« ББК 65.9 (2)-96 В19 От редакции -'. ' •- і, • Васин С. А., Лиходей В. Г. ...»

Однако чем больше разбухает государственный аппарат, тем меньше то общественное «тело», по отношению к которому он является «головой». Таким образом, государство как бы утрачивает почву под самим собой. Оно вынуждено вступать в борьбу против саморазбухания и все более на­растающей бездеятельности своего аппарата.

История показывает, как репрессии 1929— 1933 гг. против крестьян и других рядовых чле­нов общества все более стали заменяться репрес­сиями против аппарата управления, достигшими своего апогея в 1937—1939 гг. В это время была обезглавлена не только армия, но и партия, ком-

Ь4

сомол, органы управления народным хозяйством. Под конец были обезглавлены и те, кто обезглав­ливал страну.

Государственная система этого времени напо­минает индуистский образ змеи, грызущей свой собственный хвост. Государство впадает в проти­воречие с самим собой. Это знаменует начало конца эпохи непосредственного государственного регулирования экономических интересов всех и каждого.

Но умирание эпохи проходит долго и мучитель­но. Жесткая иерархическая структура способ­ствует сохранению системы управления в ее неизменности. Монолитность этой системы опре­деляется тем, что при абсолютном характере вла­сти государства в целом каждый эшелон управ­ления строго подчинен более высокому эшелону, и ни один из них не обладает самостоятельностью. Абсолютная власть перемещается все выше и выше и наконец концентрируется в одной точке, в руках одной личности, культом которой эта си­стема названа. Весь парадокс в том, что государ­ство, утвердившееся как власть над личностью членов общества, само оказывается под властью одной-единственной личности, и освободиться от этой власти оно не в состоянии. Тем самым прин­цип управления отрицает сам себя в своем соб­ственном осуществлении.

«Зубы дракона»

Лишь смерть верховного властителя осво­бождает государство и все общество, давая импульс их дальнейшему развитию. Этот чисто биологический факт становится социально значи­мы.^: утрачивается непосредственная монолит-

85

ность системы управления, рушится ее незыбле­мая завершенность.

О последних днях этой системы вспоминал Адмирал Флота Советского Союза Н. Г. Кузне­цов: «На наших глазах происходило снижение активности Сталина, а государственный аппарат работал все менее четко... Существовали только умелые отписки. Отправление бумаг в адрес ка­кого-нибудь министра формально снимало ответ­ственность с одного и не накладывало на другого, и все затихало «до лучших времен». Все понима­ли, что происходит что-то ненормальное в госу­дарстве. Образовался какой-то «центростоп», по выражению самого Сталина, но изменить это по­ложение никто не брался и не мог. Руководители министерств стали приспособляться к этой бес­системной «системе»8.

Предшествующее развитие показало, что «единство мнения и действия» оборачивается единственностью той точки, в которой принима­ются управленческие решения, важные для всех функций государства. Весь прочий аппарат ли­шался реального права управлять и оказывался, по существу, лишь обслуживающим персоналом верховной власти. С усложнением общественной системы производства и ускорением научно-тех­нического прогресса такой способ управления все более изживал себя. Нужно было придать само­стоятельность отдельным звеньям системы управ­ления.

Именно стремлением найти оптимальную фор­му взаимосвязи между отдельными звеньями си­стемы управления объединены все попытки ре­форм в 50-е — 70-е годы. В результате перебора и комбинаций принципов отраслевого и террито­риального управления утвердилась система ми-86

нистерств и ведомств, каждое из которых отно­сительно самостоятельно по отношению ко всему государству в решении управленческих вопросов. Можно считать, что с точки зрения идеи само­стоятельности органов управления эта система оказалась наиболее последовательной.

Поскольку отдельные министерства и ведом­ства несут ответственность лишь за определен­ную фазу движения совокупного продукта, ко­нечный результат для всего народного хозяйства не совпадает с конечным результатом каждой отрасли. Другими словами, перед нами система ведомственных интересов, каждый из которых обособлен от другого и от интереса государства как такового. В то же время министерства и ве­домства — не самозванцы. Они выступают полно­мочными представителями самого государства. Это позволяет им предоставить свой узковедом­ственный интерес в качестве государственного интереса, что создает предпосылки для игнориро­вания действительных общественных потребно­стей. Не здесь ли таятся семена господства ве­домственности и борьбы между различными «полпредами государства» за кусок государствен­ного же «пирога»?

Превращение государства в систему опосред­ствованных друг от друга звеньев управления изменило способ связи между ними и способ свя­зи всего государственного управления с отдель­ными членами общества. На место соизмерения результатов деятельности отраслей, предприятий и отдельных лиц в натуральной форме пришли финансовые способы соизмерения. Натуральные измерители все более переходили в ведение от­дельных органов управления, а общегосудар­ственный контроль все больше стал концентриро-

87

ваться на движении финансовых документов, средств на расчетных счетах и денежной налич­ности. Основными показателями в системе госу­дарственных народнохозяйственных планов и от­четов теперь уже были не данные о производстве главнейших видов продукции промышленности, а показатели национального дохода, фондов на­копления и потребления и т. п.

Существенные изменения затронули экономи­ческую жизнь и отдельных членов общества. Все большую роль начала играть денежная форма оплаты их труда. Это расширяло возможности индивидуального выбора в сфере потребления, чему препятствовала карточная система. Вместе с тем появились реальные перспективы значи­тельного роста личного благосостояния, что по­вышало заинтересованность в результатах труда. В условиях постепенной отмены репрессивного законодательства такая заинтересованность ста­ла единственно реальным путем развития обще­ственного производства. Упростилась также про­блема миграции рабочей силы, что открывало индивиду простор для самостоятельного развития экономической активности.

Таким образом, непосредственное государ­ственное регулирование общественного производ­ства и экономических интересов людей постепен­но трансформировалось в финансовое государ­ственное регулирование. Это имело существенный положительный эффект для всего общественного развития. В экономике крупные успехи были до­стигнуты в отраслях, связанных с освоением достижений научно-технического прогресса (кос­монавтика, атомная энергетика, приборостроение, автомобилестроение), в то время как успехи прежнего периода преимущественно обеспечива-

лись наращиванием производства наиболее про-стых видов продукции индустрии (сталь, чугун, прокат, цемент, серная кислота и т. п.). Экономи­ческая самостоятельность отраслей, с одной сто­роны, и расширение прав личности — с другой, опирались на политические тенденции, заложен­ные XX съездом КПСС.

Вместе с тем расширение самостоятельности коснулось только органов управления отраслями, но не отдельных предприятий. Для отношений между министерствами и предприятиями остава­лось характерным непосредственное регулирова­ние, или, как стали говорить теперь, диктат сверху. В то же время предприятия все более на­чали нуждаться в самостоятельности. Их связи между собой настолько усложнились, что мелоч­ный контроль вышестоящих органов не мог при­нести ничего, кроме вреда. Как к началу 50-х годов стало невозможным непосредственное ре­гулирование народного хозяйства из одной точки, так к началу 80-х годов стало столь же невоз­можным непосредственное регулирование из одной точки крупных отраслей народного хозяй­ства. Причина обеих «невозможностей» одна и та же — усложнение социальной структуры и на­растание многообразия в общественном развитии.

Отсутствие самостоятельности лишало пред­приятия заинтересованности в развитии произ­водства, а без нее теперь, когда страх репрессий перестал быть рычагом принуждения, уже нече­го было и говорить об их эффективной работе. Система же отчетности позволяла реальные проблемы все больше упрятывать за показным блеском финансовых и стоимостных показателей, из которых, как известно, шубу не сошьешь. Правда, это утверждение верно лишь по отноше-

89

ла

нию к потребителям. Пользуясь приписками, ста­ло возможным не только шить себе шубы, но и давать на шубу всевозможным контролерам и проверяющим.

Картина показного благополучия была не чуж­да и сердцам работников министерств и ведомств. «Накручивание» валовых стоимостных показате­лей должно было демонстрировать органам об­щегосударственного управления их старатель­ность и компетентность. Тут-то и сформировался так называемый затратный механизм, при кото­ром чем дороже, тем выгоднее. Поскольку же освоение достижений научно-технического про­гресса не отвечало интересам сложившейся систе­мы, эти достижения (в полном соответствии с приматом собственных экономических интересов) игнорировались. Более того: если «идеалисты» все же пытались внедрять на производстве луч­шие образцы техники и технологии, министерства и ведомства все чаще стали оказываться в роли их гонителей.

В этих условиях системе приписок стало не­трудно расцвести пышным цветом. Соблазн для многих работников министерств оказался слиш­ком велик. Так стали возможными «рыбное», «хлопковое» и другие уголовные дела.

При этом хотелось бы подчеркнуть, что взя­точничество, хотя и дошедшее в ряде регионов до срастания государственных органов с преступ­ным миром, не следует считать главной бедой сложившейся системы управления. Паразитизм, загнивание, разложение тех или иных работников имели под собой ту объективную основу, что ми­нистерства и ведомства как органы командного управления предприятиями стали тормозом об­щественного развития. Сама возможность пред-

90

ставить свой узковедомственный интерес в каче­стве общенародного содержит в себе паразитиче­скую тенденцию.

Возможность эта возникает, как было показа­но выше, из продуктовой ориентации экономики. Отдельные министерства и ведомства подобны бегунам, передающим друг другу эстафетную палочку производства,— они несут ответствен­ность лишь за определенную фазу движения (воспроизводства) продукта. В этих условиях каждая отрасль стремится превознести свое зна­чен ие, абсолютизирует собственный результат, раздувает его, преувеличивая стоимость создан­ного продукта. Удовлетворение же действитель­ных потребностей общества не только не соот­ветствует экономическим интересам отдельных министерств и ведомств, но и зачастую прямо противоречит им.

Именно игнорирование конкретных потребно­стей конкретных людей объединяет сталинскую систему непосредственного государственного ре­гулирования всего народного хозяйства с систе­мой ведомственного регулирования. Не случайно поэтому, что многие целиком отождествляют обе эти системы под именем административной си­стемы. Впрочем, как мы видели, их тождество в одном отношении не исключает принципиального различия между ними во многих других отноше­ниях.

В противоположность обеим этим системам, ориентация не на продукт, а на удовлетворение потребностей возможна при условии экономиче­ской самостоятельности отдельных предприятий. Действительно, прямые связи между предприя­тиями создают основу для того, чтобы произво­дился лишь тот продукт, который нужен вполне

91

конкретному потребителю. С другой стороны, са­мостоятельность предприятий означает их полную ответственность за свою работу, и если произве­денный ими продукт не будет удовлетворять по­требности покупателей, никакая министерская опека не поможет им свести концы с концами. Но тогда министерства и ведомства в их нынешней форме окажутся абсолютно ненужными, что, естественно, не входит в экономические интересы их аппарата.

Встав на путь удовлетворения своих узкове­домственных интересов, отдельные органы управ­ления дошли до прямого подрыва интересов го­сударства и нанесения колоссального ущерба всему обществу. Здесь можно вспомнить и без­думное строительство АЭС, и проекты поворота северных рек, и мелиоративные работы, вывед­шие из употребления десятки миллионов гектаров земли, и сплошную вырубку лесов, и отравление почвы и воды ядохимикатами и минеральными удобрениями, и многое, многое другое. Причем правилом является ожесточенное стремление ви­новников всех этих бедствий доказать обоснован­ность своей линии даже тогда, когда очевидна их преступность если не в юридическом, то в нравственном смысле. Особенно наглядно это проявилось в попытках продолжить строитель­ство пятого и шестого блоков Чернобыльской АЭС уже после катастрофы.

И не случайно то об одном, то о другом мини­стерстве приходится слышать: «государство в го­сударстве». Действительно, как из зубов дракона, из осколков сталинской системы выросли «удель­ные княжества», в которые «со своим уставом не лезь».

А что же общегосударственные органы управ-

ления? В целом они пытались действовать все теми же командными методами, не дававшими положительного эффекта по той простой причине, что система взаимоотношений министерств и предприятий оставалась незыблемой. Более того: как и в средние века, всевластие «удельных кня­зей» ослабляло центральную власть, делало ее инертной и безвольной.

В обществе воцарилась обстановка невидан­ной социальной пассивности, а главным девизом времени стало выражение: всякая инициатива наказуема. Министерства не давали простора предприятиям, а на предприятиях не давали за­работать прилежным и способным. Особенно жестоко подавлялись попытки изменить систему управления путем ее демократизации и развития инициативы снизу. Памятный пример тому — расправа с системой коллективного подряда и его вдохновителем И. Н. Худенко в Акчи Казах­ской ССР. Чего стоит одно только заявление на­чальника главка Минсельхоза Казахстана: «Вы что же, считаете, что тракторист должен полу­чать больше, чем начальник отдела в нашем ми­нистерстве?!»9.

Трудно придумать более парадоксальную си­туацию, чем отказ государственной системы уп­равления от предлагаемых работниками способ­ностей и энергии. За купленный с нарушениями финансовой дисциплины цементонасос для заво­да, без которого тот остановился бы, А. Б. Жига-опа садят на шесть лет в колонию усиленного режима 10. Куда дальше? Дальше люди пуска­ются кто во что горазд: имеющие «интерес» к •жономике — в подпольный бизнес, другие — в пьянство или иные формы социального забвения, (/грана неуклонно погружалась в кризис, и един-

92

93

ственными, на чем держалась экономика, были варварская добыча и мотовской экспорт природ­ных богатств страны.

И опять, как и более чем за три десятка лет до этого, лишь смерть открыла дорогу жизни. Правда, теперь понадобилась не одна, а несколь­ко смертей, ибо единоличная власть уступила место коллективно (или, если хотите, коллеги­ально) властвующей безответственности.

Новые надежды — новые тревоги

С апреля 1985 г. недопустимость даль­нейшего сползания страны к экономическому кризису стала общественно признанным фактом. Задачу ускорения социально-экономического развития, поставленную перед всем обществом новым руководством партии, можно смело на­звать программой национального спасения. Есте­ственно, что в первую очередь усилия направля­лись на ликвидацию наиболее опасных тенден­ций — снижения темпов роста производства, на­растающего отставания в научно-технической сфере, нравственной и физической деградации общества (коррупция, алкоголизм, наркомания). Но уже вскоре стало ясно, что ускорение мо­жет быть достигнуто лишь в результате револю­ционной перестройки всех сторон жизни обще­ства, в том числе и хозяйственного механизма. Многие, правда, поняли перестройку хозяйствен­ного механизма всего лишь как создание новых органов управления; перераспределение капита­ловложений в пользу отраслей, определяющих научно-технический прогресс; усиление государ­ственного контроля за производством продукции.

Однако руководство партии не собиралось огра­ничиваться этими половинчатыми мерами. Сутью перестройки хозяйственного механизма стала радикальная реформа системы управления на­родным хозяйством, а ее исходным пунктом — придание самостоятельности основным звеньям экономики — предприятиям и объединениям. Экономической основой такой самостоятель­ности стал их переход на полный хозрасчет и самофинансирование, а юридической основой — Закон о государственном предприятии (объеди­нении).

Хозрасчет возлагает на предприятия всю от­ветственность за результаты их экономической деятельности, но он же открывает широкие пер­спективы развертывания инициативы и экономи­ческой активности трудовых коллективов. Наде­ление предприятий правом действительно распо­ряжаться значительной частью своей прибыли создает основу их экономической заинтересован­ности в существенном повышении эффектив­ности производства. Но одного этого отнюдь не достаточно для полного хозрасчета. Его осуще­ствление возможно лишь при комплексном реше­нии таких проблем, как сочетание самостоятель­ности в планировании и госзаказов, создание ре­альных условий для свободной оптовой торговли средствами производства и, соответственно, сво­бодной продажи своей продукции, участие пред­приятий в определении цен на продукцию.

Органичная, целостная природа новой систе­мы экономических отношений не позволяет рас­считывать на то, что она «заработает» по частям. Достаточно превратить в фикцию хотя бы одну из сторон системы хозрасчетных отношений, что­бы обессмыслить ее всю. Пока же министерства

94

95

сохраняют массу возможностей для этого, и по­тому то здесь, то там раздаются голоса, требую­щие оградить предприятия от произвола ве­домств и спасти перестройку.

Но будем реалистами: какой бы очевидной ни была необходимость придания экономической самостоятельности предприятиям, столь же не­обходимым остается сохранение элементов госу­дарственного регулирования. Поскольку, как и раньше, «от имени и по поручению» государства действуют отраслевые органы управления, имен­но им принадлежит приятная обязанность «сни­мать» в пользу общества «сливки» с результатов работы предприятий. Это создает условия для прямого столкновения интересов предприятий, с одной стороны, и министерств — с другой.

Как же теперь меняется характер отношений между министерствами и предприятиями? На место непосредственного ведомственного регу­лирования (диктата сверху) приходит финансо­вое регулирование, сутью которого как раз и является борьба за норматив отчислений от при­были предприятий.

«Нежный» возраст хозрасчета делает необхо­димой заботу о нем со стороны государства и его правовой системы. Тем самым в деятель­ности центральных органов на смену финансово­му регулированию, которое теперь осуществля­ется в рамках отдельных отраслей, приходит правовое регулирование. Но для этого сама пра? вовая система должна быть приведена в соот­ветствие с требованиями жизни. Поэтому ради­кальная реформа управления экономикой по­влекла за собой необходимость правовой и по­литической реформ. Их осуществление, свиде­тельствующее о последовательности курса на

Щ

перестройку, создаст целостную систему эконо­мических и правовых отношений, соответствую­щих новому этапу развития социализма.

Естественно, атаки на формирующуюся систе­му отношений будут еще долго продолжаться, и борьба с ними — дело, как говорится, святое. Но уже сейчас надо предвидеть собственные про­тиворечия новой системы. Иначе, рано или по­здно, эти противоречия могут обостриться и при­вести к новым тупикам социально-экономическо­го развития. Излишний оптимизм здесь вряд ли уместен, ведь почти все наше предшествующее развитие проходило под знаком стихийности и неуправляемости многих важнейших процессов общественного бытия. И это — несмотря на то­тальный характер их планирования. Теперь же, когда возникает перспектива не упорядоченного сверху функционирования отдельных составных частей народнохозяйственного комплекса, не считаться с возможностями не зависящих от на­шей воли тенденций общественного развития ни­как нельзя.

Если на первом этапе развития социалистиче­ской системы общественного управления госу­дарство вступило в противоречие с самим собой, камнем преткновения второго этапа стал разлад внутри отраслей (который и должен найти раз­решение в хозрасчетной системе управления), то, как нетрудно предвидеть, основные противоре­чия вновь складывающейся системы будут кон­центрироваться на предприятиях. Именно пре­вращение последних в самоуправляющиеся еди­ницы ставит сложные вопросы о том, как будет строиться управление внутри их самих.

В отличие от правового регулирования на об­щегосударственном уровне и финансового — на

97

4 а—14Ш

4*

отраслевом, на предприятии решающая роль по-прежнему будет принадлежать непосредственно общественным формам регулирования. С одной стороны, традиционной формой такого регулиро­вания являются методы административного уп­равления, с другой—внутрипроизводственная демократия (в первую очередь расширение прав трудового коллектива), представляющая собой прямую противоположность командно-админи­стративному управлению. Как же может сло­житься борьба этих противоположностей?

Важнейшим обстоятельством, обусловливаю­щим характер этой борьбы, является раздроб­ленность работников-исполнителей, их недоста­точное умение сообща защищать свои интересы. Если дать вещам идти своим порядком, то наи­более вероятна концентрация власти в руках администрации предприятия, которая тем самым превращается в пресловутую «управляющую подсистему». По сути при этом предприятие ока­зывается «мини-обществом» со своим «мини-го­сударством».

Могут возразить, что так было всегда. Но с этим нельзя согласиться, потому что при господ­стве министерств над предприятиями админи­страция последних перед ликом власти была почти столь же бесправна, как и весь коллектив. Теперь же эта администрация может оказаться в положении полной бесконтрольности. Если бы такое положение стало типичным для всей эко­номики, то можно легко предвидеть дальнейшее: бюрократическое саморазбухание управленче­ского аппарата предприятий (чему способствует, помимо прочего, его сокращение в отраслевых органах управления), все большее отчуждение рядовых работников от участия в управлении

98

производством, падение их заинтересованности в развитии этого производства, противопоставле­ние интересов предприятия (и в первую очередь интересов его администрации) интересам и по­требностям всего общества, новый упадок произ­водства.

Однако, к счастью, на этот раз есть достаточ­но реальная перспектива избежать такого хода вещей. Основой для этого служит все тот же За­кон о государственном предприятии (объедине­нии), коренным образом изменивший права тру­дового коллектива (избрание директоров и дру­гих руководителей, права советов трудовых кол­лективов). Практика убедительно показывает, что отдельный работник не может успешно про­тивостоять администрации, но коллектив, обла­дающий реальными формами своей организации, вполне способен это сделать.

Что же для этого необходимо? Очевидно, вну­три самого себя коллектив должен быть органи­зован по определенным объективным законам. Размышляя над этим, мы замечаем, что на прак­тике, помимо выборности директоров и других руководителей, а также придания полномочного статуса советам трудовых коллективов, все боль­шее значение принадлежит формам ассоциации (объединения) работников на уровне бригад и других первичных ячеек организации производ­ства. Чтобы такие ассоциации становились не формальными, а действительными, должен обна­ружиться их особый экономический интерес. Ор­ганизационными формами развития последнего выступают работа на единый наряд, хозрасчет­ные бригады, арендный подряд и т. д. Вне круп­ных предприятий такими формами становятся самые различные виды кооперативов, арендных

99

и семейных хозяйственных образований. Непо­средственные ассоциации работников должны занять свое особое место в многозвенной системе экономических интересов социалистического об­щества.

Таким образом, уже сейчас закладывается фундамент того, чтобы самостоятельность пред­приятий осуществлялась как самоуправление трудовых коллективов. Конечно, если бы и не было принято Закона о предприятии, в буду­щем возникающие тупики заставили бы это сде­лать. Закон лишь предвосхищает будущие проб­лемы. Впрочем, и переоценивать его нельзя: практика свидетельствует, что самого Закона часто совсем недостаточно. Очень многое зави­сит от уровня активности самих коллективов, хо­тя, вероятно, чтобы повысить этот уровень, в бу­дущем понадобятся и другие юридические гаран­тии, обеспечивающие развитие самоуправления на предприятиях.

Но и весь трудовой коллектив может оказать­ся в положении, когда его экономические инте­ресы противостоят интересам и потребностям общества. Ведь при системе хозрасчета экономи­ческий интерес предприятия состоит в макси­мальном росте прибыли, а этот рост может быть достигнут или за счет снижения себестоимости, или за счет повышения цен. В экономике, где между собой борются равноправные предприя­тия, ценовая конкуренция является вполне «джентльменской» формой в борьбе экономиче­ских интересов. Но в наследство от прежней си­стемы управления мы получили резкий дисба­ланс спроса и предложения в производстве боль­шинства видов продукции. В этих условиях предприятия будут готовы «накручивать» цены

до бесконечности, оправдывая себя ссылками на законы рынка. К тому же, производство многих видов продукции сконцентрировано на одном-двух предприятиях, и такая монополизация по­зволяет запрашивать цены, совершенно не счи­таясь с потребителями.

Важным шагом на пути утверждения духа со­стязательности и конкуренции стало развитие индивидуальной трудовой деятельности и коопе­ративного движения. Но этого явно недостаточ­но (в 1988 г. кооперативами произведено про­дукции на миллиард рублей п, что меньше 0,1 %! валового общественного продукта) и задачей государства является такое перераспределение производства, при котором исключалось бы мо­нопольное положение отдельных предприятий.

Отсюда видно, что с внедрением хозрасчета регулирующая деятельность государства не от­мирает, а видоизменяется. Директивное плани­рование заменяется системой контрольных цифр (индикативным планированием) и госзаказов, оставляющих простор самопланированию. На смену жесткому регламентированию цен прихо­дит общий контроль за их уровнем и за взаимо­отношениями продавцов и покупателей на со­циалистическом рынке.

В условиях, когда непосредственные формы государственного и ведомственного регулирова­ния экономики все больше уступают место само­управлению предприятий, важнейшей сферой государственного регулирования становится со­циальное развитие. Это тем более необходимо, что принципы хозрасчета не могут быть распро­странены на многие отрасли непроизводственной сферы, а бесплатность целого ряда социальных услуг наилучшим образом соответствует принци-

100

101

пам социальной справедливости и заслуженно считается завоеванием социализма.

Конечно, предприятия за счет собственной прибыли и сами могут внести существенный вклад в улучшение социальных условий работ­ников, но это будет касаться только их работни­ков. Хозрасчетной системе вообще больше свой­ственен прагматизм, чем желание помочь друго­му. Но это только подчеркивает тот факт, что главным гарантом социальной справедливости в эпоху хозрасчета должно служить государ­ство.

К вопросам социальной справедливости при­мыкает и вопрос о всеобщей занятости при со­циализме, из чисто теоретического вдруг превра­тившийся в практическую проблему. Дело в том, что хозрасчетные отношения нацелены на рез­кое повышение эффективности производства, а это означает высвобождение всех, без чьего тру­да можно обойтись. Тем самым в принципе мо­гут быть высвобождены десятки миллионов лю­дей, и отнюдь не так уж ясно, найдут ли все они работу. Правда, пока что предприятия не столь уж склонны сокращать численность занятых, но все же проблема поставлена в практическую плоскость.

Здесь надо вспомнить, что социалистическая революция означала свержение системы капи­талистической собственности на средства произ­водства и утверждение общественной собствен­ности на них. Право собственности на эти сред­ства производства принадлежит в равной мере всем трудящимся. Поэтому в такой же равной мере им принадлежит право трудиться с по­мощью общественных средств производства. Бо­лее того: взаимозависимость всех членов обще-

102

ства делает труд не только правом, но и обязан­ностью каждого трудоспособного. Очевидно, что узаконивание безработицы противоречит всем основам социалистического общества.

Нам могут возразить, что в ряде социалисти­ческих стран пошли по пути признания допусти­мости безработицы в целях повышения эффек­тивности производства. Стало быть и нам безра­ботица не противопоказана. Например, в нашу­мевшей в свое время статье «Авансы и долги» 12 Н. Шмелев призывал не бояться факта безрабо­тицы, ссылаясь как на то, что фактически часть людей в каждый данный момент не трудоустрое­на, так и на то, что сравнительно небольшая ре­зервная армия явится дополнительным стиму­лом для экономики.

Спору нет, создать массовую безработицу вполне возможно. Но вот будут ли рабочие стре­миться к повышению эффективности производ­ства в «предвкушении» остаться без работы? Или лучше у них не спрашивать, а заставлять их? Но какую форму принуждения мы предпоч­тем: репрессии или всевластие на производстве советских менеджеров государства? А главное — как на это будут реагировать сами рабочие?

Наши вопросы не снимают самой проблемы того, что препятствием на пути повышения эф­фективности производства стала избыточная чи­сленность занятых. Мы лишь хотим предосте­речь против импульсивного отношения к этой проблеме (по принципу: делать то, что первым приходит в голову). Надо считаться с возмож­ностью резкого нарушения социальной стабиль­ности, поддержание которой есть одна из важ­нейших функций государства. Именно оно дол­жно заботиться о том, чтобы так долго варив-

103

шийся «бульон» из экономических интересов не «выкипел» и не превратился в горелую сажу, разлетающуюся на ветру истории. В конце кон­цов, этого требуют от нас муки и страдания предшествовавших нам поколений строителей социалистического общества.

Живая пирамида

Новый этап развития социализма — это такое время, когда подлинной действительно­стью становится реализация самых различных экономических интересов — индивидуальных, групповых, общенациональных. Общественное производство превращается в сложную систему взаимодействующих друг с другом, но самостоя­тельных форм его организации — от умельца-одиночки или ассоциации таких одиночек, от небольшого независимого кооператива (кафе, ателье, арендного звена) до громадных пред­приятий и межотраслевых консорциумов.

Когда-то думали, что больше всегда лучше, чем меньше. Наличие такого мощного инстру­мента общественного регулирования, как социа­листическое государство, открывало возмож­ности строительства не виданных по масштабам объектов производственного назначения. Но это же порождало и гигантоманию в строительстве. Так и получалось, что громадные предприятия оказались одновременно и скачком от сохи, к трактору, и уродливой особенностью нашего ин­дустриального быта, который устраивался не по законам целесообразности, а «по прихотям юно­шеской самовлюбленности» социальной системы. Отсюда и эпопея со сселением «неперспектив­ных» деревень, и уничтожение сельских ветря-

104

ных и водяных мельниц "(а вместе с ними и си­стемы ирригации на малых реках), и ликвида­ция небольших хранилищ зерна, мелких кирпич­ных заводов, деревенских промыслов...

Теперь мы вдруг вспомнили, что для поддер­жания экологического равновесия нужны не только львы, загрызающие немощных антилоп, но и гиены, подъедающие за львами, и особенно черви, превращающие падаль в начало новой жизни. Мы вдруг поняли, что и экономика оста­ется «беззубой», если на нее не перенести прин­ципа природы — многообразия форм жизни. Но лучше позже, чем никогда!

Еще В. И. Ленин писал: «Единство в основ­ном, в коренном, в существенном не нарушается, а обеспечивается многообразием в подробно­стях, в местных особенностях, в приемах подхо­да к делу, в способах осуществления контро­ля...» 13. Но так уж повелось у людей, что умные советы доходят до них лишь тогда, когда твер­дость стен они проверят своим собственным лбом. Наше время — это время понимания важ­ной общественной роли индивидуальной трудо­вой деятельности и кооперативного движения: они как бы завершают строительство социальной пирамиды интересов, становясь основой для нее. Правда, нельзя не признать несколько странным способ строительства — сверху вниз, но законы социальной архитектуры часто весьма парадок­сальны.

Одной из реальных причин гигантомании в не­далеком прошлом было стремление не допустить плюрализма ни в чем. Огромные трудовые кол­лективы, подчиненные единой воле руководства, намного легче было контролировать сверху, при­чем контролировать не только в производствен-

на

ном, но и, так сказать, в политическом отно­шении. Сутью же политической лояльности было вое то же слепое подчинение предписаниям сверху.

Существенные изъяны такой системы управле­ния ныне понимаются все глубже. Теперь уже ясно, что кризисные тенденции на различных этапах ее развития возникали из-за отсутствия под ней фундамента из экономических потребно­стей и интересов отдельной личности. И одна из важнейших задач перестройки как раз и состоит в подведении такого фундамента.

Тем самым перестройка выступает закономер­ным этапом в развитии системы социалистиче­ского общественного управления. Она завершает формирование многосубъектности в реализации экономических интересов. Ряд этих субъектов начинается с экономических интересов отдельно­го работника, затем в нем стоят интересы госу­дарства, ведомства, предприятия и, наконец, ин-тепесы ассоциации работников в рамках первич­ной ячейки производства.

Как видим, эта система начинается с работни­ка и возвращается к нему. Поступательность в ее развитии выражалась в постепенном прибли­жении вновь выделяющегося субъекта к отдель­ному работнику (ведомство ближе к работнику, чем государство, а предприятие — ближе, чем ведомство). Но лишь тогда эту систему можно считать сформировавшейся, когда сами работни­ки выступают в качестве создателей своей непо­средственной ассоциации.

С углублением перестройки есть основания го­ворить о становлении уже не мнимого, а реаль­ного единства экономических интересов обще­ства, отрасли, предприятия, первичной трудовой

ассоциации и отдельного лица. Это единство со­стоит отнюдь не в подчинении их друг другу. На­против, оно состоит в их действительном взаи­модействии. Если разбить на куски камень, то каждый кусок останется камнем. Если же раз­рубить на куски живое тело, то каждый кусоі< уже не будет живым телом. В этом состоит глав­ное отличие органического целого от неоргани­ческого. Так и превращение нашего общества # живой социальный организм, не нуждающийся больше во внешних стимулах своего развития» делает небезразличным для него каждую из со' ставляющих его частей — тех или иных эконо-мических интересов.

До настоящего времени государство, будучи основным субъектом экономических отношений» по сути, преследовало свои собственные эконо­мические интересы. Как отмечалось выше, иллю' зорная общность интереса, отстаиваемого госу дарством, превращала его лишь в особую фор' му частного ийтереса, что служило основой про' тивопоставления частного и государственного' Сегодня же, когда основными субъектами эйоно-мических отношений становятся предприятия і* отдельные лица, исчезает база для обособление государства и для воспроизводства его особые интересов. Вместо этого государство все больше будет превращаться в действительного охрани­теля прав общества, личности и коллектива, & действительного гаранта социальной справедли­вости. В будущем, естественно, отомрут и эти функции государства, но это может случиться лишь при высокой степени развития обществен­ного самоуправления, когда отдельные коллек­тивы научатся быть (и не смогут не быть) вер­шителями справедливости.

106

107

Но до тех пор (а это — еще целая эпоха раз­вития социализма) роль государства как соци­ального гаранта будет не уменьшаться, а возра­стать. При этом основной его задачей, как и прежде, есть сохранение единства (но теперь уже не мнимого, а в форме действительного вза­имодействия) экономических интересов всех и каждого. Поскольку такое единство перестает быть лишь идеологическим призывом, роль его резко возрастает. Ведь, как мы только что гово­рили, в органической системе взаимозависимость составных частей означает действительную жизнь каждой из них. Следовательно, общий ин­терес, интерес взаимозависимости, диктует необ­ходимость единства не только для всех, но и для каждого.

Что это означает практически?

О действительной реализации экономических интересов людей можно говорить лишь тогда, когда удовлетворяются их самые разнообразные потребности. Основой для такого удовлетворе­ния служит их заработная плата. Но действи­тельный уровень потребления определяется мас­сой факторов и в первую очередь уровнем цен. Поэтому соотношение между заработной платой и ценами является решающим для определения тенденций изменения жизненного уровня трудя­щихся. Его динамика является лучшей характе­ристикой реальной заботы о людях, от чего, в свою очередь, зависит социально-экономическое развитие общества в целом. И вот в новых усло­виях социалистическое государство как гарант социальной справедливости должно переходить от общих слов о необходимости повышения жиз­ненного уровня к конкретной заботе об этом.

Это утверждение может показаться странным,

поскольку рост жизненного уровня определяется экономическими успехами самостоятельно дей­ствующих предприятий. Но мы не случайно заго­ворили о заработной плате и ценах. Действитель­но, отдельный член общества на основе своего трудового усердия может добиться определен­ного повышения своего денежного дохода. Одна­ко он не может быть уверен, что этот дополни­тельный доход послужит повышению его жизнен­ного уровня, так как абсолютно независимо от не­го цены на необходимые ему жизненные блага могут подскочить еще в большей степени. Полу­чается так: человек может влиять на величину своего дохода, но не может влиять на условия на рынке. На чью помощь ему следует рассчи­тывать?

Экономисты, пропагандирующие перспективы хозрасчетных отношений, уповают, как правило, на свободное действие экономических законов рынка и в первую очередь на закон стоимости. Согласно классической теории трудовой стоимо­сти, цены на товары определяются типичными для данных условий затратами на их производ­ство, а также соотношением спроса и предложе­ния. При этом цены имеют тенденцию прибли­жаться к действительной стоимости товара, а спрос и предложение — уравновешивать друг друга, поскольку при избытке производства ка­кого-нибудь вида товара часть производителей переходит в те отрасли производства, где пред­ложение недостаточно и цены, соответственно, выше стоимости. Тем самым в одних отраслях предложение уменьшается, и вследствие конку­ренции покупателей цены растут, а в других от­раслях предложение растет, и вследствие конку­ренции продавцов цены падают. И вот эту-то

108

109

бесхитростную схему пытаются непосредствен­
но спроецировать на нашу сегодняшнюю дей­
ствительность. /

Уже капитализм XIX века ставит существен­ные препятствия на пути свободного' перелива капитала из одной отрасли в другую, так как, например, вследствие роста массы применяемых средств производства сахарозаводчику намного труднее превратиться в сталепромышленника, чем портному в сапожника. Именно поэтому кризисы перепроизводства в отдельных отраслях становились все более разрушительными. Моно­полизация производства как раз и служила то­му, чтобы крупные предприниматели, контроли­рующие основную часть производства какой-ли­бо отрасли, не конкурировали друг с другом, а по существу планомерно определяли объем про­изводства. С этого времени перелив капитала из одной отрасли в другую еще более затруднился. Стоимостной механизм этого перелива был заме­нен механизмом купли-продажи акций, благода­ря чему «на корню» стали скупаться гигантские монополии и целые отрасли экономики. Но заме­на свободной конкуренции господством монопо­лий сделала невозможным свободное движение цен и сами эти цены поставила под жесткий кон­троль монополий.

Если рыночные механизмы определения цен перестают действовать уже при монополизации отдельных отраслей экономики, то при еще бо­лее высоком уровне обобществления производ­ства, который свойствен социализму, говорить о свободном изменении предприятиями видов про­изводимой продукции, о вытекающем отсюда свободном изменении спроса и предложения, а равно и иен, просто не приходится. К тому же,

' надо считаться с реально сложившимися пропор­циями \в соотношении спроса и предложения. В частности, уже речь шла о резком дисбалансе между ними, оставшемся в наследство от ко­мандно-административной системы управления, о монопольном положении многих предприятий в производстве отдельных видов продукции.

В этих условиях потребитель и производитель оказываются в заведомо неравных условиях. Причем, не упрощает, а усложняет эту проблему то, что в руках индивидуального потребителя скопилось слишком много денег. Тут-то и поспе­вают различные продавцы, стремящиеся путем роста цен облегчить кошелек клиентов.

Откуда взялись эти «лишние» деньги? На этот вопрос отчасти отвечают данные табл. 4. Для то­го чтобы рост заработной платы мог стать дей­ствительной основой расширения потребления, она должна выплачиваться за реальные произ­водственные достижения. Ясно, что больше, чем создано трудом человека, потребить нельзя. Но и столько же потребить не удастся, так как часть труда затрачивается на развитие производства. Принято считать, что прирост заработной платы может быть обеспечен реальными материальны­ми ценностями для потребителей лишь в том случае, если он не превышает 60 % прироста производительности труда. Из табл. 4 мы видим, что в 70-е годы по мере ухудшения дел в эконо­мике темпы прироста заработной платы все бли­же «подбирались» к темпам прироста производи­тельности труда, что свидетельствовало о нара­стающих платежах реально не заработанной за­работной платы. В последние же годы, несмотря на тенденцию к преодолению застоя, инфляцион­ные процессы еще больше усилились: теперь тем-

по

пі

Т а б/л и ц а 4
Динамика среднегодовых темпов /

прироста производительности труда /
и заработной платы в народном /

хозяйстве СССР, %

Годы

Производи­тельность об­щественного труда

Средняя зар­плата рабочих и служащих

Отношение прироста за­работной пла­ты к приросту производитель­ности труда

3.7 0,61

4.8 0,71
3,6 0,80
3,0 0,91
2,4 0,88
5,0 1,79

1961-1965 6 1

1966—1970 6 8

1971-1975 45

1976—1980 3 3

1981—1985 27

1986-1988 28

пы прироста заработной платы даже превысили темпы прироста производительности труда.

Если стоимостное выражение части нацио­нального дохода, идущей на потребление, с 1960 г. по 1988 г. увеличилось в 4,5 раза (табл. 5), то денежные средства населения, хранимые в сберкассах,— в 27 раз. Причем в последние го­ды разрыв в темпах роста этих двух показателей резко возрос.

Нельзя сказать, что экономисты не знали о не­допустимости такого разбухания денежной мас­сы. Но, как и все у нас, это разбухание произо­шло как-то само собой. Надо было привлечь ра­бочую силу на Север и на Восток, вот и платили людям без оглядки. Да и в любой отрасли, стре­мясь раздуть действительный объем производ­ства и тем самым обеспечить свой престиж перед начальством, непрочь были урвать у государства

112

\

Таблица 5

Динамика фонда потребления

И вкладов населения в сберегательные

кассы СССР

	Фонд потребления			Сумма
Год	Млрд. руб.	1%	к 1960 г.	Млрд. руб.	% к 1960 г.
1960	104		100	11	100
1970	201		193	47	427
1980	345		331	156	1436
1985 1988	418 466		400 448	221 297	2026 2700

побольше средств на оплату труда. Государ­ственный же контроль за ростом массы налич­ных денег оказался неудовлетворительным.

Как теперь определить, кто заработал свои деньги по справедливости, а кто не совсем? Можно ли считать, что изъятие этих средств в результате повышения цен обеспечит не только устойчивость бумажного рубля, но и будет слу­жить социальной устойчивости? Не окажется ли так, что пострадают как раз те, кто работал наи­более продуктивно, отчего много и не нажил?

Нам представляется, что такой косвенный способ изъятия денег у населения может лишь еще более разочаровать людей в перспективах их экономической активности и подорвать иско­мое единство экономических интересов. Ведь главная несправедливость будет состоять в том, что повышение цен, как слепая стихия, бьет, не разбирая, правых и виноватых. В то же вре­мя есть реальный путь повышения устойчивости рубля — насыщение рынка товарами. И здесь наши взоры опять-таки обращаются к коопера-

113

тивному движению. Но кооперативы лишь в том слуяае станут реальной помощью в оздоровле­нии экономики, если будут сняты ограничения на увеличение их количества, если пра/илом ста­нет не монополия отдельных кооперативов на производство какого-либо вида продукции, а конкуренция между ними. Только при этом усло­вии кооперативы будут идти не по пути повыше­ния цен и ограничения объема производства, а по пути снижения цен и увеличения доходов за счет наращивания производства товаров и услуг.

И здесь решающая роль принадлежит госу­дарству. Именно оно должно следить за тем, чтобы работники местных органов власти не чинили препятствий созданию новых кооперати­вов. Более того, государство должно сознатель­но идти на поиск потенциальных конкурентов для уже существующих кооперативов, оказывая этим конкурентам финансовую помощь.

Что же касается цен, то государство имеет все основания устанавливать их верхние пределы там, где не созданы условия реальной конкурен­ции производителей и, следовательно, потребите­ли находятся по отношению к ним не в равных условиях. Это относится и к ценам кооперативов, и к ценам госпредприятий.

Основания для такого государственного кон­троля цен вытекают из принципа гарантии жиз­ненного уровня трудящихся со стороны государ­ства. Соответствующие органы обязаны скрупу­лезно сопоставлять денежные возможности са­мых различных слоев населения с уровнем цен. Причем участвовать в этой работе должны и пред­ставители общественности. Такие сопоставления могли бы беспристрастно выявлять действитель­ные возможности повышения жизненного уровня

114

при данной экономической ситуации, и, в случае неконтролируемого роста цен, превышающего определенный уровень, на основе таких сопостав­лений могло бы производиться всеобщее повыше­ние заработной платы.

Если же подобные меры не будут предприни­маться, то повышение пен неизбежно будет ве­сти к росту социальной напряженности. Приме­ров тому в ряде социалистических стран вполне достаточно.

Поскольку трудящиеся не могут оказать влия­ние на динамику цен на рынке, им, чтобы защи­тить свой жизненный уровень, приходится апелли­ровать к администрации предприятий с требова­ниями повысить заработную плату. Но предприя­тия не могут повышать заработную плату только потому, что где-то выросли цены,— ведь их соб­ственные доходы при этом отнюдь не обязатель­но увеличились. Таким образом, возникают усло­вия для конфликтов, в которых обе стороны по-своему правы. Такие ситуации, где конфликтую­щие стороны имеют экономические обоснования для своих прямо противоположных позиций, не­избежно вырастают в борьбу сторон, в которой побеждает сильнейший. Сила отдельного работ­ника невелика, но, объединившись с другими, он превращается в серьезную социальную силу.

Но против кого, по существу, направляется эта сила? Опять-таки против своего собственного об­щего интереса. В результате митингов, демонст­раций, забастовок рабочие все-таки могут до­биться своего — повышения заработной платы, но для всего общественного производства такие достижения оборачиваются подлинным парали­чей. Логика жизни довольно проста: если госу­дарство не заботится о жизненном уровне членов

115

общества, они сами начинают заботит'-ься о нем. Но при этом они невольно должны сттановиться поборниками своих частных интересоо»в, что рас­калывает общество и создает обстано*овку соци­альной нестабильности и тупика в рі азвитии. А если государство прибегает к силе, все г= лишь воз­вращается на круги своя.

И если государство действительно хзжелает из­бежать такого социального омута, он-но должно рассматривать поддержание и повыш ;:ение жиз­ненного уровня населения в качестве с - воей прак­тической задачи. Суммируя, повторимся, что в его руках при этом два основных рычага : контроль за ценами там, где нет подлинной конкуренции производителей, и всеобщее повышенно заработ­ной платы при неконтролируемом ростхге цен.

Конечно, бегло рассмотренная намяяи пробле­
ма — лишь одна из подстерегающих н аше обще­
ство в ближайшем будущем. Может б • ыть, она и
не заслуживает такого внимания. ИЕВо с ее по­
мощью мы хотели показать, как, с наевшей точки
зрения, будут (и должны) меняться ф»-ункции го­
сударства на новом этапе развития ссхэциализма.
Ряд других подобных проблем будет {^рассмотрен
ниже. Здесь же хочется еще раз огл::януться на
пирамиду из самых различных зкономі-^іческих ин­
тересов социалистического общества. жЛ оглянув­
шись, напомнить, что пирамида эта живая, и

потому пробовать ее на излом, как и • 'безучастно наблюдать за подобным,— безнравственно.

Удовлетворение потребностей в зеркале статистики

Человеческий род в опасности!

Мы привыкли считать: главное, что нуж­но человеку для жизни,— это еда, одежда, жи­лье. Но сегодня уже стало очевидным и то, что не менее важным для него является наличие нор­мальной среды обитания — чистого воздуха, чи­стой воды, мягкого солнечного света. Тот факт, что человек как сложнейшее биологическое суще­ство может жить в достаточно узких диапазонах температуры, давления, влажности, радиации и десятков других компонентов, ныне приобрел практическое значение. Причем стоит нарушить лишь один из этих компонентов, и наличие всех остальных перестает играть какую-либо роль.

Столетиями казалось, что основные условия существования человека остаются достаточно стабильными, а его хозяйственная деятельность не может оказать на них пагубного влияния в глобальном масштабе. Правда, было известно, как Мессопотамия из плодороднейшей равнины превратилась в безжизненную пустыню. Были и другие настораживающие примеры. Но их мас­штабы выглядели настолько ничтожными в сра­внении с жизненным пространством человека, что не оставляли места слишком мрачным прог­нозам.

К тому же не убеждались ли многократнр лю­ди в способности природы к самовосстановлению после нанесенного ей вреда? Отсюда следовало, что неразумно, конечно, разрушать природу, но счастье, мол, в том, что всей человеческой глупо-

117

сти не хватит на то, чтобы нанести ей непоправи­мый ущерб.

Правда, нам объясняли, что не все так гладко. И причиной тому — мир господства наживы, в котором никто не считается с интересами других и потому не жалеет бедную природу. Совсем ина-че-де обстоит дело при социализме, где общество планомерно развивает свои производительные силы и все заранее предусматривает, исключая сколько-нибудь серьезный вред для окружающей среды. К тому же, где вы видели еще такую бо­гатую природу и столько простора, как в нашей стране? Стало быть, главная задача состоит в том, чтобы не ждать милостей от природы, а «все богатства взять из-под земли».

В соответствии с этим у нас долгое время во­обще не признавалась проблема охраны природы или в лучшем случае она отождествлялась с про­блемой рационального использования природ­ных ресурсов. Другими словами, вредным для природы признавалось лишь то, что вредно для экономики. Затем об охране природы заговорили более внятно, но тут же начали забрасывать нас сведениями о миллиардах затраченных на это рублей, что должно было свидетельствовать не о каких-либо серьезных проблемах, а о нашей крайней предусмотрительности. Поэтому очень интересной могла показаться дискуссия о том, выгодно ли охранять природу или невыгодно, окупаются эти затраты или нет.

Впрочем, большинство населения эти мудрст­вования не трогали. Оно, как водится, толком цичего не знало, а лишь чувствовало, что ды­шать стаяовится все труднее, и видело, что здо­ровых людей почти не осталось (остались только так называемые практически здоровые). Лишь

118

гласность пролила свет на масштабы наших де­яний. Правда, официальная статистика с трудом усваіщает ее уроки. Все, чем она нас может «по­баловать»,— это данные об общем объеме вред­ных выбросов в атмосферу и сбросе неочищен­ных вод.

Согласно этим данным в 1988 г. промышлен­ностью в атмосферу было выброшено 62 млн. т вредных веществ. Значит, за год на каждого жи­теля страны их пришлось около 220 кг. Хотя на Украине этот показатель равен общесоюзно­му, он почти в 8 раз больше, чем в Таджикиста­не и Эстонии, Украина находится на 13 месте в ряду всех союзных республик. Если же посчитать количество промышленных вредных выбросов в атмосферу, приходящихся на единицу террито­рии, то окажется, что наихудшей обстановка яв­ляется именно на Украине — около 19 т на 1 км2. Это в 7 раз больше среднего показателя по стра­не и в 20 раз больше, чем в Киргизии.

Насколько же серьезным является атмосфер­ное загрязнение? Об этом статистика умалчива­ет. На деле же оказывается, что промышленные выбросы составляют меньше половины атмосфер­ного загрязнения. Еще больше загрязняют воз­дух автомобили. Далее, постоянный характер выбросов приводит к накоплению вредных ве­ществ в атмосфере, о чем статистика также све­дений не дает. Так, в 102 городах СССР, где про­живает 50 млн. человек, концентрация вредных веществ в воздухе превышает допустимые нормы нередко в 10 раз и более1.

Именно эта информация, рассеивающая стати­стический туман, наиболее пригодна для точной характеристики состояния воздушной среды. Раз­ве не очевидно, что десятки миллионов людей,

119

испытывающих десятикратную перегрузку защи­тных систем своих организмов, ведут заведомо неравную борьбу за свое здоровье? Поэтому вряд ли большим утешением служат данные ста­тистики о том, что общая масса вредных выбро­сов в атмосферу в 1988 г. была на 10 % меньше, чем в 1984 г.

А как обстоит дело с другим важнейшим ре­сурсом человеческой жизни — водой? В 1988 г. после промышленного использования было сбро­шено в водоемы 12,2 км3 воды, считающейся нор­мативно очищенной. Но чего стоят эти нормати­вы, можно видеть из следующих данных: при современных методах очистки в воде остается 60 % азота, 70 % фосфора, 80 % калия, почти все минеральные соли, в том числе и соли вы­сокотоксичных металлов 2. Вообще неочищенны­ми остаются 28,4 км3 воды, то есть 70 % всех сбросов. Из этого можно заключить, что в целом с очисткой воды дело обстоит еще хуже, чем с очисткой воздуха. Однако нас оставляют в неве­дении, насколько серьезным является нынешний уровень загрязнения воды, как изменяется кон­центрация вредных веществ в неочищенных сбро­сах, какова она в водоемах.

Например, как оценить тот факт, что на долю Украины, территория которой составляет 2,7 %, территории страны, приходится 8,6 % всех отрав­ленных сбросовых вод страны.

«Мутную воду» статистики просветляют та­кие данные: в реках Западной Сибири концен­трация нефтепродуктов выше допустимой нормы в 20 раз; концентрация фенола в Каспийском море — в 9 раз, а в Балтийском — в 4 раза3. Во­да становится не только непригодной для питья, но и опасной для купания. Так, в Азовском море

т

в некоторых местах бактериальное загрязнение превышает нормативные показатели в 100 и да­же в 1000 раз4.

Если не предпринимать никаких мер, то наши водоемы все более будут приближаться к такому состоянию, когда в них, как и в первобытном океане, смогут жить лишь низшие организмы, а любые высокоразвитые формы жизни, в том чи­сле и существование самого человека, станут не­возможными.

Состояние воздуха и воды теснейшим образом связано с тем, как человек использует почву и леса. Сплошная (но плановая!) вырубка лесов не только ведет к ухудшению газового состава ат­мосферы, но и формирует континентальный тип климата с резкими перепадами температуры и тенденцией к засухам, а также ведет к пониже­нию уровня подпочвенных вод. После этого уже вряд ли поможет посадка новых лесонасажде­ний, поскольку, во-первых, при продуктовой ори­ентации эта задача никогда не относилась к раз­ряду особо важных (темпы лесовосстановления, к примеру, на Украине в 10 раз меньше, чем в Западной Европе), а во-вторых, три четверти ле­сопосадок в первый же год гибнут (в том числе и вследствие нехватки подпочвенной влаги). И не потому ли на Украине прирост древесины на одном гектаре леса в полтора раза меньше, чем ее заготовка? Не отсюда ли исчезновение в рес­публике только за послевоенный период 9000 средних и малых рек? 6

Леса называют легкими планеты. На фоне про­мышленной экспансии человека уменьшение лес­ных массивов сравнимо с последовательной ре­зекцией легкого по мере распространения мета­стазов злокачественной опухоли. Во всяком слу-

121

чае, финал видится один и тот же. Разве не об этом свидетельствует тот факт, что в Донецкой области — самой густонаселенной части Украи­ны — ежегодно из атмосферы выжигается в 9 раз больше кислорода, чем способны регенериро­вать все ее лесные массивы? 6

Варварское отношение к атмосфере, гидро­сфере и биосфере, в свою очередь, ухудшает ус­ловия сельскохозяйственного производства. Од­нако долгие годы у нас устраняли не причину, а следствие. Для этого все шире и шире становил­ся размах мелиоративных работ (и в первую оче­редь по созданию оросительных систем). А это приводило к вымыванию гумуса из почвы и сни­жению ее плодородия. Если сто лет назад содер­жание гумуса в чернрземах европейской части СССР было на уровне 10—14 %, то вследствие хищнического использования почвы ныне оно снизилось до 3—4 %7.

Но давайте задумаемся, что это означает. Ведь по сути подрывается основное условие су­ществования человека, которое не может быть восстановлено в короткие исторические сроки. Можно утверждать, что деградация почвы есть отражение деградации способа производства. А последняя всегда служила и служит сегодня сим­птомом гибели любой цивилизации. И не к та­кому ли результату ведет продуктовая ориента­ция экономики?

Именно такая ориентация требовала увеличе­ния сбора урожая любой ценой, а с этой целью было резко увеличено производство и использо­вание минеральных удобрений, которые должны были компенсировать снижение плодородия поч­вы. С 1960 г. по 1988 г. их производство увеличи­лось в 11 раз, тогда как промышленное производ-

122

ство возросло в 5,5 раза. Не случайно ли то, что чем больше становилось минеральных удобре­ний, тем хуже обстояло дело с развитием сель­ского хозяйства (за этот же период его валовая продукция увеличилась всего в 1,8 раза)?.- Един­ственное, что нам остается,— это гордиться пер­вым местом в мире по производству минеральных удобрений. И расплачиваться за него: обилие применяемых азотных удобрений приводит к на­коплению в нашей пище нитратов, а перебор с фосфатными удобрениями имеет своим следст­вием их смыв в водоемы, от чего гибнет вся жив­ность.

Предметом особой гордости химиков можно считать рост объема производства ядохимикатов, который опередил даже наращивание выпуска минеральных удобрений. Для иллюстрации по­следствий приведем следующее свидетельство из Краснодарского края: «Наш Красноармейский район — крупнейший в стране по рисовым посе­вам. Ежегодно на рисовые поля выливается и вы­сыпается огромное количество высокотоксичных ядохимикатов, от которых страдает все населе­ние района... Судите сами: за последние пять лет общая онкологическая заболеваемость в районе выросла на 27 %, заболеваемость раком легко­го— в 1,5 раза, желудка — в 1,3 раза... Высок удельный вес новорожденных с врожденной па­тологией— от 55,6 до 60 °/о»8. Нам только оста­ется присоединиться к призыву Ф. Т. Моргуна, прозвучавшему с трибуны XIX Всесоюзной парт­конференции: «Товарищи химики, притормозите в своей сегодняшней экспансии, отдохните сами, дайте подышать нормальным воздухом людям, очиститься от всякой дряни рекам и почвам...» 9.

Но призывы призывами, а факт остается фак-

123

том: сегодня есть все основания говорить о ком­плексном, охватывающем атмосферу, гидросфе­ру, почву и биосферу, уничтожении человеком среды своего собственного обитания. Не идет ли по существу речь о самоуничтожении человека? Раскалываемое ведомственными интересами об­щество оказывается неспособным остановить свое сползание в пропасть экологической катастрофы. Она не произойдет лишь в том случае, если мы научимся вовремя останавливать тех, кто в уго­ду своему сиюминутному процветанию губит всех нас, да в конце концов и самих себя. Но пока что общество напоминает алкоголика или обжору, которые знают, что вот-вот погибнут от своих па­губных страстей, но остановиться не могут. А раз­ве наша многолетняя пропаганда собственной не­погрешимости и «чувства глубокого удовлетво­рения» не есть тот же самый наркотический сон?.. И если это верно по отношению ко всему об­ществу, то стоит ли удивляться нравственной и физической деградации его отдельных членов! Не чувство ли социальной бесперспективности и личной обреченности толкало многих и многих на путь разврата, наркомании и алкоголизма? Ста­тистика только сейчас начала информировать нас о распространенности и динамике этих про­цессов. С 1955 г. по 1985 г. число больных с впер­вые в жизни зарегистрированными венерически­ми заболеваниями в расчете на 100 тыс. жителей увеличилось со 104 до 123 человек 10, что в целом составило около 340 тыс. человек. Число боль­ных, состоящих на учете с диагнозами алкоголиз­ма и наркомании, возросло (в расчете на 100 тыс. человек) с 390 в 1970 г. до 1620 человек в 1988 г. В абсолютном же измерении их числен­ность на начало 1989 г. составила 4,6 млн. чело-

век. К сожалению, отсутствуют данные за пред­шествующий период, хотя корни этих процессов уходят во времена застоя.

В 1980 г. по сравнению с 1960 г. продажа на душу населения различных спиртных напитков увеличилась в 2—5 раз, вплотную подведя весь народ к черте необратимой деградации. Следует отметить заслугу нового руководства партии и государства, враз посягнувшего на предрассудок об обогащении государства за счет спаивания на­рода (в одиннадцатой пятилетке выручка от про­дажи алкогольных напитков составила 169 млрд. руб.— в 2,5 раза больше, чем в восьмой пяти­летке ").

Более безобидным принято считать другой вид абстрагирования от окружающего неблагополу­чия — курение. Его распространенность достигла громадных размеров: согласно статистическим обследованиям в стране курят 70 млн. человек. Продажа сигарет и папирос на душу населения с 1960 г. по 1980 г. увеличилась с 1150 до 1600 штук. В 1988 г. она стала меньше— 1510 штук, но выручку государства можно назвать астроно­мической: 6,9 млрд. руб.

Противоестественность отношения людей к природе и своему здоровью не могла не дать со­ответствующих результатов. И в полном соответ­ствии с законами природы такая противоестест­венность карается смертью. В нашей стране за годы Советской власти были достигнуты громад­ные успехи в продлении человеческой жизни: ес­ли в 1926—1927 гг. средняя продолжительность жизни составляла 44,4 года, то в 1964—1965 гг.— уже 70,4 года. Однако затем продолжительность жизни не только не увеличилась, а даже сократи­лась— к 1984 г. до 67,7 года. Лишь меры по

124

125

Таблица 6

Таблица 7

Смертность в трудоспособном возрасте в СССР (на 100 тыс. человек)

	Всего слу­чаев	В том числе по причине:
Год		болезней системы кровообра­щения	злокачест­венных но­вообразо­ваний	несчастных случаев, отравлений и травм	болезней органов дыхания
		в процентах

1970 443 22,1 19,0 35,6 5,8

1980 553 29,1 19,3 31,6 6,3

1985 522 31,0 21,5 27,6 5,9

1988 450 31,8 24,7 26,2 4,7

борьбе с пьянством и алкоголизмом вновь не­сколько улучшили положение: в 1988 г. средняя продолжительность жизни составила 69,5 года, однако уровень 1964—1965 гг. так пока и не до­стигнут. В итоге СССР занимает по этому пока­зателю 32-е место в мире 12.

А приемлемо ли (как в экономическом, так и в общечеловеческом смысле) увеличение смерт­ности людей в трудоспособном возрасте? Табл. 6 свидетельствует (и обвиняет!): в расчете на 100 тыс. жителей с 1970 г. по 1980 г. она увеличи­лась на четверть. При этом увеличился удель­ный вес смертности в трудоспособном возрасте по причине сердечно-сосудистых и раковых забо­леваний.

Из табл. 7 следует, что заболеваемость раком не только постоянно растет, но растет все быст­рее. Число раковых больных составляет один процент населения. Но еще более тяжелым явля­ется положение на Украине, где уровень онколо­гической заболеваемости почти на треть выше среднего по стране. Причем ситуация катастро-

Динамики МбСкваемости злокачественными новообразованиями (на 100 тыс. жителей) *

Год	Число больных	Число заболевших	Прирост заболевших в среднем за год за предшествующий пе­риод
1970	605	174	- ___ -
1980	836	205	2,8
1985	946 1236	222 276	3,4
1988	1025 237 1352 299 — в СССР, в знаменателе — н		5,0 7,7
* В числителе			а Украине.

фически ухудшается: показатель числа вновь заболевших в республике в 1988 г. на 26 % выше общесоюзного. Более того, прирост заболевших на Украине в 1985—1988 гг. почти в 2 раза выше, чем по Союзу. Все это— расплата за преступные деяния человека в отношении природы и самого себя. И экологический кризис на Украине, став­ший явью с 26 апреля 1986 г., но заключающийся, как показано выше, отнюдь не в одном радиак-тивном загрязнении, с особой, жуткой силой под­тверждает наши выводы.

Если набатом звучат данные о росте смерт­ности в трудоспособном возрасте, то поистине клеймом на наше общественное развитие ложится

126

127

увеличение детской смертности: в 1980 г. по срав­нению с 1970 г. число детей (на 10 тыс. родив­шихся), умерших в возрасте до одного года, уве­личилось с 247 до 273 человек. Затем, правда, оно несколько уменьшилось — до 247 человек в 1988 г. В абсолютном же измерении число детей, умерших в возрасте до одного года, продолжало увеличиваться вплоть до самого последнего вре­мени (в 1970 г.— 103 тыс. человек, в 1987 г.— 142 тыс., в 1988 г.— 134 тыс. человек).

К этому следует добавить, что в 1986 г. по
сравнению с 1980 г. число мертворожденных уве­
личилось как в абсолютном (с 45 до 56 тыс. че-
1 и и относительном измерении, и ны-

• ні "ні сотый ребенок рождается їй тенденция наблюдается І Того, судя по относительно-м ртиорожденных, ситуа-н си п.шиш гне союзных рес-

И фишоры, ИЛИШОІЦИС на

д( и куці > мі ріши и, и,, и юхпогенные процессы в окружающей среде, » алкоголизм родителей, и уровень медицинского обслуживания населения, и отношение к беременным женщинам на произ­водстве, и многое другое. Но тесная связь эколо­гической обстановки с нормальным продлением человеческого рода налицо. Снижение в послед­ние годы относительного уровня детской смерт­ности доказывает способность общества ли­квидировать те или иные причины социальных бедствий. Вместе с тем рост абсолютных по­казателей детской смертности свидетельствует, сколь велики изъяны нашего развития и сколь мало общество на деле обеспокоено своим бу­дущим.

128

Мы хорошо помним, что голод и репрессии ста­линской эпохи унесли миллионы человеческих жизней. Но отдаем ли мы себе отчет, сколько их на счету у эпохи застоя? А ведь сокращение сред­ней продолжительности жизни, рост смертности в трудоспособном возрасте, увеличение детской смертности свидетельствуют о недожитых и непрожитых жизнях, о реальных жертвах застоя. Проведем простой расчет: увеличение с 1970 г. по 1980 г. смертности в трудоспособном возрасте с 443 до 553 человек из каждых 100 тыс. жителей означает, что в 1980 г. дополнительно умер в трудоспособном возрасте каждый тысячный жи­тель страны, то есть абсолютный прирост умер­ших равнялся 297 тыс. человек. Но это — лишь часть той цены, которая заплачена за застой. В 1980 г. по сравнению с 1970 г. дополнительно умерло 28 тыс. детей в возрасте до одного года. И это только за один год.

Таблица 8

129

Государственные капитальные вложения на мероприятия по охране природы и рациональному использованию природных ресурсов в СССР

	Расходы гоо бюджета всего млрд. руб.	Государственные капвложе­ния на охрану природы:
Год		(млрд. руб.)	в % к госбюд­жету
1971-1975 1976—1980 1981—1985 1986—1988	933 1301 1765 1307	7,29 10,82 11,12 8,40	0,78 0,83 0,63 0,64