КРАТКИЕ СОДЕРЖАНИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ЗАРУБЕЖНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ КОНЦА XIX- НАЧАЛА XX ВВ.
3 курс 1 семестр (2 пол. 19в)
- Гюстав Флобер
- Мадам Бовари
- Саламбо
- Воспитание чувств
- Братья Гонкуры
- Жермини Ласерте
- Эмиль Золя
- Чрево Парижа
- Нана
- Жерминаль
- Творчество.
- Ги де Мопассан
- Милый друг
- Жизнь
- Пышка (новелла)
- Анатоль Франс
- Остров пингвинов
- Морис Метерлинк
- Синяя птица
- Слепые
- Генрик Ибсен
- Пер Гюнт
- Кукольный дом
- Кнут Гамсун
- Голод
- Пан
- Август Стриндберг
- Отец
- Фрекен Юлия
- Герхарт Гауптман
- Потонувший колокол
- Перед восходом солнца
- Томас Гарди
- Тэсс из рода д'Эрбервилей
- Оскар Уайльд
- Портрет Дориана Грея
- Идеальный муж
- Как важно быть серьезным
- Редъярд Киплинг
- Свет погас
- Книга Джунглей
- Марк Твен
- Приключения Тома Сойера
- Приключения Гекльберри Финна
- Янки из Коннектикута при дворе короля Артура
Гюстав Флобер
Госпожа Бовари. Провинциальные нравы (Madame Bovary. Meurs de province)
Роман (1857)
Молодой лекарь Шарль Бовари впервые увидел Эмму Руо, когда его вызвали на ферму
ее отца, сломавшего ногу. На Эмме было синее шерстяное платье с тремя оборками.
Волосы у нее были черные, гладко зачесанные спереди на прямой пробор, щеки
розовые, взгляд больших черных глаз прямой и открытый. Шарль к этому времени уже
был женат на уродливой и сварливой вдове, которую ему сосватала мать из-за
приданого. Перелом у папаши Руо оказался легким, но Шарль продолжал ездить на
ферму. Ревнивая жена выяснила, что мадемуазель Руо училась в монастыре
урсулинок, что она «танцует, знает географию, рисует, вышивает и. бренчит на
фортепьяно. Нет, это уж слишком!». Она изводила мужа попреками.
Однако скоро жена Шарля неожиданно скончалась. И через некоторое время он
женился на Эмме. Свекровь отнеслась к новой невестке холодно. Эмма стала
госпожой Бовари и переехала в дом Шарля в местечко Тост. Она оказалась
прекрасной хозяйкой. Шарль боготворил жену. «Весь мир замыкался для него в
пределы шелковистого обхвата ее платьев». Когда после работы он сидел у порога
дома в туфлях, вышитых Эммой, то чувствовал себя на верху блаженства.
Эмма же, в отличие от него, была полна смятенья. До свадьбы она поверила, что
«то дивное чувство, которое она до сих пор представляла себе в виде райской
птицы <...> слетело, наконец, к ней», но счастье не наступило, и она решила, что
ошиблась. В монастыре она пристрастилась к чтению романов, ей хотелось, подобно
любимым героиням, жить в старинном замке и ждать верного рыцаря. Она выросла с
мечтой о сильных и красивых страстях, а действительность в захолустье была так
прозаична! Шарль был предан ей, добр и трудолюбив, но в нем не было и тени
героического. Речь его «была плоской, точно панель, по которой вереницей
тянулись чужие мысли в их будничной одежде <...> Он ничему не учил, ничего не
знал, ничего не желал».
Однажды в ее жизнь вторглось нечто необычное. Бовари получили приглашение на бал
в родовой замок маркиза, которому Шарль удачно удалил нарыв в горле.
Великолепные залы, знатные гости, изысканные яства, запах цветов, тонкого белья
и трюфелей — в этой атмосфере Эмма испытала острое блаженство. Особенно
возбуждало ее, что среди светской толчеи она различала токи запретных связей и
предосудительных наслаждений. Она вальсировала с настоящим виконтом, который
потом уезжал в сам Париж! Атласные туфельки ее после танцев пожелтели от
навощенного паркета. «С ее сердцем случилось то же, что и с туфельками: от
прикосновения с роскошью на нем осталось нечто неизгладимое...» Как ни надеялась
Эмма на новое приглашение, его не последовало. Теперь жизнь в Тосте ей совсем
опостылела. «Будущее представлялось ей темным коридором, упирающимся в наглухо
запертую дверь». Тоска приняла форму болезни, Эмму мучили приступы удушья,
сердцебиение, у нее появился сухой кашель, взвинченность сменялась апатией.
Встревоженный Шарль объяснил ее состояние климатом и стал подыскивать новое
место.
Весной супруги Бовари переехали в городок Ионвиль под Руаном. Эмма к тому
времени уже ждала ребенка.
Это был край, где «говор лишен характерности, а пейзаж — своеобразия». В один и
тот же час на центральной площади останавливался убогий дилижанс «Ласточка», и
его кучер раздавал жителям свертки с покупками. В одно и то же время весь город
варил варенье, запасаясь на год вперед. Все знали все и судачили обо всем и вся.
Бовари были введены в здешнее общество. К нему относились аптекарь господин
Оме, лицо которого «не выражало ничего, кроме самовлюбленности», торговец
тканями господин Лере, а также священник, полицейский, трактирщица, нотариус и
еще несколько особ. На этом фоне выделялся двадцатилетний помощник нотариуса
Леон Дюпюи — белокурый, с загнутыми ресницами, робкий и застенчивый. Он любил
почитать, рисовал акварели и бренчал на пианино
одним пальцем. Эмма Бовари поразила его воображение. С первой беседы они
почувствовали друг в друге родственную душу. Оба любили поговорить о
возвышенном и страдали от одиночества и скуки.
Эмма хотела сына, но родилась девочка. Она назвала ее Бертой — это имя она
слышала на балу у маркиза. Девочке нашли кормилицу. Жизнь продолжалась. Папаша
Руо присылал им по весне индейку. Иногда навещала свекровь, корившая невестку за
расточительность. Только общество Леона, с которым Эмма часто встречалась на
вечеринках у аптекаря, скрашивало ее одиночество. Молодой человек уже был пылко
влюблен в нее, но не знал, как объясниться. «Эмма казалась ему столь
добродетельной, столь неприступной, что у него уже не оставалось и проблеска
надежды», Он не подозревал, что Эмма в душе тоже страстно мечтает о нем. Наконец
помощник нотариуса уехал в Париж продолжать образование. После его отъезда Эмма
впала в черную меланхолию и отчаяние. Ее раздирали горечь и сожаление о
несостоявшемся счастье. Чтобы как-то развеяться, она накупила в лавке у Лере
обновок. Она и прежде пользовалась его услугами. Лере был ловким, льстивым и
по-кошачьи хитрым человеком. Он давно угадал страсть Эммы к красивым вещам и
охотно предлагал ей покупки в долг, присылая то отрезы, то кружева, то ковры, то
шарфы. Постепенно Эмма оказалась у лавочника в изрядном долгу, о чем муж не
подозревал.
Однажды на прием к Шарлю пришел помещик Родольф Буланже. Сам он был здоров как
бык, а на осмотр привез своего слугу. Эмма сразу ему понравилась. В отличие от
робкого Леона тридцатичетырехлетний холостяк Родольф был опытным в отношениях с
женщинами и уверенным в себе. Он нашел путь к сердцу Эммы с помощью туманных
жалоб на одиночество и непонимание. Через некоторое время она стала его
любовницей. Это случилось на верховой прогулке, которую предложил Родольф — как
средство поправить пошатнувшееся здоровье госпожи Бовари. Эмма отдалась
Родольфу в лесном шалаше, безвольно, «пряча лицо, вся в слезах». Однако затем
страсть вспыхнула в ней, и упоительно-смелые свидания стали смыслом ее жизни.
Она приписывала загорелому, сильному Родольфу героические черты своего
воображаемого идеала. Она требовала от него клятв в вечной любви и
самопожертвования. Чувство ее нуждалось в романтическом обрамлении. Она
заставляла флигель, где они встречались по ночам, вазами с цветами. Делала
Родольфу дорогие подарки, которые покупала все у того же Лере втайне от мужа.
Чем больше привязывалась Эмма, тем более остывал к ней Родольф. Она трогала
его, ветреника, своей чистотой и простодушностью. Но больше всего он дорожил
собственным покоем. Связь с Эммой могла повредить его репутации. А она вела себя
чересчур безрассудно. И Родольф все чаще делал ей замечания по этому поводу. Однажды он
пропустил три свидания подряд. Самолюбие Эммы было больно задето. «Она даже
призадумалась: за что она так ненавидит Шарля и не лучше ли все-таки попытаться
полюбить его? Но Шарль не оценил этого возврата былого чувства, ее жертвенный
порыв разбился, это повергло ее в полное смятение, а тут еще подвернулся
аптекарь и нечаянно подлил масла в огонь».
Аптекарь Оме числился в Ионвиле поборником прогресса. Он следил за новыми
веяниями и даже печатался в газете «Руанский светоч». На этот раз им овладела
мысль о произведении в Ионвиле одной новомодной операции, о которой он вычитал в
хвалебной статье. С этой идеей Оме насел на Шарля, уговаривая его и Эмму, что
они ничем не рискуют. Выбрали и жертву — конюха, у которого было врожденное
искривление стопы. Вокруг несчастного образовался целый заговор, и в конце
концов он сдался. После операции взволнованная Эмма встретила Шарля на пороге и
бросилась ему на шею. Вечером супруги оживленно строили планы. А через пять дней
конюх стал умирать. У него началась гангрена. Пришлось срочно вызвать «местную
знаменитость» — врача, который обозвал всех остолопами и отрезал больному ногу
до колена. Шарль был в отчаянии, а Эмма сгорала от позора. Душераздирающие крики
бедняги конюха слышал весь город. Она еще раз убедилась, что ее муж —
заурядность и ничтожество. В этот вечер она встретилась с Родольфом, «и от
жаркого поцелуя вся их досада растаяла, как снежный ком».
Она стала мечтать о том, чтобы навсегда уехать с Родольфом, и наконец
заговорила об этом всерьез — после ссоры со свекровью, приехавшей в гости. Она
так настаивала, так умоляла, что Родольф отступил и дал слово выполнить ее
просьбу. Был составлен план. Эмма вовсю готовилась к побегу. Она по секрету
заказала у Лере плащ, чемоданы и разные мелочи для дороги. Но ее ждал удар:
накануне отъезда Родольф передумал брать на себя такую обузу. Он твердо решил
порвать с Эммой и послал ей прощальное письмо в корзинке с абрикосами. В нем он
также извещал, что уезжает на время.
...Сорок три дня Шарль не отходил от Эммы, у которой началось воспаление мозга.
Только к весне ей стало лучше. Теперь Эмма была равнодушна ко всему на свете.
Она увлеклась благотворительностью и обратилась к Богу. Казалось, ничто не может
ее оживить. В Руане в это время гастролировал знаменитый тенор. И Шарль, по
совету аптекаря, решил повезти жену в театр.
Эмма слушала оперу «Лючия де Ламермур», забыв обо всем. Переживания героини
казались ей схожими с ее муками. Она вспомнила собственную свадьбу. «О, если б
в ту пору, когда ее красота еще не утратила своей первоначальной свежести, когда к ней еще не пристала грязь супружеской жизни, когда она еще не разочаровалась в любви запретной, кто-нибудь
отдал ей свое большое, верное сердце, то добродетель, нежность, желание и
чувство долга слились бы в ней воедино и с высоты такого счастья она бы уже не
пала <...>. А в антракте ее ждала неожиданная встреча с Леоном. Теперь он
практиковал в Руане. Они не виделись три года и забыли друг друга. Леон был уже
не прежним робким юношей. «Он решил, что пора сойтись с этой женщиной», убедил
госпожу Бовари остаться еще на один день, чтобы вновь послушать Лагарди. Шарль
горячо его поддержал и уехал в Ионвиль один.
...Снова Эмма была любима, снова она безжалостно обманывала мужа и сорила
деньгами. Каждый четверг она уезжала в Руан, где якобы брала уроки музыки, а
сама встречалась в гостинице с Леоном. Теперь она выступала как искушенная
женщина, и Леон был всецело в ее власти. Между тем хитрец Лере принялся
настойчиво напоминать о долгах. По подписанным векселям накопилась огромная
сумма. Бовари грозила опись имущества. Ужас подобного исхода невозможно было
представить. Эмма бросилась к Леону, но ее возлюбленный был малодушен и
труслив. Его уже и так пугало, что Эмма слишком часто приходит к нему прямо в
контору. И он ничем ей не помог. Ни у нотариуса, ни у податного инспектора она
также не нашла сочувствия. Тогда ее осенило — Родольф! Ведь он давно вернулся к
себе в поместье. И он богат. Но бывший ее герой, поначалу приятно удивленный ее
появлением, холодно заявил: «У меня таких денег нет, сударыня».
Эмма вышла от него, чувствуя, что сходит с ума. С трудом добрела она до аптеки,
прокралась наверх, где хранились яды, нашла банку с мышьяком и тут же проглотила
порошок...
Она умерла через несколько дней в страшных мучениях. Шарль не мог поверить в ее
смерть. Он был полностью разорен и убит горем. Окончательным ударом стало для
него то, что он нашел письма Родольфа и Леона. Опустившийся, обросший,
неопрятный, он бродил по дорожкам и плакал навзрыд. Вскоре он тоже умер, прямо
на скамейке в саду, сжимая в руке прядь Эмминых волос. Маленькую Берту взяла на
воспитание сначала мать Шарля, а после ее смерти — престарелая тетка. Папашу Руо
разбил паралич. Денег у Берты не осталось, и она вынуждена была пойти на
прядильную фабрику.
Леон вскоре после смерти Эммы удачно женился. Лере открыл новый магазин.
Аптекарь получил орден Почетного легиона, о котором давно мечтал. Все они очень
преуспели.
Воспитание чувств (L'education sentimentale)
Роман (1869)
Осенью 1840 г. восемнадцатилетний Фредерик Моро возвращался пароходом в родной
город Ножан-на-Сене. Он уже получил звание бакалавра и вскоре должен был
отправляться в Париж изучать право. Мечтательный, способный к наукам и
артистичный, «он находил, что счастье, которого заслуживает совершенство его
души, медлит». На пароходе он познакомился с семьей Арну. Муж был общительным
здоровяком лет сорока и владел «Художественной промышленностью» — предприятием,
соединявшим газету, посвященную живописи, и магазин, где торговали картинами. Жена его, Мария, поразила Фредерика необычной красотой. «Словно видение предстало ему... Никогда не видел он такой
восхитительной смуглой кожи, такого чарующего стана, таких тонких пальцев». Он
влюбился в госпожу Арну романтической и в то же время страстной любовью, еще не
зная, что это на всю жизнь.
В Ножане он встретился с Шарлем Делорье, своим приятелем по коллежу. Из-за
бедности Шарль вынужден был прервать образование и служить клерком в провинции.
Оба друга собирались жить вместе в Париже. Но средства на это пока были только у
Фредерика, которого ссужала мать. В коллеже друзья мечтали о великих деяниях.
Фредерик — о том, чтобы стать знаменитым писателем, Шарль — о том, чтобы
создать новую философскую систему. Сейчас он предрекал скорую революцию и
сожалел, что бедность мешает ему развернуть пропаганду.
Поселившись в Париже, Фредерик перебрал набор обычных светских развлечений,
обзавелся новыми знакомствами и вскоре «впал в совершеннейшую праздность».
Правда, он сочинял роман в духе Вальтера Скотта, где героем был он сам, а
героиней — госпожа Арну, но это занятие недолго его вдохновляло. После
нескольких неудачных попыток случай помог ему войти в дом к Арну.
Расположенная на Монмартре, «Художественная промышленность» была чем-то вроде
политического и артистического салона. Но для Фредерика главным оставалась его
безумная любовь к госпоже Арну, которой он боялся признаться в своем чувстве.
Делорье, к этому времени уже приехавший в Париж, не понимал увлечения друга и
советовал ему добиваться своего или выкинуть страсть из головы. Он делил с
Фредериком кров, жил на его деньги, но не мог побороть зависти к приятелю —
баловню судьбы. Сам он мечтал о большой политике, о том, чтобы руководить
массами, тянулся к социалистам, которые были в их молодежной компании.
Прошло время, и оба приятеля защитили диссертации, причем Шарль с блеском. Мать
Фредерика уже не могла присылать сыну необходимую сумму, к тому же она старела
и жаловалась на одиночество. Молодому человеку пришлось покинуть столицу, с
которой были связаны все его привязанности и надежды, и устроиться работать в
Ножане. Постепенно он «привыкал к провинции, погружался в нее, и даже сама его
любовь приобрела дремотное очарование». В это время единственной отрадой
Фредерика стала Луиза Рокк — соседская девочка-подросток. Ее отец был
управляющим крупного парижского банкира Дамреза и успешно увеличивал
собственный капитал. Так прошло еще три года. Наконец умер престарелый дядюшка
Фредерика, и герой стал наследником немалого состояния. Теперь он снова смог вернуться в Париж, пообещав матери сделать там дипломатическую карьеру. Сам же он в первую очередь думал о госпоже Арну.
В Париже выяснилось, что у Арну уже второй ребенок, что «Художественная
промышленность» стала приносить убытки и ее пришлось продать, а взамен начать
торговлю фаянсом. Госпожа Арну, как и раньше, не давала Фредерику никаких надежд
на взаимность. Не обрадовала героя и встреча с Делорье. У того не складывалась
адвокатская карьера, он проиграл несколько дел в суде и теперь слишком явно
хотел присоединиться к наследству друга и слишком зло говорил о людях,
занимающих какое-то положение. Фредерик поселился в уютном особняке, отделав
его по последней моде. Теперь он был достаточно богат, чтобы войти в избранные
столичные круги. Однако по-прежнему любил старых друзей, среди которых были и
совсем неимущие — например вечный неудачник, ярый социалист Сенекаль или
республиканец Дюссардье — честный и добрый, но несколько ограниченный.
Фредерик по натуре был мягок, романтичен, деликатен, он не отличался
расчетливостью и порой бывал по-настоящему щедр. Не лишенный честолюбия, он тем
не менее так и не мог выбрать достойного применения своему уму и способностям.
То он принимался за литературный труд, то за исторические изыскания, то
обучался живописи, то обдумывал министерскую карьеру. Ничего он не доводил до
конца. Он находил объяснение в своей несчастной любви, которая парализовала его
волю, однако не мог противиться обстоятельствам. Постепенно он все больше
сближался с семейством Арну, стал самым близким человеком в их доме, постоянно
общался с мужем и знал все о его тайных похождениях и финансовых делах, но это
только прибавляло ему страданий. Он видел, что боготворимая им женщина терпит
обман не лишенного обаяния, но вульгарного и заурядного дельца, каким был Жак
Арну, и ради детей хранит мужу верность.
Сердечная тоска, однако, не мешала герою вести светский образ жизни. Он посещал
балы, маскарады, театры, модные рестораны и салоны. Он был вхож в дом куртизанки
Розанетты, по прозвищу Капитанша, — любовницы Арну, и при этом стал завсегдатаем
у Дамрезов и пользовался благосклонностью самой банкирши. У Делорье, который
по-прежнему вынужден был довольствоваться обедами за тридцать су и поденно
трудиться, рассеянная жизнь друга вызывала злость. Шарль мечтал о собственной
газете как о последнем шансе обрести влиятельное положение. И однажды напрямую
попросил на нее денег у Фредерика. И хотя тому потребовалось снять крупную сумму
с основного капитала, он сделал это. Но в последний день отнес пятнадцать тысяч франков не Шарлю, а Жаку Арну, которому грозил суд после неудачной сделки. Он спасал от разорения любимую женщину, чувствуя вину перед другом.
В обществе накануне революции было смятение, в чувствах Фредерика — тоже. Он
по-прежнему благоговейно любил госпожу Арну, однако при этом желал стать
любовником Розанетты. «Общение с этими двумя женщинами составляло как бы две
мелодии; одна была игривая, порывистая, веселящая, другая же — торжественная,
почти молитвенная». А временами Фредерик мечтал еще о связи с госпожой Дамрез,
которая придала бы ему веса в обществе. Он был дитя света — и вместе с тем уже
успел почувствовать холод и фальшь его блеска.
Получив письмо от матери, он опять уехал в Ножан. Соседка Луиза Рокк к тому
времени стала богатой невестой. Она с отрочества любила Фредерика. Их брак был
как бы молчаливо решен, и все-таки герой медлил. Он вновь вернулся в Париж,
обещав девушке, что уезжает ненадолго. Но новая встреча с госпожой Арну
перечеркнула все планы. До нее дошли слухи о планах Фредерика, и она была этим
потрясена. Она поняла, что любит его. Теперь он отрицал все — и увлечение
Розанеттой, и скорую женитьбу. Он клялся ей в вечной любви — и тогда она впервые
позволила ему поцеловать себя. Они фактически признались в любви друг к другу и
какое-то время встречались как истинные друзья, испытывали тихое счастье. Но
сблизиться им было не суждено. Однажды госпожа Арну уже дала согласие на
свидание с ним, однако Фредерик тщетно прождал ее несколько часов. Он не знал,
что ночью тяжело заболел маленький сын госпожи Арну и она восприняла это как
Божий знак. В специально снятые комнаты он со злости привел Розанетту. Это было
февральской ночью 1848 г.
Они проснулись от ружейных выстрелов. Выйдя на Елисейские поля, Фредерик узнал,
что король бежал и провозглашена республика. Двери Тюильри были открыты. «Всеми
овладела неистовая радость, как будто исчезнувший трон уступил уже место
безграничному будущему счастью». Магнетизм восторженной толпы передался и
Фредерику. Он написал восторженную статью в газету — лирическую оду революции,
вместе с друзьями стал ходить в рабочие, клубы и на митинги. Делорье выпросил у
новых властей назначение в провинцию комиссаром. Фредерик попытался выдвинуть
свою кандидатуру в Законодательное собрание, но был освистан как аристократ.
В светских кругах шла стремительная смена политических симпатий. Все немедленно
объявили себя сторонниками республики — от легкомысленной Капитанши до
Государственного совета, Дамрезов и архиепископа Парижского. На самом деле знать
и буржуа беспокоили лишь заботы о сохранении привычного образа жизни и собственности.
Провозглашение республики не решило проблем низших сословий. В июне начался
рабочий мятеж.
В это время Фредерик, уже остывший к политике, переживал что-то вроде медового
месяца с Розанеттой. Она была взбалмошна, но естественна и непосредственна. В
Париже строились баррикады, гремели выстрелы, а они уезжали за город, жили в
сельской гостинице, целыми днями бродили по лесу или лежали на траве.
Политические волнения «казались ему ничтожными по сравнению с их любовью и
вечной природой». Однако, узнав из газеты о ранении Дюссардье, Фредерик бросился
в Париж и снова попал в самую гущу событий. Он увидел, как безжалостно
подавлялось восстание солдатами. «С торжеством заявило о себе тупое, звериное
равенство; установился одинаковый уровень кровавой подлости, аристократия
неистовствовала точно так же, как и чернь... общественный разум помутился».
Заядлые либералы теперь заделались консерваторами, а радикалы оказались за
решеткой — например Сенекаль.
В эти дни Луиза Рокк, умирая от тревоги за возлюбленного, приехала в Париж. Она
не нашла Фредерика, который жил с Розанеттой на другой квартире, и встретилась с
ним только на обеде у Дамрезов. Среди светских дам девушка показалась ему
провинциальной, он говорил с ней уклончиво, и она с горечью поняла, что их брак
отменяется.
У Делорье комиссарская карьера закончилась бесславно. «Так как он консерваторам
проповедовал братство, а социалистам — уважение к закону, то одни в него
стреляли, другие же принесли веревку, чтобы его повесить... Он стучался в двери
демократии, предлагая служить ей пером, речью, своей деятельностью, но всюду
был отвергнут...»
Розанетта родила ребенка, но вскоре он умер. Фредерик постепенно остывал к ней.
Теперь у него начался роман с госпожой Дамрез. Он обманывал и ту и другую, но в
ответ их любовь к нему становилась лишь сильней. А в мыслях его всегда жила еще
и госпожа Арну. Когда банкир Дамрез — один из самых крупных взяточников своего
времени — умер от болезни, вдова над гробом мужа сама предложила Фредерику
жениться на ней. Он понимал, что брак этот откроет ему много возможностей. Но и
этой свадьбе не суждено было осуществиться. Снова потребовались деньги, чтобы
спасти от тюрьмы Арну. Фредерик одолжил их у новой невесты, естественно не
говоря о цели. Та узнала и решила отомстить с присущим ей коварством. Через
Делорье она пустила в ход старые векселя и добилась описи имущества Арну. Да
еще приехала на аукцион, когда вещи шли с молотка. И на глазах Фредерика,
вопреки его отчаянной просьбе, купила безделушку, с которой у него были связаны дорогие воспоминания. Сразу после этого Фредерик расстался с ней навсегда. Порвал он и с Капитаншей, которая искренне
его любила.
Волнения в Париже продолжались, и однажды он случайно стал свидетелем уличной
потасовки. На его глазах от руки полицейского погиб — с криком «Да здравствует
республика!» — Дюссардье. «Полицейский оглянулся, обвел всех глазами, и
ошеломленный Фредерик узнал Сенекаля...»
...Фредерик путешествовал, пережил еще не один роман, но так и не женился, и
«острота страсти, вся прелесть чувства были утрачены. Годы шли, он мирился с
этой праздностью мысли, косностью сердца». Через двадцать лет он еще раз
увидел госпожу Арну, которая жила теперь в провинции. Это была грустная встреча
старых друзей. Встретился Фредерик и с Делорье. Тот в свое время женился на
Луизе Рокк, но скоро она сбежала от него с каким-то певцом. Оба приятеля вели
теперь скромную жизнь добропорядочных буржуа. Оба были равнодушны к политике.
Подводя итоги своей жизни, они признали, что «обоим она не удалась — и тому, кто
мечтал о любви, и тому, кто мечтал о власти».
Саламбо (Salambo)
Роман (1862)
Тоскуя по сильным и суровым страстям, которых он не находил в окружающей его
действительности, Флобер обратился к глубокой истории. Он поселил своих героев
в III в. до н. э. и выбрал реальный эпизод — когда знаменитый карфагенский
полководец Гамилькар Барка с невиданной жестокостью подавил восстание наемных
войск.
Началось с того, что Совет Карфагена, разоренного Пунической войной, не смог
вовремя уплатить наемным солдатам жалованье и • попытался умалить их гнев
обильным угощеньем. Местом пира стали сады, окружавшие роскошный дворец
Гамилькара. Изможденные, усталые воины, многие из которых были ранены или
изувечены, стеклись к месту пира. Это «были люди разных наций — лигуры,
лузитанцы, балеары, негры и беглецы из Рима... Грека можно было отличить по
тонкому стану, египтянина — по высоким сутулым плечам, кантабра — по толстым
икрам...». Расчет Совета оказался неверным. Под влиянием винных паров злость
обманутых воинов, с помощью которых Гамилькар одержал победы в своих недавних
походах, лишь усилилась. Они требовали еще и еще — мяса, вина, золота, женщин,
Внезапно из карфагенской тюрьмы донеслось жалобное пение заключенных там рабов.
Пировавшие оставили яства и бросились освобождать узников. Они вернулись, с
криком гоня перед собой человек двадцать невольников, громыхавших цепями. Разгул
возобновился с новой силой. Кто-то заметил озеро, в котором плавали украшенные
драгоценными камнями рыбы. В роду Барки почитали этих рыб как священных. Варвары
со смехом выловили их, развели огонь и стали весело наблюдать, как извиваются в
кипятке диковинные создания.
В этот момент верхняя терраса дворца осветилась и в дверях показалась женская
фигура. «Волосы ее, осыпанные фиолетовым порошком, по обычаю дев Ханаана, были
уложены наподобие башни... на груди сверкало множество камней... руки, покрытые
драгоценными камнями, были обнажены до плеч... Зрачки ее казались устремленными
далеко за земные пределы».
Это была дочь Гамилькара Барки — Саламбо. Она воспитывалась вдали от людских
взоров, в обществе евнухов и служанок, в необычайной строгости и изысканности и
в постоянных молитвах, прославляющих богиню Танит, которой поклонялся Карфаген.
Богиня считалась душой Карфагена и залогом его могущества.
Сейчас Саламбо звала своих любимых рыбок, причитая и укоряя варваров в
святотатстве. Она говорила на самых разных языках, обращаясь к каждому на его
наречии. Все внимательно слушали прекрасную девушку. Но никто не смотрел на нее так пристально, как молодой нумидийский вождь Нар Гавас. Он не был наемником и на пиру оказался случайно. Он жил во
дворце Гамилькара уже шесть месяцев, но впервые увидел Саламбо и был поражен ее
красотой.
По другую сторону стола расположился огромным ливиец по имени Мато. Его тоже
покорил облик Саламбо. Когда девушка кончила свою речь, Мато восхищенно
поклонился ей. В ответ Саламбо протянула ему чашу с вином в знак примирения с
войском. Один из солдат, галл, заметил, что в их краях женщина подает мужчине
вино, когда предлагает разделить с ней ложе. Он не успел закончить фразы, как
Нар Гавас выхватил дротик и метнул его в Мато, попав тому в руку. Ливиец в
ярости вскочил, однако Гавас успел скрыться во дворце. Мато ринулся за ним —
наверх, к красной двери, которая захлопнулась за соперником. Но за дверью
оказался один из освобожденных рабов — Спендий. Он стал рассказывать Мато, что
жил прежде во дворце, знает его тайники и в награду за свободу готов показать
Мато, где хранятся сказочные сокровища. Но все мысли Мато отныне были заняты
Саламбо.
Два дня спустя наемникам объявили, что если они покинут город, то им будет
полностью выплачено обещанное жалованье и карфагенские галеры отвезут всех на
родину. Варвары уступили. Семь дней по пустыне добирались они до места, где
ведено им было разбить лагерь. Однажды в этом лагере появился Нар Гавас. Мато
поначалу хотел его убить за выходку на пиру. Но Нар Гавас сослался на опьянение,
посылал Мато богатые дары и в результате остался жить среди наемников. Только
Спендий сразу понял, что этот человек замышляет предательство. Однако кого он
хочет предать — варваров или Карфаген? В конечном счете Спендию это было
безразлично, поскольку «он надеялся извлечь пользу для себя из всяких смут».
Мато был в глубокой печали. Часто он ложился на песок и не двигался до самого
вечера. Он признался неотлучному Спендию, что его преследует образ дочери
Гамилькара. Он обращался к волхвам, глотал по их совету пепел, горный укроп и яд
гадюк, но тщетно. Страсть его только росла.
Все ждали, когда же из Карфагена прибудет обещанное золото. В лагере между тем
все прибывали люди. Сюда являлись полчища должников, бежавших из Карфагена,
разоренных крестьян, изганников, преступников. Напряжение росло, а жалованья все
не было. Однажды прибыла важная процессия во главе со старым полководцем
Ганноном. Он начал рассказывать людям, доведенным до мрачного отчаянья, как
плохи дела в Карфагене и как скудна его казна. На глазах у изможденной толпы во
время речи он то и дело лакомился дорогими яствами, захваченными с собой. Все
это вызвало ропот и наконец взрыв. Варвары решили двинуться к Карфагену. За три дня они проделали
обратный путь и осадили город. Началась кровопролитная борьба.
Мато был предводителем отряда ливийцев. Его почитали за силу и отвагу. Кроме
того, он «внушал какой-то мистический страх: думали, что по ночам он говорит с
призраком». Как-то раз Спендий предложил провести Мато в Карфаген — тайно,
через водопроводные трубы. Когда они проникли в осажденный город, Спендий
уговорил Мато похитить из храма богини Танит ее покрывало — символ могущества.
С усилием над собой Мато согласился на этот дерзкий шаг. Он вышел из храма,
закутанный в божественное покрывало, и направился прямо к дворцу Гамилькара, а
там пробрался в комнату Саламбо. Девушка спала, но, почувствовав взгляд Мато,
открыла глаза. Ливиец начал торопливо говорить ей о своей любви. Он предлагал
Саламбо пойти вместе с ним или соглашался остаться сам, подчиняясь любой
участи. Он готов был вернуть ей украденное покрывало богини. Потрясенная
Саламбо начала звать на помощь. Но когда прибежавшие рабы хотели броситься на
Мато, она остановила их:
«На нем покрывало богини!» Мато беспрепятственно вышел из дворца и покинул
город. Жители, которые видели ливийца, боялись тронуть его: «...покрывало было
частью божества, и прикосновение к нему грозило смертью».
Начавшиеся битвы варваров с Карфагеном были крайне тяжелыми. Успех склонялся то
к одной, то к другой стороне, и не одна не уступала другой в военной силе,
жестокости и вероломстве. Спендий и Нар Гавас пали духом, но Мато был упрям и
отважен. В Карфагене считали, что причина всех несчастий — утрата покрывала
богини. Саламбо обвиняли в случившемся.
Воспитатель Саламбо, жрец, прямо заявил девушке, что спасение республики зависит
от нее. Он убедил ее пойти к варварам и забрать покрывало Танит назад. Может
быть, продолжал он, это грозит девушке гибелью, но, по мнению жреца, спасение
Карфагена стоит одной женской жизни. Саламбо согласилась на эту жертву и
отправилась в путь с проводником.
Они долго и осторожно добирались до позиций варваров. Часовому Саламбо сказала,
что она перебежчик из Карфагена и желает поговорить с Мато. «...Лицо ее было
скрыто под желтой вуалью с желтыми разводами, и она была так укутана множеством
одежд, что не было возможности разглядеть ее...» Появившегося Мато она
попросила отвести ее в свою палатку. У ливийца забилось сердце, властный вид
незнакомки смущал его. Его палатка была в самом конце лагеря, в трехстах шагах
от окопов Гамилькара.
В палатке Мато Саламбо увидела драгоценное покрывало богини.
Девушка почувствовала, что ее поддерживают силы богов. Она решительно сорвала с
себя вуаль и объявила, что хочет забрать назад покрывало Танит. Мато смотрел на
Саламбо, забыв обо всем на свете. А она с гневом бросала ему в лицо: «Отовсюду
идут вести об опустошенных городах, о сожженных деревнях, об убийстве солдат!
Это ты их погубил! Я ненавижу тебя!» Она вспомнила, как Мато ворвался к ней в
спальню: «Я не поняла твоих речей, но ясно видела, что ты влечешь меня к
чему-то страшному, на дно пропасти». — «О нет, — воскликнул Мато, — я хотел
передать тебе покрывало. Ведь ты прекрасна, как Танит! Если только ты не сама
Танит!..»
Он опустился перед ней на колени, целовал ее плечи, ноги, длинные косы...
Саламбо была поражена его силой. Какая-то странная истома овладела ею. «Что-то
нежное и вместе с тем властное, казавшееся волей богов, принуждало ее отдаться
этой истоме». В эту минуту в лагере начался пожар, его устроил Нар Гавас. Мато
выскочил из палатки, а когда вернулся, то уже не нашел Саламбо. Она
проскользнула через линию фронта и вскоре очутилась в палатке собственного
отца. Тот ни о чем не спросил ее. К тому же он был не один. Рядом находился Нар
Гавас, перешедший со своей конницей на сторону карфагенян. Это предательство
определило исход боя и противостояния в целом, сильно ослабив ряды наемников.
Нумидиец распростерся перед Баркой в знак того, что отдает себя ему в рабство,
но напомнил и о своих заслугах. Он заверял, что находился в рядах варваров,
чтобы помочь Карфагену. На самом деле Нар Гавас руководствовался лишь тем, на
чьей стороне бывал перевес. Теперь он понял, что окончательная победа достанется
Гамилькару, и перешел на его сторону. К тому же он был зол на Мато за его
преимущество как военачальника и за любовь к Саламбо.
Проницательный Гамилькар не стал уличать Нар Гаваса во лжи, так как тоже видел
выгоду союза с этим человеком. Когда в палатку вошла Саламбо и, протянув руки,
развернула покрывало богини, взволнованный Гамилькар в порыве чувств объявил: «В
награду за услуги, которые ты мне оказал, я отдаю тебе свою дочь, Нар Гавас».
Тут же состоялось обручение. По обычаю, молодым связали вместе большие пальцы
ремнем из бычьей кожи, а потом стали сыпать на голову зерно. Саламбо стояла
спокойно, как статуя, как будто не понимая, что происходит.
Война между тем продолжалась. И хотя покрывало Танит теперь было у республики,
варвары снова осадили Карфаген. Спендию удалось разрушить систему городского
водопровода. В городе началась эпидемия чумы. Старейшины в отчаянии решили
принести жертвоприношение Молоху, умертвив детей из богатых семей. Пришли и за
десятилетним Ганнибалом — сыном Барка. Обезумевший от страха
за сына Гамилькар спрятал Ганнибала, а за него выдал похожего мальчика из рабов.
Разыграв сцену отцовского горя, он отдал на закланье маленького невольника. (В
данном случае Ганнибал — реальное историческое лицо, будущий знаменитый
полководец).
Сразу после жертвоприношения пошел дождь, и это спасло карфагенян. Нар Гавас
сумел провезти в город муку. Рим и Сиракузы склонились на сторону республики,
испугавшись торжества наемников.
Бунтари потерпели сокрушительный разгром, В их рядах начался страшный голод и
даже были случаи людоедства. Погиб Спендий, которому так и не удалось
возвыситься в результате смуты. Мато был взят в плен, хотя его отряд
сопротивлялся до последнего. Нар Гавас ухитрился, подкравшись сзади, набросить
на ливийца сетку. Казнь неукротимого воина была назначена на тот же день, что и
свадьба Саламбо. Перед смертью Мато подвергли изощренной пытке. Его вели через
весь город с завязанными руками, чтобы каждый житель мог нанести удар. Запрещено
было лишь выкалывать глаза и бить в сердце, чтобы как можно дольше продлить
истязание.
Когда Саламбо, сидевшая на открытой террасе дворца в ослепительном подвенечном
наряде, увидела Мато, он представлял собой сплошную кровавую массу. Только глаза
еще жили и неотрывно смотрели на девушку. И она вдруг поняла, сколько он
выстрадал из-за нее. Она вспомнила, каким он был в палатке, как шептал ей слова
любви. Истерзанный, он упал замертво. И в ту же минуту опьяненный гордостью Нар
Гавас встал, обнял Саламбо и на виду у ликующего города выпил из золотой чаши —
за Карфаген. Саламбо тоже поднялась с чашей в руке. Но тут же опустилась,
запрокинув голову на спинку трона. Она была мертва. «Так умерла дочь Гамилькара
в наказание за то, что коснулась покрывала Танит».
Эдмон и Жюль де Гонкур
Жермини Ласерте (Germinie Lacerteux)
Роман (1865)
Третья четверть XIX в., эпоха Второй империи, Париж. В небогато обставленной
комнате лежит старуха — мадемуазель де Варандейль. Возле кровати на коленях
стоит ее служанка — Жермини Ласерте. Радуясь выздоровлению хозяйки, служанка
пускается в воспоминания — ведь барышня де Варандейль так похожа на ее мать! А
мать Жермини умерла, когда дочери было всего пять лет, и после ее смерти жизнь
семьи не заладилась. Отец пил, кормильцем стал старший брат, одна сестра
работала в услужении, другая шила у богатых господ. Но вот умер отец, а за ним
и брат. Сестры отправились на заработки в Париж, куда вскоре отослали и
Жермини. Было ей тогда четырнадцать лет...
Старуха слушает молча, сравнивая свою жизнь с жизнью служанки. Безрадостные
воспоминания одолевают ее...
В детстве мадемуазель де Варандейль тоже была лишена родительской ласки: ни
отец, ни мать, оперная дива, не заботились о ней. Накануне революции мать
сбежала, бросив мужа с дочерью и сыном. Во время Террора семья жила под
неусыпным страхом смерти. По просьбе отца, желавшего выказать лояльность
режиму, революционные власти свершили над мадемуазель де Варандейль гражданский
обряд крещения и нарекли ее Семпронией. Девушка была опорой семьи: стояла в очередях
за хлебом, ухаживала за отцом и братом. В период Империи, когда материальное
положение господина де Варандейля улучшилось, он по-прежнему относился к дочери
как к служанке, не считал нужным одевать ее и выводить в свет. Брат Семпронии
уехал в Америку.
Все деньги господин де Варандейль тратил на приобретение картин, рассчитывая
потом выгодно их продать. Однако спекуляция не удалась: купленные им шедевры на
деле оказались грубыми подделками. Разорившийся господин де Варандейль уехал в
провинцию и поселился в маленьком домике, предоставив дочери исполнять в нем
всю черную работу. Когда же он наконец нанял служанку, то сразу сделал ее своей
любовницей, и та вскоре стала помыкать им. Тогда Семпрония заявила отцу, чтобы
он выбирал: она или любовница. Старик испугался, рассчитал служанку, но, затаив
обиду, принялся мелочно мстить дочери, не отпуская ее от себя и постоянно требуя
ее присутствия в доме.
Незадолго до смерти отца из Америки вернулся брат Семпронии — с женой-мулаткой
и двумя дочками. Когда господин де Варандейль умер, сестра от чистого сердца
предложила брату часть своего небольшого наследства. Все вместе они поселились в
Париже. Ревнуя брата к сестре, жена принялась изводить несчастную старую деву.
Тогда мадемуазель де Варандейль сняла для себя отдельное жилье и возобновила
знакомства с родственниками: «принимала у себя тех, кому Реставрация вернула
влияние и могущество, ходила в гости к тем, кого новая власть оставила в тени и
бедности», и жизнь ее потекла «по раз навсегда заведенному порядку». Если у
кого-то из знакомых случалась беда, она тут же прибегала и оставалась в доме до
тех пор, пока была надобность в ее помощи. Жила она более чем скромно, однако
позволяла себе роскошь осыпать сластями детишек знакомых и видеть в ответ
радость на ребячьих лицах.
Многострадальная жизнь старой девы научила ее пренебрегать человеческими
слабостями. Она была бодра духом, исполнена доброты, но лишена дара прощения.
Прошли годы, семья мадемуазель де Варандейль, все, кого она любила, умерли, и
единственным местом ее прогулок стало кладбище, где она ухаживала за дорогими
могилами...
Погрузившись в воспоминания, мадемуазель больше не слушает служанку. Поэтому
продолжим же простую историю Жермини Ласерте...
Приехав в Париж, она работает в захудалом кафе, где к ней пристают официанты.
Девочка умоляет сестер забрать ее оттуда, но те не желают ее слушать. Престарелый официант, оказавшись с ней наедине, насилует ее.
Потрясенная Жермини начинает бояться мужчин. Вскоре она понимает, что
беременна. Сестры всячески изводят ее, и ребенок рождается мертвым. Жермини
снова отдают в услужение, она постоянно голодает. Едва не умерев от голода, она
попадает к бывшему актеру, и тот начинает заботиться о ней. Но актер скоро
умирает, а Жермини, намучавшись в поисках места, наконец поступает к госпоже де
Варандейль, только что похоронившей свою служанку.
В это время Жермини впадает в глубокое благочестие, отдавая невостребованную
нежность своего сердца молодому добросердечному священнику. Однако когда
священник понимает, что благоговение Жермини направлено прежде всего на него
самого, он передает ее другому священнику, и Жермини вовсе перестает ходить в
церковь.
Семейные несчастья направляют ее мысли в иное русло. Умирает ее сестра, и муж
ее, бросив больную трехлетнюю дочь, покидает город. Жермини нанимает старуху,
поселяет ее вместе с племянницей в доме, где живет мадемуазель де Варандейль,
каждую свободную минуту бегает ухаживать за малышкой и буквально спасает ее от
смерти. Но тут перед отъездом в Африку к Жермини является другая ее сестра и
предлагает забрать девочку: ведь Жермини не может взять ребенка к себе, ибо
мадемуазель стара, и ей нужен покой, Жермини надо только дать племяннице денег
на дорогу.
Приехав в Африку, сестра умирает. Ее муж шлет жалобные письма, требуя денег на
содержание девочки. Жермини хочет все бросить и уехать к племяннице, но
неожиданно узнает, что девочка уже давно — следом за сестрой — скончалась. И
Жермини тут же забывает о своем желании.
Рядом с домом мадемуазель находится молочная лавка, которую покупает землячка
Жермини, толстая и болтливая мамаша Жюпийон. Жермини часто заходит к ней —
купить продукты и вспомнить родные края. Вскоре она начинает проводить там все
свободное время, ездит вместе с хозяйкой к ее сыну, обучающемуся в пансионе для
«детей простонародья и незаконнорожденных». Когда же мамаша Жюпийон заболевает,
Жермини сама навещает ребенка, возит ему гостинцы и покупает одежду. Толстуха
Жюпийон довольна: она заполучила даровую служанку, которая вдобавок тратит
собственные деньги на ее чадо.
Но вот верзила Жюпийон выходит из пансиона. Материнские чувства Жермини к юному
бездельнику постепенно перерастают в любовную страсть. Пользуясь тем, что
служба у мадемуазель необременительна, она целыми днями торчит в молочной,
любуясь на своего красавчика. «Язвительный и нахальный», Жюпийон готов волочиться за каждой смазливой мордашкой, Овладев Жермини, он быстро пресыщается
ею. Все кому не лень потешаются над романом «старухи» Жермини. Еще недавно
Жермини была самой уважаемой служанкой в квартале, а теперь любой торговец
считает своим долгом всучить ей гнилой товар, уверенный, что она не станет
жаловаться хозяйке, ибо тщательно скрывает от нее все свои похождения.
Вымаливая любовь наглого юнца, Жермини продает свои немногие драгоценности,
покупает ему мастерскую и обставляет ее. Принимая этот дар, Жюпийон даже не
находит слов благодарности.
От Жюпийона у Жермини рождается дочь. Скрыв это событие от хозяйки, она
устраивает дочку за городом у кормилицы и каждое воскресенье вместе с Жюпийоном
ездит к ней. Неожиданно приходит известие, что ребенок болен. Боясь, что
мадемуазель раскроет ее тайну, Жермини ждет конца недели. Промедление
оказывается роковым: ребенок умирает.
Жермини впадает в тупое отчаяние. Когда первое горе проходит, она начинает пить,
старательно скрывая это от госпожи де Варандейль.
Не выдержав вероломства своего любовника, Жермини признается во всем его мамаше.
Та, разумеется, становится на сторону сына, а когда Жермини робко просит вернуть
ей деньги, потраченные на мастерскую, ее обвиняют в стремлении «купить» бедного
мальчика и испортить ему жизнь.
Жермини порывает с молочной и за все свои невзгоды отыгрывается на мадемуазель:
дерзит ей, ведет хозяйство спустя рукава. Одинокая старуха все терпит, так как
давно уже смотрит на Жермини как на «человека, который когда-нибудь закроет ей
глаза». Она готова утешить служанку, но, ничего не зная о ее жизни за пределами
дома, не может ей помочь.
Жюпийон вытягивает жребий. Чтобы откупиться от солдатчины, нужны деньги. Мать с
сыном решают обвести Жермини вокруг пальца и заставить ее раскошелиться.
Встретив Жермини на улице, Жюпийон делает вид, что она в ссоре только с его
матерью, а сам он по-прежнему прекрасно к ней относится. Он ведет ее в молочную,
мамаша Жюпийон льет крокодиловы слезы, а Жермини молчит, но от взгляда ее
Жюпийону становится страшно.
Через неделю Жермини возвращается, неся в платке собранные по грошам деньги. Она
заняла у всех, у кого только смогла, и теперь пребывает в кабале у всего
квартала, ибо ее жалованья едва хватает на выплату процентов. Она понимает, что
Жюпийон не любит ее, но мысль о том, что он попадет на поле боя, приводит ее в
ужас.
Жермини сама удивляется, как низко она пала, но ничего не может с собой
поделать: она готова на все, лишь бы удержать Жюпийона, вновь ставшего ее любовником — исключительно из-за денег, ибо ее кошелек
всегда к его услугам. Жермини пьет, лжет мадемуазель, и, несмотря на «почти
благоговейное чувство», испытываемое ею к хозяйке, крадет у нее деньги,
уверенная, что та вряд ли обнаружит пропажу. Жермини одевается в отрепья,
хиреет, глупеет на глазах, превращается в «распустеху», и Жюпийон бросает ее.
Всю переполняющую ее любовь несчастная женщина внезапно сосредоточивает на
мадемуазель. Она вновь становится расторопной и сообразительной служанкой.
Однако мысль о том, что хозяйка узнает про ее долги, мучит ее; не меньше
страданий доставляют ей и вожделения тела.
Не выдержав любовного томления, она вступает в связь с шалопаем-мастеровым.
Тот, решив, что у Жермини есть сбережения, предлагает ей выйти за него замуж.
Жермини отказывается расстаться с мадемуазель, и любовник бросает ее.
Обуреваемая похотью, ночами она бродит по улицам и отдается первым встречным.
Нечаянно она сталкивается с Жюпийоном, и былая страсть вспыхивает в ней с новой
силой. Но здоровье ее окончательно подорвано, и она тяжело заболевает. И все же
она продолжает работать, ибо боится, что все ее грехи сразу выплывут наружу,
если хозяйка наймет другую служанку. Наконец ей становится так плохо, что ее
увозят в больницу. Хозяйка навещает ее, заботится о ней. И вот однажды
мадемуазель приходит к Жермини, а ее просят опознать труп.
К потрясенной смертью служанки мадемуазель начинают стекаться кредиторы с
расписками Жермини, Оплачивая долги покойной, госпожа де Варандейль узнает о
неведомой ей стороне жизни своей служанки. От неожиданности и гнева старая дева
заболевает. Но постепенно гнев ее проходит, остается только жалость. Она едет на
кладбище, находит общую могилу и преклоняет колени там, где вместе с другими
бедняками теперь покоятся горестные останки Жермини. «...Судьба пожелала, чтобы
тело страдалицы осталось под землей таким же бесприютным, каким было на земле ее
сердце».
Эмиль Золя
Чрево Парижа (Le ventre de Paris)
Роман (1873)
Флоран вернулся в Париж, откуда семь лет назад, в декабре 1851 г., после
баррикадных боев в ночном городе был отправлен в ссылку, в ад Кайенны. Его взяли
только за то, что он как потерянный бродил ночью по городу и руки у него были в
крови — он пытался спасти молодую женщину, раненную на его глазах, но она была
уже мертва. Кровь на руках показалась полиции достаточной уликой. С двумя
товарищами, вскоре погибшими в пути, он чудом бежал из Кайенны, скитался по
Голландской Гвиане и наконец решился вернуться в родной город, о котором мечтал
все семь лет своих мучений. Он с трудом узнает Париж: на том самом месте, где
лежала когда-то окровавленная женщина, кровь которой погубила Флорана, сегодня
стоит Центральный рынок, «чрево Парижа» — рыбные, мясные, сырные, требушиные
ряды, царство пищи, апофеоз чревоугодия, над которым, смешиваясь, плывут запахи
сыров, колбас, масла, неотвязчивая вонь рыбы, легкие облака цветочных и
фруктовых ароматов. Оголодавший и изможденный, Флоран едва не теряет сознание.
Тут-то он и знакомится с художником Клодом Лантье, грубовато, но дружелюбно
предложившим ему свою помощь. Вместе они обходят рынок, и Клод знакомит пришельца с местными достопримечательностями: вот сущий чертенок Маржолен, найденный в капусте, так и живущий на рынке; вот юркая Кадина, тоже из найденышей, ее приютила торговка; вот готовая картина —
нагромождения овощей и зелени... Флоран не может больше выносить этого
гнетущего великолепия. Вдруг ему кажется, что он узнал старого приятеля: так и
есть, это Гавар, хорошо знавший и Флорана, и его брата. Тот сменил квартиру, и
Флоран отправляется по новому адресу.
...С ранней юности флоран взял на себя всю заботу о брате: их мать умерла, когда
он только начал изучать право в Париже. Взяв двенадцатилетнего Кеню к себе и
отчаянно борясь с нищетой, флоран пытался чему-то учить маленького брата, но
тот гораздо успешнее осваивал поварское дело, которому его обучал живущий по
соседству лавочник Гавар. Из Кеню получился отличный повар. После ареста брата
он устроился к их дядюшке Граделю, стал преуспевающим колбасником, женился на
пышной красавице Лизе — дочери Маккаров из Плассана. Родилась дочь. Кеню все
реже вспоминает о Флоране, считая его погибшим. Его появление в колбасной
вызывает у Кеню и Лизы испуг — впрочем, Кеню тут же приглашает брата жить и
столоваться у них. Флоран тяготится нахлебничеством и вынужденным бездельем, но
не может не признать, что постепенно приходит в себя в этом доме, пропахшем
снедью, среди жира, колбас, топленого сала. Вскоре Гавар и Кеню находят ему
место надзирателя в павильоне морской рыбы: теперь в его обязанности входит
следить за свежестью товара и честностью торговок при расчетах. Дотошный и
неподкупный, Флоран приступает к этой работе и вскоре завоевывает общее
уважение, хотя поначалу его мрачность и сдержанность (за которыми скрывались
только робость и кротость) отпугивают завсегдатаев рынка. А вечная соперница
колбасницы Лизы, вторая красавица рынка — Луиза Мегюден по прозвищу Нормандка —
даже имеет на него виды... флоран возится с ее сынишкой Мюшем, обучая его
грамоте, и маленький сквернослов с ангельской внешностью всей душой
привязывается к нему. Втягиваясь в сытную, пряную, шумную жизнь рынка, флоран
сходится с Клодом, заходящим сюда писать этюды, и посещает по вечерам кабачок
Лебигра, где мужчины собираются по вечерам выпить и потолковать. Толкуют все
больше о политике: сам хозяин кабачка, молчаливый Лебигр, иногда намекает на
свое участие в событиях 1848 года... Разглагольствуют здесь и доморощенный
якобинец Шарве, длинноволосый частный преподаватель в потертом сюртуке, и злой
горбун оценщик Логр, и разносчик Лакайль, и грузчик Александр. Они и составляют
круг собеседников Флорана, который мало-помалу перестает скрывать свои взгляды и все чаще говорит о необходимости свергнуть тиранию Тюильри...
Стоят времена Наполеона III — Наполеона Малого. Дни Флорана однообразны, но
вечерами он отводит душу.
Рынок между тем живет своей сытной, крикливой жизнью: торговки интригуют,
ссорятся, сплетничают. Нормандка ругает вечную соперницу Лизу и распускает слухи
о ней и о Флоране. Он-то и становится главным предметом раздоров. Старая дева
мадемуазель Саже, питающаяся остатками тюильрийских пиршеств (их на рынке
раздают бесплатно), разносит сплетни обо всех и вся и за это получает дармовые
лакомые кусочки. Склоки, дрязги, стычки ежеминутно вспыхивают в царстве
изобилия. Флоран не желает замечать всего этого — он уже поглощен мыслью о
восстании, которое обсуждает с Гаваром и новыми друзьями в кабачке Лебигра. Эти
разговоры придают их монотонной жизни, проходящей в соседстве с гигантским
рынком, новый смысл и остроту. Мадемуазель Саже неустанно сплетничает о
революционных настроениях нового надзирателя рыбных рядов, эти слухи доходят до
Лизы, она начинает намекать мужу, что от Флорана хорошо бы избавиться, и вскоре
весь рынок уверен, что Флоран — опасный и нераскаявшийся «красный». И без того
нажив себе врагов честностью и прямотой, он становится на рынке изгоем и
чувствует себя человеком лишь среди внимающих ему единомышленников, гостей
Лебигра.
...На рынке вместе растут Маржолен и Кадина, не знающие своих родителей, с
детства спящие в одной постели у торговки тетушки Шантимесс. Их детская дружба
незаметно переходит в любовь — или в то, что им кажется любовью, ибо к
семнадцати годам подручный Гавара Маржолен — попросту красивое животное, а
пятнадцатилетняя Кадина — такой же прелестный и такой же бездумный зверек. Она
приторговывает цветами, бегает по всему рынку и то тут, то там перехватывает
очередную вкуснятину. Однажды красавица Лиза решается отправиться к птичнику
Гавару и потолковать с ним насчет опасных политических споров у Лебигра. Гавара
она не застала. Маржолен, радуясь гостье, долго водил ее по лавке, затем шутя
попытался обнять — и Лиза со всего размаху ударила его кулаком между глаз.
Мальчишка рухнул на пол, раскроив себе голову о каменный прилавок. К счастью,
он ничего не помнил, когда пришел в себя. Его отправили в больницу, но после
падения он стал полным идиотом, окончательно превратившись в ликующее, сытое
животное. Для Флорана и Клода он становится символом рынка, его душой — или,
вернее, символом отсутствия этой души.
Флоран тщетно пытается увлечь Клода политической борьбой. «В политике вы такой
же художник, как и я», — небрежно отвечает
Клод, интересующийся только искусством. Зато Гавар увлекается политикой не на
шутку и начинает демонстративно носить при себе пистолет, поговаривая о победе
республиканцев как о деле решенном. Перепуганная Лиза с благословения кюре
разбирает бумаги Флорана в его комнате и узнает, что в своих несбыточных мечтах
Флоран уже разбил город на двадцать секторов, во главе каждого предусмотрел
главнокомандующего и даже нарисовал значки для каждого из двадцати отрядов. Это
повергает Лизу в ужас. Тем временем старуха Саже узнает из случайной обмолвки
маленькой дочери Кеню, что Флоран — беглый каторжник. Этот слух с быстротой
пожара охватывает весь рынок. Перепуганная Лиза решается наконец пойти в
префектуру с доносом на деверя, которого до сих пор выдавала всему рынку за
кузена. Здесь-то угрюмый лысый господин и сообщает ей, что о возвращении
Флорана с каторги давно донесли полицейские комиссары сразу трех городов. Вся
его жизнь, вся работа на Центральном рынке была досконально известна полиции.
Префектура медлила лишь потому, что хотела накрыть все «тайное общество». На
Флорана доносила и старуха Саже, и даже подмастерье Кеню Огюст... Лиза
понимает, что муж ее вне подозрений и, следовательно, вне опасности. Только
здесь ей становится ясна вся бессмысленность ее собственного доноса. Теперь ей
остается только ждать, когда флоран, в жизни не обидевший голубя, будет
арестован.
Так и случилось. Берут и Гавара, щеголявшего пистолетом, а теперь насмерть
перепуганного. Тотчас после ареста в его доме начинается драка за его состояние.
Флорана берут на квартире у брата, но проститься с Кеню, занятым приготовлением
кровяной колбасы, Флоран отказывается — он боится расчувствоваться сам и
огорчить его. На суде Флорану приписывают двадцать с лишним сообщников, из
которых он едва знает семерых. Логра и Лакайля оправдали. Флорана и Гавара
отправили в ссылку, откуда на этот раз им уже не вернуться.
Вспоминая друга, Клод Лантье обходит ликующий, гигантский Центральный рынок.
Сверкающая сытой белизной красавица Лиза Кеню раскладывает на прилавке окорока и
языки. Старуха Саже прохаживается между рядами. Нормандка, только что вышедшая
замуж за Лебигра, дружески здоровается с бывшей соперницей Лизой. Клода окружает
триумф чрева, все вокруг дышит жирным здоровьем, — и голодный художник бормочет
сквозь зубы: «Какие, однако, негодяи все эти порядочные люди!»
Нана (Nana)
Роман (1880)
Анна Купо по прозвищу Нана, дочь спившейся прачки Жервезы Маккар и
покалечившегося рабочего Купо, умерла в Париже в 1870 г. восемнадцати лет от
роду от оспы, пережив на несколько дней своего двухлетнего сына и оставив в
печали несколько десятков своих любовников. Впрочем, ее любовники утешились
быстро. Кроме того, надвигалась война с пруссаками. В комнате, где разлагалась
Нана, чье прекрасное, с ума сводившее лицо превратилось в гнойную маску, то и
дело раздавался крик: «В Берлин! В Берлин! В Берлин!»
...Она дебютировала в театре Борднава «Варьете», куда на премьеру пародийной
оперетты о триумфе Венеры над рогоносцами собрался весь светский, литературный
и театральный Париж. О Нана все говорили уже неделю — эта не умевшая повернуться
на сцене, обладавшая скрипучим голосом, лишенная всякой грации полная девушка
покорила зал с первого своего появления на сцене: не талантом, разумеется, но
сумасшедшим зовом плоти, исходившим от нее. Этот-то зов привел к ее ногам всех
мужчин города, и она не умела отказывать никому, ибо о любви у нее были
сентиментально-галантерейные представления, разврат перестал быть ей в новинку
едва ли не с четырнадцати лет, а деньги любовников были единственным
источником ее существования. Неряшливая, живущая среди неопрятности и грязи,
проводящая дни в сверхъестественной праздности Нана выглядела поистине
роскошным животным и в качестве такового была равно привлекательна для
бульварного журналиста Фошри, банкира Штейнера, полусветских львов Вандевра и Ла
фалуаза, аристократа графа Мюффа. Вскоре к этим поклонникам прибавился
семнадцатилетний Жорж Югон, отпрыск аристократического рода, совершенный
ребенок, весьма, однако, прыткий в постижении запретных удовольствий.
...Графиня Сабина Мюффа, вышедшая замуж семнадцати лет, жила весьма
добродетельно и, правду сказать, скучно. Граф, человек желчный и замкнутый,
старше жены, уделял ей явно недостаточно внимания. Фошри, скучающий на рауте у
Мюффа, начинает всерьез подумывать о том, чтобы добиться ее расположения. Это не
мешает Фошри присутствовать на ужине, который дает Нана, собирая на нем актеров
и актрис своего театра, но главное — мужчин, осаждающих ее квартиру днем и
ночью. Разговор на ужине у Нана, хоть и не в пример более оживленный, крутится
вокруг тех же тем: война, политика, сплетни. Сплетни, однако, главенствуют. Все
связи на виду, и дамы спокойно обсуждают с мужчинами достоинства своих
любовников. Напившись, Нана впадает в истерику: как всякая шлюха, она начинает требовать от присутствующих уважения к себе и сетует на свою ужасную
жизнь. Ее жалобы сменяются столь же истерическими признаниями в любви к
очередному ее кавалеру — Дагнэ; присутствующие обращают на все это мало
внимания, поглощенные кто карточной игрой, а кто — выливанием шампанского в
рояль. В подобных развлечениях охотно участвует не только интеллектуальная, но и
политическая элита: сам принц становится завсегдатаем театра «Варьете» и в
антрактах всегда бывает в уборной Нана, а то и увозит ее со спектакля в
собственной карете. Мюффа, сопровождающий принца, сходит с ума от ревности: он
сам, сорок лет прожив сдержанной и строгой жизнью, всецело поглощен
необъяснимой страстью к златокудрой Венере, красавице, идиотке. Он тщетно
добивается Нана: назначив ему свидание, она взяла отпуск в театре и уехала в
Орлеан.
Здесь-то ее и застал сбежавший от матери Жорж Югон, которого Нана в припадках
сюсюкающей романтики называет то Зизи, то Бебе. Ровесница юноши, обладающая,
однако, несравнимо большим опытом, Нана получает удовольствие от игры в детскую
любовь-дружбу. Происходят совместные любования луной и осыпания Зизи
невыносимо пошлыми прозвищами с попутным переодеванием его в любимую ночную
сорочку. Жоржа, однако, приходится прятать, ибо Нана посещают в Орлеане и
Штейнер, и граф Мюффа. Сабина Мюффа тем временем поддается наконец на ухаживания
Фошри, но графа это мало заботит: он весь поглощен Нана. Его не останавливает
даже жестокая, резкая статья Фошри о Нана, озаглавленная «Золотая муха». С Фошри
трудно спорить: Нана и впрямь золотая муха, всасывающая смерть с падали и
заражающая Париж. Пока Мюффа в квартире Нана читает эту статью, хозяйка любуется
собой перед зеркалом, раскачивается всем торсом, ощупывает родинку на бедре и
сильную грудь. Какую бы разрушительную отраву, какого бы золотого зверя ни видел
в ней Мюффа, он хотел ее, и хотел тем сильнее, чем явственнее сознавал ее
чудовищную порочность и тупость. Нана и сообщает ему о том, что Сабина,
девятнадцать лет прожив с графом, теперь изменяет ему с Фошри. Ударив ее, граф
выбегает вон, а Нана разрешает своей служанке Зое впустить следующего. Пробродив
всю ночь под дождем, Мюффа возвращается к ней и сталкивается нос к носу со
Штейнером. Щтейнер принес деньги — тысячу франков, которые Нана попросила у
него накануне. Доведенная до крайней степени раздражения назойливостью обоих,
Нана, вообще чрезвычайно легко переходящая от слез к смеху, от сентиментальности
к гневу, выставляет вон обоих. Ей все надоели. Изгнанный и совершенно
уничтоженный граф возвращается домой. В дверях он встречается со своей женой,
только что приехавшей от любовника.
Выгнав графа и банкира, Нана понимает, что роскошную квартиру придется сменить
на жилище поскромней. С актером «Варьете» фонтаном — редкостным уродом — она
поселяется в более скромном жилище. Первое время их жизнь течет почти
идиллически, затем Фонтан начинает поколачивать ее, и она готова находить в этом
своеобразное удовольствие, но всему есть предел: Нана нуждается в отдушине.
Такой отдушиной становится для нее подруга — потаскушка по кличке Атласная,
которая, без особого удовольствия отдаваясь мужчинам и сохраняя
девически-невинный вид, гораздо больше радости находит в лесбийских утехах.
Впрочем, однажды, посещая публичный дом, где ночевала Атласная, Нана попала в
облаву и едва унесла ноги. Искавший примирения граф Мюффа пришелся ей как нельзя
более кстати. Она легко уговорила его добиться того, чтобы роль порядочной
женщины в очередной премьере Борднава досталась ей, а не ее вечной сопернице
Розе Миньон. Мюффа выкупил эту роль у Борднава за пятнадцать тысяч франков — он
теперь готов на все. Именно за его счет Нана и стала «кокоткой высшего полета».
Она переехала в роскошный особняк на авеню де Вилье, купленный графом, но не
оставила ни Жоржа, которого время от времени снисходительно принимала, ни
Атласную, в объятиях которой приобщалась к неведомому прежде пороку. Это не
мешает ей увлечься братом Жоржа, Филиппом Югоном,
На скачках в Булонском лесу Нана, окруженная мужчинами, становится подлинной
королевой Парижа: на бега выставлена рыжая кобыла по кличке «Нана». Сомнительный
каламбур «Кто скачет на Нана?» вызывает общий восторг. На рыжую кобылу ставят
почти все, и она с блеском выигрывает скачки: Нана уносят домой едва ли не на
руках. Вандевр на скачках разорился, но Нана это мало трогает. Вандевр
скандалит в скаковом обществе, утверждая, что результат скачки подтасован,
Исключенный из общества, он поджег свою конюшню и сгорел там со всеми лошадьми.
Это заставило Нана впервые задуматься о смерти и испугаться ее. А вскоре у нее
случился выкидыш — она два месяца не верила в свою беременность, объясняя все
нездоровьем, и едва не умерла. Разоряющийся граф Мюффа проводит у нее все свое
время. Его дочь Эстелла выходит замуж за Дагнэ, но графиня выглядит моложе и
лучше дочери: ее связь с Фошри уже ни для кого не тайна. Граф давно чувствует
себя чужим в собственном доме. На свадьбе Эстеллы и Дагнэ он выглядит
постаревшим и жалким. Дагнэ улучает момент, чтобы прямо перед торжеством
забежать к Нана и, как он выражается, вручить ей свою невинность. Обоих
чрезвычайно забавляет это приключение.
Нана царит над городом. Филипп Югон, назначенный полковым казначеем, приносит ей
все казенные деньги и попадает в тюрьму.
Его младший брат закололся ножницами прямо в особняке у Нана после того, как она
сказала, что никогда не выйдет за него замуж. Граф Мюффа сходит с ума от
ревности, пока Нана одного за другим разоряет все новых и новых любовников.
Застав у нее безобразного старика, маркиза де Шуара, граф находит наконец силы
сбежать от чудовища, сломавшего его жизнь: разоренный, он возвращается к жене, к
тому времени порвавшей с Фошри, и всецело предается религии. Нана вскоре
исчезает из Парижа — по слухам, она побывала в России, была на содержании у
какого-то князя, но не поладила с ним и вернулась в Париж. Здесь умирает ее
ребенок — заброшенный, забытый ею Луизэ, материнскую нежность к которому она
так любила демонстрировать. На другой день она внезапно заболевает оспой. Ее
смерть совпадает с началом войны. Почти никто из подруг и любовников Нана не
решается подойти к ее телу — слишком силен страх заразиться.
Она лежит одна в гостинице, куда приехала сразу после возвращения. Ее лицо —
сплошной гнойник — обращено кверху, правый глаз провалился, из носу вытекает
гной, щека покрылась красной коркой. Прекрасные рыжие волосы ореолом стоят над
застывшей маской.
Жерминаль (Germinal)
Роман (1885)
Механик Этьен Лантье, изгнанный с железной дороги за пощечину начальнику,
пытается устроиться на работу в шахту компании Монсу, что близ городка Воре, в
поселке Двухсот Сорока. Работы нет нигде, шахтеры голодают. Место для него на
шахте нашлось лишь потому, что накануне его прихода в Воре умерла одна из
откатчиц. Старый забойщик Маэ, чья дочь Катрина работает с ним в шахте второй
откатчицей, берет Лантье в свою артель.
Работа невыносимо трудна, и пятнадцатилетняя Катрина выглядит вечно изможденной.
Маэ, его сын Захария, артельщики Левак и Шаваль работают, лежа то на спине, то
на боку, протискиваясь в шахте шириной едва в полметра: угольный пласт тонок. В
забое невыносимая духота. Катрина и Этьен катают вагонетки. В первый же день
Этьен решает было покинуть Воре: этот ежедневный ад не для него. На его глазах
руководство компании разносит шахтеров за то, что те плохо заботятся о
собственной безопасности. Молчаливое рабство шахтеров поражает его. Только
взгляд Катрины, воспоминание о ней заставляют его остаться в поселке еще на
некоторое время.
Маэ живут в непредставимой бедности. Они вечно должны лавочнику, им не хватает
на хлеб, и жене Маэ ничего не остается, как пойти с детьми в усадьбу Пиолена,
принадлежащую помещикам Грегуарам. Грегуары, совладельцы шахт, иногда помогают
бедным. Хозяева усадьбы обнаруживают в Маэ и ее детях все признаки вырождения
и, вручив ей пару старых детских платьиц, преподают урок бережливости. Когда
женщина просит сто су, ей отказывают:
подавать — не в правилах Грегуаров. Детям, однако, дают кусок булки. Под конец
Маэ удается смягчить лавочника Мегра — в ответ на обещание прислать к нему
Катрину. Покуда мужчины работают в шахте, женщины готовят обед — похлебку из
щавеля, картошки и порея; парижане, приехавшие осмотреть шахты и ознакомиться с
бытом шахтеров, умиляются щедрости шахтовладельцев, дающих рабочим столь
дешевое жилье и снабжающих все шахтерские семьи углем.
Одним из праздников в шахтерской семье становится мытье: раз в неделю вся семья
Маэ, не стесняясь, по очереди окунается в бочку с теплой водой и переодевается в
чистое. Маэ после этого балуется с женой, называя свое единственное развлечение
«даровым десертом». Катрины между тем домогается молодой Шаваль: вспомнив о
своей любви к Этьену, она сопротивляется ему, но недолго. К тому же Шаваль
купил ей ленту. Он овладел Катриной в сарае за поселком.
Этьен постепенно привыкает к работе, к товарищам, даже к грубой простоте
местных нравов: ему то и дело попадаются гуляющие за отвалом влюбленные, но
Этьен полагает, что молодежь свободна. Возмущает его только любовь Катрины и
Шаваля — он неосознанно ревнует. Вскоре он знакомится с русским машинистом
Сувариным, который живет с ним по соседству. Суварин избегает рассказывать о
себе, и Этьен нескоро узнает, что имеет дело с социалистом-народником. Бежав из
России, Суварин устроился на работу в компанию. Этьен решает рассказать ему о
своей дружбе и переписке с Плюшаром — одним из вождей рабочего движения,
секретарем северной федерации только что созданного в Лондоне Интернационала.
Суварин скептически относится к Интернационалу и к марксизму: он верит только в
террор, в революцию, в анархию и призывает поджигать города, всеми способами
уничтожая старый мир. Этьен, напротив, мечтает об организации забастовки, но на
нее нужны деньги — касса взаимопомощи, которая позволила бы продержаться хоть
первое время.
В августе Этьен перебирается жить к Маэ. Он пытается увлечь главу семейства
своими идеями, и Маэ как будто начинает верить в возможность справедливости, —
но жена его тут же резонно возражает, что буржуи никогда не согласятся
работать, как шахтеры, и все разговоры о равенстве навсегда останутся бредом. Представления Маэ о
справедливом обществе сводятся к желанию пожить как следует, да это и немудрено
— компания вовсю штрафует ребочих за несоблюдение техники безопасности и
изыскивает любой предлог для урезания заработка. Очередное сокращение выплат —
идеальный повод для забастовки. Глава семьи Маэ, получая безбожно сокращенный
заработок, удостаивается также выговора за разговоры со своим жильцом о
политике — об этом уже пошли слухи. Туссена Маэ, старого шахтера, хватает только
на то, чтобы испуганно кивать. Он сам стыдится собственной тупой покорности. По
всему поселку разносится вопль нищеты, На новом участке, где работает семья Маэ,
становится все опаснее — то ударит в лицо подземный источник, то слой угля
окажется так тонок, что двигаться в шахте можно, только обдирая локти. Вскоре
происходит и первый на памяти Этьена обвал, в котором сломал обе ноги младший
сын Маэ — Жанлен. Этьен и Маэ понимают, что терять больше нечего: впереди
только худшее. Пора бастовать.
Директору шахт Энбо сообщают, что никто не вышел на работу. Этьен и несколько
его товарищей составили делегацию для переговоров с хозяевами. В нее вошел и
Маэ. Вместе с ним отправились Пьеррон, Левак и делегаты от других поселков.
Требования шахтеров ничтожны: они настаивают на том, чтобы им прибавили плату за
вагонетку лишь на пять су. Энбо пытается вызвать раскол в депутации и говорит о
чьем-то гнусном внушении, но ни один шахтер из Монсу еще не состоит в
Интернационале. От имени углекопов начинает говорить Этьен — он один способен
спорить с Энбо. Этьен в конце концов прямо угрожает, что рано или поздно рабочие
вынуждены будут прибегнуть к другим мерам, чтобы отстоять свою жизнь. Правление
шахт отказывается идти на уступки, что окончательно ожесточает шахтеров. Деньги
кончаются у всего поселка, но Этьен убежден, что забастовку надо держать до
последнего. Плюшар обещает прибыть в Воре и помочь деньгами, но медлит. Наконец
Этьен дождался его. Шахтеры собираются на совещание у вдовы Дезир. Хозяин
