Московский государственный институт
международных отношений – Университет МИД РФ
Алексей Подберезкин
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ
КАПИТАЛЪ
Том I
Роль идеологии в модернизации России
Книга 1
Человеческий капитал
и посткоммунистическая идеология
Москва, 2011 г.
СОДЕРЖАНИЕ
Книга 1
Человеческий капитал и посткоммунистическая идеология
Глава 1. Что ждет Россию? – Зависит от выбора идеологии
1.1. Из чего выбирать? Контуры Большой стратегии
1.2. Будущий образ России
Глава 2. Образ России: влияние глобализации
2.1. Глобализация и «ключевая идея» России, способная обеспечить идеологическое лидерство
2.2. Глобализация и идеология: необходимость лидерства
2.3. Ставка на развитие потенциала человека как эффективная внешнеполитическая идеология
2.4. Активная роль государства в формировании эффективной идеологии в условиях глобализации
Глава 3. Образ России: её идеологические приоритеты России и мировое развитие
3.1. Значение фундаментальных ценностей и образ России
3.2. Соотношение основных ценностей в современных идеологиях при формировании образа России
3.3. Образ России и позиционирование в мире
3.4. Образ России как результат деятельности творческого класса
Глава 4. Алгоритм стратегии развития как производное от идеологии
4.1. Алгоритм идеологии
4.2. Алгоритм стратегии
4.3. Переоценка алгоритма развития после 2006 года
4.4. Инновация в алгоритме развития
Глава 5. Выбор элитой идеологии предопределяет выбор стратегии развития
5.1. Адекватность идеологического восприятия правящей элитой
5.2. Стратегический (идеологический) прогноз как
определяющий элемент стратегии развития
5.3. Эффективное использование ресурсов как условие реализации стратегии
5.4. Стратегический прогноз для России на первую
четверть ХХI в.
ТОМ I
РОЛЬ ИДЕОЛОГИИ В МОДЕРНИЗАЦИИ РОССИИ
| «Мало кто уже дерзает писать так, как писали прежде, писать что-то, писать свое…»[1]. Н.Бердяев |
И далее великий русский философ писал: «Мы дерзаем обнаружить лишь своё о чём-то и не дерзаем быть чем-то»[2]. В этом, как мне кажется, сегодня заключаются многие проблемы России. Мы не предлагаем себе и миру что-то, а значит мы даже не претендуем на идеологическое лидерство, без которого не может быть лидерства вообще, ведь мировой опыт и сегодня показывает, что лидерами в мире являются страны, которые опережают другие государства не только по темпам роста ВВП, но которые являются прежде всего идеологическими лидерами.
Модернизация, опережающее развитие России, – темпы, ставшие наиболее популярными во второй половине первого десятилетия XXI века, неизбежно натыкаются на нерешенные идеологические вопросы. Как следствие – непоследовательность, слабое целеполагание и стратегическое планирование, а в конечном счете, – слишком большое количество невыполненных решений и тактических ошибок. На уровне общественного сознания это выражается в восприятии действий власти как декларативных мер, отсутствии реальных результатов, «партийной пропаганды». Для осуществления модернизационного проекта в России, как, впрочем, и в любой другой стране, необходима мобилизация – политическая, организационная, ресурсная – власти и элиты, даже кураж, убежденность в правильности поставленных целей и в своих силах. Все это может обеспечить только идеология. Применительно к современной России, – политическая, организационная, ресурсная – власти и элиты, даже кураж, убежденность в правильности поставленных целей и в своих силах. Все это может обеспечить только идеология. Применительно к современной России, – идеология опережающего развития, т.е. система взглядов на цели, приоритеты и способы развития.
Вообще-то говоря, вся история человечества это история идей и идеологий[3]. Включая, конечно же, современный период, который, на мой взгляд, является наиболее идеологизированным. В идеологической форме выражаются наиболее актуальные потребности и интересы наций и их элит, отдельных социальных слоев и групп. Идеология также означает по сути выбор средств их реализации, выбор из широкого набора средств достижения поставленных целей. Таким образом весь процесс – от целеполагания, прогноза, стратегического планирования до методов реализации, то, что мы называем стратегией, является частью идеологии. Поэтому вряд ли возможно «изобрести» эффективную стратегию или концепцию развития вне идеологии. Такие попытки, которые мы нередко видим сегодня, выливаются в лучшем случае в некий нормативный документ, о котором забывают на следующий день после его принятия. Вот почему разговор об идеологии имеет сугубо практический характер, применительно к обсуждению модели модернизации России.
В первом томе, состоящем из четырех книг, рассматриваются отдельные элементы идеологии как системы взглядов, а также факторы влияния под воздействием которых формируются и эволюционизируют эти элементы. Как объективные, так и субъективные, как внешние, так и внутренние.
Это необходимо для того, чтобы максимально системно, а также исторично, подойти к анализу современной идеологии, учесть множество основных и даже второстепенных факторов, влияющих на формирование системы взглядов нынешней российской элиты.
Книга I
Человеческий капитал
и посткапиталистическая идеология
| «… исторически капитализм зародился не как экономическая система сама по себе, но начинался с революции в сфере этики и религии»[4]. Ю.Лужков |
Это ощущение «нехватки» идеологии в России выражается во многом.
Так, ко второй половине нынешнего десятилетия в значительной части общественного мнения России сложилось убеждение, что нация остро нуждается в стратегии развития, которую не может заменить «всесильная рука рынка». В результате появилась стратегия социально-экономического развития до 2020 года. К этому же времени, а именно 2005–2007 годам, относится и возвращение интереса к стратегическому прогнозу и стратегическому планированию, который выразился в шквале различных стратегических концепций – отраслевых, региональных, корпоративных, Наконец, стали готовиться и документы общенационального значения – Концепция социально-экономического развития до 2020 года, Стратегия национальной безопасности России до 2020 года (в редакции от 2009 г.), Концепции внешней политики, информационной безопасности и т.д., – которые имели не только декларативное, но и нормативное значение. Наконец, все большее значение стали приобретать Послании Президентов России Федеральному Собранию Российской Федерации, где В.Путин, а затем Д.Медведев декларировали свои оценки и сигналы общественному мнению. «Оценки» и «сигналы», которые однако так и не стали идеологической системой.
Проблема в том, что это множество документов (чьё появление я приветствую и неоднократно пытался инспирировать, начиная с 1990 года), так и не сложились в идеологию, как систему общепринятых взглядов, ценностей и принципов, которая только и может породить логичную долгожданную долгосрочную и эффективную стратегию опережающего развития России. Можно сказать, что такая долгосрочная стратегия и есть прикладная идеология, следствие сложившейся общей системы взглядов правящей элиты страны.
К 2010 году, как и 20 лет назад, политики и ученые больше всего бояться использовать два слова – «идеология» и «социализм»: кто-то до сих пор напуган гонениями 90-х годов, кто-то до сих пор так и не освободился от влияния неолибералов, а кто-то прячется под маской «прагматизма», пытаясь угодить и левым, и правым, и центристам, выдавая неопрагматизм за новую идеологию. Так, один из авторов прямо пишет: «Сегодня на российской политической арене мы не наблюдаем особого идейного содержания идеологии, которая бы завлекала умы людей в неведомые дали… в обществе начинает править не собственно наличие какой-либо идеологии, но ее отсутствие, прагматизм сегодняшнего дня»[5].
В данной работе я попытаюсь реабилитировать идеологию и доказать, что без нее все экономические, социальные и прочие «прикладные» стратегии, таковыми не являются, но выступают лишь нормативными документами, известными узкому кругу чиновников. Они не объединены ни общей идеей, ни общей стратегией, хотя иногда и пытаются это сделать. В результате вопрос о посткапиталистической идеологии и стратегии развития России остается открытым.
Глава 1.1. Что ждет Россию?
Зависит от выбора идеологии
| «Деидеологизация политики выхолостила ее душу, вместе с этим и интерес к ней больших, масштабных людей»[6]. А.Владиславлев | «Ученые – это те, кто много знают Умные – это те, кто понимают». М.Задорнов |
Ответ на вопрос о будущем России сегодня, как правило, дается с точки зрения перспектив экономического и технологического (а, иногда, даже финансового) развития страны. Между тем ответ надо искать в совсем другой области, а именно – духовной и идеологической. Самоидентификация нации означает прежде всего выбор между приоритетами и путями их достижения, а этот выбор может быть только идеологическим выбором. Как и в прежней российской истории, современная политическая история России предполагает вполне конкретный идеологический выбор. Если в XIII веке, как писал Г.В.Вернадский, «Латинство было воинствующей религиозной системою, стремившейся подчинить себе и по своему образцу переделать православную веру русского народа»[7], так и в XXI веке выбор алгоритма развития общества и государства предполагает прежде всего идеологический выбор. Без ответа на этот вопрос бессмысленно, даже вредно, принимать любые социально-экономические, политические и прочие концепции развития, которые массово стали предлагаться и приниматься во второй половине первого десятилетия XXI века в России.
1.1.1. Из чего выбирать? Контуры «Большой стратегии»
| «У нас есть возможность остаться региональным лидером на пространстве СНГ, занять ведущие позиции в Европе и даже реально вырваться в мировой авангард. Но не исключен и другой вариант: мы переходим в категорию развивающихся стран …»[8]. И.Юргенс, председатель правления ИНСОР | «Уже двадцать лет российское общество находится в поисках своей идентичности, новой системы ценностей и собственного пути развития»[9]. С.Миронов, председатель Совета Федерации |
Надо понимать, что выбор идеологии это прежде всего выбор системы взглядов на цели и способы развития, т.е. само по себе уже является постановкой и ответом на многие вопросы. Но не только. Эта система взглядов в конечном счете превращается в алгоритм развития общества и государства, когда общество привыкает жить по заданным идеологическим ориентирам, а те, в свою очередь, превращаются в писанные и иные законы и нормы[10]. Другими словами, идеология это – выбор будущего. Для нации, государства и общества. Это выбор системы взглядов и отношения людей к важнейшим явлениям действительности.
Этот выбор принципиально отличен от выбора, который делается в частных концепциях и стратегиях развития, которые ориентированы на детали, часто конкретизируют идею идеологического выбора (либо, что тоже случается, не совпадают с ним). Вот почему идеологию можно назвать «Большой стратегией», в отличие, например, от Стратегии национальной безопасности России до 2020 года или Концепции социально-экономического развития до 2020, или Военной доктрины Российской Федерации и других частных стратегий. Так, в описании ключевого понятия «национальные интересы», Стратегия национальной безопасности России до 2020 года (принятая 12 мая 2009 г.) ограничивается следующими интересами «на долгосрочную перспективу»[11] :
– развитие демократии и гражданского общества, повышение конкурентоспособности национальной экономики;
– незыблемости конституционального строя, территориальной целостности и суверенитета;
– превращении России в мировую державу, деятельность которой направлена на поддержание стратегической стабильности …
Как видно, в этом документе не сформулированы общенациональные интересы, которые обладают российской спецификой – культурной. Исторической, духовной. Эти интересы абстрактно приемлемы для любого общества («развитие демократии» и т.д.), любой экономики («повышение конкурентоспособности»), любого государства (территориальная целостность, суверенитет, «незыблемость конституционного строя»). Единственный масштабный политический интерес – «превращение России в мировую державу» размыт условием «поддержания стратегической стабильности».
Возникает вопрос, а в чем, собственно, интересы нации отличаются от интересов других наций и государств? Например, от интересов Люксембурга или Китая? Ответ на этот вопрос Стратегия национальной безопасности России не дает. И, наверное, инее должна давать потому, что понятие «интересы национальной безопасности» хуже, чем «национальные интересы», основой которых являются сохранение нации и её идентичности, защита и продвижение ее системы ценностей в мире (что, кстати, присутствует как в американской, так и китайской идеологии и официальных документах).
Для того, чтобы яснее представить себе место и роль идеологии как Большой стратегии целесообразно попытаться схематично изобразить всю основную элементную базу в виде рисунка, с помощью которого я буду в дальнейшем иллюстрировать те или иные положения анализа современной идеологии. Не смотря на свою схематичность и простоту, этот рисунок позволяет лучше себе представить сложную взаимосвязь всех основных элементов идеологии или Большой стратегии, вычленив объективные и субъективные факторы. Этот рисунок в 70-х годах прошлого века был предложен ныне покойным профессором МГИМО (У) МИД России М.А.Хрусталёвым и неоднократно будет использоваться мной в данной работе.
Схема взаимосвязей основных элементов политической идеологии
Как видно из этого рисунка, область идеологии (Большой стратегии) охватывает очень широкий спектр материальных, культурных, духовных и интеллектуальных элементов, которые можно формализовать по нескольким признакам. Например, социальным, экономическим, военным, культурны и пр., либо по времени – краткосрочные, среднесрочные, долгосрочные, – либо по пространственному охвату – глобальные, региональные, страновые.
Важно подчеркнуть, что все это многообразие охватывается идеологией. А отдельные стратегии и концепции являются её частным случаем, более или менее точным проявлением, имеющим к тому же и весьма субъективный характер. Элемент № 5 – восприятие элитой страны объективных реалий – по определению субъективен. Так, элита субъективно трактует (с разной степенью адекватности) прежде всего национальные интересы, трансформируя их во внешнеполитические и внутриполитические цели. Иногда это восприятие и трактовка настолько неадекватны (как это было в России в 90-ые гг. прошлого века), что цели вообще не отражают национальных интересов.
Ниже я не раз еще вернусь к этим вопросам, рассматривая все группы элементов Большой стратегии. Здесь же важно подчеркнуть несколько обстоятельств.
Во-первых, Большая стратегия, как система взглядов национальной элиты и общества, заведомо шире и масштабнее любых стратегий и концепций, ибо она должна органично связывать все существующие и возможные группы элементов, а не отдельные, иногда социальные категории.
Во-вторых, Большая стратегия является общим представлением по отношению к ряду частных – экономических, финансовых, социальных, военных, культурных и т.д., – которые должны быть производными от нее, а не наоборот. Что, кстати, происходит, когда Большую стратегию в России начинают трактовать отдельные социальные слои («демократы», «комму3нисты» и др.), либо группы и представители тех или иных профессиональных сообществ или ведомств («финансисты», «чекисты», «сырьевики» и т.д.)
В-третьих, Национальная идеология (Большая стратегия) в отличие от доктринальных документов (официально принятых взглядов, как, например, в Военной доктрине России), не только шире, но и менее нормативна. Хотя в известные периоды, например при СССР, она и носила доктринальный характер, национальная идеология сохраняет в себе историческую и культурную специфику, а не воззрения правящего класса (элиты), существующие в настоящее время. В этом смысле необходимо четко различать такие категории, как: национальные и государственные интересы и цели, которые далеко не всегда совпадают, а иногда и противоречат друг другу.
В-четвертых, идеология ориентирована на нацию, все слои населения и элиту. В отличие от нормативных стратегий и доктрин, которые являются по своей сути руководящими документами только для чиновников, да и то, имеющими необязательный характер. В этом качестве идеология является эффективным инструментом управления, с помощью которого все элементы государственного аппарата и общества могут действовать целенаправленно и синхронно, а также, что важно, без дополнительных и обязательных разъяснений и приказов.
В-пятых, идеология, в силу указанных выше причин, более адекватно отражает реалии и предлагает более эффективные методы, чем частные стратегии. Она проходит критическую «экспертизу» общества, элиты, отдельных социальных групп. Более того, она всегда находится в стадии корректировки и модернизации в отличие от нормативных документов и стратегий. В этом смысле идеология дает более точный анализ и более выверенные предложения, чем нормативные документы, которые читаются только некоторыми чиновниками и, конечно же, уже не критикуются ими.
Таким образом выбор идеологии (Большой стратегии) имеет значительно более важное значение, чем любых стратегий или доктрин, разработанных Советом Безопасности, МЭРом, Минфином, либо другими ведомствами. Парадокс, однако, заключается в том, что именно это самое важное изначальное звено выпадает из внимания общественности. Его пытаются заменить суррогатами – посланиями Президента РФ, партийными программами, «стратегическими концепциями», – которые, конечно же не предназначены для этого. Идеология, как система политических, правовых, нравственных, религиозных, философских взглядов, в которых осознается, оценивается и формируется отношение людей к действительности[12], – игнорируется. Что видно на подходе власти к решению практических проблем, в т.ч. проблемы модернизации. Как справедливо заметил С.М.Миронов, « … модернизация всё еще не осознана как актуальная философская задача первостепенной значимости. Страна не может никуда двигаться без ясно осознанных и твердо усвоенных стратегических перспектив»[13].
Нерешенность общих проблем, как известно, затрудняет решение частных. Все хорошо знают, что «нет ничего более практического, чем хорошая теория». Это в полной мере относится и к выдвинутым властью во второй половине десятилетия тезисам об опережающем развитии и модернизации, которые, надо сказать, так и не получили внятного определения. Прежде всего политико-идеологического. Может сложиться ситуация как и в конце 80-х годов, когда вся страна «включилась в перестройку», не понимая ясно цели и средств ее достижения. Уже сейчас, например, модернизация рассматривается как прежде всего технологический процесс смены оборудования и внедрения наукоемких технологий. Соответственно и принимаются решения – Сколково, создание исследовательских университетов и т.п. инициативы, – ориентированные на технику, а не на идей, которые являются постановщиками задач для этой техники.
В любом случае пора определиться с идеологией не только модернизации, но и развития всего общества и нации, сделать выбор не только системы ценностей, но и алгоритма развития нации и государства. Но выбор предполагает отказ от остального. Выбор идеологии развития России также предполагает отказ от других идеологий и концепций: нельзя одновременно идти двумя путями к одной цели. Выбор необходим, даже если вы «отказываетесь от идеологий», как об этом неоднократно заявляли советские и российские деятели от А.Н.Яковлева до В.В.Путина, проповедуя вместо неё прагматизм (который тоже является идеологией).
Формально такой выбор может быть сделан среди 5 основных идеологий, сложившихся еще в XIX веке:
1. Либеральная;
2. Консервативная;
3. Социалистическая (Коммунистическая);
4. Анархическая;
5. Националистическая.
Но это – только формально. Прежде всего, потому, что у этих идеологий есть множество разновидностей. Так, если взять, например, идеологию анархизма, то ее представляют сегодня в том числе и как политическую философию, в основе которой лежит идея о том, что общество «может и должно быть организовано без государственного принуждения». При этом существует множество различных направлений, типов и традиций анархизма, которые часто расходятся в тех или иных вопросах: от второстепенных до основополагающих (в частности – относительно взглядов на частную собственность, рыночные отношения, этнонациональный вопрос)»[14]. Так, существуют социальный анархизм, индивидуалистический анархизм, коллективный анархизм, анархо-коммунизм, анархо-синдикализм, анархизм без прилагательных» и т.д. и т.п.
Разнообразие форм, течений и тенденций существует и внутри социалистической (базовой) идеологии. Сегодня – это три основных течения (разбавленные различными видами): марксизм, реформизм и анархизм.
Аналогичная ситуация наблюдается и в базовой идеологии консерватизма, которая сегодня имеет множество разновидностей, среди которых есть, на мой взгляд, и очень перспективные, Как, например, идеология социального консерватизма. Только в условиях порядка, по мнению социал-консерваторов, может быть обеспечена подлинная свобода и подлинный прогресс, который несёт не только рост производства качественных товаров и услуг, но и прогресс в социальной, нравственной, духовной сфере. Это подразумевает улучшение качества жизни путём отказа от количественных показателей мнимых благ, путём разумного потребления качественных товаров и услуг, а также приверженность к подлинным христианским ценностям, что сделает саму жизнь более достойной и обеспечит её материалом для развития физического и морального здоровья общества.
В отличие от идеологического консерватизма, имеющего антиглобалистический и националистический характер, в котором отсутствует гибкость и способность трезво взглянуть на суть вещей, социальный консерватизм не ведет политику изоляции от всего мира, не противостоит эволюционному развитию, а старается способствовать укреплению православных ценностей, демократических принципов на глобальной политической арене и положительному развитию стран. По мнению социал-консерваторов, несоблюдение перечисленных выше задач к примеру с Россией способствовало бы превращению её в сырьевую колонию[15].
Таким образом формальная идеологическая идентификация России – задача сложная, которая многократно усложняется двумя другими обстоятельствами, а именно: во-первых, сложившейся в российском обществе устойчивой привычкой к конформизму, откровенному приспособленчеству элиты к любой власти, а, во-вторых, откровенному антиидеологизму, прагматизму, который стал сначала «идеологией КПСС», провозгласившей устами своего главного идеолога А.Н.Яковлева «деидеологизацию идеологии», а затем стал «идеологией прагматизма» В.В.Путина.
Подчеркну, что антиидеологизм подразумевает всяческий отказ от какой-либо устойчивой идеологической идентификации с определённой частью политического спектра. Чаще всего это предпринимается для сугубо прагматических целей, а именно для привлечения ресурсов, включения в свои ряды как можно больше числа людей с самыми разными политическими взглядами, и в конечном счёте, для получения максимально возможного процента голосов избирателей на выборах.
В 90-ые годы подобный идеологический прагматизм стал модным для постсоветской элиты, которая его открыто пропагандировала. Различные социальные группы ориентировались на эту идеологию антиидеологии – от руководителей бывших советских республик и чиновников до хозяйственников и представителей бизнеса и силовых структур. «Отсутствие идеологии» было своего рода страховкой в случае, если бы победила одна из идеологий – либеральная, либо коммунистическая.
В XXI веке, при В.Путине и Д.Медведеве, идеология прагматизма стала способна консолидировать нацию и элиту, включая в процесс укрепления государства и либералов, и коммунистов, но, прежде всего чиновников и силовиков как главного социального слоя – носителя «антиидеологии». Но эта идеология была, возможно, необходима для периода стабилизации, в особенности, пребывания В.Путина на посту Председателя Правительства РФ и в период первого президентского срока. Тогда нужно было решать задачи сохранения государства в режиме цейтнота, мгновенно реагировать на возникавшие угрозы. Подобная рефлексивная политика да еще в отсутствии собственных кадров не допускала ни системных, идеологических действий, ни роскоши политической идентификации. Нужно было привлечь всех государственников – от коммунистов до либералов под знамена «стабилизации».
По мере решения проблем стабилизации и устранения наиболее острых угроз, стала появляться потребность в концепциях и планах развития, в основе которых опять же лежала идея прагматизма – «макроэкономическая стабилизация». Она в принципе не предполагала развития, исходя из неверной посылки, что сама по себе финансовая стабилизация создаст условия для рыночного развития.
Соответственно и практически все политические партии, даже те из них, которые назывались «идеологическими» (КПРФ, «Выбор России», НДР и т.д.) несли на себе отчетливое влияние прагматизма и антиидеологии. Так, в 1995 году выборы КПРФ в Государственную Думу проходили под вполне прагматическими лозунгами, а в головную часть федерального списка были включены не члены партии (5 из 12). Но ведь то же самое было и с НДР. Более того, сегодня лидер «Единой России» В.В.Путин и Президент Д.А.Медведев не являются членами партии.
Таким образом прагматизм превратился в разновидность идеологии, пригодной для переходного периода и восстановления экономики. Этот период завершился к 2007–2008 годам и вопрос об идеологии развития, выборе такой идеологии, объективно вновь обострился. Появление долгосрочных концепции, стратегий и доктрин в массовом порядке (более 100) свидетельствует об объективной практической потребности. Как и дискуссия о «суверенной демократии», попытки «Единой России» разработать различные варианты такой идеологии. Это и понятно, ведь осуществлять стабилизацию политической системы и экономики в чрезвычайных условиях без идеологии трудно, но можно, а двигаться вперед, развиваться – точно нельзя. Россия стала «другой страной». Об этом ясно сказал в своей статье в феврале 2007 года в газете «Коммерсант» тогда еще первый вице-премьер Д.Медведев. По большому счету даже кризис 2008–2010 годов не повлиял радикально на этот процесс. Ситуация усугубляется с продолжением процесса национальной самоидентификации[16], незавершенность которого осложняют не только формирование национальной идеологии, но и управленческий процесс. Таким образом к концу первого десятилетия проблемы выбора идеологии из широкого спектра существующих идеологий так и не была решена. И не случайно. На мой взгляд, тому было, по меньшей мере, две причины. Во-первых, незавершенность процесса национальной самоидентификации и переходного периода, крайне неудачные решения 90-х годов, «деидеологизация» общества, которые являлись следствием ухода государства из идеологии. Во-вторых, российская специфика выражается в том, что Россия не просто страна, даже великое государство, это цивилизация, существующая много столетий. Это самое старое государство современной Европы, граничащее не просто с множеством других стран, но с основными цивилизациями – китайской, европейской, исламской. И поэтому к ней не применимы формальные идеологические модели, либо их разновидности, которые так и не прижились ни в советское время (западноевропейская коммунистическая идея), ни в период радикальных реформ (неолиберализм 80-х и 90-х годов).
Следует, на мой взгляд, выделить ключевые проблемы, от решения которых зависит как выбор идеологии (либо ее создание), так и самоидентификация нации. Как показывает история последних 20 лет, это проблемы, имеющие не только идеологическое, но и прикладное (политическое и экономическое) значение. В зависимости от отношения к ним, признания их приоритетности и способов решения будет решен вопрос о выборе идеологии. На мой взгляд, таким главным проблемами стали:
1. Проблема отношения к государству, его роли в политической, экономической и социальной жизни нации. За последние 20 лет ультралиберальной – А.Яковлева, Е.Гайдара. А.Козырева – до ультраконсервативной – А.Макашов, С.Бабурин, Г.Зюганов. И история постсоветской России развивалась во многом по сценариям доминирующего в этом вопросе либерального подхода: постепенно «либеральный рывок» начала 90-х выдохся, но влияние его сильно и сегодня не только в экономике и финансовой областях.
2. Проблема социальной ответственности, которая также встретила за последние 20 лет абсолютно противоположные точки зрения – от полного игнорирования социальных потребностей до придания им приоритетного характера в последние годы.
3. Проблема главных движущих сил общества, роль креативного класса и потенциала человеческой личности (человеческого капитала), которую фактически игнорировали до последнего времени все политические силы и представители элиты. Только в самые последние годы наметились отдельные программы (прежде всего в области образования, науки, информатике), которые в незначительной степени исправляют абсолютное игнорирование потребностей креативного класса – учителей, ученых, и т.д.
4. Проблема сохранение идентичности в условиях глобализации.
5. Проблема государственного устройства, которую можно также назвать следующим образом: демократия – цель или средство?
В зависимости от взглядов на эти главные проблемы российской элиты развивалось российское общество последние 20 лет, т.к. в зависимости от системы взглядов (идеологии) правящая элита в разной степени адекватности оценивала национальные интересы, формулировала цели и выбирала стратегию их достижения. Соответственно (возвращаясь к рисунку, описывающему модель идеологии), именно правящая элита субъективно трактовала с той или иной степенью адекватности национальные интересы, превращая их в цели национальной политики.
Вообще-то категория «национальный интерес» требует особых пояснений. Не вдаваясь в детали, сошлюсь на признанного авторитета М.А.Хрусталева[17]. Важно подчеркнуть его дуалистическую природу: объективную в виде потребности и субъективную в виде ее осознания. Поскольку когнитивные возможности сознания всегда ограничены (невозможность познания абсолютной истины), то в процессе осознания всегда в большей или меньшей мере имеются различного рода ошибки и недостатки. При этом, чем дальше социальные (нравственные, духовные в том числе) потребности удаляются от биологически детерминированных, тем важнее становятся интеллектуальные качества элиты для их адекватного осознания.
Социальная революция 90-х годов прошлого века поставила объективно задачи чрезвычайной сложности, решить которые относительно эффективно (не говоря уже идеально) могла только очень качественная, профессиональная элита, обладающая следующими обязательными атрибутами:
– профессионализмом (опытом, знаниями);
– интеллектом (соответствующим образованием и научной подготовкой);
– нравственностью (стремлением служить идеалам общества и государства);
– Способностью к стратегическому прогнозу и планированию (прежде всего способностью прогнозировать последствия принимаемых решений).
Ни одним из всего набора этих качеств в своей массе элита 90-х годов не обладала. Как правило, это были идеалисты-революционеры, не обладавшие практическим опытом и, конечно же, не способные быть государственными деятелями (хотя разные исключения и случались). Соответственно была и адекватность их системы взглядов и принимаемых решений.
Причем степень такой адекватности в некоторые периоды вообще вызывала сомнение. Так, в начале 90-х годов всеобщее отрицание встречал даже сам термин «национальные интересы». В результате, как известно, реализация избранной идеологии (системы взглядов) привела к катастрофическим глобальным последствиям – развалу страны, гибели миллионов граждан, экономическому коллапсу. И виновата в этом прежде всего молодая российская элита, избравшая в качестве идеальной идеологической модели неолиберализм, сменившийся на Западе в 80-ые годы, ту идеологическую систему, которая в принципе была не способна адекватно оценить объективные интересы нации и государства. Возвращаясь к формуле М.А.Хрусталева, –
интерес = потребность + осознание
мы увидим, что самой лавной причиной катастрофу 90-х годов стала субъективная причина – неспособность элиты адекватно оценивая национальные интересы.
Именно неадекватная оценка национальных интересов российской элитой привела к формулированию ложных целей во внешней и внутренней политике, созданию искусственного политического идеала (неолиберального государства), которое стало самоцелью и главной ценностной категорией правящей либеральной элиты 90-х годов. Ложная идеология и некачественная элита создала проблемы. Их ложность, как и неадекватность элиты, стали ясны достаточно быстро, уже к середине 90-х годов, но исправить ложный политический идеал и сменить неадекватную элиту можно было только новой социальной революцией или контрреволюцией. Общество этого сделать не смогло: России предстоял долгий эволюционный путь, растянувшийся на десятилетия.
Были ли другие варианты идеологий? Теоретически, – да. Если вектор «б» можно назвать относительно адекватной оценкой элитой национальных интересов (идеальной, наверное, не существует) и более-менее точное формулирование целей внешней и внутренней политики (при адекватном учете имеющихся ресурсов и международных реалий), то необходимо признать, что результаты свидетельствуют, что российская элита в 90-ые годы выбрав вектор «а», повела себя неадекватно, ориентируясь на западные (неолиберальные) ценности и не учитывая собственные национальные интересы. Другой вариант возможной неадекватности поведения элиты, – идеологическая система, вариант «в», – это национализм и изоляционизм, опора исключительно на самостоятельные ресурсы и национальные ценности. Этот вариант развития за последние 20 лет не получил, но его сторонника в правящей элите и обществе существуют, представляя широкий спектр оттенков.
1.1.2. Будущий образ России
| «… именно идеология формулирует тот политический идеал…, достижение которого становится самоцелью …»[18]. М.А.Хрусталев, профессор МГИМО (У) |
Итак, выбор идеологии предопределяет выбор политического идеала и главного набора ценностей, вытекающих из объективных национальных интересов и потребностей. И вот здесь-то мы и сталкиваемся с главной проблемой: отрицая идеологию мы не можем четко сформулировать. Могут ли сформулированные в Стратегии национальной безопасности России до 2020 года национальные интересы «просто» трансформироваться в национальные ценности и цели? Могут ли они стать «политическим идеалом»? Попробую проанализировать их под этим углом зрения. Их, как известно, три группы[19] :
Во-первых, как следует из Стратегии, национальные интересы заключаются «в развитии демократии и гражданского общества, повышении конкурентоспособности национальной экономики», т.е. высшей национальной ценностью объявляется:
– развитие демократии;
– гражданского общества;
– конкурентоспособной национальной экономики.
Но являются ли развитие демократии высшей ценностью для российской нации? И, главное, какой демократии? Не секрет, что в России есть много сторонников и других точек зрения. Да и непонятно, о какой демократии идет речь. Если, как можно предположить, о демократии европейского типа, то это, безусловно, высшая ценность в странах Евросоюза, но отнюдь не в России, у которой есть своя традиция, своя история и своя политическая культура. Не случайно в 2007–2010 годах шла активная дискуссия о «суверенной демократии».
Ясно во всяком случае одно: как минимум, этот национальный интерес должен быть вписан в идеологическую систему для того, чтобы превратиться в национальную ценность и цель для всего общества. Но может возникнуть и другой вопрос: демократия – цель или средство? Для меня, например, – средство, а поэтому она и не может быть ни национальным интересом, ни, тем более, ценностью и целью. Другое дело, если демократия становится средством для достижения какой-то внешней национальной цели, «политического идеала», например, максимальной реализации возможностей всех личностей, составляющих российскую нацию. Но это уже другая история.
Следующий национальный интерес первой группы – «развитие гражданского общества» – вызывает также много вопросов, важно то определение, что это такое, и, заканчивая вопросы, а зачем оно нужно?
На мой взгляд, эффективные институты гражданского общества – очень важный инструмент и средство (но не цель) для того, чтобы содействовать развитию человека, способствовать реализации потенциала столичности, обеспечивать полную и эффективную востребованность человеческого потенциала. Немаловажно и то, что институты гражданского общества повышают эффективность управления обществом, государством и экономикой, что, безусловно, сказывается на повышении темпов социально-экономического развития. Но эти институты всё-таки средство, а не цель, не политический идеал. Представьте на минуточку лозунг: «Создадим новый институт Гражданского общества!» Это очень напоминает лозунг из фильма «9 дней одного года» – «Откроем новую элементарную частицу в текущем квартале!».
Нельзя согласиться и с утверждением об особом национальном интересе сделать «конкурентоспособной национальную экономику». Тем более это совсем не подходит к политическому идеалу. Этот интерес, трансформируя в цель и ценность, в форме лозунга звучит совсем уже глупо. Представьте себе лозунг: «Наши самовары продаются лучше всех в мире!» Или: «Наша нефть – самая желанная на планете!»
Конечно же, главный национальный интерес в экономике – сделать эффективной (малоресурсной) для страны, но, главное, – национальная экономика должна обеспечивать потребности граждан России лучше, чем другие экономики. Не хотим же мы, в самом деле, чтобы достоинство нашей «конкурентоспособной» экономики определялось тем, что наша продукция потребляется за рубежом?
Другая группа национальных интересов, описанная в Стратегии, включает:
– незыблемость конституционного строя;
– территориальную целостность;
– суверенитет.
Эти интересы гораздо проще трансформировать в ценности и цели, но и они должны быть конкретизированы, вписаны в идеологическую систему для того, чтобы стать «политическим идеалом». Так незыблемость конституционного строя, который был навязан, как известно, в 1993 году после известных октябрьских событий, – вызывают сомнение.
Причем у очень многих. Конституция 1993 года, сделанная под Б.Ельцина в условиях переходного периода и диктатуры, по определению не может быть идеалом. Ее практически не обсуждали, за нее не голосовало большинство, и, хотя бы поэтому, она не может быть «политическим идеалом».
Отдельно-территориальная целостность и суверенитет, – категории, которые, безусловно, являются ценностными и целями политики. Однако и здесь требуется уточнение. Как, например, рассматривать эти категории в сочетании с другой (необъявленной формально) целью интеграции в Евросоюз, где изначально предполагается делегирование части суверенитета? Может быть, точнее было бы сказать о главном национальном интересе и ценности – сохранении национальной идентичности?
Приведенные примеры, на мой взгляд, показывают, что у сегодняшней российской элиты нет ясной картины идеального «образа будущей России» как системы ценностей и целей, что, собственно, и составляет первооснову любой идеологии. Нерешенность этой общей проблемы неизбежно ведет к неточному формулированию частных целей, например, объявленной Д.А.Медведевым модернизации. Это, кстати, понимают не только обществоведы, но и естественники. Так, мой хороший товарищ, который в свое время был заместителем председателя ГКНТ СССР, член-корреспондент РАН Л.Сумароков, следующим образом описал свои впечатления после посещения в июне 2010 года центра Ж.Алферова в Санкт-Петербурге: «Мне, как и другим, приходится общаться со многими представителями нынешнего поколения, в том числе молодыми людьми. И вновь повторю: ну и что? Они-то как себе представляют наше будущее, к чему стремятся? В основном хорошие, светлые и очень умненькие ребята, я так хорошо знаю таких по МИФИ, где преподавал многие годы. Говорю с ними и с людьми постарше на разные темы, но, когда разговор касается внутренней политики, чувствую, что они, порой, не особенно четко понимают и тем более формулируют, о чем идет речь. Образно говоря, во многих головах – «каша». Именно каша, и это выясняется довольно быстро после первых нескольких фраз... Но может быть. я чересчур строг и требователен? Не знаю. В каком обществе мы сегодня живем и на какой его стадии находимся? Должен признать, мне и самому тут далеко не все понятно. Нужны новые идеи, а может быть и понятия, в том числе в отношении определения и перспектив нашего нынешнего общества. Ясно одно: путь развития, в основе которого эксплуатация невозобновляемых природных ресурсов и олигархический капитализм это – тупик. Нужны инновации и модернизация на базе достижений науки. Но одновременно нужна и новая социальная стратегия и политика, в том числе предполагающие высокую ответственность новых собственников, получивших ее фактически задарма от бывшего владельца. Не станем скрывать, ухватив при этом наиболее лакомые куски, но отнюдь не всегда разделяющих свою ответственность с государством перед обществом»[20].
Признают это и в высших эшелонах власти. Так, выступая осенью 2009 года перед философами С.М.Миронов признал: «Хотелось бы иметь определение модернизации … это крайне важно для положительного конечного результата. Свеж пример того, как, не определившись с понятиями и смыслами, страна включилась в «перестройку», в надежде, что по ходу эти категории определятся сами. Печальный результат такого подхода всем нам известен»[21].
Действительно, идея Д.А.Медведева, о модернизации должна быть не программой смены технологий, а социальной концепцией, вытекающей из комплексной системы взглядов, т.е. из идеологии. Нужны не технологи и специалисты по «освоению бюджета», а постановщики задач для ученых и инженеров. Как справедливо заметил в разговоре со мной профессор С.П.Капица, «Поставьте нам задачу, а решить мы ее сможем и сами. Практически любую».
Модернизация невозможна, если вся нация не станет участником этого процесса, но для этого она должна увидеть ясную и привлекательную цель. Цель, которая бы была максимально адекватна национальным интересам (потребностям) общества. Эта цель – образ будущей России, – а не частные бюрократические или правовые решения. Сегодня ее у нации нет. Как сказал один из авторов Интернета, «Сегодня на российской политической арене мы не наблюдаем особого идейного содержания, идеологии, которая бы завлекала умы людей в неведомые дали и радужные перспективы. Сегодня мы не имеем перед собой конкретной цели, не к чему нам приложиться душой и разумом. Человек сегодня находится в идейном вакууме, дезориентации и неизвестности, поэтому живет одним днем, или чистым ублажением собственных маний и устремлений»[22].
И в создании такого образа сегодня заключается главная политическая задача элиты.
Давайте попробуем разобраться в теме, ведь отвечая на вопрос о том какое будущее мы ждем для России, мы должны ясно создать этот будущий образ. Когда строится здание, то существует его проект. Как минимум, в голове строителя, но лучше формализованный, «на бумаге», со всеми согласованиями и печатями. В противном случае можно ожидать (даже неизбежно это случится), что коммуникации, нагрузки и т.п. не совпадут с замыслом.
Для государства и общества тем более важно иметь такую модель, которая, конечно же, многократно сложнее, чем любые архитектурное решение. И это задача идеологии и философии. «Именно философия, – считает С.М.Миронов, – должна выработать цельное представление о будущем»[23], хотя речь идет, конечно же, все-таки об идеологии: политики по старой привычке боятся самого этого понятия – «идеология».
Для формирования будущего образа государства, нации, общества, экономики необходимо учитывать множество факторов. Как внешних (соотношение сил в мире, политика других государств, наличие коалиций, блоков и союзов, мировая конъюнктура рынков, качество двусторонних отношений, темпы развития экономик, а, главное, интересы других стран, применительно к России, и т.д.), так и внутренних (экономических, политических, социальных, культурных).
Прежде всего следует остановиться на влияние внешних факторов на формирование образа России потому, что такой образ (даже самой уникальной страны) – частный случай по отношению ко всем остальным 200 странам и цивилизациям. Этот образ неизбежно находится под влиянием и воздействием мировых процессов – политических, экономических, технологических и т.д. и факторов влияния для которых практически не существуют границ и национальных запретов. Возвращаясь к рисунку, мы также увидим, что эти внешние факторы воздействуют не только на цели и ценности российской нации, как они осознаются элитой, но и прямо влияют на национальные интересы.
Схема взаимосвязей основных элементов политической идеологии
Таким образом «Внешний мир» оказывает как прямое влияние на формирование «Образа России» через множество факторов, так и косвенное – через воздействие на национальные интересы и возможные угрозы (№ 1) в том виде как они воспринимаются элитой. Более того, «Внешний мир» оказывает косвенное (но отнюдь не слабое) политическое, экономическое, информационное и военное воздействие на группу факторов, объединенных в «Ресурсы России» (№ 2). В обычной ситуации, в мирное время, когда суверенитету и безопасности страны явно ничто не угрожает, это влияние в большей степени экономическое и финансовое (например, через цены на углеводороды и металлы), но никогда нельзя исключать возможности и военно-политического влияния на национальные ресурсы. Так, в последние годы в США и Китае стала активно обсуждаться тема о «справедливом распределении» природных ресурсов между странами. Воздух, вода, экология – уже стали предметом международных переговоров, а качественные человеческие ресурсы – самой острой ареной борьбы.
Среди внешних факторов в последние десятилетия мы видим значительное число неблагоприятных для России факторов и изменений, которые требуют прежде всего идеологических объяснений. Как справедливо считает академик А.В.Торкунов, «… в политическом (я бы сказал, все-таки, идеологическом – А.П.) плане мы ещё не все объяснили сами себе, а тем более окружающему миру … Действительно, в силу несостоявшейся победы либерализма «конец истории не наступил, а теория «столкновения цивилизаций мрачна и операционно малопригодна»[24].
Основные изменения, которые произошли в связи с нарастающей глобализацией после 1980-х годов, в принципе известны всем.
Их великое множество: в политике, экономике, международных отношениях и др. Как, впрочем, и их последствия. Оценки тех или иных политиков и ученых иногда во многом схожи, иногда противоречивы и полярны. Но, все же, в 2010 году мы можем говорить о некоем экспертном консенсусе относительно последствий глобализации, которые все-таки отдавали эйфорией. Наиболее взвешенные, на мой взгляд, можно отнести к оценкам российских экономистов последних лет. Например, по оценкам экономистов – экспертов ВШЭ[25], важнейшие изменения глобального масштаба, произошедшие в мировой экономике (подчеркну, – экономике. А.П.) с конца 1980-х гг., можно обобщенно свести в четыре группы.
Во-первых, после падения СССР произошла фактическая ликвидация мировой экономической системы социализма и централизованно-административного хозяйственного порядка, противостоящего рыночному порядку. Это открыло возможность для рыночной трансформации бывших социалистических стран Европы. Но это же открыло возможность для новых правил игры в отношении России, да и сама Россия приняла эти правила. Плановая экономика, централизованное распределение ресурсов ушли в прошлое. Новый облик России в мировой экономике стал определять рынок.
Добавлю, что эти же изменения породили и эйфорию относительно либеральной экономики, её «универсальности», что отчетливо проявилось в период кризиса 2008–2020 годов. В частности, как оказалось, очевидно недооценивалась роль государства, а также необходимость совершенствования международных финансовых институтов, как, впрочем, и всей финансовой системы в мире.
Этот вопрос о роли государства в мировой экономике еще не закрыт. Более того, кризис 2008–2010 годов показал, что не только Россия, формируя свое будущее, но и весь мир должны переоценить роль национальных государств и международных институтов. Так, на мой взгляд, для России выгодно максимально усиливать роль государства на принципиальных направлениях экономического развития как института, способного мобилизовать национальные ресурсы для наиболее приоритетных направлений экономического развития. В свое время И.Сталин смог это сделать в военно-политических целях, сконцентрировав ресурсы СССР на двух мегапроектах – ракетостроении и атомной промышленности. Сегодня, ясно определив приоритеты модернизации, государственные ресурсы можно сконцентрировать на развитии потенциала человеческой личности, прежде всего тех факторов, которые определяют качество и темпы развития этого потенциала – науке, образовании, информатике, здравоохранении. Учитывая ограниченность российских ресурсов развития, подобная деятельность государства имела бы огромное значение.
Во-вторых, ускоренными темпами нарастала глобализация мировой экономики. Этот процесс приобретал новое качество благодаря расширению инновационной составляющей глобализации, а также развитию региональной интеграции. Создавая новые возможности, глобализационные и интеграционные процессы порождают и проблемы, приобретающие временами острую (кризисную) форму. В любом случае общее мнение о росте взаимозависимости, невозможности изоляционизма – доминирует. Как, например, подметил С.Караганов, «Рывок последних лет был легче, чем предстоящий путь. Мы стартовали из развала конца 1990-х, когда и государства-то почти не было. Чтобы принимать верные решения, сегодня необходимо, как никогда, хорошо знать и понимать внешний мир, от которого Россия будет все больше зависеть»[26].
Вместе с тем – мировой кризис это ясно показал – глобализация отнюдь не абсолютный процесс. Как только государства столкнулись с реальными финансово-экономическими проблемами, масштабно и быстро этими государствами (прежде всего в странах – лидерах глобализации – США, Франции, Германии) были предприняты меры откровенно протекционистского характера, которые в целом продемонстрировали эффективность государственных институтов. Миф глобализации об «отмирании» государства стал очевидным уже в самые первые месяцы кризиса, но для будущего облика России это имеет большое значение. В глобальном мире государство должно обеспечить сохранение национальной идентификации, которое выражается прежде всего в ее культурном и духовном наследии. Другими словами, государство – единственный реальный инструмент общества, в обязанности которого должна входить защита национальной специфики, культурного, исторического и духовного наследия. Это означает, что участие в глобализации, интеграция в международные институты должно быть гарантировано государством только при выполнении этих условий. Экономическая, финансовая интеграция и стандартизация допустимы лишь до той степени, пока они не угрожают национальной культуре в самом широком смысле этого слова. Не случайно некоторые исследователи считают, что «Создается впечатление, что Соединенные Штаты в состоянии подчинять своему влиянию только те страны за пределами «классического» Запада, которые сами по себе или все вместе не могут составить им цивилизационной конкуренции[27]. Именно такой конкуренции – цивилизационной и культурной – опасаются США, ибо только она способна в будущем создать альтернативу американским ценностям идоминированию в мире.
В-третьих, мировой экономический рост в целом ускоряется. Об этом говорят и долгосрочные прогнозы. Однако сохраняется (и даже усиливается) его неравномерность, в том числе и различие качества роста, отмечается региональная дифференциация. Доля «старых» развитых стран в мировом производстве устойчиво сокращается, появляются новые лидеры в Азии и Восточной Европе. При этом усугубляется социально-экономическая деградация большого числа отсталых государств, прежде всего в Африке.
По оценкам экспертов ИМЭМО РАН, «примерно 60% увеличения мирового ВВП за ближайшие 15 лет будет произведено в развивающихся странах, в том числе 1/3 в КНР», а среднегодовые темпы роста мирового ВВП за 2006–2020 годы составят 4,2–4,4% по сравнению с 4% в 2001–2005 годах[28]. В 2010 году впервые четыре страны – Китай, Индия, Россия и Бразилия – должны были добавить к своему валовому национальному продукту больше, чем все страны «великолепной семерки» – самые могучие страны Запада. И к 2025 году валовой продукт этих четырех стран будет в два раза больше, чем у стран «семерки». По некоторым оценкам в ближайшие 35–40 лет по абсолютному размеру экономики страны БРИК должны превзойти суммарный объем ВВП стран «семерки»[29]. Изменится весь ход мировой истории. Мы шесть столетий жили в мире, где господствовал Запад, и вступаем в мир, в котором будет господствовать Восточная Азия. Это случится при нашей жизни точно[30].
Напомню, что среднегодовые темпы для России пока оцениваются в 6%, а с учетом кризиса 2008–2010 годов и того меньше. Очевидно, что при таких темпах роста российского ВВП догонять развитые страны придется не одно десятилетие. Вопрос заключается в том, есть ли у нас это время?
Признание закономерности неравномерного развития в условиях глобализации дает исторический шанс России, что, конечно же, должно найти свое отражение на ее будущем облике, а именно: Россия должна сделать качественный рывок в темпах своего развития, который характеризуется не просто высокими (выше, чем средние в мире) темпами, а сверхвысокими темпами. Как это сегодня видно на примере Китая и Индии, а до этого – на примере первых пятилеток СССР. Таким образом новый облик России, ее «политический идеал» должен включать задачу обеспечения опережающих темпов экономического и социального развития. Причем такие темпы должны быть обеспечены не экстенсивными, а интенсивными факторами, прежде всего темпами развития человеческого потенциала.
В-четвертых, мировой кризис внес коррективы в оценки последствий глобализации. В частности, он продемонстрировал, что крупнейшие развивающиеся экономики – Китая, Индии, Бразилии, ряда других государств – почти не пострадали от кризиса, а экономики развитых стран в целом обошлись минимальными потерями и стагнацией, тогда как экономики России, Украины и ряда других государств продемонстрировали самые высокие темпы падения производства в 2008–2010 годах. Как справедливо отмечает Б.Мартынов, «Либерально-демократические идеологемы 1990-х годов мало затронули лидеров мирового экономического развития – Китай и Индию. В начале нового столетия от этих идеологем стали отворачиваться националистически-ориентированные страны Латинской Америки (в этом и заключается суть «левого поворота»). Возможно, в 2000-х годах стала медленно «делиберализовываться» и Россия. Более того, если судить по некоторым шагам самих Соединенных Штатов (введение госконтроля над иностранными инвестициями, усиление протекционизма), можно предположить, что в целом мир перенасытился предпринимательской свободой: она стала превращаться в свою противоположность. Обозначившийся за последние годы кризис (финансовый, но не только он) мировой экономики, которая до сих пор выстраивалась исключительно по западным лекалам, оттенен опережающим развитием ряда экономик «незападных» государств»[31].
На мой взгляд, это произошло по многим причинам, но прежде всего потому, что и у Китая, и у Индии были адекватные концепции и ресурсы развития, т.е. адекватный экономический алгоритм развития. В развитых странах кризис продемонстрировал пределы развития существующих моделей (а не их идеальность, как утверждали накануне), а в России и на Украине – отсутствие адекватных моделей развития, слабые и малоэффективные антикризисные стратегии, что, в конечном счете, объясняется отсутствием внятной идеологии и механизмов ее реализации. Таким образом идеология, как средство эффективного управления, не было использовано правящей элитой страны в условиях кризиса. Обладая идеологией преодоления кризиса, российская правящая элита могла бы быстро и точнее принимать решения, а, главное, используя влияние информационных ресурсов, быстрее их реализовывать. Как показал опыт, время, которое требовалось для принятия решения и его реализации, занимало в России многие месяцы.
В-пятых, в полной мере проявился тот факт, что социально-экономические модели, выработанные промышленно развитыми странами в ХХ в., не соответствуют условиям глобализирующегося мира и новому, постиндустриальному этапу развития человечества. Расхождения были заметны уже в конце ХХ века, но попытки приспособить их к реалиям – неоконсервативные, неолиберальные, неосоциалистические – дали лишь временный эффект. Это привело к процессу начала стихийного реформирования этих моделей, который усилился и приобрел форму с началом мирового кризиса в 2008 году. Прежде всего, их военно-политических, экономических и социальных элементов. Эту особенность отчетливо выделил В.Путин, выступая в феврале 2007 года на конференции в Мюнхене: «Известно, что проблематика международной безопасности много шире вопросов военно-политической стабильности. Это устойчивость мировой экономики, преодоление бедности, экономическая безопасность и развитие межцивилизационного диалога»[32].
С точки зрения формирования образа России по меньшей мере было бы нецелесообразно ориентироваться на отживающую модель, которая, кроме того, заведомо малоприемлема для других государств. Как с точки зрения международной безопасности, так и с точки зрения других международных аспектов, такая модель не соответствуют ни национальным интересам России, ни, тем более, представлениям о справедливом мироустройстве. Вот почему в последние годы последовала серия крупных инициатив, России в международной области, в частности, инициатива Д.Медведева о создании новой архитектуры европейской безопасности. Прохладное отношение к ним со стороны Запада – многое объясняет. И прежде всего то, что пока их вполне устраивает существующая система международных отношений и модель социально-экономического развития, принципы которой они пытаются не только отстаивать, но и навязывать другим государствам.
К этим выводам можно было бы добавить еще несколько важных научно-технических, социальных, военно-политических и иных тенденций, определяющих внешние условия существования России, её будущий облик. Главное же, что за скобками таких оценок, как правило, остается идеологическая сторона глобализации и, как следствие, ее политические последствия. А они, на мой взгляд, являются, более важными, чем финансовые, экономические и другие. Безусловно прав Ан.Торкунов, считающий, что «Первое десятилетие XXI века – время наиболее крупных мировоззренческих сдвигов не планете с момента разрушения биполярности и распада Советского Союза. Во-первых, непредвиденным образом некоторые ведущие страны мира стали заметно чаще и откровенней прибегать к силе и угрозе ее применения … В-третьих, в международные отношения вернулась идеологизация (подч. А.П.), которая вопреки романтическим ожиданиям конца 1980-х и начала 1990-х годов, по-видимому, из них никогда не исчезала. Вместо противоборства коммунистической идеи и либерализма в мире угрожающе обострилось противостояние традиций и ценностей более фундаментального характера: между западным образом жизни и культурно-религиозным складом мира, в частности исламского»[33].
На фоне этих назревающих перемен удивительно отставание России во всех областях общественного и экономического развития, которое по времени (последние 20–25 лет) совпадает с потерей идеологического лидерства. Сегодня не модно говорить, но СССР был на протяжении нескольких десятилетий мировым идеологическим лидером и это в немалой степени объясняет остальные успехи. И, наоборот, складывается впечатление, что в современном мире только те государство может быть лидером в социально-экономической области, которое является идеологическим лидером. Вот почему новый образ России должен быть идеологически привлекательным для других стран.
Приведу простой пример такого отставания. К 1987 году Государственным комитетом по науке и технике СССР были разработаны государственные научно-технические программы, имеющие приоритетное значение для развитых экономики и общества. В т.ч. – ресурсо- и энергосберегающее машиностроение, нанотехнологии, материаловедение, строительные материалы, информационные технологии (включая искусственный интеллект, высокоскоростную передачу данных, оптиковолоконную технику и т.д.) и др.[34] Однако политико-идеологические события, которые последовали затем, привели к тому, что об этих программах «забыли». Вернулись к некоторым из них только в 2006–2007 годах, т.е. через 20 лет. Надо ли говорить, что за это время другие страны ушли далеко вперед?
Собственно в отсутствии ясного представления об образе России и кроются те практические противоречия, которые очевидны, например, во внешней политике России по отношению к целому ряду крупнейших проблем – от проблемы вступления в ВТО, до взаимоотношений с США и странами Западной Европы. «Прагматизм» российской внешней политики первого десятилетия XXI века уже малоэффективен. Нужны принципы и ценности, которые свойственны политической стратегии и являются атрибутами идеологии. А они, в свою, очередь, вытекают из представления об образе России в мире. Этого-то пока явно не хватает, хотя, в 2006–2007 годы и обозначили формирование этой тенденции.
Это хорошо видно во внешней политике, где Россия так и не смогла себя пока до конца идеологически позиционировать. Хотя этого очевидно ждут. И в Западной Европе, и в Китае, и в США. Отсутствие подобного ясного позиционирования ведет к подозрениям в непредсказуемости внешней политики России, что хуже, чем самая плохая политика. Опыт и история показывает, что политические лидеры могут смириться с самой, казалось бы, неприемлемой идеологией и политикой, но непредсказуемость, неясность для них оказывается хуже, чем реальность.
Такую предсказуемость может дать только внешняя политика основанная на базовых ценностях и национальных интересах, публично декларируемых и реализуемых во внешнеполитической стратегии страны, т.е. на идеологии. «Прагматизм» оказывается, таким образом, не таким уж и прагматичным во внешней политике, если он сам по себе не является идеологической категорией.
Все это говорится для того, чтобы поставить вопрос о необходимости идеологии и, как следствие, – внешнеполитической стратегии России, опирающейся на систему идеологических взглядов, ценностей и принципов. Все они, повторю, вытекают из образа России, как главной ценностной категории. Даже если эти принципы и не разделяются другими странами. Скорее всего, они и не будут разделяться и пониматься ими – у западных стран существует свой набор ценностей, у Индии и Китая – свой, у Ирана, Ирака и других государств – свой. Важно его сформулировать и реализовать на практике.
Иными словами, основные глобальные тенденции мирового развития ведут к идеологии, а не прагматизму как внешнеполитического, так и внутриполитического курса государства. Соответственно, чем быстрее это будет осознанно и чем лучше подведен идеологический фундамент под национальные стратегии, тем органичнее и эффективнее государства будут участвовать в процессах глобализации. Опыт Китая и Индии – лучшие примеры этой политики.
Образ России, то, что мы, возможно, увидим в 2020–2030 годах, зависит прежде всего от идеологии, той конечной цели, которую мы себе поставим, того образа, который представим, тех ценностях, которые являются сегодня и в будущем приоритетными, т.е. системы идеологических взглядов на приоритеты, цели и способы развития.
Даже отрицая идеологию, правящая элита вынуждена ее формулировать в стратегических документах. Так, в утвержденной Президентом 12 мая 2009 года Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года признается: «Возрождаются исконно российские идеалы, духовность, достойное отношение к исторической памяти. Укрепляется общественное согласие на основе общих ценностей – свободы и независимости Российского государства,.. уважения семейных традиций, патриотизма»[35].
Вместе с тем странно, что Стратегия, как «официально признанная система стратегических приоритетов, целей и мер в области внутренней и внешней политики» … не является следствием более широкой системы идеологических взглядов, которую можно было бы назвать политической философией или все той же идеологией, наконец, национальной доктриной. Стратегия государства – следствие национальной стратегии, а та, в свою очередь, национальной системы ценностей и приоритетов.
От того, какую политико-идеологическую цель мы сформулируем, какой образ будущего государства мы представим в решающей степени зависит какие методы и средства его достижения мы выберем, какие ресурсы затратим, наконец, какой конечный результат мы получим. Так, если в 30-ые годы советское руководство полагало неизбежным войну с гитлеровской Германией и ее союзниками, то практически все ресурсы государства (более 60% ВВП) были брошены на подготовку страны к войне. Страна фактически превратилась в единый военный лагерь, где ресурсы были милитаризованы, а общество руководилось авторитарными решениями. Ради победы в войне были мобилизованы все экономические, демографические и идеологические ресурсы.
И сегодня, если будет сформулирована идеология глобального противоборства, то ради ее достижения придется полностью милитаризовать всю экономику страны (которая, напомним, не превышает 3% мирового ВВП), а о цели опережающего социально-экономического развития придется забыть.
Но, с другой стороны, если проблемы национальной безопасности будут игнорироваться, если угрозы будет идеализированы, будет поставлено под вопрос само существование государства, а затем и всей нации.
При формулировании будущего образа России очень важно определить способы достижения поставленной цели. Как показывает опыт, элита может существенно расходиться во мнении о способе решения тех или иных проблем, методах достижения сформулированных целей. Государство, где поставлена цель достижения «всеобщего благоденствия», может выбрать разные способы, даже прямо противоположные, для ее достижения, разные идеологии. Так, некоторые свято верят, что этой цели можно достигнуть либеральными методами, кто-то – консервативными, а кто-то социалистическими. В любом случае, как представляется, необходимо четко артикулировать как цель (образ будущего), так и средства, что и составляют главные элементы идеологии.
Я, например, полагаю, что главной целью развития государства и общества должно быть создание максимально благоприятных условий для реализации потенциала человеческой личности, т.е. государство, постольку эффективно, поскольку оно может быть таким инструментом. С другой стороны, максимально полная реализация потенциала личности неизбежно ведет к появлению невиданного прежде по своему могуществу государства и общества, обладающих мощной экономикой, военным потенциалом и современным обществом. При одном обязательном условии – что ставка и в управлении, и в экономике, и общественно-политической жизни будет сделана на развитие потенциала человеческой личности, всех составляющих этот потенциал компонентов – демографического, образовательного, творческого, социально-экономического. А это означает, что власть, т.е. возможность распоряжаться общественными ресурсами, должна принадлежать представителем того социального слоя граждан, которые прямо заинтересованы в этом, т.е. творческому или креативному классу.
Глава 1.2. Образ России: влияние глобализации
| « … основой глобального терроризма является современная форма идеомания, спровоцированная западной цивилизацией потребления …»[36]. В.Аксючиц | « … главная задача государства в условиях глобализации – производство человеческого капитала в нужном количестве и современном качестве»[37]. |
Современный образ России находится под влиянием трех групп факторов: внешних условий существования нации и государства в мире, существующих у нации и государства ресурсов (в том числе и идеологических) и представлений российской элиты об идеальном образе России, которые, напомню, являются субъективным отражением объективно существующих национальных интересов и ценностей (национальных потребностей). В этой главе я попытаюсь рассмотреть, каким образом внешние условия, прежде всего глобализация, влияют на формирование образа России, точнее, представлений ее правящей элиты об этом образе. Возвращаясь к рисунку, к помощи которого уже неоднократно прибегал, речь идет о воздействии группы факторов, объединенных в группу № 4 (Внешний мир) на группу факторов № 3 (Образ России).
Схема взаимосвязей основных элементов политической идеологии
При этом надо сделать два важных комментария. Во-первых, невозможные рассмотреть все факторы внешнего влияния, даже в рамках крупной специальной работы. Поэтому я ограничусь на некоторых из них, связанных прежде всего с процессом глобализации.
Во-вторых, важно понимать, что и Россия, ее образ, цели внешней политики, оказывают воздействие на внешний мир, хотя, конечно же, в значительно более слабой форме. Это важно иметь в виду, ибо поведение России и ее будущее отнюдь не детерминировано воздействием внешних условий и факторов: у нашей нации есть как и «поле компромиссов», так и инструменты влияния на внешний мир. Возможности использования этих факторов в интересах России зависят от идеологии и готовности правящей элиты сделать это. Важно напомнить, что идеология не только самый эффективный инструмент государственного управления и влияния, в т.ч. и в мире. Она – самое мощное оружие, самый сильный государственный инструмент влияния. И не только государственного. Как показывает опыт террора – общественного, религиозного. Значительно сильнее, чем военная сила, финансовая или экономическая мощь, дипломатия. «Отказываясь от идеологии», общество и государство таким образом отказываются от самых сильных инструментов своего влияния в мире.
Вспомним СССР, который был мировым лидером, но, прежде всего (о чем мало говорят), лидером идеологическим. Сегодня это Китай, исламский мир, США – страны, в которых идеология остается не только в центре внимания правящей элиты, но и главным внешнеполитическим оружием. Особенно в эпоху глобализации. Именно в эпоху глобализации.
1.2.1. Глобализация и «ключевая идея» России,
способная обеспечить идеологическое лидерство.
| «Приоритетом современного этапа естественных наук должно быть производство теоретических обобщений на базе анализа реального опыта российской жизни после 1991 года в контексте глобальных тенденций мирового развития»[38]. Ан.Торкунов |
