Н.В. ИВАНОВ
АКТУАЛЬНОЕ ЧЛЕНЕНИЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ В ТЕКСТОВОМ ДИСКУРСЕ И В ЯЗЫКЕ
/«ИЗДАТЕЛЬСТВО»/
УДК
ББК
С
Рецензенты: доктор филологических наук, профессор М.М. Маковский,
доктор филологических наук, профессор Е.В. Сидоров
доктор филологических наук, профессор О.А. Сапрыкина
Иванов Н.В.
| С | Актуальное членение предложения в текстовом дискурсе и в языке (по материалам сопоставительного изучения португальских и русских текстов). Монография. – М.: ЗАО «Издательство», 2010 г. – |
Монография посвящена анализу и описанию феномена актуального членения предложения как текстовой и как языковой реальности. Автор развивает оригинальную дискурсивно-логическую трактовку природы и сущности актуального членения. В работе предлагаются новые логико-смысловые критерии анализа высказывания в плане внешнего контекстного отношения в рамках СФЕ и в плане внутренней взаимосвязи с синтаксисом предложения. Экспрессивная сила высказывания раскрывается градуально через категорию смысловой предельности. Сила утверждения ремы относительно темы коррелирует с силой осмысления предметного означаемого. Подробно на примерах описывается комплекс языковых средств ремовыделения в португальском и русском языках.
ISBN © Н.В. Иванов
СОДЕРЖАНИЕ
| Предисловие. Актуальное членение предложения. Старое и новое. Проблемные аспекты теории | |
| Глава I. Динамика экспрессивности в структуре сверхфразового единства | |
| § 1. Текстообразующее влияние оценки в сверхфразовом единстве и в высказывании | |
| 1.1. Оценка как фактор экспрессивного усиления на сверхфразовом уровне | |
| 1.2. Влияние оценки в высказывании. Аспект актуального членения | |
| § 2. Актуальное членение как выражение логики перехода от одной мысли к другой внутри сверх-фразового единства | |
| 2.1. Внутреннее логическое отношение | |
| 2.2. Механизм ввода новой информации | |
| 2.3. Механизм сохранения и передачи старой информации | |
| § 3. Функциональная перспектива экспрессивных средств в сверхфразовом единстве | |
| 3.1. Экспрессивное средство: отношение к норме СФЕ и отношение к мотиву речи | |
| 3.2. Дискурсивное взаимодействие экспрессивных средств в СФЕ | |
| 3.2.1. Общие принципы взаимодействия экспрессивных средств в текстовом дискурсе | |
| 3.2.2. Элементарные формы взаимодействия экспрессивных средств в СФЕ. Фигуры экспрессии | |
| 3.2.2.1. Первая фигура. Прямое усиление аргумента (фигура прямой экспрессии) | |
| 3.2.2.2. Вторая фигура. Инвертированное усиление аргумента (фигура обратной экспрессии) | |
| 3.2.3. Сложные формы взаимодействия экспрессивных средств в СФЕ | |
| Глава II. Критерии рематизации высказывания с точки зрения структурных факторов языкового синтаксиса | |
| § 1. Понятие содержательного объема и механизмы топикализации в высказывании | |
| § 2. Топикализация как критерий определения глубинной структуры высказывания | |
| § 3. Динамика факторов топикализации в высказывании | |
| § 4. Предложение и высказывание: логика структурных корреляций | |
| Глава III. Механизмы экспрессивного выдвижения ремы в португальском и русском языках | |
| § 1. Экстенсиональный и интенсиональный аспекты содержания в сверхфразовом единстве и в высказывании | |
| § 2. Семантика интенсификации в лексическом знаке и в высказывании | |
| § 3. Структура предикативного значения | |
| § 4. Экспрессивное выдвижение предикатива. Понятие смысловой предельности | |
| § 5. Экспрессивные маркеры предикатива в португальском и русском языках | |
| 5.1. Знаменательные маркеры | |
| 5.1.1. Оценочные предикаты | |
| 5.1.1.1. Существительные с аффективной окраской | |
| 5.1.1.2. Прилагательные с аффективной окраской | |
| 5.1.1.3. Наречия с аффективной окраской | |
| 5.1.1.4. Семантика и категории глагола в механизмах ремовыделения | |
| 5.1.2. Аузентивы | |
| 5.1.3. Абсолютивы | |
| 5.2. Служебные маркеры как средство ремовыделения | |
| 5.2.1. Кванторы | |
| 5.2.2. Внешние операторы | |
| 5.3. Эмфаза – высшая по силе степень ремовыделения | |
| Заключение. | |
| а) Актуальное членение как экспрессивный феномен. Факторы системного описания | |
| б) Экспрессивная парадигма языка. Пространство описания | |
| Послесловие. На пути к семиотическим интерпретациям феномена актуального членения. | |
| § 1. Актуальное членение в контексте проблематики семиогенеза | |
| § 2. Актуальное членение в контексте семиозиса | |
| Список литературы |
ВВЕДЕНИЕ: АКТУАЛЬНОЕ ЧЛЕНЕНИЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ: СТАРОЕ И НОВОЕ. ПРОБЛЕМНЫЕ АСПЕКТЫ ТЕОРИИ
Прошло более ста лет, с тех пор как в поле зрения теоретической лингвистики вошел феномен актуального членения предложения, – срок более чем достаточный, чтобы попытаться понять и вполне осмыслить место и масштаб этого явления в языке. Вместе с тем, несмотря на обилие работ по этой теме, в феномене актуального членения все еще остается много непонятого, неразгаданного для науки – не только в том, что касается аспектов структурного анализа, но и в плане онтологии. Не удается определить природу актуального членения, соотнести его по принципу родства или аналогии с другими явлениями в контексте языка, культуры, коммуникации. Без ответа остаются многие принципиальные вопросы. Насколько универсален феномен актуального членения? Принадлежит ли языкознанию монополия (или, по крайней мере, первенство) в его изучении? В каких языковых формах (и только ли в языковых) этот феномен себя раскрывает? Считать актуальное членение чисто речевым явлением или, все-таки, относить его к структурной стороне языка, т.е. ставить в один ряд с другими грамматическими языковыми явлениями? Вопросов, которые ждут своего решения, накопилось много. Каждый из них связывает нас с определенным уровнем онтологии актуального членения.
Актуальное членение предложения – феномен множественной, многоаспектной природы, сущность которого не поддается прямому научному определению. В истории его лингвистического изучения насчитывается, по меньшей мере, четыре онтологических парадигмы: 1) генетическая, 2) структурно-синтаксическая, 3) функционально-смысловая (на ком-муникативных и когнитивных основаниях), 4) семиотическая. Дадим краткую характеристику каждой из названных парадигм.
Генетическая парадигма представлена трудами немецких младограмматиков (Г. Габеленц, Г. Пауль и др.), которые первыми в феномене фразового ударения, которое до того рассматривалось как явление во многом случайное и не имеющее самостоятельных структурных признаков, увидели характерный способ членения предложения, обусловливающий внутреннее распределение синтаксических функций, синтаксический порядок слов в предложении. Новый феномен, в котором видели «психологическое (логическое) соотношение частей предложения» [Пауль 1960: 338], идеальным образом подходил под исходные методологические установки младограмматиков, в основе которых лежали критерии психологизма и историзма. В психологическом плане, в новом виде членения видели выражение смысловой направленности предложения согласно порядку развертывания стоящей за предложением мысли. При этом само «психологическое» отношение частей предложения друг к другу трактовалось младограмматиками как дополнительный и вторичный структурный фактор, подлежащий нейтрализации (или компенсации) со стороны синтаксических механизмов предложения. С другой стороны, было обращено внимание на генетическую связь синтаксического членения с психологическим. В психологическом членении усматривался своеобразный рудимент психологического опыта сознания. Структуру деятельности сознания выражает синтаксис предложения. Психологическое членение – это уходящие в прошлое психологические «привычки» сознания, действующие скорее на подсознательном уровне, но, тем не менее, оказывающие влияние на структурную специфику языкового синтаксиса, на принципы его выразительной речевой реализации. В синтаксисе, в синтаксических структурах видели «застывшие» психологические модели. Постулировалась историческая производность синтаксического членения от психологического. При этом данная производность рассматривалась младограмматиками в контексте общей производности грамматических категорий от психологических в языке. На всех уровнях «первоначальная гармония между психологической и грамматической категорией с течением времени нарушается, а затем стремится к восстановлению» [Пауль 1960: 498]. В целом, генетическая проблематика доминировала в научных построениях младограмматиков, касающихся как собственно грамматических категорий, так и аспектов членения предложения.
Структурно-синтаксическая парадигма свое законченное выражение получает позже (через 40-50 лет после работ младограмматиков) в трудах В. Матезиуса. В. Матезиус дает новое имя исследуемому феномену – «актуальное членение предложения», которое сохраняется за ним до сих пор. Мы во всех частях работы, а также применительно ко всем историческим периодам изучения рассматриваемого феномена, используем термин В. Матезиуса.
Прежде всего, В. Матезиус уходит от каких-либо генетических импликаций, уделяя основное внимание структурному анализу и трактуя актуальное членение исключительно с функциональных позиций, как речевой феномен. Заметим, что истоки структурной парадигмы можно найти в работах некоторых авторов, писавших задолго до Матезиуса. Мы имеем в виду работы французских грамматистов логического направления XVIII вв.: Ц. Дюмарсэ, Н. Бозе, Ш. Бато и др. Предыстория лингвистического изучения феномена актуального членения подробно рассматривается в работах В.П. Даниленко [см. Даниленко 1990]. В дальнейшем, через 100 лет, результаты их научного поиска подытожил А. Вейль. Отличие той трактовки феномена актуального членения, которую предложил В. Матезиус, от предшествовавших ей трактовок, в частности, тех, которые мы встречаем у французских грамматистов XVIII вв., состоит в том, что В. Матезиус расширяет в целом постановку вопроса об актуальном членении, требуя «противопоставления» [Матезиус 1967а: 239] актуального членения формальному (синтаксическому). Дело в том, что предшественники В. Матезиуса (сторонники рациональной грамматики) выделяли феномен актуального членения, главным образом, в тех случаях, где наблюдалась синтаксическая аномалия – то или иное отклонение от привычного синтаксического порядка слов. Последнее называлось «фигуративным», «ораторским» или «искусственным» порядком слов, который на этих основаниях противопоставлялся обычному («естественному») синтаксическому словопорядку. Между двумя способами словопорядка постулировалось дизъюнктивное отношение, т.е. порядок слов мог быть либо обычным синтаксическим, либо «ораторским». Соответственно, говорящий, выбирая способ расположения синтаксических элементов, мог руководствоваться либо решением синтаксической задачи, либо решением задачи «ораторской». Онтологический приоритет, по взглядам рационалистов, был на стороне синтаксического словопорядка. Актуальное членение было выражением того или иного модуса синтаксического словопорядка.
В теории В. Матезиуса мы видим универсализацию фено-мена актуального членения. Два аспекта членения противопоставляются друг другу и разграничиваются на функциональных основаниях. Отношение актуального членения и синтаксического словопорядка рассматривается как паритетное, эквиполентное: оба суть необходимые аспекты членения высказывания. Два способа членения связаны диалектически, между ними нет «конкуренции». Природа высказывания такова, что оно должно быть и тем, и другим одновременно; «…отношение между актуальным и формальным членением предложения — одно из самых характернейших явлений в каждом языке» [Матезиус 1967а: 240]. Речь, таким образом, может идти либо о совпадении, либо о несовпадении двух принципов членения. При этом онтологический приоритет уже отдается актуальному членению. Основная функция порядка слов, по Матезиусу, – выражать способ актуального членения предложения [Матезиус 1967б: 249].
Общим недостатком структурно-синтаксической парадигмы в подходе к объяснению природы актуального членения предложения можно считать неразличение двух типов линейности: а) внутри-пропозициональной и б) межпропозициональной. Преодолевая всякую одномерность в трактовке структурной организации предложения/высказывания, выступая за абсолютное разграничение двух аспектов членения, В. Матезиус, тем не менее, в анализе исследуемого феномена, все еще ограничивает себя масштабом отдельного предложения, жестко связывая функцию актуального членения с функцией порядка слов. Как и для его предшественников, основным для него остается вопрос о природе словопорядка. Какой из факторов в большей мере управляет порядком слов в предложении: фактор грамматического отношения или фактор актуального членения? В решении этого вопроса Матезиус проявляет себя уже не только как структуралист, но как «функционалист».
Труды В. Матезиуса можно понимать как вершину структурно-синтаксической парадигмы и, в то же время, как начало функционально-смысловой парадигмы в изучении фено-мена актуального членения предложения. В недрах Пражской линсгвистической школы рождается термин «функциональная перспектива предложения» (см.: [Firbas 1962]). Исследователи обращаются к смысловой природе актуального членения, видя в этом выражение экстралингвистической обусловленности предложения. В мотивационном плане актуальное членение связывается, главным образом, с двумя определяющими его функциональными факторами: коммуникативным и познавательным. С одной стороны, оно выражает коммуникативную направленность предложения. С другой стороны, оно выражает познавательную направленность предложения.
Надо сказать, что к гносеологической функциональной трактовке феномена актуального членения в свое время склонялись еще младограмматики. При этом сама познавательная смысловая направленность предложения/высказывания трактовалась ими, по большей части, упрощенно, по методу ассоциаций: как простая смена мыслительных представлений согласно порядку линейного развертывания мысли. В рассуждениях младограмматиков нетрудно разглядеть одно противоречие онтологического уровня, касающееся области деятельности сознания, т.е. мышления. Какой из аспектов членения репрезентирует эту деятельность? Следует ассоциировать мышление с синтаксисом или с аспектом психологического (логического) членения? Как показал последующий опыт, этот вопрос не имеет прямолинейного схоластического решения. Нельзя оградить один вид членения от другого, приписывая одному из них функцию сознания, а другому – функцию выразительного субстрата сознания. Кроме того, в рационально-логическую схему высказывания не вполне укладывается эмоциональная составляющая мышления. Дальнейшее развитие гносеологическая трактовка актуального членения получает в трудах тех исследователей, которые в разграничении двух планов членения высказывания искали ответ на вопрос о взаимоотношении мышления и языка ([см.: Панфилов: 1971]). Здесь актуальное членение предложение трактуется как «логико-смысловое членение».
Большое разнообразие трактовок мы видим в коммуникативном подходе к актуальному членению предложения. Первоначально актуальное членение практически отождествляется с коммуникативной функцией высказывания. Возникают другие термины, которые понимаются как синонимические термину «актуальный»: «коммуникативное (коммуникативно-смысловое) членение», «коммуникативная перспектива предложения», «коммуникативная организация высказывания». Казалось бы, не подлежит сомнению то, что именно коммуникативная обусловленность является смысловой основой и, более того, первопричиной актуального членения, которое является выражением коммуникативной смысловой направленности предложения. Однако очень скоро рождаются более широкие подходы, прежде всего, в понимании фактора коммуникативной обусловленности. Наблюдается диверсификация критериев коммуникативной обусловленности высказывания и вместе с ней диверсификация критериев смысловой интерпретации высказывания. Исследователи предпочитают апеллировать к различного рода пресуппозициям, к «скрытой семантике», минуя принцип актуального членения (обычно это проявляется при смысловом анализе отдельных функционально значимых элементов или служебных маркеров в высказывании, в отношении которых трудно проводить разницу между направленной и ненаправленной смысловой семантикой).
Сомнению подвергается, во-первых, сам онтологический статус актуального членения, его онтологическая релевантность. В самом деле, является ли актуальное членение единственной альтернативой синтаксическому членению? Насколько репрезентативно актуальное членение как показатель смысловой организации высказывания? Можем мы считать его единственным показателем смысловой организации высказывания или мы должны исходить из потенциальной множественности принципов/аспектов смысловой организации высказывания, полагая актуальное членение лишь одним из них? Здесь принято противопоставлять друг другу «узкий» и «широкий» подходы (такое разграничение см.: [Золотова 1979: 283]). Согласно первому, тема-рематическое членение рассматривается как квинтэссенция структурной организации высказывания, к которой сводятся, совпадая друг с другом, все организационные и смысловые показатели высказывания: смысловая направленность, отношение данное/новое (информативная структура), совмещенность выразительных структурных маркеров (формальных и акцентного выделения). Соответственно, принцип обязательной двуаспектности, двууровневости высказывания (синтаксис vs актуальное членение) является основополагающим для такого подхода. Во втором подходе («широком») доминирует тезис о нетождественности коммуникативной и «информативной» структур [Селиверстова 1984: 451], функциональной перспективы и акцентного выделения в высказывании [Селиверстова 1984: 451]. Соответственно, с этих позиций уже невозможно говорить о смысловой самодостаточности, исчерпывающей смысловой репрезентативности актуального членения. Изначально полагается множественность смысловых аспектов высказывания. Существуют также другие маркеры, соответствующие другим аспектам смысловой организации высказывания.
Во-вторых, сомнению подвергается и сам тезис о бинарности актуального членения, т.е. внутренняя диалектика высказывания. Помимо собственно темы и ремы, в некоторых подходах выделяются также связующие элементы. Речь уже идет не о двучленной, а о трехчленной и даже о многочленной структуре актуального членения (см.: [Svoboda 2005: 4-5]). Традиционный (бинарный) подход, как представляется, обладает большей определенностью в плане выделения предикативной сущности актуального членения предложения. Многочленный подход представляется в этом плане мнеее продуктивным. По сути, он экстраполирует методы формально-логического анализа в ту область, где как раз в большей мере требуется опереться на диалектику высказывания. В этом мы видим частичный возврат к тем методам структурного анализа актуального членения, который применяли еще младограмматики (Г. Пауль).
Говоря в целом, в традициях коммуникативного функцио-нально-смыслового рассмотрения феномена актуального членения обозначилась тенденция отхода от принципа диалектической бинарности высказывания: во-первых, в плане противопоставления актуального членения формально-синтакси-ческому (на чем настаивал еще В. Матезиус), и, во-вторых, в плане внутренней диалектики тема-рематического отношения в высказывании.
Следует задуматься о факторах, повлиявших на такую эволюцию теории актуального членения предложения. Прежде всего, это, конечно, общее расширение теории, множественность онтологических трактовок феномена актуального членения. Лингвистика все больше обращает внимание на дискурсивную обусловленность высказывания, рассматривая актуальное членение как показатель такой обусловленности. Но дискурс – чрезвычайно широкая, многоуровневая категория, которая находит применение не только при анализе механизмов контекстной концептуализации в масштабе текста, но также при выявлении и анализе механизмов концептуализации в масштабе языка (последнее, правда, касается преимущественно лексических, а также образных и фразеологических единиц языка). Дискурс служит выявлению метаязыковой функции рассматриваемых единиц. Можем ли мы говорить о метаязыковой интерпретации семантики предложения в аспекте актуального членения? Дискурсивный анализ, в плане открывающейся смысловой перспективы, конечно, превосходит непосредственное смысловое значение актуального членения предложения.
В последнее время появляется семиотический интерес к проблеме актуального членения ([Худяков 2000], [Курочкина 2006]). В актуальном членении видят ключ к пониманию речевой феноменологии знака. В предложении, которое трактуется как знак, видят реализацию «пропозиционального семи-озиса», где в полной мере раскрывает себя речевая феноменология языкового знака в единстве его номинативной и предикативной функций. Впрочем, самому актуальному членению, как таковому, некоторые исследователи отказывают в семиотическом статусе, видя в нем феномен принципиально не-семиотической природы [Курочкина 2006: 6]. В аспекте актуального членения пропозиция (высказывание) выступает не как знак, а как дискурсивная фигура выражения [Курочкина 2006: 3]. Такой подход представляется продуктивным, поскольку позволяет с новых позиций взглянуть на дискурсивную природу высказывания, соотнести признаки дискурсивной природы высказывания с такими же признаками других фигур, понять внешнюю границу речевого семиозиса, т.е. не-семиотическое условие семиозиса. Семиотический взгляд на проблему актуального членения предложения представляется в высшей степени перспективным. Хотя, конечно, говорить о появлении дискурсивно-семиотической парадигмы в изучении феномена актуального членения предложения представляется преждевременным.
Добавим, что продуктивность семиотического подхода усматривается нами еще в том, что здесь, помимо функционального масштаба рассмотрения, возникают глубокие генетические импликации, касающиеся истоков феномена актуального членения не просто в лингвоисторическом, но в семиогенетическом контексте. В определенном смысле семиотика актуального членения возвращает нас к тому взгляду на этот феномен, с которого начинали его изучение еще младограмматики.
В целом, переход к семиотической парадигме в теории актуального членения обусловлен изменением отношения к этому феномену по четырем принципиальным позициям.
Во-первых, постепенно меняется общая функциональная трактовка актуального членения. Модальные трактовки усту-пают место металингвистическим, в которых актуальное членение уже рассматривается как самостоятельный речевой феномен. Языковой синтаксис коррелирует с семантикой пропозиционального знака, обусловливает его референциальные характеристики. Актуальное членение коррелирует с прагматикой пропозиционального знака, которая обусловливает его предикативную направленность. С одной стороны, пропозициональный знак трактуется как предложение. С другой стороны, он же раскрывает себя как высказывание. Предложение – знак высказывания. Принцип метаязыкового переосмысления в моменте перехода от семантики к прагматике должен учитываться при функциональной трактовке актуального членения.
Во-вторых, по-другому понимаются смысловые факторы актуального членения. На смену предметно-смысловым критериям (основывающимся на противопоставлении моментов данного и нового) приходят экспрессивно-оценочные критерии выделения актуального членения. Действительное значение имеет не информативный, а аксиологический статус высказывания – коммуникативная и когнитивная ценность выражаемой в высказывании мысли. В соответствии с аксиологической функцией выстраивается реализуемая в высказывании в форме актуального членения экспрессивная стратегия, показателем которой является сила утверждения ремы относительно темы. В отличие от грамматической субъектно-предикатной связи (подлежащее – сказуемое), тема-рематическая связь подлежит экспрессивному усилению. Экспрессия – важнейший показатель актуального членения, критерий его выделения и анализа.
В-третьих, не следует сбрасывать со счетов логический аспект актуального членения. Здесь требуется переход на прин-ципы субъективно-логического анализа. К сожалению, эти принципы лишь продекларированы, но еще далеко не реализованы в современном подходе к актуальному членению. Скорее, наоборот, абстрактные формально-логические критерии и элементы анализа экстраполируются на область актуального членения, т.е. на ту область, где они не могут дать должного эффекта. Основу логического анализа актуального членения должна составлять «логика оценок», которая ориентируется не на законы абстрактной силлогистики, а на форму так называемого «практического рассуждения». В абстрактной силлогистике вывод составляет действительное значение посылок. В логике «практического рассуждения», наоборот, посылки составляют действительное значение вывода. Другими словами, в реальном рассуждении не вывод вытекает из посылок, а наоборот, посылки следуют за выводом, являются результатом его смыслового развития, смыслового членения. Общая стратегия мысли, ее дискурсивного развертывания, понимается как «углубление в основание» (см.: [Гегель: 365-383]) и определяется движением к «среднему термину» – смысловой и, значит, экспрессивной вершине мысли, значение которой и выражает рема высказывания.
Из всего этого вытекает необходимость расширения контекстуальной интерпретации актуального членения, образующих его элементов. Требуется обратиться не только к аспекту темы – элементу, через который уже давно принято анализировать механизмы смысловой связности (когезии) в структуре СФЕ (см.: [Danes 1974], [Фридман 1978]), но также к аспекту ремы – элементу, который до настоящего времени получал лишь ограниченную функциональную интерпретацию с позиций абстрактно выделяемого «нового» в структуре мысли. Характеристика ремы как цели высказывания (которой придерживались и младограмматики, и пражцы) справедлива, но совершенно недостаточна с позиций ее контекстного понимания. Функция ремы в механизмах смысловой когезии, всего комплекса отношений между высказываниями в структуре СФЕ еще далеко не раскрыта. Необходим логический анализ того отношения, которое устанавливается смысловой и экспрессивной позицией ремы в высказывании.
Далее, в-четвертых, для действительно глубокого понимания природы актуального членения, анализа его механизмов требуется строгое разделение двух видов линейности: внутри-пропозициональной и межпропозициональной. Выражающий внутри-пропозициональную линейность синтаксический порядок слов не может и не должен служить критерием в структурном анализе актуального членения предложения. Корреляция двух аспектов членения не носит необходимого характера. Порядок слов – лишь одно из средств выражения актуального членения, помимо других. Наверное, в любом языке можно выделить случаи, когда два аспекта членения как бы «игнорируют» друг друга, и порядок слов теряет свою показательность как маркер актуального членения – в силу того, что подавляется другими маркерами. Так, в русском языке, при неизменности порядка слов, рематический акцент может переноситься в середину или в начало высказывания (напр.: Я еду в Москву; Я еду в Москву; Я еду в Москву[1] ). С другой стороны, возможны случаи, когда при любых изменениях порядка слов, рематический акцент приходится на один и тот же синтаксический элемент – в какой бы части высказывании он ни находился (напр.: Все любят Ивана; Ивана любят все; Ивана все любят; или: Никто не поет этих песен; Этих песен не поет никто; Этих песен никто не поет). Аналогичные примеры на материале сопоставления английского и чешского языков приводит Й. Вахек (см.: [Vachek 1994: 18-19]). Следует уходить от прямолинейных и однозначных решений в понимании соотнесенности двух аспектов членения в высказывании.
Итак, проведенный обзор показывает, что дальнейший прогресс теории актуального членения в лингвистике зависит от возможного выбора между узким и широким подходами в понимании функциональной, смысловой, логической и структурно-выразительной природы актуального членения, а именно:
а) между модальными и металингвистическими основаниями в функциональной интерпретации феномена актуального членения (постулируется или нет металингвистическая связь между семантикой и прагматикой в высказывании?);
б) между предметно-смысловыми и экспрессивно-оценочными коннотациями в определении смыслового статуса, т.е. тех смыслов, которые изнутри мотивируют форму актуального членения (связывается или нет анализ актуального членения с анализом экспрессивной функции высказывания? экспрессивно ли вообще актуальное членение?);
в) между односторонней (с опорой лишь на тему высказывания) и двусторонней (учитывающей также функцию ремы) логическими интерпретациями контекстной функции актуального членения в масштабе СФЕ (насколько широко, комплексно трактуется логическая функция ремы и в целом высказывания в контексте?);
г) между жестким и гибким пониманием взаимосвязи актуального членения и синтаксического порядка слов в предложении (как широко понимать состав средств выразительного маркирования актуального членения в языке? связывать это маркирование лишь с синтаксическим порядком слов или привлекать более широкий ряд языковых маркеров актуального членения?).
Вообще, имея в виду развитие методов структурного анализа высказывания с целью предельно полного выявления и системного описания состава наличных средств выражения актуального членения в языке, следует учитывать два возможных подхода или два принципа рассмотрения. В первом подходе, предложенном еще в первоначальной структурной версии теории актуального членения В. Матезиусом и развитом в дальнейшем в многочисленных работах по коммуникативному синтаксису у нас в стране и за рубежом, в качестве неизменной и доминирующей полагается функция актуального членения предложения, в качестве подчиненной, зависимой и вариабельной – функция синтаксического словопорядка. Основной вопрос, который волнует исследователя при таком подходе, касается тех перемен, структурных перестановок, которые допустимы в синтаксическом аспекте высказывания при общей неизменности функции актуального членения. Так, допускает ли язык рематизацию подлежащего путем постановки его в постпозицию по отношению к глаголу-сказуемому? Напр., рус.: Иную позицию заняли Франция и Германия; порт.: Uma outra atitude assumiram a Frana e a Alemanha; англ.: Another stand was taken by France and Germany. Если такая перестановка допустима (как это показывают русский и португальский примеры), то такой язык характеризуется так называемым свободным порядком слов. Если язык не допускает или ограничивает такого рода перестановки (как, напр., английский, который в таких случаях, т.е. при рематизации подлежащего-актанта, требует замены активного залога на пассивный), то такой язык мы относим к языкам с жестким, фиксированным порядком слов.
Очевидно, что такие общие констатации (если ограничиваться ими в анализе феномена актуального членения) явно недостаточны: они мало что говорят о дискурсивном, экспрессивном характере языка. Данный подход может и должен быть дополнен другим, противоположным, в котором бы в качестве условно неизменного фактора и первичной позиции рассмотрения принималось синтаксическое устройство предложения, а в качестве вариабельного и подвижного фактора и, соответственно, вторичной позиции рассмотрения, – функция актуального членения. Задача исследования сводилась бы к ответу на вопрос о том, какие перемены или сдвиги в аспекте актуального членения предложения допустимы при общей неизменности принципиальных синтаксических показателей (что касается позиции главных и второстепенных членов и их грамматических отношений друг к другу); какие языковые механизмы переноса рематического акцента внутри высказывания возможны при общем сохранении неизменной синтаксической сетки отношений в предложении, включая позицию главных и второстепенных членов?
Необходимость дополнения первого подхода (от актуального членения к синтаксическому) вторым (от синтаксиса к актуальному членению) не вызывает сомнений. Второй подход гораздо более показателен в плане выявления наиболее существенных дискурсивных характеристик языка, принципов экспрессивной работы языка, выявления специфической взаимосвязи синтаксиса и актуального членения в языке. Настоящая работа в значительной части посвящена развитию базовых положений второго подхода к проблеме взаимосвязи синтаксиса и актуального членения. Работа строится на материале португальско-русского сопоставления.
Настоящая монография представляет собой полный переработанный и дополненный текст кандидатской диссертации, защищенной автором в 1991 году. Первоначально название работы (под которым она и представлялась к защите) формулировалось как «Способы усиления экспрессии в сверхфразовом единстве и в высказывании (на материале португальских и русских текстов)». Тема исследования потребовала от автора принятия принципиальных решений по целому ряду теоретических вопросов, касающихся проблематики актуального членения, среди которых важное место заняли вопросы онтологического уровня, в частности те, которые были представлены выше.
Автор стремился исходить из комплексного понимания природы актуального членения предложения, не отдавая предпочтение ни одной из его возможных онтологий (функциональность, смысл, логика, структура). В общем плане, в работе делается попытка связать теоретические принципы структурно-синтаксического и функционально-смыслового подходов к объекту. Генетическая и семиотическая проблематика актуального членения, по понятным причинам (учитывая время написания работы), не рассматривалась.
За основу принимались следующие критерии онтологии-ческой и структурной интерпретации актуального членения:
А. Критерий двусторонней прагматической обуслов-ленности. Автор исходил из того, что актуальное членение реализует в себе одновременно две прагматических функции: коммуникативную и когнитивную (познавательную). Две функции совпадают в единой смысловой направленности высказывания, что и выражается в общей для них форме актуального членения;
Б. Приоритет экспрессивно-аксиологических смыслов над информативными. В качестве внутренней смысловой опоры актуального членения должна приниматься не информативная (по принципу разделения «данное – новое»), а аксиологическая смысловая семантика, непосредственно обусловливающая экспрессию высказывания. Сила экспрессии может быть одним из оснований выделения типов актуального членения;
В. Контекстный приоритет ремы. При контекстной интер-претации актуального членения в качестве ключевого элемента, выражающего смысловое отношение между высказываниями, должна рассматриваться не тема, а рема высказывания, которая, в соответствии с логикой практического рассуждения, реализует в себе принцип смысловой и экспрессивной централизации текстовой структуры согласно порядку дискурсивного развертывания СФЕ;
Г. Критерий множественности выразительных маркеров актуального членения в высказывании (маркеров ремы). Порядок слов – не единственный и далеко не всегда основной маркер актуального членения. Взаимообусловленность актуального членения и синтаксического словопорядка нельзя считать абсолютным. Речь идет о двух различных типах линейности (внутрипропозициональной и межпропозициональной), которые встречаются и противостоят друг другу в структуре высказывания.
Несмотря на определенный «возраст» работы, вопросы, поставленные в ней, не потеряли своей актуальности, и, возможно, сейчас (как это кажется автору – с учетом современного состояния теории) даже приобретают новую остроту. Собственно, этим обстоятельством и объясняется необходимость данной публикации.
Развивая комплексный подход к проблеме, автор рассматривает актуальное членение предложения как сложный лингвориторический феномен, который функционально определяется как формализованный закон дискурсивного смыслового выдвижения. Общая идея работы основывается на двух ключевых понятиях: понятии перехода и понятии смысловой предельности. Через первое, по мнению автора, раскрывается сущность феномена актуального членения предложения. Актуальное членение предложения выражает переход от одной мысли к другой в рамках более широкого текстового построения (СФЕ) [Иванов 1991: 170]. В переходе реализуется логика контекстного обоснования согласно порядку дискурсивного тема-рематического развертывания СФЕ. Переход предполагает смысловую опору высказывания на предыдущий контекст (в аспекте темы) и смысловой выход высказывания на последующий контекста (в аспекте ремы). В целом, переход рассматривается не как некая внешняя или дополнительная характеристика высказывания, к которой мы обращаемся, когда нам нужно оценить место и функцию высказывания в структуре СФЕ, но как необходимое контекстное задание, которое высказывание должно реализовать в себе, и ради которого оно, собственно, создается как единица речи. Итак, идея перехода составляет сущность феномена актуального членения предложения.
Основное значение при анализе структуры и оценке признаков актуального членения получает смысловое качество перехода. Важным показателем здесь служит сила утверждения ремы относительно темы. Экспрессия в данном случае коррелятивна смыслу, сила рематического утверждения выражает силу осмысления предметного означаемого в высказывании. В масштабе СФЕ силе осмысления противостоит глубина осмысления. Критерием оценки смысловой силы высказывания – непосредственно: смысловой силы его рематического компонента, – служит категория смысловой предельности. Последняя характеризует внутреннее качество предикативного значения, в котором смысл (как показатель смыслового определения) может подаваться как простое непредельное качество сущности, как предельное неисключительное качество сущности или как предельное исключительное качество сущности. Соответственно, различаются три вида утверждения ремы относительно темы в высказывании по силе экспрессии: слабая, средняя и сильная. Каждому виду рематического утверждения соответствуют свои языковые и структурные маркеры. Система языковых рематических маркеров раскрывается и описывается в работе на материале португальско-русского сопоставления.
В силу своей принадлежности и к речи, и к языку, актуальное членение может характеризоваться как феномен двойственной природы. Как элемент текстового дискурса, оно занимает промежуточное положение между языковой грамматикой и «грамматикой» текста. В аспекте актуального членения нам открывается риторическая функция языковой грамматики (категорий синтаксиса). В этом же моменте риторическая форма текста имеет свое логическое основание и, связывая себя с грамматикой языка, раскрывает свою языковую выразительную специфику. Объясняя элементарные принципы построения высказывания, актуальное членение образует своеобразный «нижний этаж» риторики, представляет собой «структурный атом» текстовой риторики. В целом, в масштабе своих законов, актуальное членение может составить основу такого направления современной филологии, как лингвориторика. «Риторика» грамматики и «грамматика» риторики имеют своим основанием один и тот же структурный феномен – актуальное членение предложения.
Соображения практического порядка не в последнюю очередь повлияли на обращение автора к теме актуального членения. Узкие трактовки этого феномена доминируют в современных научных описаниях, что является большим препятствием для его исчерпывающей формализации в научном анализе и в практике преподавания иностранного языка. Любой педагог знает, насколько важно, особенно на продвинутом этапе обучения языку, обращать внимание не только на референциальную, но и на прагматическую сторону языковой грамматики. В португальском языке (на материале которого во многом строится настоящая работа), в частности, это может привести к более глубоким и точным объяснениям смысловой функции артикля, позиции прилагательного в номинативной группе, общего и частного видов отрицания, значения и роли форм сослагательного наклонения, простых и сложных форм будущего времени и форм условного наклонения, смысловой функции различного рода частиц и других служебных маркеров и т. д. Думается, многое из перечисленного может найти применение при анализе других языков. Кроме того, в других языках возможны новые обобщения, касающиеся большого ряда структурных явлений языка. Принципы актуального членения предложения могут дать ключ к более тонкой и гибкой интерпретации экспрессивной функции высказывания в целом в ее различных структурных и смысловых вариациях. Сквозь призму актуального членения открывается комплексный взгляд на тот феномен, который известные грамматисты называли «модальной» (В.Г. Гак) или «аксиологической» (Е.М. Вольф) рамкой высказывания.
Актуальное членение ждет большое практическое будущее не только в области языковой грамматики, но также в области преподавания перевода. Перевод, как известно, «занятие риторическое», как его понимали уже в XVII-XVIII вв. известные французские переводчики и грамматисты (Э. Доле, Ш. Бато). Переводчик в решении профессиональной задачи перевода в масштабе высказывания или СФЕ (в данном случае мы отвлекаемся от условий художественного перевода) непосредственным образом ориентируется на принципы актуального членения, на «риторическую форму» текста, игнорируя, если того требуют обстоятельства, требования языковой формы в части возможных грамматических и лексических межъязыковых совпадений (см.: [Олейник 2009], [Полубоярова 2009]).
Автор выражает глубокую благодарность всем, кто повлиял на развитие его научных взглядов, оценивал первые и последующие шаги в научной интерпретации природы и сущности феномена актуального членения предложения. Прежде всего – своему учителю и наставнику, профессору Мельцеву Ивану Фроловичу, который был научным руководителем в процессе работы над диссертацией и в дальнейшем не раз интересовался развитием этой темы в научном творчестве автора. Большое влияние на метод научной интерпретации феномена актуального членения в настоящей работе оказали труды выдающихся отечественных ученых-лингвистов Е.М. Вольф и В.Г. Гака. Профессор В.Г. Гак любезно согласился выступить в качестве официального оппонента по диссертации и во многом способствовал ее успешной защите, представив в своем отзыве всесторонний и глубокий анализ основных положений работы.
Автор выражает глубокую признательность рецензентам: доктору филологических наук, профессору М.М. Маковскому, доктору филологических наук, профессору Е.В. Сидорову, доктору филологических наук О.А. Сапрыкиной, которые внимательно ознакомились с рукописью монографии и дали много весьма ценных замечаний и рекомендаций по содержанию работы. Автор учел все эти замечания, представляя текст монографии к публикации.
ГЛАВА I: ДИНАМИКА ЭКСПРЕССИВНОСТИ В СТРУКТУРЕ СВЕРХФРАЗОВОГО ЕДИНСТВА
§1. Текстообразующее влияние оценки в сверхфразовом единстве и в высказывании
1.1. Оценка как фактор экспрессивного усиления на сверхфразовом уровне
Как в тексте вообще, так и на уровне СФЕ и высказывания мы различаем два аспекта структурной организации – нормативный (формальный) и эмотивный. Первый понимается как виртуальный, закономерный аспект текстового построения. Второй – как актуальный, ситуативный, случайный. Первый ассоциируется с логикой, второй – с феноменологией текстовой структуры. Оба аспекта, сущностный и феноменологический, диалектически взаимосвязаны. С точки зрения актуальной речевой реализации, т.е. при дискурсивном рассмотрении, подчиненным моментом выступает нормативный, формальный план построения, первичным и ведущим – план эмотивный. Первый можно рассматривать как средство по отношению к последнему, как к цели. При таком подходе текст в целом с присущей ему логической организацией (в частности, СФЕ как целостная единица речи) может рассматриваться как знак – знак эмоционального задания. Соответственно, мотив (эмоция) понимается как «значение» этого «знака»[2].
Текстовая знаковость многоаспектна. В нашу задачу не входит анализ всех ее составляющих, т.е. всех аспектов семиотического отношения в тексте. Ограничивая свое рассмотрение масштабом сверхфразового единства и высказывания, мы, в первую очередь, обращаемся к выразительному отношению в тексте, оставляя в стороне, насколько это возможно, символическое и условно-знаковое отношения. Нас интересует то, каким образом текстовые коннотации влияют на развитие предметно-логического содержания в масштабе СФЕ и высказывания, т.е. каким образом смысл управляет выразительной формой высказывания. Текстовые коннотации понимаются нами не как пассивный или «побочный» семантический продукт, а как активный компонент общего содержания текста [Телия 1986: 3]. Их активность мы видим в том, что они, выражая эмоциональную окраску общей информативной установки текста, являются как бы частью этой установки, т.е. заданы изначально и, таким образом, управляют дискурсивным развертыванием текста. Взятые в комплексе, коннотации представляют собой эмоциональное задание текста [Трошина 1989: 134], выражающее с одной стороны – отношение к предмету, а с другой – способ и смысл воздействия на адресата.
Поскольку наше исследование ограничено уровнем локаль-ных текстовых отношений, т.е. рамками межфразовых отношений, то мы полностью отвлекаемся от уровня глобальной текстовой связности, описываемой в терминах «макростратегий» [ван Дейк, Кинч 1989], рассматривая СФЕ как самостоятельную единицу, обладающую собственной локальной информативной установкой.
В эмоционально-установочном влиянии на организацию СФЕ решающую роль играют представления аксиологического характера. Конечно, в СФЕ действуют не только оценочные коннотации. Здесь могут выделяться функционально-стилистические и различные жанровые окраски. Здесь может проявляться темперамент человека, могут находить свое воплощение различного рода сложные эстетические эмоциональные абстракции (пафос, лиризм, трагизм, комизм и т. д.). Стиль, как таковой, и эстетическая информация в тексте имеют общую природу [Разинкина 1989: 40].
Мы жестко отграничиваем эмоционально-оценочные коннотации от стилистических и эстетических коннотаций. Мы видим следующие основания для такого разграничения.
Во-первых, стилистические и эстетические коннотации – это неинтенциональные и вообще непрагматические кон-нотации: они непроизвольны, спонтанны, «действуют на неявном уровне психики» [Долинин 1978: 17]. Они не могут быть содержанием целенаправленного эмоционального воздействия говорящего на адресата, хотя они, безусловно, являются компонентом общего информативного воздействия на адресата. Они – тот компонент воздействия, который не осознается говорящим в момент речепорождения, является естественным для него (темперамент, функциональный стиль, жанр речи или шире – эстетика речи). Часто отмечается, что такого рода информация носит «ритуальный», избыточный характер [Лузина 1989: 70-71], [Dijk 1976: 47], что она коммуникативно и конструктивно «неэффективна» – в отличие от информации низшего уровня, «эффективной» информации [Dijk 1976: 46]. Впрочем, конечно, следует делать оговорку в отношении случаев артистической декламации, а также тех случаев, когда говорящий вводит такого рода коннотации в область интенционального речевого воздействия (например, попадая в непривычную для себя социальную обстановку). Эмоционально-оценочные коннотации, в отличие от стилистических, являются интенциональными. Они являются содержанием целенаправленного эмоционального воздействия говорящего на адресата.
Во-вторых, эмоционально-оценочные коннотации способны выступать в качестве смысловой границы предметного содержания выражаемой в высказывании мысли, т.е. это коннотации определяющего типа (наряду с логическими и метаязыковыми смыслами и категориями). Стилистические, жанровые и различные эстетические коннотации не обладают качеством смысловой предельности, они не способны выражать смысловую границу предметного содержания в его дискурсивной динамике в высказывании/СФЕ. Здесь мы говорим о коннотативной окраске, а не о смысловом определении предмета мысли.
В-третьих, в силу своей способности определять мысль, эмоционально-оценочные коннотации, в отличие от стилис-тических и эстетических коннотаций, подлежат экспрессивному усилению. К стилю и эстетике не применимы атрибуты «больше», «меньше», «сильнее», их присутствие в речи не характеризуется наращиванием или ослаблением. Соответственно, различается и характер текстообразующего влияния двух типов коннотаций. Эмоция и оценка непосредственно управляют дискурсивным развертыванием высказывания/СФЕ. Влияние стиля и других, близких к нему коннотаций обнаруживается в масштабе текстовой композиции, т.е. на уровне поэтической архитектуры текста, это – коннотации поэтического, т.е. высшего уровня текстовой организации. Их присущность СФЕ определяется функцией СФЕ как конституента текстовой композиции [Гальперин 1981: 69]. Эмоционально-оценочные коннотации понимаются нами как коннотации риторического уровня текстовой организации. Они управляют внутренним развитием СФЕ и органично присущи нормативному аспекту СФЕ. Поэтические коннотации являются фактором внешнего коннотативного влияния на организацию СФЕ – в отличие от эмоционально-оценочного влияния, которое является фактором внутренним.
Принцип разделения двух видов коннотаций (в зависимости от характера смыслового и текстообразующего влияния), которым мы руководствуемся в настоящей работе, представлен ниже на Схеме 1, которая приведена в конце раздела.
В изучении форм коннотативного влияния на организацию СФЕ мы по большей части отвлекаемся от области стилистических и эстетических коннотаций, или внешнего фактора, и ограничиваем свой анализ областью прагматики текста, в основе которой лежит эмоционально-оценочный компонент.
Оценку мы рассматриваем не узко в системе «человек – мир (реальность)», или в системе субъектно-объектных отношений, но также в системе «человек – человек», или в системе интерсубъектных отношений. Исходя из заданности оценки в двух указанных системах координат одновременно, мы выделяем следующие ее семантические составляющие: предметность, интенциональность, нормативность.
Под предметностью понимается предметное наполнение оценки. Это ее неотъемлемое качество [Вольф 1985: 13], [Арнольд 1973: 7]. Оценка стремится к максимальной «семан-тичности». Что касается речевой оценки, то вопрос, очевидно, должен ставиться не о соединении оценки и предметной части значения в высказывании, а непосредственно о «предметных ценностях», способе их выражения в высказывании и их расстановке в СФЕ применительно к ситуации общения. По А.Н. Леонтьеву эмоция, аффект также необходимо представляют собой результат взаимодействия предмета и потребности [Леонтьев 1975: 88] и определяются им как «опредмеченная потребность» [Леонтьев 1975: 199].
Под интенциональностью оценки понимается то, в какой мере в данной оценке отражается намерение человека в отношении объекта [Серль 1987: 96]. Применительно к речевой оценке интенциональность означает включенность данного акта оценки в общую логику отражения объекта, в стратегию познания реальности, референтной ситуации [Долинин 1978: 12]. Например, разворачиваемая говорящим в рамках локальной текстовой стратегии цепь высказываний может представлять собой тот или иной вид повествования: рассуждение, объяснение, описание.
Нормативность оценки для нас представляет собой ее коммуникативное качество. Под этим понимается осмысление оценки (или ценности) с точки зрения ее влияния на систему человеческих (межличностных) отношений, т.е. ее этическое осмысление. Самым общим образом можно выделить два уровня такового осмысления. Во-первых, это локализация оценки на шкале какой-то общеэтической парадигмы: хорош или плох данный предмет с точки зрения человеческих отношений вообще. В этом случае речь идет об абсолютной, или общей оценке, где важную роль играет культурная традиция. Во-вторых, имеется в виду актуальная прагматическая роль оценки в конкретном акте общения: ее влияние на отношения говорящего с данным адресатом в конкретной ситуации общения. В последнем случае речь идет об относительной, частной оценке. Все перечисленные факторы оценки должны мыслиться в их неразрывном единстве, хотя в речи тот или иной из них может становиться ведущим, преобладающим, быть в центре внимания говорящего.
При анализе речевой оценки в значительной мере можно отвлечься от ее общеэтического осмысления. Речевая оценка понимается нами как форма непосредственного эмоциональ-ного влияния говорящего на адресата. К специфически оценочным мы относим такие эмоции, как негодование, удивление, сомнение, недоумение, раздражение, отчаяние, радость, печаль, ликование, обида и т. д. По сути это различные виды эмоциональных состояний, которые может испытывать человек в ситуациях общения (о наличии в семантике эмоционального состояния оценочного компонента см.: [Силин 1988: 6]). В речевых ситуациях для каждой из этих эмоций обязательна объективная каузация [Силин 1988: 6]. Каждая из них выражает определенную направленность сознания говорящего на объект, заключает в себе определенный способ или логику познания референтной ситуации. Каждая из них представляет собой также определенный способ воздействия на адресата, которое не может быть «беспредметным».
Оценка является постоянным фактором речи. Эмоционально-установочное влияние на организацию СФЕ образуется двумя составляющими речевой оценки – интенциональностью и нормативностью, т.е. ее когнитивным и коммуникативно-этическим аспектами. По каждому из параметров происходит осмысление предметного означаемого. На наш взгляд, в лингвистике, в логике, в психологии в настоящее время налицо очевидный разрыв между когнитивно-ориентированными и коммуникативно-ориентированными теориями. Исследования, проводимые в плане субъект-объектного измерения мысли, нередко игнорируют измерение интерсубъектное и, соответственно, наоборот. В нашем исследовании, видимо, нецелесообразно отрывать друг от друга когнитивный и коммуникативный планы осмысления предметной семантики СФЕ. Каждый из них не продумывается отдельно от другого, и оба они суть две стороны единой стратегии осмысления предметного компонента. Говоря вообще, воздействие (в речевом акте) не может противопоставляться познанию. Воздействие опосредовано познавательным компонентом, познание же решающим образом определяется логикой воздействия. Таким образом, в СФЕ мы имеем единство предметного действия (т.е. действия относительно какой-то референтной ситуации) и воздействия.
Можно ли говорить о предзаданности эмоционально-оценочной установки к предметному означаемому в СФЕ, т.е. что осмысление текстовой семантики дано прежде самой этой семантики? Положительный ответ на этот вопрос означал бы признание производности текстовой семантики от тестовой прагматики. Соглашаясь, что «область денотатов текста организуется в соответствии с задачей коммуникации» и «не может быть прямым отражением организации области рефе-рентов» [Сидоров 1986: 94-95], мы, вместе с тем, уходим от прямолинейных решений в этом вопросе. Более точным, на наш взгляд, было бы говорить не о предзаданности, а об опережающем, «прогнозирующем» действии оценки по отношению к предметному содержанию в СФЕ: оценка подвижна, изменчива и имеет такую же отражательную природу, как и предметная семантика.
Стратегия осмысления предметного означаемого лежит в основе интегративных процессов в СФЕ. Классически понятие смысла определяется как способ, каким задается значение в тексте [Новиков 1982: 16]. В СФЕ, речь идет об осмыслении не отдельных лексических значений, а целиком предложений, осмысление проявляет себя в форме контекстной обусловленности интегрируемых в состав СФЕ предложений: в какой мере появление данного предложения-высказывания обусловлено предыдущим контекстом, и какой мере оно само обусловливает появление следующего предложения-высказывания (см.: [ван Дейк 1989: 36]). Адаптация предложения к условиям его контекстной интеграции на сверхфразовом уровне проявляется в форме его актуального членения.
Влияние оценки на организацию СФЕ обладает чертами системности. Оно идет вместе с информативной установкой и обнаруживает себя в иерархическом звене: структурный элемент (предложение) – целое (СФЕ). Мы выделяем две стороны этого влияния: идеаторную (качественную) и динамогенную (количественную).
Идеаторная, или смыслообразующая (данный термин см.: [Леонтьев 1975: 200]), сторона влияния оценки исчерпы-вается указанными выше качественными параметрами и выражается в когнитивном и коммуникативном осмыслении предметного означаемого, привязке его к единой информативной установке локального уровня, и, таким образом, интеграции в составе СФЕ. Думается, есть основания утверждать, что осмысление означаемого строится в определенной последовательности, что говорящий продумывает стратегию осмысления предмета речи. Отсюда, развитие текстового дискурса на сверхфразовом уровне может рассматриваться как специфическая уровневая текстовая стратегия – аксиологическая стратегия. Аксиологическая стратегия ингерентна предметной стратегии речи. В дальнейшем изложении мы во многом отвлекаемся от идеаторного влияния оценки и преимущественное внимание обращаем на количественные параметры осмысления.
Динамогенное (термин Л.С. Выготского, см.: [Выготский 1983: 100-101]) влияние оценки исчерпывается количественными параметрами – глубиной и силой осмысления предметного компонента. Являясь частью локальной информативной установки, оценка не может непосредственно влиять на внутреннюю организацию образующих СФЕ элементов (предложений), которая регулируется логикой объекта. Непосредственной точкой приложения «эмоциональных сил» является момент перехода от одного элемента к другому, от одного высказывания к другому (более сложное целое образуется самим актом такого перехода). В той мере, в какой такой переход отражается на внутренней организации структурных элементов, можно говорить о влиянии на них со стороны эмоции. Из этого следует, что оценка непосредственно воздействует на когерентные процессы в СФЕ, т.е. управляет локальной связностью.
Глубина осмысления связывается прежде всего с интен-циональным, или когнитивным, фактором и выражается в большей или меньшей сложности структуры СФЕ: количество высказываний, количество обозначаемых референтов, сложность грамматических связей и т. д…. В общем, большая глубина стратегии осмысления означает большее количество моментов, сторон, деталей отражаемого отрезка реальности, увязываемых в едином построении и удерживаемых в оперативной памяти.
Сила осмысления обратно пропорциональна глубине осмы-сления. Конечно, нельзя сказать, что она решающим образом препятствует первому фактору. Точнее было бы сказать, что она не способствует глубине осмысления. В итоге это выражается в меньшей сложности сверхфразовой структуры, в ее меньшем разнообразии и большей стереотипизации, меньшем числе привлекаемых референтов, однотипности смысловых связей и т. д…
Механизмы экспрессивности сверхфразового уровня мы связываем в первую очередь с силой осмысления предмета речи. Сила осмысления является внутренним фактором усиления на сверхфразовом уровне. Сила осмысления в большей степени коррелирует с коммуникативным фактором речевой оценки и в целом означает активизацию оценочного компонента в общем содержании сообщения. Активизация оценки выражает смещение акцента в локальной установке: целью сообщения уже в меньшей степени является предметный результат и в большей степени – собственно воздействие на адресата. Необходимость коммуникативного воздействия каузирует силу осмысления предметного компонента, или, если брать шире, вызывает общее повышение уровня эмоциональной мотивации в речевой деятельности субъекта. Внешнее проявление мотивационного влияния крайне противоречиво: сильная эмоция может способствовать как стереотипизации структуры СФЕ – анафора, эпифора, градация, – так и ее «разрушению» – эллипсис, анаколуф, парцелляция, восклицание, риторический вопрос... Одним из первых на это обстоятельство обратил внимание Ч. Осгуд [Osgood 1960: 300]. Впрочем, думается, было бы неверно утверждать, что сильная эмоция в полном смысле слова «разрушает» риторическую структуру. Точнее было бы сказать, что сильная эмоция прерывает, приостанавливает развитие структуры, внутренние логические связи при этом не разрываются. Интенсификация эмоционально-оценочного компонента не означает ненормативности, нелогичности структуры. Связь эмотивного и нормативного органична риторике.
Наиболее характерным средством, выражающим высокую интенсивность осмысления предмета речи в структуре СФЕ являются формы структурного параллелизма: анафора, эпифора и др., которые можно понимать как способы структурной стереотипизации СФЕ.
1.1. «/1/ Ganhar a juventude para os nossos ideais e para a nossa luta significa explicar, informar e convencer. /2/ Significa fazer constante apelo ao pensar prprio de cada jovem… /3/ Significa estimular nos jovens o sentimento e o ideal de liberdade. /4/ Significa por parte do Partido e da JCP apreciar e estimular a iniciativa dos jovens… /5/ Significa encontrar formas de abordagem de problemas…» (А. Куньял)
Все высказывания здесь параллельны друг другу. Их общая тематическая опора – тема первого высказывания «ganhar a juventude...», которая имплицируется в высказываниях /2/, /3/, /4/, /5/. Параллельные друг другу высказывания могут рассматриваться как один элемент, хотя их референты различны – в этом смысле они гомофункциональны. Их темы привязаны к одному и тому же смыслу предыдущего контекста (ситуации общения), а их ремы соотнесены по ценностной установке. Все вместе эти высказывания представляют собой единый этап продвижения линии повествования в СФЕ.
1.2. «Когда меня иногда обвиняют в том, что /1/ в стране попахивает дискуссионным клубом, то я хочу сказать так: /2/ мы еще учимся демократии, все учимся. /3/ Мы еще формируем политическую культуру. /4/ Мы еще осваиваем все механизмы демократии» (Горбачев – Изв. 26.05.89).
Высказывания /2/, /3/, /4/ гомофункциональны. Они свя-заны с придаточной частью первого предложения. В своей тематической части («мы») они опираются на тему этой придаточной части («в стране»). Условный период («когда меня обвиняют…, то я хочу сказать…»), хотя его части выполняют функцию главных частей по отношению к информативно соотносимым придаточным, здесь выполняет роль своеобразной модальной рамки, окрашивающей линию содержательного продвижения. Он усиливает оттенок противопоставленности элементов /2/, /3/, /4/ первому элементу по признаку отрицательная – положительная оценочность. Это – антитетическая противопоставленность высказываний в СФЕ.
Таким образом, на этих примерах мы видим связь нормативного и эмотивного в структуре СФЕ. Нормативным является сам факт, сама логика содержательного продвижения – переход от одного высказывания к другому внутри СФЕ. Эмотивным является то, как это продвижение осуществляется, какую форму оно принимает – происходит при этом стереотипизация структуры (как в примерах выше) или ее «разрушение» (риторический вопрос, восклицание и т. д.)
Активизацию оценки в речи необходимо изучать не только на лексическом материале, но и с точки зрения внутренних смысловых отношений в СФЕ и в высказывании, которые раскрывают себя через динамику тема-рематических отношений. Это мы называем дискурсивным анализом оценки. Здесь оценка может выражаться не только использованием образных экспрессивных средств, слов с сильной коннотативной окраской в рематической части высказывания, а также с помощью структурных экспрессивных механизмов: градация, структурная эмфатизация высказывания и др. Подробно эти механизмы будут рассмотрены далее. Схема 1.
1.2. Влияние оценки в высказывании
Мы придерживаемся функционального взгляда на оценку в высказывании (в соответствии с подходом Е.М. Вольф). Оценка понимается как аспект высказывания [Вольф 1985: 164, 207], противопоставленный его предметному, или дескриптивному аспекту – противопоставленный структурно, предикативно, функционально. Оценка, в первую очередь, рассматривается не как факт языка, или как закрепленный в языке результат оценивания мира, а как факт речи – как актуальный процесс оценивания отражаемого объекта.
В структуре высказывания оценка характеризует отношения темы и ремы. На этом уровне оценку можно определить как функцию ремы относительно темы. В высказывании мысль задается в двух измерениях одновременно. В предметном аспекте высказывания выражается то, как представляет себе говорящий объективную реальность, как она существует для него. В аспекте актуального членения выражается то, в чем видит говорящий ценность данной реальности применительно к данным условиям общения. То есть в каждом из планов высказывания одновременно мыслью решаются различные гносеологические задачи – дескриптивная и аксиологическая. В этом мы видим функциональную противопоставленность предметного и оценочного в высказывании: отражение объекта и осознание его как ценности.
Функциональная противопоставленность двух аспектов высказывания друг другу проявляется в особой предикативизации оценочного. Лексические элементы в высказывании ориентированы на два предикативных центра – предметный (сказуемостный) и коммуникативный (рематический) – и в этом смысле бифункциональны. Фиксация каждого из функциональных аспектов в структуре высказывания осуществляется с помощью характерных формальных маркеров: морфологических показателей, порядка слов, частиц. Системы маркирования, как правило, не смешиваются, хотя грамматическим приоритетом пользуется синтаксическая функция. Например, как в португальском, так и в русском языке морфологические показатели не играют никакой роли в маркировании ремы. Вместе с тем, меньшая развитость португальской именной морфологии, в сравнении с русской, ограничивает в известной мере в этом языке функцию порядка слов как маркера ремы, так как на него перекладывается часть морфологических задач: он может привлекаться для выполнения синтаксической функции как маркер субъектно-объектных отношений. Особенно характерно это для случаев с прямым глагольным управлением: порт.: «o professor critica o aluno» и «o aluno critica o professor»; рус. соотв.: «учитель критикует ученика» и «ученик критикует учителя» Итак, функциональная противопоставленность двух аспектов выражается в их противопоставленности предикативной и структурной.
Логическая функция ремы в высказывании состоит в том, что она «очерчивает» ценностную границу – пределы коммуникативной применимости данной реальности. Тема, напротив, выражает мыслимое в пределах ремы объективное содержание. Рема выражает ценностное значение, тема является субстратом оценки.
В изучении аксиологической природы актуального членения необходимо учитывать также его контекстную функцию: актуальное членение предложения выражает стратегию перехода от одной мысли к другой в рамках более широкого текстового построения (СФЕ). Распределение синтаксических членов по тема-рематическим позициям маркирует: а) в тематической части – отнесенность предложения к ситуации общения, к каким-то общим для обоих коммуникантов смыслам; в условиях контекста эта часть высказывания дублирует один из элементов – тему или рему – предыдущего высказывания, выражает смысловую опору высказывания на предыдущий контекст; б) в рематической части – характер познавательной установки говорящего, «ход познания ситуации» [Панфилов 1971: 152], [Панфилов 1982: 128], выход на последующий контекст [Откупщикова 1987: 22].
Таким образом, влияние оценки на тема-рематическое отношение в высказывании мы не отрываем от ее контекстного влияния – внутренняя функция является органическим продолжением функции внешней. Определяя актуальное членение через понятие перехода, мы выделяем, соответственно, внутреннюю и внешнюю логику перехода. В этой главе далее речь будет идти о внешней логике перехода. Анализ внутренней логики будет дан во второй главе.
§ 2. Логика перехода от одной мысли к другой внутри сверхфразового единства
Отношения между высказываниями внутри СФЕ носят комплексный характер. Мы выделяем два аспекта этих отношений. Один из них составляет семантика логической взаимосвязи входящих в СФЕ предложений – конъюнкция, импликация, эквивалентность и т. д. Маркерами этих значений являются синтаксические союзы: порт.: e, mas, se, quando etc…; рус.: и, но, если, когда и др. Семантика логической взаимосвязи может не выражаться эксплицитно, а лишь подразумеваться. Другой аспект образуется смысловым взаимодействием высказываний. Смысловое взаимодействие между высказываниями возникает как контекстное отношение при переходе (можно сказать: в результате перехода) от одного высказывания к другому, от предыдущего к последующему. В лингвистике обычно не проводится разграничение между связью и переходом. Наоборот, можно встретить попытки интерпретации перехода в терминах логической семантики – как связи [Дидковская 1985], [Сухова 1989] или через семантику союзов [Шитов 1985]. Между тем, дифференциация и разграничение двух аспектов межфразовых отношений имеет принципиальное значение для исчерпывающего понимания коституирующих СФЕ факторов. Связь является отражением объективной причинной взаимосвязи обозначаемых референтов, выражает представление говорящего о внешней причине. Соединяя две мысли в структуре более высокого порядка, говорящий так или иначе, более или менее определенно должен обозначить свое знание об этой причине. Напротив, в акте перехода, внутреннюю основу которого составляет смысловое взаимодействие высказываний, решающим фактором является последовательность высказываний, порядок их расположения в СФЕ. Этот аспект межфразовых отношений определяется субъективной причиной: волей говорящего, выбираемой стратегией познания референтной ситуации, способом воздействия на адресата.
Например, сравним следующие способы описания одной и той же ситуации:
| 1. а. | O homem queria descansar | Человек хотел отдохнуть |
| б. | Ele foi ao cinema. | Он пошел в кино |
| 2. б. | O homem foi ao cinema | Человек пошел в кино |
| а) | Ele queria descansar | Он хотел отдохнуть |
