ФГБОУ ВПО «Астраханский государственный университет»

Институт делового языка и профессиональных коммуникаций

Кафедра романской филологии

МАТЕРИАЛЫ

Всероссийской научной конференции

с международным участием

«Язык в социокультурном

пространстве и времени»

г. Астрахань, 13 – 14 октября 2011 г.

Астрахань

2011

УДК 80

ББК 81.1, 80. 4

Я 41

Редакционная коллегия:

Т.А.Ткачева (отв. редактор), Е.В. Кузнецова (зам. отв. редактора).

Рецензенты:

О.Г.Егорова, д.ф.н., профессор Астраханского государственного университета,

О.Н.Паршина, д.ф.н., профессор Астраханского государственного технического

Университета.

Я Язык в социокультурном пространстве и времени: материалы Всероссийской конф. с международным участием (г. Астрахань, 13 – 14 октября 2011 г.) / под ред. Т.А.Ткачевой, Е.В.Кузнецовой. – Астрахань, Издатель: Сорокин Роман Васильевич, 2011. – 258 с.

ISBN 978-5-91910-078-2

Материалы конференции посвящены изучению взаимодействия языка, общества и человека в социокультурном контексте пространства и времени. Соединение в рамках одной конференции проблем лингвистики, лингвистики текста, литературоведения и методики обучения иностранным языкам не является случайным. Социокультурные факторы являются объединяющим началом и для исследования изменений в языке, и для изучения новых тенденций в художественной литературе, и для совершенствования технологий обучения иностранному языку в контексте многообразия пространственно-временных характеристик.

Материалы Всероссийской научной конференции с международным участием «Язык в социокультурном пространстве и времени» опубликованы при финансовой поддержке гранта РГНФ № 11-04-14092г.

Руководитель проекта: к.ф.н., доц., Т.А.Ткачева, зав. кафедрой романской филологии Астраханского государственного университета.

© Коллектив авторов, 2011

© Издатель: Сорокин Роман Васильевич, 2011

СОДЕРЖАНИЕ

I. Язык и человек в социокультурном пространстве и времени

Агагюлова С.И.  Ценностные характеристики концепта "Интернет" в обиходном и профессиональном языковом сознании…………………………………..	7
Бейн Е.И. Особенности употребления наречий времени в структуре текста…………………………………………………………………...........	10
Галичкина Е.Н. Номинативные средства социальных сетей и сетевых сообществ……………………………………………………………………	13
Михайлова Е.Н. Забытые имена европейской лингвистики: Шарль де Бовель (1479-1566)………………………………………………………………………….	19
Подосинникова Ю.С.  Метафора как объект лингвистических учений на рубеже XX-XXI веков…………………………………………………………………………	25
Попова С.В. Лингвокультурный типаж "школьная учительница" в самопрезентации учителей…………………………………………………	30
Рябкова А.В. Языковая ментальность как рефлектор социокультурной сферы человека………………………………………………………………………	33
Самойленко Л.В. Прагматические функции фатических языковых средств в системе чат-общения…………………………………………………………………	36
Соловьева А.А. Речевой жанр «поздравление» в обиходном дискурсе (на материале английского языка)………………………………………………………….	41
Прагмалингвистические характеристики нобелевской речи президента США Барака Обамы………………… ……………………………………..	47
Филатова Н.А. Семантика слова «одежда» и русское языковое сознание (на примере фрагмента повести Н.С. Лескова «Полунощники»)……………………… II. ПРОБЛЕМЫ синхронической и диахронической социолингвистики	54
Богомолова И.В. Молодёжный сленг в современном французском языке на радио…………………………………………………………………………	60
Викторин В.М. "Субэтно - конфессиолекты" в этнолингвокультурах Поволжья, Урала и Юга России: консерватизм и «сдвиг» ареалов бытования………………………………………………………….	65
Мубориева А.Р. Структурно-семантические элементы популяризации французских экономических текстов……………………………………………………	69
ОганезоваТ.С.  Взаимосоотнесенность категорий формы (письменная/устная) и подготовленности (подготовленный/неподготовленный) дискурса……………………………………………………………………..	72
Петрова И.В. О статусе афроамериканского варианта английского языка…………………………………………………………………………	75
Плахова О.А. Национально-культурная обусловленность вариативности фольклорногопроизведения…………………………………………...……	84
Позднякова Е.Ю. Роль языка в формировании этнокультурного сознания (на примере народно-разговорной речи современного города)……………………………………………………………………….	87
Попова О.А. Язык и культура в формировании коммуникативного пространства общества…………………………………………………………………….	91
Становая Л.А. Старофранцузское именное склонение: традиции и инновации……………………………………………………………..........	95
Умняшкин А.А. Бытовая лексика талышского языка: механизмы словообразования.…………………………………………………………. Перевод и межкультурная коммуникация	100
Novakova I., Melnikova. Е. Les quivalents de traduction dans les corpus parallles franais-russes (sur l’exemple des constructions verbo-nominales de sentiment)...........................	110
Бочарникова И.В. Темпоральная семантика концепта «Жизнь» в русском и во французском языках…………………………………………………...........	117
Донченко Е.В. Категория таксиса и средства ее выражения в сложноподчиненном предложении с атрибутивным придаточным во французском и русском языках…………………………………………………………………….......	123
Каликова А.М. Средства выражения категории определённости/неопределённости в китайском языке…………………………………………………………….	127
Леонтьева К.И. Культурологическая обусловленность поэтического перевода: «cultural studies» как принцип анализа……………………………………………….	133
Мошонкина Е.Н. Traduire la Divine Comdie en France au XIXe sicle : le cas des « obscnits » dantesques…………………………………………………….	141
Очередько Ю.В. «Missionary/миссионер» как типаж английской и русской лингвокультур…………………………………………………….................	144
Рящина М.Э. Прецедентные имена в романе Д.Лоджа «NICE WORK»……………….	148
Салхенова А.А. Особенности передачи грамматических значений времени во французском, русском и казахском языках в сопоставлении……………	155
Саракаева Э.А., Любимова В.А. Концепт "герой" в китайской культуре…………………………………... IV. Лингвистика текста и художественная реальность	159
Ахмедова И.А. Функциональные особенности парентезы в новеллах Клод Пюжад-Рено и Ги де Мопассана…………………………………………………………...	166
Боровская А.А. Ритмические девиации в русской элегии первой трети XX века………...	170
Исаев Г.Г. Художественная репрезентация идеи духовного единства православия и ислама в творчестве Александра Кусикова……………………………...	176
Кузнецова Е.В. Типы повествования в прозе Гайто Газданова………………………….....	181
Куксенко С.Г. Типология и функции аллитерации в поэзии Маяковского……………..	188
Любимова В.А. «Заблудившийся Меченосец»: поиски этического идеала в китайском кинематографе……………………………………………………………….	193
Маняшина Л.В. Особенности структурно-семантической организации текстов немецкой художественной литературы начала ХХ века………………….	197
Манченко Е.С. К вопросу о понятии кода английской литературы……………………….	202
Окаева А.В. О периферийной пунктуации в современной французской лингвистике…………………………………………………………………	206
Сатюкова Е.Г. Cтатья «Особенности идиостиля романа Г.Свифта «Водоземье»…………………………………………………………… ….	211
Спесивцева Л.В. Художественная реальность в лирической поэме К.Бальмонта и А.Блока………………………………………………………………………	214
Ткачева Т.А. Специфика категории субъектности в тексте «Мемуаров» Филиппа де Коммина…………………………………………………………………. СОВРЕМЕННЫЕ ТЕХНОЛОГИИ ПРЕПОДАВАНИЯ ИНОСТРАННЫХ языков	219
Kukharenko O.N. Le dveloppement de la culture de l’introspection psycho-pdagogique chez des futurs professeurs de FLE en Russie………………………………	226
Susset M. Reprsentations de la France et des Franais dans les manuels russes de FLE………………………………………………………………………….	229
Жаркова Т.И. Компетентностный подход в обучении иностранному языку………….	239
Логинов П.В. Особенности языковой компетенции в условиях преподавания биоорганической химии на английском языке индийским студентам в российском медицинском вузе……………………………………………	242
Свешникова М.И. Перевод песенного текста как культурный компонент обучения иностранным языкам…………………………………………..………….	245
Тенис А.О. Teaching Autonomy to Freshman Students…………………………………	252
Шангаева Н.К. Использование проектной методики в практике обучения французскому языку……………………………………………………….	255

I. Язык и человек в социокультурном пространстве и времени

Асп. С.И. Агагюлова

Астраханский государственный университет

Астрахань, Россия

Ценностные характеристики концепта "Интернет" в обиходном и профессиональном языковом сознании

Интернет является удобным и эффективным способом распространения информационных ресурсов, и востребованным из-за его коммуникационных и других возможностей. Вследствие чего Интернет воспринимается в современном мире как нечто хорошее, как изобретение, значительно облегчающее жизнь человека в трудовой сфере, делающее ее разнообразнее в рекреативной сфере. Интернет представляет определенную ценность для современного общества, имеет определенное значение для него и, следовательно, обладает определенным набором ценностей.

Ценностный компонент является центральным компонентом, и так как концепт служит исследованию культуры, то в основе лежит именно ценностный принцип [4: 77–78].

Материалом для выявления ценностной составляющей концепта «Интернет» послужили афоризмы и результаты анкетирования. В исследовании также учитывались комментарии на форумах, затрагивающие данную тематику и содержащие высказывания с мотивирующим оценочным контекстом.

Ценностные характеристики концепта «Интернет» раскрывают оценочный компонент изучаемого концепта, выражающийся в ценностях и нормах поведения общества.

Интернет характеризуется амбивалентно: Интернет есть благо, и Интернет есть зло.

Интернет притягивает людей безграничным объемом полезной информации и развлекательных услуг (Give a person a fish and you feed them for a day; teach that person to use the Internet and they won't bother you for weeks). Интернет предоставляет возможность осуществлять то, что в реальной жизни человеку недоступно (Интернет – это самое свободное место на земле, делай, что хочешь. Кто-то лезет на сайты для взрослых, а кто-то взламывает базы данных», «What we are ‘managing’ is a world, not a network, and what is emerging is a way of understanding that world, not ‘information). Факт, что в Интернете имеется огромное количество информации, которая постоянно обновляется и пополняется, говорит о том, что следует пользоваться размещенной в Сети информацией, вместе с тем необходимо учитывать возможную недостоверность предоставляемой информации. Актуальным является вопрос о соблюдение авторских прав, получающий двойственную интерпретацию: с одной стороны, используется чужая информация без ссылок на авторов, а с другой стороны, как отмечают пользователи, главное, что информация есть, она доступна.

С глобальным распространением Интернета изменилось пространственное восприятие мира, процесс взаимодействия между людьми стал быстрым и удобным (Интернет – это открытость и интернациональность; The development of a lifestyle based in communication was the first step towards the development of the Internet).

Пользователи Интернета выражают негативную оценку организации информационного пространства Интернета и самой Сети. В Интернете содержится большое количество ненужной информации, что затрудняет поиск чего-то необходимого (Интернет меняется ежеминутно: то толковое, что и так было не найти, надо вытаскивать из-под новых слоев чепухи; The Net is a waste of time, and that's exactly what's right about it).

Негативное отношение к Интернету основывается на восприятии Сети как нереальной субстанции вследствие отсутствия у Сети материального воплощения, осязаемой оболочки (Интернет – это такой мир, которого вроде бы и нет…). Более того, программное обеспечение Сети позволяет скрывать личность, персональную информацию. Интернет предполагает защиту персональных данных, но следует принимать во внимание возможность вторжения в приватное пространство пользователя, так как можно проследить, с какого компьютера осуществляется доступ в Интернет.

Интернет – это глобальная система взаимосвязанных компьютерных сетей, однако как любая система он может превосходно работать, а иногда давать сбой. Технические неполадки, мешающие постоянному взаимодействию в Сети, вызывают у пользователей негативную реакцию. Отрицательно оцениваются состояние телефонных линий и скорость связи (Терпеливо жди, сеть отключилась; I'm getting crazy when the connection is slooow). Большое недовольство вызывает нестабильная работа серверов, прекращение существования сайтов (There are three kinds of death in this world. There's heart death, there's brain death, and there's being off the network). Примечательно, что нестабильная работа Интернета не влияет на негативное восприятие Сети в целом, так как для рядового пользователя Интернет ассоциируется не с совокупностью порталов, серверов, программным обеспечением и т.п., а с возможностью общения, получения информации. Технические трудности носят временный характер и это только очередное препятствие при установке соединения.

Всеобъемлющее распространение Интернета, учитывая все возможности получения информации и осуществления различной деятельности в Сети, заставляет постоянно им пользоваться. Использование Интернета для удовлетворения все возрастающих потребностей постепенно увеличивается, перерастая у некоторых пользователей в непреодолимое влечение к Сети.

Известно, что частое пользование Интернетом может привести к интернет-зависимости, которая пользователями не воспринимается как серьезная проблема, а высмеивается, подчеркивая увлеченность Интернетом в гиперболизованной форме (Вы серьезно заболели Интернетом, если вы видите сны на языке HTML, целуете домашнюю страницу своей девушки, не знаете пол трех своих лучших друзей, потому что у них нейтральные Ники, а спросить вам не приходило в голову...).

Таким образом, прослеживается амбивалентное отношение к сети Интернет. Интернет является благом, им следует пользоваться, так как это быстро, удобно, полезно и увлекательно. Положительная оценка концепта доминирует над отрицательной. Более того, отрицательная оценка проявляется не по отношению к Интернету в целом, а к той или иной его части, таким как, технические проблемы, оплата, некоторые услуги, в то время как положительная оценка, даваемая также под влиянием каких-либо частей, например, легкость, удобство в обращении, предоставляемая информация, переносится на отношение к концепту в целом. Положительно оцениваются функциональные возможности сети Интернет: хранение большого количества информации; скорость выполнения запросов пользователей (например, поиска информации); возможность дистантного общения; глобализация общения представителей всех стран мира. Отрицательные характеристики, приписываемые сети Интернет весьма вариативны: ненадежность (технические неполадки, низкая скорость связи, нестабильная работа серверов, прекращение существования сайтов); нелегальность использования персональных данных (нарушение авторских прав; использование информации без ссылок на авторов); снижение возможности прямого, непосредственного общения.

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Арутюнова, Н.Д. Язык и мир человека [Текст] / Н.Д. Арутюнова – 2-е изд., испр. – М.: Языки русской культуры, 1999. – 896 с.
2. Бейлинсон, Л.С. Профессиональный дискурс как предмет лингвистического изучения [Текст] / Л.С.Бейлинсон // Вестник Волгогр. гос. ун-та. Сер. 2, Языкознание. – 2009. – № 1(9). – С. 145 – 149.
3. Галичкина, Е.Н. Феномен компьютерной коммуникации: онтология и терминология [Текст] / Е.Н.Галичкина // Вестник ленинградского государственного университета имени А.С.Пушкина: Серия Филология. – 2009. – №1 – С. 113–121.
4. Карасик, В.И., Слышкин Г.Г. Лингвокультурный концепт как единица исследования [Текст] / В.И.Карасик, Г.Г.Слышкин // Методологические проблемы когнитивной лингвистики. – Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 2001. – С. 75–80.
5. Карасик, В.И., Слышкин Г.Г. Базовые характеристики лингвокультурных концептов [Текст] / В.И.Карасик, Г.Г.Слышкин // Антология концептов / под ред. В.И.Карасика, И.А. Стернина. – Волгоград: Парадигма, 2005. – Т. 1. – С. 13–15.

К.ф.н., доц. Е.И. Бейн

Таганрогский государственный педагогический институт

им. А.П.Чехова

Таганрог, Россия

Особенности употребления наречий времени в структуре текста

Наречия, используемые для темпоральной характеристики признака, выраженного глаголом – сказуемым, не связаны с каким-либо определенным морфологическим типом. Одни из них являются семантически маркированными, т.е. имеют прозрачную внутреннюю форму: toujours, aujourd’hui, parfois – значение этих наречий обусловлено значением существительных, входящих в их состав; другие же имеют затемненную внутреннюю форму, например: alors, puis, jadis, dj, encore, hier, dornavant и др. Эти наречия являются этимологически неразложимыми, большинство их них происходит от имен существительных, застывших в одной из падежных форм, или от словосочетаний, в состав которых входит имя существительное. Появление в языке подобных наречий связано с постепенной грамматизацией речевой формы. Лежащая в их основе именная синтагма (а это может быть сочетание имени с предлогом, или прилагательного с именем существительным) сначала имела точную временную соотнесенность. Как правило, существительные в составе этих сочетаний имеют временное значение, но иногда они подвергаются демотивации, т.е. отвлекаются от своего первоначального значения. С этой точки зрения интересно происхождение наречия toutefois, которое восходит к старофранцузскому словосочетанию tute veie, где существительное veie – «путь», «дорога» утратило свое первоначальное пространственное значение, а все сочетание переводится как «непрерывно», «все время» уже на ранних этапах развития французского языка.

Семантика наречий времени (выделение в этом разряде более мелких лексических групп) связана с особенностями выражения значения физического и грамматического времени. Обычно грамматическое время рассматривается, как и физическое, с точки зрения его необратимости, где точкой отсчета является настоящее время. По векторной направленности наречия времени делятся на 3 группы: 1) наречия, указывающие на совпадение момента действия с грамматической точкой отсчета (maintenant); 2) наречия, указывающие на предшествование по отношению к грамматической точке отсчета (hier); 3) наречия, указывающие на следование по отношению к грамматической точке отсчета (demain). В сущности наречия уточняют, указывают более или менее точно (лексически точно) на время совершения действия, выраженного глаголом. Эта способность наречия не только отражать направление движения во времени (что характерно для глагола), но и указывать на временной интервал, который отделяет дату, определяемую наречием, от грамматической точки отсчета была отмечена А.Клюмом [2: 99].

Но грамматической точкой отсчета может быть не только настоящее время, совпадающее с моментом речи, но и любой другой момент, по отношению к которому определяется время действия. Как прошедшее время, так и будущее могут быть грамматической точкой отсчета для события, которое имело место до или после другого события. В зависимости от того, где находится грамматическая точка опоры, наречия делятся на две группы. Наречия, инцидентные моменту речи, т.е. выражающие предшествование, одновременность и следование по отношению к грамматической точке отсчета, совпадающей с внеязыковым моментом речи, ситуацией. Их называют первичными [2: 99], абсолютными [1: 62], субъективными [3: 79], так как они указывают на время относительно субъекта, находящегося в данный момент в данном месте. Следует сказать, что это наречия семантически маркированные, они заключают в себе точку опоры. Большинство из них образовано от бывших словосочетаний, они появились в романский период, их грамматизация завершилась в старофранцузский период, например: hier, demain, dornavant. 2-я группа – наречия, не инцидентные моменту речи, т.е. выражающие предшествование, одновременность и следование по отношению к грамматической точке отсчета, совпадающей с каким-либо другим моментом в прошлом или будущем. Они вторичны, относительны, объективны. Большинство из них восходит к латинским формам: lors, avant, aprs, puis.

Эти наречия лексически ослаблены, они требуют внешней опоры для уточнения лексического значения. Наречиям обеих групп свойственна указательная, дейктическая функция, а разница между абсолютными и относительными наречиями при реализации дейктической функции состоит в том, что абсолютные, семантически маркированные наречия, обретают значимость в момент речи, они связаны с ситуацией moi – ici - maintenant. Эти наречия заключают в себе точку опоры для значения, и в этом они схожи с именами существительными. На близость наречий и существительных указывал и Л.В.Щерба, когда писал, что «самый деликатный вопрос – отличие наречий от существительных» [5: 72] и, очевидно, он имел в виду не только этимологические связи, но и некоторое сходство в семантике. Наречия относительные требуют точку опоры вне своего значения, обеспечивая тем самым связность текста и указывая на логическую связь между двумя последовательными мыслями.

Основным признаком наречий времени на синтаксическом уровне является их сочетаемость с глаголом и относительная самостоятельность в предложении, можно сказать, что наречия времени соотносительны с предложением в целом. Они указывают на внешние обстоятельства, при которых происходит действие и, следовательно, не являются внутрикомпонентным признаком глагольного действия. Наречия времени вносят дополнительную характеристику, уточняя обстоятельства, при которых происходит действие и располагая во времени не только процесс, но и его участников, т.е. темпоральная характеристика является не только признаком глагола-сказуемого, но и (через предикативность) всего предложения.

О самостоятельности наречий времени говорит такой формально-позиционный показатель, как месторасположение наречия. Наречия абсолютные, семантически маркированные характеризуются дистантным расположением по отношению к глаголу, и чаще всего располагаются в начале предложения, а относительные, наоборот, имеют контактное положение по отношению к глаголу, и в этом проявляется их связь с глаголом, поскольку конструкция французского языка такова, что знаки, ассоциируемые мыслью, теснее сближаются в тексте [4: 214].

При употреблении относительных наречий отмечается наличие противоречия между семантикой наречия и его сочетаемостью, что свидетельствует о высокой степени грамматизации наречия. Наречие становится служебным словом, средством связи между предложениями, где последующее высказывание восполняет недостаток семантической наполненности наречия. Процесс грамматизации наречия сопровождается смещением его семантико-синтаксических признаков и появлением новых грамматических характеристик. В порядке совмещения означаемых наречие содержит актуализирующую связь между актуальным глаголом и актуальным (индивидуализированным) понятием, возникающим из ситуации или контекста и имеющим точную временную соотнесенность, т.е. включает компонент действия.

Для семантически маркированных, абсолютных наречий таким актуальным понятием является внутренняя опора, т.е. то, что эти наречия обозначают. Для семантически ослабленных наречий, таких как alors, aprs, puis таким актуальным понятием является предыдущее высказывание, являющееся контекстуальной опорой этих наречий. Роль контекстуальной опоры наречий, имеющих обобщенное лексическое значение, может играть не только предыдущее, но и последующее высказывание, вводимое союзом que и конкретизирующее обобщенное значение наречия, например: Je l’ai connue alors que j’tais tudiante.

Лексико-семантический разряд наречий времени является открытым. Большинство из них образовано от именных словосочетаний или от имен существительных, т.е. от части речи, которая на языковом уровне несет в себе сведения об опоре. В речи (тексте) встречается немало новых образований, которые функционально равны наречиям времени. В то же время класс наречий времени – это база для пополнения служебных слов, в частности сложных союзов или союзных выражений, которые сначала существуют как синтаксические образования, а потом превращаются в грамматизованные и морфологизованные единицы.

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Brunot, F. La pense et la langue [Texte] / F.Brunot. – P.: Masson,1936. – 982 c.
2. Klum, A. Verbe et adverbe [Texte] / A.Klum. – Stockholm: Gotebourg
3. Uppsala; Almquist Wiksell, 1961. – 313 c.
4. Nyrop, K. Grammaire historique de la langue franaise [Texte] / K.Nyrop. –Copenhague, 1908. – 459 c.
5. Балли, Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка [Текст] /Ш.Балли. – М.: Изд-во ин. лит., 1955. – 416 с.
6. Щерба, Л.В. О частях речи в русском языке [Текст] / Л.В.Щерба. В кн.: Избранные работы по русскому языку. – М.: Учпедгиз, 1957. – 188 с.

К.ф.н., доц. Е.Н. Галичкина

Астраханский государственный университет

Астрахань, Россия

Номинативные средства социальных сетей и сетевых сообществ

Социальные сети – феномен сетевого общения, охвативший всемирный социум третьего тысячелетия с необыкновенной скоростью. Его философское осмысление еще далеко впереди, хотя уже сегодня представителям гуманитарных наук – антропологам, историкам, философам, психологам, лингвистам, социологам ясно, что новая коммуникативная среда предоставила свободу самовыражения, с одной стороны; с другой – привела к освобождению индивидуального и социального психологического напряжения, конфликтогенности реальной жизненной ситуации, дала возможность людям общаться вне институционально регламентированных установлений, принятых в реальной жизни. Вместо актуальной коммуникативной сферы общения члены социума, благодаря компьютерным технологиям, получили возможность общаться, не выходя из дома: социальный сетевой сервис вовремя оказался удобной площадкой, связавшей людей в сетевые сообщества (группа людей, поддерживающих общение и ведущих совместную деятельность при помощи компьютерных сетевых средств) с помощью программного обеспечения, компьютеров, объединенных в сеть Интернет, и сети документов – Всемирной паутины. Сетевые социальные сервисы сегодня – это средство общения, формирования, развития и поддержки социальных контактов; комплексный алгоритм совместного поиска, хранения, редактирования и классификации разнообразной информации, релевантной для разных видов и типов сообществ; это обмен медиаданными, а также среда для развития и совершенствования творческой деятельности членов сообществ. В лингвистическом плане не все так безоблачно: социальные сети, сформировав коммуникативное пространство, связанное разнообразными интересами, сходными житейскими историями, судьбами, взаимной узнаваемостью среды воспитания и бытия, привнесли в культуру общения свои, коммуникативные паттерны и лексические (номинативные) средства. Язык социальных сетей и дискурсивные правила, устоявшиеся в недрах той или иной сети, четко отражают социальный статус участников коммуникации. Бурным потоком в общение членов социальных сетей хлынули жаргон и сленг, субколлоквиальная (сниженная) лексика, профессионализмы и арготизмы, аббревиатуры и словообразовательные бленды (телескопическая лексика).

Телескопия представляет собой самостоятельный способ словообразования [2: 173; 1: 99], в результате которого образуется новое производное слово путем слияния полной основы одного исходного слова с усеченной основой другого или из слияния усеченных основ двух исходных слов [3: 25]. Телескопические слова выполняют в языке когнитивную (способность служить структурой формирования знания) и прагматическую функции (способность телескопических слов придавать речи экспрессивность и становиться маркерами принадлежности коммуниканта к определенному социуму) [3: 26]. Способность телескопных слов экономно передать смысл сложного понятия и выразить оценку или экспрессию, внести элемент игры в процесс словообразования, делают их широко распространенными в номинативной системе сетевой компьютерной коммуникации. Если в начале ХХ века существовало практически единственное телескопное образование smog < smoke + fog, то к концу века различные словари регистрируют до 130 слов такого рода [1: 99].

В настоящее время телескопия является эффективным способом пополнения номинативной системы сетевой компьютерной коммуникации. В процессе анализа сетевых словарей Интернет терминов [4,5,6,7] было обнаружено 39 телескопных образования. Механизм словообразовательного акта при телескопии и структуру возникающего слова опишем при помощи буквенной символики, где: а – начальный фрагмент первого исходного слова; аb – целое первое исходное слово; b – конечный фрагмент второго исходного слова; c – начальный фрагмент второго исходного слова; cd - целое исходное второе слово; d – конечный фрагмент второго исходного слова. Анализ телескопных образований, продуцируемых участниками социальных сетей, позволил выделить четыре основные модели их образования:

Модель аd < а + d представлена соединением начального фрагмента первого исходного слова с конечным фрагментом второго, например:

blargon «жаргон блога» < blog «блог» + jargon «жаргон»;

bleg «блог или запись блога, в которой содержится просьба, адресованная читателям; суть просьбы - подсказать идею, комментарий или другую информацию» < blog «блог» + beg «просить»;

netizen «”гражданин” сети; постоянный пользователь групп новостей или форумов в сети Интернет» < Internet «Интернет» + citizen «гражданин»;

splog «блог, который состоит из спама; или более широко, любой блог, чей создатель сам не публикует сообщения» < spam «несанкционированное сообщение, которое отправляется автору без его разрешения» + blog «блог»;

vlog «блог или личный сайт, регулярно пополняемый новой информацией; содержит в основном видео» < video «видео» + blog «блог» [4] и др.

В анализируемых примерах часть, как первого, так и второго исходного слова, входящая в качестве компонента в возникающее телескопное образование может иметь разную протяженность от единичного символа (vlog) до сохранения значения фрагмента исходного слова (blargon), при этом возможно наложение букв net+ci(tizen). Можно отметить, что в рамках данной модели второй компонент телескопного соединения оказывается более значимым, передающим основное значение данной номинации, в то время как первый характеризует дополнительные признаки. Большая часть телескопных образований в данной группе номинирует разнообразные виды блога: блог-просьба (bleg < blog «блог» + beg «просить»; блог-спам (splog < spam «несанкционированное сообщение, которое отправляется автору без его разрешения» + blog «блог»); и др.

Модель аcd < а + cd представлена соединением усеченного фрагмента основы первого исходного слова с полной основой второго, например:

anonyblog «блог, который ведет анонимный автор, часто под псевдонимом» < anonymous «анонимный, безымянный» + blog «блог»;

blurker «читатель блога, который не оставляет следов посещения блога; читатель, который не имеет свой собственный блог» < blog «блог» + lurker «пользователь, который только смотрит и не принимает непосредственного участия в компьютерной коммуникации»;

moblog «1) блог, который поддерживается с помощью мобильных устройств или мобильного телефона; 2) вести блог с помощью мобильных устройств» < mobile «мобильный» + blog «блог» [5] и др.

В данной группе представлены по преимуществу номинации, обозначающие разные виды блогов, поэтому слово blog сохраняется в них полностью. Фрагменты первого слова могут быть очень короткими, включая 1-2 буквы (blurker), так и достаточно протяженными (anonyblog). Данные номинации также демонстрируют способность к дальнейшему словообразованию. Так, существительное moblog «блог, который поддерживается с помощью мобильных устройств или мобильного телефона» образует по конверсии глагол to moblog «вести блог с помощью мобильных устройств» < mobile «мобильный» + blog «блог».

Модель аbd < аb + d представлена соединением целого первого исходного слова с конечным фрагментом основы второго, например:

blogathy «когда автор блога перестает заботиться о публикации в нем» < blog «блог» + apathy «апатия, равнодушие, безразличие»;

blogebrity «тот, кто известен тем, что пишет блоги» < blog «блог» + celebrity «знаменитость»;

blogoholic «блоггер, пристрастившийся к блогам так, что это отвлекает его от других сфер жизни» < blog «блог» + alcoholic «алкоголик»;

blogorrhea «чрезмерно подробное размещение на блоге неотредактированный мыслей» < blog «блог» + logorrhea «1) мед. логоррея (душевнобольных); 2) неодобр. болтливость; недержание речи»;

blogstipation «1) состояние, когда вы не можете думать ни о чем другом, кроме того, как отправить сообщение в блог; 2) состояние, когда вы не можете отправить сообщение в блог, т.к. главный компьютер недоступен» < blog «блог» + constipation «мед. запор»;

twitterverse «пользователи социальной сети Твиттер, которые общаются в ней» < twitter «Твиттер (название социальной сети)» + universe «вселенная» [6] и др.

Обращает на себя внимание употребление лексемы «блог» с медицинскими терминами, которые в свою очередь придают образованному телескопизму отрицательную коннотацию (см. blogorrhea «чрезмерно подробное размещение на блоге неотредактированных мыслей» < blog «блог» + logorrhea «1) мед. логоррея (душевнобольных); 2) неодобр. болтливость; недержание речи»; и описывают состояние, которое переживает человек, когда не может отправить сообщение в блог (см. blogstipation «1) состояние, когда вы не можете думать ни о чем другом, кроме того, как отправить сообщение в блог; 2) состояние, когда вы не можете отправить сообщение в блог, т.к. главный компьютер недоступен» < blog «блог» + constipation «мед. запор»).

Модель аb()d < аb +() d представлена номинациями, образованными путем соединения полного первого исходного слова с конечным фрагментом второго, в ходе которого возможно наложение друг на друга исходных фрагментов, в которых на стыке появляется дополнительный, связующий элемент (-o-) либо замена звука:

blogorific «то, что автор блога находит прекрасным» < blog «блог» + o + terrific «восхитительный»;

blogosphere «общий термин для всех блогов в Интернете; термин может также относиться к субкультуре сообщества и взаимоотношениям, которые устанавливаются между авторами блогов за пределами технической составляющей сети» (термин В. Квика / William T. Quick) < blog «блог» + o + sphere «сфера» [7] и др. Подавляющее число отмеченных телескопных образований двухэлементны. Из проанализированных телескопных образований: 45 % образованы путем соединения целого первого исходного слова с конечным фрагментом основы второго; 36 % являются частичными слияниями, образованными путем соединения усеченного фрагмента основы первого исходного слова с полной основой второго; 19 % являются полными слияниями, образованными соединением начального фрагмента первого исходного слова с конечным фрагментом второго.

Анализ номинативных средств социальных сетей разной, тематически детерминированной коммуникативной направленности, позволил прийти к следующим результатам. С одной стороны, в общении участников коммуникации в рамках той или иной социальной сети мы обнаруживаем сугубо сетевую компьютерную терминологию. Так как каждая социальная сеть имеет коммуникативные площадки (чат или форум), то в диалогах пользователей социальных сетей мы встретим соответствующие термины: аватарка, аватара, аватар, ава – фотография пользователя и его воплощение в компьютерной коммуникации, дает первое впечатление о пользователе; авторизация – идентификация пользователя, т.е. процесс, при котором социальная сеть может узнать зарегистрированного пользователя; администратор группы в социальной сети (админ) – основатель группы, который несёт ответственность перед администрацией сайта за её содержание; аккаунт [от английского account – учётная запись, личный счёт, профиль, профайл, страница, эккаунт] – регистрационная запись, содержащая сведения, которые пользователь сообщает о себе в социальной сети, необходимые при подключении к системе; бан [от английского ban – запрещать] – жарг. 1) способ наказания администрацией сайта за некорректное поведение пользователя, состоит в удалении из базы; 2) удаление участника из группы за некорректное поведение через занесение его в черный список.

С другой стороны, каждая социальная сеть вырабатывает свои модусы общения и номинативные средства, отражающие специфику самой сети, т.е. ее тематику, регистры коммуникации, организацию взаимодействия между ее членами и т.п. Именно здесь возникают наиболее явные лингвокультурные различия в коммуникации, поскольку начинают действовать факторы социального свойства: для молодежной аудитории наиболее типичным является стремление к языковому креативу, а значит, – к самовыражению через жаргон и сленг; участники женских социальных сетей будут употреблять номинативные средства с гендерной маркировкой; социальные сети, объединяющие своих коммуникантов по профессиональному признаку, будут характеризоваться в лингвистическом отношении как среда для актуализации профессиональной лексики и т.п.

Ключевой коммуникативной (лексической) парой, которая характеризует социально-детерминированное общение в российских социальных сетях следует, по нашему мнению, признать неологизмы «зафрендить – расфрендить». Эти два глагола, образованные на англоязычном формативе «friend» – «друг», отражают базовое идеологическое содержание социальных сетей в целом. В сети ведут поиск, прежде всего, друзей и единомышленников: не случайно, поэтому, нужную информацию в социальных сетях пытаются получить через френдсорсинг (friendsourcing), т.е. попытку получения нужной информации с помощью друзей в социальной сети. Номинативное творчество представителей социальных сетей характеризуется свободой самовыражения, стремлением к побуждению участников сетевой коммуникации к участию в игровом (людическом) восприятии реальности. Так, в английских социальных молодежных сетях приветствуется лингвокреативность: участников коммуникации приглашают к словесному творчеству. Интересно эксплуатируется звукоподражание: так, например, в английском словаре Коллинза (Collins English Dictionary) в этом году появились слова hmm, heh, meh и mwah, а также еще 287 новых слов – так называемых «звукоподражательных терминов», созданных пользователями социальных сетей. Hmm – слово, говорящее о том, что человек думает, а heh употребляется в ответ на что-то смешное, но все же недостаточно смешно для аббревиатуры lol («громко смеюсь»). Meh используется, чтобы показать отвращение или неприязнь к чему-либо, а mwah отражает огромный поцелуй. Одной из важных характеристик общения в социальных сетях является стремление пользователей играть со словом, изменять его семантику, тем самым протестовать против сложившихся в обществе стереотипов, демонстрировать социуму, что семиотика пространства – далеко не такая, как это видят институциональные структуры социума.

Таким образом, одним из источников пополнения состава номинативной системы сетевой компьютерной коммуникации является формирование новых слов посредством телескопии. Способность телескопных слов экономно передать смысл сложного понятия, выражать оценку и внести элемент игры в процесс словообразования, обусловливает их широкое распространение в номинативной системе сетевой компьютерной коммуникации. В ходе анализа практического материала выделены основные модели их образования: аd < а + d - соединение начального фрагмента первого исходного слова с конечным фрагментом второго; аcd < а + cd - соединение усеченного фрагмента основы первого исходного слова с полной основой второго; аbd < аb + d - соединение целого первого исходного слова с конечным фрагментом основы второго; аb (-о-)d < аb +(-о-) d - соединение полного первого исходного слова с конечным фрагментом второго, в ходе которого возможно наложение друг на друга исходных фрагментов, в которых на стыке появляется дополнительный, связующий элемент (-o-). Большое количество новых образований свидетельствует о значимости феномена блог в сетевой компьютерной коммуникации. Анализ номинативных средств социальных сетей разной коммуникативной направленности, позволил выделить наличие сугубо сетевой компьютерной терминологии и номинативных средств, отражающих специфику сети (тематику, регистры коммуникации, организацию взаимодействия между участниками).

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Лашкевич, О.М. Семантика слов-слитков в современном английском языке [Текст] / О.М. Лашкевич // Вестник Удмуртского Университета. Филологические науки. 2005. № 5 (2). – С. 99 – 110.
2. Лейчик, В.М. Об одном малоизученном способе словообразования. Телескопные слова современного французского языка. Научные доклады высшей школы [Текст] / В.М. Лейчик // Филологические науки. 1966. № 3. – С. 14 – 21.
3. Шевелева, А.Н. Структура и семантика телескопических производных с точки зрения когнитивной лингвистики (на материале современного английского языка) [Текст] / А.Н. Шевелева: Дис… канд. филол. наук: 10.02.04. – Санкт-Петербург. 2003. – 200 с.
4. Blogging Glossary [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.converstations.com/blogging_glossary.html#ixzz0yVRtEkeI
5. Blog terms: Glossary [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://whatis.techtarget.com/definition/0,,sid9_gci1186975,00.html
6. Glossary of Social Networking Terms [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.beliefnet.com/socialnetworking/glossary.html
7. Social Networking Glossary [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://onlinebrandmanager.org/social-media/social-networking-glossary/

Д.ф.н., проф. Е.Н. Михайлова

Белгородский государственный национальный

исследовательский университет,

Белгород, Россия

ЗАБЫТЫЕ ИМЕНА ЕВРОПЕЙСКОЙ ЛИНГВИСТИКИ:

Шарль де Бовель (1479-1566)

За почти две с половиной тысячи лет истории языкознания получили всеобщее признание имена одних мыслителей, пытавшихся проникнуть в тайны природы языка, и были надолго, а то и навсегда забыты имена других. К числу надолго забытых относится имя Шарля де Бовеля, французского гуманиста, научная деятельность которого приходится на первую половину XVI в. Лингвистическое наследие этого блестящего эрудита своего времени известно сравнительно узкому кругу специалистов, а между тем концепция, изложенная им в трактате «Liber de differentia linguarum et Gallici sermonis varietate», заслуживает пристального внимания, поскольку его идеи во многом созвучны положениям современной лингвистики.

В истории французской научной мысли Шарль де Бовель (1479 – 1566) известен, прежде всего, как философ, именно поэтому основное внимание традиционно уделялось его философскому наследию [6; 3; 9; 5; 10]. Философские воззрения де Бовеля получили свое отражение в серии трактатов, само название которых красноречиво говорит о многообразии интересов этого ученого: «Liber de Sapiente», «Liber de intellectu», «Liber de sensu», «Liber de nihilo», «Ars oppositorum», «Liber de generatione», «De duodecimo numerus». Написанные в разное время, эти работы отражают творческую лабораторию гуманиста эпохи Возрождения, которому было тесно в рамках небольшого круга проблем.

Бесспорны и хорошо известны сегодня заслуги де Бовеля в развитии геометрии. Его трактат «L’Art et Science de Gomtrie», опубликованный впервые в 1511 г., дал толчок развитию научной литературы и научной терминологии на французском языке. В фундаментальных работах по истории французского языка имя Шарля де Бовеля встречается именно в связи с тем, что он стал одним из первых французских ученых, обратившихся к родному языку как языку научного изложения. Менее известны достижения де Бовеля в области медицины, хотя его трактат «Liber de remediis vitiorum et eorum consistentia» (1531) в свое время имел успех у специалистов.

Что касается лингвистических воззрений де Бовеля, то в классических трудах по истории языкознания сведений о них нет. Внимание ученых, как правило, приковано к концепциям других представителей ренессансного знания о языке: Небрихе, Скалигеру, Рамусу, Санчесу, Библиандеру и др. В специальных исследованиях, посвященных лингвистическим воззрениям французских гуманистов, основное внимание уделяется работам таких авторов, как Дюбуа, Мегре, Робер и Анри Этьены, Мопа и др.

Впервые в западноевропейской историографии лингвистики воззрения де Бовеля на язык были исследованы в трудах К. Демезьер [7; 8] и К. Шмитта [11; 12]. Обращает на себя внимание то, что при всем пиетете к личности этого яркого представителя «республики ученых» XVI в. они подчас излишне суровы к его рассуждениям. Между тем его концепция была одной из первых в истории французской лингвистической традиции попыток объяснить изменчивую природу языка.

Шарль де Бовель принадлежит к блестящей плеяде французских гуманистов, прекрасных знатоков словесности, стараниями которых и были заложены основы французской лингвистической традиции. Выходец из Пикардии, де Бовель обучался в Париже, в коллеже Кардинал-Лемуен, где в то время преподавал Жак Лефевр д’Этампль (1450 – 1537) – один из самых известных ученых Европы конца XV - начала XVI вв., предтеча гуманизма во Франции. Биографы де Бовеля [7; 9; 12], ссылаясь на замечания его современников, отмечают незаурядные способности, проявленные им в пору ученичества, что сравнительно скоро позволило ему стать широко признанным, несмотря на молодость, ученым. Уже в двадцать два года он начал преподавать в одном из престижных в то время учебных заведений – в Коллеже Парижского университета. С 1503 по 1505 г. де Бовель много путешествовал, посетил Швейцарию, Германию, Бельгию, Испанию и, конечно, Италию, которая воспринималась гуманистами и как колыбель античности, и как средоточие интеллектуальной жизни тогдашней Европы.

К написанию своей книги о языке де Бовель приступил в 1530 г., будучи уже зрелым ученым. К тому времени н уже десять лет как оставил Париж и жил в Пикардии, в небольшом городке Нуайон, где вдали от столичной суеты и треволнений, порожденных наступлением Реформации, сосредоточился на научных занятиях. Период с 1530 по 1631 г. был чрезвычайно плодотворным для него, поскольку он работал тогда над тремя книгами: «Liber de remediis vitiorum et eorum consistentia», «Proverbiorum vulgarium libri tres» и «Liber de differentia linguarum et Gallici sermonis varietate». Две первые работы были опубликованы в 1531 г., а книга о языке вышла лишь два года спустя, в начале 1533 г. (на последней странице издания указана точная дата выхода ее из-под типографского пресса – 4 февраля 1533 г.).

Полное название работы де Бовеля о языке несколько тяжеловесно, что вполне соответствовало научной традиции того времени: «Liber de differentia linguarum et Gallici sermonis varietate; quae voces apud Gallos sint factitiae et arbitrariae vel barbarae; quae item ab origine latina manarint; de hallucinatione Gallicanorum nominum». По мнению Ф. Брюно, это три разные работы, собранные в одну книгу [4: 132]. В первой части трактата изложены рассуждения автора относительно изменчивой природы языка, во второй части представлен прообраз французского этимологического словаря, в третьей части работы предпринята попытка решить проблемы этимологии сквозь призму топонимики. В каждой из частей трактата преломляется и по-своему обосновывается понимание феномена изменчивой природы языка.

Общетеоретические воззрения де Бовеля на язык наиболее ярко представлены в первой части трактата. Здесь впервые в истории французской лингвистической мысли де Бовель обращается к решению вопросов, которые вскоре составят основу французской гуманистической программы в сфере знания о языке: это проблема происхождения французского языка, вопрос о его связи с латинским и другими европейскими языками, проблема взаимовлияния языков и некоторые другие. В то же время решение этих вопросов, система аргументации, богатый языковой материал, используемый для подкрепления излагаемых положений, выгодно отличает работу де Бовеля от гипотез, интуитивных догадок и предположений, не подкрепленных фактами, которыми так богаты были сочинения более позднего периода в развитии французской лингвистической традиции XVI в. Это касается, в частности, решения ключевой для той эпохи проблемы происхождения французского языка. Как известно, многие французские гуманисты возводили истоки родного языка к латыни, что было обусловлено значимостью этого языка для западноевропейской культурной и религиозной традиции. Де Бовель в этом вопросе занимает иную позицию: по его мнению, французский язык является «большей частью смешанным, поскольку имеет в своем составе большое число чужих слов» [2: 3].

В то же время идеи, которые де Бовель высказывает в своей работе, во многом созвучны идеям его современников. Прежде всего, это глубокое убеждение в том, что любое изменение языка есть не что иное, как его порча, и что поиски каких-либо правил в «вульгарных языках» бесполезны и бессмысленны. Именно потому, что в то время в среде гуманистов бытовало мнение о невозможности создания грамматических описаний для живых языков, в первой половине XVI в. была опубликована всего одна французская грамматика – грамматика Жака Дюбуа (1531), почти на двадцать лет опередившая другие грамматики, начавшие регулярно появляться во Франции лишь после 1550 г.

Ведущее место в трактате де Бовеля занимает поиск причин изменчивой природы языка, что дает основание говорить о нем как о теоретике, сумевшем не только обозначить, но и дать оригинальное решение проблем, к решению которых лингвисты вплотную подошли лишь в ХIХ в.

Стремление показать «многообразие и различие языков» и «углубить и раскрыть причины разнообразия французского языка» приводит де Бовеля к пониманию того, что сегодня принято называть «человеческим фактором в языке». Так, уже в предисловии к трактату он пишет: «Употребление звуков и имен, из которых создана ткань языков и наречий, не имеет иного происхождения, чем человеческий произвол в его стихийности и разнообразии» [2: 3]. В дальнейшем он неоднократно возвращается к этой мысли и находит многочисленные примеры, ее подтверждающие.

В качестве других причин многообразия языков де Бовель указывает на такие факторы, как «место, время и расположение планет» [2: 3]. За исключением последнего положения это объяснение содержит указание на важнейшие с позиций современной научной парадигмы факторы языковой вариативности – время и пространство. Оно красноречиво говорит о том, что задолго до появления работ по общему языкознанию, диахронической лингвистики и лингвогеографии отдельным ученым не чуждо было понимание феномена территориальной и исторической изменчивости языка.

В трактате представлен достаточно скрупулезный очерк истории французского языка, насыщенный сведениями по истории и географии, истории культуры и этнографии, грамматики и этимологии, что по-своему отражает особенности эрудитского гуманизма, представителем которого был де Бовель.

Пытаясь объяснить характер «разнообразия и изменчивости языков», де Бовель поднимает новую для своего времени проблему – проблему взаимовлияния языков. На страницах его работы представлено немало вполне убедительных примеров, свидетельствующих о понимании последствий межъязыковых контактов, имевших место на территории Галлии и Европы в разные периоды истории. Де Бовель оперирует обширным языковым материалом, опирается при рассмотрении выявленных им закономерностей на совокупность методов, ведущим из которых является этимологический, обращается не только к исследованию словарного состава французского языка, но и к особенностям произношения, не ограничиваясь отдельными наблюдениями, а, пытаясь выявить закономерности системного порядка. Вторая и третья части трактата представляют собой своего рода приложение к основному тексту, в них содержится внушительный список слов, подтверждающий сделанные автором наблюдения и обобщения.

Нельзя не увидеть того, что в трактате де Бовеля затрагиваются актуальные для своего времени вопросы, используется широкий пласт научных данных, задействуется внушительный языковой материал, ни до, ни после де Бовеля не подвергавшийся рассмотрению. Более того, нельзя не заметить общности ряда высказываний французского гуманиста с тем, что принято считать достижением исключительно сравнительно-исторического языкознания.

По-своему парадоксальным является то, что лингвистическое наследие одного из ярчайших представителей республики ученых эпохи Возрождения не только не получило должного признания у его современников, а затем надолго было забыто, но и продолжительное время оставалось вне поля зрения историографов лингвистики.

В истории научной мысли лингвистическое наследие де Бовеля оказалось основательно забытым в связи с тем, что после публикации в 1533 г. его трактат о языке ни разу не переиздавался. Одна из вероятных причин этого кроется в том, что он был написан в жанре «рассуждений», о котором сам автор не был высокого мнения, свидетельством чему является ремарка в авторском предисловии к трактату: «<…> это дело, всецело требуя упорного труда, не имеет большой пользы» [2: 3]. По всей видимости, именно поэтому де Бовель не стремился переиздать этот свой труд, хотя, как видно из библиографии его работ, о канонике из Нуайона в столице не только не забыли, но и регулярно печатали его новые сочинения по различным вопросам и переиздавали старые. Причем многие из его работ были опубликованы в типографии Робера Этьена, т.е. там, где в свое время была напечатана его книга о языке.

Другая, более веская причина, по которой трактат де Бовеля так и не был переиздан, связана с изменением языковой ситуации во Франции во второй половине XVI в. Становление французского национального литературного языка привело к необходимости создания грамматик «народного языка», против чего на страницах своей работы де Бовель высказывался не без сарказма. В частности, он писал, что такого рода занятие является «бесполезным и бессмысленным» [2: 44 – 45]. Иначе говоря, изменение направления лингвистической программы французского гуманизма вскоре после публикации книги де Бовеля привело к тому, что отдельные из изложенных в ней положений оказались «вне фокуса» ренессансной парадигмы знания о языке. Появление логического и философского направлений в языкознании XVII-XVIII вв. в еще большей степени способствовало тому, что идеи де Бовеля были преданы забвению.

Что касается историографии языкознания, то, вплоть до сегодняшнего дня лингвистическая мысль эпохи Возрождения остается сравнительно слабо изученной, что в определенной мере объясняет отсутствие имени де Бовеля на страницах классических работ в этой области. Как не без сожаления замечает Л.Г. Степанова, тенденция игнорировать этот период в истории науки под тем предлогом, что в нем не было ничего оригинального и достойного внимания, продолжает оставаться почти неизменной [1: 145 – 147].

Вне поля зрения историографов лингвистики научное наследие де Бовеля оказалось еще и потому, что в данной области исследования внимание ученых изначально было приковано к грамматическим сочинениям, а трактат де Бовеля ни по жанру, ни по затрагиваемым в нем проблемам, ни по подходу к их решению, к числу грамматик не относится.

Наконец, долгое время без должного внимания лингвистические идеи де Бовеля оставались в связи с тем, что им использовалась система аргументации, которая на фоне достижений науки XIX-XX вв. выглядела кое в чем наивно. Это касается, в частности, довольно широко употребляемой им формулировки «под влиянием небес» (ab horoscopo caeli) для объяснения изменчивой природы языка, его глубоким убеждением в невозможности создания грамматики для живых языков, примерами ложной этимологии, установленной им для некоторых французских слов, отсутствием развернутых объяснений по поводу выявленных им фонетических преобразований, непоследовательности в употреблении некоторых терминов (например, смешение терминов «звук» и «буква») и др. Между тем все эти так называемые «слабости» и «заблуждения» есть не что иное, как отражение научной картины знаний своего времени, а потому они не могут рассматриваться и тем более оцениваться с высоты достижений более поздних этапов развития языкознания.

При знакомстве с трактатом де Бовеля нельзя не увидеть того, что предложенная им концепция языка содержит идеи и гениальные прозрения, которые получили научное подтверждение в рамках таких направлений современной лингвистики, как диалектология, фразеология, топонимика, этнолингвистика. Несомненно, настало время для того, чтобы имя этого французского гуманиста заняло достойное место в истории языкознания, ведь им были не только обозначены, но и глубоко осмыслены многие положения, ставшие прописными истинами современной лингвистики.

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Степанова, Л.Г. Итальянская лингвистическая мысль XIV-XVI веков (от Данте до позднего Возрождения) [Текст] / Л.Г. Степанова. СПб., 2000.
2. Bovillus Carolus. Liber de differentia linguarum et Gallici sermonis varietate; quae voces apud Gallos sint factitiae et arbitrariae vel barbarae; quae item ab origine latina manarint; de hallucinatione Gallicanorum nominum [Текст] / Carolus Bovillus. – P., 1533.
3. Brause, K.-H. Die Geschichtsphilosophie des Carolus Bovillus [Текст] / K.-H. Brause. – Borna, Leipzig, 1916.
4. Brunot, F. Histoire de la langue franaise ds origines nos jours [Текст] / Рh. Brunot. Т. 2. – P., 1913.
5. Cassirer, E. The individual and the cosmos in Renaissance philosophy [Текст] / E.Cassirer. – Oxford, 1963.
6. Dippel, О. Fersuch einer systematischen Darstelung des Philosophie des Carolus Bovillus [Текст] / O. Dippel. – Wrzburg, 1865.
7. Demaizire, C. Charles de Bovelles. Sur les langues vulgaires et la varit de la langue franaise [Текст] / C. Demaizire. – P., 1973.
8. Demaizire, C. Les grammaires franaises au XVIe sicle : Les grammairiens picards [Текст] / C. Demaizire.: Thse. – P., 1983.
9. Groethuysen, B. Antropologie philosophique [Текст] / B. Groethuysen. // NRF. – 1952. 
10. Lubac, H. de. Le Sage, d’ aprs Charles de Bovelles [Текст] / H. Lubac. – Vrin, 1967.
11. Schmitt, C. Charles de Bovelles, Sur les langues vulguaires et la varit de la langue franaise (1533), une source importante pour l’histoire du vicabulaire franais [Текст] / // Traveaux de linguistique et de littrature (14). – P., 1976. – P. 129 – 156.
12. Schmitt, C. Bovelles linguiste [Текст] / Charles de Bovelles et son cinquime centenaire 1479-1979: Actes du colloque intrenational tenu Noyon les 14 – 16 septembre 1979. – P., 1982. – P. 247 – 263.

Асп. Ю.С. Подосинникова

Астраханский государственный университет

Астрахань, Россия

Метафора как объект лингвистических учений

на рубеже XX-XXI веков

В лингвистике метафора – и как процесс, в результате которого создаются новые значения языковых выражений путем их переосмысления, и как уже готовое метафорическое значение – рассматривается скорее как стилистическое средство или художественный прием, реже – как средство номинации, еще реже – как способ создания языковой картины мира, возникающей в результате когнитивного манипулирования уже имеющимися в языке значениями с целью создания новых понятий, особенно для тех сфер отражения действительности, которые не даны в непосредственном ощущении [10: 8].

За тысячелетнюю историю в науке накопилась обширная, практически необозримая литература по самым разным вопросам, связанным с определением сущности метафоры, ее структуры, функций, типологии. Л. Балашова обращает внимание на то, что (при всех корректировках, уточнениях, дополнениях) современные теории восходят к классическому определению метафоры, данному еще Аристотелем [1: 6].

В своей «Поэтике» он впервые описал метафору как способ переосмысления значения слова на основании сходства. «Создавать хорошие метафоры, значит подмечать сходство» [1: 6].

В известной книге «Французская стилистика» Ш. Балли исследовал метафору, связывая ее с образностью речи. Он характеризовал метафору следующим образом: «Метафора – это не что иное, как сравнение, в котором разум под влиянием тенденции сближать абстрактное понятие и конкретный предмет сочетает их в одном слове… Подобные сближения обычно основываются на смутных аналогиях, порой совершенно нелогичных; однако они достаточно ясно показывают, что же именно во внешнем мире привлекает внимание человека, и в каких образах рисуется ему то, что ум его не может постичь в чисто абстрактной форме» [2: 222].

В последние десятилетия XX-го века многие исследователи отходят от риторико-стилистических представлений в сторону семантического и когнитивного анализа. По мнению Л. Балашовой, это обусловлено общей ориентацией языкознания на исследование содержательной стороны языка. В науке явно обозначилась необходимость выделить метафору в самостоятельный объект лингвистического анализа, причем не в рамках стилистики, а в рамках общей семантической теории языка [1: 8].

Сегодня в лингвостилистике существует огромное количество направлений, которые занимаются всесторонним изучением сущности метафоры, что можно объяснить многоаспектностью данного языкового явления, различными типами и функциями метафор.

Согласно Е. Чепановой, комплексное рассмотрение различных точек зрения на метафору принадлежит М. Блэку [9: 27].

М. Блэк определил три основных подхода в современной теории метафоры [3]:

1.субституциональный (substitution view of metaphor);

2.сравнительный (comparison view of metaphor);

3.интеракционистский (interaction view of metaphor).

Любую теорию, согласно которой метафорическое выражение всегда употребляется вместо некоторого эквивалентного ему буквального выражения, М. Блэк считал проявлением субституционального взгляда на метафору [3: 158].

Согласно субституциональной точки зрения М. Блэка, фокус метафоры (т.е. явно метафорическое слово или выражение, вставленное в рамку прямых значений слов) служит для передачи смысла, который в принципе мог бы быть выражен буквально [3: 159].

Если считать, что в основе метафоры лежит демонстрация сходства или аналогии – значит придерживаться теории, которую М. Блэк называет сравнительной точкой зрения на метафору. Исследователь отмечает, что поскольку, согласно сравнительной точке зрения, метафорическое утверждение может быть заменено эквивалентным ему сравнением, она является разновидностью субституциональной концепции метафоры [3: 161].

Необходимо отметить, что возникновение и дальнейшую разработку интеракционистской теории метафоры или теории взаимодействия связывают с именами М. Блэка и А. Ричардса.

Суть интеракционистской теории изначально была представлена в работах А. Ричардса.

А. Ричардс стремился показать, что метафора есть результат взаимодействия мыслей, а не примитивной подмены слов, используемых для украшения речи [10: 16].

Употребляя слова «содержание» (tenor) и «оболочка» (vehicle) в качестве двух смысловых компонентов, А. Ричардс сопоставил отношения, в которые в разных случаях вступают друг с другом два этих компонента метафоры. Согласно А. Ричардсу, взаимодействие этих компонентов и порождает значение метафоры: «Если мы не можем разграничить «содержание» и «оболочку», мы будем условно считать, что слово употребляется в буквальном значении; если же возможно различить хотя бы два взаимодействующих друг с другом употребления, мы имеем дело с метафорой» [7: 60].

В свою очередь М. Блэк рассматривает метафору как фильтр. В высказывании «Человек – это волк» (“Man is a wolf”) он выделяет два субъекта: главный субъект (principal subject) – человек (или люди) и вспомогательный субъект (subsidiary subject) – волк (или волки). А. Блэк считает, если читателю известно стандартное словарное значение слова «волк», и он способен употребить это слово в буквальном значении, он обладает системой общепринятых ассоциаций (the system of associated commonplaces) [3: 163 – 164].

Эффект (метафорического) использования слова «волк» применительно к человеку состоит в актуализации соответствующей системы общепринятых ассоциаций. Если человек – волк, то он охотится на остальных живых существ, свиреп, постоянно голоден, вовлечен в вечную борьбу и т.д. Согласно М. Блэку, все эти возможные суждения должны быть мгновенно порождены в сознании и тотчас же соединиться с имеющимся представлением о главном субъекте (о человеке). В рассматриваемом случае слушатель, чтобы построить нужную систему импликаций относительно главного субъекта, будет руководствоваться системой импликаций о волках. Как справедливо отмечает М. Блэк, полученные импликации не будут совпадать с общепринятыми ассоциациями, вызываемыми буквальными употреблениями слова «человек». Новые импликации детерминированы системой импликаций, актуальных для буквального употребления слова «волк». Те «волчьи» черты, которые присущи человеку, сразу окажутся важными, а другие отойдут на задний план. Таким образом, метафора человека-волка устраняет одни детали и подчеркивает другие, организуя наш взгляд на человека [3: 164 – 165].

Вслед за М. Блэком, мы считаем, что такое использование «вспомогательного субъекта» в целях более глубокого понимания характера «главного субъекта» – особая интеллектуальная операция, требующая одновременного наличия в сознании представлений об обоих субъектах, но не сводимая к простому их сравнению.

Однако далеко не все современные исследователи считают интеракционистскую теорию достаточной для понимания сути этого сложного явления [9: 30]. Критика интеракционистской теории имеет место в трудах В. Телия. Не отвергая полностью теорию интеракции, она дает свою трактовку этой теории и создает интерпретативную теорию метафоры, в центре внимания которой – человеческий фактор [8: 35 – 36].

Согласно исследователю, модель метафорического процесса состоит из сущностей и интеракции между ними, понимаемой как отношение, устанавливаемое субъектом метафоризации между сущностями, точнее – их признаками и ассоциативными комплексами, и нацеленное на синтез релевантных для метафорического замысла признаков и ассоциаций. В качестве сущностей выступают: замысел, цель, основание, т.е. формирующаяся мысль о мире (предмете, явлении, свойстве, событии, факте), вспомогательное понятие – уже вербализированная в форме «буквального значения» мысль о мире. Каждой из этой сущностей сопутствует ассоциативный комплекс – энциклопедическое, национально-культурное знание или собственно личностное представление. В качестве процессов В. Телия выделяет: 1) допущение о подобии гетерогенных сущностей, лидирующее во всем смыслопроизводстве; 2) процесс фокусировки, в котором участвуют средства, создающие контекст для актуализации тех признаков и ассоциаций в формирующемся понятии (мысли о мире) и «буквальном значении», которые существенны для данного замысла и цели; 3) процесс фильтрации, т.е. совмещение сфокусированных признаков и ассоциаций нового понятия и «буквального значения», приводящего к созданию нового концепта [8: 37].

После работ А. Ричардса, М. Блэка возрос интерес к метафоре со стороны философов, лингвистов и исследователей в области истории и методологии наук. В книгах “Metaphor and thought”, “Metaphor: Problems and Perspectives”, “Metaphors in the history of psychology” авторы проводят исследования тропов, в частности метафоры, в семантическом, психолингвистическом и прагматическом аспектах [10: 17].

Так, особенно важной стала представляться роль метафоры в понимании, аргументации и других когнитивных процессах в связи с развитием исследований в области логики естественных рассуждений [10: 17].

В настоящее время нет достаточно полной когнитивной теории метафоры, но существует множество частных теорий. На наш взгляд, одна из работ, написанных с когнитивных позиций – это работа Дж. Лакоффа и М. Джонсона «Метафоры, которыми мы живем». По их мнению, метафора пронизывает всю нашу повседневную жизнь, причем не только язык, но и мышление, и деятельность. Наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы думаем и действуем, по сути своей метафорична [5: 25]. Метафоры как языковые выражения становятся возможными именно потому, что существуют метафоры в понятийной системе человека [4: 390].

Суть метафоры исследователи видят в понимании и переживании сущности одного вида в терминах сущности другого вида [5: 27].

Современная когнитивистика рассматривает метафору как основную ментальную операцию, как способ познания, структурирования и объяснения мира. Человек не только выражает свои мысли при помощи метафор, но и мыслит метафорами, создает при помощи метафор тот мир, в котором он живет [6: 23].

Таким образом, изучив современные подходы к определению метафоры, мы пришли к выводу, что когнитивная теория метафоры возникла на основе предыдущих концепций метафоры. Вслед за В. Лапшиной, мы считаем, что общим для всех рассмотренных концепций метафоры является определение ее как средства непрямой номинации, а также выделение двух ее смысловых компонентов (главный субъект (principal subject) и вспомогательный субъект (subsidiary subject) у М. Блэка, содержание (tenor) и оболочка (vehicle) у А. Ричардса, область-цель (target domain) и область-источник (source domain) у Дж. Лакоффа и М. Джонсона, область-цель и область-источник у В. Телия и Н. Арутюновой) с составляющими их системами ассоциаций и импликаций. Основное различие между когнитивным подходом и предыдущими теориями метафоры, по мнению В. Лапшиной, состоит в выделении единицы метафорического анализа (слово или выражение – у Аристотеля, предложение в теории интеракции и широкой взгляд на метафорическую единицу в когнитивной теории – от выражения до фрагмента текста или целого текста) [6: 25].

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Балашова, Л.В. Метафора в диахронии (на материале русского языка XI – XX веков) [Текст] / Л.В. Балашова. – Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1998. – 216 с.
2. Балли, Ш. Французская стилистика [Текст] / Ш. Балли. – М., 1961. – 369 с.
3. Блэк, М. Метафора. Теория метафоры: Сборник: Пер. с анг., фр., нем., исп., польск. яз. / Вступ. ст. и сост. Н.Д. Арутюновой; Общ. ред. Н.Д. Арутюновой и М.А. Журинской. – М.: Прогресс, 1990. – 512 с.
4. Лакофф, Д., Джонсон, М. Метафоры, которыми мы живем. Теория метафоры: Сборник: Пер. с анг., фр., нем., исп., польск. яз. / Вступ. ст. и сост. Н.Д. Арутюновой; Общ. ред. Н.Д. Арутюновой и М.А. Журинской. – М.: Прогресс, 1990. – 512 с.
5. Лакофф, Д., Джонсон, М. Метафоры, которыми мы живем: Пер. с англ. / Под ред. и с предисл. А.Н. Баранова. Изд. 2-е. – М.: Издательство ЛКИ, 2008. – 256 с.
6. Лапшина, В.В. Метафора как средство конструирования имиджа политика (на материале австрийских печатных СМИ) [Текст] / В.В. Лапшина: дис. … канд. филол. наук: 10.02.04.– Москва, 2006. – 151 с.
7. Ричардс, А. Философия риторики. Теория метафоры: Сборник: Пер. с анг., фр., нем., исп., польск. яз. / Вступ. ст. и сост. Н.Д. Арутюновой; Общ. ред. Н.Д. Арутюновой и М.А. Журинской. – М.: Прогресс, 1990. – 512 с.
8. Телия, В.Н. Метафора как модель смыслопроизводства и ее экспрессивно-оценочная функция. Метафора в языке и тексте. – М.: Наука, 1988. – 176 с.
9. Чепанова, Е.И. Политическая метафора в современной прессе ФРГ [Текст]: / Е.И. Чепанова: Дис. … канд. филол. наук: 10.02.04. – Саранск, 1999. – 179 с.
10. Чжин, Е.С. Метафора в газетном тексте (на материале русской прессы конца XX в.) [Текст]: / Е.С. Чжин: Дис. … канд. филол. наук: 10.02.01.– Москва, 2001. – 171 с.

Ст. преп. С.В. Попова

Астраханский государственный университет

Астрахань, Россия

Лингвокультурный типаж «школьная учительница» в самопрезентации учителей

Изучение типажа «школьная учительница» является составной частью лингвокультурного исследования типажей, которое нашло теоретическое обоснование в работах лингвистов последнего десятилетия. Мы в целом придерживаемся алгоритма изучения типажа, предложенного О.А. Дмитриевой [1: 75], в который входит: 1) социоисторическая справка; 2) понятийные признаки лингвокультурного типажа; 3) паспорт лингвокультурного типажа (перцептивно-образные характеристики), построенный на контекстуальном анализе языковой фиксации образа типажа носителями культуры; 4) ценностные характеристики лингвокультурного типажа, выявленные при контекстуальном анализе языковой фиксации образа типажа носителями культуры.

Понятийные характеристики номинаций лингвокультурного типажа «школьная учительница» в русском языке представлены в целом дескриптивными признаками, которые несут положительную оценочную нагрузку, что свидетельствует об аксилогической значимости исследуемого концепта для носителей русской лингвокультуры. Анализ презентаций наименований концепта в синонимическом ряду, индексированных гендерным различием (учитель – учительница; учителишка – училка), и второстепенных лексем (литератор – литераторша), апеллирующих к данному концепту, выявляет диспропорцию негативной коннотации лексем с женским маркером.