Жан-Клод Ларше
Исцеление психических болезней
Опыт христианского Востока первых веков
Содержание
Список сокращений
Предисловие
ГЛАВА I Антропологические предпосылки: состав человеческой природы
Душа и тело
Дух, душа и тело
ГЛАВА II Безумие соматического происхождения
ГЛАВА III Безумие бесовского происхождения
Формы и причины
Христианское отношение к безумию
Лечение
ГЛАВА IV Безумие духовного происхождения
Психические болезни и духовные болезни
Печаль. Нозология
Первая причина: лишение желаемого
Вторая причина: гнев
Беспричинная печаль
Воздействие бесов
Уныние. Нозология
Лечение печали
Лечение уныния
Библиография
JEAN-CLAUDE LARCHET
Thrapeutique des maladies mentales. L'exprience de l'Orient chrtien des premiers sicles
Les ditions du Cerf Paris, 1992
Перевод с французского иеромонаха Саввы (Тутунова) и Ольги Пильщиковой
Издательство Сретенского монастыря Москва, 2008
УДК 616.89:27 ББК 56.14+86.37 Л25
По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия
Научный консультант серии: доктор философии, кандидат богословия иерей Сергий Говорун
Л25 Исцеление психических болезней: Опыт христианского Востока первых веков / Пер. с франц. — М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2008. — 224 с. — (Православное богословие).
ISBN 978-5-7533-0176-5
Книга известного православного богослова Жан-Клода Ларше посвящена христианскому опыту исцеления психических болезней. Автор рассматривает физические, психические и духовные аспекты безумия, а также феномен "юродства во Христе" в широком контексте библейского и святоотеческого учения о человеке и данных современной медицины. Книга адресована как специалистам, так и всем, кто вместе с Пушкиным восклицает: "Не дай мне Бог сойти с ума!"
УДК 616.89:27 ББК 56.14+86.37
ISBN 978-5-7533-0176-5
© Les ditions du Cerf, le texte franias, 1992 © Сретенский монастырь, русский перевод, оформление, 2007
Издания
AnBoll — Analecta Bollandiana. Bruxelles, 1882-.
BHG — Bibliotheca hagiographica Graeca / Ed. Fr. Halkin. Bruxelles, 1957. Vol. 1-3. (SH; 8a); Auctarium. Bruxelles, 1969. (SH; 47); Novum auctarium. Bruxelles, 1984. (SH; 65).
OC — Orientalia Christiana. Roma, 1926-1934.
OCA — Orientalia Christiana Analecta. Roma, 1935-.
PG — Patrologiae cursus completus. Ser. Graeca / Ed. J.P.Migne. Paris, 1857-1866. 161 t.
PL - Patrologiae cursus completus. Ser. Latina / Ed. J.P.Migne. Paris, 1844-1864. 225 t.
PO - Patrologia Orientalis / Ed. R.Graffin, F.Nau. Paris, 1903. T. 1-.
ROC — Revue de l'Orient Chrtien. Paris, 1896-.
SC — Sources Chrtiennes. Paris, 1940-.
SH — Subsidia Hagiographica. Bruxelles, 1971-.
TM — Travaux et Mmoires / Centre de recherches d'histoire et civilisation de Byzance. Paris, 1965-.
TU — Texte und Untersuchungen zur Geschichte der Altchristlichen Literatur. Leipzig, 1883-.
—. ', 1957—1963. T. I—V (1974-1976. T. I-V).
7
BB — Византийский временник. СПб.; Пг.; Д., 1894—1928. 25 т.; M., 1947-. Т. 1(26)-.
ЖМП — Журнал Московской Патриархии. М., 1931 — 1935, 1943".
ПЭ — Православная энциклопедия / Моск. Патриархия, ЦНЦ "ПЭ". M., 2000-.
ТСОРП — Творения святых отцов в русском переводе. М., 1843-1891.
Названия городов
А. — Ленинград
М. — Москва
СПб. — Санкт-Петербург
Серг. П. — Сергиев Посад
Монастырские издательства
СПбДА — Санкт-Петербургская духовная академия
ТСЛ — Свято-Троицкая Сергиева лавра
Духовные лица
ап. — апостол; архим. — архимандрит; блж. — блаженный; еп. — епископ; игум. — игумен; иером. — иеромонах; прп. — преподобный; св. — святой; свт. — святитель; сщмч. — священ-номученик.
Предисловие
Психически больной всегда вызывал к себе самые противоречивые чувства, и отношение к нему менялось в зависимости от эпохи или общества и часто – в одном и том же обществе. Одни воспринимали его как посланца из другого мира, посредника между людьми и божеством, объект уважения и почитания, возвышая его до деятельности священника или достоинства пророка, а для других гораздо чаще он был недочеловеком, проводником или рабом темных сил, объектом притеснений и изгнания из общества, которое могло выразиться в его изоляции, заточении и даже физическом устранении.
Соответственно, природа и причина того, что мы обычно называем сегодня психическими болезнями, во все времена оставались трудноразрешимой проблемой.
Нельзя упускать из виду, что психические заболевания затрагивают, если не при своем возникновении, то по крайней мере в своих проявлениях и, в любом случае, в тех вопросах, которые они вызывают, три параметра человеческого естества – физический, психический и духовный, и происходит это более непосредственно, чем при телесных болезнях.
Однако эти три параметра редко учитывались вместе, когда их пытались объяснить. Обозревая историю "психиатрии" (понимаемой здесь в широком смысле), можно констатировать, что ей всегда было очень трудно интегрировать сразу три параметра, и поэтому она рано оказалась разделенной на течения, которые поочередно превалировали [1].
Современная психиатрия парадоксальным образом остается носительницей этих различий, вмещая гетерогенные и даже противоречивые теории и терапии. Классический учебник по психиатрии (Еу Н., Bernard P., Brisset С. Manuel de psychiatrie) констатирует, что в настоящее время сосуществуют четыре основных типа теорий: 1) органомеханистические теории, полагающие, что психические болезни имеют органическое происхождение; 2) психодинамические теории о бессознательном патогенного характера, которые рассматривают психические болезни как проявление бессознательных сил (Фрейд и его ученики, Юнг); 3) социопсихогенные теории факторов среды, которые представляют психические болезни как исключительно психологические патологические реакции на неудачные или трудные ситуации (англо-саксонская школа, Павлов) или на трудности в общении, особенно в лоне семьи (Бейтсон [2], Вацлавик [3] и школа Пало Альто); 4) динамические теории об органическом происхождении, которые считают, что психические болезни представляют собой распад психического существа, а эта дезорганизация обусловлена органическими факторами (Джексон, Жане, Эя).
Эти различные теории являются принципиально взаимоисключающими: первая отстаивает чисто органическую этиологию и отбрасывает все психогенные и социогенные факторы; вторая, выдвигая психогенные факторы, отказывается от всей органической базы психических заболеваний и, признавая важность некоторых относительных факторов, рассматривает их как эндогенные; третья, отбрасывая всякую органическую этиологию и всякое вмешательство бессознательного психического, приписывает психические болезни исключительно экзогенным факторам; четвертая исключает такие факторы, как бессознательное, и, допуская органическую основу психических болезней, не считает, что их симптомы зависят от нее прямо и механически, но признает главенствующую роль динамики психических сил в структуре и эволюции данных болезней [4].
Иногда внутри одного и того же теоретического и практического направления можно найти значительные разночтения, расхождения и противоречия (это наиболее четко проявляется при рассмотрении отдельных видов психотерапии и даже психотерапии одного типа, например фрейдовского психоанализа и юнговского психоанализа).
Но в действительности многие психиатры прибегают на практике к эклектизму. И хотя в данных условиях невозможно проявить безукоризненное соединение, эклектизм часто освобождает их от блужданий наощупь и, надо признать, иногда от всякого рода "кустарщины".
Что касается результатов, то, как было установлено, все терапии стоят друг друга [5]. Это заставляет задуматься: факт, что такие гетерогенные методы, основанные на столь различных, даже противоречивых теоретических принципах, имеют сходный эффект, сбивает с истинного пути логический принцип непротиворечия и может легко привести к мысли, что их эффективность зависит не от их специфичности, а от чего-то другого, например от некоторого внимания, уделенного больному, от выслушивания и заботы, которые он мог бы отныне получать столь же эффективно и вне этой специальной медицинской среды.
Если рассматривать негативные стороны, то можно сделать вывод о равной неэффективности этих различных терапий по отношению к природе, которая в таких случаях, по старому гиппократовскому принципу, найдет в себе самой способы своего исцеления.
Так, необходимо констатировать, что имеющиеся многочисленные терапии малоэффективны как при большинстве неврозов, так и психозов. Психотропные лекарства воздействуют на симптомы болезней, но в большинстве случаев не затрагивают их причин. Они приносят бесспорное облегчение, сокращая патологические проявления, но в обмен происходит притупление и торможение внутреннее и внешнее, которые зачастую заставляют страдать больного в той же мере, что и сама болезнь. Однако многие психиатры имеют мудрость видеть в этих лекарственных назначениях только вспомогательные средства, предназначенные прежде всего для расположения больного к основательной психологической терапии; но последняя применяется редко, а в противном случае – она редко завершается успехом. Известно, что психоанализ, который составляет одну из самых разработанных психотерапий нашей эпохи, не вылечивает большинство больных, страдающих психозами, и достигает в случаях с неврозами ограниченных успехов. Фрейд, впрочем, никогда не считал, что полное выздоровление возможно, и многие психиатры скромно ограничивают свою практику одной целью – помочь больным принять их состояние и лучше переносить болезнь.
Разнообразие психиатрических теорий, конечно, затрудняет договоренность об определении и классификации психических болезней [6]. По этому поводу существуют значительные различия в зависимости от страны и от школы. Можно также смело утверждать, что "нет примеров классификации" [7].
Современное развитие психиатрии, не собираясь идти по пути унификации или, по крайней мере, гармонизации, только подчеркивает эти различия и закрепляет разрыв. Что касается проблемы дефиниции, то показателен пример с "шизофренией": если во Франции это понятие подразумевает вполне определенную сущность, то англо-саксонская школа придает ему такой широкий смысл, что он вмещает почти все психозы и даже неврозы (классическое различие между этими большими категориями болезней все время оспаривалось, в частности антипсихиатрической школой). Что касается проблемы этиологии, то показательное значение имеет аутизм: никогда еще не был столь оживленным спор между приверженцами психологической причинности и приверженцами генетической причинности [8].
Само понятие "психическая болезнь" представляет проблему. Следуя антипсихиатрическому учению, развившемуся в 60-е годы, психическая болезнь – это миф (Сас [9]), изобретение общества (Купер) и вовсе не является болезнью. Подчеркивая важность социальных факторов и факторов среды, психиатры психоаналитического англо-саксонского направления также были склонны упразднить представление о психической болезни (Салливан [10]). С другой стороны, в своей знаменитой работе Мишель Фуко [11] утверждает, что понятие "психические болезни" появилось в результате того, что зарождающаяся медицинская наука неправильно присвоила себе "безумие", которое до этого было также неверно идентифицировано с "безрассудством" и в этом качестве исключено социально значимым и господствующим разумом.
Отношение психиатрического института к психически больным отражает эти расхождения и противоречия. При современном положении вещей, как отмечают А.Эя и его соратники, психиатрия "может только колебаться между двумя тенденциями, которые то предлагают ей рассматривать болезнь более, чем больного, то заставляют ее более интересоваться больным, нежели болезнью [12].
Сама госпитализация подразумевает некую двойственность. Ф. Пинель, разрушая в 1793 году цепи душевнобольных и обращаясь с ними как с больными, освободил их от положения отверженных, но они оказались заключенными в другие узы, юридические и больничные. Госпитализация и изолирование психически больных могут рассматриваться, с одной стороны, как формы приема для лиц, исключенных из своего семейного и социального круга [13], но, с другой стороны, они являются способами заточения, которое в глазах многих роднит больничную среду в домах умалишенных с обстановкой карцера. Изобретение нейролептиков могло показаться в этом отношении способом освобождения, но многие голоса поднялись против замены смирительной рубашки на "химическую смирительную рубашку". По части смягчения условий содержания госпитализированных больных и уточнения назначений в каждом конкретном случае был достигнут большой прогресс [14]. Но преобладание в классической больничной среде органогенных теорий и химиотерапии часто приводит к ограничению там ухода за больными. Психологические проблемы больного, рассматриваемые по логике этих теорий как эпифеномены, во многих случаях не являются предметом какой-либо психологической терапии. Сам больной пользуется со стороны больничного персонала (часто слишком малочисленного и не подготовленного к указанной выше функции) только ограниченным вниманием, направленным на выполнение назначений и удовлетворение его материальных нужд. Объяснение состояния больного медицинскими факторами приводит к рассмотрению и лечению в большей степени болезни, чем самого больного. Конфискация его болезни врачом, считающимся единственным компетентным лицом, чтобы лечить состояние, где больной принимается за жертву физико-химических факторов, которые не поддаются не только его воле, но и его сознанию, как зависящие только от медицинской науки, лишают последнего всякой возможности участия в своем собственном лечении и выздоровлении. Отчасти как ответная реакция против этого и зародились экспериментальные терапевтические сообщества, которые были учреждены основателями антипсихиатрии в Англии (Купер, Лэйнг), и движения критической психиатрии (Psichiatria democratica) в Италии (Базалья). В первом случае преследовалась цель – сделать "больных" ответственными за их образ жизни и участниками касающихся их терапевтических решений, а во втором – положить конец всем формам исключения больных из обычной социальной жизни и вовлечь их в нее, насколько это возможно. Но эти начинания, к несчастью, остались второстепенными. Действительно, даже вне медицинского учреждения взаимоотношения с психически больным всегда трудны и проблематичны. Каждый раз он предстает не только как возмутитель социального и семейного спокойствия, но и главным образом как оспариватель установленных ценностей, подвергая сомнению самим своим состоянием общепринятый критерий нормы и представляя угрозу иногда с трудом приобретенному и часто хрупкому равновесию лиц его окружения. Без сомнения, антипсихиатрия преувеличивает, когда видит в психической болезни здравое оспаривание социальной или семейной структуры, которая больна. Но справедливо, хотя бы частично, что, используя заточение, медицинское учреждение отвечает на более или менее твердое желание со стороны общества, семейного круга или индивидуума, которые, чувствуя угрозу собственному равновесию и здоровью, хотят устранить психически больного. Психически больной – в высшей степени иной человек, которого каждый воспринимает как совершенно отличного от себя, как чужака. Показательно, что в большинстве обществ он считается либо сверхчеловеком, либо недочеловеком (то есть человеком, лишенным разума – отличительного человеческого качества, или "сумасшедшим", подверженным нечеловеческим силам или избавившимся от свободной воли и ее проявления; оба случая одинаково характеризуют состояние человека, ставшего чуждым человеческому существованию), но редко обычным человеком.
Надеемся, что нижеприведенное исследование, третий том трилогии [15], посвященной христианскому пониманию болезни, какой она предстает из святоотеческих и агиографических текстов христианского Востока I–XIV веков, внесет некоторый вклад в историю психических болезней и их лечения, так как эта область до сих пор была очень мало изучена.
Ввиду многочисленных проблем, которые еще сегодня вызывает, как мы видели, понимание безумия [16], лечение психических болезней и обращение с больными, хотелось бы в данном исследовании показать вклад, пусть скромный, мысли и опыта древних христиан.
Исторический и социальный контекст, конечно, очень отличается. И речь никоим образом не идет о том, чтобы представить все концепции древних по этой тематике как рекомендации, а все их терапевтические практики как образцы.
Некоторые положения, безусловно, устарели. Медицинский прогресс уже давно показал ошибочность многих гиппократовских и галеновских концепций, которыми они объясняли некоторые психические болезни, и соответствующие им терапии тоже вышли из употребления.
С другой стороны, нужно подчеркнуть, что отцы Церкви затрагивают эту тему только косвенно и по случаю, так как она не входила в их первостепенные интересы. Фрагментарный и неполный характер источников не позволяет составить столь же связного, систематизированного, точного и полного представления о психических заболеваниях как о телесных и в особенности о духовных болезнях. Поэтому синтез, который мы выработали на основе этих источников, несет отпечаток незаконченности.
Однако этот синтез не только разоблачает определенные предрассудки и устраняет некоторое непонимание относительно святоотеческих концепций, но и предлагает нам для размышления и для современной практики средства, которыми не стоит пренебрегать.
В то время как современная психиатрия предстает в значительной степени разобщенной, как мы видели, противоречивыми теориями или теориями, претендующими каждая на исключительность своей точки зрения, интересно констатировать, что христианская мысль выработала комплексную концепцию психических болезней, которая распознает в их происхождении три возможные причины: органическую, демоническую и духовную. Эти три этиологии порождают различные и специфические терапии, что сразу позволяет констатировать полную ошибочность довольно распространенного между историками утверждения о том, что в христианстве безумие и психические болезни воспринимались только как бесовская одержимость.
Все теории современной психиатрии кажутся во многих отношениях редукционными, а у концепции отцов Церкви есть то достоинство, что она учитывает три параметра человеческого естества: телесный, психический и духовный. И в то время как феномен безумия отсылает к самым глубинным сферам (это все более и более признается), даже к основным человеческим ценностям, отцы Церкви всегда рассматривают его в зависимости от отношения человека к Богу и в связи со становлением всего человеческого существа. Ссылка на духовный план указывает на их понимание этого и обеспечивает единство и связность концепции, несмотря на различные параметры, которые она объединяет, и вопреки впечатлению раздробленности, которое может возникнуть сначала. С этой точки зрения тезис о том, что византийское общество имело лишь бессвязные представления о безумии и не располагало общепринятой системой терапии [17], кажется спорным.
Во-первых, отцы Церкви без колебаний относят некоторые формы психических болезней к органическим причинам и применяют к этим заболеваниям современную им терапию.
Необходимо это учитывать, хотя замечания отцов Церкви на эту тему малочисленны, их концепции, соответственно, кажутся рудиментарными, а теории и практики той медицины сегодня устарели. С одной стороны, здесь есть противоречие существующему предрассудку, что при объяснении психических болезней христианская концепция допускала только сверхъестественные силы. С другой стороны, поправка, которую отцы Церкви сочли нужным внести в чисто натуралистическую концепцию современной им медицины по поводу безумия, сохраняет свою актуальность, так как эта концепция еще и сегодня характеризует органомеханистическую психиатрию, которая являет себя наследницей гиппократовской медицины по этому пункту. В противовес концепции, которая полностью сводит психическое заболевание к телесной болезни, они допускают существование психического фактора. Но, основываясь на антропологии, где душа, будучи тесно связанной с телом, сохраняет от него некоторую независимость, они утверждают, что психические болезни с органической причиной являются более расстройствами телесного выражения души, чем самой души. Это важно, так как позволяет даже в теоретическом плане утверждать, что идентичность человеческого существа сохраняется, а в практическом плане это подтверждает то абсолютное уважение, которое ему подобает.
Во-вторых, отцы Церкви утверждают, что возможна демоническая причинность, которая проявляется непосредственно через психику или использует тело как посредника.
Такая концепция, с одной стороны, может показаться шокирующей для современного сознания, которое помнит бесчисленные беззаконные жертвы и мрачные процессы над ведьмами, происходившие в Европе XVI–XVII веков. Однако концепции и практики отцов Церкви не имеют с этим ничего общего: мы покажем, что бесноватый рассматривается ими не как сообщник диавола [18], а как жертва, которой поэтому необходимо внимание и особенная забота.
С другой стороны, эта концепция о демонической этиологии может показаться архаичной и устаревшей. На Западе роль бесовской силы в наши дни если не игнорируется, то по крайней мере преуменьшается многими, в том числе и христианами, несмотря на многочисленные ссылки в Писании, в литургических текстах, в сочинениях отцов Церкви и агиографических рассказах.
Однако за исключением некоторых присущих эпохе факторов эта концепция не кажется нам утратившей свою значимость.
В первую очередь, мы увидим в отношении психических заболеваний то, что мы уже констатировали для телесных болезней [19], а именно – в Евангелии и у святых отцов объяснение через демоническую причину не игнорирует естественные причины, как это часто утверждается, так как одинаковые болезни объясняются в зависимости от обстоятельств либо первой причиной, либо последними.
Далее следует отметить, что такой общепризнанный ученый, как профессор Марсель Сендрай, будучи врачом, тем не менее не колеблясь написал в своей недавно вышедшей книге [20]: "Современный критический ум предпочитает признавать в случаях, очевидно похожих [на случаи одержимости, изложенные в Евангелиях], последствия психических расстройств, лишенных оккультного характера. Остается доказать, что эта гипотеза подходит всем психопатическим проявлениям без исключения. За два тысячелетия, когда изменилось содержание так называемой здравой человеческой мысли, изменились также формы человеческого помешательства и расстройства. Хотелось бы, в конечном счете, убедить себя, что история нашего времени позволяет отрицать, что в мире проявляются влияние и насилие злой силы" [21].
И наконец, приходится констатировать, что некоторые психически больные ссылаются в своих разговорах на присутствие в них, по крайней мере в отдельные моменты, посторонней силы, которая наталкивает их помимо воли на определенные мысли, слова или действия. Некоторые из них представляют эту силу, которая ясно диктует негативное поведение по отношению к ним самим и/или к другим, доходящее до убийства или самоубийства, как демоническую сущность. Американские психиатры, обеспокоенные постоянством и схожестью этих упоминаний у индивидуумов из разной социокультурной среды, иногда нерелигиозной, были вынуждены порвать с натуралистической традицией, которая отказывается видеть в этих рассуждениях что-либо иное, кроме бреда, и поэтому не относится серьезно к их содержанию. В качестве рабочей гипотезы они решили рассматривать эти рассказы об общении с бесовскими силами как истинные, иными словами, как будто они соответствовали объективной реальности [22]. Один из них, переписав, изучив и сопоставив "голоса", которые, по словам пациентов, они слышали, констатировал, что эти "послания" не имели хаотического, неустойчивого и беспорядочного характера, который можно было ожидать от психологической дезориентации, но казались соответствующими совершенно определенному, логичному и связному замыслу и представляли из себя идентифицируемую структуру (pattern), которая могла бы существовать независимо от самих пациентов [23]. Несмотря на смелость гипотезы, из этого учения, которое ограничивается только описательным планом, конечно, нельзя сделать заключение о реальном существовании бесовских сил, как их представляет христианская традиция. Но поразительно, насколько похожи между собой по своим свойствам данная выявленная исследованием структура и то, что христианская традиция подразумевает обычно под бесовскими силами. Одно из самых очевидных бесовских действий – это побуждение к бесстыдным поступкам и постоянная склонность к вредительству [24]. Поэтому епископ Хризостом, представив новые направления в психиатрических исследованиях, заключает: "Мне кажется, что было бы плодотворным... переоценить патристическую космологию Восточной Церкви и извлечь из нее психологическую модель, которая бы включала реальность бесовских сил и воздействие их на человеческое поведение как нормальное, так и патологическое" [25]. В-третьих, отцы Церкви допускают, что у психических болезней существуют духовные причины. Духовную этиологию обычно определяют как ту или иную страсть, развивающуюся в обостренной форме. Эта этиология очень важна, так как она затрагивает большинство неврозов современной классической нозографии, так же как и некоторые формы психозов. Например, поведение, которое современная психиатрия обозначает как "переоценку" или "гипертрофию я", – симптом, наблюдающийся при большинстве неврозов и вызывающий многие трудности во взаимоотношениях (в наивысшей степени он представлен в параноидальном психозе, в меньшей – в истерическом неврозе). Этот симптом явственно находит соответствие в гордыне, как ее описывают отцы Церкви. В том же ряду находится "нарциссизм", как его принято называть со времени Фрейда. Он также соответствует этой страсти, но еще более тесно соотносится с первоначальной страстью самолюбия (страстная любовь к самому себе и в первую очередь к своему телу). Беспокойство и тревога, присущие большей части психозов и всем неврозам, легко могут быть отнесены к страстям страха и печали, как их понимает христианская восточная аскеза. Агрессивность, которая также свойственна большинству неврозов и некоторым психозам, может быть соотнесена с страстью гнева в том широком смысле, какой ему придают отцы Церкви. Астения, общий симптом многих психических болезней, довольно точно соответствует одной из основных составляющих страсти уныния. Также можно увидеть прямую связь между фобическими неврозами, которые классифицируют как "мучительные страхи", и страстью страха. Невроз тревоги может быть легко рассмотрен в рамках этой же страсти страха и страсти печали. Меланхолический психоз имеет явную связь, с одной стороны, с унынием, а с другой – особенно с отчаянием, крайней формой страсти печали.
Нозография и терапия духовных болезней, разработанные отцами Церкви, также представляют сегодня очень большой интерес.
Во-первых, в них накоплен опыт многих поколений аскетов, которые, с одной стороны, изучали человеческую душу в ее малейших тайниках и достигли необычайно тонкого и глубокого знания ее, а с другой стороны, на протяжении всей жизни старались ее смирить и преобразить, приобретая уникальный и действенный опыт.
Во-вторых, они рассматривают человека во всей сложности его природы, учитывают многочисленные параметры его существа и те проблемы, которые ставит перед ним сама жизнь (а именно – в чем ее смысл), основное предназначение человека и его отношение к Богу. Важность этих факторов в этиологии и терапии психических болезней была недавно заново открыта течением экзистенциальных психотерапий [26].
Мы уже посвятили духовным болезням обширный труд [27]. Поэтому в данной работе, как напоминание, мы ограничимся анализом двух грехов: уныния и печали. Их связь с различными формами депрессии очевидна и не преминула в последние годы привлечь внимание некоторых психиатров, которые оказались способными воспринять тонкость, глубину и богатство анализов, предложенных отцами Церкви [28].
На самом деле эти две названные болезни служат показательным примером. Хотя жертвами тоски и депрессии в мире становится более двухсот миллионов человек [29], они чаще всего не получают никакого иного ответа на свои недуги, кроме химического вмешательства [30]. Если некоторые из этих болезней имеют бесспорно органическую причину и оправдывают подобную терапию, то большинство из них, это признается всеми, зависит от того, что обычно называют "жизненными затруднениями" [31], иначе говоря, от экзистенциальных проблем, перед которыми классическая психиатрия остается абсолютно бессильной. Очевидно, что эти проблемы в большей части отсылают к духовной сфере, которую рассматривают отцы Церкви. Их нозологические и терапевтические концепции кажутся здесь совершенно уместными, так как затрагивают, вне различий социального и временного контекста, универсальные параметры человеческого существования, трудности, с которыми встречаются все люди, когда хотят гармонизировать свой внутренний мир, придать смысл жизни, определить свое бытие и деятельность по отношению к ценностям, исчезновение которых, как соглашаются многие психиатры и психологи, способствует в наши дни возрастанию умственных расстройств и непосредственно феноменов тоски и депрессии. Другая цель данного труда – представить, каким было отношение к "сумасшедшим" у духовных людей, движимых христианским идеалом милосердия. Нам кажется, что их опыт сохраняет актуальность и может быть применим во взаимодействиях с психически больными, так как позволяет понять, как должен принимать таких больных мир, где, как мы подчеркивали, их отличие остается тревожащим и вызывает еще очень часто непонимание и отвержение. В наши дни чаще всего заточение является единственной возможностью, которая им предоставляется, и даже в специализированных клиниках они во многих случаях рассматриваются как "пациенты", для которых единственным возможным лекарством считается медицинский подход. На деле такой подход помещает их в объективную ситуацию запущенности, равнозначную "хронической форме болезни".
Забота святых отцов, таких, как преподобный Феодосий, об активном вовлечении психически больных в процесс их выздоровления свидетельствует об уважении к ним, о доверии, об отказе рассматривать их как простых пациентов, полностью подчиненных власти терапевта или зависящих от результатов внешней терапии. Такой подход близок новейшим исследованиям, напоминая во многих отношениях попытки, которые предприняли ранее упоминавшиеся "терапевтические сообщества".
Прежде чем детально изучить различные этиологии, признаваемые отцами Церкви, используемые ими терапии, а также их отношение к сумасшедшим и психически больным, нам показалось необходимым, для лучшего их понимания, дать некоторые указания по поводу антропологических оснований их концепций и более точно представить, каким образом они рассматривали человеческую психику и ее взаимоотношения как с телом, так и с разумом.
Кроме того, нам показалось, что мы не можем закончить данный труд, не упомянув очень специфическую форму сумасшествия на христианском Востоке, даже если она более принадлежит к аскетической области, нежели к психопатологической, – юродство Христа ради.
Изучение такой формы безумия, симулированного в духовных целях, рядом с подлинными формами сумасшествия поможет нам лучше понять природу и конечную цель феномена, который часто остается нераскрытым.
Изучение этого феномена даст нам полезные сведения о том, как рассматривались безумие и сумасшедший человек в византийском обществе. Ситуация, как мы увидим, не была идиллической. В этом обществе, как и во многих других, сумасшедший был объектом презрения и отторжения для всех, кроме духовных людей. Их пример показывает нам, что даже в христианском обществе восприятие, уважение и принятие другого несмотря на его отличие и слабость, могут произойти только в результате победы над собой и страстями. Только таким образом может восторжествовать любовь к людям, которая, по воле Божией, должна быть направлена прежде всего на самых обездоленных. "Юродивый Христа ради", исчезнувший сегодня вид аскета, сам по себе является показательным примером: один из его побудительных мотивов состоит в том, чтобы разделить до конца бедственные условия униженных, презираемых и отверженных обществом, и в первую очередь "безумных". Испытав подобное им состояние, он имеет возможность полнее сочувствовать их бедам, максимально приблизиться к ним, чтобы удобнее было прийти им на помощь, уподобляясь в этом апостолу Павлу, который сказал: …для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых (1 Кор 9:22)
ГЛАВА I Антропологические предпосылки: состав человеческой природы
ДУША И ТЕЛО
Отцы Церкви часто настаивали на том, что человеческое естество не есть только душа или только тело, но оба они вместе и нераздельно составляют человека.
Утверждая, что тело является составной частью самого человека, признавая за ним равное достоинство с душой [32] и отказываясь приписывать ему отличные от души происхождение и судьбу [33], они спорят со спиритуалистическими концепциями, согласно которым тело – всего лишь воплощение души, свидетельство ее падения, источник ее нечистоты, могила ( – ) [34], которая случайно заточила ее, добавленный и неглавный элемент, тогда как душа одна составляет сущность человека и должна будет проявить себя или достичь исполнения предназначения при отделении от тела, через поступательное отрицание последнего [35].
Утверждая, соответственно, что человек состоит из души и тела [36], они противостоят всем формам материализма или натурализма, которые отрицают душу, или сводят ее к эпифеномену тела, или считают ее произведенной и зависящей от тела, а тело считают сущностью человека и основой всякого человеческого проявления [37].
"Душа не есть человек, – пишет святой Иустин Мученик, – но душа человека; тело не есть человек, но тело человека" [38]. И священномученик Ириней говорит: "Ибо ни плотское создание само по себе не есть человек совершенный, но есть тело человека и часть человека; ни душа сама по себе не есть человек, но душа человека и часть человека" [39].
Таким образом, человек – это душа и тело вместе, соединение двух субстанций. Отцы Церкви не устают повторять, что человек по природе состоит из двух частей, что его существо не может быть сведено к одной или другой субстанции, что его сущность составлена из двух элементов. "Человек создан по природе и состоит из тела и души", – отмечает в другом месте священномученик Ириней [40]. И Афинагор пишет: "Человек, сделанный из тела и души, двойственен" [41], "он состоит из двух частей" [42]. "...Познай, что ты из двух частей состоящий человек, из души и тела; и что... Тот же Бог есть Творец души и тела", – говорит святитель Кирилл Иерусалимский [43]. Святитель Иоанн Златоуст говорит, что "человек – разумное животное, которое состоит из двух сущностей, из бестелесной души и материального тела" [44]. У святителя Григория Нисского находим: "Что такое человек? Душа и тело одновременно или только одно из двух? Но совершенно очевидно, что единство обоих характеризует живое существо" [45]. Процитируем еще святителя Григория Паламу: "...только душа или только тело не может называться человеком, но оба вместе, так как они были созданы вместе по образу Божию" [46]. Утверждение о двойственном составе, о сосуществовании двух субстанций и их четком разделении не выражает, однако, дуалистическую концепцию. "Так как человек, состоящий из души и тела, един..." – подчеркивает святитель Григорий Нисский [47].
Он тем более един в своих двух природах, что душа и тело происходят от единого акта творения в один и тот же момент. "Так как человек, состоящий из души и тела, един, нужно предполагать одно общее происхождение его состава..." – пишет святитель Григорий Нисский [48].
Божественное Слово, уточняет преподобный Никита Стифат, "не поставило вперед одну из двух природ в поддержку второй, так что одна предшествовала другой, либо была причиной, либо следствием, будь то тело по отношению к душе или душа по отношению к телу, а напротив, объединило без смешения обе природы в единую субстанцию..." [49]. Это объединение, которое Бог осуществляет при создании человека, одинаково повторяется при замысле каждой личности. Святитель Григорий Нисский утверждает: "При сотворении каждой части не появлялось одно раньше другого – ни душа раньше тела, ни наоборот" [50]. "Так что несправедливо было бы утверждать, что душа произошла прежде тела или тело без души, но оба имеют одно начало: по высшему закону [это начало] основывается первым Божиим волеизъявлением, а по другому закону оно составляется в основаниях нашего рождения", – отмечает там же святитель Григорий [51]. Преподобный Максим совершенно ясно утверждает одновременное начало существования души и тела, так как человек имеет сложную природу: "Всякая сложная природа, как сама, так и ее компоненты, состоит из частей, которые одновременно появились на свет" [52]; "эти составляющие части одновременны друг с другом и с ней, поскольку они сосуществуют при своем появлении на свет и ни одна из них не предшествует другой во времени" [53].
Преподобный Максим подчеркивает, что части обязательно к чему-то относятся и они обе одновременно необходимы, чтобы составить совершенный вид (), каким является человек [54]. Сама смерть, подчеркивает преподобный Максим, разделяет тело и душу только относительно: ни тело, ни душа не существуют тогда отдельно, но всегда являются душой и телом не только человека, но человека, рассматриваемого как целое, частью которого они остаются [55].
Несколько этих замечаний показывают нам, что отцы Церкви постоянно пытаются защитить равновесие в понимании структуры человеческого существа: обе его составляющие субстанции различны, не будучи разделены, и объединены, не будучи смешаны. Душа соединена с телом, пишет преподобный Симеон Новый Богослов, "неизреченно и непостижимо и смешана с ним несмешиваемо и неслитно" [56]. Таким образом, невозможно полностью изучать одно без другого, рассматривать человека через душу независимо от тела, хотя оба они сохраняют свою природу и в некоторой степени свое собственное предназначение [57]. Соединение души и тела означает, что в любой человеческой деятельности они участвуют вместе и испытывают одни и те же движения. Что душа соединена с телом, "это показывает сочувствие, по которому живое существо всецело сочувствует самому себе, как единое", – отмечает Немесий, епископ Эмесский [58]. Он также замечает, что душа, "будучи многоразличной, представляется и сочувствующей телу, вследствие некоторого сродства с ним, и владеющей им иногда, и от него владеемой" [59]. "Какая боль, какая радость, какое движение тела, которые не были бы действием общим для тела и души?" – спрашивает святитель Григорий Палама [60]. Преподобный Максим пишет более конкретно: "Всякая сложная природа <...> обладает своими частями, объемлющими друг друга естественно и по необходимости. Это касается человека и любой другой сложной природы. Душа непроизвольно хранит тело и хранима им; она сообщает ему жизнь, не выбирая его, естественно разделяя его страсти [61] и боли способностью к их восприятию, которая у нее есть" [62].
Чтобы подтвердить ответственность души и тела за грех, отцы Церкви подчеркивают общность их действий: "В любой деятельности они связаны друг с другом и вместе участвуют в результате. Итак, если они находятся в таком положении, то, ожидая, что грядет суд над прожитой жизнью, почему ты отделяешь одну от другого? И так как сделанное является общим для обоих, то почему ты назначаешь суд только одной душе?" – спрашивает святитель Григорий Нисский [63]. В продолжение этих мыслей отцы Церкви также отмечают, что страсти [64] являются общими для души и для тела, равно как и добродетели [65].
Таким образом, всякое движение души сопровождается движением тела и всякое движение тела движением души [66]: всякое действие и движение человеческого существа есть движение и действие одновременно его души и тела. Евагрий Понтийский упоминает эту двойную связь [67], а преподобный Максим описывает ее очень четко: "Говорят, что четыре вещи изменяют телесное устроение и сообщают уму как страстные, так и бесстрастные помыслы: Ангелы, бесы, погода и образ жизни. Ангелы изменяют [это устроение] словом, бесы – прикосновением, погода – своими превратностями, образ жизни – качеством и количеством еды и пития, их излишеством или недостатком. Помимо этого, изменение телесного устроения происходит через память, слух и зрение, ибо душа первая подвергается воздействию печальных или радостных обстоятельств. И подвергнувшись воздействию их, душа, [в свою очередь], изменяет и телесное устроение, а оно, изменившись, внушает и уму [соответствующие] помыслы" [68]. Это значит, что в человеческом существе ни один элемент не может действовать без участия другого. Плоть без души не может ничего совершить [69], ни душа без плоти, но по разным причинам – телу нужна душа, чтобы жить и двигаться [70], а душе нужно тело, чтобы проявляться, самовыражаться и воздействовать на окружающий мир [71]. Так как тело слуга, орган или инструмент души [72], инструмент, необходимый для выполнения функций по связи с миром и по проявлению своих способностей в условиях земного существования. В этих рамках все действия души, поскольку они проявляются, могут существовать только через тело [73]. Остается ли душа невыраженной, если телесные органы, необходимые для реализации ее деятельности, находятся не в состоянии осуществлять их инструментальную функцию? Таким примером является зародыш, у которого эти органы еще не развиты, как четко объясняет святитель Григорий Нисский: "...даже если душа не проявляет себя в видимом какими-либо действиями, она тем не менее уже присутствует в зародыше. Ибо и вид будущего человека в этом зародыше в возможности уже есть, но он сокрыт, так как невозможно ему проявиться вследствие необходимой последовательности [развития]. Также и душа в нем присутствует, но невидимая; она проявится только при осуществлении ее естественной деятельности, сопровождая рост тела"; "в соответствии с устроением и совершенствованием тела, возрастают вместе с телом и деятельности души" [74]. Мы увидим в дальнейшем, что так бывает и у взрослого человека при некоторых болезнях, которые затрагивают телесные органы и мешают им осуществлять некоторые возможности души, к осуществлению которых они были изначально предназначены. Но это также справедливо для первых лет жизни, когда душа, хотя она имеет от рождения всю полноту своих возможностей, может их проявить только сообразно развитию организма. Святитель Григорий Нисский пишет так: "...даже если душа не проявляет себя в видимом какими-либо действиями, она тем не менее уже присутствует в зародыше. <...> Также и душа в нем присутствует, но невидимая; она проявится только при осуществлении ее естественной деятельности, сопровождая рост тела" [75]. "...Но в соответствии с устроением и совершенствованием тела, возрастают вместе с телом и деятельности души" [76]. Однако все эти рассуждения не должны позволить нам забыть, что душа, будучи бестелесной [77], имеет природу, отличную от природы тела, над которым она обладает превосходством [78]: именно душа дает жизнь телу, именно ей оно обязано своим формированием, именно она управляет его деятельностью и поддерживает его целостность [79]. Смешение тела и души происходит благодаря последней, которая проникает в каждую его часть и делает тело своим органом. Преподобный Максим отмечает: "Душа, распространяясь по всему телу, обеспечивает ему жизнь и движение, будучи простой по природе и бестелесной, не разделяясь или заключаясь в теле, но обладая каждым из его членов, так как оно предназначено ее принимать в силу от природы заложенной в нем способности вмещать ее деятельность" [80]. Преподобный Макарий в свою очередь пишет: "Так и душа, будучи тонким телом, обложилась и облеклась членами сего тела, облеклась оком, которым смотрит, облеклась и этим ухом, которым слышит, и рукою, и ноздрями, и, одним словом, душа облеклась всеми членами тела и срастворилась с ними; вследствие чего и совершает все отправления, какие предлежат ей в жизни" [81]. Немесий Эмесский обобщает все эти аспекты: душа, "будучи бестелесной, проникает всюду... и в то же время она остается неизменной, как несмешиваемые вещи, и сохраняет свою целостность, наконец, она обращает к своей жизни все, в чем бы она ни была, и не попадает от него в зависимость. Подобно тому как солнце своим присутствием превращает воздух в свет, делая его световидным, и свет соединяется с воздухом без смешения, так и душа, соединившись с телом, пребывает в нем совершенно неслитной. Но разница в том, что солнце, будучи телом и будучи ограничено в определенном пространстве, не находится везде, где его свет... тогда как бестелесная и не ограниченная местом душа проникает вся через все и своим светом проникает и все тело; нет ни одной освещенной ею части, в которой она не находилась бы полностью. Ведь не она управляется телом, но сама управляет им; и не душа в теле, как в сосуде или в мешке, но скорее – тело в ней" [82]. Хотя душа управляет организацией и функционированием тела, однако человек только частично владеет своим телом. Если уточнить меру этого господства, то можно будет определить сложную природу души. Это определение позволит также установить, в какой степени душа независима от тела.
ДУХ, ДУША И ТЕЛО
Отцы Церкви обычно различают в человеческой душе три "силы" [83].
Самому элементарному уровню (который не всегда четко обозначен и часто включается в расширенную концепцию второго уровня) соответствует растительная или жизненная сила, которой обладают все живые существа: люди, животные и растения [84]. Ее основные функции – питание, рост и размножение [85]. С другой стороны, именно она является источником жизни в организме и обеспечивает в особенности деятельность жизненно важных органов [86]. Жизненные способности, которые соответствуют вегетативной душе, выходят из-под контроля человеческой воли, они "действуют как тогда, когда мы этого желаем, так и тогда, когда не желаем" [87]. На втором уровне находится животная сила, общая для людей и животных [88]. Вместе с растительной силой они составляют неразумную часть души. Ее также называют пожелательной [89] и страдательной [90]. Помимо способности чувствовать и воспринимать [91] она включает два начала: "раздражительный", или гнев (), откуда проистекают все формы агрессивности, а также желание мщения [92], и "вожделевательный" [93] (), содержащий желания, эффективность и склонности [94]. К ней также относится воображение [95] в элементарной нерациональной форме.
У человека осуществление этих способностей может контролироваться способностями разумной части души [96].
На третьем уровне находится разумная сила, которая свойственна человеку, составляет главную характеристику его природы и отличает от других творений [97]. Два главных ее свойства – это разум и, на высшей ступени, дух () или ум ( [98]), который является основой сознания (в психологическом и моральном смысле) и способности человека к самовластности (), а значит, лежит в основе наивысшего проявления человеческой воли [99] и свободы [100]. Ум в равной степени является основой всех рассудочных функций: во-первых, это интуитивный ум ( как таковой), способность к созерцанию () и источник всякого познания; во-вторых, рассудок () и все, что проистекает из способности к мышлению [101]: мысль (, ), размышление (), суждение (), рассудительность (), внутреннее слово ( ), откуда происходят речь и память [102].
Ум является самой высшей способностью человека; он властен в нем командовать и руководить (поэтому его часто называют ). С его помощью человек имеет возможность ориентироваться, управлять собой и совершенствоваться.
Ум представляет созерцательные возможности человека [103]. Для отцов Церкви он прежде всего – то, с помощью чего человек привязан к Богу, обращается к Нему, склоняется к Нему и соединяется с Ним [104]. Через ум человек связан с Богом объективно, со своего сотворения, и окончательно: он воистину образ Божий в человеке [105]. Этот образ может быть замаскирован или осквернен грехом, но не уничтожен: он – неизгладимый отпечаток его глубинной сути, его истинной природы, логос которой, или определяющая основа, не может быть искажен [106].
Ум сотворен, но бессмертен по благодати [107]; изменчив по природе, но способен контролировать и управлять своим изменением [108]. Будучи образом Божиим, но не божественным по природе, он имеет возможность, если открывается Божественной благодати, быть обоженным после того как достигнет уподобления Богу [109].
Наконец, для нашего исследования важно отметить, что, по мнению отцов Церкви, ум более всего соответствует личности [110]; "можно сказать, – пишет В.Н.Лосский, – что он есть местопребывание личности, человеческой ипостаси, которая заключает в себе совокупность человеческой природы – дух, душу и тело" [111].
Надо подчеркнуть, что "начала", которые различают в душе, не образуют три души, или три отдельные части, или три отдела души: душа едина и неделима, как уточняет святитель Григорий Нисский: "И хотя слово наше нашло три различия жизненных сил... но никто да не предполагает из-за этого, будто в человеческом составе содержатся три души, видимые каждая в собственных границах, чтобы можно было бы полагать человеческую природу сложением множества душ. Истинная и совершенная душа – одна по естеству..." [112]. Отцы Церкви, которые часто употребляют дихотомическое понятие душа – тело, подразумевая под душой () все ее начала, таким образом ясно демонстрируют свое осознание глубокого единства души. Прибегая в других случаях к трихотомическому понятию дух/ интеллект – душа – тело, они особенно тщательно стараются выделить человеческую способность единения с Богом. Тем не менее они не хотят превращать ум в способность, отдельную от души и от тела, или другую душу. По словам преподобного Иоанна Дамаскина, "ум принадлежит душе не как что-либо другое, отличное от нее, но как чистейшая часть ее самой. Что глаз в теле, то и ум в душе" [113]. Следовательно, ум не может существовать раньше души, но создан в одно время с ней и вместе с ней [114].
Ум не находится вовне тела [115]. Как и душа (животная и растительная), ум соединен с телом, притом не в одной его части, но во всей совокупности. "Надо полагать, что ум по необъяснимому закону смешения прикрепляется в равной степени к каждому из членов тела", – уточняет святитель Григорий Нисский [116]. Таким образом, вся душа (включая ум) полностью соединяется с телом [117] и полностью его пронизывает, как мы это видели ранее.
Как ум пронизывает все тело, так он пронизывает и всю животную и растительную душу [118].
При полном единении ума с совокупностью души и тела весь человек становится образом и подобием Божиим.
Кроме того, тело и душа при таком единении получают возможность полностью участвовать в духовной жизни. Ум может подчинять все другие начала человеческого состава, приспосабливать их к себе и одухотворять, сообщая им вплоть до самой их глубокой сущности Божественные энергии, которые он по природе способен () получать. И таким образом с его помощью весь человек может соединиться с Богом и достичь обожения.
Следовательно, ум – основа физического единства состава человеческой природы [119], основа его духовного единства [120] и, наконец, способ его единения с Богом.
Благодаря своей разумной душе человек управляет своими действиями и поступками, причем ум является одновременно основой как его рассудка, так и его воли и свободы [121].
Человек подчиняет себе таким же образом, в отличие от животных, свои чувства. Святитель Афанасий отмечает: "Как глаз, созданный, чтобы видеть, и ухо, чтобы слышать, отвращаются от одного, а другое предпочтут? Кто отвращает глаз от зрения? Или кто мешает уху слышать, тогда как оно естественно предназначено для слуха? Вкус естественно предназначен, чтобы пробовать; кто остановит его в естественном порыве? Рука естественно сделана, чтобы действовать; кто помешает ей трогать тот или иной предмет? Обоняние предназначено для чувствования запахов; кто отвращает его от принятия их? Таким образом, кто может действовать наперекор естественным способностям тела? Как тело, отклонившись от своей природы, позволяет себе следовать мнению другого и управляться его мановением? Все это показывает, что только разумная душа ведет тело. Тело не создано, чтобы само себя двигать, но управляется и движется другим" [122]. В более общем смысле святитель Григорий Нисский отмечает, что каждый член тела "охраняется, как домашним сторожем, разумной способностью души" [123].
Разумная душа также в принципе способна управлять способностями своей неразумной "части" [124]: гневом, желанием и всем, что зависит от эмоциональности и воображения. Ум также способен контролировать психическую деятельность рациональной души и заведовать как потоком, так и содержанием мыслей и воспоминаний.
Несмотря на то, что тело носит душу и она зависит от него для своего проявления и своих действий во внешнем мире, она в то же время остается в основном от него независимой [125]. В то время как тело не может двигаться без души, душа сама себя приводит в движение [126]. С другой стороны, человек своим сознанием превосходит границы своего тела. Святитель Афанасий Великий отмечает, что когда "душа заключена в теле и соединена с ним, не ограничивается она малостию тела и не соразмеряется с нею; тело лежит иногда на одре и, как бы уснув смертным сном, пребывает недвижимо, а душа по силе своей бодрствует и возвышается над природою тела..." [127].
Эта независимость души четко проявляется в смерти, когда тело разлагается, а душа продолжает жить. "...Если, по доказанному, душа движет тело, а сама ничем другим не приводится в движение, – пишет святитель Афанасий, – то следует из этого, что душа самодвижна и, по сложении с себя тела в землю, опять будет сама себя приводить в движение. Ибо не душа подвергается смерти, умирает же тело вследствие разлучения с ним души. Посему, если бы душа приводима была в движение телом, то по разлучении с движущим ей следовало бы умереть. А если душа движет и тело, то тем паче необходимо ей приводить в движение и себя. Приводя же себя в движение, по необходимости будет она жить и по смерти тела; потому что движение души не иное что есть, как жизнь ее" [128]. Святитель Григорий Палама развивает аналогичную концепцию, более точно показывая, что отличает человека от животного: "Душа каждого из неразумных животных... имеет жизнь не как сущность, но как деятельность, как существующую для тела, а не в себе самой. Ибо видно, что она не имеет ничего другого, кроме того, что действует через тело, поэтому, когда оно разлагается, необходимо, чтобы она уничтожалась вместе с ним. <...> Душа каждого из людей это также жизнь ею одушевленного тела... Однако она имеет жизнь не только как деятельность, но и как сущность, так как она живет в себе самой. Ибо видно, что она имеет жизнь, наделенную разумом и интеллектом, которая явственно отличается от жизни тела и от всего, что происходит через тело; поэтому, когда тело разлагается, она не уничтожается вместе с ним... и остается бессмертной, так как она не зависит от другого (то есть от тела. – Примеч. ред.), но имеет жизнь в самой себе как сущность" [129].
ГЛАВА II Безумие соматического происхождения
Используя медицинские понятия своего времени, отцы Церкви не колеблясь признают, что некоторые формы безумия имеют физиологическое происхождение.
Психическое опьянение, вызванное принятым алкоголем или наркотиками, является доказательством подобного происхождения для некоторых форм бреда или галлюцинаций [130]. Речь идет о токсических веществах, внешних для тела: воздействуя на тело, они вызывают психические нарушения. Но в ряде случаев причиной бреда также могут быть присущие телу болезни. Например, общий для многих заболеваний симптом – жар часто является источником бреда [131]. Немесий Эмесский приписывает некоторые нарушения воображения повреждению передних желудочков головного мозга [132]. Святитель Григорий Нисский допускает также, что возможной причиной бреда является заболевание грудобрюшной преграды (): "Ведь мы узнали, что расстройство ума бывает не только от отяжеления головы. От болезненного состояния плев, прилегающих с обратной стороны к ребрам, также страждет разумевательное (т.е. мыслительная способность. – Ред.); так определяют сведущие в медицине [133], называя эту болезнь "", ["расстройство ума"], потому что эти плевы называются """ [134]. Святитель Григорий Нисский присоединяется также к мнению тех, кто считает, что плохое состояние мозговой оболочки производит умственные нарушения [135]. Кроме того, отцы Церкви отмечают, что некоторые формы паралича сопровождаются утратой умственных способностей и человек теряет рассудок [136]. Нельзя сказать, что это только некоторые примеры, случайно приведенные отцами Церкви. С их точки зрения влияние организма на психические расстройства не ограничивается этими несколькими случаями [137]. "С моей стороны, – пишет святитель Григорий Нисский, – я легко признаю, что преобладание физических болезней часто нарушает способность мышления и предрасположение тела притупляет естественную активность разума" [138]. Святитель Иоанн Златоуст утверждает: "Когда состояние тела хоть немного уклонится от надлежащего своего устройства... то многие из душевных действий останавливаются" [139]. Отцы Церкви употребляют для форм безумия, о которых здесь идет речь, как и для телесных болезней [140], самые общие категории византийской медицины, которые в основном взяты из гиппократо-галеновской традиции [141].
Однако отцы Церкви сопровождают эти утверждения некоторыми уточнениями, которые помещают их в рамки христианской антропологии и тем самым отличают от натуралистических положений, позволяя избежать ошибок детерминистической, механистической или материалистической точек зрения.
С одной стороны, если допустимо, что патологические или функциональные повреждения некоторых органов тела могут породить нарушения в психике, нарушения, которые в некоторых случаях помещаются в разряд безумий, то это не означает, что душа локализуется в этих органах. "Когда мне говорят, что умственная деятельность притупляется или даже полностью исчезает при некоторых положениях тела, – пишет святитель Григорий Нисский, – я не вижу в этом достаточного доказательства, чтобы ограничить силу ума в каком-либо месте" [142].
С другой стороны, мы видели, что, согласно святоотеческой антропологии, душа обладает собственной сущностью, не ограничивается телом и, собственно говоря, не определена им. Однако тело обусловливает ее деятельность, оно является ее органом, ее необходимым инструментом. Без него она не может проявляться или осуществлять какую-либо из своих способностей к выражению. Чтобы душа могла в нем, с ним и через него нормально самовыражаться, необходимо, чтобы оно было полностью способно к своей инструментальной функции (что происходит, когда тело находится в здоровом состоянии), будучи предназначенным для этой цели Создателем [143]. Но если поражение затрагивает один из органов тела, который необходим душе для действия и проявления, то психическое выражение окажется нарушенным, по-своему отражая расстройство того органа, который был посредником. Святитель Григорий Нисский объясняет это с помощью классической метафоры: "Но ведь все тело создано наподобие музыкального инструмента, а с искусными в музыке часто случается, что они не могут показать своего искусства из-за негодности инструментов, не поддающихся мастерству (ведь и свирель, испорченная временем, или разбитая при падении, или проеденная плесенью, остается безгласной и бездейственной, хотя бы дул в нее тот, кто считается лучшим игроком на свирели). Так и ум, распространяясь по всему организму и прикасаясь, как это естественно, к каждому члену, соответственно умственным энергиям, делает в членах, пребывающих в естественном состоянии, то, что им свойственно, а в немощных членах его искусное движение пребывает бездейственным и бездеятельным. Ведь для ума естественно приусваиваться каким-либо образом к тому, что в естественном состоянии, и отчуждаться от того, что из такого состояния выведено" [144]. Святитель Григорий также замечает, что "в каждой части человеческого состава, наделенной собственной деятельностью, сила души равным образом остается бездеятельной, если эта часть не сохраняется согласно природному порядку" [145]. Из этой концепции вытекает очень важное следствие: в тех случаях, когда психические расстройства соотносятся с соматическим заболеванием, они являются нарушениями не самой души, но – ее выражения, ее проявления. За этими видимыми повреждениями сама душа не поражена, она остается нетронутой в своей сущности. Очень ясно объясняет это прп. Иоанн Отшельник, который прибегает к тому же сравнению, что и святитель Григорий Нисский: "Для того чтобы ты знал, что природа души отделена (в глубине своего разума) от членов тела и что через свою деятельность посредством тела она приводится в движение чувствами последнего, обрати внимание, что когда происходит ранение одного из внутренних членов, или в мозг, или в сердце, то поражена не природа души, а поражена деятельность, которую душа осуществляет через эти члены. Когда повреждена струна у цитры или труба у органа, поврежден не палец, который их трогает, но артистической деятельности пальца мешают струны цитры или труба, и так как те части, через которые выражалось искусство, были повреждены, то само воздействие руки на них сведено к тишине, при этом ни искусство не исчезло из руки, ни рука не была ранена. Также знание души coхранено в ее природе, и поэтому она пользуется членами тела. Так как, если бы через тело проявлялась сама природа души, то она могла бы изрекать несложное слово" [146].
Отцы Церкви иначе понимают различие между умом и душой. Когда нарушения возникают в душе, они не затрагивают только психическую "часть", в то время как ум оставался бы неповрежденным. Святитель Григорий Нисский указывает, мы отметили это в вышеприведенных цитатах, что сам ум () также поражен [147]. Следовательно, вся душа (включая ум) затронута нарушениями, но так с ней бывает, повторим это, только во время ее деятельности через тело. Это не означает, что возможность этой деятельности была уничтожена или изменена в самой душе; это только означает, что тело мешает ее нормальной реализации и деформирует ее выражение [148]. Нарушение никак не касается части души или некоторых ее функций, но формы ее проявления, посредничества ее выражения. Измененными оказываются только способ, которым тело обнаруживает душу, и ее проявление через тело. Различные способности души остаются неизменными в себе. Они начали бы действовать и вновь проявляться нормальным образом, если бы тело снова смогло выполнять свои функции.
Психические расстройства, которые обнаруживаются в этих случаях, таким образом, являются душевными нарушениями только с внешней точки зрения. Некоторые формы безумия характерны для этих нарушений, но безумие не является здесь, собственно говоря, болезнью души, но болезнью тела [149]. Отсюда следуют важные выводы.
Во-первых, на этой концепции основывается возможность и даже необходимость чисто физиологической терапии. Так как душа сама по себе не затронута, но налицо чисто соматическая причина, и она отличается от причин других болезней не своей природой, но своими последствиями, то лечение должно осуществляться не "врачевателем душ", а обычным врачом.
Во-вторых, лечение должно быть направлено только на возвращение тела/инструмента в его нормальное состояние и восстановление его природного порядка [150], чтобы разрешить нетронутой в ее сущности душе снова нормально выражаться, то есть чтобы ее проявлению не мешало расстройство органа-посредника.
Отцы Церкви, приняв по отношению к телесным болезням нозологию господствовавшей в их эпоху медицины, а именно медицины гиппократо-галеновской, допускают также терапевтические принципы и способы, среди которых лекарства на основе растений, минералов и животных, ванны и диета занимают первое место [151].
Но для оправдания физиологической терапии и диагностики необходимо, чтобы была четко выявлена органическая этиология. Недостаточно вывести ее из общей гипотезы школы, из предположений медицины или культуры эпохи или из личного убеждения наблюдателя. На основе случаев, когда психические нарушения (в действительности это нарушения психического выражения) предстают бесспорно предопределенными органическим заболеванием, не следует делать подобный же вывод для всех возможных психических нарушений. С другой стороны, нельзя утверждать исходя из этого, чтобы душа была детерминирована телом и являлась лишь его выражением или эпифеноменом. Недостаточно констатировать связь психических нарушений с органическими, чтобы утверждать, что последние являются причиной или даже обусловливают первые. Если натуралистическая, материалистическая, органическая или механистическая медицина утверждает, что безумие обязательно имеет причиной органические недуги, то святоотеческая точка зрения, допуская для некоторых определенных случаев, как мы только что видели, существование или возможность соматического происхождения, отказывается распространять это объяснение на все случаи и признает, что безумие может иметь другие причины, которые мы рассмотрим в дальнейшем. В безумном состоянии тело всегда в некотором роде затронуто, но это вовсе не свидетельствует о его причинной или определяющей роли, но указывает на тесную связь, которая объединяет в составе человеческой природы тело и душу. Как мы видели, эта связь, следуя святоотеческой антропологии, двойственна. Тело обусловливает душу, которая в человеческом составе обладает командующей силой, придает телу его жизнь и движение и делает его постоянным органом своих различных действий. Всякое действие души оказывается в силу этого отраженным в теле и через него проявленным. Следовательно, соматические нарушения могут происходить из-за действия природы на тело посредством элементов, не имеющих к душе отношения, и производить торможение или дезорганизацию психических проявлений, не беспокоя при этом саму душу. Но равным образом возможно, чтобы они были только выражением или отзвуком в телесном плане тех нарушений, которые нашли себе основание в самой душе и свойства которых мы уточним отдельно.
При совместном рассмотрении психических и соматических нарушений необходимо будет определить, если между ними есть связь, то какие из них зависят от других, допуская для психических нарушений этиологию, которая не вовлекает тело, и признавая за соматическими нарушениями наряду с возможностью быть причиной также и возможность быть только следствием, не забывая, что обе эти возможности могут осложняться, следуя отцам Церкви, демоническим вмешательством. Оно может либо непосредственно воздействовать на душу, либо посредством тела, что мы также изучим в дальнейшем.
Перед лицом такой сложности и разнообразия этиологии с разных точек зрения, место медицины оказывается особенно ограниченным и ее тотальные притязания отвергнутыми. Место врача в этой перспективе ограничивается попыткой выяснить органическую причину в тех случаях, когда это вероятно, а в тех случаях, когда она не констатируется, он должен допустить существование другой этиологии, которая не восходит к его компетенции [152].
В случаях, когда органическая причина нарушений ясно определена, функция врача оказывается вновь сведенной только к физиологическому плану. Потому что утверждение, что в этих случаях сама природа души не затронута и, следовательно, сохраняет свою независимость, ставит в стесненное положение определенную отрасль медицины или психиатрии с ее притязанием заботиться о душе человека через его тело и навязывать ей свои мнения и ценности. Надо отметить, что уже Тертуллиан изобличил это вмешательство медицины в область, которая не подвластна ей по природе: "Исследовал я и медицину, сестру, как говорят, философии, также претендующую на знание в этой области. Разве нет? Ведь вследствие ее заботы о теле может показаться, что она в большей степени, чем философия, сталкивается с проблемой души. Потому философия и противится сестре, что та лучше нее постигла душу, изучая ее как бы непосредственно в месте ее нахождения. Однако пусть и та и другая умерят свое желание первенствовать! <...> Христианину же достаточно немного для понимания этого предмета" [153].
Такая точка зрения в любом случае идет наперекор попытке натуралистической медицины/психиатрии свести область души к физиологии, построить психические болезни по образу телесных или даже определять их как заболевания самой психики и, значит, лечить безумие любой формы лекарствами. Тем самым становятся невозможным свести лечение безумного к его телу или к клиническим симптомам и в итоге затерять его настоящую личность за понятиями медицинского искусства. Даже в тех случаях, когда органическая этиология навязчиво проявляется и психические нарушения, сторонним взглядом, кажутся полностью овладевшими человеком, отцы Церкви раскрывают нам, что душа осталась неизменной в ее глубокой природе, нетронутой в своей основе, независимой в своем существовании, и что она бодрствует за телом, неподвижная, тихая и неощутимая, в ожидании восстановления тела, чтобы оно снова стало способным проявлять ее правильным образом и выражать ее во всей полноте, которая из-за болезни стала неразличима.
Мы можем упомянуть здесь, что святитель Григорий Нисский по поводу тела употребляет сравнение болезни с маской: "...изменение, производимое болезнью, затрагивает внешний вид; тогда болезненное безобразие наподобие чуждой маски закрывает этот вид. Но после снятия этой маски разумом, как случилось с Нееманом Сирияниным [154] и с прокаженными, о которых говорится в Евангелии [155], скрытый под болезнию вид в здравии снова является со своими собственными признаками" [156]. Действительно, об этом свидетельствуют многочисленные примеры, переданные в Евангелиях и житиях святых [157], когда чудесным образом болезнь или/и безумие спадают как маска и человек внезапно и полностью обретает свой нормальный вид.
ГЛАВА III Безумие бесовского происхождения
Формы и причины
Для отцов Церкви другой причиной безумия является непосредственное воздействие бесов. Оно может проявляться различными способами и в разной степени и доходить до одержимости.
Эта этиология в глазах отцов Церкви приобрела определенное значение, но его часто преувеличивали. Например, Андре-Жан Фестюжьер, когда он отмечает: "В народных верованиях IV в. н. э. бесы заполонили все. В них видели причину большинства болезней: эпилепсии, конечно, и различных форм бреда; но также сюда попали глухонемой, паралитик, больной гемиплегией, человек, покрытый язвами, и – страдающий водянкой" [158]. Преувеличивает это значение и М. Доль, который пишет: "Мне кажется, что эта ориентировка на сверхъестественное очевиднее проявляется в том, что касается безумия. <...> В то время верили, что психическая болезнь была специфически бесовской одержимостью. Апостолы могли отличить ее от физической болезни, но тонкость этого отличия, по-видимому, затерялась уже в ранние времена" [159] Содержание предыдущей главы позволяет нам полностью отрицать эти утверждения. В настоящей же главе мы продемонстрируем всю сложность и тонкость концепции отцов Церкви. Их творения, а также жития святых постоянно показывают нам то, что мы уже констатировали в другом месте [160] по поводу повествований в Новом Завете, а именно: святые отцы со всей очевидностью различают физическую и бесовскую этиологии не только относительно болезней и немощей, имеющих различную природу, но даже для одной и той же болезни или немощи, рассматриваемой в разных случаях [161]. Это явственно доказывает, что признание бесовской этиологии не связано с наивностью верований, пренебрежением другими причинами или неспособностью дать иное объяснение. В Евангелиях описывается один случай безумия, для которого четко определяется бесовское происхождение: речь идет о гадаринских бесноватых (см.: Мф 8, 28-34; Мк 5, 1-17; Лк 8, 26-39). Жития святых донесли до нас множество похожих случаев, где четко указано, что речь идет о безумии и что его причиной является прямое действие одного или нескольких бесов [162].
Однако расплывчатые термины, которые обычно применяются для обозначения нарушений, и, как правило, краткие описания этих случаев почти не позволяют отнести их ни к сложным нозологическим категориям современной психопатологии, ни к нозологическим категориям, более простым и менее многочисленным, времени написания этих житий. Поэтому нельзя провести между ними точные сопоставления.
В общих чертах можно все же сказать, что чаще всего речь идет об активных или даже буйных формах безумия [163] или, напротив, о формах депрессивных, сопровождающихся атонией, даже кататонией. Во многих случаях бывает состояние бреда [164], который может сопровождать и предыдущие формы, или бывают галлюцинации. Все это напоминает некоторые острые психопатологические формы современной нозологии. Но это сопоставление остается рискованным, будучи одновременно слишком неточным, и в то же время оно будет искаженным из-за чрезмерной конкретности, настолько от древних веков до нашего времени изменилось понимание этих феноменов и способ их описания.
Отцы Церкви в своих повествованиях оставили нам менее точные описания, отличающиеся по детализации и своему типу от описаний как современной нозологии, так и древней. Это объясняется тем, что они не столько стремятся дать исчерпывающее описание рассматриваемых фактов ради самих этих фактов или определить их природу с внешней или клинической точки зрения, сколько стремятся изнутри, с духовной точки зрения, установить их основное происхождение [165]. Они не затрудняют себя научной проблематикой, которая была уже характерной для современной им медицины, так как они интересуются только сущностью, основанием и духовным смыслом феноменов и излагают лишь то, что помогает лучше понять отношение, духовную силу и способность к "исцелению" тех святых, о деяниях которых они сообщают.
В наши дни часто полагают, что некоторым формам безумия приписывали бесовское происхождение из-за того, что медицина того времени не способна была дать им естественное объяснение. Такая точка зрения игнорирует тот факт, что современная святоотеческим творениям медицина рассматривала вещи в той же естественнонаучной перспективе, что и психиатрия нашего времени, и, как и она, не оставляла в своих описаниях никакого места для демонологии [166].
С другой стороны, когда приписывают веру в бесовскую этиологию некультурности монашеских кругов [167], то пренебрегают неоспоримыми свидетельствами о том, что многие из этих монахов были в числе самых образованных людей своего времени, а некоторые из них обладали обширными медицинскими познаниями [168], будучи в прошлом даже врачами (продолжая иногда практиковать и в монашестве, священстве или даже в епископском сане [169]) или имея университетское медицинское образование [170]. "Светская" или "рациональная" медицина не признает подобную этиологию, потому что, взяв за единственную основу феноменальную действительность и подчинив, ей свой метод, она стала неспособной воспринимать ее и, отказавшись от сверхчувственного, оказалась вынужденной объяснять его последствия, основываясь лишь на внешних проявлениях. Такое объяснение, без сомнения, возможно, поскольку бесовское действие, принадлежа к духовной области, широко проявляется и в чувственной области и, следовательно, может быть рассмотрено в своих проявлениях с клинической точки зрения. Бесовскую этиологию тем более можно перепутать с органической этиологией и свести к ней, что она часто проявляется в телесных расстройствах, которые внешне похожи на классические заболевания. Действительно, бесы часто воздействуют на душу через тело, так как именно оно более легко и скорее всего им доступно. В таких случаях они используют обычные законы физического мира, которые могут действовать в других этиологиях, в том числе чисто физиологических.
Мы уже отмечали, следуя Евагрию, что бесы пытаются ухудшить состояние души, изменяя состав () тела (то есть телесную конституцию. – Примеч. ред.) и воздействуя на мозг [171]. Преподобный Иоанн Кассиан дает точные указания о том способе, которым диавол действует при некоторых случаях одержимости, и отмечает аналогию, существующую между осуществляемыми им действиями и некоторыми физическими причинами: "...в тех членах, в которых заключается сила души, нечистый дух, заседая и налагая на них невыносимую, чрезмерную тяжесть, умственные способности ее покрывает густейшим мраком и прерывает чувства. Это, как видим, иногда приключается также от вина и лихорадки или от чрезмерного холода и от других болезней, приключающихся отвне. Чтобы блаженному Иову диавол, получив власть над его плотью, не постарался причинить это, Господь запретил ему, говоря: "Вот, Я предаю его в твои руки, только душу его сбереги" (Иов 2, 6), то есть только не делай его безумным, расслабив жилище души, овладев рассудком или повредив орган разума, посредством которого ему необходимо противиться тебе; своею тяжестью не подавляй рассудка и мудрости противящегося" [172].
