«Н.А.Федорова Л.К.Каримова Историческая демография: теория и метод Учебное пособие Казань 2013 ...»

Примечание: С 1931 по 1950 - данные по Англии и Уэльсу, с 1950 - по Соединенному Королевству; данные по Германии - до 1946 г. в границах той эпохи, далее - в современных границах; по Советскому Союзу - до 1950 г. в границах того времени, после 1950 г. - в современных границах Российской Федерации.

Источник: 1950–1990 г.: Nazioni Unite; 1995 г.: официальные данные (для Российской Федерации – 1994 г.). До 1950 г.: Chesnais J.C., La transition dmographique, cit. Для СССР: Andreev E., Darskij L., Kharkova T., L’histoire de la population de l’URSS 1920–1959, в «Annales de Dmographie Historique», 1992.

В начале XX века избирательная смертность по возрастам была достаточно высокой - из 100 рожденных менее половины доживало до завершения цикла воспроизводства: на этот сокращенный контингент и возлагалась обязанность смены поколений. Сегодня поколение женщин почти полностью (99 %) доживает до завершения цикла воспроизводства, и смертность больше не оказывает влияния на процесс смены поколений. С количеством детей, зафиксированным на отметке 1,5 на одну женщину, демографические показатели конца века не в состоянии обеспечить простое замещение населения, открывая этап регресса. Европейское общество, привыкшее к изобилию людских ресурсов, к концу века оказалось в диаметрально противоположной ситуации.

Демографическая ситуация в XX веке: миграции, структуры, модели

Великая миграция была самым впечатляющим демографическим явлением XIX в. как по масштабам, так и по влиянию на развитие многих континентов. Но с Первой мировой войной перестают действовать причины, обусловившие ее: уменьшается спрос в традиционных странах прибытия, сокращается предложение со стороны Европы в результате снижения демографического роста. Эти два феномена проявлялись постепенно, а два других фактора, носившие более случайный характер, - война и миграционная политика отдельных государств - резко прервали миграционную волну. Подсчитано, что около 1,4 млн эмигрантов ежегодно покидали Европу между 1906 и 1915 гг. После неизбежного спада, связанного с войной, эта цифра сократилась до 0,6 млн в 1921–1930 гг. и до чуть более 100 тыс. чел. в 1930–1940 гг. Некоторое оживление наблюдалось в десятилетие, последовавшее за Второй мировой войной, но оно длилось относительно недолго. Самым действенным фактором, сдерживающим эмиграцию, явились ограничения, принятые Соединенными Штатами и в конечном итоге вылившиеся в National Origin Act [33] 1924 г., в котором не только была определена ежегодная квота иммигрантов (чуть более 150 тыс. человек - сравните с 900 тыс. в год в предвоенный период), но и ущемлялись отдельные регионы отправления «новой иммиграции», а именно, Южная и Восточная Европа. Краткое оживление эмиграции после Второй мировой войны происходило в другом контексте, когда воссоединение семей и обустройство беженцев преобладали над выездом ради поисков работы.

Обзор будет неполным без привлечения данных отдаленной истории. С открытием пути в Америку Европа окончательно превратилась из континента иммиграции - через широкие ворота евразийских степей или через Средиземное море - в континент эмиграции. Во второй половине XX в. иммиграция возобновилась - частично в результате распада колониальных империй, частично в ответ на неудовлетворенную потребность в рабочей силе, обусловленную более медленным ростом населения и нежеланием европейцев заниматься некоторыми видами труда. Около 20 млн иностранцев проживает в настоящее время в европейских странах (за исключением России), из них добрая половина не являются европейцами - это, среди многих других мест происхождения, выходцы из Магриба во Франции, Испании, Италии; турки в Германии; пакистанцы, индийцы и выходцы из карибских стран в Великобритании. То, что в последнее время политика европейских стран направлена на прекращение иммиграции, ни о чем не говорит: вряд ли возможно будет прервать развитие феномена, который, вероятно, станет характерной чертой следующего столетия.

Другой демографический феномен, достойный упоминания, касается возрастной структуры. Поскольку рождаемость и смертность начинают последовательно снижаться со второй половины XIX в., с этого времени и начинается трансформация возрастной структуры населения. Снижение рождаемости автоматически приводит к «постарению» населения: если взять население в целом, то в таком случае доля новых поколений пропорционально сокращается, а доля групп взрослого и зрелого населения возрастает. Но параллельное увеличение продолжительности жизни дает «чистый» эффект, зависящий от возрастов, которых так или иначе касается улучшение: если оно пропорционально распределяется по всем возрастам, воздействие на структуру ничтожно; если же, наоборот, выживаемость увеличивается больше для детского и юношеского возраста (как это было до середины XX в. и даже чуть дольше), доля этих возрастов увеличивается относительно целого; если же улучшение в большей степени касается пожилого возраста (что мы наблюдаем в последние десятилетия), увеличивается его удельный вес.

До 1910 г. изменения рождаемости и смертности мало отражались на возрастной структуре населения континента: в Великобритании, Германии, Франции и Италии вместе взятых доля детей до 15 лет составляла около 32 % в 1870–1910 гг., а доля населения свыше 60 лет не превышала 9 %. С 1910 г. начинается двойной процесс уменьшения удельного веса молодых и увеличения доли стариков: в четырех названных странах удельный вес первых снижается до 24 % в 1950 г. и до 17 % в 2000 г.; доля вторых возрастает до 14 % в 1950 г. и до 20 % в 2000 г. Средний возраст населения, равный 29 годам в 1910 г., возрастает до 39 лет в 2000 г., и вряд ли процесс старения населения на этом остановится.

Последний аспект нашего предварительного разговора касается изменений в правилах, обусловливающих воспроизводство, которые традиционно были связаны с функцией брака как «места» воспроизводства, с его стабильностью, последовательностью отрыва от первоначальной семьи, создания новой семьи и занятия относительно фиксированной экономической и социальной «ниши». Не потребуется много слов, чтобы показать, как эта прежде монолитная система расшатывается, а в некоторых случаях и трещит по швам в последние десятилетия. Демографические показатели здесь достаточно ясны: увеличение числа внебрачных сожительств; увеличение числа разводов; увеличение числа неполных семей; расхождение между достижением экономической самостоятельности и началом репродуктивного цикла.

Политика

XX век приносит с собой новое явление: правительства и государства пытаются повлиять на демографические тенденции - зарождается подлинная демографическая политика. По правде говоря, сам принцип не нов: в XVII и в XVIII вв. была особенно распространена меркантилистская идея о том, что «gobernar es poblar» [34], и проводились некоторые меры, направленные на поддержку многодетных семей и стимулирование брака. Но подлинная демографическая политика прошлых веков состояла в том, чтобы перемещать население с места на место, имея в виду колонизацию, заселение новых территорий или укрепление границ. Но только в XX столетии зарождается и набирает силу идея, что общество может вмешиваться в поток демографических событий и модифицировать его путем убеждения либо поощрения одних видов поведения и порицания или запрещения других. Однако прежде, чем мы будем говорить о «политике», следует упомянуть о жестоком уроне, какой конфликты великих держав нанесли европейскому населению, как в виде прямых потерь, так и вследствие насильственных переселений, проходивших после пересмотра границ. Это - тоже последствия «политики», глубоко затронувшие демографическую историю XX века. Подсчитано, что в европейских странах, участвовавших в Первой мировой войне, за пять лет войны было мобилизовано 58 млн чел., то есть, грубо говоря, половина активного мужского населения, а убитых и пропавших без вести насчитывается около 9 млн чел., что составляет 15,5 % всех мобилизованных. Но к прямым военным потерям следует прибавить потери среди гражданских лиц, а также косвенные потери, вызванные новым повышением смертности от инфекционных болезней, например потери в 1918–1919 гг. от крупномасштабной пандемии инфлюэнцы, которая, вследствие лишений, вызванных войной, распространилась на обширных территориях и унесла более 2 млн жизней. Кроме того, полученные раны и увечья, перенесенные лишения и страдания еще долго воздействовали на поколения, в чью жизнь так или иначе вторгалась война. Массовая мобилизация имела такие прямые последствия, как отложенные браки или распад пар и, что само собой разумеется, заметное снижение рождаемости в военные годы. Были сделаны попытки оценить «несостоявшийся прирост» народонаселений некоторых стран, подсчитывая избыток смертей и дефицит рождений, но эти подсчеты остаются очень приблизительными - еще и потому, что в 1919–1921 гг. значительно повысилась рождаемость, а точность оценок сильно страдает от произвольности некоторых гипотез. Тем не менее, следуя такой методике, можно счесть, что для Европы - за исключением России - прямые и косвенные потери, вызванные Первой мировой, составляют 22 млн чел., то есть 7 % населения, имевшегося в 1914 г. По России данные еще более приблизительные, к тому же последствия войны трудно отделить от потерь, причиненных революцией; Лоример считает, что, если не принимать в расчет эмиграцию, война и революция стоили стране 10 млн несостоявшихся рождений и 16 млн избыточных смертей, как на фронтах, так и среди гражданского населения. Вторая мировая война причинила потери того же порядка, что и первая, и приблизительность оценок, превышающих 20 млн чел., ничуть не меньшая еще и потому, что сильно возросла доля потерь среди гражданского населения. Ощутимый дефицит рождений в период 1939–1945 гг. был все же значительно меньшим, чем в период 1914–1918 гг. Сразу после войны возрастная структура наиболее пострадавших народонаселений - Германии, Польши, Советского Союза - несла на себе трагическую печать обоих конфликтов: малочисленными оказались поколения, рожденные в военное время, а поколение 1914–1918 гг. понесло потери еще и во время второго конфликта; ненормально обескровленными оказались классы возрастов, попавших под мобилизацию в обеих войнах (рожденные в последнее десятилетие XIX в. и между 1915 и 1925 гг.); обнаружилось и нарушение равновесия между полами.

Страх перед «излишком» сменяется страхом перед «недостатком». Первые явные признаки этого обнаруживаются во Франции, где спад рождаемости был заметен уже в первой половине XIX в. После поражения в войне с Пруссией в 1870 г. растет и становится особенно драматичной озабоченность падением жизнеспособности Франции: с одной стороны - объединяющаяся Германия, могущественная, густонаселенная, со значительными темпами прироста; с другой - побежденная Франция с ее небольшим приростом; чаша весов стремительно склонялась в пользу восточного берега Рейна. Тревога по поводу демографической слабости или даже упадка Франции не спадает, и в начале XX века начинаются разговоры о конкретных мерах по повышению рождаемости.

Страх перед демографическим спадом понемногу распространяется по всей Европе одновременно с прогрессирующим падением рождаемости, последствия которого усугубляются потерями, причиненными войной, и достигает апогея между двумя мировыми конфликтами. На самом деле демографическая политика, осуществляемая сначала итальянскими фашистами, затем германскими нацистами, явилась искаженным выражением все того же страха перед демографическим кризисом - определенные меры борьбы с ним уже давно предпринимались во Франции, и почва для них была подготовлена. Теперь же, речь идет о широкомасштабной политике, направленной на то, чтобы, используя различные рычаги, изменить сложившиеся формы поведения, касающиеся воспроизводства, брачности и, наконец, мобильности. Такая политика была характерна для тоталитарных идеологий. Неслучайно, что, кроме Италии и Германии, она расцветает в вишистской Франции, в Японии и в СССР, где в 1930е гг. был скорректирован достаточно «либеральный» закон о браке и семье, принятый в предыдущее десятилетие. Демографическая политика нацистской Германии проводилась с самого начала существования режима и основывалась на расизме, то есть защите чистоты «арийских» народов, что привело к запрету смешанных браков и стерилизации индивидуумов, «негодных» для воспроизводства. Принимались и меры, предполагавшие финансовую поддержку браков, рождаемости и многодетных семей.

Попытка стимулировать рождаемость предпринимается и во Франции, демографически ослабленной в результате войны и подверженной интенсивной иммиграции. В 1920 г. были приняты меры, усилившие запрет на аборты; в это же время контрацепцию приравнивают к абортам, поскольку она нарушает «высшие права нации», которая лишается своих потенциальных граждан. В 1932 г. выплаты пособий многодетным семьям, ранее совершавшиеся частными предприятиями, берет на себя государство. В 1938 г. суммы пособий увеличиваются, и становится понятно, что цель этих выплат - стимулирование рождаемости. В 1939 г. вводится Семейный кодекс, подкрепляющий меры в защиту семьи, особенно с тремя детьми. Демографическая политика правительства Виши начинает походить на фашистскую.

В Советском Союзе ситуация сложилась весьма своеобразная и непростая. Свобода брака, развода и абортов, провозглашенная в первые годы революции, сменилась в 1935–1944 г. политикой, направленной на увеличение народонаселения, ограничивающей аборты и развод, укрепляющей единство семьи и авторитет родителей. Были введены семейные пособия и выплаты на детское питание. Новая политика была заявлена в мае 1935. в речи Сталина: «самым ценным и самым решающим капиталом являются люди, кадры». Но скрытые причины изменения демографической политики советского государства заключались вовсе не в тенденциях к снижению рождаемости, как в других европейских странах: в Советском Союзе рождаемость попрежнему оставалась высокой. Изменения эти были вызваны ужасными демографическими последствиями самой сталинской политики - сворачиванием НЭПа и началом чересчур амбициозной индустриализации. Последняя сопровождалась бурным процессом урбанизации. Чтобы поддержать эти нечеловеческие усилия, стали изыматься продукты из деревень (продразверстка). В 1927–1928 и 1928–1929 г. кампании по продразверстке оказались крайне неудовлетворительными, и в городах пришлось прибегнуть к распределению хлеба по карточкам. Индустриализация была близка к краху, и в 1929. было принято два важнейших решения: ликвидировать класс богатых крестьян («кулаков»), объявленных врагами революции, и осуществить насильственную коллективизацию. Первое решение реализовывалось в три этапа, вплоть до 1932 г. - в результате было сослано, согласно данным, приведенным Молотовым, 6–7 млн чел. (а по мнению некоторых - до 10 млн), многие из которых погибли во время изматывающих переездов или в трудовых лагерях от голода, холода, болезней, другие были расстреляны. Коллективизация же оказалась легким способом изъятия зерна - гораздо проще изымать зерно у находящихся под строгим контролем крупных коллективных хозяйств, чем у миллионов сопротивляющихся семей. Благодаря хорошему урожаю продразверстка 1930 г. прошла успешно, и появились иллюзии, будто в 1931 и 1932 гг. квоты могут быть увеличены. Но план провалился: крестьяне, насильно загнанные в колхозы, распродали инвентарь и утварь, забили скот, посеяли мало, а собрали еще меньше. В 1932 г. на Украине у крестьян было изъято 45 % и без того скудного урожая. Во всех сельскохозяйственных районах - в Поволжье, на Северном Кавказе - начался голод. Смертность от него была огромной - в 1933 г. по всей Украине количество смертей утраивается, наступает кризис смертности, сравнимый с самыми страшными кризисами, имевшими место при традиционном типе воспроизводства. Государство всеми способами скрывало информацию об этом и отрицало сам факт голода и высокой смертности: такую цену пришлось заплатить за грубейшие ошибки в планировании и безжалостное подавление деревни. Сопоставление данных переписи, проведенной в декабре 1926 г., с другими данными, в том числе и секретными архивными данными переписи января 1937 г., дают основания предполагать, что за десять лет раскулачивания и коллективизации погибли 9 млн чел.

Проводивший политику увеличения народонаселения и перед началом переписи 1937 г. торжественно объявивший, что население Советского Союза достигло 170 млн чел., Сталин не пожелал признать того, что, согласно подсчету данных переписи, эта цифра снизилась до 162 млн (тем самым, то, что тщательно скрывалось, сделалось явным). В феврале 1937 г. «Правда» писала: «Славная советская разведка, во главе со сталинским наркомом товарищем Н. И. Ежовым, разгромила змеиное гнездо предателей в аппарате советской статистики». Таким образом, в результате государственного насилия «пропало» почти 10 млн чел., результаты переписи были объявлены недействительными, а ответственные за ее проведение и многие исполнители - ликвидированы.

Демографическая политика, направленная на стимулирование рождаемости, в общем и целом дала весьма скромные результаты. Хотя поощрения и вознаграждения вызвали ускорение браков и рождений (особенно в Германии, где были пущены в ход значительные средства), все это длилось недолго, до Второй мировой войны, и не оказало глубокого влияния на выбор, осуществляемый семейными парами. Но эра господства демографической политики имела по меньшей мере два негативных последствия: вопервых, система запретов и препятствий к свободному репродуктивному выбору оставалась в законодательстве многих европейских стран вплоть до 1960х гг., вовторых, стремление порвать с тоталитарным прошлым надолго укрепило людей в мысли, что демографические переменные являются нейтральными и не зависят от явлений общественной и политической жизни.

Экономика

С 1914 г. до начала 1990х гг. Европа, несмотря на две мировые войны и крупные политические потрясения, претерпела удивительные экономические трансформации. За исключением стран, живших большую часть этого периода при социалистическом режиме, доход европейцев pro capite вырос в пять раз, тогда как в течение динамичного XIX в. (1820–1913 гг.) он увеличился менее чем в три раза. В какой степени демографические преобразования повлияли на перемены в экономике?

Несмотря на сложность этой проблемы, отдельные моменты представляются очевидными. Демографическая эволюция последних двух веков расширила возможности выбора у населения: стал доступен контроль над смертностью и болезнями, рождаемостью и воспроизводством, над мобильностью - а это необходимые составляющие развития. Вопервых, снижение смертности - уменьшение риска преждевременной смерти и смягчение мощных непредвиденных колебаний смертности - привело к большему постоянству в отношениях между людьми и позволило осуществить долгосрочные программы занятости, положительно сказавшиеся на развитии. Вовторых, вместе со снижением смертности заметно улучшилось состояние здоровья населения, особенно в XX столетии. Чем меньше остается болезней, ведущих к инвалидности, таких, например, как малярия, тем реже встречаются случаи временной нетрудоспособности и тем сильнее становятся люди физически - это, в частности, подтверждается значительным увеличением человеческого роста (с начала XIX в. до наших дней рост молодых людей увеличился на пару десятков сантиметров). Втретьих, снижение рождаемости сократило объем времени, энергии и ресурсов, затрачиваемых на воспитание детей, и дало возможность использовать эти ресурсы, особенно в форме работы женщин за рамками семьи, непосредственно для производительной деятельности. Вчетвертых, возросла мобильность, что было обусловлено расширением рынков труда и улучшением средств сообщения (более высокая скорость за более низкую цену), а также ликвидацией институциональных барьеров (вспомним различные формы крепостной зависимости, существовавшие в деревнях даже после 1861 г., когда были освобождены русские крестьяне). Мобильность благоприятствовала оптимальному размещению человеческих ресурсов по территориям, что также стимулировало развитие. Впятых, в течение почти полувека, до 1930–1940х гг., трансформации возрастной структуры носили позитивный характер: соотношение между нетрудоспособным (детьми, подростками и стариками) и трудоспособным (молодыми, взрослыми и зрелыми) населением уменьшалось. Наконец, рост населения стал причиной положительных изменений в «масштабах» развития: укрупнение рынков повлекло за собой формирование больших инфраструктур, возникновение специализаций и накопление знаний, что сделало возможным новые технологии.

Это благотворное воздействие демографической эволюции на эффективность развития наблюдалось на протяжении почти всего рассматриваемого периода, но оно ослабевает в последние десятилетия и не повторится в дальнейшем: продолжающееся снижение и без того очень низкой рождаемости представляет собой серьезную проблему; с продлением жизни возрастает риск непропорционального увеличения количества лет, прожитых в болезнях и полной зависимости от окружающих; изза нарушения возрастной структуры ухудшается соотношение между трудоспособным и нетрудоспособным населением, а кроме того, снижается мобильность. Наконец, если признать, что рост населения способствует положительным изменениям в «масштабах» развития (что справедливо только в определенных контекстах), то и этот фактор сегодня, несомненно, исчерпал себя. В общем, с точки зрения «чистого» влияния демографических переменных, XX век, как и XIX, пользовался многими преимуществами, связанными с демографическим переходом, в частности возросшей средней эффективностью единицы населения, но спад в последней четверти века может иметь негативные последствия в будущем.

Более ясное представление о связи между народонаселением и экономикой можно получить, проанализировав три периода, на которые мы разделили XX век: период между двумя войнами, период экономического подъема после Второй мировой войны, спад в последней четверти века.

Между двумя войнами

В пятидесятилетие, предшествующее Первой мировой войне, демографический прирост лежал в основе расширения спроса на капитал для жилищного строительства, инфраструктур и т. д. В период между двумя войнами наблюдался обратный процесс, толкающий европейскую экономику к спаду. Можно выделить еще один сопутствующий момент - уменьшение роста населения в городах, где обычно концентрируется спрос на капитал (жилища, дороги, промышленные инфраструктуры, железнодорожные узлы и т.д.). Население больших городов (тех, которые в 1910 г. имели более полумиллиона жителей) прирастает с 1870 по 1910 г. на 2 % в год, в период с 1910 по 1940 г. - всего на 0,9 %. К этому могут прибавиться другие негативные факторы: Великая депрессия не только вызвала всеобщую протекционистскую реакцию, но и ограничила внутриевропейскую мобильность (о межконтинентальных миграциях мы уже говорили), а в некоторых случаях даже и мобильность внутреннюю (уже упоминавшиеся законы против притока населения в города), что сильно сковывало рынок рабочей силы. Это - тоже радикальная перемена по сравнению с периодом, предшествующим Первой мировой войне, для которого была характерна широкая свобода передвижений. Наконец, и геодемографические изменения наложили некоторый отпечаток на политикоэкономическую организацию европейского пространства. Если не считать Россию, то до Первой мировой войны на европейской арене главенствовали пять крупных стран (Великобритания, Франция, Германия, АвстроВенгрия и Италия), в которых проживало три четверти населения континента; остальное население, кроме этих пяти держав и Испании, было распределено по дюжине мелких стран, насчитывающих менее 6 млн жителей. По Версальскому мирному договору Европа разделяется на 22 национальных образования, а великих держав с распадом АвстроВенгерской империи становится уже не пять, а четыре. Степень раздробленности континента заметно увеличивается, что усиливает негативный эффект, вызванный ограничением движения людей и товаров.

Между восстановлением и энергетическим кризисом

Четверть века, прошедшая с окончания Второй мировой войны до начала 1970х гг., ознаменовалась выходом всей Восточной Европы из рыночной экономики и стремительным развитием остальной части континента. С точки зрения демографии наблюдается ощутимое увеличение рождений, достигающее кульминации в середине 1960х гг., открытие границ для иммиграции (особенно с юга Европы) и вообще большая мобильность. Усилия по восстановлению поддерживались неограниченным предложением рабочих рук, отчего как стоимость труда, так и цены на товары оставались умеренными. В более развитых странах иммиграция способствовала самоокупаемости предприятий, интернациональной конкурентоспособности, подвижности различных секторов. В менее развитых странах (Италии, Испании, Португалии, Греции) эмиграция снизила уровень безработицы, а заработки эмигрантов способствовали повышению уровня жизни и, в конечном счете, развитию. Тот же процесс начался внутри таких «двойственных» стран, как Италия и Испания, где наблюдалась активная внутренняя миграция с юга на север.

В этот период благоприятная возрастная структура позволила создать щедрую систему пенсий и социальной защиты, охватывающую широкие слои населения: широк был слой работающего населения, и узок слой стариков, получающих пособия, услуги и пенсии.

Последняя четверть века

Самая близкая к нам фаза характеризуется демографическим спадом, но в это же время трудового возраста достигает довольно многочисленное поколение, рожденное в 1960е гг. Быстрее идет старение населения, и Европа закрывается для иммиграции. Специфическое влияние демографической обстановки на экономику проявляется в двух моментах. Первый касается высокого уровня безработицы среди молодежи: в этом иногда усматривают последствие вступления в мир труда многочисленного поколения, о котором говорилось выше. Таким образом, спрос не отвечает повышенному предложению рабочей силы. Однако эта интерпретация вызывает вопросы: в Северной Америке, где «Baby boom» проявился еще сильней, чем в Европе, безработица осталась низкой, хотя приток на рынок труда поколений, рожденных в 1950е и 1960е годы, был еще более обильным. Объяснение может заключаться в том, что в Северной Америке ситуация была отрегулирована путем относительного снижения стоимости труда и, в конечном итоге, жизненных стандартов молодежи. В Европе же, где заработную плату отстояли и она осталась неизменной, регулирование спроса и предложения осуществлялось за счет высокой безработицы.

Щедрые системы welfare [36] оказались первыми жертвами демографических изменений последних десятилетий. В пенсионных системах, основанных на перераспределении средств, сильно страдает соотношение между слоем работающих (с которых собираются взносы для перераспределения) и слоем тех, в чью пользу происходит перераспределение (пенсионеров). Мучительная подгонка на ходу - повышение пенсионного возраста, уменьшение выплат или увеличение налогов - является следствием того, что система, принятая после войны, не может поддерживаться в условиях демографических изменений последнего времени.

Ценности

В заключение стоит, пожалуй, поразмыслить о том, какое влияние демографические перемены, произошедшие в XIX и XX веках, оказали на индивидуальные ценности, связанные с рождением и смертью, болезнями и одиночеством, семьей и обществом. Демографический цикл, сопровождавший появление индустриального общества, глубоко преобразил путь каждого человека от рождения до смерти. Путей этих стало больше, ибо увеличилось население, и они значительно удлинились: дистанция от рождения до смерти в среднем удвоилось. Но зато они стали беднее жизненным опытом: наши предки рождались и росли в больших семьях с многочисленной родней, внутри которой устанавливались сложные взаимоотношения. Сегодня мы становимся все более одиноки, как в рождении, так и в смерти.

Несомненно, что подобное преображение глубоко повлияло на восприятие жизни и смерти, а следовательно, и на отношение к другим людям - нас страшит и их увеличивающаяся численность, и возможное ее уменьшение.

С конца XVIII столетия до конца века XX Западный мир совершил переход от режима неэффективного и неупорядоченного к эффективности и порядку. Сегодня народонаселение может оставаться на одном и том же уровне с максимальной эффективностью и минимальными потерями. Кризисы смертности имеют место все реже, становятся слабее и, наконец, исчезают совсем; да и сама смерть имеет место все реже, становится менее «случайной», менее «разнообразной». Фактор случайности, неупорядоченности оказывает на общество все меньшее влияние и в конце концов исчезает. Переход от неупорядоченности к порядку имеет и другой аспект - может быть, еще более значимый. При традиционном типе воспроизводства смерть часто нарушала естественный порядок, согласно которому старик должен умирать прежде юноши, отец прежде сына, старший брат прежде младшей сестры. Нарушения иерархического и хронологического порядка оказывались тем серьезнее, чем выше была смертность и чем чаще случались кризисы смертности. В Европе XVIII в. тридцатилетняя мать новорожденного младенца, дожив до пятидесяти лет, в четырех случаях из десяти переживала своего сына; для пятидесятилетней матери, имеющей двадцатилетнего сына, вероятность пережить его была один к пяти, если она доживала до семидесяти лет. При той смертности, какую мы наблюдаем сейчас, вероятность для матери пережить сына ничтожна мала. Эти примеры дают прекрасное представление о том, насколько часто «капризное и непредвиденное вмешательство» смерти нарушало хронологический порядок.

Вот где предмет для раздумий. Европейское общество перешло от капризов смерти, которые невозможно предусмотреть и которые опрокидывают естественную хронологическую иерархию, к режиму, где все упорядочено и предусмотрено, и этот режим крайне редко дает сбои. Последствия неоднозначны: современное общество в самом деле избавилось от страха перед неуправляемостью и внезапностью смерти, а в этом состоит необходимое условие развития, которое требует, помимо всего прочего, постоянства в человеческих отношениях. Но с другой стороны, сама редкость нарушений (например, когда сын умирает раньше родителей) делает потери невыносимыми и невосполнимыми, служит источником тревог и страхов, отличающихся невиданной интенсивностью и остротой.

Демографическая рационализация смерти - ее меньшая частотность и позднее наступление, соблюдение хронологической иерархии - сопровождается ее отдалением как в техническом, физическом смысле (смерть в больнице, подальше от глаз родных и друзей), так и в психологическом (смерть скрывается от самого умирающего). Чем менее знакомо нам событие смерти, тем больше усилий прилагаем мы, чтобы отстранить, отложить его, в силу его исключительности и непоправимости. Мысль о смерти, когдато присутствовавшая в каждом действии, в каждую минуту, теперь изгоняется, откладывается «на потом», относится к четко определенным, ограниченным этапам жизненного пути.

Прогресс медицины ослабил непредсказуемость болезней, отодвинул неизбежность их смертельного исхода и продлил их течение. Но несовершенство того же самого прогресса привело к индивидуализации болезни, ответственность за которую перелагается теперь на больного, подвергаемого социальной изоляции.

За соблюдение порядка и иерархии в выживании и долголетии приходится платить одиночеством. Представим себе человека, достигшего преклонных лет при традиционном типе воспроизводства. Возможно, он потерял супругу, но у него осталось двое, трое, четверо выживших детей, женатых, замужних, имеющих потомков. Племянники, дети братьев и сестер, тоже входили тогда в семейную структуру, как и многочисленная родня со стороны мужа или жены. В этой семейной структуре возникали новые ячейки, разрушались старые, происходили рождения и смерти. Часть родни, возможно, переселилась в другие места, но большинство оставалось проживать неподалеку.

У современного пожилого человека оба его ребенка, скорее всего, выживут. У них будут мужья, или жены, или сожители; двое, трое или четверо детей; может быть, в живых еще останется брат или сестра, у которых тоже есть дети. Родня со стороны мужа или жены сократится в той же пропорции; плотность семейных связей уменьшится. В результате мобильности, более интенсивной, чем в прошлом, часть родственников рассеется по всему миру, на такие расстояния, что быстрота транспортных средств сможет компенсировать их лишь отчасти. Добавим, что эта сеть родственных связей, состоящая из очень широких, свободных ячеек, на протяжении времени мало подвержена таким изменениям, как рождения и смерти.

На последнем отрезке своего жизненного пути современный человек более одинок, чем в прошлом: ровесников из родни остается сравнительно мало, и слишком много предлогов измышляется для того, чтобы пакт солидарности между поколениями не выполнялся. Одиночество и сознание собственной уязвимости, с которой придется еще долго жить, - вот чем отмечен пожилой возраст, вот какую цену приходится платить за долголетие.

Смысл и ценность рождения тоже изменились: в европейском обществе XIX в. ребенок уже находится в центре семьи, а не на периферии. Рождения все чаще предопределяются, планируются заранее, в зависимости от семейных ресурсов, ожиданий, количества детей, какое желает произвести пара. «Время» рождения программируется в соответствии с жизненными планами - даже день и месяц родов подчинены графику работы определенного врача или больницы. Биофизические данные и пол ребенка известны заранее. До середины 1960х годов пары с целью сокращения рождаемости все еще пользовались относительно несовершенными противозачаточными средствами, так что немалая доля рождений оказывалась непредусмотренной: в некотором смысле родители оставляли дверь приоткрытой для случайностей и непредвиденных казусов. Но начиная с конца 1960–1970х годов распространение надежных противозачаточных средств позволяет осуществлять совершенный контроль над зачатиями, а широко доступное прерывание беременности предоставляет возможность исправить ошибку.

Сегодня мы подошли к завершению цикла, и не только потому, что рост, продолжавшийся много веков, исчерпал себя к концу XX столетия. Совершился также великий переворот, в результате которого демографическое поведение было поставлено под контроль и стало определяться индивидуальным выбором. Присущие традиционному типу воспроизводства материальные ограничивающие факторы - пространство, питание, микробы - отступили, стали менее весомыми, утратили непосредственное влияние на демографическое развитие. Определяющие факторы, сильно ограниченные при традиционном типе воспроизводства, одержали победу. Больше свободы и осознанности в выборе, меньше места случайностям - но также, на другой чаше весов, больше ответственности, страхов и тревог.

Комментарии

1 «Книга Страшного суда» (англ.). - Здесь и далее примечания редакторов.

2 Здесь и далее для перевода термина «старый демографический порядок» используется термин «традиционный тип воспроизводства населения» как более распространенный в современной демографии.

19 Старое европейское название Гуанчжоу.

22 Хозяйство (фр.).

23 Испольное хозяйство, испольщина - аренда земли, плата за которую составляет половину урожая.

24 INED - Национальный институт демографических исследований (Франция).

25 Подушный налог (англ.).

28 Цислейтания - неофициальное название Австрийской части АвстроВенгрии (1867–1918) - территории к западу от р. Лейта, включавшей Австрию, Чехию, Моравию, Силезию, Галицию, Буковину, Далмацию и ряд других областей.

33 Акт о национальном происхождении (англ.).

34 Править значит заселять (исп.).

36 Пособий (англ.).

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Цифры

Пример о baillage в Ко, Руане и Жизоре взят из Dupquier J., L’autorgulation de la population Franaise (XVIeXVIIIe sicle) в Histoire de la population franaise, Dupquier J. (под ред.), vol. II, De la Renaissance 1789, PUF, Paris, 1988, pp. 415–417. О немецких промышленных Kreise см.: Wrigley A. E., Industrial Growth and Population Change, Cambridge University Press, Cambridge, 1961, p. 64. О Прато: Fiumi E., Demografia, movimento urbanistico e classi sociali in Prato dall’et comunale ai tempi moderni, Olschki, Firenze, 1968. Кроме того, о населении Тосканы в XIV–XV вв. см.: Herlihy D., KlapischZuber Ch., Les Toscans et leurs familles, Presses de la Fondation Nationale des Sciences Politiques, Paris, 1978.

Об оценке численности населения по Domesday Book см.: Russel J. С., British Medieval Population, University of New Mexico Press, Albuquerque, 1948. Оценки Рассела базируются на том, что он приписывает единице населения (очагу) среднее значение в 3,5 человек, в то время как другие придерживаются более высокого уровня значений (5 или 6); соответственно, и оценки общей численности населения оказываются выше на 40–70 %. График динамики европейского населения (рис. 1.1) построен на оценках, взятых из Biraben J.N., Essai sur le nombre des hommes, «Population», I, 1979. Можно было бы предположить, что оценки численности населения в 1000 г. могут колебаться в ту или в другую сторону в пределах 50 %; в 1500 г. - в пределах 20 %; в 1700 - 10 %. Не будет ошибкой предположить колебание в 5 % для 1800 г., в 2 % для 1900 г. и в 1 % для 2000 г. J. Durand (Historical estimates of world population: An evolution, в «Population and Development Review», III, 1977) приводит для Европы, включая Советский Союз, следующие пределы возможных значений: 1000 г. - 36–55 млн, 1500 - 70–88, 1750 - 150–175, 1900 - 425–435. Эти пределы более узкие, чем те, что предложены мной, и допускают отклонения в ту или в другую сторону на 20 % (1000 г.), 11 % (1500), 8 % (1750), 1 % (1900). В этих пределах Дюран признает любые оценки, не делая никаких предпочтений.

2. Пространство

Мальтус цитируется по репринту первого издания прославленного труда An Essay on the Principle of Population, Penguin, Harmondsworth, 1970 (ориг. изд. - 1798), p. 104.

К. М. Чиполла цитируется по: Uomini, tecniche, conomie, Feltrinelli, Milano, 1990, p. 50 (ориг. изд.: The Economic History of World Population, Penguin, Harmondsworth, 1962).

О географии континента: World Atlas of Agriculture, vol. I, De Agostini, Novara, 1969. Vidal Bendido T., Europa. Soporte humano privilegiado? доклад на конференции при Международном университете МенендесаиПелайо, Сантандер, июль 1992.

Приведу здесь лишь некоторые источники по исторической географии, полезные для ознакомления с процессами освоения и заселения континента: Pounds N. J. С., An Historical and Political Geography of Europe, G. G. Наггар, London, 1947; Smith С. T., An Historical Geography of Western Europe before 1800, Longmans, Green and Co., London, 1967; Pounds N. J. C., An Historical Geography of Europe, Cambridge University Press, Cambridge, 1990; Darby H. C., The clearing of woodland in Europe, в Thomas W. L. (под ред.), Man’s Changing the Face of the Earth, University of Chicago Press, Chicago, 1956.

Говоря о великой германской миграции на восток, я основывался на следующих исследованиях: Aubin H., German colonisation eastwards, в The Cambridge Economic History of Europe, vol. I, Cambridge University Press, Cambridge, 1966; Kuhn W., Geschichte der deutschen Ostsiedlung in der Neuzeit, 2 voll., Kln, 1955; Higounet Ch., Les Allemands en Europe centrale et orientale au Moyen Age, Aubier, Paris, 1989. О Реконкисте см.: Moxo S. de, Repoblacin y sociedad en la Espaa cristiana medieval, Madrid, 1979; Lomax D. W., La Reconquista, Editorial Critica, Barcelona, 1984. Общие сведения см. также у Koebner R., The settlement and colonisation of Europe, в The Cambridge Economic History of Europe, vol. I, cit. Я не касался темы земель и поселений, заброшенных вследствие эпидемий чумы и других бедствий, отсылая читателей к фундаментальному труду Villages dserts et histoire conomique Xle - XVIIIe sicles, Sevren, Paris, 1965.

О германских миграциях XVII–XVIII вв.: Schmoller G., Die preussische Kolonisation des 17. und 18. Jahrhunders, Leipzig, 1886; общий обзор германских миграций см. в Fenske H., International migration: Germany in the eighteenth century, в «Central European History», XII, 4, декабрь 1980, pp. 332–347. О политике императрицы Екатерины в отношении новых территорий на юге России: De Madariaga I., Russia in the Age of Catherine the Great, Yale University Press, New Haven - London, 1981. Данные о немецком населении в России в 1897 г.: Premier Recensement Gnral de la Population de l’Empire de Russie. Relev gnral pour tout l’Empire des rsultats du dpouillement des donns du premier recensement de la population en 1897, vol. II, St.Petersbourg, 1905. Экспансия и расселение на территориях к югу от политических границ России и Австрии явились предметом блестящего труда McNeill W. H., Europe’s Steppe Frontier, 1500–1800, University of Chicago Press, Chicago, 1964. Данные о русском населении на новых южных землях между 1724 и 1859 гг.: Lorimer F., The Population of the Soviet Union: History and Prospects, League of Nations, Genve, 1946, p. 10. Быстрый рост французского населения Канады документально подтвержден в Charbonneau H., Guillemette A., Lgar J., Desjardins В., Landry Y., Nault F., Naissance d’une population, INED - Presses de l’Universit de Montral, Paris - Montral, 1987.

Фундаментальным трудом по динамике заселения в Средние века является Bloch M., Les caractres originaux de l’histoire rurale franaise, Paris, 1931. См. также: Dubois H., L’essor mdivale, в Histoire de la Population Franaise, Dupquier J. (под ред.), vol. I, Des origines la Renaissance, PUF, Paris, 1988; Pinto G., Dalla tarda antichit alla met del XVI secolo, в Del Panta L., Livi Bacci M., Pinto G., Sonnino E., La popolazione italiana dal Medioevo a oggi, Laterza, Roma - Bari, 1996; Sereni E., Agricoltura e mondo rurale, в Storia d’Italia, vol. I, Einaudi, Torino, 1972; Duby G., L’conomie rurale et la vie des campagnes dans l’Occident Mdival, 2 voll., Editions Montaigne, Paris, 1962. Что касается современной эпохи, крайне полезной будет книга Grigg D., Population Growth and Agrarian Change: A Historical Perspective, Cambridge University Press, Cambridge, 1980, в которой рассматриваются разные аспекты связи между доступностью земли и населением в некоторых странах Западной Европы. Об основании поселений на Сицилии в XVI–XVII вв. см.: Davies T., La colonizzazione feudale della Sicilia nella prima et moderna, в Storia d’Italia, Annali, vol. VIII, Insediamenti e territorio, под ред. De Seta С., Einaudi, Torino, 1985.

Развитию городов и урбанизации в Европе посвящены многие важные работы. Среди них - Mois R., Introduction la dmographie historique des villes d’Europe du XlVe au XVIIIe sicle, 3 voll., Duculot & Gembloux, Louvain, 1954–1956. Систематизируя численные данные, я основывался на изданиях De Vries J., European Urbanization, 1500–1800, Harvard University Press, Cambridge (Mass.), 1984 и Bairoch P., Batou J., Chvre P., La population des villes europennes de 800 1850, Droz, Genve, 1988. См. также: Bairoch P., De Jricho Mexico, Gallimard, Paris, 1985. Расчет средней широты и долготы для городов с населением свыше 50 тыс. чел. основывается на данных, собранных в книге, цитируемой у Байроха, Бату и Шевра, исключая, однако, Россию и Балканы, изза скудости данных за период ранее XVIII в.

3. Питание

Тезисы, выдвинутые в этой главе, и аргументы, их подтверждающие, повторяют некоторые положения моей книги Popolazione е alimentazione, Il Mulino, Bologna, 1993. Классические экономисты: Smith A., The Wealth of Nations, Dent & Sons, London, 1964 (первое изд. - 1776); Malthus T. R., An Essay on the Principle of Population, Penguin, Harmondsworth, 1979 (первое изд. - 1798); Ricardo D., The Principles of Political Economy and Taxation, Dent & Sons, London, 1965 (первое изд. - 1817). Ярыми сторонниками связи между питанием и смертностью в объяснении демографических тенденций являются McKeown Т., The Modern Rise of Population, Academic Press, New York, 1976 и Fogel R., New sources and new techniques for the study of secular trends in nutritional status, health, mortality and the process of aging, в «Historical Methods», XXVI, I, 1993.

Данные о калорийных балансах, упомянутых в тексте, взяты из Livi Bacci, Popolazione, cit., pp. 130–132.

См.: Segni G. В., Trattato sopra la carestia e fame, sue cause, accidenti, previsioni e reggimenti, Bologna 1602; Гёте И.В. «Путешествие в Италию» (1786–1788).

Список литературы о кризисах сельского хозяйства, недородах и смертности необъятен. Среди этого изобилия рекомендую: Appleby А. В., Grain prices and subsistence crises in England and France 1590–1740, в «The Journal of Economic History», XXXIX, 4, 1979; Lebrun F., Les crises de dmographie en France aux XVIIme et XVIIIme sicles, в «Annales Esc», XXXV, 2, 1980; Abel W., Massenarmut und Hungerkrisen im vorindustriellen Europ, Verlag Paul Parey, Hamburg, 1974; Del Panta L., Cronologia e diffusione delle crisi di mortalit dalla fine del XIV all’inizio del XIX secolo, в «Ricerche storiche», VII, 2, 1977; Prez Moreda V., Las crisis de mortalidad en la Espaa interior, siglos XVI–XIX, Siglo XXI, Madrid, 1980.

Сравнение смертности среди пэров Англии со смертностью прочего английского населения основывается на реконструкции, произведенной для первых в Hollingsworth Т. Н., Mortality in the British peerage families since 1600, в «Population», XXXII, 1977, и для второго - в Wrigley A. E., Schofield R., The Population History of England, 1541–1871, Arnold, London, 1981. Относительно смертности и ожидаемой продолжительности жизни в других избранных группах см. также: Hollingsworth T. H., A demographic study of the British ducal families, в «Population Studies», XI, 1, 1957; Peller S., Births and deaths among Europe’s ruling families since 1500, в Glass D. V., Eversley D. E. С. (под ред.), Population in History, Arnold, London, 1965; Henry L., Anciennes familles genevoises, INED, Paris, 1956; Henry L., Levy C., Ducs et Pairs sous l’ancien rgime: caractristiques dmographiques d’une caste, в «Population», XV, 5, 1960; Salvini S., La Mortalit dei gesuiti in Italia nei secoli XVI e XVII, Dipartimento statistico, Firenze, 1979. Тезис об относительной независимости смертности от уровня питания подкрепляется низкой ожидаемой продолжительностью жизни в только что колонизованных странах, где она не слишком отличается от европейской, несмотря на обилие земли и хорошее питание.

О сопоставлении реальной заработной платы с ожидаемой продолжительностью жизни в Англии см.: Livi Bacci, Popolazione, cit., p. 153, и рис. 17. О кризисах в Центральной и Северной Италии: Del Panta L., Le epidemie nella storia demografica italiana, Loescher, Torino, 1980; о реальной заработной плате строительных рабочих: Vigo G., Real wages of the working>

4. Микробы и болезни

См.: Epistolario di Coluccio Salutati, под ред. F. Novati, 4 voll., Roma 1891–1905. Относительно продолжительности жизни см. исследование о причинах смерти мужчин в Англии, выполненное в Russel J. С., Late Ancient and Medieval Populations, в «Transactions of the American Philosophical Society», новая серия, 48, часть III, Philadelphia, 1958, p. 31, дает ожидаемую продолжительность жизни в 35,3 года для рожденных до 1276 г.; 31,3 года для 1276–1300 гг.; 29,8 для 1301–1325; 27,2 для 1326–1350; 17,3 для 1351–1375; 20,5 для 1376–1400; 23,8 для 1401–1425 и 32,8 для 1426–1450.

По поводу продолжительности жизни в Англии отсылаю к Wrigley A. E., Schofield R., The Population History of England, 1541–1871, Arnold, London, 1981, p. 230. Об ожидаемой продолжительности жизни в XVIII в. см.: Dublin L.I., Lotka A. J., Spiegelman M., Length of Life, Ronald Press, New York, 1949. Еще в 1897 г. ожидаемая продолжительность жизни в России была около 32,4 года.

О влиянии заразных болезней в Англии и в Италии в 1871 и 1881 гг.: Caselli G., Health transition and causespecific mortality, в Schofield R., Reher D., Bideau А. (под ред.), The Decline of Mortality in Europe, Clarendon Press, Oxford, 1991. Более пространные сравнения можно найти также в Preston S. H., Keyfitz N., Schoen R., Causes of Death: Life Tables for National Populations, Seminar

Press, New York, 1972. О проблемах установления причин смерти, особенно в XVII, XVIII и XIX вв., см. доклады на конференции The History of Registration of Causes of Death, Bloomington, Indiana, 1993. Данные лондонских Bills of Mortality, в которых указывается причина смерти за периоды 1629–1636 и 1647–1659 гг., приведены в Graunt J., Observations on the Bills of mortality, в Hull С. H. (под ред.), The Economic Writings of Sir William Petty, vol. II, Kelley, New York, 1964 (первое изд. - 1899), отдельная таблица, p. 406.

Цитата из Цинсера: Zinsser H., Rats, Lice and History, Bantam, New York, 1971 (первое изд. - 1935), p. 210.

О влиянии демографического роста и плотности населения на распространение заразных болезней: Cohen M. N., Health and the Rise of Civilization, Yale University Press, New Haven, 1988. Распространение инфекционной болезни среди населения, не обладающего иммунитетом, зависит, в конечном итоге, от числа вторичных заражений, последовавших за самым первым случаем; когда отношение вторичные случаи/первоначальный случай выше 1, инфекция удерживается и распространяется; если ниже 1 - затухает. Эту связь эпидемиологи представляют в виде выражения R(0), которое хорошо известно демографам как чистый коэффициент воспроизводства. Можно признать, что R(0) = bND, где b - относительная частота контактов между индивидуумами, N - общая численность населения, a D - средняя продолжительность заразного заболевания у индивидуума. Отсюда следует, что значение R(0), то есть скорости распространения инфекции, является, помимо всего прочего, функцией от численности населения и особенно его плотности, поскольку у людей больше возможностей вступать в контакт друг с другом в больших и густонаселенных городах, чем в малых, рассеянных по территории деревнях. Данные теоретические принципы имеют отношение к вопросам, обсуждаемым в настоящей главе. На эту тему см. также: Anderson R. M., May R. M. (под ред.), Population Biology of Infectious Diseases, SpringerVerlag Berlin, 1982, pp. 121–147.

Классификация способов передачи инфекционных болезней приведена в издании: Sir Macfarlane Burnet F., Natural History of Infectious Diseases, Cambridge University Press, Cambridge, 1962, pp. 166–175. Цитаты - из только что упомянутой статьи, с. 41, а также из Zinsser, op. cit., p. 44, и из Lederberg J., Shope R. E., Oaks S. С. (под ред.), Emerging Infections, National Academy Press, Washington, 1992, p. 84. В этом последнем исследовании, в частности, можно найти дискуссии по поводу возникновения новых патологий. Что касается взаимного приспособления микробов и хозяев, то у этого правила есть исключения: в случае, если микроб доставляется переносчиком, неважно, погибает ли хозяин, поскольку все равно существует возможность передачи микроба другому хозяину: см. Ewald P. W., L’evoluzione della virulenza, в «Le Scienze», n. 298, июнь 1993.

О происхождении сифилиса: Grmek M. D., Les maladies l’aube de la civilisation occidentale, Payot, Paris, 1983, pp. 199–226; Zinsser, op. cit., pp. 51–55. Описание Марчелло Кумано цитируется по: Corradi A., Annali delle epidemie occorse in Italia dalle prime memorie fino al 1850, vol. I, Forni, Bologna, 1973 (первое изд. - Bologna, 1865–1894), p. 351. Фракасторо написал поэму «Syphilis sive de morbo gallico» в 1530 г., но рассуждения об эволюции сифилиса и о происхождении тифа можно найти и в его труде «De contagione et contagiosis morbis», написанном в 1546 г. Богатый исторический обзор сифилиса в Европе приводится в Creighton С., A History of Epidemics in Britain, vol. I, Frank Cass, London, 1965 (первое изд. - 1894), pp. 423–438; см. также: Zinsser, op. cit., pp. 51–56. Что касается sweating sickness, см. снова Creighton, op. cit., vol. I, pp. 237–281.

Истории тифа посвящен многократно цитированный труд Цинсера; о происхождении тифа в Европе см.: Corradi, op. cit., vol. I, pp. 370–374. Об эпидемиологических и демографических аспектах см. в Del Panta L., Le epidemie nella storia demografica italiana, Loescher, Torino, 1980, pp. 54–62. Цитата из Макфарлейна Бернета - в цит. изд., р. 191.

Список литературы о чуме необъятен. Кроме компетентных исторических трудов Корради и Крейтона, книг Дель Панты, Макнила и того же Цинсера, уже цитированных, основополагающим является исследование Biraben J.N., Les hommes et la peste en France et dans les pays europennes, 2 voll., Mouton, Paris, 1975, из которого я позаимствовал как информацию, так и отдельные умозаключения. По эпидемиологическому профилю - LienTeh Wu, A Treatise on Pneumonic Plague, League of Nations, Genve, 1926 (У Лянь Тэ - врачмикробиолог, возглавлявший санитарную службу во время чумы в Маньчжурии в 1910 г.); Chun J. W. H., Pollitzer R., С. Y. Wu, Plague. A Manual for Medical and Public Health Workers, Shanghai, 1936; Pollitzer R., Plague, WHO, Genve, 1953. См. также: Shrewsbury J. V. D., A History of Bubonic Plague in the British Isles, Cambridge, 1970. Прекрасный критический обзор исторических исследований о чуме представлен в статьях, содержащихся в приложении к «Local Population Studies», The Plague Reconsidered, 1977.

О причинах ухода чумы из Европы почти во всех вышеупомянутых работах высказаны полезные, хотя и гипотетические заключения. Другие работы, посвященные именно исчезновению чумы: Appleby А. В., The disappearance of the plague: A continuing puzzle, в «The Economic History Review» новая серия, XXXIII, 2, май 1980, и Slack P., The impact of plague in Tudor and Stuart England, London, 1985. О создании органов здравоохранения и их роли см.: Cipolla С. М., Fighting the Plague in Seventeenth Century Italy, The University of Wisconsin Press, Madison, 1981; Id., Public Health and the Medical Profession in the Renaissance, Cambridge University Press, Cambridge, 1976. Деятельность Санитарной службы Флоренции освещается по документам, содержащимся в Государственном архиве Флоренции, папки 191–194.

За сведениями о демографических потерях в столетие, последовавшее за чумой, отсылаю к литературе по демографии позднего Средневековья. О том, что эти потери вызваны не только чумой, в последнее время, наверное, убедительнее всех заявил Шрусбери, op. cit. О потерях в Италии: Del Panta L., Livi Bacci M., Pinto G., Sonnino E., La popolazione italiana dal Medioevo a oggi, Laterza, Roma - Bari, 1996, p. 54; во Франции: Dubois H., La dpression (XIVe et XVe sicles), в Dupquier J. (под ред.) Histoire de la Population Franaise, vol. I, Des origines la Renaissance, PUF, Paris, 1988; в Англии: Russel J. С., The preplague population of England, в «Journal of British Studies», V. 2, 1996; в Норвегии и скандинавских странах: Benedictow О. J., Plague in the Late Medieval Nordic Countries, Middelalderforlaget, Oslo, 1992. О недостаточном воспроизводстве английского населения в XIV–XV вв. см.: Hollingsworth Т. Н., Historical Demography, Sources of History Limited, London, 1969.

О частоте и интенсивности кризисов в Тоскане - Del Panta, op. cit., p. 132; Livi Bacci M., La socit italienne devant les crises de mortalit, Dipartimento statistico, Firenze, 1978, pp. 37–42. Оценки потерь от чумы во Франции в XVII в. взяты из Biraben, op. cit., pp. 306–310; в Неаполитанском королевстве - из Corradi, op. cit., vol. II, p. 185; в Центральной и Северной Италии - у Чиполлы, которого цитирует Del Panta, op. cit., p. 151.

Демографические потери в городах взяты: для Москвы - из Alexander, op. cit., p. 327; для Марселя, Экса, Тулона и Барселоны - из Biraben, op. cit., vol. I; для Аугсбурга - из Eckert, op. cit., p. 55.

О частоте кризисов: Flinn M. W., The stabilization of mortality in preindustrial western Europe, в «Journal of Europian Economic History», III, 1974; Del Panta, op. cit.; Moreda Prez, op. cit.; Perrenoud A., The attenuation of mortality crises and the decline of mortality, в Schofield, Reher, Bideau (под ред.), op. cit.

О связи между тяжестью кризиса и способностью поколений, еще не достигших репродуктивного возраста, к восстановлению: Del Panta L., Livi Bacci M., Chronique, diffusion et intensit des crises de mortalit en Italie, 1600–1850, в «Population», специальный выпуск, декабрь 1977.

5. Системы

Эмпирические данные, использованные для построения модели, заимствованы из следующих источников: для Франции - из многочисленных статей, опубликованных по заказу INED, в частности: Henry L., Fcondit des mariages dans le quart sudouest de la France de 1720 1829, часть I, в «Annales Esc», 3, 1972; часть II, в «Annales Esc», 4–5, 1972; Henry L., Houdaille J., La fcondit des mariages dans le quart nordouest de la France de 1670 1829, в «Population», 4–5, 1973; Houdaille J., La fcondit des mariages de 1670 1829 dans le quart nordest de la France, в «Annales de Dmographie Historique», 1976; Henry L., Fcondit des mariages dans le quart sudest de la France de 1670 1829, в «Population», 4–5, 1978; Henry L., Houdaille J., Clibat et age de mariage aux XVIIle et XIXe sicles en France, I, в «Population», I, 1978; II, в «Population», 2, 1979; Blayo Y., La mortalit en France de 1740 1829, в «Population», специальный выпуск, ноябрь 1975. О Крюле: Gautier E., Henry L., La population de Crulai, нормандский выпуск, INED - PUF, Paris, 1958. О Руане: Bardet J.P., Rouen aux XVIIe et XVIIIe sicles, SEDES, Paris, 1983.

Для Англии: Wrigley A. E., Schofield R., The Population History of England, 1541–1871, Arnold, London, 1981; Idd., English population history from family reconstitution: Summary results 1600–1799, в «Population Studies», XXXVII, 1983, pp. 157–184.

Для Германии: Knodel J., Demographic transitions in German villages, в Coale A. J., Cotts Watkins S. (под ред.), The decline of Fertility in Europe, Princeton University Press, Princeton, 1986.

О разнообразии демографических систем, кроме уже цитированных работ, см. для России: Coale A. J., Anderson В., Harm E., Human Fertility in Russia since the Ninteenth Century, Princeton University Press, Princeton, 1979; для Италии: Del Panta L., Dalla met del Settecento ai nostri giorni, в Del Panta L., Livi Bacci M., Pinto G., Sonnino E., La popolazione italiana dal Medioevo a oggi, Laterza, Roma - Bari, 1996, pp. 137–143. Уточнение по поводу демографической системы, превалировавшей во Флоренции в XV в., см. у Corsini С. A., La demografia fiorentina nell’et di Lorenzo il Magnifico, в La Toscana al tempo di Lorenzo il Magnifico, vol. III, Pacini, Pisa, 1992. Делла Пергола цитируется по Della Pergola S., La trasformazione demografica della diaspora ebraica, Loescher, Torino, 1983, p. 61.

Мальтус цитируется по: Malthus T. R., A Summary View of the Principle of Population, John Murray, London, 1830. Цитата из Кантильона относится к 1755 г. и приводится по изданию: Lebrun F., Le mariage et la famille, в Dupquier J. (под ред.), Histoire de la Population Franaise, vol. II, De la Renaissance 1789, PUF, Paris, 1988, p. 303. О брачном поведении в Европе основополагающим трудом является Hajnal J., European marriage pattern in historical perspective, в Glass D. V., Eversley D. E. С. (под ред.), Population in History, Arnold, London, 1965, как и следующая его же работа: Hajnal J., Two kinds of preindustrial household formation system, в «Population and Development Review», VIII, 3, 1982. Обобщающий характер носит Flinn M. W., The European Demographic System 1500–1820, Harvester Press, Brighton, 1981. Локальные исследования по Новому времени весьма многочисленны; реже встречаются работы, посвященные более крупным территориям или протяженным периодам. Например, по Англии можно обратиться к Wrigley, Schofield, op. cit.; по Франции - к Henry L., Houdaille J., Clibat et ge au mariage, cit., a также к уже упомянутой статье Лебрена Ф.; по Испании и Португалии - к Rowland R., Sistemas matrimoniales en la Peninsula Ibrica (siglos XVI–XIX). Una perspectiva regional, в Prez Moreda V., Reher D. (под ред.), Demografia Histrica en Espaa, El Arquero, Madrid s. d.; Reher D., Town and Country in PreIndustrial Spain, Cambridge University Press, Cambridge, 1990. По Италии см.: Rettaroli R., L’et al matrimonio, в Barbagli M., Kertzer D. I. (под ред.), Storia della familia italiana 1750–1950, Il Mulino, Bologna, 1992. По Тоскане за длительный период см.: Breschi M., Rettaroli R., La nuzialit in Toscana, secoli XIV–XIX, в Le Italie demografiche. Saggi di demografia storica, Udine, 1995. По Германии - Knodel, op. cit. По Фландрии см.: Vandenbroeke Ch., Le cas Flamand: volution sociale et comportements dmographiques aux XVIIe - XIXe sicles, в «Annales Esc», XXXIX, 5, 1984. Среди других, более специальных работ назовем: Delille G., Famille et proprit dans le Royaume de Naples (XVe - XIXe sicle), Ecole Franaise de Rome - EHESS, Roma - Paris, 1985. Данные по Венгрии приведены согласно частному сообщению Р. Андорки (Andorka R.). См. также: Del Panta L., Livi Bacci M., Le componenti naturali dell’evoluzione demografica nell’Italia del Settecento, в Societ italiana di demografia storica, La popolazione italiana nel Settecento, CLUEB, Bologna, 1980; Schlumbohm J., Social differences in age at marriage: examples from rural Germany during the XVIII and XIX centuries, в Historiens et population. Liber Amicorum Etienne Hlin, Socit Belge de Dmographie, LouvainlaNeuve, 1991; Lutz W., Finnish Fertility since 1722, The Population Research Institute, Helsinki, 1987.

О брачности в Средние века, кроме статьи Хаджнала European marriage, cit., см. современный критический обзор: Smith R. M., The people of Tuscany and their families in the fifteenth century: medieval or mediterranean? в «Journal of Family History», весна 1981. Фундаментальным трудом о Тоскане является Herlihy D., KlapishZuber Ch., Les Toscans et leur familles, Presses de la Fondation Nationale des Sciences Politiques, Paris, 1978. См. также: Leverotti F., Popolazione, famiglie, insediamento. Le Sei miglia lucchesi nel XIV e XV secolo, Pacini, Pisa, 1992. О Франции см. опять же KlapishZuber Ch., Parent et mariage, в Histoire de la Population Franaise, cit., vol. I.

Рассуждения о детской смертности частично заимствованы из Livi Bacci M., Popolazione e alimentazione, Il Mulino, Bologna, 1993, pp. 112–119; там же приведены и цитированные источники. О смертности в разных регионах Франции см.: Houdaille J., La mortalit des enfants dans la France rurale de 1690 1799, в «Population», XXXIX, 1, 1984. Об Англии: Wrigley, Schofield, op. cit.; о Германии: Imhof A. E., The amazing simultaneousness of the big differences and the boom in the 19th century, в Bengtsson T., Fridlizius G., Olhsson R. (под ред.), PreIndustrial population Change, Almqvist & Wiksell, Stockholm, 1984; О Финляндии: Turpeinen О., Infectious diseases and regional differences in Finnish death rates 1749–73, в «Population Studies», XXXII, 3, 1978.

О районах скопления мигрантов: Lucassen J., Migrant Labour in Europe 1600–1900: The Drift to the North, Croom Helm, London, 1987; Corsini C. A., Le migrazioni dei lavoratori italiani del periodo napoleonico (1810–1812), в AA. VV., Saggi di demografia storica, Dipartimento statistico, Firenze, 1969. Богатейшим источником информации является сборник статей Eiras Roel A., Rey Castelao О. (под ред.), Les migrations internes et moyenne distance en Europe, 2 voll., Xunta de Galicia, Santiago de Compostela, 1994. См. также: Page Moch L., Moving Europeans, Indiana University Press, Bloomington - Indianapolis, 1992.

О миграциях на дальние расстояния см. материалы XVII Международной конференции исторических наук, Мадрид, 1990, а также доклады, прочитанные в рамках Недели Датини, в особенности: Dupquier, Macromigrations en Europe (XVIeXVIIIe sicles). 06 Италии: Pizzorusso G., Sanfilippo M. (под ред.), Rassegna storiografica sui fenomeni migratori a lungo raggio in Italia dal basso medioevo al secondo dopoguerra, в «Bolletino di Demografia storica», XIII, 1990. Об изгнании морисков и евреев: Prez Moreda V., La poblacin espanola, в Artola M. (под ред.), Enciclopedia de Historia de Espaa, vol. I, Economia y sociedad, Alianza Editorial, Madrid, 1988, pp. 396–398; Nadal J., La poblacin espanola, siglos XVI a XX, Ariel, Barcelona, 1984 p. 49. О численных оценках изгнанных гугенотов: Poussou J.P., Mobilit et migrations, в Histoire de la Population Franaise, cit., vol. II, pp. 129–132.

О трансатлантических миграциях: из Испании - см. снова Nadal, op. cit., pp. 54–64; Macias Hernandez A. M. (под ред.), La emigracin espanola a Amrica. Actas del II Congreso de la ADEH, vol. I, Instituto de Cultura Gil Albert, Alicante, 1990; из Португалии - Rowland R., Emigracin, estructura y region en Portugal (siglos XVI–XIX), в Macias Hernandez (под ред.), op. cit.; из Англии - Wrigley, Schofield, op. cit., pp. 219–229; из Франции - Poussou, op. cit., pp. 124–129; из Голландии - Lucassen J., Dutch migrations (1500–1900), доклад на XVII Международной конференции исторических наук, Madrid, 1990; из Германии - Fenske J., International Migration: Germany in the eighteenth century, в «Central European History», XIII, 4, декабрь 1980. Оценки численности населения европейского происхождения в Америке в XVIII в. см. у McEvedy С., Jones R., Atlas of World Population History, Penguin, Harmondsworth, 1980, p. 279.

Об Ирландии: Connell K. H., The Population of Ireland (1745–1845), Clarendon Press, Oxford, 1950; Clarkson L. A., Irish population revisited, в Irish Population, Economy and Society: Essays in Honour of the Late К. H. Connell, Clarendon Press, Oxford, 1981; Mokyr J., O’Grada C., New developments in Irish population history, в «The Economic History Review», новая серия, XXVII, 1984; O’Grada С., Ireland before and after the Famine, Manchester University Press, Manchester, 1993. О Голландии ход рассуждений и цитаты заимствованы у De Vries J., van der Woude A., The First Modern Economy. Success, Failure and Perseverance of the Dutch Economy, Cambridge University Press, Cambridge, 1997; см. также: De Vries J., The Dutch Rural Economy in the Golden Age, Yale University Press, New Haven, 1974; Id., The population and economy of preindustrial Netherlands, в «Journal of Interdisciplinary History», XV, 1985.

Об Испании: Prez Moreda V., La evolucin demogrfica espanola en el siglo XVII, доклад на конференции Итальянского общества исторической демографии La popolazione italiana nel Seicento, Firenze, ноябрь 1996; об Италии: Breschi M., Del Panta L., I meccanismi dell’evoluzione demografica del Seicento: mortalit e fecondit, доклад на той же конференции.

6. Великое преобразование (1800–1914)

О развитии сельского хозяйства, повышении его производительности и об аграрной революции: Dovring F., The transformation of Europian agriculture, в Habakkuk H., Postan M. (под ред.), The Cambridge Economic History of Europe, vol. VI, The Industrial Revolutions and After, Cambridge, 1965; Bairoch, Agriculture cit.; Id., The impact of crop yields, agricultural productivity and transport costs on urban growth between 1800 and 1910, в van der Woude A., De Vries J., Hayami А. (под ред.), Urbanization in History, Oxford University Press, Oxford, 1990. Grigg D., The Transformation of Agriculture in the West, Basil Blackwell, Oxford, 1992.

Индекс рождаемости, приведенный в таблице 6.5, представляет собой среднее число детей, которое поколение женщин производит на свет в течение репродуктивного периода при отсутствии смертности - то есть предположив, что ни одна из этих женщин не умрет до 50 лет. Поскольку этот показатель не учитывает смертность, с его помощью можно сравнивать уровень рождаемости у населения разных стран.

Оценки чистых потерь народонаселения вследствие эмиграции носят приблизительный характер и основаны на расчетах, сделанных в Sundbrg G., Aperus statistiques internationaux, Imprimerie Royale, Stockholm, 1908.

О демографическом переходе см.: Reinhard M., Armengaud A., Dupquier J., Histoire gnrale de la population mondiale, Montchrestien, Paris, 1968; Armengaud A., Population in Europe 1700–1914, в Cipolla (под ред.), op. cit., vol. III. Среди более специальных работ: Chesnais J.C., La transition dmographique, PUF, Paris, 1985; классическая формулировка - в Notestein F., Population, the long view, в Schultz T. W. (под ред.), Food for the World, University of Chicago Press, Chicago, 1945; критический пересмотр этих взглядов - в Coale A. J., The demographic transition reconsidered, International Population Conference, IUSSP, Lige, 1973 и Szreter S., The idea of the demographic transition and the study of fertility change: A critical intellectual history в «Population and Development Review», XIX, 4, 1993.

О кризисе выживаемости 1816–1817 гг. см.: Post J. D., The Last Great Subsistence Crisis in the Western World, The Johns Hopkins University Press, Baltimore - London, 1977. Данные о торговле зерном взяты из Mitchell, op. cit. О Великом голоде в Ирландии см.: Edward R. D., Williams T. D., The Great Famine, New York University Press, New York, 1957; Mokyr J., Why Ireland Starved: A Quantitative and Analytical History of the Irish Economy, 1800–1850, Allen and Unwin, London, 1983. Кризис 1860х гг. в Финляндии описан в Pitkanen К. J., Deprivation and Disease, Finnish Demographic Society, Helsinki, 1993. О России - Blum A., Natre, vivre et mourir en Union Sovitique, Pion, Paris, 1994.

Алиментарная гипотеза содержится в McKeown T., The Modem Rise of Population, Arnold, London, 1976. Дискуссия по ее поводу - Livi Bacci M., Popolazione e alimentazione, II Mulino, Bologna, 1993. См. также: Michinton W., Patterns of demand 1750–1914, в Cipolla (под ред.), op. cit.

Об эпидемиологической картине в XIX в. см. две статьи из уже цитированной книги под ред. Schofield R., Reher D., Bideau A.: о холере (Burdelais P., Cholera: A victory for medicine?) и о туберкулезе (Puranen В., Tuberculosis, and the decline of mortality in Sweden). О распределении смертности по причинам смерти см.: Preston S. H., Keyfitz N., Schoen R., Causes of Death: Life Tables for National Populations, Seminar Press, New York, 1973. Цитата из Ф. Бонелли о малярии взята из статьи «La malaria in Italia», в Actes du Colloque international de dmographie historique, Lige 1963, Editions M. Th. Gmin, Paris, 1965. Общеевропейская картина отражена в BruceChwatt L. J., de Zulueta J., The Rise and Fall of Malaria in Europe, Oxford University Press, Oxford, 1980. О разной смертности в малярийных и немалярийных зонах: Dobson M. J., Malaria in England: A geographical and historical perspective, в «Parassitologia», XXXVI, 1994, pp. 35–60. О пеллагре см.: Ministero di Agricoltura, industria e commercio, La pellagra in Italia, в «Annali di Agricoltura», XVIII, 1879; Livi Bacci M., Fertility, nutrition and pellagra: Italy during the vital revolution, в «Journal of Interdisciplinary History», XVI, 3, 1986.

О роли медицины в уменьшении смертности в XIX в. см.: McKeown, op. cit.; Shryock R. H., The Development of Modem Medicine, Knopf, New York, 1947; Lcuyer В.P., Biraben J.N., L’hygine publique et la rvolution pastorienne, в Dupquier J. (под ред.), Histoire de la Population Franaise, vol. III, De 1789 1914, PUF, Paris, 1988.

Общие сведения по детской смертности содержатся в Boulanger P.М., Tabutin D. (под ред.), La mortalit des enfants dans le monde et dans l’histoire, Ordina, Lige, 1980; Corsini C. A., Viazzo P. (под ред.), The Decline of Infant Mortality in Europe - 1800–1950 - Four national case studies, UNICEF/ICDC, Firenze, 1993; Idd., The Decline of Infant and Child Mortality, Nijhof, Den Haag, 1997. О связи между смертностью и рождаемостью см.: Preston S. H. (под ред.), The Effects of Infant and Child Mortality on Fertility, Academic Press, New York, 1981.

Данные о детской смертности взяты из Mitchell, op. cit. О высокой детской смертности в английских городах, кроме работ У. Фарра (Farr W., Vital statistics: A memorial volume of selections from the reports and writings of William Farr, под ред. Humphreys N. A., London, 1885), см.: Woods R., Williams N., Calley C., Infant mortality in England, 1550–1950, в Corsini, Viazzo, The Decline of Infant Mortality, cit. Об этапах борьбы со смертностью см.: Rollet С., La lutte contre la mortalit infantile dans le pass: essai de comparaison internationale, доклад на семинаре Sur la mortalit des enfants dans le pass, Montral, 1992. Цитируемый семинар включает в себя ряд других важных докладов.

О снижении рождаемости в Европе см.: Festy P., La fcondit des pays occidentaux de 1870 1970, PUF, Paris, 1979; Chesnais, op. cit. Детальное сравнительное исследование по странам и регионам проводится под названием European Fertility Project (EFP) с использованием однородных критериев, что позволяет проводить сравнения на международном уровне. В рамках этого исследования, осуществляемого под общим руководством А. Дж. Коула из Принстонского университета, был издан целый ряд монографий о различных странах и завершающий том под ред. Coale A. J., Cotts Watkins S., The Decline of Fertility in Europe, Princeton University Press, Princeton, 1986. Все монографии опубликованы в Princeton University Press, Princeton: Coale A. J., Anderson B., Harm E., Human Fertility in Russia since the Nineteenth Century (1979); Knodel J., The Decline of Fertility in Germany, 1871–1939 (1974); Lesthaeghe R. J., The Decline of Belgian Fertility, 1800–1970 (1977); Livi Bacci M., A Century of Portuguese Fertility (1971); Id., A History of Italian Fertility during the Last Two Centuries (1977); Teitelbaum M., The British Fertility Decline: Demographic Transition in the Crucible of the Industrial Revolution (1984); van de Walle E., The Female Population of France in the Nineteenth Century (1974).

О контроле над рождаемостью в избранных группах см.: Livi Bacci M., Social group forerunners of fertility control in Europe, в Coale, Cotts Watkins (под ред.), op. cit.

О влиянии брачности и целибата в XIX в. на рождаемость см.: Festy, op. cit., но в особенности - Hajnal J., European marriage patterns in perspective, в Glass D. V., Eversley D. E. С. (под ред.), Population in History, Arnold, London, 1965. Работа Хаджнала широко цитируется в главе 5.

Индекс брачной рождаемости, на который мы ссылаемся, как и индекс внебрачной рождаемости и коэффициент брачности, были введены Дж. Коулом в рамках EFP. Максимальный уровень брачной рождаемости был зарегистрирован у гуттеритов Канады (браки 1921–1930 гг.) - анабаптистов, противников контрацепции, земледельцев; матери кормили детей грудью всего несколько месяцев, санитарные условия были превосходными.

Данные о городской и сельской рождаемости в Италии взяты из Livi Bacci, A History, cit. См. также: Sharlin A., Urbanrural differences in fertility in Europe during the demographic transition, в Coale, Cotts Watkins (под ред.), op. cit.

О рождаемости во Франции и различных интерпретациях ее снижения см.: Bardet J.P., Le constat; Les incertitudes de Vexplication, в Histoire de la Population Franaise, cit., vol. III. Сравнение Англии и Франции см. в Wrigley А. Е., The fall of marital fertility in nineteenth century France. Exemplar or exception? в «European Journal of Population», часть 1, I, 1, 1985; часть 2, I, 2–3, 1985.

Основополагающий труд по статистике интернациональных миграций - Ferenczi I., Wilcox W. F., International migrations, 2 voll., NBER, New York, 1929–1931; Davie M. R., World Immigration, MacMillan, New York, 1936; Hatton T. J., Williamson J. G., International Migration and World Development: A Historical Perspective, в «Historical paper», n. 41, NBER, Cambridge (Mass.), 1992; Idd., What Drove the Mass Migrations from Europe in the Late Nineteenth Century?, в «Historical paper», n. 43, NBER, Cambridge (Mass.), 1992. Об эмиграции из Соединенного Королевства см.: Johnson S. S., A History of Emigration from the United Kingdom to North America, 1763–1912, F. Cass, London, 1913 (1966); об эмиграции из Германии: Bade К. J., German emigration to the United States and continental immigration to Germany in the late nineteenth and early twentieth century, в «Central European History», XIII, 4, декабрь 1980; об эмиграции из Италии: Coletti F., Dell’emigrazione italiana, Hoepli, Milano, 1911; из России, ObolenskyOssinsky V. V., Emigration from and immigration into Russia, в Ferenczi, Wilcox, op. cit. О завоевании Фронтира см.: Billington R. A., Westward Expansion. A History of the American Frontier, MacMillan, New York, 1967.

Данные о повышении производительности труда в сельском хозяйстве см. в Bairoch, The impact, cit. Данные о населении больших городов приведены в Mitchell, op. cit. Увеличение площади обрабатываемых земель в России между 1883–1887 и 1904–1909 гг. достигло около 41 %. См.: Lorrimer F., The Population of the Soviet Union: History and Prospects, League of Nations, Genve, 1946, p. 211.

7. Завершение цикла

Основные исследования по демографии XX в.: Kirk D., Europe’s Population in the Interwar Years, League of Nations, Princeton University Press, Princeton, 1946; Reinhard M., Armengaud A., Dupquier J., Histoire gnrale de la population mondiale, Montchrestien, Paris, 1968; Livi Bacci M., La transformazione demografica delle societ europee, Loescher, Torino, 1977; Chesnais J.C., La transition dmografique, PUF, Paris, 1985; Noin D., Woods R. (под ред.), The Changing Population of Europe, Basil Blackwell, Oxford, 1993. Полная база данных об основных демографических переменных по разным европейским странам с 1950 по 1995 г. содержится в United Nations, World Population Prospects. The 1996 Revision, New York, 1997. По поводу смертности, рождаемости и международных миграций см. общие работы, цитируемые в главе 6, - многие из них охватывают также и XX в.

О характеристиках нынешнего перехода, в особенности о свободных сожительствах, внебрачных рождениях, нестабильности семей и разводах, укажу, среди многих других, следующие работы: van de Каа D., The second demographic transition revisited: theories and expectations, доклад на конференции Population Change and European Society, Instituto universitario europeo, Firenze, 1988; Lesthaeghe R. J., The second demographic transition in western countries: an interpretation, доклад на конференции Gender and

Family Change, IRP - IUSSP, Roma, 1992; Roussel L., La famille incertaine, Odile Jacob, Paris, 1989.

Данные о потерях населения в Первую мировую войну, собранные Международной организацией труда, приведены в Landry A., Trait de dmographie, Payot, Paris, 1949, p. 202. О России и Советском Союзе см.: Lorimer F., The Population of the Soviet Union: History and Prospects, League of Nations, Genve, 1946; Blum A., Natre, vivre et mourir en Union Sovitique, Pion, Paris, 1994. О культурных и политических последствиях демографического спада в Европе см.: Teitelbaum M., Winter J., La paura del declino demografico, Il Mulino, Bologna (ориг. изд.: The Fear of Population Decline, Academic Press, Orlando, 1985); Spengler J., France Faces Depopulation, Duke University Press, Durham, 1938. О демографической политике в Европе см.: Glass D. V., Population policies and movements in Europe, Clarendon Press, Oxford, 1940. В Италии: Ipsen С., Demografia totalitarian II Mulino, Bologna, 1997 (ориг. изд.: Dictating Demography, Cambridge University Press, Cambridge, 1996); ISTAT, L’azione promossa dal Governo nazionale in favore dell’incremento demografico, в «Annali di Statistica», серия седьмая, VII, Roma, 1943. В Германии: Reinhard, Armengaud, Dupquier, op. cit. В Советском Союзе: Blum, op. cit. О голоде 1932–1933, его причинах и демографических последствиях см.: Livi Bacci M., On the human cost of collectivization in the Soviet Union, в «Population and Development Review», XIX, 4, 1993.

О связях между народонаселением и экономикой см.: Maddison A., Monitoring the World Economy 1820–1992, OECD, Paris, 1995; Kuznets S., Modern Economic Growth, Yale University Press, New Haven, 1966; Id., Population, Capital and Growth: Selected Essays, Norton, New York, 1973; Kindleberger C. P., Europe’s Postwar Growth, Harward University Press, Cambridge (Mass.), 1967. Многие рассуждения, изложенные здесь, можно найти в Livi Bacci M., Storia minima della popolazione del mondo, Il Mulino, Bologna, 1998. Цитата взята из Keynes J. M., Some economic consequences of a declining population, в «Eugenics Review», XIX, апрель 1937. Периодизация - в Tapinos G., Le dmographie, Fallois, Paris, 1996.

Связь между демографическими изменениями и ценностями рассмотрена мной в работе Demografia della paura, в Ricossa S. (под ред.), Le paure del mondo industriale, Laterza, Roma - Bari, 1990. Цитаты взяты из: Камю А., «Чума»; Чехов А. П., «Враги»; Aris Ph., Essai sur l’histoire de la mort en Occident, Seuil, Paris, 1975, pp. 61–62; Sontag S., Illness as metaphor.

Часть 3.

Энциклопедия Кругосвет

ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ РОССИИ ЗА СТО ЛЕТ.

Российская Федерация по численности населения занимает седьмое место в мире после Китая, Индии, США, Индонезии, Бразилии и Пакистана. За прошедшие 100 лет население России выросло более чем в два раза: С 67 млн. 473 тыс. человек (по данным переписи 1897) до 145 млн. 537 тыс. чел (данные на 1 января 2003).

В 1897 на территории Российской Империи проживало не менее 8% тогдашнего населения Земного Шара, а на долю части Российской Империи, соответствующей территории нынешней Российской Федерации, приходилось по разным оценкам от 5,2 до 5,6% населения планеты. В настоящее время на территории России проживает 2,4% мирового населения. Таким образом, за 100 лет удельный вес российского населения по отношению к человечеству в целом снизился как минимум в два раза.

Общая характеристика периода.

Сто лет назад население той части территории Российской империи, которая ныне соответствует территории Российской Федерации, уступало только Китаю и Британской Индии. В настоящее время по численности населения Российская Федерация занимает 7 место в мире, уступая Китаю (1285 млн. человек), Индии (1025 млн.), США (286 млн.), Индонезии (215 млн.), Бразилии (173 млн. человек) и Пакистану (146 млн. человек).

При этом Россия остается в десятке крупнейших по населению государств мира, опережая (пока) Японию, Бангладеш и Нигерию. Однако, учитывая, что эти три страны увеличивают свое население со скоростью 3 и более процентов в год, можно считать обоснованными прогнозы о практически неминуемом выбывании России из десятки крупнейших по численности населения стран мира уже к 2015.

За прошедшее столетие Россия понесла большие потери населения в годы Гражданской, Первой и Второй мировой войн, а также репрессий 1930–1940-х.

Потери всей Российской империи в Первую мировую войну составили приблизительно 8 млн. человек, из них на долю территорий, входящих ныне в Российскую Федерацию, пришлось 4–6 млн. человек.

Гражданская война, по разным оценкам, унесла от 8 до 13 млн. жизней. Если к этой цифре добавить количество эмигрантов, спровоцированных военными действиями и репрессиями, то можно говорить о потерях в 14–16 млн. человек, из которых потери населения, проживавшего на территории образованной в 1918 РСФСР составили 3–5 млн. человек.

Коллективизация, голод и массовые репрессии 1930–1940-х в общей сложности унесли жизни до 10 млн. россиян.

Вторая мировая война по официальным (и признанным научным сообществом) данным обошлась Советскому Союзу в 27 млн. человек. На долю населения РСФСР по официальной статистике из них пришлось 14 млн. человек.

Таким образом, только прямые потери России от социально-исторических катаклизмов 20 в. составляют примерно 42 млн. жизней. К ним еще нужно добавить и косвенные потери, вызванные резким снижением рождаемости в годы невзгод. Войны, резко нарушив половозрастную структуру, ослабили и здоровье населения. Все это вместе взятое неблагоприятно сказалось на показателях рождаемости и смертности в послевоенные годы. Суммарные косвенные потери только за период после 1932 составляют по разным оценкам от 10 до 15 млн. чел.

По гипотетическим оценкам, численность населения России в условиях отсутствия в ее истории вышеупомянутых катаклизмов, составляла бы в настоящий момент от 250 до 400–600 млн. чел.

Несмотря на потери, население России увеличивалось вплоть до 1992, хотя до этого и наблюдалось длительное (с 1965) замедление его роста.

С середины 1992 впервые в послевоенной истории России численность населения начала сокращаться: за период с 1992 по 2002 убыль населения составила 1,8 млн. человек. Убыль населения продолжает охватывать все большее количество территорий: от 4 регионов в 1988 до 70 на рубеже 20 и 21 вв. Самая высокая убыль населения наблюдается в Тамбовской, Ленинградской, Новгородской, Рязанской, Ярославской, Ивановской, Тверской, Тульской и Псковской областях.

В настоящее время демографическая ситуация отличается сложностью и значительной дифференциацией по отдельным регионам.

Динамику общей численности населения страны определяет его естественный прирост (т.е. разница между числом родившихся и умерших) и миграционный прирост (разница между числом въехавших в страну и выехавших из нее). Таким образом, столетний период динамики естественного движения населения России можно разделить на три этапа:

1. 1897–1960: динамика естественного прироста населения существенно выше средней по сравнению с развитыми странами с явным преобладанием европеидной расы;

2. 1960–1988: динамика естественного прироста населения стремительно приближается к тенденциям, характерным для указанных стран.

3. 1989–2002: в России устанавливается та же динамика естественного прироста, что и в развитых странах мира.

Внешние миграционные процессы.

Важной компонентой изменения общей численности населения является миграция. Россия пережила несколько крупных эмиграционных потоков, повлиявших на уменьшение численности населения. Прежде всего, это так называемый «Великий исход», вызванный Гражданской войной 1918–1921. Оценить его масштабы с достоверной точностью пока не удалось: скорее всего, он находится в интервале от минимума в 4 млн. человек до максимума в 12 млн. чел. Приводимые в публицистике цифры в 15 млн. и больше подвергаются сомнению со стороны экспертов.

Второй эмиграционный поток – это растянутый на весь период с 1970 по 1988 выезд из СССР на постоянное место жительства в другие страны по этническим и политическим мотивам. В этом потоке присутствуют две составляющие: первая – так называемая еврейская эмиграция в США и Израиль (примерно 200 тыс. человек); вторая – диссиденты, покинувшие в тот период СССР, их число крайне невелико в масштабах всей страны и не превышает 50 тыс. чел.

Третий эмиграционный поток – массовый выезд за рубеж после либерализации законодательства в 1989. Вопреки бытовавшему в то время представлению об уровне потенциальных эмигрантов в 10–15 млн. чел., реальное число россиян, уехавших на постоянное место жительства за рубеж, находится в интервале от 800 тыс. до 1,2 млн. чел.

В период после окончания Гражданской войны и до начала Второй Мировой войны внешняя иммиграция как массовое явление практически отсутствовала. Сразу после Второй Мировой войны, по разным оценкам, в СССР было репатриировано около 3 млн. человек (узники немецких концентрационных лагерей, военнопленные немцы, итальянцы, японцы и т.д.). Большая их часть – три четверти – были репатриированы насильно. Около 60% репатриированных остались на территории России.

Современная ситуация в области внешней миграции складывается, с одной стороны, из интенсивного притока в Россию мигрантов из бывших республик СССР и существенно меньшего по объему выезда из России на постоянное место жительства в страны СНГ и развитые страны (Германию, Израиль, США и др.).

С середины 1970-х миграционный прирост для России в целом стал положительным, а в последнее десятилетие 20 в. еще более существенно изменился в пользу России. Он компенсирует в значительной мере потери населения от естественной убыли. Данные переписи 2002 показали, что Россия сейчас очень популярна и находится на третьем месте в мире по количеству прибывающих на постоянное место жительства. Наиболее интенсивные процессы перемещения населения отмечаются между РФ и странами СНГ и Балтии. Причем в отличие от периода 1979–1988, в 1989–2002 произошло существенное снижение потока эмигрантов из России в эти страны, а число въезжающих из ближнего зарубежья в нашу страну, наоборот, увеличилось. С 1989 по 2002 в Россию въехали 11 млн. чел., выехали – 5 млн., т.е. чистый миграционный прирост составил 6 млн. чел. Более половины мигрантов из бывших союзных республик приходится на русских по национальности.

Внутренняя миграция.

Внутренние миграционные процессы были достаточно интенсивными в дореволюционный период. Их пик пришелся на столыпинский период освоения Сибири: тогда в Сибирь переселилось около 3 млн. чел., в том числе примерно половина с территории нынешней Российской Федерации.

В советский период существовал весьма строгий административный контроль за передвижениями граждан. Значительные потоки внутренней миграции были связаны, прежде всего, с насильственным перемещением отдельных групп населения в годы коллективизации и сталинских репрессий, и с эвакуацией и реэвакуацией во время Великой Отечественной войны.

И, тем не менее, основные потоки внутренней миграции определялись процессами урбанизации, индустриализации и хозяйственного освоения территорий, богатых полезными ископаемыми. Они связаны, прежде всего, с освоением Крайнего Севера и Сибири, строительством БАМа и т.п. Экономические стимулы порождали интенсивную миграцию в зоны освоения, а тяжелые условия жизни – почти столь же интенсивный обратный поток. Предложения о хозяйственном освоении этих территорий вахтовым методом, т.е. без постоянного заселения, так и не были приняты, хотя низкая эффективность миграции (плохая приживаемость новоселов) и высокий уровень смертности в зонах освоения доказывали обоснованность таких предложений.

Данные переписей 1979 и 1989 свидетельствуют о том, что более половины жителей России (54% и 51%) хотя бы один раз в жизни меняли место постоянного жительства. Можно согласиться с мнением отечественного демографа А.Волкова, что высокая миграционная подвижность в условиях России была в значительной степени результатом социальных экспериментов, репрессий и общего социального дискомфорта.

В последние годы в России произошла смена основного направления миграционных потоков – начался выезд населения из регионов Севера и Востока страны, наиболее богатых сырьевыми ресурсами, до этого многие десятилетия притягивавших переселенцев из других частей России и республик бывшего СССР. Наиболее значительные миграционные потери эти территории понесли в 1992, когда в связи с распадом СССР их покинули многие работавшие здесь выходцы из Украины и Белоруссии. Всего с 1992 по 1999 районы Крайнего Севера и приравненные к ним местности потеряли за счет миграционного оттока почти 7% населения. В целом население сократилось в 66 субъектах Российской Федерации из 89. Наибольшая убыль – в районах Крайнего Севера и Дальнего Востока, к примеру, на Чукотке население сократилось втрое по сравнению с 1989, в Магаданской области – вдвое.

Миграционный приток в осваиваемые районы Севера, Сибири и Дальнего Востока напрямую зависел от объема и структуры производственных инвестиций, системы региональных льгот. В условиях резкого падения промышленного производства, сокращения объема добычи природных ресурсов, отсутствия инвестиций потребность в трудовых ресурсах сократилась, уровень жизни населения упал в большей мере, чем в других районах страны, а факторов, компенсирующих неблагоприятные условия жизни, не осталось. Сложившаяся здесь в период экстенсивного экономического роста численность населения в конце 1990-х фактически стала избыточной. По оценкам специалистов, доля избыточного населения составляла приблизительно 20% от общей численности (данные 1998). Среди выезжающих основная масса – люди трудоспособных возрастов. Их отъезд ведет к ухудшению демографической структуры и разрушению уникального трудового потенциала. Это в перспективе создает угрозу для реализации возможных крупных инвестиционных проектов, ведь стратегические интересы России в этом регионе сохраняются.

В целом миграционное движение в 1992–2002 способствовало дальнейшему перераспределению населения по территории страны, его преимущественной концентрации в южных и юго-западных регионах и обезлюдению северных и восточных российских окраин. Плотность населения России неравномерна: в азиатской части, занимающей 75% территории страны, проживает всего 22% населения (2,5 человека на 1 кв. км. при средней плотности – 8,7). Это можно считать уже устоявшейся тенденцией.

В то же время в России, как реакция на глобальный социально-экономический кризис, миграционная активность населения резко сократилась. Наиболее активными миграционные потоки были в 1985–1986 и 1991–1992. Число внутренних перемещений россиян в период с 1989 по 1997 уменьшилось более чем на треть – с 9,1 млн. до 5,7 млн. чел. Снижение уровня капиталовложений и спад промышленного производства привели к сокращению потребности в рабочей силе, а снижение спроса на рабочую силу и угроза безработицы снизили стимулы к перемене места жительства. Неуверенность в завтрашнем дне заставляет семьи воздержаться от переезда. Данные социологических опросов 1999–2002 показывают, что устойчивые социально-психологические стереотипы и ценности «оседлого» проживания продолжают доминировать в массовом сознании. Экономическая мотивация в большей степени определяет готовность выезда за рубеж, тогда как внутренние перемещения россиян обусловлены иными факторами: безопасностью, семейными обстоятельствами и др.

Половая структура населения.

В обычных условиях воспроизводства половая структура населения не приводит к появлению специфических демографических проблем. В тех же случаях, когда нарушается равновесие между полами, например, вследствие войн, возникают серьезные демографические и социальные проблемы. Некоторые профессии стали в нашей стране, по существу, женскими. Например, среди преподавателей начальных и средних школ женщины составляют более 70%; среди врачей – почти 70%. Если сравнить половую структуру занятых в России с аналогичными данными по США, то оказывается, что удельный вес женщин среди учителей США примерно такой же высокий, как и в России, однако среди врачей он почти в 12 раз ниже, а в промышленности и торговле в России доля занятых женщин в 2 раза выше, чем в США.

Так как выравнивание демографической ситуации требует продолжительного времени, то ее отрицательные последствия могут сказываться также в течение жизни целого поколения. В 1897 доля мужчин и женщин составляла соответственно 49 и 51% населения, что соответствует демографической норме.

Однако в дальнейшем это соотношение было нарушено. В 1926 (последствия Первой мировой и Гражданской войн) эти доли составляли 47 и 53% соответственно. Еще более неблагоприятную структуру население России имело в период с 1959 по 1971: 45% мужчин и 55% женщин (результат Второй мировой войны). А по данным переписи 2002 ситуация улучшилась ненамного: мужчин в России около 67,6 миллионов, то есть 46,6%.

Второй важной проблемой является преобладание женского населения: примерно 77,6 миллиона (53,4%) в 2002. Это означает, что на 1000 мужчин приходится 1147 женщин (в 1989 – 1140). Преобладание численности женщин над численностью мужчин отмечается начиная с 33-летнего возраста.

Это вызвано физиологическими особенностями. Женский организм обладает более высоким адаптивным потенциалом, женщины не подвержены в такой степени, как мужчины, алкоголизму и наркомании; среди них меньше травматизма. Кроме того, исследования показывают, что в случае разводов женщины легче переносят сложные бытовые условия и отличаются большей психологической устойчивостью.

Нарушение адекватных соответствий между полами очень сильно сказывается на показателях брачности и, следовательно, на показателях рождаемости, искажая тем самым всю демографическую структуру общества. Следствием этого является искажение структуры рабочей силы со всеми негативными последствиями этого явления.

Тенденция к преобладанию женского населения также характерна для развитых стран. Считается, что происходящие в России процессы дальнейшей социальной и экономической активизации женского населения своими последствиями будут иметь некий аналог общей феминизации населения, характерный для развитых стран. Только там феминизация проходила организованно и планомерно, а в России она имеет более стихийный, или, можно сказать, естественный характер постепенного выдавливания мужского населения с его традиционных позиций.

Возрастная структура общества.

В конце 19 в. основными чертами воспроизводства населения России была высокая рождаемость и высокая смертность, причем последняя в первую очередь была характерна для детских возрастов, хотя, конечно, ее влияние сказывалось и на группах последующих возрастов. Так как в целом уровень рождаемости значительно перекрывал уровень смертности, то характерной чертой возрастной структуры общества было мягкое преобладание детских и молодых возрастов. Такая тенденция господствовала в период с 1897 до конца 1920-х.

В связи с медицинской (санитарной) революцией, которая произошла уже при советской власти, происходило резкое сокращение детской смертности при все еще относительно высокой рождаемости. Группы населения детских и молодых возрастов начали существенно преобладать. Произошло «омоложение» общества. В дальнейшем смертность (как детская, так и общая) продолжала сокращаться, но рождаемость падала в еще большей степени: возникла проблема старения населения России. Свое начало этот процесс берет примерно с 1970, когда доля людей в возрасте 65 лет и старше составила 7,8%. (В соответствии с международными критериями, население страны считается старым, если доля людей в возрасте 65 лет и старше во всем населении превышает 7%). В 1999 уже 12,5% населения России (то есть каждый восьмой россиянин) находился в возрасте старше 65 лет.

Процесс постарения населения наметился с 1950 во всех экономически развитых странах и он носит глобальный характер. В 1999 впервые в развитых странах численность людей старшего поколения превысила число детей (19,1% и 18,8% соответственно). Наиболее старое население – в Италии, где численность детей на 60% меньше, чем людей в возрасте 60 лет и старше.

Наиболее важным в изменении структуры населения является увеличение удельного веса (и абсолютной численности) людей пенсионного возраста (женщин старше 55 лет и мужчин старше 60 лет). Доля в населении России людей пенсионного возраста возросла с 15,4% в 1970 до 26, 8% в 2003. Это создает проблемы с выплатой пенсий.

Пенсионная реформа.

Мировая практика показывает, что по мере снижения рождаемости и роста продолжительности жизни, условия существования пожилых людей в странах с солидарными пенсионными системами (т.е. с выплатами пенсий из текущих доходов граждан, в отличие от предварительно оплаченной пенсии в накопительной системе) ухудшаются: все меньшему количеству взрослых работников приходится содержать возрастающее число пенсионеров. Даже в России, где продолжительность жизни дольше не стала, с 1990 отношение трудоспособных граждан к пенсионерам снизилось с 2,28 до 1,74 (13 лет назад 75,3 млн. работников содержали 32,9 млн. пенсионеров, а в 2002 на 66 млн. работающих приходилось 38 млн. пенсионеров). По прогнозам Всемирного банка примерно к 2040 число работников и пенсионеров сравняется, если только не принять непопулярных мер по повышению возраста выхода на пенсию (как во Франции).

Подобно большинству европейских стран, для России характерно старение населения. Сегодня средний возраст россиянина составляет 37,7 года. Это увеличивает бремя по содержанию пенсионеров на трудоспособное население.

Больше всего пожилых людей проживает в европейской части России, где их доля составляет от 24% в Липецкой области до 27,2% в Тульской области, а в сельской области от 30,2% в Липецкой области до 34,8% в Рязанской.

Особо важно отметить, что в 1999 впервые в демографическом развитии России по стране в целом (раньше такое явление наблюдалось только в отдельных регионах) численность людей пенсионного возраста превысила численность детей и подростков (возрастная группа до 16 лет) на 110 тыс. человек или на 0,4%.

Как оценить факт постарения населения: положительно или отрицательно? Нельзя дать однозначный ответ на этот вопрос.

Постарение населения является естественным процессом, обусловленным уменьшением рождаемости и увеличением средней продолжительности жизни. Но в то же время, этот процесс требует от общества больших усилий и большого внимания, связанных с содержанием все большей численности непроизводительного населения. В связи с этим, перед обществом возникают две проблемы. Первая проблема – необходимость усиленного роста общественной производительности труда, потому что на каждого работающего человека повышается нагрузка в связи с увеличением неработающего населения. Без интенсивного роста общественной производительности труда общество не в состоянии будет дальше развиваться – не только повышать, но даже поддерживать достигнутый уровень душевого потребления. Вторая проблема – создание условий для всемерного участия лиц пожилого возраста в общественной жизни страны. Здесь есть несколько возможностей. Во-первых, возможно частичное включение пенсионеров непосредственно в общественное производство. Для России характерно такое явление как работающие пенсионеры. Их доля в общей численности пенсионеров сократилась за 1990-е и в 2001 составляла около 20%.

Большее вовлечение пенсионеров возможно только в том случае, если для них будут созданы особые условия труда, отличные от условий труда лиц трудоспособного возраста; речь идет о соответствующих профессиях, режиме работы и других условиях. Во-вторых, общество может предусмотреть более активное привлечение лиц пожилого возраста к общественной деятельности в ее самых различных формах, чтобы человек, оставивший работу, не почувствовал резкого изменения всего ритма жизни, что, как правило, отрицательно сказывается на психике. У некоторых людей в этом возрасте наступает упадок энергии, который естественен, но частично может вызываться психологическими моментами. Тщательной и серьезной системой мероприятий по привлечению лиц пожилого возраста к деятельности в различных общественных организациях (например, общественными контролерами в сфере обслуживания или производства и т.д.) можно сохранить в строю десятки миллионов людей, которые имеют большой опыт и большие знания, но не могут уже активно работать на тех местах, где они работали раньше. Получается, что главные проблемы здесь социально-экономического и социально-психологического характера.

В социально-психологическом плане проблема, прежде всего, состоит в том, что пожилые люди гораздо хуже вписываются в современные социально-экономические реалии, что вызывает повышенную конфликтогенную обстановку в обществе. Кроме того, эта часть населения находится, как правило, в наихудшем экономическом положении и не имеет зачастую возможности, в том числе, физической, существенно его поправить.

Отчуждение между поколениями, усиливаемое разным восприятием социально-экономических процессов, негативно отражается на общем психологическом климате в обществе. Особой и очень острой проблемой здесь стоит невозможность трансляции пожилыми людьми их опыта молодому поколению по причинам кардинального изменения политической и социально-экономической ситуации в обществе. Это, в свою очередь, усиливает у пожилого населения «синдром ненужности». В силу этих обстоятельств, проблема старения населения в России более болезненна, чем в имеющих ту же тенденцию развитых странах.

Рождаемость.

В России процесс снижения уровня рождаемости начался еще в конце прошлого века. Это отражение общей тенденции, характерной для развитых в экономическом отношении стран. Хотя у нас уровень рождаемости был самый высокий, сравнимый только с Аргентиной, Бразилией и Мексикой, и явно превосходящий соответствующий показатель в Европе и США: в 1913 он составлял 47,8 в расчете на 1000 человек населения (а в отдельных губерниях доходил до 60).

Падение рождаемости в период с 1915 по 1920 было очень сильным. Правда, уже к середине 1920-х уровень рождаемости почти восстановил то значение, которое он имел в 1913: в 1913 родилось 4 млн. 236 тыс. чел., а в 1926 – 4 млн. 21 тыс. чел. Однако с конца 1920-х снижение уровня рождаемости возобновилось. Следует помнить, что основным инструментом регулирования рождаемости в 1920-х были аборты, разрешенные в 1920.

Снижение рождаемости в 1930-е, в первую очередь, были вызваны голодом 1933, а также крайне нестабильной социально-политической ситуацией в обществе, связанной, прежде всего, с коллективизацией, массовыми репрессиями и мобилизацией главным образом мужского населения на так называемые стройки коммунизма. В 1936 аборты были запрещены законодательно и сурово преследовались в уголовном порядке. Тем не менее, уровень рождаемости продолжал снижаться, в том числе и за счет огромного числа нелегальных абортов. Никакого ожидаемого властями эффекта, особенно долговременного, запрет на аборты не дал. Сильнейший удар по уровню рождаемости нанесла Вторая мировая война. Правда, в период с 1945 по 1950 наблюдался некоторый, так называемый «компенсаторный» подъем рождаемости. Но он не восстановил ее довоенный уровень и даже не вернул ситуацию к концу 1920-х.

С конца 1940-х появилась устойчивая тенденция снижения рождаемости, которая сохранилась до наших дней. Непродолжительные периоды стабильности и подъема рождаемости (1972, 1983, 1984 и 1987) не меняют общей картины.

До начала 1970-х динамика суммарного коэффициента рождаемости отражала явление так называемого демографического перехода: общество окончательно перешло на демографическую модель развития, принятую в развитых странах. Ведь к этому моменту контроль над деторождением стал всеобщим, а каждая семья осознала свое право определять как число детей в семье, так и время их появления.

С конца 1960 – начала 1970-х массовое распространение контроля деторождения завершило переход России к двухдетной семье. Именно такая модель оказалась оптимальной для современной нуклеарной семьи. Число семей, которые бы желали иметь более двух детей, существенно сократилось.

После того, как с конца 1960-х двухдетная модель семьи в российском обществе стала преобладать, уровень рождаемости составлял в среднем около двух рождений на одну женщину, при этом его отклонения под воздействием разного рода конъюнктурных факторов (социальных, политических и экономических) никогда не было значительным.

В первой половине 1980-х произошел некоторый подъем рождаемости, впрочем, весьма незначительный. Возможно, что он был связан с масштабной кампанией стимулирования рождаемости: введение государственных пособий для матерей с детьми и оплачиваемые (так называемые декретные) отпуска до достижения ребенком 1 года.

Сложнее объяснить значительный подъем рождаемости в 1986–1987 (примерно по 2,5 млн. чел.). Максимальный уровень рождаемости был зафиксирован в 1987, когда он впервые с середины 1960-х поднялся до значения в 2,19 – то есть до уровня, достаточного для замещения поколений. Однако уже в 1988 восстановилась тенденция к снижению рождаемости.

Снижение рождаемости, начавшееся с 1991, выходит за пределы обычных колебаний этого процесса и является беспрецедентным для России мирного времени. Так, если в 1991 родилось 1 794 626 чел., то в 1992 только 1 587 644, а в 1993 – 1 378 983 чел. Правда, в 1994 уровень рождаемости снова несколько поднялся и составил 1 408 159 чел. Однако в 1995 и последующих годах он только снижался.

Каковы же основные факторы снижения уровня рождаемости в России за 100 лет?

Снижение уровня рождаемости находится в прямой зависимости от уровня брачности, хотя повышенные коэффициенты брачности не всегда еще автоматически свидетельствуют о повышенной рождаемости.

Брачность.

В России число браков увеличилось сразу после Второй мировой войны – из-за того, что многие свадьбы были отложены в условиях военного времени и сложной социально-экономической обстановки. Однако в 1960-е уровень брачности несколько снизился по сравнению с послевоенным периодом, а затем стабилизировался.

Наибольшее количество браков на рубеже 20 и 21 вв. заключается лицами в возрасте от 20 до 29 лет. Причем лидирует группа от 20 до 24 лет, на втором месте – от 25 до 29 лет. Такая тенденция в общем объясняется тем, что много молодых людей учатся в высших учебных и средних специальных заведениях. Их браки заключаются часто после того, как заканчивается или близок к окончанию срок обучения. Создавая семью, молодые люди прежде всего пытаются решить свои материальные проблемы. Эти факты также отражаются на снижении рождаемости.

Вместе с возрастанием количества браков возрастает и количество разводов, и такие неустойчивые с демографической точки зрения семейные отношения ведут к падению рождаемости, поскольку короткий брак почти всегда сопровождается рождением только одного ребенка.

Большое количество разводов наблюдается в браках со сравнительно небольшой продолжительностью: две трети разводов приходится на браки, продолжавшиеся менее 10 лет. Таким образом, разводы затрагивают в первую очередь именно те группы населения, которые являются с репродуктивной точки зрения наиболее оптимальными, то есть, находятся в возрасте от 20 до 30 лет. В этот период рождается почти 90% детей – первые и часто вторые дети в семье. Расторжение брака препятствует рождению последующих детей. В социально-экономических условиях переходного периода развод зачастую ставит крест на возможностях вырастить последующих детей. Кроме того, здесь имеется явный эффект обратной связи: низкая рождаемость, в свою очередь, облегчает разводимость.

Женщины и семья. Участие женщин в экономической и общественной деятельности – основная причина, которая обуславливает неуклонное снижение уровня рождаемости. При этом речь идет не только о трудностях сочетания занятости женщин вне дома и функции материнства, но и о комплексе социально-культурных факторов, определяющих формирование взглядов на необходимое количество детей в семье.

Как правило, занятость женщин не оказывает заметного влияния на рождение первого ребенка, хотя в большинстве случаев появление его откладывается на более позднее время. Из-за этого первый ребенок рождается в более позднем возрасте, что часто практически исключает рождение второго и последующих детей.

Послевоенный период характеризовался в России интенсивным ростом занятости женщин, что было вызвано, во-первых, большими потерями мужчин во Второй мировой войне, во-вторых, повышенным спросом на рабочую силу в связи с процессом индустриализации и послевоенной реконструкции, в-третьих, целенаправленной политикой государственной власти по широкому вовлечению женщин в социально-экономическую жизнь страны.

Демографы отмечают, что наибольшая занятость женщин наблюдается от 20 до 40 лет, то есть именно тогда, когда в семье и может рождаться самое большое число детей.

В демографической литературе одной из важнейших причин распространения типа семьи с одним, максимум двумя детьми, называется жилищный фактор.

Часто наблюдается парадоксальная картина: жилищные условия в масштабах отдельного региона или города, и даже всей страны, улучшаются, а уровень рождаемости снижается. В то же время в масштабах отдельной семьи улучшение жилищных условий может серьезно способствовать рождению большего числа детей.

Общепризнанно, что улучшение жилищных условий – один из важных демографических факторов, связанный, прежде всего, с качественной стороной воспроизводства населения. Нормальные жилищные условия оказывают большое влияние на физиологические и психическое развитие детей, на их моральное и культурное развитие, на семейную связь, то есть на весь тот комплекс факторов, обуславливающих качественную сторону воспроизводства населения, в первую очередь: состояние его здоровья, культурный и образовательный уровень, коммуникабельность, стремления.

Наряду с жилищными условиями, на снижение уровня рождаемости влияет беспрецедентное падение доходов абсолютного большинства населения в период, начиная с 1991.

В настоящее время во всех развитых странах (особенно западноевропейских) наблюдается стремление семьи сознательно регулировать и планировать (в первую очередь, ограничивать) число детей. Россия не является исключением. Тенденция к созданию семьи с одним-двумя детьми при одновременном росте бездетных семей зародилась в 1950-х, окрепла в 1960-х и с начала 1970-х стала доминировать. Пока нет никаких фактов, которые бы свидетельствовали о возможном изменении этой тенденции. Примечательно, что исследования показали: в целом по России мужья хотят иметь большее число детей, чем их жены. Это объясняется тем, что изменение положения женщины в обществе путем активного вовлечения в производственную и общественную деятельность кардинально изменило сферу ее интересов. Однако на плечах женщин по-прежнему лежит большая часть домашней работы, она в большей степени, чем мужчина, занята воспитанием детей. Все это создает для экономически активной женщины серьезные перегрузки, снижает ее удовлетворенность браком и, в конечном счете, обусловливает ее отказ от рождения третьего, а иногда и второго ребенка.

Таким образом, общее развитие модели семьи в России за прошедшие сто лет однозначно сводится к снижению числа детей в ней. В настоящее время почти во всех развитых странах семьи с одним-двумя детьми стали типичными.

Снижение числа многодетных семей (с пятью и больше детьми) в развитом обществе понятно, но отсутствие в семье второго и третьего ребенка с точки зрения расширенного воспроизводства населения может привести к неблагоприятным последствиям.

Структура современной российской семьи (нуклеарная) в целом соответствует ситуации в развитых странах. Многодетная семья (то есть с 3 и более детьми) давно уже перестала быть для страны типичной. Сокращается не только абсолютное число многодетных семей, но и их доля в семейной структуре. На долю многодетных семей в настоящее время приходится около 20% от общего числа детей в возрасте до 18 лет. В городе каждый седьмой ребенок растет в многодетной семье, в сельской местности – каждый третий. В крупных городах доля многодетных семей менее 2%, а проживает в них примерно каждый тринадцатый ребенок.

Отличительной чертой современной российской семьи является ее неустойчивость. За последние годы резко вырос показатель, который характеризует соотношение числа регистрируемых разводов и числа регистрируемых браков. В 1990 он составлял 424 развода на 1000 браков, а во второй половине 1998 – 789 разводов на 1000 браков. В ряде регионов зарегистрировано превышение числа разводов над числом браков. Если по данным Всесоюзного выборочного обследования в России в 1990 55,7% опрошенных считали свою семью прочной, то в 1998 прочной свою семью считали лишь 38,5% россиян.

Урбанизация.

В России определенное воздействие на уровень рождаемости оказал процесс возрастания доли городского населения. Почти пятая часть населения страны проживает в 13 городах-«миллионниках»: Москве, Санкт-Петербурге, Новосибирске, Нижнем Новгороде, Екатеринбурге, Самаре, Омске, Казани, Челябинске, Ростове-на-Дону, Уфе, Волгограде, Перми. Вместе с тем, как и в большинстве развитых стран мира, процесс урбанизации прекратился – по данным переписи 2002 соотношение городских и сельских жителей сохранилось на уровне 1989.

Если в 1867 доля городского населения составляла 15% (что гораздо меньше, чем было тогда в США и во всех крупных государствах Европы), то в 2002 она составляла 73%. Социальная мобильность населения и индустриализация в 20 в. привели к сокращению доли населения, занятого в сельском хозяйстве, а следовательно, к росту городского населения. Причины более быстрых темпов снижения рождаемости в городах лежат, судя по всему, в самом образе жизни городского населения, оказывающего влияние на формирование мнения о необходимости ограничения числа детей (которое постепенно начинает складываться и у сельского населения).

В России в 1913 разница между уровнем рождаемости в городе и на селе была резко выражена, и это различие сохранялось вплоть до периода индустриализации и коллективизации. Но в последующие годы эти показатели постепенно перестали быть существенными. В городах бездетные и однодетные семьи составляют более половины общего количества, хотя в сельской местности доля семей с большим числом детей значительно выше. И все же общая тенденция к снижению рождаемости проявляется и на селе, пусть и не так сильно, как в городах. Сложные условия переходного периода последнего десятилетия нивелируют это различие, хотя и не уничтожают его полностью.

Смертность.

Повышенная смертность в России начала 20 в. являлась прямым результатом общей экономической и культурной отсталости страны. Смертность населения была значительно выше, чем в развитых странах мира. Недостаточное питание, плохие жилищные условия, тяжелый изнурительный труд, отсутствие элементарной санитарно-гигиенической инфраструктуры, слабое развитие медицинской помощи – все эти факторы способствовали повышенной смертности. Особенно велика была детская смертность: на 1000 родившихся в возрасте до 1 года умирало 269 детей. Это означает, что больше, чем каждый четвертый ребенок умирал, не дожив до 1 года. В среднем в семье умирала почти половина родившихся детей, не достигнув совершеннолетия.

Война и революция нарушили естественный ход демографического развития России. За весь последующий период было лишь два коротких периода интенсивного снижения смертности: это период НЭПа (с 1923 по 1928) и интервал с 1948 по 1964.

Быстрое снижение уровня смертности в послевоенные годы имело своей причиной очень широкое использование сульфаниламидов и антибиотиков, что, как и во многих странах третьего мира, в значительной мере явилось результатом импорта медицинских товаров и технологий. Кроме того, после 1953 важным фактором снижения смертности стало прекращение широкомасштабных политических репрессий и значительные социальные преобразования периода хрущевской оттепели (массовое жилищное строительство в городах, благодаря которому десятки миллионов людей перебрались из подвалов, ветхого жилья и сверхперенаселенных коммунальных квартир в пусть и малогабаритные и малокомфортные, но отдельные жилища).

Если тенденции, характеризующие изменение уровня рождаемости в России и развитых странах сходны либо идентичны, то о смертности этого сказать нельзя. Период с начала 1960-х на Западе ознаменовался значительным снижением уровня смертности. В России же, как и в других республиках СНГ, а также странах Восточной Европы, уровень смертности слабо колебался, не проявляя устойчивой тенденции к снижению.

Процесс, пусть не всегда резко выраженного, но устойчивого снижения смертности (с поправкой на военные потери, репрессии и голод), продолжался в России с начала 1920-х до начала 1960-х. В частности, младенческая смертность только с 1950 года сократилась с 88 до 25 детей на 1000 родившихся.

Нынешний этап эволюции смертности в России начался где-то с середины 1960-х. Во-первых, тогда резко обозначилась тенденция роста уровня смертности, в первую очередь, вызванная болезнями системы кровообращения в молодых возрастах. Во-вторых, стал наблюдаться значительный рост смертности от несчастных случаев, отравлений и травм при стабилизации на достаточно высоком (по меркам развитых стран) уровне смертности от инфекционных болезней и болезней органов дыхания в детских возрастах.

Рост смертности от названных выше причин начался значительно раньше (в самом конце 1930-х – начале 1940-х), но он компенсировался сильной тенденцией снижения смертности, вызываемой инфекционными болезнями, острыми болезнями органов дыхания (туберкулеза и др.), острыми болезнями органов пищеварения (холера, брюшной тиф, дизентерия), а также снижением уровня младенческой смертности вообще.

В демографической литературе называется три основные группы причин роста смертности в России в период с 1965 по 1985:

1) ухудшение экологической ситуации в самом широком смысле: повсеместное и усиливающееся загрязнение окружающей среды, пренебрежение на всех уровнях правилами безопасности, полное игнорирование экологических факторов в хозяйственной деятельности.

2) ухудшение адаптационного потенциала населения и, как следствие, плохая адаптация населения к изменяющимся условиям жизни (в том числе урбанизация, технизация окружающей среды, химизация окружающей среды, массовые миграции в зоны с тяжелыми климатическими условиями).

Здесь следует отметить, что действие аналогичных причин в 1960-х в развитых странах мира вызвало там замедление снижения уровня смертности и даже его рост. Однако эти тревожные изменения в тенденциях смертности вызвали там адекватную общественную реакцию – возросли требования ужесточить охрану окружающей среды, усилить индивидуальную профилактику болезней и, особенно, пропаганду здорового образа жизни. Уже в середине 1970-х соответствующие мероприятия там дали положительный эффект.

В СССР указанные негативные изменения в условиях жизни, в силу особенностей политической системы, не вызвали массовой реакции общественности, не были компенсированы адекватным ростом уровня жизни и, тем более, улучшением работы системы здравоохранения.

3) Специфические психологические конфликты, свойственные общественной жизни эпохи так называемого «развитого социализма»: противоречие реальной жизни догмам официальной пропаганды, многочисленные и ничем не обоснованные, зачастую совершенно абсурдные административные запреты, ограниченные возможности для самореализации личности. Интересно, что начало устойчивого роста смертности совпало по времени именно с тем моментом, когда ожидаемое наступление светлого коммунистического будущего было перенесено с 1980 на более отдаленные и неопределенные сроки.

В 1985–1986 имел место феномен кратковременного снижения уровня смертности, в первую очередь за счет снижения уровня смертности от несчастных случаев и болезней системы кровообращения. Если снижение смертности от травм скорее всего явилось эффектом антиалкогольной кампании, то снижение смертности, вызванной болезнями системы кровообращения, можно объяснить тем, что в эти годы Россия избежала значительных эпидемий гриппа, обычно весьма существенно повышающих уровень смертности от болезней системы кровообращения. Существует и такое экзотическое объяснение: снижение смертности в период 1985–1986 представляет собой психосоматический феномен – результат социальной эйфории первых лет Перестройки.

Однако, начиная с 1988, рост уровня смертности возобновился, а после 1992 даже ускорился. Следует отметить, что подобный рост уровня смертности никогда ранее в России в мирное время не наблюдался. По данным Госкомстата РФ число умерших в России в 2003 превысило количество родившихся в 1,6 раза, несмотря на увеличение числа новорожденных по сравнению с 2002.

Как и во все предыдущие годы, на первом месте причин смертности был рост несчастных случаев, болезни системы кровообращения занимали второе место. Однако за последнее десятилетие наблюдается значительное повышение смертности от хронических болезней, доля которых в общей смертности обычно была незначительной.

В последние годы рост смертности прежде всего затронул в основном взрослых и пожилых людей. За 1990-е было достигнуто некоторое снижение коэффициента младенческой смертности (1993 – 19,9 чел. на 1000 детей, в 2000 – 15,3 чел.) 0днако в России этот показатель по-прежнему в несколько раз выше, чем в развитых странах мира. С точки зрения географии, на селе смертность всегда выше, чем в городе.

Высказываются мнения, что спад производства в 1990-е резко уменьшил вредные промышленные выбросы, но воздействие ранее накопленных негативных изменений в экологической сфере, включая последствие Чернобыльской аварии, сохраняется.

Изменения (в худшую сторону для подавляющего большинства населения) в сфере потребления, в первую очередь продуктов питания, резко усугубили проблему адаптации населения. Сильное ухудшение условий работы, плохая организованность государственной системы здравоохранения, дороговизна частных медицинских услуг и, особенно, лекарств, в огромной степени снизили эффективность медицинской помощи. Прежде всего, это проявилось в повышении смертности людей с хроническими заболеваниями, чья жизнеспособность непосредственно зависит от своевременности медицинской помощи, обеспеченности медикаментами и от нормального образа жизни вообще. Рост насильственной смертности был вызван общей социальной напряженностью и ослаблением всех форм жизненной дисциплины. А стрессы от социальных потрясений 1991, 1992, 1993 и 1998 годов спровоцировали всплески смертности от сердечно-сосудистых заболеваний.

Изменение смертности от отдельных причин и общая динамика кумулятивных характеристик позволяют предположить, что Россия вновь возвращается на тренд смертности, характеризующий тенденции периода 1965–1980-х. Статистические данные не дают пока оснований для оптимизма. По прогнозам, до 2010 Россию ожидает медленный рост уровня смертности, либо, в лучшем случае, его стабилизация.

Здравоохранение.

Ситуация в сфере здоровья населения признается специалистами как одна из самых неблагополучных. В 1960-х рост ожидаемой продолжительности жизни в России приостановился. Успехи в борьбе с инфекционными заболеваниями, прежде всего связанные с широким применением антибиотиков и соответствующих технологий и, быть может, что еще более важно, широкой практикой социально-гигиенической профилактики, достигли предела, уступив первое место среди причин смерти сердечно-сосудистым заболеваниям и раку. Неблагоприятные социально-экономические изменения привели к росту среди причин смерти таких явлений, как алкоголизм, курение, дорожно-транспортные происшествия и насилие.

В структуре заболеваемости взрослого населения России первое место занимают болезни органов дыхания, второе – органов кровообращения, третье – нервной системы и органов чувств. У лиц подросткового возраста на первом месте так же находятся болезни органов дыхания, болезни нервной системы и органов чувств – на втором, органов пищеварения – на третьем месте. Среди детей первое место занимают болезни органов дыхания, второе – болезни нервной системы и органов чувств, и третье – инфекционные и паразитарные заболевания.

Отмечается общее значительное ухудшение эпидемиологической ситуации. Особенно это касается туберкулеза. Самой низкой за последние четверть века заболеваемость туберкулезом в России была в 1990 и в 1991. Но с 1992 этот показатель начал резко расти и достиг в 1994 году 48,3 на 100 000 населения, что резко влияет на инвалидизацию трудоспособного населения. Причем, самой высокой заболеваемость туберкулезом была среди лиц в возрасте 25–40 лет.

Главной причиной ранней инвалидизации и летальности среди населения России являются сосудистые осложнения сахарного диабета, количество страдающих этим недугом превышает 8 млн. человек.

Явно выраженную тенденцию к росту имеет уровень заболеваемости злокачественными новообразованиями, число людей с таким первичным диагнозом увеличилось на 30% за период с 1980 по 1999 и превышает полмиллиона человек.

За 8 лет (1991–1999) количество наркоманов увеличилось почти в 4 раза.

Не способствует здоровью населения экологическая ситуация в стране. В условиях 5-кратного превышения ПДК проживают до 60 млн. человек, в условиях 10-тикратного – от 40 до 50 млн. чел. Другими словами, три четверти россиян проживают в отравленной среде обитания.

Среди непосредственных причин смертности населения первое место удерживают сердечно-сосудистые заболевания, по сравнению с 1970 смертность взрослого населения от этих заболеваний в России выросла, в то время как во всех развитых странах она сократилась более чем вдвое.

Второе место занимают онкологические заболевания. Разрыв в смертности от них между Россией и западными странами увеличивается, так как отмечается роста в России (на фоне снижения на Западе) смертности от рака легкого, а также низкая в западных странах и высокая в России смертности от рака желудка.

По сравнению с 1991 годом в 2,5 раза выросла смертность от употребления алкоголя.

На 8% по сравнению с 1995 возросла смертность от инфекционных и паразитарных заболеваний.

Особой проблемой является СПИД. По официальным данным Министерства здравоохранения на начало 2003 на территории РФ было зарегистрировано 235 тыс. случаев заболеваний ВИЧ. Однако западные эксперты говорят о гораздо более высоких показателях: в пределах от 700 тысяч до 1,5 млн. Среди инфицированных преобладают лица в возрасте до 35 лет.

Наиболее благоприятна с точки зрения здоровья населения обстановка в Москве, Иркутской, Ленинградской, Московской, Мурманской, Пермской, Сахалинской областях, республиках Карелия и Ингушетия. Наименее благополучные для здоровья населения Новгородская, Псковская, Тверская и Тульская область, а также Чукотский автономный округ.

Демографический прогноз.

Большинство экспертов сходятся во мнении, что в ближайшие годы в РФ будет увеличиваться рождаемость, так как именно в этот период будет расти число женщин в наиболее активном прокреативном возрасте (20–25 лет). Затем начнется новый спад рождаемости, связанный с цикличной динамикой численности женских поколений, заданной еще «эхом» Второй Мировой войны. Даже с улучшением социально-экономической ситуации в стране возврата к более высоким уровням рождаемости 1980-х не произойдет потому, что репродуктивное поведение населения ориентировано на рождение только одного (реже двух) детей.

По расчетам ООН в России в перспективе численность населения будет продолжать сокращаться и составит в 2015 (по среднему варианту) 138,1 млн. человек (против 146 397 тыс. чел. в 1999), ежегодная убыль населения будет составлять от 600 до 800 тыс. чел. В этот период сохранится положительный миграционный прирост со странами СНГ, хотя он будет иметь тенденцию к уменьшению.

Говоря об общей численности населения в России (с учетом его структуры и качественных характеристик), обычно специалисты и эксперты обращают внимание на следующие моменты: достаточна ли численность населения России для ее экономического роста и какой она должна быть в будущем, т.е. каков ее демографический оптимум.

Взаимосвязь характеристик населения и социально-экономического развития страны. 

Когда говорят о «демографической катастрофе» в современной России, то прежде всего подразумевают депопуляцию (уменьшение численности) населения. Методологически это неверно, хотя бы потому, что избыток населения может создавать не меньшие, если не большие, проблемы. Трудности, с которыми сталкиваются развивающиеся страны – прежде всего голод, нехватка рабочих мест и отчаянные попытки сократить рождаемость – можно наблюдать на примере Индии и Китая. И в России многие социальные катаклизмы начала 20 в. отчасти были связаны с наличием огромной массы людей, не вписывавшихся в социальную структуру общества. Попросту говоря, им некуда было себя деть. Поэтому грамотнее говорить о соответствии социально-экономической структуры общества и ее демографической структуры. Тут, однако, следует разграничить количественные и качественные аспекты.

Главной количественной проблемой является, с одной стороны, соответствие социально-экономических и технологических потребностей общества, а с другой стороны, структуры рабочей силы, которая несамостоятельна и является производной от демографической структуры общества.

Старение населения и снижение рождаемости поставит Россию перед лицом дефицита населения в трудоспособном возрасте. Целый ряд специалистов полагает, что тут можно говорить о положительном факторе этого явления, так как автоматически уменьшится безработица. Подобная точка зрения частично подтверждается опытом развитых стран, которые уже столкнулись с такой проблемой. Однако, в этих странах начиная с 1960-х был устойчивый рост производительности труда. В России этого не наблюдалось. Поэтому подобный демографический эффект может привести к еще большему уменьшению ВВП страны и, следовательно, уменьшению ее доли в мировых рынках и роли в мировом сообществе. Такие негативные последствия можно нивелировать, если осуществлять массированный ввоз рабочей силы из-за рубежа. Например, из Китая. Но это может иметь негативные геополитические и социально-этнические последствия для страны.

Еще одним важным вопросом для России в ближайшем будущем станет, опять-таки, из-за старения населения, увеличение нагрузки на экономически активное население в связи с тем, что оно вынуждено будет содержать большее по численности население пенсионного возраста.

Процесс демографического старения будет продолжаться: доля людей в общей численности населения лиц старше трудоспособного возраста увеличится с 20,7% в 2001 до 25,1% в 2016. (Соответственно доля лиц моложе трудоспособного возраста сократится с 19,3% до 15,9%). Это связано с тем, что с 2000 в пенсионный возраст начнут входить и более многочисленные послевоенные поколения.

Старение населения имеет также немалое значение с точки зрения качественной структуры всех занятых в общественном производстве работников, в частности, уровня образования. Чем многочисленнее молодое поколение, тем выше доля высокообразованного населения, подготовленного к требованиям современного производства, а, следовательно, выше научный, производственный, культурный потенциал общества. Люди, несмотря на все возрастающий прогресс техники, остаются и всегда останутся самым важным элементом в системе социально-экономических ценностей, которыми располагает общество.

Крайне негативное воздействие на социально-экономическое развитие страны оказывает уровень алкоголизации и наркоманизации населения.

Как стабилизация рождаемости на определенном уровне, так и дальнейшее снижение смертности непосредственно связаны с развитием современного цивилизованного образа жизни, укреплением семьи, повышением здоровья населения. В свою очередь, перечисленные компоненты определяются крупными социально-экономическими мероприятиями, в число которых входит жилищное строительство, улучшение инфраструктуры в целом, условий труда, дальнейшее развитие здравоохранения и т.д.

Всероссийской перепись населения 2002 показала, что Россия относится к категории развитых стран мира. Демографические процессы, происходящие в передовых государствах Европы, Азии и США, свойственны и нашей стране: естественная убыль населения, резкий иммиграционный прирост и старение нации. Эти характерные признаки государств с развитой экономикой игнорирует только КНР.

Интернет-ресурсы:

Сайт Госкомстата РФ – данные переписи населения 2002 www.perepis2002.ru

Владислав Галецкий

Литература

Бедный М.С. Медико-демографическое изучение населения. Москва, 1979.

Вишневский А.Г. Воспроизводство населения и общество. М., 1982.

Волков А.Г. Семья – объект демографии. М., 1986.

Андреев Е.М., Дарский Л.Е. и Харькова Т.Л. Оценка людских потерь в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. методом демографического баланса. – Вестник статистики 1990, № 9.

Андреев Е.М., Дарский Л.Е. и Харькова Т.Л. Опыт оценки численности населения СССР 1926–1941 гг. – Вестник статистики 1990, № 7.

Население России в 1920–1950-е годы: численность, потери, миграции. Сборник научных трудов. М., 1994.

Материалы Международной научной конференции «Воспроизводство населения, миграция и занятость населения в России в период 1996–2005 гг.». М., 1995.

Материалы Всероссийской научной конференции «Депопуляция в России: причины, тенденции, последствия и пути выхода». М., 1996.

Рыбаковский Л.Л. Россия и новое зарубежье: миграционный обмен и его влияние на демографическую динамику. М., 1996.

Рыбаковский Л.Л., Захарова О.Д. Демографическая ситуация в России: геополитические аспекты. М., 1997.

Арский Ю.М., Данилов-Данильян В.И., Залиханов М.Х. и др. Экологические проблемы: что происходит, кто виноват и что делать. М., МНЭПУ, 1997.

Население России за 100 лет (1897–1997). – Статистический сборник. М., 1998.

Численность населения Российской Федерации по полу и возрасту на 1 января 1998 года. Статистический бюллетень. М., 1998.

Предположительная численность населения Российской Федерации до 2015 года. Статистический бюллетень. М., 1998.

Материалы Международной научно-практической конференции «Состояние и перспективы демографического развития России», М., 29 октября 1998.

Андреев Е.М., Дарский, Л.Е., Харькова Т.Л. Демографическая история России: 1927–1959. М., 1998.

Россия 1997 год. Социально-демографическая ситуация. – VII Ежегодный доклад Института социально-экономических проблем народонаселения РАН. М., 1998.

Россия 1998 год. Социально-демографическая ситуация. – VIII Ежегодный доклад Института социально-экономических проблем народонаселения РАН. М., 1999.

Материалы II Всероссийской научной конференции «Россия – XXI век». Тезисы докладов. Москва, 1999.

Ссылка на статью: http://www.krugosvet.ru/node/33850

---

1Термин происходит от названия древнегреческого города Мегалополь, возникшего в результате слияния более 35 поселений Аркадии. Впервые термин был применён для обозначения сплошной городской застройки (протяжённостью свыше 1000 км и шириной местами до 200 км) вдоль Атлантического побережья США — связанных между собой агломераций Бостона, Нью-Йорка, Филадельфии, Балтимора, Вашингтона (с населением 40 млн. человек).

2 КОНКУБИНАТ (лат. concubinatus, от con (cum) - вместе и cubo - лежу, сожительствую) - в римском праве фактическое сожительство мужчины и женщины (в отличие от полноценного брака) с намерением установить брачные отношения. Широко применялся после строгих законов Августа о браке (18 г. до н.э.). Несмотря на распространенность, конкубинат не влек правовых последствий: женщина (concubina) не разделяла общественного положения сожителя, который наряду с конкубинатом мог состоять в браке, в то время как конкубинат жены представлял собой измену. При принципате правовое понятие конкубината было распространено на все случаи, когда невозможно супружество (напр., из-за социального неравенства). Христианские императоры формулируют конкубинат как некий брак второго сорта, придавая ему юридическую силу, но тем не менее строго моногамный; тем самым улучшается правовое положение детей, рожденных в конкубинате. В Византии конкубинат был отменен в IX в., на Западе - прекратился в XII в. В XIX-XX вв. конкубинат являлся преступлением, известным ряду уголовных кодексов.

^[3] Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 645—646.