«Мир философии: Книга для чтения. В 2-х ч. Ч. 1. Исходные философ. проблемы, понятия и принципы. — М.: Политиздат, 1991. — 672 с. ...»
которые она обрушила на человека, — как раз и оказалась главным источником его
внутреннего кризиса. Изменив отношение к труду и создав миф роста, она, кроме
того, не только существенно трансформировала средства ведения войны, но и в
корне изменила саму ее концепцию. А дорогостоящая военная техника, обладание
которой могли себе позволить лишь сверхдержавы, в немалой степени способствовала
нынешней политической поляризации мира.
Вряд ли есть смысл оспаривать, что созданный человеком на-учно-технопромышленный
комплекс был и остается самым грандиозным из его творений, однако именно он-то в
конечном счете и лишил человека ориентиров и равновесия, повергнув в хаос всю
человеческую систему. И грядущие социально-политические революции могут
разрешить лишь часть возникающих в связи c этим проблем. Ибо, как бы хорош ни
оказался новый порядок, за который сейчас ведется такая упорная борьба, он все-
таки затронет только отдельные стороны нынешней международной системы, оставив
без изменения лежащий в ее основе принцип суверенитета национальных государств и
не коснувшись многих насущных человеческих проблем. Даже при самом благоприятном
развитии событий эти революции не смогут свернуть человечество c пагубного пути.
Наблюдающееся в обществе сильное брожение умов, разобщенное и беспорядочное,
необходимо направлять, планировать и координировать. Так же как и все прочие
революционные процессы, эта революция так и останется незавершенной и не
воплотится ни в какие реальные деяния, если не вдохновить и не оживить ее чисто
гуманистическими человеческими идеалами. Ибо только они придадут революционным
процессам общую направленность и универсальные цели.
Для меня наибольший интерес представляют три аспекта, которые, на мой взгляд,
должны характеризовать Новый Гуманизм: чувство глобальности, любовь к
справедливости и не-терпимость к насилию.
Душа гуманизма — в целостном видении человека во все периоды его жизни — во всей
ее непрерывности. Ведь именно в человеке заключены источники всех наших проблем,
на нем сосредоточены все наши стремления и чаяния, в нем все начала и все концы,
и в нем же основы всех наших надежд. И если мы хотим ощутить глобальность всего
сущего на свете, то в центре этого должна стать целостная человеческая личность
и ее возможности. Хотя мысль эта, вероятно, уже навязла в зубах и порою кажется
просто трюизмом, но факт остается фактом: в наше время цели практически любых
социальных и политических действий направлены, как я уже говорил, почти
исключительно на материальную и биологическую стороны человеческого
существования. Пусть человек и вправду ненасытен, но нельзя же все-таки, следуя
такому упрощенному подходу, сводить к этому его жизненные потребности, желания,
амбиции и устремления. И что еще более существенно, такой подход оставляет в
стороне главное достояние человека — его собственные нереализованные,
невыявленные или неверно используемые возможности. А между тем именно в их
развитии заключено не только возможное разрешение всех проблем, но и основа
общего самоусовершенствования и самовыявления рода человеческого.
С этим тесно связана и другая важная мысль — мысль о единстве мира и целостности
человечества в эпоху глобальной человеческой империи. Вряд ли надо еще раз
повторять, что, подобно тому как биологический плюрализм и дифференциация
способствуют стойкости природных систем, культурное и политическое разнообразие
обогащает человеческую систему. Однако последняя стала сейчас столь
интегрированной и взаимозависимой, что может выжить, только оставаясь единой. А
это предполагает взаимно совместимое и согласованное поведение и отношения между
отдельными частями этой системы. Всеобщая взаимозависимость процессов и явлений
диктует еще одну необходимую для формирования чувства глобальности концепцию —
концепцию системности. Без нее невозможно представить себе, что все события,
проблемы и их решения активно воздействуют и испытывают такое же воздействие со
стороны всего остального круга событий, проблем и решений.
Все эти аспекты новой глобальности тесно взаимосвязаны и соотносятся c двумя
другими, продиктованными особенностями нашей эпохи, концепциями. Эти новые
концепции касаются соотношения времени и целей и проистекают из того факта, что
благоприобретенное могущество человека ускорило ритм событий и увеличило
неоднозначность и неопределенность нашего будущего. Это вынуждает человека
смотреть дальше вперед и ясно представлять себе свои цели и задачи. Человек, по
выражению Денниса Га-бора, не в состоянии предсказать свое будущее, зато он
может его построить. И гуманистическая концепция жизни на нынешней, высшей
стадии эволюции человека требует от него, чтобы он перестал наконец «заглядывать
в будущее» и начал «создавать» его. Он должен смотреть возможно дальше и в своих
действиях уделять одинаковое внимание как нынешним, так и отдаленным во времени
последствиям, включая весь тот период, в течение которого эти последствия могут
проявляться. Поэтому он должен хорошенько подумать и решить, каким бы он хотел
видеть будущее, и в соответствии c этим регулировать и регламентировать свою
деятельность.
Я полностью отдаю себе отчет в том, как трудно нам, при всем различии наших
культур, воспринимать концепцию глобальности — концепцию, связывающую воедино
личность, человечество и все взаимодействующие элементы и факторы мировой
системы, объединяющую настоящее и будущее, сцепляющую действия и их конечные
результаты. Эта в корне новая концепция соответствует нашему новому сложному и
переменчивому миру — миру, в котором в век глобальной империи человека мы
оказались полновластными хозяевами. И чтобы быть людьми в истинном значении
этого слова, мы должны развить в себе понимание глобальности событий и явлений,
которое бы отражало суть и основу всей Вселенной...
Активное брожение идей наблюдается и в международной жизни; здесь на смену
концепции независимости приходит подход, основанный на признании многосторонней
зависимости между всеми отдельными элементами международной системы. Это лишь
первый, пусть скромный, но совершенно необходимый шаг вперед от нынешнего
анархического и неуправляемого состояния в мире, в основе которого лежит так
называемый «суверенитет» хаотического множества конкурирующих и ссорящихся
государств, сначала к вынужденному, а потом и вполне сознательному
сотрудничеству. Конечной целью такой эволюции станет истинное «сообщество»
людей, объединенных взаимным уважением и общностью интересов. Вряд ли есть
необходимость вновь подчеркивать, что национальный суверенитет представляет
собой в век глобальной империи человека главное препятствие на пути к его
спасению. И тот факт, что он упорно сохраняет свое значение как руководящий
принцип государственного устройства человечества, представляет собой типичный
синдром нашего ненормального культурного развития, а следовательно, и всех наших
затруднений.
В этой связи позволю себе более детально коснуться некоторых вопросов, которые я
уже обсуждал. До начала второй мировой войны в мире было около шестидесяти
суверенных государств, некоторые из них — c обширными колониальными владениями.
Сейчас 144 * страны входят в Организацию Объединенных Наций. И все они: большие
и малые, старые и молодые, одни — весьма монолитные и однородные, другие — в
высшей степени гетерогенные по структуре, одни — представляющие рациональный
единый организм, другие — носящие на себе отпечатки различного рода
исторических, расовых, географических и культурных обстоятельств, оправдывающих
их существование, — все они в высшей степени эгоцентричны и чрезвычайно
ревностно относятся к прерогативам своего суверенитета. Границы одних
многократно передвигались на протяжении столетий; неустойчивые и переменчивые,
как ртуть, многие из них и сейчас еще служат предметом оживленных дискуссий.
Другие упорно хранят традиции древних династических браков и альковных союзов
или увековечивают прихоти картографов, перенесших на чертежную доску сферы
влияния колониальных империй. И все-таки каждая из стран, даже замышляя планы
захвата чужих территорий, провозглашает незыблемость и священную
неприкосновенность своих собственных границ.
* В сентябре 1984 года в состав ООН входило 159 государств. — Ред.
Если говорить о практической стороне дела, то для большинства относительно
маленьких и слабых государств суверенитет остается в значительной степени
номинальным, не говоря уже о введенной недавно концепции ограниченного
суверенитета. По сути дела, перед лицом сверхдержав, крупных государств и даже
могущественных корпораций положение маленьких стран представляется довольно-таки
безнадежным. Однако даже и они, на собственном опыте испытав, что значит быть
слабым перед лицом сильных, не уступают последним в жестокости, отказываясь
признать за этническими и культурными меньшинствами, по капризу истории
оказавшимися в пределах их территорий, те же самые права на самоопределение и
независимость, которых требуют для себя на мировой арене. И все-таки, при всей
своей этической, политической и функциональной неприемлемости и нелепости,
суверенитет национального государства по-прежнему остается краеугольным камнем
нынешнего мирового порядка. Более того, совершенно очевидно, что в последнее
время наблюдается даже определенное возрождение культа суверенности, культа,
который осудил А. Дж. Тойнби *, назвав его «главной религией человечества,
избравшей в качестве объекта поклонения кровавого бога Молоха [35], который
требует от людей приносить в жертву своих детей, самих себя и всех своих ближних
— представителей рода человеческого» **. Стоит ли удивляться, что структура
нынешнего международного здания оказывается столь нестабильной и шаткой, если
оно построено из старых негодных кирпичей — суверенных национальных государств.
35 Молох — в библейской мифологии грозное и жестокое божество, для задабривания
которого сжигали малолетних детей. В переносном смысле — страшная, ненасытная
сила, требующая человеческих жертв.
* Тойнби А. (1889 — 1975) — английский историк и социолог, автор теории
круговорота локальных цивилизаций. — Прим. ред.
** Toynhee A. J. The Reluctant Death of Sovereignly. — In: «The Center
Magazine», July 1970
Ничто, наверное, не показалось бы более странным и диким наблюдающему Землю со
стороны умному инопланетянину, чем этот калейдоскоп всевозможных стран,
разделивших на части континенты — кусочек тебе, кусочек мне, — а теперь
стремящихся поделить между собой и моря! Инопланетянин еще более удивится,
когда, приблизившись, увидит, какую изобретательность умудряются проявлять
земляне, чтобы оправдать существование этой немыслимой структуры и управлять ею.
Чудовищный военный нарост, ежегодно поглощающий 6 — 8% общего продукта
человеческого труда для разрушительных целей, далеко не единственный абсурдный
побочный продукт этого бессмысленного разделения. К нему можно добавить и
разросшуюся до неимоверных размеров систему дипломатических служб, пользы от
которой сейчас не многим больше, чем от столь же разбухшей системы секретных
разведывательных служб. Очевидно, что в наш век — век, когда системы телефонной,
телеграфной и телевизионной связи, телексы, радио, пресса и охватывающие
буквально весь мир авиалинии приносят в каждый дом все свежие новости, когда
информация сама по себе без посторонней помощи путешествует по свету, когда
журналисты не пропускают ни одного более или менее интересного происшествия, не
осветив его на полосах газет, а спутники постоянно следят за тем, что делается
на поверхности планеты, — значительная часть этих в высшей степени громоздких,
манерных и безнадежно устаревших служб, оставшихся нам от времен рыцарей меча и
шпаги, оказывается совершенно лишней и неуместной.
Кроме явных, осязаемых и режущих глаз результатов деятельности всех этих служб и
организаций, в частности военных, изобретено множество мелких ухищрений,
усложняющих и запутывающих современную жизнь. Чудовищно раздувая бюрократический
аппарат, чиновники рассылают во все концы кипы зашифрованных сообщений,
кодированных инструкций, вводящих в заблуждение докладов, перекрывающих друг
друга и абсолютно друг другу противоречащих договоров, протоколов, составленных
во изменение ранее подписанных, которые в свою очередь были предназначены для
внесения поправок в прежние законы — также и в законы, которых вообще никогда не
должно было бы существовать в природе. Создаются искусственные альянсы, о
которых обычно тут же и забывают, разрабатываются международные законы,
допускающие множество самых различных интерпретаций, — впрочем, это не так уж и
важно, поскольку их все равно никто никогда не соблюдает.
К счастью, в массе своей земляне не так уже безнадежно глупы, как могло бы
показаться наблюдающему гипотетическому инопланетянину. Люди уже начинают
сознавать не только бесполезность и бессмысленность, но и непомерную цену — в
самых различных смыслах, — которую приходится платить за эти паразитические
механизмы. Более того, сейчас широко распространяется убеждение в правоте
Тойнби, отмечавшего, что «сила поклонения культу национального государства вовсе
не свидетельствует о том, что национальный суверенитет действительно
представляет собой удовлетворительную основу политической организации
человечества в атомный век. Истина как раз в прямо противоположном... в нашу
эпоху национальный суверенитет, по сути дела, равносилен массовому
самоубийству».
То обстоятельство, что сегодня множество людей продолжает упорно отстаивать
национальный суверенитет, вовсе не служит, по моему мнению, доказательством его
целесообразности. Ведь до того момента, как мир получил возможность убедиться в
ложности и коварстве мифа об экономическом росте, и он пользовался точно таким
же единодушным поклонением. И так же как этот миф верно служил интересам
мирового истэблишмента, помогая ему прикрывать свои огрехи и промахи, принцип
национального суверенитета оказывается в первую очередь весьма выгодным его
самым ревностным защитникам — правящим классам. Ведь суверенное государство — их
вотчина. Вся помпезность и внешний блеск, все пышные слова и витиеватые
украшения, скрывающие за собой узкий эгоцентризм, вкупе со связанными c этим
имущественными интересами — все это как нельзя лучше служит корыстным целям
правительств; ведь суверенное государство позволяет им, прикрываясь громкими
фразами об отечестве и традициях, или отечестве и революции, или о чем-нибудь
еще, защищать прежде всего свои собственные позиции. Более того, оно дает им все
новые и новые средства, предлоги и поводы оказывать психологическое и
политическое давление на своих сограждан, не останавливаясь перед тем, чтобы в
нужный момент призвать на помощь старую испытанную уловку — разжечь в стране
национализм и шовинизм. Вот почему еще ни один государственный деятель ни одной
страны ни разу не встал и не провозгласил открыто и во всеуслышание, что
ортодоксальная приверженность принципу государственного суверенитета в условиях
современного мира становится не только опасной, но попросту нелепой и абсолютно
неуместной.
И все-таки, несмотря на усилия его защитников, «сосуд суверенитета», по
выражению гарвардского политолога Стэнли Хоффмана, «дал течь», и через его
некогда совершенно водонепроницаемые стенки непрерывно и безудержно струится
поток технологических инноваций. И вместе c ним медленно, но верно растет и
ширится убеждение, что такое положение вещей ведет нас по неверному пути. А
отсюда — уверенность в необходимости поисков и изучения новых транснациональных
форм организации и способов сосуществования. Уже сейчас в тех кругах общества,
которые наиболее чувствительны к новым требованиям нынешней эпохи,
предпринимаются конкретные исследования, направленные на выявление структуры
нового политического порядка на планете, свободного от императивов национального
суверенитета. Так некогда шаг за шагом развеивался миф о росте и отмирала роль
золота как единого денежного эквивалента. Теперь так же постепенно вызревает и
обретает реальные черты идея необходимости отказа от принципа суверенности
национального государства.
Инициатива первых шагов в этом направлении должна исходить от более старых и
более сильных стран. Созданные в результате деколонизации и освободительного
движения новые страны — случай существенно иного рода. Для них — в силу логики
сложившегося мирового порядка — возможность создания независимого государства
является неизбежным доказательством самоопределения, средством самоутверждения и
национального единства, это возможность сказать свое слово при решении
международных проблем, развиваться, опираясь на собственные силы, воспитывать
свой собственный класс политических деятелей, способных управлять
государственными делами. Наконец, это позволяет им оптимально приспособить друг
к другу — не жертвуя при этом слитком ни тем, ни другим — свою традиционную
культуру и современные методы управления. И как бы ни были нелепы ошибки,
которые они уже сделали и еще не раз сделают в течение периода обучения и
приспособления, в какую бы наивность и в какие бы излишества они не впадали —
опыт самоуправления совершенно необходим для их дальнейшего развития, и
приобрести его они могут только под прикрытием суверенитета.
Что же касается стран, принадлежащих к так называемому Первому, развитому
капиталистическому миру, то они-то как раз могут и должны проявить инициативу
коллективного и добровольного отказа от части своих суверенных прав, показав тем
самым миру, что это не сопряжено ни c какими трагическими последствиями для
развития страны. И ведь эта идея не так уж нова, как может показаться на первый
взгляд. Подобные попытки были впервые 40 лет назад предприняты в Европе, а ведь
именно она считается колыбелью принципов суверенитета. В 1934 году решение об
отказе от части своих суверенных прав и передаче их Лиге Наций приняло
правительство Испанской республики, однако вскоре в стране разгорелась
гражданская война, к власти при поддержке военных пришли националисты — и
романтической инициативе так и не суждено было осуществиться. Если не считать
этой попытки, европейцам понадобилось пережить еще одну, вторую мировую войну
(которая, так же как и первая, протекала главным образом на их территории,
безжалостно калеча Европу и ее народы), чтобы осознать наконец бессмысленность
всех страданий, разрушений, моральных и финансовых жертв, которые принесли им
склоки между обособленными национальными государствами. И вот в 1945 году, устав
от этой войны, от тех, кто ее разжег, они наконец дозрели до мысли, что пора
объединить усилия, и попытались создать новую, небывалую транснациональную и
наднациональную организацию.
Понадобилось еще двенадцать лет, прежде чем были заложены реальные основы
нынешнего Европейского экономического сообщества. Весьма примечательно, что
подавляющее большинство западноевропейских стран изъявило тогда полную
готовность к интеграции в экономической области, рассматривая ее как прелюдию к
дальнейшему политическому объединению. Однако это логически неизбежное развитие
процесса было нарушено и приостановлено из-за отсутствия сильного единого
руководства, из-за возрождения национализма — наиболее ярким, но не единственным
примером которого является голлизм, — а также из-за местнических,
узкоэгоистических интересов и действий представителей политических кругов.
Определенные трудности возникли также и в связи c позициями, которые заняли по
этому вопросу США и Советский Союз, озабоченные — хоть и по различным мотивам —
перспективой появления нового экономического гиганта и конкурента и возможным
перераспределением политической власти и влияния.
Конечно, столь медленное развитие процесса интеграции и бесчисленные проволочки,
непрерывно возникающие на пути к его конкретному осуществлению, не могли не
вызвать определенного разочарования и охлаждения к самой идее. К тому же
переживаемое ныне странами Западной Европы состояние общего кризиса отнюдь не
располагает к реализации крупных проектов, если они не обещают в скором будущем
откровенно положительных результатов. Объединение разобщенного и разделенного на
части континента — а именно такой была некогда Европа — было и остается
чрезвычайно сложной задачей, и решение ее сопряжено c неимоверными трудностями;
однако сейчас уже можно сказать, что ключ к ней найден, и сама логика вещей
вынуждает Европу к объединению. В нынешнем десятилетии создались, на мой взгляд,
очень благоприятные условия для осуществления многих не реализованных еще
замыслов. Именно в этом направлении развиваются сейчас настроения большинства
европейцев. Если эта идея и дальше будет обретать силу и поддержку — а я верю,
что именно так и случится, — мы станем свидетелями решающего события для судеб
всего мирового развития — создания первого истинного регионального союза или
сообщества.
Надо сказать, что процесс объединения сам по себе не предполагает
автоматического отказа от атрибутов суверенности, но способствует определенному
растворению этого принципа, во-первых, распространяя его на значительно более
обширные географические территории, а во-вторых — постепенно накладывая на них
транснациональные узы и внедряя организации наднационального характера. Весьма
интересно, что процессы, протекающие сейчас в Европе, вовлекают в создание новых
учреждений и новых механизмов самые различные группы и слои общества.
Строительство Сообщества осуществляется не по заранее запланированной программе,
как это первоначально предполагалось, а главным образом a la carte *, что не
может в конечном счете не замедлять его темпов. И все основные социальные силы,
не имея вопреки своему желанию возможности заранее и на достаточно солидной
основе готовить и планировать действия, вынуждены чертить карты своего
продвижения прямо на местах, выбирая формы и пути развития и по ходу дела
приспосабливая их к изменяющейся действительности.
* А la carte (франц.) — порциями. — Прим перев.
Параллельно c передачей в ведение Сообщества некоторых функций, находившихся
прежде в компетенции отдельных государств, развивается и определенный обратный
процесс децентрализации, сопровождающийся расширением местной автономии и
полномочий учреждений локального уровня. Создание такой иерархической
координированной системы, объединяющей на наднациональном уровне интересы и
возможности различных групп и слоев населения и обеспечивающей распределение
ответственности за принятие решений, оправдано сегодня в нашем усложняющемся
мире как c политической, так и c функциональной точки зрения. В условиях Европы
такая перестройка ведет к созданию Europe des regions **, существенно отличной
от Europe des patries ***, то есть суверенных государств.
** Europe des regions (франц.) — региональная Европа. — Прим. перев.
*** Europe des patries (франц.) — Европа отечеств. — Прим персе.
Конструктивное влияние опыта Европейского экономического сообщества сказывается
далеко за пределами континента. Заключенные Сообществом договоры о
сотрудничестве c Грецией, Кипром, Турцией, Марокко и Тунисом, а также его
экономическое партнерство c сорока шестью странами Африки, зоны Карибского
бассейна и Тихого океана открывают миру путь к новым организационным формам
сотрудничества. Под сенью таких договоров между группами суверенных государств
устанавливаются многочисленные неправительственные связи и контакты в
экономической, финансовой, технической и культурной областях. В результате этого
тесного и жизнеспособного сплетения транснациональных интересов постепенно
вытесняются и практически обрекаются на забвение зафиксированные в различного
рода уставах и документах сакраментальные принципы суверенитета.
Глубоко новаторский характер этих процессов делает их объектом активного
сопротивления со стороны различных социальных групп и политических сил. Однако я
верю, что именно этим процессам принадлежит будущее. Думаю, что завтра многие
страны, которых ныне связывают c Европейским экономическим сообществом узы
простого сотрудничества, вступят в него как полноправные члены. Будут заключены
соглашения c другими странами, и сфера новой солидарности будет расширяться,
подавая хороший пример всем странам и народам. В частности, после многолетней
паузы получит наконец дальнейшее развитие региональная интеграция стран
Латинской Америки. Основой для возобновления действий в этой области послужит
опирающаяся на прагматический принцип a la carte новая формула
Латиноамериканской экономической системы, принятая странами зоны Панамского
канала в августе 1975 года. Уже упомянутый мною проект, проводимый по инициативе
Римского клуба в Венесуэле, поможет латиноамериканским странам понять, что
будущее каждой из них неразрывно связано c судьбой всего континента, зависит от
их способности действовать сообща, невзирая на разъединяющие их национальные
границы.
Можно c уверенностью утверждать, что сознание необходимости решать ряд проблем,
минуя уровень отдельных государств и не делая фетиша из их сакраментального
суверенитета, и преодолевать недостатки национальной структуры за счет создания
региональных и субрегиональных союзов непрерывно развивается, приобретая все
новых и новых сторонников. Одним из свидетельств стремления вырваться из силков
суверенитета является формирование добровольных нерегиональных коалиций. Раньше
коалиции такого рода носили, как правило, военный характер. Теперь они стали
совершенно необходимы для решения общих для различных стран и регионов мира
проблем, требующих отказа от национального престижа и национальных прерогатив в
пользу совместных, коллективных действий. К числу таких проблем относится, в
частности, управление использованием некоторых видов природных ресурсов,
развитие ряда технологий, отдельные стороны охраны окружающей среды,
регулирование валютно-финансовых вопросов и т.д.
Наиболее широкоизвестную и лучше всего организованную коалицию подобного типа
представляет в настоящее время организация стран — экспортеров нефти — ОПЕК. Она
имеет явные преимущества перед своим предполагаемым двойником и антиподом —
Международной энергетической ассоциацией. Другим примером может служить
Организация экономического сотрудничества и развития — ОЭСР, обладающая в
отличие от упомянутых ранее значительно более обширной базой и существенно иным
набором целей и задач: она служит официальным форумом, а иногда и выразителем
интересов рыночной экономики развитых стран. В ноябре 1975 года состоялась
первая в истории экономическая встреча на высшем уровне. Подписанная шестью
участвующими в ней крупнейшими промышленными странами ОЭСР Декларация Рамбуйе
была главным образом посвящена нынешнему тяжелому экономическому кризису и
совместным действиям, которые необходимы для его преодоления. Параллельно начала
выкристаллизовываться и идея постоянно действующего «директората»
«капиталистических» стран, полезность и эффективность которого трудно предвидеть
заранее: она будет зависеть от того, какие конкретные формы это примет и какие
силы его возглавят. На противоположном конце спектра находится «Группа-77» — уже
упоминавшаяся мною коалиция, в которую входит около 100 наименее развитых стран.
По-видимому, будет дальше развиваться и совершенствоваться и региональная
экономическая ассоциация Советского Союза и стран социализма — Совет
Экономической Взаимопомощи, или СЭВ.
Все эти тенденции свидетельствуют о явной неэффективности старой системы
двусторонних отношений перед лицом мировой проблематики. c другой стороны,
громоздкие международные организации, объединяющие около 150 государств, просто
не в состоянии функционировать, не прибегая к посредничеству коалиций того или
иного рода. И здесь вновь реальность оказывается сильнее устаревших принципов и
структур, вынуждая правительственные круги и представителей политических верхов
идти на создание объединений, игнорирующих государственные границы, и проводить
курс на солидарность между народами. Эти процессы и тенденции весьма отрадны;
однако для того чтобы все это не вылилось в конечном счете в конфронтацию между
отдельными коалициями, сейчас, как никогда ранее, необходима активная поддержка
широкой мировой общественности.
Думаю, что региональные сообщества и нерегиональные коалиции — различные по
природе, масштабам и задачам и существующие наперекор своим и чужим национальным
границам, так жестко разделившим мир на экономические, политические и
идеологические блоки и группировки, — будут играть в будущем все более и более
важную роль. Одно из их преимуществ заключается в том, что они по самой своей
форме гораздо менее монолитны, чем национальные государства, а следовательно, и
более восприимчивы к новым возможностям, новому опыту, инновационным и
творческим элементам и потребностям, чем официальные бюрократические учреждения
типа научных академий, научно-исследовательских институтов, религиозных и
неправительственных организаций. Таким образом, в исторически сложившейся
иерархии учреждений и институтов создается новая возможность принятия решений,
позволяющая управлять усложняющимся и все более интегрированным миром.
Другая область, где вызревает не менее обильный урожай идей, связана c прямо
противоположной принципу суверенитета концепцией взаимозависимости. Руководитель
Международной программы Аспеновского института гуманистических исследований
Харлан Кливленд абсолютно прав, утверждая, что люди мира «взаимозависимы гораздо
в большей степени, чем это отражено в нынешних национальных и международных
институтах». Считая, что «гуманистическое управление международной
взаимозависимостью представляет одну из важнейших политических и моральных
проблем нашего времени», он приступил к осуществлению крупной программы, цель
которой выявить, какие международные институты и соглашения могли бы наладить
систему многостороннего управления деятельностью, связанной c удовлетворением
человеческих потребностей.
Можно понять развивающиеся страны, если, выступая за «селективную»
взаимозависимость, они заранее отвергают решения, которые им могут навязать
более сильные страны. В сущности, они во многом правы. Ведь навязываемая
насильно взаимозависимость в отношениях между неравными неизбежно превращается в
свою противоположность, оборачиваясь зависимостью; здесь складывается ситуация,
аналогичная случаю c котлетой из одного рябчика и одного коня — конечный продукт
оказывается состоящим из сплошной конины. В этом ключе, по-моему, следует
оценивать и Хартию экономических прав и обязанностей государств, недвусмысленно
подчеркивающую роль национального суверенитета. Гарантией прав малых и молодых
государств должна служить не химера независимости, а утверждение и коллективные
гарантии отсутствия зависимости от какого бы то ни было другого государства.
Если подойти к этому условию c более общих позиций, оно требует установления
более справедливых и равноправных уз взаимности и взаимозависимости между всеми
без исключения странами, кардинального преобразования международной практики.
Только тогда страны будут объединены узами действительно обоюдной зависимости. И
другого пути у нас нет: мировая система вступила сейчас в фазу поистине
эпохальных преобразований, и именно взаимозависимость представляет одну из ее
определяющих основ.
Самое парадоксальное, что даже Организация Объединенных Наций — этот форум
суверенных государств — постепенно расшатывает устои принципа суверенитета.
Относительно менее могущественные ее члены долгие годы непрерывно сетовали на
засилье в ООН больших стран, на то, что иногда имеет место злоупотребление
правом вето, что Соединенные Штаты Америки вербуют себе большинство c помощью
подкупа и других неблаговидных средств. В последнее время ситуация в корне
изменилась, и теперь настал черед США выражать недовольство «тиранией
большинства». Однако, каковы бы ни были благоприятные последствия этих сдвигов
недовольства, ясно одно: пороки и причины недостаточной эффективности ООН
связаны не столько c самой организацией, сколько c поведением ее членов, больше
всего на свете озабоченных соблюдением своих собственных прав и суверенных
интересов и не желающих замечать ничего другого.
Все единодушны во мнении, что система Объединенных Наций нуждается в серьезных
реформах, в связи c этим была даже создана специальная комиссия, и ее
предложения обсуждались на Специальной сессии в сентябре 1975 года. Но ведь ни
одна сколь-нибудь реальная реформа Объединенных Наций не может не идти вразрез c
философией суверенности. Со старыми структурами часто бывает так, что начатые в
них мини-реформы приводят к необходимости глубоких макси-реформ, затрагивающих
основы. В этой связи мне вспоминается история c моим другом, владельцем
прекрасного дворца семнадцатого века на одном из венецианских каналов. О таких
дворцах говорят, что они держатся только благодаря тому, что их скрепляет
электрическая проводка. Так вот, однажды мой друг решил установить ванну и
вызвал водопроводчика. Работы каким-то таинственным образом повлияли на
состояние дверных проемов в противоположном конце здания, укрепление которых
изменило равновесие крыши, а это в свою очередь подействовало на что-то в самом
фундаменте дворца. В результате другу пришлось ремонтировать все здание. Я
уверен, что нечто похожее может произойти и c Организацией Объединенных Наций.
Ее перестройка убедит даже самых закоснелых консерваторов, что корень многих
недостатков этой и других подобных организаций лежит именно в принципе и логике
суверенитета.
Система Объединенных Наций сыграла важную роль и в выдвижении идеи о превращении
мирового сообщества в целом взамен отдельных стран в субъект правового
регулирования. Начиная со Всемирной конференции ООН слово «мир» стало наряду со
словом «нация» обретать значение ключевого слова в мировой политике. Известно,
что основная цель конференций направлена на пересмотр в глобальном масштабе
наиболее острых проблем человечества, таких, как человек и окружающая среда
(Стокгольм, 1973 год), народонаселение (Бухарест, 1974 год), продовольствие
(Рим, 1974 год), использование морей и океанов (Каракас — Женева — Нью-Йорк,
предполагается продолжить в ближайшие годы), человеческие поселения (Ванкувер,
1976 год), занятость (Женева, 1976 год), водные ресурсы (Буэнос-Айрес, 1977
год), наука и техника (1979 год). Список этот, по-видимому, будет продолжен.
Применительно, что, присутствуя на этих конференциях, даже самые консервативные
представители официальных правительств, вечно озабоченные своими собственными
делами и интересами, не могут не увидеть всеобъемлющего, поистине глобального
воздействия проблем, отзвуки которых, как эхо, разносятся по миру, достигая
самых отдаленных его уголков.
Мы уже привыкли, что группы чем-то озабоченных или против чего-то протестующих
прогрессивных людей со всех континентов собираются вместе, организуя параллельно
c межправительственными конференциями открытые обсуждения и свободные дебаты по
тем или иным вопросам. Порой от них бывает больше шума, чем смысла, но чаще
всего гораздо больше пользы, чем от официальных форумов, c которыми, кстати, они
обычно бывают резко не согласны. Диалектика развития такого рода движений проста
и понятна — это все более громкий и неумолимый Vox populi *. c этим же связан и
непрерывный рост числа неправительственных организаций, изучающих и пытающихся
решить беспрецедентные по сложности проблемы нашего времени. Некоторые из них
играют лишь вспомогательную или стимулирующую роль, восполняя недостаточную
эффективность правительственной деятельности, однако есть и такие, которые можно
было бы сравнить c антителами, выделяемыми организмом в период опасности. Это
своеобразная защитная реакция нашего больного общества на отравление ядами
суверенности, национализма, невежества, эгоизма, недальновидности, бюрократизма.
К этой категории можно было бы c полным правом отнести и Римский клуб: не
обладая структурой организации, он действительно стремится охватить современную
проблематику во всех ее формах и проявлениях. Подобные полезные и нужные
организации фокусируют внимание на острых проблемах современности. Из них
непрерывным потоком бьет живительная струя свежих, действительно новаторских
идей, и все вместе они влияют на официальную структуру правительственных и
международных учреждений.
* Vox populi (лат.) — глас народа. — Прим. пере».
Между тем необходимость согласования в мировом контексте своих долгосрочных
национальных и региональных планов начинают понимать и некоторые правительства.
Всего лишь несколько лет назад никто, казалось, и не подозревал, что
национальные интересы следует реально рассматривать и оценивать только на фоне
более широких, всеобщих интересов. В конце 1960-х годов начались работы над
«Проектом 2000 года» c целью изучения альтернатив будущего развития Европы и
выбора тенденций, которые обеспечили бы ей стабильное процветание. У инициаторов
проекта были благородные замыслы и широкие планы, но они рассматривали Европу
как обособленную, замкнутую единицу, даже не обсуждая возможного воздействия на
нее (до казавшегося далеким 2000 года) таких факторов, как ситуация в мире в
целом и его развитие. В новом проекте Европейского сообщества — «Европа через 30
лет» — Европа выступает уже как часть общемировой окружающей среды, к которой
она волей-неволей должна как-то приспосабливаться; цель проекта теперь сводится
к поискам наилучшего возможного способа создать себе удобную экологическую нишу
в пределах внешней среды.
Аналогичная история произошла и в США. В 1967 году там был опубликован памятный
доклад авторитетной «Комиссии 2000 года», организованной по инициативе
Американской академии искусств и науки. В начале исследования были представлены
отдельно для каждой страны прогнозы и выраженные в количественных показателях
перспективы экономического развития вплоть до конца текущего столетия. При этом
молчаливо предполагалось, что нынешнее разделение мира — внутренне присущая ему
черта, которая так и останется неизменной до скончания веков. Однако начертанные
прогнозы — при всех своих исключительных достоинствах — после всех великих
трудов были немедленно и начисто забыты. В дальнейшем доклад обсуждал будущее
Америки, лишь бегло и по ходу дела ссылаясь на остальную часть мира как на некий
придаток, главная функция которого — беспрекословно принимать и поддерживать
американскую действительность. Насколько мне известно, до недавнего времени
подобные ошибки при всем своем богатом и длительном опыте планирования допускал
даже Советский Союз. Надеюсь, что советским специалистам уже удалось разработать
методику долгосрочного планирования c учетом тенденций мирового развития. Думаю,
что когда-нибудь в будущем в этом преуспеют и Соединенные Штаты. Но я абсолютно
уверен, что в наши дни даже такие огромные и могущественные страны не могут
позволить себе роскоши не понимать, что любой подобный план — если он
действительно на что-нибудь годен — должен ориентироваться на ожидаемые
тенденции общемирового развития и что если по такому пути пойдут две эти
гигантские державы, то за ними, безусловно, последуют и все другие страны и
регионы.
Понимание того, какие политические и этические последствия влечет за собой
вступление человека в век своей глобальной империи, обязательно предполагает
существенный, качественный скачок в этой области. Вполне логично, что в нынешних
условиях каждая страна, сообщество или коалиция стремятся проводить именно ту
политику, которая, по их мнению, соответствует их собственным непосредственным
интересам. Уже разработаны методики — включая и метод моделирования Месаровича —
Пестеля, — позволяющие лицам, принимающим решения, более всесторонне
анализировать возможные перспективы мирового развития, оценивая в глобальном
контексте пределы и условия осуществления тех или иных альтернатив национального
или регионального развития. Использование таких методик дает возможность воочию
увидеть, что планета не настолько велика и щедра, чтобы удовлетворить ожидания
всех без исключения групп мирового населения. И если каждая из них будет
стремиться урвать как можно больше, это в конечном счете приведет к катастрофе
всю систему, обеспечивающую жизнь человека на Земле, и в результате никто не
получит ничего из того, чего хочет и в чем действительно нуждается. Думаю,
наиболее могущественным и ответственным группам человеческого сообщества — и в
первую очередь Европейскому экономическому сообществу. Соединенным Штатам
Америки, Советскому Союзу, Китаю, Японии и ОПЕК — настало время мобилизовать
свои научно-технические средства и имеющуюся информацию на исследование
истинного состояния глобальной системы. Оно, бесспорно, покажет, что состояние
ее отнюдь не так благополучно, как хотелось бы, что заметна тенденция к еще
большему ухудшению и что сохранить, а по мере возможности и улучшить ее — в
общих интересах всего человечества. Ведущие группы должны также показать пример
другим — я постоянно подчеркиваю, что пример должен исходить именно от наиболее
крупных и сильных, — взвесив и решив, что они сами, вместе и по отдельности,
могут сделать для достижения этой цели и какие практические шаги должны
предпринять, чтобы поправить сложившееся положение.
Мы приближаемся сейчас к такому периоду, когда придется изыскивать более
разумные способы удовлетворения своих собственных интересов. И здесь важно
понять, что благополучие всего мира в целом является необходимым условием
благополучия отдельных его частей, в то время как обратное вовсе не очевидно и
должно проверяться в каждом конкретном случае. Благополучие человеческих обществ
испокон веков основывалось на этических и моральных принципах. И сейчас один из
важнейших таких принципов гласит: ни одна — даже самая могущественная и
процветающая — страна или коалиция не может надеяться не только преуспеть, но
даже и просто выжить, если создастся опасная глобальная ситуация, ставящая под
угрозу существование всех остальных групп человечества. А далее следует
важнейший вывод: чем выше статус или уровень ожиданий, которые данная страна
связывает c будущим, и, следовательно, чем большую долю она надеется получить от
мирового обновления, тем большим должен быть ее собственный вклад в это
обновление.
Какое же общее заключение можно сделать в результате обзора всех этих, казалось
бы, разрозненных, не связанных между собой проблем? Насколько можно сейчас себе
представить, создание нового общества на глобальном уровне потребует от нас
гораздо большего, чем просто установление обсуждаемого ныне нового порядка;
чтобы этот процесс действительно начался, человечество — освободившись наконец
от мифа роста — должно теперь избавиться еще от одной ловушки, приманкой к
которой служит национальный суверенитет. Именно он мешает человечеству полностью
осознать логику взаимозависимости и готовиться к тому, чтобы стать глобальным
сообществом. Чувствуя сгущающуюся опасность и переживая множащиеся трудности,
люди мира постепенно сознают необходимость и неизбежность каких-то благоприятных
перемен в организации общественного развития, способных изменить и улучшить их
нынешнее положение. Они готовы даже пойти на значительные жертвы, чтобы
содействовать этим переменам, лишь бы иметь шанс растить своих детей, обрести
достоинство, радоваться жизни и участвовать в ее дальнейшем улучшении. Если мы
сможем способствовать развитию этих настроений, перед нами откроются широкие
горизонты. Но нам необходимо свыкнуться c мыслью, что в центре общественных
преобразований неизбежно окажется суверенное национальное государство. Именно
изменение принципов и характера национального государства станет основным
условием успехов Человечества.
Преобразование международного порядка и структуры власти будет во многих случаях
происходить путем мирной, хотя и трудной, гражданской эволюции; иногда, однако,
оно будет приобретать достаточно бурный характер, порой даже перемещая внутрь
самих государств расположенную ныне на границах между странами основную линию
конфликтов. Надеюсь, что эти проблемы станут темой одного из будущих научных
проектов Римского клуба", и он, я уверен, покажет, что этот переворот можно
осуществить и без насилия — при условии, конечно, что граждане всего мира
постепенно научатся реалистически смотреть на свои проблемы и на свои
возможности. И здесь опять решающими станут качества и способности самих людей.
Печчеи А. Человеческие качества. М., 1985. С. 40-43, 83-86, 117-121, 206-208,
211 — 215, 254 — 272
OCR: Ихтик (г. Уфа)
http://ihtik.da.ru
+++
