« МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ. М.В. ЛОМОНОСОВА На правах рукописи ...»
Важнейшим отличием второго типа является особое внимание к суждению о реальности приходящих сообщений. Особенность этого проблемного поля заключается в выявлении «нелепых ошибок», связанных с интерпретациями сообщений аудиториями, Самая известная из них, это так называемая «война миров» (реального и нереального миров), вызванная паникой радио-, телепередач. Эта сфера исследования реальности относится к конструировании.[56]
Таким образом, эти два типа исследований объединены общим пониманием того, как люди определяют для себя, что есть реальное, а что нереальное. Информация, полученная в процессе коммуникации, используется для того, чтобы сформировать у индивидов образ мира, действительность которого определяется тем или иным отношением к реальным объектам.
В современном обществе, образ внешнего мира формируется средствами массовой информации. Как отмечает Н. Больц, «вследствие того, что наши знания о реальности опосредованы СМИ, стало бессмысленным отличать отображение от отображенного явления... Что есть тот или иной политик или событие - это вообще можно понять лишь в их медиальной инсценировке. То, что реально происходит, становится общественным событием только через свое медиальное отображение»[57]
С точки зрения, теории социальных представлений конструирование и реконструирование отличны: конструирование возникает, когда люди получают и оценивают сообщения СМИ, реконструирование же реализуется после того, когда сообщения СМИ интерпретированы и закодированы в памяти.
В связи с этим, можно сказать, что конструирование влияет на реконструирование, поскольку последнее зависит от сохраненных интерпретаций, которые проистекают из процесса конструирования. То есть, конечный продукт конструирования вложен в реконструирование. С другой стороны, реконструирование оказывает влияние, так как прошлый опыт руководит нашими интерпретациями нового познания.
Между тем, как уже отмечалось выше, средства массовой информации используются для того, чтобы формировать отношения к реальным объектам. Медиа познания могут оказать влияния на реконструирование этого объекта постольку, поскольку индивид имеет малейшую или опосредованную связь с полученной информацией, и не владеет определенным способом ее опенки. Наиболее действенный способ влияния средств массовой информации на реконструирование реализуется тогда, когда информацию сопровождает стресс или эмоциональное возбуждение индивида,
В отличие от реконструированной реальности, которая сфокусирована на аккумулировании «частиц информационной памяти», создавая блоки нашего восприятия реальности, конструированная реальность сосредоточена на том, как индивиды воспринимают реальность происходящих событий. Основываясь на этих различиях, можно предположить, что события, представленные средствами массовой информации, воспринимаются реципиентами как реальные тогда, в них включены знакомые категории и отношения, когда сообщения укладываются в известную аудитории картину мира.
Таким образом, события и люди, представленные средствами массовой информации, имеют отношение к реальности в восприятии индивидов лишь тогда, когда ситуация, появляющаяся в созданной истории, наиболее знакома и соответствует определенному контексту.
Зависимость сообщений СМИ от ожиданий массового сознания подчеркивал и У. Липпман. Ключевым понятием концепции У. Липпмана выступает «стереотип». В книге «Общественное мнение», он определил стереотипы как «упорядоченные, схематичные детерминированные культурой «картинки мира» в голове человека, которые экономят его усилия при восприятии сложных социальных объектов и защищают его ценности, позиции и права».[58] Более позднее определение стереотипа характеризует его как стандартизированный, схематизированный, упрощенный, обычно эмоционально окрашенный образ какого-либо объекта (явления, процесса), обладающий значительной устойчивостью.[59]
Применительно к формулированию сообщений СМИ У. Липпман описывает роль стереотипа как некой рамки, в которую данные сообщения должны умещаться. Выход за рамки стереотипных представлений, по мнению У. Липпмана затрудняет процесс усвоения информации и как следствие снижает популярность и авторитет СМИ: «…поскольку моя система нравственности покоится на принятой мной версии событий, – значит, тот, кто отрицает либо мои моральные суждения, либо мою версию событий, является, с моей точки зрения, чужим, опасным и ошибочно мыслящим человеком».[60]
Представляется необходимым подробнее остановиться на проблеме формирования и развития стереотипа, т.к. они являются репрезентацией социальных представлений СМИ и образуют образ парламента, который и является предметом нашего внимания.
В своей работе У. Липпман выделил две важные, на его взгляд, причины, которые оказывают влияние на формирование стереотипов. Первая причина - использование принципа экономии усилий, характерного для повседневного человеческого мышления и выражающегося в том, что люди стремятся не реагировать каждый раз по-новому на новые факты и явления, а стараются подводить их под уже имеющиеся категории. Вторая причина - это защита существующих групповых ценностей. «Системы стереотипов могут быть ядром наших личных традиций, защитой нашего положения в обществе... Модель стереотипов не нейтральна. Это не просто способ замены порядком великой, цветущей и шумной путаницы настоящего. Это не просто схематизация, это и то и другое и еще кое-что. Это гарантия нашего самоуважения, наших собственных ценностей, нашей собственной позиции и наших собственных прав. Поэтому стереотипы в высшей степени заряжены теми чувствами, с которыми они связаны... не удивительно тогда, что любое посягательство на стереотип представляется посягательством на основы мироздания».[61]
Принимая во внимание эти две причины, выделенные У. Липпманом, и обращаясь к сегодняшней действительности, можно также с уверенностью сказать, что стереотипы существенно облегчают жизнь людей. Задавая определенные критерии для оценки окружающей среды, по мнению автора, они значительно упрощают и ускоряют восприятие действительности индивида, а так же ориентируют в социальных ценностях. Стереотипы часто являются общим, усредненным взглядом людей на различные проблемы, что может создавать ситуацию взаимопонимания и объединения по взглядам.
Как отмечают некоторые исследователи, стереотипы оказывают воздействие на формирование нового эмпирического опыта: «Они наполняют свежее видение старыми образами и накладываются на тот мир, который мы воспринимаем в своей памяти... Хотя степень их адекватности чрезвычайно стабильна, стереотипы - преимущественно неадекватные образы объективной реальности, основанные на «ошибке» человека, по привычке принимающего предвзятое за видение... Стереотип однозначен; он делит мир на две категории - на «знакомое» и «незнакомое». Знакомое становится синонимом «хорошо», а незнакомое - синонимом «плохо».[62]
Стереотип содержит в себе оценочный элемент. Рассматривая стереотип в рамках конструирования образа парламента, мы можем отметить, что в первую очередь функциональная значимость стереотипа, как со стороны восприятия аудитории, так и со стороны воздействия коммуникатора в возможности оценки отдельного элемента образа парламента. Оценочный элемент выступает в виде установки, эмоционального обобщения. Оценочный элемент стереотипа всегда сознательно детерминирован, поскольку стереотип, выражая чувства личности, ее систему ценностей, всегда соотнесен с групповыми чувствами и групповыми действиями. У. Липпман делает вывод о возможном единстве стереотипов в рамках социальных групп. Стереотипы эффективно управляют всем процессом восприятия, являясь эталоном оценки и соответственно защиты личности, входящей в данную группу.
Проблема социально-психологического стереотипа активно разрабатывалась Г. Тэшфелом, в развитие теории социальной идентичности, Г. Тэшфел отмечает, что процессы социальной категоризации и идентификации сопровождаются формированием устойчивых представлений по поводу ин- и аутгруппы, формируются социальные стереотипы. Г. Тэшфел сформулировал следующие закономерности становления и развития социальных стереотипов:
- Люди с легкостью проявляют готовность характеризовать обширные человеческие группы (или социальные категории, такие как институт представительства или парламент) недифференцированными, грубыми и пристрастными признаками;
- Такая категоризация отличается прочной стабильностью в течение очень длительного времени;
- Социальные стереотипы в некоторой степени могут изменяться в зависимости от социальных, политических или экономических изменений, но этот процесс происходит крайне медленно;
- Социальные стереотипы становятся более отчетливыми («произносимыми») и враждебными, когда возникает социальная напряженность между разделяющими различные стереотипы группами;
- Они усваиваются очень рано и используются детьми задолго до возникновения ясных представлений о тех группах, к которым они относятся;
- Социальные стереотипы не представляют большой проблемы, когда не существует явной враждебности в отношениях групп, но в высшей степени трудно модифицировать их и управлять ими в условиях значительной напряженности и конфликта.
Достаточно четкое на наш взгляд описание функций стереотипов дано Г. Тэшфелом, который выделяет четыре функции стереотипов, две из которых реализуются на индивидуальном уровне, а остальные две - на групповом.[63] Так, значением стереотипа на индивидуальном уровне являются следующие функции: когнитивная, которая отвечает за отбор социальной информации, отнесение новых образов к существующим категориям, упрощение информации и ценностно-защитная, поддерживающая положительный «образ-Я». На групповом уровне Г. Тэшфел выделяет идеологизирующую функцию стереотипа, формирующую групповую идеологию и оправдывающую поведение группы и функцию идентифицирующую поддерживающую положительный «образ-Мы». Как видим, Г. Тэшфел видит в стереотипе основной инструмент складывания и поддержания групповой идентичности, стереотип – это та репрезентация группового опыта, которая помогает группе сохранить целостность и быстро, за счет отработанных схем категоризации, отраженных в стереотипе, реагировать на внешние по отношению к группе угрозы. Например, категоризации депутатов парламента от фракции КПРФ как «наследников темного прошлого» снимает в сознании групп, ориентированных на либеральные ценности, вопрос о состоятельности коммунистов в качестве конструктивной политической силы.
Г. Тэшфел также подчеркивает, что социальной психологией, историей, культурой антропологией и просто житейским опытом уже накоплен большой эмпирический материал, свидетельствующий о том, что на уровне группы социальные стереотипы действительно выполняют указанные функции.[64]
Объяснительную функцию стереотипа в процессе взаимодействия социальных и политических групп наряду с Г. Тэшфелом, подчеркивает немецкий исследователь У. Квастгоф.[65]
Он выделяет социальную функцию стереотипа, способствующую разграничению «внутригруппового» и «внегруппового»: что в свою очередь приводит к социальной категоризации, к образованию понятий и образов, на которые активно ориентируются в обыденной жизни.
Кроме различных функций многие ученые выделяют также различные виды стереотипов. В частности, исследователи различают автостереотипы, отражающие представления людей о самих себе, и гетеростереотипы, отражающие представления о другом народе, другой социальной или политической группе. Люди воспринимают многие стереотипы как образцы поведения и мышления, которым надо соответствовать. Поэтому такие фиксированные представления оказывают довольно сильное влияние на людей, стимулируя у них формирование таких черт характера, которые отражены в стереотипе. Так же стереотипы могут быть индивидуальными и социальными, выражающими представления о целой группе людей. К социальным стереотипам относятся как более частные случаи этнические, тендерные, политические и целый ряд других стереотипов.
Стереотипы также разделяют на стереотипы поведения и стереотипы сознания. Стереотипы поведения - это устойчивое, регулярно повторяющееся поведение социокультурной группы и принадлежащих к ней индивидов, которое зависит от функционирующей в этой группе ценностно-нормативной системы. Они находятся в тесной связи со стереотипами сознания. Стереотипы сознания, как фиксирующие идеальные представления ценностно-нормативной системы, выступают основой для формирования стереотипов поведения. Стереотипы сознания создают модели поведения, стереотипы поведения внедряют эти модели в жизнь. Данная классификация значима для настоящего исследования с точки зрения возможности соотнесения стереотипов по поводу парламента с ценностными ориентациями аудитории и журналистского сообщества. Так стереотип поведения, предусматривающий критическое освещение деятельности депутатов-коммунистов обусловлен стереотипами сознания журналиста предполагающими значимость независимых СМИ и невозможность существования данных СМИ в рамках коммунистической идеологии.
Формирование стереотипов происходит, прежде всего, в результате воспринимаемой характерности фиксируемых отличий или особенностей. Будучи установленными, они поддерживаются в силу того, что создают необходимую ориентировочную основу в отношении оценки определенного рода социальных объектов, приводя к проявлению эффекта первого впечатления, задающего своеобразия отношения. Стереотипы как бы принуждают людей на осуществление поиска информации поддерживающей его. В данном случае формируется интерпретационный фрейм, задающий характер интерпретации. Возможности поддержания и укрепления в силу присущего человеку субъективизма и связанными с ним неисчерпаемыми ресурсами предубежденного интерпретирования и атрибутирования. Поддержание стереотипа в устойчивом состоянии обеспечивается и особенностями познавательной активности. Так как стереотипы выполняют существенную для личности функцию поддержания соответствия в системе представлений.
Проблема интерпретационных фреймов в восприятии информации СМИ находит развитие в исследованиях Д. Цаллера. Д. Цаллер отмечает необходимость связывать рациональные доводы и аргументы, необходимые для принятия аудиторией той или иной точки зрения с существующими социальными представлениями, стереотипами, Д. Цаллер называет их – «подсказывающие сообщения»[66]. Подсказывающие сообщения «содержат контекстуальную информацию об идеологическом значении убеждающих сообщений. Значение подсказывающих сообщений состоит в том, что они дают гражданам возможность воспринимать отношения между убеждающими сообщениями, которые граждане получают, и их собственными политическими предрасположенностями и в результате критически реагировать на убеждающие сообщения».[67]
В вопросе о детерминантах политического дискурса, выраженного в сообщениях СМИ и необходимости его соответствия групповым политическим представлениям Д. Цаллер приходит к следующему выводу: «…адекватное представление о лидерстве мнения элит не заключается в том, что общественность совершенно механически реагирует на их инициативы, хотя последние, тщательно подготовленные, обычно все же встречают положительную реакцию. Элиты производят идеи автономно, и у них всегда есть потенциальные разногласия в соответствии с партийными линиями. Они маневрируют относительно этих линий и, стремясь вести и в то же время следовать, постоянно оглядываются на общественность, на то, что она думает сейчас или будет думать в будущем. Иными словами, вопрос заключается не в том, ведут ли элиты общественность или же следуют за ней, а в том, насколько и какие элиты скорее ведут, чем следуют за общественным мнением, и при каких условиях они это делают».[68] Таким образом, Д. Цаллер приходит к выводу, что элиты, используя СМИ, ограничены в формировании общественного мнения разделяемыми в обществе политическими представлениями и новые объекты дискурса должны быть встроены в существующую систему представлений.
Разрабатывая проблему репрезентации социальных представлений в сообщениях СМИ, нельзя не упомянуть точку зрения социологического подхода П. Бурдье. С точки зрения П. Бурдье, в социально-политическом процессе «участвуют, с одной стороны, модели восприятия, мышления, поведения, составляющие габитус, с другой стороны, социальные структуры, в частности поля и группы»[69]. Этим определением П. Бурдье утверждает тезис о том, что построение социальной реальность и представлений о ней есть составляющие единого процесса: социальные группы преобразуют реальность согласно значимым для них представлениям о мире. Утверждение в массовом сознании представления о явлении внедряет это явление в социально-политическую реальность. «Все стихийные воззрения, научные теории, спонтанное видение мира составляют часть социальной реальности и могут приобретать совершенно реальную созидательную силу»[70]. Следовательно, конструирование в массовом сознании определенного представления о парламенте и разделенность этого представления значительной группой придают ему силу политического факта.
Механизмы репрезентации коллективных представлений аудитории в сообщениях СМИ П. Бурдье объясняет через эффекты поля журналистики. Теория взаимодействия социальных полей утверждает зависимость журналистского поля и соответственно содержания сообщений СМИ от «власти плебисцита».[71] По мнению П. Бурдье, пресса подчиняясь требованиям рынка, поддерживая читательский интерес к своим сообщениям, вынуждена соотносить свои сообщения с требования массовой аудитории. Читатели и зрители как главный ресурс СМИ фактически определяют их содержание, в любом случае логика поля журналистики не допускает презентации мнений и оценок, резко противоречащих сложившемуся общественному мнению. Дополнительным эффектом, способствующим тиражированию сходного содержания СМИ является конкуренция. По мнению П. Бурдье, конкуренция между различными СМИ порождает не уникальное, новое содержание, но гомогенность содержания информационных сообщений: «…конкурентная борьба заставляет держать под постоянным наблюдением…деятельность своих конкурентов с тем, чтобы воспользоваться их промахами, избежать таких же ошибок, снизить их успех, попытавшись воспользоваться предполагаемыми инструментами этого успеха: подхватить темы специальных выпусков, рассказать о книгах, о которых «нельзя не упомянуть», потому, что их заметили другие… «обработать» такое то событие, о котором рассказали другие…».[72]
5.Модель исследования образа Государственной Думы на материале сообщений СМИ
Отправной точкой в исследовании образа в СМИ является для нас представление о том, что любое событие, явление или институт, упомянутый в СМИ, представляет собой не точное описание данного события или института, но его образ. Сообщение СМИ лишь задает рамки, дает основную информацию о событии, а аудитория реконструирует цельный образ события на основе имеющихся у нее представлений и знаний о предмете сообщения. А.А. Леонтьев так описывает данную проблему: «В сущности, журналист описывает не событие как таковое или не сценарий как таковой, а их психический образ. Этот образ складывается из…основных признаков события и, в идеале, должен отражать их все. Однако текст, соответствующий этому образу (описывающий его) не включает описание некоторых признаков события (образа события). Журналист сознательно опускает соответствующую информацию, поскольку он знает, что реципиент СМИ, реконструируя на основе текста образ события, воспользуется своими знаниями и восстановит этот образ правильно и достаточно полно».[73]
Для исследования образа парламента в сообщениях СМИ мы используем комплексный методологический подход, включающий некоторые положения теории социальных представлений С. Московичи[74], а также метод, основанный на изучении значений связного текста Т. Ван Дейка[75], и теория метафоры Дж. Лакоффа[76]. В данном параграфе будет представлена схема анализа источников исследования и рассмотрены основные подходы перечисленных теорий, использованные при разработке данной схемы.
При рассмотрении теории социальных представлений мы отметили, что процесс формирования социальных представлений, в том числе формирование политических образов происходит на основе межгрупповой коммуникации, основным инструментом которой выступает язык. Следовательно, для исследования текста СМИ необходимо выделить те языковые формы, которые и формируют (с помощью называния и отнесения к категории) образ Государственной Думы. Для реализации задачи выделения соответствующих форм мы будем опираться на рассмотренные в предыдущих параграфах свойства персонификации власти, политической идентичности и политических ожиданий.
Обращаясь к основным подходам, использованным при разработке схемы исследования источников необходимо еще раз рассмотреть некоторые посылки теории социальных представлений С. Московичи. Он исходит из тезиса о том, что общество стремиться привязать новые объекты опыта к уже существующим категориям. Формирование групповых представлений - по С. Московичи - разделяется на два основных процесса: закрепление и объективацию. Закрепление является процессом соотнесения новых понятий с объектами повседневного опыта, известными категориями. Новое понятие соотноситься с определенной категорией, принимая на себя черты данной категории, и получает имя. В дальнейшем категория может определяться уже через данное понятие, являющееся ее элементом, а само понятие, получившее имя, становиться объектом коммуникации. Категоризация и называние, выделяемые С. Московичи в качестве механизмов закрепления представлений, ведут к формированию стереотипов, так как неминуемо упрощают и обобщают образы. То же происходит с абстрактным явлением, которое трансформируется таким путем в нечто более конкретное – этот процесс получил название объективации[77]. Объективация социальных представлений конкретизирует абстрактные понятия, трансформирует их в объекты, легко представимые на уровне обыденного сознания.
Процессы закрепления и объективации обладают собственными механизмами действия. В случае закрепления – это механизмы категоризации и наименования, объективация использует язык и память.
Процесс сравнения и в целом работы с социальным представлением немыслим без отнесения объекта представления к элементу существующей категориальной сети и наименования. Соотнесенный с существующей системой категорий и наделенной именем объект, а точнее социальное представление о данном объекте становиться объектом коммуникации. Процесс представления себе объекта - это «в основе своей процесс классификации и наименования, метод установления связей между категориями и именами».[78] Соотнесенное с существующей системой категорий и названное представление приобретает социальную идентичность значимость в языке и становиться объектом массовой коммуникации.
Таким образом, для исследования образа Государственной Думы, в основе которого лежат социальные представления, мы должны обратиться к анализу коммуникативного процесса отраженного в сообщениях СМИ.
Форма коммуникации детерминирована особенностями языка. В процессе анализа сообщений СМИ необходимо выявить формы презентации социальных представлений с помощью различных риторических средств, для этого рассмотрим методы анализа текста сформулированные в теории анализа связного текста Т. Ван Дейка.
В схеме анализа текста предложенной Т. Ван Дейком центральное место занимает понятие дискурса, выявление, значения которого и является основной задачей предложенной схемы. Дискурс определяется Т. Ван Дейком как «завершенный или продолжающийся «продукт» коммуникативного действия, его письменный или речевой результат, который интерпретируется реципиентами. Т.е. Дискурс в самом общем понимании – это письменный или речевой вербальный продукт коммуникативного действия».[79] Т. Ван Дейк рассматривает дискурс как выражение идеологии и культуры в том числе и политической культуры с помощью языка и риторических приемов в тексте, в дискурсе воспроизводятся доминирующие в обществе социальные представления.
Наиболее содержательным и явным способом выражения социальных представлений является значение дискурса. Следуя за Т. Ван Дейком[80], мы выделяем значение дискурса через риторические приемы («речевые стратегии» в определении Т. Ван Дейка), используемые в связном тексте. Анализ содержания и значения данных приемов является общим методом для оценки всех, выделенных нами составляющих образа Государственной Думы. Ниже приводятся речевые стратегии, которые представляются наиболее значимыми для анализа текстов СМИ, и будут использоваться нами в практической части исследования.
Обобщение. Прием, использующийся в дискурсе, чтобы показать, что приведенная информация о явлении не является частным случаем, но представляет собой некую тенденцию. Обобщение апеллирует к общему мнению по поводу явления или ситуации. Типовыми языковыми формами для реализации данного приема служат выражения: «И так всегда», «С этим сталкиваешься на каждом шагу», «Это без конца повторяется».
Пример. Речевая стратегия призванная соотнести выраженное в тексте суждение с конкретными фактами, опытом. Типовые выражения: «Вот, например», «Например, на прошлой неделе», «Возьмите нашего соседа. Он…».
Усиление. Риторический прием, имеющий целью повысить внимание аудитории к предмету сообщения или к значимым характеристикам предмета сообщения, например негативным: «Это ужасно, что... позор, что,…»
Уступки. Ход, дающий возможность для условного обобщения даже в случае привлечения противоречащих примеров либо позволяющий продемонстрировать реальную или воображаемую терпимость к негативно представленному предмету сообщения. Типовые выражения: «Среди них попадаются и хорошие люди», «Не стоит обобщать, но...».
Повтор. Функции данного приема близки к усилению: привлечение внимания, структурирование информации, подчеркивание субъективных оценок, более значительных тем и т.д.
Контраст. Данная речевая стратегия во-первых – привлекает внимание к объектам, которые участвуют в отношении контраста, во-вторых – подчеркивает негативные свойства аутгруппы и позитивное отличие ингруппы. Например: «В отличие от фракции КПРФ занятой в основном нападками на правительство, депутаты «Выбора России» активно работали над проектом бюджета».
Вычленение в текстах сообщений СМИ данных речевых стратегий, во-первых, дает нам возможность оценить содержание составляющих образа парламента социальных представлений и, во-вторых, выделить в дискурсе основные темы («макростуктуры текста» в определении Ван Дейка), в контексте которых обсуждается парламент.
Темы выражают суть дискурса, обобщают его значения и, что является для нас значимым, определяют восприятия текстов о парламенте в целом, структурируют представления об основных субъектах парламентской деятельности, отношения внутри парламента, диспозицию парламента по отношению к правительству и Президенту. Так сообщение о принятии внесенного президентом законопроекта само по себе не является значимым для общего представления о парламенте, но соотнесенное с темой актуального конфликта Президента и парламента и попыток инициации механизма импичмента, может быть понято как сдача парламентом своих позиций, подчинение политической воле Президента. Темы структурируют понимание политического дискурса, определение центральных тем сообщений о парламенте позволяет выявить скрытые смыслы сообщений СМИ.
Выше мы перечислили структуры текста, выделение и анализ которых позволит нам сформулировать общее содержание представлений о персонификации властных отношений по поводу парламентской деятельности, политических идентичностях опосредующих восприятие образа парламента и ожиданий, связанных с деятельностью данного института. Обратимся теперь к теории анализа идеологического дискурса Ван Дейка[81]
, которая представляется достаточно продуктивной для изучения феномена политической идентичности.
Анализируя различные аспекты идеологического дискурса исследователь предлагает схему смысловых репрезентаций, конструирующих групповую картину мира:
- Признаки членства: Кто входит в группу?
- Характерная деятельность: Что мы делаем?
- Общие цели: Чего мы хотим?
- Нормы и ценности: Что хорошо и плохо для нас?
- Позиция: Какие у нас взаимоотношения с другими? Кто наши друзья и враги?
- Ресурсы: Кто обладает доступом к нашим групповым ресурсам?
Данные критерии определяют «автосхему» группы (group self-schema). Выделяя в тексте соответствующие смысловые репрезентации мы можем описать представление о ингруппе продуцента сообщения. Представления об аутгруппе могут быть выделены при использовании этой же схемы, однако значения ее элементов при этом меняются на противоположные («Кто входит в их группы?», «Что они делают?»). В определении содержания и характера политических идентичностей опосредующих восприятие образа парламента мы будем опираться на представленную схему.
Выше мы рассмотрели значимость выделения центральных тем политического дискурса для понимания скрытого смысла сообщений СМИ, наряду, с макроструктурой текста выраженной в темах Ван Дейк водит понятие «локальной структуры текста». Локальная структура определяет понимание значение отдельных слов и словосочетаний, из которых строится текст, в том числе понимание их скрытого, метафоричного смысла. Выше мы отмечали значимость социально-политического контекста нашего исследования и диктуемую им востребованность массовым сознанием глубинных образов картины мира. Учитывая общую значимость мифологизированных образов для реконструкции содержания политического дискурса, и отмечая особую роль такого рода образов в ситуации кризиса идентичности, представляется необходимым ввести в качестве элемента методологии схему анализа метафорического значения текстов СМИ.
В понимании метафоры мы придерживаемся, определения Д. Лакоффа, который определял метафору как «проекцию концептуальных (понятийных) областей»[82].
Основным положением теории Дж. Лакоффа является тезис, согласно которому метафора относится не к языковому уровню, но к уровню мышления и деятельности: «наша обыденная концептуальная система, в терминах которой мы одновременно думаем и действуем, фундаментально метафорична по своей природе».[83] Метафора с точки зрения исследователя основной инструмент познания и интерпретации действительности. Метафора позволяет воспринимать и познавать сложные, внутренне неструктурированные понятия на основе других более простых и знакомых понятий. Метафоризация с точки зрения Дж. Лакоффа – это структурирование одного концепта в терминах другого. Например, сложные отношения политических акторов с ситуации избирательной кампании могут быть представлены в терминах военных действий. («Кандидат А пошел в наступления на кандидата Б»).
С точки зрения, задачи выделения скрытых смыслов образа Государственной Думы, важным представляется способность метафоры предопределять действия, разделяющих значение метафоры субъектов по поводу объекта метафоры: мы «не просто говорим о споре в терминах войны… Многое из того, что мы делаем при споре, частично структурируется через концепт войны. Хотя здесь нет физической битвы, есть словесная битва, и структура спора - атака, защита, контратака и т.д. - отражает это. В этом смысле метафора «спор есть война» определяет нашу жизнь в данной культуре; она структурирует действия, которые мы производим во время спора».[84] Таким образом Дж Лакофф демонстрирует как «метафорический концепт, а именно «спор есть война», служит для структурирования (по крайней мере, частично) того, что мы делаем и как мы понимаем то, что делаем, когда мы спорим. Сущность метафоры состоит в понимании и опытном переживании одного рода вещей в терминах другого»[85]. Характерным примером данного исследования является восприятие конфликтов исполнительной власти и парламента в терминах войны («Президент одержал победу над парламентом», «Коммунисты предприняли новую атаку на бюджет»).
Как уже отмечалось выше, центральным положением теории метафоры является ее принадлежность к области мышления и деятельности. Презентация метафоры через язык вторична, первичным является отображение целевого концепта в терминах исходного (так спор отображается в терминах войны). Т.е. отображение позволяет нам представлять себе систему отношений объектов, составляющих целевой концепт по аналогии с системой отношений объектов в исходном концепте. Важно отметить, что отображение имеет устойчивое место в картине мира, является обыденным способом объяснения реальности, в том числе политического процесса.
Важным для настоящего исследования представляется классификация метафор предложенная Дж. Лакоффом. Выделяются два типа метафор: конвенциональные метафоры и метафоры-образы. Под конвенциональными Дж. Лакофф подразумевает метафоры, отражающие одну понятийную область на другую, таким образом, многие понятия из исходной области отражаются на многие понятия из целевой. Метафоры-образы отображают один конвенциональный мыслительный образ в другой. Вместо понятийных областей со сложной внутренней структурой метафоры-образы формируют общеизвестные понятия. Методы действия обоих типов метафор основаны на принципе наличия устойчивого набора онтологических соответствий между объектами в исходной области и объектами в целевой области.
Теория метафоры позволяет провести анализ метафорических языковых репрезентаций относительно парламента, выявить обыденные представления, с помощью которых массовое сознание категоризирует элементы системы представлений о парламенте. Кроме того, этот подход позволяет проанализировать смысл метафор-образов, определяющих основания для концептуализации абстрактных понятий характеризующих парламентскую деятельность.
Перечисленные методы позволяют выработать модель исследования текстов СМИ, посвященных парламенту.
На первом этапе анализа, мы проведем оценку центральных тем политического дискурса по поводу Государственной Думы, в каждой выборке. Это позволит нам анализировать содержание отдельных сообщений СМИ во взаимосвязи с макроструктурами дискурса и придаст системное качество нашим выводам относительно значения сообщений СМИ по поводу Государственной Думы.
На втором этапе, опираясь на рассмотренные в предыдущих параграфах свойства представлений о политической идентичности, персонификации властных отношений и политических ожиданиях мы выделим языковые репрезентации данных представлений, в сообщениях СМИ, реконструируя позицию продуцента сообщения через теорию речевых стратегий Т. Ван Дейка. Метафорический смысл языковых репрезентаций относительно Государственной Думы будет проанализирован с помощью положений теории метафоры Дж. Лакоффа.
На третьем этапе анализа мы проведем количественный подсчет позитивных, нейтральных и негативных оценок Государственной Думы в сообщениях СМИ, в каждой из выборок. Затем сопоставив количественные данные с выявленными нами в выборках репрезентациями политических представлений, постараемся объяснить динамику изменений оценок Государственной Думы в сообщениях СМИ через феномены политической идентичности, персонификации власти и политических ожиданий.
Выводы.
Рассмотренные в первой главе теоретические и методологические основания изучения образа парламента в СМИ, позволяют нам сформулировать следующие положения:
На формирование современного образа Государственной Думы определяющее влияние оказало снижение фракционного разнообразия и формирование в нижней палате устойчивого депутатского большинства, к которому фактически перешел контроль над законодательной деятельностью палаты.
Индивиды конструируют модель реальности, приводят получаемую в процессе социального познания информацию о мире в некую систему с целью постижения ее смысла. В соответствии с таким подходом в изучении образа парламента мы исходим из того, что образ парламента является не самостоятельным психическим образованием, а элементом образа мира.
Образ мира конструируется на основе представлений об объектах мира социального. Представления формируются на групповом уровне, их основой являются архетипические представления о реальности, которые детерминируют значение нового опыта и встраивание его в образ мира. Значение социальных представлений являются общим для значительных социальных групп. Образ парламента определяется различными социальными представлениями по поводу мира политического и может быть оценен через анализ данных представлений.
Представления об объектах основаны на коммуникации по поводу данных объектов. Определяющее значения для формирования социальных представлений по поводу объектов выходящих за рамки личного опыта индивидов, в том числе объектов политической сферы, имеют сообщения СМИ. Исходя из этого, мы считаем, что на формирование представлений о парламенте определяющее влияние оказывают сообщения СМИ.
Средства массовой информации при формулировании сообщения опираются на разделяемые общество представления о предмете сообщения. События и люди, представленные средствами массовой информации, имеют отношение к реальности в восприятии индивидов лишь тогда, когда ситуация, появляющаяся в созданной истории, наиболее знакома и соответствует стереотипам массового сознания. Выход за рамки стереотипных представлений затрудняет процесс усвоения информации и как следствие снижает популярность и авторитет СМИ. В соответствии с таким подходам мы определили, что сообщения СМИ воспроизводят имеющиеся групповые представления и созданный в СМИ образ парламента, может рассматриваться как отражение социальных представлений.
На формирование образа парламента решающее воздействие оказывает социально-политический контекст, в котором происходило становление и развитие данного института. Доминирующим фактором политического процесса в России в 1990-х стало разрушение привычного образа мира, потеря конвенциональной системы ценностей и политических ориентаций значительной частью общества и элиты. В ситуации кризиса идентичности определяющую роль в восприятии власти и политических институтов начинают играть глубинные элементы картины мира, основополагающие значения политической культуры. К таким детерминирующим политическое поле феноменам в российской практике традиционно относятся проблема политической идентичности и феномен персонификации власти. Другой важнейшей проблемой политического процесса, в том числе, определяющей формирование образа парламента явилась проблема политических ожиданий, связанных с демократическими преобразованиями. Таким образом, образ парламента в настоящем исследовании рассматривается через анализ важнейших элементов политических представлений: персонификацию властных отношений, политическую идентичность и политические ожидания.
Модель исследования содержания и факторов формирования образа Государственной Думы заключается в анализе содержание важнейших политических представлений по поводу парламента, отраженных в сообщениях СМИ. Для анализа сообщений СМИ применяется методы направленные на выявление форм презентации представлений по поводу Государственной Думы с помощью различных риторических средств, а также методы и определения метафорического значения языковых репрезентаций.
Глава II. Образ Государственной Думы Федерального собрания РФ в средствах массовой информации: анализ сообщений СМИ 1994-2008 гг.
Мы выделили политико-психологические, социокультурные и институциональные основания и методы формирования образа Государственной Думы ФС РФ в СМИ и с этой точки зрения охарактеризовали период становления института парламентаризма в России. Ниже мы проанализируем динамику изменения содержания образа нижней палаты парламента и влияние на нее феноменов политической идентичности, персонификации властных отношений и политических ожиданий, опосредующих восприятие Государственной Думы, а также свойства репрезентации данных феноменов в сообщениях СМИ. На материалах выборок сообщений российских центральных газет за период 1994-2008 гг. мы последовательно раскроем характер влияния каждого из обозначенных феноменов.
1. Формирование образа Государственной Думы ФС РФ через феномен политической идентичности
Образ Государственной Думы созыва 1993 года во многом определялся политическим контекстом, в котором она была избрана и приступила к работе. С одной стороны этот контекст был сформирован событиями октября 1993 года, которые стали кульминацией противостояния Президента и Верховного совета и предопределили трудность достижения Думой политических компромиссов, отсутствие согласия по поводу стратегии развития государства. В.Я. Гельман, отмечая данное свойство парламентского процесса, пишет: «В первый годы работы Думы над ней очень сильно давлел «октябрьский синдром». Чувство мести, протеста, реванша превращал многие заседания парламента в сплошные митинги и демонстрации. И только принятие Думой Меморандума о согласии и документов об амнистии позволили преодолеть острое противоборство, раздиравшее наше общество после трагедии октября 1993 года».[86]
С другой стороны, образ Государственной Думы в СМИ был предопределен результатами выборов 1993 года, т.е. составом нижней палаты. Неудача ориентированного на реформы блока «Выбор России» (ВР) и успех ЛДПР добившейся наибольшей поддержки избирателей при голосовании за партийные списки и сформировавшей вторую по численности партийную фракцию предопределили несбалансированность фракционного состава и восприятие парламентской деятельности через противостояние проправительственных фракций (ВР, ПРЕС) с одной стороны, ЛПДР и левой оппозиции с другой. Поляризация состава парламента способствовала развитию процессов политической идентификации и концептуализации их в сообщениях СМИ. Для того чтобы раскрыть содержание и характер механизмов политической идентификации и их вклад в формирование образа нижней палаты парламента мы обратимся к публикациям из первой основной выборки[87], в которой представлены сообщения центральных ежедневных газет, посвященные Государственной Думе созыва 1993 года.
Суть наиболее важной информации политического дискурса передается через центральные темы (в том значении этого слова, в котором его употребляет Т. Ван Дейк[88] ). Тема – это та информация, которую легче всего вычленить из дискурса. В соответствии с положениями теории дискурса, рассмотренными в предыдущей главе, темы являются обобщенными характеристиками значения дискурса, но при этом могут быть конкретно сформулированы в самом тексте. Как уже отмечалось выше, центральные темы сообщений СМИ о парламенте структурируют понимание политического дискурса, их определение позволяет выявить скрытые смыслы сообщений СМИ. В первой выборке датированной январем-февралем 1994 года основные темы в освещении деятельности парламента можно определить как: неорганизованность в работе Государственной Думы и противостояние между фракциями парламента.
Освещение темы порядка работы Госдумы имело выраженную негативную коннотацию:
«Кроме того, старейший депутат думы, представитель от ЛДПР Георгий Лукава, которому в соответствии с Конституцией пришлось вчера вести первое заседание Госдумы, со своей задачей, по мнению части депутатов, справлялся плохо, и парламентарии потратили немало времени для того, чтобы отстранить его. Возможно, что положения регламента о фракциях и группах депутатов дума утвердила бы быстрее, если бы Георгий Лукава лучше исполнял обязанности председательствующего».[89]
К теме неорганизованности в работе Государственной Думы необходимо отнести сообщения связанные с обеспечением деятельности парламента, например, сообщения касающиеся получением Государственной Думы собственного здания[90] и законодательного обеспечения статуса депутата:
«Весьма интересны положения проекта о разрешении депутатам «ношения любого вида оружия», обеспечении охраной с оплатой 2000 долларов в месяц, выделении 29 тысяч долларов на покупку бронированного автомобиля, 900 долларов в месяц на его содержание, 3000 долларов на зарплату помощникам и пр. Если подобный проект будет принят, то нам с вами опять придется раскошелиться».[91]
Наличие в политическом дискурсе данных тем и характер их освещения в СМИ предопределили восприятие образа Государственной Думы в данный период и имели определяющее значения для реализации отношений политической идентичности. Опираясь на положения теории социальной идентичности и автосхему группы Т. Ван Дейка, проанализируем содержание отношений политической идентичности опосредующих презентацию сообщений о нижней палате парламента в СМИ. Наиболее явно процессы социальной категоризации, отвечающие в теории идентичности за упорядочивание представлений о существующих политических группах, проявляются в описании деятельности сторонников либеральных реформ в Думе с одной стороны и фракции «ЛПДР» и левой оппозиции с другой:[92]
«Совещание представителей фракций не обошлось без скандала, вызванного поведением Владимира Жириновского, решившего, что именно он будет вести заседание думы. Лидер ЛДПР мотивировав это тем, что его избирательное объединение набрало наибольшее количество голосов. «Народ уже сказал свое слово, теперь про алфавит забудьте», - заявил он. В ответ ряд депутатов покинули зал. В коридоре Сергей Шахрай, Николай Травкин, Екатерина Лахова и Григорий Явлинский провели короткое совещание и договорились игнорировать Жириновского в переговорах, если он не изменит стиль поведения. «Мы все сделаем без него», - заявил Шахрай».[93]
Сообщения СМИ формируют представление о деятельности Государственной Думы первого созыва как о противостоянии «либералов» (в данную группу включаются фракции «Выбор России», ПРЕС, «Яблоко») и «левопопулистского крыла» в составе ЛДПР, КПРФ и АПР. Таким образом, происходит категоризация состава нижней палаты парламента, выделяются основные политические группы.
Следуя автосхеме группы Ван Дейка, проанализируем представление об основных стратегиях деятельности и целях выделенных групп. Так, независимо от содержания и объекта, деятельность «левопопулистского крыла» Думы имеет выраженную негативную оценку в изученных источниках. Основными характеристиками данной деятельности являются: противостояние процессу реформ, популизм, неорганизованность, стремление парализовать работу Думы[94] :
«В этой связи будущие результаты рассмотрения пакета президентских указов в Госдуме вызывают особый интерес, так как отрицательное влияние оппозиции пока явно нейтрализовано отсутствием реальных механизмов опротестования указов».[95]
«..можно сделать вывод, что лидеру ЛДПР уже прискучила думская работа и его вновь тянет в предвыборную стихию. Вероятно, либеральный демократ сделает все, чтобы, по крайней мере, необходимое условие досрочных выборов, т. е. роспуск нынешней думы, реализовался как можно быстрее - для чего, очевидно, он будет впредь вести себя еще более живо и непосредственно».[96]
Деятельность группы «либералов» напротив оценивается в сообщениях газет из основной выборки в целом положительно. Основными характеристиками деятельности группы «либералов» являются: стремление к порядку в работе парламента, поддержка курса реформ, противостояние неконструктивной деятельности оппозиции:
«Сегодня, не исключаю, в оппозицию в парламенте придется уйти демократам. Потому что, скорее всего в Думе главным будет, к сожалению,
не законотворчество, на что мы рассчитывали, когда протестовали против
предыдущего законодательного собрания и мечтали о новом парламенте. Главным будут, видимо, политическая склока, митинги, суета, работа на публику, подготовка к новым президентским выборам. А то, что могло бы обеспечить спокойный ход экономической реформы, снова отодвинется в сторону. Это печально».[97]
Разделение нижней палаты парламента на «либералов» и «левопопулистов» предполагает некую стереотипизацию образов данных групп. В частности некоторые свойства фракции КПРФ распространяются в изученных источниках на всё «левопопулистское крыло», а скандальное поведение В.В. Жириновского опосредует восприятие парламентской оппозиции в целом.
Следует отметить значительную гомогенность оценок средствами массовой информации деятельности Думы созыва 1993 года. На основании представлений о механизме социального сравнения, который определен нами в первой главе как сравнение ингруппы и аутгруппы и поиск позитивных отличий ингруппы, мы можем утверждать, что в исследованных в основной выборке источниках ингруппой по отношению к продуценту сообщения, в подавляющем большинстве случаев, выступали «либералы» в Думе, а аутгруппой являлась оппозиция в составе ЛПДР, КПРФ и АПР.
Следует отметить некоторые отличия представлений о Государственной Думе в сообщениях СМИ, входящих в дополнительную выборку[98], датированную январем-февралем 1994 года, от представлений, выявленных при анализе основной выборки за тот же период. Так, если в сообщениях газеты «Новая Газета» ингруппой по отношению к продуценту сообщения, как и в сообщениях основной выборки, выступает группа «либералов» в Думе, то в сообщениях газеты «Советская Россия» группа «либералов» фактически играет роль аутгруппы. При этом роль ингруппы в сообщениях «Советской России» принимают на себя фракции КПРФ и, отчасти, АПР.
Необходимо также отметить, что в сообщениях дополнительной выборки, доминируют те же основные темы, что и в сообщениях основной выборки: неорганизованность в работе Государственной Думы и противостояние между фракциями парламента.
Закрепление представлений о «своей» и «чужой» группах наблюдается в основной выборке за 1995 год, иллюстрирующей представления о Государственной Думе, сложившиеся за два первых года ее работы:[99]
«ЛДПР - партия, нацеленная на завоевание власти ради самой власти, не признающая приоритета фундаментальных прав человека, построенная по принципу подчинения одному вождю, поддерживающая практически все идеологемы тоталитарного государственного устройства… Большинство программных целей ЛДПР либо неосуществимо («Мирное восстановление Российского государства в границах СССР»), либо сформулировано в таких выражениях («социальное государство с высокоразвитой рыночной экономикой»), что вопрос реализации можно будет трактовать в зависимости от конкретного хода дел».[100]
В основной выборке датированной сентябрем-октябрем 1995 года происходит характерное для категоризации «своей» и «чужой» групп подчеркивание «наших» достоинств и «их» недостатков: неосуществимость обещаний «левопопулистского крыла» Думы противопоставляется конкретным делам (принятию законов) группой «либералов», поддержка тоталитарной идеологии – вниманию к гражданским и политическим правам.
Сравнение ЛДПР с Национал-социалистической рабочей партией Германии периода Веймарской республики иллюстрирует реализацию механизма аутгрупповой дискриминации:[101]
«Была в Веймарской республике сходная ситуация с некоей схожей партией. Но будем надеяться, что у нас пронесет. Все-таки - не то время и не та страна».[102]
Представление ЛДПР как партии склонной к фашистской идеологии, установление связей между образами НСРПГ и ЛДПР реализует речевую стратегию приведения примера и, формулируя угрозу, исходящую от аутгруппы, усиливает основания для межгрупповой дискриминации.
Угроза ингруппе может быть обоснована историческим опытом, например намеком на возвращение продуктового дефицита, в случае прихода КПРФ к власти:
«Вслед за появлением многочисленных прогнозов успеха коммунистов на предстоящих выборах в Государственную Думу оптовые фирмы, торгующие продовольствием, отметили нехарактерный для этого времени года рост спроса на мясные консервы, макароны, сахар и крупы. Эти продукты длительного пользования население закупает коробками и мешками, явно для того, чтобы создать домашние запасы».[103]
Под влиянием представлений об исходящей от «чужой» группы угрозе, направленной на «свою» группу, представление о «левопопулистском крыле» Думы приобретает характерные черты образа врага.[104]
Анализ выборки источников за сентябрь-октябрь 1995 года позволяет утверждать, что к центральным темам политического дискурса относительно нижней палаты парламента - неорганизованности в работе Государственной Думы и противостояния между фракциями добавляется тема криминализации состава парламента:[105]
«Наплыв в законодательные учреждения лиц, открыто обвиняемых, а то и прямо изобличенных в совершенно негодных делах, достиг, вероятно, критической точки, ибо требования существенно ограничить или вовсе упразднить депутатскую неприкосновенность сделались едва ли не общим местом». (Коммерсант, 30.09.95)
Данная тема находит развитие и в сообщениях СМИ относительно Государственной Думы созыва 1995 года:
«На минувшей неделе все мало-мальски способное к самостоятельной умственной деятельности население было шокировано обнародованными партийными списками. В соответствии с ними законы в будущей Думе предлагается писать тем, кто находится в сильных неладах с существующими законами: отсидел, находится в бегах либо подозревается в противоправной деятельности».[106]
Наличие темы криминализации состава Думы в политическом дискурсе диктует соответствующую интерпретацию деятельности отдельных депутатов и нижней палаты парламента в целом. Так представление о криминальном прошлом и настоящем депутатов создает почву для осмысления деятельности Государственной Думы в категориях криминального поведения:
«В общем, дележка думских постов произошла на этот раз в новорусском стиле. Собрались два крутых пацана - и "кинули" всех остальных, менее крутых».[107]
Следует отметить, что, несмотря на активную реализацию стратегии аутгрупповой дискриминации по отношению к думской оппозиции в сообщениях СМИ из основной выборки, соотношение позитивных или нейтральных и негативных сообщений СМИ о Государственной Думе созыва 1993г. в целом (в основной и дополнительной выборках) составляет соответственно +82% и –18%.
При этом, в основных выборках данное соотношение лишь незначительно отличается от соответвующего значения в дополнительных[108], что свидетельствует о высокой гомогенности оценок деятельности Государственной Думы в средствами массовой информации в данный период. По нашему мнению, преобладание позитивных и нейтральных оценок над негативными достигается, в первую очередь, благодаря тому, что СМИ следуют стратегии ингруппового фаворитизма. При этом, в сообщениях СМИ из основной выборки, а также в сообщениях «Новой газеты» ингруппой по отношению к продуценту сообщения выступает группа «либералов» в Думе, а в сообщениях газеты «Советская Россия» функции ингруппы исполняет преимущественно фракция КПРФ. Дополнительным основание такого количественного распределения, с нашей точки зрения, являются высокие положительные ожидания, сохраняющиеся в отношение Думы в данный период.
Анализ выборки источников за 1996-1999 года позволяет выявить некоторые изменения значения политических идентичностей, опосредующих восприятие нижней палаты парламента.
Выше мы отмечали, что восприятие Государственной Думы созыва 1993 года в сообщениях СМИ из основной выборки, а также в сообщениях газеты «Новая газета» было опосредованно пониманием ее деятельности через противостояние группы «либералов» (ингруппы для продуцентов сообщений) и «левопопулистов», которая приняла на себя роль аутгруппы. Мы также отметили, что, основываясь на восприятии «левопопулистов», не только как чуждой, «не своей» группы, но и как источника опасности СМИ сформировали образ врага, который опосредовал восприятие левых и ЛДПР в Думе созыва 1993 года. Чтобы проследить характер изменения политических идентичностей определивших образ Думы созыва 1995 года обратимся к некоторым теоретическим аспектам образа врага. Одними из определяющих констант восприятия врага являются:[109]
- Идентификация со злом. Система ценностей и образ действия врага представляется противоположностью системе ценностей ингруппы. (Враг олицетворяет противоположность своей группе и тому, за что она борется).
- Мышление с нулевой суммой. (Что хорошо для врага, то плохо для ингруппы и наоборот)
Помимо констант восприятия образа врага К. Спиллмана, понять характер изменения политических идентичностей поможет уже использовавшаяся нами автосхема группы Т. Ван Дейка, которая в частности предусматривает невозможность совпадения целей ин- и аутгруппы.
С нашей точки зрения, определяющее влияние на формирование политических идентичностей в восприятии Государственной Думы созыва 1995 года оказали события связанные с распределением руководящих постов в парламенте:[110]
«Как и в ходе парламентских выборов, на выборах спикера фракция «Яблоко» заняла особую позицию, что разрушило достаточно реальные шансы на избрание главой парламента И. Рыбкина как кандидата от антикоммунистического блока».[111]
«В очередной раз личные политические амбиции лидеров демократических блоков сыграли на руку коммунистам».[112]
Заключение договоренностей между фракциями КПРФ и «Яблоко», ЛДПР и НДР не позволило НДР и «Яблоку» унаследовать статус ингруппы для журналистского сообщества. Продемонстрированная общность целей и возможность совместной политической игры с «левопопулистским крылом» Думы, по сути, была расценена СМИ как «сговор с врагом», что повлекло невозможность дальнейшей идентификации с группой «либералов» в Думе. Таким образом, к началу 1996 года восприятие Государственной Думы утратило в сообщениях большинства исследованных СМИ черты противопоставления «своей» и «чужой» групп внутри парламента.
Не смотря на фактическую потерю группой «либералов» статуса ингруппы для СМИ, аутгруппа, которую по прежнему олицетворяли фракции КПРФ и ЛДПР, продолжала выполнять свои функции, о чем свидетельствуют анализ основной выборки 1996, 1999 гг.:[113]
«Устроившись в думских кабинетах, коммунисты не спешат с выполнением своих предвыборных обещаний повысить стипендии и пенсии. Первым делом они решили позаботиться о буфетах и ювелирных лавках своего ЦК».[114]
«Первые энергичные шаги коммунистов по захвату руководства в Госдуме уже вызвали опасения, что новый российский парламент окажется чересчур политизированным и что это, в конечном счете, парализует его работу. Последующие действия коммунистических лидеров эти опасения только усиливают».[115]
Невозможность для журналистского сообщества идентифицироваться с какой-либо группой в парламенте, т.е. невозможность признания целей и ценностей какой либо из групп как приемлемых и наличие выраженной аутгруппы в составе фракций КПРФ и ЛДПР порождает, с нашей точки зрения, некоторые изменения в образе Думы в целом.
О новом понимании средствами массовой информации из основной выборки образа Государственной Думы свидетельствует появление в политическом дискурсе темы захвата контроля над парламентом коммунистами, которую можно проследить, анализируя заголовки сообщений прессы:
«Коммунисты завоевывают власть в Думе».[116]
«Новый спикер будет озвучивать идеи партии».[117]
«Аппаратные маневры коммунистов усиливают их влияние в Думе».[118]
«Дума становиться вотчиной коммунистов».[119]
Данная тема следующим образом отражается на восприятии образа Государсвенной Думы: если деятельность Думы созыва 1993 года воспринималась как борьба идей и целей, то деятельность Думы созыва 1995 года - это деятельность левого большинства. Под влиянием сформировавшихся ожиданий связанных с продолжением либеральных реформ и негативных стереотипов, связанных с угрозой данным реформам, исходящей от КПРФ происходит смещение в оценке нижней палаты парламента в целом: Дума ставшая «вотчиной коммунистов» приобретает в сообщениях СМИ черты аутгруппы, т.е. категория «Дума» начинает восприниматься на основе категории «коммунисты».
Анализ соотношения позитивных или нейтральных и негативных оценок деятельности Государственной Думы в сообщениях СМИ, входящих в основную выборку, а также в газете «Новая газета», наглядно иллюстрирует смещение оценок в сторону отрицательных: 55% - негативных оценок, 45% позитивных и нейтральных.
Закреплению негативных оценок деятельности Думы на основе оценки деятельности КПРФ способствовал и ход президентской избирательной кампании 1996 года. Так, по данным Европейского института средств массовой информации, в период кампании соотношение негативных и позитивных оценок в отношении Г.А. Зюганова в выпусках новостей общенациональных телеканалов составило - 492 и + 313, соответственно. Кроме того, конфронтация между Думой и Президентом провоцировала проявление парламентом политического радикализма, что не способствовало его позитивному оцениванию средствами массовой информации. Вклад отношений Думы с Президентом и правительством в образ парламента будет подробно рассмотрен в следующем параграфе, посвященном феноменам персонификации властных отношений, опосредующих восприятие образа парламента.
Необходимо отметить, что в сообщениях газеты «Советская Россия», в дополнительной выборке как за 1996, 1999 года, несмотря на фактическую демонстрацию возможности сотрудничества с «либеральным крылом» Думы, статус ингруппы сохраняет фракция КПРФ. На наш взгляд сохранение за фракцией КПРФ статуса ингруппы объясняется особенностями политического контекста, который в свою очередь предопределил освещение событий связанных с распределением постов председателей комитетов и выборами спикера в январе 1996 года.
Определяющее влияние на политический контекст деятельности Государственной Думы в начале 1996 года оказали результаты парламентских выборов 1995 года, по результатам которых фракция КПРФ получила в Думе 149 мест - более чем в два раза превосходя по численности следующую за ней фракцию НДР. Фракция «Яблоко» получившая всего 46 мест в нижней палате парламента была вынуждена предпринять достаточно активные действия для обеспечения необходимой представленности в комитетах Думы. Решение фракции «Яблоко» выдвинуть своего кандидата на пост спикера – было воспринято СМИ как конъюнктурное. Фракция явно не могла рассчитывать на избрание спикером, выдвинутого ей В.П. Лукина, единственным объяснением выдвижения «Яблоком» своего кандидата СМИ, посчитали сговор с фракцией КПРФ, с целью лишить кандидата от НДР голосов фракции «Яблоко» и фактически обеспечить победу кандидату от КПРФ – Г.Н. Селезневу. Условием такого таких действий «Яблока» СМИ посчитали обещанную фракцией КПРФ поддержку при распределение постов председателей комитетов Думы.
Таким образом, явный демарш фракции «Яблоко», стал первым ударом по статусу «либералов» как ингруппы для журналистского сообщества. Действия фракции НДР заручившейся поддержкой фракции ЛДПР при распределении руководящих постов в Думе носили менее публичный характер, но воспринимались СМИ уже в контексте действий фракции «Яблоко». В сообщениях СМИ имел место, уже описанный нами, эффект стреотипизации образов, в данном случае восприятие действий фракции НДР, было опосредовано скандальным, с точки зрения журналистского сообщества демаршем «Яблока».
Действия фракции КПФР в тоже время носили менее публичный характер, а сотрудничество с «либеральным крылом» Думы было менее явным. Именно это с нашей точки зрения позволило КПРФ сохранить статус ингруппы в сообщениях газеты «Советская Россия».
Основная выборка источников за 1999 год демонстрирует закрепление негативных тенденций в описании деятельности нижней палаты. Свойства образа Думы в этот период определяются как «некоструктивность», «популизм», «неорганизованность». Образ Думы наделяется свойствами ранее, в период 1993-1995гг., приписываемыми «левопопулистскому крылу», что подтверждает наш тезис об эффекте восприятия категории «Дума» на основе категории «коммунисты».
В сообщениях СМИ из основной выборки происходит возврат к теме неорганизованности в работе Государственной Думы:[120]
«В любом случае всей палате придется задуматься над дисциплиной. Внесенные в начале сессии поправки в Регламент требуют личного голосования каждого парламентария. В ситуации, при которой один депутат мог проголосовать за десяток коллег, было гораздо легче «провести» закон через Думу».[121]
«Трудовая дисциплина для нынешних законодателей больной вопрос. Электронная система голосования позволяет любому депутату, загулявшему по уважительной или не очень причине, передоверить свою карточку для голосования более дисциплинированному коллеге. Как правило, от каждой фракции назначался дежурный, который в момент голосования просто должен был нажать за товарища нужную кнопку».[122]
Представление о неконструктивности работы парламента, является общим местом в описании деятельности нижней палаты газетами из основной выборки и «Новой газетой» в данный период. Действия Думы рассматриваются исходя из презумпции корысти и некомпетентности парламентариев, при этом подтверждающие позицию Думы аргументы не рассматриваются, либо упоминаются в негативных коннотациях. Такое представление Думы в сообщениях СМИ иллюстрирует механизм аутгрупповой дискриминации, при котором «чужая» группа (в данном случает – Государственная Думы) подвергается критике. При этом продуцент сообщения склонен к выборочному восприятию информации об аутгруппе, к поиску подкрепляющей дискриминирующее суждение информации. Характерные примеры, иллюстрирующие механизм аутгрупповой дискриминации по отношению к Думе приведены ниже:[123]
«Вчера думский бюджетный комитет рекомендовал Думе отклонить проект бюджета-2000 и направить его в согласительную комиссию. …Откуда взять деньги, в Думе пока всерьез не говорят. Предлагаются лишь малодейственные способы - увеличить прогнозные значения ВВП, инфляции и курса доллара да повысить в два раза налог на игорный бизнес».[124]
«Отказавшись поддержать законопроекты по Приобскому и Ненецкому месторождениям, депутаты в очередной раз показали, что их вообще мало интересует, придут ли в Россию инвестиции».[125]
В отличие от большинства проанализированных СМИ в сообщениях газеты «Советская Россия» образ нижней палаты парламента сохраняет черты противостояния «своей» и «чужой» группы.[126] Кроме того, в сообщениях данной газеты, в отличии от большинства изученных СМИ, соотношение позитивных или нейтральных и негативных оценок деятельности Государственной Думы не претерпевает существенных изменений.[127]
Политический контекст восприятия Государственной Думы в 2000 году определялся результатами прошедших парламентских выборов, которые внесли серьезные коррективы в сложившийся в СМИ образ.
Итоги выборов продемонстрировали новую расстановку сил, КПРФ, набрав 24,3% голосов, вместе с союзниками получила лишь 130 мандатов в Думе, то есть не могла претендовать даже на роль «группы вето».[128] При этом, новое для отечественной политики образование «Единство» с 23,3% голосов фактически стало главным победителем выборов. Успех «Единства» способствовал распаду блока «Отечество-Вся Россия», набравшего лишь 13,3% голосов избирателей.[129] Сразу после выборов ряд региональных лидеров, входивших во «Всю Россию», заявили об их безусловной поддержке и.о. Президента В. Путина и о том, что ОВР был исключительно предвыборным блоком. Часть депутатов, избранных от ОВР по одномандатным округам, даже не вошла в партийную фракцию в Думе. Другим победителем парламентских выборов стал СПС, набравший 8,5% голосов и получивший 32 мандата, в то время как его главный конкурент — «Яблоко» с 5,9% голосов довольствовался лишь 20 мандатами. Еще 16 мест достались созданному на базе ЛДПР «Блоку Жириновского» с 6,0% голосов.
Контекст восприятия образа парламента, определялся уровнем представленности в нем пропрезидентских фракций: если в 1993-1999 в составе нижней палаты доминировали оппозиционные группы, то успех «Единства» сформировал новый для российской практики расклад сил. При этом, фракция «Единство» и ее сторонники, достигли неформального соглашения с КПРФ о разделе между собой наиболее значимых постов в руководстве думы и ее комитетов не пропорционально численности депутатов во фракциях, а по принципу большинства. Коммунисты сохранили за собой пост председателя палаты (им вновь стал Геннадий Селезнев), а «Единство» и его сателлиты провели своих представителей в председатели ключевых комитетов Думы. В результате объединения «Единства» с фракцией «Отечество» была создана центристская коалиция, обладавшая почти половиной мандатов. Таким образом, администрация Президента получила контроль над 235 голосами думских депутатов.[130] Это означало возможность принятия Думой основных законов без учета мнения как коммунистов и их союзников, так и правых фракций.
Анализ выборки источников за 2000 год показывает две основные тенденции в восприятии состава нового парламента, первая тенденция наблюдается в сообщениях СМИ из основной выборки, а также в сообщениях «Новой газеты», вероятно из-за тактических фракционных коалиций, произошло определенное слияние образов «Единства» и КПРФ и соответствующий перенос некоторых оценок КПРФ на «Единство». Например, свойство «противодействия реформам», присущее образу КПРФ, было перенесено на образ «Единства», сам факт тактического взаимодействия с «неестественным» для реформистской фракции союзником, в отсутствии информации об идеологии «Единства» категоризировал данное объединение как противника реформ:[131]
«Если кто-нибудь покажет хотя бы на одного однозначно реформаторски настроенного политика в «Единстве», это будет большим достижением прикладной политологии. Нет там таких. Голосуя за «Медведя», российский избиратель вопреки традиции голосования за персоны, а не за идеи проголосовал за вывеску, за кота в мешке. Содержания в этом пустотелом образовании не было никакого, как и идеологии (чем «Единство» очень гордилось). Этот блок действительно был виртуальной партией, продуктом высоких политических технологий. Альянс с КПРФ удивителен? А чего еще мы могли ждать от фракции, «не помнящей родства»?[132]
Вторая тенденция в восприятии образа Государственной Думы в данный период характерна как для основной, так и для дополнительной выборки и была сформулирована в представлении о зависимости парламента от воли Президента, об управляемости нижней палаты. Следует отметить, что устойчивый характер данного представления формирует новую тему политического дискурса, которую можно сформулировать как управляемость Государственной Думы. Ниже приводятся характерные репрезентации данной темы в СМИ:[133]
«Такая Дума хороша именно тем, что ее можно повернуть «как дышло». Нужно большинство - объединить на несколько дней коммунистов, правых и «медведей», не нужно - устроить внутренние разборки и, говоря о том, что «парламент не занимается интересами страны», через год разогнать». (Известия, 20.01.2000)
Анализ выборки источников за 2003, 2004, 2007 и 2008 года позволяет утверждать, что тема управляемости парламента стала общим местом в сообщениях СМИ. Тема управляемости обуславливает еще одну тему, отмеченную как в основной и дополнительной выборке 2003 года, так и в последующих, вплоть до 2008 - предсказуемость результатов деятельности парламента. Содержание сообщений СМИ создает образ стабильности и предсказуемости в работы парламента, при этом заметно снижается количество негативных оценок деятельности Думы.[134]
Представление о предсказуемости деятельности Государственной Думы обусловлено на наш взгляд процессами формирования в 2002 году в нижней палате устойчивого центристского большинства и результатами избирательных кампаний 2003, 2007 гг. в результате которых фракция «Единая Россия», последовательно расширяла свое представительство и влияние на деятельность Думы, тем самым подпитывая обозначенную выше тему управляемости нижней палаты. Репрезентации темы стабильности в работе Государственной Думы в СМИ также связаны с деятельностью «Единой России»:[135]
«Были времена, когда в случае несогласия депутатов с основными параметрами бюджета создавалась согласительная комиссия для пересчета. Но уже несколько лет вместо общего пересчета депутаты просто заранее оговаривали, куда пойдут ожидаемые дополнительные доходы. Поэтому, скорее всего, сегодня бюджетный комитет рекомендует принять бюджет в первом чтении с тем, чтобы потом распределить допдоходы от уточнения прогноза ВВП. Тем более что все экономические комитеты уже рекомендовали принять бюджет с условием исправить его недостатки».[136]
Наряду с преобладанием позитивных или нейтральных оценок деятельности Государственной Думы, позднейшие выборки (с 2003 по 2008) отличаются снижением количества публикаций в выборках.[137] На наш взгляд, это свидетельствует о понижении интереса СМИ к теме деятельности Государственной Думы, что может быть обусловлено отмеченным выше повышением предсказуемости деятельности и общей стабилизацией работы парламента.
Важным обстоятельством, объясняющим понижение интереса к деятельности Государственной Думы в обозначенный период, является, на наш взгляд, закрепление представление о нижней палате парламента как о периферии власти: Дума не является центром или даже, сколько либо значимым субъектом принятия политических решений, она подчиняется внешней по отношению к ней воле. Как уже было отмечено, причиной формирования представления об управляемости нижней палаты было появления и укрепления в парламенте пропрезидентской фракции «Единство», а затем «Единая Россия». В.Я. Гельман следующим образом описывает последствия прихода «Единой России» в Думу: «Правительство впервые за десять лет политики реформ получило поддержку в парламенте, необходимую для того, чтобы провести ряд мер в области налогового, трудового, пенсионного, судебного законодательств. Эти шаги были поддержаны в Думе не только центристами, но и либеральными партиями. Однако при этом политическое значение парламента оказалось сведено к юридическому оформлению решений, уже принятых исполнительной властью… Так или иначе, в третьем созыве легислатуры Государственная дума утратила роль политически автономного института».[138]
Достигнув предсказуемости и стабильности деятельности, Госдума перестала быть политически автономным институтом, т.е. потеряла влияние на политический процесс как самостоятельный актор, потеряла власть. Для того, что бы установить насколько обоснованно последнее утверждение и установить соотношение образа Государственной Думы и категории «политическая власть» обратимся к анализу феноменов персонификации власти опосредующих восприятие образа нижней палаты парламента.
2. Формирование образа Государственной Думы ФС РФ через феномен персонификации властных отношений
В предыдущей главе мы определили основные подходы к изучению персонификации власти, переходя к рассмотрению конкретных функций данного феномена в образе парламента необходимо остановиться на некоторых его особенностях в современной российской практике. Важные, на наш взгляд, тенденции в персонификации властных отношений выделены Е.Б. Шестопал: «Прежде всего, в процессе восприятия власти у ряда граждан безличный политический процесс нередко сводится до образа одного или нескольких политиков…в качестве характеристики власти респонденты называли имя политического лидера и перечисляли его положительные или отрицательные личностные или профессиональные качества. Такой тип персонификации мы назвали субъектной персонификацией. Однако в результате нашего исследования был зафиксирован еще один феномен — бессубъектная персонификация, который подразумевает атрибуцию человеческих характеристик власти, политическому процессу. Так, например, говоря о власти, респонденты использовали выражения: «думают», «воруют».[139] Приведенные характеристики механизма персонификации были зафиксированы и в настоящем исследовании. Для того чтобы раскрыть содержание и характер данных механизмов, а также их вклад в образ Государственной Думы мы обратимся к сообщениям СМИ, посвященным парламенту.
В первую очередь необходимо отметить эффект наделения парламентского процесса некоторыми свойствами человеческой деятельности:[140]
«Дума – «дама» весьма чувствительная и раздражительная, что она сочтет покушением на свою честь в следующий раз, никому не известно».[141]
«Дума начала с не слишком корректных с точки зрения регламента и не слишком просчитанных с точки зрения бюджета решений».[142]
«Дума недвусмысленно дала президенту и правительству понять, что уж социальную политику им без борьбы не отдаст».[143]
