СТО ВЕЛИКИХ ЛЮБОВНИКОВ
МОСКВА "ВЕЧЕ" 2003
Составитель. И. А. Муромов, 2003.
Предисловие
"Что такое любовь? Это род безумия, над которым разум не имеет власти. Это
болезнь, которой человек подвержен во всяком возрасте и которая неизлечима,
когда она поражает старика. О любовь, существо и чувство непреодолимое! Бог
природы, твоя горечь сладостна, твоя горечь жестока..." - восклицал Джакомо
Казанова, великий итальянский любовник и авантюрист, чье имя давно стало
нарицательным.
Любовь для Казановы, как для других персонажей книги, стала смыслом
существования. К сближению с женщиной он относился так, как серьезный и
прилежный художник относится к своему искусству. Однажды венецианцу предложили
провести ночь со знаменитой куртизанкой Китти Фишер, но он отказался, поскольку
не знал английского, а любовь без разговора не стоила для него и гроша...
Людовик XIV, прозванный Королем-Солнцем, окружил себя фаворитками, среди которых
наиболее известны Лавальер, Монтеспан, Ментекон, Фонтанж... Впрочем, если бы у
Людовика XIV за всю его жизнь было бы только шесть метресс, то он заслуживал бы
скорее титула "добродетельный". Но все дело в том, что любая дама, появлявшаяся
при дворе Людовика XIV становилась предметом вожделений короля, а все его
родственники, кузены и сановники должны были делиться с ним своими женами,
разумеется, если последние представляли для него интерес. Король был явным
эротоманом, ему нравилась каждая женщина. Людовик давал своим любовницам
официальный статус, дабы продемонстрировать величественную непринужденность и
пренебрежение ко всякого рода моралистам. Фривольные нравы французского двора
распространились на всю Европу.
Великий Наполеон I прославился не только как военный стратег и политик. "Какими
чарами сумела ты подчинить все мои способности и свести всю мою душевную жизнь к
тебе одной? Жить для Жозефины! Вот история моей жизни..." - писал Бонапарт своей
первой жене Жозефине Богарне. Тем не менее в его жизни, помимо прекрасной
креолки, было столько любовниц, сколько у Людовика XV, Франциска I и Генриха IV
вместе взятых! Он не мыслил своего существования без женщин и тратил на них
огромные суммы, написал тысячи любовных писем, чтобы соблазнить небесные
создания...
Меняются времена - меняются нравы.
Римляне были привержены садомазохизму в сексе, что, в общем-то, еще не означает,
что они были жестоки по натуре своей - в основе садомазохизма лежит идея
тождества насилия и соития. Юлий Цезарь тратил массу энергии и денег в угоду
своей похоти и совратил многих знатных женщин. Его
100 ВЕЛИКИХ ЛЮБОВНИКОВ
оргии были наиболее выразительны, им подражали. Калигула отличался жестокостью
как в сексуальной, так и в общественной жизни. Если он проникался страстью к
женщине, то забирал ее у мужа без малейших колебаний. Нерон был уверен, что не
существует на свете людей целомудренных и чистых, большинство скрывает свои
пороки и хитро их маскирует. Он достиг такого могущества и власти, что мог
удовлетворить любое свое сколь угодно фантастическое желание.
Любовные похождения европейских монархов, будь то Франциск I, Генрих IV и
Людовик XV во Франции, Август Сильный в Саксонии, Иоанн Грозный, Петр I и
Александр I в России или Генрих VIII и Карл II в Англии, обязательно приводили к
изменению жизни их подданных, влияли на политические решения. Во все века
любовные скандалы в именитых семействах становились главной темой для светских
пересудов. Сначала большей частью под прицел сплетников попадали особы голубой
крови и фавориты, а с XVIII века все - философы, писатели, поэты, музыканты,
художники... Часто соблазнители вели сразу несколько любовных интриг.
Французский романист Ги Мопассан утверждал: "Человек, решивший постоянно
ограничиваться только одной женщиной, поступил бы так же странно и нелепо, как
любитель устриц, который вздумал бы за завтраком, за обедом, за ужином круглый
год есть одни устрицы".
Бальзака удовлетворяли только те женщины, которые превосходили его опытностью и
возрастом. Его не соблазняли юные красавицы, которые слишком много требовали и
слишком малым вознаграждали. "Сорокалетняя женщина сделает для тебя все,
двадцатилетняя - ничего". Поэтому сорокалетнюю женщину при определенных
обстоятельствах называют "дамой бальзаковского возраста".
В нашем веке внимание обывателя приковано к похождениям других "королей" -
знаменитых киноактеров и певцов.
Романтический герой звезды немого кино Рудольфе Валентине действовал только в
экзотических ситуациях. На фильмы с участием "латинского любовника", "рокового
соблазнителя" и "истинного шейха" стремились попасть тысячи и тысячи женщин.
Киносеансы превращались в настоящие парады мод. Женщины облачались в свои лучшие
платья, надевали драгоценности, делали прически, душились дорогими духами и шли
в кинотеатры, как на первое свидание с возлюбленным, дрожа от любовного озноба.
Это было что-то невообразимое! Позднее "латинским любовником" стали называть
Мастроян-ни, затем - молодого актера Бандераса, секс-символа 1990-х годов.
Новые времена - новые кумиры. Сегодня газетные и журнальные полосы отданы
любовным скандалам, связанным с именами Клинтона и Пова-ротти, Ван Дамма и
Николсона, Аллена и Дугласа.. Джек Николсон, неофициальный рекордсмен Голливуда
по количеству побед над дамскими сердцами, часто повторяет, что всех женщин
любить невозможно, но стремиться к этому надо.
Биографии героев книги хорошо изучены, не вызывает сомнения талант этих людей.
Но в этой книге вырисовываются их новые образы - ибо в любви наиболее ярко и
неожиданно проявляется характер человека.
ДЖОВАННИ ДЖАКОМО КАЗАНОВА
(1725-1798)
Итальянский писатель. Автор исторических сочинений, фантастического романа
"Иксамерон" (1788). В мемуарах "История
моей жизни"(т. 1-12, написаны в 1791-1798, на франц. языке, опублик. 1822-1828)
- описаны многочисленные любовные и авантюрные
приключения Казановы, даны характеристики современников и общественных нравов.
Отличался разносторонними интересами.
Казанова (Джованни Джакомо Casanova де-Сенгальт - дворянский титул, который он
себе присвоил) родом из Венеции. У сына актеров было несчастное детство. Изучив
право, молодой Джакомо хотел принять духовный сан, но запутался в любовных
похождениях и был исключен из семинарии. Побывав в Неаполе, Риме,
Константинополе, Париже он вернулся в Венецию, где за обман и богохульство в
1755 году был заключен в тюрьму. В 1756 году бежал в Париж, там завоевал себе
особое положение магией. После долгих странствий по Европе прибыл в Берлин,
получил аудиенцию у Фридриха Великого. Он мог занять должность начальника
кадетского корпуса, но предпочел отправиться в Петербург, там встретился с
Екатериной Второй, после чего выехал в Варшаву, откуда бежал из-за дуэли с
графом Браницким. Затем скитался по Европе, всюду переживал множество
приключений. В 1782 году поселился в Чехии, в замке графа Вальдштейна, вместе с
которым занимался кабалистикой и алхимией.
"Донжуанский список" Казановы может поразить воображение только очень примерного
семьянина: 122 женщины за тридцать девять лет. Не так уж и много - три любовных
приключения в год. В то время список любовных удач был непременным атрибутом
светского щеголя, его составляли с большой тщательностью, заучивали наизусть,
блестящий "послужной список" обеспечивал новые победы.
Любовь была одним из высших смыслов существования Казановы, она и сделала его
великим. Но его романы не заканчивались свадьбой, вознаграждением добродетели и
развенчанием порока. Естественное чувство свободно и бесконечно, в нем самом его
оправдание. "Я любил женщин до безумия, но всегда предпочитал им свободу".
Казанова охотно завязывал с женщинами психологическую игру, смешил, интриговал,
смущал, заманивал, удивлял, превозносил (таковы, скажем, его приключения с г-жой
Ф. на Корфу, К.К. в Венеции, мадемуазель де ла Мур в
8
100 ВЕЛИКИХ ЛЮБОВНИКОВ
Париже). "Уговаривая девицу, я уговорил себя, случай следовал мудрым правилам
шалопайства", - писал он об одержанной благодаря импровизации
победе. Он льстил, иногда просто приставал до тех пор, пока не достигал
желаемого. Ради прекрасных глаз он переезжал из города в город, надевал ливрею,
чтобы прислуживать понравившейся даме. Но чаще все происходило гораздо проще,
как с Мими Кенсон: "Мне сделалось любопытно, проснется ли она или нет, я сам
разделся, улегся - а остальное понятно без слов".
В нем сочетались возвышенное чувство и плотская страсть, искренние порывы и
денежные расчеты. Казанова покупал понравившихся ему девиц (более всего ему по
душе были молоденькие худые брюнетки), учил их любовной науке, светскому
обхождению, а потом с большой выгодой для себя уступал другим - финансистам,
вельможам, королю. Не стоит принимать за чистую монету его уверения в
бескорыстии, в том, что он только и делал, что составлял счастье бедных девушек,
- это был постоянный для него источник доходов. Впрочем, само общество диктовало
ему нормы поведения. Людовик XV превратил Францию в огромный гарем, изо всех
краев и даже из других стран прибывали красотки, родители привозили дочек в
Версаль - вдруг король обратит внимание во время прогулки. А юная О'Морфи попала
из рук Казановы в постель короля благодаря написанному с нее портрету,
понравившемуся монарху (сказочный сюжет о любви по портрету превратился во
вполне современную историю о выборе девушки по фотографии).
С некоторыми он вел философские беседы, а одной даже подарил целую библиотеку.
Он спал с аристократками, с проститутками, с монахинями, с девушками, со своей
племянницей, может быть, со своей дочерью. Но за всю жизнь, кажется, ни одна
любовница ни в чем его не упрекнула, ибо физическая близость не была для него
лишь проведением досуга.
Однажды в Венеции Казанова поднял на лестнице письмо, которое обронил сенатор
Брагодин. Благородный сенатор предложил Казанове проехаться с ним. Дорогой
Брагодину стало плохо, и Джакомо заботливо доставил его домой. Сенатор приютил
своего спасителя, видя в нем посланца таинственных сил, в существование которых
глубоко верил. Казанова поселился в доме благодетеля и стал на досуге заниматься
магией. Жертвы его проделок жаловались властям, но он удивительно легко уходил
от ответственности. И все же по обвинению в колдовстве венецианская полиция
заключила его в зна-
менитую своими ужасами тюрьму "Пломбы" под свинцовыми крышами Дворца дожей в
Венеции.
Однако Казанова не зря осваивал магию. Трудно сказать, какую роль здесь сыграли
сверхъестественные силы, но ровно в полночь 31 октября Казанова вышел из
каземата, запертого на многие замки. В неприступной венецианской темнице он
вырубил ход на свинцовую крышу. Бегство Казановы наделало много шума в Европе и
принесло авантюристу известность.
Поэтому Париж с восторгом встретил молодого повесу, особенно парижская
знаменитость - маркиза д'Юфре, которая была без ума от его больших черных глаз и
римского носа. Казанова с присущим ему чувством юмора убедил маркизу, что, когда
ей исполнится 63 года, у нее родится сын, она умрет, а потом она воскреснет
молодой девушкой. Видимо, маркиза была склонна верить Джакомо, который тем
временем завладел ее миллионами и, спасаясь от Бастилии, поспешил к Вольтеру в
Ферме.
Государства он оценивал с точки зрения успеха своих авантюр. Англией он остался
недоволен: в Лондоне его обобрала француженка Шарпильон, а ее муж чуть не убил
Джакомо.
Кем же все-таки был Казанова?
В разные времена знаменитый авантюрист выдавал себе разные аттестации. Он
представлялся католическим священником, мусульманином, офицером, дипломатом. В
Лондоне он однажды сказал женщине: "Я распутник по профессии, и вы приобрели
сегодня дурное знакомство. Главным делом моей жизни были чувственные
наслаждения: более важного дела я не знал".
"Любовь - это поиск", - писал Казанова на склоне лет. Его поискам не было конца.
Об одних женщинах Джакомо вспоминал не без оттенка презрения, о других - с
чувством благодарности.
С особенной нежностью Казанова вспоминал о горячо любившей его - судя по ее
письмам и после смерти Джакомо - Анриетте, которая, расставаясь с возлюбленным в
Женеве, начертала бриллиантом на стекле в гостиничном номере: "Ты забудешь свою
Анриетту..." Прочитав эту надпись через тринадцать лет, Казанова признал себя
недостойным ее. Когда он, спустя много лет, после бегства из барселонской
тюрьмы, слег в постель в Эксе, на юге Франции, у его изголовья дежурила
заботливая сестра милосердия, посланная к нему жившей в своем поместье
Анриеттой.
Казанова не походил на Дон Жуана. Мстительные мокандоры, ревнивые мужья и
озлобленные отцы не преследовали его. Осчастливленные женщины не осаждали
Джакомо письмами и жалобами. В чем же тайна его обаяния?
Казанова был хорош собой, внимателен и щедр. Но, главное, он говорил, говорил,
говорил обо всем на свете: о любви, о медицине, о политике, о сельском
хозяйстве. Он будто бы знал все и вся и всегда следовал принципу, который много
раньше сформулировал Ф. Ларошфуко: умный человек может быть влюблен как
безумный, но не как дурак.
Если же общего языка не было, то он отказывался от любви. Ему однажды предложили
провести ночь со знаменитой куртизанкой Кити Фишер, которая от обыкновенного
клиента требовала тысячу дукатов за ночь. Казано-
10
100 ВЕЛИКИХ ЛЮБОВНИКОВ
ва отказался, так как не знал английского, а для него любовь без общения не
стоила и гроша.
Уже в середине жизни он почувствовал пресыщение. Все чаще его подстерегали
неудачи. В Лондоне молоденькая куртизанка Шарпильон изводила его, беспрестанно
вытягивая деньги и отказывая в ласках, и великий соблазнитель выдохся. "В тот
роковой день в начале сентября 1763 года я начал умирать и перестал жить. Мне
было тридцать восемь лет". Он стал довольствоваться легкими победами: публичные
девки, трактирные служанки, мещанки, крестьянки, чью девственность можно было
купить за горсть цехинов. А в пятьдесят лет он из экономии ходил к женщинам
немолодым и непривлекательным, жил как с женой со скромной белошвейкой. Но чем
необратимей уходила его сексуальная энергия, тем интенсивнее становилась
интеллектуальная деятельность. Он занялся литературным трудом. В конце жизни
написал мемуары "История моей жизни", которые были встречены неоднозначно.
Каждый описанный эпизод сам по себе весьма красочен, его достоверность
неоспорима - Казанова кажется искренен, а мемуары производят впечатление
документа.
Казанова, как совершенно ясно из его воспоминаний, стремился совершить половой
акт с одной женщиной в присутствии другой. Так было с Еленой и Гедвигой, двумя
девушками, которых он одновременно лишил девственности.
"Я наслаждался с ними несколько часов, переходя пять или шесть раз от одной к
другой, прежде чем истощился. В перерывах, видя их покорность и похотливость, я
заставил их принимать сложные позы по книжке Арстино, что развлекло их сверх
всякой меры. Мы целовали друг друга во все места, которые хотели. Гедвига была
восхищена, ей понравилось наблюдать".
Похоже, Казанова приписал девушке свой собственный болезненный интерес к
совокуплению.
Так же обстояло дело с Анеттой и Вероникой. "Вероника уступила своей младшей
сестре и взяла на себя пассивную роль, которую та ей навязала. Отстранившись,
она склонила голову на руку, представив моему взгляду грудь, которая могла бы
возбудить равнодушнейшего из людей, и предложила мне начать атаку на Анетту. Это
не было трудно, ибо я весь горел и был готов ублажать ее так долго, как ей будет
угодно. Анетта была близорука и в разгар действия не могла видеть, что я творю.
Мне удалось высвободить правую руку так, что она этого не заметила, и я смог
передать ей частичку наслаждения, хотя и не такого острого, которое испытала ее
сестра. Тем временем покрывало сбилось, Вероника взяла на себя труд поправить
его и как бы случайно предложила мне новое зрелище. От нее не укрылось, как
радуют меня прелести, глаза ее заблестели. Наконец, сгорая от неутоленного
желания, она показала мне все сокровища, которыми одарила ее природа, как раз в
тот момент, когда я покончил с Анеттой в четвертый раз. Она полагала, что я
репетирую перед наступлением ночи, и ее фантазия разыгралась".
Однажды Казанова устроил "устричный ужин" с шампанским для двух монашек,
Армаллиены и Элимет. Он натопил комнату так жарко, что девушки были вынуждены
снять верхнюю одежду. Затем, затеяв игру, во время
1 1
которой один брал устрицу у другого прямо изо рта, он умудрился уронить кусочек
за корсет сначала одной девушке, потом другой. Последовал процесс извлечения,
потом он осматривал и сравнивал на ощупь их ножки. Интересно, что все это
случилось во время карнавала. Примерно то же происходило во время ужина у Басси
(временного помощника Казановы). "Когда ужин и вино существенно подняли мне
настроение, я уделил внимание дочери Басси, которая позволила мне делать все,
что я хотел, а отец и мать только смеялись. Глупый Арлекин волновался и
раздражался, ибо не мог сделать то же со своей Дульцинеей. К концу ужина я был
подобен Адаму перед грехопадением. Арлекин поднялся и, схватив свою любимую за
руку, собрался утащить ее в другую комнату. Я велел ему остаться, и он уставился
на меня в полном изумлении, но потом повернулся к нам спиной. Его подруга,
напротив, расположилась так, что я сумел не разочаровать ее.
Сцена возбудила супругу Басси, и она стала побуждать мужа доказать ей свою
любовь. Он отозвался, а скромняга Арлекин сидел у огня, закрыв голову руками".
"Альсатиана была очень сильно возбуждена и использовала позу своего любовника,
чтобы предоставить мне все, чего я желал, так что я был вынужден хорошенько над
ней потрудиться, и неистовые конвульсии тела подтвердили, что она наслаждается
не меньше меня".
В случае с Басси для Казановы было важно, что Арлекин унижен и ему причинили
боль. Он не случайно отмечал, как сладостно для него ощущение власти, как ему
нравится платить людям, с которыми он только что забавлялся.
Неудачи в любви раздражали его и приводили в ярость. Шарпильон посмеялась над
ним, он исцарапал ее, сбил с ног, разбил нос - за то, что она отвергла его
внимание. А случай с "креслом Гоудара" - совершенно фантастический.
С виду кресло было обыкновенным и очень некрасивым. Впрочем, стоило человеку
сесть в него, как "два ремня обхватывали его руки и крепко сжимали их, два
других раздвигали ноги, а пружина приподнимала сиденье".
Когда Гоудар сел в кресло, "пружины сработали и привели в "положение роженицы".
Казанова мысленно восхитился: этот "аппарат" можно было использовать, чтобы
схватить Шарпильон и надругаться над ней. Позже он оставил идею приобрести
кресло, но мысль эта владела его воображением.
Другими авантюристами руководила жажда наживы, их привлекала слава. Для Казановы
и деньги и известность были лишь средством. Целью его была любовь. Женщины
заполняли его жизнь. В 1759 году Казанова находился в Голландии. Он богат,
уважаем, перед ним легкий путь к спокойному и прочному благосостоянию. Но только
встречи, новые встречи волновали его воображение. Он искал этих встреч всюду: на
придворном балу, на улице, в гостинице, в театре, в притоне. Он колесил по
городам без всякого расчета и плана. Его маршрут определяла пара красивых глаз,
задержавшихся на нем дольше, чем это позволяли приличия. И ради пары красивых
глаз он способен был переодеться гостиничным слугой, давать пиры, играть
"Шотландку" Вольтера и поселиться надолго в крохотном швейцарском городке. За
короткое
12
100 ВЕЛИКИХ ЛЮБОВНИКОВ
время он успевал любить аристократку из высшего общества, дочерей трактирщика,
монахиню из захолустного монастыря, ученую девицу, искусную в теологических
диспутах, прислужниц в бернских купальнях, прелестную и серьезную Дюбуа, какую-
то безобразную актрису и, наконец, даже ее горбатую подругу. Он соблазнял всех.
У него было только одно правило: двух женщин гораздо легче соблазнить вместе,
чем порознь.
"Любовь - это только любопытство" - эта фраза часто встречается в мемуарах
Казановы. Неутомимое любопытство было настоящей страстью этого человека. Он не
был банальным любимцем женщин, не был счастливым баловнем, случайным дилетантом.
К сближению с женщинами он относился так, как серьезный и прилежный художник
относится к своему искусству.
Казанова не всегда был погружен в торопливый и неразборчивый разврат. Такие
периоды случались у него лишь тогда, когда ему хотелось заглушить воспоминания
только что прошедшей большой любви и вечную жажду новой. Среди бесчисленных
женщин, упоминаемых этим "распутником по профессии", есть несколько, оставивших
глубокий след в его душе. Им посвящены лучшие страницы мемуаров. Рассказывая о
них, Казанова избегал непристойных подробностей. Их образы становятся для
читателей мемуаров такими же близкими и живыми, как образ самого венецианского
авантюриста.
Первая любовь Казановы была в духе мирной венецианской новеллы. Ему было
шестнадцать лет, и он любил Нанетту и Мартон, двух племянниц доброй синьоры
Орио. "Эта любовь, которая была моей первой, не научила меня ничему в школе
жизни, так как она была совершенно счастливой, и никакие расчеты или заботы не
нарушили ее. Часто мы все трое чувствовали потребность обратить наши души к
божественному провидению, чтобы поблагодарить его за явное покровительство, с
каким оно удаляло от нас все случайности, которые могли нарушить наши мирные
радости..."
Легкий оттенок элегии появился в его второй любви. Быть может, это оттого, что
она протекала в Риме, в вечной зелени садов Людовизи и Альдоб-рандини. Там
Казанова любил Лукрецию. "О, какие нежные воспоминания соединены для меня с
этими местами!.. "Посмотри, посмотри, - сказала мне Лукреция, - разве не
говорила я тебе, что наши добрые гении оберегают нас. Ах, как она на нас глядит!
Ее взгляд хочет нас успокоить. Посмотри, какой маленький дьявол, это самое
таинственное, что есть в природе. Полюбуйся же на нее, наверное, это твой или
мой добрый гений". Я подумал, что она бредит. "О чем ты говоришь, я тебя не
понимаю, на что надо мне посмотреть?" _ "Разве ты не видишь красивую змейку с
блестящей кожей, которая подняла голову и точно поклоняется нам?" Я взглянул
туда, куда она показывала, и увидел змею переливающихся цветов, длиною в локоть,
которая действительно нас рассматривала".
На пути из Рима, в Анконе, Казанова встретился с певицей Терезой, переодетой
кастратом. В этой странной девушке были благородство и ясный ум, внушавшие
уважение. Казанове хотелось никогда больше с ней не расставаться. Никогда он не
думал так серьезно о женитьбе, как в эту ночь в маленькой гостинице в Синигальи.
Непредвиденная разлука не изменила его решения. Понадобился весь жизненный опыт
Терезы, чтобы убедить его в невозмож-
I
13
ности этого для них обоих. "Это было первый раз в моей жизни, что мне пришлось
задуматься, прежде чем решиться на что-либо". Они расстались и встретились через
семнадцать лет во Флоренции. Вместе с Терезой был молодой человек, Чезарино, как
две капли воды похожий на Казанову в молодости. Пораженный этой встречей Гуго
фон Гофмансталь написал пьесу "Авантюрист и певица".
Во время пребывания на Корфу Казанова испытал любовь, напоминающую своей
сложностью и мучительностью темы современных романов. Долгая история этой любви
драматична. Много лет спустя воспоминание о патрицианке Ф.Ф. заставило Казанову
воскликнуть: "Что такое любовь? Это род безумия, над которым разум не имеет
никакой власти. Это болезнь, которой человек подвержен во всяком возрасте и
которая неизлечима, когда она поражает старика. О любовь, существо и чувство
неопределимое! Бог природы, твоя горечь сладостна, твоя горечь жестока..."
Никакая другая женщина не вызывала в душе Казановы таких нежных воспоминаний,
как Анриетта, таинственная Анриетта, которую он встретил в обществе венгерского
офицера в Чезене. Три месяца, которые он прожил с ней в Парме, были
счастливейшим временем в его жизни. "Кто думает, что женщина не может наполнить
все часы и мгновения дня, тот думает так оттого, что не знал никогда Анриетты...
Мы любили друг друга со всей силой, на какую были только способны, мы совершенно
довольствовались друг другом, мы целиком жили в нашей любви". Казанова обожал
эту женщину, у которой на лице "была легкая тень какой-то печали". Его восхищало
в ней все - ее ум, ее воспитание, ее умение одеваться. Однажды она превосходно
сыграла на виолончели. Казанова был растроган, потрясен этим новым талантом
своей Анриетты. "Я убежал в сад и там плакал, ибо никто не мог меня видеть. Но
кто же эта несравненная Анриетта, повторял я с умиленной душой, откуда это
сокровище, которым я теперь владею?.."
Случай, заставивший Казанову вспомнить про Анриетту и про дни молодости,
произошел с ним как раз после разлуки с Дюбуа, которая была одной из его
последних больших привязанностей. После этого случая он начал чувствовать себя
одиноким. Розалию он подобрал в одном из марсельских притонов. "Я старался
привязать к себе эту молодую особу, надеясь, что она останется со мной до конца
дней и что, живя с ней в согласии, я не почувствую больше необходимости
скитаться от одной любви к другой". Но, конечно, и Розалия покинула его, и его
скитания начались снова.
Вместо преданной любовницы Казанова встретил Ла Кортичелли. Эта маленькая
танцовщица заставила его испытать ревность и горечь обмана. Она была из Болоньи
и "только и делала, что смеялась". Она причинила Казанове много бед всякого
рода. Она интриговала против него и изменяла ему при каждом удобном случае. Но
тон его рассказов выдает, что никогда, даже в минуту их окончательного разрыва,
эта "сумасбродка" не была безразличной для сердца начинавшего стареть
авантюриста.
Последний роман Казановы был в Милане. Он был тогда все еще великолепен. "Моя
роскошь была ослепительна. Мои кольца, мои табакерки, мои часы и цепи, осыпанные
бриллиантами, мой орденский крест из алмазов и
I
14
100 ВЕЛИКИХ ЛЮБОВНИКОВ
рубинов, который я носил на шее на широкой пунцовой ленте, - все это придавало
мне вид вельможи". Около Милана Казанова встретил Клементину, "достойную
глубокого уважения и самой чистой любви". Вспоминая дни, проведенные с ней, он
говорит: "Я любил, я был любим и был здоров, и у меня были деньги, которые я
тратил для удовольствия, я был счастлив. Я любил повторять себе это и смеялся
над глупыми моралистами, которые уверяют, что на земле нет настоящего счастья. И
как раз эти слова, "на земле", возбуждали мою веселость, как будто оно может
быть где-нибудь еще!.. Да, мрачные и недальновидные моралисты, на земле есть
счастье, много счастья, и у каждого оно свое. Оно не вечно, нет, оно проходит,
приходит и снова проходит... и, быть может, сумма страданий, как последствие
нашей духовной и физической слабости, превосходит сумму счастья для всякого из
нас. Может быть, так, но это не значит, что нет счастья, большого счастья. Если
бы счастья не было на земле, творение было бы чудовищно и был бы прав Вольтер,
назвавший нашу планету клоакой вселенной - плохой каламбур, который выражает
нелепость или не выражает ничего, кроме прилива писательской желчи. Есть
счастье, есть много счастья, так повторяю я еще и теперь, когда знаю его лишь по
воспоминаниям".
При расставании Клементина рыдала и падала в обморок. Чувствовал ли тогда
Казанова, что, прощаясь с ней, он прощается со своим последним счастьем.
Венецианку Марколину он взял мимоходом почти что с улицы. Разлука с ней вызвала
в нем небывалые переживания. "Я не могу и отказываюсь передать страдание,
которое причинил мне ее отъезд. Еще накануне я был рад этой разлуке по многим
причинам. В минуту отъезда я почувствовал, что мое желание освободиться от
Марколины слабеет. Но когда я остался один - какая пустота, какое отчаяние!..
Поверхностный читатель, пожалуй, не поверит, когда я скажу, что остался стоять
без движения, охваченный тоской и в таком забвении всего, что не знал, как найти
дорогу. Я вскочил на лошадь и, шпоря ее изо всех сил, предался дороге с
отчаянным решением загнать лошадь или сломать себе шею. Таким образом я сделал
восемнадцать лье в пять часов".
И затем Лондон. "Какое одиночество, какая затерянность... Лондон - это самое
последнее место на земле, где можно жить, когда невесело на душе". Там Казанова
встретил не любимую женщину-друга, а опаснейшую хищницу. Француженке из
Безансона, носившей фамилию Шарпильон, суждено было сделаться злейшим врагом
Казановы. "Итак, в Лондоне, земную жизнь пройдя до половины, как сказал старый
Данте, любовь самым наглым образом насмеялась надо мной".
Какая необыкновенная и дикая была эта любовь! Эту женщину Казанова полюбил с
первого взгляда. Она состояла из хитрости, каприза, холодного расчета и
легкомыслия, смешанных самым удивительным образом. Она разорила его до нитки и
довела до тюрьмы. Однажды она чуть не задушила его, другой раз Казанова нанес ей
тяжкие побои. В Ричмонде, в парке, он бросился на нее с кинжалом. Они были то
друзья, то враги. Но вот последнее унижение: Казанова застал ее на свидании с
молодым парикмахером. В совершенном исступлении он крушит все, что попадалось
ему под руку. Шарпильон
15
едва успела спастись. Потом она болела. Казанове сообщили, что она при смерти.
"Тогда я был охвачен ужасным желанием покончить с собой. Я пришел к себе и
сделал завещание в пользу Брагадина. Затем я взял пистолет и направился к Темзе
с твердым намерением раздробить себе череп на парапете моста". Встреча с неким
Эдгаром спасла ему жизнь. Как всегда повинуясь судьбе, Казанова пошел за ним, и
эта ночь кончилась оргией. А на другой день он встретил Шарпильон на балу среди
танцующих. "Волосы зашевелились у меня на голове, и я почувствовал ужасную боль
в ногах. Эдгар рассказывал мне потом, что при виде моей бледности он подумал,
что я сейчас упаду в эпилептическом припадке. В мгновение ока я растолкал
зрителей и направился прямо к ней. Я стал ей что-то говорить, что - я не помню.
Она убежала в страхе". Это было последним свиданием Казановы с Шарпильон...
После смерти Казанова стал героем многочисленных литературных произведений, а
затем и кинофильмов. Великий итальянский режиссер Федерико Феллини показал в
своем фильме (1976) одаренного человека, который тщетно пытается применить свои
таланты, но в этой среде востребована только его сексуальная энергия...
Из реального человека прославленный авантюрист и любовник превратился в миф.
ЛЮДОВИК XIV
(1638-1715)
Французский король (с 1643), из династии Бурбонов, сын
Людовика XIII и Анны Австрийской. Его правление - апогей французского
абсолютизма. Вел многочисленные войны - Деволюционную (1667-1668),
за Испанское наследство (1701-1714) и др. К концу его правления
у Франции было до 2 миллиардов долга, король ввел огромные налоги,
что вызывало народное недовольство. Людовику XIV приписывается изречение:
"Государство - это я ".
Людовику XIV словно на роду было написано быть баловнем судьбы. Само рождение
его, после двадцати лет супружеской жизни родителей, могло служить хорошим
знаком. В пятилетнем возрасте он стал наследником прекраснейшего и
могущественнейшего из престолов Европы. Людовика XIV называли Королем-Солнцем.
Красавец с темными локонами, правильными чертами цветущего лица, изящными
манерами, величественной осанкой, к тому же повелитель великой страны, он
действительно производил неотразимое впечатление. Могли ли женщины не любить
его?
Первый урок любви ему преподала главная камеристка королевы мадам де Бове, в
молодости бывшая изрядной распутницей. Однажды она подстерегла короля и увлекла
его в свою комнату. Людовику XIV было пятнадцать лет, мадам де Бове - сорок
два...
Все последующие дни восхищенный король проводил у камеристки. За-
16
100 ВЕЛИКИХ ЛЮБОВНИКОВ
тем он пожелал разнообразия и, как говорил философ Сен-Симон, "все ему годились,
лишь бы были женщины".
Он начал с дам, желавших получить его девственность, а потом приступил к
методичному завоеванию фрейлин, живших при дворе под надзором мадам де Навай.
Каждую ночь - один или в компании друзей - Людовик XIV отправлялся к этим
девушкам, дабы вкусить здоровое наслаждение физической любви с первой же
фрейлиной, которая попадалась ему под руку.
Естественно, об этих ночных визитах в конце концов стало известно мадам де
Навай, и она приказала поставить решетки на все окна. Людовик XIV не отступил
перед возникшим препятствием. Призвав каменщиков, он велел пробить потайную
дверь в спальне одной из мадемуазель.
Несколько ночей подряд король благополучно пользовался секретным ходом, который
днем маскировался спинкой кровати. Но бдительная мадам де Навай обнаружила дверь
и распорядилась замуровать ее. Вечером Людовик XIV с удивлением увидел гладкую
стену там, где накануне был потайной ход.
Он вернулся к себе в ярости; на следующий же день мадам де Навай и ее супругу
было сообщено, что король не нуждается более в их услугах и повелевает им
немедленно отправиться в Гиень.
Пятнадцатилетний Людовик XIV уже не терпел вмешательства в свои любовные дела...
Через некоторое время после всех этих событий монарх сделал своей любовницей
дочь садовника. Вероятно, в знак признательности девица родила ему ребенка. Мать
короля, Анна Австрийская, встретила эту новость с большим неудовольствием.
Если по ночам Людовик XIV развлекался с фрейлинами королевы-матери, то днем его
чаще всего видели в обществе племянниц Мазарини. Именно тогда король внезапно
влюбился в свою ровесницу Олимпию - вторую из сестер Манчини.
Двор узнал об этой идиллии на Рождество 1654 года. Людовик XIV сделал Олимпию
королевой всех праздничных торжеств последней недели года. Естественно, по
Парижу вскоре распространился слух, будто Олимпия станет королевой Франции.
Анна Австрийская не на шутку рассердилась. Она готова была закрыть глаза на
чрезмерную привязанность сына к племяннице Мазарини, но ее оскорбляла сама
мысль, что эта дружба может быть узаконена.
И юной Олимпии, которая обрела слишком большую власть над королем в надежде
завоевать трон, было приказано удалиться из Парижа. Мазарини быстро нашел ей
мужа, и вскоре она стала графиней Суассонской...
В 1657 году король влюбился в мадемуазель де ла Мот д'Аржанкур, фрейлину
королевы. Мазарини с досадой отнесся к этой новости и сообщил юному монарху, что
его избранница была любовницей герцога де Ришелье, и как-то вечером их застали
врасплох, когда "они занимались любовью на табурете". Подробности не понравились
Людовику XIV, и он порвал все отношения с красавицей, после чего отправился
вместе с маршалом Тюренном в северную армию.
17
После захвата Дюнкера (12 июня 1658 года) Людовик XIV заболел тяжелейшей
лихорадкой. Его перевезли в Кале, где он окончательно слег. В течение двух
недель монарх был на грани смерти, и все королевство возносило Богу молитвы о
его выздоровлении. 29 июня ему внезапно стало так плохо, что было решено послать
за священными дарами.
В этот момент Людовик XIV увидел залитое слезами лицо девушки. Семнадцатилетняя
Мария Манчини, еще одна племянница Мазарини, уже давно любила короля, никому в
этом не признаваясь. Людовик со своей постели смотрел на нее глазами,
блестевшими от жара. По словам мадам де Мотвиль, она была чернявая и желтая, в
больших темных глазах еще не зажегся огонь страсти, и оттого они казались
тусклыми, рот был слишком велик, и, если бы не очень красивые зубы, она могла бы
сойти за уродину".
Однако король понял, что любим, и был этим взглядом взволнован. Врач принес
больному лекарство "из винного настоя сурьмы". Эта удивительная микстура оказала
чудодейственное воздействие: Людовик XIV стал поправляться на глазах и выразил
желание вернуться в Париж, чтобы скорее оказаться рядом с Мари...
Увидев ее, он понял "по биению своего сердца и другим признакам", что влюбился,
однако не признался в этом, а только попросил, чтобы она вместе с сестрами
приехала в Фонтенбло, где он решил оставаться до полного выздоровления.
В течение нескольких недель там происходили увеселения: водные прогулки в
сопровождении музыкантов: танцы до полуночи, балеты под деревьями парка.
Королевой всех развлечений была Мари.
Затем двор вернулся в Париж. Девушка была на седьмом небе от счастья. "Я
обнаружила тогда, - писала она в своих "Мемуарах", - что король не питает ко мне
враждебных чувств, ибо умела уже распознавать тот красноречивый язык, что
говорит яснее всяких красивых слов. Придворные, которые всегда шпионят за
королями, догадались, как я, о любви Его Величества ко мне, демонстрируя это
даже с излишней назойливостью и оказывая самые невероятные знаки внимания".
Вскоре король осмелел настолько, что признался Мари в своей любви и сделал ей
несколько изумительных подарков. Отныне их всегда видели вместе.
Чтобы понравиться той, кого уже считал своей невестой, Людовик XIV, получивший
довольно поверхностное воспитание, стал усиленно заниматься. Стыдясь своего
невежества, он усовершенствовал познание во французском и начал изучать
итальянский язык, одновременно уделяя много внима-
1 8
100 ВЕЛИКИХ ЛЮБОВНИКОВ
ния древним авторам. Под влиянием этой образованной девушки, которая, по словам
мадам де Лафайет, отличалась "необыкновенным умом" и знала наизусть множество
стихов, он прочел Петрарку, Вергилия, Гомера, страстно увлекся искусством и
открыл для себя новый мир, о существовании которого даже не подозревал, пока
находился под опекой своих учителей.
Благодаря Марии Манчини этот король впоследствии занимался возведением Версаля,
оказывал покровительство Мольеру и финансовую помощь Расину. Однако ей удалось
не только преобразить духовный мир Людовика XIV, но и внушить ему мысль о
величии его предназначения.
"Королю было двадцать лет, - говорил один из современников Амедей Рене, - а он
все еще покорно подчинялся матери и Мазарини. Ничто в нем не предвещало
могущественного монарха: при обсуждении государственных дел он откровенно скучал
и предпочитал перекладывать на других бремя власти. Мари пробудила в Людовике
XIV дремавшую гордость; она часто беседовала с ним о славе и превозносила
счастливую возможность повелевать. Будь то тщеславие или расчет, но она желала,
чтобы ее герой вел себя, как подобает коронованной особе".
Таким образом, можно прийти к заключению, что Короля-Солнце породила любовь...
Король впервые в жизни испытал настоящее чувство. Он вздрагивал при звуках
скрипок, вздыхал лунными вечерами и грезил "о сладких объятиях" восхитительной
итальянки, которая хорошела день ото дня.
Но в это же время при дворе начались разговоры, что король в скором времени
женится на испанской инфанте Марии-Терезии.
Зная в деталях о ходе переговоров с Испанией, Манчини, столь же сведущая в
политике, как и в музыке и литературе, внезапно осознала, что страсть Людовика
XIV может иметь самые роковые последствия для всего королевства. И 3 сентября
она написала Мазарини о том, что отказывается от короля.
Эта новость повергла Людовика XIV в отчаяние.
Он слал ей умоляющие письма, но ни на одно не получил ответа. В конце концов он
велел отвезти к ней свою любимую собачку. У изганницы достало мужества и
решимости, чтобы не поблагодарить короля за подарок, который, однако, доставил
ей мучительную радость.
Тогда Людовик XIV подписал мирный договор с Испанией и дал согласие жениться на
инфанте. Мария-Терезия отличалась на редкость спокойным нравом. Предпочитая
тишину и уединение, она проводила время за чтением испанских книг. В день, когда
праздничные колокола гремели по всему королевству, в Бруаже Мари заливалась
горючими слезами. "Я не могла думать, - писала она в "Мемуарах", - что дорогой
ценой заплатила за мир, которому все так радовались, и никто не помнил, что
король вряд ли женился бы на инфанте, если бы я не принесла себя в жертву..."
Мария-Терезия иногда всю ночь ждала возвращения короля, перепархивающего в это
время от одной возлюбленной к другой. Под утро или на следующий день жена
забрасывала Людовика XIV вопросами, в ответ тот целовал ей руки и ссылался на
государственные дела.
19
Однажды на балу у Генриетты Английской король встретился взглядом с
очаровательной девушкой и принялся настойчиво ухаживать за фрейлиной Луизой де
Лавальер.
Людовик XIV настолько полюбил Луизу, что окружил свои отношения с ней, говоря
словами аббата де Шуази, "непроницаемой тайной". Они встречались ночью в парке
Фонтенбло или же в комнате графа де Сент-Эньяна, но на людях король не позволял
себе ни одного жеста, который мог бы раскрыть "секрет его сердца".
Их связь обнаружилась случайно. Однажды вечером придворные прогуливались по
парку, как вдруг хлынул сильнейший ливень. Спасаясь от грозы, все укрылись под
деревьями. Влюбленные же отстали. Лавальер из-за своей хромоты, а Людовик - по
той простой причине, что никто не ходит быстрее своей любимой.
На глазах у двора король под проливным дождем повел фаворитку во дворец, обнажив
голову, чтобы укрыть ее своей шляпой.
Естественно, такая галантная манера обхождения с юной фрейлиной вызвала поток
сатирических куплетов и эпиграмм злоязычных поэтов.
Через некоторое время ревность вновь заставила Людовика XIV забыть о своей
сдержанности.
Один молодой придворный по имени Ломени де Бриенн имел неосторожность немножко
поухаживать за Луизой де Лавальер. Встретив ее как-то вечером в покоях Генриетты
Английской, он предложил ей позировать художнику Лефевру в виде Магдалины. Во
время беседы в комнату вошел король.
"Что вы здесь делаете, мадемуазель?"
Луиза, покраснев, рассказала о предложении Бриенна.
"Не правда ли, это удачная мысль?" - спросил тот.
Король не сумел скрыть неудовольствия: "Нет. Ее надо изобразить в виде Дианы.
Она слишком молода, чтобы позировать в роли кающейся грешницы".
Лавальер иногда отказывалась от свидания, ссылаясь на недомогание. Но король
находил тысячи способов увидеться с ней. Однажды она вызвалась сопровождать
Генриетту в Сен-Клу, где надеялась укрыться от него. Он тут же вскочил на лошадь
и под предлогом того, что хочет осмотреть строительные работы, за один день
посетил Венсенский замок, Тюильри и Версаль.
В шесть часов вечера он был в Сен-Клу.
"Я приехал поужинать с вами", - сказал он брату.
После десерта король поднялся в спальню Луизы, фрейлины жены брата. Он проскакал
тридцать семь лье только для того, чтобы провести ночь с Луизой, - поступок
совершенно невероятный, вызвавший изумление у всех современников.
Несмотря на это свидетельство пылкой страсти, наивная девушка поначалу
надеялась, что король станет благоразумнее в последние недели перед родами своей
жены.
Однако после ссоры с Марией-Терезией король решил целиком посвятить себя
любовнице. Такой возможности он не мог упустить. И Луиза, которой казалось, что
он может вернуться на истинный путь, теперь проводила
20
100 ВЕЛИКИХ ЛЮБОВНИКОВ
с ним почти каждую ночь, испытывая в его объятиях и несказанное наслаждение, и
сильнейшие угрызения совести...
Первого ноября королева произвела на свет сына, которого назвали Людовиком. Это
счастливое событие на время сблизило коронованных супругов. Однако едва дофин
был окрещен, как монарх снова вернулся в постель мадемуазель де Лавальер. На
этом ложе, согретом грелкою, фаворитка познавала радости, утолявшие томление
тела, но одновременно вносившие смятение в душу...
Однажды король спросил Луизу о любовных похождениях Генриетты Английской.
Фаворитка, обещавшая подруге хранить тайну, отказалась отвечать. Людовик XIV
удалился в сильном раздражении, хлопнув дверью и оставив в спальне рыдающую
Луизу.
Между тем еще в начале своей связи любовники договорились, что "если им
доведется поссориться, то ни один из них не ляжет спать, не написав письма и не
сделав попытки к примирению".
Поэтому Луиза всю ночь ждала вестника, который постучится к ней в дверь. На
рассвете ей стало ясно: король не простил обиды. Тогда она, завернувшись в
старый плащ, в отчаянии покинула Тюильри и побежала в монастырь Шайо.
Эта новость привела короля в такое смятение, что он, забыв о приличиях, вскочил
на лошадь. Королева, присутствовавшая при этом, сказала, что он совершенно не
владеет собой.
Людовик привез Луизу в Тюильри в своей карете и прилюдно ее поцеловал, так что
все свидетели этой сцены пришли в изумление...
Дойдя до покоев Генриетты Английской, Людовик XIV "стал подниматься очень
медленно, не желая показать, что плакал". Затем он начал просить за Луизу и
добился - не без труда - согласия Генриетты оставить ее при себе... Величайший
король Европы превратился в униженного просителя, озабоченного только тем, чтобы
мадемуазель де Лавальер не проливала больше слез.
Вечером Людовик посетил Луизу. Увы! Чем большее она получала наслаждение, тем
сильнее мучилась угрызениями совести. "И томные вздохи смешивались с искренними
сетованиями..."
В это время мадемуазель де ла Мот Уданкур, пылающая страстью, предприняла
отчаянную попытку завлечь в свои сети Людовика XIV. Но король не мог позволить
себе две связи одновременно, тем более он был слишком занят - он строил Версаль.
Вот уже несколько месяцев монарх с помощью архитекторов Лебрена и Ленотра
возводил в честь Луизы самый красивый дворец в мире. Для двадцатичетырехлетнего
короля это было упоительным занятием, которое поглощало все его время.
Когда же ему случалось отодвинуть в сторону чертежи, загромождавшие письменный
стол, он принимался писать нежное письмо Луизе. Однажды он даже написал ей
изысканное двустишие на бубновой двойке в ходе карточной партии. А мадемуазель
де Лавальер с присущим ей остроумием ответила настоящей маленькой поэмой, где
просила писать ей на двойке червей, ибо это более надежная масть.
2 1
Когда же король возвращался в Париж, он немедленно бросался к Луизе, и оба
любовника испытывали тогда такую радость, что напрочь забывали об осторожности.
Результат не заставил себя ждать: однажды вечером фаворитка в слезах объявила
королю, что ждет ребенка. Людовик XIV, придя в восторг, отбросил прочь привычную
сдержанность: отныне он стал прогуливаться по Лувру вместе со своей подругой,
чего раньше не делал никогда.
Прошло несколько месяцев. Людовик XIV отправился воевать с герцогом Лотарингским
и во главе победоносной армии вернулся 15 октября 1663 года, покрыв себя славой.
Луиза ждала его с нетерпением. Она уже не могла скрывать свою беременность.
19 декабря в четыре часа утра Кольбер получил от акушера следующую записку: "У
нас мальчик, сильный и здоровый. Мать и дитя чувствуют себя хорошо. Слава Богу.
Жду распоряжений".
Распоряжения оказались жестокими для Луизы. В тот же день новорожденного отнесли
в Сан-Ле: по тайному приказу короля он был записан как Шарль, сын г-на Ленкура и
мадемуазель Елизабет де Бе".
Всю зиму Луиза пряталась в своем доме, не принимая никого, кроме короля, очень
огорченного этим затворничеством. Весной он привез ее в Версаль, который был
почти достроен. Теперь она заняла положение официально признанной фаворитки, и
куртизаны всячески заискивали перед ней. Однако Луиза не умела быть счастливой и
потому плакала.
Но она плакала бы еще горше, если бы знала, что носит под сердцем второго
маленького бастарда, зачатого в предыдущем месяце.
Ребенок этот родился под покровом глубочайшей тайны 7 января 1665 года и был
окрещен как Филипп, "сын Франсуа Дерси, буржуа, и Маргариты Бернар, его
супруги". Кольбер, которому по-прежнему приходилось заниматься устройством
младенцев, вверил его попечению надежных людей.
В конце концов Людовику XIV надоело успокаивать любовницу, и он обратил внимание
на принцессу Монако. Она была молода, обаятельна, остроумна и необыкновенно
привлекательна; но в глазах короля самым большим ее достоинством было то, что
она делила ложе с Лозеном, прославленным обольстителем, и, стало быть, имела
богатый опыт.
Людовик XIV принялся усердно ухаживать за принцессой, которая с радостью
позволила соблазнить себя.
Через три недели король расстался с принцессой Монако, поскольку нашел ее
привязанность несколько утомительной для себя, и вновь вернулся к де Лавальер.
20 января 1666 года умерла регентша Анна Австрийская, мать Людовика XIV. Вместе
с ней исчезла последняя преграда, хоть немного удерживавшая короля в рамках
приличия Вскоре в этом убедились все. Через неделю мадемуазель де Лавальер
стояла рядом с Марией-Терезией во время мессы...
Именно тогда постаралась привлечь внимание короля одна молодая фрейлина
королевы, которая поняла, что обстоятельства складываются в ее пользу. Она была
красива, коварна и остра на язык. Звали ее Франсуаза Атенаис, уже
2 2
100 ВЕЛИКИХ ЛЮБОВНИКОВ
два года она была замужем за маркизом де Монтеспаном, но при этом не отличалась
безупречной супружеской верностью.
Людовик XIV вскоре подпал под ее чары. Не бросая Луизу, которая вновь была
беременна, он стал порхать вокруг Атенаис. Скромная фаворитка быстро поняла, что
отныне не только она интересует короля. Как всегда, незаметно разрешившись от
бремени, она затаилась в своем особнячке и приготовилась втихомолку страдать.
Но будущий Король-Солнце любил театральность, чтобы все происходило на глазах у
зрителей. Поэтому он устроил празднества в Сен-Жермене под названием "Балет
муз", где Луиза и мадам де Монтеспан получили совершенно одинаковые роли, дабы
всем стало ясно, что обе на равных правах будут делить его ложе.
14 мая около полудня разнеслась удивительная новость. Стало известно, что король
только что даровал титул герцогини мадемуазель де Лавальер и признал своей
дочерью третьего ее ребенка - маленькую Марию-Анну (два первых сына умерли в
младенчестве)
Побледневшая мадам де Монтеспан поспешила к королеве, чтобы узнать подробности.
Мария-Терезия рыдала. Вокруг нее придворные шепотом обсуждали жалованную
грамоту, уже утвержденную парламентом. Изумлению не было предела. Говорили, что
подобного бесстыдства не случалось со времен Генриха IV.
3 октября Лавальер родила сына, которого тут же унесли Ему предстояло получить
имя графа де Вермандуа. Это событие несколько сблизило короля с нежной Лавальер,
и встревоженная Монтеспан поспешила к колдунье Вуазен. Та вручила ей пакет с
"любовным порошком" из обугленных и растолченных костей жабы, зубов крота,
человеческих ногтей, шпанской мушки, крови летучих мышей, сухих слив и железной
пудры.
В тот же вечер ни о чем не подозревавший король Франции проглотил это
отвратительное зелье вместе с супом. В силе колдовских чар усомниться было
трудно, поскольку король почти сразу покинул Луизу де Лавальер, вернувшись в
объятия мадам де Монтеспан.
Вскоре Людовик XIV решил придать своим любовницам официальный статус, дабы
продемонстрировать пренебрежение ко всякого рода моралистам. В начале 1669 года
он поместил Луизу и Франсуазу в смежных покоях в Сен-Жермене. Более того, он
потребовал, чтобы обе женщины поддерживали видимость дружеских отношений. Отныне
все видели, как они играют в карты, обедают за одним столом и прогуливаются рука
об руку по парку, оживленно и любезно беседуя.
Король же безмолвно ждал, как отреагирует на это двор. И вскоре появились
куплеты, весьма непочтительные по отношению к фавориткам, но сдержанные в том,
что касалось короля. Людовик XIV понял, что партию можно считать выигранной.
Каждый вечер он со спокойной душой отправлялся к своим возлюбленным и находил в
этом все большее удовольствие.
Разумеется, предпочтение почти всегда отдавалось мадам де Монтеспан. Та не
скрывала своего восторга. Ей очень нравились ласки короля. Людовик XIV
23
делал это со знанием дела, поскольку читал Амбруаза Паре, который утверждал, что
"не должно сеятелю вторгаться в поле человеческой плоти с наскоку.. " Но после
этого можно было действовать с отвагой мужа и короля.
Такой подход не мог не принести плодов В конце марта 1669 года мадам де
Монтеспан произвела на свет восхитительную девочку.
Король, который все больше и больше привязывался к пылкой маркизе, практически
игнорировал де Лавальер. Мадам де Монтеспан была так обласкана королем, что 31
марта 1670 года родила второго ребенка - будущего герцога Мэнского. На сей раз
ребенок появился на свет в Сен-Жермене, "в дамских покоях", и мадам Скаррон,
которую король недолюбливал, не посмела прийти туда. Но за нее все сделал Лозен.
Он взял ребенка, завернул в собственный плащ, быстро прошел через покои
королевы, пребывавшей в неведении, пересек парк и подошел к решетке, где ждала
карета воспитательницы. Через два часа мальчик уже присоединился к своей сестре.
Внезапно разнеслась ошеломительная новость мадемуазель де Лавальер, тайно
покинув двор во время бала в Тюильри, отправилась на заре в монастырь Шайо.
Луиза, униженная мадам де Монтеспан, покинутая королем, придавленная горем и
терзаемая угрызениями совести, решила, что только в религии может найти
утешение.
Людовику XIV сообщили об этом, когда он уже собирался покинуть Тюильри.
Бесстрастно выслушав новость, он поднялся в карету вместе с мадам де Монтеспан и
мадемуазель де Монпансье, и многим показалось, что бегство Луизы оставило его
совершенно равнодушным. Однако едва карета выехала на дорогу в Версаль, как по
щекам короля потекли слезы. Увидев это, Монтеспан зарыдала, а мадемуазель де
Монпансье, которая всегда с охотой плакала в опере, сочла за лучшее
присоединиться к ней.
В тот же вечер Кольбер привез Луизу в Версаль по распоряжению короля. Несчастная
застала своего любовника в слезах и поверила, что он все еще ее любит.
Но после того как 18 декабря 1673 года в церкви Сен-Сюльпис король вынудил ее
быть крестной матерью очередной дочери мадам де Монтеспан, Луиза приняла самое
важное решение в своей жизни.
2 июня, в возрасте тридцати лег, она приняла постриг и стала милосердной сестрой
Луизой. И это имя она носила до самой смерти, в течение тридцати шести лет.
Тем временем в Париже мадам де Монтеспан не сидела сложа руки. Она постоянно
посылала в Сен-Жермен любовные порошки, которые затем при посредстве
подкупленных слуг подмешивались в пищу короля. Поскольку эти порошки содержали
шпанскую мушку и прочие возбуждающие средства, Людовик XIV вновь стал бродить
вокруг апартаментов молодых фрейлин, и многие девицы обрели благодаря этому
обстоятельству статус женщины...
Затем красавица де Монтеспан обратилась к нормандским колдунам, которые стали
регулярно снабжать ее любовными напитками и возбуждающими средствами для
Людовика XIV. Так продолжалось в течение многих лет. Зелье оказывало на короля
все более сильное воздействие, чем хотелось бы мадам
24
100 ВЕЛИКИХ ЛЮБОВНИКОВ
де Монтеспан. Монарх стал испытывать ненасытную потребность в половой близости,
в чем скоро пришлось убедиться многим фрейлинам.
Первой, на кого обратил внимание король, была Анна де Роган, баронесса де Субиз,
восхитительная молодая женщина двадцати восьми лет, которая почтительно уступила
не слишком почтительному предложению. Монарх встречался с ней в апартаментах
мадам де Рошфор. Получая от этих свиданий бесконечное наслаждение, он старался
действовать максимально осторожно, чгобы никто ничего не проведал, ибо красавица
была замужем.
Но Людовик XIV терзался напрасно: де Субиз был хорошо воспитан и обладал
покладистым характером. Более того, это был деловой человек. Увидев в своем
бесчестье источник дохода, он не стал протестовать, а потребовал денег. "Гнусная
сделка совершилась", - писал летописец, - и знатный негодяй, в баронскую мантию
которого пролился золотой дождь, купил бывший дворец Гизов, получивший имя
Субиз. Он сколотил себе миллионное состояние".
Когда кто-нибудь выражал восхищение его богатством, снисходительный муж отвечал
с похвальной скромностью: "Я здесь ни при чем, это заслуга моей жены".
Прелестная Анна была столь же алчной и ненасытной, как и ее супруг. Она
облагодетельствовала всех родных: это семейство было осыпано милостями короля.
Из баронессы де Субиз фаворитка превратилась в принцессу де Субиз и сочла, что
может теперь смотреть сверху вниз на мадам де Монтеспан.
Маркиза, ревновавшая соперницу, прибежала к колдунье Вуазен и раздобыла новое
зелье, дабы отвадить Людовика XIV от Анны. Трудно сказать, стал ли этот порошок
причиной опалы, но король внезапно оставил свою молодую любовницу и вернулся в
постель Франсуазы.
В конце 1675 года Людовик XIV, одарив своим расположением сначала мадемуазель де
Грансе, а затем принцессу Марию-Анну Вюртенбургскую, влюбился в камеристку
Франсуазы. С тех пор, направляясь к фаворитке, король неизменно задерживался в
прихожей, занимаясь вместе с мадемуазель де Ойе не слишком пристойными забавами.
Обнаружив, что ее обманывают, де Монтеспан в ярости поручила надежным друзьям
обратиться к овернским знахарям и раздобыть у них зелье более сильное, нежели
порошки Вуазен. Вскоре ей доставили таинственные флаконы с мутной жидкостью,
которая затем оказалась в пище короля.
Впрочем, результаты обнадеживали: Людовик XIV, не терпевший однообразия, оставил
мадемуазель де Ойе, и мадам де Монтеспан прониклась еще большей верой в силу
любовных напитков. Она приказала приготовить другие возбуждающие средства, дабы
вновь стать единственной любовницей короля, но добилась обратного.
В очередной раз монарх не смог удовлетвориться чарами фаворитки; ему
понадобилась еще одна "сладостная плоть", чтобы утолить желание. Он вступил в
связь с мадемуазель де Людр - фрейлиной из свиты королевы. Но и эта женщина
проявила нескромность.
Маркиза, обуреваемая ревностью, стала изыскивать еще более сильные
25
средства и в течение двух недель пичкала ими короля, который, надо признать,
обладал могучим здоровьем, если ухитрялся переваривать препараты, содержащие в
себе толченую жабу, змеиные глаза, кабаньи яички, кошачью мочу, лисий кал,
артишоки и стручковый перец.
Как-то раз он зашел к Франсуазе, находясь под воздействием зелья, и подарил ей
час наслаждения. Девять месяцев спустя, 4 мая 1677 года сияющая маркиза
разрешилась от бремени дочерью, которую окрестили Франсуазой-Марией Бурбонской.
Впоследствии она была признана законной дочерью короля под именем мадемуазель де
Блуа.
Но Франсуазе не удалось закрепиться в прежнем качестве единственной любовницы,
ибо прекрасная мадемуазель де Людр, желая сохранить свое "положение", решила
сделать вид, что также забеременела от короля.
Сообщники доставили Франсуазе коробку с серым порошком, и, по странному
совпадению, Людовик XIV совершенно охладел к мадемуазель де Людр, которая
окончила свои дни в монастыре дочерей Святой Марии в пригороде Сен-Жермен.
Однако монарх, излишне воспламенившись от провансальского препарата, вновь
ускользнул от Франсуазы: по остроумному выражению мадам де Севинье, "опять
запахло свежатинкой в стране Quanto".
Среди фрейлин мадам Людовик XIV разглядел восхитительную блондинку с серыми
глазами. Ей было восемнадцать лет, и ее звали мадемуазель де Фонтанж. Именно о
ней аббат де Шуази сказал, что "она красива, как ангел, и глупа, как пробка".
Король воспылал желанием. Однажды вечером, не в силах более сдерживаться, он
покинул Сен-Жермен в сопровождении нескольких гвардейцев и отправился в Пале-
Рояль, резиденцию Генриетты Английской. Там он постучал в дверь условленным
сигналом, и одна из фрейлин принцессы мадемуазель де Адре, ставшая сообщницей
влюбленных, проводила его в покои подруги.
К несчастью, когда он на рассвете возвращался в Сен-Жермен, парижане его узнали,
и вскоре мадам де Монтеспан получила исчерпывающие сведения об этой любовной
авантюре. Ярость ее не поддается описанию. Возможно, именно тогда ей и пришла в
голову мысль отравить из мести и короля, и мадемуазель де Фонтанж.
12 марта 1679 года была арестована отравительница Вуазен, к чьим услугам не раз
прибегала де Монтеспан. Фаворитка, обезумев от страха, уехала в Париж.
Спустя несколько дней Франсуаза, уверившись, что ее имя не было названо, немного
успокоилась и вернулась в Сен-Жермен. Однако по прибытии ее ожидал удар:
мадемуазель де Фонтанж расположилась в апартаментах, смежных с покоями короля.
С тех пор как Франсуаза обнаружила на своем месте мадемуазель де Фонтанж, она
твердо решила отравить короля. Сначала ей пришло в голову сделать это при помощи
прошения, пропитанного сильным ядом. Трианон, сообщница Вуазен, "приготовила
отраву столь сильную, что Людовик XIV дол-
26
100 ВЕЛИКИХ ЛЮБОВНИКОВ
жен был умереть, едва прикоснувшись к бумаге". Задержка помешала исполнению
этого плана: мадам де Монтеспан, зная, что Ла Рейни после ареста отравительниц
удвоил бдительность и усиленно охранял короля, решила в конечном счете
прибегнуть к порче, а не к яду.
Некоторое время обе фаворитки, казалось, жили в добром согласии. Мадемуазель де
Фонтанж делала подарки Франсуазе, а Франсуаза перед вечерними балами сама
наряжала мадемуазель де Фонтанж. Людовик XIV оказывал внимание обеим своим дамам
и был, казалось, на верху блаженства...
Фонтанж умерла 28 июня 1681 года после агонии, длившейся одиннадцать месяцев, в
возрасте двадцати двух лет. Сразу же пошли толки об убийстве, и принцесса
Пфальцская отметила: "Нет сомнений, что Фонтанж была отравлена. Сама она
обвинила во всем Монтеспан, которая подкупила лакея, и тот погубил ее, подсыпав
отраву в молоко".
Разумеется, король разделял подозрения двора. Страшась узнать, что его любовница
совершила преступление, он запретил производить вскрытие усопшей.
Хотя королю приходилось вести себя с маркизой так, словно ему ничего не было
известно, он все-таки не мог по-прежнему разыгрывать влюбленного и вернулся к
Марии-Терезии.
На этот путь он вступил не без помощи мадам Скаррон, урожденной Франсуазы
Д'Обинье, вдовы известного поэта, которая потихоньку обретала влияние, действуя
в тени, но чрезвычайно ловко и осмотрительно. Она воспитывала внебрачных детей
Монтеспан от короля.
Людовик XIV видел, с какой любовью воспитывает она детей, заброшенных мадам де
Монтеспан. Он уже успел оценить ее ум, честность и прямоту п, не желая
признаться в том самому себе, все чаще искал ее общества.
Когда она в 1674 году купила земли Ментенон в нескольких лье от Шар-тра, мадам
де Монтеспан выразила крайнее неудовольствие: "Вот как? Замок и имение для
воспитательницы бастардов?"
"Если унизительно быть их воспитательницей, - ответила новоявленная помещица, -
то что же говорить об их матери?"
Тогда, чтобы заставить замолчать мадам де Монтеспан, король в присутствии всего
двора, онемевшего от изумления, назвал мадам Скаррон новым именем - мадам де
Ментенон. С этого момента и по особому распоряжению монарха она подписывалась
только этим именем.
Прошли годы, и Людовик XIV привязался к этой женщине, так не похожей на мадам де
Монтеспан. После дела отравителей он, естественно, обратил взоры к ней, ибо его
смятенная душа требовала утешения.
Но мадам де Ментенон не жаждала занять место фаворитки. "Укрепляя монарха в
вере, - говорил герцог де Ноай, - она использовала чувства, которые внушила ему,
дабы вернуть его в чистое семейное лоно и обратить на королеву те знаки
внимания, которые по праву принадлежали только ей".
Мария-Терезия не верила своему счастью: король проводил с ней вечера и
разговаривал с нежностью. Почти тридцать лет, она не слышала от него ни единого
ласкового слова.
27
Мадам де Ментенон, суровая и набожная почти до ханжества, хотя и провела,
согласно уверениям многих, довольно бурную молодость, теперь отличалась
удивительной разумностью и сдержанностью. Она относилась к монарху с
чрезвычайным почтением, восхищалась им и считала себя избранной Богом, дабы
помочь ему стать "христианнейшим королем".
В течение нескольких месяцев Людовик XIV встречался с ней ежедневно. Де Ментенон
подавала превосходные советы, умело и ненавязчиво вмешивалась во все дела и в
конечном счете стала для монарха необходимой.
Людовик XIV смотрел на нее горящими глазами и "с некоторой умильностью в
выражении лица". Без сомнения, он жаждал заключить в объятия эту прекрасную
недотрогу, переживавшую в свои сорок восемь лет блистательный закат.
Монарх полагал неприличным делать любовницу из женщины, которая так хорошо
воспитала его детей. Впрочем, достойное поведение и сдержанность Франсуазы де
Ментенон исключали всякую мысль об адюльтере. Она была не из тех дам, которых
можно легко увлечь к первой попавшейся постели.
Оставался только один выход: жениться на ней втайне. Людовик, решившись, послал
однажды утром своего исповедника, отца де Лашеза, сделать предложение Франсуазе.
Брак был заключен в 1684 или 1685 году (точной даты не знает никто) в кабинете
короля, где новобрачных благословил монсеньор Арле де Шанвал-лон в присутствии
отца де Лашеза.
Многие тогда стали догадываться о тайном браке короля с Франсуазой. Но на
поверхность это не вышло, ибо каждый старался хранить секрет. Одна лишь мадам де
Севинье, перо которой было столь же неудержимым, как и ее язык, написала дочери:
"Положение мадам де Ментенон уникально, подобного никогда не было и не будет..."
Под влиянием мадам де Ментенон, которая, сдвинув колени и поджав губы,
продолжала дело по "очищению" нравов, Версаль превратился в такое скучное место,
что, как тогда говорили, "даже кальвинисты завыли бы здесь от тоски".
При дворе были запрещены все игривые выражения, мужчины и женщины более не смели
откровенно объясняться друг с другом, а красотки, сжигаемые внутренним огнем,
вынуждены были прятать томление под маской благочестия.
27 мая 1707 года на водах в Бурбон-л'Аршамбо умерла мадам де Монтеспан. Людовик
XIV, узнав о смерти бывший любовницы, произнес с полным равнодушием: "Слишком
давно она умерла для меня, чтобы я оплакивал ее сегодня".
31 августа 1715 года Людовик XIV впал в состояние комы и 1 сентября, в четверть
девятого утра, испустил последний вздох.
Через четыре дня ему должно было исполниться семьдесят семь лет. Царствование
его длилось семьдесят два года.
28
100 ВЕЛИКИХ ЛЮБОВНИКОВ
НАПОЛЕОН БОНАПАРТ
(1769-1821)
Французский император (1804-1814 и март-июнь 1815), из династии
Бонапартов. Уроженец Корсики. Начал службу в войсках
в чине младшего лейтенанта артиллерии (1785); выдвинулся в период Великой
французской революции (достигнув чина бригадного генерала) и при
Директории (командующий армией). В ноябре 1799 года совершил государственный
переворот, в результате которого стал первым консулом,
фактически сосредоточившим в своих руках всю полноту власти; в 1804 году
провозглашен императором. Установил диктаторский режим,
отвечавший интересам французской буржуазии. Благодаря
победоносным войнам значительно расширил территорию империи,
но поражение в войне 1812 года против России положило начало
крушению империи. После вступления войск антифранцузской коалиции
в Париж (1814) отрекся от престола. Был сослан на остров Эльба.
Вновь занял французский престол (март 1815), но после поражения
при Ватерлоо вторично отрекся от престола (июнь 1815). Последние
годы жизни провел на острове Св. Елены пленником англичан.
Наполеон обожал женщин. Ради них он откладывал в сторону дела, забывал о своих
грандиозных планах, солдатах и маршалах. Он тратил миллиарды, чтобы привлечь
женщин, написал тысячи любовных писем, чтобы соблазнить их.
В юности любовь Наполеона сводилась или к флирту, не имевшему никаких
последствий, или к банальным приключениям. За исключением молодой жены народного
представителя Конвента, г-жи Тюрро, которая сама бросилась ему на шею, другие
женщины совершенно не обращали внимания на малорослого, худого, бледного и плохо
одетого офицера.
В Марселе, у своей невестки, жены брата Жозефа, Бонапарт забавлялся игрой в
женитьбу с ее сестрой, хорошенькой шестнадцатилетней Дезире-Ев-генией-Кларой. Но
девушка влюбилась всерьез, и Бонапарт сделал предложение. Он хотел этого брака:
положение его в Париже было непрочным, место в Комитете Общественного спасения -
ненадежным. И он торопил брата Де-зире с ответом, поскольку чувствовал, что
Париж начинает увлекать его своими женщинами, которые "здесь прекраснее, чем
где-либо". И лучше всех - женщины тридцати-тридцати пяти лет, опытные в
искусстве влюблять...
Наполеон предложил руку и сердце вначале г-же Пермон, потом г-же де ла Бушарди и
наконец дал увлечь себя г-же де Богарне. Дезире горько упрекала неверного
жениха, и он всю жизнь пытался загладить перед ней свою вину Когда она вышла
замуж за генерала Бернадотта, откровенного врага Наполеона, Бонапарт пожелал ей
счастья, затем стал крестным отцом ее сына, а во времена империи назначил
Бернадотта маршалом империи. Наполеон простил маршалу многие промахи и даже
измены, он осыпал его милостями, наградами, землями и званиями, а все лишь
потому, что Берна-
29
дотт был мужем той, которую Бонапарт когда-то обманул: обещал жениться, но слова
своего не сдержал.
Креолка с Мартиники, выданная замуж в шестнадцать лет за виконта Богарне,
Жозефина Таше де ля Пажери приехала в Париж в 1779 году. Муж очень скоро покинул
ее без всякой ее вины перед ним, и Жозефина широко пользовалась предоставленной
ей свободой. Она путешествовала, жила на Мартинике, а потом, уже в дни
Революции, произошло примирение с мужем. Однако вскоре, во время Террора,
Богарне попал под гильотину, а Жозефина была арестована. Она вышла из тюрьмы
тридцати лет, имея двоих детей на руках, разоренная, но при этом умудрялась жить
на широкую ногу, делая долги направо и налево, не имея никаких доходов и надеясь
только на чудо.
Бонапарт отдал приказ о разоружении парижан. К нему в штаб-квартиру пришел
мальчик с просьбой разрешить оставить при себе на память об отце его шпагу.
Бонапарт разрешает, и вскоре к нему явилась с визитом мать мальчика, чтобы
поблагодарить генерала за милость. Он впервые оказался лицом к лицу со знатной
дамой, бывшей виконтессой, изящной и обольстительной. Через несколько дней
Бонапарт нанес ответный визит виконтессе де Богарне.
Жила она очень скромно, но Бонапарт видел лишь женщину: красивые каштановые
волосы, гладкую бело-розовую кожу, нежную улыбку, глаза с длинными ресницами,
тонкие черты лица, маленький задорный носик. Но еще очаровательнее гибкое тело,
маленькие стройные ножки и особенная, свойственная ей одной грация, какая-то
необъяснимая лень в движениях, сладострастие, которое словно легкий аромат
разливается вокруг нее.
И он приходил к ней опять и опять, и ему внушало уважение то, что он видит
вокруг нее знатных мужчин. Он не придавал значения тому, что они бывают у
Жозефины по-холостяцки, без жен. Через пятнадцать дней после первого визита
Бонапарт и Жозефина стали близки. Он страстно влюбился. Для нее, женщины уже
зрелой, этот пробуждающийся темперамент, пылкая страсть, бешенство постоянного
вожделения были лучшим доказательством того, что она прекрасна и всегда
пленительна. Бонапарт умоляет ее выйти за него замуж. И она решилась. В конце
концов, что она теряет? А он молод, честолюбив и может очень высоко подняться. 9
марта 1796 года состоялась свадьба перед гражданским чиновником, который охотно
записал, что жениху двадцать восемь лет, а невесте - двадцать девять (на самом
деле ему было двадцать шесть лет, ей - тридцать два). Через два дня генерал
Бонапарт отправился в Итальянскую армию, г-жа Бонапарт осталась в Париже.
Он посылал ей письма с каждой почтовой станции. "Предупреждаю, если ты будешь
медлить, то найдешь меня больным". Он одержал шесть побед за пятнадцать дней, но
все это время лихорадка мучила его, кашель истощал организм. "Ты приедешь,
правда? Ты будешь здесь, около меня, в моих объятиях!" Но прелести походной
жизни нисколько не прельщали Жозефину. Теперь благодаря этому замужеству она
стала одной из цариц нового Парижа, участницей всех празднеств и приемов. Ее муж
ждал, надеялся, неистовствовал. Его мучили ревность, беспокойство, страсть, он
слал письмо за письмом, курьера за курьером. И, чтобы не утруждать себя выездом
из Парижа, Жозефина выдумала несуществующую беременность.
3 О
100 ВЕЛИКИХ ЛЮБОВНИКОВ
"Я так виновен перед тобой, - писал он, - что не знаю, как искупить свою вину. Я
обвинял тебя за то, что ты не уезжаешь из Парижа, а ты больна! Прости меня, мой
добрый друг, любовь отняла у меня рассудок..." И в то же время он писал брату
Жозефу: "Меня не покидают ужасные предчувствия... Ты же знаешь, что Жозефина -
первая женщина, которую я обожаю. Ее болезнь приводит меня в отчаяние... Если
она настолько здорова, что может перенести путешествие, то я страстно желаю,
чтобы она приехала... Если она меня уже не любит, то мне нечего делать на
земле".
Никакие отговорки больше не помогали, и Жозефина поехала к нему. Она ждала его в
Милане, он примчался на два дня - два дня сердечных излияний, любви, страстных
ласк. Потом они снова оказались в разлуке, его армия была на грани полного
разгрома, а он, среди приказов, каждый день писал длинное любовное письмо. Чтобы
