Библиотека НЛП

Дж.Миллер, Е.Галантер, К.Прибрам

ПРОГРАММЫ

И СТРУКТУРА ПОВЕДЕНИЯ

подробное описание модели Т- О- Т- Е

Москва 2000

Дж.Миллер, Е.Галантер, К.Прибрам. ПРОГРАММЫ И СТРУКТУРА ПОВЕДЕНИЯ. Методические рекомендации для слушателей курса "НЛП в бизнесе". Москва, 2000 - 228 стр.

ISBN 5-7856-0196-6

© G. Miller, E. Galanter, К. Pribram, 1960. © Центр НЛП-тренинга, 2000

ПРОЛОГ

«Сидя за своим письменным столом, я знаю, где я нахожусь. Я вижу перед собой окно, за ним—несколько деревьев, дальше—красные крыши зданий Станфордского университета, затем—деревья и верхушки крыш—это город Пало Альто, а еще дальше—голые золотистые вершины горного хребта Гамильтона. Но знаю я больше, чем вижу. Я знаю, что за моей спиной тоже есть окно, хоть и не смотрю в том направлении. За этим окном расположен маленький городок фордовского Центра по изучению наук о поведении, далее— прибрежная горная гряда, а еще дальше—Тихий океан».

Этими словами экономист Кеннет Боулдинг начинает очаровательный очерк, озаглавленный «Образ», в котором он исследует некоторые стороны наших представлении о человеке и Вселенной '. Он набрасывает некоторые из основных аспектов его собственного Образа, благодаря которому он чувствует себя занимающим определенное место в пространстве и времени, обществе и природе и в истории своей собственной жизни. Он говорит здесь не о простых зрительных образах, а о таких образах, которые имеют и слепые. Его Образ— это познание мира. Его поведение зависит от Образа. Значимая информация изменяет Образ. Боулдинг прослеживает роль Образов в биологии, социологии, экономике, политических науках и истории и сплетает воедино индивидуальные и общественные Образы, результаты личного и всеобщего знания, которые лучше всего можно охарактеризовать, как моментальную фотографию работы мозга человека XX столетия.

Боулдинг написал «Образ» в течение лета 1955 года, в конце академического года, проведенного им в Калифорнии, в Центре по изучению наук о поведении. А три года спустя, в 1958/59 академическом году, в том же

1 Kenneth E. Boulding, The Image, Ann Arbor: University of Michigan Press, 1956.

3

самом Центре собрались, не совсем случайно, авторы настоящего труда. У каждого из нас были свои, индивидуальные проблемы. Над некоторыми проблемами мы работали совместно с лета 1956 года, проведенного нами в Гарвардском университете. И у нас было общее намерение продолжать свое образование. В процессе осуществления этого намерения мы и нашли «Образ» на полке библиотеки Центра.

Этот труд представляет значительный интерес для психологов, которым нравится противопоставлять что-то общепризнанным представлениям, сводящим деятельность человека к автоматической связи стимула-реакции. (Ведь так естественно допустить немножко разумного между стимулом и реакцией. И нет особой необходимости просить извинения за это желание—ведь разумное существовало прежде, чем появилась психология.) «Образ» стал частью того Образа, который мы создавали для себя в наших беседах, спорах и печатных трудах.

Но с течением времени и по мере того, как рос, создаваемый нами Образ, мы постепенно пришли к убеждению, что Боулдннг, да и вообще ученые, работавшие над психологией познания, сказали не все. Нам казалось, что мы знаем, чего им недостает. Хотя мы и могли принять в общем, если не в деталях, аргументацию ученых, разрабатывавших теорию познания, но она отводила организму скорее роль зрителя, чем участника драмы жизни. Если вы не можете использовать Образ, для того чтобы совершить что-то, вы уподобляетесь человеку, который коллекционирует географические карты, но никогда не отправляется в путешествие. Нам казалось, что, для того чтобы использовать Образ, необходим План.

Концепция Плана, который руководит поведением, очень сходна, опять-таки не совсем случайно, с концепцией программы, которая управляет работой счетно-вычислительного устройства. Поэтому, для того чтобы узнать, как привести Образ в движение, мы еще раз просмотрели кибернетическую литературу, касающуюся аналогии между работой мозга и математической машины, между разумом и программой. Нам очень повезло в том отношении, что, когда мы занимались этим обзором, в нашем распоряжении была огромная масса материалов,

4

большая часть которых еще не опубликована, полученных Миллером от Аллана Ньюэлла, Дж. Шоу и Герберта Саймона, по программе курса моделирования познавательных процессов, осуществлявшейся в научно-исследовательском институте обучения Корпорации РАНД (Санта-Моника, Калифорния) в июле 1958 года, под руководством Совета по научно-исследовательской работе в области общественных наук. Однако, к сожалению, при доставке этих материалов из исследовательского центра в Санта-Монике в исследовательский центр в Станфор-де пришлось оставить на месте счетно-вычислительную машину, ее обслуживающий персонал и самих научных сотрудников. В этих условиях все, что мы могли сделать, — это попытаться возможно более просто и конкретно понять идею всей работы; однако такой способ получения информации, несомненно, был связан со значительными искажениями. Ньюэлл, Шоу и Саймон воодушевили нас своим успехом, но на них не лежит ответственность за наши ошибки и прикрасы. Не отвечают за них и Винер, Эшби, фон Нейман, Минский, Шэннон, Мак-Кэй, Мак-Каллок, Хомский и другие авторы, чьи труды мы изучили. Единственное наше оправдание состоит в том, что такая вещь, как творческое недоразумение, действительно может существовать.

Нашей основной целью было обнаружить, имеется ли какая-нибудь связь между кибернетическими идеями и психологией. Те люди, которые явились пионерами в этой области, были поразительно невежественны в отношении психологии, и те создания, чье поведение они хотели моделировать, похожи скорее на образы снови-дений математика, чем на живые существа. Однако, несмотря на все доказательства, мы отказались поверить тому, что невежественность в области психологии является обязательной предпосылкой или даже преимуществом кибернетиков. Должна существовать какая-то возможность сформулировать новые идеи в такой форме, чтобы они могли оказаться полезными для науки о поведении, созданной психологами, и в свою очередь извлечь из нее пользу. Именно поиски формы этого полезного взаимодействия и направляли ход наших споров в течение всего года.

5

Вскоре, для того чтобы запомнить содержание дискуссии, касающейся Образа и Плана, оказалось необходимым записать ход наших рассуждений. И по мере того, как ряд вопросов становился яснее, внезапно оказалось необходимым опубликовать дискуссию в виде книги. Предполагалось, что это будет маленькая книжка, даже меньше, чем она в конце концов получилась. Казалось, что, для того чтобы написать ее, понадобится всего несколько дней, но эти несколько дней превратились в месяцы. Она должна была быть нашим интеллектуальным дневником за год, без тенденций к отстаиванию своих позиций и документации, которые позднее проникли в книгу. Но, несмотря на то что на нее оказывали влияние все эти хорошо известные академические векторы, она приобрела характер самостоятельно», носящей личный характер книги, которая должна привести в раздражение наших трезво мыслящих коллег. Это было бы неплохо, так как трезво мыслящие коллеги заслуживают того, чтобы их раздражали, но здесь поставлено на карту нечто большее, чем репутация авторов.

Некоторые из наших мыслей слишком хороши для того, чтобы от них отказываться. Было бы очень жаль, если бы наш стиль изложения скрыл подлинное качество тех аргументов, которые мы пытаемся привести. Если бы мы располагали более длительным временем для совместной работы, возможно, что мы смогли бы продолжить нашу работу, с тем чтобы изложить ее в более уравновешенной форме, но год—это всего только год. Итак, любезный читатель, если ты начинаешь сердиться, вздохни поглубже, прими наши извинения и приступай к чтению.

6

Глава 1

ОБРАЗЫ И ПЛАНЫ

Рассмотрим, из чего слагается обычный день. Вы просыпаетесь и, лежа в постели или медленно двигаясь по комнате в утреннем одеянии, думаете о том, каков будет этот день—будет ли жарко или холодно, очень ли много у вас дел или же вам нечем заполнить время; вы обещали встретиться с тем-то; может быть, он снова будет там-то сегодня.. Если вы человек, любящий организованность, вы, может быть, займетесь планом вашей деятельности и, возможно, составите список всего, что вам предстоит сделать. Или же вы начнете свой день, совершенно не имея представления о том, что вы будете делать и сколько на это понадобится времени. Но, будет ли ваш день заполнен деятельностью или пуст, пойдет ли он по новому или по заведенному порядку, будет ли он однообразен или полон разнообразия, — у него есть своя собственная структура: он зависит от строя вашей жизни. И, когда вы думаете о содержании вашего дня вы строите план проведения его. То, что, как вы предполагаете, произойдет, предопределяет то, что вы предполагаете сделать.

Авторы этой книги полагают, что планы, которые вы составляете, интересны и, возможно, имеют некоторое отношение к тому, как вы фактически проводите время в течение дня. Мы называем их «планами» без иронии: мы знаем, что вы не заготавливаете длинных и тщательно разработанных схем того, как провести каждую минуту дня. Вам не нужно этого делать. Обычно бывает достаточно грубых, приблизительных, подвижных наметок. Когда вы чистите зубы, вы принимаете решение ответить на груду писем, которая лежит у вас давно. И этого достаточно. Вам не нужно составлять список фамилий тех, кому следует ответить, или заранее разрабатывать план содержания ваших Вы просто подумаете, что сегодня, после завтрака, у вас найдется время, чтобы

7

их написать. После завтрака, если вы вспомните о своем намерении, вы приметесь за письма. Вы возьмете одно из них и прочтете его. Вы построите план ответа на него. Возможно, что вам потребуется проверить какие-нибудь сведения, затем вы диктуете, печатаете или пишете ответ, пишете адрес на конверте, заклеиваете его, находите марку, опускаете письмо в почтовый ящик. Каждый из этих элементов действия возникает, когда этого требует ситуация, — вам не нужно было перечислять их, когда вы планировали ваш день. Все, что требуется, — это назвать тот вид деятельности, который вы планируете на данный отрезок дня, и затем, исходя из этого названия, вы начинаете разрабатывать детальные действия, нужные для выполнения вашего плана.

Вы воображаете, каков будет ваш день, и составляете планы, в соответствии с которыми его проводите. Образы и планы. Что же может сказать об образах и планах современная психология?

Вероятно, задачей современной психологии является осмысливание того, что делают люди и животные, целью найти какую-то систему для понимания их поведения. Если мы, как психологи, подойдем к этой задаче с надлежащей научной осторожностью, мы должны начать с того, что очевидно, и как можно меньше постулировать сверх этого. Видеть мы можем движения и окружающие события. Древний предмет психологии — мышление и его различные проявления—трагически невидим, а наука с невидимым содержанием станет, по всей вероятности, невидимой наукой. Поэтому мы должны подчеркнуть первостепенное значение поведения и попытаемся открыть повторяющиеся системы стимулов и реакций.

То, что делает организм, зависит от того, что происходит вокруг него. Однако, что касается способа определения этой зависимости, то здесь, как и в большинстве проблем, стоящих перед современной психологией, имеются две школы. С одной стороны, мы видим оптимистов, которые заявляют, что они считают эту зависимость простой и прямолинейной. Они строят отношения стимул-реакция по классическому физиологическому образцу рефлекторной дуги и используют открытия Павлова, чтобы объяснить то, как могут в результате опыта обра-

8

зоваться новые рефлексы. Этот подход слишком прост для всех, кроме самых крайних оптимистов. Большинство психологов быстро понимает, что поведение вообще, и человеческое поведение в частности, не представляет собой цепи простых условных рефлексов.

Таким образом, классическая модель слегка усложняется включением в нее некоторых стимулов, появляющихся после реакции в добавление к тем, которые имеют место до реакции. Поскольку эти «подкрепляющие» стимулы включаются в определение, становится возможным понять гораздо большее число разнообразных форм поведения и признать несомненный целенаправленный характер поведения. Такова одна школа.

Теоретикам-рефлексологам противостоят пессимисты, которые думают, что живые организмы представляют собой сложные, неуловимые, малопригодные для исследовательских целей и т. д. объекты. Они утверждают, что влияние, которое событие окажет на поведение, зависит от того, как это событие отражено в представлении организма о себе и о его Вселенной. Они совершенно уверены, что любые соотношения между стимулом и реакцией должны осуществляться через посредство организованного представления об окружающей действительности — через систему понятий и отношений, в которых существует организм. Человеческие существа, а, возможно, также и другие животные, создают внутреннее представление, модель Вселенной, схему, призрак, познавательную карту, Образ. Сэр Фредерик Бартлетт, который использует термин «схема» для обозначения этого внутреннего представления, объясняет его следующим образом:

«Схема представляет собою активную организацию прошлых реакций или прошлого опыта, которая, как следует предполагать, всегда принимает участие в любой хорошо приспособленной органической реакции. Когда в поведении налицо последовательность или систематичность, отдельная реакция возможна только потому, что она связана с другими подобными реакциями, которые были серийно организованы, но которые, однако, действуют не просто как индивидуальные элементы, идущие один за другим, а как единое целое. Руководство посредством таких схем является наиболее

9

надежным из всех способов, с помощью которых на нас может воздействовать опыт, имевший место когда-нибудь в прошлом. Все поступающие импульсы различного рода или характера — зрительные, слуховые, различные виды кожных импульсов и т. д..— создают совместно некоторую активную организацию на относительно низком уровне; вся сумма опыта, объединенная общим интересом, — в области спорта, литературы, истории, искусства, науки, философии, и т. п.—на более высоком уровне»1.

Решающим моментом в этой аргументации является, как известно каждому психологу, вопрос о том, действительно ли для объяснения наблюдаемого поведения необходимо нечто столь таинственное и недоступное, как «представление организма о себе и о своей Вселенной» или «активная организация прошлых реакций» и т. д.

Тот взгляд, что необходима какая-то промежуточная организация опыта, находит огромное число критиков среди трезво мыслящих психологов с экспериментальной подготовкой. Эта промежуточная организация, конечно, представляет собой теоретическую концепцию, а науку не следует обременять ненужными теоретическими домыслами. Безусловного доказательства того, что нельзя более экономно сформулировать полное и исчерпывающее представление о поведении, нет, а пока мы не убедимся в том, что более простые мысли оказались несостоятельными, нам не следует хвататься за более сложные. Действительно, существует много психологов, считающих, что простые схемы стимул-реакция-подкрепление обеспечивают адекватное описание всего, чем должен заниматься психолог.

По не совсем понятным причинам борьба между этими двумя школами обычно велась лишь в области изучения поведения животного. Например, Эдвард Толмэн основал свое доказательство познавательной организации почти полностью на изучении поведения крыс—несомненно, одном из объектов, наименее пригодных для исследования интеллектуальных способностей. Возможно, Толмэн чувствовал, что, если бы он мог доказать пра-

' Frederic С. Bartlett, Remembering. A Study in Experimental and Social Psychology, Cambridge: Cambridge University Press, 1932, p. 201.

10

вильность своей точки зрения на более простых животных, он косвенно доказал бы это и для животных более сложных. Бели, для того чтобы понять поведение грызуна, необходимо описание его познавательной структуры, то это тем более необходимо для понимания поведения собаки, обезьяны или человека. Точка зрения Тол-мэна чрезвычайно просто и прямолинейно сформулирована в следующем абзаце:

«Мозг гораздо более похож на контрольный пункт управления, чем на старомодную телефонную станцию. Поступающие стимулы соединяются с исходящими реакциями не просто с помощью односторонних связей. Обычно поступающие импульсы перерабатываются в центральном пункте управления в примерную, подобную познавательной, схему окружающей обстановки. И именно эта предварительно составленная схема, указывающая пути и взаимоотношения в окружающем мире, в конечном итоге определяет, каковы будут реакции животного и произойдут ли они» '.

Мы сами положительно относимся к подобному теоретизированию, поскольку нам кажется очевидным, что между стимулом и реакцией происходит нечто гораздо большее, чем может быть объяснено простым утверждением относительно «силы ассоциации». Здесь мы не можем дать обзор всех аргументов за и против этого: дискуссия идет уже долго, и существуют другие работы, по которым интересующийся читатель может ознакомиться с нею 2.

Мы же просто заявим, что наши симпатии в области теории целиком находятся на стороне авторов подобных «познавательных» теорий. Жизнь сложна.

Однако некоторые критические высказывания по поводу познавательной теории кажутся весьма важными, и, насколько нам известно, на них никогда не отвечали надлежащим образом. Они заключаются в том, что те познавательные процессы, которые постулировали Тол-

1 Edward С. Tolman, Cognitive Maps in Rats and Men, «Psychological Review», 1948, № 55, p. 189-208.

2 См., например, работу: Е. R. Hilgard, Theories of Learning, New York, Appleton-Century-Crofts, ed. 2, 1956, или W. K. Estos et al., Modern Learning Theory, New York, Appleton-Century-Crofts. 1954.

II

мэн и другие, фактически недостаточны для выполнения той работы, которую они должны, как предполагается, выполнять. Критики говорят, что, если даже допустить, что это призрачное, внутреннее «нечто» существует, вы не объясните этим ничего относительно поведения животного. Газри сформулировал это очень четко:

«Символы, по теории Толмэна, вызывают у крысы осознание, познание, суждение, гипотезы, абстракцию, но они не вызывают действия. В своей заинтересованности тем, что происходит в сознании крысы, Толмэн игнорирует предсказание того, что же сделает крыса. Поскольку дело касается теории, крыса остается погруженной в мысли. Если она в конце концов доберется до кормушки, это касается только ее, а не теории» '.

Может быть, сторонники «познавательной» теории не поняли силы этого критического замечания. Для них так предельно ясно, что, если голодная крыса знает, где найти пищу, если она имеет познавательную схему, в которой указано место кормушки, она пойдет туда и будет есть. Нужно ли объяснять что-нибудь еще? На этот вопрос следует ответить, что еще многое требует объяснения. Пропасть между знанием и действием кажется меньшей, чем пропасть между стимулом и действием, однако эта пропасть еще существует и величина ее неизвестна. Всезнающий теоретик Толмэн перепрыгивает через эту пропасть, когда он выводит познавательную организацию крысы из ее поведения. Но это оставляет открытым вопрос, способна ли крыса перепрыгнуть через эту пропасть. Очевидно, сторонники познавательной теории решили, что их лучшее достижение-демонстрация несостоятельности рефлексологических теорий, но они оказываются совершенно неподготовленными, когда тот же аргумент (что все гораздо более сложно, чем они осмеливаются воображать) направляется против них самих. Однако, если Газри прав, то познавательная теория нужна в большем объеме, чем то, что обычно дают теоретики. Это означает, что сторонник познавательной теории должен требовать больше теоретического багажа, чтобы носить его с собой. Нужно не-

' Е. R. Gu hrie. The Psychology of Learning, New York: Harper, 1935, p. 172.

12

что такое, с помощью чего можно перекинуть мост через пропасть между знанием и действием.

Было бы несправедливо особо выделять Толмэна и критиковать его за то, что он оставил «познавательную» теорию парализованной. Можно было бы процитировать и других сторонников этой теории. Например, Вольфганг Кёлер подвергался такой же атаке. Сообщая относительно своего чрезвычайно перспективного изучения поведения шимпанзе на острове Тенериф во время первой мировой войны, Кёлер писал:

«Мы умеем и у самих себя резко различать между поведением, которое с самого начала возникает из учета свойств ситуации, и другим, лишённым этого признака. Только в первом случае мы говорим о понимании, и только такое поведение животных необходимо кажется нам разумным, которое с самого начала в замкнутом гладком течении отвечает строению ситуации и общей структуре поля. Поэтому этот признак—возникновение всего решения в целом в соответствии со структурой поля— должен быть принят как критерий разумного поведения»1.

Другие психологи были менее уверены в том, что они могут установить различие между поведением, основывающимся на понимании обстановки в целом, и поведением, основывающимся на познавательных процессах более низкого уровня; поэтому имела место длительная и довольно бесплодная дискуссия по поводу относительных достоинств «проб и ошибок» и «понимания» как методов обучения. Однако здесь мы хотим подчеркнуть, что Кёлер делает обычное для «познавательных» теорий допущение: как только животное поняло обстановку в целом, оно будет вести себя надлежащим образом. По-видимому, Кёлер игнорирует тот факт, что понимание обстановки в целом может оказаться необходимым, но его,.конечно, недостаточно для того, чтобы объяснить разумное поведение. Много лет спустя Карл Лешли сказал ему следующее:

«Я присутствовал три недели тому назад на открытии моста в Дайе на Аляске. На протяжении девяти миль

1 В. Кёлер, Исследование интеллекта человекоподобных обезьян, М., Изд. Комакадемии, 1930, стр. 148.

13

дорога, ведущая к мосту, была проложена среди утесов с помощью взрывов. Она вела к великолепному стальному мосту, построенному, чтобы стоять нерушимо целую вечность. По окончании церемонии открытия я перешел через мост и предо мной возникла непроходимая чаща кустарника, через которую были проложены лишь две звериные тропы, ведущие в неведомые дали. Мне кажется, что позиция, занимаемая профессором Кёлером, некоторым образом напоминает положение этого моста. Неврологические проблемы в большей своей части, если не полностью, сводятся к переводу системы афферентных импульсов в эфферентные системы. Теория «поля» в ее настоящем виде не включает ни намека на то, каким образом силы поля индуцируют и контролируют систему эфферентной деятельности. Эта теория применима к восприятию, но, по-видимому, им она и ограничивается»1.

К этому высказыванию можно добавить много других. Можно произвести очень детальный анализ различных психологических теорий, чтобы показать, почему сторонники «познавательной» теории считают, что они ответили на критику, а их критики продолжают утверждать, что они не дали ответа. Но не это является пашей целью. Мы хотим показать, что многих психологов, включая авторов настоящего труда, волновал вакуум между познанием и действием. Настоящая книга является в большой степени изложением продолжительных и зачастую резких бесед о том, как может быть заполнен этот вакуум.

Без сомнения, читателю ясно, что здесь мы встречаемся с современным вариантом древней загадки. Ранее мы могли бы прямо подвести читателя к нашей теме, объявив, что мы намереваемся обсуждать проблему воли. Но в наши дни категория воли, кажется, исчезла из психологической теории, слившись с более широкой темой мотивации. Последней серьезной попыткой внести ясность в проблему воли был ранний труд Курта Левина и его учеников. Вклад Левина настолько важен, что мы будем детально говорить о нем в главе четвертой, так как нельзя ограничиться упоминанием о нем в этой вводной части.

1 Lloyd A. Jeffress, ed., Cerebral Mechanisms in Behavior, New York: Wiley, 1951, p. 230.

14

Следовательно, для того чтобы показать, какой должна быть психология воли, необходимо обратиться к старшему и более философскому поколению психологов. Уильям Джеме дает тот анализ, который некогда был необходимой частью каждого психологического труда; рассмотрим кратко, как он трактовал эту тему.

Второй том «Основ психологии» содержит длинную главу (106 страниц), озаглавленную «Воля». В первой трети этой главы Джеме борется против теорий, основанных на «восприятии иннервации», то есть на том положении, что иннервация, требующаяся для осуществления соответствующего действия, сама является частью познания. Вместо этого Джемс утверждает, что в сознании представлено предвидение кинестетических эффектов движения. Затем он обращается к вопросу об «иде-омоторном акте», который дает ему основание для объяснений всех феноменов воли. Если человек создает ясный образ определенного действия, это действие имеет тенденцию осуществляться. Это осуществление может быть заторможено, оно может ограничиться скрытым напряжением мышц, но во многих случаях для совершения действия достаточно представить его себе. Если между познавательным представлением и явным действием что-то есть, то оно не представлено в сознании. Поэтому с интроспективной точки зрения кажется, что вакуума, который следует заполнить, не существует, и Уильям Джемс, если бы он слышал критиков, подобных Газри и Лешли, счел бы эту критику несправедливой.

Что же можно сказать относительно более сложных случаев проявления воли? Что происходит, когда мы заставляем себя выполнить какое-нибудь неприятное действие при помощи «медленного, неуклонного напряжения воли»? По мнению Джемса, чувство усилия возникает из нашей попытки сосредоточить внимание на неприятной мысли. Он говорит: «Существенное положение воли, то есть положение, когда она наиболее «произвольна», мы имеем тогда, когда она обращает внимание на предмет, на которой обратить внимание затруднительно, и удерживает его перед сознанием» '. Если

' Вильям Джемс, Научные основы психологии, СПб., 1902, стр. 356.

15

возможно сосредоточить внимание на какой-то идее, то действие, воплощенное в этой идее, происходит автоматически — прямым примером этого является идео-мо-торный акт. Но все это совершенно не помогает нам в чем-либо разобраться. Мост, который Уильям Джемс строит для нас между «идео» и «моторный», есть всего-навсего простой дефис. И нам, по-видимому, не остается ничего иного, как самим отважиться исследовать этот вакуум.

Задача заключается в том, чтобы дать описание того, как внутреннее представление организма о его Вселенной контролирует его деятельность. Если мы рассмотрим, какова эта деятельность у нормального животного, то мы будем поражены тем, в какой степени она организуется в определенные системы. Большинство психологов утверждает, что эти системы деятельности определяются иерархией целей, но в настоящее время не это нас интересует. Мы хотим привлечь внимание к тому факту, что такая организованность действительно существует. Структура является таким же важным свойством поведения, как и восприятия. Однако структуры поведения имеют тенденцию быть главным образом развертывающимися во времени; именно последовательность движения плавно развивается в то время, как живое существо бегает, плавает, летает, разговаривает или занимается чем-либо еще. Поэтому мы должны обеспечить способ, при помощи которого мы сможем зафиксировать познавательное представление в виде соответствующей схемы деятельности. Но как же нам расчленить эту находящуюся в движении схему деятельности на поддающиеся анализу части?

Трудности при анализе деятельности животного возникают не от недостатка методов, а от их чрезмерного изобилия. Мы можем описать действие как последовательность сокращений мышц или как последовательность движений конечностей и других частей тела, как последовательность целенаправленных действий или даже более крупных комплексов. В соответствии с теорией Толмэна большинство психологов отличает мелкие единицы поведения от крупных, называя мелкие «молекулярными», а крупные «молярными». Всякому, кто спрашивает, какая из этих единиц имеет надлежащий объем

16

для использования при описании поведения, говорят, что законы поведения кажутся более очевидными при использовании молярных единиц, но добавляют, что ему придется установить на основании собственного опыта и наблюдений, насколько «молярными» должны быть используемые единицы.

Однако довольно ясно следующее: сложность заключается в том, что молярные единицы должны состоять из молекулярных единиц, а это означает, что надлежащее описание поведения должно делаться одновременно на всех уровнях. Иначе говоря, мы пытаемся описать процесс, который организуется на нескольких различных уровнях, и сочетание элементов на одном уровне может быть указано только в том случае, если мы укажем элементы следующего, высшего, или более молярного, уровня описания. Например, молярная схема поведения X состоит из двух частей, An В. Таким образом, Х=АВ. Но Л в свою очередь состоит из двух частей—а и b, a В состоит из трех—с, due. Следовательно, X=AB=abcde и мы можем описать этот сегмент поведения на любом из указанных трех уровней. Дело, однако, в том, что мы не хотим избрать один уровень и доказывать, что он почемухто лучше других: полное описание должно включать все уровни. Иными словами, структурные свойства поведения будут потеряны, если мы установим только, например, abode: тогда (ab) (cde) можно спутать с (abc) (de), которые могут представлять собой совершенно различные вещи.

Несомненно, этот вид организации поведения наиболее очевиден в словесном поведении человека. Отдельные фонемы организуются в морфемы, морфемы объединяются, чтобы составить фразы; фразы в соответствующей последовательности дают предложение, а ряд предложений образует высказывание. Полное описание высказывания включает все перечисленные нами уровни.

Примером двусмысленности, которая является результатом ситуации, когда не все уровни известны, может служить следующее предложение: «They are flying planes». Последовательность фонем может остаться неизменной, но это предложение можно проанализировать двояко, как (They) (are flying) (planes) и (They are) (Hying planes), получив два совершенно разных высказывания:

17

(а) «Они водят самолеты»; (б) «Это мстящие самолеты» '.

Психологи редко проявляли нежелание признавать существование таких молярных единиц, как «слона» или даже «значения», когда они касались словесного поведения, несмотря на то что фактические реакции, доступные для восприятия, представляют собой всего лишь ряды звуков, акустические представления предполагаемых фонем. Такое же признание молярных единиц в несловесном поведении требует подобного же описания, охватывающего все уровни. Однако, к сожалению, психолог обычно описывает поведение или какой-либо аспект поведения на одном-единственном уровне и предоставляет своим коллегам вывести при помощи собственного здравого смысла, что произошло на других уровнях. Тщательная регистрация каждого сокращения мышц, даже если бы кто-нибудь отважился попытаться это сделать, все же оказалась бы недостаточной, так как она не содержала бы структурных черт, которые характеризуют молярные единицы. Эти структурные черты должны вводиться на основе теории поведения. Наши теории поведения в этом смысле всегда оставались туманными и интуитивными, (Довольно странно представить себе, что, хотя бихевиоризм существует полвека, этот аспект про-

'Традициоппый метод анализа предложения служит прототипом того вида описания поведения, которого мы требуем. Хом-ский в главе IV своей монографии «Синтаксические структуры» (Noam Chomsky, Syntactic Structures, The Hague: Mouton, 1957) даст формальное представление о такого рода описании, называемом лингвистами «коистптуэптпым анализом». Мы обсудим предлагаемый Хомским метод описания словесного поведения более детально в главе X. Предположение, что лингвистический анализ дает модель для описания всех видов поведения, конечно, не является новостью: оно часто выдвигалось как лингвистами, так и психологами. Например, психолог Джон Б. Кэрролл в «Исследовании языка» (Jorm B. Carroll, The Study of Language, Cambridge: Harvard University Press, 1953) отмечает, что «из лингвистической теории мы заимствуем представление об иерархии единиц — от элементарных единиц, подобных отличительной черте фонемы, до крупных единиц типа предложения. Можно предположить, что отрезки поведения любого типа могут быть организованы до некоторой степени таким же образом» (стр. 106).

18

блемы описания поведения почти никогда не учитывался и, уж конечно, не был разрешен.)

В тех счастливых случаях, когда мы находим адекватные описания поведения—которые мы почти всегда встречаем у лингвистов и этологов,—совершенно очевидно, что поведение организуется одновременно на нескольких уровнях, характеризующихся разной степенью сложности. Говоря об этом факте, мы будем именовать его «иерархической организацией поведения» '. Эта иерархия может быть изображена различными способами. Иерархическая схема обычно принимает форму дерева, ответвления которого указывают в последовательном порядке все меньшие единицы. Иначе иерархия может быть представлена в виде контура:

Этот контур изображает структуру гипотетического примера, приведенного на странице 27. Можно рассматривать иерархию и как ряд перечней: X—это перечень, содержащий два пункта — А и В; А — перечень, содержащий два пункта — а и Ь; В — перечень, содержащий

'Многим психологам знакомо мнение, что поведение организуется иерархически, потому что они помнят, как Кларк Халл употреблял термин «генеалогическая иерархия». Поэтому мы спешим отметить, что то, как использовал термин «иерархия» Халл и как используем его теперь мы, не имеет почти ничего общего. Мы говорим об иерархии уровней описания. Халл говорит о систематизации альтернативных (взаимозаменяемых, взаимозаменяемых) реакций соответственно их силе. См., например, работу: Clark L. Hull, The Concept of the Habit-family Hierarchy and Maze Learning, «Psychological Review», 1934, № 41, p. 33—54, 134—152. Ближе к духу настоящего обсуждения стоит система эпизодов поведения, использованная Роджером Баркером и Гербертом Райтом в труде «Средний Запад и его дети» (Roger G. Barker and Herbert F. Wright, Midwest and Its

19

три пункта—с, d и е1. Наконец, иерархию можно рассматривать как ряд правил, на основании которых происходят допустимые замены: там, где встречается X, мы можем заменить его АВ; А можно заменить аЪ и т. д.2 Каждый из этих способов изображения иерархии имеет в особых условиях свои преимущества.

Теперь, если принять иерархическую систему организации поведения за единственно правильную, пришло время выделить несколько терминов для специальных целей настоящего обсуждения. Так как определения представляют собой трудное чтение, мы постараемся сократить наш список до минимума.

План. Всякое полное описание поведения должно быть пригодным для того, чтобы служить перечнем инструкций, то есть оно должно обладать характерными чертами плана, который может руководить описываемым действием. Однако, когда мы говорим о Плане на страницах данной книги, этот термин будет относиться к иерархии инструкций, и если это слово будет начинаться с заглавной буквы, то это будет указывать, что оно употребляется в этом специальном значении. Итак, План — это всякий иерархически построенный процесс в организме, способный контролировать порядок, в котором должна совершаться какая-либо последовательность операций.

Для организма План в основном представляет собой то же самое, что и программа для математической машины, в особенности если эта программа имеет иерар-

Children, Evanston: Row, Pe-terson, 1954) для описания молярного поведения детей в их естественном окружении. Труд Баркера и Райта является заслуживающим внимания исключением из нашего утверждения, что психологи не пытались описать структурные черты поведения.

1 Формы изображения в виде дерева и контура—древние и хорошо знакомые формы, но использование формы перечней кажется нам относительно новым. Впервые мы познакомились с ним в труде Ныоэлла, Шоу и Саймона по моделированию познавательных процессов при помощи счетно-вычислительных устройств. См., например, работу: Allen Newell and Herbert A. Simon, The Logic Theory Machine: A Complex Information Processing System, «IRE Transactions on Information Theory», 1956, vol. IT-2, № 3, p. 61—79, а также «Proceedings of the Western Joint Computer Conference», Los Angeles, February, 1957, p. 230—240.

2 Chomsky, op. cit, p. 26.

20

хический характер, описанный выше. Ньюэлл, Шоу и Саймон очень четко и систематично применяли иерархическую структуру перечней в своей работе над «языками для обработки информации», которые применяются при программировании для скоростных цифровых математических машин в случаях моделирования человеческих процессов мышления. Их успех в этом отношении, который, по нашему мнению, является очень значительным и многообещающим, подтверждает правильность гипотезы, что иерархическая структура является основной формой организации при решении задач человеком. Поэтому мы с полным основанием полагаем, что в дальнейшем термин «План» может быть всюду заменен термином «программа». Тем не менее сведение Планов «только к программам все еще является научной гипотезой и требует дальнейшей проверки. Поэтому пока мы скорее избежим путаницы, если будем рассматривать программу математической машины, моделирующей некоторые черты поведения организма, как теорию о Плане организма, порождающем поведение» '.

Кроме того, мы будем также пользоваться термином «План» для обозначения грубого наброска какой-то последовательности действий, просто ряда основных тематических заголовков наряду с полностью детализированной спецификацией каждой отдельной операции 2.

Стратегия и тактика. Понятие об иерархической организации поведения было дано ранее, а также указывались различия между молярными и молекулярны-

' Следует четко осознавать, как указывают Ныоэлл, Шоу и Саймон, что уподобление последовательности операций, совершенных организмом, хорошо программируемой работе счетной машины резко отличается от уподобления счетной машине, мозгу или электрических реле синапсам и т. д. Ныоэлл, Дж. Шоу и Герберт Саймон, «Элементы теории решения задач». См. работу: Allen Newell, J. С. Shaw and Herbert A. Simon, Elements of a Theory of Human Problem Solving, «Psychological Review», 1958, № 65, p. 151 — 166. См. также: Herbert A. Simon and Allen Newell, Models. Their Uses and Limitations, в книге: L. D. White, ed., The State of the Social Sciences, Chicago: University of Chicago Press, 1956, p. 66-83.

2 Ныоэлл, Шоу и Саймон также пользовались термином «План» для обозначения общей стратегии, до того как были разработаны детали, по они подчеркивают отличие такого плана

21

ми единицами анализа. Теперь, однако, нам хотелось бы расширить нашу терминологию. Мы покажем, что молярные единицы представляют собой стратегию поведения, молекулярные единицы—тактику.

Выполнение. Мы говорим, что живое существо выполняет данный План, в то время как на деле этот План контролирует последовательность операций, которые оно выполняет. Когда организм выполняет План, он делает это шаг за шагом, завершая одну его часть и затем переходя к следующей. Выполнение Плана не обязательно должно выражаться во внешнем действии—в особенности у человека; можно, по-видимому, считать справедливым, что наряду с Планами, руководящими действиями, существуют Планы для сбора или переработки информации. Хотя это фактически не является необходимым, мы интуитивно предполагаем, что одновременно может выполняться только один План, хотя возможно довольно быстрое чередование Планов. Организм- может хранить много других Планов, кроме выполняемого им в данный момент.

Образ. Образ—это все накопленные и организованные знания организма о себе самом и о мире, в котором он существует. Конечно, образ заключает в себе нечто гораздо большее, чем картины. Употребляя этот термин, мы имеем в виду в основном тот же вид представления, которого требовали другие сторонники познавательной теории. Оно включает все, что приобрел организм,—его оценки наряду с фактами,—организованное при помощи тех понятий, образов или отношений, которые он смог выработать.

В ходе продолжительных дебатов авторы настоящей книги пользовались большим количеством других терминов для уточнения термина «План», но эта термино-

от программы, которая дает возможность счетной машине использовать планирование как один из технических приемов решения задачи. См. Alien Newell, J. С. Shaw and Herbert A. Simon, A Report on a General Problem Solving Program, «Proceedings of the International Conference on Information Processing», Paris, 1959. Другие исследователи употребляют термин «машина» в столь широком смысле, что он включает в себя и План, и инструмент, с помощью которого этот план осуществляется. См., например, М. L. Minsky, Heuristic Aspects of the Artifical Intelligence Problem, Group Report 34—55, Lincoln Laboratory, Massachusetts Institute of Technology, 17 December, 1956, особенно раздел HI, 13.

22

логия не будет приведена здесь. Новые термины будут вводиться и разрабатываться по мере надобности в ходе последующего обсуждения. В настоящее же время мы дали достаточное количество определений, чтобы иметь возможность сказать, что центральной проблемой этой книги является исследование отношений между Образом и Планом.

Может показаться, что это утверждение означает резкое разделение Образа и Плана, так что имело бы смысл задать вопрос: «Входит ли такой-то процесс исключительно в План или исключительно в Образ?» Из нижеприводимых соображений должно стать ясным, что эти две точки зрения не могут быть использованы для классификации процессов по двум взаимоисключающим категориям:

План может быть заучен и стать тем самым частью Образа.

Формулировки Планов должны у человека включать часть Образа, поскольку то, что человек в состоянии выполнить данные Планы, должно являться частью его Образа о самом себе.

Знания должны быть включены в План, поскольку в противном случае План не может служить основой для руководства поведением. Следовательно, Образы могут составлять часть Плана.

Можно внести изменения в Образы только путем выполнения Планов по сбору, накоплению и переработке информации.

Можно внести изменения в Планы только на основе информации, почерпнутой из Образов.

Преобразование описаний в инструкции представляет собой у человека простую словесную процедуру.

Те психологи, которые привыкли считать своей задачей исследование взаимоотношений между стимулом и реакцией, склонны рассматривать работу, подобную нашей, параллельным образом—как исследование взаимоотношений между субъективным стимулом и субъективной реакцией. Если бы все, что мы должны сказать, можно было свести к этому, то едва ли нам понадобилось бы писать для этого книгу. Стимул и реакция—это психологические понятия, заимствованные из анализа рефлексов. Но мы отказались от классической концепции о рефлекторной дуге как основной схеме орга-

23

низации всего поведения, и поэтому мы не ощущаем необходимости переносить классическое разделение стимула и реакции в область Образов и Планов. Предположение, что План представляет собой замаскированную реакцию на какой-то внутренний Образ стимула, приводит только к попытке уподобить объективные концепции их субъективным эквивалентам и оставляет рефлекторную дугу по-прежнему хотя и довольно призрачным, но все же хозяином всего механизма мышления. Едва ли нам удастся свергнуть старого хозяина без помощи нового, поэтому далее нам предстоит задача найти ему преемника.

24

Глава II

ЕДИНИЦА АНАЛИЗА

Большинство психологов принимает как данное, что научное описание поведения организма должно начинаться с выделения зафиксированных, легко различимых элементарных единиц поведения, чего-то такого, чем психолог может пользоваться, как биолог — клетками, астроном — звездами, а физик — атомами и т. д. При наличии простой единицы сложные явления поддаются описанию, как закономерно составленные из простых частей. Такова сущность чрезвычайно эффективной стратегии, именуемой «научным анализом».

Элементарной единицей, которую современные психологи-экспериментаторы избирают для своего анализа поведения, является рефлекс. «Выделение рефлекса,— говорит Б. Ф. Скиннер, — является проявлением предсказываемого единообразия в поведении. В той или иной форме этот факт является неотъемлемой частью любой науки о поведении, Сам рефлекс, конечно, не представляет собой теории. Он — факт, аналитическая единица, делающая возможным исследование поведения» '. Скиннер дает очень тщательное определение рефлекса как единицы поведения, имеющей определенную характеристику: «Появление плавных кривых при динамических процессах отмечает единственную в своем роде точку в процессе постепенного ограничения подготовки, и именно к этой особой целостной сущности и относится термин «рефлекс» 2.

Этот несколько странный подход к рефлексу с точки зрения плавности кривых является результатом последовательной попытки Скиннера определить единицу поведения, исходя из самого поведения, а не ссылаясь

1 В. F. Skinner, The Behavior of Organisms, New York: Ap-pleton-Century-Crofts, 1943, p. 27-28.

2 Там же, стр. 40.

25

fc

на концепции, заимствованные из какой-либо иной отрасли науки.

Хотя подход Скиннера и освобождает психолога от некоторой обременительной ответственности перед его коллегами биологами, но остается фактом, что рефлекс— это понятие, заимствованное первоначально из физиологии, причем с точки зрения психологии его сделал основным в большой степени миф о рефлекторной дуге: стимул—> рецептор—» афферентный нерв—> соединительные волокна—» эфферентный нерв—> эффектор—» реакция. В продолжение многих лет все элементарные учебники психологии, которые говорили о нервной системе, на весьма видном месте изображали традиционную упрощенную схему рефлекторной дуги. Вы можете игнорировать бихевиориста, когда он говорит вам, что рефлекс является фактом, но едва ли можно игнорировать физиолога, когда он рисует вам схему рефлекса. Подвергать сомнению существование рефлекторной дуги могло бы означать то же самое, что отрицать наличие тонких кишок или насмехаться над продолговатым мозгом. Даже самый упрямый противник физиологических объяснений в психологии едва ли может забыть ту живую ткань, из которой рефлекс первоначально возник.

Пусть буйный и безответственный полет фантазии поможет нам вообразить, будто физиологи и неврологи внезапно объявили, что они заблуждались, что такой факт, как рефлекторная дуга, не существует и что данные, на которых прежде основывалась теория рефлекса, фактически совсем не таковы, как первоначально предполагалось. Что бы сказали тогда психологи? Продолжали ли бы они упорно твердить о рефлексах? Настолько ли велика польза учения о рефлексе, что бихевиористы не смогли бы отказаться от него, даже если бы его биологическая основа была разрушена?

Имеются некоторые основания полагать, что рефлекс был очень переоценен и что изрядное количество психологов хотело бы сбросить его бремя, если бы они могли это сделать. Возможно, что рефлекторная дуга помогла психологии пойти по научному пути. Но в течение последних лет растет подозрение, что идея рефлекса слишком проста, что это слишком элементарная единица. Люди, серьезно занимающиеся наукой о поведении,

26

должны были большей частью полностью игнорировать проблему элементов поведения. Или же им приходилось так радикально видоизменять эти элементы для каждого нового ряда данных, что называть их элементарными было бы самой беззастенчивой софистикой. Наблюдая, как психологи изнемогают под бременем условных рефлексов, Хомский, лингвист и логик, недавно подвел итог их затруднениям следующим образом:

«Понятия «стимул», «реакция», «подкрепление» определены сравнительно четко по отношению к экспериментам с нажиманием рычага, а также и другим, равным образом ограниченным экспериментам. Однако, прежде чем мы сможем распространить их на поведение в реальной жизни, нам, конечно, придется преодолеть некоторые трудности. Прежде всего, нам нужно решить, должно ли любое физическое событие, на которое организм может реагировать, в каждом данном случае называться стимулом, или же это название относится только к тому событию, на которое фактически реагирует организм. Соответственно нам нужно решить, любая ли часть поведения должна называться реакцией или только та, которая закономерно связана со стимулом. Такого рода вопросы в некотором смысле ставят дилемму перед психологом-экспериментатором. Если он принимает широкие определения, характеризующие любое физическое событие, действующее на организм в качестве стимула, а любую часть поведения организма — как реакцию, то он должен вывести заключение, что поведение не обязательно носит закономерный характер. На современном уровне нашего знания мы должны признать огромное влияние : на фактическое поведение таких плохо изученных факторов, как внимание, установка, волевой акт и каприз. Если мы примем более узкие определения, тогда поведение (если оно состоит из реакций) в их рамках станет закономерным, но этот факт имеет ограниченное значение, поскольку большая часть того, что делает животное, просто не будет считаться поведением»1.

Многим психологам с их заимствованными терминами, поставленным перед необходимостью сделать вы-

1 Цитируется по обзору Хомского работы: В. F. Skinner, Verbal Behavior в: «Language», 1959, № 35, p. 26—58.

27

бор между неясностью и неприменимостью этих понятий, было явно не по себе. В чем же тут дело? Как первоначально представляли себе рефлекторную дугу и для чего было выдвинуто это понятие? Можем ли мы заменить рефлекторную дугу какой-нибудь теорией рефлекса, которая будет более соответствовать современному уровню знаний и интересов?

Сэр Чарлз Шеррингтон и Иван Петрович Павлов — это два человека, которые несут, вероятно, наибольшую ответственность за подтверждение созданного психологами Образа человека как комплекса рефлексов, построенных по схеме стимул-реакция. Однако можно допустить, что ни один из них не одобрил бы того, как психологи расширили их концепции. В своем труде «Интегрирующая деятельность нервной системы» (1906) Шеррингтон особенно ясно излагает свои определения и предостережения относительно рефлекса. Вновь и вновь он утверждает, что «простой рефлекс — это полезная фикция», полезная для изучения спинального животного. Он выразил серьезные сомнения в том, что рефлекс на растяжение, наиболее часто упоминающимся примером которого является коленный рефлекс, иллюстрирует его представление о простом рефлексе, и поставил вопрос, следует ли вообще считать это рефлексом. Чтобы объяснить различие между наблюдаемыми свойствами нервных стволов и свойствами, которые необходимо привлечь для описания нервной ткани, Шеррингтон ввел понятие синапса, находящегося между рецептором и эф-фекторной реакцией. Нервные стволы передают сигналы в обоих направлениях. Характерно то, что эти сигналы действуют по типу «все или ничего». Рефлекторное же действие, с другой стороны, имеет одно направление, и реакции имеют градуальные характеристики в зависимости от интенсивности стимула, Как же можно примирить между собой эти противоречия? Шеррингтон предложил решение этого вопроса, указав на доктрину о нейронах: нервная система состоит из отдельных нервных единиц, между ними вкраплены интервалы, которые он окрестил «синапсами», причем последние обладают свойствами, характерными исключительно для рефлексов.

В последние годы выяснилось, что градуальные реакции являются основной характерной чертой не только

28

синапсов, но также и всей возбудимой ткани, например тонких ответвлений нервных клеток. Кора мозга, дающая человеку право на филогенетическое превосходство, «все еще в большой степени функционирует посредством связей, характерных для примитивного нейропиля," что является самым подходящим механизмом для поддержания непрерывного или устойчивого состояния, в отличие от передачи информации относительно таких состояний» '.

Кроме того, были обнаружены и дополнительные данные. Теперь нам известно, что нервные и рецептор-ные ткани обладают спонтанной активностью независимо от возбуждения, приходящего извне. Конечно, эта спонтанная активность нерва изменяется в зависимости от событий в окружающей среде, но изменения спонтанной активности могут превосходить по длительности прямое возбуждение на целые часы и даже дни. Далее, теперь мы знаем, что активность рецепторов регулируется эфферёнтами, идущими к ним от центральной нервной системы. В качестве примера рассмотрим явления, которые контролируют сокращение мышц. (Подобные, хотя и не идентичные, механизмы были также описаны для различных сенсорных систем.) Одна треть «моторных» нервных волокон, которые идут к мышце, фактически оканчивается в веретенах, представляющих собой чувствительные к растяжению рецепторы. Электрическое раздражение этих нервных волокон не вызывает сокращения мышцы, но число сигналов за единицу времени, регистрируемых с «сенсорных» нервов, идущих от веретен, резко изменяется. Поэтому считается, что центральная нервная система должна сличать рисунок приходящих сигналов с рисунком сигналов центрального происхождения, регулирующих состояние мышечных веретен, чтобы установить, какие изменения внесло сокращение мышцы в характер активности сенсорных мышечных веретен. Результат этого сличения, или пробы, представляет собой раздражитель («проксимальный» стимул, по терминологии психофизиков), в отношении которого организм является чувствительным. Проба пред-

' George Bishop, The Natural History of the Nerve Impulse. «Physiological Reviews», 1956,.№ 36, p. 376-399.

29

ставляет собой то условие, которое должно осуществиться прежде, чем произойдет реакция. Сличение может происходить в самом рецепторе (например, в ретине) или в более центрально расположенных группах нейронов (как это, возможно, происходит при растяжении мышцы).

Из примеров, подобных этому, видно, что нервный механизм, участвующий в рефлекторном акте, не может быть изображен как простая рефлекторная дуга или даже как цепь связей между стимулом и реакцией. В рефлекторном акте участвует значительно более сложная форма регуляции, чем та, которую предполагает классическая теория рефлекторной дуги. Единственное требование, предъявляемое к стимулу в классической цепи элементов, выражается в критерии пороговых интенсивно-стей для каждого из элементов. Если внешний раздражитель достаточно силен, чтобы быть выше порога на всем протяжении рефлекторной дуги, он сможет вызвать реакцию. В каком-то смысле порог также является видом описанного сличения, условием, которое должно быть удовлетворено, но это только сличение интенсивности раздражителя. Этот факт должен был заставить психологов поверить в то, что единственной существенной мерой рефлекторного акта является его сила (вероятность, величина или латентный период).

Однако порог является лишь одной из многих различных сторон, в отношении которых может быть опробовано воздействие. Более того, ответ эффекторных аппаратов зависит от результатов такого опробования, и его наиболее правильно рассматривать как попытку изменить получаемые результаты. Действие возбуждается «несоответствием» между состоянием организма и состоянием, которое опробуется. Действие сохраняется до тех пор, пока несоответствие (то есть проксимальный стимул) не устраняется. Общий характер рефлекторного акта, таким образом, заключается в опробовании воздействующей энергии определенными критериями, установленными в организме, в возникновении реакции, если результат пробы показывает наличие несоответствия (рассогласования), и в продолжении реакции до тех пор, пока это несоответствие не исчезает. Когда это состояние наступает, рефлекс аннулируется. Следовательно, существует «обратная связь», идущая от результата дей-

30

ствия к фазе опробования; мы обнаруживаем здесь возвратную петлю. Простейший вид схемы, представляющей эту концепцию рефлекторного действия в противоположность классической рефлекторной дуге, будет выглядеть примерно следующим образом (рис. 1):

Рис. 1. Единица Т-О-Т-Е (Test-Operate-Test-Exit).

Это рассуждение подводит нас к тому, что можно назвать «кибернетической гипотезой». Согласно этой гипотезе, основным элементом построения нервной системы является петля обратной связи '. Развитие математической теории сервомеханизмов, соединенное с психологическими представлениями о гомеостатических механизмах, вызвало широкое обсуждение тех приспо-

1 Норберт Випер, Кибернетика, Связьиздат, 1958. Краткий обзор начального периода развития этой идеи см. в работе: J. О. Wisdom, The Hypothesis of Cybernetic, «British Journal For the Philosophy of Science», 1951, № 2, p. 1—24. Более полное обсуждение см. в работе: W. Sluckin, Minds and Machines, London, Penguin, 1954. Часть истории кибернетики рассматривается в следующей главе.

31

соблений, которые близко напоминают рис. 1. Этот ход мыслей, таким образом, имеет в своей основе широко известные положения.

Однако что ценного дает это измененное понимание рефлекса? Психолог интересовался рефлексами потому, что, как он думал, они могут представлять собой элементы, необходимые для описания поведения. Но использование схемы простых рефлексов оказалось неадекватным. Если же рефлексы, основанные па принципе афферентно-эфферентной дуги, не выполняют своей роли, почему мы можем надеяться на лучшее при использовании схемы рефлексов, основанных на принципе обратной связи? Ведь речь идет о понятии самого рефлекса, а не только о понятии рефлекторной дуги, и поправка неврологической теории, лежащей в его основе, вряд ли спасет нас. Что мы надеемся извлечь из нашего преобразования рефлекторного принципа?

Несомненно, не рефлекс является тем элементом, которым мы должны пользоваться как элементом поведения: таким элементом должна быть сама обратная связь. Если мы будем думать о системе проба-операция-проба-результат (для удобства мы будем называть ее системой Т-О-Т-Е) как о рефлекторной дуге, в чисто анатомических терминах, это может помочь описанию рефлексов, но не более того. Иначе говоря, рефлекс будет рассматриваться только как одно из многих возможных воплощений этой схемы. Следующая задача заключается в том, чтобы придать Т-О-Т-Е более общее значение, с тем чтобы ее можно было использовать «в большинстве, а возможно, и во всех описаниях поведения, которые нам нужно сделать.

Рассмотрим, что могут обозначать стрелки на рис. 1. Что может переходить по ним из одного прямоугольника в другой? Мы обсудим здесь три возможности: энергия, информация и регуляция. Если мы будем думать об энергии— например, энергии нервных импульсов,—текущей из одного места в другое по направлению стрелок, тогда стрелки должны соответствовать определенным физическим структурам, в данном примере нейронам. В этом случае, как схема передачи энергии по дискретным путям, схема Т-О-Т-Е, показанная на рис. 1, может пред-

32

ставлять простой рефлекс. В ином случае она может представлять сервомеханизм.

Существует, однако, второй уровень абстракции, который психологи часто предпочитают. Мы можем думать об информации, передающейся из одного места в другое по направлению стрелок. В соответствии с методом измерения информации, разработанным Норбертом Винером и Клодом Шенноном, информация передается по каналу в тех пределах, в каких выход канала соответствует его входу '. Поэтому мы могли думать об этом втором уровне абстракции как о передаче корреляции по направлению стрелок. В этом случае мы имеем дело не с определенными структурами или видами энергии, участвующими в создании корреляции, а только с фактом, что события на двух концах стрелки коррелируют между собой. Эта ситуация хорошо знакома психологам, так как именно это они подразумевают, когда рисуют стрелку, ведущую от Стимула, к Реакции в их схемах связи S-R, или когда они определяют рефлекс как корреляцию между S-R, но отказываются говорить о неврологической основе этой корреляции.

Третий уровень абстракции, однако, является особенно важным для идей, которые мы будем обсуждать на последующих страницах.

Согласно этому представлению, по направлению стрелок на рис. 1 перемещается то, что можно назвать регуляцией. Иначе говоря, можно сказать, что стрелки указывают только последовательность. Это представление наиболее часто встречается при обсуждении теории счетных машин, где регуляция операций машины постепенно переходит от одной инструкции к другой, по мере того как машина выполняет ряд инструкций, представляющих заданную программу. Однако это представление не ограничивается счетными машинами. В качестве более простого примера, взятого из знакомого вида деятельности, представьте, что вы

1 Краткое введение в курс этих идей, написанное психологами, может бытть найдено в работе: G. A. Miller, What is Information Measurement, «American Psychologist», 1953, № 8. p. 3—11. Более полный обзор был дан в работе: Fred Attneave, Applications of Information Theory of Psychology, New York: Holt, 1959. См. также очень легко читающийся обзор: Colin Cherry, On Human Communication, Cambridge, Technology Press, 1957.

33

хотите просмотреть данные по определенному вопросу в какой-либо книге, чтобы знать мнение автора. Вы откроете книгу на указателе и найдете название интересующей вас темы. Рядом с указанной темой находится ряд цифр. Когда вы просматриваете по очереди каждую указанную страницу, ваше поведение может быть описано как регулируемое перечнем цифр, и регуляция переходит от одного числа к другому, по мере того как вы просматриваете весь перечень. Перенос регуляции может быть изображен символически с помощью стрелок, направленных от одного номера страницы к следующему, но эти стрелки будут иметь значения, совершенно отличные от вышеуказанных двух значений. Здесь мы имеем дело не с потоком энергии или передачей информации от одного номера страницы к следующему, а только с порядком, в котором эти «инструкции» выполняются.

На этом абстрактном уровне описания мы больше не должны думать об определенном пороге, который энергия стимула должна превзойти. Пробная фаза может рассматриваться как любой процесс, посредством которого выясняется, что операционная фаза осуществляется правильно. Например, говоря ясно, хотя и очень грубо, мы не пытаемся извлечь квадратный корень из логического рассуждения. Мы можем очень хорошо знать, как извлекать квадратные корни, но, прежде чем мы сможем выполнить эту операцию, мы должны иметь цифры, чтобы работать с ними. Операция извлечения квадратных корней является просто несоответствующей, когда мы работаем со словами. Для того чтобы удостовериться в правильности операции, в нее должна быть включена фаза опробования. Только в том случае, если это приводит к соответствующим данным, регуляция может быть перенесена на операционную фазу.

Когда рис. 1 используется для рассуждения о простом рефлексе, он одновременно представляет все три уровня описания. Однако когда он используется для описания более сложных видов деятельности, мы можем рассматривать только перенос информации и регуляции или во многих случаях только перенос регуляции. Но во всех случаях схема Т-О-Т-Е будет указывать на формирование организованной, координированной системы, на то, что существует известный План.

34

На следующих страницах мы будем использовать представление о Т-О-Т-Е как общее описание процессов, участвующих в регуляции; его возможное приложение к функциональной анатомии пока не будет затрагиваться и будет обсуждено лишь в главе XIII, в которой мы перейдем к некоторым нейрофизиологическим рассуждениям. До этих пор Т-О-Т-Е будет служить нам для описания процессов только в третьей, наименее конкретной форме. В самой простой форме схема Т-О-Т-Е лишь утверждает, что операции, выполняемые организмом, постоянно регулируются результатами различных проб.

Авторы настоящей книги считают, что система Т-О-Т-Е, включающая важное понятие обратной связи, является как объяснением поведения, так и объяснением рефлекторного акта, принципиально отличным от объяснения, предлагаемого принципом рефлекторной дуги. Следовательно, традиционные понятия стимула и реакции должны быть определены по-новому, чтобы соответствовать своему новому контексту. Стимул и реакция должны рассматриваться как фазы организованного, координированного акта. Мы суммируем указанные представления следующим образом:

«Стимул является той фазой формирующейся координации, которая представляет условия, необходимые для достижения успешного результата; реакция является той фазой этой же формирующейся координации, которая дает возможность достигнуть соответствия этим условиям и служит инструментом в достижении успешной координации. Поэтому они являются строго соответствующими друг другу и совпадающими во времени» '.

Ввиду того что стимул и реакция соответствуют друг другу и совпадают во времени, процесс действия раздражителя следует рассматривать не как предшествующий реакции, а скорее как ведущий ее к успешному устранению несоответствия. Иначе говоря, стимул и реакция должны рассматриваться как элементы обратной связи.

1 Эта цитата взята из статьи: John Dewey, The Reflex Arc Concept in Psychology. Эта статья ввиду своей мудрости и глубины понимания имеет такое же значение, какое она имела в 1896 году.

35

Необходимость какого-то вида обратной связи при описании поведения хорошо видна большинству сторонников рефлекторной теории, но они вводят ее особым путем. Например, они обычно говорят о некоторых следствиях рефлекторного акта, таких, как усиление или подкрепление рефлекса,—такой подкрепляющий результат действия является четким примером обратной связи. Подкрепление, однако, является особым видом обратного воздействия, которое не следует отождествлять с обратной связью, включенной в систему Т-О-Т-Е. Их различия таковы: (1) подкрепляющая обратная связь должна усиливать что-то, в то время как обратная связь в схеме Т-О-Т-Е осуществляет акт сличения; (2) подкрепляющая обратная связь рассматривается как определенный раздражитель (например, пища), в то время как обратная связь в Т-О-Т-Е может быть раздражителем, или информацией (например, знанием результатов), или регуляцией (например, инструкцией); (3) подкрепляющая обратная связь часто рассматривается как фактор, «снижающий потребность» организма, в то время как обратная связь в Т-О-Т-Е не имеет подобного значения (см. гл. IV).

Когда процесс Т-О-Т-Е завершен—операция выполнена, проба дала удовлетворительные результаты, реакция завершена,— организм может достичь более благоприятного состояния. Возможно, правильно, что система Т-О-Т-Е, которая успешно завершается в данной ситуации, имеет тенденцию повторяться с возрастающей вероятностью, хотя такая связь не является обязательной. Поэтому возможно обсуждать Т-О-Т-Е в терминах подкрепления. Тем не менее Т-О-Т-Е включает значительно более общее представление об обратной связи. Понятие подкрепления представляет важный шаг вперед от рефлекторной дуги к петле обратной связи, однако в теории поведения нужны еще более смелые шаги, чтобы продвинуться за пределы описания простых экспериментов по выработке условных рефлексов.

Возможно, окажется необходимым внести изменения в основной тип Т-О-Т-Е как гипотезу, поэтому в целях настоящего обсуждения мы будем продолжать рассматривать схему, изображенную на рис. 1, скорее как гипотезу, чем как факт. Однако важность значения этой ги-

36

потезы для общих положений нашей книги не должна быть упущена. Она представляет собой описание в сжатой форме связи между Образом и действием, которое мы выполняем. Т-О-Т-Е представляет собой основную схему, в которую укладываются наши Планы; фаза «опробования» Т-О-Т-Е включает определение того, какие знания необходимы для сравнения, а операционная фаза представляет собой то, что организм делает в соответствии с этим. Последнее часто может включать открытые, видимые действия. Таким образом, рис. 1 воспроизводит задачу, поставленную в главе I. Каким же образом План связывает представления (Образ) организма о самом себе и окружающем его мире с действиями, реакциями, поведением, которые организм производит?

Посмотрим, что мы должны сделать, для того чтобы распространить эту идею на некоторые важные проблемы. Одно из первых затруднений, не слишком большое,— это определить более точно, что мы подразумеваем под «несоответствием» (рассогласованием), которое выявляется на стадии первоначальных проб. Почему бы нам не говорить о наличии простого различия, а не «рассогласования»? Ответ не является глубоким: мы просто не хотим заниматься описанием системы Т-О-Т-Е, в случаях когда организм улавливает различие и когда он не улавливает таких различий. Когда схема Т-О-Т-Е используется для описания сервомеханизмов, например, очень важно разграничить «положительную» и «отрицательную» обратную связь, но, ввиду того что мы прежде всего интересуемся обратной связью при регуляции, такие вопросы не являются существенными. Вряд ли стоит рассматривать все эти варианты как различные элементы анализа, очевидно, проще рассматривать их все как примеры более общего типа механизма, «чувствительного к несоответствию» '.

Второе затруднение—несколько более серьезное — заключается в вопросе, каким образом из системы Т-О-

' Понятие механизма, «чувствительного к несоответствию», кажется авторам связанным с концепцией «познавательного диссонанса» Фестипгера, но мы не пытаемся исследовать или развить эту возможную связь. См. Leon Festinger, A Theory of Cognitive Dissonance, Evanston: Row, Peterson, 1957.

37

Т-Е мы можем прийти к целой иерархической структуре поведения, на важность которой мы указывали в главе I. Как можно примирить два понятия — обратная связь и иерархия? Один из методов комбинирования компонентов обратной связи в иерархию был описан Д. М. Мак-Кэем \ который предположил, что последствия операционной фазы в одном компоненте представляют собой стимул для действия сличающего механизма второго компонента; согласно предположению Мак-Кэя, существует ряд таких компонентов обратной связи, каждый из которых представляет более высокий уровень абстракции от внешней действительности. Хотя схема Мак-Кэя является очень остроумной, мы вынуждены признать, что несколько иной метод построения иерархии будет лучше служить целям психологического описания. Центральное положение метода, принятого на этих страницах, заключается в том, что операционные компоненты схемы Т-О-Т-Е сами могут быть элементами этой схемы. Иначе говоря, схема Т-О-Т-Е включает как стратегические, так и тактические элементы поведения. Таким образом, операционная фаза системы Т-О-Т-Е более высокого порядка может сама состоять из цепи других подобных же систем, а каждая из последних в свою очередь может содержать вновь ряды таких же подчиненных единиц и т. д. Поскольку этот метод применения одной и той же схемы описания для высших, стратегических элементов и для низших, тактических элементов может вызвать недоразумения при первом знакомстве, мы рассмотрим соответствующий пример.

Р. С. Вудвортс показал, что часто акты поведения состоят из двух стадий 2. Вудвортс называет их «двухфазными двигательными актами». Первая фаза является подготовительной, или мобилизующей; вторая — результативной, или удовлетворяющей. Чтобы прыгнуть, вы прежде всего сгибаете бедра и колени, а затем с силой разгибаете их, сгибание подготавливает к прыжку. Чтобы взять предмет, сначала вы разжимаете кисть, а

1 D. M. MacKay. The Epistemological Problem for Automata, в: С. Е. Shannon and J. McCarthy, eds. Automata Studies, Princeton: Princeton University Press, 1956, p. 235—251.

2 Robert S. Woodworth, Dynamics of Behavior, New York, Holt, 1958, p. 36.

38

затем сжимаете ею предмет. Нужно открыть рот, прежде чем откусить кусок хлеба, нужно отвести руку назад, прежде чем ударить, и т. д. Указанные две фазы — это совершенно различные движения, хотя они, несомненно, выполняются как единое действие. Если раздражение адекватно, для того чтобы вызвать движения, прежде всего надо осуществить подготовительный процесс проб, а когда он завершается, возникают условия для осуществления результативной системы проб и соответствующее действие выполняется. Многие из этих двухфазных планов Забивание являются повторяющимися: за- гвоздя

вершение второй фазы в свою оче- / \

редь создает стимулы, показывающие, / \

что вновь возможно осуществление / \

первой фазы, так что устанавливает- / \

ся чередование двух фаз, как это про- Подъем Удар исходит при ходьбе, беге, жевании, питье, подметании, шитье и т. д. Рис. 2. Забивание

Мы хотим особо подчеркнуть фор- гвоздя как иерархи-мирование «двухфазной» системы Т- ческое действие. О-Т-Е, состоящей из двух более простых элементов. Рассмотрим в качестве примера забивание гвоздя.

В качестве выполнения Плана забивание гвоздя, конечно, имеет две фазы — подъем молотка и удар по гвоздю. Мы можем изобразить это в виде дерева или иерархии, как на рис. 2. Однако, если нам потребуются детали, изображение забивания гвоздя на рис. 2 как простой комбинации, содержащей два элемента, несомненно, является слишком упрощенным. Оно не говорит нам, например, как долго продолжается забивание. Что здесь является поводом к прекращению действия? Для этой цели мы должны выделить фазу проб, как на рис. 3. Схема на рис. 3 должна показать, что, когда система Т-О-Т-Е, которую мы называем «забиванием», регулируется, удары молотком продолжаются до тех пор, пока шляпка гвоздя не сравнивается с той поверхностью, в которую мы его забиваем. Когда проверка показывает, что гвоздь вбит, регуляция переносится на другие элементы. Однако теперь мы, очевидно, потеряли представление об иерархической структуре. Иерархия восстанав-

39

ливается, когда мы глядим на прямоугольник с надписью «Молоток», так как там мы обнаруживаем две системы Т-О-Т-Е, каждую со своей собственной пробой, как показано на рис. 4. Когда две такие системы, объединенные на рис. 4, включаются в операционную фазу на рис. 3, результатом является иерархический План забивания гвоздей, который показан на рис. 5.

Рис. 3. Забивание гвоздя как система Т-О-Т-Е. Если это

описание забивания гвоздя является правильным, мы

должны ожидать, что последовательность событий будет

разворачиваться следующим образом:

Сверка положения гвоздя (шляпка торчит) — Сверка положения молотка (молоток опущен) — Подъем молотка—Сверка положения молотка (молоток поднят) — Удар по гвоздю—Проба молотка (молоток опущен)— Сверка положения гвоздя (шляпка торчит) — Сверка положения молотка.

И так далее, пока проба гвоздя не покажет, что его шляпка сравнялась с поверхностью; в этот момент регуляция переносится в другое место. Таким образом, система Т-О-Т-Е достаточно легко раскладывается на координированную последовательность проб и действий, хотя лежащая в ее основе структура, организующая и координирующая поведение, сама по себе является иерархической, а не просто последовательной.

40

Рис. 4. Пунктирная линия показывает, как две простые схемы Т-О-Т-Е объединяются, образуя операционную фазу более сложной системы, изображенной па рис. 3.

Рис. 5. Иерархический План забивания гвоздей.

41

Может показаться не вполне разумным анализировать движения, участвующие в забивании гвоздей подобным образом. Однако лучше забавлять читателя, чем запутывать его. Эти схемы лишь иллюстрация тоги, как несколько простых систем Т-О-Т-Е, каждая со своей петлей «проба-операция-проба» (test-operate-test), могут быть включены в операционную фазу более сложной системы с собственными аналогичными связями. Без такого объясняющего примера могло бы быть неясно, как эти кольца, замкнутые в более сложные системы колец, могут образовывать иерархии.

Более сложные Планы — Вудвортс называет их «полифазными двигательными элементами»—могут быть подобным же образом описаны как системы Т-О-Т-Е, построенные из субпланов, которые сами являются подобными же системами. Птица может взлететь, сделать несколько взмахов крыльями, полететь парящим полетом, прекратить взмахи крыльями, выпрямить конечности и приземлиться на них. Все действие возникает как единое целое, регулируется единым Планом, составленным, однако, из нескольких фаз, каждая из которых имеет свой собственный Плац, который в спою очередь может состоять из субпланов и т. д.

Обратите внимание на то, что именно операционная фаза этой системы раскладывается на ряд других подобных же систем. Если бы мы захотели сохранить схему Т-О-Т-Е в том виде, как она показана на рис. 1, мы не смогли бы использовать ее для построения более сложных проб '. Таким образом, адекватные пробы расцени-

1 Причина, по которой система Т-О-Т-Е па рис. 1 может быть расширена только за счет своей операционной фазы, чисто формальна и может быть показана посредством простого расчета. С пробой па рис. 1 связано четыре стрелки две стрелки связаны с Операцией и две стрелки связаны с Т-О-Т-Е в целом. Поэтому, если эта система с двумя стрелками используется для формирования компонента другой подобной же системы, образуемый ею компонент должен быть Операцией с ее двумя стрелками, а пе Пробой с четырьмя стрелками. Однако возможно, что жесткие ограничения, подобные этим, являются, вероятно, нереальными, оправданными только в целях дидактического упрощения. Всякий, кто изучал иерархически организованные программы, составленные Ныоэллом, Шоу и Саймоном для

42