> ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБАЗОВАНИЮ АДМИНИСТРАЦИЯ ОРЛОВСКОЙ ОБЛАСТИ ОРЛОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ РОССИЙСКАЯ АССОЦИАЦИЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ, ПРЕПОДАВАТЕЛЕЙ И УЧИТЕЛЕЙ РИТОРИКИ ЦЕНТР ФИЛОЛОГИЧЕСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ ОБРАЗОВАНИЯ МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ РУССКАЯ РЕЧЬ В СОВРЕМЕННОМ ВУЗЕ Сборник материалов Пятой международной научно-практической интернет-конференции 20 ноября 2008 г. - 20 января 2009 Орел 2009

УДК 808.2: 378.1

ББК 81.411.2: 74.58

Р 89

Р 89 Русская речь в современном вузе: Материалы Пятой международной научно-практической интернет-конференции /Отв. ред. д.п.н., проф. Б.Г. Бобылев. 20 ноября 2008 - 20 января 2009 г., ОрелГТУ. – Орел:ОрелГТУ, 2009 – 262 с.

В сборник научных трудов вошли работы ученых России, Беларуси, Казахстана, Польши и Чехии.

Рассматриваются вопросы изучения и использования русской речи в современном вузе по следующим направлениям:

• 1Речевая деятельность: теоретические и практические аспекты.
• 2Формирование языковой и коммуникативной компетенции студентов в процессе преподавания речеведческих дисциплин.
• 3Русская речь как средство воспитания.
• 4Культура русской речи в преподавании нелингвистических дисциплин.
• 5Русская речь как средство межнационального общения.
• 6Риторическая культура преподавателя вуза.
• 7Лингвокультурологический аспект обучения речевой коммуникации
• 8Информационно-коммуникативные технологии в сфере преподавания русского языка
• 9Современная методология обучения русскому языку

Материалы конференции могут быть использованы в работе преподавателей вузов, колледжей, школ, а также научных работников, аспирантов и докторантов

Редакционная коллегия: Бобылев Б.Г. (отв. ред.), Артемов А.В., Ивеньтева Л.П.

УДК 808.2: 378.1

ББК 81.411.2: 74.58

ISBN 978-5-903804-08-5

© Коллектив авторов © ОрелГТУ

Раздел 1. РЕЧЕВАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И ПРАКТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ

ПОЗИЦИОННО-ЛЕКСИЧЕСКИЙ ПОВТОР В СИСТЕМЕ ЭКСПРЕССИВНЫХ СИНТАКСИЧЕСКИХ КОНСТРУКЦИЙ

А.А. Аладьина, М.Е. Минайдарова

Таразский государственный

педагогический институт

Республика Казахстан, г. Тараз

Статья посвящена позиционно-лексическому повтору, который рассматривается как многомерная, многоаспектная единица синтаксиса. Особое внимание уделяется позиционно-лексическому повтору.

The article is devoted to the positional- lexical repetitions, which is considered as a complex unit of syntax. The particular attention is paid to the positional- lexical repetitions from the point of view of actual division of sentences.

Термин «позиционно-лексический повтор» введен в лингвистический обиход А.П. Сковородниковым. Сущность позиционно-лексического повтора состоит в том, что в синтаксической конструкции (предложении или сложном синтаксическом целом) повторяется (чаще всего – дважды, но возможно и большее число раз) синтаксическая позиция или комбинация синтаксических позиций (в том числе и предикативная единица) с одним и тем же лексическим наполнением. Иными словами, позиционно-лексический повтор – это такая разновидность повтора, которая предполагает однородность повторяемых синтаксических позиций и тождество их лексического наполнения. Речь идет о повторении именно синтаксических позиций, а не членов предложения в традиционном их понимании, поскольку, как известно, целостность последних может совмещаться с явлением повтора словоформы.

Из понятия позиционно-лексического повтора, как понятия стилистического синтаксиса, А.П. Сковородников исключает повторы, на основе которых формируются так называемые сложные слова. За пределами позиционно-лексического повтора остаются облигаторные повторы одинаковых словоформ в функционально-устойчивых оборотах, например, в сказуемых (прорвался так прорвался, удружил так удружил); облигаторные повторы одинаковых словоформ в диалогических репликах (-Длинно! – Что за длинно!... – Немножко опоздал. ); облигаторные повторы одинаковых словоформ в монологической конструкции (обусловленные разными семантическими и грамматическими факторами) (1, 108). Все эти ограничения обусловлены тем, что позиционно-лексический повтор как экспрессивная стилистико-синтаксическая единица (прием) отличается от повтора грамматического, строевого факультативностью, необязательностью повторения элемента с точки зрения передачи основной, предметно-логической семантики высказывания. В этом смысле конструкции с позиционно-лексическим повтором следует отнести к избыточным, поскольку в них имеет место неоднократная передача одной и той же информации. В то же время избыточность конструкций с позиционно-лексическим повтором оправданна, так как связана с выражением дополнительной информации («сверхинформации») экспрессивного характера.Так, в нижеследующих примерах повторы, избыточные с точки зрения выражения основной, предметно-логической информации, способствуют передаче эмоционально-экспрессивных значений: 1)– Подушку-то, подушку-то мараешь! Самой стирать!... – Выстираю! Выстираю, кривоносик! А два ребра мои будут! Мои! Мои!(Шукшин.Микроскоп; 1,88).

Таким образом, соотносительность параллельных конструкций с позиционно-лексическим повтором и конструкцией без такого повтора основана на тождестве передаваемой ими предметно-логической информации и различии в сфере прагматической (субъективно-модальной и эмоционально-экспрессивной) семантики.

При глобальном рассмотрении явления повтора его разновидности выделяются либо с учетом того, что повторяется (к какому языковому уровню принадлежит повторяющаяся единица), либо с учетом того, как повторяется (какое место занимает повторяющаяся единица в структуре высказывания). Реализация первого подхода дает такие разновидности повтора, как звуковой повтор, лексический (словесный), грамматический (повтор морфем, конструкций), семантический. Реализация второго подхода дает такие разновидности повтора, как простой (непосредственный) повтор, обрамление, подхват, анафора, эпифора и некоторые другие.

К факторам, в наибольшей степени влияющим на экспрессивность повтора, следует отнести контактность/неконтактность повторяющихся единиц, т. е. нахождения их в смежных позициях или в несмежных; принадлежность повторяющихся единиц к низшему синтаксическому уровню (уровню словоформ и словосочетаний) или к высшему (уровню предикативных единиц) (1,110).

А.П. Сковородников выделяет четыре разновидности конструкций с позиционно-лексическим повтором (в их градационной последовательности) с учетом степени их экспрессивности: 1) контактный повтор предикативных единиц (предложений); 2) контактный повтор непредикативных единиц словоформ, словосочетаний); 3) неконтактный повтор предикативных единиц; 4) неконтактный повтор непредикативных единиц.

А.П. Сковородников указывает на еще один общий фактор, влияющий на экспрессивность повтора вне жесткой зависимости от индивидуального контекста: количество повторений в синтагматическом ряду. Наиболее массовый случай – парный повтор (удвоение): 1) Смородин обнял жену, стал успокаивать. – Зоя, Зоя… ну, что ты? Что ты? Перестань, люди сбегутся. Люди же сбегутся! … (Шукшин. Пьедестал; 1,217). В общем случае многократные повторы экспрессивнее парных повторов, что отражается в их стилевой прикрепленности (они используются в публицистических и художественных текстах по преимуществу). Учет этого третьего, количественного фактора позволяет детализировать классификационный ряд, выделяя внутри каждой из четырех разновидностей позиционно-лексического повтора парный и многократный повторы.

Таким образом, полный классификационный ряд можно представить алгоритмом:

Позиционно-лексический повтор

предикативных единиц непредикативных единиц

контактный неконтактный контактный неконтактный

парный, парный, парный, парный,

многократный многократный многократный многократный

Что касается таких качественных сторон повтора, как принадлежность повторяющихся единиц к той или иной части речи, к тому или иному типу предложений, а также характер лексического наполнения повторяющихся единиц, то они влияют не столько на степень экспрессивности повтора, сколько на его значение (семантику) и должны учитываться при установлении типизированных речевых функций позиционно-лексического повтора.

В литературе по актуальному членению предложения повтор обычно не упоминается среди средств перегруппировки или выделения компонентов актуального членения. В то же время во многих работах, посвященных повтору, отмечается его усилительно-выделительная функция (2;17); причем некоторыми авторами она считается основной. В ряде случаев характеристика функциональной стороны повтора вплотную подходит к уяснению его роли в актуальном членении предложения. Так, например, В.П.Летучева видит основную функцию лексического повтора в том, что он «выделяет, подчеркивает важное для высказывания слово, акцентирует на нем внимание»(3.34). Очевидно, что такая квалификация роли повтора в предложении (высказывании) должна быть так или иначе связана с функциональной перспективой последнего.

1. Повтор выделяет, подчеркивает часть ремы. Например: 1) Надо бы догадаться: не поймет ведь она, не поймет народного творчества. (Шукшин. Чудик; 1,76). Повторяется не любая часть ремы, а логически наиболее выделенная, обладающая наибольшей степенью «коммуникативного динамизма» (1, 115). Выделенность части ремы очевиднее при чистом повторе, не осложненном задачами уточнения или распространения высказывания или его части. При повторе, осложненном введением новых, уточняющих или распространяющих компонентов (такие повторы преобладают), выделенность части ремы несколько ослабевает, но неодинаково в разных типизированных случаях.

Наибольшая степень выделенности ремы сохраняется в конструкциях с позиционно-лексическим повтором, участвующим в уточняющем противопоставлении. Например: 1) – Я не так скажу… Ты слушай сюда! Слушай сюда! – Ну?Ну?Ну? – Да не «ну» - слушай! Я рубил баню Дарье Кузовниковой… (Шукшин. Танцующий Шива; 1, 248). Еще меньше выделенность компонента ремы ощущается тогда, когда повтор в пределах предложения или сложного синтаксического целого значительной протяженности выполняет присоединительно-распространяющую функцию. Например: Странно, однако, что деревенские после всего этого в Санькину историю полностью поверили. Поверили и часто просили рассказать, как он гужевался в городе три дня и три ночи. И смеялись (Шукшин. Версия; 1,294).Часто такой присоединительно-распространяющий позиционно-лексический повтор со структурно-семантической точки зрения носит облигаторный характер, обусловливая самую возможность данного синтаксического построения. Такие повторы принадлежат не столько экспрессивному, сколько строевому синтаксису (синтаксису текста).

2. Менее частотными, но все же достаточно распространенными являются те случаи, когда позиционно-лексический повтор выделяет, подчеркивает рему в целом. Как и при выделении части ремы, здесь возможны «чистые» повторы, приводящие к наибольшей выделенности ремы (1), и повторы, осложненные уточняющими и распространяющими элементами (2). Например: 1. – Да нет, даже не в этом дело! – Редактор встал и прошелся по кабинету. – Не в этом дело. Что это даст? Что она даст? Что она опомнится и вернется к вам? (Шукшин. Раскас; 1,60).

3. К явлениям редким, нерегулярным, причем встречающимся главным образом в художественных текстах, относится повтор темы или, реже, ее части.

Таким образом, основная функция позиционно-лексического повтора – усилительно-выделительная – позволяет рассматривать его как дополнительное средство выделения компонентов актуального членения высказывания. Типизированными функциями позиционно-лексического повтора как средства актуального членения являются: выделение ремы или ее части; выделение темы или ее части; при этом выделение ремы или ее части характеризуется большей частотностью, чем выделение тематического компонента.

Литература:

1. Сковородников А.П. Экспрессивные синтаксические конструкции современного русского литературного языка. – Томск, 1981.
2. Акимова Г.Н. Новое в синтаксисе русского языка. – М., Высшая школа, 199 с.
3. Летучева В.П. Лексический повтор в актуальном членении предложения// Филологические науки, 2002, № 2.

Ангелина Алексеевна Аладьина, канд. филол. н., доцент

Мария Естаевна Минайдарова, канд. пед.н., доцент

факс: 8-7262 435806

О «ПРОРАСТАНИИ» ХУДОЖЕСТВЕННОГО ОБРАЗА

Г.Д. Ахметова

Забайкальский государственный

гуманитарно-педагогический университет

им. Н.Г. Чернышевского

Россия, г. Чита

Доклад посвящен анализу художественного образа в аспекте его «прорастания», т.е. композиционного развертывания в тексте рассказа В. Распутина «Наташа». Подобный анализ образа является важнейшим аспектом интерпретации текста.

The report is devoted to the character analysis in the perspective of its «germination» that is composition development in the story «Natasha» by V.Rasputin. Such analysis of the character is the most important aspect of the text interpretation.

Образ словно бы «прорастает» сквозь текст, его «прорастание» довольно трудно уловить, но именно этот анализ и составляет один из важнейших аспектов интерпретации произведения. Образ нельзя сравнить с матрешкой, потому что дополнительные коннотации не надеваются последовательно друг на друга, а происходит именно сращивание и прорастание различных коннотаций. Живые словесные ряды состоят из разнообразных языковых средств – звуков, слов и т.д. И в том случае, когда речь идет об употреблении языковых средств в качестве композиционных компонентов (словесных рядов), а не о строе, - именно в этом случае можно говорить о живом образе.

В качестве аналогии рассмотрим изменение образа человека – от юного образа к старческому. Образ меняется медленно, постепенно. Прорастают и углубляются морщины, меняется цвет лица, а также цвет волос и т.д. Образ может измениться до неузнаваемости. И вместе с тем – это вовсе не маска, надетая на прежнее лицо, потому что для восстановления первоначального облика недостаточно просто снять маску. Первоначальный облик смутно проглядывает сквозь наслоения прожитых лет. Так в художественном произведении сквозь живые словесные ряды можно увидеть меняющийся живой образ.

Обратимся к рассказу В. Распутина «Наташа», в котором реальность тонко переплетается с вымыслом. Главный герой (он же рассказчик), оказавшийся в больнице, встречается с девушкой-медсестрой. Вначале он не может вспомнить ее, но потом приходят воспоминания о том, как они когда-то летали с этой девушкой, поднимались в воздух и летали. И вот когда герой уже собрался рассказать девушке, что вспомнил ее, она исчезает из его жизни. Он узнаёт, что она уволилась из больницы и уехала из города. Сухое перечисление названных нами основных событий не дает представления об эмоциональной стороне повествования, о той легкой грусти и в то же время высоком свете, которыми пронизан рассказ, а также образ Наташи.

Образ девушки впервые вводится в текст просто и прямолинейно: «Там, в больнице, я снова встретил Наташу». Однако образ ее не прорисован, нет описания внешнего вида, нет ее размышлений. Облик пока очень смутно просматривается. Можно отметить словесные ряды, с помощью которых вводится образ Наташи: странное соединение сна – самого замечательного – детской непосредственностью – что-то было особое. Для этих словесных рядов характерна отвлеченность, возвышенность, необычность. Однако последующее описание внешнего облика девушки становится конкретным, даже несколько приземленным, реалистическим: «Совсем еще молоденькая девушка, рослая и пухлая, но в пухлости своей какая-то вся аккуратная, без излишеств». Ведущими мотивами ее образа становятся доброта и смущение: цветущим добротой лицом – она вдруг покраснела и смутилась – оглянулась с робкой и обнадеживающей улыбкой – словно сама душа затеплялась в тебе счастливым ответным смущением – перед робостью Наташи робели почему-то все – молчаливая, стеснительная и безответная Наташа.

Слово «душа», появившееся в повествовании, возникает еще раз: «исправно и с душой исполняющая свои обязанности». Словесный ряд развивается, но в тексте проявляется «точечно», отдельными мазками. Неведомый внутренний мир девушки не раскрывается, потому что два разных Мира – реальный и нереальный – не могут быть понятны всем людям. Об этом и говорит рассказчик-герой: «Пожалуй, на нее смотрели как на человека немножко не от мира сего, на одну из тех, без странностей, причуд и наивных глаз которых мы, люди мира сего, давно свихнулись бы в своем могучем поживательстве и пожинательстве, давно свернули бы себе шею, если бы нас не останавливало их робкое непонимание». Слова «странностей» и «робкое» становятся ключевыми для описания образа Наташи, девушки со странной и робкой душой. Эти слова, сливаясь в повествовании, видоизменяются в другие словесные ряды, в другие стилевые потоки: тихо и незаметно – всё во мне замирало перед озарением. Земное и неземное по-прежнему рядом: «Лицо ее озарялось уже не краской смущения, а волнением только ей одной лишь доступного чувства. Затем я снова замечал ее взгляд на себе – то пытливый и проницательный, вызывающий тревогу, то отсутствующий, с потерянной мыслью, то быстрый, настороженно-лукавый…»

Первая часть рассказа заканчивается полным узнаванием девушки, рассказчик, наконец, вспоминает ее: «В сумерках ее фигура показалась мне выше и легче, точно парила в воздухе. <…> - Наташа, я вспомнил, вспомнил… мы летали…»

Вторая часть рассказа – это воспоминания о странной встрече с девушкой. Появляются новые словесные ряды, одновременно связанные и с образом Наташи, и с образами Байкала, неба, солнца: «Прямо передо мной Байкал, широким и стремительным выносом уходящий вдаль и там подымающийся в небо, слева Ангара, внизу, под горой, мой домишко, из которого я был позван сюда неведомой, повелительной силой. Солнце, небо чистое и глубокое…»

Вновь, второй раз, появляется описание девушки. Но оно отличается от того, которое дано было вначале: «Она в простеньком, плотно облегающем ее летнем платье и босиком, светлые волосы свободно распущены по плечам – если бы не босые ноги, в ней нет ничего необычного». Вот почему герой-рассказчик так долго не мог вспомнить девушку – в ней не было ничего необычного. Следующий словесный ряд – «лицо озаряется светом». О душе нет ни слова, но именно об этом идет речь в повествовании: еще заметней стала его дальняя вознесенность к небу – солнечный свет сильным порывом подхватывает меня и возносит высоко вверх – я вижу и слышу все и чувствую себя способным постичь главную, все объединяющую и все разрешающую тайну».

Тайна, с которой начался рассказ, появляется и в конце. Невозможно раскрыть то, что не объясняется простыми словами. Девушка исчезла из жизни главного героя. Исчезла так же странно, как и появилась.

Фраза «Но она сказала: я буду приходить» оставляет надежды на встречу.

Для словесных рядов, лежащих в основе языковой композиции рассказа В. Распутина и динамично развивающихся, характерна простота как в плане лексики, так и в плане грамматики. Словесные ряды крепко «держатся» языковой композицией, которая и представляет собой их динамическое развертывание и потому тоже является изменчивой и динамичной. Изменчивая языковая композиция в то же время не «рассыпается», потому что, в свою очередь, «держится» порождающим ее образом автора. Можно предположить, что в каждом художественном произведении в недрах языковой композиции скрыт неявный рассказчик, часто представленный в обобщенном духовном образе «мы».

Литература:

Распутин В. Дочь Ивана, мать Ивана. Серия «Русская классика ХХ

Века». – М., 2005. – 640 с.

Галия Дуфаровна Ахметова, д-р филол. н., профессор

E-mail: [email protected]

СТРУКТУРНАЯ СХЕМА «КОМУ ДУМАЕТСЯ ЧТО»,

ЕЁ ЛЕКСИЧЕСКОЕ НАПОЛНЕНИЕ И РЕЧЕВАЯ РЕАЛИЗАЦИЯ

Н. А. Бородина

Елецкий государственный

университет им. И.А. Бунина

Россия, г. Елец

Данная статья представляет собой попытку описать компонентный состав структурной схемы «кому думается что», её лексическое наполнение и те видоизменения, которым данная схема подвергается в процессе речевой реализации.

The author makes an attempt to describe the component structure of the structural scheme “somebody thinks something”, its lexical filling and modifications in the process of the speech realization.

Под структурной схемой простого предложения мы понимаем синтаксический знак, означаемым которого является типовая пропозиция как смысловой конструкт отражённой в сознании ситуации, а означающим – те словоформы, которые маркируют компоненты пропозиции, субъектив и предикатив с синтаксическими местами последнего [1, 8; 5, 26].

Материалом исследования послужили произведения художественной литературы, созданные Л. Андреевым, Б. Васильевым, В.М. Гаршиным, М.Е. Салтыковым-Щедриным, А.Н. Толстым и др., а также книги из серии «Жизнь замечательных людей». Проанализировав 17 источников способом сплошной выборки, нами было выявлено более 130 высказываний, в основе которых лежит структурная схема «кому думается что». Она значительно продуктивнее, например, по сравнению с синонимичной схемой «кому думается о чем», которая в нашей выборке представлена только 3 примерами: Мне, если уж на то пошло, о многом тогда думалось (И.Ф. Кунин. Римский-Корсаков).

Выделенная нами схема трехкомпонентна.

Субъект мыслительной деятельности представлен дательным падежом, который характеризуется Т.И. Певневой как «пространство души, пространство думанья». В предложениях типа Ивану часто вспоминается море «отражаются знания говорящего о том, что происходит в человеке», в них человек представлен «изнутри», «как объект, рассматриваемый как бы при многократном увеличении» [8, 54]. В лексическом наполнении субъектного компонента употребляются личные имена или их субституенты: Алексею вспомнилось летящее выше леса пламя над рухнувшей церковкой, над заживо сгоревшими, и на озаренном снегу – этот, заламывающий руки (А.Н. Толстой Петр Первый); Ему припомнились далекие солнечные дни в Нижнем (М.С. Колесников. Лобачевский). Не исключены и метонимические замены в процессе вербализации субъекта, когда он представлен наименованием не личного имени, а наименованием органа мыслящего существа – фактического производителя мыслительной деятельности, мозга: Машинка монотонно и усыпляюще стучала, покрикивал хозяин – и все одна и та же картина представлялась усталому мозгу Сазонки: как он приходит к Сенисте и подает ему гостинец, завернутый в ситцевый каемчатый платок (Л. Андреев. Гостинец). Исследователи, как правило, отмечают специфический характер данной реализации субъекта, который заключается в том, «... дательный субъекта, в отличие от именительного субъекта, всегда употребляется в конструкциях, которым присущ оттенок пассивности, независимости происходящего от воли субъекта» [4, 188; см. также 1, 155; 5, 78].

Структурообразующий компонент представлен такими глагольными лексемами как представиться (`явиться в мысли, в воображении`), казаться (`представляться`), чудиться (`казаться, мерещиться`), думаться, подуматься (`представляться, казаться`), помниться (`сохраняться, удерживаться в памяти, не забываться`), вспомниться (`возобновиться в памяти`), запомниться (`сохраниться в памяти`), припомниться (`прийти на память`). Например: Теперь ему думалось, что на озеро непременно налетят враги (С. Сергеев-Ценский. В снегах); Мне чудилась широкая черная река с обрывистыми берегами, совершенно не похожая на настоящий Дунай, каким я его увидел потом (В.М. Гаршин. Из воспоминаний рядового Иванова); И вспомнилась мне одна сыроежка в лесу, где я постоянно грибы собираю (М. Пришвин. Старый гриб). Помимо однословных предикатов в данных структурных схемах могут использоваться и описательные предикаты приходить в голову, приходить на память: Когда первый раз я увидел его за этим занятием, мне пришло в голову, что еда есть дело безнравственное (Л. Андреев. Мысль).

Возвратность глаголов, формирующих описываемую структурную схему, падежная форма вербализации субъекта мыслительной деятельности говорит о том, что схема является знаком ярко выраженной пассивности, инволютивности и субъекта и самого процесса мыслительной деятельности, его неожиданности, а иногда и нежелательности для субъекта. Подтверждение этому можно найти в работах таких исследователей, как, например, Г.А. Золотова [3, 126], С.Д. Кацнельсон [6, 62], О.И. Москальская [7, 41] и др.

Третий компонент данных структурных схем – делибератив, словоформа, обозначающая «лицо, предмет, событие, являющееся объектом интеллектуальной деятельности» [2, 144]. В структурной схеме «кому думается что» он маркирован именительным падежом существительного или местоимения: Вспоминались Алексею дом, и жена, и дети, и товарищи, – которые уцелели из них! – и тощие пензенские поля – песок и суглинок, и рыжий старшина роты, как он, бывало, все ворчал: «Едоков в роте много – вояк, погляжу, мало», и виселицы на перекрестке дорог, и синие ноги над травой – «а я тут лежу на чужой перине, прохлаждаюсь», – и дым над полями и селами, как горела земля и становилась черной, сморщенной, горькой... (Б. Горбатов. Алексей Куликов, боец). Позицию объекта мыслительной деятельности в нашей структурной схеме может занимать и предикативная единица, маркирующая различные события, ставшие предметом размышлений, раздумий, тревог: И тут же ей вспомнилось, что на нем ничего не было, кроме халата да туфлей, из которых одна была найдена под окном, и что всю прошлую ночь, как на грех, не переставаючи шел дождь (М.Е. Салтыков-Щедрин. Господа Головлёвы).

Анализ речевой реализации структурной схемы «кому думается что» показал, что инвариант схемы, представленный настоящим временем предикатива, нашёл применение в 22% высказываний: Порой мне с удивительной ясностью вспоминаются вечера моего раннего детства (Б.Васильев. Летят мои кони...).

Материал нашей картотеки не позволил сделать вывод о богатстве речевых видоизменений нашей схемы. Грамматическая модификация, как правило, представлена, прежде всего, формой прошедшего времени (76% высказываний): Ему представлялась его семья, мать... дивная, какая-то вся прозрачная, турчанка с длинными, заостренными ресницами над древними, медленно разгорающимися глазами (В. Иванов. Близ старой Смоленской дороги). Высказывания с предикативом в форме будущего времени единичны (2% высказываний): Всю жизнь, и чем дальше, тем больше, будут ему вспоминаться пенье птиц и колокольные звоны, северные леса и озера, тихвинские обычаи и тихвинские предания (И.Ф. Кунин. Римский-Корсаков). Модификации, представленные волюнтивным наклонением глагола, отсутствуют, что объясняется самой спецификой структурной схемы и морфологической природой её структурообразующего компонента. Не представлены также видоизменения схемы формами сослагательного наклонения, хотя теоретически такая модификация вполне возможна, например, для выражения модальности желания. Ср: Мне хотелось бы чаще вспоминать детство.

Структурно-семантическая модификация схемы нашла отражение в эллипсисе субъектива, в нереализованной позиции субъекта (13% высказываний): Помнится ему маленький домик, спальня, в которой он спал против отца. Помнится красный ковер, висевший над отцовской постелью; каждый вечер, засыпая, он смотрел на этот ковер и находил в его причудливых узорах все новые фигуры: цветы, зверей, птиц, человеческие лица. Помнится утро с запахом соломы, которою топили дом (В.М. Гаршин. Ночь).

Фазовая и модальная модификации схемы в нашем материале не представлены. Это объясняется, вероятно, двумя причинами: малым объёмом выборки и непродуктивностью таких видоизменений схемы, поскольку теоретически данные модификации не исключены, хотя лексически могут быть ограниченными.

Отрицательная модификация структурной схемы характеризуется введением в позиционную схему отрицательной частицы не: Ей не подумалось, как от него будет болеть шея, от этого мешка (В. Панова. Валя).

Позиционные схемы, в основе формирования которых лежит структурная схема «кому думается что», могут усложняться детерминирующими конструкциями, вводящими в типовую пропозицию дополнительные смыслы (27% высказываний). Такими смыслами являются `время` и `пространство`: Сейчас, когда я вот здесь смотрела с обрыва на заречные дали, мне вдруг вспомнилась одна наша факультетская лекция о Демокрите, греческом философе (В. Вересаев. Euthymia), Быть может, здесь Гумбольдту впервые пришла в голову мысль о «всеживленности» поверхности земли (В.А. Сафонов. Александр Гумбольдт).

Таким образом, в результате проведенного анализа мы выяснили, что структурная схема «кому думается что» не отличается частотностью функционирования, редко подвергается грамматическим модификациям, её структурно-семантическая модификация представлена эллипсисом субъектива. В процессе речевой реализации позиционная схема может усложняться введением отрицательной частицы не, детерминантными конструкциями. Эти особенности объясняются спецификой данной структурной схемы.

Литература

1. Волохина Г.А., Попова З.Д. Синтаксические концепты русского простого предложения. – Воронеж: ВГУ, 1999. – 196с.

2. Всеволодова М.В. Теория функционально-коммуникативного синтаксиса: Фрагмент прикладной (педагогической) модели языка. – М.: МГУ, 2000. – 502с.

3. Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. – М.: МГУ, 1998. – 524с.

4. Золотова Г.А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. – М.: КомКнига, 2005. – 352с.

5. Казарина В.И. Синтаксический концепт «состояние» в современном русском языке (к вопросу о его формировании). – Елец: ЕГУ имени И.А. Бунина, 2002. – 225с.

6. Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление. – Л.: Наука, 1972. – 216с.

7. Москальская О.И. Проблемы семантического моделирования в синтаксисе // Вопросы языкознания. – 1973. – №6. – С.33 – 43.

8. Певнева Т.И. Свойства субъектов и предикатов безличного предложения (на материале конструкций, описывающих явления природы и явления внутреннего мира человека): Дис. канд. фил. наук. – М., 1996. – 117с.

Надежда Анатольевна Бородина, аспирант

E-mail:[email protected]

МАКАРОНИЧЕСКИЙ ЯЗЫК БИЗНЕСМЕНА–БИЛИНГВА В РОССИИ

А. Б. Бушев

Филиал Санкт-Петербургского

государственного инженерно-экономического

университета в городе Твери

Россия, г. Тверь

Настоящий доклад посвящен феномену билингвальности в современном российском бизнесе (русский плюс английский, официально продекларированные международными компаниями в качестве кредо), влиянию феномена билингвальности на состояние современного русского языка.

The paper deals with phenomenon of bilingual organizational culture in international business and it shows its consequences upon the state of modern colloquial Russian.Thus the paper illustrates the vivid interplay of mentality and the language.

Социальные изменения в современном российском обществе вызывали невиданные изменения в разговорном русском языке. Современная беллетристика, где язык, по меткому выражению В. В. Виноградова, олитературивается, также не может не отражать эти изменения. Это, например, феномен сниженности, вульгаризации речи – мы называем его феномен новой разговорности. Это особая лингвоцентричная креативность разговорного языка - новый фольклор, отражением которого в какой–то мере являются реклама и эстрада. Это стандартизация и стереотипизация политического дискурса, дискурса масс-медиа, административного дискурса^[1]

.

Настоящая статья посвящена феномену билингвальности в современном российском бизнесе (русский плюс английский, официально продекларированные международными компаниями в качестве кредо), влиянию феномена билингвальности на состояние современного русского языка. Тем более что современная российская беллетристика потрудилась поставить прекрасный полевой материал – книги С. Минаева «Dyxless» и «The Телки».Главный герой указанных романов – билингвальный бизнес-профессионал, работающий в международной компании в Москве. Посмотрим на такую особенность его социолекта, как макароничность, варваризмы.

Разговорный язык вестеринизированных героев пересыпан английскими словами:

• - И ты собираешься уехать в Штаты?

- Еще пару лет, honey. Получу head of purchasing, осуществлю some investments и все. Быстро сделать карьеру и состояние можно только в России, you know, а делать investments и жить я хочу в America.

Американизм воплощают в его мире музыка, бренды, клубы, компании, экспаты, люди, живущие или застрявшие где-то in between.

Идеал карьеры для молодого менеджера мультинациональной компании типичен:

• Ты возглавишь какой-нибудь департамент Wall Mart, я продолжу работу в финансах в BONY, Citybank или JP Motgan Chase.

Язык как романа, так и героев воплощает их ценности. Это мир менеджмента, имеющего вестеринизированный флер.

• - Ты решил отменить совещание?

- Management meeting? Совещание? Нет, honey, солнце мое. Просто тут у меня …- you know- порезал десну. Да мне тут на reception desk … секретарши дали drug…из аптечки.

• Когда тебе дадут пост партнера, ты будешь исполнять same tricks.
• Это слишком overestimated проблема, - говорит одна из героинь подруге.
• А мы сегодня пойдем на фешн-шоу на «Веранду у дачи».
• Компания Вадима купила в сериале продакт-плейсмент для своих духов.
• Ленка. Я тебя умоляю. Все cool. Лена, relax, что такого произошло?
• Клавишей Escape мне служили книги, привезенные мамой из Russia.

Это компьютеризированный мир, мир дивайсов:

• В аттаче – текст статьи. Дома открываю почту, вытираю сотню писем спама. Отвечаю на какие-то каменты в своем ЖЖ.

Экспаты и люди мира – населяют мир мультинационального бизнеса.

Вот типичное воспоминание из детcких гламурного журналиста:

• Прикольные вещи из детства – вспоминается «Faserland”Кристиана Крахма. Хотел было выдать эту историю за свою. Да боюсь, не проканает за sweet memos.

Корпорация - это фабрика, где объектом производства служат продажи, маркетинг, бюджет, статус, дистрибуция, корпоратив, бонусы, клиненты, компании. Это мир, за который не грезится даже прыгнуть. Флажками этого мира являются маркет-ресерч, филд –репорт, сейлз, аутсорсинг. Обитатели его могут быть ироничны и полуобразованны даже в своей системе координат:

• Тренинг по тайм-менеджменту – это что за хе*ня такая!

Явственны противоречивость, амбивалентность думающего героя: «я очень хочу, чтобы здесь все изменилось. Чтобы гаишнику не нужно было давать денег, чтобы хорошие дороги, чтобы таможенники на прилете из Милана не выворачивали чемоданы, чтобы чиновник инее ассоциировался с вором, чтобы приход пожарника в офис не означал бы « бутылку коньяка и соточку зелени». Чтобы лицом русской моды был Том Форд, а не Зайцев, чтобы нашу музыку ассоциировали не с Пугачевой, а с «И-2», чтобы все угорали не над шутками Галкина или Коклюшкина, а над юмором Монти Пайтона»

Его кумиры находятся на Западе, в его речи отражаются пласты варваризмов, заимствований и англицизмов, являющихся синонимами престижности, продвинутости, знакомства с европейской культурой, потребления западных продуктов

• Prada Vogue caf, Chateau Margaux, Vuitton, Plaza Athenee, Nobu, ZIMA, галерея. Ибице, Chivas Regal, crystal Roederee, Челси – позывные тусовки, сигналы, посылаемые «продвинутым». Не обойтись без Wi Fi - для понимающего достаточно.

На страницах книги фигурируют персонажи гламура – Ян Шрагер и Стив Рабелл, Филипп Старк…

Сложные образцы игры слов, интертекста, часто макаронического – признак городской культуры современного российского мегаполиса:

• Как закалялся «style».
• Тяга к luxury
• Москва- город менеджеров на hold-е.
• Наш герой - Дуxless,на щите которого словно написано «Буду работать за еду и шмотки. А ниже логотип Dolche & Gabbana»

Перечислим брэнды, рекуррентно встречающиеся на страницах книги:

• Лаундж-зона, выдержанная в традициях парижского Costes
• Стрижка а-ля Джастин Тимберлейк, шампанское Ruinart, сапоги Gucci, вино Grigio от Livio Felluga
• Celin, Bacardi, Calvin Clein, кеды Converse, черный костюм Ralph Lauren, dries van Noten, Dirk Bikkenbergs, сумки Downtown YSL, туфли от Manolo Blahnic.
• Культовые фигуры тусовки – Хорст Вессель, Кристи Трамингтон., Кобейн, Ву- Танг Клан, Паблик Энеми,, Шенкенберг.

Здесь читают глянец – меню удовольствий GQ и Vogue, обсуждают клубные истории проектов в Европе и Штатах, party, night-people, spa-салон, сумки Tod’s, товары Pal Zelieri Paul & Shark и все эти нескончаемые cartier – tiffany- alainsilberschtain.

Мир глянца диктует жизненный стиль:

• Ты начинаешь свой день с кофе и неспешно выкуренной сигареты под Blur Pulp Radiohead, Cure, oasis, nirvana, Pearl jam, Smashing Pumpkins, Linkin park, garbage.
• Блокнот Moleskine
• Bosco Caf
• Темные очки Ray Ban Wraparound

Соответственны аллюзии:

• Из-за алчной неврастенички, вообразившей себя Хербом Ритцем.
• Западнические ассоциации
• А на полу валяется дубленка, как в том клипе у Боно из U-2
• Дальнейшее происходит как в боевиках Гая Риччи.
• Надо иметь силы, чтобы уйти а пике, - думаю я. – Как Джамирокуай…»

Наш герой - Хомо брэндикус. Он –англоман, если под этим понимать знатока современной американсокй музыкальной культуры.В голове играет Moby – “ We’re all made of stars”

Для нашего героя характернее совсем иной ассоциативный ряд:

• Двух молоденьких студентов, похожих на Кайли Миноуг
• На этом комплексе сидят все топ-модели: Кейт Мосс, наоми…
• Физиономия солиста A-Ha пола Ваактаара.
• Как в клипе satisfaction Benassi.
• Sex & The City =- Сара Джессика Паркер.
• Я похож на Джастина Тимберлейка, хотя мечтаю выглядеть, как Джим Моррисон. Мои кумиры – Курт Кобейн, Микки Рурк и Морриси. Ну еще немного Тупак Шакур. Нашу тусовку предал только Билли Коргна. Возродивший “ Smaskin Pumpkins”.
• Достаю из шкафа бутылку “Dewars”, залпом накатываю стакан. Вставляю в плеер диск с концертом Моррисси «Who put “M”in Manchester”

Мир музыки воспринимается как позывные: Земфира, МакSим, Shinead O’Connor, Cardigans, Bryan Ferri – теперь твои любимые исполнители, не говоря о George Michael.

Показательны аллюзии к фильмам

• Я хочу оказаться героем, которого играл Ривер Финикс в «Моем собственном Айдахо».

Западничество – манифест героя:

• Я не могу позволить себе, чтобы в моей машине на заднем сиденье валялась книга с названием «Комбат атакует» или «Спецназ выходит на связь». Я не смотрю бригаду. Не люблю русский рок. У мен нет компакт-диска Сереги с «Черным Бумером». Я читаю Уэльбека, Эллиса, смотрю старое кино с Марлен Дитрих. И свои первые деньги я потратил не на «бэху» четрырехлетнюю, как у пацанов. А на поездку в Париж.

Современная молодежь, современная любовь – одна из тем романа:

• Я хотел любить ее по-настоящему, с ревностью, ожиданиями у подъезда, обвалом электронной почты, ICQ и телефона.
• Мы изнасиловали все доступные средства связи – телефоны, ICQ, почту, собственные live journals.
• Посвящает мне километровые постинги в своем livejournal.

Выше приведены лишь некоторые примеры, которые позволяют говорить о радикальном изменении менталитета, языковой картины, социолекта и разговорного языка после глобализации. Очевидно, что за темпом этих изменений не угонится никакой словарь.

Александр Борисович Бушев, канд. филол. н., доцент

E-mail: [email protected]

РОЛЬ ЖАНРА СЛОВА В РЕЧЕВОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ УЧИТЕЛЯ

Л.Н.Горобец

Армавирский государственный

педагогический университет

Россия, г. Армавир

В статье репрезентируется жанр слова как один из ведущих риторических жанров в речевой деятельности учителя математики. Предъявлены жанрообразующие признаки слова, его особенности.

In this article the genre of the word is presented as one of the leading rhetoric genres in the speech of a teacher if mathematics. Genre sings of the word are presented, its peculiarities.

В связи с антропологической направленностью современных речеведческих наук возрос интерес к изучению реальных процессов живой речи, к практической деятельности «человека говорящего» как члена социума.

Сегодня внимание исследователей сосредоточено на 1) субъектах речевого общения (в частности учителя-словесника, см. диссертации Н.Д. Десяевой, В.Ю. Липатовой, Н.И. Махновской, Л.В. Хаймович и др; учителя-нефилолога – работы Л.В. Ассуировой, М.Ю. Федосюка, Е.А. Юниной и др.), взаимодействующих в сложном коммуникативном пространстве; 2) на их речевом поведении (работы Н.Г. Грудцыной, Т.А. Лебедовой, И.П. Лысаковой и др.); на тех стратегиях и тактиках, которые учитель использует в речевом общении, риторическом в том числе (И.А. Мартьянова, А.К. Михальская, З.С. Смелкова, Е.А. Юнина и др.)

Жанры речи учителя мы делим на речевые и риторические. Риторические жанры – это те, которые не могут состояться без личностного проявления говорящего / пишущего в высказывании (этос, логос, пафос).

К ведущим риторическим жанрам учителя математики мы относим (на основе констатирующего эксперимента и личного наблюдения) слово, торжественную (эпидейктическую) речь, программную речь, творческий отчет, риторический анализ текста, оценочное суждение.

Объединяет риторические жанры продуманное и намеренное чередование информативного и пафосного; оценочного и риторического, высокая коммуникативная цель, адресность и образ автора. Эти признаки мы и относим к жанрообразующим. Специфика выделяемых риторических жанров в профессионально-педагогической речи состоит в том, что по форме это диалогизированный монолог, не только дающий новое знание, но и отражающий «его рождение» (Л.В.Славгородская ).Действительно, при устной передаче информации, даже если она заранее подготовлена, произнесение имитирует процесс создания. Таким образом, речь педагога всегда ориентирована на постепенное и последовательное сообщение нового знания о предмете речи. Среди выделенных риторических жанров рождение нового знания максимально проявляется в жанре слова.

Сегодня «слово» – термин, обозначающий жанр речи. В древнерусской литературе – ««слово» – это название произведений поучительного характера, это «учительская проза» риторико-публицистического характера. Чаще всего «слово похвальное» требовало изустного произнесения, но, создаваясь заранее (в письменном варианте), осталось в национальной культуре письменным произведением (З.С.Смелкова ).Слово известно как жанр ораторской речи (Г.З. Апресян, Е.А. Ножин), как жанр педагогической речи (Т.К. Донская, З.С.Смелкова).

Мы относим слово к ведущим риторическим жанрам в речи учителя.

Слово – жанр речи учителя, относящийся к учебно-научному стилю, по форме диалогизированный монолог, который ориентирован на учащихся конкретного возраста, имеющих определенные знания и умения, учет которых в слове предъявлен к структуре, композиции, к речевому и риторическому оформлению.

Интенция, или целевое намерение – сообщить информацию; научить применять; закрепить впечатление; усилить интерес.

Особенности жанра рассмотрим в 2 аспектах: в плане содержания и в плане выражения. Под планом содержания мы понимаем определенную понятийную универсалию, единый текстовый смысл, а план выражения – функционально ориентированная типовая система разноуровневых языковых средств.

План содержания

Тематика слова разнообразна: слово о предмете / ученом / учителе / поэте / писателе / открытии. Микротемы делают текст информативным.

Например, в слове о выдающемся ученом / исследователе необходимо указать 1) на отсутствие или неполноту знаний в общечеловеческом «фонде» знаний, когда учёный обра­тился к исследованию научной проблемы, 2) на различные точки зрения на решение взятой им проблемы, 3) на характер гипотезы, 4) на уверенность автора в решаемости взятых для исследования вопросов, 5) на значение, приоритет открытия, 6) оценку целей исследования, 7) оценку методов исследования, 8) оценку резуль­татов для науки и практики.

Заголовок, выражающий основную мысль, в устных текстах может быть первым предложением: «Я расскажу вам о моем Пушкине / о своем предмете».

Слово дается в форме объективно-субъективной констатации фактов и закономерностей, отражающих объективную реальность. Может различаться большей или меньшей публицистичностью, научностью. Тема «диктует» и употребление терминов. Слово всегда риторично и отражает позицию говорящего / учителя. В нем раскрывается личностный характер восприятия автором героя речи / события. Слово отличается «сквозной» оценочностью, представленной совокупностью разноуровневых языковых единиц, объединенных оценочной семантикой.

План выражения

Текст слова характеризуется логической последовательностью изложения, упорядоченной системой связей между частями, стремлением автора к точности, сжатости изложения при сохранении насыщенности содержания. Убедительность в слове проявляется в доказательности, а также благодаря точности употребления слов, специальных понятий и логике изложения.

Слово учителя всегда диалогично. Диалогичность выражается в основном посредством циклов 2 видов: сообщение – его оценка; вопрос – ответ. С помощью вопросно-ответных комплексов передается не только логика и даже не столько логика авторской мысли, сколько история поиска решений, переплетение чувств, «переживания этой ситуации».

Слово произносится в медленном «объяснительном» темпе, сопровождается показом действий, может включать элементы обратной связи: оценочное суждение, риторический вопрос, риторическое восклицание, развернутые реплики. При произнесении продумываются паузы, логические ударения, интонация, громкость, жесты. В слове должны быть учтены экстралингвистические факторы (ситуация общения, функции и отношения участников, стиль общения), которые предопределяют действия лингвистических факторов.

Стремлением донести до обучаемых новую информацию и добиться осознанного ее применения обусловлено наличием избы­точных элементов в речи учителя. В слове часто употребляются повторы, необходимые при формули­ровке темы, при постановке познавательной задачи, при разъяснении сложных понятий, при построении развернутых монологических реплик и так далее.

Некоторые признаки жанра слова реализуются и в синтаксических средствах организации текста. Среди них выделяет обращение (ребята, девочки, дорогие мои), побудительные предложения, конструкции с глагольными формами повелительного наклонения 2 лица, местоимения в форме 2 лица (вы подойдите к доске, всмотритесь внимательно, вслушайтесь в формулировку), предложение с контактоустанавливающими вводными конструкциями (знаете ли вы, могли бы вы).

Движущая сила слова как жанра учебной речи, который дает слушающим / ученикам новое знание и «отражает его рождение», – это продуманное чередование информативного и пафосного, риторичного, используются различные риторические приемы активизации внимания, воздействия и средства выразительности.

По объему слово может быть «большим» (о своем предмете / о писателе / ученом / ораторе / научном явлении) и «малым» (слово – комментарий, сентенция, моралите). Композиция слова зависит от типа текста (описание, повествование, рассуждение).

Композиционное оформление:

1. Завязка (цель выступления, прямое обращение к слушателям, мотивация обращения к теме, задачи выступления, определение вариантов возможных аспектов рассмотрения темы).
2. Последовательное изложение основных моментов (определение субъекта или объекта речи, обоснование общественной значимости лица / события в историческом контексте, оценка героя / события, описание действий героя).
3. Концовка – оценка (дается оценка предмета речи, его роли, значение и т.д.) или Концовка – подытоживание (перечисляются основные вопросы, затронутые в тексте, или этапы рассуждения в процессе осмысления предмета обсуждения, тем и подтем, например: «Вот мы и познакомились с основным учебным предметом / этим великим ученым» и т.п.).

Слово как жанр речи учителя должно утверждать нравственные идеалы (этос), гармонизовать отношения учителя – ученика / учителя – учителя / учителя – родителей. Слово учителя должно быть разумным, информативным, логичным (логос). Оно должно эмоционально воздействовать на адресата (пафос).

В качестве примера приведем выступление в жанре слова, соответствующее высокому уровню риторической компетенции.

Слово о предмете

Между представителями сколь-нибудь важных наук то и дело вспыхивают споры, какая же из них самая древняя, самая интересная. Одни говорят - математика, другие возразят и скажут - философия.

Ну и пусть они спорят, а я пока приведу аргументы в пользу астрономии.

С первого взгляда может показаться, что астрономия - наука молодая, а, присмотревшись, поймем, что это не так. Возьмем самые яркие примеры - Стоунхендж. Этот каменный ансамбль представляет собой не что иное, как гигантский прибор по изучению звезд и луны, а ведь он был построен задолго до нашей эры. Или пирамиды народов Майи, возраст которых, возможно, опережает даже египетские. Они также служили для исследований.

Сегодня астрономия настолько продвинулась вперед, что многое, совсем недавно невероятное, становится очевидным. Мало кто знает, хотя современные телескопы способны заглянуть внутрь вселенной так далеко, что наиболее отдаленные и сколько-нибудь видимые галактики находятся на расстоянии миллиардов световых лет. Представьте, что один световой год - это расстояние, которое походит свет за один год. Скорость света примерно 300 тыс. метров в секунду, следовательно, один световой год равен около 10 в 12 степени километров. Теперь представьте, что звезда, подобная нашей, «живет» 8 млрд. земных лет. Нетрудно догадаться, что звезды, которые мы наблюдаем до сих пор, находятся на достаточно большом расстоянии, возможно, уже «умерли».

А как насчет происхождения мира? Что нам скажут на это математики или философы, или, может, физики?

Согласно современным астрономическим представлениям, наша вселенная произошла из мельчайшей частицы, возможно, меньшей атома и обладавшей огромной массой. Неизвестно, сколько лет она пребывала в таком состоянии, но что-то вдруг пошло не так, и произошел взрыв невообразимой силы с выбросом огромного количества вещества и энергии. Возможно, вселенная расширяется и до сих пор, хотя существует предположение, что пошел или пойдет процесс вспять - вселенная начнет сужаться.

Теперь, глядя на эти примеры, вам хоть немного станет понятно, насколько глубоко копнула астрономия. И это далеко не все интересные моменты ее приложения. Многие слышали о черных дырах. Астрономия выдвинула идею об их происхождении. Остается проблема существования жизни в других системах и галактиках. И в данной области наука прилагает определенные усилия.

Как видите, астрономия довольно увлекательна, если понять, чем она занимается. Возможно, она и не претендует на роль главнейшей науки, а живет в тесном сотрудничестве с физикой, химией, математикой и многими другими. (Л.Л., 3 курс стац.)

Людмила Николаевна Горобец, д-р пед. н., доцент

E-mail:[email protected]

ОТРАЖЕНИЕ ФИЛОСОФСКОЙ КАТЕГОРИИ «МОМЕНТ» В РУССКОЙ ГЛАГОЛЬНОЙ ЛЕКСИКЕ КОЛЕБАТЕЛЬНОГО ДВИЖЕНИЯ

Л. В. Дворникова

Воронежская государственная

лесотехническая академия

Россия, г. Воронеж

Доклад посвящен лингвокульторологическому аспекту изучения русской глагольной лексики. Проведенный анализ глаголов колебательного движения выявил различия в семантической структуре семантем глаголов несовершенного и совершенного видов. Полученные результаты дают основания для более точной категоризации глагольной лексики.

The paper deals with the linguistic cultural aspect of studies in the Russian verbal lecsicolody. This analysis of verbs oscillative movement has shown differences in disructures of semantimes of perfective and imperfective verbs. The result of investigation permits us to categorize this kind of vocabulary more thoroughly.

Картина мира, отраженная в языке, не совпадает у разных народов, что проявляется в принципах категоризации действительности, материализованных в лексике, грамматике, фразеологии. Но весьма существенным является тот факт, что свойственный языку способ концептуализации действительности отчасти универсален, отчасти национально специфичен.

В этой связи особый интерес лингвистов вызывает отражение в языковой картине мира универсальных онтологических категорий человеческого бытия. Одной из таких категорий является время. Философская категория времени обозначает атрибутивное свойство материального мира и движущейся материи, заключающееся, с одной стороны, в непрерывном объективно реальном существовании, наличном бытии, актуальном длении материального мира, и, с другой стороны, в бренности всех конкретных материальных объектов, процессов и событий. Момент - чисто временное понятие, которое обозначает, по определению Л. Е. Балашова [2] ячейку времени, в которой пребывает или совершается что-либо, откуда или куда изменяется что-либо.

Философское представление о времени находит отражение в лингвистике в семантической категории временной локализации, которая выражает «единство противопоставленных друг другу значений: 1) конкретности, определенности местоположения действия и ситуации в целом в однонаправленном течении времени, прикрепленности к какому-то одному моменту или периоду; 2) неконкретности, неопределенности (в указанном смысле), т. е. неограниченности, повторяемости, обычности (узуальности) или временной обобщенности («вневременности», «всевременности»), при этом обычность действия характеризуется возможной, а временная обобщенность – обязательной сочетаемостью с обобщенностью (генерализацией) субъекта и объекта» [Бондарко: 2006, 210].

Рассмотрение глаголов колебательного движения с точки зрения категории временной локализации позволило выделить группу глаголов с общим семантическим компонентом «одномоментно». Это так называемые бесприставочные глаголы, обозначающие независимое колебательное движение на месте, производимое своими частями (всей массой, по всей массе объекта): шевельнуться, ворохнуться, шелохнуться, качнуться, шатнуться, колебнуться, колыхнуться, мотнуться, дрогнуть, тряхнуться, дернуться, болтнуться. Все указанные глаголы являются соотносительными и имеют соответствующие пары совершенного вида: шевелиться, ворошиться, шелыхаться, качаться, шататься, колебаться, колыхаться, мотаться, дрожать, трястись, дергаться, болтаться.

Многие глагольные пары рассматриваются в 17-томном словаре современного русского языка в одной словарной статье. Мы приводим номинативные значения рассматриваемых глаголов из этого словаря: шевелится, шевельнуться - “слегка двигаться, приходить в движение; делать, производить незначительное движение телом или какой-либо частью его” (ССРЛЯ, т. 17, с.1326-1327); ворошиться, ворохнуться – “кошиться, шевелиться” (ССРЛЯ, т. 2, с.688); шелыхаться – “устар. и простореч. приходить в легкое движение, слегка шевелиться; колыхаться” (ССРЛЯ. т. 17, с. 1341); шелохнуться - “прийти в легкое движение, слегка шевельнуться; колыхнуться” (ССРЛЯ. т. 17, с. 1340); качаться - “колебаться из стороны в сторону или же сверху вниз” (ССРЛЯ, т.5, с.888-889); “качнуться” обозначает однократное действие к глаголу “качаться” (ССРЛЯ, т.5, с.892); шататься - “качаться из стороны в сторону, колебаться” (ССРЛЯ, т.17, с.1295); шатнуться обозначает однократное действие к глаголу шататься (ССРЛЯ, т.17, с.1299); - колебаться “мерно двигаться из стороны в сторону, взад и вперед или сверху вниз” (ССРЛЯ. т.5. с.1143-1144); колебнуться - однократно к колебаться (ССРЛЯ. т.5. с.1143-1144); “колыхаться“ – “мерно покачиваться, колебаться” (ССРЛЯ, т. 5, с.1205); “колыхнуться” является глаголом совершенного вида и обозначает однократное действие к глаголу “колыхаться” (ССРЛЯ, т.5, с.1206); мотаться – мотнуться - “беспорядочно двигаться из стороны в сторону, качаться, болтаться” (ССРЛЯ. т. 6, с. 907); болтаться, болтнуться – “двигаться, колебаться из стороны в сторону или в разных направлениях; колыхаться” (ССРЛЯ. т. 1, стр. 533);дрожать - “трястись от чего-либо (холода, страха, смеха и т. п.) ” (ССРЛЯ, т.3, с.1121-1122); дрогнуть - “сделать быстрое, незначительное движение; вздрогнуть” (ССРЛЯ, т.3, с.1121-1122); трястись – “часто двигаться туда и обратно; качаться, шататься” (ССРЛЯ. т.15. с.1082); тряхнуться – “разг. однокр. к трястись” (ССРЛЯ. т.15. с.1087); дергаться, дернуться – “производить резкие и отрывистые движения” (ССРЛЯ, т.3, с.710).

Рассмотрим некоторые примеры употребления глаголов несовершенного вида: Он радовался так от души, так подпрыгивал на своем диване, так шевелился, что Штольц любовался им и был даже тронут(И. Гончаров). Поздно ночью, испытывая жжение и боль от выпитого вина, Бейль ворочался на деревянной скамье (А. Виноградов). Его громадные, круглые телеса колыхались(В. Иванов). Он шатался, у него дрожали ноги, и он так странно держал голову, точно боялся потерять ее (М. Горький). У Митриева Трактира мотается с шарами парень, должно быть пьяный, а белые половые его пихают (И.Шмелев). А Григорий Евгеньевич, стоя у распахнутых парадных дверей, белее снега, весь трясся…(В. Смирнов).

Некоторые примеры употребления глаголов совершенного вида: Мальчишка-немец шевельнулся (Закруткин). На скамьях ворохнулись бояре и воеводы: мудро вопросил великий князь, ой, мудро! …(Лебедев). Он изменился в лице, шатнулся и, если бы не ухватился грязной рукой за край стола, упал бы (Булгаков). - Где ж ты, стервь, назюзюкалась? – ткнул ее кулаком в бок. Пелагея слегка колыхнулась, и с ней вместе колыхнулась стена, набитая людьми комната, переваливаясь по ухабам и унося ее в забытье (Люфанов). Царь дернулся и, ухватившись за поручни, неловко изогнулся (Новиков-Прибой). Рыхлая фигура качнулась навстречу, полные руки ласково и властно обняли его(Васильев). …Сашка даже не повернул головы, лежал недвижно и только тихонько подвигал пальцами – шевелятся, значит, порядок, и только не колыхаться, немец-то наблюдает и, стоит шелохнуться, резанет очередью (Кондратьев). Я громко назвал её по имени и по отчеству: она чуть-чуть дрогнула…(Тургенев).

Все глаголы колебательного движения актуализируют входящую в значение глаголов движения абстрактную семантическую категорию 'характер движения' в конкретных семантических признаках 'всем телом', 'колебательно'; абстрактную семантическая категория 'пространственная локализация', – в конкретном семантическом признаке 'на месте'. По-разному актуализируется в глагольной лексике колебательного движения семантическая категория 'временная локализация'. Глаголы несовершенного вида содержат семантический признак 'длительно', который указывает на нелокализованный во времени характер движения. Глаголы совершенного вида содержат семантический признак «одномоментно», который репрезентирует локализованное во времени характер движения. Абстрактная семантическая категория 'лимитативность' так же разделяет глаголы колебательного движения на две группы. 'Лимитативность' понимается нами вслед за А. В. Бондарко как «семантическая категория, объединяющая разные типы отношения действия (в широком смысле) к пределу, и вместе с тем как поле, охватывающее средства того или иного языка, служащие для выражения указанных отношений» [Бондарко: 2006, 45]. Глаголы несовершенного вида актуализируют эту абстрактную семантическую категорию в конкретном семантическом признаке 'многоактно', репрезентируя непредельный способ действия, а глаголы совершенного вида – в конкретном семантическом признаке 'одноактно', что относится к предельному способу действия.

Таким образом, глаголы несовершенного вида, обозначающие колебательное движение, несут семантику пространственной локализации, глаголы совершенного вида - семантику пространственно-временной локализации.

Список литературы:

1. ССРЛЯ – Словарь современного русского литературного языка: В 17 т. – М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950-1965.
2. Балашов Л. Е.http://balashov44.narod.ru/FIL-2/filos-obraz/fil-obr.htm
3. Бондарко А. В. Теория функциональной грамматики: Введение, аспектуальность, временная локализованность, таксис. Изд. 4-е, стереотипное. – М.: КомКнига, 2006. 352 с.

Людмила Владимировна Дворникова, ст. преподаватель

E-mail: [email protected]

русский ассоциативный словарь и некоторые возможности его применения

О.И. Жарких

Орловский государственный

технический университет

Россия, г. Орел

В статье кратко описывается история создания и структура РАС, а также приводятся примеры лингвистических задач, которые возможно решить на корпусе данного словаря.

The article deals with the history of creating and the structure of the Russian Associative Dictionary. Also some examples of its usage in linguistics are drawn.

Русский Ассоциативный Словарь (2002 г., в 2 томах, под редакцией Ю.Н. Караулова, Г.А. Черкасовой, И.В. Уфимцевой, Ю.А. Сорокина, Е.Ф. Тарасова) создавался несколько лет, начиная с 1986 года. Вначале это был материал разрозненных ассоциативных экспериментов, проведенных будущими составителями этого уникального издания. По своей сути этот словарь является логическим звеном в исследовании Ю.Н. Карауловым и его последователями языковой личности и языкового сознания человека. В ходе массового ассоциативного эксперимента было опрошено 11 тысяч студентов, в основном первых-третьих курсов разнопрофильных вузов из всех регионов России. Всего было получено более одного миллиона ответов-реакций, содержащих почти 1 млн. 200 тысяч словоупотреблений. В результате обработки собранных материалов получено около 105 тысяч разных словоформ, 30 тысяч различных лексических единиц (слов в основной форме).

Такие характеристики представляются авторам словаря достаточными, чтобы трактовать их словарь как «ассоциативно-вербальную сеть, моделирующую состав и способ организации русского языка, соотносимый сомасштабный с отдельным его носителем, т.е. сеть, отражающую и в какой-то степени воспроизводящую владение языком статистически усредненной языковой личности» [РАС, 2002, с. 753].

Теоретической основой словаря служит обоснованное в психологии представление о том, что явления окружающей действительности, воспринимаемые человеком в структуре деятельности и общения, отображаются в его сознании таким образом, что это отображение фиксирует причинные, временные, пространственные связи явлений и эмоций, вызываемых восприятием этих явлений.

Уникальность словаря состоит в том, что он не просто отражает статическое состояние языка, как большинство толковых, орфографических и других словарей, но отражает ментально-эмоциональное состояние среднего носителя языка в определенный момент человеческой истории.

В своей первой редакции словарь назывался «Ассоциативный тезаурус современного русского языка» и выходил по частям. Всего вышло 6 книг этого издания. Словарь также переиздавался в 2002 году. В его новой редакции число стимулов и реакций на каждый стимул увеличилось, статьи стали систематизироваться немного иным способом. Благодаря этому исследователь имеет уникальную возможность проследить как под воздействием политических, экономических, культурных, социальных и других изменений в стране меняется языковое сознание носителя языка от «постперестроечного» времени к 2002 году. Сравним, например статьи событийного имени КРАХ в редакциях РАС 1996 и 2002 годов. На данный стимул в редакции 1996 года (книга 3) было приведено всего 25 реакций: империи 11, надежд 8, полный 5, империализма 1. В словаре редакции 2002 года количество реакций возросло до 102, из них явными маркерами специфики сознания респондентов для 2002 года можно назвать такие реакции как «биржи», «карьера», «коммунизма», «коррупции», «рушится стена», «системы», «социализма» и т.п.

В целом, в редакции 2002 г., по нашим наблюдениям, наиболее заметное изменение в характере реакций – это меньшая их стереотипность, меньше похожих реакций, более индивидуальный их характер, и, как следствие, более полная языковая картина каждого явления, события, факта, обозначаемых стимулом.

Поэтому словарь во всех редакциях еще долго будет сохранять свою актуальность и ценность для лингвистов, психологов, историков, политологов, социологов, для тех исследователей, которых интересует национальная специфика языкового сознания людей отдельно взятой страны.

Кроме того, РАС представляет собой богатейший материал для исследований в области лексикографии, лексической семантики, психолингвистики, лингвострановедения, информатики и других наук.

Для лингвиста словарь представляет собой принципиально новый языковой источник. Ю.Н. Караулов называет целый ряд задач, которые можно решать на его корпусе. Среди них наиболее близкой нам представляется задача разработки принципов сетевого представления разного типа лексико-семантических групп и возможность сравнения уже имеющихся в лингвистике результатов изучения их семантического представления на базе lingua mentalis такого рода групп с результатами их сетевого представления. В нашей работе в ходе анализа реакций на стимулы событийного типа мы находим общие и разные черты в картине семантики этих имен и их характеристике носителями, что, в определенной мере, позволяет судить о специфике оперирования СИ в сознании индивида. Для такого сравнения в качестве источника системной картины семантики рассматриваемых имен мы используем данные различных традиционных толковых словарей.

В РАС весь объем полученной информации был условно разделен авторами на три части: экстралингвистическая информация, запечатленная в словах, называющих и характеризующих предметы и явления текущей жизни носителей; отражение языкового сознания носителей, содержащее элементы рефлексии по поводу языка, национальной культуры, дающее в реакциях оценку понятиям, событиям и типовым ситуациям русской действительности; неосознанная часть знаний об устройстве языка.

В нашем исследовании нам удалось получить с помощью анализа некоторую лингвистическую информацию о рассматриваемых языковых явлениях (событийных именах), а именно: информацию об их сочетаемости с другими частями речи; некоторые данные об их денотативной отнесенности и онтологической природе (антонимы, синонимы, гиперонимы и т.д.); варианты морфемного преобразования стимула. Кроме того, в статьях на изучаемые нами стимулы мы почерпнули экстралингвистическую информацию о рассматриваемых событиях, а именно: некоторые черты в смысловой структуре имен (выделенность событий из потока происходящего, следование и сменяемость событий во времени и др.); параметры оценки событий респондентами; особенности вхождения в устойчивые конструкции и другие данные.

Таким образом, данный словарь является ценнейшим источником, на корпусе которого можно решать большое число разнообразных задач, ряд которых был приведен в данной статье.

Словари:

1. Ассоциативный тезаурус современного русского языка. Кн. 3, от стимула к реакции/ Ю.Н. Караулов, Ю.А. Сорокин Г.А., Е.Ф. Тарасов, И.В. Уфимцева, Г.А. Черкасова. – М., 1996.

2. Русский ассоциативный словарь. В 2 т./ Ю.Н. Караулов, Г.А. Черкасова, И.В. Уфимцева, Ю.А. Сорокин, Е.Ф. Тарасов. – М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2002.

Ольга Игоревна Жарких, ст. преподаватель

E-mail:[email protected]

ЭМОГРАММЫ КАК ДИНАМИЧЕСКАЯ СЕМОТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА

В.А. Зуев

Кубанский государственный

университет

Россия, г. Краснодар

В глобальной компьютерной сети сложилась новая своеобразная семиотическая система, разносторонне показательная для современной массовой коммуникации. В последнее время под влиянием сетевой культуры общения она стремительно развивается и получила номинацию «язык поколения d:-)». По аналогии с языком жестов предлагаем именовать ее языком эмограмм. Природа этого объекта, его функции, тенденции развития (что из себя представляет данный язык в целом, эмограммы в частности и т.п.) кратко характеризуется в настоящей работе.

There is new semiotic system in Internet. This system is developing under the influense of web culture of communication and had got a nomination of «the language of generation which is called NEXT». The nature of this subject, it's this functions, and directions of development (we mean the structure of this language, and especially emoticons) is described in this article.

Определений понятия «эмограмма» на сегодняшний день в сети существует несколько. Исходным же мы предлагаем считать следующее: эмограмма – это стилизованное изображение мимики человеческого лица, реализованное в псевдографике, с целью передать реципиенту / аудитории своеобразный эмоциональный настрой в условиях коммуникации, опосредованной печатаемыми (набираемыми) на клавиатуре компьютера / мобильного телефона буквами, знаками и символами [9].

Приведенная русская (российская) сетевая дефиниция является наиболее точной. Английская скорее дает общую характеристику, чем конкретно определяет, но в то же время она более содержательна. Приведем ее для сравнения в оригинале: «An Emoticon (or Smiley) is a sequence of ordinary characters you can find on your computer keyboard. Emoticons are used in e-mail, chat, SMS and other forms of communication using computers. The most popular emoticons are the smiling faces (smileys or smilies) that people use to say "don't take what I just wrote too seriously". If you don't see that it represents a smiling face, tip your head to the left and look at it again. The colon represents the eyes, the dash represents the nose, and the right parenthesis represent the mouth. Many people use MSN and Yahoo, for this reason I added a list with MSN and Yahoo emoticons. When using these during your chat session, they will be converted to real icons. These emoticons show an Emotion through an Icon. Over hundreds of these Emoticons are being used, some of the most common and funny can be found here» [1].

В профессиональном сообществе научный и благозвучный термин «эмограмма», к сожалению, пока не прижился. Его вытеснил абсолютный синоним – эмотикон (от англ. emoticon), которым ныне и оперируют отечественные и зарубежные исследователи. В сетевом дискурсе используется более простая номинация эмограмм – смайлики и их наиболее простое определение – «значки, составленные из знаков препинания, букв и цифр, обозначающие эмоции» [18].

К тому же понятие «эмотикон» все в большей степени расширяется преображенными дефинициями. Так, профессор Н.Г. Комлев относит к разряду эмотиконов и систему различных сокращений, используемых в сетевом мире (таких, к примеру, как F2F = face of face - «наедине»; 4U = for you – «для вас»), что пока не было специально мотивировано системой обоснований.

С развитием электронной сети и сотовой связи смайлики активно используются в безграничном информационном пространстве Интернет- и SMS-общения. И это не вызывает удивления, ведь, как позже писал создатель смайлика Харви Бэлл, «никогда еще в истории человечества и искусства не было ни одного творения, которое бы, распространившись столь широко, приносило столько счастья, радости и удовольствия. Не было ничего, сделанного так просто, но ставшего понятным всем» [цитата по: 11].

Эмограммы насыщены функционально, а значит и по смыслу. Так как они отображают невербальное, то их функции почти тождественны с теми, что выполняют невербальные элементы коммуникации (по В.А. Лабунской). Это позволяет говорить о функциональной устойчивости.

Итак, эмотиконы: 1) создают образ партнера по общению; 2) заявляют о психологическом содержании общения; 3) поддерживают психологическую близость; 4) выступают как маскировки «Я-личности»; 5) помогают идентифицировать партнеров по общению или аудиторию; 6) являются социально стратифицирующими; 7) показывают статусно-ролевые отношения; 8) выражают качество и изменение взаимоотношений, формируют эти отношения; 9) демонстрируют актуальные психические состояния; 10) экономят текстовые сообщения; 11) уточняют, изменяют понимание вербального сообщения; 12) усиливают эмоциональную насыщенность сказанного; 13) контролируют аффект (состояние кратковременного нервного возбуждения), нейтрализуют, ослабляют его или создают социально-значимые аффективные отношения; 14) создают эффект фасцинации.

Главное отличие невербальных элементов от их эмограмм заключается в том, что последние полностью продуманы их адресантом, то есть создаются их автором осознанно и направляются адресату с определенной целью. Это можно наблюдать и при представлении невербального в тексте, где «субъективное использование модальных средств языка для выражения конкретного отношения к тому, о чем сообщается… вполне реально и закономерно» [14].

Лингвист Ф.И. Рожанский представил внутреннюю структуру эмограмм, условно разделив их на три группы, в соответствии с частотой их употребления: 1) известные и активно используемые; 2) не являющиеся продуктом одного автора; 3) окказионализмы и относительно редкие. На наш же взгляд, эмограммы – явление по своей природе более сложное и многогранное, что, собственно, и позволяет нам говорить о них как об особом языке.

Словарная классификация смайликов, проводимая на web-сайтах в сети, также значительно упрощена. Здесь их подразделяют всего на два вида: 1) основные; 2) дополнительные (смешанные). Первый вид представлен тремя общими группами: 1) веселые; 2) злые; 3) нейтральные. Второй вид говорит сам за себя. В него входят все те эмотиконы, которые напрямую не относятся к перечисленным группам, хотя и соотносятся с ними, вступают в смысловое взаимодействие.

В состав веселых входят те эмограммы, которые демонстрируют доброе настроение адресанта, улыбку левши или правши, к примеру, :-) или (-: и упрощенный вариант :) или (:. При этом количество скобок, отображающих поднятые вверх уголки губ, в зависимости от уровня настроения адресанта может значительно возрастать.

Двоеточие в этих эмотиконах может быть заменено на «;», тогда получится подмигивающее, подшучивающее лицо. Другой вариант улыбки, веселого смеха, чаще имеющий определение сарказма отображается вот так: :->. А широкая (голливудская) улыбка так: :-D.

Можно наблюдать и сочетание уведомления о положительном эмоциональном состоянии с заявкой автора о своем «Я». Например, шутник в очках изображается следующим образом: В-), или так: 8-).

К злым или грустным эмограммам относятся те, с помощью которых отправитель заявляет о своем плохом настроении (в широком смысле). В таких эмотиконах левая скобка приходит на замену правой. И грусть выражается так: :-(,или сокращенный вариант: :(, неодобрение или обида так: :-(), а злоба так: :-#.

Нейтральные же «смайлики» не имеют какой-то особой эмоциональной окраски, через них адресант чаще демонстрирует адресату / аудитории спокойствие и выдержку, свое уравновешенное психологическое состояние. В их числе: :-| или [*_*].

Итак, разобраны наиболее часто употребляемые эмограммы. Всего таких насчитывается не более полного десятка, с учетом их синонимичности. Но эмотиконов значительно больше; их количество по данным американских и японских исследований исчисляется сотнями и постоянно возрастает.

Творческие эмограммы, со временем набирающие популярность, отображают уже не только мир чувств и эмоций адресанта, они являются своеобразными изобразительными средствами, возбуждающими в воображении адресата / аудитории как отдельное невербальное, так и образ в совокупности.

Мы предлагаем разделение эмотиконов на восемь групп с их условными номинациями: 1) эмоции и характеризующие признаки; 2) действия, в том числе с использованием предметов; 3) обозначение пространства; 4) известные личности; 5) люди и отношения; 6) персонажи и герои; 7) животный и растительный мир; 8) предметы.

В зависимости от задач возможна и иная дифференциация эмограмм, к примеру, на основе типообразующих признаков как самих «псевдографических» объектов, так и их толкований. Так, в «начертании» эмотиконов, представляющих улыбку, общим (исходным) будет сочетание: :-). А в многочисленных характеристиках ее видов – «тайная», «с подмигиванием, «среднеласковая», «ленивая», «голливудская», «ухмылка» и других – типовым, родовым (гиперонимом) является сам концепт «улыбка».

Анализ эмограмм как системы языка, позволил выделить в их структурах основные элементы. Они представлены ниже четырьмя категориями: 1) буквы латинского и русского алфавита; 2) цифры; 3) знаки препинания; 4) символы. Каждый элемент сопровождается присущим ему центральным значением, а также второстепенными (при их наличии). В отдельных случаях для большего понимания элементы проиллюстрированы примерами с ссылками на доступ к источнику. Таким образом, положена основа к дальнейшему, более целостному лексикографированию единиц языка эмограмм.

Эмотиконы представляют чаще всего лицевую экспрессию [1; 4]. Причем, как правило, они отображают наиболее яркие базовые человеческие эмоции, воспроизводство которых на клавиатуре посредством букв, цифр, знаков препинания и символов не представляет пользователю особых трудностей и не требует больших затрат времени, что особенно удовлетворяет потребностям виртуального общения.

В связи с этим «рисунок» эмограммы в большинстве случаев прост: его условно можно разделить на три зоны: верхняя, средняя и нижняя части. Потому как состоит он из трех основных элементов, отображающих мимику: глаз, носа и рта. Глаза чаще представляются двоеточием, нос – тире, рот – скобкой.

Вышеобозначенные детали в зависимости от настроения и идеи адресанта варьируются. Однако «рисунок» эмотикона с целью повышения информативности и декодируемости дополняется и иными элементами (символами, буквами, цифрами), представляющими невербалику, например, бровями, усами, волосами, головным убором, одеждой и прочим.

Pages:     |

1

| 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 9 |