондом Макартуров; изучение неофициальных супружеских союзов проведено при поддержке Фонда Форда.

**Исследование проведено в рамках проекта «Партнерство кафедры общей социологии ЭФ НГУ и факультета социологии МВШСЭН», финансируемого Ин­сти­тутом «Открытое Общество» (Фонд Дж. Сороса). Продолжение проекта под­дер­жано Фондом Макартуров (#00-62626).

*Это и следующие определения видов демографического поведения приводятся по: Мацковский М. С. Поведение демографическое. Народонаселение // Энциклопедический словарь. М.: Большая Российская энциклопедия. 1994. С. 323.

*Называть сожительство гражданским браком некорректно, поскольку так в дореволюционной России назывались браки, зарегистрированные в гражданских (государственных) органах, но не прошедшие обряда церковного венчания. В современных условиях в России не может быть произведен церковный обряд венчания без документального свидетельства о государственной регистрации брака. Стало быть, гражданский брак – это и есть официально зарегистрированный брак.

*Этот показатель может даже и превышать 100 %, что и наблюдается в некоторых областях России и обсуждается в терминах деградации семьи в статье А. Акопяна [1997].

*2000 World Population Data Sheet. Population Reference Bureau, Washington, 2001. Р. 8 – 9.

**Там же. P. 4 – 7.

*Список матерей внебрачных детей был составлен по данным отделов пособий и пенсий районных (городских и сельских) администраций. Выборка проводилась из числа женщин, получающих пособие на внебрачного ребенка (детей).

*В этом параграфе содержится вторичный анализ материалов, полученных в процессе подготовки дипломных и курсовых работ студентами-социологами (под научным руководством автора): М. Меньщиковой, М. Тарасовой, Е. Кусовой, В. Гореловым, А. Беловым, которым автор выражает признательность за участие и интерес к данному проекту.

*Из-за ограниченности средств на проведение специального полевого обследования мы сочли необходимым и возможным соучаствовать в обследовании бюджетов времени сельского населения. Это обследование проводится регулярно под руководством главного научного сотрудника ИЭиОПП СО РАН д-ра филос. наук В. А. Артемова. В рамках данного обследования мы получили возможность апробировать инструментарий для изучения ролевой структуры сельских семей, соответствующий задачам дипломных и курсовых работ студентов-социологов.



Pages:     | 1 | 2 ||
 





<


 
2013 www.disus.ru - «Бесплатная научная электронная библиотека»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.