« Э.Ноэль-Нойман ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ ...»

Источник: Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 2178, 2185.

Сначалая предположила, что сторонники ХДС/ХСС вели себя также, как в 1972 г., — молчали в условиях пуб­личности, не обнаруживая своих позиций до начала пред­выборной борьбы. Я знала, что руководители предвыбор­ных кампаний всех партий, в том числе и ХДС/ХСС, пы­тались объяснить своим сторонникам необходимость и важность обнародования их симпатий, но, как говорится, человек пуглив и осторожен... По тел ефопу я запросила из Алленсбаха данные о готовности респондентов к публич­ному признанию своих симпатий. Итог оказался загадоч­ным, он не соответствовал теории. В июле активность сто­ронников СПГупала по сравнению с мартом. На вопрос, что они сделали бы для своей партии, будь у них такая воз­можность, «ничего из предложенного»—так они ответили (в марте — 34%, в июле—43%), в то время как данные по сторонникам ХДС/ХСС практически не изменились за этот период (в марте ничего не собирались предпринимать 38% избирателей, в июне — 39%). «У бывающая» готов­ность обнародовать свои симпатии у сторонников ХДС/ХСС не могла объяснить изменившийся климат мнений (см.табл. 22).

Глазами телевидения

Вспомнив о двух источниках наблюдения за формирова­нием общественного мнения — непосредственном наблю­дении индивида за действительностью и наблюдении за окружающими с помощью средств массовой информа­ции, — я запросила в Алленсбахе данные о динамике изме­нений общественного мнения в зависимости оттого, мно­го или мало газет читают респонденты, как часто он и смот- ряттелевизионные передачи. Когда результаты оказались на моем рабочем столе в Тессине, все выглядело довольно просто, как в учебнике. Именно те, кто чаще наблюдал за действительностью «глазами телевидения», ощутили сме­ну климата мнений (см.табл. 23).

Неоднократные проверки подтвердили наши предпо­ложения, что телевидение, фильтруя действительность, изменило климат мнений в выборном 1976 г.2 Но вопрос о том, как создается впечатление об изменившемся климате мнений, по-прежнему остается практически мало иссле­дованной областью.

В СООТВЕТСТВИИ СО ВТОРЫМ ИСТОЧНИКОМ РАСПРОСТРАНЕНИЯ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ — ВПЕЧАТЛЕНИЯМИ ТЕЛЕЗРИТЕЛЯ — ПРИ РЕГУЛЯРНОМ ПРОСМОТРЕ ТЕЛЕПРОГРАММ КЛИМАТ МНЕНИЙ ДЛЯ ХДС/ХСС УХУДШИЛСЯ. ЛЮДИ, КОТОРЫЕ РЕДКО СМОТРЯТ ТЕЛЕПЕРЕДАЧИ, НЕ ЗАМЕЧАЮТ УХУДШЕНИЯ КЛИМАТАД ЛЯ ХДС/ХСС (ЗА ПЕРИОД ВЕСНА — ЛЕТО 1976 Г.), %

Вопрос: «Никто этого не может знать заранее, но кто, по Вашему мне­нию, победит на предстоящих выборах в бундестаг, кто наберет боль­ше голосов - ХДС/ХСС или СПГ/СвДП?»
	Люди, которые час­то смотрят полити­ческие передачи по телевидению		Люди, которые ре­дко или никогда не смотрят политиче­ские передачи по телевидению
Всего	март	июль	март	июль
ХДС/ХСС	47	34	36	38
СПГ/СвДП	32	42	24	25
Затрудняются ответить	21	24	30	37
	' 100	100	100	100
п =	175		178
Политы чески заинтересованные
ХДС/ХСС	49	35	26	44
СПГ/СвДП	32	41	26	17
Затрудняются ответить	19	24	48	49
	100	100	100	100
п =	144		23
Политически не заинтересованные
ХДС/ХСС	39	26	39	37
СПГ/СвДП	32	45	23	26
Затрудняются ответить	29	29	3S	37
	100	100	100	100
п =	31		95

Источник; Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 2178/2185..

Журналисты не манипулируют сознанием, они сами заблуждаются

Чтобы приблизиться к решению этой загадки, были про­анализированы опросы журналистов и видеозаписи пол­итических телепередач в выборном году. Если исходить из тезисов У. Липмана, тот факт, что активные телезрители заметили «убывающие» шансы ХДС/ХСС, совсем не удивляет. Журналисты действительно не видели шансов для победы ХДС/ХСС; в мире, который они отражали на основании своих убеждений, практически отсутствовала возможность победы ХДС/ХСС на выборах в бундестаг в 1976 г. В реальности оба политических лагеря были почти уравновешены в силах. В день выборов 3 октября 1976 г. ХДС/ХСС могла бы выиграть, если бы 350 тыс. из 38 млн. избирателей отдали свои голоса этой партии вме­сто СПГ и СвДП. При объективно правильной оценке об­стоятельств на вопрос: «Кто, по Вашему мнению, победит на выборах?» — журналисты, скорее всего, должны были бы ответить: «Пока что неясно». Но более 70% из них отве- тили, что победит коалиция СПГ/СвДП, и лишь 10% ожидали успеха ХДС/ХСС. Окружающее воспринима­лось ими совершенно иначе, и если прав Липман, то жур­налисты могли показать мир таким, каким его видели са­ми. Это означает, что население получило два различных взгляда на действительность — «собственные впечатления о ней и увиденное с помощью телевидения. Возник заво­раживающий феномен — двойной климат мнений» (см. табл. 24).

Почему население и журналисты представляли арену предвыборной борьбы столь по-разному? Избиратели ле­том 1976 г. считали более вероятной победу ХДС/ХСС, чем успех СПГ/СвДП.

Причина такого расхождения в оценках шансов на по­беду состоит в том, что журналисты значительно отлича­лись от населения в целом по своим партийным пристра­стиям, которые и определяли точку зрения, как это опи­сывал Липман. Приверженцы СПГ и СвДП находили больше признаков победы своих партий, сторонники ХДС/ХСС — своих. Такая расстановка сил справедлива для всех категорий избирателей в 1976 г.: и для населения, и для журналистов. Поскольку симпатии населения рас-

ЖУРНАЛИСТЫ ВИДЯТ

ПОЛИТИЧЕСКУЮ СИТУАЦИЮ ИНАЧЕ,

ЧЕМ НАСЕЛЕНИЕ. ПОВЛИЯЛО ЛИ ИХ СОБСТВЕННОЕ

ВОСПРИЯТИЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ

НА ЕЕ ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ

СРЕДСТВАМИ ТЕЛЕВИДЕНИЯ?, %

Вопрос:«Этого никто не может знать заранее, но кто, по Вашему мне- J нию, победит на предстоящих выборах в бундестаг, кто наберет боль­ше голосов — ХДС/ХСС или СПГ/СвДП?»
	июль 1976 г.
	Население старше 16 лет		Алленсбахский опрос журналистов
ХДС/ХСС	40		10
СПГ/СвДП	33		76
Затрудняются ответить	27		14
п =	100 1265		100 100
	август 1976 г. Население		июль 1976 г. Журналисты
Намерение голосовать за
ХДС/ХСС	49		21
СПГ	42	50	55	79
СвДП	8		24
Другие партии	1		X
п -	100 1590		100 87

Источник: Алленсбахский архив. Верхняя масть таблицы — опросы Ин­ститута демоскопии 2185, 2187. Параллельный опрос журналистов, проведенный совместно с Институтом публицистики Университета в Майнце, дал 73% ожидающих победу СПГ/СвДП, 15% — ХДС/ХСС, 12% затруднились ответить. База: 81 случай. Нижняя часть таблицы: опросы Института демоскопии 3032 и 2187. Пред­ставлены ответы респондентов с определенными партийными предпочтениями; х — менее 0,5%.

пределились поровну между ХДС/ХСС и СПГ/СвДП, а у журналистов они вылились в соотношение 1:3, то и те и другие, естественно, видели преимущества этих партий по-разному.

Расшифровка языка «экран-сигнал»

Так началось наше исследование неизведанной области — передачи зрителям журналистского восприятия действи­тельности через экран и звук. Мы внимательно изучили подходы к решению этой проблемы исследователями коммуникаций в Америке и Англии, Швеции, Франции, но не нашли там ответа. С этой же целью мы организовали семинар для студентов, профессоров и ассистентов, одно­временно проверяя самих себя. Мы просматривали теле­визионные записи (партийных съездов, интервью с пол­итиками) и, не обмениваясь информацией друг с другом, сразу же заполняли вопросники о том, какое впечатление на нас производили увиденные сцены, отдельные их уча­стники. Если наши мнения по дешифровке таких «визу­альных посланий» во многом совпадали, мы пытались выяснить, какие образы, знаки создали определенное впе­чатление. Наконец, пригласив известных исследователей средств массовой информации (Перси Танненбаума из Университета Беркли, Калифорния, Курта Ланга и Глэдис Энжел Ланг из Университета Стоуни Брук в Ныо-Йорке) в Институт публицистики Майнцского университета, мы показали им видеозаписи политических передач по теле­видению в 1976 г., попросив их прокомментировать уви­денное. П. Танненбаум предложил опросить операторов — какие средства визуального наблюдения они используют для достижения определенного эффекта, другими слова­ми: как они оценивают возможности воздействия различ­ной съемочной техники на создание впечатления? Эта ис­следовательская идея была осуществлена в 1979 г. Чуть больше половины опрошенных нами операторов (мы получили обратно 151 анкету, что соответствовало 51% откликнувшихся на наш вопрос) ответили следующим образом: 78% операторов считали «вполне возможным» и 22% «возможным», что «чисто оптическими средствами они могут добиться особо положительного или особо от­

рицательного впечатления о том или ином человеке». Как это достигается?

Одинаковые ответы были получены в одном случае: две трети операторов стали бы снимать политика, которо­го они высоко ценят, на уровне глаз (фронтальная съем­ка), потому что, по их мнению, это вызывает «симпатию» и создает впечатление «спокойствия», «непринужденно­сти». Однако никто не стал бы снимать его «со строго вер­тикальной позиции сверху» («перспектива птичьего поле­та») или «строго горизонтально снизу» («перспектива ля­гушки»), так как это вызовет скорее «антипатию», создаст впечатление «слабости», «пустоты».

После этого рабочая группа Института публицистики Майицского университета во главе с профессором Г.М. Кепплингером проанализировала отчеты двух теле­визионных программ АРД и ЦДФ о выборах — с 1 апреля по 3 октября 1976 г. О результатах этого исследования Г.М. Кепплингер доложил на Конгрессе политологов в Аугсбурге осенью 1979 г.3, который проходит ежегодно. «На экране Шмидт выглядел лучше, чем Коль» — так на­зывалось сообщение о докладе, опубликованное 1 ноября 1979 г. во Франкфурте>ррундшау. В нем, в частности, гово­рилось:

«Анализ сообщений по обеим телевизионным систе­мам... показал... что политики коалиции чаще появлялись на экране, чем лидеры оппозиции; использовался практи­чески одинаковый тип камеры при съемках всех полити­ков: в большинстве случаев — фронтальная съемка, иногда перспектива "лягушки" и "птичьего полета".

Иначе обстояло дело со съемками двух главных канди­датов — Гельмута Шмидта (СПГ) и Гельмута Коля (ХДС). Съемки производились каждый раз под новым ра­курсом. Так, Г. Шмидт был показан 31 раз в «перспективе лягушки» или в «перспективе птичьего полета», т.е. пока­зан камерой с нижней или верхней точки, Г. Коль — 55 раз.

Ученые Майнцского университета попытались выяс­нить, кто отвечает за выбор ракурса камеры. Проведенный Вилли Лодерхозе опрос операторов показал, что, по сло­вам почти каждого второго из них (46%), он сам выбирал ракурс показа, но 52% признались, что решали этот воп­рос совместно с ответственным за выпуск передачи жур­налистом»4.

Далее Франкфуртер рундшау сообщала своим читате­лям: «Исследовалось оптическое и акустическое изобра­жение реакций публики — жесты, аплодисменты, выкри­ки, другие спонтанные проявления внимания и интереса публики...»

АРД и ЦДФ в своих передачах гораздо чаще показыва­ли публику, отвергающую кандидата оппозиции, чем оп­понентов, т.е. тех, кто выступает против коалиции...

При экранной передаче реакции публики решающее значение имеет выбор соответствующего ракурса — своего рода «картинки», посредством которой можно усилить или ослабить впечатление (например, эффект аплодиру­ющей публики). Можно дать общий план публики, пока­зать какую-то ее часть, маленькие группы или отдельные лица. Чем больше людей на экране, тем сдержаннее пере­даваемое впечатление, чем меньше людей в «картинке», тем интенсивнее впечатление.

Майнцское расследование, согласно Кепплингеру, вы­явило, что оба телевизионных агентства чаще показывали аплодисменты публики за кандидата коалиции полуоб­щим и крупным планом, чем аплодисменты сторонников кандидата оппозиции.

В 1989 г. (10 лет спустя) исследование неизведанной области — передачи зрителям восприятия тележурнали­стов через изображение и звук — продолжалось, но уже в более спокойной обстановке: улеглось возмущение тем, что операторы и монтажеры стали объектом научного экс­перимента. Публикации результатов этих исследований не позволяют сомневаться в том, что операторская работа и монтаж отснятого материала влияют на представление зрителей о действительности; но они были изложены в де- кларативно-официальном тоне и не вызвали особых эмо­ций5.

Ни одни выборы в бундестаг не оказались столь скупы на результаты, как выборы 1976 г. Об эффективности средств массовой информации в воздействии на климат мнений вспоминают с горькими сетованиями лишь тог­да, когда любое, даже незначительное его изменение име­ет решающее значение для завоевания нескольких сотен тысяч голосов избирателей. Исход выборов в бундестаг 1980 г., когда развернулась борьба между кандидатами Гельмутом Шмидтом и Францем Йозефом Штраусом,

был предрешен с самого начала. Для коммуникационных исследований, пытающихся расшифровать воздействие изобразительного языка телевидения на зрителя, отсугст- вие общественного интереса к передачам оказалось благо­приятным. Одно из них было выполнено Михаэлем Ос- тертагом, посвятившим свой диплом6, а затем и диссерта­цию, успешно защищенную в Майнцском институте пуб­лицистики, изучению феномена влияния партийных симпатий журналистов на политиков, у которых они беруг телеинтервью, и впечатления, которое политики произво­дят на публику. Главное внимание при этом он сконцент­рировал на изобразительном языке ТВ. В эксперименте с 40 телеинтервью во время предвыборной кампании 1980 г., участниками которых были Г. Шмидт, Г. Коль, Ф.Й. Штраус и Ф. Геншер, Остертаг и его коллеги приглу­шали звук, желая избежать влияния аргументации высту­павших кандидатов, а также невербальных компонентов их речи (тональность, интонации, паузы). Для них важно было только видимое.

Чтобы зафиксировать «язык тела» — мимику, жесты, осанку — все то, что воздействует на человека на расстоя­нии, потребовались новая методика и инструментарий. В этом плане можно было опираться на разработки психо­логов (Филиппа Лерша7) 50-х годов, использовать замет­ки пантомима Сэми Мольхо8, работы Зигфрида Фрея и других исследователей4 70-80-х годов, а также результаты исследований американских ученых. Исходя из своих за­дач, Остертаг сравнил мимику и жестикуляцию четырех видных политиков в зависимости от того, журналист ка­кой политической ориентации их интервьюировал: близ­кой или противоположной им по своим взглядам и инте­ресам.

Оказалось, что типичная мимика и жестикуляция че­тырех крупнейших политиков оставались неизменными в основных чертах. Изменялась интенсивность проявления некоторых особенностей частного характера: ритмичное раскачивание из стороны в сторону во время произнесе­ния речи, отчетливый взгляд, устремленный на собесед­ника или куда-то в сторону, которые камера оператора фиксировала несколько дольше. Эти усиления, по всей ви­димости, были несимпатичны зрителям.

Остертаг выявил, что политик производит менее бла­гоприятное впечатление, когда беседует с журналистом иной политической ориентации. Все участвующие в этом эксперименте политики, независимо от того, о ком из чет­верых конкретно шла речь, у которых, по-видимому, сло­жились хорошие отношения с интервьюером-журнали­стом, производили более благоприятное впечатление, чем те, кто спорил с интервьюером10.

Напротив, на мнениях зрителей о журналистах не ска­зываются допущенные ими противоречия в интервью; противоречить и наступать входит в роль журналиста. Кроме того, политики, беседовавшие с журналистом од­ной политической ориентации11, в целом производили на зрителей более благоприятное впечатление, чем при ин­тервью журналисту из другого политического лагеря. Всем своим видом они подчеркивали свою отчужден­ность: оттопыренные локти, взгляд, избегающий собесед­ника, закинутая нога на ногу, как бы образовывавшая не­кий барьер перед ним...12 Таким образом, М. Остертагу удалось выявить некоторые моменты, влияющие на наше мнение о политике, которому мы внимаем с экрана теле­визора. Однако они не дали полной картины того, как кли­мат мнений передается через телевидение.

Примечания

1. См.: Noelle-Neumann Е. Das doppelte Meinungsklima. Der Ein- fluss des Fernsehens im Wahlkampf 1976 — Politische Vierteljahress- chrift, 18, 1977, № 2—3, S. 408—451; перепечатано в: Wahlentschei- dung in der Fernsehdemokratie. Freiburg—Wiirzburg, 1980, S. 1980, S. 77—115; Noelle-Neumann E. Kampf un die offentliehe Meinung. Eine vergleichende sozialpsychologische Analyse der Bundestag- wahlen 1972 und 1976. — In: J u s t D., R 6 h r i g P. (Hg.). Entscheidung ohne Klarheit: Anmerkungen und Materialien zur Bundestagswahl 1976 (Schriftenreihe der Bundeszentrale fur politische Bildung, B. 127). Bonn, 1977,S. 125—167; Кeppi i n ger H. M. Ausgewogen bis zurSelbstauf- gabe? Die Fernsehberichterstattung iiber die Bundestagswahl 1976 als Fallstudie eines kommunikationspolitischen Problems. — Media Perspek- tiven, 1979, Heft 11, S. 750-755; Kepplinger H. M. Optische Kom- mentierung in der Fernsehberichterstattung iiber der Bundestag- swahlkampf 1976. — In: E 1 1 w e i n T h. (Hg.). Politikfeld-Forschung, 1979. Opladen, 1980, S. 163-179.
2. См.: Noelle-Neumann E. Das doppelte Meinungsklima, S. 408— 451; S. 77—115; Noelle-Neumann E. Kampf un die offentliehe Meinung, S. 125-167.

3 См.: Kepplinger, Н. М. Ausgewogen bis zur Selbstaufgabe? Die Fern- sehberichterstattung iiber die Bundestagswahl 1976 als Fallstudie eines kommunikationspolitisehen Problems. — Media Perspektiven, 1979, Heft 11, S. 750-755; Kepplinger H. M. Optische Kommintierung.., S. 163—179.

4Mreschar R. I. Schmidt war besser im Bild als Kohl. Universitat ana- lysierte Kameraarbeit bei der TV-Berichterstattung vor der Bundestag­swahl 76. — Frankfurter Rundschau, 1979, № 255, 1. November 1979, S. 26.

5. См.: Kepplinger H. M. Darstellungseffekte. Experimentelle Unter- suchungen zur Wirkung von Pressefotos und Fernsehfilmen. Freiburg, Miinchen, 1987; Kepplinger H. M. Nonverbale Kommunikation: Darstellungseffekte. — Fischer Lexikon Publizistik — Massenkommuni- kation, hg. von Elisabeth Noelle-Neumann, Winfried Schulz, Jiirgen Wilke. Frankfurt/Main, 1989, S. 241-255.
6. См.: Ostertag M. Nonverbales Verhalten im Fernseheniterview. Ent- wicklung eines Instruments zur Erfassung und Bewertung nichtsprach- licher AuBerungen von Politikern und Journalisten. Magisterarbeit. Mainz, 1986.
7. См.: Lersch Ph. Gesicht und Seele. Grundlinien einer mimischen Di­agnostic Miinchen, Bazel, 1951.
8. См.: M о 1 с h о S. Korpersprache. Miinchen, 1983.
9. См.: F г e у S., H i r s b r u n n e r H. - P., P о о 1 J., D a w W. Das Berner System zur Untersuchung nonverbaler Interaktion. — In: W i n к 1 e r P. (Hr.). Methoden der Analyse von Face-to-Face-Situationen. Stuttgart, 1981.
10. См.: Ostertag M. Op. cit., S. 721.
11. Ibid., S. 121.
12. Ibid., S. 126.

Глава XXII

ДВОЙНОЙ КЛИМАТ МНЕНИЙ

Американский ученый-политолог Дэвид П. Конрадт в своей книге «Германия в опросах. Выборы 1976 года в бундестаг» (1978)1 заинтриговал американцев, интересу­ющихся политикой, своим сообщением: «Стратеги Союза (ХДС/ХСС. — Ред.)... пытались заставить работать спи­раль молчания в свою пользу в 1976 г. На гамбургском съезде ХДС в 1973 г. руководство партии ознакомили с фактами, подтверждающими ее действенность. В 1974 г. упрощенная версия спирали молчания была изложена партийным функционерам. И решение ХДС начать ос­новную фазу избирательной кампании в 1976 г. раньше СПГ основывалось на тезисах спирали молчания, кото­рые предписывали, в частности, необходимость укрепить свои позиции в обществе прежде, чем наберет полную си­лу избирательная кампания СПГ»2.

Борьба против спирали молчания

В действительности в 1976 г. дела обстояли иначе, чем в 1972 г., — спираль молчания не развивалась. Сторонники ХДС/ХСС публично высказывали свои убеждения, носи­ли значки, приклеивали партийную символику на стекла машин, они дискутировали всюду, где их только могли ус­лышать, агитировали за свои взгляды не меньше, чем сто­ронники СПГ. Через пять-шесть недель после выборов на вопрос, сторонники какой партии активнее участвовали в предвыборной кампании, 30% опрошенных ответили «ХДС/ХСС», 18% отдали предпочтение СПГ.

Столь очевидная публичная активность ХДС/ХСС го­ворила в пользу ее способности удержать неуверенных, мало интересующихся политикой избирателей от того, чтобы в заключительной фазе избирательной кампании они поддержали климат мнений, преобладавший в сред­ствах массовой информации. Вероятно, впервые в совре­менной предвыборной кампании сознательно была по­беждена спираль молчания. Несколько месяцев политиче­ские противники шли на равных в предвыборном марафо­не (см. рис. 22). Вечером 3 октября 1976 г., когда подсчи- тывались голоса, это соотношение еще сохранялось, и лишь затем выяснилось, что СПГ/СвДП финишировала в этой борьбе с небольшим отрывом. Нам потребовался некоторый дополнительный опыт, прежде чем мы могли сказать, выиграла ли бы ХДС/ХСС, если бы климат мне­ний в средствах массовой информации был в ее пользу. Двойной климат мнений — этот ослепительный феномен, действующий возбуждающе, как необычная погода, двой­ная радуга или северное сияние, — может возникнуть лишь в особых условиях, когда климат мнений населения и преобладающее мнение журналистов расходятся. В

1976 г. это произошло где-то в промежутке весна — лето и к осени разрешилось в двухступенчатом потоке коммуни­кации. «Двойной климат мнений» означает, что в зависи­мости от используемых средств массовой информации индивиды воспринимают различный климат мнений. Это наблюдение привело к разработке ценного научного инст­румента исследования. Если оценка климата мнений раз­личается по использованию средств массовой информа­ции, то стоит проверить гипотезу о том, что здесь мы стал­киваемся с эффектом средств массовой информации3.

Плюрализм невежества:

население разочаровывается в самом себе

Чем дольше мы занимались изучением эффекта средств массовой коммуникации, тем яснее становилось, на­сколько это трудная задача. Он достигается не как резуль­тат единичного побуждения, а, как правило, накапливается по поговорке «вода камень точит». Ведь сообщения средств массовой коммуникации постоянно передаются в разго­ворах между людьми, в результате чего уже через корот­кий промежуток времени не ощущается разница в их вос­приятии как на месте прямого приема сообщения, так и в отдалении от него. Люди не осознают данного эффекта, а, наоборот, как показал У. Липман, склонны неразрывно соединять собственные восприятия и восприятия «глаза­ми средств массовой коммуникации», как будто это их собственные мысли и впечатления. В большинстве случа­ев это процесс опосредованный: индивид «наблюдает гла­зами средств массовой коммуникации» и ориентирует та­ким образом свое поведение. Все эти обстоятельства тре­буют систематического изучения. И проводником на этом пути может послужить понятие, предложенное американ­скими социологами4, — pluralistic ignorance — население заблуждается относительно населения.

Требуют его осмысления и другие наши наблюдения, сделанные на ранних этапах исследований общественного мнения. Речь идет о неудачном тесте-картинке (см. рис. 20. — Ред.), где изображена группа сидящих за столом мужчин, причем один из них — на некотором расстоянии от остальных. Предлагая этот тест, мы хотели выяснить,

осознают ли люди связь между двумя переменными — «разделять мнение меньшинства» и «быть в изоляции», — т.е. осознается ли это настолько, что можно без труда мне­ние меньшинства приписать индивиду, явно изолирован­ному.

В качестве мнения меньшинства в тесте было исполь­зовано следующее суждение: «Член ГКП должен иметь право быть судьей». Ко времени тестирования, в апреле 1976 г., на этом праве настаивали 18% респондентов, 60% были «против». Лишь 2% опрошенных могли себе пред­ставить, что большинство населения выступает за то, что член ГКП может быть судьей, в то время как 80% полага­ли, что большинство «против». Но тест не получился. Изо­лированного человека на картинке практически равные группы респондентов назвали противником и сторонни­ком предложенного тестом мнения. Было ли это индика­тором двойного климата мнений? Может быть, одни при­писывают изолированному индивиду мнение, отвергае­мое большинством населения, а другие видели его «глаза­ми средств массовой коммуникации», т.е. наделяли мне­нием, которое в то время нередко подавалось средствами коммуникации как крайне консервативное, резко антили­беральное?

Примечания

1. См.: С о п г a d t D. P. The 1976 Campaign and Election: An Overview. — In: С e r n у К. 11. Germany at the Polls. The Bundestag Election of 1976. Washington, 197S, p. 29-56.
2. Ibid., p. 41 ff.
3. См.: Noelle-Neumann E. Das doppelte Meinungsklima. Der Ein- fluss des Fernsehens im Wahlkampf 1976. — Politische Vicrteljahresschrift, 18. Jg., 1977, Heft 2-3, S. 40S-451; перепечатано в: N о e I 1 e - Neumann E. Wahlentscheiung in der Fernsehdemokratie. Freiburg— Wurzburg, 1980, S. 77-115.
4. См.: M e r t о n R. K. Social Theory and Social Structure. Toward the Codification of Theory and Research. New York, 1949; Fields J. M., S с h u m a n H. Public Beliefs about the Beliefs of the Public. — Public Opinion Quarterly, 1976. vol. 40, p. 427-448; О'Gorman H., Garry S. L. Pluralistic Ignorance — A Replication and Extension. — Public Opi­nion Quarterly, 1976, vol. 40, p. 449-458.

Глава XXIII

ФУНКЦИЯ

ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ: ТОТ, КТО НЕ НАХОДИТ СВОЕГО МНЕНИЯ В МАССОВОЙ КОММУНИКАЦИИ, ТОТ БЕЗМОЛСТВУЕТ

Должна признать, что ученые — пугливые люди. Впервые получив результаты «железнодорожного» теста с вопросом о судье — члене ГКП, я не поверила своим глазам. Они полностью опровергали спираль молчания. Сторонники мнения большинства, зная, что за ними большинство, предпочли молчать. Более 50% представителей мнения меньшинства были готовы участвовать в дискуссии (см. табл. 25).

Крепкий орешек

Уже в самых ранних тестах спирали молчания, в 1972 г., обнаружилось, что существуют исключения из правила. Важная часть эмпирической проверки теории состоит в установлении ее границ — нахождении случаев, в которых теория не подтверждается. Первые результаты «железно­дорожного» теста показали, что меньшинство, выступав­шее в начале 70-х годов за. Франца Йозефа Штрауса, ока­залось более разговорчивым, чем подавляющее большин­ство противников Штрауса (см. табл. 26)1.

Именно тогда мы впервые столкнулись с крепким орешком — тем меньшинством, которое «подставляет лоб» всем угрозам изоляции и не исчезает под давлением спирали молчания. Крепкий орешек, в известном смысле

БОЛЬШИНСТВО, КОТОРОЕ ЗНАЕТ, ЧТО ОНО БОЛЬШИНСТВО, БЕЗМОЛВСТВУЕТ. МЕНЬШИНСТВО, КОТОРОЕ ЗНАЕТ, ЧТО ОНО МЕНЬШИНСТВО, ОЧЕНЬ РАЗГОВОРЧИВО. МОЖЕТ БЫТЬ, БОЛЬШИНСТВУ НЕДОСТАЕТ АРГУМЕНТОВ, ПОСКОЛЬКУ ОНИ РЕДКО ЗВУЧАТ В СРЕДСТВАХ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ?, %

	Большинство люди, которые «против» коммунистов в качестве судей, в купе поезда встречаются с человеком, который
	думает не так, как они, т.е. выступа­ют «за» судей-ком­мунистов	разделяет их мне­ние, т.е. выступает «против» судей- коммунистов
Во время поездки в поезде участвовать в разговоре о коммунистах-судьях
очень хотят	27	5
не хотят	57	67
не ответили	16	8 ;
п =	100 169	100 217 J
	Меньшинство ij люди, которые «за» коммунистов в | качестве судей, в купе поезда встречаются с человеком, который
	разделяет их мне­ние, т.е. гоже вы­ступает «за» судей- коммунистов	думает не так, как они, т.е. выступает «против» судей- коммунистов j
Во время поездки в поезде участвовать в разговоре о коммунистах-судьях
очень хотят	52	52
не хотят	40	42
не ответили	8	6
п =	100 48	100 54

Источник: Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 3028, апрель 1976 г.

СПИРАЛЬ МОЛЧАНИЯ ФОРМИРУЕТ КРЕПКИЙ ОРЕШЕК, КОТОРЫЙ НЕ БОИТСЯ ИЗОЛЯЦИИ ВСЛЕДСТВИЕ СВОИХ ВЫСКАЗЫВАНИЙ, %

Вопрос: «Предположим, Вам предстоит пять часов ехать в поезде и I кто-то во время беседы в Вашем купе выступает за то (в каждом вто- 1 ром интервью — против того), чтобы Франц Йозеф Штраус стал бо- 1 лее влиятельной политической фигурой. Вы бы охотно поддержали [ I беседу с таким человеком или не придали бы этому особого значе- | 1 НИЯ?» !
	1972 г. J
	Большинство противники Штрауса	Меньшинство | сторонники 1 Штрауса
Охотно побеседовал бы	35	49
Не придал бы этому значения	56	42
Не ответили	9	9
п =	100 1136	юо ! 536 >

Источник: Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 2087/1 + II, октябрь—ноябрь 1972 г.

родственный авангардистам, мирится с изоляцией. В от­личие от авангардистов он может повернуться спиной к общественности, полностью закрыть себя, как в капсуле, для незнакомых, отгородиться от мира, подобно секте, чьи помыслы обращены в прошлое или очень далекое бу­дущее. Другая возможность — крепкий орешек чувствует себя как авангард; и тех и других можно узнать по их го­товности поддержать разговор, высказать мнение. Креп­кий орешек рассчитывает на будущее и вдохновляется об­стоятельством, существование которого эмпирически подтвердил американский социальный психолог Гэри И. Шульман2: по мере роста рядов большинства его пред­ставители утрачивают со временем способность аргумен­тировать свои убеждения, не сталкиваясь с носителями иных взглядов. Полную растерянность проявили сторон­ники Шульмана, считавшие, что нужно чистить зубы еже­дневно, когда неожиданно столкнулись с противополож­ной точкой зрения.

Во всяком случае, сторонники Штрауса не отвернулись от общественности, не замкнулись, как в скорлупе, от ми­ра, превратившись в подобие секты, не отказались от на­дежды в ближайшем будущем обрести твердую почву под ногами. Они были крепким ядром, рассматривавшим се­бя как авангард, готовый всегда отстаивать свое мнение, несмотря на малую поддержку.

Если это не идет от средств массовой коммуникации, то не находятся нужные слова

В случае с тестом о судье — члене ГКП дело обстояло по- другому. Сторонники положительного решения этого вопроса не проявили должного единодушия, да и большая часть противников не дремала, подстегиваемая страхом перед экспансией коммунизма. Если многие респонденты предпочли молчать в «железнодорожном» тесте, не под­держав ни противников судьи-коммуниста, ни сторонни­ков, это должно иметь причину, которая пока неизвестна. Вероятно, им не хватило слов, потому что в средствах мас­совой информации, в частности на телевидении, позиция против судьи — члена ГКП едва ли была сформулирована.

Здесь появляется еще одна гипотеза о способах воздей­ствия средств массовой информации: о формулирующей функции средств массовой информации, предоставляю­щих людям слова, с помощью которых они могут защи­тить свою позицию. Ибо человек, не находя для описания своей позиции каких-то общепринятых формулировок, замыкается в молчании, остается «немым».

В 1898 г. Габриэль Тард написал эссе «Le public et la foule»3, заключительные строки из которого мы и проци­тируем здесь, завершая раздел об общественном мнении и воздействии на него средств массовой коммуникации. «Личная телеграмма главному редактору вызывает сенса­ционное сообщение, которое, распространившись в мгно­вение ока, взбудоражило население всех крупных городов континента; из этой рассеянной массы людей, весьма уда­ленных друг от друга и все же находящихся в близком кон­такте, вызванном осознанием одновременности и общно­сти реакций на сообщение, газета формирует гигантскую, абстрактную и суверенную массу, которую нарекают

"мнением". Тем самым газета завершает древнее дело, которое началось разговором, было продолжено перепи­ской, каждый раз застывая в состоянии слегка намечен­ных пунктиром очертаний — личные мнения превратить в локальные мнения, далее в национальные и в мировые, грандиозное создание единого общественного сознания, общественного духа... Возникает, таким образом, чудо­вищной мощи сила, которая может возрастать, потому что потребность быть вместе с общественностью, частью которой человек является, думать и действовать в соответ­ствии с общим мнением, становится тем сильнее и непре­одолимее, чем масштабнее эта общественность, чем мощ­нее принуждение со стороны общего мнения и чем чаще удовлетворяется эта потребность. Не следует удивляться терпимости наших современников по отношению к пото­ку мнений и не стоит сразу делать вывод, что люди стали слабее характером. Когда тополя и сосны ломает буря, то не потому, что они выросли слабыми, а потому, что буря сильнее их»4. Что сказал бы Тард во времена телевидения?

Примечания

1. См.: Noelle-Neumann Е. Die Schweigespirale. Uber die Entste- hung der offentlichen Meinung. — FousthoffE., H 6 r s t e 1 R. (Hg.). Standorte im Zeitstrom. Festschrift fur Arnold Gehlen zum 70. Geburtstag am 29. Januar 1974. Frankfurt/Main, 1974, S. 299-330; перепечатано в: Noelle-Neumann E. Offentlichkeit als Bedrohung. Beitriige zur empirischen Kommunikationsforschung (Alber-Broschur Kommunika­tion, Bd. 6). Freiburg— Miinchen, 1977, S. 169—203.
2. См.: S с h u I m a n G.I. The Popularity of Viewpoints and Resistance to Attitude Change. — Journalism Quarterly, 1968, vol. 45, p. 86-90.

3CM.:Tarde G. Le public et la foule. — Im Revue des Paris, 1898,vol.4.

4 Цит. no: Clark T. N. Gabriel Tarde on Communication and Social In­fluence. Selected Papers (ch. 17, «Opinion and Conversation»). Chicago, London, 1969. p. 318.

Глава XXIV

VOX POPULI - VOX DEI

«Элизабет, — скептически сообщила своим гостям моя подруга, — теперь ходит от дома к дому и спрашивает: "Вы согласны с Аденауэром или нет?"»

На эту вечеринку интеллектуалов в Мюнхене зимой 1951/52 г. я попала случайно. «Заходи», — пригласила подруга по телефону. Наше знакомство длилось со школь­ных лет. Когда мы виделись в последний раз? В 1943 или 1944 г. на Лимоненштрассе в Берлин-Далеме, в Ботаниче­ском саду, расположенном в юго-западной части города, откуда на город заходили бомбардировщики, направляв­шиеся с запада. Развалившийся дом, щели в стенах, пол­упустая комната — ни мебели, ни ковров, ни картин.

Исследование общественного мнения: чего оно стоит? Невозможно это объяснить кружку литераторов, худож­ников и ученых, даже если бы был не столь поздний час, даже если бы публика не оказалась навеселе в комнате, окутанной клубами сигаретного дыма, где трудно ды­шать...

Да, задавая именно этот вопрос: «Довольны ли Вы в це­лом политикой Аденауэра или нет?» — я столкнулась зи­мой 1951/52 г. с властью феномена, который постепенно научилась понимать как общественность и общественное мнение. Тогда, в Алленсбахе, я регулярно проверяла наши вопросники, прежде чем разослать их сотням интервьюе­ров по всей стране. В числе респондентов зачастую оказы­валась и молодая жена железнодорожного смотрителя; я уже знала ее ответ на повторяющиеся вопросы: примерно восемь раз она ответила, что не согласна с политикой Аде­науэра. Но чтобы зафиксировать устойчивость этого мне­

ния, нужно проверить все интервью, и я добросовестно, строго следуя правилам опроса, спросила в очередной раз: «Согласны ли Вы с Аденауэром... или нет?» «Согласна», — ответила моя респондентка. Я попыталась скрыть свое удивление: ведь интервьюер ничему не должен удивлять­ся. Позднее, спустя четыре недели, на моем письменном столе лежали результаты нового опроса: в течение месяца, с ноября по декабрь, число согласных с политикой Адена­уэра возросло по стране на 8%, достигнув 31%, хотя до­вольно продолжительное время этот показатель удержи­вался на уровне 24 или 23%. Впоследствии он все возра­стал и достиг 57% в 1953 г.1 — «а tidal volume and sweep», как выразился Росс2. Каким образом волна общественного давления в ФРГ настигла жену железнодорожного смотри­теля? И чего стоило такое мнение?

Не разум, а судьба

Vox populi — vox Dei? Если попытаться отыскать следы этого высказывания в прошлом, то они обнаруживаются уже в 1329 г. среди поговорок3. В 798 г. англосаксонский ученый Алкуин в письме Карлу Великому ссылается на это высказывание как на общеизвестный речевой оборот; в конце концов поиски привели нас в VIII в. до н.э. — к пророку Исайе, который говорит: «...vox populi de civitate vox de templo. Vox domini reddentis retributionem inimicis suis» («Вот, шум из города, голос из храма, голос Господа, воздающего возмездие врагам Своим»4).

И тысячелетиями слышится то презрение, то выраже­ние почитания в голосах тех, кто разгадывает эту формулу. В своей книге «Психология общественного мнения» (1949) Хофштеттер заявляет: «Голос народа — голос Бога — богохульство»5. Немецкий рейхсканцлер фон Бетман- Хольвег полагал, что правильнее было бы сказать так: «Vox populi — vox Rindvieh» («Голос народа — голос стада»), копируя своим высказыванием ученика Монтеня Пьера Шаррона, предложившего формулу: «Vox populi, vox stultorum» («Голос народа — голос тупости»). Источник, которым пользовался Шаррон, — эссе Монтеня о славе, где он говорит о неспособности толпы оценить великие достижения, великих людей, их характеры. «Не бессмыс­

ленно ли жизнь мудреца ставить в зависимость от суда глупцов и невежд? "Может ли быть что-нибудь более не­лепое, чем придавать значение совокупности тех, кого презираешь каждого в отдельности?" (Цицерон. Туск., V, 36). Кто стремится угодить им, тот никогда ничего не достигнет... Никакая изворотливость, никакая гибкость ума не могли бы направить наши шаги, вздумай мы сле­довать за столь беспорядочным и бестолковым вожатым; среди всей этой сумятицы слухов, болтовни и легковес­ных суждений, которые сбивают нас с толку, невозможно избрать себе мало-мальски правильный путь. Не будем же ставить себе такой переменчивой и неустойчивой цели; давайте неуклонно идти за разумом, и пусть общественное одобрение, если ему будет угодно, последует за нами на этом пути»6.

В том же духе высказался в 798 г. упоминавшийся выше Алкуин, обращаясь к Карлу Вел и кому: «Не следует слу­шать тех, кто привык говорить, что голос народа — это глас Божий. Ведь рев толпы граничит с сумасшествием»7.

Таково мнение тех, кто на протяжении многих столе­тий переводил «vox Dei» как «голос разума» и кто напрасно искал в общественном мнении, в «голосе народа» голос ра­зума.

Существует и совершенно иная оценка. «Вот, шум из города, голос из храма, голос Господа, воздающего воз­мездие врагам Своим», — говорил пророк Исайя. Около 700 г. до н.э. Гесиод в поэме «Труды и дни» охарактеризо­вал общественное мнение — естественно, не в этой терми­нологии более позднего времени — как некую моральную инстанцию, как социальный контроль и как судьбу. «Дей­ствуя, избегай грязной молвы. Грязная молва пагубна: легко и без твоей помощи настигает тебя, а снести ее боль­но и трудно смыть с себя. Дурная молва никогда не прохо­дит бесследно, ибо люди разносят ее. Поэтому иногда ее называют "Божий суд"»8.

Почтительно относился к мнению римский философ Сенека, считавший, что «голос народа священен» (Controversae, 1. 1. 10). Спустя почти полтора тысячеле­тия Сенека вторит Макиавелли: «Не без причины голос народа называют голосом Бога, ибо una opinione таким чудесным образом предсказывает универсальные собы-

тия, что можно предположить скрытую силу предсказа­ния добра и зла»9.

Не разум отличает общественное мнение, но, наоборот, именно присущий последнему иррациональный эле­мент — элемент будущего, судьбы. «Quale fama, о voce, о opinione fa, che il popolo comincia a favorire un cittadino?» («Какая репутация, какой голос, какое движение мнений вызывает поворот народа к одному гражданину?»)10 Эту цитату Макиавелли приводит в своей работе Лотар Бухер «О словах политического искусства» (1887), попутно за­мечая при этом, что «первопроходец Макиавелли» был близок к тому, чтобы найти выражение «общественное мнение»11.

Свою интерпретацию: «Голос народа — голос судь­бы» — предложил Карл Штейнбух, сопоставив по итогам года результаты проводимого Алленсбахом опроса: «Вы встречаете будущий год с надеждами или опасениями?» — с экономическим индексом следующего года — развити­ем валового национального продукта. Не рост или сниже­ние надежд в конце года коррелирует с подъемом или спа­дом в экономике, а рост или снижение надежд до начала года коррелирует с последующим экономическим разви­тием (см. рис. 23).

Промежуточное положение между двумя полюсами мнений — «Голос народа, голос стада» и «Глас народа священен» — занимал Гегель, считавший, что обще­ственное мнение заслуживает как уважительного, так и презрительного отношения, в зависимости от конкретно­го восприятия и выражения, от формирующего базиса, который, будучи не всегда ясным, высвечивает конкрет­ное. Поскольку общественное мнение не содержит кри­териев для различения и не может возвысить субстанци­альную сторону до определенного знания в себе, то неза­висимость от него является первым формальным усло­вием для достижения великого и разумного (как в дей­ствительности, так и в науке). В свою очередь можно быть уверенным, что это великое и разумное в этой же последовательности воспримет общественное мнение, признает его и сделает одним из своих предрассудков. При этом Гегель дополнительно разъясняет, что по­скольку в общественном мнении сосуществует как все фальшивое, так и все настоящее, то отыскать в нем на­стоящее — великое дело. Кто говорит и поступает, как того требует время, тот великий человек. Он делает то, что является сутыо времени, он осуществляет эту сущ­ность, а кто не умеет презреть общественное мнение, ко­торое он слышит постоянно, тот никогда не станет вели­ким12.

В конце XVIII столетия выражение «общественное мнение» становится популярным в Германии благодаря «Разговорам с глазу на глаз» Виланда, в частности 9-му -- «Об общественном мнении» (1798), где два собеседника ведут между собой такой диалог:

Эгберт: Всякое проявление разума имеет силу закона, и для этого ему не нужно стать сначала обществен­ным мнением.

Синибальд: Скажите лучше, должно бы иметь силу за­кона и, несомненно, приобретет такую силу, как только заявит о себе как о мнении большинства.

Эгберт: Это обнаружит себя в XIX веке13.

Лотар Бухср, который спустя почти 100 лет цитирует Виланда в своем сочинении, заключает: «Синибальд и Эг­берт адресовали свою беседу о взаимозависимости разума

и общественного мнения XIX в.; предоставим же XX в. за­вершить их размышления»14. А мы в свою очередь не пе­редадим ли это XXI в.?

Определения, которые могут стать основой эмпирических исследований общественного мнения

Если задуматься над тем, сколько сил и времени было за­трачено на определение общественного мнения, то следует все же объяснить, почему в данной книге предложен такой скудный выбор дефиниций. Избыток последних, «дебри» из более чем 50 определений, приведенных Г. Чайлдзом, эта мешанина описаний, свойств, функций, форм, процессов возникновения, способов воздействия, смыс­лов — побудили меня «поискам нового экономного опре­деления, которое, однако, позволило бы осуществлять эм­пирическую проверку в отличие от обескураживающего арсенала определений Чайлдза. Требовалось операцио­нальное определение, с помощью которого можно плани­ровать исследования и из которого можно выводить эм­пирически проверяемые положения. Такой цели соответ­ствовало, на наш взгляд, следующее определение: обще­ственное мнение — это мнения, способы поведения, кото­рые нужно выражать или обнаруживать публично, чтобы не оказаться в изоляции; в противоречивых, меняющихся обстоятельствах, или в возникших зонах напряжения можно выразить свою позицию, не опасаясь изоляции. Оно поддается проверке методами представительных опросов и наблюдений. Все ли заповеди, нравы, традиции поколеблены в наше время настолько, что в этом смысле уже не существует общественного мнения, что можно все говорить или делать, не опасаясь изоляции? Мы обсужда­ли этот вопрос на одном из майнцских семинаров. Кто-то из участников семинара в качестве иллюстрации привел такой пример; стоит только прийти в красном костюме на похороны, и тебе тут же дадут понять, что общественное мнение на этот счет существует и сегодня. Демоскогпическое интервью позволяет описывать способы поведения или мнения респондентов и выяснять, какие черты, мане­ры и т.п. у другого Человека раздражают настолько, что с

ним не захотят жить в одном доме, встречаться на вече­ринке, работать рядом. Известно немало способов поведе­ния и мнений, которые вызывают изоляцию, что и обна­руживает демоскопический тест.

Существует и второе определение, с которым можно работать эмпирически и из которого выводятся эмпири­чески проверяемые положения: «Общественное мнение — это согласие между представителями одной человеческой общности по вопросу, имеющему важное эмоциональное или ценностное значение, которое должны уважать и индивид и правительство под угрозой быть отвергнутым или свергнутым — по крайней мере в виде компромисса в пуб­личном поведении». В этом втором определении больше подчеркивается коррелят страха перед изоляцией — обще­ственное согласие.

Оба определения содержат положения о значимости ситуаций, когда говорят или отмалчиваются, о сигналь­ном языке человека, который требует систематической расшифровки (мы это делаем интуитивно); о наблюдательной способности человека — этом квазистатическом органе, который обычно бывает «усыплен» в периоды стабилизации и становится весьма бдительным в неста­бильные, меняющиеся времена; об остроте угрозы изо­ляции, усиливающейся с опасностью этих перемен, в ус­ловиях которых общество должно укрепить себя. Многие определения касаются других особенностей обществен­ного мнения: воздействия средств массовой коммуника­ции, которые обеспечивают публичность и облекают ар­гументы в слова или, наоборот, отказывают им в чекан­ных формулировках, лишая тем самым возможности распространения и внесения темы в «повестку дня»; двух источников общественного мнения, обусловливающих появление «двойного климата мнений». На основании всех этих дефиниций разрабатывается иструментарий, в частности демоскопические вопросы для измерения изоляции или аффективной напряженности в обществе, одобрения или неодобрения кого-то или чьей-то пози­ции, сигналов к публичной защите своих убеждений или, наоборот, отмалчиванию, оценки показателей поляриза­ции мнений.

«Новое платье» короля! Обусловленность общественного мнения местом и временем

Когда многочисленные определения общественного мне­ния завели в тупик, что стало очевидным в первой полови­не XX в., все громче стали раздаваться голоса о том, что понятие устарело и от него следует отказаться. Однако ни­чего подобного не произошло, и, несмотря на всю свою расплывчатость, понятие употреблялось даже чаще, как с удивлением отмечал У.Ф. Дэвисон в своей статье об обще­ственном мнении, написанной специально для «Между­народной энциклопедии социальных наук» (1968).

Вступительную лекцию в Майнцском университете в декабре 1965 г. «Общественное мнение и социальный кон­троль» (это название неожиданно осенило меня в одно из летних воскресений 1964 г. в Берлине) я начала так: «По­нятие "общественное мнение" таинственным образом со­хранило свою силу, при том что судьба литературных и научных заметок, авторы которых отважились обратиться к этому понятию, однозначно свелась к тому, чтобы раз­очаровывать читателя или слушателя. Они неубедитель­ны, когда доказывают, что "общественное мнение" не су­ществует, что речь идет о фикции. "Это понятие неистре­бимо", — жалуется Довифат...

Что же означает это упорство, с которым цепляются за данное понятие, и это ощущение разочарования, когда разбираешься в его определениях? Это означает, что поня­тие "общественное мнение" соответствует некоторой дей­ствительности и что определения понятия еще не затрону­ли эту действительность»15.

Казалось бы, эта фраза «соответствует некоторой дей­ствительности» — ничего не дает; необходимо определить действительность. Потом вдруг мы неожиданно обнару­живаем в языке следы этой действительности — всего лишь простые слова, не имеющие смысла, — до тех пор пока мы, не идеализируя себя, начинаем осознавать, что наша социальная кожа чувствительна. «Потерять лицо»... Где можно потерять лицо, опростоволоситься, восприни­мать что-то как досадное, унижать кого-то, клеймить, как не в обществе? Не столкнувшись лицом к лицу с этой дей­ствительностью, как мы сможем понять, что имел в виду Макс Фриш, заявивший в речи по случаю открытия Фран­

кфуртской книжной ярмарки: «Публичность — это одино- чество на виду»16? Здесь — индивид, там — многие под ма- ской анонимности вершат свой суд над ним — так описал этот феномен Руссо, назвав его общественным мнением.

Мы должны уловить эту действительность обществен­ного мнения — феномен, специфичный по времени и ме­сту. Иначе каждый может возомнить, что не молчал бы, как все, когда король явил себя народу в своем «новом платье». Такова суть сказки Андерсена об общественном мнении, обусловленном конкретным местом. Случись увидеть эту сцену чужаку — он не смог бы удержаться от изумления.

Что касается времени: как последующее поколение, мы несправедливо будем осуждать людей средневековья, невежественно и варварски судивших о причинах болез­ней. Слова и дела прошлого мы будем расценивать с пози­ции нашего времени и окажемся невеждами, не ведающи­ми об устремлениях духа времени. Представитель мини­стра культуры в Швеции по делам прессы сказал: «Мы хо­тим, чтобы школьное обучение выглядело как ухоженный зеленый газон. Нам не нравится, когда отдельные цветы нарушают общую картину, — все должно быть ровно под­стрижено»17. В подобных ситуациях дух времени, по сло- вам Липпмана, уплотнен в формулу, а формулы, по его мнению, со временем распадаются и становятся непонят­ны потомкам. Вероятно, и эта сентенция о подстрижен­ном газоне когда-нибудь будет звучать непонятно.

Обострить чувство времени — достойная цель, наряду с постижением общественного мнения. Что означает «быть современником», что понимать под «своевремен­ным», почему Гегель особо подчеркнул временной эле­мент: «Кто говорит и поступает, как того требует время, — тот великий человек»? О необходимости идти в ногу со временем пишет и Тухольски: «Ничего нет труднее и ни­что не требует больше характера, чем быть в явном проти­воречии со своим временем и громко сказать "нет"»18. Джонатан Свифт откровенно высмеивал подобный взгляд еще в октябре 1706 г.: «Рассуждая о прошедших событи­ях — войне, интригах, — мы остаемся равнодушными к этому. Нам все это безразлично до такой степени, что мы удивляемся, как это люди могуг столь усердно предавать­ся вещам преходящим; если же мы думаем о настоящем,

то обнаруживаем то же отношение, но вовсе не удивляемся этому»19. А вот другое его высказывание: «Проповеди не слушают, пока не придет время, дающее ход и направле­ние нашим мыслям, которые прежде старшие тщетно пы­тались вложить в наши головы».

Когда в октябре 1979 г. случайная, казалось бы, фраза лауреата Нобелевской премии Матери Терезы мгновенно облетела весь мир, я спросила себя, не становится ли наше время более восприимчивым и уважительным по отноше­нию к чуткой социальной природе человека. Вот эта фраза: «Худшая болезнь не проказа и не туберкулез, а чувство, что тебя никто не уважает, не любит, что ты одинок». Может быть, пройдет совсем немного времени и станет непонят­но, почему столь обычная фраза заслужила такого внима­ния?

Общественное мнение — наша социальная кожа

Быть презираемым, отвергнутым — это тема прокажен­ного. Отвергнуть человека можно разными способами: физически, духовно, индивидуально и даже социально. В процессе постижения общественного мнения понятнее становится социальная природа бытия человека. Тому, кто боится социальной изоляции, мы не будем постоянно предъявлять требования противиться всякому конфор­мизму, следовать за толпой. Может быть, больше понима­ния вызовут вопросы социального психолога Марии Яго­ды20: насколько независимым должен быть индивид? На­сколько независимым мы действительно хотели бы ви­деть человека в обществе? Пренебрегать ли ему суждени­ем других, принесет ли абсолютная независимость инди­вида благо обществу? Это нормально в принципе или сле­дует предположить умственную болезнь, когда человек аб­солютно независим? М. Ягода считает, что независимое, нонконформное поведение можно признать гражданской добррдетелью лишь в том случае, когда индивид обнару­живает также и способность к конформизму. Нельзя обви­нять общество в нетерпимости, отсутствии либерализма, если оно защищает общие убеждения, угрожая изоляцией по отношению к индивиду с отклоняющимся поведением.

Оба эти аспекта имеются в виду, когда мы говорим, что общественное мнение и есть наша социальная кожа. С од­ной стороны, наше общество сохраняет его единство — по­тому что общественное мнение, как кожа, обволакивает эту целостность. С другой стороны, отдельный индивид, страдающий от общественного мнения, ощущает его своей социальной кожей. Как метко заметил Жан-Жак Руссо, общественное мнение — это враг индивида, но за­щита общества.

Примечания

1. См.: Neumann Е. Р., N о е 11 е Е. Umfragen iiber Adenauer. Ein Port- rat in Zahlen. Allensbach—Bonn, 1961, S. 44 f.
2. См.: Ross E. A. Social Control. Cleveland and London, 1969.
3. См.: Boas G. Vox Populi. Essays in the History of an Idea. Baltimore,
1969. p. 21; Ci a 1 1 а с h e r S. A. Vox populi — vox Dei. — Phiological Quarterly, vol. XXIV, January 1945, p. 12-19.
4. Ис., 66:6.
5. H о f s t a t t e r P. R. Die Psychologie der offentlichen Meinung. Wien, 1949, S. 96.
6. M о н т e н ь. Опыты. M., 1991, c. 260.

Цит. no: Boas G. Vox Populi. Essays in the History of an Idea, p. 9.

8 H e s i о d. Samtliche Werke. Deutsch von Thassilо von Schelier. Wien, 1936, S. 736 ff.

Цит. по: В u с h e r L. Uber politische Kunstausdriicke. — Deutsche Revue, XII, 1887, S. 77.

10. Ibidem.
11. Ibidem.
12. См.: Hegel G. W. F. Werke in zwanzig Banden. B. 7. Frankfurt/M.,
1970. S. 485 f., §318.
13. В u с h e r L. Op. cit., S. 76.
14. Ibid., S. 80.
15. No el le E. Offentliche Meinung und Soziale Kontrolle. — Recht unci Staat, H. 329. Tubingen, 1966, S. 3.
16. F r i s с h M. Offentlichkeit als Partner. Frankfurt/Main, 1976, S. 56; см.

также S. 63, 67.

11 Die Welt, № 239, 12. Oktober 1979, S. 6.

I8Tucholsky K. Schnipsel. Hg. von Mary Gerold-Tucholsky, Fritz J.

Raddatz. Reinbek, 197.5, S. 67. 14 S w i f t J. Thoughts on Various Subjects. — In: Prose Works, vol. 1. A Tale ofaTub. Oxford, [965,p. 241.

20 См.: J a h о d a M. Conformity and Independence. A Psychological Ana­lysis. — Human Relations, 12, 1959, p. 99-120.

Глава XXV

НОВЫЕ ОТКРЫТИЯ

Знал ли Эразм Роттердамский Макиавелли? В предметно- именном указателе первого издания «Спирали молчания» (1980) имя Эразма не встречается. Но весной 1989 г., го­товясь к лекциям в Чикаго, я начала расследовать этот вопрос, как детектив.

Горизонт времени тянется в прошлое

В двух словах этого не объяснишь. Говорят, что ученому, чтобы добыть новое знание, помимо заслуг требуется еще и удача. Удача сопугствовала мне в первые годы работы над теорией общественного мнения. На мое счастье, я на­шла точное — сродни ботаническому — описание спирали молчания у Токвиля и у Тенниса1. Удачей было и то, что Курт Ройманн, работавший тогда научным сотрудником в Алленсбахе, принес мне малоизвестную в кругу специа­листов 28-ю главу «On other relations» («О других отноше­ниях») из второй книги Джона Локка «Опыт о человече­ском разуме» с описанием закона мнения, репутации, мо­ды. Но нельзя постоянно уповать на удачу. Необходимо было систематизировать поиск важных текстов.

В Институте публицистики Майнцского университета под моим руководством разрабатывался вопросник, кото­рый был ориентирован на работу не с людьми, а с книга­ми. Студенты использовали его в семинарских занятиях, чтобы установить, упомянуто ли в той или иной книге об­щественное мнение — дословно или через синонимиче­ский ряд, в какой связи, со ссылкой на наших авторов и

т.п. — всего 21 вопрос. С его помощью впоследствии было изучено 250 авторов — мы искали любое упоминание об общественном мнении2. Так, например, после выхода в свет книги «Спираль молчания» с подзаголовком «Обще­ственное мнение — наша социальная кожа» (1980) мы уз­нали, что Эрнст Юнгер еще в 1951 г., задолго до нашей публикации, писал об общественном мнении как о «коже времени»3, что Макс Фриш на открытии книжной ярмар­ки <;о Франкфурте в 1958 г. сказал: «Публичность — это одиночество на виду»4. Эти слова послужили ключом к по­ниманию страха перед изоляцией, который может овла­деть индивидом на людях. Спустя годы, когда Михаэль Халлеманн, изучавший чувства досады и сожаления у че­ловека, доказал, что эти ощущения усиливаются по мере роста публичности, я снова вспомнила Макса Фриша и подумала, что поэты своими образами предвосхищают научные открытия.

Вернемся, однако, к Эразму. В летний семестр 1988 г. Урсула Кирмайер обработала с помощью вопросника об­щественного мнения три текста Эразма Роттердамского, в том числе и его «Воспитаниехристианского государя», на­писанное в 1516 г., как пособие для 17-летнего Карла Бур­гундского, будущего императора Карла V.

При чтении ответов на вопросник, подготовленный Урсулой Кирмайер, мне бросилось в глаза сходство с со­чинениями Макиавелли. С помощью этого же вопросни­ка тексты Макиавелли проанализировал в своей диплом­ной работе Вернер Эккерт5. Оба — и Макиавелли, и Эразм Роттердамский — поучали своих высокопоставленных ад­ресатов, что они не смогут управлять народом вопреки об­щественному мнению. Когда я писала в «Спирали молча­ния», что шекспировский герой — король Генрих IV — знал, что с общественным мнением шутить нельзя: «Мне­ние мне помогало на пути к короне»6, — я подумала, что здесь не обошлось без влияния Макиавелли. И не ошиб­лась в своих предположениях. Эразм писал, что власть регента опирается прежде всего на «consensus populi». Со­гласие народа делает короля. «Поверь мне: кто лишился благосклонности народа, тот потерял важного соратни­ка»7. Меня поразил тот факт, что тексты Макиавелли и Эразма были похожи до мелочей. Даже опасности, ко­торые угрожали регенту, перечислялись в той жепосле-

довательности: сначала называлась ненависть подданных, а затем презрение.

Оба мыслителя подчеркивали, что для правителя прежде всего важно казаться великим и добродетельным. Однако в одном пункте они все же отличались. Макиавел­ли считал, что будущему государю нет необходимости об­ладать этими доблестями — достаточно впечатления, что он их имеет. Эразм, убежденный христианин, придержи­вался обратного мнения. Если даже государь обладает все­ми этими добродетелями, не запятнан никакими пре­ступлениями, одного этого недостаточно — эти качества он должен явить подчиненным8.

Были ли лично знакомы Макиавелли и Эразм или они знали друг друга только по рукописям? Я установила, что они родились почти одновременно: Эразм — в Роттердаме в 1466 или 1469 г., Макиавелли — в 1469 г. неподалеку от Флоренции. Но жизненные обстоятельства складывались для них по-разному. Эразм всю жизнь страдал из-за не­благородного — по понятиям его времени — происхожде­ния: он был сыном священника и дочери врача. Рано ли­шившись родителей, он поступает в монастырь и еще в молодости делает карьеру, пройдя путь от секретаря епи­скопа до ученого Сорбонны. Но ни в одном университете Эразм не мог получить докторской степени из-за своего происхождения. Наконец ему удается защитить диссерта­цию в Университете Турина в Северной Италии.

Любой ученый, занимавшийся проблемой угрозы для индивида со стороны общественного мнения, испытал в своей жизни социальную изоляцию. Возможно, лишь та­кие переживания и делают давление общественного мне­ния осознаваемым. «Король гуманистов», Эразм, для ко­торого вся Европа была домом, имел большой опыт в уме­нии переносить изоляцию. Его даже как-то обвинили в од­ном памфлете, что он якобы homo pro se, человек самодо­статочный, который не нуждается в других.

Макиавелли, достигнув высокого чина члена городско­го совета во Флоренции, был низвергнут на самое дно, подвергнут пыткам по обвинению в измене и затем сослан в свое нищее поместье под Флоренцией.

Какой же текст более ранний — «Государь» Макиавелли или «Воспитание христианского государя» Эразма? Сочи­нение Макиавелли было написано в 1513—1514 гг., а на­

печатано в 1532 г. Эразм, написавший свое пособие для будущего государя в 1516 г., опубликовал его сразу после передачи Карлу Бургундскому.

Загадка неожиданно разрешилась: оба автора — Маки­авелли и Эразм — имели один источник — текст аристоте­левской «Политики»9. Вероятно, Макиавелли и Эразм не встречались друг с другом лично. По крайней мере таков был вывод небольшого авторского коллектива, подметив­шего,— и небезосновательно — близость текстов Эразма и Макиавелли10. В своих поисках я была похожа на путеше­ственника, который в отдаленных местах неожиданно об­наруживает следы недавнего пребывания людей.

И я уже не была столь удивлена, обнаружив в сочине­нии «Поликратик» (1159) английского схоласта Йоханне- са фон Солсбери дважды употребленное им латинское вы­ражение «publica opinio» и «opinio publica». Во всяком слу­чае, английский издатель, готовя тексты к публикации в 1927 г., с восхищением подчеркнул, что употребление этого выражения в рукописи XII столетия весьма приме­чательно11. Трудно было не восхититься этим: Й. фон Со­лсбери, представитель раннего гуманизма, читал класси­ков античности и от них воспринял идею о власти «opinio publica». Следовательно, наша тема — общественное мне­ние — прослеживается в западном мышлении с возникно­вением письменности.

Правители знакомы с общественным мнением

В Библии, в Ветхом Завете, само понятие «общественное мнение» не встречается, но интуитивно суть этого фено­мена понимали уже тогда. По свидетельству Библии, царь Давид обладал врожденным умением обращаться с обще­ственным мнением: «разодрав одежды свои, и рыдал, и плакал, и постился до вечера» в знак траура по убитому могущественному сопернику, хотя есть достаточно осно­ваний подозревать его самого в организации или одобре­нии этого убийства. Все это символические действия, ко­торые лучше всяких слов завоевывают общественное мне­ние.

Величественный спектакль «с восклицаниями и труб­ными звуками», сопровождаемый игрой на «цитрах, тим­

панах, систрах и кимвалах», разыгранный Давидом при переносе в Иерусалим древней святыни (Ковчега Заве­та. — Ред.), не имевшей доселе определенного местопре­бывания, чтобы выделить совместный сакральный центр обоих управляемых им государств Израиля и Иудеи не что иное, как мастерски организованный акт объедине­ния. Роль, которую играл сам Давид, участвуя в шумной процессии: «скачущий и пляшущий пред Господом», оде­тый лишь «в льняный ефод» (верхнюю одежду первосвя­щенника, состоящую из двух кусков материи, соединен­ных на плечах. — Ред.), — недвусмысленно показывает, насколько он был свободен в обращении с общественным мнением, выходя за рамки пышного ритуала. Жена Дави­да, царская дочь Мелхола, выйдя встречать мужа, язви­тельно заметила: «Как отличился сегодня царь Израилев, обнажившись... пред глазами рабынь рабов своих, как об­нажается какой-нибудь пустой человек!»12 И царь Давид ответил дочери Саула: «И я еще больше уничижусь, и сде­лаюсь еще ничтожнее в глазах моих, и перед служанками, о которых ты говоришь, я буду славен». Конечно, другими стилистическими средствами, но весьма сходными по своей сути пользуется политический лидер нашего време­ни, принимающий «душ в окружении людей».

Ответ царя Давида своей жене недвусмысленно гово­рит о том, что он знал, что делал и чего хотел. Историю двух посланников Давида в Аммон со свидетельствами его горя по поводу смерти царя аммонитов прежние интерп­ретаторы не связывали с общественным мнением, хотя в ней речь шла именно об умении обращаться с ним. Новый царь аммонитов Аннон рассердился, заподозрив обоих послов в шпионаже, «взял слуг Давидовых и обрил каждо­му из них половину бороды, и обрезал одежды их наполо­вину, до чресл, и отпустил их». В Библии говорится далее: «Когда донесли об этом Давиду, то он послал к ним на­встречу, так как они были очень обесчещены. И велел царь сказать им: оставайтесь в Иерихоне, пока отрастут бороды ваши, и тогда возвратитесь»13. Давид прекрасно понимал, каковы были бы последствия, если бы его послы верну­лись домой с позором, отверженными, сопровождаемые насмешками и презрением толпы. Он знал также, что эти последствия коснулись бы не только его послов, но и ска­зались бы на престиже царя, который их снарядил14.

Эрих Ламп, проанализировав проявления публично­сти и общественного мнения в Ветхом Завете15, справед­ливо отметил, что в литературе на эту тему не найти ни единого высказывания относительно значения некоторых событий, описанных в Библии. Конечно, если разработан­ная теория общественного мнения вообще приносит ка- кую-то пользу, то последняя должна заключаться в том, чтобы в новом свете видеть и лучше понимать проявления общес?венного мнения. Так, царь Давид намного уверен­нее обращается с общественным мнением, чем его пред* шественник царь Саул или его последователь царь Соло­мон, не говоря уже о столь неудачливом наследнике по­следнего Ровоаме. Может быть, стоит изучать опыт преус­певших государственных деятелей и политиков с точки зрения достоверности и надежности их суждений об обще­ственном мнении?

В этом плане интересно мнение об Александре Вели­ком уже упоминавшегося выше английского схоласта Й. фон Солсбери, для которого не было более убедитель­ного свидетельства того, что Александр действительно ве­ликий государственный деятель, чем поведение самого полководца в тот момент, когда военный суд вынес свой вердикт не в его пользу. Александр поблагодарил судей за то, что вера в справедливость была для них важнее, чем власть царя16. Самым же великим среди всех языческих римских цезарей Солсбери считал Траяна, руководству­ясь в своей оценке тем же понятием «opinio publica», кото­рое он хорошо усвоил: когда Траяна упрекали за его бли­зость к народу, он обычно отвечал, что хотел бы быть та­ким царем для частных лиц, о каком он мечтал, когда сам являлся частным лицом17. Очевидно, в отношении обще­ственного мнения к великим правителям смешиваются два противоположных элемента: харизма и в то же время доступность, близость.

Зви Яветц в своей работе о Юлии Цезаре и обществен­ном мнении обращает внимание на то, как свободно чув­ствовал себя Юлий Цезарь в общении с широкими народ­ными массами и как он раздражался, общаясь с сенатора­ми. Современные исторические исследования, считает Яветц, пренебрегают значением слова existimatio, которое словари переводят как «репутация», «оценка». Данное по­нятие, согласно Яветцу, употребляли уже римляне, когда

речь шла о том, что сейчас называют общественным мне­нием18. Existimatio предполагает также некую статистиче­скую оценку, отдаленно связанную с идеей квазистати­стического смысла в теории спирали молчания.