«Ялом И. Дар психотерапии / Пер. с англ. Ф. Прокофьева. — М.: Изд-во Эксмо, 2005. — 352 с. — (Практическая психотерапия). ...»

Бывают такие случаи, когда, для того чтобы спасти терапию, следует принимать трудные решения. Один мой коллега рассказал мне о случае, когда долговременная пациентка пришла на сеанс глубоко взволнованной из-за признания подруги в том, что у нее была связь с терапевтом. Как должен был реагировать терапевт? Мой коллега, верный честности, проглотил пилюлю и сказал своей пациентке, что у него действительно была «небольшая интрижка» на один уик-энд с этой женщиной более двадцати лет назад и что с тех пор они не встречались. Его раскрытие сильно повлияло на нее и оживило последующую терапию. Они погрузились в обсуждение важных, ранее не обсуждаемых проблем, таких, как ее ненависть к другим пациентам, которых она воспринимала как соперников в борьбе за его внимание, ее восприятие себя как неизбранной, неженственной и непривлекательной.

Другой пример: один мой подопечный, который был геем, но скрывал это, рассказал мне о неприятной проблеме, возникшей в первый месяц терапии. Один из его пациентов-гомосексуалистов, увидев его занимающимся в спортивном зале, популярном среди геев, напрямую спросил его о сексуальной ориентации. Мой студент, чувствуя себя очень неловко, ушел от ответа, сфокусировав внимание на проблеме, почему пациент спрашивает об этом. Неудиви-

139

тельно, что пациент отменил следующий сеанс и никогда больше не вернулся к терапии. Значительные секреты, которые просто нельзя утаить, наносят вред терапевтическому процессу. Превосходные терапевты-гомосексуалисты, с которыми я знаком, открыты в своей сексуальной ориентации при общении со своей нетрадиционно-ориентированной клиентурой и готовы к тому, чтобы быть открытыми со своими клиентами нормальной ориентации, если это существенно для терапии.

Глава 31

Прозрачность и универсальность терапевта

Важнейшим терапевтическим фактором в групповой терапии выступает универсальность. Многие пациенты, начиная терапию, ощущают себя исключительными в своем несчастье; они убеждены в том, что только у них есть мысли и фантазии столь ужасные, запретные, садистские, эгоистичные и сексуально извращенные. Раскрытие подобных мыслей другими членами группы превосходно умиротворяет и дает великолепный опыт: «Добро пожаловать в человечество».

В индивидуальной терапии наши пациенты раскрывают многие чувства, которые испытываем и мы, терапевты, и у вас есть и время, и место для того, чтобы поделиться ими. Если, например, пациентка говорит о чувстве вины из-за того, что после пары часов, проведенных с ее пожилым отцом, у нее появляются мурашки по всему телу от нетерпения, я могу поделиться моим личным рекордом при посещении моей матери, составляющим около трех часов. Или если пациент обескуражен тем, что после двадцати часов терапии не происходит никаких улучшений, я, не колеблясь,

141

обращаюсь к этому количеству как к «капле в море», рассматривая мои собственные сотни часов лечения на нескольких курсах терапии. Или же, если пациенты ошеломлены напряженностью перехода, я рассказываю о подобных чувствах, испытываемых мной, когда я сам проходил терапию.

Глава 32

Пациент будет противиться вашему раскрытию

Моя ремарка чуть выше о том, что самораскрытие терапевта не раззадоривает аппетитов пациентов и не заставляет их расширять свои требования дальнейшего раскрытия, на самом деле представляется даже преуменьшением. Очень часто имеет место прямо противоположное — пациенты четко дают понять, что они возражают против того, чтобы узнать больше о личной жизни терапевта.

Те, кто желает чуда, тайны и авторитета, не склонны заглядывать под внешние атрибуты терапевта. Их вполне успокаивает сама мысль, что эта мудрая и всемогущая фигура поможет им. Несколько моих пациентов вспомнили метафору из «Волшебника из страны Оз» для того, чтобы описать свой осмысленный выбор блаженного верования в то, что терапевт знает дорогу домой — ясную надежную тропу из мира боли. Никоим образом они не хотят заглядывать за занавес и видеть потерянного и смущенного волшебника-шарлатана. Одна пациентка, колеблющаяся между «оволшебниванием» и очеловечиванием меня, описала дилемму «Оз» в стихотворении под названием «Дороти сдается»:

143

Мой самолет разбился на Канзасской равнине,

Я проснулась от неприятных истин о самой себе,

Разбитых на черное и белое.

Войлочные туфли, жизнь, убегающая по крупинке,

И пустой кристалл. Я пыталась. Но неоновыми ночами

Я искала изумруды в зеленой траве,

Волшебников за соломенными чучелами, я бы увидела

Ту многоцветную лошадь, что скачет мимо —

А я старею, она мчится слишком быстро.

Неистовые ветры, несущие меня, ободрали меня

До наготы. Теперь на коленях я предпочла бы

Оставить ведьме ее метлу, заменить декорации,

Не видеть человека за голосом,

Всегда следовать волшебной дорогой,

Что ведет меня в чудесное место.

Пациенты хотят видеть терапевта всемогущим, безгранично надежным и вечным. Некоторые мои пациентки, много раз встречавшиеся с ненадежными мужчинами, опасаются моей (и вообще мужской) слабости. Другие боятся, что я кончу тем, что и сам стану пациентом. Одна пациентка, чей курс терапии я подробно описал в «Мамочке и смысле жизни», избегала смотреть на меня или спрашивать у меня о чем-либо личном даже тогда, когда я появился на сеансе на костылях после операции на колене. Когда я спросил об этом, она объяснила:

«Я не желаю, чтобы в вашей жизни было повествование».

144

«Повествование? — спросил я. — Что вы имеете в

виду?»

«Я хочу, чтобы вы были вне времени. Повествование

же имеет начало, середину и конец — особенно конец».

Она перенесла смерть нескольких важных людей в своей жизни — ее мужа, брата, отца, крестника — и была напугана возможностью еще одной потери. Я ответил, что не смогу помочь ей, если у нас не будет человеческих встреч; мне было нужно, чтобы она воспринимала меня как реальную личность, и потому я заставлял ее задавать мне вопросы о моей жизни и моем здоровье. Когда она ушла из моего кабинета в тот день, ее преследовала навязчивая мысль: «Следующие похороны, на которых я буду присутствовать, — похороны Ирва».

Глава 33

Избегайте нечестной заботы

Что собой представляет нечестная забота? Этот термин в ранние дни психоанализа применялся для обращения к заботе перехода — внезапному радикальному улучшению в пациенте, основанному на волшебстве, которое развивалось из иллюзорного представления о силе терапевта.

Одинокая сорокапятилетняя женщина очень часто уходила из моего кабинета, озаренная глубоким ощущением здорового благополучия, которое сохранялось в течение нескольких дней после каждого сеанса. Сначала я мог только приветствовать облегчение после месяцев беспросветного отчаяния. Равно как и с одобрением относиться к ее проницательным замечаниям в отношении меня: множество ин-сайтов, которые я предложил ей, мое невероятное предвидение. Но очень скоро, когда она описывала, как между сеансами она оборачивалась мною, как волшебной защитной мантией, как она воодушевлялась смелостью и гармонией, просто слушая запись моего голоса на моем автоответчике, я чувствовал себя все более и более неуютно из-за всех этих шаманских сил.

Почему? Прежде всего я знал, что я попустительствую

146

регрессии, не обращая внимания на то, что ее улучшение построено на зыбком песке и что, как только я исчезну из ее жизни, ее прогресс испарится. Я также испытывал неловкость из-за ненастоящей и неаутентичной природы наших взаимоотношений. Трещина между нами росла по мере облегчения ее симптомов.

В конце концов я занялся этой проблемой и объяснил пациентке, что большая часть ее переживаний по поводу наших отношений была вызвана ею самой — то есть я был к этому не причастен. Я рассказал ей все: что в действительности я не был наброшен на ее плечи подобно волшебной мантии, что я не делился теми прозрениями, которые она пережила во время наших сеансов, что мне нравилось быть столь значительным для нее, но в то же время я чувствовал себя обманщиком. Вся магическая помощь, полученная от меня? Нет, это она, а не я, была волшебницей, она, в действительности помогающая самой себе.

Мои слова, как позже она призналась мне, были сильными, жестокими и дезориентирующими. Однако к тому времени она достаточно изменилась, чтобы использовать идею, что ее улучшение было вызвано не моей силой, но источниками внутри нее самой. Более того, в конечном счете, она пришла к пониманию того, что мои комментарии не были отрицанием, но, напротив, приглашением относиться ко мне ближе и честнее.

Наверное, иногда мы должны давать «чудо, тайну и авторитет» во времена сильнейшего кризиса или тогда, когда

147

нашим главным приоритетом становится облегчающая работа над приспособлением пациента к терапии. Но если нам приходится заигрывать с ролью волшебника, я советую вам, чтобы этот период был как можно более коротким, дабы помочь пациенту совершить быстрый переход к более искренним терапевтическим отношениям.

Пациентка, ранее идеализировавшая меня в терапии, одной ночью видела два сна: в первом при приближении торнадо я повел ее и остальных наверх через пожарный выход, который в конце концов заканчивался кирпичной стеной. Во втором сне мы вместе сдавали экзамен, и никто из нас не знал ответов. Я приветствовал эти сны, потому что они говорили пациенту о моих пределах, моей человечности, о том, что я должен стремиться к преодолению тех же самых фундаментальных проблем жизни, что и она.

Глава 34

Как вести пациентов дальше, чем зашли вы сами

Часто, встречаясь с пациентом, который борется с одной из тех невротических проблем, что преследовали и меня, я спрашиваю себя, могу ли я провести моего пациента дальше, чем прошел я сам.

Существует две противоположные точки зрения: более старая, традиционная психоаналитическая точка зрения, менее очевидная сегодня, заключается в том, что только терапевт, который сам подвергся глубокому психоанализу, может сопровождать пациентов к окончательному разрешению невротических проблем, в то время как мертвые зоны клиницистов с нерешенными невротическими проблемами ограничивают помощь, которую они способны предложить.

Один из афоризмов Ницше выражает противоположный взгляд: «Некоторые не могут освободиться от своих собственных цепей, но, тем не менее, могут спасти своих друзей». Взгляд Карен Хорни на самоактуализирующуюся силу (несомненно, возникший под влиянием работы Ницше) уместен здесь: если терапевт убирает препятствия, пациенты естественным образом развиваются и осознают свой собственный потенциал, иногда достигая более высо-

149

i

кого уровня интеграции, чем у помогающего им терапевта. Я нахожу этот взгляд более соответствующим моему опыту. Действительно у меня часто были пациенты, чье изменение и чья смелость приводили меня в восхищение.

В мире письменности существует значительный корпус аналогичных данных. Некоторые из наиболее значительных lebens-philosophers (философов, имеющих дело с проблемами, заложенными в существовании) были одинокими терзающимися личностями. Для начала можно рассмотреть Ницше и Шопенгауэра (невероятно изолированных, страдающих душ), Сартра (злоупотребляющего алкоголем и наркотиками, эксплуатирующего других и лишенного чувствительности) и Хайдеггера (который глубоко писал об аутентичности, но поддержал дело нацистов и предал своих собственных коллег, включая своего учителя, Гуссерля).

То же самое наблюдение будет релевантным и для многих ранних психологов, чьи эпохальные достижения оказались столь полезными для других: Юнг, не образец для межличностных умений, сексуально эксплуатировал пациентов, так же как и многие из членов узкого круга Фрейда: например, Эрнест Джонс, Отто Ранк и Шандор Ференци. Можно рассмотреть также и поразительное число противоречивых черт всех ведущих институтов психоаналитики, члены которых, несмотря на свое знание дела в помощи другим, в то же самое время характерным образом демонстрируют такую незрелость, раздражительность и неуважение друг к другу, что возникают все новые расколы с институтами, давшими им жизнь.

Глава 35

Помощь вашего пациента

В пьесе «Чрезвычайное происшествие» психоаналитик Гельмут Кайзер рассказывает историю о жене, которая посещает терапевта и умоляет помочь ее мужу, психиатру, находящемуся в глубочайшей депрессии и готовому убить себя. Терапевт отвечает, что, конечно же, он был бы рад помочь, и предлагает ее мужу позвонить, с тем чтобы назначить встречу. Женщина отвечает, что в этом и кроется проблема: ее муж отрицает свою депрессию и отказывается обращаться за помощью. Терапевт поставлен в тупик. Он говорит женщине, что даже не представляет, как он сможет помочь кому-либо, кто не хочет посоветоваться с ним.

Женщина объясняет свой план. Она убеждает психиатра консультировать ее мужа, притворяясь его пациентом, и постепенно, по мере их встреч, найти способ излечить его.

Эта и другие истории вместе с моим клиническим опытом составили замысел моего романа «Когда Ницше пла-кал», в котором Фридрих Ницше и Иозеф Брейер одновременно (и тайком) стали терапевтами и пациентами друг для друга.

151

Я убежден, что помощь, полученная от пациентов, является общим местом для всех терапевтов. Юнг часто говорил о возрастающей силе раненого целителя. Он даже заявлял, что терапия работает лучше всего, когда пациент приносит совершенный целебный бальзам для раны терапевта, и что если терапевт не изменится, то и пациент не сможет измениться. Наверное, раненые целители более действенны потому, что способны сопереживать ранам пациента; наверное, из-за этого они глубже и с большей личной вовлеченностью принимают участие в целительном процессе.

Я знаю, что не раз начинал терапевтический сеанс, испытывая тревогу, а заканчивал его, чувствуя себя значительно лучше, даже не уделяя какого-либо внимания своему внутреннему состоянию. Я думаю, что помощь приходила ко мне по разным каналам. Иногда это результат плодотворной работы, и я чувствовал себя лучше благодаря использованию моих способностей и опыта с целью помочь другому. Иногда это следует за выходом из себя и вовлечением в контакт с другим. Близкое взаимодействие всегда оказывает благотворное влияние.

Особенно часто я сталкивался с этим феноменом в процессе групповой терапии. Много раз я начинал сеансы терапевтических групп, ощущая беспокойство из-за какой-либо личной проблемы, и заканчивал встречу, чувствуя значительное облегчение. Исцеляющая обстановка хорошей терапевтической группы почти осязаема, и немало хорошего происходит, когда мы попадаем в ее ауру. Скотт Рутан, вы-

152

дающийся групповой терапевт, однажды сравнил терапевтическую группу с мостом, построенным во время сражения. Хотя в процессе строительства возможны некоторые потери (то есть выпадения из группы), возведенный мост многим помогает попасть в лучшее место.

Все это побочные продукты того, как целители выполняют свою работу, периоды, когда целитель тайком получает кое-что от удачной терапии.

Иногда терапия целителя бывает более выражена и прозрачна. Даже несмотря на то, что пациент не призван лечить терапевта, бывают случаи, когда терапевт пребывает под бременем печалей, которые трудно утаить. Тяжелая утрата, наверное, наиболее распространенная печаль, и многие пациенты стремятся поддержать терапевта, перенесшего утрату, как это произошло в уже упоминаемом мною примере о реакции терапевтической группы на смерть моей матери. Я также помню всех моих индивидуальных пациентов, которые в то время по-человечески пытались подбодрить меня — и не только для того, чтобы я настроился на действенную терапию.

После выхода в свет «Палача любви» я получил отрицательный отзыв в «The New York Times Book Review», a затем, через неделю, положительную рецензию в ежедневном выпуске «New York Times». Некоторые мои пациенты оставили мне сообщения или же в начале следующего сеанса спросив меня, видел ли я положительный отзыв, сопереживали по поводу отрицательного. В другом случае, после

153

особенно гадкого интервью в газете, одна пациентка напомнила мне, что в эту газету на следующий день следует заворачивать рыбу.

Гэрри Стэк Салливан, влиятельный американский теоретик психиатрии, известен тем, что однажды описал психотерапию как обсуждение личных проблем двух людей, один из которых более тревожный, чем другой. И если терапевт испытывает больший патологический страх, чем пациент, то он становится пациентом, а пациент — терапевтом. Более того, самолюбие пациента кардинальным образом поднимается, если он ощущает себя помощником терапевта. У меня было несколько возможностей помочь важным фигурам в моей жизни. В одном случае я сумел предложить утешение отчаявшемуся наставнику, а затем был призван помочь его сыну. В другом — я часто консультировал и подбадривал пожилого мужчину, который сам в прошлом был терапевтом, наблюдал его на протяжении длительной болезни и был удостоен чести находиться рядом с ним в момент смерти. Несмотря на выявление слабости моих старших наставников, этот опыт помог мне обогатить и укрепить себя.

Глава 36

Стимулируйте самораскрытие пациента

Самораскрытие является непременным компонентом психотерапии. Ни один пациент не извлекает пользу из терапии без самораскрытия. Это одна из тех непременных составляющих терапии, которые мы замечаем только в случае их отсутствия. Многое из того, что мы делаем в терапии, включая безопасное окружение, установление доверия, изучение фантазий и снов, служит цели стимулирования самораскрытия.

Когда пациент делает решительный шаг, достигает новых значительных областей и открывает нечто новое, нечто исключительно сложное для обсуждения — нечто потенциально неловкое, позорное или обличающее, — тогда я считаю для себя обязательным сконцентрироваться на процессе такого комментария так же, как на его содержании. (Держите в уме то, что процесс относится к природе отношений между людьми во взаимодействии.) Другими словами, в некоторой точке, часто после полного обсуждения содержания, я стараюсь обратить свое внимание на само действие самораскрытия пациента. Во-первых, я забочусь о чутком отношении к такому раскрытию и говорю о том, как я воспринимаю готовность пациента довериться мне. Затем

155

|:

я переключаю свое внимание на его решение поделиться со мной этим материалом именно сейчас.

Структура «вертикальное раскрытие/горизонтальное раскрытие» может помочь прояснить этот момент. Вертикальное раскрытие относится к всестороннему раскрытию содержания раскрытия. Если раскрытие имеет дело, скажем, с сексуальным возбуждением от ношения одежды противоположного пола, тогда терапевт может развить вертикальное раскрытие, спросив об истории ношения такой одежды или отдельных ее деталей и обстоятельствах, сопутствующих такой практике, — иными словами, что носит пациент, какие фантазии присутствуют, единичный ли это опыт или постоянный и так далее.

Горизонтальное раскрытие, с другой стороны, это раскрытие самого акта раскрытия. Для того чтобы облегчить горизонтальное раскрытие, мы задаем такие вопросы, как «Что дало вам возможность обсудить это сегодня? Насколько тяжело это было для вас? У вас возникало желание поделиться этим на предыдущих сеансах? Что же останавливало вас? Думаю, что, раз здесь только вы и я, это должно быть связано с вашим предчувствием по поводу моей реакции. (Пациенты обычно соглашаются с этой не требующей доказательств истиной.) Какую реакцию вы ожидали? Какой ответ с моей стороны вы увидели сегодня? Вы хотели бы задать какие-либо вопросы о моем ответе?»

В групповой терапии процесс самораскрытия вклинивается в особенно напряженный фокус из-за того, что различия между членами групп совершенно очевидны. Со значи-

156

тельным единодушием члены групп могут оценивать своих одногруппников в соответствии с уровнем их прозрачности. В конце концов, группы становятся нетерпеливы по отношению к сдержанным членам, и их неготовность к раскрытию становится основным фокусом внимания в группе.

Часто участники нетерпеливо реагируют на долгоотк-ладываемые раскрытия. «Теперь вы рассказываете нам о связи, в которой вы находились последние три года, — говорят они. — Но как насчет той сумасбродной истории, которую вы плели нам последние шесть месяцев? Посмотрите на время, которое мы потеряли — все те встречи, в ходе которых мы считали, что ваш брак разрушается исключительно из-за холодности вашей жены и отсутствия у нее интереса к вам». Этот процесс требует действенной интервенции от терапевта, потому что пациенты не должны быть наказаны за откровение, неважно, насколько затянутое. То же самое касается индивидуальной терапии. Всегда, когда вы хотите сказать «черт побери все эти потраченные часы, почему же вы не сказали мне этого раньше», — это самое время для того, чтобы прикусить язык и перенести фокус на факт, что пациент в итоге все-таки выработал доверие, чтобы открыть эту информацию.

Глава 37

Обратная связь в психотерапии

Окно Джохари, уязвимая личностная парадигма, используемая в учебных группах лидеров и членов групп в отношении самораскрытия и обратной связи, также может предложить очень многое и для индивидуальной терапии. Ее странное название представляет собой объединение (Джо + Гарри) имен двух людей, впервые описавших ее — Джо Луфта и Гарри Инграма. Обратите внимание на четыре ячейки: общественное, слепое, тайное, неосознанное.

Известное для себя		Неизвестное для себя
Известное другим	1. Общественное	2. Слепое
Неизвестное другим	3. Тайное	4. Неосознанное

Ячейка 1 (известное для себя и других) — общест венное «я».

Ячейка 2 (неизвестное для себя и известное дру гим) — слепое «я».

158

Ячейка 3 (известное для себя и неизвестное другим) — тайное «я».

Ячейка 4 (неизвестное для себя и других) — неосознанное «я».

Ячейки варьируются по размеру в зависимости от индивидов: некоторые клетки большие у некоторых индивидов, уменьшенные у других. В процессе терапии мы стараемся изменить размер четырех клеток. Мы пытаемся помочь общественной клетке вырасти за счет трех остальных и уменьшить «тайное «я», так как пациенты посредством процесса самораскрытия делятся своим сокровенным — сначала терапевту, а затем целесообразно другим подходящим фигурам в своей жизни. И, конечно, мы надеемся уменьшить размер неосознанного «я», помогая пациентам изучить и лучше познать глубочайшие пласты самих себя.

Но мы особенно направлены — как в индивидуальной, так и групповой терапии — на вторую ячейку, слепое «я». Цель терапии — усилить изучение реальности и помочь индивидам увидеть себя такими, какими их представляют другие. Именно через действие обратной связи ячейка слепое «я» становится существенно меньше.

В групповой терапии обратная связь главным образом передается от участника к участнику. При групповых сеансах люди плотно взаимодействуют между собой, благодаря чему накапливаются значительные данные о межличностных паттернах. Если занятия в группах проводятся надле-

159

жащим образом, то участники получают важную обратную связь от других членов группы о том, как они воспринимаются ими. Но обратная связь — это очень тонкий инструмент, и участники скоро поймут, что она приносит наибольшую пользу,если:

1. Основывается на наблюдениях здесь-и-сейчас.

2. Следует как можно ближе за порождающим ее событием.

3. Фокусируется на особых наблюдениях и чувствах, вызванных у слушателя, а не на догадках или объяснениях мотивации говорящего.

4. Получающий рассматривает обратную связь вместе с другими членами для того, чтобы получить всеобщее заключение.

В двухличностной системе индивидуальной терапии обратная связь менее разнообразна и обширна, но, тем не менее, это эффективная часть терапевтического процесса. Именно посредством обратной связи пациенты становятся лучшими свидетелями своего собственного поведения и учатся ценить влияние своего поведения на чувства других.

Глава 38

Давайте обратную связь эффективно и осторожно

Если у вас есть некоторые впечатления здесь-и-сейчас, кажущиеся уместными для решения главных проблем вашего пациента, вы должны развить методику, дабы высказывать свои наблюдения приемлемым для пациента способом.

В начале курса терапии я нахожу полезными следующие шаги: во-первых, я заручаюсь поддержкой пациента и спрашиваю у него разрешения предложить мои наблюдения здесь-и-сейчас. Затем я объясняю, что эти наблюдения напрямую соотносятся с теми причинами, по которым пациент прибег к терапии. Например, на одном из первых сеансов я могу сказать:

Я, возможно, способен помочь вам понять, что разрушает взаимоотношения в вашей жизни, изучив то, что происходит в отношениях между нами. Даже несмотря на то, что наши взаимоотношения — это не дружба, многое совпадает, особенно близкий характер нашей беседы. Если я смогу предложить несколько наблюдений, которые помогут бросить свет на то, что происходит между вами и другими, я бы хотел выделить их. Согласны?

161

Вряд ли пациент отвергнет это предложение, и теперь, после заключения такого контракта, я чувствую себя смелее, не столь навязчивым, давая обратную связь. Как правило, такое соглашение является неплохой идеей, и я могу напомнить о нашем контракте в том случае, если в результате обратной связи возникнет какая-либо неловкость.

Рассмотрим, к примеру, трех пациентов:

Тэд — в течение нескольких месяцев говорит мягким голосом, избегая моего взгляда.

Боб — активный энергичный главный администратор, приходит на каждый сеанс с составленной программой, ведет конспект сеанса и просит меня повторить многие мои утверждения, чтобы не пропустить ни одного слова. Сэм — говорит много и сбивчиво, все время рассказывает длинные, отклоняющиеся от темы бессмысленные истории.

Все три пациента говорили об огромной сложности, испытываемой ими при построении близких отношений, и на каждом примере их поведение здесь-и-сейчас было очевидным образом соотносимо с их проблемами в отношениях. Задача, в каждом примере, состояла в том, чтобы найти наиболее приемлемый способ поделиться моими впечатлениями.

«Тэд, я прекрасно осознаю, что вы всегда избегаете моего взгляда. Конечно же, я не знаю, почему вы смот-

162

рите в сторону, но знаю, что это побуждает меня говорить с вами очень осторожно, так, как будто бы вы очень хрупки, и ощущение вашей хрупкости заставляет меня внимательно взвешивать все, что я говорю. Я убежден, что эта осторожность мешает мне быть с вами спонтанным и чувствовать себя ближе к вам. Мои слова удивляют вас? Вы слышали что-то подобное раньше?»

«Боб, позвольте поделиться с вами моими чувствами. Ваши конспекты и программа, которую вы приносите на сеансы, говорят о том, как много вы работаете, чтобы с максимальной пользой провести это время. Я ценю ваше отношение и то, как вы готовитесь, но в то же самое время эти действия оказывают определенное влияние и на меня. Я прекрасно осознаю, что наши встречи носят скорее деловой, нежели личный характер, а также я часто чувствую, что меня настолько досконально исследуют и оценивают, что это подавляет мою спонтанность. Я нахожу, что я гораздо более осторожен с вами, чем мне бы хотелось. Возможно ли то, что вы подобным же образом влияете и на других?»

«Сэм, позвольте мне прервать вас. Вы весь в длинной истории, и я начинаю чувствовать, что вы забыли обо мне — я не понимаю, как она относится к нашей работе. Многие ваши истории невероятно интересны. Вы хороший рассказчик, и я увлечен вашими повествованиями, но в то же самое время они оказываются преградой ме-

163

жду нами. Истории не позволяют мне приблизиться к вам, мешают более глубокой встрече. Вы когда-нибудь слышали от других нечто подобное?»

Обратите внимание на формулировку каждого из ответов. В каждом я следовал своим наблюдениям за поведением, которое я видел, и тем, как это поведение заставляло меня чувствовать. Я стараюсь избегать догадок о том, что пытается сделать пациент — другими словами, я не говорю о том, что пациент пытается избежать меня, не смотря мне в глаза, или контролировать меня своими записями, или развлекать меня длинными историями. Если я сфокусируюсь на моих собственных чувствах, в таком случае я с гораздо меньшей вероятностью вызову защитную реакцию — ведь это, как-никак, мои чувства, которые не могут быть оспорены. Я также заявляю о своем желании быть ближе к пациентам и узнать их лучше, и что рассматриваемое поведение отдаляет их от меня и может отдалить, в том числе, и от других.

Глава 39

Усиливайте восприимчивость к обратной связи, используя «частички»

Еще несколько советов об использовании обратной связи. Избегайте обобщенной обратной связи; вместо этого старайтесь сделать ее фокусированной и точной. Избегайте давать простые ответы, утвердительно отвечая на общие вопросы пациентов о том, нравятся ли они вам. Вместо этого приумножьте полезность вашего ответа, развивая его и останавливаясь на тех аспектах личности пациента, которые притягивают вас и тех, что отталкивают.

Часто использование «частичек» оказывается весьма полезным методом, помогающим снизить защитную реакцию. Взглянем, например, на пациента, всегда задерживающего оплату своего счета. Всякий раз, обсуждая это, он чувствует мучительную неловкость и предлагает множество неудачных отговорок. Я нахожу полезным использование следующей формулировки:

«Дэйв, я прекрасно понимаю, что могут быть вполне реалистичные причины, по которым вы не оплачиваете мой счет своевременно. Я осознаю, что вы старательно

165

работаете в терапии, что вы цените меня и находите ценной мою работу. Но мне кажется, в вас есть некоторая маленькая сопротивляющаяся частичка, испытывающая сильные эмоции в отношении оплаты. Пожалуй, я бы хотел поговорить с этой частичкой».

Использование «частичек» — весьма удобная система для того, чтобы подорвать скрытый протест и сопротивляемость на многих стадиях терапии, и очень часто она становится грациозным и аккуратным способом исследования противоречий. Более того, для пациентов, неспособных ужиться с противоречиями и склонных видеть жизнь в черно-белом цвете, это весьма эффективное введение в представления о градациях серого.

К примеру, рассмотрим одного из моих пациентов-геев, который пренебрегает безопасным сексом и предлагает множество рациональных обоснований для этого. Мой подход состоял в следующем: «Джон, я понимаю, вы убеждены, что в этой ситуации шанс подцепить ВИЧ составляет лишь 1/1500. Но я также знаю, что в вас есть особенно небрежная или беспечная частичка. Я хотел бы встретиться и поговорить с этой частичкой — этой одной полуторатысяч-ной частью вас».

Или сказать отчаявшемуся или суицидальному пациенту: «Я понимаю, что вы ощущаете себя глубоко удрученным, что временами вам кажется, что вы сдаетесь, что пря-

166

мо сейчас вы даже хотите покончить с жизнью. Но, тем не менее, вы сегодня здесь. Некая ваша частичка привела остальную часть вас в мой кабинет. Сейчас, пожалуй, я хотел бы поговорить с той частичкой — частичкой, которая хочет жить».

Глава 40

Обратная связь:

куйте, когда железо остыло

Новая пациентка, Бонни, входит в мой кабинет. Ей сорок. Она привлекательна. У нее ангельский лик, и ее лицо излучает свет так, как будто только что было тщательно очищено. Хотя она пользуется популярностью, и у нее много друзей, она говорит мне, что ее всегда все бросают. Мужчины рады оказаться с ней в постели, но неизменно предпочитают уйти из ее жизни по прошествии нескольких недель. «Почему? — спрашивает она. — Почему никто не воспринимает меня всерьез?»

В моем кабинете она всегда беззаботна и восторженна, напоминая мне оживленного экскурсовода или милого махающего хвостом щенка. Она оставляет впечатление юного ребенка — чистого, любящего веселье, искреннего, но, главным образом, ненастоящего и неинтересного. Достаточно легко понять, почему остальные не воспринимают ее всерьез.

Я уверен, что мои наблюдения очень важны и что я должен воспользоваться ими в процессе терапии. Но как? Как я смогу сделать это, не причинив ей боли и не заставив ее закрыться? Не вызвав защитной реакции? Один из принци-

168

пов, который снова и снова оказывается полезным, заключается в том, чтобы ковать, когда железо уже остыло — иными словами, дать ей обратную связь об этом поведении, когда она будет вести себя иначе.

Например, однажды, рассказывая о свадьбе своей младшей сестры, она горько расплакалась. Жизнь проходила мимо нее; все ее подруги выходили замуж, в то время как она не делала ничего, только старела. Быстро взяв себя в руки, она начала радостно улыбаться и извинилась за то, что «была ребенком» и позволила себе так опуститься в моем кабинете. Я воспользовался этой возможностью, чтобы рассказать ей, что извинения не только не нужны, но напротив, особенно важно для нее поделиться со мной своим отчаянием.

«Я ощущаю себя гораздо ближе к вам сегодня, — сказал я. — Вы выглядите гораздо более настоящей. Как будто бы теперь я действительно знаю вас лучше, чем когда-либо».

Молчание.

«Что вы думаете, Бонни?»

«Вы имеете в виду, что я должна перестать сдерживаться, чтобы вы почувствовали, что знаете меня?»

«Я вижу, как вам это представляется. Позвольте мне объяснить. Когда вы приходите в мой кабинет, у меня появляется чувство, что вы искритесь и развлекаетесь; но каким-то образом я чувствую, что очень далек от настоящей

169

вас. В это время вы находитесь в возбуждении, которое очаровательно, но оно же становится преградой, разделяющей нас. Сегодня все иначе. Сегодня я чувствую, что действительно связан с вами — и у меня есть подозрение, что это именно тот тип связи, который вам нужен в ваших социальных отношениях. Скажите, моя реакция кажется вам странной? Или знакомой? Кто-нибудь уже говорил вам нечто подобное? Возможно ли, что то, что я сейчас говорю, имеет какое-либо отношение ко всему, что происходит с вами в других взаимоотношениях?»

Другая связанная с этим техника задействует возрастные этапы. Иногда я воспринимаю пациента в той или другой возрастной категории и стараюсь найти приемлемый способ для того, чтобы поделиться этим с пациентом, обычно объясняя что-то, когда ощущаю, что пациент находится в подходящей возрастной категории. Некоторые пациенты находят эту концепцию особенно значимой и часто могут следить за собой, отмечая, на сколько лет они себя чувствуют в течение данного сеанса.

Глава 41 Разговаривайте о смерти

Страх смерти всегда лежит у поверхности. Он преследует нас в течение всей жизни, и мы создаем защитные барьеры — многие из которых основаны на отрицании — с тем, чтобы помочь нам справиться с осознанием смерти. Но мы не можем не думать об этом. Страх смерти проникает в наши фантазии и сны. Внезапно проявляется в каждом кошмаре. В детстве, когда мы были поглощены мыслями о смерти, одна из самых главных задач, связанных с общим развитием, заключалась в том, чтобы справиться со страхом забвения.

Смерть незримо присутствует на каждом курсе терапии. Не замечать ее присутствия означало бы, что она слишком ужасна для того, чтобы ее обсуждать. Но большинство терапевтов избегает прямого обсуждения смерти. Почему? Некоторые — потому, что не знают, что с этим делать. «Какой в этом смысл? — говорят они. — Давайте лучше вернемся обратно к невротическому процессу, туда, где мы можем что-то предпринять». Другие — сомневаются в том, что смерть имеет какое-либо отношение к терапевтическому процессу, и следуют совету великого Адольфа

171

Мейера, советующего не чесать там, где не чешется. Другие же просто отказываются привнести в терапию то, что вызывает еще большую тревогу у и без того тревожных пациентов (а также и у терапевтов).

Но все же существует несколько здравых причин, по которым мы должны в рамках курса терапии смотреть в лицо смерти. Прежде всего, держите в уме то, что терапия — это глубокое и всестороннее изучение образа и значения жизни другого; принимая во внимание центральную роль смерти в нашем существовании и то, что жизнь и смерть взаимозависимы, как вообще возможно не замечать ее? С самого начала письменной истории люди осознали, что все увядает, что мы ужасаемся этому увяданию и что мы должны найти такой путь, чтобы жить вопреки страху и увяданию. Психотерапевты не могут позволить себе игнорировать важнейший вывод многих великих мыслителей — для того, чтобы научиться хорошо жить, нужно научиться хорошо умирать.

Глава 42

Смерть и улучшение жизни

Большинство работников психического здоровья, склонных к умиранию, во время своего обучения получили совет прочитать рассказ Толстого «Смерть Ивана Ильича». Иван Ильич, бюрократ и низкая душа, умираете агонии, и случайно в конце своей жизни он озарен поразительным инсайтом: он осознает, что плохо умирает, потому что плохо жил. Его инсайт порождает невероятное личное изменение, и в последние дни жизнь Ивана Ильича наполнена миром и осмысленностью, которой он никогда не достигал прежде. Во многих других великих литературных трудах содержится похожее послание. Например, в романе «Война и мир» протагонист автора, Пьер, преображается из-за отмены расстрела в последнюю минуту. Скрудж в «Рождественской песне» внезапно становится новым человеком не из-за святочного веселья; скорее его перерождение происходит в тот момент, когда дух будущего позволяет ему взглянуть на собственную смерть и на то, как незнакомые люди ссорятся из-за его имущества. Послание во всех этих работах просто и основательно: хотя материальная

173

сторона смерти разрушает нас, сама идея смерти может нас

спасти.

В те годы, когда я работал со смертельно больными пациентами, я наблюдал, как многие из них, сталкиваясь со смертью, претерпевали значительные и позитивные личностные изменения. Они ощущали, как становятся мудрее; переоценивали свои жизненные приоритеты и перестали уделять внимание жизненным тривиальностям. Как будто бы рак исцелял невроз — казалось, что фобии и травматические межличностные тревоги просто растаяли.

Мои студенты всегда наблюдали за группами пациентов, страдающих от рака, которые я вел. Обычно в учебном институте группы соглашаются на наблюдение, но делают это достаточно неохотно и очень часто с какой-то затаенной обидой. Но этого не скажешь о моих группах смертельно больных пациентов! Напротив, они приветствовали возможность поделиться тем, чему они научились. «Но как же жалко, — слышал я, как сокрушались многие пациенты, — что мы должны были ждать того момента, когда наши тела поражены раком, чтобы научиться жить».

Хайдеггер рассуждал о двух формах существования: повседневной и онтологической. В повседневной форме мы поглощены и отвлечены материальным окружением — мы полны удивления от того, каковы вещи. В онтологической форме мы сконцентрированы на существовании как таковом — иными словами, мы исполнены удивления, что вещи есть. При существовании в онтологической форме — об-

174

ласти вне повседневных забот — мы пребываем в состоянии особой готовности к личному изменению.

Но как мы переходим от повседневной формы к онтологической? Философы часто говорят о «пограничном опыте» — необходимом опыте, который выводит нас из состояния «повседневности» и приковывает наше внимание к самому «бытию». Одно из самых сильных пограничных переживаний состоит в конфронтации со своей собственной смертью. Но как же использовать пограничный опыт в ежедневной клинической практике? Каким образом терапевт получает необходимое средство для изменения, доступное в онтологической форме у пациентов, не ожидающих близкой смерти?

Каждый курс терапии усыпан множеством переживаний, которые, хотя и менее драматичны, но все же могут эффективно изменить ракурс. Тяжелая утрата, смерть другого человека, выступает пограничным опытом, сила которого слишком редко используется в терапевтическом процессе. Слишком часто в работе с тяжелой утратой мы в значительной степени фокусируемся исключительно на потере, на незавершенной ситуации во взаимоотношениях, на задаче отделить себя от мертвого и снова войти в поток жизни. Хотя все эти шаги очень важны, мы не должны игнорировать и то, что смерть другого помогает каждому из нас совершенным и мучительным образом конфронтировать со своей собственной смертью. Годы назад, изучая феномен тяжелой утраты, я обнаружил, что многие из супругов, пережив-

175

ших утрату, пошли дальше простого восстановления и возвращения на уровень жизни, предшествующий утрате: они достигли нового уровня зрелости и мудрости.

В дополнение к смерти и утрате в курсе каждого вида терапии возникает множество других возможностей для рассуждения, относящегося к проблеме смерти. Если же такие проблемы никогда не возникают, я убежден, что пациент просто следует скрытым установкам терапевта. Смерть и смертность образуют линию горизонта для всех бесед о старении, физических изменениях, жизненных этапах и многих значительных событиях жизни, таких, как основные годовщины, отправление детей в колледж, феномен пустого гнезда, уход на пенсию, рождение внуков. Объединение с группой может быть особенно действенным катализатором. Каждый пациент обсуждает в то или иное время газетные заметки о несчастных случаях, преступлениях, некрологах. А потом — ив каждом кошмаре есть явственный отпечаток смерти.

Глава 43

Как говорить о смерти

Я предпочитаю разговаривать о смерти напрямую и основываясь на фактах. В начале терапевтического курса я считаю для себя обязательным познакомиться с мыслями моих пациентов о смерти и задать такие вопросы, как: когда вы впервые осознали смерть? С кем вы это обсуждали? Каким образом взрослые в вашей жизни отвечали на ваши вопросы? Чьи смерти вы пережили? Посещали ли вы похороны? Религиозные верования, рассматривающие смерть? Как ваше отношение к смерти изменилось в течение вашей жизни? Яркие фантазии и сны о смерти?

Я подхожу к пациентам с острым страхом смерти одним и тем же непосредственным образом. Спокойное основанное на фактах изучение очень часто оказывается обнадеживающим. Часто бывает очень полезным проанализировать чувство страха и спокойно спросить о том, что именно в смерти страшит пациента. Ответы на этот вопрос обычно включают в себя страх самого процесса умирания, заботы об оставшихся в живых, тревоги о загробной жизни (которые, тем самым, превращают смерть в неограниченное сроком событие) и тревоги о забвении.

177

Если терапевты показывают свою собственную невозмутимость в обсуждении смерти, их пациенты станут поднимать эту тему гораздо чаще. Например, Дженисс, тридцатидвухлетней матери троих детей, два года назад удалили матку. Озабоченная тем, чтобы иметь больше детей, она ревновала других молодых матерей, была зла, когда ее приглашали на сборища друзей, и из-за глубокой черной зависти окончательно разорвала все отношения со своей лучшей подругой, которая была беременна.

Наши первые сеансы были посвящены ее неослабевающему желанию иметь больше детей и тому влиянию, которое это желание оказывало на многие области ее жизни. На третьем сеансе я спросил ее, может ли она представить, о чем бы она думала, если бы не была постоянно поглощена мыслью о том, чтобы иметь больше детей.

«Позвольте мне показать вам», — сказала Дженисс. Она раскрыла свою сумочку, вытащила оттуда мандарин, очистила его, предложила мне дольку (которую я принял) и съела остальное.

«Витамин С, — сказала она, —я съедаю четыре мандарина в день».

«А почему витамин С так важен?»

«Оберегает меня от умирания. Умирание — вот ответ на ваш вопрос, вот о чем я бы думала. Я все время думаю о смерти».

Смерть преследовала Дженисс с того времени, как ей

178

исполнилось тринадцать. Тогда умерла ее мать. Исполненная злобы к своей матери за то, что та заболела, она отказалась посещать ее в больнице в последние недели ее жизни. Сразу после этого она запаниковала, опасаясь, что кашель является симптомом рака легких, и не принимала заверения реанимационных врачей. Из-за того, что ее мать умерла от рака груди, Дженисс прилагала все усилия, обвязывала грудную клетку и спала на животе для того, чтобы замедлить рост груди. Ее жизнь была отмечена тем, что она предала свою мать, а потому она верила в то, что, посвящая себя детям, она тем самым компенсировала бы отсутствие заботы о матери. Что в равной степени было и гарантией того, что она сама не умрет в одиночестве.

Держите в уме также и то, что тревоги по поводу смерти очень часто выдаются за сексуальные. Секс является великим нейтрализатором смерти, абсолютным жизненным антитезисом смерти. Некоторые пациенты, особенно уязвимые перед лицом великой угрозы смерти, внезапно становятся невероятно озабоченными мыслями о сексе. (Существуют ТАТ [Тематические Апперцетивные тесты], которые демонстрируют увеличивающееся сексуальное содержание у пациентов, больных раком). Французское выражение, обозначающее оргазм — la petite mort («маленькая смерть»), подразумевает оргазменную потерю себя, которая уничтожает боль раздельности — одинокое Я исчезает в возникнувшем Мы.

179

Однажды я консультировал пациентку со злокачественным раком брюшной полости из-за того, что она влюбилась в своего хирурга до такой степени, что ее сексуальные фантазии вытеснили страхи, связанные со смертью. Когда ей, например, было назначено очень важное МРИ (магнитно-резонансное исследование), где он должен был присутствовать, мысли о том, что именно надеть, так занимали ее, что она совершенно забыла, что ее жизнь висит на волоске.

Другой пациент, «вечный ребенок», математик-вундеркинд с огромным потенциалом, оставался по-детски непосредственным и привязанным к матери и в свои взрослые годы. Необычайно одаренный в области генерации блестящих идей, в импровизированном мозговом штурме, в том, чтобы быстро схватить суть новых запутанных сфер изучения, он никогда не мог принять решения закончить проект, построить карьеру, семью или хозяйство. Страх смерти не был осознанным, но вторгся в нашу беседу через один из его снов:

«Мы с матерью находимся в большой комнате, которая напоминает комнату нашего старого дома, но вместо одной из стен там был пляж. Мы прогуливаемся по пляжу, и моя мать убеждает меня в том, чтобы зайти в воду. Я не хочу этого делать, но все же нахожу для нее маленький стульчик, и захожу в воду. Вода очень темная,

180

и очень скоро, по мере того как я погружаюсь все глубже, до самых плеч, волны начинают превращаться в гранит. Я просыпаюсь, весь в поту и задыхаясь».

Этот образ гранитных волн, накрывающих его, впечатляющий образ ужаса, смерти и погребения помог нам понять его нежелание оставить свое детство и мать и полностью войти во взрослую жизнь.

Глава 44

Беседуйте о смысле жизни

Все мы, человеческие существа, являемся созданиями, ищущими смысл. Созданиями, которые имели несчастье попасть в мир, лишенный внутреннего смысла. Одна из наших главных задач состоит в изобретении такого смысла, который был бы достаточно значим, чтобы поддержать жизнь и осуществить хитрый маневр отрицания нашего авторства этого смысла. Вместо этого мы приходим к заключению, что он уже был «вон там» в ожидании нас. Постоянно продолжающийся поиск значимых смысловых систем часто приводит к кризисам смысла.

Гораздо больше индивидов, чем осознают терапевты, прибегают к терапии из-за тревоги о смысле жизни. Юнг писал о том, что одна треть его пациентов консультировалась с ним по этой причине. Жалобы принимали самые различные формы: например, «Моя жизнь никак не обоснована», «У меня ни к чему нет страсти», «Почему я живу? С какой целью?», «Несомненно, в жизни есть некое более глубокое значение», «Я чувствую себя настолько опустошенным — телевизор каждый вечер заставляет меня сознавать, сколь бессмысленна, столь бесполезна моя жизнь»,

182

«Даже сейчас, в пятьдесят, я все еще не знаю, чем хочу заниматься, когда вырасту».

Однажды мне приснился сон (описанный мной в книге «Мамочка и смысл жизни»), в котором, борясь со смертью в больничной палате, я внезапно оказался на развлекательном парковом аттракционе (Комнате Ужасов). Как только повозка почти въехала в черную пасть смерти, я вдруг заметил мою мертвую мать в толпе смотрящих и позвал ее: «Мамочка, мамочка, ну как я тебе?»

Сон, и особенно мой крик — «Мамочка, мамочка, ну как я тебе?» — преследовал меня долгое время не из-за образов смерти во сне, но из-за его мрачного подтекста, относящегося к смыслу жизни. Я спрашивал себя, возможно ли то, что я потратил всю свою жизнь на единственную цель — получить одобрение моей матери? Из-за того, что у меня были напряженные отношения с матерью и я совершенно не ценил ее одобрение при жизни, этот сон был еще более животрепещущим.

Кризис смысла, отраженный в этом сне, подтолкнул меня взглянуть на свою жизнь под другим углом. В истории, которую я написал сразу же после этого сна, я веду разговор с призраком своей матери для того, чтобы залечить разрыв между нами и понять, как переплетались и противоречили друг другу смыслы наших жизней.

На некоторых эмпирических семинарах используются методики для стимулирования рассуждения о смысле жиз-

183

ни. Наверное, самым простым было бы спросить у участников, какую надгробную эпитафию они хотят увидеть на своих могилах. Большинство таких расспросов о смысле жизни приводит к обсуждению таких проблем, как альтруизм, гедонизм, преданность делу, производительность, творчество, самореализация. Многие чувствуют, что проекты смысла жизни приобретают более существенное значение, если находятся за пределами нашего «я» — иными словами, направлены на что-то или кого-то вне нас, например, любовь к благому делу, человеку, божественной сущности.

Недавний успех молодых миллионеров, сделавших состояния на высоких технологиях, часто порождает жизненный кризис, который может свидетельствовать о наличии систем смысла жизни, которые не выходят за пределы собственного «я». Многие такие индивиды начинают свою карьеру с незамутненным видением — делать ее, зарабатывать кучу денег, жить разнообразной жизнью, добиться уважения коллег, рано выйти на пенсию. И беспрецедентное число молодых людей на четвертом десятке поступают именно так. Но затем возникает вопрос: «Что теперь? Как же быть с остальной частью моей жизни — следующими сорока годами? »

Многие связанные с высокими технологиями молодые миллионеры, которых я встречал, продолжают делать все то же самое: организовывают новые компании, пытаются повторить свой успех. Зачем? Они говорят себе, что долж-

184

ны доказать, что это не чистое везение, что они могут делать это сами, без помощи партнера или наставника. Они поднимают планку. Чтобы почувствовать, что они сами и их семьи теперь обеспечены, они больше не нуждаются в одном или двух миллионах в банке — им нужно пять, десять, даже пятьдесят миллионов, чтобы почувствовать себя в безопасности. Они осознают бессмысленность и иррациональность получения еще больших денег, когда у них уже больше, чем они могут потратить за всю свою жизнь. Но это не останавливает их. Они осознают, что отнимают время, которое могли бы провести в своих семьях, со всем тем, что близко их сердцу, но они просто не могут бросить эту игру. «Деньги просто валяются там, — говорят они мне. — Все, что надо сделать, так это подобрать их». Они должны совершать сделки. Один настоящий предприниматель, занимающийся недвижимостью, рассказал мне о своем страхе, что он просто исчезнет, если остановится. Многие чувствуют скуку — даже самое слабое дуновение скуки гонит их обратно к игре. Шопенгауэр писал, что желание само по себе никогда не выполнимо — как только претворяется одно, появляется другое. И любая короткая отсрочка, период мимолетной пресыщенности немедленно перерастает в скуку. «Каждая человеческая жизнь, — сказал он, — мечется между болью и скукой».

В отличие от моего подхода к другим экзистенциальным первичным тревогам (смерти, изоляции, свободе), я

185

нахожу, что лучше всего не подходить к смыслу жизни напрямую. Нам следует погрузиться в один из множества возможных смыслов, особенно уделяя внимание основе, выходящей за пределы «я». Важен только конечный результат, и нам, терапевтам, лучше всего идентифицировать и помогать удалять препятствия на пути его достижения. Вопрос о смысле жизни, как учил Будда, решается не наставлением. Нужно погрузиться в пучину жизни и позволить вопросу уплыть.

Глава 45 Свобода

Выше я описал четыре первичные тревоги, четыре фундаментальных факта существования — смерть, изоляцию, бессмысленность, свободу, которые при конфронтации могут вызывать глубокую тревогу. Взаимосвязь между свободой и тревогой не столь очевидна на интуитивном уровне, потому что с первого взгляда кажется, что свобода содержит в себе только позитивные значения. В конце концов, разве на протяжении всего своего развития западная цивилизация не стремилась к обретению политической свободы, не боролась за нее? Однако свобода имеет и темную сторону. Рассматриваемая с ракурса самосоздания, выбора, воли и действия, свобода психологически сложное понятие, насыщенное тревогой.

В глубочайшем смысле мы ответственны за самих себя. Мы являемся, по выражению Сартра, авторами своего «я». 1 юсредством нашего выбора, наших действий или бездействия, мы, в конце концов, создаем самих себя. Мы не можем избавиться от этой ответственности, этой свободы. По словам Сартра, «мы обречены на то, чтобы быть свободными».

187

Наша свобода простирается даже глубже, чем замысел нашей собственной жизни. Более двух столетий тому назад Кант научил нас тому, что мы ответственны за придание формы и содержания не только внутреннему, но также и внешнему миру. Мы сталкиваемся с внешним миром только после его преобразования при помощи нашего неврологического и психологического аппарата. Действительность — это совершенно не то же самое, что представлялось нам в детстве. Мы не проникаем внутрь (и, в конце концов, уходим из) совершенного мира. Вместо этого мы играем центральную роль в конституировании этого мира — и мы создаем его, хотя он и представляется нам независимой от нас действительностью.

А значимость темной стороны свободы для тревоги и для клинической работы? Один ответ можно обнаружить, если посмотреть вниз. Если мы все — основные создатели мира, тогда где же твердая почва под нами? Что под нами? Ничто, Das Nichts, как сказали бы немецкие экзистенциалисты. Пропасть, бездна свободы. И с осознанием этого небытия в центре существования приходит глубокая тревога.

Так, хотя термин свобода и отсутствует на терапевтических сеансах, равно как и в учебниках по психотерапии, его производные — ответственность, воля, желание, решимость — заметные составляющие всех психотерапевтических стремлений.

Глава 46

Помогая пациентам принять ответственность

Пока пациенты упорствуют в своей уверенности, что все их основные проблемы являются результатом чего-либо вне их влияния — действий других людей, слабых нервов, социальных несправедливостей, генов — тогда терапевты ограничены в том, что они способны предложить. Мы можем сострадать, предлагать более приемлемые методы ответа на удары и несправедливость жизни; мы можем помочь пациентам достичь спокойствия или научить их более действенно менять свое окружение.

Но если мы ожидаем более значительной терапевтической перемены, мы обязаны поддержать пациентов в принятии ответственности — другими словами, в постижении того, как они сами способствуют своему страданию. Например, пациентка может описать ряд ужасающих жизненных случаев в одиноком мире: мужчины жестоко обращаются с ней, друзья предают ее, работодатели эксплуатируют, любовники обманывают. Даже если терапевт убежден в достоверности описанных событий, приходит время, когда нужно обратить внимание на роль самого пациента в последовательности событий. В сущности, терапевт должен ска-

189

зать: «Даже если 99 процентов от негативных событий, произошедших с вами, — это вина кого-то другого, я хочу взглянуть на оставшийся один процент — часть, за которую несете ответственность вы. Мы должны посмотреть на вашу роль, даже если она и невелика, потому что именно здесь я могу оказать вам наибольшую помощь».

Уровень готовности принять ответственность невероятно различается от пациента к пациенту. Некоторые быстро приходят к пониманию своей роли в собственном разочаровании; другие находят признание ответственности столь сложным, что это составляет главную часть терапии, и в случае, если этот шаг сделан, терапевтическое изменение может произойти само по себе, без каких-либо усилий.

Каждый терапевт разрабатывает методику, помогающую облегчать признание ответственности. Порой, работая с часто эксплуатируемым пациентом, я подчеркиваю, что у каждого эксплуататора должен быть свой эксплуатируемый — то есть, если они снова и снова оказываются в роли эксплуатируемого, в этом случае в этой роли должно быть нечто привлекательное и для них. Что это может быть? Некоторые терапевты считают обязательным для себя поставить пациентов перед таким вопросом: «Что вы получаете от этой ситуации?»

Формат групповой терапии предлагает особенно удобное средство для того, чтобы помочь пациентам осмыслить свою личную ответственность. Все пациенты начинают работу в группе на равных основаниях, и уже через несколько

190

недель или месяцев каждый участник формирует для себя определенную межличностную роль в этой группе — роль, подобную той, которую он занимает в его/ее внешней жизни. Более того, группа причастна к тому, как каждый участник формирует эту межличностную роль. Эти шаги гораздо более очевидны, если восстановлены здесь-и-сейчас, чем в том случае, когда терапевт пытается реконструировать их из ненадежного рассказа самого пациента.

Акцент терапевтической группы на обратной связи дает начало последовательности «ответственность — признание»:

1. Члены группы узнают, как другие видят их поведение.

2. Затем они узнают, какие чувства у других вызывает их поведение.

3. Они узнают, как их поведение формирует мнение других людей о них.

4. Наконец, они узнают, что первые три этапа формируют их собственное мнение о себе.

Таким образом, процесс начинается с поведения пациента и завершается пониманием того, как каждый участник оценивается остальными и самим собой.

Эта последовательность может лечь в основу сильных интервенций группового терапевта. Например: «Джо, давайте взглянем, что происходит с вами в этой группе. Вот

191

вы здесь. После двух месяцев вы чувствуете себя не слишком хорошо — несколько участников нетерпимо настроены по отношению к вам (или испуганы вами, или избегают вас, или чувствуют злость или раздражение, или ощущают себя соблазненными или преданными). Что же произошло? Эта ситуация вам знакома? Не хотите ли вы рассмотреть вашу роль в том, что вызвало все это?»

Индивидуальные терапевты также используют преимущества данных «здесь-и-сейчас» и указывают на ответственность пациента в терапевтическом процессе — например, опоздания пациента, утаивание информации и чувств, забывчивость фиксировать свои сны.

Признание ответственности является важнейшим первым шагом в терапевтическом процессе. Когда личности понимают свою роль в создании затруднений в собственной жизни, они также осознают, что они и только они имеют возможность изменить эту ситуацию.

Взгляд назад на чью-либо жизнь и признание ответственности за то, что они сделали с собой, может привести к немалому огорчению. Терапевт обязан предвидеть это огорчение и попытаться смягчить его. Я часто заставляю пациентов представить свое будущее и рассмотреть, как они смогут жить сейчас так, словно вот уже пять лет они оглядываются на свою жизнь без снова и снова охватывающего их чувства сожаления.

Глава 47

Никогда (почти никогда)

не принимайте решения за пациента

Несколько лет назад Майк, тридцатитрехлетний врач, консультировался со мной из-за неотложной дилеммы: у него было временное совладение на побережье Карибского моря, и он собирался поехать туда на месяц в отпуск. Но существовала одна проблема — огромная проблема. Он пригласил двух женщин составить ему компанию, и обе согласились — Дарлен, его постоянная подружка, и Патриция, блестящая женщина, с которой он познакомился за пару месяцев до этого. Как ему следовало поступить? Тревога парализовала его.

Он описывал мне свои отношения с двумя женщинами. Дарлен, журналистка, была королевой школьного бала в средней школе. Он встретился с ней вновь на собрании выпускников школы несколько лет назад. Он нашел ее прекрасной и соблазнительной и влюбился, не сходя с места. Хотя Майк и Дарлен жили в разных городах, последние три года у них был бурный роман. Они ежедневно разговаривали по телефону и проводили вместе выходные и отпуска.

193

w

В последние месяцы, однако, страсть несколько поутихла. Майк чувствовал, что Дарлен привлекает его меньше, их сексуальная жизнь зачахла, а телефонные беседы казались отрывочными. К тому же ее обязанности журналиста требовали частых поездок, так что очень часто ей было сложно выехать на выходные и просто невозможно быть ближе к нему. А Патриция, его новая знакомая, представлялась воплощением мечты: педиатр, элегантна, обеспечена, живет на расстоянии полмили, и более чем готова быть с ним.

Казалось, что здесь нечего особенно анализировать. Я воспроизвел описания двух женщин, интересуясь между тем: «В чем проблема?» Решение казалось столь очевидным — Патриция была именно тем, что ему нужно, а с Дарлен было связано столько сложностей — да и конечный срок так быстро приближался, что я ощущал сильнейший соблазн встрять и сказать ему, чтобы он смирился и огласил свое решение, единственное разумное решение, которое могло быть принято. В чем заключалась причина промедления? Зачем нужно было усложнять положение бедной Дарлен, жестоким и совершенно бессмысленным образом обманывая ее?

И хотя я избежал ловушки и не сказал ему открыто, как следует поступить, мне удалось донести до него свое мнение. У нас, терапевтов, есть свои маленькие хитрости — такие заявления, как: «Интересно, что мешает вам действовать в соответствии с тем решением, которое вы, как кажет-

194

?w

ся, уже приняли». (И интересно, чтобы на этом свете делали терапевты без слова «интересно»?) Вообще-то, так или иначе, я оказал ему огромную услугу (и это в течение всего трех быстро прошедших сеансов!), подвигнув его на написание неизбежного письма Дарлен и отплытие в сторону пылающего карибского заката вместе с Патрицией.

Однако он не пылал очень долго. В последующие несколько месяцев происходило нечто странное. Хотя Патриция продолжала оставаться женщиной его мечты, Майку становилось не по себе от ее настойчивости в отношении близости и взаимных обязательств. Ему не нравилось то, что она дала ему ключи от своей квартиры и заставила его ответить ей тем же. И потом, когда Патриция предложила ему жить вместе, Майк отказался. На наших сеансах он начал напыщенно рассуждать о том, насколько он ценил свое личное пространство и уединение. Патриция была действительно необыкновенной женщиной, без каких-либо недостатков. Но он ощущал вторжение в свой мир. Он не хотел жить с ней или с кем-либо еще, и вскоре они расстались.

Пришло время, Майк начал искать других отношений, и однажды он показал мне объявление, которое вывесил в службе виртуальных знакомств. В нем точно определялись особенные черты той женщины, с которой он хотел бы познакомиться (красота, приблизительный возраст и биография). Он описывал тот вид отношений, который был ему нужен (всестороннее, но независимое соглашение, в котором он и она сохраняли бы свое собственное пространство,

195

часто говорили по телефону и проводили бы вместе выходные и отпуска). «Вы знаете, док, — сказал он тоскливо, — звучит точно как Дарлен».

Мораль этой предостерегающей истории заключается в том, чтобы с опаской относиться к позывам вмешаться и принять решение за пациента. Это всегда плохая идея. Как иллюстрирует эта виньетка, у нас не только нет магического кристалла, но мы еще и работаем с ненадежными сведениями. Информация, которую предоставляет нам пациент, не только искажена, но еще и изменяется по мере того, как проходит время или меняются отношения с терапевтом. Неизбежным образом возникают новые неожиданные факторы. Если, как это было в этом примере, информация, которую предоставляет пациент, всячески склоняет к принятию конкретных действий, то в этом случае пациент по целому ряду причин нуждается в поддержке для принятия особенного решения, которое может, а может и не быть самым толковым из всех возможных поступков.

Я стал особенно скептически настроен в отношении рассказов пациентов о вине супругов. Снова и снова у меня был опыт встречи с одним из супругов, и я был поражен отсутствием общих черт между человеком, сидящим передо мной, и тем, о ком я слышал в течение многих месяцев. Что обычно пропускается в рассказах о семейных разногласиях, так это роль пациента в этом процессе.

Для нас гораздо лучше полагаться на более достовер-

196

ные данные — данные, не воспринимаемые через пристрастное изложение пациента. Существуют два особенно полезных источника гораздо более объективных наблюдений: сеансы с парами, на которых терапевт может посмотреть на взаимодействие между партнерами и фокусирование внимания на терапевтических взаимоотношениях здесь-и-сей-час, где терапевты могут видеть, какой вклад делают пациенты в их межличностные отношения.

Одно предостережение: иногда, когда доказательство того, что пациент стал жертвой насилия со стороны другого, слишком сильно и так очевидна необходимость решительных действий, — на терапевте лежит обязанность оказать всевозможное влияние, чтобы отстоять принятие конкретных решений. Я делаю все возможное, чтобы отговорить женщину, явно пережившую физическое насилие, от возвращения в то окружение, в котором она наверняка будет задета еще сильнее. Отсюда и оговорка «почти никогда» в заглавии этого раздела.

Глава 48

Решения:

Via Regia в экзистенциальную суть

Вмешательство для того, чтобы принять решения за пациентов, — это хороший способ потерять их. Пациенты, которые знают, что не могут и не будут ничего делать, — это несчастные пациенты. Выражают ли они свое негодование контролем над ними или чувствуют себя неадекватно, дрожат от одной мысли расстроить своего терапевта, результат часто один и тот же — они бросают терапию.

Однако, помимо возможности технической ошибки, существует даже более существенная причина не принимать решения за пациентов: есть куда лучший способ поступать с дилеммами в области принятия решений. Решения представляют собой Via Regia, королевскую дорогу, в богатую экзистенциальную область — сферу свободы, ответственности, выбора, сожаления, желания и воли. Для того чтобы довольствоваться преимущественно поверхностным советом, нужно отказаться от возможности исследовать эту область вместе с вашим пациентом.

Из-за того, что дилеммы, связанные с принятием решений, разжигают тревогу свободы, многие заходят достаточно далеко, чтобы только избежать активных решений. По-

198

тому-то некоторые пациенты ищут способ избавиться от решений и посредством хитростей заставляют доверчивых терапевтов снять с себя бремя решений.

Или же они заставляют других людей принимать решения за них: каждый терапевт консультировал пациентов, которые заканчивают отношения, так плохо обращаясь со своими партнерами, что те предпочитают уйти. Другие надеются только на какой-нибудь явный проступок со стороны другого: например, одна моя пациентка, находящаяся в невероятно разрушительных отношениях, сказала мне: «Я не в состоянии заставить себя закончить эти отношения, но я молю о том, чтобы поймать его в постели с другой женщиной — тогда я могла бы оставить его».

Один из первых моих шагов в терапии представляет собой помощь пациентам в принятии ответственности за свои поступки. Я пытаюсь помочь им понять, что они принимают решения, даже не решившись, или заставив другого принять решения за них. Как только пациенты принимают это исходное условие и начинают отдавать себе отчет в собственном поведении, тогда тем или иным способом я ставлю основной вопрос терапии: «Вы удовлетворены этим?» (Удовлетворены как природой этого решения, так и способом его претворения.)

Рассмотрим, например, женатого мужчину, состоящего в связи на стороне. Он отдаляется от своей жены и так плохо обращается с ней, что именно она, а не он сам принимает решение разорвать этот брак. Я приступаю к тому, чтобы

199

раскрыть его паттерн отречения от своих решений, паттерн, который приводит его к ощущению, что им управляют внешние события. До тех пор, пока он отрицает свои собственные действия, настоящая трансформация маловероятна, потому что его внимание будет направлено на изменение окружающей среды вокруг, а не на его внутренние перемены. Только когда этот пациент осознает свою ответственность за разрушение брака, а кроме того, поймет, что именно он решил разорвать его, тогда я обращу его внимание на то, насколько он удовлетворен тем, как именно он принял это решение. Поступал ли он хорошо по отношению к своей партнерше в течение столь долгих лет, к матери своих детей? О чем он будет сожалеть в будущем? Будет ли он уважать сам себя?

Глава 49

Сконцентрируйтесь

на сопротивлении решению

Почему решения сложны? В романе Джона Гарднера «Грендел» протагонист, поставленный в тупик тайнами жизни, советуется с мудрым священником, который произносит две простые фразы, четыре ужасающих слова: все уходит, и альтернативы исключены.

«Альтернативы исключены» — эта концепция лежит в основе столь многих сложностей при принятии решений. Для каждого «да» должно быть свое «нет». Решения очень дороги, потому что они сопровождаются отречением. Этот феномен привлекал многие великие умы на протяжении столетий. Аристотель представлял голодную собаку, которая не в состоянии выбрать между двумя равно привлекательными порциями пищи, а средневековые схоласты писали о буридановом осле, который умер от голода между двумя одинаково сладко пахнущими охапками сена.

В 42-й главе я описал смерть как пограничный опыт, способный подтолкнуть личность от повседневного состоянии разума к онтологическому состоянию (состоянию бытия, в котором мы осознаем, что существуем), в котором только и возможно изменение. Решение является другим

201

пограничным опытом. Оно не только сталкивает нас с той степенью, до которой мы создаем себя сами, но также с ограничением наших возможностей. Принятое решение отрезает нас от других возможностей. Выбор в пользу одной женщины, одной карьеры или одной школы означает отказ от других возможностей. Чем больше мы встречаемся с нашими пределами, тем быстрее мы должны отказаться от ; мифа о нашей личной уникальности, безграничного потенциала, неуязвимости и невосприимчивости к законам биологической судьбы. Именно по этим причинам Хайдеггер обращался к смерти как к невозможности дальнейшей возможности. Путь к решению может быть трудным из-за того, что он ведет в область одновременно конечности и неосновательности — сферам, пропитанным тревогой. Все уходит, и альтернативы исключены.

Глава 50

Облегчение осведомленности с помощью советов

Хотя мы и помогаем пациентам справиться с дилеммами принятия решений, главным образом поддерживая их в признании собственной ответственности и раскрывая глубокое сопротивление выбору, каждый терапевт использует ряд других облегчающих методик.

Иногда я предлагаю совет или рекомендую определенную манеру поведения не как средство присвоения решения пациента, но с тем, чтобы встряхнуть укоренившееся мнение или паттерн поведения. Например, Майк, тридцатичетырехлетний ученый, мучился над тем, следует ли ему посетить своих родителей в ходе близящейся профессиональной поездки. Каждый раз, когда он решался на это в течение нескольких последних лет, у него непременно происходила ссора с грубым отцом, обыкновенным рабочим, который негодовал, что ему приходится встречать его в аэропорту, и ругал за то, что тот не мог арендовать машину.

Его последняя поездка вызвала столь безобразную сцену в аэропорту, что он сократил свое посещение и отбыл, даже не поговорив снова с отцом. Однако он хотел увидеть-

203

ся с матерью, с которой был близок и которая соглашалась с ним в оценке отца как грубого и бестактного скряги.

Я посоветовал Майку посетить родителей, но сказать отцу, что он настаивает на том, чтобы арендовать машину. Майк был шокирован моим предложением. Его отец всегда встречал его в аэропорту — такова была его роль. Наверное, его отец может обидеться, если почувствует себя ненужным. Кроме того, зачем выбрасывать деньги не ветер? У него не было никакой надобности в машине, когда он приезжал в дом родителей. Зачем же платить за машину, которая будет стоять там в течение нескольких дней?

Я напомнил ему, что его зарплата как исследователя была в два раза больше, чем у его отца. И если он так волновался о том, что его отец будет обижен, почему бы не попытаться осторожно поговорить с ним по телефону, объяснив причины, по которым он хочет взять машину в аренду.

«Телефонный разговор с моим отцом? — сказал Майк. — Это невозможно. Мы никогда не говорим по телефону. Когда я звоню, я разговариваю только с матерью».

«Так много правил. Так много установленных семейных правил, — удивился я. — Вы говорите, что хотите изменить свои отношения с отцом? Чтобы это произошло, необходимо, чтобы изменились некоторые семейные правила. Чем вы рискуете, раскрыв все в беседе — по телефону ли, лично или в письме?»

Наконец пациент поддался моим уговорам и уже в своем стиле и собственным голосом приступил к изменению

204

взаимоотношений со своим отцом. Изменение одной части семейной системы всегда отражается на других частях, и в этом примере на несколько недель его мать сменила отца в качестве главной семейной проблемы. В конце концов, это также было разрешено; семья постепенно сблизилась, и Майк остро осознал ту роль, которую он играл в создании дистанции, существующей между ним и его отцом.

Другой пациент, Джеред, не мог предпринять необходимые шаги, чтобы обновить свою грин-кард. Хотя я знал, что существовали потенциально насыщенные динамические проблемы, лежащие в основе его промедления, их изучение могло и подождать. Ведь если бы он продолжал бездействовать, ему бы пришлось оставить страну, бросив не только многообещающее исследовательское предприятие и цветущие романтические отношения, но также и терапию. Я спросил его, нужна ли моя помощь с подачей заявления на грин-кард.

Он сказал, что помощь действительно нужна. После чего мы составили точный порядок и схему действий. Он пообещал, что в течение двадцати четырех часов пошлет мне по электронной почте копии своих просьб к бывшим профессорам и работодателям для написания характеристик и в свое следующее посещение, через семь дней, занесет законченное заявление в мой офис.

Эта интервенция оказалась действенной, чтобы разрешить кризис с грин-карт, и позволила нам переключить на-

205

ше внимание на значение его промедления, его чувств по поводу моего вмешательства, его желания, чтобы я принял решение за него, и необходимость, чтобы за ним наблюдали и поддерживали.

В другом примере фигурирует Джей, жаждущий разорвать отношения с Мэг, женщиной, с которой он был очень близок в течение нескольких лет. Она была близкой подругой его жены и помогала ухаживать за ней в течение ее терминальной болезни, а затем поддерживала его во время страшного трехлетнего отчаяния из-за тяжелой утраты. Он держался Мэг и жил с ней в этот период, но как только он переборол свое горе, то осознал, что они были абсолютно несовместимы, и после еще одного болезненного года нерешительности он попросил ее съехать.

Не желая, чтобы она стала его женой, он все же был безмерно благодарен ей и предложил бесплатную квартиру в принадлежавшем ему здании. Впоследствии у него был ряд непродолжительных отношений с женщинами. Всякий раз, когда один из этих романов заканчивался, он так мучился из-за изоляции, что снова возвращался к Мэг, пока ему не подворачивался кто-либо более подходящий. Одновременно он продолжал делать Мэг тонкие намеки, что, наверное, в конце концов, они снова могут стать парой. Мэг реагировала на это, отложив свою жизнь и пребывая в состоянии постоянной готовности для него.

Я предположил, что его нечестные действия по отноше-

206

нию к Мэг повинны не только в том, что она застряла в жизни, но также и в его собственном подавленном настроении и чувстве вины. Он, однако, отрицал, что действовал нечестно, и в качестве доказательства приводил свою щедрость в отношении Мэг, когда он предложил ей освобожденную от арендной платы квартиру. Я указал на то, что, если бы он действительно хотел проявить щедрость по отношению к ней, почему бы не сделать это так, чтобы не привязывать ее к нему — например, компенсировать это полностью наличными или выписать дарственную на квартиру. Несколько последующих конфронтационнных сеансов привели к тому, что он признался самому себе и мне, что эгоистично препятствовал ее уходу — он хотел держать ее поблизости, как поддержку, в качестве средства от одиночества.

В каждом из этих примеров совет, который я предлагал, сам по себе не подразумевал последнего решающего шага, но был лишь средством, побуждающим к исследованию: правил семейных систем, значения и выгоды промедления и зависимых желаний, природы и последствий нечестности.

Очень часто именно сам способ предложения совета, помогает больше, нежели конкретное содержание самого совета. Например, один врач консультировался со мной из-за болезненного промедления. У него были серьезные проблемы с его больницей из-за того, что он не мог заполнять

207

медицинские карты, что привело к тому, что горы из нескольких сотен карточек пылились в его кабинете.

Я использовал все, чтобы мобилизовать его. Я посещал его кабинет, чтобы оценить размеры задания. Я просил его приносить карты и диктофон в мой кабинет, так что я мог делать предложения по поводу его техники диктовки. Мы смоделировали еженедельную схему диктовки, и я звонил ему, дабы выяснить, придерживается ли он ее.