« СИСТЕМА СОВРЕМЕННЫХ ОБЩЕСТВ Парсонс Т. Выходные данные: ...»

СОЛИДАРНОСТЬ И СОЦИЕТАЛЬНОЕ СООБЩЕСТВО

Параллельно жесткой «капиталистической–социалистической» дихотомии между частным и общественным интересом существует дихотомия сравнительно недавнего происхождения между отчуждением индивида и разнообразных подгрупп от сложившихся видов коллективной солидарности, с одной стороны, и, с другой, ожиданиями и требованиями тотального поглощения индивида или соответствующей подгруппы некоторым макроскопически понятым сообществом. Здесь имеются и другие возможности (и не просто как некие промежуточные состояния), которые почти наверняка важнее, чем хотели бы нас уверить прошлые и теперешние идеологи. Предположительно, такие возможности надо искать в широком ассоцианистско-плюралистическом диапазоне.

246

Соответствующие теоретические средства для определения этих новых возможностей, распознавания и последующего анализа реально существующих явлений, в составе которых они намечаются, а также свойств многих из существующих структур, которые блокируют возможные альтернативы, по всей вероятности, окажутся менее пригодными, чем те же средства для анализа плюралистических нормативных компонентов во времена Дюркгейма. Прежде всего нам придется устанавливать адекватные теоретические связи между психологией индивида, функционированием социальных систем во многих и разных измерениях и укорененностью нормативных факторов в культурных системах. Одна из проблем во всем этом – как избежать элементарной дихотомизации типа Gememschaft–Gesellschaft, которая поразительно похожа на дихотомию социализм–капитализм. Среди теперешних интеллектуалов распространена вредная тенденция полагать возврат к относительно примитивному уровню Gemeinschaft единственным лекарством против того, что обычно принято считать нездоровыми явлениями и моральными пороками современного общества [18].

Наиболее близким мне подходом к этой проблемной области был анализ социализации индивида, с особым вниманием к взаимоотношениям между мотивационной динамикой и структурными компонентами этого процесса, рассмотренными в рамках социальной и культурной систем. Психология психоаналитической ориентации на строго личностном уровне обеспечила солидную теоретическую базу для продвижения в данной области. По известным причинам, однако, эта психология ограничивалась изучением ранних фаз процесса социализации – в его классической форме (эдипов комплекс). Даже в этих вопросах она нуждалась в существенной коррекции и модификации в свете социологического анализа систем семьи и родства.

За немногими исключениями (например, в работах Э.Эриксона о подростках и юношестве [10]), психоаналитические теоретики заметно пренебрегали прогрессивными стадиями процесса социализации на разных ступенях формального образования. Они часто довольствовались терапией и двусмысленным мнением о том, что структура характера полностью закладывается к концу первого (чаще – шестого) года жизни и что все происходящее после этого спокойно приписывается патологии или ее отсутствию.

В моих более ранних работах были некоторые, достаточно успешные попытки анализа в этой области (например, в статье о возрасте и поле как категориях социальной структуры [35], а позже в книге «Семья, социализация и процесс взаимодействия» [40], и, вероятно, сюда же можно включить и модель социальных условий психотерапии, описанную в «Социальной системе» и кое-где еще). Но при всем этом в этой области мне не удалось достичь уровня аналитической обобщенности, сравнимого с достигнутым в анализе политической, экономической, правовой и даже религиозной структур общества.

247

Важное продвижение в этом направлении совершилось благодаря возвращению, после нескольких лет перерыва, к анализу проблем родства и запрета инцеста, с особенным вниманием к значению такого запрета среди сиблингов для общества ассоцианистского типа. В свою очередь, это пробудило интерес к значению «символических» образцов родства в истории западных институтов, в частности религиозных орденов, нареченных «братствами» и «сестринскими обителями». Фактически религиозный целибат нетрудно было истолковать как случай «инвестирования», аналогичный образцу обществ-«рассадников культуры» и раннему христианству [36]. Мои взгляды в данных вопросах чрезвычайно помогла прояснить работа моего старого ученика и друга Дейвида Шнейдера по американской системе родства [44].

Еще раньше я был втянут в исследование связей среднего образования с социальной мобильностью, в сотрудничестве с Флоренс Клакхон и покойным С. Стауффером. Продолжение этого исследования на уровне начальной школы тоже помогло прояснить некоторые важные структурные точки отсчета [37; 42]. Как уже отмечалось, мои эмпирические исследовательские интересы в этой области распространялись также на социальную структуру и динамику высшего образования, особенно в его внутренней связи с проблемой профессий.

Дальнейший теоретический прогресс оказался зависимым от развития другой обобщенной аналитической парадигмы – классификации обобщенных средств взаимообмена и разработки категорий взаимообмена между четырьмя первичными функциональными подсистемами на уровне общей системы действия, включая культурную, социальную, психологическую и поведенческо-органическую системы. Как сказано выше, эти категории во многом сходятся со схемой У. Томаса.

Мне уже давно стало ясно, что «аффект», эмоцию (в неком психоаналитическом, а не эротическом смысле) следовало бы трактовать как обобщенное средство, используемое на уровне общего действия. Проблема была в том, куда поместить это средство. Самоочевидность вызываемых им психологических ассоциаций делала наиболее правдоподобной его привязку к личностной системе. Прорыв наступил при изучении возможности, а затем в связи с окончательным принятием решения определить принадлежность такого средства, как аффект, к социальной системе и, разумеется, ее взаимообменам с другими первичными системами^[315]. При таком решении аффект трактуется как прямой аналог (на уровне общего действия) «влияния» в социаль-

248

ной системе, а именно как главным образом средство интеграции. К тому же трактовка аффекта как обобщенного средства позволяет описать ряд ступеней в его дифференциации по аналогии с историческими ступенями в эволюции денежного обмена – от бартера до развитых кредитных систем в условиях рыночной товарности основных факторов производства (труда, в частности), быстро прогрессирующей на определенной стадии (в сущности, на стадии все той же промышленной революции).

Тогда солидарность социальной системы можно представить как состояние платежеспособности ее «эмоционального хозяйства», зависящее и от потока инструментально значимых вкладов от членов системы, и от их мотивационных состояний удовлетворенности, которую позволительно истолковать как фактор положительный, а ее отсутствие как отрицательный. В простых социальных системах эти факторы можно представить себе как природные, «аскриптивные» свойства. Это верно не только для примитивных обществ, но и для учреждений в более дифференцированном обществе, в которых протекает социализация ребенка на ранних стадиях.

Насколько дифференцированной должна стать система его личности, чтобы достигать высокой удовлетворенности от полноты социального участия, зависит, разумеется, от структуры социального и культурного окружения, в котором действует ребенок. Главный аспект сложности современной жизни – то, что выше названо плюрализацией структуры общества. В таком контексте развитие массового высшего образования (это столь заметное и в известной степени взрывоопасное явление нашего времени) предположительно можно считать ответом на социетальную потребность в достаточно большом числе личностей, обладающих многообразными формами инструментальной компетентности и личностной интеграцией на эмоциональном уровне и потому способных справиться с этой сложностью. Новые способы включения индивидов и подгрупп в разные формы социальной солидарности составляют проблематику стабильности и других аспектов интеграции в современных обществах.

Соблазнительно сравнить состояния разрухи, следовавшие за бурным развитием и промышленной, и демократической революций. В первом случае можно выделить два момента: нарушились трудовые отношения и деловой цикл. Смелзер убедительно показал, что новый вид нарушений привычного трудоустройства проявился и среди тех групп рабочих, которых не задела (например, ткачей на ручных станках) напрямую глобальная ломка. Эти нарушения подтолкнули к развитию профсоюзного и социалистического движений, поскольку они вобрали в себя рабочие движения [45]. Экономические спады в то же время ставили вопросы о стабильности новой системы на всех системных уровнях. Примечательно также, что попытки разобраться с обоими нарушениями экономического характера выражались главным

249

образом в категориях личной заинтересованности – зарплат, часов и условий работы, а также ожиданий прибыли со стороны фирм. Одновременно существовала тенденция, наиболее очевидная в социалистическом воззрении и в марксистской теории, сочетать эти экономические соображения с рассмотрением проблем политической власти.

Сравнимыми разрушительными последствиями демократической революции можно посчитать, с одной стороны, борьбу за власть и авторитет внутри конкретных политических образований (например, вторичные революционные волны 1830, 1848 и фактически 1917–1918 гг. после европейской революции 1789 г.) и, с другой стороны, межсистемные волны нарушения равновесия в отношениях между национальными образованиями. Эквивалентом экономической депрессии в данном случае, несомненно, выступают война или, при ее отсутствии, особенно напряженные международные отношения с заметной тенденцией ко все большей генерализации этих расстройств общественной жизни. При этом место индивидуальной заинтересованности рабочего и предпринимателя явно занимает коллективная заинтересованность существующих властей в удержании соответствующих властных позиций. В то же время эта сосредоточенность на захвате и удержании власти видоизменилась под влиянием попыток найти значимую для большинства опору интеграции; в основе одной из таких попыток лежал национализм. Точно так же как борьба центров власти за экономические интересы нередко становилась экономически иррациональной, борьба за национальный престиж часто превращалась в политически иррациональное явление. Поэтому Realpolitiker вроде Бисмарка мог действовать более рационально, чем политический романтик-националист типа Наполеона III.

Я допускаю, что феномен, названный мною революцией в образовании, можно истолковать как самое значительное событие некой новой фазы в развитии современного общества, в ходе которой на первое место выходят проблемы интегративные, а не экономические или, в аналитическом смысле, политические. Тогда студенческие беспорядки становятся вполне сравнимыми с нарушениями трудовых отношений и авторитета власти, потому что студенты – это категория лиц, поставленных перед одной из самых тяжелых проблем приспособления к структурно изменившимся условиям. Центр их проблематики реально находится не в сфере власти, а в сфере поисков способа включения в ход самого образовательного процесса (как новой фазы процесса социализации) и в более общий социетальный мир после формального завершения образования.

С этой точки зрения радикализм «новых левых» аналогичен социализму рабочих движений и якобинству радикальных демократов. Распространение волн отчуждения и соответствующих форм социальной патологии, в особенности среди наиболее чувствительных элементов современного населения – интеллектуалов, оказывается в та-

250

ком случае симптомом общесистемного расстройства. В первую очередь это касается стабильности исполнения ожиданий и надежд на прочную социальную солидарность, вследствие которых свидетельства явной недостаточности такой солидарности – нищета, расовая дискриминация, преступность и войны – воспринимаются особенно болезненно. Хотя можно оспаривать, что недавние проявления левых настроений сходятся на проблеме интеграции, эта серия общественных волнений похожа на прежние тем, что они также взывают к более высокому уровню интересов или контроля, а в данном случае – ценностей. Это совершенно очевидно, ведь моральные вопросы исключительно важны сегодня, особенно в радикальных кругах [38; 43].

Таким образом, на протяжении более чем тридцати лет эмпирический интерес к проблеме капитализма оттачивался на специальной теме о природе и значении профессий. Этот неугасающий интерес постепенно развертывался в обширнейшую категоризацию природы современного общества, описываемой, однако, уже не в понятиях капитализма, как такового, и не в понятиях дилеммы капитализм-социализм. Фактически я сочувственно отношусь к разговорам о постиндустриальном обществе, но спрашиваю себя, почему бы не называть его в каком-то смысле и «постдемократическим» обществом – предложение, которое, вероятно, вызовет значительное сопротивление. (Я вовсе не хочу внушить этим термином, что демократию пора сбросить со счетов, во всяком случае, ничуть не больше, чем употребление термина «постиндустриальное» подразумевает устарелость индустрии.) В подтверждение сказанному следовало бы уделить особое внимание системе высшего образования, а внутри ее – университетскому профессиональному укладу как ее структурному ядру. В отношении медицинских и академических профессий я попытался приблизиться к неким стандартам эмпирического исследования больше, чем в других моих работах. Но в обоих случаях я хотел понять рассматриваемые профессиональные группы в контексте более обширной системы, неотъемлемыми и значимыми частями которой они становятся в наше время^[316].

ВЫСШЕЕ ОБРАЗОВАНИЕ КАК СРЕДОТОЧИЕ НАУЧНЫХ ИНТЕРЕСОВ

Возможно, само собой ясно, что научный интерес к тенденциям развития современного общества естественным образом приведет к изучению природы и положения системы высшего образования в совре-

251

менном, особенно американском, обществе. Если мыслить в эволюционных категориях, то высшее образование, как кульминация упомянутой революции в образовании, выдвинется в число важнейших социальных институтов. Посвященное ему специальное исследование, по-видимому, было бы далеко не тривиальным. Кроме того, эта исследовательская область имела для меня особое значение ввиду моего долговременного интереса к проблемам современных профессий, поскольку все более проясняется, что университетский уровень официальной системы обучения становится одним из необходимых признаков профессий. Подготовка к наиболее престижным из так называемых прикладных профессий способствовала появлению и распространению профессиональных специализированных школ на базе высших учебных заведений, эти школы в свою очередь все больше втягивались в работу университетов.

Главным хранителем и двигателем развития великой традиции познания стала академическая профессия, как таковая, институционально закрепленная в отделениях гуманитарных и естественных наук. Эту профессию «обучения как такового» можно считать «краеугольным камнем храма профессий», и именно на эту профессиональную группу я обратил внимание в первую очередь. Одновременно изучение феномена высшего образования дало возможность продолжать и развивать мои давнишние занятия в области социализации, перенеся главный интерес на гораздо более поздние ее фазы, чем те, которые привлекали внимание большинства психоаналитически ориентированных ученых.

Еще до волнений в Беркли этот интерес реализовался в виде проекта по исследованию университетских профессионалов в США, сперва на уровне пилотажа на основе пробной выборки из преподавательских составов восьми институтов и затем, начиная с 1967 г., на основе общенациональной выборки из 116 институтов, обучение в которых организовано по четырехлетним программам гуманитарного образования, с аспирантурами и без оных. Национальный фонд науки щедро поддержал это исследование, и на главном его направлении работал мой сотрудник доктор Дж. Платт. Описание результатов этого исследования близится к завершению*

^[317].

Вероятно, здесь уместно небольшое отступление автобиографического характера. Ясно, что социолог вроде меня, столь погруженный в общетеоретические проблемы, должен испытывать на себе тяжесть давления со стороны общепринятого американского предпочтения и превозношения надежного эмпирического исследования. Оп-

252

ределенно, реакция на это давление стала одной из причин моего решения изучать медицинскую практику. Это исследование было задумано преимущественно в антропологической традиции включенного наблюдения и интервью.

С окончанием войны и появлением Стауффера на гарвардской социологической сцене особое распространение в нашей науке получил метод обследования. Вскоре после встречи мы со Стауффером решили сотрудничать и, пригласив в помощь Флоренс Клакхон, предприняли исследование социальной мобильности среди учеников средней школы, участвующих в семинаре для выпускников, который мы все трое вели. Был собран значительный массив данных, в основном из вопросников, выборочно распространенных по общедоступным средним школам большого Бостона.

Затем работы были приоставлены в связи с преждевременной смертью Стауффера в 1960 г. и еще более преждевременной кончиной Клайда Клакхона. Позже Флоренс Клакхон и я планировали подготовить все же книгу к печати, и для этого тот статистический материал, за который отвечал Стауффер, вместе со свидетельствами нашей памяти был тщательно переработан ныне покойным Стюартом Кливлендом, но трудности, связанные с получением нужных данных от других участников, похоронили проект.

Следовательно, вторая моя попытка приобщиться к методам обследования (уже на материале университетской жизни) обнаруживает определенную психологическую последовательность. Фактически решение об использовании этих методов было принято еще до подключения Платта к проекту, и овладение ими составляло одно из главных квалификационных требований к нему. У меня есть серьезные основания надеяться, что на этот раз все получится, хотя мой личный вклад ограничен организующей ролью старейшины факультета, вкладом теоретика и критика, а не оперативного работника в обследовании. Оперативные исследования были задачей Платта и работающего с ним персонала. В особенности с тех пор как я лучше узнал Стауффера, я возымел большое умозрительное уважение к эмпирическому социальному исследованию и очень надеялся на возможности прочного соединения его техники с тем родом теории, который интересовал меня.

Другая весьма наглядная преемственность между двумя моими предприятиями в мире обследований заключается в том, что оба они имели дело с различными ступенями образования и в известном смысле связаны с процессом социализации. В рамках проекта по изучению мобильности среди учеников школ были установлены, в частности, связи социализации (сосредоточенной в системе регулярного официального образования) с профессиональной структурой, столь важной в современном обществе после индустриальной революции. В каком-то смысле наше исследование высшего образования и академических профессий привело нас к выводам

253

иного рода. Сегодня проблемы отношения образования к культурной традиции (как в фокусе сходящиеся в проблеме общественного статуса интеллектуальных дисциплин) стали приоритетными по сравнению с проблемами распределения рабочей силы в системе профессий, несмотря на всю их важность.

Здесь, возможно, самое подходящее место сказать об иных видах моей деятельности, имевших тем не менее важное значение для моего интеллектуального развития, а именно о деятельности в Американской академии наук и искусств. Я был избран ее членом в 1945 г., когда по множеству причин, включая тогда только еще заканчивающуюся войну, академия не проявляла большой активности. Я посетил несколько «очередных собраний» академии, но думаю, что более живой интерес к ней пробудился благодаря журналу «Daedalus». Моим первым самостоятельным вкладом в дела этого журнала было участие в 1961 г. в симпозиуме по проблемам молодежи. Я стал также членом Академического комитета по исследовательским фондам и Премиального комитета по работам в области общественных наук.

Я все более включался в начинания «Daedalus», касавшиеся проблемы «новой Европы», науки и культуры, цветного населения^[318], и, независимо от «Daedalus», в работу семинара по вопросам бедности [19; 20]. Какое-то время я побыл также главой Академического комитета по исследовательским фондам и членом Комиссии планирования будущего академии. Наконец, в 1967 г. меня избрали президентом академии – первым из обществоведов на эту должность.

Мне тогда исключительно повезло в том плане, что интересы разных групп внутри академии, особенно выраженные через «Daedalus», повернулись в сторону изучения высшего образования. Это стало очевидным по ряду направлений исследования: Данфортскому проекту по проблемам управления университетами, исследованию этических проблем экспериментирования с людьми, обсуждению международных проблем высшего образования в индустриальных обществах, недавним исследованиям положения гуманитарных наук и по специальному тому «Daedalus», в котором опубликовано настоящее эссе^[319]. В сентябре 1969 г. я участвовал в составе руководства в академической ассамблее, посвященной университетским целям и проблемам управления, имея задачу обобщенного анализа природы действующей системы высшего образования, ее места в современном обществе и возможностей ее изменения. Следовательно, в своей академической

254

роли я большей частью занимал социально значимые позиции в качестве генерализирующего исследователя высшего образования и в качестве наблюдателя, исследующего профессорско-преподавательский состав, и пытался нащупать какие-то достаточно определенные эмпирические обобщения относительно того, что в действительности представляет собой академический люд и что заставляет его продолжать работать.

Участие в работе академии было особенно полезным для меня в двух отношениях. В качестве явно междисциплинарной организации, в которой активно сотрудничают люди, представляющие весь спектр интеллектуальных дисциплин и вненаучную среду, академия показалась мне одним из немногих превосходных противоядий (в организационном смысле) от воображаемой или действительно существующей тенденции к сверхспециализации в нашей культуре, особенно в ее академическом секторе. Поэтому ученому, верящему в важность высокообобщенных ориентации, почти десятилетнее активное участие в жизни академии, по-видимому, дало исключительную возможность для междисциплинарной деятельности, которую трудно осуществлять в рамках отдельного университета. Все это подразумевало открытость к восприятию стимулов, которых я в противном случае не принимал бы в расчет, и, как следствие, возможность более позитивного отношения к познавательным интересам и привязанностям других людей в необозримом море разнообразных дисциплин и умственных интересов, представленных в академии и в разных видах ее деятельности^[320].

С более общей и беспристрастной точки зрения на систему высшего образования, академия все полнее воплощает некий потенциал генерализирующего мышления в сфере культуры, социальной организации научного исследования, преподавания и практических приложений, который если не совсем уникальное, то все же, видимо, выдающееся явление. Сам факт, что подобная организация может, хотя бы временно, процветать в век будто бы безудержной специализации, по-видимому, указывает на то, что существуют более глубокие интересы, которые, часто молчаливо и незаметно, руководят нашим культурным развитием.

СТИЛЬ МЫШЛЕНИЯ И ОБЗОР ОСНОВНЫХ ТЕМ

Не один читатель первого наброска этого эссе поднимал вопрос о соотношении своеобразного «интеллектуального оппортунизма» с

255

последовательностью и непрерывностью в моем развитии, которые я обрисовал на предыдущих страницах. Попытка описать это соотношение, видимо, более уместна в конце данного самоотчета, чем в его начале.

Совершенно ясно, что ни в смысле выбора занятий, ни в смысле интеллектуального содержания у меня не было тщательно спланированной карьеры. Я не предвидел волнений, связанных с увольнением Миклджона в Амхерсте, когда поступал туда, и не планировал переноса моих интересов из биомедицинской области в сферу общественных наук. Если я до некоторой степени и предполагал провести год в Лондоне, то уж определенно никак не предвидел своей германской авантюры, включая направление в Гейдельберг. Планируя дальнейшие занятия экономической теорией, я не знал, что увлекусь социологией и надолго брошу якорь в Гарварде. Точно так же, когда я ехал в Гейдельберг, то слыхом не слыхал о Вебере, а когда решил перейти в Гарвард, еще ничего не знал о Гее или Хендерсоне. У меня рано сложилось предубеждение против Парето и Дюркгейма как весьма незначительных и неглубоких авторов. Фрейдом я тоже не увлекался и не изучал его специально, пока мне не перевалило далеко за тридцать, и почти до того же возраста меня не интересовали профессии как предмет изучения.

Между счастливыми случайностями в этих поворотах профессиональной и интеллектуальной карьеры и ее последовательностью существует связь, которая продолжается до настоящего времени. Эту связь поддерживает определенный способ реагирования на интеллектуальные стимулы: приглашения организовывать научные встречи и посещать конференции или, что более важно, писать статьи на самые разные темы. Приведу два давних примера. Из пожелания на съезде Американской социологической ассоциации (1941) устроить заседание по проблеме возраста и пола как координат ролевой структуры в разных обществах вышла самая часто перепечатываемая статья, которую я когда-либо писал: «Возраст и пол в социальной структуре Соединенных Штатов». В другом случае надо было попытаться синтезировать антропологический метод анализа родства с социологическим видением американского общества в ответ на просьбу редактора журнала «Американский антрополог» Ральфа Линтона. В результате появилась статья «Система родства в современных Соединенных Штатах» (1943), которая также получила широкий отклик.

Возможно, именно из-за такого рода случаев и возникли два родственных представления о моей роли в американском обществоведении. Одно (в основном, полагаю, чтобы противопоставить меня «солидным» эмпирическим исследователям) утверждает, будто я преимущественно обречен быть талантливым и «стимулирующим» других эссеистом, пишущим на самые разнообразные темы, но без подлинной основательности или последовательности, – своего рода «эзотерически академичным» журналистом. Второе приписывает мне

256

шизофреническое раздвоение личности как профессионала: с одной стороны, журнализм, с другой – совершенно нереалистическое абстрактно-формализованное теоретизирование. При этом подразумевается, если не утверждается прямо, что эти две личности не имеют между собой ничего общего.

Профессор Рене Фокс специально побудил меня (в подробном личном послании) рассмотреть проблему непрерывности и преемственности моего развития, в особенности на теоретических уровнях. Надеюсь, моя убежденность в том, что в действительности в течение более чем сорока лет моей научной деятельности эта непрерывность существовала, пронизывала все предыдущее изложение.

Пытаясь понять природу психосоциального процесса, благодаря которому эта преемственность осуществлялась, я нашел одно особо впечатляющее сравнение. Последние два академических года я сотрудничал с профессором Лоном Фуллером из Гарвардской школы права в семинаре под очень широким названием «Право и социология». В ходе его я много узнал о праве и не в последнюю очередь о традиции обычного права. С точки зрения систематиков права континентальной Европы (выдающийся пример – Ханс Кельсен), состояние обычного права скандально. Оно якобы состоит лишь из набора отдельных случаев и, по-видимому, почти полностью лишено руководящих принципов.

Фуллер, больше чем кто-либо другой [11], помог мне увидеть, что «система казусов» по своей природе не противоречит «систематизации» и при соответствующих условиях может стать позитивным систематизирующим средством. Существенно здесь то, что после нескольких определений на основе обычного права суды должны выносить решение по любому случаю, поставленному перед ними в процедурно приемлемой форме, причем они вынуждены решать не только проблему вынесения приговоров, но и их обоснования. Юридическая апелляционная система предназначена для того, чтобы сомнительные обоснования можно было оспорить подачей апелляций и профессиональной критикой, например, в судебных обозрениях. В этом смысле обоснование приговора требует не только подведения конкретного решения под отдельные прецеденты, но и включения его в систему более общих правовых принципов.

В моем непосредственном окружении есть люди (из них выделяется мой коллега Джордж Хоманс [14; 15; 16]), убежденные, что единственно законно использовать термин «теория» только для обозначения логической дедуктивной системы с явными и формально установленными аксиоматическими посылками, множество выводов из которых (при условии дополнения соответствующими меньшими посылками) должно соответствовать эмпирически верифицируемым высказываниям о фактах. С точки зрения Хоманса, все, что я создал, лишь концептуальная схема, а вовсе не теория. Без сомнения, здесь

257

затронуты семантические проблемы, однако я вместе со многими другими никогда не ограничивал употребление термина «теория» столь узким смыслом. Я считаю такой тип теории идеальной целью ее развития, но ведь это совсем не то же самое, что утверждать, будто все не влезающее в рамки данного типа не есть теория.

Как бы то ни было, о моем интеллектуальном развитии, обрисованном в этом эссе, можно высказать два замечания. Во-первых, все опубликованное мною к настоящему времени даже в наиболее абстрактных работах не составляет зрелой теоретической системы в смысле Хоманса. Во-вторых, то, каким образом я пришел к своей теории в ее настоящем виде, ничем не напоминает процедуру установления и формулировки основных аксиоматических принципов, последующего выведения из них логических следствий и проверки этих последних известными фактами.

Напротив, процесс создания моей теории гораздо больше похож на процесс развития системы обычного права. Работа, результатом которой стала «Структура социального действия», утвердила определенную теоретическую ориентацию (в моем понимании теоретического), отнюдь не представлявшую собой кучу случайных мнений из подходящих областей. Если хотите, с точки зрения этой концептуальной схемы процесс формирования теории скорее напоминал разведку весьма большого числа магистральных и побочных эмпирико-теоретических проблем, следовавших, однако, одна за другой, как правило, неслучайно. В этом процессе, наряду с моим счастливым даром нечаянно натыкаться на интеллектуально значительные фигуры и концепции, я откликался и на внешние предложения того рода, который охарактеризовал выше, особенно на просьбы писать на заказную тему. Надеюсь, что во многих подобных случаях я действовал как компетентный апелляционный судья по обычному праву, а именно рассматривал предлагаемые темы и проблемы в связи со своей теоретической схемой, которая обладала значительной ясностью, согласованностью и последовательностью, хотя ее посылки не были точно определены и не были полны в строго логическом смысле. Мне кажется, что во многих случаях процедура такого рода давала простор эмпирической интуиции и обеспечивала доводку, расширение, пересмотр и обобщение теоретической схемы. В некоторых отношениях это означало повышенный интерес к формально определенным теоретическим проблемам, а в других – к вопросам эмпирического плана. Во всяком случае, описанный процесс, по существу, и есть то, что я подразумевал под словами «построение теории социальных систем» в названии этого очерка^[321].

258

17-2048

Если вышеприведенные рассуждения немного помогли понять природу процесса, благодаря которому поддерживалась подлинная Идейная непрерывность в моей деятельности, то далее я бегло скажу несколько слов об исследовательских темах, которые ретроспективно кажутся мне наиболее важными в этом последовательном теоретическом развитии, и об их преемственности.

Хотя в теоретическую схему «Структуры социального действия» входил ряд главных тем (особенно заметной была тема природы исторических концепций экономического личного интереса и экономической рациональности), из них со временем выделилась и во многих вариантах продолжала оставаться на переднем плане одна, которую я назвал «проблемой порядка», имеющей отношение к условиям человеческого существования вообще и социальной системы в частности. Классическая раннесовременная постановка этой проблемы содержится в гоббсовской концепции «естественного состояния» и в вопросе, почему человеческие общества, несмотря на всевозможные катаклизмы, все-таки не становились тем не менее государствами «войны всех против всех». (При всем множестве войн в истории сражающиеся стороны были социальными системами, а не изолированными индивидами^[322].)

259

Мои мысли по этому поводу согласуются с идеями Гоббса в том смысле, что даже такой порядок, каким человеческие общества пользовались до сих пор, следует рассматривать как проблематичный и не полагать его самоочевидным или существующим «по природе вещей». В этом отношении, возможно, я унаследовал долю христианского пессимизма. Решение самого Гоббса – «общественный договор», учреждающий абсолютного суверена, который принудительно поддерживал бы порядок, очевидно, устарело к 30-м годам XX в. Но проблема осталась. Одним из наиболее важных оснований для моего решения идейно связать Вебера, Дюркгейма и Парето (предварительно извлекая существенные подспудные моменты из концепций последнего) было растущее понимание того, что их объединяет признание интеллектуальной серьезности данной проблемы и убежденность в том, что, так или иначе, решающее значение в человеческом действии имеют нормативные факторы, аналитически не зависимые ни от экономических интересов в обычном смысле, ни от интересов политической власти^[323]. Дюркгеймовские прозрения относительно нормативных элементов в структуре и регуляции систем договорных отношений оказались решающими в оформлении моей собственной концепции. Сам Дюркгейм определенно ссылался на Гоббса в этой связи. Я твердо придерживаюсь мнения, что порядок в этом смысле подлинно проблематичен и что природа его ненадежности и условия, на которых он существовал и может существовать, неадекватно представлены во всех популярных ныне концепциях общества, независимо от их политической окраски. Сохраняется глубокое различие между компетентным анализом и научной постановкой этой проблемы, с одной стороны, и ее идеологическим определением, рассчитанным на публику, – с другой. Они не всегда резко расходятся, но в общем дело обстоит именно так.

Без сомнения, в «проблеме порядка» как в фокусе сходится проблематика отношений между состояниями устойчивости (и баланса образующих их факторов) и тенденциями дезорганизации, распада и изменения систем^[324].

Эта связь между темой порядка и темой конвергентности проблем должна была проясниться из предыдущего обсуждения. Глубокое понимание теоретической значимости объяснения порядка, скрытых в нем возможностей и недостатков само по себе можно бы считать теорети-

260

ческим достижением. Точно так же мой тезис о том, что очень разная во всем остальном группа теоретиков сошлась в общем «направлении решения» этой проблемы, которое было далеко не ясно академическому здравому смыслу того времени, тоже можно рассматривать как «находку».

Характер этого согласия бегло описан здесь и подробно объяснен в разных моих работах. Оно проявилось во внимании к нормативному контролю как феномену, прежде всего отличаемому от насильственного принуждения, что было связано с гомеостатическими концепциями в психологии и с кибернетическими концепциями гораздо более широкого масштаба.

Как заметил Клиффорд Гирц при обсуждении этого очерка, тема «конвергентности идей» не ограничилась случаями, рассмотренными в «Структуре социального действия», но продолжала оставаться главной темой всего моего интеллектуального творчества. На ранних этапах ведущую роль в этом играло убеждение в определенной близости социоэкономического и биологического мышления. Возможно, в первую очередь мои занятия Фрейдом выдвинули как проблему связи между теорией социальной системы и теорией личности, так и вопрос о реальной степени этой связи. Разумеется, подобную связь часто надо было извлекать из на первый взгляд несовместимых позиций. В большинстве психологических концепций нечетко проводится аналитическое различение личности и организма. Многие нынешние психологи вообще отрицают его полезность. Но мне кажется (особенно благодаря общению с Джеймсом Оулдзом на ранней стадии его исследований мозга и с Карлом Прибрамом), что это хороший пример конвергентности образцов в рамках их аналитической различимости. Сходные соображения руководили мной при рассмотрении отношений между социальной и культурной системами, где я прежде всего обязан Веберу, но также и культурантропологам. В известном смысле, возможно, наиболее обширное соединение идей разного рода произошло в концепциях кибернетики, с множеством ее побочных ассоциаций и разветвлений.

Другой главный тематический комплекс образовала «проблема рациональности». Назвав ее проблемой, я надеюсь убедить всех, что не являюсь наивным рационалистом ни в смысле поддержки мнения, будто всякое человеческое действие по существу рационально, ни в смысле обязательного осуждения нерациональных или даже иррациональных элементов действия. Скорее, мою позицию и центр теоретических интересов определяет попытка проанализировать роль и природу рациональных элементов по отношению к тем, которых нельзя назвать таковыми.

По-видимому, мой первичный интерес к экономической и производный от него интерес к политической рациональности (например, в споре о капитализме и социализме) был оправданным, но слишком ограниченным. Весь очерк я в значительной мере строил вокруг отно-

261

шения между этим фокусом моих интересов и двумя другими, которые в некотором смысле располагаются по обе его стороны в спектре возможностей познания человеческого действия. Идеи «Структуры социального действия», подкрепленные чтением Фрейда и сходными влияниями, раскрывали обе эти стороны. К примеру, концепция Парето о «логическом действии», строго ограниченном канонами научной общезначимости, открывала путь к научному исследованию профессий, функций высшего образования и, более общо, «когнитивной рациональности» как определенной ценностной структуры, а также давала возможность для понимания «психологического» нерационального.

Как я пытался показать, ряд лет меня больше интересовала другая альтернатива экономико-политической рациональности, а именно та, которая связывала высокосложными отношениями социальную систему с личностью, с одной стороны, через органический комплекс свойств и, с другой, через культурный. Так, например, в первом контексте выделялась проблема значимости эротического комплекса, а во втором – проблема роли интернализованных ценностей, начиная с фрейдовской концепции сверх-Я (суперэто).

«Проблема рациональности» в этом контексте имеет две или, возможно, три стороны. Первая – это вопрос о роли рациональных и нерациональных сил в детерминации действия, а на языке Фрейда это вопрос о соотношении Я и «принципа реальности» с Оно в «инстинктивных потребностях», руководимых «принципом удовольствия». Читателю должно быть ясно, что мои взгляды в этой области гораздо менее антирационалистические, чем у многих других исследователей данных проблем, но, надеюсь, все же не наивно-рационалистические.

Вторая, очень важная сторона касается доступности нерациональных, а иногда иррациональных сил рациональному пониманию и познанию. Интеллектуальные направления, которые увлекали меня, включили эту проблему в число решаемых ими проблем. Интерес к вопросу о возможности рационального постижения нерациональных явлений наиболее заметен был у Фрейда, но достаточно отчетливо проявлялся и у всех анализируемых мною авторов, за исключением Маршалла. Возможно, самым отважным предприятием Фрейда была программа «рационального понимания бессознательного», сущность которого, по его определению, нерациональна по самой его природе. Фактически, это далеко отстоит и от рационалистического понимания «рационального преследования личного интереса» и от рационалистического понимания стремления к рациональному познанию.

Третья сторона, если она существует, – это соединительное звено между двумя первыми. Известен классический афоризм Фрейда «На место Оно должно встать Я». Мы могли бы даже вернуться к О. Конту и его лозунгу «Savoir c'est pouvoir» [«Знать, чтобы мочь»]. В каком смысле и в каких пределах рациональное познание нерационального (что явно затрагивает и физический мир) открывает дорогу контролю над

262

действием? В самом общем виде ответ ясен: оно помогает такому контролю. Но это остается одной из самых противоречивых областей во всем комплексе проблем рациональности, различные аспекты которой были для меня центральными.

Рациональный компонент в психотерапии имеет такой же инструментальный характер, как и экономическая и политическая рациональность. Но вслед за этим возникают две проблемы. Более очевидная из них касается источников легитимности и оправданности конечных результатов или целей, во имя которых используется такая инструментальная рациональность. Утилитаристы и пока еще в своем большинстве экономисты толковали потребительские «хотения» как данность, то есть как не оставляющие места для «интеллектуальных» рассуждений по поводу их целей. Аналогично для Фрейда и психиатров в целом умственное здоровье было частью общего здоровья, достижение или восстановление которого, почти по определению, желательно само по себе. Но в обоих этих контекстах и во множестве других уместен вопрос как парафраз заглавия известной книги: «Рациональность для чего?» (Robert Lynd. Knowledge for what?).

Соблазнительно простым решением было бы сказать, что цели инструментально-рационального действия в основном нерациональны. Но, как это часто бывает, такое решение слишком просто. Главный вклад в более глубокое и тонкое понимание проблемы сделал Вебер введением понятия «ценностной рациональности» (Wertrationalitat), которая, как он полагал, лежит в основе одного из типов действия. Существенное следствие из всего этого, которое разъяснить здесь подробнее затруднительно [39], состоит в том, что «мир ценностей» не лишен рациональной организации и что решения с «отнесением к ценностям», включая более или менее прямую их реализацию, имеют рациональный компонент, независимый от инструментальности.

Эта в основном веберовская позиция оказалась полезной в ситуации «распутья», возникающей при исследовании теоретических проблем, таящихся в концепции экономической рациональности. Более очевидная из них касается религии. Проблемы религии я выделял почти с самого начала. Главную линию в их понимании наметил для меня очерк Вебера о протестантской этике, а общий интерес Вебера, Парето, Дюркгейма и позднее Фрейда к интеллектуальным проблемам религии как сугубо человеческого явления стал основной точкой отсчета моих интеллектуальных усилий на ранних этапах. При таких условиях неизбежно актуализировалась проблема отношения рациональных и нерациональных компонентов религии^[325].

263

Интерес к религии (со стороны не столько активно неверующего, сколько сомневающегося) был главной направляющей вехой в моей интеллектуальной карьере. Он выразился уже в моем рано сформировавшемся неприятии «позитивизма» и в то же время был в центре продолжительных усилий, предпринимаемых для того, чтобы понять более общее соотношение рациональных и нерациональных компонентов в человеческом действии. Ясно, что такая направленность интеллектуальных интересов выводит далеко за пределы чисто познавательных проблем религии в сферу моральных обязательств, эмоциональной вовлеченности и практического действия.

Другое последствие понятия «ценностной рациональности» в некотором смысле несколько неожиданно. Оно касается статуса ценностного компонента при определении отношения познавательных структур не к явно нерациональным характеристикам «познаваемых» явлений, таким, как «бессознательное» или «основания для придания смысла» на религиозном уровне, но к самим познавательным структурам. В последние годы эта сторона дела изложена в концепции «познавательной рациональности» именно как ценностного образца, а не просто как максимы практически целесообразного «удовлетворения желаний». Обобщение этой концепции было намечено Смелзером и мною в интерпретации «земли» как экономической категории, включающей ценностную привязанность к экономической рациональности.

Уместность такого подхода при решении многих новых проблем (и моих собственных как теоретика, и общественных) почти очевидна. Он уместен и легко применим к проблематике высшего образования и его отношения к разным интеллектуальным дисциплинам. Поскольку для первоначальной формулировки проблемы рациональности центральной была роль эмпирического познания, то обращение к его ценностному аспекту как по вопросу об основаниях гносеологической достоверности знания (привлекаемого для обслуживания инструментальных моментов рационального действия), так и по вопросу о гносеологических проблемах оправдания привязанности к некоторым инструментальным возможностям среди целей заключает проблему рациональности в замкнутый круг в том смысле, что соображения, требуемые при обосновании ценностного выбора, включая его более или менее религиозную опору, одного порядка с аргументами при обосновании достоверности эмпирического знания^[326].

264

Наверно, в заключение уместно сказать несколько слов о собственном понимании значения для меня наиболее важных интеллектуальных образцов, то есть Вебера, Дюркгейма и Фрейда, ни одного из которых (это важно отметить) я не знал лично, хотя все они жили в период, когда я уже достиг определенного уровня самосознания или, если воспользоваться термином Эриксона, «самоидентификации». На содержание моих теоретических поисков и формирование многих из основных элементов их эмпирической и концептуальной структуры решительно повлияли все трое. Другие, конечно, тоже были чрезвычайно важны, и в первую очередь, вероятно, Парето и Маршалл, но кроме них – Шумпетер, Хендерсон, Каннон, Тауссиг, Пиаже и еще многие.

В этом определении значимости, конечно, присутствует элемент интеллектуальной иерархизации, проведенной по признаку близости к моим собственным идеям. Равные по рангу уже названным мною и даже более известные исследователи, работавшие в более отдаленных от моих интересов областях, естественно, не имели такого же значения для моего развития, даже если на этой периферии они достигли несомненных вершин. Это относится к Каннону, классикам биологии вроде Дарвина, к Уайтхеду, Пиаже, Норберту Винеру и другим. Иерархизация строилась и по другому признаку. Составление списка было проведено в последовательности, отражающей весомость вклада ученых в одной и той же проблемной области^[327].

Как глубоко идеи Вебера, Дюркгейма и Фрейда проникли в мое мышление, должно быть ясно из всего вышесказанного. Остается вопрос о том, в каком смысле они служили образцами в формировании «стиля мышления». Здесь появляется важное различие между Вебером и двумя другими мыслителями. По содержанию Вебер был, по меньшей мере, так же важен для меня, как и любой из них. По стилю мышления в отличие от других он, по классификации Эриксона, приближался к лютеровскому типу. Со всем своим колоссальным умственным багажом, он пережил переходный кризис (в его случае осложненный серьезным психическим заболеванием), из которого вышел новый Вебер, в течение двух или трех лет создавший с поистине ослепительной «виртуозностью» (любимое его выражение) великие методологические эссе (Wissenschaftslehre) и «Протестантскую этику», от-

265

крыв путь к новому истолкованию природы современного общества в широчайшей сравнительно-эволюционной перспективе. Мне кажется очень существенным, что во многих своих последующих работах Вебер особенно подчеркивал ключевое значение «харизматического прорыва» как наиболее важного процесса в религиозном и социокультурном вообще нововведении и изменении. Настаивая, что его путь, связанный с идеей об особой роли гения, не единственный, я ни в коей мере не преуменьшаю значения высочайших интеллектуальных достижений Вебера.

Стиль мышления Дюркгейма и Фрейда совсем иной. Я ни на секунду не допускаю, что любой из них имел меньшие интеллектуальные притязания, чем Вебер. Но их методом было выбрать и тем самым взять на себя обязательство искать радикальное решение некоторых поддающихся определению проблем в соответствующих сферах. Для Дюркгейма это была особая версия «проблемы порядка» в упомянутом ранее смысле. Для Фрейда – проблема рационального понимания нерационального, со специальным обращением к роли «бессознательного».

Несомненно, в обоих случаях процесс созревания этих интеллектуальных привязанностей мотивационно был очень сложным (к примеру, в случае Фрейда его «освобождение» связано со смертью отца), но все же не слишком драматическим событием, хотя для каждого он вылился в книгу, содержащую в зародыше все последующие основные идеи. Для Дюркгейма это было «Разделение труда», а для Фрейда – «Толкование сновидений».

Не совсем верно, но все же допустимо говорить, что со времени великого прорыва Вебер по преимуществу занимался поистине монументальной расшифровкой и эмпирическим подтверждением основных прозрений этой критической переориентации. В случае Дюркгейма и Фрейда их творчество было процессом постепенного развития теоретического мышления из первоначальной базовой формулировки проблемы. В этом смысле существует теория Вебера, созданная в русле его новой интеллектуальной ориентации, которую он осознал после выздоровления от психического расстройства, то есть приблизительно в 1904–1905 гг. Подобной теории нет у Дюркгейма или Фрейда, но зато имеются документальные свидетельства прогресса в их теоретическом развитии.

Я не вижу причин допускать, что какой-то из этих альтернативных познавательных стилей мыслителей-новаторов превосходит другой в каком-либо общезначимом смысле. Все они важны, но каждый эффективен в разное время и в разных ситуациях. Лично для меня Дюркгейм и Фрейд были высшими «ролевыми моделями» в качестве теоретиков и аналитиков человеческого действия. Возможно, сказанное имеет какое-то отношение к вопросу о балансе между преемственностью и «оппортунизмом» в моей интеллектуальной истории.

266

ЛИТЕРАТУРА

перейти к оглавлению

1. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма//Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990.

2. Дюркгейм Э. Разделение общественного труда. М.: Канон, 1996.

3. Дюркгейм Э. Самоубийство: социологический этюд. М.: Мысль, 1994.

4. Зомбарт В. Современный капитализм. Т. 1-2. М., 1903-1905; Т. 3. М.-Л., 1930.

5. Кейнс Дж.М. Общая теория занятости, процента и денег. М.: Прогресс, 1978.

6. Bales R.F. Interaction process analysis: a method for the study of small groups. Cambridge (Mass.): Addison-Wesley, 1950.

7. Bernard С An introduction to the study of experimental medicine/Transl. by H.C. Green. N.Y.: Daler, 1957.

8. Cannon W.B. The wisdom of the body. N.Y.: Norton, 1932.

9. Durkheim E. De la division du travail social. P., 1893. Engl. transl. by G. Simpson. N.Y.: Free Press, 1964.

10. Erikson E. Youth: fidelity and diversity//Daedalus. Winter 1962. P. 5-27.

11. Fuller L. The anatomy of the law. N.Y.: Praeger, 1968.

12. Henderson L.J. Pareto's general sociology: A physiologist's interpretation. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1935.

13. L. J. Henderson on the social system/Ed, by B. Barber. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1970.

14. Homans G.C. Social behavior: its elementary forms. N.Y.: Harcourt, Brace & World, 1961.

15. Homans G.C. The nature of social science. N.Y.: Harcourt, Brace & World, a Harbinger Book, 1967.

16. Homans G.C. Contemporary theory in sociology//Handbook for modern sociology/Ed, by R. E. L. Faris. Chicago: Rand McNalley, 1964.

17. Keynes J. General theory of employment, interest, and money. N.Y.: Harcourt, Brace & World, 1936; Marshall A. Principles of economics. L.: Macmillan & Co., 1925.

18. Nisbet R. A. The sociological tradition. N.Y.: Basic Books, 1966.

19. On fighting poverty/Ed, by J. L. Sundquest. N.Y.: Basic Books, 1969.

20. On understanding poverty/Ed, by D. P. Moynihan. N.Y.: Basic Books, 1969.

267

21. Parsons T. Wants and activities and Marshall//Quarterly Journal of Economics. 1931. Vol. 46. P. 101-140.

22. Parsons T. Economics and sociology: Marshall in relation to the thought of his time//Quarterly Journal of Economics. 1931. Vol. 46. P. 316, 347.

23. Parsons T. The structure of social action. N.Y.: McGraw-Hill, 1937.

24. Parsons T. The social system. N.Y.: Free Press, 1951.

25. Parsons 71 Social structure and the development of personality: Freud's contribution to the integration of psychology and sociology//Social structure and personality. N.Y.: Free Press, 1964.

26. Parsons T. The problem of controlled institutional change//Essays in sociological theory. N.Y.: Free Press, 1954.

27. Parsons T. Malinowski and the social systems//Man and culture/Ed, by R. Firth. L: Routledge and K. Paul, 1957.

28. Parsons 71 Evolutionary universals in society//American Sociological Review. Vol. 29. № 3.

29. Parsons T. Christianity//International Encyclopedia of the Social Sciences/Ed, by D. Sills. N.Y.: Macmillan and Free Press, 1968.

30. Parsons T. Christianity and modern industrial society//Sociological theory, values, and sociocultural change: Essays in honor of P. A. Sorokin/Ed. by E. Tiryakian. N.Y.: Free Press, 1963.

31. Parsons T. Societies: Evolutionary and comparative perspectives. Engle-wood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1966.

32. Parsons T. The system of modern societies. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1971.

33. Parsons T. Durkheim's contribution to the integration of social systems//Emile Durkheim, 1858–1917: a collection of essays with translations and a biography/Ed, by K. Wolff. Columbus: Ohio State Univ. Press, 1960.

34. Parsons T. Sociological theory and modern society. N.Y.: Free Press, 1967.

35. Parsons T. Age and sex in the social structure of the United States// American Sociological Review. 1942. Vol. 7. October. P. 604-616. Перепечатано в: Essays in sociological theory.

36. Parsons T. Kinship and the associational aspects of social structure// Kinship and culture/Ed, by F. L. K. Hsu. Chicago: Aldine Press, 1971.

37. Parsons T. The school >

38. Parsons T. Some problems of general theory in sociology.

39. Parsons T. The sociology of knowledge and the history of ideas//Dic-tionary of the history of ideas/Ed, by Ph. Wiener. N.Y.: Scribner, 1971.

40. Parsons T., Bales R.F., Olds J., Zeldich M., Slater Ph. Family, socialization, and interaction process. N.Y.: Free Press, 1967.

41. Parsons Т., Smelser N. Economy and society. N.Y.: Free Press, 1956.

42. Parsons T., Platt G.M. Higher education, changing socialization, and contemporary student dissent//A sociology of age stratification/Ed, by M. Ri-ley. N.Y.: Russel Sage Foundation, 1971.

43. Parsons Т., Platt G. The American academic profession: a pilot study. Cambridge (Mass.), 1968.

268

44. Schneider D.M. American kinship: a cultural approach. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1968.

45. Smelser N. Social change in the industrial revolution. Chicago: University of Chicago Press, 1959; Essays in sociological explanation. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1968.

46. Sombart W. Der moderne Kapitalismus. 3 Bd. Leipzig: Duncker and Humblot, 1916.

47. Taussig F. W. Sociological elements in economic thought, I–II//Quar-terly Journal of Economics. 1935. Vol. 49. P. 414-453, 645-667.

48. Theoretical sociology: perspectives and developments/Ed, by J. Mckin-ney, E. Tiryakian. N.J.: Appleton-Century-Crofts, 1970.

49. Thomas W.I. The unadjusted girl. Boston: Little Brown, 1923.

50. Toennies F. Community and society [Gemeinschaft und Gesellschaft]/ Transl. and ed. by Ch. P. Loomis. N.Y.: Harper & Row, 1963.

51. Toward a general theory of action/Ed, by T. Parsons, E. Shils. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1951.

52. Vaihinger H. The philosophy of «As if»/Transl. by С. К. Ogden. N.Y.: Barnes & Noble, 1952.

53. Weber M. The protestant ethic and the spirit of capitalism. L.: Allen and Unwin, 1930.

54. Whitehead A. N. Science and the modern world. N.Y.: Macmillan, 1926.

55. Working papers in the theory of action/Ed, by R. F. Bales, T. Parsons, E. Shils. N.Y.: Free Press, 1953.

---

* Указаны объемы соответствующих американских изданий. – Прим. науч. ред. перевода (далее Прим. ред.).

^[2] Parsons Т. Societies: Evolutionary and comparative perspectives. Englewood Cliffs (N.J): Prentice-Hall, 1966

3 Это Введение проливает свет не только на веберовскую социологию религии, но и вообще на все его творчество. Именно по этой причине и невзирая на то, что оно было опубликовано в 1919 г., более 15 лет спустя после выхода «Протестантской этики», я включил его в свой перевод этой книги: Weber M. The Protestant ethic and the spirit of capitalism. N.Y.: Scribners, 1930. [Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма// Вебер М.. Избранные произведения. М: Прогресс, 1990.]

4 Наши взгляды по этому вопросу см.: Parsons T. Societies...; Idem. Evolutionary universals in society//Parsons T. Sociological theory and modern society. N.Y.: Free Press, 1967. Ch. 15; см. также: Simpson G.G. The meaning of evolution. New Haven: Yale Univ. Press, 1949; Mayr E. Animal species and evolution. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1963.

5 Parsons Т. Societies... Ch. 2; Parsons T. Social systems and subsystems; Interaction// International Encyclopedia of the Social Sciences. N.Y.: Macmillan, 1968; а также вводные разделы в кн.: Theories of society/Ed, by Т. Parsons, E. Shils, K. Naegele, J. Pitts. N.Y.: Free Press, 1961

^[6] Изложение теории четырех функций см.: Parsons T. An outline of the social system//Theories of society. P. 30–79; и более кратко в кн.: Parsons Т. Societies... P. 28

* Затемненная часть таблицы представляет собой окружающую среду социальной подсистемы

В этой таблице представлено самое примитивное схематическое описание основных подсистем и соответствующих им функций, присущих общей системе действия, в которой социальная подсистема является одной из четырех подсистем, которая специализируется на выполнении интегративной функции. Несколько более развернутая схема дана в таблице 1 в кн. «Societies...» (p. 26), а общее обоснование схемы представлено в работе: Some problems of general theory in sociology//Theoretical Sociology/Ed, by J.C. McKinney, E.Tyriakian. N.Y.: Appleton-Century-Crofts, 1970

^[8] Weber M. The sociology of religion. Boston: Beacon Press, 1963. [Вебер М. Социология религии//Ве6ер М. Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994.]

^[9] Geertz С. Religion as a cultural system//Anthropological approaches to the study of religion/Ed, by M. Banton. N.Y.: Praeger, 1966

^[10] Parsons T. The superego and the theory of social systems//Social structure and personality. N.Y.: Free Press, 1964

^[11] Parsons Т. General theory in sociology//Sociology today/ Ed. by R. K. Merton, L. Broom, L. S. Cottrell. N.Y.: Basic Books, 1959; Harper, 1965

^[12] Parsons Т. Societies... Ch. 2

13 «Коллективные представления» – это понятие, введенное Э. Дюркгеймом для обозначения культурной основы социальной организации. Он пользовался им в особенности при анализе религии. Мы рассматриваем ценности, в веберовском смысле этого слова, как особую форму коллективных представлений (см.: Parsons Т. Structure of social action. N.Y.: Free Press, 1968. Ch. 11)

^[14] Ср.: Parsons T. An outline of the social system//Parsons T. Theories of society

^[15] Parsons T. «Introduction» to the section «Culture and the social system»//Ibid

^[16] Weber M. The theory of social and economic organization. N.Y.: Oxford Univ. Press, 1947

* В этой таблице предпринята попытка представить в несколько более развернутом виде четырехфункциональную парадигму применительно к обществу или любой другой разновидности социальной системы, играющей роль интегративной подсистемы в общей системе действия. Социетальное сообщество, занимающее в данном анализе место главной подсистемы, помещено в левую колонку; остальные три следуют за ней. Во второй колонке этому набору соответствуют выделенные по тем же функциональным критериям четыре основных структурных компонента социальных систем. Третья колонка содержит соответствующую классификацию аспектов динамических процессов, происходящих в социальных системах; эти категории будут широко использованы в последующем анализе. Наконец, в четвертой колонке повторены обозначения основных функций.

За исключением парадигмы, относящейся к развитию, эта схема была полностью представлена в более ранней работе «Theories of society» в разделе «General introduction, Part II: An outline of the social system». Для лучшего понимания таблиц 1 и 2 данной книги обратитесь также к таблицам 1 и 2 в книге «Societies...» (р. 28, 29) и к сопровождающим их пояснениям

^[18] По этому вопросу см.: Bellah R. N. Epilogue//Religion and progress in modern Asia. N.Y.: Free Press, 1965

^[19] Parsons Т. Equality and inequality in modern society, or social stratification revisit-ed//Sociological Inquiry. 1970. Vol. 40. № 2

^[20] Parsons Т. On the concept of infIuence//Politics and social structure. N.Y.: Free Press, 1969

^[21] Parsons Т. Introduction: Culture and the social system//Theories of society

22 Parsons Т. Some reflections on the place of force in social process//Sociological theory and modern society. N.Y.: Free Press, 1967

23 В этом вопросе особенно примечательна кн.: Fuller L. The morality of law. New Haven: Yale Univ. Press, 1964

24 Parsons T. The political aspect of social structure and process//Varieties of political theory/Ed, by D. Easton. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1966

^[25] Parsons Т. The political aspect of social structure and process//Varieties of political theory/Ed, by D. Easton; см. также: Almond G.A., Powell G.B. Comparative politics: A developmental approach. Boston: Little Brown, 1966

26 См.: Parsons T. On the concept of political power//Politics and social structure

27 См.: Smelser N.J. The sociology of economic life. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1963.

28 Ibid; см. также: Parsons Т., Smelser N.J. Economy and society. N.Y., 1956

29 Классический анализ значения для социальных систем собственности и контракта был проведен Э. Дюркгеймом (см.: Durkheim E. The division of labor in society. N.Y.: Macmillan, 1933. [Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М.: Наука, 1991.]).

^[30] Ср.: Fuller L. Op. cit.; Idem. Anatomy of the law. N.Y.: Praeger, 1968

^[31] Ср. наше употребление понятия легитимизация с веберовским: Weber M. The theory of social and economic organization

^[32] Ср.: Parsons T. The political aspect of social structure and process//Varieties of political theory

^[33] См.: Weber M. The theory of social and economic organization

34 Все наше обсуждение проблемы гражданства многим обязано работе Т.Маршалла (см.: Marshall Т.Н.>

^[35] Ср.: Upset S.M., Rqkkan S. Introduction//Party systems and voter alignment. N.Y.: Free Press, 1968

^[36] Rokkan S. Mass suffrage, secret voting, and political participation//European Journal of Sociology. 1961. Vol. 2. P. 132-152

^[37] Marshall T. Op. cit

^[38] Smelser N. Op. cit

^[39] Parsons T. Structures and process//Modem societies. N.Y.: Free Press, 1960. Ch. 1–5

^[40] Ср. с понятием формальной рациональности у Вебера: Max Weber on law and society/Ed, by M.Rheinstein. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1954

^[41] В работе «The theory of social and economic organization» М.Вебер подчеркивает, что все бюрократии должны иметь небюрократическую верхушку

^[42] Parsons Т. Professions//The International Encyclopedia of the Social Sciences

43 Эта парадигма была впервые предложена в: Parsons T. Some considerations on the theory of social change//Rural Sociology. 1961. Vol. 26. September. P. 219-239. Она также обсуждается несколько более подробно и с некоторыми изменениями в «Societies...» (ch. 2)

^[44] Ср.: Parsons T. On the concept of political power. On the concept of influence// Idem. Politics and social structure

^[45] См.: Max Weber on charisma / Ed. by S.N.Eisenstadt. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1968, особенно «Introduction».

^[46] Nock A.D. St. Paul. N.Y.: Harper, 1938

^[47] Harnack A. The mission and expansion of Christianity. N.Y.: Harper, 1961

^[48] Bultmann R. Primitive Christianity. Cleveland: Meridian, 1956

^[49] Neck A.D. Early gentile Chistianity and its Hellenistic background. N.Y.: Harper, 1964

^[50] Jaeger W. Early Christianity and Greek Paideia. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1961

^[51] Cochrane Ch.N. Christianity and>

^[52] Troeltsch E. The social teachings of the Christian Churches. Vol. 1. N.Y.: Harper, 1960

^[53] Ibid

^[54] Lietzmann H. A history of the early Church. Cleveland: Meridian, 1961. Vols 2, 3

^[55] Tufari P. Authority and affection in the ascetics status group: St. Basilic definition of monasticism/Unpubl. dissert. Harvard University

^[56] Workman H.B. The evolution of the monastic ideal. Boston, 1962. Lietzmann H. Op. cit. Vol. 4.

^[57] Cochrane Ch. N. Op. ей.; Troeltsch E. Op. cit

58 Weber M. The Sociology of religion. Boston: Beacon, 1963. [Вебер М. Социология религии//Вебер М. Избранное. Образ общества. ML: Юрист, 1994.]

^[59] Moss H.St.L.B. The birth of the Middle Ages. L.: Oxford Univ. Press, 1935; Lot F. The end of the Ancient World and the beginning of the Middle Ages. N.Y.: Harper, 1961

^[60] Pirenne H. A history of Europe. 2 vols. Garden City; N.Y.: Anchor, 1958

^[61] Troeltsch E. Op. cit. Vol. 1

^[62] Mcllwain C.H. The growth of political thought in the West. N.Y.: Macmillan, 1932

^[63] Ibid; Gierke O. von. Political theories of the Middle Ages. Boston: Beacon, 1958

^[64] Maitland F.W. The constitutional history of England. Cambridge (Eng).: Cambridge Univ. Press, 1908

^[65] Morrall I.B. Political thought in Mediaeval Times. N.Y.: Harper, 1962

^[66] Weber M. The city. N.Y.: Free Press, 1958. [Вебер М. Город//Вебер М. Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994

^[67] Наиболее авторитетным и полезным для социологического анализа, всеохватывающим источником может служить книга М. Блока: Bloch M. Feudal society. Chicago, 1961. [Блок М. Феодальное общество// Вебер М. Апология истории. М.: Наука, 1973.]

^[68] Ganshoff F.L. Feudalism. N.Y.: Harper, 1961

^[69] Ibid. Part I

^[70] Bloch M. Op. cit

^[71] Ibid

^[72] Ibid. Part V; Pirenne H. Economic and social history of Medieval Europe. N.Y.: Harvest, 1937. Part III

^[73] Weber M. The city.

74 В сельской местности обычный порядок состоял в том, что хозяин поместья ходил к мессе в свою часовню, а простолюдины ходили в деревенскую церковь или в храмы близлежащего монастыря или города, если вообще посещали богослужения. Всякий мало-мальски благородный человек имел собственного духовника. В этой связи примечательно, что Фома Аквинский утверждал большую по сравнению с сельским пригодность городского образа жизни для воспитания христианской добродетели. См.: Troeltsch E. Op. cit. Vol. 2. P. 255

^[75] Southern R.W. The making of the Middle Ages. New Haven: Yale Univ. Press, 1953. P. 193-204

^[76] Bloch M. Op. cit. P. 416

^[77] Pirenne H. Early democracies in the low countries. N.Y.: Harper, 1963

^[78] Pirenne Я. Mediaeval cities. Princeton: Princeton Univ. Press, 1925. Ch.2 «Municipal institutions».

^[79] Southern R.W. Op. cit; Troeltsch E. Op. cit

^[80] Morrall J.B. Op. cit

^[81] Lea H.C. History of Sacerdotal Celibacy in the Cristian Church. N.Y.: Macmillan, 1907

82 Четкое описание этого распределения можно найти у М. Блока в цитируемом здесь сочинении. В его подходе впервые обозначена идея о том, что подобное дифференцированное распределение, с определенными оговорками насчет последующих изменений в ходе развития, может быть отнесено к временам, далеко предшествующим первым основным этапам развития современной системы, как они трактуются в последующих главах этой книги

83 См.: Halecki О. The limits and divisions of European history. Notre Dame (Ind.): Univ. of Notre Dame Press, 1962. Хейлески описывает общий эволюционный ход социогеографической дифференциации в Европе

^[84] См.: Schevill F. The Medici. N.Y.: Harcourt, 1949

^[85] Plumb J.H. The Italian Renaissance. N.Y.: Harper, 1965. Ch. 10

^[86] Block M. Op. cit

^[87] Petit-Dutaillis Ch. The feudal monarchy in England and France. L.: Routledge, 1936

^[88] Даже в наши дни Гамбург и Бремен имеют статус вольных городов

^[89] Maitland F. W. Op. cit

^[90] Block M. Op. cit

^[91] Pirenne H. Early democracies in the low countries

^[92] Maitland F. W. Op. cit

^[93] Troeltsch E. Op. eft. Vol. 2; Mcllwain С. Н. Op. cit

^[94] Troeltsch E. Op. cit. Vol. 2

^[95] См. о науке Ренессанса: Ben-David J. The sociology of science. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1971

^[96] Kristeller P.O. Renaissance thought: The >

^[97] Mcllwain С.К Op. cit.; Kristeller P.O. Op. cit

^[98] Mcllwain C.H. Op. cit; Kristeller P. О. Op. cit

^[99] Weber M. The protestant ethic and the spirit of capitalism. N.Y.: Cribner, 1958. [Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма/'/Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990.]

^[100] Ibid

^[101] Ibid.; Troeltsch E. Op. cit. Vol. 2; Troeltsch E. Protestantism and progress. Boston: Beacon, 1953; Parsons T. Christianity//International Encyclopedia of the Social Sciences. N.Y.: Macmillan, 1968

^[102] Elton G.R. Reformation Europe. Cleveland: Meridian, 1965

^[103] Важные исключения см.: Lobser J.J. Calvinism, equality, and inclusion//Max Weber on charisma/Ed, by S.N. Eisenstadt. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1968

^[104] Bryce J. The Holy Roman Empire. L.: Macmillan, 1904

^[105] Ibid

^[106] Troeltsch E. The social teachings of the Christian Churches. Vol. 2. N.Y.: Harper, I960

^[107] Elton G.R. Reformation Europe, 1517-1559. Cleveland: Meridian, 1963

^[108] Barraclough G. The origins of modern Germany. N.Y.: Capricorn, 1963

^[109] Castro A. The structure of Spanish history. Princeton: Princeton Univ. Press, 1954

^[110] Halecki 0. The limits and divisions of European history. Notre Dame (Ind.): Univ. of Notre Dame Press, 1962

^[111] Bryce J. Op. cit; Barraclough G. Op. cit. 76

^[112] Bryce J. Op. cif, Troeltsch E. Op. cit.

^[113] См.: Kohn H. The idea of nationalism. N.Y.: Macraillan, 1961

^[114] Jordan W.K. The development of religious toleration in England. 3 vols. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1932-1940

^[115] Закон об эмансипации католиков был принят только в 1830 г.

^[116] См.: Palmer R.R. The age of the democratic revolution. 2 vols. Princeton: Princeton Univ. Press, 1959 and 1964

^[117] Upset S.M., Rokkan 5.Introduction//Cleavage structures, party systems and voter Alignment/Ed.by S.M.Lipset, S.Rokkan.N.Y.: Free Press, 1968

^[118] См.: Palmer R.R. Op. cit

^[119] См.: Beloff M. The age of absolutism, 1660-1815. N.Y.: Harper, 1962

^[120] Kohn H. Op. cit

^[121] Kohn Н. Op. cit.

^[122] См.: Palmer R.R. Op. cit; Beloff M. Op. cit

^[123] Концепция «коллектива свойственников» возникла в ходе обсуждений предмета с Ч.Д. Акерманом

^[124] Palmer R.R. Op. cit.; Beloff M. Op. cit

^[125] См.: Moore В. (jr.) Social origins of dictatorship and democracy: Lord and peasant in the making of the modern world. Boston: Beacon, 1966

^[126] Beloff M. Op. pit.; Wolf J.В. The emergence of the great powers. N.Y.: Harper, 1962

^[127] Ford F.L. Robe and sword: The regrouping of the French aristocracy after Louis XIV. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1953

^[128] Ibid.

^[129] Palmer R.R. Op. cit

^[130] Barber E. The bourgeoisie in eighteenth century France. Princeton: Princeton Univ. Press, 1955

^[131] Palmer R.R. Op. cit

^[132] См.: Moore В. Op. cit.; Ford F.L. Op. cit

133 Parsons T. The political aspects of social structure and process//Varieties of political theory/Ed, by D. Easton. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1966. Переиздано в: Politics and social structure. N.Y.: Free Press, 1969. Ch. 13

134 Mcllwain C.H. The High Court of Parliament. New Haven: Yale Univ. Press, 1910; Maitland F.M. The constitutional history of England. Cambridge Univ. Press, 1908

^[135] См.: Namier L. England in the age of the American revolution. L.: Macmillan, 1961

^[136] См.: Foord A.I. His Majesty's opposition 1714–1830. Oxford: Oxford Univ.Press, 1964

^[137] См.: Maitland F.W. Op. cit; Maitland F.W. English law and the Renaissance. Cambridge (Eng.): Cambridge Univ. Press,1901

^[138] Maitland F. W. English law and the Renaissance; Mcllwain C.H. Op. cit.; Pound R. The spirit of the common law. Boston: Beacon, 1963

^[139] Pound R. The spirit of the common law

^[140] См.: Marshall Т.Н. >

141 В терминологии Э. Дюркгейма эти перемены означали возобладание «реституционного» права над «репрессивным» (см.: Durkheim E. The division of labor in society. L.: Macmillan, 1933. [Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. М.: Наука, 1990.])

^[142] См.: Parsons T. Societies: Evolutionary and comparative perspectives. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1966

^[143] Ford F.L. Op. cit

^[144] Этот аспект особенно подчеркивался М. Вебером (см.: Max Weber on law in economy and society/Ed, by M. Rheinstein. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1954

^[145] Polanyi К. The great transformation. N.Y.: Beacon, 1957

146 Эта ситуация нашла интересное отражение в том, что классические экономисты, в частности Д. Рикардо, в своем анализе в качестве парадигматического образца использовали товарное сельское хозяйство. В связи с теорией заработной платы обычно обсуждался сельскохозяйственный рабочий, нанимаемый фермером-товаропроизводителем

^[147] Polanyi К. Op. cit

^[148] Moore B. Op. cit.

^[149] Ibid.

^[150] Ford F.L. Op. cit.; Moore B. Op. cit

^[151] Moore B. Op. cit.; Lefebvre G. The coming of the French revolution. N.Y.: Vintage, 1960

^[152] Palmer R.R. Op. cit

^[153] Moore B. Op. cit.; Tilly Ch. The Vendee. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1964

^[154] Palmer R.R. Op. cit

^[155] Ibid

^[156] Marshall Т. Op. cit

^[157] См.: Little D. Religion, law, and order. N.Y.: Harper and Row, 1969

^[158] Проделанный Р. Мертоном анализ отношений протестантизма и науки в Англии не «отвергнут» последующими исследованиями, а просто уточнен. См.: Merton R.K. Science, technology and society in seventeenth century England//Osiris. 1938. № 4; переиздана: Social theory and social structure. Ch. 18. Glencoe (111).: Free Press, 1957; см. также: Ben-David J. The sociology of science. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1971

159 Little D. Op. cit

160 Связь между протестантскими религиозными ориентациями и современной экономической этикой давно находится в центре научной дискуссии. См. классические работы, в которых эта дискуссия нашла отражение: Weber M. The protestant ethic and the spirit of capitalism. N.Y.: Scribner, 1958. [Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма// Beбep М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990.J; Tawney R.H. Religion and the rise of capitalism. N.Y.: Mentor, Books, 1947; Protestantism and capitalism/Ed, by R.W.Green. Boston: Health, 1959; Parsons T. Richard Henry Tawney//American Sociological Review. 1962. December

161 Castro A. The structure of Spanish history. Princeton: Princeton Univ. Press, 1954

^[162] Bryce J, The Holy Roman Empire. L.: Macmillan, 1904

^[163] Barraclough G. The origin of modern Germany. N.Y.: Capricorn, 1963

^[164] Kayzer C.H.Calvinism and German political life/Unpubl. doctoral dissertation. Radcliffe College,. 1961

165 См. обзор ранних веберовских исследований: Bendix R. Max Weber: An intellectual portrait. Garden City; N.Y.: Anchor, 1962; Bendix R. Nation-building and citizenship. N.Y.: Willy, 1964. Ch. 4, 6

^[166] Rosenberg H. Bureaucracy, aristocracy and autocracy: The Prussian experience, 1660-1815. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1958

^[167] Ibid

^[168] Barraclough G. Op. cit

^[169] См.: Landes D. The rise of capitalism. N.Y.: Macmillan, 1966

^[170] См.: Байт R. Values and uneven political development in Imperial Germany: Unpubl. doctoral dissertation. Harvard University, 1967

171 На эту тему существует огромная литература. Тщательный и чрезвычайно поучительный разбор см.: Landes D. Op. cit

172 Clapham J.H. Economic development of France and Germany, 1815-1914. Cambridge (Mass.): Cambridge Univ. Press, 1963

173 См.: Weber M. General economic history. N.Y.: Adelphy, 1927; Idem. The theory of social and economic organization. Glencoe (111.): Free Press, 1947

174 Polanyi K. The great transformation. Boston: Beacon, 1957

175 Nelson В. The idea of usury: From tribal brotherhood to universal otherhood. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1969

176 Анализ этих юридических документов см.: Hurst J. W. Law and the conditions of freedom. Madison: Univ. of Wisconsin Press, 1956

177 Landes D. Op. cit.

^[178] Landes D. Op. cit

^[179] Smelser N.J. Social change in the industrial revolution. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1959

^[180] См.: Benclix R. World and authority in industry. N.Y.: Wiley, 1956

181 Durkheim E. The division of labour in society. N.Y.: Macmillan, 1933. [Дюркгёйм Э. О разделении общественного труда. М.: Наука, 1990

^[182] Hurst J. W. Op. cit

^[183] Allen J. W. A history of political thought in the sixteenth century. N.Y.: Barnes and Noble, 1960

^[184] Palmer R.R. The age of democratic revolution. 2 vols. Prinston: Prinston Univ. Press, 1959

^[185] Palmer R.R. The age of democratic revolution. 2 vols.; см. также: Bendix R. National building and citizenship

^[186] См.: Bailyn B. The ideological origins of the American revolution. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1967

^[187] См.: Bailyn В. The ideological origins of the American revolution. Cambridge (Mass.): Harvard Univ.Press, 1967

^[188] Marshall Т.Н. >

^[189] См.: Lipset S.M.,Rokkan 5.Introduction//Cleavage structures, party systems, and voter alignment/Ed. By S.M. Lipset, S. Rokkan. N.Y.: Free Press, 1965.

^[190] Rokkan S. Mass suffrage, secret voting, and political participation//European Journal of Sociology. 1961. P. 132-152

^[191] Rokkan S. Op. cit.

^[192] См.: Marshall Т.Н. Op. cit

193 См.: Hoffmann S. Paradoxes of the French political community//Hoffmann S. et at In research of France. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1963

^[194] Marshall Т.Н. Op. cit.

^[195] Weber M. The theory of social and economic organization. N.Y.: Oxford Univ. Press, 1947

196 Lipset S.M. The first new nation. N.Y.: Basic Books, 1963

197 Miller P. Errand into the wilderness. N.Y.: Harper, 1964

198 Ibid.; См.: Loubser J.J. The development of religious liberty in Massachusetts/ Unpubl. doctoral dissertation. Harvard University, 1964; Heimert A. Religion and the American mind: From the great awakening to the revolution. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1966

199 Miller P. The life of the mind in America: From the revolution to the Civil War. N.Y.: Harcourt, 1965

200 Herberg W. Protestant, Catholic, Jew. Garden City; N.Y.: Anchor, 1960; Parsons T. Some comments on the pattern of religious organization in the United States//Parsons T. Structure and process in modern societies. N.Y.: Free Press, 1960

^[201] Handlin О. The uprooted. N.Y.: Grosset & Dunlap, 1951

^[202] Parsons Т. Full citizenship of the Negro American?//The Negro American/Ed.by T. Parsons. Boston: Houghton-Mifflin, 1966

^[203] Kohn H. The idea of nationalism. N.Y.: Macmillan, 1961

^[204] Rossiter С. Seed time of the republic, N.Y.: Harcourt, 1953

^[205] Hartz L. The liberal tradition in America. N.Y.: Harcourt, 1955

^[206] Rossiter C. Op. cit; Jensen M. The articles of confederation. Madison: Univ. of Wisconsin Press, 1940

207 Chambers W.N. Political parties in a new nation, 1776–1809. N.Y.: Oxford Univ. Press, 1963; McCormick R. P. The second American party system. Chapel Hill: Univ. of North California Press, 1966

^[208] Marshall Т.Н. >

^[209] См.: Deutsch K.W. Nationalism and social communication. Cambridge (Mass.): M.L.T. Press, 1953

^[210] См.: Corwin E.S. The «Higher Law»: Background of American constitution law. Ithaca; N.Y.: Cornell Univ. Press, 1955

^[211] Bailyn B. General Introduction//Pamphlets of the American Revolution. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1965

^[212] Pound R. The spirit of the common law. Boston: Beacon, 1963; Burst J. W. Law and the conditions of freedom. Madison: Univ. of Winsconsin Press, 1956

^[213] Ben-David J. The sociology of science. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1971; Parsons Т., Platt G.M. Some considerations on the American academic profession//Minerva. 1968. Vol. 6. № 4. P. 497-593

^[214] См.: Brooks H. Scientific concepts and cultural change//Science and Culture/Ed, by G. Holton. Boston: Beacon, 1966

^[215] Parsons Т. A revised analytical approach to the theory of social stratification// Parsons T. Essays in sociological theory. N.Y.: Free Press, 1954

* Здесь и далее у Т. Парсонса речь идет о Советском Союзе до 1970 г. – Прим. ред

^[217] См.: Marshall Т.Н. Op. cit

^[218] См.: Bendix R., Lipset S.M. >

^[219] См.: Parsons T. Professions//International Encyclopedia of the Social Sciences. N.Y.: Macmillan, 1968

^[220] Ibid

^[221] См.: Crozier M. The cultural revolution: Notes on the changes in the intellectual climate in France//A new Europe?/Ed. by S. R. Graubard. Boston: Beacon, 1966

^[222] Parsons Т. The kinship system of the contemporary United States//Essays in sociological theory. N.Y.: Free Press, 1954

^[223] Parsons Т., Platt G.M. Higher education, changing socialization and contemporary student dissent//Aging and society/Ed, by M. Riley et al. N.Y.: Russell Sage, 1971

^[224] См.: Parsons T. The political aspect of social structure and process//Varieties of political theory/Ed, by D. Easton. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1966; переиздано: Parsons T. Politics and social structure. N.Y.: Free Press, 1969. Полезны и другие статьи в последнем сборнике

^[225] Ibid.

226 Parsons T. Voting and the equilibrium of the American political system; On the concept of political power//Parsons T. Politics and social structure. N.Y.: Free Press, 1969. И, конечно, огромное множество другой литературы

227 См.: Key V.O. Politics, parties, and pressure groups. N.Y.: Rowell, 1964.

228 См.: Party systems and voter alignments/Ed, by S.M. Lipset, S. Rokkan. N.Y.: Free Press, 1967, особенно Введение

^[229] См.: Weber M. Theory of social and economic organization. Glencoe (111.): Free Press, 1947. P. 324

^[230] Ibid

^[231] Классическое изложение этого вопроса см.: Ostrogorski M. Democracy and the party system in the United States. N.Y.: Macmillan, 1912

^[232] Веllе А.A., Means G.C. The modern corporation and private property. N.Y.: Commerce Clearing House, 1952

^[233] Parsons Т. Structure and process in modern societies. Ch. 1, 2

234 Примечательно, что вопрос о «коллегиальности», в отличие от папского монархизма, занял по инициативе второго Ватиканского собора важное место в римско-католической церкви

^[235] Parsons Т., Platt G.M. Op. cit

236 Для некоторых целей нужно рассматривать третий процесс достижения «штатного» членства, а именно «наем». Здесь предполагается голый экономический контекст, подход к услугам приглашаемого как к «товару». Современные системы занятости, отчасти под влиянием профсоюзов, освобождаются от подобной экономической неразборчивости, за редким и постоянно сокращающимся исключением меньшинства

^[237] Parsons Т., Smelser N.J. Economy and society. N.Y.: Free Press, 1956

^[238] Keynes J.M. The general theory of employment, interest, and money. L.: Macmillan, 1936. [КейнсДж. М. Общая теория занятости, процента и денег. М.: Прогресс, 1978.]

^[239] Smelser N.J. The sociology of economic life. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1964

^[240] Hurst J. W. Law and the conditions of freedom

^[241] Parsons Т. Structure and process in modern societies

^[242] Parsons Т. A reduced analytical approach to the theory of social stratification; Parsons T. Equality and inequality in modern society//Sociological Inquiry. 1970. Vol. 40. № 2

^[243] Marshall T. Op. cit. 148

^[244] Labor in a changing America/Ed, by W. Haber. N.Y.: Basic Books, 1966

245 П. Миллер показал, что у американцев в XVII и XVIII вв. было ровно такое же пристрастие к декадентской роскоши, как и сейчас (см.: Miller P. Nature's nation. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1967).

246 Aubert V. The housemaid: An occupational role in crisis//Sociology: The progress of a decade/Ed, by S.M.Lipset, N.J. Smelser. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1961

247 См.: Rainwater L, Yancey W. The Moynihan report and the politics of controversy. Cambridge (Mass.): M.L.T. Press, 1967; The Negro American/Ed, by T. Parsons, K. Clark. Boston: Houghton-Mifflin, 1966.

248 Одна из форм – ностальгия по общинному устройству (Gemeinschaft), являющаяся заметной чертой «социологической традиции», особенно как она описана у Р. Низбета (см.: Nisbet R. The sociological tradition. N.Y.: Basic Books, 1967).

249 Конечно же, главная задача социологии заключается не в реставрации обществ, существовавших до промышленной и демократической революций или даже до революции в образовании. Скорее она состоит в поиске тех компонентов социальных систем, которыми объясняются некоторые позитивные черты более ранних обществ, с тем чтобы понять, как их можно перестроить для удовлетворения функциональных потребностей становящихся современных обществ. См.: Shils E.A. Mass society and its culture//Daedalus. 1960. Spring; White W. Beyond conformity. N.Y.: Free Press, 1961

^[250] Parsons Т., Platt G.M. Op. cit. P. 26

251 Против этого утверждения может быть выдвинуто одно очевидное возражение. Самые крайние студенческие радикалы прибегают к революционной тактике «конфронтации», включая насилие и всякого рода способы, исключающие диалог с теми, чьим взглядам они противостоят; примером может служить намеренный срыв научных дискуссий. Такое поведение означает практическое отторжение того, что можно назвать «процедурными» ценностями «либерального» общества; необходимость такого отторжения отстаивается наиболее громогласно ввиду репрессивного характера «режима». Вместе с тем нельзя не заметить, что люди, проводящие такую тактику, все время ссылаются на свои права, что со всей очевидностью говорит против того, что они отвергли эти либеральные ценности. Более того, в глаза бросается, что эта черта свойственна всем, а не только нынешним экстремистам. Террор при якобинцах едва ли был «демократическим», но творился он во имя демократии. В наше время такой же является коммунистическая тактика. Этот конфликт между предполагаемыми конечными ценностями, такими, как равенство и свобода, и тактикой радикализма заложен в саму основу крайне радикальных движений

^[252] Upset S.M. The first new nation. N.Y.: Basic Books, 1963

^[253] Parsons Т. Christianity//International Encyclopedia of the Social Sciences. N.Y.: Macmillan, 1968

254 См.: Gerschenkron A. Problems and patterns of Russian economic development// The transformation of Russian society/Ed, by C.E.Black. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1960

^[255] Fainsod M. How Russia is ruled. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1963

^[256] Inkeles A., Bauer R.A. The Soviet citizen. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1959

^[257] См.: Geiger K. The family in Soviet Russia. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1969

^[258] См.: InkelesA., Bauer fi.A. Op. cit

^[259] См.: Berman H.J. Justice in the U.S.S.R. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1963

260 См.: Grossman G. The structure and organization of the Soviet economy//Slavic Review. 1962. Vol. 21. June. P. 203-222

^[261] См.: Grossman G. Economic systems. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1967

^[262] Berliner J.S. Factory and manager in the U.S.S.R. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1957

^[263] Goldman M.I. The Soviet economy. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1968

^[264] Rostow W. W. The stages of economic growth. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1954

^[265] Moore B. (jr.) Terror and progress: U.S.S.R. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1954

^[266] См.: Inkeles A. Public opinion in Soviet Russia. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1954

^[267] Inkeles A., Bauer R.A. Op. cit.

^[268] Общее обсуждение этой темы см.: A new Europe?/Ed. by S.R. Graubard. Boston: Houghton Mifflin, 1964

^[269] См.: Hoffmann S. et al. In search of France. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1963

270 См.: Байт R. Values and uneven political development in Imperial Germany/ Unpubl. doctoral dissertation. Harvard University, 1967

271 См.: Parsons T. Democracy and social structure in pre-nazi Germany//Parsons T. Essays in sociological theory. N.Y.: Free Press, 1954. Об отношениях между антисемитизмом и антикоммунизмом см.: Social strains in America//Structure and process in modern societies. N.Y.: Free Press, 1960; Full citizenship for the Negro American?/ /The Negro American/Ed, by T. Parsons, K. Clark. Boston: Houghton-Mifflin, 1966. Последние две статьи перепечатаны в: Politics and social structure. N.Y.: Free Press, 1969

272 Противоположная интерпретация за последние тридцать лет представлена во множестве работ, посвященных социальной критике. Перечислим несколько самых главных: Fromm E. Escape from freedom. N.Y.: Holt, 1941. [Фромм Э. Бегство от свободы. М.: Прогресс, 1990.]; Arendt H. The origins of totalitarianism. N.Y.: Meridian, 1958. [Арендт X. Истоки тоталитаризма. М.: Центрком, 1996.]; Voegelin E. The new science of politics. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1952. Особенно интересный подход к проблеме содержится в кн.: Moore В. (Jr.) Social origins of dictatorship and democracy. Boston: Beacon, 1966.

273 См.: Crozier M. The cultural revolution: Notes on the changes in the intellectual climate in France//A new Europe?/Ed. by S. R. Graubard

274 В «интегративную» категорию могут быть также включены Канада и Австралия. Об их отличиях от Соединенных Штатов см.: Lipset S.M. The first new nation. N.Y.: Basic Books, 1965. Сегодняшняя Австрия, кажется, больше относится к подсистеме воспроизводства образца

275 Относящиеся к этой проблеме материалы см.: Cleavage structures, party systems and voter alignment/Ed, by S.M.Lipset, S.Rokkan. N.Y.: Free Press, 1967; Political opposition in Western democracies/Ed, by R.Dahl. New Haven: Yale Univ. Press, 1966

^[276] См.: Marshall Т.Н. Class, citizenship and social development. N.Y.: Anchor, 1965

* Эта точка зрения Т. Парсонса спорная, но отражает объективные трудности, создаваемые принятой в советском обществоведении системой социальной стратификации, в которой утверждалось существование двух основных классов – рабочих и крестьян и интеллигенции как прослойки между ними. Вопрос о классовой принадлежности упомянутых Парсонсом категорий населения оставался нерешенным. – Прим. ред

278 Landes D. Technological change and development in Western Europe, 1750– 1914//The industrial revolution and after/Ed, by H.J.Habakkuk, M.Postan. Cambridge (Eng.): Cambridge Univ. Press, 1965. Vol. 6

279 Студенческие движения и волнения внушительно проявились также в ряде обществ, которые мы бы отнесли не к современным, а к «модернизующимся». Самая ранняя, как кажется, волна прокатилась по Латинской Америке, за ней последовали другие волны, например в Индии и Индонезии. Как в эти рамки вписывается движение «красных охранников» (хунвэйбинов) в Китае, остается неясным. В любом случае наша задача – отметить общность этого явления для всех обществ, которые относительно современны по нашим критериям

^[280] Meyerson M. The ethos of the American college student//Daedalus. 1966. Summer. P. 713-739

281 Более развернутое общее введение в эту проблему с позиций, аналогичных изложенным здесь, см.: Einsenstadt S.N. Modernization: Protest and change. Engle-wood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1966

^[282] См.: Bendix R. Nation building and citizenship.N.Y.: Wiley, 1964

^[283] См.: Bellah Л. Tokugawa religion. N.Y.: Free Press, 1957

284 См.: Parsons T. Societies: Evolutionary and comparative perspectives. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1966

^[285] Maruyama M. Thought and behavior in modern Japanese politics. L.: Oxford Univ. Press, 1963

286 См.: Eisenstadt S.N. The Mclver lecture: Transformation of social, political and cultural orders in modernization//American Sociological Review. 1965. Vol. 30. October. P. 659-673

287 Rabinowitz R. W. The Japanese lawer/Unpubl. doctoral dissertation. Harvard Univ., 1956

^[288] Parsons Т. Societies: Evolutionary and comparative perspectives. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1966

289 Можно привести пример из личной биографии. Сорок лет назад я был студентом в Германии, и как-то на танцевальном вечере молодая дама спросила меня, почему я выбрал местом обучения Германию. Мой ответ, что мне интересно познакомиться с немецкой (академической) культурой, она поняла так, будто «Bei Ihnen gibt es wohl keine Wissenschaft». [Ax да, я вроде бы слышала, что у вас там вообще нет никакой науки.] Такой взгляд даже тогда вызывал у меня возмущение, сегодня же вряд ли кто-нибудь станет его серьезно отстаивать

290 См.: Parsons Т. Order as a sociological problem//The concept of order/Ed, by P.G.Kuntz. Seattle: Univ. of Washington Press, 1968; Parsons T. Some reflections on the place of force in social process//Internal war: Basic problems and approaches/Ed, by H.Eckstein. N.Y.: Free Press, 1964

291 Конфликты, связанные с так называемым империализмом, имеют несколько иной характер. Обычно они проистекают из появления в каких-то частях системы повышенной адаптивной политической способности, что, в свою очередь, ведет к принятию на себя контроля над другими, менее развитыми единицами в районах с «вакуумом власти». Однако такой контроль институционализируется обычно не полностью и при нарушении равновесия сил может привести в движение силы сопротивления или создать условия для «освободительных» движений

292 Такой пессимизм, конечно, ни в коем случае не нов. Можно вспомнить знаменитый пример христианского пессимизма относительно общества ранней Римской империи, которое по любым меркам сравнительного социологического анализа, безусловно, не было полностью коррумпированным. Подобным же настроением была окрашена Реформация. Наиболее интересным и наводящим на размышления сравнением, однако, может служить колониальная Новая Англия. Как описывает П.Миллер, в случае неудач, каковым бы ни был их источник, колонисты часто совершали «иеремиады», своего рода оргии, во время которых они занимались самобичеванием, обвиняя себя в том, что они не исполняют в полной мере долга, возлагаемого на них их «миссией» в дикую страну. Можно предположить, что активистская посюсторонняя ценностная ориентация делает людей особенно чувствительными к расхождениям между ожиданиями и реальными свершениями; в экстремальных случаях все такие расхождения приписываются несовершенству живущего поколения. См.: Miller P. Nature's nation. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1968

^[293] См.: Porter J. The future of upward mobility//American Sociological Review. 1968. Vol. 33. № 1. P. 5-19

* Parsons T. On building social system theory: a personal history//Daedalus. 1970. Vol. 99. № 4. P. 826-881

295 Французскому изданию своей книги Парето дал название «Traite de sociolo-gie generate». Мне всегда казалось неудачным название английского перевода «Трактата...», вышедшего несколькими годами позже моей работы «The mind and society» («Сознание и общество»)

296 Как таковая эта статья никогда не публиковалась, но ее основное содержание после значительной переработки вошло в три главы о Парето в моей книге «The structure of social action» [23]

297 Первое, что я фактически занес на бумагу для этой книги, касалось ранних эмпирических работ Дюркгейма! связанных с феноменом разделения труда и с его впоследствии знаменитым исследованием о самоубийстве (глава 8) [3]

298 Так, например, П. Сорокин, чьи «Современные социологические теории» были в 30-х годах наиболее широко известным компендиумом в этой области, рассматривал Парето, Дюркгейма и Вебера как представителей совершенно разных школ и ни разу не упомянул о какой-либо теоретической связи между ними

299 Ретроспективно мне кажется теперь, что тот опыт был (даже независимо от содержательной весомости Канта для моей проблематики) чрезвычайно важным тренингом для всей моей последующей работы. Он был подкреплен и усилен семинаром и устным экзаменом по той же книге у Карла Ясперса в Гейдельберге в 1926 г. Значение этого опыта кроется в самом факте, что я повторно и подробно изучал великую книгу, плод великого ума, пока не добился определенного уровня самостоятельной оценки ее вклада в науку, не удовлетворяясь множеством очередных весьма поверхностных комментариев к ней. Этот опыт сослужил мне хорошую службу в адекватном осмыслении концепций тех авторов, чьи методологические подходы я пытался синтезировать

300 В дискуссии на конференции в Белладжио, когда я впервые представлял это эссе, был поднят вопрос о серьезности моего обращения к биологии. Я был чрезвычайно доволен, когда профессор Курт Штерн сказал: «Позвольте мне коротко указать на одну черту Амхерста, которая не каждому известна. В Амхерсте биологию преподавали на очень высоком, даже аспирантском уровне, хотя Амхерст и не присуждал докторских степеней. Там были блистательные люди, и, вероятно, их влияние и должно быть сильнее, чем в любом другом колледже с хорошими, но менее выдающимися профессорами, куда мог бы поступить профессор Парсонс»

301 Здесь следует напомнить, что обществоведы были вынуждены прибегать к изобретательности и тратить много энергии на отражение поползновений к незаконному и преждевременному биологическому «редукционизму»

302 Я женился в 1927 г. на Хелен Уокер, с которой познакомился как студент-сокурсник в Лондонской школе экономики. Она много лет работала в Гарварде, еще совсем недавно – в администрации Русского исследовательского центра

303 Так, он был крайне враждебен к президенту Рузвельту, политику которого я лично в общем поддерживал

304 Заметим, что тогда, как и теперь, преобладающим девизом было «Публикуйся или погибай!» и что конформизм и приспособленчество выражались в том, чтобы публиковаться как можно скорее и как можно больше. Могу засвидетельствовать, что советы, которые я получал от старших сотрудников в Гарварде, не подходили под эту формулу. Все единодушно советовали потратить столько времени, сколько надо, чтобы выдать самую лучшую работу, на какую ты способен. Конечно, это очень помогало, что такие люди, как Хендерсон, Гей и Уилсон, знали о том, что я делал, и просматривали отдельные куски. Еще один старший по возрасту критик, кого надо упомянуть добрым словом, – это покойный А.Д. Нок.

Как всегда при встрече с выдающимися личностями, не обошлось без некой подспудной реакции на Хендерсона. Он был рыжебород и заглазно имел широко известное прозвище Красная Борода. Мои сидения с ним происходили далеко за полдень, и, как правило, я шел прямо домой и рассказывал своей жене, что говорил Красная Борода. Помню, как я беспокоился, что мои дети подхватят кличку и при случае в глаза скажут Хендерсону: «Это вы Красная Борода, о котором толкует наш папочка?»

Большая удача, что между первым и окончательным набросками этой статьи появилась книга «Л. Хендерсон о социальной системе» под редакцией Бернарда Барбера. Она содержит большую часть социологических писаний Хендерсона с длинным и информативным введением Барбера. В нем подробно изложена история вовлечения Хендерсона в мир гарвардского обществоведения и академическое общество.

305 Возможно, меня извинят, если я скажу, что хотя впервые чувствовал себя безмерно счастливым, когда удалось опубликовать книгу без субсидии, а потом и переиздать ее в 1949 г., она тем не менее продавалась свыше тридцати лет в значительных количествах. Как раз тридцать лет спустя после первого появления вышло издание в мягкой обложке, которое разошлось хорошо. Этим я прежде всего обязан Иеремии Каштану (который практически олицетворял издательство «The Free Press») за его смелость в осуществлении перепечатки 1949 г. и за хлопоты, связанные с нею и с рядом других моих публикаций. Без Каплана и его главного советника Эдварда Шилза, вероятно, не случилось бы (по крайней мере так скоро) послевоенного процветания социологического книгоиздания, которым я отчасти успел воспользоваться

306 Я уже отметил выше, что на последнем курсе принял окончательное решение идти в общественную, а не в биологическую науку. Мое переключение на обществоведение (первоначально на экономику в узком смысле) было связано и с моим отцом, который, пока я искал свой путь, оставался преподавателем и администратором. Когда я был студентом, мой отец занимал пост президента «Marietta College» в штате Огайо. Он начинал свою карьеру конгрегационистским священником и основательно включился во влиятельное тогда «социально-евангелистское» движение, которое, как стало ясно теперь, много сделало для зарождения социологии в США.

307 Возможно, одним из ускоряющих факторов в этом отношении была смерть в 1938 г. моего тестя – доктора У.Д. Уокера из Андовера (Массачусетс) в возрасте 60 лет. Доктор Уокер был типичным врачом общей практики в лучшем смысле этого слова и очень помог мне при разработке полевой фазы моего исследования и в общих обсуждениях медицинской тематики. В то же время он был достаточно старомоден, чтобы «не принимать всерьез» мои более эзотеричные психологические интересы

308 Бейлз был одним из немногих аспирантов, оставшихся у нас в суровые военные годы. Он начал свою известную программу экспериментального изучения малых групп как младший преподаватель факультета

^[309] Эта схема была развернута в третьей главе «Рабочих тетрадей по теории действия». Краткое обозначение для нее: «A, G, I, L–схема»

310 Как отмечено выше, этот интерес сильно подстегнуло участие в продолжительной конференции по теории систем, организованной докторами Роем Гринкером и Джоном Шпигелем. На этой конференции особое впечатление на меня произвели выступления Алфреда Эмерсона, биолога из Чикаго. См.: Приложение в книге [40].

311 Парадигма взаимообмена дана как приложение к моей статье «О понятии политической власти» в: Proceedings of the American Philosophical Society. Vol. 107. June 1963, и перепечатанной в [34].

312 Этот анализ есть в двух моих статьях: Parsons T. On the concept of influence//Public Opinion Quarterly. Spring 1963; Parsons T. On the concept of value-commitment//Sociological Inquiry. Vol. 38. Spring 1968. Обе статьи перепечатаны в: Politics and social structure. N.Y.: Free Press, 1969

313 См. Введение к части 4 книги: Theories of society/Ed, by T. Parsons, E. Shils, K.D. Naegele, J.R. Pitts. N.Y.: Free Press, 1961; и мое эссе «Подход к психологической теории с позиций теории действия» в: Psychology: a science, III/Ed. by S. Koch. N.Y.: McGraw-Hill, 1959

314 Сюда добавляются сложности «перекрещивания» взаимовлияний. Так, бюрократия в экономическом производстве вовлекает аналитически рассматриваемые политические компоненты в состав экономических интересов, а избиратели как элемент политической демократии в сравнимом смысле способны включить интегративные компоненты в состав правительственных интересов

315 Профессор Рене Фокс в комментарии на первый вариант этого очерка предположил, что решение привязать «аффект» в основном к социальной системе было фактически принято гораздо раньше, а именно при формулировании переменного образца ориентации «эффективность против аффективной нейтральности». Такое решение, новое оно или старое, горячо оспаривали двое из моих способнейших молодых сотрудников – В. Лидз и М. Гоулд

^[316] Предварительные результаты даны в статье, написанной совместно с Дж. Платтом (см. [43)).

* Совместный труд Т. Парсонса и Дж. Платта вышел в 1973 г.: Parsons Т., Platt G. The American university. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1973. – Прим. ред

318 См. тематические выпуски «Daedalus»: «Новая Европа?» (зима 1964); «Наука и культура» (зима 1965); «Неф-американец» (осень 1965 и зима 1966); «Цвет и раса» (весна 1967)

319 См. тематические выпуски «Daedalus»: «Университет-крепость» (зима 1970); «Этические аспекты экспериментирования с людьми» (весна 1969); «Теория в гуманитарных исследованиях» (весна 1970)

320 Обширное обозрение некоторых из этих интересов и видов деятельности можно составить из ежегодно публикуемых «Отчетов» академии. Мои два первых из ежегодных президентских отчетов находятся в томах за 1968 и 1969 гг.

321 Другой важной составляющей этого процесса является преподавание. Его роль аналогична роли судов на базе обычного права в том, что преподаватель, особенно на уровне студентов-выпускников и аспирантов, обязан в рамках своей компетенции стараться рассматривать и формулировать проблемы, поднимаемые студентами (в аудитории, особенно во время семинарских дискуссий; в курсовых и дипломных работах или иных сочинениях; в персональных консультациях), причем в пределах, доступных пониманию студентов, а не самого преподавателя. Если преподаватель работает со студентами компетентно и честно, он должен непрестанно связывать их представления с обобщенными теоретическими структурами соответствующих разделов знания. Я давно пришел к выводу, что огромная плодотворность этих взаимообменов и для формирования хорошего стиля теоретического мышления, и для стимуляции желания стать информированным и умелым эмпирическим исследователем указывает на то, что слишком сильное разделение функций исследования и преподавания вряд ли благоприятно для академических занятий.

В моем случае взаимодействие со сменяющимися поколениями способных и любознательных студентов было главным стимулом к развитию моего теоретического мышления и приобретению эмпирических знаний. Талантливые дипломанты и аспиранты, названные ранее в этом очерке, сыграли в этом отношении особенно значительную роль, довольно часто продолжали выступать в этой роли и после окончания обучения.

322 Возможно, небезынтересно отметить, что я принял кантовский подход к проблеме порядка. Очень широко, в плане эпистемологии эмпирического знания, Д. Юм задавал вопрос: «Возможно ли достоверное знание о внешнем мире?» – и приходил, в общем, к отрицательному ответу. Кант, со своей стороны, ставил этот вопрос сложнее. Сперва он доказывал, что фактически мы имеем общезначимое знание о внешнем мире, а затем вопрошал: «Как это возможно?» – то есть при каких условиях возможно? Аналогично некоторые теоретики задавали себе вопрос о возможности социального порядка вообще и часто отрицали саму его возможность. Я же всегда предполагал, что социальный порядок, хотя и несовершенный, существует реально, и вслед за этим задавался вопросом о том, при каких условиях можно объяснить этот факт его существования

323 Почти бесспорно, то же самое верно и для Маршалла в том смысле, что он это допускал, но не позволял слишком сильно влиять на экономическую науку как техническую дисциплину. Если о ком-то и можно сказать как об истинном позднем викторианце, «евангелическом» англичанине, то именно о Маршалле

324 Критики очень часто объявляли меня последним защитником порядка любой ценой (под предельным случаем такой защиты обычно подразумевали фашизм). К счастью, более проницательные из критиков сумели увидеть порядок как проблему, а не как императив

325 На заре моей гарвардской преподавательской карьеры я начал курс по социологии религии, который продолжал по меньшей мере два десятилетия, последние годы в сотрудничестве с Р. Белла

326 Если, не побоясь обвинений в «расизме», отважиться процитировать старый негритянский спиричуэл, то, полагаю, выражение: «Негде спрятаться там» – превосходно обрисовывает эту ситуацию. «Там» в настоящем контексте означает позитивистское убеждение в полной культурной самодостаточности науки, которая якобы не имеет «глубоких» связей с любыми составными частями или проблемами человеческой ориентации вне себя

327 Здесь мне приходит на ум не раз пережитый мною эффект наблюдения географического ландшафта с различных точек. Из долины Шамони массив Монблана ясно смотрится как наиболее значительная гора в той области Альп. Если, однако, двигаться от Шамони и ее окрестностей не прямо в сторону Женевы, но огибая склоны Юра, то при хорошей видимости превосходство массива становится подавляющим. По аналогии я думаю о своих трех главных фигурах как высочайших «пиках» в наиболее важной для меня и моего времени области интеллектуальных свершений. Это никоим образом не отрицает важности остальных вершин в той же области