« Леонтьев А.А. Основы психолингвистики уч. М., 1997. 287 с. Памяти А.С.Штерн и Л.В. Сахарного ...»

В-четвертых, это проблемы, связанные с речевыми характеристиками личности, индивидуальными (дифференциально-психологическими) особенностями человека и психолингвистическими критериями, используемыми для определения тех или иных психических состояний, например состояния эмоционального напряжения (см., например, Носенко, 1975; 1981), а также материалы нескольких симпозиумов на тему <Речь и эмоции>.

В-пятых, это проблемы, связанные с профессиональным отбором и профессиональной подготовкой, когда эти отбор и подготовка так или иначе предусматривают учет процессов речепорождения и речевосприятия.

В рамках этих пяти основных направлений существуют уже десятки, если не сотни тысяч более или менее частных экспериментальных исследований. Чтобы получить хотя бы общее представление об их характере, приведем названия докладов, представленных на секцию <Психолингвистические проблемы в инженерной психологии и смежных областях> III Всесоюзного симпозиума по психолингвистике (Материалы III Всесоюзного симпозиума..., 1970):

- Методы исследования ошибок при зрительном распознавании буквенных цепочек;

Глава 14. Психолингвистика в инженерной психологии

- О проявлениях автономности планов выражения и содержания при одновременном решении двух различных вербальных заданий;

- О моделировании процесса дешифровки текста человеком;

- К вопросу о помехоустойчивости оператора, принимающего текстовую информацию;

- Эвристическое моделирование процесса решения человеком словесных задач;

- К оценке факторов речевой беглости при ретрансляции сообщений;

- О некоторых количественных характеристиках индивидуальных стилей говорения;

- Психолингвистика и автоматизация обработки информации;

- Субъективные оценки вероятности буквосочетаний как фактор, прогнозирующий результаты переработки речевой информации;

- О некоторых факторах, определяющих субъективные оценки частоты буквосочетаний.

В других секциях были представлены доклады о <читабельности> текста, усвоении <ключевых слов>, об оценке качеств личности путем психолингвистического эксперимента. Со временем конкретная тематика, конечно, менялась, но круг вопросов оставался примерно однотипным.

Впрочем, эти и другие публикации не полностью отражают те актуальные проблемы инженерной психолингвистики, которые приходилось решать ее представителям в 1960-1980-е гг. Как раз наиболее актуальные из них оставались вне открытых публикаций, да и сам факт постановки этих проблем перед психолингвистикой не афишировался. Так, после внезапной гибели трех космонавтов (Волкова, Пацаева и Добровольского) в результате разгерметизации кабины нам были переданы для анализа магнитофонные ленты с записью всех их переговоров (с Землей и между собой) с просьбой по-245

Часть 4. Прикладная психолингвистика

пытаться вычленить любую информацию, так или иначе связанную с их гибелью. Впрочем, попытка эта оказалась неудачной - катастрофа имела чисто конструктивно-технические причины, и до самого последнего момента речевое поведение космонавтов оставалось совершенно обычным.

В последние годы центр тяжести инженерной психолингвистики заметно сместился в сферу компьютерных (в широком смысле) проблем - того, что часто называется проблемами <искусственного интеллекта> или не менее туманным термином <информатика> (см., в частности, Зубов, 1991-1993; Компьютерная лингвистика, 1989; Моделирование языковой деятельности..., 1987 и др.) При этом все большее место в кругу этих проблем занимает моделирование процесса принятия решений человеком на основе психолингвистических представлений (в частности, с использованием теории <расплывчатых множеств> или <лингвистических переменных> Л.Заде (1976). Подробнее об этом см. Шапиро и Леонтьев, 1978; Шапиро, 1983.

Глава 15. Психолингвистика в криминалистике и судебной психологии

Речь как источник информации в следственном процессе. Прежде всего здесь мы сталкиваемся с двумя ситуациями: а) с задачей атрибуции, то есть установления авторства текста - заведомой его принадлежности данному лицу или, напротив, того, что текст заведомо не может ему принадлежать; б) с задачей получения информации о категориальных признаках субъекта - возраст, пол, принадлежность к той или иной социальной группе, родной язык, происхождение из того или иного региона и т.д., - то есть информации о возможных направлениях розыска автора текста.

Атрибуция текста производится не только в криминалистической практике. Это - одна из важных проблем так называемой текстологии, вспомогательной историко-филологической дисциплины, изучающей историю возникновения и судьбу текста художественных и других произведений. <В обоих своих приложениях проблема атрибуции остается открытой, потому что в настоящее время практически невозможно с полной достоверностью ат-рибутировать письменный текст тому или иному автору только на основании языкового и стилистического анализа>, - писали мы в книге, вышедшей в 1977 году (Леон-тьев, Шахнарович, Батов, 1977, с.7), - и причины этого лукавого утверждения будут понятны, если соотнести дату ее выхода с известными событиями и процессами, происходившими в то время в нашей стране. На самом деле эта задача вполне решаема, во всяком случае как криминалистическая, хотя, действительно, с полной достовер-Глава 15. Психолингвистика в криминалистике

костью атрибутировать текст невозможно. И как раз пси-холингвистические, а не <классические> лингвистические подходы обеспечивают возможность ее решения. Так, Ю.А.Сорокиным и В.И.Батовым был разработан метод, названный ими методом <семантического интеграла> (по аналогии с методом <семантического дифференциала> Ч.0сгуда):это сопоставление результатов семантического шкалирования исследуемого текста и текстов, заведомо принадлежащих лицу, авторство которого считается вероятным, или различным таким лицам. Результативность этого метода была блестяще продемонстрирована на материале спорных текстов, приписывавшихся М.Е.Салтыкову-Щедрину (Батов и Сорокин, 1975).

Основным полностью или почти полностью достоверным источником атрибуции на сегодня остается так называемая графическая или почерковедческая экспертиза - анализ почерка, орфографии, расположения текста на странице и других внешних признаков этого текста. Литература по графической экспертизе колоссальна и по большей части не имеет прямого отношения к психолингвистике, хотя некоторые чисто языковые и отчасти также психолингвистические аспекты есть и здесь. Так например, в графической экспертизе учитываются орфографические, лексические, композиционные и другие идентификационные признаки (Винберг, 1940; Томилин, 1963; Судебно-почерковедческая экспертиза, 1971; Криминалистическое исследование рукописей..., 1973).

В тех случаях, когда задачей экспертизы не является атрибуция, роль психолингвистики даже в графической экспертизе возрастает. Так, однажды мы должны были дать заключение по тексту, о котором его исполнитель (т.е. тот, кто писал этот текст, в отличие от автора - того, кто его сочинял, но не обязательно собственноручно писал) утверждал, что этот текст является синхронно выполненной записью речи третьего лица (т.е. автора). Однако целый ряд признаков рукописи (особенности переносов на новую строку или страницу, отсутствие или

Часть 4. Прикладная психолингвистика

неоднотипность сокращений и т.д.) привел нас к выводу, что эта рукопись была переписана или даже отредактирована впоследствии.

Вообще наиболее интересные в психолингвистичес-ком отношении особенности текста вскрываются как раз в тех случаях, когда перед экспертом не стоит задача простой атрибуции. Так, в практике экспертной работы мы столкнулись с проблемой, когда подследственный обвинил следователя в том, что тот продиктовал ему текст показаний. Возник естественный вопрос следственных органов - могло ли такое произойти? В результате исследования текстов показаний и заведомо принадлежащих тому же исполнителю других текстов группа экспертов пришла к единодушному заключению о том, что следователь не являлся автором анализируемого текста, но являлся автором содержания этого текста, то есть, повидимому, говорил подследственному, что надо написать, а тот излагал то же содержание <своими словами>. Дело в том, что на низших уровнях порождения текст признания отражает индивидуальные психолингвисти-ческие особенности исполнителя, но его общая структура и композиция данному лицу совершенно чужды.

Еще одна нестандартная экспертная ситуация - когда исследуется возможность преднамеренного искажения письменной речи (например, человек намеренно пишет с ошибками). В этом отношении наиболее интересные результаты получил С.М.Вул, который установил устойчивость некоторых признаков письменной речи даже при ее преднамеренном искажении, а также некоторые особенности динамики такой речи: <К концу текста уменьшается количество ошибок и повышается уровень стройности и связанности изложения> (Вул, 1970, с.56).

Для целей идентификации говорящего или выявления отдельных его категориальных признаков могут быть использованы особенности устной речи. Первая их группа - это фонетические особенности. Они делятся в свою очередь на индивидуальные и групповые. Наиболее дос-Глава 15. Психолингвистика в криминалистике

товерными индивидуальными фонетическими признаками являются тембр и громкость голоса, интонация, темп речи, характер, длительность и распределение пауз, характер и степень логической выделенности, степень фонетической редукции. Из числа групповых признаков укажем диалектные черты и иноязычный акцент, а также соблюдение тех норм произношения, которые были усвоены исследуемым лицом в детстве и юности (например, человек, говорящий со <старомосковским> произношением (грешневый, грыбной), вероятнее всего, родился не позже начала 1930-х гг.). Вообще психолингвистичес-кий анализ позволяет в ряде случаев если не установить точно возраст данного лица, то по крайней мере отнести его к той или иной возрастной группе. Это касается также социальных и профессиональных особенностей (вообще категориальных признаков).

Вторая группа признаков устной речи - семантико-грамматические: характер заполнения пауз (ммм..., эээ...; этаа...); выбор слов и конструкций; мера выразительности, т.е. потенциальное богатство словаря и способность адекватно ориентироваться в нем; уровень речевой культуры; мера организованности текста, (см. обо всех этих признаках подробнее Леонтьев, Шахнарович, Битов, 1977, С.9-17).

Еще в 1974 г. В.И.Батов на одной из конференций криминалистов предложил говорить о судебно-психо-лингвистической экспертизе как разновидности судебно-психологической экспертизы и был поддержан в этом крупнейшим специалистом по психологической экспертизе М.М.Коченовым. Фактически при экспертизе документов и других письменных текстов термин <судебно-психо-лингвистическая экспертиза> в настоящее время общепринят.

Особую проблему в криминалистике составляет анализ состояния автора-исполнителя текста на основе этого текста. Речь идет прежде всего об эмоциональной напряженности. Одними из первых психолингвистов,

Часть 4. Прикладная психолингвистика

занимавшихся этой проблемой, были Ч.Осгуд и Г.Уо-кер, анализировавшие тексты предсмертных записок самоубийц (Osgood, 1957; Osgood & Walker, 1959). Что касается отражения эмоционального напряжения в устной речи, (см. Леонтьев и Носенко, 1973), а также более поздние публикации Э.Л.Носенко.

Психолингвистика ложных высказываний. Имеются в виду высказывания, искаженно описывающие действительное положение вещей, причем это искажение является преднамеренным. Эта проблема, как и более широкая проблема вольной или невольной <трансформации> истинного положения дел в показаниях, широко обсуждалась задолго до появления психолингвистики (см., например, Липпманн и Адам, 1929; Канторович, 1925; Елистратов и Завадский, 1903). Существуют и посвященные этой проблеме работы, выполненные в рамках <чистой> лингвистики и семиотики (например, Weinrich, \970,Левин, 1974; Свинцов, 1982). В психолингвистике есть целая серия теоретических и экспериментальных исследований как устных, так и письменных ложных высказываний, приведших к важному выводу, что <при планировании и реализации ложного сообщения автор его, испытывая определенные трудности, актуализирует слова, имеющие сравнительно небольшую частоту встречаемости как в его индивидуальной речевой практике, так и в практике речевого общения той социальной группы, в которую он включен> (Леонтьев, Шахнарович, Ботов, 1977, с.37).

Для широкой публики проблема ложности высказываний отождествляется с применением <детектора лжи>, или полиграфа. Создателем этого направления можно считать А.Р.Лурия, который в конце 1920-х годов разработал так называемый <метод сопряженной

методики>, позже описанный им в вышедшей на английском языке книге <The Nature of Human Conflicts> (Luria, 1932), получившей в США огромную популяр-Глава 15. Психолингвистика в криминалистике

ность. На русском языке этот метод был описан им в работах 1928 г. (Лурия, 1928 а, 1928 б). Как пишет в изданных мемуарах сам А.Р.Лурия, <эта работа оказалась практически полезной для криминалистов, являясь ранней моделью детектора лжи> (Лурия, 1982, с.23). Впрочем, практическое применение полиграфа в США оставляло желать лучшего, так как после периода недоверия он, наоборот, стал едва ли не единственным средством доказательства ложности показаний. Бессмертный Пэрри Мейсон был, однако, совершенно прав, когда говорил, что полиграф устанавливает не ложность, а истинность ответов - факт наличия реакции доказывает ложность ответа в значительно меньшей степени, чем отсутствие реакции - его истинность или, вернее, отсутствие у испытуемого намерения солгать. Интересно, что после выхода нашей книги (Леонтьев, Шахнарович, Батов, 1977), где критиковалась практика использования полиграфа в США, но было сказано, что <идея этого метода остается правильной> (там же, с.38), именно эта последняя фраза вызвала откровенно агрессивную реакцию у патриарха советского уголовного права М.М.Строговича (ныне покойного).

Речь в судебной психологии. Главной проблемой здесь является речь следователя и участников процесса, а также восприятие ими показаний подследственного (обвиняемого) и свидетелей. При этом в центре стоит проблема внушения следователем тех или иных показаний и проблема достоверности перевода устной речи допрашиваемого в письменную форму. Мы не имеем возможности в настоящей главе подробно излагать всю указанную проблематику и ограничимся ссылкой на ряд публикаций, где она освещена наиболее глубоко: Ратинов, 1967; Леон-тьев, Шахнарович, Батов, 1977; Гаврилова, 1975; Шахри-маньян, Варламов, Тараканов, 1973).

Глава 16. Психолингвистика речевого воздействия

Что мы понимаем под <речевым воздействием>? В сущности, любое общение - это речевое воздействие. Однако если предметом и содержанием предметно ориентированного общения является взаимодействие в процессе совместной деятельности, а предметом и содержанием личностно ориентированного общения - то или иное изменение в психологических отношениях людей, то третий его вид, социально ориентированное общение, предполагает изменение в социально-психологической или социальной структуре общества или стимуляцию прямых социальных действий через воздействие на психику членов данной социальной группы или общества в целом (Леонтьев, 1997). Такое социально ориентированное общение может быть прямым (митинг, вообще любое публичное выступление перед <живой> аудиторией), а может быть опосредствованным (радио, телевидение, пресса). При этом оно может быть сосредоточено во времени (одновременное или практически одновременное общение со всей аудиторией) или рассредоточено (каждый пешеход читает щитовую рекламу тогда, когда мимо нее проходит); аудитория также может быть сосредоточена в пространстве (опять-таки митинг) или рассредоточена (телевидение).

То, что мы называем здесь речевым воздействием, - это и есть различные формы социально ориентированного общения. Иными словами, это массовая коммуникация (радио, телевидение, пресса); формы пропаганды, не укладывающиеся в традиционный объем массовой ком-Глава 16. Психолингвистика речевого воздействия

муникации - такие, как расклеиваемые или распространяемые листовки, документальные кинофильмы, видеофильмы, компьютерные программы с задачей социального (социально-психологического) воздействия; наконец, различные формы рекламы - как коммерческой, так и политической'. Кроме того, в социально ориентированное общение входят различные формы непосредственного социального воздействия вроде лекций, устных публичных выступлений и т.д. Наконец, к той же проблематике тяготеет то, что часто называется <психологической войной> - система социально и социально-психологически ориентированных действий, определяемая как <...планомерное ведение пропаганды, главная цель которой заключается в том, чтобы влиять на взгляды, настроения, ориентацию и поведение войск и населения противника, население нейтральных и союзных стран, с тем чтобы содействовать осуществлению государственных целей и задач> (Лаинбард-жер, 1962, C.5-6Y.

Конечно, не вся проблематика, связанная с социально ориентированным общением, <подведомственна>

' В нашей стране термины <массовая коммуникация>, а одно время и <пропаганда> в 1960-1980-х гг. были запретными (впрочем, по разным причинам: первый как <буржуазный>, а второй из своего рода социальной стыдливости: это у <них> пропаганда, а у нас - коммунистическое воспитание трудящихся. Но в третьем издании БСЭ была помещена статья <Коммунистическая пропаганда>, написанная - на хорошем научном уровне - тогдашним сотрудником Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС В.Ф.Провоторовым). Когда в начале 1970-х гг. автор этой книги начал читать соответствующий курс на факультете психологии МГУ, пришлось придумать ему название <Психология общения в больших системах>...

' Собственно, это определение взято из основного уставного документа для рот пропаганды армии США - специального наставления FM 33-5 <Ведение психологической войны> (см. также Леонтьев, 1983).

9 А. А. Леонтье>. 257

Часть 4. Прикладная психолингвистика

психолингвистике. Этим видом общения занимается и социология, и социальная психология, и общая психология (особенно в аспекте мотивов и вообще психологии личности), и другие гуманитарные науки. Но психолингвистика интересуется процессами социально ориентированного общения под своим собственным углом зрения - с точки зрения влияния языковых и речевых особенностей текста на усвоение, запечатление и переработку информации. А поскольку в большинстве из перечисленных форм общения оно имеет преимущественно, если не исключительно речевой характер, причем как воздействующее начало выступает текст во всей полноте своих языковых и содержательных характеристик (как в художественной речи), психолингвистика речевого воздействия составляет основную или по крайней мере достаточно внушительную часть научной проблематики социально ориентированного общения.

Научное изучение речевого воздействия в России и СССР началось задолго до наших дней. Признанным классиком психологии речевого воздействия является Н.А.Ру-бакин, чья основная книга сравнительно недавно переиздана (1977; см. также Рубакин, 1972). Из широко известных авторов 1920-1930-х гг. назовем Я.Шафира (1927), СЛ.Вальдгарда (1931). Специально психолингви-стическими проблемами радиоречи (хотя, конечно, без использования термина <психолингвистика>) в те годы занимался С.И.Бернштейн - эти его работы в настоящее время переизданы (1977). Интересны и публикации Л.П.Якубинского (например, 1926). С середины 1930-х гг. такого рода исследования по понятным причинам не проводились и не публиковались; они вновь возродились только в 1960-1980-е годы, в основном в рамках прикладной психолингвистики (см. ниже).

На Западе основная масса теоретических и экспериментальных исследований социально ориентированного речевого воздействия появилась в 1940-1960-х гг. Эти исследования (краткий их обзор дан в Артемов, 1974 и

258

Глава 16. Психолингвистика речевого воздействия

Пруха, 1974) связаны с такими громкими именами, как Г.Ласуэлл, П.Лазарсфелд, Б.Берелсон, Д.Кац, Дж.Клэп-пер, Л.Ховлэнд, Дж.Олпорт, И.Кац и многие другие. Изложение собственно психолингвистической проблематики зарубежных, в первую очередь американских исследований дано в Пруха, 1974 и Леонтьев, 1983 а.

Концептуальные основы психолингвистики речевого воздействия в России. Такими основами являются, с одной стороны, психология деятельности, восходящая к А-Н.Леонтьеву^ и Л.С.Выготскому, а с другой психология общения (сложившаяся в начале 1970-х гг. и наиболее полно представленная в нашей книге 1974 г. - Леонтьев, 1974, переизданной в 1997 г.). В семидесятые годы появилась наша работа (Леонтьев, 1972), выполненная вместе со студентами В.А.Вилюнасом и В.И.Гайдамаком и сразу же переведенная на английский и чешский языки; вышла основополагающая книга Ю.А.Шерковина (1973); появилась серия публикаций Т.М.Дридзе, завершившаяся ее книгами (1980; 1984). Основная мысль всех этих работ - в том, что речевое воздействие есть преднамеренная перестройка смысловой (в психологическом значении этого слова - ср. <личностный смысл> А.Н.Леонтьева) сферы личности. При этом текст социально ориентированного общения решает три основных психологических задачи. Это, во-первых, привлечение внимания к тексту, во-вторых, оптимизация его восприятия, в-третьих, принятие его содержания реципиентом. Психолингвис-тические особенности текста могут и должны исследоваться дифференцирование в зависимости от их ориентированности на ту или иную задачу.

Разработка психолингвистики речевого воздействия на первом этапе. Она так или иначе была связана с методами изучения и оценки эффективности речевого

" Ему принадлежит, кроме того, одна из первых, если не первая публикация по психологии речевого воздействия в нашей психологической литературе (А.Н. Леонтьев, 1968).

9> 259

Часть 4. Прикладная психолингвистика

воздействия - как с собственно методиками, так и с выделением в тексте таких опорных элементов, которые должны <представлять> текст в исследованиях его эффективности. Специфически психолингвистическими здесь являются методики семантического шкалирования и ассоциативные методики. Исследовались психолингвисти-ческие характеристики текстов, ориентированных на воздействие, психология речевых стереотипов, факторы селективности в восприятии текстов массовой коммуникации и другие. Особенно значимы были выводы Т.М.Дридзе о существовании так называемых семиотических групп, т.е. групп реципиентов массовой коммуникации, объединяемых по признаку одинакового уровня владения речевыми навыками и умениями, необходимыми для переработки информации, получаемой по каналам массовой коммуникации.

Первые публикации по психолингвистике речевого воздействия - это тезисы симпозиумов по психолингвистике. Уже в 1968 году, на втором таком симпозиуме, с принципиальным докладом выступила Т.М.Дридзе (Материалы II симпозиума..., 1968). На III симпозиуме действовала специальная секция <Психолингвистические проблемы в исследовании эффективности речевого воздействия>, где, кроме Т.М.Дридзе, выступали А.У.Хараш, Ю.А.Шерковин, Е.А.Ножин (впервые поставивший проблему психолингвистики публичной ораторской речи), М.С.Мацковский (проблема <читабельности> текста), В.Л.Артемов (речевые стереотипы), Е.И.Негневицкая (эффект вербальной сатиа-ции, т.е. своего рода <пере-насыщенности>, ведущий к субъективной десемантизации слов), Л.В.Сахарный (проблема <ключевых слов>) и другие ведущие специалисты (Материалы III симпозиума..., 1970). На IV симпозиуме с докладами на интересующие нас темы выступали, в частности, Е.А.Ножин, Ю.А.Шерковин, Ю.А.Сорокин (Материалы IV симпозиума..., 1972).

В те же годы появились сборники <Речевое воздействие> (1972); в нем, в частности, была опубликована интерес-260

Глава 16. Психолингвистика речевого воздействия

нейшая работа А.Ф.Воловика и П.Б.Невельского <Условия непроизвольного запоминания языковых элементов наглядной агитации>, первая публикация А.П.Журавлева о символическом значении языкового знака, одна из основных работ Т.М.Дридзе) и <Психолингвистические проблемы массовой коммуникации> (1974). Эта последняя книга носила обобщающий характер. В нее вошла, в частности, наша работа <Психолингвистическая проблематика массовой коммуникации>, где впервые более или менее полно анализировались психологические и психо-лингвистические особенности радио-и телевизионной речи, статьи Б.Х.Бгажнокова и Е.Ф.Тарасова о психолинг-вистических особенностях соответственно радиоречи и рекламы, а также несколько публикаций по психолинг-вистическим методикам исследования восприятия массовой коммуникации.

Итоговой публикацией Московской психолингвис-тической школы по данной проблематике явилась коллективная монография <Смысловое восприятие речевого сообщения (в условиях массовой коммуникации)> (1976). Здесь отразилась практически вся теоретическая и экспериментальная проблематика психолингвистики речевого воздействия, разрабатывавшаяся к тому времени в СССР. Из авторов этой книги нельзя не упомянуть Марью Лау-ристин, Пеэтера Вихалемма и Вийве Руус, первая из которых стяжала себе в начале 1990-х гг. шумную и вполне заслуженную политическую известность в независимой Эстонии.

Из отдельных статей и других публикаций того времени назовем коллективную статью о рекламе (Леонтьев и др., 1973), брошюру Е.Ф.Тарасова и Л.С.Школьника <Язык улицы> (Школьник, Тарасов, 1977) и выполненный С.А.Минеевой первый обзор зарубежных экспериментальных исследований по эффективности публичной ораторской речи (Минеева, 1973). Наконец, нельзя не упомянуть несколько публикаций Е.И.Красниковой (особенно, 1976), которая сумела экспериментально пока-Часть 4. Прикладная психолингвистика

зать действие механизма звукового символизма в восприятии связного текста".

Направления дальнейшей разработки психолингвистики речевого воздействия и ее современное состояние. С конца 1970-х гг. в Московской психолингвистической школе выделилось специальное направление, названное его создателями <теорией речевой коммуникации>. Основные публикации этого направления принадлежат уже упоминавшимся Е.Ф.Тарасову (Тарасов, 1977; 1978; 1979; 1986 и др.; Тарасов, Школьник, 1977) и Л.С.Школьнику (1976 и др.). С их участием психолингвистическая проблематика стала разрабатываться также в рамках секции <Массовые коммуникации в обучении и воспитании> Педагогического общества РСФСР, выпустившей несколько сборников (например, Эмоциональное воздействие массовой коммуникации..., 1978). Кроме того, началась интенсивная работа по заказу телевидения, вылившаяся в несколько статей - от Леонтьев и др., 1976 до Леонть-ев, 1990, в том числе особенно интересна статья (Тарасов, Сорокин, Бгажноков, 1984) - и множество неопубликованных материалов, в том числе экспертных заключений по отдельным телепередачам и сериям передач. Хотелось бы думать, что эта работа не осталась втуне и сыграла роль в том резком повышении профессионального уровня Центрального телевидения, которое было заметно накануне перестройки. К сожалению, подготовленное нами пособие по психологии и психолингвистике телевидения было <зарублено> руководством Гостелерадио в начале 1980-х гг. Близкие исследования велись на факультете психологии МГУ под руководством

" После выхода ее работ одна из зарубежных подпольных компартий наводила справки о том, нельзя ли использовать <эффект Красниковой> при написании и распространении политических листовок. Пришлось честно ответить, что это теоретически возможно, но практически более чем затруднительно.

Глава 16. Психолингвистика речевого воздействия

О.Т.Мельниковой и в Ленинградском университете под руководством Н.Г.Бойковой (см. Бойкова, Коньков, Попова, 1986).

После 1985 года систематической работы в данном направлении Московская психолингвистическая школа не вела, ограничиваясь отдельными, в основном частными, публикациями или, напротив, обобщающими теоретическими материалами. Из существенных публикаций этих лет назовем (Жельвис, 1990).

<Перестройка> и <гласность> принесли с собой, между прочим, возможность для непрофессионалов практически бесконтрольно публиковать книги на <ходкие> околонаучные и даже научные темы. Отсюда огромное число вышедших после 1986 г., а особенно после 1991 г., оригинальных и переводных книг по общению (прежде всего деловому), психотерапии, психоанализу и т.д. Гигантскими тиражами стали выходить, в частности, книги Д.Карнеги, - а это еще не самые худшие. Не избежали этого и вопросы речевого воздействия. Так, в последнее десятилетие было опубликовано множество книг по так называемому <нейролингвистическому программированию>, из одного из направлении психотерапии переросшему в нечто вроде научной секты - типа сайентологии (см. об этом направлении, например, Бэндлер и Гриндер, 1995).

Совершенно новое для отечественной науки направление, расцветшее после 1991 г., - это политическая психология. Конечно, работы в этом направлении велись и раньше, но в открытую печать не проникали. Сейчас такие публикации нередки, хотя они основываются чаще всего на коррекции и адаптации к российскому обществу результатов, ранее полученных зарубежными исследователями. В качестве положительного примера приведем пособие <Политиками не рождаются>, подготовленное Центром политического консультирования <Никколо М>, где есть специальная глава <Власть языка и язык власти: власть, основанная на речевом сообщении> (Абаш-Часть 4. Прикладная психолингвистика

кина и др., 1983). Однако, как и большинство аналогичных работ, эта книга совершенно не использует психо-лингвистические исследования речевого воздействия, накопленные в отечественной науке.

Методы психосемантики несколько лет после 1991 г. использовались в исследованиях политического сознания, осуществленных В.Ф.Петренко и его сотрудниками. Эти исследования обобщены в книге (Петренко, Митина, 1997).

Еще в середине 1980-х гг. циклом работ Д.Л.Спивака (см.особенно: Спивак, 1986) были начаты исследования в области суггестивной лингвистики в условиях измененных состояний сознания. В начале 1990-х гг. в Перми была создана лаборатория суггестивной лингвистики, где исследуются, в частности, смежные проблемы психолингвистики и психотерапии, в том числе гипноза. Эта лаборатория непосредственно занимается и проблемами социально ориентированного общения. Основная публикация по данной проблематике - Черепанова, 1996. Из других интересных исследований по <психолингвотера-пии> см., например, Коломийцева, 1991.

Часть 5. Тенденции в современной психолингвистике

Глава 17. Психолингвистика и образ мира

Мы уже говорили выше, что в психологии все большую популярность получает понятие предметного значения, разрабатывавшееся (иногда под другими названиями) многими крупными психологами современности - от Л.С.Выготского до Дж.Брунера и лидера западногерманской марксистской психологии К.Хольцкампа. Это понятие сейчас обретает новую жизнь в связи с активизацией исследований по функциональной асимметрии полушарий коры головного мозга. Неразрывность предметного значения с вербальным (при всей их психологической специфике) очевидна, и проблематика когнитивной психолингвистики все больше становится ориентированной не только и не столько на вербальные, сколько на предметные значения, ставя задачей синтезировать психолингвистическую теорию слова (знака) и психологическую теорию осмысленного образа. Если вслед за А.Н.Леонтьевым (А.Н.Леонтьев, 1983) ввести понятие образа мира, то как раз предметные значения и являются теми <кирпичиками>, из которых этот образ строится.

Образ мира, как он понимается сегодня психологами, - это отображение в психике человека предметного мира, опосредствованное предметными значениями и соответствующими когнитивными схемами и поддающееся сознательной рефлексии.

Мир презентирован отдельному человеку через систему предметных значений, как бы наложенных на восприятие этого мира. Человек не <номинирует> чувственные

Глава 17. Психолингвистика и образ мира

образы предметов - предметные значения суть компонент этих образов, то, что их цементирует для человека, то, что делает возможным само существование этих образов.

Наиболее непосредственная ситуация встречи человека с миром - это непрекращающееся движение сознания в актуально воспринимаемом образе мира. Каждый из нас, воспринимая мир через образ мира, постоянно переносит светлое поле внимания с одного предмета на другой. Таким образом, в нашем образе мира, а вернее в том его ситуативном фрагменте, с которым мы в данный момент имеем дело, все время <высвечивается> отдельный предмет, а затем внимание и сознание переключается на другой - и так без конца. Но это непрерывное переключение сознания с одного предмета на другой предполагает одновременно переход предмета (его означенного образа) с одного уровня осознанности на другой. В моем сознании сосуществует то, что является объектом актуального осознания, и то, что находится на уровне сознательного контроля. Таким образом, движение сознания в образе мира имеет не планиметрический, а стереометрический характер. Сознание имеет глубину. Образ мира многомерен, как многомерен сам мир.

Но образ мира может быть не включенным в непосредственное восприятие мира, а полностью рефлексивным, отделенным от нашего действия в мире, в частности восприятия. Такой образ мира может быть ситуативным, т.е.фрагментарным, - например, так может обстоять дело при работе памяти или воображения. Но он может быть и внеситуативным, глобальным: тогда это образ целостного мира, своего рода схема мироздания. Такой образ мира в собственном смысле всегда осознан, рефлексивен, но глубина его осмысления, уровень рефлексии могут быть различными. Предельный уровень такой рефлексии соответствует научному и философскому осмыслению мира.

Если в первом случае мы имеем дело с непосредственным сознанием мира, то во втором - это теоретическое

Часть 5. Тенденции в современной психолингвистике

сознание разного рода, свободное от связанности с реальным восприятием.

Одним из первых, кто четко выразил их различие, был Михаил Михайлович Бахтин. Это его известная концепция <большого> и <малого> мира.

<Мир, где действительно протекает, свершается поступок, - единый и единственный мир, конкретно переживаемый: видимый, слышимый, осязаемый и мыслимый, весь проникнутый эмоционально-волевыми тонами утвержденной целостной значимости....

...В соотнесении с моим единственным местом активного исхождения в мире все мыслимые пространственные и временные отношения приобретают ценностный центр, слагаются вокруг него в некоторое устойчивое конкретное архитектоническое целое - возможное единство становится действительной единственностью...

Если я отвлекусь от этого центра исхождения моей единственной причастности бытию, причем не только от содержательной определенности ее (пространственно-временной и т.п.), но и от эмоционально-волевой утвержденности ее, неизбежно разложится конкретная единственность и нудительная действительность мира, он распадется на абстрактно-общие, только возможные моменты и отношения, могущие быть сведенными к такому же только возможному, абстрактно-общему единству. Конкретная архитектоника переживаемого мира заменится не-временным и не-пространственным, и не-ценностным систематическим единством абстрактно-общих моментов...> (Бахтин, 1986, С.511- 512).

И дальше - о <большом> и <малом> опыте: <В "малом" опыте - один познающий (все остальное - объект познания), один свободный субъект (все остальные - мертвые вещи), один живой и незакрытый (все остальное - мертво и закрыто), один говорит (все остальное безответно молчит).

В большом опыте все живо, все говорит, этот опыт глубоко и существенно диалогичен. Мысль мира обо мне,

Глава 17. Психолингвистика и образ мира

мыслящем, скорее я объектен в субъектном мире...> (там же, с.519-520).

Это бытие-человека-в-мире как его составной части, находящейся с этим миром в непрерывном диалоге, предполагает, говоря словами А.НЛеонтьева, <...возвращение к построению в сознании индивида образа внешнего многомерного мира, мира как он есть, в котором мы живем, в котором мы действуем, но в котором наши абстракции сами по себе не "обитают"...> (А.Н.Леонтьев, 1983, с.255).

Эти слова при жизни Леонтьева не публиковались, хотя и прозвучали в его докладе на факультете психологии МГУ в 1975 году. И уж тем более не могли быть опубликованы его мысли, относящиеся к 1930-м - началу 1940-х гг. Он писал (для себя): сознание и действительность <переходят друг в друга>, <бывают тождественными>. И: <Действительная противоположность есть противоположность образа и процесса, безразлично внутреннего или внешнего, а вовсе не противоположность сознания, как внутреннего, предметному миру, как внешнему> (А.Н.Леонтьев, 1994, с.43).

Но вернемся к бахтинской идее диалога человека с миром. Ее корни можно усмотреть еще в ранних работах О.Павла Флоренского. Именно ему принадлежит тезис о психике как своего рода продолжении предметного мира в голове человека. <...Акт познания есть акт не только гносеологический, но и онтологический, не только идеальный, но и реальный. Познание есть реальное выхождение познающего из себя или, - что то же, - реальное вхождение познаваемого в познающего, - реальное единение познающего и познаваемого...Познание не есть захват мертвого объекта хищным гносеологическим субъектом, а живое нравственное общение личностей, из которых каждая для каждой служит и объектом, и субъектом. В собственном смысле познаваема только личность и только личностью... Другими словами, существенное познание, разумеемое как акт познающего субъекта, и су-271

Часть 5. Тенденции в современной психолингвистике

щественная истина, разумеемая как познаваемый реальный объект, - обе они - одно и то же реально, хотя и различаются в отвлеченном рассудке> (Флоренский, 1990, С.73-74).

Мир <событийствует> (если воспользоваться словечком М.К.Мамардашвили) не вне нас, не независимо от нас. Мы участники этого <событийствования>. Мы часть этого мира, находящаяся в непрестанном общении с другими его частями. И без нашей мысли, нашего отражения мира, нашего действия в мире мир будет другим миром.

Язык и есть система ориентиров, необходимая для деятельности в этом вещном и социальном, одним словом - предметном, мире. Используем ли мы эту систему для собственной ориентировки или обеспечиваем с ее помощью ориентировку других людей - вопрос не столь принципиальный. Ведь общение, коммуникация - это в первую очередь не что иное, как способ внесения той или иной коррекции в образ мира собеседника (ситуативный, фрагментарный и в то же время непосредственный, т.е. образ <большого> мира, или глобальный, но выключенный из реальной деятельности и реального переживания этого мира, т.е. образ <малого> мира, мира абстракций). Соответственно усвоение нового языка есть переход на новый образ мира, необходимый для взаимопонимания и сотрудничества с носителями этого другого языка и другой культуры. Чтобы язык мог служить средством общения, за ним должно стоять единое или сходное понимание реальности. И наоборот: единство понимания реальности и единство и согласованность действий в ней имеют своей предпосылкой возможность адекватного общения.

Пока мы оставались в пределах индивидуально-личностного видения мира человеком, опосредованного личностно-смысловыми образованиями и прежде всего - личностными смыслами как таковыми (см. в этой связи Главу 18). Но наряду с текучими, индивидуальны-Глава 17. Психолингвистика и образ мира

ми характеристиками эти личностно-смысловые образования имеют и некоторую культурную <сердцевину>, единую для всех членов социальной группы или общности и фиксируемую в понятии значения в отличие от личностного смысла. Иными словами, можно наряду с индивидуальными вариантами говорить о системе инвариантных образов мира, точнее - абстрактных моделей, описывающих общие черты в видении мира различными людьми. Такой инвариантный образ мира непосредственно соотнесен со значениями и другими социально выработанными опорами, а не с личностно-смысловыми образованиями как таковыми.

С теоретической точки зрения таких инвариантных образов мира может быть сколько угодно - все зависит от социальной структуры социума, культурных и языковых различий в нем и т.д. В последнее время возникло даже понятие <профессионального образа мира>, формирование которого является одной из задач обучения специальности. Вообще процесс обучения может быть понят как процесс формирования инвариантного образа мира, социально и когнитивно адекватного реальностям этого мира и способного служить ориентировочной основой для эффективной деятельности человека в нем.

Так или иначе, наше знание о мире неразрывно с нашей деятельностью в мире, нашим диалогом с миром, нашим, пользуясь выражением М.М.Бахтина, <не-алиби в нем>. В психологии есть данные, не только не противоречащие этому положению, но и прямо подтверждающие его. Это, в частности, вывод Б.М.Величковского о том, что <семантическая информация может храниться в памяти в форме вложенных друг в друга пространственных и семантических контекстов. Благодаря такой форме организации, очевидно, обеспечивается колоссальная плотность <упаковки> сведений. Кроме того, эта форма представления может демонстрировать в зависимости от ситуации как эффекты иерархической организации, характерные для семантических сетей, так и классические

Часть 5. Тенденции в современной психолингвистике

эффекты ассоциативной близости и контраста, наиболее легко трактуемых в рамках пространственных моделей семантической памяти> (Величковский, 1987, с.27). Имеются в виду такие концептуальные структуры, как схемы сцен (фреймы) и схемы событий (скрипты или сценарии). Б.М.Величковский вводит в этой связи понятие о <квазипространственном представлении ситуации>. Аналогичную идею "спасиализации", то есть трансформации ментальных сущностей в форму пространственных репрезентаций, много раньше высказал известный французский лингвист Гюстав Гийом (Гийом, 1990; Скрелина, 1981).

По-видимому, различие речевых и когнитивных функций левого и правого полушарий головного мозга соотнесено как раз с различием <сетевого> и событийно-ситуативного представления, хранения и использования человеком информации. Процитируем одно из самых последних исследований этой проблемы, дающее хорошую сводку результатов, полученных в исследованиях последних тридцати лет.

<Среди характеристик, приписываемых механизмам левого полушария, можно перечислить следующие...: опознание и классификацию слов, восприятие квази-слов, обеспечение структурно-классификационного подхода, опору на собственно языковые связи при обработке лексического материала. Правому полушарию приписываются следующие функции: идентификация слов на основе их перцептивных, а не фонемных признаков, опознание рукописных слов, понимание слов на языке глухонемых, опознание иероглифов, предпочтительное опознание конкретных слов, при обработке лексического материала ориентация не на собственно лингвистические характеристики, а на стоящие за словами денотаты, образы положительно или отрицательно эмоционально окрашенные. Речевым функциям правого полушария присущи черты глубинных структур, соотносимые с онтогенезом (то есть, наиболее ранние этапы речепорождения),

Глава 17. Психолингвистика и образ мира

а речевым функциям левого - черты поверхностных (окончательно оформленные в грамматическом и фоно-логическом отношении высказывания). Левое полушарие располагает всеми средствами для порождения высказываний любой сложности: актуализация валентностей слов, словоизменение, словообразование, возможности синтаксического структурирования высказываний, то есть тот слой лексики, который необходим для формирования сложных грамматических конструкций, - глаголы, формально-грамматические и заместительные слова. С функциями левого полушария связана концептуальность порождаемых текстов. К сфере функций правого полушария относится наполнение воспринимаемых и порождаемых высказываний конкретным предметным содержанием: именная лексика, отражение индивидуально-личного опыта, чувственные впечатления. Показано, что при анализе лексического и грамматического материала ПП опирается не на системные-отношения в языке, а на референт для слов и на позицию имени для фраз. Язык ПП конкретен и образен: его лексика предметна, <вещна>, в ней отражены непосредственные чувственные впечатления; его структура элементарна, почти асин-таксична; он алогичен, не дифференцирован и служит основой догадок и интуиции. Язык ЛП отличает развитая и сложная синтаксическая структура; он способен к обобщениям, абстракциям, построению суждений, имея для этого изобилие формально-грамматических средств. Физиологические механизмы обоих полушарий обеспечивают разные стороны речевой деятельности, а не дублируют друг друга. Участие полушарий в организации речевой функции осуществляется постоянным и гибким их взаимодействием, обеспечивая возможность создать целостный чувственный образ мира> (Лях, 1996, с.6- 7; см. также Черниговская и Деглин, 1984). Т.В.Черниговская добавляет к этому: <В отличие от данных, полученных другими авторами на здоровых испытуемых и на больных афазиями, наши исследования свидетельствуют о

Часть 5. Тенденции в современной психолингвистике

наличии не одной, а двух иерархий сложности грамматики - право-и левополушарной> (Черниговская, 1993, с.29).

Нам известен только один цикл работ в современной психолингвистике, полностью отвечающий высказанной выше идее о взаимодействии двух форм когнитивной репрезентации и только что процитированной мысли о взаимодействии правого и левого полушария в построении образа мира. Это книги петербургского психолинг-виста Владимира Яковлевича Шабеса (1989; 1990; 1992). Он построил свою концепцию на основе идеи <...моделей ментальных репрезентаций различных типов>, понятий пресобытия-эндособытия-постсобытия и др. Естественно, здесь описать эту концепцию невозможно, и мы просто отошлем читателя к указанным трудам.

Во всяком случае, психолингвистика давно уже идет в направлении моделирования ситуативного взаимодействия человека и мира, в направлении построения <психолингвистики событий> или <психолингвистики де-ятельностного взаимодействия>. Так, например, в рамках когнитивной психолингвистики развивается теория скриптов (сценариев) и сцен (Schank and Abelson, 1977; Schank, 1982; Шабес, 1992, c.46-58). Еще до возникновения психолингвистики (и тем более нейролингвистики) как особой науки А.Р.Лурия обнаружил различия в речевой деятельности афатиков в зависимости от того, оперируют они с <коммуникацией событий> (типа Собака лает) или <коммуникацией отношений> (типа Сократ - человек). В рамках психолингвистики, как мы видели выше, определилось также представление о <до-языковых> когнитивных структурах (пропозициях), оперирование с которыми является органической составной частью процессов речепорождения. Сходные тенденции заметны в трактовке речевого или, вернее, речемысли-тельного развития ребенка.

В свете оказанного интересно поставить вопрос, который, насколько нам известно, до сих пор не был пред-Глава 17. Психолингвистика и образ мира

метом психолингвистического рассмотрения с точки зрения <психолингвистики событий> (или <правополушарного> подхода). Речь идет о статусе грамматических значений в широком смысле, т.е. содержательной стороны того, что в свое время В.В,Виноградов считал категориями предложения и что актуализуется или <мор-фологизуется> (С.И.Бернштейн) в собственно грамматических (морфологических) категориях. Сюда же относятся разного рода явления локуса и деиксиса. Одним словом, это категории, связанные с пространственной, временной и иной <событийной> конкретизацией речевых высказываний. Последовательное рассмотрение этих категорий как психолингвистических не может не оказать воздействия и на понятийную систему и основные положения <чистой> лингвистики.

Ведь, как автор этой книги писал двадцать лет назад, психолингвистика и есть экспериментальная лингвистика. И как бы лингвистика ни делала вид, что она независима от психолингвистики и может прожить без нее, они давно уже настолько спаяны ^.руг с другом, что любой серьезный шаг вперед в одной немедленно отражается на другой.

А лингвистика сейчас остро нуждается в притоке новых идей, так как она уже много лет по существу топчется на месте, развиваясь почти исключительно за счет использования информации, накопленной в психолингвистике, логике, прагматике и других гуманитарных областях.

Глава 18. Психолингвистика и личность

В предыдущей главе мы обращались к мыслям М.М.Бахтина, П.А.Флоренского и А.НЛеонтьева о принципиальном единстве мира предметного и мира духовного, мира сознания, о <не-алиби> каждого человека в мире и о том, что мир неполон без каждого из нас, что без каждого из нас с нашей психикой, нашим сознанием, нашей деятельностью он становится другим миром.

Мы зафиксировали также, что главное противопоставление для психолога есть не противопоставление внешнего и внутреннего, материального и психического, а противопоставление образа и процесса.

В концептуальной системе школы Л.С.Выготского речь идет об образе мира и деятельности человека в этом мире. Простейшее, в конечном счете механистическое представление об их взаимоотношении сводится к тривиальному положению о том, что образ мира есть ориентировочная основа для деятельности. (Для простоты и мы в Главе 17 рассуждали именно так).

Но образ мира связан с деятельностью не только, так сказать, операциональными связями. Нельзя забывать, что <строительным материалом> для образа мира являются не безличные социализованные значения, а личностные смыслы как кристаллизация человеческого отношения к миру (А.Н.Леонтьев). А с другой стороны, у любого акта деятельности есть мотивационная детерминация, есть иерархия управляющих ею установок (А.Г.Асмолов). Да и вообще деятельность может формироваться и направляться надситуативной активностью субъекта (В.А.Петровский).

279

Часть 5. Тенденции в современной психолингвистике

Таким образом, между образом мира (если понимать его как часть сознания личности, по выражению А.Н.Леон-тьева) и реальными поступками человека стоит - личность. <Она и есть не что иное, как сгусток жизни, продукт ее кристаллизации в форме субъекта - субъекта, всегда несущего в себе свою историю, свою реальную биографию> (А.Н.Леонтьев, 1994, с.200).

Проблему личности можно и нужно рассматривать под двумя углами зрения, в сущности своей неразрывными. Это, во-первых, механизм такой кристаллизации, внутренняя структура личности как психологического образования. По мнению Д.А.Леонтьева, <...структурными составляющими личности выступают следующие смысловые структуры: личностный смысл...; смысловая установка...; мотив...; смысловая диспозиция, проявляющаяся в эффектах консервации устойчивого смыслового отношения [<перенос смысла> по А.Н.Леонтьеву - Авт.}, смысловой конструкт, проявляющийся в эффектах приписывания жизненного смысла объекту или явлению, выступающему носителем значимых качеств; личностная ценность, проявляющаяся в эффектах смысло-образования, связанного не с актуальной динамикой потребностей, а с идеальной моделью должного> (Д.А.Леонтьев, 1988, с.22; см. также 1993).

Во-вторых (и это отражается и в самой структуре личности), это отношение личности и <жизни>, которое следует рассматривать и в плане формирования личности (персоногенеза) (см. Асмолов, 1996; 19960), и в плане отображения жизненной перспективы в сознании этой личности. А.Н.Леонтьеву (1975) принадлежит важнейшая идея <горизонта личности> как ее интегральной характеристики. Процитируем по А.А.Леонтьев, 1983, с.37- 38) рукописные подготовительные материалы к неосуще-ствившейся книге А.Н.Леонтьева <Образ мира>:'

' В цитате не показаны сокращения. 280

Глава 18. Психолингвистика и личность

<РАСШИРЯЮЩЕЕСЯ ПРОСТРАНСТВО: поле активно воспринятое поле воспроизведенное поле представления (воображаемое) =до планетарного и космического Оно уже не мое, а человеческое!

РАСШИРЯЮЩЕЕСЯ ВРЕМЯ: будущее: перспектива - планируемое биографическое

<постбиографическое, конкретное /дети, внуки/ историческое (общественное) прошлое: биографическое <предбиографическое> историческое (общественное)

Это все равно = <СЕЙЧАС>: Не локализованное

Локализованное в биографическом Локализованное в историческом (общественном)>.

Л.С.Выготскому принадлежит идея <смыслового поля> личности, в дальнейшем (у А.Н.Леонтьева) выступившая в форме положения о смысловой природе образа мира^. Развитие психики в филогенезе и есть последовательное усложнение отношений человека и мира, формирование другого, нового типа их взаимодействия и взаимообусловленности, где эти отношения опосредуются не только и не столько сознанием и действием, как мы привыкли думать, сколько личностью и деянием, поступком.

Человек входит в мир деянием, личностно опосредованной системой поступков, определяющей развитие его

" История развития идеи смыслового поля личности пока не написана.

Часть 5. Тенденции в современной психолингвистике

личности и формирующей сам мир. И психология должна осознать, что вместо <науки о бесконечно меняющемся человеке в бесконечно меняющемся мире,... науки о деянии свободной творческой личности>, она стала наукой <о деятельности ограниченного и ригидного сознания> (А.А.Лвонтьев, 1990, с. 13).

Такой наукой оказалась и ее важная составная часть - психолингвистика. Естественно, говоря о психолингвистике, мы здесь имеем в виду не традиционное <операцио-налистское> ее понимание, а то расширенное понимание, которое отразилось в настоящей книге (см. определение предмета психолингвистики в Главе 1).

Язык, как уже говорилось выше, есть важнейший ориентир человека при его деятельности в мире. И если эту деятельность понимать как глубокий, осмысленный диалог человека с миром, как многоголосное, иногда унисонное, иногда полемическое общение различных компонентов той колоссальной системы, которую мы называем миром, то язык есть прежде всего язык личности.

Мы снова возвращаемся - на новом витке развития - к идеям К.Фосслера и Бенедетто Кроче, а в определенном смысле к В.Гумбольдту и А.А.Потебне, писавшим о творческом характере языка и речевого акта.

Это не просто декларация, потому что все более органично входящее в теоретическую и прикладную психолингвистику представление о личностно детерминированных стратегиях речевого общения и овладения языком, о языке как смысловом, а не только <значенчес-ком> феномене (не говоря уже о том, что он никак не может быть сведен к системе операторов), предполагает в конечном счете именно такой подход.

Один из интереснейших психологов современности, Виктор Франкл, сказал в своей основной книге: <Если человек хочет прийти к самому себе, его путь лежит через мир> (Франкл, 1990, с.120).

Язык и есть его путеводитель по этому миру по дороге к себе.

Заключение Книга закончена. Она получилась, конечно, очень субъективной, <авторской>. В то же время, перечитывая ее, не можешь отделаться от впечатления, что в нее вместилась вся или почти вся проблематика того, что сегодня называется психолингвистикой. По крайней мере ее <основы>. А значит, главная цель достигнута - начинающие психологи и лингвисты могут получить сколько-нибудь ясное впечатление о том, чем психолингвистика была, что она такое сейчас и в каком направлении идет.

Автор этой книги стоял у истоков психолингвистики в России и, чем бы ему ни приходилось заниматься, психолингвистика была и остается делом его жизни. Каждый год в осеннем семестре он входит в аудиторию психологического факультета Московского университета, чтобы рассказать о психолингвистике студентам-пятикурсникам - и за все 30 лет не было случая, чтобы эта аудитория не была полна.

Книга хотя и <авторская>, но в ней отразилась гигантская теоретическая, экспериментальная и конкретно-прикладная работа, проделанная коллегами, учениками и сотрудниками автора. Без них этой книги просто не могло бы быть. Кроме тех, кто сотрудничал со мной при написании <Основ теории речевой деятельности> и упомянут во Введении, я хотел бы назвать свою первую ученицу Аллу Соломоновну Штерн, увы, покойную; совсем недавно ушедшего Леонида Владимировича Сахарного; Татьяну Васильевну Рябову-Ахутину; Владимира Яковлевича Шабеса; Барасби Хачимовича Бгажнокова; Татьяну Николаевну Наумову; Елену Иосифовну Негневицкую; Наталию Владимировну Уфимцеву; Александру Алексан-Заключение

дровну Залевскую; Наталию Дмитриевну Зарубину-Бур-викову; Виктора Федоровича Петренко; Илью Наумовича Горелова; Владимира Михайловича Павлова; Евгения Михайловича Верещагина; Ислама Имрановича Ильясо-ва; Александра Павловича Журавлева... Пусть не обижаются те, кто здесь не назван: их слишком много. А я ведь не назвал еще своих зарубежных учеников - их немало, и среди них хочется выделить Ли Тоан Тханга и Пенку Илиеву. Без них этой книги тоже не было бы или она была бы другой.

Но есть люди, без которых не только книги, но и самого ее предмета - я имею в виду отечественное направление психолингвистики - не могло бы быть. Двоих из них я не застал - это Лев Владимирович Щерба и Лев Семенович Выготский. Других знал и любил - это Алексей Николаевич Леонтьев, Александр Романович Лурия и Николай Иванович Жинкин. Пусть земля будет им пухом.

А.Леонтьев