МБУ «Централизованная библиотечная система города Кургана»

Центральная городская библиотека им. В. Маяковского

Информационно-библиографический отдел

Лауреаты

национальной литературной премии

«Большая книга»

2006-2013

Дайджест

Курган

2013

Содержание

О премии 3

Евгений Водолазкин 4

Даниил Гранин 9

Михаил Шишкин 18

Павел Басинский 23

Леонид Юзефович 26

Владимир Маканин 32

Людмила Улицкая 41

Дмитрий Быков 49

Алфавитный указатель 53

О премии

«Большая книга» – российская национальная литературная премия, учрежденная в 2005 году, с самого начала заявила о себе как о самой-самой. Является крупнейшей в России и СНГ литературной наградой и второй по величине литературной наградой в мире по размеру призового фонда после Нобелевской премии по литературе. Первая премия составляет три миллиона рублей, вторая – полтора миллиона, третья – миллион. Она и самая демократичная: в жюри премии входит более 100 человек – профессиональные литераторы, деятели культуры, научные работники, общественные, государственные деятели, журналисты, предприниматели. Кроме профессионального жюри, к выбору лучших произведений из короткого списка привлекаются самые широкие слои населения, которые могут принять участие в интернет-голосовании.

К конкурсу допускаются произведения очень разных жанров: романы, сборники рассказов и повестей, документалистика, мемуары – одним словом, современная проза во всем ее разнообразии. Задача «Большой книги» – как раз дать внятные рекомендации читателю, доказать, что чтение по-прежнему приятно, если угодно – престижно, несмотря на новомодные визуальные искусства...

Лауреаты премии 2006-2013 гг.

2006 г. – Дмитрий Быков (биография «Борис Пастернак»)

2007 г. – Людмила Улицкая (роман «Даниэль Штайн, переводчик»)

2008 г. – Владимир Маканин (роман «Асан»)

2009 г. – Леонид Юзефович (роман «Журавли и карлики»)

2010 г. – Павел Басинский (исследование «Лев Толстой. Бегство из рая»)

2011 г. – Михаил Шишкин (роман «Письмовник»)

2012 г. – Даниил Гранин (роман «Мой лейтенант»)

2013 г. – Евгений Водолазкин (роман «Лавр»)

26 ноября 2013 года в Доме Пашкова объявили имена лауреатов крупнейшей литературной премии России «Большая книга».

Победителями премии «Большая книга – 2013» стали:

1 место – Евгений Водолазкин «Лавр»

2 место – Сергей Беляков «Гумилев сын Гумилева»

3 место – Юрий Буйда «Вор, шпион и убийца».

Лауреатом премии «За честь и достоинство» стал Евгений Евтушенко.

По результатам читательского голосования:

1 место – Майя Кучерская с романом «Тетя Мотя»

2 место – Сергей Беляков с биографией «Гумилев сын Гумилева»

3 место – Евгений Водолазкин с романом «Лавр».

Лауреат премии «Большая книга» за 2013 год

Евгений Водолазкин

Об авторе

Евгений Германович Водолазкин (р. 1964) – сотрудник Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН, доктор филологических наук, автор многочисленных работ в области древней и новой русской литературы. Работая под руководством Д.С. Лихачева, публиковался в «Трудах Отдела древнерусской литературы», принимал участие в подготовке Энциклопедии «Слова о полку Игореве» и «Библиотеки литературы Древней Руси». Совместно с Г.М. Прохоровым и Е.Э. Шевченко издал книгу «Преподобные Кирилл, Ферапонт и Мартиниан Белозерские» (1993). Автор монографии «Всемирная история в литературе Древней Руси» (2000), в которой разработана и обоснована новая концепция древнерусского исторического повествования.

С начала 2000-х годов наряду с научными исследованиями публикует публицистические и научно-популярные работы. Автор книг «Дмитрий Лихачев и его эпоха» (2002, 2006), «Часть суши, окруженная небом. Соловецкие тексты и образы» (2011), «Инструмент языка» (2011). В это же время, начинает заниматься литературным творчеством. Изданный в 2009 году роман «Соловьев и Ларионов» стал финалистом премии Андрея Белого (2009) и «Большой книги» (2010). В 2012 г. вышел роман «Лавр». С 2012 года возглавляет пушкинодомский исследовательский центр «Современная словесность в литературной традиции» и является главным редактором альманаха «Текст и традиция». Живет в Санкт-Петербурге.

Лауреат премии «Большая книга» за роман «Лавр».

Из интервью

– Евгений Германович, в вашем вхождении в литературу есть что-то неожиданное, таинственное, я бы даже сказал, чудесное. Никто не знал о существовании писателя Водолазкина ещё несколько лет назад – знали учёного, филолога, специалиста по древнерусской литературе, и вдруг стали выходить одна за другой художественные книги, и Вам довольно быстро и на первый взгляд очень легко удалось сделать себе имя в литературе.

– Мне кажется, и в моём случае имя делалось не без сложностей. После вручения одной из литературных премий ко мне подошёл почитаемый мной Владимир Семёнович Маканин. Он сказал, что рассчитывал на победу моего романа «Соловьёв и Ларионов» и сожалеет, что этого не случилось. И прибавил: «Всё у вас для этого было – кроме имени. Вам не хватило имени». Что касается лёгкости, о которой Вы говорите, то она выразилась в несколько другом смысле. Я не испытывал напряжения, свойственного начинающим авторам. Ко времени публикации моих первых вещей вопрос самореализации (он важен для всякого человека) в моей жизни уже не был основным. «Опорной» ногой я стоял в науке, и страха «не состояться» у меня не было. В случае литературной неудачи я бы продолжал заниматься Древней Русью (как, впрочем, занимаюсь ею и сейчас), эта работа доставляет мне радость.

– Вы долго к этому шли, таились, писали в стол и не решались публиковать или же стали писать относительно недавно? Как это случилось?

– У меня была читающая семья. Воспитывался я бабушкой, а бабушка много читала – вот и я стал читать. Мы вместе с ней ходили в районную библиотеку. До сих пор помню эти библиотечные прогулки. В раннем детстве человек читает просто потому, что интересно. В юности, когда человек открывает для себя смерть (вновь возвращаюсь к главному вопросу), он начинает читать, чтобы понять, как с этой проблемой справлялись до него. Сначала для меня это был важный толчок к чтению, потом, как уже сказал, к писательству.

До сорока лет я написал лишь несколько небольших вещей. Они не показались мне достойными публикации и в конце концов, слава Богу, где-то затерялись. Так что речь о систематическом писании в стол не идёт. Было, скорее, другое. Предчувствие, что литература – та сфера, которая когда-нибудь может стать моей. С этим предчувствием я, видимо, и пошёл когда-то на филфак, как идут туда многие – не имея ещё конкретных жизненных планов, из влечения к слову как таковому. Другое дело, что филологическое образование – это я понял уже потом – к писательству особо не приближает. Иногда даже отдаляет, поскольку своё умение писать литературно филолог способен ошибочно принять за что-то большее. Гладко написанный текст – ещё не литература. Литература – то, что возникает над текстом, как электрическое поле над проводами. И для того, чтобы создать это поле, автору нужна особая энергетика, особое умонастроение, видение (ведение?), которые появляются с опытом. Под опытом я понимаю не механическую сумму пережитого, а результат внутренней работы, который включает и пережитое, и выводы из него, и что-то такое, что приходит без всякой видимой причины. Это возникает чаще всего в зрелом возрасте, и здесь лежит ответ на Ваш вопрос, жалею ли я, что время упущено. Нет, не жалею, потому что время не было упущено – внутренняя работа шла. Начни я писать раньше – мог бы, наверное, публиковать тексты, создающиеся на чистой технике, – детективы, фантастику, ещё что-нибудь. Но жанр, стиль (а с ними глубина погружения) обладают удивительной цепкостью, и не всегда у начавшего «в лёгком жанре» впоследствии получается сменить регистр. Я знаю талантливых людей, которым, несмотря на все усилия, это так и не удалось. Что до возможности выглядеть смешным, то, я знаю, некоторые мои коллеги из этих соображений пишут под псевдонимом. Но правда, как известно, рано или поздно выходит наружу, и тут уж становится смешно вдвойне: ещё и под псевдонимом. Я, подобно Карлсону, в этом отношении сохранял спокойствие. С годами вообще меньше смотришь по сторонам, просто делаешь то, что считаешь нужным.

– И каковы Ваши темы?

– Их много. Одна из важных тем, пусть это прозвучит несколько пафосно (иногда не нужно бояться пафоса), – жизнь и смерть. В ответе на вопрос о смерти мы отвечаем на вопрос о жизни – для чего мы живём. Без этого ответа очень трудно жить. Это сфера, в которой наука ничего не может решить, потому что имеет свои границы. Она не способна объяснить, как всё возникло, для чего, зачем мы существуем. На эти вопросы отвечает религия и, наверное, литература. Литература для меня – это попытка справиться с этими вопросами.

– Изменилась ли как-то Ваша повседневная жизнь после того, как Вас стали печатать и из учёного Вы... как бы это лучше сказать, превратились в писателя, обогатились им, усложнились, раздвоились?

– Наука и литература – разные способы познания мира. В одной голове они могут чувствовать себя хорошо, лишь находясь в разных помещениях. Совместное их проживание пагубно: хуже пестрящего научными данными романа может быть только художественно написанное исследование. В науке я текстолог, занимаюсь преимущественно генеалогией древнерусских текстов, и работы мои по-хорошему скучны. Настоящая наука должна быть рациональной, сводить эмоции к минимуму, и полученное научное воспитание не позволяет мне изменять этому принципу. Те эмоции, которые не помещаются в генеалогические стеммы, я отдаю литературе. Необходимое разделение науки и литературы не исключает в то же время их взаимодействия. Наука даёт литературному творчеству материи и внимательное отношение к источникам, литература же со своей стороны – тот гармонический взгляд, которым поверяется алгебра науки.

– Чем занимается Пушкинский Дом, кроме, так сказать, плановых академических исследований?

– Пушкинский Дом – пожалуй, самый крупный и авторитетный центр по изучению русской литературы – от её истоков в одиннадцатом веке до современности в веке двадцать первом. Работает в институте более двухсот человек. Учреждение довольно консервативное в том смысле, что сотрудники его представляют по большей части традиционную науку, базирующуюся на текстологических исследованиях. Эссеистика считается грехом, и в работы сотрудников Пушкинского Дома её стараются не допускать. Вместе с тем, Пушкинский Дом всегда принимал в расчёт и литературоведческие моды, появлявшиеся и исчезавшие волнообразно. Имея эти течения в виду, Пушкинский Дом, тем не менее, сохранял своё – традиционное и несколько даже строгое – лицо.

– Как же Вы живёте в такой строгости?

– Как известно, строгость рождает искушение смеяться. Это естественное движение души. Как говорил Бахтин, смех – это вненаходимость, попытка взглянуть на свою серьёзность со стороны. Она очень важна для соблюдения равновесия. Каждый из нас осуществляет такие попытки по-своему.

– И как осуществляете их Вы?

– В 2012 году я издал книгу «Инструмент языка». Впервой её части идут своего рода научные анекдоты, вторая часть – рассказ о близких и дорогих людях, моих друзьях, многих из которых уже нет на свете... И третья часть – заметки о современном русском языке в разных его измерениях.

– Как Пушкинский Дом сближается сегодня с литературной современностью?

– На современность мы смотрим всё внимательнее. В Пушкинском Доме недавно был создан исследовательский центр «Современная словесность в литературной традиции». Возглавить его поручено мне – потому, наверное, что я ихтиолог и рыба в одном лице. Мы будем издавать ежегодный альманах «Текст и традиция». Мы искали свою нишу, и поскольку наша (можно похулиганить?) фишка – классика, мы решили не отбивать у критиков их литературно-критический хлеб. Мы будем исследовать современные тексты в их литературной традиции.

Библиография Евгения Водолазкина

Лавр : неисторический роман

Похищение Европы : роман

Соловьев и Ларионов : роман

Водолазкин, Евгений Германович. Лавр : неисторический роман / Е. Водолазкин. – М. : Астрель, 2013. – 442 с.

«Мне кажется, что это книга о милосердии, о любви, преданности и это то, что требуется сейчас в большой степени», - признался сам автор.

Приступая к роману, я хотел рассказать о человеке, способном на жертву. Не какую-то великую однократную жертву, доля которой достаточно минуты экстаза, а ежедневную, ежечасную жизнь-жертву. Культу успеха, господствующему в современном обществе, мне хотелось противопоставить нечто иное. Несмотря на «нравственную» проблематику, менее всего меня привлекала возможность учить: это не дело литературы, да и права такого мне никто не давал. Пока писал книгу – сам учился, мы с ней делали друг друга. Литература призвана изображать, а уж читатель решит, нравится ему изображение или не нравится и что он вообще будет с ним делать. Предприятие было рискованным. Проблема описания «положительно прекрасного человека» чрезвычайно сложна (положительные типы – вообще слабое место литературы). На современном материале автору решать её почти невозможно, а если и возможно, то для этого нужно быть автором князя Мышкина. Я понимал, что взятый с нынешней улицы такой герой будет неубедителен, а то и попросту фальшив. И я обратился к древней форме к житию, предназначенному для такого рода повествования, только писал это житие современными литературными средствами. Как получилось – судить читателю. Говорю без всякого кокетства, потому что ещё до конца не представляю, кто мой читатель, а уж тем более – что он скажет. За «образцового читателя», который по большому счёту авторский клон, я был в целом спокоен, от него подвоха не ждёшь. Мне была важна реакция людей иного опыта, темперамента, вкуса – текст-то, мягко говоря, своеобразный, а своеобразие идёт как в плюс, так и в минус. Первые отзывы, которые до меня дошли, радуют. Не в том смысле радуют, что я непременно хочу понравиться всем (такого не бывает), а в том, что не нужно, оказывается, заранее отказываться ни от кого, выводя его из числа возможных читателей. Ты говоришь с освещенной сцены, и в тёмном зале видишь первых три ряда, и подстраиваешься под них, а всё остальное воспринимаешь как чистое пространство. Когда же включают в зале свет, обнаруживаешь вдруг, что он полон. Я это о том, что всегда нужно говорить для полного зала и не считать, что где-то на галёрке пустые кресла.

Роман «Лавр» основан на древнерусском материале, мне близком. Но я избрал этот материал не потому, что занимаюсь Древней Русью, а оттого, что речь в нём идёт о вещах, о которых удобнее говорить именно с опорой на древность. Я постоянно призываю внимательнее смотреть на Древнюю Русь, да и сам это делаю.

– Можно ли назвать «Лавр» историческим романом?

– Ни в коем случае. Большая часть действия романа отнесена к Руси пятнадцатого века, но в центре повествования стоят не исторические события, а судьба частного человека, средневекового врача Арсения. Его возлюбленная Устина, по его вине лишённая помощи при родах, гибнет. Устина бесконечно дорога Арсению, и это определяет решение героя прожить жизнь как бы вместо неё. С тех пор жизнь его, как жизнь всякого имеющего сверхзадачу, превращается в житие и строится по житийным канонам. Сюжет немного напоминает Житие Ксении Блаженной, только там наоборот – Ксения живёт вместо умершего мужа.

– То есть филологическая искушённость Вам здесь помогала...

– Конечно. Работая, я использовал десятки житий и житийных сказаний. Я также исходил из того, что в Средневековье успех врача определялся не столько уровнем медицины, сколько его даром. Чем больше Арсений жертвует собой, тем очевиднее крепнет его дар. Хорошее владение ремеслом сменяется чем-то большим – умением исцелять. О том, как протекает его жизнь, Арсений рассказывает умершей Устине. И хотя она не отвечает, происходящее между ними Арсений воспринимает как беседу, будучи убеждён, что молчание не означает отсутствия... Для меня «Лавр» – роман о любви в самом глубоком её понимании, но и роман о времени, точнее, роман об отсутствии времени, о его преодолимости через приобщение к вечному.

Роман состоит из четырех книг: «Книга познания», «Книга отречения», «Книга пути» и «Книга покоя», главы обозначены по-древнерусски, буквами, имеющими числовое значение. Соединение слова и числа, рассуждения о власти числа над человеком, в иные эпохи доходящей до убеждения в том, что мир может и должен быть исчислен, и тогда настанет конец света; преодоление заданных законов жизни, и пространства как одного из них, Божья воля и свобода – все это занимает и героя романа, и автора.

– Вы назвали свой роман неисторическим. Значит ли это, что в нём есть исторические неточности, вольности, допущения и тем самым Вы страхуетесь от обвинений в свой адрес или здесь какой-то другой посыл?

– История этой «неисторичности» такова. В традициях издательства – помещать на обложке «слоган», короткое определение особенностей книги, что имеет свой смысл. Меня попросили такое словосочетание придумать. При оформлении обложки (очень, на мой взгляд, удачном) «слоган» оказался под названием и неожиданно для меня стал восприниматься как подзаголовок. Теперь я вижу, что по своему типу он действительно очень напоминает подзаголовок, хотя ни в коем случае таковым не является. В качестве части названия его теперь нередко фиксируют и в библиографических описаниях, что – ошибка, потому что по правилам библиографии книжные данные следует списывать не с обложки, а с титульного листа. Если же говорить не о жанре определения, а о его сути, то мне хотелось дистанцироваться от исторического романа, решающего, как правило, другие проблемы. «Лавр» вопросов истории вообще не касается, это – «история души». При таком взгляде на вещи точность исторических деталей – дело второстепенное, хотя и в этом крупных ошибок я старался не допускать.

Рецензии на роман «Лавр»

1. Татаринов, А. Судьба вместо жизни / А. Татаринов // Литературная Россия. – 2013. - № 25. – С. 4-5.
2. Морозова, Т. Стань Лавром / Т. Морозова // Знамя. – 2013. - № 4. – С. 210-213.

Произведения Евгения Волдолазкина в библиотеке

3. Водолазкин, Еегений Германович. Лавр : неисторический роман / Е. Водолазкин. – М. : Астрель, 2013. – 442 с.
4. Водолазкин, Евгений. Близкие друзья : повесть / Е. Водолазкин // Знамя. – 2013. - № 3. – С. 6.

Публикации о Евгении Водолазкине

5. Рахаева, Ю. Лавры Средневековья / Ю. Рахаева // Российская газ. – 2013. – 24 сент. – С. 13.
6. Время преодолимо // Литература. – 2013. - № 4. – С. 6-10.
7. Одиночество – явление персональное // Книжное обозрение. – 2013. - № 3. – С. 3.
8. Варламов, А. Лавр непросто открывался / А. Варламов // Российская газ. – 2013. – 11 янв. – С. 12.
9. Наступление на гуманитарную сферу – явление мировое // Литературная учеба. – 2013. - № 1. – С. 4-12.
10. Постмодернизм – это рама без портрета // Независимая газ. – 2010. – 2 сент. – С. 2 (Прилож.).

27 ноября 2012 года в Доме Пашкова были названы лауреаты национальной литературной премии «Большая книга».

Победителями премии «Большая книга – 2012» стали:

1 место – Даниил Гранин «Мой лейтенант»

2 место – Александр Кабаков и Евгений Попов, с рассуждениями-воспоминаниями о Василии Аксенове

3 место – Марина Степнова «Женщины Лазаря».

Даниил Гранин, которого назвали патриархом российской литературы, также получил премию за «Честь и достоинство» из рук Екатерины Гениевой и президента Ленинской библиотеки Владимира Федорова.

По результатам читательского голосования:

1 место – Архимандрит Тихон (Шевкунов) «Несвятые святые»

2 место – Марина Галина «Медведки»

3 место – Марина Степнова «Женщины Лазаря».

Лауреат премии «Большая книга» за 2012 год

Даниил Гранин

Лауреатом первой премии стал Даниил Гранин за роман «Мой лейтенант». Он же был удостоен специального приза «За честь и достоинство». Писатель назвал свой роман «долгом перед однополчанами».

– Я рад, что спустя столько лет после войны мне удалось выполнить этот долг, – сказал он в своей ответной речи.

Об авторе

Сначала все же о том общем, что выпало на долю гранинского поколения: война, блокада. Без них он был бы другим человеком и другим писателем. Но дальше это – его путь. Случай с Граниным-литератором (прозаиком, эссеистом, публицистом) особый: он сумел почти полвека не снижать градуса творчества, сохранить своего читателя. Мог со временем угаснуть интерес к поднятым проблемам, да и к тем или иным произведениям писателя, но не к его личности. Его сверстники, прошедшие войну, то заставляли о себе говорить, то умолкали, то вовсе сходили со сцены (иные ушли из жизни)... Гранин оставался всегда. Была эпоха «Искателей» – это пятидесятые, потом время «Иду на грозу», затем появилась «Картина». Критики спорили, читатели обсуждали, общественность волновалась. Но ни один из романов не был удостоен официального признания. Может быть, и потому, что одновременно рождались произведения иного плана, смущавшие компетентные организации. В декабре 1970-го писатель А. Гладков сообщал мне: «Из № 10 «Нов. мира» цензура сняла эссе Гранина о Пушкине и Булгарине, говорят, очень тонкое». Снимали и раньше. Неприятности были и с «Нашим комбатом», напечатанным сначала лишь в Петрозаводске, другим фронтовиком, Д. Гусаровым в журнале «Север». Тем более в эссе Гранина, в его зарубежных очерках неизменно демонстрировался повышенный уровень свободы.

Вот это, пожалуй, и отличало Гранина от многих советских писателей. Он не был диссидентом, не был и безоглядным: он был просто очень умным человеком. Не писал «в стол», но и другой черты не переступил. Ни на высоких встречах, ни на официальных страницах не дал себя вовлечь в коллективные акции. Сегодняшние критики, не знавшие партдисциплины (вступил на войне, там карьерой не пахло), вряд ли поймут, сколько надо было сил, чтобы выдержать, сохранить себя ради дела. Ему помогали герои – профессор Любищев, который прожил «Эту странную жизнь», все в ней подчинив работе, Тимофеев-Ресовский («Зубр»), не отдавший себя на заклание и тем снискавший ненависть «патриотов» (что же это он не явился в лапы палачей?). А ведь как легко было сорваться: одно слово – и уже перечеркнуты и книги, и военная биография. В эссе «Страх» Гранин сделал попытку рассказать о пережитом. Но остановился. Трудно было поведать о том, что думал, когда, уступая тупой силе, отказался от собственного мнения о Солженицыне. Можно ли упрекать за это писателя?'

В 90-е, когда, казалось, были разорваны все прежние связи писателей с читателями, Гранин не ушел в тень. Он рассказал о «Бегстве в Россию», явлении далеко не ординарном. Герои романа во имя ложной идеи ломают свои судьбы и встречаются с отрезвляющей действительностью. Рассказ о тех, кто бежит из мира свободы в царство несвободы, позволяет дать картину перевернутого мира – с его идеологизированностью, советской бюрократией, государственным антисемитизмом. Это плод давних размышлений Гранина, он не мог не написать такую книгу.

Если графически изобразить творческий путь писателя, гранинская линия окажется высокой и ровной. В каждом десятилетии он продолжал свой разговор с читателем, приглашая нас в путешествие за мыслью, заявляя ее прямо или через героев. И «Блокадной книгой», созданной вместе с А. Адамовичем (как не любил ее глава ленинградских коммунистов Г. В. Романов!), и страницами русской истории (еще не читанный нами роман из петровской эпохи), и погружением в научные проблемы, а скорее – проблемы нравственные.

Гранинский опыт создания собственной биографии уникален. Не в той крайней мере, что, он все же подчинил себя труду (литературному) и сделал, может быть, больше, чем предназначено ему было природой.

Одних он раздражает своей удачливостью и устойчивостью во все периоды, других удивляет тем, что «уважать себя заставил». Но не признать существования такого явления, как Гранин, не смогли ни читатели, ни власти, ни астрономы, пожаловавшие ему малую планету, названную Данграния.

Этим все сказано.

– Даниил Александрович, вы избегаете журналистов и неохотно даете интервью, а ведь не раз повторено: «Скромность – прямой путь к забвению»...

– Я с этим выражением абсолютно согласен, но мне жалко тратить время на всякие светские и общественные обязанности. Когда меньше публичности, больше остается времени на работу, и я думаю, что это самое главное. Я бы сказал даже так: больше остается времени на одиночество. Мне не хватает одиночества, чтобы о чем-то подумать, что-то понять…

– Как вы считаете, нужна ли нам вся правда о Великой Отечественной войне?

– Мы не знаем, что такое правда о войне. Немцы пишут свою правду, мы – свою. Немцы много лет говорили о себе как о жертвах. А для нас это совершенно странно выглядит, потому что жертвами были мы – в Ленинградской блокаде погибло около миллиона человек! Тогда вопреки всем законам воинской чести вермахт старался удушить город голодом. Есть ли единая правда о войне? В чем-то она должна сходиться. Разгром фашизма. Гибель мирного населения... Да, были и остаются бесспорные истины.

– А какая она, ваша война?

– Участники войны вспоминают не только подвиги, мы чаще вспоминаем дружбу и тяжелый труд. Голодные, в мороз чистили занесенные снегом окопы, ходы сообщения. Когда наступали, копали и долбили мороженую землю, строили землянки. А еще хуже, когда весной затопило, и мы должны были жить в ледяной воде по пояс вот что такое война. Это адский труд, который не может или почти не может передать современный режиссер или сценарист – у них нет этого в памяти.

– Что в жизни вам не удалось изменить, а очень хотелось бы?

– Довольно сложно анализировать собственную жизнь, да еще публично. Жизнь нельзя радикально менять. Ее можно продолжать. У жизни есть какой-то свой узор, свой орнамент. И он лучше виден со стороны, Сам человек не всегда понимает и видит эту свою линию жизни. Я, конечно, во многом недоволен тем, как я жил И что делал. Какие-то поступки вспоминаю со стыдом, иногда с досадой. Я, например, хотел быть историком, но мать решила, что это не специальность. И она была абсолютно права. Нужно было зарабатывать на жизнь, потому что к этому времени отца моего выслали, и мать нас с сестрой обеспечивала одна. Я пошел в технический вуз, получил профессию, связанную с гидроэнергетикой. А попав на строительство электростанций, убедился, и это было для меня особенно тяжело, как это уродует природу. Что мы сделали с нашими великими реками с Волгой, с Днепром? Равнинные гидростанции – это просто ужасно! Было затоплено громадное количество земель, городов, деревень. Совершенно антиэкологичные проекты... В течение жизни набираются веши, о которых не хочется вспоминать. Я думаю, у каждого так. Но для писателя все эти разочарования хорошая подпитка.

– Какие ценности вы считаете, для себя главными?

– Для меня великая ценность – наша культура. Я имею в виду прекрасные творения человека – поэтические и музыкальные, архитектурные и живописные. Нам трудно понять гений математика, физика, и это, по большей части, не вечно. Но когда слушаешь музыку Моцарта или читаешь стихи Пушкина, понимаешь: это и есть абсолютные ценности, И какое счастье, что ты можешь все это читать, слышать и воспринимать… Мы часто обегаем музеи, торопимся, спешим, а ведь каждая картина – создание, с которым надо стремиться перейти «на ты».

Долгая литературная жизнь – явление не исключительное. И все же ее непрерывность и как бы независимость от возраста вызывают изумление. Как можно не «сбавлять обороты» на протяжении шести десятилетий, заставляя говорить о себе? Что поддерживает писателя, не дает, даже в часы сомнений, уйти в «творческий отпуск» от этого самого творчества? Легко сказать – «ни дня без строчки». А на самом деле? Конечно, бывает скрытая от читателя жизнь художника, когда он пишет дневник, не заботясь о позднейшей публикации или, наоборот, думая о ней. Но главным остается активное существование в литературе с надеждой на читательский отклик. Об этом думаешь, перечитывая романы, повести, рассказы, эссе, документальные произведения Даниила Гранина...

Своим дебютом он считает публикацию в журнале «Звезда» рассказа «Вариант второй» (1949), хотя на самом деле первые пробы пера относятся еще к студенческой поре (1937), когда напечатал в журнале «Резец» свои опыты на тему «Парижской коммуны». Однако новое имя в литературу пришло лишь 12 лет спустя. В редакции «Звезды» автора приветил известный писатель Юрий Павлович Герман. Он предложил своему однофамильцу взять псевдоним – двух Германов для одного в ту пору журнала в Ленинграде было многовато. Еще не один год он стоял перед выбором профессии. Выпускник Политеха, прошедший войну, работник Ленэнерго, аспирант уже занимавшийся научной работой, сделал свой выбор, завершая роман «Искатели» (1954). С ним пришла литературная известность.

Роман создавался на переломе советской истории (1951-1954). Взгляд со стороны совмещался со знанием проблем изнутри. Герой произведения, молодой кандидат наук, прошедший, как и автор, через войну, уходит из научного института в производственную лабораторию, чтобы создать на ее базе локатор – прибор, необходимый «для определения повреждений в электрических линиях». За всем этим стояли человеческие судьбы.

О романе спорили, его герои мечтали о счастье, боролись за него. В романе жил узнаваемый город, скромные развлечения, поездки «коллективом» на природу. Никакой заграницы не существовало. Жили страхи. Инженера Усольцева перед самостоятельными решениями. Крупного ученого Григорьева перед напором авантюриста от науки профессора Тонкова. И страх пострашнее: «маленького робкого» изобретателя Рейнгольда, жившего в годы войны на оккупированном врагом территории.

Гранин тогда еще не был готов сказать о других, не ушедших страхах, не называл конкретных исторических событий тех лет – ни марта 1953-го, ни уже обозначенной в литературе «оттепели», но веяния времени были услышаны. И уже потом каждое десятилетие писатель отмечал своим «знаковым» произведением. В шестидесятые – это лучший роман Гранина «Иду на грозу» (1962) и непохожие на прежние в тогдашней литературе заметки о зарубежье – эссе в «Примечаниях к путеводителю» и книге об Австралии («Месяц вверх ногами»).

Но... гладко было на бумаге. Происходили в обществе события, о которых автор напишет в другую эпоху, а пока они мешали идти дальше. В 1954-м и позже Гранин получит многие одобрительные рецензии на первый роман. И тут же напоминание: прошлое уходит с трудом. Летом 1954-го пригласили впервые на писательское собрание. Здесь ему довелось впервые увидеть своих коллег. И здесь же, в большом белом зале на улице Воинова, не столь давний боевой офицер-танкист стал свидетелем и пусть молчаливым, но участником вторичной (после 1946) расправы над Михаилом Зощенко, который посмел не согласиться с докладом сталинского сатрапа А. Жданова. Зощенко спрашивал ленинградских писателей, считают ли они, что он должен признать себя «мещанином», «пошляком» и т.п. Сначала его спрашивали о том же (об отношении к постановлению ЦК) приезжавшие английские студенты, теперь «собратья по перу». Через полвека в эссе «Страх» (1996) Гранин напишет: «Никто не шелохнулся, никто не встал, не крикнул: «Нет, мы не требуем этого!» Жалкое это молчание сгущалось чувством позора. И общего позора и личного. Головы никто не смел опустить. Сидели замертво».

Поднимись он тогда, скажи слово против... И рухнет многое – отдельное издание романа, участие в писательском съезде, ближайшие публикации. Гранин этого своего стыда не забудет.

В 1956-м появились произведения, ранее невозможные в советской печати. На время ослабли «горлитовские» вожжи. Альманах «Литературная Москва» через тридцать лет справедливо назвали «попыткой консолидации сил, противостоящих авторитарно – бюрократической системе». Альманах вскоре прикрыли, организованной проработке подвергся напечатанный в нем рассказ А. Яшина «Рычаги», а также увидевшие свет в «Новом мире» роман В. Дудинцева «Не хлебом единым» и рассказ Д. Гранина «Собственное мнение». Коммунисты в яшинском рассказе на партсобрании говорят одно, а сразу после собрания о том же – совсем другое. Подобное же «раздвоение» происходит с героем Гранина. Он никак не может прямо высказать вслух свое собственное мнение, откладывая это на «потом». К. Симонов сразу одобрил рассказ и напечатал его, он гордился и публикацией романа Дудинцева. Но после партийной критики на встрече с Н. Хрущевым отрекся от своих авторов. Это «отречение» Гранин много лет спустя оценил самокритично: «Мне было стыдно за него (Симонова), но ведь и я не проявил себя геройски». К. Симонов, как и Д. Гранин, проявляли смелость на фронте и тушевались перед высокими партийными чиновниками.

Подобные эпизоды мешали творчеству, но все-таки в ту «оттепельную» пору, когда Гранин писал свой роман о покорении учеными атмосферного электричества («Иду на грозу»), многое менялось в стране.

«Иду на грозу» выдвинули на Ленинскую премию. Но премию ему не дали, Гранин был огорчен. А потом говорил: «Как хорошо, что не дали. Ведь предстояло бы спорить с Солженицыным». Победил тогда роман О.Гончара «Тронка». Выбор украинца Хрущева.

В начале шестидесятых у нас пошла молодая проза. А. Битов, В. Аксенов, Р. Грачев. Появились новые веяния. Но уровень свободы в свое время поднял роман Гранина. Как писатель умный, проницательный, он не склонен преувеличивать свое место в литературе, но предметом гордости остаются признания читателей, изменивших свою судьбу после прочтения его книг, в частности, этого романа. Свидетельства достоверные.

К писателю известному, востребованному – всегда внимание особенное. Не только к его произведениям. Получалось, что наиболее острые вещи Гранинавызывали нападки тех, кого он назвал «казенными церберами». Писатель защищал свои произведения, но себя защитить бывал не в силах.

Едва он решился рассказать о своей войне, начавшейся летом 1941-го на дальних подступах к Ленинграду, как встретил непонимание. Повесть «Наш комбат» печатать отказывались, пока другой фронтовик Дм. Гусаров не опубликовал ее в журнале «Север». Это не спасло повесть от «проработки»: «Мало героического!» Гранин выступал с путевыми очерками-эссе, свободными суждениями о послевоенной Германии, Англии, был среди первых писателей, допущенных в круиз вокруг Европы (1956), его размышления о Японии («Сад камней») и Австралии («Месяц вверх ногами») привлекли к себе внимание читателей и... нападки завистливых коллег. На собрании ленинградских писателей Ю. Помозов обвинил Гранина в отсутствии интереса к своей стране: «Много ездит за границу». Поддержка пришла неожиданно. Федор Абрамов ринулся на трибуну: «Не надо учить Гранина патриотизму. Он доказал его на войне!»

Вместе с М.Дудиным их избрали секретарями Ленинградской писательской организации. Эта тягостная служба (оба отказались от зарплаты, чем огорчили столичное начальство: «Никто за вами не последует») требовала много времени и разговоров с руководством. Проявления слабости были на виду, а примеры сопротивления мало кому известны. Когда партийный руководитель города сказал, что нужно исключить из партии... Ольгу Берггольц, Гранин ответил: «Это невозможно. Она – символ ленинградской блокады». А вот «воздержаться» при исключении из Союза писателей А. И. Солженицына Гранину не позволили. Не в этой ли связи Гранин сравнивал поведение М. Зощенко и А. Ахматовой во время встречи с английскими студентами? Что ответил своим обвинителям М. Зощенко, мы уже знаем. Ахматова же «сказала дипломатично: это, мол, критика, на которую руководство имеет право...» Анну Ахматову оставили в покое. Зощенко взбунтовался, жизнь его потеряла смысл. Вывод Гранина о том, кто был прав – А. Ахматова или М. Зощенко, не однозначен: «Вот и встает древний неотступный вопрос, который решал для себя еще Галилей, решал Джордано Бруно, – смириться ради творчества, ради науки либо не уступать, не каяться, сберечь свое достоинство, но тогда лишить себя возможности творить, печататься? Хочется сказать, что они оба правы, оба поступили так, как считали нужным, как понимали для себя меру своей ответственности. Мы им не судьи. Но так ли это?»

Я благодарен Гранину за его неучастие в некоторых акциях застойного времени. Он хорошо написал о том, что означало в те годы подвергнуться партийной опале (одно дело быть беспартийным, другое – исключенным из партии). И все же писатель сумел уклониться от осуждения своего любимого поэта Б. Пастернака в 1958-м, не явился на исключение из Союза писателей коллеги – литератора и переводчика Е. Эткинда (в обоих случаях так же повел себя Ф.Абрамов).

Гранин знал, на что шел, работая в семидесятые вместе с Алесем Адамовичем над «Блокадной книгой». Г. В. Романов не позволил выпустить ее в Ленинграде. Он полагал, что о страданиях ленинградцев писать не следует, только о героизме. Свою повесть-фельетон «Дорогой Роман Авдеевич» Гранин написал вдогонку одному из своих церберов. Писатель не поддался соблазну уехать из города, который защищал.

Гранин остался – и это позволило ему написать вещи, которые без города на Неве, постоянной «подпитки» его несравнимой аурой просто бы не состоялись. Это относится и к его военной книге (поэт С. Ботвинник сказал слова, важные для объяснения этой «задержки»: «Долго пишется книга войны»), и к роману «Вечера с Петром Великим». Гранин и в том и в другом случае остался писателем ленинградским / петербургским и весьма современным. Верно написал Д. С. Лихачев: «Гранин – писатель, посвятивший свое творчество целиком нашему времени, заботам сегодняшнего дня». Это относится и к романам о современности, и к таким работам, как эссе «Священный дар» (о Пушкине, Булгарине, Моцарте, Сальери), с трудом проходившим цензуру при публикации в «Новом мире» второй половины шестидесятых. История, опрокинутая в современность, угадывалась в романе, названном «Вечера с Петром Великим». О царе-реформаторе (и деспоте) неспешную беседу ведут люди конца XX века. Авторская мысль затрагивает вечные вопросы, стоящие перед человеком: как строить жизнь, реализовывать свои возможности, проявлять твердость духа. Не говоря уже о бедах России, общих для разных веков. («Воруют», – как говорил Карамзин).

В экскурсах в недавнее прошлое Гранин нередко опережал время. Повесть «Зубр» писал на переломе эпох, встречая активное сопротивление. Реальная судьба Тимофеева-Ресовского, большого ученого, волей обстоятельств оказавшегося перед войной в Германии и не вернувшегося тогда на верную гибель в...Москву, не встретила понимания у замшелых московских критиков в 1987-м. Писатель рассказал об аресте ученого уже после войны («невозвращенец», «предатель»), о его спасении на краю гибели. Эта повесть – дань независимой мысли, несломленному духу. Через два десятилетия судьба ученого по-прежнему поучительна для поколений не знавших масштабов сталинского произвола.

Есть у Гранина книги, им как бы забытые. Повода замалчивать их нет, ушли со своим временем. Но судьба дала Гранину продолжительную творческую жизнь. И за десятилетия буквально вызрела важная для писателя книга о «своей войне».

Написанное Граниным о Ленинградском фронте, о промерзшем на многие месяцы открытом пространстве между Пулковом и Пушкином, о товарищах и командирах – его исполненный долг.

Гранин не стал писать мемуары в их буквальном понимании, хотя много личного о пережитом сказано в разных его произведениях документального характера, включая эссе «Страх», в «Горестях любви» и большом очерке «Потерянное милосердие». Новая вещь Д. Гранина «Изменчивые тени» – синтетически сложное произведение с портретами современников – писателей, ученых, включая героев своих же документальных произведений, материалами архива: письма, – к себе и свои, записи на выступлениях Н. Хрущева перед писателями; среди последних – лаконично продуманная заметка о нашем партийном лидере, стоящая особняком от его же противоречивых высказываний. Отдельный голос – записки, оставленные женой Гранина о герое повести «Зубр».

Гранин тем хорош в этой своей книге, что вызывает на спор, будит читательскую мысль.

Ну что тут скажешь? Даже беглый обзор творчества писателя говорит о том, что пишушего ожидают не только удовольствия. А препятствия в пути даже полезны. Позволяют остановиться и оглянуться. Многое можно увидеть и понять.

(Александр Рубашкин)

Гранин, Даниил Александрович. Мой лейтенант : роман / Д. А. Гранин. – М. : ОЛМА Медиа Групп, 2013. – 2013. – 319 с.

Удивительно, но Даниил Гранин, писатель, прошедший войну, о Своей войне рассказывает впервые. В одном из интервью он объяснил это так: «Почему я написал эту книгу спустя 60 с лишним лет после войны? Оглянулся вокруг – почти никого нет из тех, с кем я прошел этот страшный путь. Два-три человека остались. До этого я и не хотел писать про войну, это мне было слишком тяжело. Считал, что есть другие темы. Да и что я буду писать, когда у нас уже есть много замечательных книг: Некрасова, Бондарева, Бакланова, Казакевича, Астафьева. Но в них нет МОЕЙ войны, а она была особенной. Все 900 дней на Ленинградском фронте мы жили в окопах. На других фронтах наступали, отступали, а это – совсем другая система борьбы, жизни, взаимоотношений. Мы вот своих убитых хоронили на кладбище. А у них кладбищ не было. Когда отступали или наступали – не до кладбищ. Окопность войны – это, во многом, быт. Землянки, освещение, вода, дрова. Весь этот тяжелейший, непонятный ныне быт и «окопная правда», пишет он в своей книге, не сходилась с правдой штабов, сводок Информбюро, газетных очерков. У солдат была своя горькая правда потерявших управление, драпающих частей, правда окруженных дивизий, армий, когда в плен попадали десятками тысяч, правда преступных приказов командующих, которые боялись своих начальников больше, чем противника. И страдали в окопах не так от голода, как от цинги, от чирьев, вшей и морозов, от тающих снегов, заполнявших весной окопы». Сам Гранин, после окончания в 1940 году Политехнического института работавший на Кировском заводе, в начале Великой Отечественной ушел в народное ополчение. В окопах под Ленинградом он был все 900 дней блокады. Потом стал танкистом, закончил войну в Восточной Пруссии. Но книга, вобравшая личный опыт писателя, все-таки не автобиографична, хотя главный герой романа, молодой, только что женившийся инженер, отказавшись от брони, тоже ушел в народное ополчение: защищал Лужский рубеж, видел сдачу Петергофа, воевал на Пулковских высотах, осень 1941 года провел в окопах у Шушар. Несколько дней молодой войны заменили годовую программу целых курсов, хватило одной бомбежки, одного бегства, чтобы понять, как не умеют окапываться новобранцы. И новобранцы быстро учились тому, что не изучали ни в каких академиях – отступать с боями. И были страшные потери: ополченцами затыкали все бреши, бросали навстречу моторизованным немецким дивизиям, лишь бы как-то задержать. Впервые увидеть бегущих немцев удалось в районе Александровки. И долго оставался загадочным день 17 сентября 1941 года – день, когда Ленинград, казалось, остался открытым настежь перед немцами и немцы могли войти в город, но не вошли. Этот день словно уничтожили, вымарали из истории, не упоминали о нем и немецкие источники. Уже после войны, спустя долгие годы, писателю помогли разрешить эту загадку дневники фон Лееба, командующего в 1941 году группой «Север»: в немецком Генеральном штабе, не желая ввязываться в уличные бои, ждали капитуляции. Несомненно, это сам молодой Гранин познавал, как преодолевать свой страх – впервые, не зная ни одной молитвы, взывать к Богу, сопротивляться, стрелять, становится опасным для противника, а иногда и просто смеяться и радоваться, что снова остался жить. Несомненно, и ситуации, в которые попадал его герой, и люди, с которыми его сводила судьба и разводила война, – отражение личного опыта писателя. Но они, писатель и герой, не идентичны.

«Когда я начал писать, никак не получалось. Почему? На каком-то этапе сделал важное для себя открытие. Во мне оказалось два разных человека. Один – молодой лейтенант, уже малопонятный, ушедший. Это мечтатель, обожавший советскую жизнь, считающий, что мы действительно впервые строим справедливое прекрасное общество. И второй, нынешний, который знает, что все это рухнуло, было неправдой, строилось на несчастьях людей. О молодом я думал – ну какой же он был дурак! Но когда стал вникать во все, что с ним происходило, понял: нет, он был интересный человек. Во многом лучше меня, разочарованного, набившего шишек. Тот мальчишка был по-своему прав, он был в чем-то красивее, лучше, добрее, счастливее. И грех от него отказываться, считать наивным, глупым. Вот так у меня начали выстраиваться отношения с лейтенантом. И я до сих пор не могу и никогда не смогу решить: кто из нас прав? Кто жил более правильной жизнью?» А много ли ныне осталось тех, кто может рассказать правду о той войне? Книга Данила Гранина – чистая и светлая – позволяет понять, какими они были, те «незатейливые мальчишки», которым мы обязаны Победой, доныне объединяющий наш народ.

Рецензии на роман «Мой лейтенант»

1. Роман Д. Гранина «Мой лейтенант» // Нева. – 2012. - № 8. – С. 243-244.
2. Мелихов, А. Новый Гранин / А. Мелихов // Знамя. – 2012. - № 6. – С. 208-210.
3. Турков, А. На той войне, которая была… / А. Турков // Литературная газ. – 2012. - № 4. – С. 12.

Произведения Даниила Гранина в литературно-художественных журналах

4. Гранин, Даниил. Бегство в Россию : роман / Д. Гранин // Новый мир. – 1994. – № 7-9.
5. Гранин, Даниил. Вечера с Петром Великим / Д. Гранин // Дружба народов. – 2000. – № 5, 6.
6. Гранин, Даниил. Все было не совсем так / Д. Гранин // Звезда. – 2010. – № 4.
7. Гранин, Даниил. Заговор / Д. Гранин // Звезда. – 2012. – № 1.
8. Гранин, Даниил. Зубр : роман / Д. Гранин // Роман-газета. – 1988. – № 21.
9. Гранин, Даниил. Листопад / Д. Гранин // Звезда. – 2008. – № 1, 2.
10. Гранин, Даниил. Наваждение / Д. Гранин // Дружба народов. – 1999. – № 12.
11. Гранин, Даниил. Наш дорогой Роман Авдеевич / Д. Гранин // Нева. – 1990. – № 11.
12. Гранин, Даниил. Неизвестный человек : повесть / Д. Гранин // Дружба народов. – 1990. – № 1.
13. Гранин, Даниил. Нина : рассказ / Д. Гранин // Дружба народов. – 1999. – № 5.
14. Гранин, Даниил. Оборванный след : повесть / Д. Гранин // Дружба народов. – 2003. – № 9.
15. Гранин, Даниил. По ту сторону : повесть / Д. Гранин // Дружба народов. – 2003. – № 1.
16. Гранин, Даниил. Рассказы / Д. Гранин // Нева. – 1996. – № 1.
17. Гранин, Даниил. Рассказы / Д. Гранин // Дружба народов. – 1999. – № 2.
18. Гранин, Даниил. Сюрприз : рассказ / Д. Гранин // Звезда. – 1999. – № 1.
19. Гранин, Даниил. Этому нас не учили дневник писателя / Д. Гранин // Знамя. – 1992. – № 2.

Публикации о Данииле Гранине

20. Гранин, Д. Наша вера в технику не оправдала себя / Д. Гранин // Первое сентября. – 2013. - № 7. – С. 22.
21. Крыщук, Н. Искусство всегда было для избранных // Н. Крыщук // Первое сентября. – 2013. - № 6. – С. 21.
22. Оберемко, В. Нужно возмездие! / В. Оберемко // Аргументы и факты. – 2012. - № 52. – С. 3.
23. Боброва, Е. Победа за Граниным / Е. Боброва // Российская газ. – 2012. – 29 ногяб. – С. 22. – (Неделя).
24. Дардыкина, Н. Счастье патриарха литературы / Н. Дардыкина // Московский комсомолец. – 2012. – 29 нояб. – С. 11.
25. Боброва, Е. В окопах атеистов нет / Е. Боброва // Российская газ. – 2012. – 27 нояб. – С. 12.
26. Выжутович, В. Нравственный климат в нашей стране невыносим / В. Выжутович // Учительская газ. – 2012. - № 35. – С. 24.
27. Дардыкина, Н. Восхождение к истине / Н. Дардыкина // Московский комсомолец. – 2012. – 24 авг. – С. 15.
28. Володин, М. Совесть не приносит дохода / М. Володин // Аргументы и факты. – 2011. – № 42. – С. 3.
29. Капитаны и смазчики // Октябрь. – 2010. - № 6. – С. 126-133.
30. Золотоносов, М. Другой Гранин, или Случай с либералом / М. Золотоносов // Литературная Россия. – 2010. – № 22. – С. 8-10.
31. Чижова, Е. «Когда подводить итог…» / Е. Чижова // Вопросы литературы. – 2009. – № 6. – С. 382-403.
32. Выжутович, В. Иду на грозу / В. Выжутович // Российская газ. – 2009. – 6 окт. – С. 1, 7.
33. Гранин, Д. У нас появился слой богатеев, живущих аморально, нагло, вызывающе / Д. Гранин // Известия. – 2009. – 22 сент. – С. 10.
34. Гранин, Д. Любовь – это лучшее изобретение человечества / Д. Гранин // Октябрь. – 2009. - № 7. – С. 164-172.
35. Оберемко, В. Безнаказанность – наша болезнь / В. Оберемко // Аргументы и факты. – 2009. - № 18. – С. 3.
36. Восстание лакеев // Российская газ. – 2009. – 13 янв. – С. 9.
37. Шадхан, И. Если он любит, то любит… / И. Шадхан // Лит. Россия. – 2009. – № 1. – С. 1-4.
38. Рубашкин, А. О страхах и бесстрашии / А. Рубашкин // Дружба народов. – 2009. – № 1. – С. 206-210.
39. Штемлер, И. Загадка Гранина / И. Штемлер // Литературная газ. – 2008. - № 52. – С. 5.
40. Гранин, Д. Что делать интеллигенции, когда ее роль кончилась / Д. Гранин // Вопросы культурологи. – 2006. - № 12. – С. 94-96.
41. Мучительные вопросы бытия // Литературная газ. – 2004. – № 47. – С. 5.
42. Соснов, А. Я помню… / А. Соснов // Литературная газ. – 2004. - № 1. – С. 8.
43. Гранин (Герман) Даниил Александрович (р. 1918) // Литературная учеба. – 2003. - № 5. – С. 200.
44. Я хочу здорового пессимизма // Нева. – 1999. – № 1. – С. 113.
45. Рубашкин, А. Данграния / А. Рубашкин // Звезда – 1999. – № 1. – С. 121.
46. Финк, Л. Герой наших дней / Л. Финк // Вопросы литературы. – 1986. – № 6. – С. 11-31.
47. Гранин, Д. Это было при нас / Д. Гранин // Вопросы литературы. – 1984. – № 9. – С. 105-136.

29 ноября 2011 года в Доме Пашкова были названы лауреаты национальной литературной премии «Большая книга». Решение жюри премии совпало с итогом народного интернет-голосования

Победителями премии «Большая книга – 2011» стали:

1 место – Михаил Шишкин за роман «Письмовник»

2 место – Владимир Сорокин за произведение «Метель»

3 место – Дмитрий Быков за произведение «Остромов, или Ученик чародея».

Специальной премией «За честь и достоинство» награждён Фазиль Искандер.

Специальной премии «За вклад в литературу» был удостоен Питер Мейер – легенда мирового книгоиздания. Во многом благодаря г-ну Мейеру русская литература становится известной по всему миру. В первую очередь он вошел в историю как создатель издательства Пингвин – одного из крупнейших издательств Великобритании. С 2002 года он возглавляет и издательство Ардис, специализирующееся на издании русской литературы на языке оригинала и в английском переводе.

Лауреат премии «Большая книга» за 2011 год

Михаил Шишкин

Об авторе

Михаил Павлович Шишкин родился в столице 18 января 1961 года. Мальчишкой он переехал к бабушке в Удельную под Москвой. История бабушкиного рода (её муж был расстрелян как враг народа, старший сын пропал без вести в 1941 году, а младший – отец Михаила Шишкина – всю жизнь из-за страха скрывал в анкетах, что отец стал жертвой репрессий, а писал, будто он просто умер) наложила свой отпечаток на судьбу писателя.

Окончив в 1982 году романо-германский факультет Московского пединститута, Шишкин сначала три года отдал журналу «Ровесник», а потом десять лет посвятил школе.

– Хороший журнал был. Денежный. ЦК комсомола о нем щедро заботился.

– И вот я, еще мальчишка, сопляк, вдруг поднялся на завидную социальную лестницу: зарплата приличная, гонорары еще лучше, поездки за границу. Со мной вроде бы все было в порядке – я не врал, был честен по отношению к себе: ни слова о партии не писал.

– Писали об искусстве?

– И про это тоже, про молодежные театры, или давали переводить статьи из журнала «Штерн». В моих статьях не было лжи. И все-таки во мне сидело убеждение: ты же крошечное колесико этой машины, которая в больших масштабах производила говно. И потихоньку ты начинал себя не уважать. А если ты презираешь себя, ты ничего своего написать не можешь. Три года я поработал в журнале и понял: больше не могу участвовать во всем этом. И спустился с уютной социальной лестницы в самый низ – в школу. К сожалению, у нас учителя всегда были внизу. Все мои житейские колебания, переходы моя жена Ирина выдержала. Жена преуспевающего журналиста вдруг стала женой начинающего народника. На несколько лет я «ушел в народ». Она поддерживала меня, когда я писал свой первый роман.

Московские дети на первом же моем уроке с ходу прижали вопросом: «Михаил Павлович, а вы в коммунизм верите?» Расстрельный вопрос! Естественно, на него надо отвечать правду. Хотя перестройка уже делала первые шаги, приди я на полгода раньше, меня за эту правду просто могли уволить. Руководители школы, мудрые женщины, все повидали и знали, что главное в их деле – отчет. И они мудро сформулировали про меня: «Михаилу Павловичу мы все-все разрешаем – он отвечает за перестройку». И я обрел полную свободу делать все, что хочу. В уходившем времени я чувствовал себя каким-то беглецом, шпионом, которого легко разоблачить – дома у меня лежали запрещенные книжки. Но вдруг я осознал ранее невозможное: эта противостоящая тебе страна – твоя страна. Ты берешь на себя ответственность за нее, чтобы она изменилась. И ты для этого что-то должен сделать.

Мне захотелось что-то поменять хотя бы в своем классе, изменить закон, по которому живет и влачится эта жизнь. Веками здесь жили по принципу: сильный отнимает у слабого пайку, занимает лучшие нары, а слабого оттесняет к параше. Хотелось, чтобы в этой стране жили по закону человеческого достоинства. Пять лет я проработал в школе. Совершенно искренне и честно делал все, что мог. У меня ничего не получилось.

– Что не получилось? Ребята вам не поверили?

– Я не смог изменить страну.

– Даже титану с такой величественной целью не справиться.

– Считаю, что в этом виновата не страна, виноват я, потому что был плохим учителем. Если бы я был хороший учитель, я бы и сейчас остался в этой школе, сделал бы свое дело, несмотря ни на что.

В январе 1993 года Шишкин напечатал в журнале «Знамя» свой первый рассказ «Урок каллиграфии». А потом в том же «Знамени» последовал роман «Всех ожидает одна ночь» о небогатой дворянской семье, жизнь которой бывший школьный преподаватель немецкого и английского языков описал на фоне событий первой половины XIX века.

Вскоре после выхода романа Шишкин перебрался в Швейцарию. Уже в 2005 году он в интервью Владимиру Бондаренко так объяснял причины своих перемен: «Ничего не планировалось заранее. Всё крайне просто: моя супруга – швейцарка, она филолог, переводчица, она жила в Москве, где мы и познакомились. Поженились, и никаких планов на переезд в Швейцарию не было. Когда она забеременела, мы решили с ребёнком жить в Москве. Но возникли разные сложности, и мы были вынуждены переехать в Швейцарию, где живём уже около десяти лет. Моему сыну Константину – девять лет. Я считаю, что поэт, писатель, художник может жить везде, как Гоголь или Герцен, - всё равно душой он всегда принадлежит к своей родной национальной культуре. Я принадлежу к русской культуре. И ни в какой другой существовать не смогу. А мои книги уже живут во Франции, в Германии, в Америке – и я живу там тоже вместе со своими книгами и своими читателями. Где мои книги, там и я».

Первый шумный успех Шишкину принёс роман «Взятие Измаила», за который он получил премию «Русский Букер» - 2000.

«Взятие Измаила» отмечено еще одной из премий под названием "Глобус" как произведение, «способствующее сближению народов и культур».

В 2005 году в России настоящий фурор произвёл роман Шишкина «Венерин волос», первая публикация которого по традиции состоялась на страницах «Знамени». За него писатель получил уже премию «Национальный бестселлер». Прозаик признаётся: «Роман о самых простых вещах. Без которых жизнь невозможна. Венерин волос – это травка-муравка, папоротник, который в Риме, мимолётном городе, сорняк, а в России – комнатное растение, которое без человеческого тепла не выживет. Роман о человеческом тепле. О том, что смерти нет. Это все знают, но каждый должен найти для себя какие-то свои доказательства. И вот я ищу. В одном апокрифе сказано: «И словом был создан мир и словом воскреснем». Но только слова мало. Роман – о преодолении смерти, о воскрешении словом и любовью. Я писал его в Швейцарии, во Франции, в Риме. Он очень русский, но одновременно выходит за границы русского мира, не помещается в них. Россия – только малый кусочек большого Божьего мира».

Проза Шишкина сочетает в себе лучшие черты русской и европейской литературных традиций, беря от Чехова, Бунина, Набокова богатство словаря, музыкальность и пластичность фразы, тонкий психологизм и естественный, недекларативный гражданский пафос, а от западных авторов в лице, прежде всего, Джойса и мастеров «нового романа» - принцип смены стилей и повествовательных инстанций внутри одного произведения, фрагментарность композиции, перенос центра тяжести текста с сообщения на язык.

В перерыве между «Взятием Измаила» и «Венериным волосом» Шишкин написал на немецком языке что-то типа литературного путеводителя «По следам Байрона и Толстого», за которую получил главную премию города Цюриха. Точное название этой книги: «Монтре - Миссолунги - Астапово. По следам Байрона и Толстого. Литературная прогулка от Женевского озера в Бернский Оберланд». В 2005 году её, кстати, перевели также на французский язык.

Шишкин, Михаил Павлович. Письмовник : роман / М. П. Шишкин. – М. : АСТ : Астрель, 2011. – 413 с.

«Письмовник» – произведение в письмах; в нем разорвана связь времен, но переписка удаленных друг от друга двоих – его и ее – ставит все на свои законные места. Подобным образом мир упорядочивается с наступлением смерти. Разумеется, в романе ей уделяется законное внимание. Равно как и любви, продолжающейся после гибели адресата. Кстати, письма от погибшего юноши продолжают приходить... И жизнь продолжается.

Адресаты – она и он, двое влюбленных, Саша и Володя по прозвищу Вовка-морковка, которые своими письмами пытаются восстановить разорванную связь времен. Герои находятся в разных временах: Володя – в 1900 году в Китае, где гибнет во время военных действий, его возлюбленная Саша – в СССР то ли в 1960-е, то ли еще позже. «Послезавтра выступаем на Пекин, несмотря на дожди... Хорошо, что ты меня не видишь, какой я небритый и дохлый... Зачем пишут? Пока пишут, значит, еще живы. Раз ты прочитала эти строчки – смерть отодвинулась. Чем я не Шахразада с ее историями?»

Выбор "Письмовника" является чем-то символическим. В нем, не в пример предыдущим трем романам Михаила Шишкина, «Россия перестала быть местом смерти, боли и ужаса». Эта книга - роман в письмах, несущий в себе главную мысль о том, что человек рождается, но долгое время живет как бы без памяти, не осознавая себя, что второе рождение происходит, когда приходит любовь, что смерть неизбежна, но она не трагедия, ибо для каждого важно лишь одно - чтобы под конец пути осталось ощущение завершенности, сделанного дела, пусть даже оно было не очень большим. В этом и есть смысл жизни.

Рецензии на роман «Письмовник»

1. Николина, Н. А. Пространство и время в романе М. Шишкина «Письмовник» / Н. А. Николина // Русский язык в школе. – 2012. - № 10. – С. 54-59.
2. Примочкина, Н. Шишкин Михаил «Письмовник» / Н. Примочкина // Литературная учеба. – 2012. - № 3. – С. 111-113.
3. Бархудаев, Г. Фиктивный реализм / Г. Бархудаев // Знамя. – 2011. - № 7. – С. 186-187.
4. Кириллов, И. За далью даль / И. Кириллов // Литературная Россия. – 2011. - № 10. – С. 5.
5. Ларионов, Д. Общие места: в любви и на войне / Д. Ларионов Новое литературное обозрение. – 2011. - № 107. – С. 271-277.
6. Татринов, А. В диалоге со смертью / А. Татринов // Литературная Россия. – 2010. - № 52. – С. 6.
7. Под предлогом любви // Читаем вместе. – 2010. - № 8/9. – С. 12.

Произведения Михаила Шишкина

8. Шишкин, Михаил. Венерин волос : роман / М. Шишкин // Знамя. – 2005. – № 4, 5.
9. Шишкин, Михаил. Взятие Измаила : роман / М. Шишкин // Знамя. – 1994. – № 10, 11.
10. Шишкин, Михаил. Всех ожидает одна ночь : роман / М. Шишкин // Знамя. – 1993. – № 7.
11. Шишкин, Михаил. Камень святого Антония : рассказ / М. Шишкин // Огонек. – 2005. – № 15. – С. 50.
12. Шишкин, Михаил. Как сделан рай : отрывок из книги «Монтре-Миссолонги-Астапово» / М. Шишкин // Иностранная литература. – 2008. - № 7. – С. 237.
13. Шишкин, Михаил. Письмовник / М. Шишкин // Знамя. – 2010. - № 7; 8.
14. Шишкин, Михаил. Слепой музыкант : повесть / М. Шишкин // Знамя. – 1994. – №1.
15. Шишкин, Михаил. Урок каллиграфии : рассказ / М. Шишкин // Знамя. – 1993. – №1.

Публикации о Михаиле Шишкине

16. Ивнов, Н. Мятежный сын АГЕНПОПа / Н. Иванов // Литературная газ. – 2013. - № 12. – С. 1, 4.
17. Вопрос в лоб // Литературная Россия. – 2013. - № 11. – С. 1, 3.
18. Соколов, М. Шишкин в Цюрихе / М. Соколов // Известия. – 2013. – 13 марта. – С. 6; // Культура. – 2013. - № 9. – С. 9.
19. Ганиева, А. Не едет! / А. Ганиева // Независимая газ. – 2013. – 12 марта. – С. 1, 3.
20. Ростовский, М. Случай с писателем Шишкиным, или Нищета красивых жестов / М. Ростовский // Московский комсомолец. – 2013. – 11 марта. – С. 1, 2.
21. Оробий, С. История одного ученичества / С. Оробий // Новое литературное обозрение. – 2012. - № 118. – С. 293-308.
22. Шишкин, М. Что делать с этой свободой, что делать со своей жизнью? Жить / М. Шишкин // Дружба народов. – 2012. - № 6. – С. 233-242.
23. Стародубес, А. Лучше поздно, чем никогда / А. Стародубес // Эхо планеты. – 2011. - № 47/48. – С. 39.
24. Шишкин, М. Я счастливый молодожен / М. Шишкин // Комсомольская правда. – 2011. – 7 дек. – С. 14.
25. Дардыкина, Н. Опасные игры со смертью / Н. Дардыкина // Московский комсомолец. – 2011. – 22 нояб. – С. 7.
26. Морозова, Е. Без панциря русской экзотики / Е. Морозова // Российская газ. – 2011. – 17 нояб. – С. 9.
27. Оробий, С. «Словом воскреснем» : истоки и смысл прозы Михаила Шишкина / С. Оробий // Знамя. – 2011. - № 8. – С. 184-191.
28. Неприкаянность прямой речи // Вопросы литературы. – 2011. - № 5. – С. 82-94.
29. Будущее наступило // Известия. – 2011. – 19 янв. – С. 9.
30. Шишкин, М. У нас в Швейцарии русскую литературу не читают / М. Шишкин // Эхо планеты. – 2010. - № 37. – С. 41-43.
31. Роман начинается с ощущения полной бездарности // Культура. – 2010. - № 25. – С. 4.
32. Роман всегда умнее автора // Известия. – 2010. – 12 февр. – С. 9.
33. Амусин, М. …Чем сердце успокоится / М. Амусин // Вопросы литературы. – 2009. - № 3. – С. 15-17.
34. Невзглядова, Е. Двенадцать писем читателя заокеанскому другу / Е. Невзглядова // Знамя. – 2008. – № 3. – С. 185-186.
35. Дардыкина, Н. Русский в пустыне Швейцарии / Н. Дардыкина // Московский комсомолец. – 2006. – 9 дек. – С. 4.
36. Выход за границу русского мира // Литературная Россия. – 2005. – №42. – С. 12.
37. Сопротивление мату // Огонек. – 2005. - № 27. – С. 61.
38. Человек кроит религии под себя, а Богу в них тесно // Книжное обозрение. – 2005. – № 29/30. – С. 3.
39. Басинский, П. Как я облил Шишкина Соусом / П. Басинский // Литературная газ. – 2005. - № 43. – С. 7.

23 ноября 2010 года в Доме Пашкова были названы лауреаты национальной литературной премии «Большая книга».

Победителями премии «Большая книга – 2010» стали:

1 место – Павел Басинский за документальное исследование «Лев Толстой: бегство из рая»

2 место – Александр Иличевский за роман «Перс»

3 место – Виктор Пелевин за роман «Т».

Специальным призом «За вклад в литературу» наградили Антона Павловича Чехова (премия которого была передана Чеховской комиссии РАН).

По результатам читательского голосования:

1 место – Виктор Пелевин за роман «Т»

2 место – Евгений Клюев за роман «Андерманир штук»

3 место – Михаил Гиголашвили за роман «Чёртово колесо».

Лауреат премии «Большая книга» за 2010 год

Павел Басинский

Об авторе

Басинский Павел Валерьевич (р. 1961, Волгоград). Окончил Литинститут. Первую книгу критики «Сюжеты и лица» выпустил в 1993 году. В 1997-1998 годах возникла целая дискуссия вокруг повести «Московский пленник». Лев Аннинский в связи с этим отметил: «Существует комплекс провинциала, пробившегося в столицу, и существует опыт преодоления этого комплекса; тут (в повести) и то, и другое. Это образец интеллектуальной прозы; структурность плюс желчь, дозированная в оздоровляющих пропорциях». Шум в прессе вызвал рассказ «Высокая болезнь: Исповедь графомана». Это, по сути, анализ современный литературной ситуации. Последние годы работает в «Литературной газете». Лауреат Антибукера в области критики (1999).

Басинский, Павел Валерьевич. Лев Толстой: бегство из рая / П. Басинский. – М. : АСТ : Астрель, 2011. – 638 с.

Литературное расследование. Можно даже сказать, литературный детектив.

Книга посвящена событию, случившемуся в Ясной Поляне сто лет назад и потрясшему весь мир: 82-летний граф Л. Н. Толстой ночью тайно бежал из дома в сопровождении личного врача Маковицкого. С тех пор об уходе и смерти великого старца говорит весь цивилизованный мир. Об этом пишут книги, снимают фильмы, ставят спектакли. Это уникальный случай, когда глубоко семейный конфликт стал неотъемлемой частью всемирной истории.

Павел Басинский на основании строго документального материала, в том числе архивного, предлагает не свою версию этого события, а его живую реконструкцию.

Шестисотстраничное исследование Басинского строго документально и претендует на объективность. Но при этом выдвигает собственную концепцию. Толстой долго и упорно выстраивал жизнь в родовом имении как модель рая на земле: плодотворная работа, верная жена, многочисленные дети. И когда, казалось, все удалось, в душе 50-летнего графаписателя произошел переворот. Он «перерос» свой маленький рукотворный рай, который ему опротивел. Этого так и не смогли понять и принять его домашние. И в этом, по Басинскому, и таится трагедия Толстого.

«Бегство из рая» представляет собой подробную реконструкцию последних дней жизни Льва Толстого, которая перемежается изложением его биографии. Этот удачно найденный композиционный прием служит двоякой цели: во-первых, по мысли автора, бегство писателя из Ясной Поляны подготавливалось всей его сорокавосьмилетней семейной жизнью, и этот-то исподволь назревавший конфликт подобная структура отражает наилучшим образом. Во-вторых, ощущение неумолимо надвигающейся и в то же время оттягиваемой, как в кино, постоянными флешбэками развязки придает повествованию напряжение.

Басинский опытный журналист, и книга его не академическая биография, а именно что журналистское расследование, рассчитанное, что называется, на широкую аудиторию.

Рецензии на книгу «Лев Толстой: бегство из рая»

1. Левина, О. «Лев Толстой: бегство из рая» Павла Басинского / О. Левина // Вопросы литературы. – 2012. - № 3. – С. 488-491.
2. Шишкова-Шипунова, С. Беглец / С. Шишкова-Шипунова // Москва. – 2011. - № 2. – С. 189-194.
3. Возвращение Льва Толстого // Российская газ. – 2010. – 25 нояб. – С. 26-27. – (Неделя).
4. Дардыкина, Н. Страсти великого Льва / Н. Дардыкина // Московский комсомолец. – 2010. – 11 нояб. – С. 6.

Произведения Павла Басинского

5. Басинский, Павел. Абике : Абдижаил Нурпеисов / П. Басинский // Литературная газета. – 2004. - № 42. – С. 8.
6. Басинский Павел. Аксенов и аксеновщина / П. Басинский // Литературная газета. – 2004. -№ 48 – С. 13.
7. Басинский, Павел. Безмерный русский роман / П. Басинский // Литературная учеба. – 2005. - № 1. –С. 98.
8. Басинский, Павел. Высокая болезнь: исповедь графомана / П. Басинский // Октябрь. – 2001. - № 2. – С. 107.
9. Басинский, Павел. Гражданин мира: исповедь патриота / П. Басинский // Октябрь. – 1999. - № 4.
10. Басинский, Павел. Два Иоанна / П. Басинский // Нева. – 2005. - № 8. – С. 194-202.
11. Басинский, Павел. И смешно, и грустно / П. Басинский // Литературная газета. – 2005. - № 17/18. – С. 7.
12. Басинский, Павел. Московский пленник / П. Басинский // Октябрь. – 1997. - № 9.
13. Басинский, Павел. Последний солдат декаданса / П. Басинский // Литературная газета. – 2004. -№ 40. – С. 11.
14. Басинский, Павел. Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина : фрагменты романа / П. Басинский // Книжное обозрение. – 2008. - № 15. – С. 18; // Литературная газ. – 2008. - № 11. – С. 11; // Независимая газ. – 2008. – 13 марта. – С. 4 (Прилож.).

Публикации о Павле Басинском

15. Чупринин, С. Бывшие / С. Чупринин // Знамя. – 2013. - № 5. – С. 192-195.
16. Сараскина, Л. Бегство от юбилея / Л. Сараскина // Российская газ. – 2011. – 14 окт. – С. 9.
17. Басинский, П. нечитающий человек – это низшая каста / П. Басинский // Литературная Россия. – 2011. - № 13. – С. 1.
18. Басинский, П. Я проводил честное расследование / П. Басинский // Читаем вместе. – 2010. - № 11. – С. 6-7.
19. Нарцисс, лишенный самолюбования // Независимая газ. – 2010. – 9 сент. – С. 2 (Прилож.).
20. Роман – это скелет в шкафу // Литература – 2008.- № 16. –С. 42-43.
21. Басинский, П. Люблю большие жанры и больших писателей / П. Басинский // Культура. – 2008. - № 26. – С. 4.
22. Романист – обезьяна Бога // Независимая газета. – 2008. – 31 июля. – С.2.
23. Отрошенко, В. Волжский мужичок, или Вечный Горький / В. Отрошко // Октябрь. – 1997. - № 12. – С. 73-83.

26 ноября 2009 года в Доме Пашкова объявили имена лауреатов крупнейшей литературной премии России «Большая книга».

Победителями премии «Большая книга – 2009» стали:

1 место – Леонид Юзефович за роман «Журавли и карлики»

2 место – Александр Терехов за роман «Каменный мост»

3 место – Леонид Зорин за сборник «Скверный глобус».

Лауреатом премии «За честь и достоинство» стал Борис Васильев.

По результатам читательского голосования:

1 место – Андрей Балдин за книгу эссе «Протяжение точки»

2 место – Леонид Юзефович за роман «Журавли и карлики»

3 место – Мариам Петросян за роман «Дом, в котором…».

Лауреат премии «Большая книга» за 2009 год

Леонид Юзефович

Об авторе

Леонид Юзефович родился 1947 году. Окончил исторический факультет Пермского университета, служил офицером в армии. С 1975 года и по настоящее время преподает историю в школе. Кандидат исторических наук. С 1984 года живет в Москве. Автор книг «Обручение с вольностью (1980), «Академический час» (1984), «Клуб «Эсперо» (1987), «Как в посольских обычаях ведется» (1988), «Самодержец пустыни» (1993) и других. По его сценарию снят фильм «Сыщик Петербургской полиции». Лауреат премии «Национальной бестселлер - 2001».

Книги Леонида Юзефовича переведены на французский, немецкий, итальянский, испанский. Он автор сценариев сериалов «Гибель империи», «Сыщик Путилин», а также фильмов, поставленных по его книгам.

Из интервью писателя

Как давний, горячий и верный поклонник творчества Леонида Юзефовича, я испытываю серьезные трудности при попытке рассказать, чем же мне так нравятся сочинения этого писателя. Всегда легче доказывать, что, почему и насколько нравится. Честно говоря, высшей формой похвалы тексту мне представляется строгое, холодновато-отстраненное выявление его структуры, мотивов, аллюзий и реминисценций, стилистических особенностей, характерных приемов построения образов,…когда показателем и доказательством высокой оценки служит сам факт, что такая работа была предпринята.

Представлять читателю историка и прозаика Леонида Юзефовича нет, собственно, необходимости. Заслуженная известность пришла к мастеру в 2001 году, после присуждения премии «Национальный бестселлер» за роман «Князь ветра», а гораздо раньше, еще десять лет назад, когда вышло в свет его новаторское исследование «Самодержец пустыни: Феномен судьбы барона Р.Ф. Унгерн-Штенберга», открывающее одну из самых жутких страниц в истории белого движения. Кстати, не только номер «Дружбы народов» - изданная пятидесятитысячным тиражом книга сегодня уже стала раритетом и, несомненно, требует переиздания. Еще раньше, в конце восьмидесятых годов, специалистами-историками была высоко оценена монография Юзефовича о русском посольском обычае XV-XVII веков, а широкий (широчайший») читателей уже познакомился с Юзефовичем – автором детективных романов не историческом материале. Тогда не было термина «ретродетектив», но тиражи были совершенно фантастические, невообразимые. Роман «Клуб «Эсперо» (первый вариант – или даже первый очерк – нынешней «Казарозы») появился в Легпромбытиздате трехсоттысячным тиражом. Чуть раньше вышли в Перми романы о сыщике Иване Дмитриевиче Путилине – «Ситуация на Балканах» (нынешний «Костюм Арлекина») и знак «Знак семи звезд (нынешний «Дом свиданий»).

Легко могу вообразить, как в будущем студенты-филологи станут писать дипломные работы по сопоставительному анализу первого и второго вариантов этих романов. А может быть, уже сейчас пишут, и правильно делают.

Проза Леонида Юзефовича устроена как китайская шкатулка. Открывая такую, видишь еще одну шкатулочку, поменьше, в ней – следующую, в той – еще…Но в «шкатулке» исторического повествования обнаруживается еще одна: детектив. В каждом из детективов Юзефовича есть приключения более захватывающие, чем поиск убийцы, приключение интеллектуальное: читатель погружается в тайну какой-то глобальной, мирообъемлющей идей.

– Леонид Абрамович, часто ли приходится бывать в родной Перми?

– Хотелось бы почаще, ведь там мои могилы. Это город моей юности, он до сих пор мне снится. Действие многих моих повестей разворачивается в Перми, а уж упоминаний о ней не счесть. Пермский филолог Владимир Абашев в своей книге «Пермь как текст» замечательно сказал о том, что никакой уголок не забыт Богом, в каждом есть «все питательные вещества, требующиеся духу», и каждый город, не только Рим, есть «место человека во Вселенной». Так что по месту моего формирования как личности я считаю себя пермяком.

– …пермяком, который пишет…