«Г. А. Бондарев

Т Р И Е Д И Н Ы Й    Ч Е Л О В Е К    Т Е Л А,   Д У Ш И    И     Д У Х А  ОПЫТ    ОСМЫСЛЕНИЯ   МЕТОДОЛОГИИ   НАУКИ   О  ДУХЕ ...»

Однако и для Земли не безразлично, что человек делает из себя в ходе жизни. Многое принесено в жертву, закрепощено в материальном бытии ради человека. Своим высшим развитием он сначала оплачивает долги. "Человек, — говорит Рудольф Штайнер, — распространяет вокруг себя ауру, сияющую ауру, благодаря чему постоянно обогащается духовно-земной элемент... (в нем) содержится все то, что человек передает Земле как моральное и многое другое — как человеческие качества, которые он несет в себе, вырабатывая их в жизни....человек постоянно посылает в мир свою моральную, интеллектуальную и эстетическую ауру, и эта аура, как Дух Земли, живет затем далее в земной духовности" (155; 16.VII). Эту работу мы совершаем в субстанции космического жизненного эфира. Мы превращаем его в духовный элемент Земли и тем готовим Землю к грядущему одухотворению, а также и к следующему планетарному воплощению.

Жизненный эфир, "Древо Жизни", от которого не вкусить, не освободившись от первородного греха, связан с нашим высшим Я. Сила освобождения от греха — свет познания, но не абстрактного; здесь необходим световой эфир, действующий в душе рассудочной. Христос — высшее Я (Путь, Истина и Жизнь) — через световой эфир светит во "тьму" нашей души рассудочной, терзаемой симпатиями и антипатиями, пока мы не выработаем добрые качества, а с ними — индивидуально поволенное мышление. А тогда произойдет одновременно и освобождение от греха, и причащение от даров "Древа Жизни". Наше сознание тогда соединится с бытием, и мы приобретем черты существ, творящих в сущностном.

Итак, моральное, интеллектуальное, эстетическое, — когда они в человеке приводятся в соответствие с законами высшего бытия, тогда человек священнодействует: пресуществляет саму Землю и все, обитающее на ней. Понимания этой задачи вполне достаточно, чтобы импульс к постоянному самоусовершенствованию почерпать из самого себя. Самоусовершенствование же состоит в познании и в выработке определенных душевно-духовных качеств. Их преображающее действие простирается во все члены человеческого существа, видоизменяя характер и интенсивность текущих через человека из прошлого и будущего субстанционально-силовых потоков.

Сознательная работа над качествами становится возможной после индивидуального овладения душой рассудочной, поскольку новые качества становятся поистине нашим приобретением, лишь закрепившись в эфирном теле, в световом эфире. Оттуда они текут в две стороны: 1) к тепловому и звуковому эфиру; 2) к жизненному эфиру (см. рис.38). В своей совокупности качества, выработку которых рекомендуют христианская святоотеческая традиция (см. "Добротолюбие") и Антропософия, творят внутреннее содержание нашего низшего "я", приводя его к метаморфозе в высшее Я. Оболочку низшего "я" ткут восприятия чувств и процессы в астральном теле. По мере же развития "я" само превращается в оболочку для высшего Я.

Рудольф Штайнер дает немало описаний человеческих качеств и их действия на наше многочленное существо, например: "Истина есть нечто сверхчувственное, но...связана она непосредственно с деятельностью, с процессами, протекающими в голове....Истина захватывает непосредственно эфирную часть головы и переносится, как истина, на физическую ее часть....Познание, восприятие, истина — они так захватывают человека, что окружающий его внешний мир, проходя через "я" и астральное тело, поскольку они участвуют в головной деятельности, действует извне вплоть до эфирного тела....Поскольку же человек не способен сознательно погружаться в эфирное тело, то истина приходит к нему как нечто готовое. В том и состоит потрясающее, изумительное в процессе посвящения, что человек начинает истину, какой она пульсирует в эфирном теле, ощущать как нечто столь же свободное, как в ином случае он ощущает в астральном теле пульсацию в себе морального или прекрасного....Человек приходит к более свободной взаимосвязи с истиной, а потому — к более ответственному отношению к ней. Если же истина приходит к нему бессознательно, то она приходит в готовом виде, и мы пользуемся обычной логикой, говоря: это истинно, а то ложно. Человек тогда куда менее отвечает за истину, чем в случае, когда он знает, что в основе своей истина столь же зависит от глубоко лежащих чувств симпатии и антипатии, как и моральность, и красота..." (170; 5.VIII). Поэтому моральность, эстетическое воспитание уже в посюстороннем готовят нас к переживанию Божественной Мудрости, которой сотворен мир, к познанию-переживанию Божественной Софии, у трона Которой стоит рождающая Бога в человеке чистая, духовная Любовь.

Без любви и красоты человек погружается в бездну лжи и аморальности. Поняв это, мы уже не будем иметь двух мнений о разрушающих феноменах современной идеологии и массовой культуры.

Нам тогда уже не покажется, будто бы в современной политике или рок-музыке являются то михаэлиты, то михаэлические импульсы (такое порой утверждается в антропософской среде). Споры о том ведут до тех пор, пока остаются в абстрактном и в животной природе человека.

Отказ от поиска истины, от борьбы за нее, от познания, от интеллектуального вообще есть грех против Духа Святого, о котором сказано, что он не будет прощен. Можно, правда, возразить, что интеллектуальное и познание истины далеко не всегда совпадают друг с другом. Однако попробуем представить себе человека, познавшего истину и не способного выразить ее ни в одном понятии. Такое состояние духа близко к сновидческому. И не следует путать его с другим, когда в прошлом посвященные истину познавали, но по тем или иным причинам не говорили о ней.

О необходимости выработки качеств говорили и древние. Платон советует упражняться в четырех добродетелях: мудрости, сердечности, вернее, способности к деятельности, содержащей в себе сердечную силу, рассудительности и справедливости. Ему, как ученику Мистерий, было известно, что выработка перечисленных добродетелей производит положительные изменения соответственно: в "я", астральном, эфирном и физическом телах. При этом мудрость, поясняет Рудольф Штайнер, как истина действует через мысли, извне она подступает к "я" и астральному телу, а затем к эфирному телу головы. Далее, если мы хотим истину почувствовать, то она должна излучиться в грудь. Так спиритуальное переживается как моральное. В физическом теле, через мозг, мы связаны с существами из сферы мудрости. При эстетическом подходе к вещам мира нашу голову окружают элементарные духи природы: эльфы, саламандры и т. д. (170; 6.VIII).

Добродетель справедливости работала в нас, когда мы были детьми, в силах, сделавших нас прямостоящими существами. Во взрослом состоянии справедливость определяет меру связи человека с Богом; несправедливость, напротив, означает потерю связи с нашим Божественным происхождением.

Становясь мудрыми, мы преобразуем астральное тело в Самодух. Сердечность, как сила мужества в нас, позволяет нам освободиться в нашем "я" от эфирной и физической оболочек, не теряя с ними связи. Рассудительность освобождает "я" от всех трех оболочек (159; 31.1).

Рассудительности свойственна также умеренность — добродетель, уберегающая от крайностей; ею совершенствуется душа сознательная.

Справедливость и мудрость указывают нам на прошлое, когда мы еще пребывали в лоне Бога. Мужество и рассудительность (умеренность) светят в будущие инкарнации. Мудрость и справедливость  нельзя развивать, не преодолев эгоизм, поскольку они делают нас членами единого человечества (159: 31.1).

"Истина, — читаем мы у Рудольфа Штайнера, — родственна физическому телу, красота — эфирному телу, добро — астральному телу". "Нечестный человек...лжец отрезает себя от своего духовного прошлого. Тупое презрение к прекрасному желает основать на Земле места, где человеку не светило бы Солнце духа... Человек, отрицающий добро, отрицает, собственно говоря, свое духовное будущее" (220; 19.1).

Эстетическое воздействует на наше астральное тело, "...действует так, что возникает изумительная игра между астральным телом, которое интенсивно связано со всякой подвижностью — будь то нервная или мышечная, — и той частью астрального, которая менее связана с подвижностью. Астральное тело находится в ином отношении к голове, чем к остальному телу. Поэтому человек имеет две астральности: относительно свободную в голове и связанную с физическими процессами в астральном теле. И эта свободная и связанная астральности начинают играть одна в другой через эстетические импульсы" (170; 5.VIII). Так душа сознательная воздействует на душу ощущающую, что находит свое выражение в нравственном вкусе, такте.

В эволюции мира справедливость берет свое начало еще на древнем Сатурне, истина — на древнем Солнце. Благодаря истине эфирная часть нашей головы открывается космосу. Свое завершение развитие истины получит на будущем Юпитере. Красота берет свое начало на древней Луне, а завершения достигнет на будущей Венере. В красоте наше астральное тело открывается космосу. Моральность родилась на Земле. Она связана с нашим "я". Некогда "...все, пульсирующее в огневых процессах крови, станет очищенным "я", и тогда "я" станет моральным, полностью охваченным моральным....сила "я" и сила морали станут одним, а тепло крови...станет святым огнем Вулкана" (170; 5,VIII). Так изначальное тепло Духов Воли вернется к себе, но в ином — в Духочеловеке, который впервые был явлен на Земле через Мистерию Голгофы. Тайна страстной Пятницы — это тайна очищения крови от эгоизма и материи.

Итак, в ходе эволюции мира мы имеем еще одну составляющую, соединяющую в единую цепь все семь эонов творения, семь ступеней мировой метаморфозы ( рис.130). Для индивидуальной эволюции эта составляющая имеет наибольшее значение по той причине, что в ней как бы сходятся воедино начала и концы эволюционного процесса: наивысшее Триединое Божество и Его тварное подобие — индивидуальная душа, я. По сути говоря, нет иного, сильнее говорящего уму и сердцу выражения для эволюции мира и человека, чем указанная цепочка добродетелей. Ее можно и необходимо осмыслить на всех уровнях проводимого нами исследования.

Прежде всего, она находится в полном соответствии с онтологическим рядом категорий. Вспомним интересную мысль Б. Вульфа (мы приводили ее в первой главе) о четвертой категории Аристотеля — "отношение", — что в познающем сознании она встает на первое место (где находится "субстанция") и "обозначает интервал между третьей Ипостасью Бога и первой". И это есть Сын Божий, приводящий к откровению все "отношения": "Нет ничего тайного, что не стало бы явным".

Идя далее от теории познания через религиозную философию, к учению об эволюции мира, мы говорим о том, что исполнение миссии древнего Сатурна дало человеку физическое тело и волю, древнего Солнца — эфирное тело и чувство, древней Луны — астральное тело и способность мышления. На Земле человек обрел "я", а в нем — задачу привести три вышеназванные силы в равновесие. И поскольку речь идет о задаче для "я", то равновесие следует мыслить не на инстинктивном уровне, а на индивидуально осознанном. Правда, тут встает вопрос: как сознательно уравновесить то, что сознанию непосредственно не дано? Не говоря об оболочках, вспомним, что и тот порядок, который мы получили в наших чувствах, мыслях и волеизъявлениях к началу послеатлантической эпохи, был результатом трех космических жертв Христа, совершенных Им через Натанову Душу. И этот порядок снова пришел в хаотическое состояние по мере становления я-сознания в тройственной душе. Правда, новый хаос не столь губителен для человека, как древний, и с ним человек, обладающий "я", способен справиться сам. Он способен на это благодаря добродетелям.

Равновесие трех сил: мысли, чувства и воли — а благодаря ему тройственное тело претворяется в тройственный дух, — достигается с помощью добродетели моральности, высшее выражение которой есть любовь. Взаимодействие этих трех сил, говорит Рудольф Штайнер, есть "деяние любви". В нем развитие в трех прошлых зонах приходит к своему результату. Там. в прошлом, через посредство девяти Иерархий возникло тройственное тело. Но поскольку в своем первообразе оно творилось в лоне Триединого Бога, то мы вправе искать в этом теле и Его непосредственное присутствие. Так вот. им-то и являются три первых из приведенных на рис.130 добродетелей.

Бог-Отец непосредственно присутствует в эволюции мира как Справедливость. Бог-Сын — как Истина. Бог-Дух Святой — как красота.

Эволюция мира проходит через состояния сознания, жизни и формы, через три состояния творения. И все они исходят из чего-то первоначального, которое в своей сути остается в состоянии Пралайи. Это первоначальное мы называем абсолютным Я. Оно одно и триедино. Так возникает мировое отношение 1:3, и мы получаем изначальную четверичностъ. В ней все сущностно, ибо в этом отношении 1:3 речь не идет о Я и не-Я; Я даже в своей обращенности к миру всегда остается надмировым. Но далее, в творении, его "три" многократно опосредуется Иерархиями. Иерархии в своей связанности с творением (не в вечности) входят в мир не-Я, но при этом образуют Иерархию отношений с Я, а не противопоставлений ему, как это имеет место в "я". Поэтому Иерархиям не нужно жертвовать своим "Я", чтобы пережить себя в Я. Они живут одновременно в двух состояниях сознания: в вечности, в лоне Я всеединого Бога, и они тогда суть части мирового тела Бога, и в Божественном откровении, для которого они образуют "лествицу" из 3x3 ступеней, каждая из которых имеет свое "Я". Таким образом, между Я и не-Я существует отношение в виде множественности "Я". Об этом говорят сами Божественные Имена:

Сын	I  Серафимы — Духи Вселюбви, Воспламенители огня II Духи Мудрости Полные света, славы, величия — Herrlichkeiten
Св. Дух	I  Херувимы — Полнота Софии, Духи Гармонии II Духи Движения — Добродетели
Отец	I Духи Воли — Лучистые Жизни, Лучистые Пламена II Духи Формы — Духи Света

Серафимы, как мы помним, восприняли план мира от высшего Триединства. Они же есть Вселюбовь и Огонь. Обработала эту цель Полнота Софии. Лучистые Пламена принесли жертву. Итак: Вселюбовь (которая есть также Мировой Огонь) — Божественная Премудрость — Свет (который есть Огонь и Жизнь). Все три силы образуют равносторонний треугольник, обращенный (если смотреть с плана творения) вершиной вверх: первая Иерархия "лицезреет Бога". Вторая Иерархия также образует равносторонний треугольник, но направленный вершиной вниз — к творению.

В этих треугольниках все субстанционально, космично, сверхчувственно. И вначале обе Иерархии следует мыслить направленными вверх. Тогда в первой Иерархии соединяются Любовь (Огонь) и Мудрость (Свет), во второй — Мудрость (Гармония) и Добродетель, в третьей — Лучащийся Огонь (Жизнь) и Свет. Затем второй треугольник обращается вершиной вниз, и образуется отношение (взаимосвязь) между двумя треугольниками. Оно рождает нечто четвертое (седьмое) — вещественность древнего Сатурна, физическое тепло (рис. 131).

Что привело эти треугольники в движение? — Некое "сдвижение" внутри высшего Триединства. Господствуя как вечность над творением, Триединство с давних пор выражается в виде осмысленного образа равностороннего треугольника со всевидящим оком внутри. Так изначально, в образе, индивидуальному сознанию явлена тайна одновременно единого и триединого Бога. Принцип Бога-Отца (всевидящее Око) олицетворяет собой Единство равноудаленных от Него Ипостасей; и Он же в триединстве есть Ипостась. В единство уходит Божественная Троица по ту сторону бытия и сознания, — в неизреченное. Оттуда на эту сторону единство светит как всевидящее Око. Но когда начинается акт творения мира, выступает принцип: "Отец послал Сына в мир" и все (в творении) вверил Ему. Поэтому Христос в пространственно-временном образует идеальное отношение с неизреченным единством, с единым Богом. Поэтому в творении Христос есть единый Бог. Но Он един по-другому по сравнению с изначальным единством. Три Ипостаси Бога, сходясь в единстве, покидают мир откровения; через Христа же, как единого Бога, три Ипостаси приходят к откровению. Христос в эоне Земли образует четвертый принцип по отношению к трем принципам триединого Бога. В высшем Триединстве Христос — Регент древнего Солнца; в эоне Земли Христос — четвертый принцип и одновременно единый Бог Откровения.

Соединяясь с земным человеком, единый Бог Христос выступает в третьем аспекте, как единый центр трехчленного человека, потому что главной добродетелью Земли становится моральность. Моральность есть главный двигатель развития человека от низшего "я" к Я высшему. И высшее Я оживает в индивидуальном человеке как Я Самого Христа. Таково явление единого Бога в низшем треугольнике человека. Он явлен в нем не как всевидящее Око, а как принцип: Бог есть Любовь ( рис. 132).

В полноте эволюционного процесса семичленный принцип творящих сил (рис. 131), будучи перенесенным на существо человека, получает следующее выражение (см. рис. 133).

Вера, Любовь, Надежда — эти три укореняющиеся в микрокосмосе добродетели с помощью моральности эона Земли, благодаря Любви Самого Бога, претворят в течение трех грядущих эонов тройственное тело человека в тройственный дух.

В одной из лекций Рудольф Штайнер говорит о Христе, что Он есть та Сила, которая минерал замыкает в кристалл, растение гонит в рост, животное вводит в жизнь желаний, а человека ведет от несовершенства к совершенству.

Христос одухотворяет любовь, чтобы в ней не действовала просто природная потребность. Он основывает закон, но такой, который подходит к человеку не извне, а как внутренняя потребность в нравственности.

Нравственность погружается в любовь, как прежде в нее погружалось природное. "Прежде тело находило тело по естественному принципу; в Христианстве душа находит душу в высшей любви благодаря принципу Христа" (54; 22.11). Так единый Бог Христос претворяет наше низшее "я" в господина всего нашего многочленного существа. Мы через земную любовь, делающую человека регентом внутри эволюции видов, поднимаемся до космической Любви [* Потому и апостол Павел, говоря о вере, любви и надежде, подчеркивает, что любовь из них — наиважнейшая, т. е. он говорит об отношении 3:1.].

Что касается триединства веры, любви и надежды, то Рудольф Штайнер сообщает нам по поводу их следующее: "Силы веры — это силы астрального тела; и как верно выражение "астральное тело", так верно выражение "тело веры".

"Эфирное тело есть в то же время тело любви". "Мы имеем средоточие человеческого существа... сущностное ядро "я". И это "я" окружено, как своей ближайшей оболочкой, телом веры, а затем телом любви". "Далее оно окружено телом надежды, физическим телом" (130; 2.XII).

Человеческое "я" троично, оно трояко выражает себя в человеческом существе; через тройственную душу. Вера, любовь и надежда превращают три души в Манас, Буддхи и Атма (127; 14. VI).

У Рудольфа Штайнера имеется множество других определений, описаний семи, привлеченных в наше рассмотрение добродетелей. Мы не будем приводить их все, а только скажем, что они лишь увеличивают достоверность сделанных нами выводов. Всего добродетелей, душевных и духовных качеств, через выработку которых совершается индивидуальная эволюция, необычайно много, но все они восходят к семи вышеперечисленным.

Если теперь подвести общий итог сказанному о связи развития с добродетелями, то, вновь обращаясь к семичленному существу человека, каким оно дано Рудольфом Штайнером в связи с молитвой "Отче наш" (см. рис. 20), его можно выразить с помощью еще одного рисунка ( рис. 134).

Что существенно здесь отметить — это обратное, по отношению к Макрокосмосу, положение состояния формы в человеке. Из высшего Триединства, как исходное, Отчее, выступает состояние сознания. Но поскольку это состояние имеет начало и конец — конец его реализации в человеческом сознании, то в состоянии формы, к котсм рой приходит индивидуальное "я", выражается состояние сознания. Иными словами, в Божественном откровении состояние формы ведомо Ипостасью Святого Духа; в творении состоянием формы управляет Отец. Форма восходит к Нему через Христа, как Духочеловек.

10. Любовь и Мудрость

Треугольник высшего триединства царит над всеми стадиями развития, в результате которого рождается гексаграмма макрокосмоса. Пред Ним в вечности благоговейно склоняются Иерархии. Но вот наступает: "Отец послал Сына в мир", — и принцип единства переходит ко второй Ипостаси, но так, что Она образует отношение между первой и третьей Ипостасями.

Будучи в первом треугольнике (рис. 131) опосредованной Серафимами, Ипостась Сына во втором треугольнике (направленном вершиной вниз) действует через Иерархию Духов Мудрости (древнего Солнце). Так возникает отношение Любовь — Мудрость; оно возникает через единого Бога откровения — Христа. Вот почему вначале они образуют единство — в мире первого откровения. Но во втором откровении они все больше расходятся, поскольку расходятся бывшие в первом откровении единством состояния сознания, жизни и формы с их переходом в мир второго откровения. Переход этот сопровождается превращением космической воли-сознания в форму-сознание рефлектирующего мышления. В прошлой эволюции этим были обусловлены ступенеобразные метаморфозы астрального в эфирное, эфирного в физическое, в результате чего физическое стало минеральным, материей, где триединство состояний сознания, жизни и формы распалось почти окончательно [* Однако тяга к восстановлению былого единства сохранилась во всем. Так, последняя стадия состояния формы - пепел, не имея в себе, казалось бы, ни малейших следов жизни и сознания, оказывается хорошим катализатором в процессе горения.].

От конечной стадии разъединения сознания, жизни и формы начинается их новое соединение: в триединстве физического, эфирного и астрального тел. Совершается оно "деянием любви", поскольку Серафимы восприняли от Бога план мира. Но для нового триединства необходим четвертый принцип. Им стало человеческое "я". В творении (форме) тогда возникает самобытие и самосознание. Однако "я" не способно из собственных сил уравновесить силы тройственной души и дать им высшее развитие. Поэтому в мир микрокосма входит Бог-Сын и обитает в нем как Бог-Любовь. Внутри инволюции, проходящей сквозь коренные расы и культурные эпохи, Он вызывает индивидуальную эволюцию за счет того, что треугольник" духа как бы поворачивает внутрь четырехугольника тройственного тела и "Я", дарованного Духами Формы (см. рис. 134).

Духи Формы ввели в человеческое развитие принцип кровнородственной любви. В их работу затем вмешались отставшие духи Формы, благодаря чему возникли человеческие расы. Деятельностью Духов Личности нормального и отсталого развития в создаваемое расами было внесено историческое развитие; далее тканием Архангелов — опять-таки нормального и отсталого развития — были созданы отдельные народы и языки. Наконец, Ангелы привели отдельного человека "на подобающее ему на Земле место" (121; 11.VI). Так ткалась в прошлом великая сеть любви. С пришествием Христа ей был напечатлен принцип свободы, а с ним — возможность от "я"-эго восходить ко вселенскому Я как индивидуальному достоянию.

Человеческая любовь впервые возникла во временных отношениях. Поэтому и в наивысшем бытии Сын исходит от Отца и Святого Духа и становится между ними историей (Бертольд Вульф). И не только историей. Любовь во времени возникает на основе кровного родства, где древний Ягве — лунный Бог — лишь отражает свет Христа-Солнца, выступает как Лик Божий. Постепенно, по мере прохождения через культуру и историю, человек начинает вырабатывать любовь на пространственной основе, как духовное братство.

Рудольф Штайнер обращает наше внимание на то, что мы живем в смене дня и ночи, где на нас попеременно влияют то Луна — символ Ягве, то Солнце — символ Логоса, являющегося совокупной силой других шести Элоимов, обитающих на Солнце. Через Ягве человеку в течение долгого времени в бессознательном состоянии, во время сна напечатлевалась сила любви. Так человек был подготовлен к восприятию Самого Логоса, силы Его Любви. "Человек на Земле призван к овладению самосознающей любовью. Поэтому в светлом дневном сознании он должен иметь водителя, учителя, который предстал бы ему так, что он мог бы его воспринимать. Только во время ночи, в сумеречном сознании могла быть напечатлена человеку любовь. Но мало-помалу должно было наступить нечто такое, что дало бы человеку возможность внешне, физически самому увидеть Сущность Любви... Это могло произойти только так, что Существо Божественной Любви, Логос явился на Земле....Поскольку человек развился до восприятия через органы внешних чувств, то Бог Логос должен был Сам стать чувственно видимым Существом. Он должен был выступить в плотском теле" (103; 20.V). (См. также рис 31).

Не учение о любви, говорит Рудольф Штайнер, принес людям. Христос — это сделан Будда, — а саму любовь, "субстанциональное содержание любви" (114; 25.IX). Поэтому человек, развивая в себе бескорыстную любовь к окружающему, к другому человеку, к людям, причащается высшей, ничем не обусловленной, но все обусловливающей Божественной субстанции. И только это возвращает его низшему "я" присущий ему характер четвертого принципа: самообусловленность (рис. 134).

"Я" в процессе зарождения, становления зависит от многого, но ставшее "я" само начинает все обусловливать. Поэтому Рудольф Штайнер говорит, что деяния, совершенные из любви, не получают и даже не предполагают получения вознаграждения. Так поступает Сам Бог. Он Самого Себя принес в жертву развитию человека из, скажем языком "Философии свободы", чистой любви к поступку, к поступку, который положил начало древнему Сатурну и с тех пор одаряет сонмы существ самобытием и самосознанием.

В земных условиях такой закон деятельности нов, необычен. Мы постоянно пытаемся давать ему оценку с точки зрения эгоизма, и потому столь трудно продвигается развитие "я". Нам трудно и страшно порвать с обусловленным; и не только в социальном, но даже в логическом. Мы не способны созерцать, так как для этого нужно на время утратить себя в ином, в объекте, отвергнуть себя ради иного. Весь опыт наших восприятий коренится в эгоцентризме. Выступая из себя в астральном, мы тут же стремимся вернуться обратно и потому видим, слышим и т. д. Такое поведение правомерно до тех пор, пока для нашего "я" не стало глубоким убеждением и опытом души: Бог есть Любовь. А тогда уже в акте восприятия мы осуществляем принцип: "Не я, но Христос во мне". Вот почему наука, а тем более наука посвящения, должны быть глубоко христианизированы. В ином случае они люциферизируются или ариманизируются и становятся враждебными человеку.

Созерцая со Христом, мы во Христе умираем, порываем с обусловленным, с низшим "я", и обретаем себя в безусловном, в истине: Со Святым Духом воскресаем. В этом воскресении бытие (любовь) и сознание (исполненное мудрости содержание любви) пребывают в единстве, и их единство есть зачаток тела воскресения. Мы тогда в Бога рождаемся. Через четвертый принцип, "я", пронизанный моральностью, мы восходим от низшего, тварного, триединства физического, эфирного и астрального тел, где мы из Бога раждаемся, к чистому бытию Бога в нас: к триединству справедливости, истины и красоты, которыми "всякая плоть" претворяется в дух.

Возникает семичленная цепь метаморфоз, ведущая от тела к душе (см. рис. 91). Ее сменяет другая семичленность: справедливость, истина, красота (трехчленная душа), моральность ("я"), вера, любовь, надежда (трехчленный дух). Все ее звенья надприродны, и потому моральность, которую человек по преимуществу вырабатывает в процессе воспитания, т. е. получает извне, может быть очищена от примеси люциферического, от эгоизма и претворена в духовную любовь.

Апостол Павел говорит, что, как строгий последователь ветхозаветного закона, он считался совершенным и, как таковой, преследовал христиан. Лишь встретив на пути в Дамаск Саму Любовь, вынужден был признать, что все его былое совершенство — иллюзорно. Оно стало иллюзией, поскольку наступили времена новой стадии метаморфозы. Перед Павлом встало: умри и будь. И если бы он уже не сделал из себя нечто в древнееврейских Мистериях, то просто умер бы. Поэтому Христос говорит, что пришел не упразднить, а исполнить закон, что значит: метаморфизировать его. И Павел был первым, в ком Христос осуществил исполнение закона, что сделало Павла представителем нового времени, первостепенным провозвестником Христианства, претворившим в себе закон в любовь, претворившим в добро неизбежную часть зла, примешанную к закону, которая так трагически обнаружила себя в акте преследования носителей Христовой любви совершенными представителями закона. Впечатляющим образом обо всем этом говорит сам Павел, чего по сию пору не способны понять многие, называющие себя христианами, но вынужденные вслед за наместником Фестом повторять: "...безумствуешь ты, Павел! Большая ученость доводит тебя до сумасшествия". (Деян, 26; 24).

Прежде чем любовь могла быть напечатлена человеку, она прошла через весь ряд Иерархий. Когда она охватила Духов Формы, они, став существами Любви, жертвенно одарили человека искрой Божественного Я. И это Я. должны мы теперь сказать, с самого начала было Божественной Любовью. Как Христос говорит, что все Отчее принадлежит также и Ему, так с определенной стадии развития существа Иерархий достигают состояния, в котором могуг сказать себе, что все принадлежащее Христу принадлежит также и им. В этом — суть нисхождения Христа к Земле через сферы Иерархий.

Как Иерархии овладевают таким состоянием? Сначала все излучаемое ими вовне, к объекту творения (к субстанции Духов Воли), возвращается к ним обратно. Это означает, что все их развитие, даже будучи обращенным вовне, протекает внутренне. Но в конце 
концов они достигают такой степени зрелости, что могут сущностно раскрыться вовне, произвести нечто во внешнем мире, ничего не получая обратно. В таком состоянии Духи Мудрости жертвуют свое эфирное тело древнему Солнцу, Духи Движения — свое астральное тело древней Луне, Духи Формы — свое Я Земле.

Христос, в отличие от существ Иерархий, изначально действует лишь отдавая нечто вовне — откровению. Иерархии, достигая такой способности, отождествляются со Христом, становятся существами Любви. Последними в ряду Иерархий существами Любви стали Элоимы. Один из них — Ягве — перенес сферу своей деятельности на Луну, чтобы оттуда совершать, с одной стороны, древнейшую по своей форме деятельность: нечто отражать, а с другой — делать это по-другому: отражать идущий от Солнца свет Христовой Любви, ничего при этом не получая для себя. Так рождается четвертый принцип — Я — в земном эоне.

В течение дня солнечный свет озаряет четырехчленного (с низшим "я") человека, прошедшего долгий путь эволюции. Стоящие над ним Духи Формы извне излучают духовный свет Христа-Солнца, как Мировую Мудрость. Начало этому процессу было положено на древнем Солнце, где Духи Мудрости пожертвовали своим эфирным телом. Регентом древнего Солнца был Христос. Поэтому истина с тех пор несет в себе Христово начало. Во Христе Мудрость и Любовь пребывают в единстве, поэтому Он может послать людям Духа Утешителя [* Святой Дух исходит и от Сына, поэтому возможна Христология, более того: эзотерическое Христианство.].

Такое единство начинают переживать (пожертвовав своим эфирным телом) и Духи Мудрости. А когда его достигают Духи Движения (на древней Луне), то они становятся Добродетелями. Духи Формы, изжив в себе желание получать Мудрость через отражение их собственного существа, излучавшегося к Земле, отождествляются с нею в ее высшем космическом аспекте. Мудрость начинает притекать к ним из более высоко стоящих Иерархий, поскольку Духи Формы становятся членами вселенского Тела Христова, нисшедшего к Земле вплоть до сферы современного Солнца, а затем Луны. А тогда Духи Формы начинают свою деятельность направлять вовне, в инобытие. Чтобы мировая Мудрость могла вливаться в них, они должны наружу излучать Христову Любовь*.

[* Третья Иерархия отождествится со Христом в ходе земного и двух последующих эонов. Ее высшее развитие тесно связано с развитием человека. Благодаря ему они стали Я-существами. Отсюда следуют их особые задачи в выработке человеческого Я-существа. В особом положении стоит Архангел Михаил: он, имея право взойти в ранг Духа Личности, жертвенно остается Архангелом и потому — Ликом Христовым, Существом Любви.]

Когда очередь доходит до индивидуализации человека, то и он своим душевно-духовным существом вводится в сферу действия высших законов. Прежде, будучи инструментом вне его стоящей деятельности, человек ничего не мог направить внутрь себя, т. е. поступить по принципу действия высших существ, получить нечто в отражении от внешнего. Он оставался идеальным зеркалом высшей деятельности, иными словами, был как бы выше Иерархий, но не он сам, а Творец в нем. Это одновременно высшее состояние и пребывание бессознательным инструментом и выразилось в наделении человеческого существа тройственным духом в ходе трех прошлых эонов развития.

Но когда выступили люциферические существа, которые отстали и потому не могли стать существами Любви, а значит, и мировая Мудрость не могла притекать к ним непосредственно, — то в Мироздании они противопоставили Любви Мудрость, поскольку последняя достигала их хотя бы в отражении; Любовь же превратилась в них в свою противоположность — в желание самозамкнуться, обособиться. Они не смогли принцип отражения претворить в нечто высшее и стать одним с Творцом. Поэтому они попытались стать одним с творением и через него замкнуть в себе все Мироздание. Так они надеются нагнать упущенное. Поэтому решение их судьбы — в человеке, отождествляющемся со Христом.

Духи Формы тоже стали одним с человеком, но при этом ничего не желая для себя. Их отождествление сказывается в неистребимом стремлении человека к высшему. Люциферические духи все желают для себя; они отцы крайнего эгоизма. Под действием тех и других существ человеческая душа разделилась надвое. Одна часть замкнулась в эгоцентризме, и поэтому излучаемое Духами Формы в человека — Любовь и Я — стало в нем себялюбием, образовало в нем эго, обратилось на развитие жизненных процессов, органов чувств, через которые люциферические существа наконец проникли во внешний мир, вышли из своей замкнутости, но внешним для них стал чувственный мир, где сотворившая его Мудрость присутствует опосредованно.

Человек в результате этого получил индивидуальные восприятия чувств и рефлектирующее мышление, которые насквозь люциферичны, поскольку находятся в оппозиции к мировой Мудрости, не отождествляются с нею, а отражают ее. Мудрость создала наше трехчленное тело и отражается от него. Но в своей последней доводке тело, став инструментом отражения, есть результат действия другой части любви Духов Формы, которая не была замкнута внутри человека. Она разделила людей на два пола и ожила между ними как чувственная, кровно-родственная любовь. Люцифер и эту  любовь пронизал эгоизмом и желанием. С тех пор человек любит и мыслит потому, что желает, вожделеет.

Однако в чувственной любви продолжает действовать и высшее, чистое начало. Благодаря ему человек жертвенно служит продолжению рода человеческого. И такая любовь изначально благородна. Все, что позже примешалось к ней как эротика, или, как это называют на Западе, сексуальность, пришло с другого конца — из любви к себе, из экзистенциализма вожделений, в котором правит Люцифер. Половое влечение — одной природы с голодом и жаждой. Оно, как и все другое, данное восприятиям чувств, достигает души на волнах вожделения, стучащего во врата души извне. Поэтому современная поп-культура стремится человека повсюду окружить дикими эротическими и античеловеческими объектами восприятия. На следующем этапе основоположники и творцы сексуальной революции пытаются еще на один шаг отдалить чувственную любовь от ее Божественного первоисточника. Они не просто отождествляют ее с сексуальностью, а пропагандируют однополые связи, делая тем положение совершенно безвыходным. Как общий, пусть даже не объявленный вслух, встает принцип: Люцифер есть сексуальность. "Я" под таким водительством начинает отпадать от Бога и гаснуть, а с ним, естественно, и жизнь.

Любовь, становясь вожделением, сохраняет при этом свойства, отличающие ее от всех других вожделений. В своем высшем аспекте она есть сила, творящая весь мир, начиная от древнего Сатурна. Рудольф Штайнер говорит, что сила Любви есть Сам Христос. Мир творится преизбыточной, бьющей через край готовностью отдавать, приносить жертву. В этом суть и основа всякой жизни. Любовь Бога столь велика, что Он приемлет, объемлет Собой даже противопоставление Себе. Противостоит же любви не ненависть, а Мудрость. Пронизывая Любовь, Мудрость дает ей форму. В тварном мире Любовь и Мудрость противостоят друг другу как жизнь и сознание.

В минеральном царстве сознание есть закон, нечто безжизненное, данное абстрактному рассудку человека. Но уже минерал, кристалл многообразием форм и красок начинает являть некое подобие душевного; являть для человека. Растение имеет некое бытие в себе, а его закон — метаморфоза. В животном сознание приобретает характер ощущения.

На всех ступенях мира природы мы наблюдаем принцип Любви, пришедший в то или иное противоречие с самим собой через в-себе-замыкание. Высшей степени это замыкание достигает в человеке, где оно принимает характер себялюбия. Любовь в человеке становится миром в себе, а мудрость — сознанием в себе, самосознанием. Так возникает микрокосм. Действием Любви и Мудрости созданы наши три тела, обособленные от сотворивших их мировых сил и субстанций. В них образованы органы жизни и органы души. Благодаря последним, любовь, обособившаяся в человеке от мира, разделяется на противоположность любви и нелюбви. С другой стороны, и мудрость уходит в инобытие так далеко, что в цепи форм жизни порождает фому сознания в ином, существующего за счет противоположности мудрости и не-мудрости, утвердительных и отрицательных суждений, тезиса и антитезиса, образующих в своем движении жизнь сознания.

Так исходное противостояние Любви и Мудрости распадается в человеке на четыре элемента, получает своих носителей в виде духа материи, Аримана (ненависть), и духа отрицания, Люцифера, и через сопряжение противоположностей образует великий макро-микро-космический круг, в котором совершается переход бытия в сознание.

Над высшей Любовью и Мудростью правит высшее единство — Воля Отца. В человеке это становится противоположностью мысли и чувства, сведенных к единству в свободной воле, прошедшей через чреду побуждений характерологической основы и мотивов субъективного ума. Такая воля снова приобретает субстанциональный характер.

Итак, для нас стало очевидным, что все органическое в человеке имеет задачей образовать основу для душевно-духовного. При этом действие любви, оставаясь верным своему высшему принципу, на всех уровнях носит центробежный характер, творит жизнь. Мудрость, со своей стороны, рождает формы жизни, в которых она могла бы обитать как сознание. Давая формам жизни закон, сознание приходит в конце концов в противоречие с жизнью. Жизнь изливается в инобытие, где высшее сознание может пребывать как бессознательное. Приходя к себе, в инобытии, сознание начинает отрицать жизнь. Так рождаются противоположности: жизнь — смерть, сознание — бессознательное. В конце концов дело сводится к тому, что мы получили на рис. 31.

Противополюсом к Отчему началу в земном человеке встает Ариман. Он желает овладеть космической Мудростью, исключая из всех форм бытия жизнь. Люцифер, как антипод Святого Духа, отрицает индивидуализированные формы сознания, стремясь овладеть субстанцией интеллигибельного мира. Но в человеке между Люцифером и Ариманом встает Христос. Он вносит в человека принцип метаморфозы, с помощью которого творит и весь остальной мир. Мудрость, исчерпав все возможности формы на тех или иных этапах манвантары, разрушает их и возвращается к себе, но будучи обогащенной опытом бытия в ином. Также и жизнь, претерпев действие формы, возвращается к себе, имея опыт инобытия как формы существования сознания в ином.

Этот процесс собирания Любовью и Мудростью опыта в инобытии и есть индивидуальная жизнь человека. Любовь в человеке обретает свой изначальный характер, но в бытии самосознания. Еще раз подобное имеет место лишь в запредельном, в вечности непроявленного мира (его символ — Ветхозаветная Троица). В человеке этот синтез впервые возникает в узости души ощущающей, раскрывающейся навстречу высшему, когда рождается нравственное суждение. В нем любовь и мудрость (не как антагонисты), как высшее вожделение, рождают удовлетворение. Возникает совесть. Нравственное суждение, совесть — это формы существования любви, побеждающей нелюбовь — в сфере мудрости, — формы сосуществования любви и мудрости. Поэтому далее, восходя в сферу души сознательной, нравственное суждение становится таким мотивом действия, в котором человек интересы всего человечества (а ведь оно есть единство) переживает как свои собственные. Человеческое эго, вбирая в себя, или охватывая собой весь мир, устремляется в него, творя, созидая, без желания себялюбивого вознаграждения. Такая форма самосознания обладает самобытием в космическом смысле слова. И такое сознание, как говорит Рудольф Штайнер, будет некогда непосредственно, силой слова рождать самого человека. Магией слова один человек станет как бы "выговаривать" другого и тем рождать его. Слово непосредственно станет плотью, но, естественно более вещественно тонкой. То будет некоего рода "обратный культ".

Священнодействием Богов творился человек. В конце этого процесса Сам Логос стал плотью — для того, чтобы плоть снова стала Словом.

Любовь — это добродетель, берущая свое начало в душе рассудочной. Здесь она впервые получает задачу соединить ум с сердцем, вызвать в индивидуальном духе понимание, что любить — это мудро. С другой стороны, любовь к мудрости, по словам Рудольфа Штайнера, не эгоистична, "ибо эта любовь становится тем больше, чем ближе мы подходим к моменту смерти. Она возрастает в той мере, в какой убывает намерение иметь что-либо от мудрости" (143; 17.XII). А в "Очерке тайноведения" Рудольф Штайнер дает такую замечательную формулу: "Мудрость есть условие любви; любовь есть плод возрожденной в "я" мудрости" (13; гл.6).

Любовь без мудрости слепа и не всегда ведет к добру. Об этом не раз писали и предупреждали святые христианские подвижники. А та любовь, что служит продолжению человеческого рода, непосредственно управляется высшей мудростью. В этом смысле любовь двух, по словам Рудольфа Штайнера, есть желание третьего воплотиться, родиться. Эротика примешалась к такой любви по той причине, что в человеке вспыхнуло низшее сознание — дар Люцифера. Люцифер, стремясь к познанию космической Мудрости, заключенной в чувственном мире, вожделение в нас сделал осознанным. Интересен Люциферу и феномен нашей душевной и духовной жизни, поскольку и он для него есть объект. Ну, а мы благодаря Люциферу получаем энтузиазм в познании.

Навстречу Люциферу в человеке из органов жизни вырывается Ариман. Из субстанции вожделений он стремится соткать свой мир. Вожделение — это первая форма существования материи в мире сознания. Из всех вожделений сексуальное имеет ближайшее отношение к всепронизывающему принципу бытия — любви, и к становлению сознания. Поэтому сексуальность есть враг и любви, и сознания. Она есть ненависть. Отсюда следует одна из первостепенных задач человека, культуры, цивилизации: во что бы то ни стало отъединить любовь от сексуальности*.

[* Но возможна ли любовь без страсти? — могут возразить нам. — Вспомним тогда, что до недавнего времени страсть, порождаемая любовью, понималась не как низшее вожделение, а как пробуждение в духе ее высших, прекраснейших потенций. Она рождала в душе желание пожертвовать всем для другого, кровно не родственного человека, питала в душе творческий энтузиазм. Сексуальность же принадлежит к миру низших вожделений. Она родилась в человеке с узкой целью: положить начало индивидуализации жизненных процессов и восприятий чувств. Вожделение — это лишь средство. В древности, как говорит Рудольф Штайнер, жрецы ведали процессом отношения полов. Обыкновенные люди его не осознавали. При этом они не умирали со скуки, а, напротив, вели жизнь, полную смысла и содержания. Лишь наше время ознаменовалось открытием, что "свобода — это рабство", что сексуальная распущенность есть выражение освобождающейся личности.

Но, разумеется, не следует быть и абстрактным идеалистом, пытаясь одним скачком преодолеть пропасть вожделений. Туда, прежде всего, следует внести свет понимания. Нужно понять, что человек, как единство, заключает в себе мужское и женское начало. Физическое разделение полов — лишь временное состояние. Однако и эта разделенность компенсируется браком, супружеством. Любовь, ведущая к браку, при здоровых отношениях начинается с возвышенного и только возвышенным удерживается в дальнейшем, углубляясь взаимопониманием, взаимоуважением и т. д.

Ужасающим диссонансом, поистине смертным грехом является обращение к однополой "любви", получающей в наш апокалиптический век повсеместное оправдание и одобрение. Человек в таком случае вступает в противоречие с собственной эволюцией продолжительностью в две коренные расы (около 30 тыс лет). На протяжении их мужское и женское в отношениях брака научаются грядущему воссозданию единства. Когда придет время колоссальной духовно-биологической мутации, человек соберет опыт, накопленный в ряде разнополых инкарнаций, опыт разнополых отношений внутри инкарнаций, где была собрана сила преодоления низших вожделений, и на новой, индивидуализированной основе восстановит в себе былое единство. Те же, у кого этого опыта и сил не хватит, рискуют тогда выпасть из эволюции и образовать подчеловеческое царство.

Отметим еще попутно то понимание греха, к какому мы приходим на основании наших рассмотрений. Грехом является все, что противоречит развитию, эволюции индивидуального духа; и чем больший отрезок эволюции охватывает противоречие, тем тяжелее грех. Если противоречие создает невосполнимые, необратимые потери, то такой грех можно назвать непрощаемым, смертным.]

Возвышение любви происходит не только от инкарнации к инкарнации, но уже в ходе одной жизни, когда мудрость обретает силу преображать низшую чувственность, высветлять характерологическую основу. Жизнь от этого не становится бесцветной. Напротив, ее наполняет тонкий вкус, красота, гармоничное многообразие интересов. Духовное банкротство в старости переживает лишь тот, кто низшее вожделение сделал принципом жизни и потому потерял способность к душевно-духовной метаморфозе. Но кто развил и приумножил способность к ней, тому с годами лишь прибавляется.

В недалеком прошлом к этому были, хотя бы на инстинктивной основе, устремлены большие силы культуры. Лишь наш век и здесь утратил какое-либо понимание вещей. Литературоведение, журналистика ныне пытаются во что бы то ни стало принизить людей возвышенного духа. Искаженно, извращенно люди вкось и вкривь истолковывают жизненный путь Льва Толстого, Гете и многих других, не желая и будучи не способными понять, что люди эти мучились проблемой возвышения, одухотворения любви, ее возвращения к Божественному первоисточнику, что Гете, например, был не старым сластолюбцем, а человеком, до глубокой старости сохранившим способность переживать романтическое начало в любви.

Если человек берет свое развитие в собственные руки, то он в душе рассудочной возводит свое познание до мудрости, как "условия любви". Тогда в "я" души сознательной Любовь выступает как метаморфоза Мудрости, "как плод возрожденной в "я" Мудрости", что открывает нам врата в сферу Самодуха, где мы начинаем осуществлять нравственные цели мира, Христовы цели, постигнутые интуитивно, т.е. в полном отождествлении с ними. Ну, а что тогда встает со стороны характерологической основы? В душе сознательной она порождает не симпатию и антипатию, не любовь и ненависть, а представления. Здесь любовь метаморфизируется в мудрость, а мудрость — в любовь. Одно умирает и возрождается в другом. Так осуществляется синтез любви и мудрости.

Пройдя через ряд ступеней формы, любовь, как жизнь, восходит со ступени органического на ступень душевного в форме жизни чувств, или чувствований (стыд, гордость и т. п.), а затем переходит в сферу деятельности суждения. Симпатия и антипатия метаморфизируются в душе в силу образовывать противостояние тезиса и антитезиса. А далее, в душе сознательной, снова возвращаясь во внешний мир восприятий, симпатия обретает жизнь в понятии, а антипатия — в восприятии. Из их соединения рождаются представления. В них мудрость, всецело ставшая субъектом, понятием в человеке, соединяется с самой собой как с объектом, с внешним миром. Поэтому в душе человека образуется целостная картина мира.

Любовь, ставшая Мудростью на вершине человеческой души, приходит в отношение с Мудростью, ставшей Любовью: любовью к объекту познания (в созерцании), любовью к поступку (совершаемому на основе моральной интуиции).

Представление метаморфизируется в нравственные интуиции в сфере Самодуха. С ними человек возвращается в чувственную реальность и совершает поступки, соответствующие ей, но не обусловленные ею, поскольку в этой реальности Любовь и Мудрость противостоят друг другу, а человек научился приводить их к единству. В сфере духа обретает человек единство Любви и Мудрости и тем достигает цели, ради которой нисшел к земным воплощениям.

Так это поисходит в сфере Самодуха. Но вернемся еще раз к душе сознательной, чтобы рассмотреть ее в ключе того подхода, с помощью которого мы провели анализ души рассудочной и ощущающей.

В одной из цитированных нами ранее лекций Рудольф Штайнер говорит еще об одном действии Люцифера и Аримана, которое подступает к человеку сверху до линии основания черепа и снизу до грудобрюшной преграды (158; стр.125). На рисунке, которым в лекции поясняется эта мысль, человек повернут лицом к читателю. Но если исходить из того, что дано на рис. 91 и 122, то мы должны в этом случае представить себе человека повернутым лицом в направлении от душевного тела к душе ощущающей ( рис. 135).

Пространство в нас, свободное от действия люциферических и ариманических сил, атакующих душу сознательную, ограничено действием двух я.   "Я", действующее на нижней границе, — это то, которое образуется в нас на базе восприятий органов чувств. По отношению к нему ариманическое, связанное с восприятием материального мира, остается по ту сторону врат органов чувств, поскольку само восприятие идеально. Ариман не может через восприятие внести в нас вещество, как это имеет место в процессе питания и дыхания. В нашу душу извне входит лишь вожделение. Оно поднимается из подсознательного, из сферы обмена веществ и конечностей в наше астральное тело и достигает ритмической системы. А там человек переживает симпатиии и антипатии.

Действие Люцифера подступает к душе сознательной на путях мировой мудрости, но проявляется лишь в рефлектирующем, теневом мышлении. А когда мышление начинает опираться на эфирное тело, то оно обретает бытие. Такое мышление есть чистая воля — другой, высший аспект Я. Снизу к душе сознательной подступает окрашенное ариманическим чувство. Теперь душа сознательная открывается внешнему миру, но не только для того, чтобы наблюдать, а чтобы и созерцать и таким образом развивать тринадцатое, имагинативное чувство, четырнадцатое, инспиративное чувство и т. д.

Итак, мы начали наш экскурс в сферу трехчленной души с рассмотрения того, как пробуждается первое ощущение у открывающихся в сторону внешнего мира врат души. Теперь мы пришли к тому, что душа обращается к восприятиям для активного наполнения себя внутренним содержанием, и, вместе с тем, она теперь начинает стучаться во врата высшего сверхчувственного мира.

11. Самобытие душевной жизни (продолжение)

Для полноты картины нам теперь осталось еще раз проследить весь процесс взаимодействия основных ингредиентов, строющих нашу индивидуальную жизнь. Пусть читателю это не покажется топтанием на месте. При более пристальном внимании он убедится сам, что штурм стоящей перед ним твердыни познания нужно вести не только с разных сторон, но все возобновляющимися приступами. Задача перед нами стоит труднейшая: описать в понятиях то, чему сами понятия обязаны своим происхождением.

Рудольф Штайнер поясняет, что вожделения — это воля, воля с предметом вожделения (115; стр.130). Отдельные вожделения являются просто модификациями воли, от которых она должна в конце концов освободиться, чтобы выступить в нас как чистая космическая воля, освобожденная от игры симпатий и антипатий. Такая воля есть живое мышление, жизнь среди существ интеллигибельного мира, одним из которых становится и человек.

Воля, модифицируемая связью с объектами чувственного мира, является в нас, как многообразие вожделений, с которыми, в свою очередь, родственна природа наших чувств (о чем уже говорилось). А тогда получается, что единство мира сохраняется на всех ступенях эволюции. Всеопределяющая воля Отца есть единственная мировая реальность. Но в явлении она обретает характер множественности, данной нашему мыслящему сознанию в двенадцати онтологических категориях. С другой стороны, мыслящему сознанию предстоит многообразие бытия, опыт. В ноуменальном мире первого откровения, т. е. в мире Иерархий, бытие и сознание пребывают в единстве и проявляются в многообразии этого единства в отличие от многообразия противоположностей мира второго откровения.

Когда возникает древний Сатурн, то принесенная Духами Воли в жертву субстанция воли является, по сути, новой мировой целью единого Бога. Она есть цель в явлении, как субстанция, содержащая в себе универсальный закон нового цикла творения: Триединство. Триединство есть абсолютная реальность, как и Единство. Но это не означает, что существуют две абсолютные реальности. Реальность одна, и она разделяется в себе надвое, образует отношение в себе: Абсолют в вечности, в неизреченном и непостижимом, потому единство — одно, за пределами которого невозможно представить себе что-нибудь другое, и Абсолют в явлении — Божественная Троица.

Через три Ипостаси Абсолют выходит из единства, Пралайи, и возвращается к нему, всегда оставаясь при этом Абсолютом. Для него то, что возникает в начале, существует и в конце. Он всегда един, целостен и трехипостасен. Воля Престолов, становясь объектом творения на древнем Сатурне, в Абсолюте присутствует и в конце всего семичленного цикла творения, где она — чистый субъект. Силой Абсолюта эволюция течет в двух направлениях: от прошлого к будущему и наоборот. Но тогда она опосредована тремя Ипостасями того же самого Абсолюта.

По образу и подобию высшего Божественного плана сотворен и человек. В своей главной сути он есть малое отражение Абсолюта: микрокосм. В развитии он трехчленен, причем многообразно трехчленен, ибо через многообразие трехчленностей творит Абсолют.

Эволюционные процессы в человеке с момента возникновения мыслящего сознания движутся по восходящей линии. На последней границе, до которой нисходит Абсолют, возникает трехчленное тело. В нем зарождается троичность мышления, чувствования и волеизъявления. Присутствие Абсолюта, единства, в этой субъективной троичности и есть наше "я" — не сам Абсолют, а его присутствие, четвертый принцип. Сам он противостоит нашему низшему "я" как Я высшее — пятый принцип. Поэтому, перефразируя слова Рудольфа Штайнера о природе вожделений, мы вправе сказать, что низшее "я" людей есть модификации единого, абсолютного Я; они суть Я, соединенное с объектом. И они единосущны с Я, т.е. их субстанция есть чистая космическая воля. Но эта воля "я" погружена в мир явлений (все той же абсолютной воли) и потому становится вожделением. "Я", как отдельная модификация Я, обретает свой мир модификации: вожделения. И как "я" для Я есть объект, так вожделения для "я" суть объекты.

Что делает "я" субъектом? — В первую очередь — чувство. Из него, во вторую очередь, развивается мышление, жизнь в понятиях, представлениях, которые, в третью очередь, находят отношение к воле, приобретают характер чистого бытия в нас, в чем и выражается присутствие живого Бога в человеке. Но Бог и изначально пребывает в нас, в нашем духе. Этим началом было одарение нас искрой Я в эпоху древней Лемурии. Тогда Абсолют, будучи опосредован 3x3 Иерархиями, низошел в нас как свободный дар, совершенный из чистой любви к поступку, к творению. Это был первый акт свободного одарения человека качеством, личностью. Поэтому способность к свободной жертве, к деяниям из любви к объекту составляют единственную реальность становящегося "Я". Она внесена туда Самим Богом, есть Его часть в нас; все остальное в "я" имеет вспомогательное, преходящее значение.

Чуть ниже мы выявим последний акт этого высшего одарения. На пути к нему развилась в нас вся деятельность суждения, которую можно назвать размышлением (115; стр. 119), имея в виду, опять-таки, процесс.

Два рода вожделений, т. е. модификаций Божественной воли, вступают в человека. Один род вожделений обусловливает метаморфозу формы бытия: из Бога рождаемся, — как говорит розенкрейцерская мудрость. Наша характерологическая основа является одним из состояний этой формы (ступень метаморфозы). И это состояние не последнее. Из характерологической основы вырываются побуждения. Они представляют собой не что иное, как стремление абсолютную волю, идущую путем состояний формы, обрести непосредственно, без объекта — форму бытия в ином, в "я".

Но состояния формы не являются самоцелью творения. Творение готовит их для себя и нисходит в них на своем пути к некой конечной цели. Высшие формы самотождественного присутствия Бога в первом откровении — это Иерархии. В мире второго откровения форма и содержание пребывают раздельно: форма приобретает чувственный характер, ее Я остается в той или иной сфере духа. Лишь в человеке они снова соединяются, но еще не становятся тождеством, как это имеет место у существ Иерархий.

Итак, воля как форма — это три наших тела и три души. Воля как Я — это деятельность суждения, размышление. Наконец, воля вливается в нас из будущего. Такая воля стремится форму растворить в содержании. Она соединяется с объектом, чтобы претворить его в субъект, в дух. Силой импульсов, приходящих из прошлого, человеческое "я" рождается и остается в мире чувственных явлений. Силой импульсов, приходящих из будущего, оно постепенно преодолевает связь с чувственным миром и становится чистым духом.

В душе этот процесс разворачивается таким образом, что приходящая из будущего воля как вожделение сталкивается, скажем (в согласии с нашими рисунками), под углом 90° с размышлением. И поскольку в дальнейшем она действует из астрального тела, то мы вправе говорить о полярном противостоянии вожделения и суждения в нашей душе (см. рис. 116 и др.). На первой ступени их противостояния действие суждения минимально. Вожделение принимает (воспринимает) вещества внешнего мира, дабы высвободить из них высшую форму сознания, соединиться с нею; но все кончается процессами обмена веществ и дыхания: грубыми формами восприятия (принятия в себя).

Воля вбирает в себя вещества внешнего мира лишь ради извлечения из них породившей их высшей воли. Поэтому, вобрав в организм вещество, вожделение тут же отторгает его. И в этом процессе отторжения все более обособляются и консолидируются астральное и эфирное тела.

Когда на древнем Солнце монады вбирали, вдыхали в себя полуодухотворенное тепло, а затем воздух, то не требовалось большой силы эфирного и астрального тел, чтобы затем отторгнуть их. Результат той борьбы оставался минимальным, но он все же был и сводился к привязке группового эфирного тела к группе физических монад — как бы отдельных субъектов вожделения. Иное дело — земные условия, где субъектом вожделения выступают представления. Поэтому и в низших сферах человеческого бытия возникают индивидуализированные процессы питания и дыхания. В ходе их вожделение порождает силы отдельного бытия эфирного и астрального тел. Поэтому, когда приток вещества в организм кончается, в душе встает чувство голода и жажды. Насыщение удовлетворяет вожделение; оно тогда получает объект, а теряя его (преодолевая), вновь заявляет о себе у врат души.

Взаимодействие вожделения с суждением на этой ступени подобно процессу осязания. Да таковым оно, собственно говоря, и является. Ибо чувство жизни есть первая форма соприкосновения суждения с нашим астральным телом в акте соприкосновения с внешней 
средой. Вожделение, получив средство питания, удовлетворяется в себе, что означает восстановление равновесия в трех телах, испытывающих воздействие тройственного духа, творящего состояния формы (процесс возникновения чувства жизни был уже нами описан).

В осязании мы узнаем нечто не о внешнем мире, а только о процессах в нас самих, вызванных его воздействием на нас. Так это происходит в первых четырех восприятиях чувств, включая осязание как самостоятельное восприятие. В то же время, эти чувства не однозначны. Уже в чувстве движения вожделение имеет дело с состоянием формы не вещественного мира природы, а мира пространственного. Пространство же есть многочленный человек, который одновременно является и плодом временного развития. Все это образует составляющие процесса становления самосознающей личности.

Физическая Вселенная возникла ради человека и через человека. Внутри ее, становясь личностью, человек возвращается в духовную Вселенную, и вслед за ним туда взойдет, одухотворясь, и Вселенная физическая. Не держа постоянно перед душой этот общий принцип эволюции, трудно понять ее отдельные части. Например, сообщение Рудольфа Штайнера о том, что древний Сатурн возник как физическое тело, следует, исходя из общего принципа эволюции, понимать так, что и вся материальная Вселенная той эпохи заключалась в этом образовании, а вокруг него простирался дух. Подобно желтку в яйце, физический Сатурн "плавал" в духовной вселенской оболочке.

На древнем Солнце физическая Вселенная-Человек оказывается в состоянии "привести в движение собственные силы. Это те силы, которые в конце периода Сатурна были влиты в человеческое существо Престолами". Человеческое существо начало жить внутренней жизнью, которую "можно сравнить с внутренним восприятием запаха. Наружу, в небесное пространство, это человеческое существо проявляется как личность, но, разумеется, не управляемая внутренним "я". Человеческое существо представляло собой, скорее, растение, которое действует как личность" (13; стр. 165).

Растениеобразное существо-личность. — Загадочный, впечатляющий образ, не правда ли? Силы, которые действуют в нем как личность, — это силы Духочеловека, напечатленные физическому телу, т. е. сверхличность. На Сатурне это тело могло лишь отражать духовные действия, приходившие к нему извне. И таково было первое проявление физического, сообразное заключенной в нем закономерности. Закономерность в физическом и была явлением в нем Духочеловека. Закон физического мира есть личностное начало в нем, неразрывно слитое с существованием этого мира. (Заметим для сравнения, что в современном человеке закон его души 
или закон духа и их существование в чувственной реальности далеко отстоят друг от друга).

На древнем Солнце этот закон усложняется — в нем проявляется то, что мы теперь называем центробежной тенденцией, которая не может существовать без тенденции центростремительной, как явление света невозможно без тени, темноты. И поэтому то личностное проявление Духочеловека через человеческие монады древнего Солнца есть не что иное, как начало становления закона всемирного тяготения. Обращенность в сторону внешнего физического приводит на древнем Солнце к выделению еще одной планеты, в которой пребывает отставшая субстанция древнего Сатурна. На самом Солнце возникают два царства, а в физическом космосе — две планеты. И все это исходит от человека.

Можно ли относительно того времени говорить о существовании физического мира неподвижных звезд? — Лишь в той мере, в какой Солнце рождало физический свет и высылало его вовне, творя этим пространство: систему материально-силовых отношений. Но духовно, как мир Иерархий, Зодиак уже тогда был проявлен в своей четырехчастности.

На древней Луне процесс формирования физической Вселенной также обусловлен развитием человека. На древнем Солнце процессы питания, дыхания, восприятия соединены в одно. Существует однозначный дуализм между монадой и внешним миром, внутренним и внешним. Но этот дуализм есть отношение, впервые вынесенное в пространство посюстороннего мира, отчего и образуется два космических тела. Они существуют физически, чувственно, но в пространстве, где существенно лишь движение, идущее по кругу.

На древней Луне процессы питания, жизненные процессы несколько эмансипируются от процесса дыхания. Оформляется процесс сверхчувственного восприятия, тесно взаимоувязанный с процессами во внешнем мире. В результате образуются три планеты: вновь возродившийся древний Сатурн, но с отношением к обмену веществ лунного человека, вновь восставшее Солнце, регулирующее процесс дыхания и все ритмы в лунном человеке, и собственно древняя Луна, на которой идет формирование органов восприятия. Через трехчленного человека Иерархии как бы "выдавливают" вовне физическую Вселенную. В ней, словно некая греза, мираж, то возникает, то снова исчезает впечатление, будто бы измерений — три.

На Земле человек становится строго выраженным трехчленным существом, к которому, как четвертое, присоединятся Я. Кроме того, все это вводится в эволюцию видов, где всецело в посюстороннем правит закон семичленной метаморфозы. Вследствие этого, из единого космического образования, канто-лапласовской туманности, постепенно выделяется семь планет Они представляют 
собой проекцию на физическую Вселенную духовных первофеноменов земного эона, сформировавших внутренние органы человека и вышедших через них вовне. Это, по сути, есть то высшее вожделение, которое на древнем Сатурне могло лишь отражаться, вновь возвращаясь к себе, а теперь, наконец, достигшее своей цели: объективации в инобытии. Ныне, когда человек умирает, он как бы выворачивается наизнанку и живет в планетной системе как в своем теле, где Солнце — его духовное сердце, Венера — духовные почки и т. д. Когда человек рождается, он выворачивается на эту сторону, оплотневает в материальных органах, в которых, тем не менее, с большой силой сказывается влияние духовных праобразов.

Далее в человеке эмансипируются ритмические процессы. Они образуют переход от жизненных процессов к восприятиям чувств. А вовне как великий ритмизатор снова встает Солнце — одновременно и планета (сердце), и звезда (ритм). А когда эмансипируются органы восприятия, то через них вовне изливается наивысшее вожделение, которое и в инобытии желает быть духом. Это вожделение дает видимый облик звездам зодиакального круга, физическая субстанция которых — только свет. Наконец, развитие кармы и реинкарнации дает чувственно видимый облик всему звездному небу.

Таким образом, только в эоне Земли видимая физическая Вселенная приобрела свой современный вид. Ее главный центр — человек. От него она "разлетелась" и, может быть, продолжает "разлетаться", раздвигая границы трехмерного пространства. Но некогда, вместе с одухотворением человека, она снова начнет "сжиматься" и через человека дематериализуется.

На пути материализации Вселенная проходит через ряд метаморфоз высшего, духовного (физического) в эфирное и астральное нижестоящих ступеней, пока не достигнет человека, а через него — состояния вещества, материи (см. табл. 7, 10, 11). Там мировая центростремительная сила меняется на центробежную. Ею рождается мир планет.

Человек возник сначала как физическое тело. И это была вся физическая Вселенная древнего Сатурна. На Земле физическое тело двенадцатерично и своими закономерностями простирается до двенадцатичленного круга Зодиака. На др. Сатурне физическое получило отпечаток Духочеловека — вселенский отпечаток. Он стал его законом и остается таковым поныне. Все законы материи, физики — суть производные от этого основного закона. Сам же он действует как вселенское Я из-за круга Зодиака, поскольку оно — абсолютный субъект. С человеческим "я" вселенское Я встает отчасти в непосредственную связь. Поэтому процессы в человеке имеют космический резонанс, и наоборот.

Физическое в человеке, став материей, в то же время служит основанием для духовной деятельности — мышления. Поэтому высшими среди законов физического мира являются законы мышления. Они в человеке ближе всего стоят к универсальному закону Я, который двенадцатичленно действует в "я", в виде 12-ти типов мировоззрений. инспирируемых кругом Зодиака. Вобрать в "я" всю систему мировоззрений — задача не из легких. Человек по преимуществу отождествляется лишь с одним из них: с идеализмом Овна (наиболее яркий его представитель — Платон) или с реализмом Весов (Аристотель), сенсуализмом Льва (Копдильяк), материализмом Рака (Геккель, Бюхнер), пневматологией Водолея (Новалис) и т. д. Овладевая всей системой мировоззрений, научаясь свободно в отождествлениях двигаться по ее кругу, человек приближается к той субстанции, которая некогда сотворила физическое тело и теперь отражается от высшего образования в нем: от физического мозга.

Итак, в отношении мышления человек отражает — что он делал и на древнем Сатурне. — но не как "я". Иное дело — восприятия чувств. В них то, чего мышление достигнет лишь в будущем: единство бытия и сознания, имеет место уже теперь. Через врата органов чувств космическая воля как вожделение входит, не отражаясь, в человеческое существо, а из него — во внешний мир. Первая встреча космической воли с человеком происходит на периферии чувственной Вселенной. При этом удаленность звезд от Земли не имеет существенного значения. Разговор о гигантских расстояниях во Вселенной должен быть сведен к тому, что небесный свод, по сути, двухмерен и представляет собой некую плоскость встречи космического вожделения с физическим миром. Поэтому древние переживали на небе имагинации животных образов. На небосводе отобразилось становление человеко-животного древней Луны человеком Земли [* Спектральный анализ обнаруживает наличие не вещества в звездах, а духовные прафеномены. Они материализуются до световой материи по мере приближения к Земле — материальному центру Вселенной. Вся материя есть сгущенный свет.].

В таком подходе к пониманию эволюции мира и человека мы возьмем в помощь себе еще один графический образ, производный от рис. 31 и 37. Он имеет вид, показанный на рис. 136.

Переживая в себе внутренние чувства, мы, фактически, повторяем в индивидуализированной форме состояние первых трех эонов. Так будущее, сверхсознание, впервые проникает через нас в прошлое. При этом, чем бессознательнее инструмент (в человеке), тем большая сила духа требуется для введения его в сферу восприятий. Но чем выше сила духа (Иерархии), тем мощнее живущее в нем желание (вожделение) породить сознание в ином, без чего это последнее могло бы быть навеки потеряно. Так возникает у нас шкала сближающихся взаимодействий (рис. 136, левая часть). На наибольшем удалении друг от друга взаимодействуют Атма и физическое тело. Результатом их взаимодействия на "оси" становящегося "я" выступает чувство жизни. Чувство движения обусловлено взаимодействием Буддхи и эфирного тела и т. д. Общим результатом воздействия тройственного духа на тройственное тело является рождение душевного тела. В нем Я соприкасается с "я", после чего действие Я вновь начинает возноситься, рождая ряд противообразов — индивидуальную душу и дух человека.

Навстречу этому действию идет импульс тройственного духа из будущего. В высших своих проявлениях он впервые заявляет о себе лишь в восприятиях высших чувств, которые пока что очень мало развиты у человека. Пройдя точку скрещения осей, импульс будущего уходит, в форме индивидуального человеческого сознания, в прошлое, преобразуя тройственное тело в тройственный дух. Человек идет навстречу этому стремлению, развивая тройственную душу, восходя от восприятия к переживанию жизни чувств, мышления, воли. При этом он развивает деятельность суждения.

До точки скрещения осей деятельность суждения приходит снизу, из тел, а вожделения сверху, от духа (как высшее целеполагание). Из прошлого в человеке рождается, как общая совокупность, сложная форма бытия понятия (как иерархического существа) и восприятия, персонифицированного в тройственном теле. Поэтому чувство жизни, движения, равновесия — это формы бытия космического сознания, облекшиеся в человеке в форму первичных экзистенциальных представлений, которые в своей истинной сути одновременно надиндивидуальны и доиндивидуальны. Их последующее осмысление в философии — вторично по отношению к их первому явлению, в котором деятельность суждения и вожделения взаимоуравновешены и отражены в себя.

В точке скрещения осей (рис. 136) начинается некое проникновение в "Зазеркалье". Вожделение начинает переходить в чувственный мир, а суждение из тела в душу, но в душу космическую, дарованную в конце эона древней Луны и завершенную в своей целостности в Лемурийскую эпоху. Действие вожделения при этом в становящейся индивидуальной трехчленной душе ослабевает в своем космическом импульсе и от души сознательной проникает до души ощущающей. Со стороны человеческого начала идет возрастание я-сознания по мере индивидуального овладения тройственной душой. Душа рождается как форма, а вдоль центральной оси идет становление "я", индивидуального духовного содержания (мира).

Начиная с чувства осязания, можно говорить о рождении души ощущающей. В чувстве обоняния она уже вполне конкретно заявляет о себе; еще больше — в чувстве вкуса [* Действие души в органах чувств, описанное в третьей главе, имеет отношение к ее космическому, несомому Иерархиями аспекту.].

Так это происходит теперь. В прошлые эоны становление человека шло в обратном порядке. Так, например, на древнем Солнце в противостоянии космической и индивидуальной души рассудочной (лишь в импульсах), благодаря которому родилось чувство вкуса, Духи Гармонии, Херувимы пришли в отношение с Сынами Жизни, Ангелами. Человек тогда не как индивидуальность, а как двойственное тело возникал, скажем, вдоль средней линии нашего рисунка. Рудольф Штайнер говорит, что Агнелы тогда получали в дар от Херувимов их созерцания творения и врабатывали эти образы в эфирное тело человеческих монад. Шедшее от Духов Гармонии, как гармония, музыка сфер, не отражалось к ним обратно, а призводило некое действие на эфирно-физические монады, оставаясь связанным с ними в виде зарождающегося самосознания Ангелов и феномена вкуса. Ангелы, придя в тесную связь с монадами, смогли удержать дарованные им высшие созерцания, инспирации, образовать из них форму (предварительную) своего я и им конфигурировать формы монад, образуя в них внутреннее содержание. Так произошло чувство вкуса. Вовне от монад исходила не музыка сфер, а физический звук. Он наверняка обладал могучей магической силой и воздействовал на физическое окружение монад. Сам человек представлял собой некоего рода музыкальный инструмент. У него было две струны. Одна из них приводилась в колебание тем, что мы называем симпатией, другая — антипатией. (Планет, вспомним, тоже было две).

Когда к монадам на древнем Солнце подступают Престолы, то навстречу им выступают не существа Иерархий, а сами монады с собственной жизнедеятельностью. Возникает феномен запаха. Такова точка скрещения осей (рис.136) на древнем Солнце. В ней тогда создаются предпосылки для одарения монад астральным телом. Вспомогательный импульс для этого приходит из высочайших сфер: Херувимы. Полнота Софии, мудро обмыслившие мировую цель, воспринятую от Триединого Бога Серафимами, созерцают сверхчувственные образы происходящего на древнем Солнце. В их созерцании явлен высший аспект, первофеномен того, что ныне в человеческой душе выступает как деятельность суждения. Как Херувимы не желают, чтобы их созерцания отражались к ним обратно, так и деятельность суждения не предрасположена быть отражением. Оно отражается как мыслеформа, но в ней отсутствует его суть.

Можно представить себе, что весь сверхчувственный мир первого откровения есть мир Божественного созерцания, в чем выражается действие Ипостаси Святого Духа. А поскольку первое откровение обращено ко второму, то созерцание это есть деятельность Херувимов. И это созерцание есть одновременно объективация космического сознания. В отношении с Ипостасью Отца созерцание становится принципом жертвы — внизу это происходит через деятельность Престолов, — восстанавливающей единство бытия и сознания.

Человек живет сразу в двух мирах: чувственном и сверхчувственном. В одном из них пребывает причина, в другом — действие. Обретая собственные органы восприятия, человек, подобно Ангелу, сначала получает их в мире сверхчувственного созерцания. А когда органы чувств открываются вовне, то созерцание уходит внутрь человека и становится деятельностью суждения.

На древнем Солнце Херувимы, жертвуя созерцание Ангелам, находят отношение к Ипостаси Отца в ином. Поэтому речь там идет об одарении Ангелов определенной степенью сознания. Принцип жертвы приводит Херувимов также в отношение с Ипостасью Сына в ином. Их дар уходит безвозвратно и, будучи опосредован ангельским сознанием, производит действие в эфирном теле монад. Об этом можно сказать еще так: жертва-созерцание, как реальная форма творящего бытия, отражается Ангелами в монады как их состояние жизни; т.е. творческим в таком случае оказывается и сознание Ангелов, несмотря на всю его смутность в эоне древнего Солнца. Оно все формируется в эфирной субстанции и представляет собой жизненный процесс. В эфирной субстанции совершается вся цепочка метаморфоз единого явления бытия и сознания.

Подобная деятельность приводит монады на древнем Солнце к воссозданию единства бытия и сознания на растительном уровне, чем полагается начало восхождению Божественного импульса творения. Духочеловек, как Отчее начало, через эфирную часть монад (сферу Сына) приходит в связь в ином с Ипостасью Святого Духа. И связь эта оказывается обусловленной существованием монад. Они оказываются связующим звеном в параллельном существовании прошлого и будущего мира, отчего формируются пространственно-временные условия развития.

Отчая воля продолжает действовать и в современном человеке, и в ней по-прежнему живет устремленность к Святому Духу. Она привела монады к современному состоянию их формы, где они обладают собственным интересом к бытию. А поскольку современный человек обладает и индивидуальным астральным телом, то воля-вожделение, устремляясь к деятельности суждения, рождает ощущение уже в первом восприятии чувств — в чувстве жизни. Сначала в этом ощущении человек дан сам себе как объект, затем он приходит в соприкосновение с окружающим миром. Ушедшие внутрь человека созерцания выталкивают его астральное тело в чувственный мир и словно щупальцами осязают его. Так выражает себя деятельность суждения, так она "созерцает" истину в ином, в духе, ставшем материей и обитающем в ней как закон. Вожделение стремится дать этому "созерцанию" форму. Ею в душе становятся восприятия чувств. Они, как состояние формы, эгоцентричны в своей деятельности, строго избирательны по принципу приятно-неприятно, нравится-не нравится. Перед их натиском деятельность суждения в душе ощущающей отступает или сужается до формы прямого эгоизма, что ведет астральное тело ко все возрастающей консолидации, оплотнению и самоизоляции.

Но уже начиная с чувства зрения восприятия чувств несут душе реальность внечеловеческого мира, и деятельность вожделения ослабевает или облагораживается. Рождаются нравственные суждения. При этом не следует забывать, что в душе, наравне с восприятиями чувств, рождается и крепнет жизнь чувствований. Как мы помним, в физическом теле изначально живет надежда, в астральном — вера, в эфирном — любовь. Они суть непосредственное присутствие высшего Божественного в ином. Здесь это Божественное облекается в многообразные субъективные оттенки, краски души. Так, надежда в душе ощущающей под влиянием эгоизма приобретает характер нетерпения — чистого вожделения, перед которым капитулирует деятельность суждения. Нетерпение питается эгоизмом и в нем получает удовлетворение. Сила суждения при этом не получает никакого развития. Но когда вожделение в физическом находит отношение к суждению, то нетерпение метаморфизируется в чувство надежды.

Суждению тогда открывается путь вовне, где оно приходит к решению. И поскольку, как говорит Рудольф Штайнер, оба элемента удерживают равновесие в чувстве — подобно двум чашкам весов, — то чувство надежды получает завершение, законченность. В нем тогда содержится столько же удовлетворения, сколько и возможности благополучного решения. А если суждению недостает силы прийти к решению, то вместо надежды рождается сомнение (115; стр.119).

Таким образом, человек оказывается заключенным как бы между двумя крайностями. Чрезмерно отдаваясь симпатиям и антипатиям, он позволяет вожделению замкнуть обитающий в нем дух в закрытую и обособленную от всего мира форму. К этому стремится в человеке Ариман. Склоняясь перед истиной вплоть до потери собственного к ней отношения, человек рискует одухотворить свое "я" прежде, чем оно в нем сформируется. В капитуляции перед истиной под влиянием одного только авторитета сказывается деятельность Люцифера. Разрешение дилеммы наступает в душе рассудочной, когда мы приходим к эстетическим суждениям.

Стремление к истине, по словам Рудольфа Штайнера, является долгом человека, исполняя который он побеждает в себе вожделение. Чтобы постичь истину, необходимо всего себя целиком посвятить ее обретению. Однако, обретая истину, мы должны дать ей в себе форму, чтобы она жила именно в нас и была бы не пустым приобретением, а движущей к самоусовершенствованию силой, что, по сути, и является задачей соединения сознания с бытием. Где этого не делают, там живут либо в абстракциях, либо в отвлеченной созерцательности, подобной той, которую переживают последователи восточных видов оккультизма.

Существует форма самоотдачи, в которой человеческое "я" получает само себя назад как подарок. В системе восприятий чувств такой феномен возникает в чувстве "я". Здесь, погружаясь в объект, который есть субъект в ином, мы приходим к некоему тождеству "я" = "я". Деятельность вожделения в восприятии встает на путь суждения, поскольку "я" есть форма сознания, оно приносит назад не удовлетворение, а решение, познание. В то же время, в акте совершения чувства "я" человек обретает некое богоподобие. Ибо то, из чего "все начало быть", есть, выражаясь языком философии, Я =Я.

В эстетическом суждении метаморфоза вожделения в суждение происходит на ступень ниже — в душе рассудочной, а не в сознательной, где мы овладеваем чувством "я". В жизни эстетических суждений человек "может то, что он должен по отношению к истине" (115; стр.127). В акте переживания прекрасного требуется самозабвения не менее, чем в познании истины. "Однако при этом что-то возвращается к нам назад, что не является результатом обретенного вовне решения. Мы сами тогда возвращаемся к себе. Мы отдаем себя и себя же получаем обратно. Истина приносит нам назад только суждение (как логическую форму. — Авт.). Эстетическое же суждение приносит с собой назад и нас самих, как подарок.

В этом состоит своеобразие эстетической жизни: она содержит в себе истину, т.е. содержит в себе бескорыстие, и в то же время — доказательство наличия внутреннего господина в душевной жизни" (115; стр. 127). Так происходит по той причине, что в произведениях искусства мировая мудрость пребывает в оболочке человеческого "я", творящего искусство. Как объект восприятия произведение искусства дает вожделению решение, и таким решением является феноменология Я в "я". Не вожделение обладать произведением искусства дает нам удовлетворение, а чистое наслаждение прекрасным, сверхчеловеческим. В нем мы получаем назад "суждением удовлетворенное вожделение" (115; стр. 125). Значит, в переживании прекрасного в человеке явлено единство сознания и бытия.

Так действием эстетического характерологическая основа превращается в нечто иное — в производителя представлений, а не симпатий и антипатий, любви и ненависти. Тогда душа рассудочная метаморфизируется в душу сознательную.

Мировая воля, создав наше астральное тело, живет в нем как вожделение стать индивидуальным духом в человеке. Мировой дух живет в душе как деятельность суждения. В понятийной основе души рассудочной он (см. табл. 5) через заповедь явлен как пришедшая в душу извне истина. В переживании совести в душе рассудочной оживает та древняя жертва Херувимов, которая на древнем Солнце одарила Ангелов сознанием сна. Совесть — это, по сути, есть чистым, надчеловеческим  вожделением  удовлетворенное  суждение. Содержащийся в совести элемент космической жертвы. Ипостась Христа в оболочке Святого Духа, является той движущей силой, которая претворяет прямой эгоизм души ощущающей в высший косвенный — души сознательной. В любви ко всему человечеству симпатия побеждает антипатию и переходит из характерологической в понятийную основу души. Тогда Христом движимый Дух Святой оживает в человеке, и Я в определенной мере выступает в оболочке "я".

Через переживание прекрасного эгоизм, как форма сознания, метаморфизируется в форму бытия и, расширяясь из собственных сил до переживания мировой мудрости, превращается в характерологическую основу. И в ней тогда рождается высшая форма приходящего из прошлого импульса эфирно-физических сил — представление. Отдаваясь жизни прекрасного, душа соединяется с мировой Мудростью, пришедшей в связь с чувственным миром в индивидуализированной форме, т. е. в той или иной мере непосредственно. В искусстве мы созерцаем представления. Это не означает, что характерологическая основа души сознательной вся пребывает в мировой Мудрости, но что лишь ей доступна Мудрость, она стоит под знаком ее действия.

В начале душевной жизни низшему вожделению противостоит эгоизм. Внутри души они находят друг друга и объединяются. Примитивная душевная жизнь не знает в себе противоречий. Диссонанс образуется между нею и внешним миром. На вершине души сознательной эгоизм, расширенный до личностной любви ко всему человечеству, из которой тогда рождаются нравственные цели (этические представления), противостоит вожделению, претворенному в форму индивидуализированной мудрости, "практическому а priori". В таком случае снимаются и внутреннее и внешнее противоречия. Здесь воля, с одной стороны, пройдя через состояние сознания, приняла форму чувства, с другой, — пройдя через состояние чувства, приняла форму сознания. А в результате возник индивидуальный дух.

Взаимодействуя в душе сознательной, Любовь и Мудрость рождают индивидуальную волю, "я", сменяющее опору на низшее, обусловленное: мир чувств, восприятий, симпатий и антипатий и т. д. — на состояния высших отождествлений в мире обусловливающего. Душа входит во врата Самодуха, вернее, Самодух осеняет ее, подобно голубю на Иордане.

Чтобы удостоиться такого возвышения индивидуальной жизни, необходимо овладеть созерцающей силой суждения. Ею характерологическая основа, порождающая представления, превращается в понятийную основу Самодуха. Мы начинаем воспринимать истину, мировую Мудрость, отдаваясь ее воздействию как я. В этом выражается высшая верность опыту, способность умереть как "я" и получить себя назад, в дар, как Я. Дар этот имеет форму понятийной интуиции, почерпнутой через отдачу себя в созерцании — явление Духа Святого душе, принесшей себя в жертву высшему.

С другой стороны, нравственное понимание становится понятийной основой вместо характерологической основы. Любовь через человека приходит в связь с Мудростью. Человек переживает нравственные интуиции. Мир же интуиции есть чистая воля. В ней мировая Любовь и Мудрость изначально пребывают в единстве, в Триединстве. Когда этот синтез, наконец, осуществляется в человеке, то в его волении Любовь примиряется с Мудростью в инобытии, ради сотворения которого они разделились. Они примиряются в "я", способном отождествиться с Я и быть. Тогда высшее Я принимает форму индивидуального бытия в человеке. Христиане о таком состоянии говорят: "Не я, а Христос во мне".

Это также есть индивидуальная реализация высшей четверичности в ином; ее символ — треугольник, в центре которого стоит: "Бог есть любовь". Центр этот и есть человеческое Я, пришедшее к необусловленному волеизъявлению. Он в своей деятельности как бы пульсирует между Божественным треугольником (см. рис. 132) — бытием в Боге — и треугольником микрокосма, субъекта, в котором живут мысль, чувство и воля, обращенные к земному плану. Над этим, вторым, треугольником теперь работает человеческое Я, стоящее выше симпатий и антипатий, примирившее в себе высшую Любовь и Мудрость в принципе: "Бог есть Любовь". Так приходит человек к реализации целей земного эона и отдается исполненной жертвенности работе над спасением всего тварного мира, которое будет длиться еще три эона. Самому человеку в этой работе предстоит пресуществить три тела в триединый дух. И общим принципом такого пресуществления впредь будет только свободная жертва, совершаемая из чистой любви к поступку. Ибо лишь такое деяние поистине мудро.

12. Дополнительные вопросы

На этом можно было бы поставить точку в наших исследованиях. Но задержимся еще немного на нескольких дополнительных вопросах. Нам удалось выявить ряд несомненно не лишенных значения моментов феноменологии душевно-духовной жизни. Отправляясь от полученных результатов, как от некоего центра, наметим еще ряд направлений возможного познания.

Мы выявили, что первичным ингредиентом индивидуальной душевной жизни является чувство — сначала как ощущение, восприятие, потом как переживание симпатии и антипатии и как устойчивое чувствование, как привычки чувств. Этот ингредиент, являясь первоначальным, в трехчленной душе занимает среднее положение. Поэтому, даже если, на первый взгляд, это звучит парадоксально, мы должны сказать, что человек начинается с середины. В чем тут дело? Снизу идет образование нашей телесности — совершенно бессознательный процесс; сверху подступает сверхсознательная деятельность. В плоскости соприкосновения обоих видов деятельности, или мировых воль, и возникает жизнь чувств. Воля, живущая в сверхсознании, есть космическая интеллигенция (субстанция мысли, мыслесущества); творящая в подсознании мировая воля вступает в нашу душу как акты постепенно индивидуализирующихся волеизъявлений.

В физическом теле верхняя воля в своем явлении опосредуется нервной системой, нижняя — системой ганглиев. Рудольф Штайнер говорит, что можно составить себе представление о некой внутренней границе, соединив на одной ее стороне все нервные окончания, а на другой — все ганглии. "Если на этой границе. — продолжает он, — вы представите себе, как словно через решето здесь с одной стороны теснится воля, а с другой интеллигенция, тогда в середине вы будете иметь чувство, сферу чувств. Ибо все принадлежащее к чувствам есть наполовину воля, а наполовину интеллигенция. Воля подступает снизу, интеллигенция — сверху:  этим образуется чувство. В чувстве, с одной стороны, всегда дремлет интелллигенция, а с другой — спит воля" (194: 7. XII).

В этом описании мы легко узнаем уже знакомые нам суждение и вожделение, из совокупного действия которых и слагается, рождается жизнь наших чувствований. Мировая воля, подступая к нашей душе как вожделение, создает душевную форму для духовного содержания. И весь вопрос заключается в этой форме, без которой мировой дух пронизывает нас, так сказать, без задержки. Однако и форма без побуждений со стороны духа имеет тенденцию "зацикливаться" в каждом цикле развития. Рудольф Штайнер так определяет их взаимосвязь. Неверно думать, говорит он, что к человеческой интеллигенции добавляется мировое мышление. "В действительности суммируются мировые чувства и человеческие мысли... Чем больше интеллигенции имеет человек, тем больше она просветляет то, что мировые чувства дают нам как внутренний свет. Но если мы упускаем что-то сделать для нашего мышления, нашей интеллигенции, то в этот свет, в это мировое чувство тут же устремляется тьма" (119; 24.111).

Таким образом, мы вновь здесь встречаемся с тем, с чем имели дело при рассмотрении взаимодействия вожделения и суждения. По мере поднятия этого процесса по ступеням души мы преодолеваем влияние физического на душевное, отдаляемся от жизненных процессов с их инстинктивной природой и в душе рассудочной переживаем световой эфир мирового чувства, волящего индивидуальное в нас. Но и мышление должно исходить из светового эфира, а в дальнейшем — из жизненного. Первоначально действие надчеловеческого мышления выражается вовне как звук, потом возникает осмысленная речь (см. рис.38).

Мысли возникают в душе ощущающей, но не продумываются в ней. Деятельность суждения, как "мысленная субстанция", как внутренняя астральность, течет, например, из глаза в акте зрения вовне и вступает в противоборство с астральностью внешнего мира, вещи которого есть лишь иная форма духосуществ. На границе вещей обе астральности  вступают в борьбу, что рождает в нас переживание цвета. Но если внутреннее способно отвратиться от чувственной формы и найти отношение к духовным праобразам вещей, то возникает понятие (9; ч.П, гл.II).

Мысль, чувство и воля во всех проявлениях души действуют неразрывно. Мы лишь на время, условно расчленяем их для познания. Реальная жизнь души являет нам чувство и волю в мысли, мысль и волю в чувстве, мысль и чувство в воле. Но при этом остается в силе то, что было сказано об отношениях верхнего и нижнего в человеке, прошлого, настоящего и будущего, духовного и материального, из чего, собственно говоря, и рождается феномен душевной и духовной жизни индивидуума. Рассмотрим одну из форм этого феномена, в которой мы обнаруживаем все вышеперечисленное в метаморфизированном виде.

Среди свода антропософских тезисов, в которых Рудольф Штайнер суммирует все содержание созданной им Духовной науки, имеется такой: "Более тонкое представление должно сказать себе: мышление всегда образует основу для чувства и воли, чувство — основу для мышления и воли, воля — основу для мышления и чувства. Только в жизни мысли над другим содержанием господствует мышление, в жизни чувства — чувство, а в жизни воли — воля.

Чувство и воля в жизни мышления содержат кармические последствия предыдущих жизней. Мышление и воля в жизни чувства кармически определяют характер. Мышление в жизни воли вырывает современную жизнь из кармических связей. В чувстве и воле мышления человек изживает карму своего прошлого, в мышлении и чувстве воления он подготовляет свою будущую карму" (26; стр.74, тезисы 97—99). Дадим сказанному Рудольфом Штайнером образно-символическую форму. Тогда мы вновь находим два потока, полученные на рис.116, 119 в треугольнике мысли, чувства и воли (см. рис. 137).

Прошлое, вступая в нас, образует треугольник, направленный вершиной вниз. Вершина эта — мышление предметное, понятийное, абстрактное. С него начинается я-сознание. Треугольник, направленный вершиной вверх, устремлен к мышлению сущностному, которое все есть воля и жизнь. Но Рудольф Штайнер говорит также о мышлении и воле в жизни чувств, как о нашем настоящем, которое опосредует связь прошлого с будущим, а будущего с прошлым и кармически формирует характер. В гексаграмме на рисунке это настоящее представлено шестизначно, или двумя рядами тройственных связей. Фигура гексаграммы обычно рисуется так, что линии обоих треугольников не пересекаются, а проходят выше или ниже одна другой, что показывает, какой импульс является преобладающим в каждом отдельном случае: идущий ли из прошлого в настоящее или наоборот. На рис.116, 119 это также означало, идет ли импульс снизу — из тела через душу — или сверху, из сферы сверхсознания. Идущее сверху всегда имеет перевес над идущим снизу, и от этого зависит очень многое в нас. Рудольф Штайнер дает, например, такие связи: перевес физического тела над эфирным обусловливает восприятие чувственного мира, эфирного над астральным — физически органические процессы, перевес "я" над астральным — слияние "я" с мышлением, чувствованием и волением (134; 29.XII). И так далее, скажем мы, поскольку картина эта необычайно многообразная.

Таким образом, карма настоящего, карма характера, характерологической основы ткется шестью факторами: в ней действуют два рода мышления, чувствования и воления; а с другой стороны, ее пронизывают импульсы будущего, настоящего и прошлого. Преобладает во всем этом чувство и настоящее. Поэтому знак кармы настоящего есть крест внутри гексаграммы, в котором вертикальная ось выражает собой настоящее, соответствующее вертикальной оси на рис. 116, 119, а горизонтальная ось — это два потока, текущие из прошлого в будущее и из будущего в прошлое. На скрещении осей рождается четвертый принцип — "я". Так троичность переходит в четверичность.

На следующем уровне мы входим в жизнь мышления, чувствования и воления, которые с рождением "я" получают сознательное отношение к тому, что Рудольф Штайнер поясняет следующей схемой:

То есть, в этом случае мысль, чувство и воля попадают в промежуток между членами четырехчленного человека, а в целом возникает семичленная, уже хорошо знакомая нам структура. В нее теперь с полным сознанием мы можем включить три элемента кармы. Структура эта выражается четырехугольником и треугольником или лемнискатой. Поэтому вспомним еще раз рис. 17, 18, 20, 21 и, взяв всю совокупность полученных теперь взаимосвязей, мы можем считать себя достаточно подготовленными, чтобы начать предметный разговор об антропософском учении о карме.

Далее можно углубиться в науку посвящения, продумывая в ряде вариантов соотношение треугольника и четырехугольника сил. У Рудольфа Штайнера мы читаем о них следующее: "Этой жизнью (четырехугольник), из которой лишь подобно тени поднимается мышление, чувствование и воление (треугольник), этой жизнью наших инстинктов, потребностей, нашего темперамента мы куда более тесно, чем считаем, связаны с действительностью. Подобно тому, как наша душевная жизнь трехчленна, эта действительность всегда четырехчленна и такой всегда была для посвященных. И если таким образом рассмотреть всего человека, то мы получим семичленное существо. Только низшие члены, те, в которых человек некоторым образом повторяет животное, более интенсивно содержат в себе характер действительности, чем теневым образом дистиллированные абстракции мысли, чувства и воли". Мир четырехугольника должен быть облагорожен, иначе он станет миром зла. Помочь тут можем сверхчувственное познание, ибо, если "человек погружается в материальное, то (многое) зависит от того, погружается ли он чисто этически, со свободным образом мыслей, или это происходит с нечистым, аморальным, несвободным, т.е. с эмоциональным, инстинктивным, животным настроением" (198; 17.VII).

Итак, соединяя познание и нравственность, внося в абстрактное мышление жизнь путем изменения его формы, мы, начиная с логического, меняем содержание как треугольника, так и четырехугольника. В троичности мысли, чувства и воли оживает тройственный дух; на вершине низшее "я", пройдя через "умри и будь", метаморфизируется в Я высшее. Фигура в целом принимает характер лемнискаты, где отношение 3:4 вмещает в себя отношение 5:7 (см. рис. 138).

Верхнее кольцо лемнискаты (как и треугольник) работает как вне, так и внутри нижнего: микро- и макрокосмически. В работе над собой человек может достичь момента, когда верхнее кольцо разомкнётся в сторону Универсума. Тогда откроется сверхчувственное познание. На новом пути посвящения оно должно разомкнуться как вовнутрь, так и вовне, что означает соединение в акте посвящения мистического, дионисийского, пути и аполлонического, гетеанистического.

Чувственно видимый облик человека оплотнел из имагинативного облика. Выражением этого процесса является строение позвоночника и ребер. Ребра — это, по сути, оплотневшие верхние кольца лемнискат. Выше, к голове они замыкаются в круг, внизу они и у физического человека остаются разомкнутыми, поскольку в системе обмена веществ и конечностей правит бессознательная воля.

Развитие, идущее в направлении интеллектуализации, замкнуло ребра в кольца; а головное образование, как метаморфоза позвонка, повернуло второе кольцо лемнискаты внутрь себя. В процессе духовного развития человек имеет задачу эту "головную" лемнискату разомкнуть, направив вовне два луча, исходящие из двухлепесткового лотоса, и пронизать ими завесу внешних чувств. Далее процесс размыкания должен идти вниз, вдоль всего позвоночника. Его подготовка совершается в пространстве, свободном от прямого действия люциферических и ариманических  сил, каковым является пространство эфирного тела и души рассудочной, осеняемое Жизнедухом. Чтобы уверенно выступить за пределы этого пространства, необходимо иметь сильное живое мышление и глубокую моральность. Первое вырабатывается под знаком: "Не я, но Христос во мне", — второе — под знаком: "Бог есть Любовь".

ПРАКТИЧЕСКОЕ    ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СЕМЬ     СТУПЕНЕЙ     МЕДИТАЦИИ     КАМНЯ   ОСНОВЫ

Всё бытие в нашем цикле развития, простирающемся от древнего Сатурна до будущего Вулкана, подчинено закону метаморфозы, явленному в бесконечном разнообразии форм. Неоднозначно подчинен ему и человек. Через один род метаморфоз он проходит бессознательно: в ходе земной жизни, в ходе ряда жизней, в реинкарнации. Но, как сказано в "Философии свободы", "последний чекан" человек дает себе сам, в полном сознании. И это есть чисто духовная метоморфоза. Она не возникнет, если человек, собрав достаточно сил, не вызовет ее в себе сам. Она венчает все другие метаморфозы, дает им смысл и направление. Без нее они были бы обречены на ницшевское "вечное возвращение".

Одним из значительнейших способов ввести себя в духовную метаморфозу является углубленное сопереживание христианских праздников года, достигаемое с помощью медитативной работы соответствующего рода. Правда, ныне откуда только не услышишь настоятельные советы делать медитации. Молчание в этом вопросе хранит, пожалуй, одна только Христианская церковь, т. е. та инстанция, от которой подобные советы, вероятно, только и должны были бы исходить. Антропософия восполняет этот не сказать пробел, но — глубоко трагическое упущение. Ибо медитации медитациям рознь. И если ложные пути рефлектирующего мышления вызвали невиданный кризис цивилизации, то положение может стать совершенно безвыходным и безнадежным, если в европейской культуре возобладает несоответствующая ей, не христианизированная медитативная работа человеческого духа. Ибо медитация не рефлективна. В ней реально и непосредственно сознание приходит в единство с бытием. И если это делается правильно, то медитативная работа отдельных людей вносит даже в социальную жизнь оздоравливающие импульсы большой силы. Они той же природы, что и импульсы, порождаемые молитвенной практикой, если она не принижается до чисто душевных, эмоциональных усилий, чем лишь ослабляется связь человеческого духа с Божественным миром.

Христианская цивилизация способна пронизать собой все сферы человеческой жизни. Есть у нее свое слово и в медитативной практике. Это слово зиждется на точном знании природы человека, какой она сложилась именно к настоящему времени. Современный человек владеет абстрактным мышлением. Однако учась мыслить по законам той логики, где живое развитие мысли проходит по семи ступеням, мы подготавливаем себя к переживанию самих мыслесуществ божественного мира. Но реально к этому можно прийти лишь в медитативном сознании, восходящем на ступени имагинации, инспирации и интуиции. Чтобы медитативное сознание не погасило  плоды личности, а, напротив, привело их к возвышению, содержание медитаций должно быть построено на основе точного знания существа человека и принципов его развития. Лучшие медитации — те, которые звучат непосредственно из мира Божественных Иерархий. И именно такие медитации даны Рудольфом Штайнером. Среди них совершенно особое место занимает так называемая медитация Камня основы, данная в 1923/24 гг. на Рождественском собрании Всеобщего Антропософского Общества. Этому собранию Рудольф Штайнер придавал особое значение. По его словам, силы союза, установленные благодаря собранию, с добрыми духовными существами, т. е. с Божественными Иерархиями, смогут преодолеть мощные враждебные демонические силы, использующие земного человека в своих целях (37; с.236). Если произошедшее на Рождественском собрании поставить со всей серьезностью перед душой, то тогда оно "пошлет в душу сильный импульс, который подвинет ее на исполненные силы действия, в которых нуждается современное человечество, дабы в ближайшие инкарнации люди оказались в состоянии встретить Стража Порога, т. е. цивилизация стала бы такой, что сама, как цивилизация, могла бы стоять перед Стражем Порога" (260; с.261).

Для того, чтобы серьезно поставить перед душой Рождественское собрание, требуется многое. Необходимо основательно заняться собой, собственным развитием. Но тем, в чем и работа над собой, и служение миру сливаются воедино, несомненно является медитация Камня основы. Работа с нею означает принятие импульсов Рождественского собрания и служение всему, что связано с ним. Она является совершеннейшим средством введения индивидаульного духа в спиритуальную метаморфозу. Природными метаморфозами обусловлено развитие нашего тройственного тела. Жизнь в обществе: прохождение через школьное воспитание, работа по профессии, развитие индивидуальных интересов и т. д., — все это способствует развитию тройственной души. Но у этих метаморфоз есть предел: они не рождают свободного духа, для чего духовная метаморфоза должна быть уподоблена природному процессу, должна стать сущностной. Поэтому и осуществить ее можно лишь подражая природе, вызывая во внутренней, душевно-духовной жизни процессы, проходящие через цепь реальных метаморфоз. Медитация Камня основы может стать содержанием такого процесса, поскольку построена по законам имагинативной логики; ее "материя" онтологична и имагинативна. Данная мышлению, она вводит его не в теневой, а в живой процесс, где в мыслительном действуют законы бытия. А поскольку это медитация, а не умозаключение, то бытие ее сверхчувственно. Что касается ее содержания, то оно поистине всеобъемлюще.

Медитация состоит из четырех отделов. Они соответствуют, или в них выражено переживание четырех эонов развития. Это, можно сказать, встает в первую очередь, а затем открывается, что первые три эона содержат в себе проекцию на будущие три эона, и т. о. медитация объемлет все семь эонов. Переживая первый отдел медитации, можно сверхчувственно проникнуть в состояние древнего Сатурна с его Отчим принципом, господствующим в нашем теле и в нашей воле. Во втором отделе встает древнее Солнце с его принципом Сына, господствующим в нашей душе, в чувстве. Третий отдел имеет отношение к древней Луне с ее принципом Святого Духа, господствующим в нашем духе, в мышлении. Все три отдела, в порядке их следования, соответствуют человеку обмена веществ, ритма и головы. В четвертом отделе встает земной эон, где человек обретает индивидуальное "я" и приводит его в связь со Христом, осуществляя принцип: "Не я, но Христос во мне". Благодаря этому работа с первыми тремя отделами может быть возвышена до переживания тройственного духа, а вместе с тем и трех грядущих эонов. Происходит это таким образом, что человек возвышает свое микрокосмическое, выраженное во вторых частях первых трех отделов, до макрокосмического, выраженного в их первых частях. При этом нам на помощь может прийти многое из того, о чем шла речь в предыдущих главах.

Работа над медитацией, как это дано Рудольфом Штайнером, проводится в семь приемов, благодаря чему мы вызываем реальную метаморфозу нашего духа, которая затем оказывает свое действие на все, вплоть до нашего физического тела. Семь приемов — это семь медитативных формул, образованных из различных частей медитации. Работу с ними следует проводить в соответствии с днями недели. Неделя представляет собой минимальное выражение всего нашего эволюционного цикла. Поэтому каждый ее день стоит под влиянием определенной планеты. Совершая каждый день соответствующую медитативную работу, мы вписываемся в космическую констелляцию текущего дня.

Цикл упражнений следует начинать в субботу, которая управляется Сатурном и служит воспоминанием о древнем Сатурне. Для каждой ступени цикла Рудольф Штайнер берет определенные части  медитации и кристаллизует из них медитативную формулу, с которой, собственно, и надлежит работать. Однако предварительно необходимо хотя бы совсем короткое время пережить и ее исходный материал. В пятницу, день будущей Венеры, цикл заканчивается. Текст всей медитации в целом при этом следует пережить как восьмую ступень, ту, скажем опять, октаву, к которой восходит седмица недельных упражнений.

Медитируя таким образом по дням недели, мы превращаем нет дельный цикл в небольшую метаморфозу нашего духа. Успех, достигнутый за одну неделю, не может быть значительным; в то же время недели перестанут быть однообразной серой чередой дней с экзотическими, непонятными названиями. Вместо этого придет сознательное отношение к космосу, к эволюции и к повседневному. Двигаясь малыми недельными циклами, мы также придем в более осознанную связь с седмицей праздников года. Она даст богатую окраску неделям, вычленив в них сезонные отличия и многое другое. Так ступим мы на путь посвящения, основа которому была положена на Рождественском собрании 1923/24 года.

Ныне предпринимаются многочисленные попытки исказить антропософский эзотерический праксис и весь даваемый Антропософией путь посвящения. Его пытаются объединять с фрагментами древних, ставших атавистическими, приемов посвящения. Создаются разного рода эклектические комплексы упражнений, куда включают и кое-что из того, что дано Рудольфом Штайнером. Уже встречаются случаи, когда само изучение Антропософии превращается в насилие над духом. Например, читают по 12 раз подряд каждый цикл лекций в надежде на то, что содержащуюся в нем духовную силу можно будет сгустить и ею попросту "продавить" завесу, отделяющую чувственный мир от сверхчувственного; стремятся создать такое духовное перенапряжение, при котором духовное знание подействовало бы ослепляюще, погасило бы сознание и втолкнуло читающего в состояние транса, а следовательно, — и сверхчувственного опыта. Наш мир переполнен насилием. Проникает оно и в сферу духовных исканий. Кучки честолюбцев, будучи не способными войти в мир духа "через дверь", штурмуют "окна" и "ограду". Гибельные последствия ожидают душу, вступившую на подобный путь, и они будут тем гибельнее, чем дальше душа по нему продвинется. Большой грех берет на себя человек, не желающий развиваться духовно, но величайший грех составляет намерение развиваться вопреки поволенной Богом эволюции. Ибо душа рискует тогда вообще из этой эволюции выпасть, безнадежно отпасть от Бога.

Через Антропософию миру дана новая, отвечающая современной стадии развития, наука посвящения. Она, несомненно, сложна, но целостна в себе. Она позволяет вступить на путь посвящения, зная  заранее, что ожидает идущего по нему. Для этого с самого начала следует развивать и укреплять силы мыслящего сознания, учиться вносить волю в мышление. Затем необходимо развивать душевную жизнь, но не уединенно, условно, а в конкретной связи с социальной жизнью; необходимо христианизировать душу, пробуждать в ней сочувствие, сострадание, любовь к ближнему. Ибо по законам человеческих добродетелей протекает бытие в том мире, куда человек вступает благодаря истинному посвящению. Не имея в себе развитых добродетелей, человек, вступив в тот мир, оказался бы в вопиющем противоречии с его законами.

Молниеносно, одним скачком, человеку не дано изменить себя. Краткий миг способен переменить наши представления, но не астральное и эфирное тела. Поэтому новый посвятительный путь эволютивен. Медитация Камня основы всецело отвечает этому эволютивному принципу, поэтому она образует семь ступеней. Они суть не абстрактно построенная семеричность, а цепь метаморфоз, органично вырастающих из принципов троичности, на которых построен общий текст медитации. Высшая Троичность Бога-Отца, Сына и Святого Духа образует основу первых трех отделов медитации и нисходит в них по ступеням трех Иерархий до трехчленного человека конечностей, ритма и головы, а также воли, чувства и мысли. В образовании ежедневных медитативных формул троичности варьируются в различных модуляциях и метаморфизируются при переходах со ступени на ступень. Рассмотрим все это детально, для чего возьмем сначала весь текст медитации. Для удобства пользования обозначим в нем отделы римскими цифрами, а части арабскими.

I.1.

"Душа человека,
Ты живешь в конечностях,
Которые тебя через мир пространства
В сущность моря духа несут:
Упражняйся в памятовании о духе
В душевных глубинах,
Где в правящем
Бытии Создателя мира
Собственное я
В Божественном Я
Пребывает;
И ты будешь поистине жить
В мировом существе человека.

I.2.

Ибо правит Дух-Отец в высях, 
В глубинах мира бытие порождая. 
Серафимы, Херувимы, Престолы,
Дайте из высот прозвучать (тому)
Что в глубинах найдет эхо;
Оно гласит:
Из Бога рождаемся.
Это слышат элементарные духи
На востоке, западе, севере, юге:
Да услышат это люди.

II. 1.

Душа человека,
Ты живешь в биении сердца и легких.
Которое тебя через ритм времени
К чувству собственной душевной сущности ведет:
Упражняйся в размышлении (Bessinen) о духе
В душевном равновесии,
Где волнующиеся
Деяния мирового развития
Собственное я
С мировым Я
Соединяют;
И ты будешь поистине чувствовать (себя)
В душевной деятельности человека.

II.2. 

Ибо правит Воля Христа в окружении,
В мировых ритмах благословляя души.
Господства, Силы, Власти,
Дайте с Востока возгореться (тому),
Что через Запад формируется;
Оно гласит:
Во Христе умираем.
Это слышат элементарные духи
На востоке, западе, севере, юге:
Да услышат это люди.

III. 1. 

Душа человека,
Ты живешь в покоящейся голове,
Которая тебе из основ вечности
Мировые мысли открывает:
Упражняйся в узрении духа 
В покое мышления, 
Где вечные цели Богов 
Мировой сущностный свет 
Собственному я 
Для свободной воли
Даруют;
И ты будешь поистине мыслить
В духовных основах человека.

III.2.

Ибо правят Духа мировые мысли,
В Существе мира моля о свете.
Архаи, Архангелы, Ангелы,
О, дайте из глубин испросить,
Что в высотах будет услышано;
Оно гласит:
Со Святым Духом воскресаем.
Это слышат элементарные духи
На востоке, западе, севере, юге:
Да услышат это люди.

IV. 

На повороте времен
Вступил свет мирового Духа
В земного существа поток;
Ночи тьма
Была преодолена,
Ясный свет дня
Воссиял в человеческих душах;
Свет,
Что согревает
Бедные сердца пастухов;
Свет,
Что просветляет
Мудрые головы царей (волхвов).
Божественный Свет,
Христос-Солнце,
Согрей
Наши сердца;
Просвети
Наши головы;
Чтобы добром стало,
Что мы
Из сердец (исходя) основываем,
Из голов (исходя)
Исполненным цели хотим вершить" 

(260; стр.266—269). [ Примечание:  см. также иной вариант перевода этой медитации .] 

На  первой  ступени, (суббота) в качестве исходного, Рудольф Штайнер берет микрокосмические части первых трех отделов: I-1, II-I, III-1 и кристаллизует из них следующую медитативную формулу:

Памятуй о духе * Собственное  я В Божественном Я Пребывает —

Размышляй о духе *    Собственное  я С мировым Я   Соединяют —

Созерцай дух * Собственному  я для свободной воли   Даруют —

Взятая в целом, эта формула есть некоего рода тезис, где — вспомним слова Беме — "первосущество" получает свой безмолвный, замкнутый в себе образ. Но, в отличие от Беме, в этой формуле образ подвижен внутри целого, благодаря соотношению своих частей. В нем происходит восхождение от памятования через размышление к созерцанию, что становится возможным благодаря тому, что "я", вначале тождественное с Божественным Я, силою Христа обретает самобытие, существует как отдельное "я", и уже таковым приводится в связь с Я. И этому "я" силою Святого Духа даруется свободная воля. Памятование — волевой природы, размышление, каким оно выражено в медитации (Besinnen), — чувственной; это то живое мышление, в котором бытие и сознание приходят к единству. Можно сказать, что речь здесь идет о переживании мышления: упражняйся в переживании мышления, тогда можно прийти к его созерцанию, нам откроется сверхчувственный опыт, в котором субъект мышления и объект — одно, а мышление открывается как состоящее из субстанции воли.

Итак: Отчая воля, данная человеку в воспоминании; чувство-переживание мышления; созерцание воле-мышления. В этой тесной взаимосвязи микрокосм и открывается как отражение высшего Триединства. При этом мысль, чувство, воля образуют верхний, проявленный слой микрокосмического существа, а в подосновах его идет тройственная метаморфоза "я", пребывающего в лоне триединого Бога.

Поистине трудно представить себе что-то иное, столь необъятное по содержанию и в то же время столь лаконичное по форме выражения, как эта медитативная формула. Потому она и обладает внутренней силой, изливающейся в душу в процессе не мыслительного, а медитативного усилия, при котором мы стараемся просто жить в этих словах, стать с ними одним.

На второй ступени (воскресенье) за исходное берутся те же части медитации, что и на первой, но из них образуется иной мантрам:

Собственное я В Божественном Я    Пребывает Жить В мировом существе человека

Собственное я       С мировым Я Соединяют  Чувствовать В душевной деятельности человека

Собственному я Для свободной воли Даруют Мыслить в духовных основах человека

То, что в первой медитации было второй частью, здесь выступает первой, а далее раскрывается то, что лишь внутренне присутствовало в первой части первой медитации: жить — чувствовать — мыслить. К этому добавляется человек тела, души и духа. Так образуется антитезис, "микроэон" древнего Солнца в микрокосмосе отдельного человека. На второй ступени все пронизано элементом эфирных сил; на первой же ступени мы, по преимуществу, строили на физическом, на мышлении, опирающемся на физический мозг и стремящемся преодолеть связи с ним, чтобы опереться на мозг эфирный. В отличие от метаморфозы в сфере биологии и абстрактного мышления, где первая ступень исчезает в небытии при переходе на вторую, в медитативной метаморфозе, поскольку мы проникаем в сферу сверхчувственного, куда уходят и откуда возвращаются ступени иных метаморфоз, остается видимым и промежуточное состояние, отделяющее одну ступень от другой. Если бы медитация строилась, скажем, по принципу имагинативной логики, то можно было бы первую и вторую ступени сократить до формул: 1) Памятуй о духе; 2) жить в мировом существе человека, и т. д. Ибо 2-е тут имманентно присутствует в 1-м. Но нам дан еще и иной текст. Он раскрывает, почему это обстоит именно так. Процесс имеет две стороны: Божественное творчество и его результат — человек мыслящий, чувствующий, волящий.

И еще нам необходимо отметить одно отличие медитативного мышления от логического. В медитации отсутствует диалектика мышления, она в ней преодолевается. Движение мысли при медитировании тождественно движению сил в мире сущего, где противоречия сняты, а развитие остается. Нужно обстоятельно обдумать этот факт. Из него станет ясно, почему медитативное мышление представляет собой более высокую, по сравнению с логическим мышлением, ступень и почему настоящая практика медитации возможна лишь в сфере европейской культуры.

На третьей ступени (понедельник) к первым частям трех первых отделов добавляется по две первых строки из вторых, макрокосмических частей. На такой основе образован мантрам:

Упражняйся в памятовании о духе Ибо правит Дух-Отец в высях. В глубинах мира бытие порождая

Упражняйся в размышлении — переживании духа   Ибо правит воля  Христа в окружении, В мировых ритмах благословляя души.

Упражняйся в узрении духа Ибо правят Духа мировые мысли. В существе мира моля о свете

 Это синтез, соответствующий эону древней Луны. Медитация делается в понедельник. В ней из лона триединого Бога восстает человек, обладающий тройственной душой. Он потому может помятовать, мыслить, созерцать, что, с одной стороны, обладает системой обмена веществ, ритма и нервов, а с другой — тройственным телом. Обо всем этом шла речь в предьщущих мантрамах. Теперь открывается первоисточник человеческого самобытия — Сам Бог. Микрокосм пришел в связь с макрокосмом благодаря тому, что первоначально положенное: Упражняйся в памятовании о духе и т. д., через пробуждение в себе трансцендентного: жить в мировом существе человека и т. д. — возвращается к себе, к Я, из которого оно изошло, но уже с плодами "я", живущего в тройственной душе. Это "я", как таковое, еще не вполне проявлено. Оно существует как тройственная деятельность мышления, чувствования и воления, но несомых высшей силой; этому "я" еще недостает самобытия, оно несколько сверхличностно.

На четвертой ступени, в день Марса (вторник), Я из лона триединого Бога нисходит в мир Иерархий, которыми обусловлено все многообразие чувственного мира. Все три отдела звучат целиком, за исключением двух последних строк. И возникает следующее:

Упражняйся в памятовании о духе Серафимы, Херувимы,Престолы, Дайте из высот прозвучать, что   в глубинах найдет эхо

Упражняйся в размышлении-переживании  духа Господства, Силы, Власти, Дайте с Востока возгореться, что через Запад образуется

Упражняйся в узрении духа Архаи, Архангелы,Ангелы, Дайте из глубин испросить, что в высотах будет услышано

Развитие идет вширь. В имагинативной логике эта ступень соответствует созерцанию. Дарованная человеку искра Я деятельностью всех трех Иерархий несется в глуби, выси и шири мира. Человек осваивает мир, воспринимая его, но не в первозданном своем состоянии, а уже как обладающий "я". Поэтому вновь повторяется рефрен, выраженный в тезисе. На четвертой ступени в тройственном "упражняйся" необходимо полностью отдаться воле Иерархий, разлиться через их деятельность (а не произвольно) в мире — в глуби, выси, шири, из которых навстречу упражняющемуся встают Отец, Сын и Святой Дух. Это движение необходимо постоянно сопровождать внутренним движением от памятования через размышление к узрению, к имагинации, — вертикальным движением, соответствующим восхождению "я" через три сферы души.

На пятой ступени (Среда) звучат первые части трех первых отделов и весь четвертый отдел. Мы вступаем во вторую половину земного эона — из эволюции в историю. Здесь все пребывает под знаком Мистерии Голгофы. Мудрость и Любовь приходят к единству:

Упражняйся в памятовании о духе

Упражняйся в размышлении-переживании духа Чтобы добром стало, Что мы Из сердец основываем, Из голов (исходя) Исполненным цели Хотим вершить.

Упражняйся   в узрении духа

Новый христианский путь посвящения характерен прежде всего тем, что на нем познание неразрывно связано с сознательным отношением к морали. И это не та люциферическая мораль атавистического оккультизма, к которой прибегают с единственной целью — не осложнять проникновение в сверхчувственные миры. На христианском пути человек стремится к высшему развитию ради того, чтобы служить людям. Такой человек переживает свое "я" в гармоничном взаимодействии ума и сердца, к которому он приходит в результате решения тех задач, которые были поставлены на предыдущих ступенях. Там он должен был осознать себя и встать под водительство Иерархий. На пятой ступени необходимо суметь пожертвовать завоеванным "я" и сказать себе: "Не я, но Христос во мне". Ибо перифраз этого принципа и представляет собой вторая часть последнего мантрама. Здесь "я", упражняющееся трояким образом, ставшее "Я", приносится в жертву.

 После совершения жертвоприношения возрожденное во Христе "я" получает свою индивидуальную задачу: нести Христову силу в мир людей и элементарных духов (а, значит, царств природы). Эти духи принесены в жертву ради возвышения человека ("стенает всякая плоть"), и потому он обязан уплатить им свой долг.

Христос, пройдя через Мистерию Голгофы, соединился со всеми царствами Земли и с человеческим родом. Пронизанное Христом "я" становится Христофорусом и вершит на Земле Его дело. 

Мантрически на шестой ступени (четверг) это выражается так, что звучат микрокосмические части первых трех отделов и весь четвертый отдел, а затем образуется:

Божественный свет,
Христос-Солнце.

Это слышат элементарные духи
На востоке, западе, севере, юге.
Да услышат это люди.

Таков поистине индивидуальный человек. Он должен быть способен совершенно альтруистически произнести мантрам из себя, ибо лишь силой Христа эти слова могут достичь в нем тех, кому они адресованы. В эгоистической душе они звучат сентиментально и превращаются во фразу. Шестая ступень чрезвычайно ответственна. Кто способен уплатить здесь свой долг, восходит к Самодуху. На этой ступени выступает чистый Я-принцип. Он уже не вспоминает, не размышляет и не созерцает, а служит. Эта его деятельность напоминает иную, которую некогда он совершал в Раю, давая имена творениям Божиим.

Следует еще сказать, что движение по ступеням медитации Камня основы имеет вид лемнискаты, в которой первые три ступени проходят во внутреннем круге, четвертая образует переход, а следующие три ступени переходят во внешний мир.

На седьмой, завершающей, ступени (пятница) звучит то же, что и на третьей ступени: все три отдела без последних двух строк. И нам должна быть понятна причина этого: на седьмой ступени синтез, достигнутый на третьей, восходит к своему последнему завершению — именно не восхождению, а завершению (что подобно значению праздника Михаэля в круге года).

Ты живешь в конечностях    Ибо правит Дух-Отец в высях. В глубинах мира бытие порождая

Ты живешь в биении сердца и легких Ибо правит воля Христа в окружении, В мировых ритмах благословляя души

Ты живешь в покоящейся голове Ибо правят Духа мировые мысли, В существе мира моля о свете

Человек-микрокосм, как творение Божие, восходит на ступень единения с Макрокосмом, предвосхищая далекие ступени своего развития. Он приходит в соприкосновение с индивидуальным Жизнедухом, его пронизывает, как дар, приходящий из будущего, Жизнедух Христа.

В единении с Макрокосмом "я", живущее в человеке конечностей, ритма и головы, возвращается к себе, будучи наделено качеством Я.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Входя в Духовную Науку Рудольфа Штайнера, мы как бы отправляемся в плавание по безбрежному "морю"  миро- и человекопознания. Плавание это, проходящее под флагом  "Познай себя", становится образом нашей жизни. Оно наполняет нашу жизнь смыслом и содержанием, ставит ей ясную цель. И в нем, как и в любом плавании по морям и океанам физического мира, необходимы "капитан", "штурман" и некоторые "навигационные приборы". В Мистериях древности "капитаном" ученика, отправлявшегося в плавание по морю сверхчувственного, выступал иерофант, учитель посвящения. В его руках были и "навигационные приборы". Ныне человеческое самосознание созрело настолько, что мы стали способны совместить в себе и роль учителя, и роль ученика. Мы теперь сами способны научиться ориентировать курс "корабля" нашей жизни по звездам, первейшая из которых — Христос-Солнце. Духовная наука для нас есть некоего рода самоучитель, по которому нам надлежит приготовить в своем "я" и "капитана", и "штурмана", что в переводе на язык науки означает: овладеть методологией Антропософии. "Навигационными инструментами", после соответствующей упорной и продолжительной подготовки, становятся наши мысли, чувства, волеизъявления, а также ожившие в тройственной душе понимание, способность различения, положительность, добрый прав, человеколюбие, самоотверженность, мужество, способность на жертву и многие другие качества.

Чтобы совершить всю эту работу, недостаточно просто накапливать духовно-научные знания. Духовная наука, Антропософия — это духовная пища. Она, как и всякая пища, должна быть усвоена как средство, — средство питания индивидуального духа. Благодаря ей он растет, набирает силы и делается способным на самостоятельные действия, которые, в первую очередь, выражаются в способности человека ориентироваться в "океане" духопознания, самостоятельно прокладывать в нем курс своей конкретной жизни, а не только жизни вообще. Решению этой задачи и служит наше исследование. Оно представляет собой некоего рода методологическое введение в Духовную науку. Как и всякая наука, Антропософия обладает собственной методологией. Как и в случае любой науки, антропософски ориентированным духопознанием не овладеть, не будучи хорошо знакомым с его методологическими принципами. Методология образует центр науки, кто им владеет, тот способен отдельные познания приводить в систему.

Но и более того можно сказать антропософскому читателю. Мы живем в ожидании второго импульса Антропософии, который из мира Иерархий должен прийти в наш мир, прежде чем Антропософия станет всецело его делом. Первый импульс был дан в ответ на все те вопросы, которые цивилизация накопила к концу XIX столетия — те вопросы жизни и познания, без ответа на которые стало невозможным дальнейшее развитие мира и человека. Теперь, в конце XX столетия, мы говорим: ответ на те вопросы дан. Дальше — дело за человеком. Если мы ничего не сделаем после того, как получили желаемые ответы, то будет бессмысленно в дополнение к первому давать второй антропософский импульс. В таком случае в мир пришли бы ответы на непоставленные вопросы.

Вот почему возникает задача употребить духопознание как духовную пищу, вобрать его в себя и дать ему умереть, чтобы оно затем взросло в нас плодами личности.

Познание Антропософии составляет этап, через который должен пройти каждый. На этом этапе полезно научиться соединять отдельные мысли, высказывания Рудольфа Штайнера в самостоятельные представления. Но если ограничиться только этим, мы породим еще одну форму теологии, которая довольно скоро перестанет что-либо давать и уму, и сердцу. Антропософия, становясь знанием как информацией, попросту забывается. Ну а что в Антропософии говорит прямо к нашему сердцу, не нуждается в посредниках и комментаторах, тут достаточно читать самого Рудольфа Штайнера.

Итак, чтобы второй импульс Антропософии пришел в мир, антропософы должны выйти ему навстречу, и не с жаждой получить новую информацию, а как способные рождать Антропософию из себя.

В будущем мы станем духовную мудрость дарить друг другу, сходясь вместе под знаком  духовного братства. Но чтобы нечто дарить, необходимо им обладать, необходимо собственные душу и дух превратить в сосуды, достаточно чистые и совершенные, чтобы в них мог нисходить "голубь" святого познания, живая мудрость. Поэтому Антропософию нужно изучать долго, напряжённо и с живым участием.

Это совершенно ложное настроение, ныне широко распространяющееся среди антропософов, что нечего-де все время держаться за д-ра Штайнера, что, например, вальдорфская педагогика может идти дальше сама и без Антропософии и т. п. Такое настроение образует другую крайность по сравнению с намерением возвести антропософскую теологию. И оно столь же "умно", как намерение лишить дерево корней на том основании, что оно уже выросло. Мы имеем здесь дело с люциферически-ариманическим искушением. Эти  духи желают одним толчком перебросить нас в то состояние, когда мы будем рождать мудрость из себя, перебросить нас туда без способности это делать. Отдаваясь такому намерению, мы не только не готовим условия для прихода второго импульса Антропософии, а разрушаем под корень даже первый ее импульс.

Такая опасная тенденция нарастала десятилетиями. В начале 90-х годов создается впечатление, что она приняла необратимый характер. Все меньше появляется книг, являющихся плодом претворенной в индивидуальном духе Антропософии, подобных сочинениям Громана, Клооса, Хаушки, Пеликана, Бенеша, Вульфа и других, подобных им, авторов. Эзотерика, якобы из страха перед ложной мистикой, изгоняется из Общества. Все заполняет плоское теологизирование — и в книгах, и в докладах. Большая доля вины в этом ложится на всех членов Общества и Движения в целом.

Коснеют и принимают все более ариманизированный характер административные структуры антропософских объединений. Все активнее заявляет о себе непретворяемая, необлагораживаемая природа души, склада ума в людях, сходящихся на антропософской ниве для общих дел. Повсюду замечаешь призрачные тени каких-то странных, абсолютно чуждых светлому духу Антропософии кулис. Удивляться этому не стоит, поскольку свято место пусто не бывает.

Проснемся ли? Восстанем ли?

Апокалиптический зов Ангела к Филадельфийской общине — к будущей славяно-германской культуре, обращен также и ко всем антропософам наших дней, поскольку они взяли на себя задачу, оздоравливая современную культуру, сея в ней семена доброго, прекрасного, вечного, готовить приход будущей культуры Самодуха. А потому, друзья, впишем в наши сердца огненными письменами Божественный призыв: "Держи, что имеешь, дабы кто не восхитил венца твоего!"

Москва — Дорнах, 19 сентября 1992 г.

ПРИМЕЧАНИЯ

1.    Р.Штайнер. Методические основы Антропософии. Сборник статей 1884-1901 гг. Дорнах (Швейцария), 1961, с.243—244. (нем.).

2.    Р.Штайнер. Истина и наука. Москва, изд-во "Духовное знание". 1913, с.14

3.    R.Steiner, Die Philosophie der Freiheit. Dornach/Schweiz, 1973, S.29.

4.    Ibid., c.88.

5.    Ibid., c.95.

6.    Р.Штайнер. Методические основы..., с.411.

7.    R.Steiner. Die Philosophie der Freiheit, S.250.

8.    Ibid, S.49.

9.    Таково было решение 8-го Вселенского собора, состоявшегося в IX в. по Р.Х. в Константинополе.

10.  А.Тонди. Иезуиты, Москва, 1955, с.296.

11.   См. А.Горбовский. "Книга гипотез". Отрывки опубликованы в журнале "Спутник" (Дайджест советской прессы и литературы), № 8, 1987.

12.  См. Драмы-Мистерии Рудольфа Штайнера.

13.  Heidegger, Holzwege. Frankf. а. М., 1963. S.69-70.

14.  К.Г.Юнг. Избранные труды по аналитической психологии. Под редакцией Э.Метнера. "Психологические типы", Цюрих, 1929, с.15.

15.  Там же, с.63.

16.  Там же, с.4.

17.  Там же, с.З.

18.  Там же, с.8, 474-475. 

19.   Там же. 

20.   Там же, с.404.

21.   Там же, с.406-408.

22.   К.Г.Юнг. Избранные труды... Либидо, его метаморфозы и символы. Цюрих, 1929, c.V—VI.

23.   Начнем мы с того, что посмотрим, действительно ли Юнг вносит что-то существенно новое в фрейдовский "пансексуализм". По поводу трактовки Фрейдом греческого мифа об Эдипе Юнг пишет: "Такое расширение взора имеет в себе нечто от откровения....на школьной скамье едва можно было удержать скептическую усмешку, сосчитывая нескромным образом возраст матроны Пенелопы... Не знали мы тогда... что мать может означать для сына всепожирающую страсть..." (с.2; здесь и далее цитируется "Либидо, ее метаморфозы и символы"). Однако, когда Юнг заявляет уже от себя: "Фаллос есть источник жизни и libido, великий создатель и чудотворец" (с.80), то это звучит всего лишь откровеннее и непристойнее, чем у Фрейда.

Позволив себе подобное, извлечь все остальное не составило для Юнга никакого труда: "...в начале была libido неразличимая и двуполая" (с. 135); "...изобретение добывания огня обязано стремлению поставить на место полового акта символ" (с.131); "...символы землепашества. В этой последней деятельности голод и кровосмешение переплетаются друг с другом" (с. 134).

Так это якобы было в далеком прошлом; но не иначе, по мнению Юнга, обстоит дело и в современной культуре. Например, в таинственной сцене нисхождения гетевского Фауста к Матерям он, оказывается, нуждается "в фаллическом волшебном жезле для того, чтобы совершить величайшее из чудес, именно создание Париса и Елены... при посредстве незаметного маленького инструмента" (с. 104). А вот доказательство:


"Мефистофель:

   Вот ключ...

Фауст:

   В руке растет, блестит, сверкает он".

В другом месте Юнг объясняет происхождение образа Агасфера. У суфиев, говорит он, встречается фигура, параллельная Агасферу, ее зовут аль-Хадир, или Хидгер — "вечно-юное" божество или полубожество. Старинные комментаторы, утверждает Юнг, отождествляли его с Илией. А Илия — это "своего рода Гелиос". Далее Юнг предлагает взять 3-й стих из 16-й главы Ев. от Матфея и сцену преображения Христа, и нам, как он считает, должно стать ясно, "что Христос стоит на одном уровне с Илией", хотя и не отождествлен с ним. И, "как мы видим, можно перебросить вполне удобно проходимые мосты от Христа через Илию к Хидгеру и Агасферу" (с. 172). И весь этот набор слов Юнг считает достаточно убедительным. — Почему? Да потому, что, кто знает, кто такой аль-Хадир, Агасфер, если и во Христа-то можно лишь верить и ничего не знать о нем? Невежество современников и этический индифферентизм — вот чем пользуется Юнг, сокрушая европейскую культуру с колоссальным успехом. Но "наука" Юнга построена по принципу: если уже переломана мебель и перебита посуда, то почему бы, наконец, не поджечь и весь дом?

Юнг признает в Христианстве наличие "мыслительных форм", "жизненной мудрости", которые "могут все еще быть полезными каким-нибудь образом". Но главным его недостатком, считает он, его "подводный камнем является злосчастное сцепление религии и морали (!) Вот что надлежит преодолеть". И Юнг это преодолевает. Он разъясняет: "Так как божественное в нас и есть libido, то мы не 

должны удивляться тому, что в нашей теологии мы захватили с собой из глубин веков образы седой старины, придавшие богу тройственный вид. Этого тройственного бога мы переняли из фаллической символики... Мужские половые органы составляют основу этой тройственности" (с. 177). Соответственно и "традиционное изображение распятия с Иоанном и Марией с двух сторон тесно примыкает к тому же кругу представлений, совершенно так же, как распятие с разбойниками" (с. 178). Наша вера в "религиозные символы" есть не что иное, как "бессознательная трансформация кровосмесительного желания" (с.207-208).

Однако из всего этого, как считает Юнг, вовсе не следует, что нужно отказаться от Христианства, ибо не следует забывать, что мы принимали его "для того, чтобы спастись, наконец, от грубости античного мира" (с.206).

Таков итог. Мы не станем приводить другие выкладки Юнга (а их у него множество), призванные "оздоровить" нашу психику, поскольку не рискуем более испытывать нравственное чувство и нервы читателя. Ведь даже самому Юнгу в конце концов от его собственных опусов становится не по себе. Представляется, как этот ученый, весь потный и багровый от стыда (легко ли выставить себя neglige перед всей образованной публикой начала XX века!), переходит к обороне и начинает оправдываться, чтобы в следующий момент сказать очередную пакость. "Нам не трудно понять возмущение, — говорит он, — поднимающееся против психоаналитического вскрывания действительности... Всегда и повсюду наталкиваешься на непристойный момент сексуальности, представляющийся каждому современному благомыслящему человеку как нечто грязное". Но что делать, если Христианство "является негативом сексуального культа в античном мире" (почему негатив и что такое в подобном контексте негатив — не разъясняется) и "блаженной памяти св.фаллос принимает почитание в сельских часовнях..." (с.204—206).

Можно, конечно, возразить Юнгу и по существу. Можно, например, показать, сколь возвышенны были культы и Мистерии в древности, в то время, как Юнг берет лишь их самые поздние, упадочные (и не повсеместные) формы. Можно было бы сослаться на Августина, назвавшего Платона и Аристотеля христианами до пришествия Христа. Можно было бы вспомнить моральный облик Сократа и т. д. Но делать все это нет смысла, ибо проблема заключается в декадентском, впадающем в варварство духе нашего времени и в самом Юнге, в его психике. Она у него патологична и потому, да простят нам это сравнение, во всякой выпуклости и вогнутости, где бы они не повстречались (рельеф местности здесь также не составляет исключения), он всегда видит одно и то же. И пусть нас не обвиняют в том, что мы вырвали цитаты из контекста. У  Юнга весь контекст таков. В него входишь, словно в густой чад; и он не убеждает, а морочит, притупляет и оглушает.

Ключ к пониманию патологии Юнга дает обращение к его биографии. Известно, что в раннем детстве он свалился с лестницы и сильно поранил голову. В другой раз он едва не упал с матерью в реку, где они могли бы утонуть. Он часто переживал в раннем детстве безотчетное чувство страха, и т. п. В своей автобиографии он рассказывает об одном сновидении, привидевшемся ему года в четыре. Ему приснилось, что он попал в подвал, в подземный свод, где он увидел некое гигантское древоподобное образование с чем-то вроде глаза на верхушке. Десятилетия спустя, уже обогащенный психоаналитическим опытом, он "догадался", что это был ритуальный фаллос, "подземный бог, о котором никогда не упоминают". И Юнг решает: "Через этот детский сон я был посвящен в царство тьмы (выделено нами. — Авт.) (C.G.Jung, Erinnerungen, Traeume, Gedanken, aufgezeichnet und herausgegeben von A.JafFe. Zuerich, 1963. S.21).

Так разве же не симптоматично, что оказать услугу в укреплении "подлинно религиозного ядра" нам пытается человек, заявляющий о том, что он был посвящен в "царство тьмы"? Его защитники, вероятно, скажут, что признание его не более чем гипербола, полет фантазии. Ведь в наше время таким образом можно уйти от ответственности за любые слова. Но тогда, не имея понятия о существе инициации, почему он берется судить о Мистериях и о самом Христианстве? Однако вернемся к нашему основному изложению, подчеркнув еще раз, что Христианство составляет главный объект юнговской "культурологии"; он не оставил в нем ни одного места, не втоптанного в грязь.

24.  C.G.Jung, Die Psychologie der unbewussten Prozessen. (В позднейших изданиях носит название: "Das Unbewusste im normalen und kranken Seelenleben). Kap.5. Zuerich, 1917, S.120.

25.  См. "Психологические типы". Предисловие Э.Метнера. (Прим. 14).

26.   К.Юнг. Психологические типы, с.177, 179.

27.   Н.С.Семенкин, Философия богоискательства. Критика религиозно-философских идей софиологов. Москва, Политиздат, 1986, с.7, 170—171.

28.   Lothar-Ruediger Ltge, Carlos Castaneda und die Lehren des Don Juan. 1986, Breslau, "Esotera Taschenbuecherei".

29.  Чтобы не быть все-таки обвиненными в предвзятости, мы приведем одно документальное свидетельство.

Если это газетное объявление сравнить с тем, что происходит в Европе и Америке, то оно — сущая малость. Но кто понимает сложившиеся в Вост. Европе отношения и настроения, тот усмотрит в нем симптомы наихудшего рода.

30.    Эти Имена не единственные, имеются и другие. Частично их можно встретить во многих древних языках. Антропософия тут лишь открыто говорит (в соответствии с духом нашего времени) о том, что в прошлом составляло "тайное знание" для посвященных. Но Антропософия все черпает заново из своих собственных источников и лишь затем приводит это в связь — если таковая возможна — с древним знанием с целью облегчить понимание. Поверхностные критики обвиняют ее за это в эклектизме.

Не должен смущать читателя и научный язык Антропософии, когда она говорит о вещах в полном смысле слова святых. Никто не может упрекнуть ее в недостатке почтения к ним; наоборот, она дает основание для самого искреннего и глубокого их почитания, но так, что человека оставляет совершенно свободным. Нельзя не склониться в почтении перед тем, что разуму раскрывается в потрясающей возвышенности. Заговорить об этом еще и эмоциональным языком означало бы сделать многое просто обжигающим. Вот почему столь, как кажется, бесстрастно написаны книги Рудольфа Штайнера. Кто способен в них углубиться, найдет богатейшую пищу и для жизни чувств, но в их возвышенной чистоте, которой не знает страстная эмоциональность низшего мира. Люди, не способные это пережить (даже среди антропософов), дилетантски заявляют, что, якобы, Рудольф Штайнер был плохим стилистом, что его книги скучны и проч. Авторы таких высказываний не подозревают о том, сколь компрометируют они этим самих себя.

31.     Гегель. Энциклопедия философских наук. т.1. Наука логики. М. 1974, с.218.

32.     Гегель. Наука логики, т.1. М. 1970, с.131.

33.     Гегель. Наука логики, с. 125.

34.     Гегель. Энциклопедия... с.218.

35.     Там же, с.217.

36.     Гегель. Наука логики, с. 159.

37.    Там же. с. 127;

38.     R.Steiner. Die Philosophie der Freiheit. S.7

39.    Ibid., c.53.

40.     G.W.F.Hegel, Wissenschaft der Logik. Werke in 20 Bande. Bd.I. Suhrkarap Verlag, 1983, S.107.

41.     Гегель. Наука логики, т.2. М.1971, с.7, 9.

42.     Гегель. Наука логики, т.1, с.148.

43.     R.Steiner, Die Philosophie der Freiheit. S.249.

44.     Гегель. Наука логики, т.2, с.7.

45.     Там же, с.8.

46.     Там же, с. 173-174.

47.     Там же, с. 176.

48.     N. Hartmann, Zur Grundlegung der Ontologie, 1935, S.40—41.

49.     Гегель. Наука логики, т.2, с. 105.

50.     Thomas von Aquino, Ueber das Sein und Wesen. Koeln, 1956, S.16—17.

51.     Шеллинг. Сочинения в двух томах, т.1. М. 1987, с. 184, (Введение к наброску системы натурфилософии..., 1, п.2).

52.  Владимир Соловьев. Собрание сочинений. т.З, С-Петербург, с. 38—39.

53.     Там же, с.40.

54.     Там же, с.44.

55.     Там же, с.48.

56.     Там же, с.49. "Там же, с.57.

58.     Там же, с.89.

59.     Гегель. Наука логики, т.1, с.133.

60.     Гегель. Философия религии. Статья "Жизнь Иисуса". М. 1975, т.1, с.35.

61.      R.Steiner, Philosophie und Anthroposophie. Dornach/Schweiz, 1965, S.101.

62.     Ibid., с 101. 

63.    Ibid., с 101-103.

64.     Ibid., c.188-189.

65.     Гегель. Наука логики, т.1, с.128.

66.     Гегель. Философская пропедевтика. Раздел 3, п.74. См. Гегель. Работы разных лет. М., 1971. т.2, с.77.

67.     Гегель. Энциклопедия философских наук, т.1, с.242.

68.     И.Г.Фихте. Избранные труды. М., 1916, т.1, с.85.

69.     Там же, с. 116.

70.     Там же.

71.      Там же. с.112.

72.     Е.Marti. Die vier Aether. Stuttgart, 1981, S.38.

73.     Гете. Созерцающая способность суждения (1817). См. И В Гете Избранные философские произведения. М. 1965. с.210.

74.     Там же, с.210—211.

75.     Гегель. Энциклопедия философских наук. т. 1. с. 187.

76.     И.Г.Фихте. Избранные труды, с.128—156.

77.     Там же.

78.     Там же.

79.     См. статью: И.Бокемюлль "Растительный тип как облик движения", в сб. "Goetheanistische Naturwissenschaft", Bd.2. Botanik Stuttgart, 1982.

80.     Шеллинг. Соч. в 2-х томах, т.1, с. 182.

81.     Там же, с. 182.

82.     П.Флоренский. Из богословского наследия. Журнал "Богословские труды Московской патриархии". Bып.XVII, с. 143—145.

83.     И.Фихте. Избранные труды, с.153.

84.     Там же, с. 182.

85.     Там же, с. 161.

86.     Там же, с.217, 219.

87.     Там же, с.217.

88.     Там же, с. 221.

89.     Там же, с.205.

90.     П.Флоренский. Из богословского наследия, с. 143.

91.     B.Wulf, Goethe und Hegel. Gesamtausgabe. Bd.IV. Zuerich, 1985, S.12—13.

92.     И.Фихте. Избранные труды, с. 175.

93.     И.В.Гете. Избранные философские произведения, с.213.

94.     И.Г.Фихте. Избранные труды, с.224.

95.     Там же, примечание к стр.226.

96.     F.Schelling, Jdeen zu einer Philosophie der Natur als Einleitung in das Studium dieser Wissenschaft, 1803, 1 Teil. Einleitung, S.63.

97.     Гете. Дидактическая часть "Учения о цвете". Введение.

98.     Гете. Подготовительные труды к психологии растений. Понятия психологии, 1. В собрании "Естественнонаучные сочинения Гете", t.IV, отд. 2-й. Издание Немецкой национальной литературы. Берлин-Штуттгарт, 1897 (нем.).

99.     Автор должен отметить, что эта таблица родилась в результате совместной работы в антропософской группе над циклом лекций "Оккультная физиология" (ИПН. 128).

100.      G.Schubert, Die Kategonen des Aristoteles. Журнал "Das Goetheanum", Nr. 43 от 23 окт. 1927 г.