МОСКОВСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ ЮРИДИЧЕСКАЯ АКАДЕМИЯ

ОРЕНБУРГСКИЙ ИНСТИТУТ

Солодкая М.С.

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ В ГОСУДАРСТВЕННОМ УПРАВЛЕНИИ

Учебное пособие

Оренбург

2004

Серия Государственное и муниципальное управление

Редактор серии – профессор Гончаров Д.В. (зав. кафедрой общегуманитарных и социально-экономических дисциплин Оренбургского института Московской государственной юридической академии).

Книги, вошедшие в состав серии, подготовлены в ходе осуществления партнерского проекта между Оренбургским институтом МГЮА и Институтом государственного управления им. Карла Винсона Университета штата Джорджия. Проект финансируется грантом правительства США (программа NISCUPP).

Печатается по решению Редакционного Совета Оренбургского института Московской государственной юридической академии.

Отпечатано в типографии Оренбургского института МГЮА.

Тир. 500 экз.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение		4-5
Раздел I.	Состояние проблемы ответственности и перспективы исследования.	6-12
	Развитие понятия ответственности. Структура и уровни ответственности. Элементы ответственности. Резюме. Вопросы для самоконтроля.	6-9 9-10 10-11 11 11
Раздел II.	Юридическая ответственность в государственном управлении Соотношение юридической ответственности и правовой нормы. Уголовная ответственность в государственном управлении. Гражданско-правовая ответственность в государственном управлении. Резюме. Вопросы для самоконтроля.	12-21 12-14 14-16 16-20 20 20-21
Раздел III.	Морально-этическая ответственность в государственном управлении. 1. Морально-этическая ответственность с точки зрения религиозной этики. 2. Морально-этическая ответственность с точки зрения философской этики. 2.1. Морально-этическая ответственность с точки зрения утилитаристской этики. 2.2. Морально-этическая ответственность в государственном управлении с позиций аристотелевской этики. 2.3. Морально-этическая ответственность в государственном управлении с позиций кантовской этики. 2.4. Морально-этическая ответственность в государственном управлении с этики ответственности. Резюме. Вопросы для самоконтроля.	21-33 22-23 23- 23-26 26-27 27-28 28-31 31-32 32-33
Раздел IV.	Профессиональная ответственность в государственном управлении Ответственность, связанная с профессиональными нормами деятельности. Ответственности, связанная с нормами деятельности, регулирующими взаимодействие внутри профессионального сообщества. Ответственность, связанная с нормами взаимодействия субъектов государственного управления с другими профессиональными сообществами Профессиональная ответственность субъектов государственного управления перед обществом. Резюме. Вопросы для самоконтроля.	33-41 33-36 36-37 37-39 39-40 40-41 41-42
Раздел V	Общие основания ответственности в государственном управлении. Безответственность. Вопросы для самоконтроля.	42-46 46
Раздел VI.	Социальная ответственность в государственном управлении. Вопросы для самоконтроля.	46-49 49
Список используемой литературы		50-51

Введение.

Проблема ответственности в настоящее время становится одной из центральных в обсуждении целого спектра вопросов, связанных не только с управлением. Так, анализируя проблемы гуманистической этики и выясняя, что сегодня следует понимать под благом и добродетелью, Э.Фромм утверждает, что «добродетель – ОТВЕТСТВЕННОСТЬ за свое существование». В обычной повседневной жизни каждому из нас приходилось быть когда-нибудь за что-нибудь ответственным. Актуальность данной проблематики обусловлена рядом причин, среди которых можно выделить усиление роли и увеличение масштабов и мощи управленческих воздействий, глобальный характер последствий управленческих решений, осознание темпоральности и необратимости социальных процессов и невосполнимости большинства жизненно важных ресурсов, усиливающуюся деперсонификацию субъектов управления и т.д.

Несмотря на разнообразие причин, думается, что во многом они имеют единое основание – усиление «технизации» (или «технологизации») жизнедеятельности. «Никогда еще прежде в истории на человека не возлагалась столь большая ОТВЕТСТВЕННОСТЬ, как сегодня, ибо еще никогда он не обладал столь большой – многократно возросшей благодаря технике – властью над другими людьми, а также над другими природными существами и видами, над всей окружающей средой и даже над всем живым на Земле»^[1]. Подобный вывод не является новым, напротив, он характерен для многих философов, которые вслед за М.Хайдеггером, К.Ясперсом, Л.Мэмфордом связывают вышеназванные проявления именно с техникой, понимаемой достаточно широко.

Выдвижение проблемы ответственности на передний план различных исследований и помещение ее в фокус рассмотрения разнообразной проблематики позволило сделать достаточно смелые выводы. Так, например, немецкий философ Ханс Йонас утверждает, что на смену «человеку разумному» должен придти «человек ответственный»^[2], а американский философ Джон Лэдд предлагает рассматривать ответственность в качестве сущностной характеристики человека: «Люди – это лица, отдающие себе отчет в своих действиях, и лица, ответственные за последствия своих действий»^[3]

.

Особую актуальность приобретает проблема ответственности в государственном управлении. Только нормально функционирующие органы государственного управления способны обеспечить экономическое процветание общества, права и свободы граждан. Поэтому столь важна охрана деятельности органов государственного управления от неадекватных действий самих сотрудников этих органов.

В Послании президента Российской Федерации Федеральному Собранию 2004г. важнейшей государственной задачей провозглашалось усиление эффективности и ответственности Правительства.

Публикации по проблеме ответственности весьма разнообразны. Среди них в количественном отношении выделяются исследования ответственности в рамках юридического и философского подходов, причем в последнем сложилась традиция рассматривать ответственность сквозь призму этических категорий – мораль (нравственность), долг, добро и зло, свобода, дисциплина и т.д. Наиболее интенсивно эта проблема разрабатывалась зарубежными исследователями, отечественные публикации касались в основном вопросов правовой ответственности. Примечательно, что в «Философской энциклопедии», изданной в 60-х годах, термин «ответственность» отсутствует. Но объективный интерес к проблеме ответственности не мог не затронуть и отечественных философов. В «Философском словаре», изданном в 1980 г., ответственности посвящена отдельная статья, в которой приводится следующее определение. «Ответственность – категория этики и права, отражающая особое социальное и морально-правовое отношение личности к обществу (человечеству в целом), которое характеризуется выполнением своего нравственного долга и правовых норм».

В управлении проблема ответственности приобретает особую актуальность, которая диктуется тем, что в последнее время именно ответственность становится основанием для выделения субъекта управления в управленческом отношении^[4]. Исследование проблемы ответственности субъекта управления неизбежно затрагивает проблематику «надежности», «эффективности» и «качества» систем управления, которые, в свою очередь тесно связаны с проблемой «безопасности». Думается, что в социально-психологическом плане именно угроза исходящей опасности индивидуальному и социальному человеческому существованию со стороны техники (в том числе и социальных технологий) привела к интенсивному обсуждению проблемы ответственности.

1. Состояние проблемы ответственности и перспективы исследования.

1.1. Развитие понятия ответственности.

Теоретический научный анализ любой проблемы предполагает предварительную проблематизацию внутри выделенной области исследования, которая, в частности, невозможна без некоторой реконструкции процессов зарождения и оформления проблемы. Одна из первых серьезных попыток проследить развитие идеи ответственности была предпринята английским философом Ричардом Маккионом в 1957 г. в его докладе на международной конференции в Париже, посвященной специально проблеме ответственности. Материалы этой конференции были представлены в отдельном номере журнала «Revue Internationale de Philosophie», выходящем на английском и французском языках. Статья Маккиона «Развитие и значение понятия ответственности»^[5] открывала этот номер.

«Слово «ответственность» (responsibility) появляется в английском и французском языках в 1787 г. Будучи по началу связанным с функционированием политических институтов эпохи английской и французской революции, оно не исчезает из употребления и в XIX веке, когда конституционная форма правления получает среди народов мира значительно большее распространение и существенно расширяется сфера ее действия»^[6]. Для Маккиона, таким образом, позитивное расширение ответственности находится а прямом соответствии с распространением демократической формы правления.

Насколько можно согласиться с выводом Маккиона о соотнесении понятия ответственности с демократией? Как известно, демократическая форма правления существовала и до эпохи буржуазных революций – в Древней Греции. Какое место там занимала проблема ответственности? Сошлемся на высказывание самого Маккиона, сделанное им по поводу вклада своего учителя французского философа и культуролога Люсьена Леви-Брюля в изучение проблемы ответственности. «Он сумел сделать набросок по этому вопросу от античности до наших дней; более того, он обнаружил, что этот вопрос никогда не изучался и не анализировался»^[7]. Опираясь на более поздние исследования Йонаса, можно утверждать, что в философских системах прошлого понятие ответственности не играло центральной роли. «Фактически нигде в системе нравственных норм и философско-этических теориях прошлого понятие ответственности не играет сколько-нибудь заметной роли»^[8]. Он объясняет это тем, что «ответственность – всегда есть функция, производная от власти и знания», а они в то время были настолько ограничены, что в вопросе о последствиях «приходилось полагаться на судьбу и незыблемость естественного порядка вещей»^[9].

В своей работе Йонас делает наибольший акцент на знание как силу и власть, которое, начиная с XVIII века, оказывает сильнейшее воздействие на социальную, политическую и техническую деятельность людей. Это позволило Митчему утверждать, что именно Йонас «первый недвусмысленно заявляет о существовании связи между ответственностью и техникой»^[10]. Подобная точка зрения характерна также и для большинства других философов, занимающихся проблемами философии техники, например, для Ленка.

Заметим, что данное утверждение имеет под собой весомое основание. Как известно, именно широкое использование научного знания (в первую очередь – естественнонаучного) как теоретического фундамента для получения технического знания и позволило создать немыслимые ранее технические устройства, которые во многом сформировали сегодняшний характер современной цивилизации. Но техника сама по себе, как и демократическая форма управления, тоже не есть феномен, определяющий специфику XIX-XX веков.

Ряд исследователей пытается понять уникальность современной цивилизации, которую часто называют «западной», исходя из системы «демократия» – «рынок» – «наука» – «техника»^[11] или похожих на эту несколько иных систем^[12]. По сути дела и Маккион, и Йонас, и Митчем, и Ленк, соотнося ответственность с демократией, знанием или техникой, затрагивают лишь отдельные элементы этой системы, выдвигая их в качестве основания, с которого ведется дальнейшее рассмотрение проблемы ответственности. Естественно, каждый исследователь выбирает собственную перспективу рассмотрения проблемы, иногда сознательно акцентируя внимание на какой-то одной стороне. Но, думается, что в случае проблемы ответственности, чей комплексный характер признается сегодня большинством исследователей, было бы более целесообразно попытаться найти то общее, присущее всем элементам «цивилизационной» системы, что можно было бы непосредственно соотнести с ответственностью.

Прежде всего отметим, что в уже цитированном выше высказывании Йонас непосредственно связывает «силу знания» (в аспектном рассмотрении применительно к проблеме ответственности) с «вопросом о последствиях», т.е. рассматривает знание как рациональное средство для оценки (ретроспективной и перспективной) последствий. Он видит в знании новый целерациональный регулятор там, где раньше «приходилось полагаться на судьбу и незыблемость естественного порядка», т.е. на естественные регуляторы. Исходя из этого, мы делаем иной, нежели Митчем, вывод из высказывания Йонаса. Он недвусмысленно заявляет о существовании связи между ответственностью и целерациональным регулированием или о существовании связи между ответственностью и управлением.

Естественно, когда знание стало силой, появилась возможность для создания новых целерациональных регуляторов на его основе. Последствия такого широкого внедрения целерациональных регуляторов не могли быть оценены на основе «незыблемости естественного закона вещей», поскольку создаваемые регуляторы не соответствовали тому, что было до того естественным, т.е. привычным. Более того, нельзя было и полагаться на судьбу, поскольку это было не рационально. Таким образом, вставала новая задача целерационального регулирования последствий, которая позже оформляется в концепцию ответственности.

То, что понятийное оформление ответственности возникает в результате необходимости создания целерациональных регуляторов, т.е. с расширением управленческой практики, можно проследить и у Маккиона. Согласно Маккиону, введение в политический дискурс понятия «ответственность» (responsibility) явилось результатом краха старого социального порядка, основанного на принципах иерархии и долга, и жесткими условиями нового общественного устройства, основанного на принципах равенства и частном интересе. Пали оковы, заставлявшие добропорядочного гражданина выполнять свой долг, т.е. следовать некоторым правилам, определявшим его место в обществе. С исчезновением твердо установленных и практически мало подверженных изменениям социальных ролей и трансцендентных идеалов, служивших регуляторами человеческого поведения, появилась необходимость, по меньшей мере, научится считаться с интересами других людей и нести ответственность на горизонтальном уровне.

Связывая введение в политический дискурс понятия «ответственность» с появлением целерациональных регуляторов поведения людей в новых социальных условиях, Маккион не акцентирует непосредственное внимание на вопросе о последствиях и их оценке. Он связывает это понятие главным образом не с идеей наказания, а с идеей поиска компромисса в сфере различных интересов и целей. Иными словами, он рассматривает «ответственность» как средство поиска компромисса при интеграции носителей различных целей.

Соотнеся ответственность с управлением, легко объяснить, почему «ответственность», возникнув как понятие в политическом дискурсе, существенно расширило сферу своего распространения и сегодня присутствует в любом профессиональном дискурсе. Сам факт появления термина именно в политическом дискурсе объясняется тем, что доминирующее значение в то время имело создание социальных политических регуляторов. Расширение внедрения технических регуляторов и последующее за этим усиление роли их социальных последствий привело к переносу понятия ответственности в сферу инженерии, техники и науки, причем и в философии техники, и в философии науки проблема ответственности становится одной из центральных. Возрастание социальной роли бизнеса и появление новой профессиональной группы в бизнесе, связанной непосредственно с эффективностью самого бизнеса, - менеджеров – привело к мощному взрыву исследовательского интереса к проблеме ответственности бизнеса, менеджмента и менеджеров.

Поскольку ответственность возникает в связи с недостаточностью старых регулятивов выполнять свои функции, и механизм ответственности постепенно сам становится одним из наиболее значимых социальных регуляторов, то процедура установления и распределения ответственности становится одной из важнейших процедур управления. Подтверждением этому могут служить многочисленные монографии и учебные пособия по государственному управлению, где этому вопросу уделяется достаточно много внимания^[13].

1.2. Структура и уровни ответственности.

Содержательное рассмотрение проблемы ответственности предполагает выяснение структуры ответственности.

Структура ответственности в государственном управлении иерархическая, имеющая два уровня: индивидуальный и социальный, причем последний является высшим в иерархии. Во-вторых, на индивидуальном уровне вводятся две составляющие ответственности: внешняя, характеризующая индивида с позиций его публичных ролей, и внутренняя, характеризующую индивида как «приватное» существо.

Схема 1. Структура ответственности в государственном управлении.

Социальный уровень ответственности
Индивидуальный уровень ответственности
Внешняя составляющая		Внутренняя составляющая
юридическая ответственность	профессиональная морально-этическая ответственность ответственность

При этом внешняя (публичная) компонента ответственности представляется в свою очередь в виде двух составляющих – правовой и профессиональной ответственности, а внутренняя (приватная) представляется в виде морально-этической составляющей.

Исследование такой структуры может осуществляться двумя путями:

- сверху вниз, т.е. через определение общего понятия социальной ответственности на верхнем уровне к последующей декомпозиции этого понятия и выделения в нем частных видов индивидуальной ответственности на нижнем уровне;

- снизу вверх, т.е. через определение частных видов индивидуальной ответственности на нижнем уровне к интегративному построению общего понятия социальной ответственности.

Мы будем следовать второму из указанных путей. Мы подвергнем социально-философскому и конкретно-историческому анализу проблему ответственности в правовом, функциональном (профессиональном) и морально-этическом аспектах и попытаемся понять, что представляет собой социальная ответственность субъекта управления.

1.3. Элементы ответственности.

Для такого анализа необходимо предварительно наметить определенную схему, внутри которой возможно некоторое конструктивное типологическое представление указанных аспектов ответственности. Ленк предлагает в качестве таких конструктивных элементов субъекта ответственности (кто отвечает), инстанцию, перед которой ответственен субъект (перед кем отвечает), и объект и предмет ответственности (за что отвечает). «Нести ответственность означает: быть готовым или быть обязанным давать ответ – отвечать кому-нибудь за что-нибудь. Мы отвечаем не только за что-то (поступок, задачу, управление и т.д.), но и по отношению к кому-то или перед некоторой инстанцией»^[14]. Помимо указанных элементов, мы введем еще два – это время и пространство ответственности.

Схема 2. Элементы ответственности.

Субъект ответственности	Кто отвечает
Инстанция ответственности	Перед кем отвечает
Объект и предмет ответственности	За что отвечает
Время ответственности	С какого времени наступает ответственность и как долго она длится
Пространство ответственности	Географические и социальные границы, вне которых субъект не несет ответственности

В дальнейшем мы рассмотрим исторически сложившиеся подходы к исследованию ответственности субъекта управления: юридический, функциональный (профессиональный), морально-этический и социальный, анализируя каждый раз выделенные элементы ответственности. В ходе этого анализа нам предстоит ответить на вопрос, являются ли указанные составляющие ответственности методологически различными типами. В случае утвердительного ответа, мы должны выявить природу этих отличий. Это позволит нам не только представить некоторый теоретический конструкт ответственности, но и ответить на вопрос о конкретно-исторических социальных идеалах и нормах ответственности, выявить тенденции их развития и дать некоторые оценки конкретным принципам и механизмам реализации ответственности в государственном управлении.

Резюме.

В философских системах прошлого понятие ответственности не играло сколько-нибудь заметной роли. Отдельные исследователи, например, Маккион, Йонас, Митчем, Ленк связывают ответственность соответственно с демократией, знанием или техникой. При этом они затрагивают лишь отдельные элементы ответственности. Необходимо найти некоторое интегральное основание для введения ответственности. Ответственность напрямую связана с управлением. Поэтому легко объяснить, почему «ответственность», возникнув как понятие в политическом дискурсе, существенно расширило сферу своего распространения и сегодня присутствует в любом профессиональном дискурсе.

Структура ответственности в государственном управлении иерархическая, имеющая два уровня: индивидуальный и социальный, причем последний является высшим в иерархии. На индивидуальном уровне вводятся две составляющие ответственности: внешняя, характеризующая индивида с позиций его публичных ролей (здесь выделяют юридическую и профессиональную ответственность), и внутренняя, характеризующую индивида как «приватное» существо (морально-этическая ответственность).

В качестве конструктивных элементов ответственности выделим субъекта ответственности, инстанцию, перед которой ответственен субъект, объект и предмет ответственности, а также пространство и время ответственности.

Вопросы для самоконтроля.

1. Каковы основания для соотнесения понятия «ответственность» с демократической формой правления?
2. Каковы основания для соотнесения понятия «ответственность» со знанием?
3. Каковы основания для соотнесения понятия «ответственность» с техникой?
4. Каковы основания для соотнесения понятия «ответственность» с управлением?
5. Каковы уровни ответственности в государственном управлении?
6. Какова структура ответственности в государственном управлении?
7. Каковы основные элементы ответственности?

2. Юридическая ответственность в государственном управлении.

Юридический подход к проблеме ответственности был исторически первым. Это во многом объясняется тем, что ответственность (responsibility) первоначально связывалась с идеей наказания (punishment) и вменения в вину (imputability). Так в 1859 г. Александр Бэйн заменил литературный термин «наказуемость» (punishability) на абстрактный термин «ответственность» (responsibility). Позднее, в 1865 г. Джон Стюарт Милль утверждал, что «ответственность означает наказание» («Responsibility means punishment»)^[15]. В 1876 г. Брэдли опубликовал эссе собственного этического исследования «The Vulgar Notion of Responsibility in Connexion with the Theories of Free-Will and Necessity» («Общее понятие ответственности в связи с теорией свободы воли и необходимости»), в котором он, правда с некоторыми оговорками, соглашается с утверждением Д.С.Милля, но объясняет ответственность (responsibility) и следование закону (accountability) в терминах вменения в вину (imputability).

Юридическое понятие ответственности формулирует и разъясняет определенные аспекты ответственности главным образом в двух областях. Во-первых, это уголовное право, т.е. процедуры, которые возбуждаются и поддерживаются государством для защиты интересов общества путем наказания преступников. Во-вторых, это гражданское право, и в особенности такая его область, как гражданские правонарушения, когда потерпевшая сторона возбуждает дело с целью компенсации понесенного ею ущерба.

В основном проблема правовой ответственности исследуется учеными-юристами, преимущественно зарубежными. Среди наиболее известных здесь можно упомянуть Г.Л.Харта, Д.Эорси и др. В советской правовой науке эта проблема разрабатывалась крайне слабо, хотя в 70-х годах нашего века был отмечен определенный всплеск интереса к ней (181, 13). Достаточно интенсивно здесь работали представители эстонской школы под руководством Ребане И.А. и Ребане Я.К., которые в 1982 г. констатировали, что «теория ответственности в советской науке права находится в предкризисном состоянии»^[16]. В последнее время в российской правовой литературе обнаруживается тенденция усиления интереса к проблеме ответственности, о чем можно судить по увеличению числа публикаций по данной пролбематике.

2.1. Соотношение юридической ответственности и правовой нормы.

В юридическом подходе очень тесно переплетены понятие ответственности и понятие правовой нормы. Понятие ответственности здесь, по мнению подавляющего большинства исследователей, может быть введено только в тех случаях, когда имеется норма, хотя не всякое нарушение нормы достаточно для введения этого понятия. Убийство, например, всегда есть нарушение установленной нормы, но в случае войны или самозащиты юридической ответственности не возникает. Отсюда следует, что само по себе нарушение нормы не может являться достаточным основанием юридической ответственности. По поводу этого утверждения большинство сторонников юридического подхода не имеют разногласий.

Но вопрос о том, является ли нарушение нормы необходимым основанием юридической ответственности, вызывает горячие споры. Более того, именно в зависимости от решения этого вопроса, т.е. от отрицания или, наоборот, признания юридической ответственности до нарушения каких-либо норм, исследователей, затрагивающих проблему юридической ответственности, условно можно разделить на две группы: сторонников «негативной» («ретроспективной») ответственности и сторонников «двухаспектной» ответственности, включающей в себя как «негативную», так и «позитивную» («активную», «проспективную») ответственность. «Юридическая ответственность с тех пор, как она возникла, всегда была ответственность за прошлое, за совершенное противоправное деяние. Иначе можно прийти к неприемлемому выводу, что лицо, не совершившее преступление, уже несет правовую ответственность»^[17]. Этой позиции противостоит другая. «Ответственность охватывает не только отношения, возникающие при наличии оснований, но и до наступления этого, в процессе самой реализации обязанности нести ответственность за исполнение функций субъекта управления»^[18].

Несмотря на все различия дефиниций юридической ответственности, сторонники «ретроспективной» ответственности исходят исключительно из охранительной функции права, которая и по сей день остается одной из важнейших, наряду с регулятивной. Однако в последнее время, помимо традиционных функций права, к которым относится, например, охранительная, все больше говорят о такой его функции, как стимулирующая. По мнению многих ученых-юристов именно юридическая ответственность является «одним из главных средств реализации этой функции»^[19].

Таким образом, признание момента наступления юридической ответственности до нарушения правовых норм, т.е. отрицание факта «нарушения нормы» в качестве необходимого основания юридической ответственности, во многом связано с определенным расширением функций права. Сторонники «проспективной» ответственности смотрят на нее не только как на средство, предотвращающее нарушение правовых норм, но и как на средство воспитания в человеке внутренних рациональных регуляторов поведения.

Сторонники «ретроспективной» ответственности не отрицают наличия у права стимулирующей функции как таковой. Они отрицают «проспективную» ответственность как средство реализации этой функции и ее правовой статус, квалифицируя понятие такой ответственности не как юридическое, а скорее как идеологическое^[20] (104, 16). Обоснование этому приведено в работе (209, 37-38). Главный вопрос, возникающий в связи с проспективной ответственностью, - каковы ее основания?^[21].

В советской правовой науке вопрос об основаниях юридической ответственности был впервые поставлен в 1941 г. А.Н.Трайниным применительно к уголовной ответственности^[22]. К таким основаниям он отнес причинность (объективные основания) и виновность (субъективное основание)^[23]. Уголовная ответственность у него соотносилась с конкретным лицом и наступала за совершение конкретного преступления. Позиция А.Н.Трайнина была подвергнута критике со стороны А.А.Пионтковского, который утверждал, что единственным основанием уголовной ответственности является состав преступления, и только в пределах состава можно различать ее объективное и субъективное основание^[24]. Закон устанавливает уголовную ответственность на уровне видов и подвидов преступлений, но непременно за совершение конкретного преступления. Если в конкретном деянии имеются все признаки, необходимые для отнесения его к определенному виду или подвиду преступления, то говорят, что это деяние содержит состав преступления. Такой подход, когда правонарушение, в том числе и преступление, одновременно признается и юридическим фактом, порождающим правоотношение ответственности, и основанием этой ответственности, получил в последние годы заметное распространение в различных юридических дисциплинах и характерен не только для отечественных, но и для зарубежных юристов.

2.2. Уголовная ответственность в государственном управлении.

В рамках уголовной ответственности наблюдалась тенденция углубления и сужения понятия ответственности, поскольку от первоначальной трактовки уголовной ответственности как нарушения внешнего предписанного закона перешли к ограничению объективного характера совершенного проступка внутренними намерениями субъекта, его совершившего. В частности, если в момент совершения убийства человек был невменяем, то есть он был индифферентным к норме, то он не может нести уголовную ответственность. На основании этого важно отметить, что понятие юридической ответственности основано не только на отношении норма – поведение, а на более сложном отношении контекст – норма – поведение. Вне рассмотрения контекста нарушения правовой нормы невозможно не только ввести общее представление об ответственности, но и установить границы этой ответственности, что является одним из важнейших моментов. «Действительная проблема ответственности есть проблема ее границ»^[25].

Отметим, что контекст нарушения нормы при определении юридической ответственности обязательно должен включать возможность выбора. «Возможность выбора – несомненно все, что требуется для введения ответственности»^[26]. «Не может нести ответственность любое лицо, если оно причинило вред в таком варианте поведения, которому не было альтернативы»^[27]. В этом отношении ответственность является мерой свободы воли субъекта и необходимости соизмерять свое поведение с его последствиями. Роль юридической ответственности состоит отнюдь не в выражении какого-либо требования к субъекту, т.к. для этого существует сама норма. Ответственность не может быть сведена и к реализации «положительной» (поощрение) и «отрицательной» (наказание) санкции. «Ответственность – это самостоятельное, добровольное соизмерение своего свободного поведения с последствиями пользования свободой»^[28].

Таким образом, в области уголовной ответственности выделенные нами элементы ответственности имеют следующие значения. Субъектом ответственности может быть только конкретное лицо (индивид). Даже в случае групповых правонарушений ответственность устанавливается персонально каждому из участников группы. Предметом ответственности является совершенное противоправное деяние, которое в множестве потенциальных состояний соответствует результату. Инстанцией ответственности является государство (социальный институт); время ответственности – локальное, дискретное (ответственность наступает только после нарушения правовой нормы и имеет строго определенный срок) и прошлое (ответственность наступает за то, что уже совершено); пространство ответственности – локализовано (например, местом преступления). Уголовная ответственность основывается на идее наказания за вину.

До сих пор мы рассматривали понятие юридической ответственности, сложившееся в сфере уголовного права, безотносительно к государственному управлению. Налагает ли статус субъекта государственного управления какие-либо дополнительные ограничения в сфере уголовной ответственности?

В российском законодательстве предусмотрена уголовная ответственность должностных лиц. В главе 30 действующего Уголовного Кодекса^[29] сформулированы все общие составы должностных преступлений:

1. «Злоупотребление должностными полномочиями», статья 285;
2. «Превышение должностных полномочий», статья 286;
3. «Отказ предоставлении информации Федеральному Собранию Российской Федерации или Счетной палате Российской Федерации», статья 287;
4. «Присвоение полномочий должностного лица», статья 288;
5. «Незаконное участие в предпринимательской деятельности», статья 289;
6. «Получение взятки», статья 290;
7. «Дача взятки», статья 291;
8. «Служебный подлог», статья 292;
9. «Халатность», статья 293.

Одним из главных в определении преступлений против государственной власти и интересов государственной службы являются признаки субъекта преступления – должностного лица.

Действующий Уголовный кодекс Российской Федерации пересмотрел понятие должностного лица и дал его определение в примечании 1 к ст. 285 УК РФ^[30].

Общественно опасное деяние может быть признано должностным преступлением и квалифицировано по соответствующей статье Уголовного кодекса РФ только в том случае, если оно совершено должностным лицом, которое было наделено правомочиями представителя власти или которое исполняет обязанности, связанные с выполнением организационно-распорядительных или административных функций. Если на определенное лицо в установленном порядке такие обязательства не возлагались, то оно не может нести уголовную ответственность за должностное преступление.

2.3. Гражданско-правовая ответственность в государственном управлении.

Обратимся теперь к области гражданского права. Гражданская правовая ответственность заключается либо в лишении лица определенного субъектного права, либо в наложении на него дополнительных юридических обязанностей, или внеэквивалентных обязанностей имущественного характера. В отличие от области уголовного права, понятие ответственности в области гражданского права претерпело противоположную метаморфозу.

Расширение понятия гражданской правовой ответственности происходило в связи с расширением оснований для привлечения к ответственности. Ранее таким основанием мог быть только заключенный договор (контракт). В этом случае халатность (один из видов ошибочности в самом намерении, известный как недостаток внимания) должна быть доказана, что является достаточно сложным процедурным моментом. В дальнейшем пришли к понятию «строгой обязательности». В этом случае, даже если индивид или корпорация (организация) сделали все мыслимо возможное, чтобы предотвратить некоторый ущерб, они могут привлекаться к строгой ответственности. «Исторически эта, отчасти аномальная, идея строгой, не знающей исключений ответственности… развивалась параллельно с развитием и распространением индустриальной технологии»^[31]. Так в Римском праве такой «строгой» ответственности не существовало. Там признавалось только три типа ситуаций, в которых то или иное лицо может возбудить дело по поводу причиненного ущерба. Это могли быт потери, понесенные в результате преднамеренного нанесения ущерба данному лицу, преднамеренного ущерба, нанесенного чьей-либо собственности, или халатности.

Однако в связи с расширением сферы применения техники, которая нарушала определенное естественное положение вещей, но подобные нарушения не могли быть подведены под ситуации преднамеренного ущерба или халатности, возникает необходимость поиска новых юридических оснований для возмещения ущерба, понесенного в результате некоторых действий. В феврале 2004г. в Москве произошла крупнейшая за последние годы техногенная катастрофа в аквапарке «Трансвааль». Московская мэрия частично возместила ущерб семьям погибших и получившим различной степени травмы, хотя данное сооружение является не муниципальной, а частной собственностью. Но часть пострадавших или лишившихся своих близких в результате крушения купола аквапарка подала гражданский иск против правительства Москвы, на том основании, что все разрешения на строительство данного объекта повышенного риска давал именно данный орган государственной власти. Значит, если не будет найдено других виновных, то возместить полностью ущерб должно именно московское правительство.

Сегодня большинство обычных видов гражданской ответственности связаны с «неестественностью» расположения промышленных объектов или потребительских продуктов, когда технические процессы или артефакты сами по себе, независимо от намерения человека, создают определенный риск, поскольку потенциально могут нарушать «естественное положение вещей».

Ранее мы отмечали, что рассмотрение вопроса о юридической ответственности основывается на идее наказания. Однако это справедливо в основном в сфере уголовной ответственности и той области гражданско-правовой ответственности, которая связана с нарушением договоров. В других областях гражданско-правовой ответственности используется идея справедливого распределения.

Принцип справедливого распределения получает все более широкое применение в юридической практике. Поскольку увеличивается количество случаев, когда понесены потери или причинен ущерб, но никакое поведение или индивид не могут быть идентифицированы как виновные за это, т.е. или невозможно доказать наличие злого умысла или халатность, или же можно сослаться на сложность самого действия. В современных технически развитых обществах расширительное толкование гражданской правовой ответственности предполагает, следовательно, отказ от обязательного установления наличия преднамеренности или халатности, особенно в тех случаях, когда потери или повреждения связаны с корпоративным действием. И это делается на том утилитарном основании, что корпорациям, обладающим значительным ресурсами, легче покрыть убытки, чем отдельно взятому лицу.

В этом случае речь идет о так называемой «безвиновной» (или независимой от вины) ответственности. Теория ответственности без вины со времени принятия Верховным судом Калифорнии по делу «Гринмэн против властей Юбы» в 1963 г. стала преобладающим применяемым принципом ответственности в американском судебном праве. Многие отечественные юристы не признают такую ответственность^[32].

Как было отмечено ранее, развитие идеи «строгой» (независимой от вины) ответственности было непосредственно сопряжено с развитием техники и технологии, с технизацией всех сторон деятельности. Технизация деятельности влекла за собой и развитие кооперантных отношений в деятельности, которые создают дополнительные сложности при определении ответственности, поскольку при установлении причинно-следственных связей происходит самопродуцирование причин, т.е. обнаруживается определенный эффект «домино». Подобная кооперация и взаимозависимость действий породили в юридической практике ответственность за действия третьих лиц^[33], т.е. за нарушение исполнения, зависящего от поведения третьих лиц, или, как ее часто называют, «зависимая ответственность». Само существование такого вида ответственности вполне соответствует идее справедливого распределения рисков. Но на практике, как правило, компенсации третьей стороны, действия которой привели к несоблюдению контрактных обязательств, в большинстве случаев несоизмеримы с реальным ущербом, понесенным исполнителем контракта. В статье автора^[34] приведены примеры, подтверждающие это.

Принцип и меры «зависимой» ответственности разработаны в тех случаях, когда «третье лицо» было связано определенными договорными отношениями с исполнителем контракта. Но в юридической практике часто встречаются ситуации, когда действия субъектов государственного управления определенного уровня могут быть признаны социально неблагоразумными и наносящими ущерб, но основной причиной этих действий являются действия вышестоящих органов управления. В настоящее время в России социально-экономическая ситуация такова, что ущерб за действия вышестоящих органов управления не возмещается ни в какой мере, т.е. «зависимая» ответственность в иерархической структуре органов управления не находит своего юридического оформления. Здесь можно привести достаточно известный пример колоссальных задержек с выплатой зарплаты в бюджетной сфере в 1997 г. Формально работники этих предприятий имеют право требовать юридической ответственности руководителя предприятия в подобной ситуации и обращаться в суд с иском о возмещении ущерба. Но в бюджетной сфере основной причиной задержек зарплаты было недостаточное финансирование из федерального бюджета. Насколько нам известно, не было возбуждено ни одного иска о возмещении ущерба к федеральным органам управления, например, к министерству финансов или в целом к правительству, т.е. механизм «зависимой» ответственности в данном случае не применялся.

Важно отметить следующее. Учитывая большое многообразие и нелокализованность «причин», повлекших нанесение ущерба, необходимо распределить бремя ответственности и перевести ответственность из формы наказания за проступок (ошибку) в форму распределенной (что более согласуется с идеей справедливости) платы за риск. Причем, в результате такого распределения не только производители товаров и услуг оказываются в роли возмещающих ущерб. Субъекты государственного управления создают такие механизмы компенсации, что в конечном итоге именно общество в целом несет это бремя ответственности, перераспределяя правовым образом средства, которыми рядовые налогоплательщики как члены этого общества различными способами оплачивают риск, во многом связанный с технизацией всех сторон жизнедеятельности социума.

Можно говорить об универсальной тенденции к расширению сферы гражданско-правовой ответственности – от ответственности за конкретную вину (например, аварии на техногенных объектах) к ответственности за разрушение окружающей среды.

Таким образом, в сфере гражданско-правовой ответственности субъектом ответственности может быть как индивид (персональная ответственность), так и социальная группа (организация, корпорация и т.д.). Они несут ответственность не только за результат, но и за последствия своих действий, если они приводят к нанесению ущерба. Инстанцией ответственности могут выступать и социальный институт, и социальная группа и индивид. Время ответственности может быть локальным, дискретным и прошлым (что характерно в основном для сферы договорного права) и локальным, непрерывным и прошлым (что характерно в основном в сфере безусловной независимо от вины деликтной ответственности за продукт). Пространство ответственности локализовано.

Резюме.

Подводя итоги, можно сказать, что в целом юридический подход к ответственности характеризуется следующими главными чертами. Во-первых, ответственность понимается ретроспективно, т.е. с точки зрения уже совершившегося события или результата деятельности. И хотя ответственность за продукт предусматривает ответственность за все (даже немыслимые в настоящее время) последствия его применения, но она все же наступает с момента выхода продукта на рынок и продолжается в течение всего времени нахождения продукта на рынке (даже чуть более этого срока). Во-вторых, ответственность в основном имеет локальный и дискретный временной характер. Хотя в рамках правовой ответственности за продукт предусматривается непрерывная ответственность в течение всего времени выпуска продукта и нахождения его на рынке. В третьих, субъект ответственности персонифицирован, хотя в последнее время усиливается тенденции деперсонификации субъекта ответственности (что характерно для сферы гражданского права). В-четвертых, актуализация отношения ответственности оценивается с точки зрения применения к субъекту ответственности некоторой негативной санкции – наказания, предусмотренного законом или административным правом.

Вопросы для самоконтроля.

1. Является ли нарушение нормы достаточным основанием для юридической ответственности (привести аргументы)?
2. Является ли нарушение нормы необходимым основанием для юридической ответственности (привести аргументы)?
3. Из какой функции права исходят в основном сторонники «ретроспективной» ответственности?
4. Из какой функции права исходят в основном сторонники «проспективной» ответственности?
5. Какая тенденция наблюдается в сфере уголовной ответственности?
6. Почему уголовную ответственность необходимо рассматривать в более широком контексте, нежели «норма – поведение»?
7. На какой идее основывается уголовная ответственность?
8. Каковы значения основных элементов ответственности в сфере уголовной ответственности?
9. Налагает ли статус должностного лица дополнительную уголовную ответственность, если «да», то какую?
10. Каковы виды должностных преступлений, где они зафиксированы?
11. В чем заключается гражданско-правовая ответственность?
12. Какова тенденция в сфере гражданско-правовой ответственности?
13. Что понимается под «строгой» ответственностью?
14. С чем связано введение «строгой» (безвиновной) ответственности?
15. На какой идее основывается гражданско-правовая ответственность?
16. Что послужило основанием введения ответственности за действия «третьих лиц» (зависимой ответственности)?
17. Каковы значения основных элементов ответственности в сфере гражданско-правовой ответственности?

3. Морально-этическая ответственность в государственном управлении.

Юридическая ответственность субъекта управления на индивидуальном уровне образуют внешнюю составляющую ответственности. Морально-этическая ответственность является внутренней составляющей ответственности, характеризующей человека как «приватное» существо, вне его публичных ролей.

Многие юристы не признают самостоятельного значения морально-этической ответственности, вне правового контекста. Они предлагают говорить о морально-этическом аспекте правовой ответственности. Это достаточно давняя традиция, подкрепленная прославленными именами, например, Платона и Аристотеля, для которых право имеет моральный аспект (наряду с социальным и политическим), поскольку правовое и не правовое характеризует действия людей. «Со времен древнегреческих философов «право» было основным понятием, которое связывало этику и политику»^[35].

Здесь будет отстаиваться иная позиция. Мы обоснуем, что понятие ответственности, помимо правового, имеет собственный морально-этический аспект.

Выделяют несколько функций морали: отражательную, информационно-коммуникативную, регулятивную, ценностно-ориентационную, интегративную и воспитательную (функцию формирования социального субъекта)^[36].

Регулятивная функция является важнейшей для морали. Ее реализация становится возможной благодаря тому, что мораль обладает нормативным содержанием: нормами, принципами, идеалами. Регулятивная функция морали представляет собой ответ на социальную потребность в согласовании индивидуального и общественного интереса.

Поскольку мораль обладает нормативным содержанием, то мы можем ввести понятие моральной ответственности субъекта управления как регулятора поведения субъекта с точки зрения моральных норм. Поэтому само содержание этого понятия и его социально-философское значение будут существенно зависеть от того, что представляют собой моральные нормы с точки зрения той или иной этической теории.

По поводу возникновения и сущности морали как формы общественного сознания и регулятора человеческого поведения в современной этике имеется несколько точек зрения^[37], обсуждение которых не входит в наши планы. Укажем лишь, что все существующие точки зрения можно разделить на два крупных класса: религиозные и светские.

3.1. Морально-этическая ответственность с точки зрения религиозной этики.

Религиозные этические теории постулировали «божественную данность» и неизменность моральных норм. Первоначально представители Западной религиозной этики понятие «ответственность» относили к религиозному опыту иудейско-христианско-исламской традиции, где под ним подразумевали возможность людей внимать или отклонять слово Божье. В этой трактовке, достаточно часто упоминаемой в литургической практике, понятие «ответственность» «явно не играло никакой заметной роли»^[38] (142, 108).

С середины ХХ века и католические, и протестантские религиозные деятели начинают все больше уделять внимания теме ответственности. Об этом красноречиво свидетельствуют материалы II Ватиканского собора, где одной из краеугольных тем провозглашалось усиление ответственности индивидов и человеческих сообществ, вызванное ростом могущества человека^[39], и первого собрания Всемирного Совета церквей, где традиционный наказ о любви к Богу и ближнему заменили призывом быть ответственным перед Богом и своими ближними^[40].

В католической трактовке ответственности субъекты государственного управления предстают особыми субъектами моральной ответственности, ибо в «ответственном обществе» именно они ответственны за выполнение людьми своих обязанностей перед Богом и за их благосостояние.

Расширение сферы управленческой практики, усиление мощности и увеличение масштабов последствий управленческих воздействий со стороны государства необходимо привели к тому, что религиозные философы и теологические моралисты вынуждены были обратиться к теоретическим обоснованиям понятия «ответственность» в новых социально-исторических условиях. Наиболее значимыми здесь являются работы М.Бубера^[41], К.Барта^[42], Р.Нибура^[43].

3.2. Морально-этическая ответственность с точки зрения философской этики.

Обратимся теперь к исследованию морально-этической ответственности субъектов управления с точки зрения философской этики. Все «дискуссии по теории морали определяются размежеванием трех точек зрения: аргументация развертывается с аристотелевских, кантовских либо с утилитаристских позиций. Все прочие теории можно охарактеризовать как попытки синтеза названных трех подходов»^[44].

Различия в подходах к введению и обоснованию морально-этических норм будут определяться тем, с какой позиции – целесообразности, блага или справедливости – будет происходить оценка поступков и действий. В статье автора^[45] раскрывается понятие моральной нормы с позиций целесообразности (утилитаристская этика), блага (аристотелевская этика) и справедливости (деонтологическая этика).

3.2.1. Морально-этическая ответственность с точки зрения утилитаристской этики.

Выявим содержание и границы морально-этической ответственности субъектов управления с позиций утилитаристской этики. Идеал утилитаризма «Больше пользы для большего числа людей» исповедует большинство субъектов государственного управления США, Западной Европы и ряда других стран согласно оценкам ряда ведущих зарубежных специалистов в области этики.

Поскольку понятие пользы (добра) в утилитаристкой этике связывается только с результатом, и моральные нормы имеют характер относительного долженствования, то субъекты управления могут нести морально-этическую ответственность только за результат определенных действий, исходя, например, из специально разработанного для этого анализа «прибыли и затрат». Они не несут какой-либо морально-этической ответственности за предотвращение чьего-либо ущерба или за продвижение тех, а не иных, товаров и услуг. Они ответственны только за рациональный выбор средств для достижения определенных целей. Вопрос о целях остается здесь за пределами этической ответственности. Даже у Макса Вебера, выдвинувшего идею рациональной ответственности в книге «Политика как призвание», ответственность, в конечном счете, остается заложницей иррациональных целей.

Первыми представителями утилитаризма, поднявшими проблему ответственности, следует признать Дж.С.Милля и А.Гамильтона. И тот, и другой практически не различали термины «ответственность» (responsibility) и «следование закону» (accountability). Различие их взглядов на ответственность состояло в следующем. Гамильтон придавал первостепенное значение в ответственности институциональным факторам, рассматривая фактически ответственность только в рамках права и фиксированных правил. Милль же расширяет такое узкое понимание ответственности как наказания со стороны внешних по отношению к индивиду субъектов, указывая на то, что внешнее наказание еще не есть ответственность. Ответственность для него в первую очередь есть внутренняя характеристика субъекта, своего рода внутреннее наказание или самонаказание индивида, что соответствует осознанию им правомерности внешнего наказания.

Дальнейшее развитие понятия ответственности в рамках утилитаристской этики было предпринято представителями прагматизма. Американский философ-прагматист Уильям Джеймс в книге «Прагматизм» пытается расширить рамки определения ответственности через наказание, объясняя приверженность этой позиции тем, что люди еще не освободились от старого, юридически и теологически порожденного, исключительного интереса к преступлению, греху и наказанию. Джеймс утверждает, что истинные основания для признания свободы воли и ответственности имеют в действительности прагматический характер и «не имеют ничего общего с жалким правом наказывать, игравшим такую роль в прежних дебатах по этому вопросу»^[46].

С точки зрения философского прагматизма субъекты государственного управления действуют морально ответственно, если они действуют практически целесообразно. При этом прагматизм требует согласовывать как можно больше потребностей, а это значит, что при принятии решения компромисс должен строиться таким образом, чтобы минимизировать количество жалоб.

Джеймс отрицает продуктивность традиционного пути рассмотрения ответственности в рамках «вменения в вину» и «следования закону» и призывает рассматривать этот вопрос прагматически. Он связывает ответственность с нарушением нормы. Само по себе нарушение нормы не может рассматриваться как «зло». Более того, улучшение (добро) всегда связано с нарушением нормы. Поэтому именно понятие ответственности, освобожденное от традиционных пут «наказания» за преступление нормы, дает индивиду возможность прожить высшую этическую жизнь. Каждая реальная этическая проблема является единичной, для нее не может существовать в прошлом адекватных правил, в рамках которых она может быть разрешена, поэтому для ее разрешения должны быть созданы новые нормы, которые всегда есть нарушение существовавших норм. Именно ответственность освобождает людей от парализующего страха «наказания», предоставляя им моральные основания для права на риск в ситуациях, когда общее количество «блага» может быть увеличено путем отступления от существующих норм.

Таким образом, понятие ответственности снимает у Джеймса напряжение между «следованием закону» и «свободой воли», которые, как и все с точки зрения прагматизма, не могут быть абсолютными. Соотношение между ними не может быть задано априорно, оно всегда определяется сообразно каждому конкретному случаю, исходя из прагматических оснований. Связь между «необходимостью» и «свободой воли» характеризуется мерой ответственности субъекта деятельности.

Действующие юридические системы и традиционные этические ценности в разных странах по разному проводят грань между правовой и моральной оценкой тех или иных действий. Так, например, ситуация, когда отдельные государственные служащие, благодаря конфиденциальной информации внутреннего пользования о предстоящем повышении курса акций, скупают их заранее по более дешевой цене, получает разную оценку в разных странах. В США и Великобритании подобные действия преследуются по закону. В Швейцарии же, например, эти действия подлежат лишь моральному осуждению. Это говорит о том, что расширение и ужесточение законодательства в области нарушения тех или иных норм отнюдь не всеми исповедуется как некий универсальный и конструктивный метод предупреждения нарушений морально-этических норм. Поэтому, даже исходя из прагматических оснований, моральная ответственность не может быть заменена юридической ответственностью.

В государственном управлении люди действуют в рамках сложной организационной структуры, и то, что кажется морально неприемлемым на личностном уровне, может оказаться допустимым на внеличностном уровне. Рост и усложнение социальной структуры приводят к тому, что она становится вне морального контроля. Увеличивается разрыв между личностным и даже групповым уровнем, где процессы происходят под контролем конкретных людей, и организационным уровнем, где происходит столкновение различных сил, многие из которых остаются анонимными и не поддаются какому-либо контролю.

Сильные организованные группы в обществе функционируют за счет менее организованных групп. Для достижения своих целей администрация органов государственного управления может устанавливать персональный контроль за своими работниками в целях того, чтобы работники правильно выполняли свои обязанности.

В данном случае моральная проблема состоит в том, в какой степени давление организационной структуры сочетается с потребностями отдельных людей. Эта проблема не имеет адекватного решения с позиций утилитаризма, поскольку его крупнейшие представители не рассматривали взаимодействие субъектов в рамках сложных организационных структур. Они еще предполагали, что такие структуры могут быть понимаемы в рамках совокупности индивидуальных, личностных, персональных взаимодействий. Поэтому их понимание ответственности могло быть применимо только к индивидуальному действию и не распространялось на иных субъектов.

Наличие, например, мощных транснациональных корпораций, которых многие считают единственными субъектами экономической деятельности, показывает ограниченность традиционного утилитаристского понимания ответственности. Это дает основания сегодняшним представителям делового прагматизма освободить государственных служащих от персональной моральной ответственности, поскольку они не являются субъектами деятельности. Разветвленная и многоуровневая структура органов государственного управления и индивид не соизмеримы между собой. Поэтому «польза» организации всегда значительно «превышает «пользу» отдельных индивидов. Поэтому и моральную ответственность должны нести не отдельные госслужащие, а органы государственного управления в целом.

3.2.2. Морально-этическая ответственность в государственном управлении с позиций аристотелевской этики.

Раскроем содержание морально-этической ответственности субъектов государственного управления с позиций аристотелевской этики. Во-первых, здесь индивид ответственен за реализацию своего жизненного проекта в горизонте привычного этоса, ответственен перед собой. То, что инстанцией ответственности здесь может быть только сам индивид, имеет принципиальное значение. Его не может заменить здесь кто-то другой, будь то лицо или инстанция, которым оказывается доверие. Отдельный индивид обретает в этом случае необходимую для рефлексии дистанцию по отношению к собственной жизни только в горизонте жизненных форм, в которых он участвует с другими и которые со своей стороны образуют контекст для весьма различных жизненных проектов.

Вне зависимости от того, хотят они того или нет, субъекты управления должны нести моральную ответственность не только с позиции «пользы», «целерациональности», т.е. с позиций утилитарной этики, но и с позиции «блага», что характерно для аристотелевской этической традиции. Аристотелевская позиция предполагает, что реализуя свой собственный экзистенциальный проект, индивид соотносит его и подчиняет некоторому более широкому социальному проекту. В настоящее время субъекты государственного управления несут моральную ответственность за поддержание социальной динамики, свойственной демократической форме управления.

3.2.3. Морально-этическая ответственность в государственном управлении с позиций кантовской этики.

Раскроем содержание моральной ответственности, основанной на принципах кантовской этики, послужившей фундаментом для деонтологического подхода в этике. Деонтологический подход придает понятию долга первостепенное значение. И хотя широкий деонтологический подход, представленный таким философом, как Кант, не отделяет понятие долга от связанных с ним последствий, но вместе с тем, «чисто» деонтологические учения оставляют «разрыв» между долгом (деонтологическим обязательством) и его последствиями.

С самого начала рассмотрение морали было включено в рассмотрение противоположностей «свобода» и «необходимость». С этим связано и существование трех фундаментальных концепций закона: естественный (natural), моральный (moral) и гражданский (civil). Кант разделял моральный закон свободы и естественный закон необходимости. Для Канта «вменение в вину» отделяет человека от вещи: человек может совершать поступки и ему может быть вменено за это в вину, в то время как вещи невозможно вменить в вину за какое-то действие. «Вменение в вину, в моральном смысле, есть право, при помощи которого любой может требовать свободы действия, которое затем может расцениваться как моральное действие, поскольку он подчинен закону»^[47].

Можно согласиться, например, с Хабермасом, который считает, что собственно моральная позиция, в отличие от прагматической и этической, характеризуется именно тем, что индивид меняет свою эгоцентрическую позицию и начинает соотносится с интересами других людей, пытаясь беспристрастно разрешить возможные конфликты.

Только максима, способная претендовать на всеобщность в перспективе всех, кого она касается, может считаться морально обязательной нормой. Исходя из этого, любой субъект несет ответственность за нарушение (или сохранение) этой моральной нормы. Индивид ответственен за то, что он не игнорирует автономную волю Другого, будь то лишенные привилегий классы, угнетенные нации, порабощенные домашним трудом женщины или маргиналы. Так понимаемая ответственность неизбежно требует участия в социальных движениях и политической борьбе, в организации тех «форм коммуникации, в которых условия разумного коллективного формирования воли принимают вид объективного образования»^[48]. Естественно, что подобная ответственность не диктуется ни правовыми, ни профессиональными нормами, ни даже этическими. Так определенная ответственность есть следствие существования собственно моральных норм.

Можем ли мы требовать от субъектов государственного управления какой-то особой моральной ответственности в этом смысле, или подобная ответственность носит универсальный характер?

С одной стороны, моральные нормы всеобщи и универсальны, индивиды обладают равной автономной волей, поэтому и моральная ответственность должна быть индивидуальна и носить универсальный характер. На этом основании многие отстаивают тезис о том, что «ответственное правительство может быть только у ответственных граждан».

Но, с другой стороны, подобная позиция не деятельностна. Она позволяет субъектам государственного управления избегать персональной моральной ответственности на том основании, что люди, которые находятся под их управлением, еще не стали такими морально ответственными людьми. Поэтому мы, соглашаясь с Маккионом^[49], считаем, что этот тезис должен быть переформулирован: «Ответственное правительство зависит от ответственных граждан, но люди становятся ответственными только постоянно упражняясь в этом». Подобная переформулировка переворачивает отношение. Не люди, руководствуясь какими-то мотивами, должны становиться ответственными, и потому сформированное из них правительство необходимо будут ответственными. А наоборот, именно морально ответственные субъекты управления должны делать все возможное, чтобы люди становились ответственными, постоянно упражняясь в этом, т.е. действуя и получая моральную оценку своим действиям.

3.2.4. Морально-этическая ответственность в государственном управлении с этики ответственности.

До этого момента мы вели разговор о морально-этической ответственности субъектов государственного управления, исходя из положений классических этических теорий. Несмотря на их отмеченные ранее различия, по многим характерным признакам они едины^[50]. Во-первых, все, относящееся к «нечеловеческому» миру, то, что имеет основу «технэ» (за исключением медицины), - этически нейтрально в отношении субъекта и объекта действий. Т.е. действия с «нечеловеческими» вещами не составляли сферу собственно этики. Во- вторых, этической оценке подлежали только непосредственные взаимодействия человека с человеком, включая и с самим собой. Таким образом, все традиционные этики были антропоцентричны. В-третьих, сущность человека и его основные характеристики рассматривались неизменными: человек не мог быть объектом «технэ». В-четвертых, понятия «добра» и «зла» в суждениях о действиях устанавливались до самого действия и не подвергались изменению. В-пятых, традиционная этика имела дело со случаями, которые возникали между людьми, и были повторяющимися, типичными ситуациями частной и общественной жизни.

Все высказывания и максимы традиционной этики были построены как единовременные и действительные в период собственной человеческой жизни. Эти максимы не были научным или экспертным знанием. Напротив, они были знанием, которое легко подойдет всем людям доброй воли. Кант утверждал, что «нет необходимости в науке или философии, чтобы знать, что человек должен делать, чтобы быть честным и хорошим, или быть мудрым и добродетельным».

Современная ситуация коренным образом отличается от тех, которые регулировались нормами старой этики. Современная техника изменила саму природу человеческих действий, изменила их масштаб, цели и результаты. Технология бросила вызов человечеству. Ни одной этической доктрине до настоящего времени не приходилось исходить из глобального масштаба человеческого существования, принимать во внимание перспективу далекого будущего или проблему выживания человеческого рода.

На смену традиционным этическим системам должна придти новая этика – этика ответственности. В этой этике «присутствие человека в мире должно стать первой аксиомой, из которой могут выводиться все остальные идеи об обязательности человеческого поведения»^[51]. Новый императив, соответствующий новым типам человеческих действий и адресованный новым типам агентов действия, должен, по утверждению Йонаса, должен звучать так: «Действуй так, чтобы последствия твоих действий не разрушали возможности такой жизни в будущем»^[52].

Новый императив совершенно четко говорит, что мы можем рисковать только своей собственной жизнью, но не жизнью человечества. Из этого, принимая во внимание существенную зависимость будущего от сегодняшней технологической практики, вытекает необходимость культивирования известной осторожности, которая до сих пор не являлась и не является отличительной чертой разработки и использования современной техники, контроль за которыми должно осуществлять правительство и органы государственного управления.

Естественно, что вопрос о необходимости построения «ориентированной на будущее» этики поднимался еще задолго до выхода работы Йонаса. Как мы отмечали ранее, этому вопросу уделял внимание и У.Джеймс, но он не видел ничего иного, кроме Бога, что задавало бы подобную ориентацию. Позднее американский философ Фред Полак категорически заявил, что «ответственность перед будущим (за будущее) есть самое основное и первичное условие ответственности человека в настоящем (за настоящее). Эта функция рассматривается как фундаментальная для человеческого поведения именно как человеческого поведения»^[53]. Полак приводит для этого антропологические, религиозные, философские и психологические основания, хотя и отмечает, что «все великие философы, от Платона к Плотину и Августину, от Канта и Гегеля к Бергсону, Гуссерлю и Хайдеггеру, были по преимуществу философами метафизического времени»^[54]. Полак признает, что основная сложность в конструировании такой ответственности связана с тем, какой образ имеет будущее и можно ли его рационально получить. Здесь философ занимает очень оптимистичную позицию (все-таки это только 1957 г.!) и считает, что успехи естественных и социальных наук дают основания полагать, что объективный образ будущего мы получим.

Вопрос о том, какие силы должны представлять будущее в настоящем, до сих пор остается открытым. Йонас адресует этот вопрос политической философии, хотя и утверждает, что это никоим образом не может быть государство^[55].

С точки зрения разрабатываемой Йонасом этики ответственности особый интерес представляет ответственность политиков. Конечно, политический деятель не является творцом истории, скорее, через него действует история. Поэтому нельзя абсолютизировать его ответственность, но и нельзя ее умалять. Именно признание моральной ответственности политического деятеля позволяет политикам иногда быть выше существующего права, на что указывали и У.Джеймс, и Йонас, и другие. Признание моральной ответственности политиков и представителей государственной исполнительной власти в то же самое время должно защищать их от собственного самоуничижения.

Ответственность политического деятеля не имеет определенного, фиксированного природой объекта. В ней более сказывается влияние каузальных аспектов, чем факторов предвидения. Последствия же единичных действий безмерно спутаны в каузальной «фабрике» в целом, что усложняет каузальный анализ уже в настоящем, и эта сложность экспоненциально растет в будущем.

Тем не менее, в сущности, ответственность политического деятеля не может сводиться к тому, за что он формально отвечает (т.е. только к правовой и профессиональной ответственности). Она должна представлять собой нечто большее. «Ответственность политика означает требование возможности политики в будущем»^[56]

.

Выделим теперь значение структурных элементов моральной ответственности. Субъектом ответственности здесь является индивид, хотя есть попытки распространить ее на группу и даже социальный институт. Большинство исследователей отстаивает именно индивидуальную ответственность, мотивируя это следующим. Даже в случае, когда индивидуальное действие субъекта государственного управления не может быть расценено как причина некоторого следствия в силу включенности этого действия в совместную деятельность группы или социального института, тем не менее, он и в этом случае несет индивидуальную моральную ответственность в силу собственного самоопределения как субъекта государственного управления. Предметом ответственности, следуя императиву ответственности, должно являться сохранение возможности человеческого существования в будущем, что соответствует в большей степени последствиям действия, хотя не исключает и результат. Инстанцией ответственности может быть трансцендентная сущность (например, Бог, как в этике Канта, Джеймса и др.), идеальный субъект («будущее человечество»), индивид и группа (которая рассматривается просто как совокупность индивидов). Время ответственности – бесконечное, непрерывное, прошлое, настоящее и будущее. Пространство ответственности не локализовано.

Резюме.

Подводя итог нашему исследованию, мы можем сделать вывод, что существуют достаточные философские основания для введения морально-этической ответственности субъектов государственного управления. Морально-этическая ответственность будет определяться по разному и иметь различное значение в зависимости от того, с позиций какой этической теории (утилитаристская этика, аристотелевская или этика Канта) мы будем рассматривать морально-этические нормы. Поскольку все традиционные этические теории не были по существу «ориентированными в будущее», то ни одна из них в чистом виде не может служить фундаментом для построения новой этики – этики ответственности. Тем не менее, существует относительная правомочность использования всех трех направлений этической теории, каждое из которых придает проблеме ответственности особое значение: прагматическое, этическое или моральное, в соответствии с выбранными точками зрения целесообразности (полезности), блага и справедливости.

В ситуации, когда развитие технологии поставило под вопрос возможность существования человечества в будущем, традиционные этики, в рамках которых этот вопрос не ставился, должны быть существенно дополнены категорическим императивом ответственности, который утверждает примат человеческого существования в будущем по отношению ко всем иным целям.

Оценка субъекта государственного управления с точки зрения ответственности не ограничивается применением к нему деонтологических или утилитаристских оснований. Ответственный субъект государственного управления должен действовать, осознавая более широкую шкалу факторов, чем человек долга или человек пользы. Осознание этих факторов невозможно вне проведения различных дискурсов (как обоснования, так и применения): прагматических, этических и моральных. Разработка нормативного содержания, служащего взаимопониманию при проведении этих дискурсов с использованием языковых средств, является, по мнению Хабермаса, задачей этики дискурса^[57]. Но само проведение подобных дискурсов должно являться актом моральной ответственности субъектов государственного управления. Они «должны сознательно пойти на легитимизацию этической тематики и обсуждать соответствующие проблемы не только в кризисных ситуациях, но и в повседневной практике»^[58].

Вопросы для самоконтроля: