ВВЕДЕНИЕ

Организованная преступность на сегодняшний день является одним из основных факторов дестабилизирующих общественную жизнь, препятствующих осуществлению социально-экономического развития и представляющих угрозу демократии и стабильности. Она не только подхлестнула количественный рост преступности в целом, но и придала ей новые качественные характеристики. Борьба с организованными формированиями стала общенациональной проблемой, а в силу ее транснациональной природы приняла глобальный характер.

По данным МВД РФ в настоящее время в России действуют 116 преступных организаций, имеющих межрегиональные и международные связи, общей численностью более четырех тысяч активных участников. Под их контролем находится, по меньшей мере, 500 крупных хозяйствующих субъектов. Особая опасность организованной преступности заключается в том, что в последнее время она относит к сфере своих интересов целые отрасли промышленности. По официальным данным организованная преступность проявляет себя наиболее активно в металлургической, лесопромышленной, нефтедобывающей, алкогольной и табачной промышленности, а также в автомобильном бизнесе.

Российские ученые впервые заговорили об организованной преступности в нашей стране в годы горбачевской перестройки, гласности. В 1989 году в Москве был проведен круглый стол на эту тему, в котором участвовали ученые-правоведы и представители силовых структур. Специалисты в области профессиональной преступности предлагали свои подходы в определении понятия организованной преступности, ее признаков, выделяли ряд факторов и причин, сыгравших решающее значение в формировании данного явления в России.

В последнее время ученые и практики почти всех стран мира принялись за активное изучение феномена организованной преступности. Однако, не смотря на то, что данная проблема широко освещается в отечественных и зарубежных СМИ и научных изданиях, по-прежнему остаются дискуссионными вопросы о понятии организованной преступности, о ее формах и уровнях, времени возникновения и т.д.

Цель исследования - выявить особенности возникновения и развития организованной преступности в России.

Исходя из поставленной цели, в работе определены следующие задачи:

1)     исследовать историю возникновения организованной преступности в России;

2) на основе анализа отечественных и зарубежных исследований дать криминологическую характеристику организованной преступной деятельности;

2)     выделить формы проявления организованной преступности;

3)    изучить личность участника организованной преступной деятельности;

4)     проанализировать уголовно-правовые меры борьбы с организованной преступностью в России.

Объект исследования – организованная преступность, как явление.

Предметом исследования данной работы является деятельность организованных преступных групп, преступных организаций и преступных сообществ в мире, на территории России и Республики Татарстан.

При написании работы, были проанализированы важнейшие источники – нормативная база, научные и публицистические статьи, а также специальные монографические исследования по данной проблематике.

В работе представлены и официальные данные – отчеты МВД РФ и РТ по борьбе с организованной преступностью в последние годы, материалы уголовного дела «Хади Такташ».

ГЛАВА 1. ИСТОРИЯ ОРГАНИЗОВАННОЙ ПРЕСТУПНОСТИ В РОССИИ

Процессу теоретического осмысления организованной преступ­ности в нашей стране нет еще и двадцати лет. С 1926 до 1997 г. в России действовал Уголовный кодекс, принятый 2-й сессией ВЦИК XII созыва. Основной костяк этого кодекса составляли нормы, сфор­мулированные в двадцатые годы нашего столетия, и частично заим­ствованные из Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1885 г. И если в 1988 г. в общественно-политических и даже, как ни странно, литературных изданиях появились первые откровенные пуб­ликации о том, что слова «мафия» и «организованная преступность» применимы к некоторым социальным явлениям на территории на­шей страны, и привлекли к этому внимание широких слоев населе­ния, то научно обоснованный вывод о существовании в нашей стра­не организованной преступности хоть и был сделан несколько рань­ше, в начале 80-х годов, но оставался скрытым в тиши академичес­ких учреждений^[1]. Учебные программы по криминологии не содер­жали упоминания об организованной преступности до начала девя­ностых годов. Лишь с 1987 г. государство скоординировало крими­нологические исследования организованной преступности в научных учреждениях органов, в задачу которых входила борьба с преступно­стью: Прокуратуры СССР, МВД и КГБ. При этом были использова­ны эмпирические данные за 25-летний период, которые свидетель­ствовали о зарождении и развитии организованной преступности как минимум с периода введения в действие уголовного законодатель­ства I960 г., никоим образом эту тенденцию не отражавшего до внесения в него изменений, которые были связаны с установлением уголовной ответственности за простейшие формы проявления орга­низованной преступности. Имеется в виду усиление уголовной ответственности за вымогательство: включение в УК РСФСР норм об ответственности за вымогательство, совершенное органи­зованной группой, и ужесточение санкций ст. 95 (вымогательство государственного, кооперативного или общественного имущества) и 148 (вымогательство личного иму­щества), которые ранее наказывались лишением свободы на срок до 4 и 3 лет соответственно, либо (вымогательство личного имущества) исправительными работами на срок до 1 года; видимо, явная мягкость санкций этих статей и несоразмерность с ответственностью за другие виды имущественных преступлений, за которые предус­матривалось наказание в виде лишения свободы на срок до 10 лет, отчасти объяснялись тенденциозным отношением к личности потерпевшего от вымогательства^[2] ; введение в систему норм Общей части Уголовного кодекса статьи 171,о совершении преступления группой лиц по предварительному сговору или организованной группой^[3].

Организованную преступность как специфическую форму криминальной активности многие специалисты считают неотъемлемой принадлежностью государственности на протяжении всего периода существования государства^[4], и расценивают шайки разбойников, коррумпированные чиновничьи аппараты, вооруженные политичес­кие организации, намеревающиеся насильственно устранить суще­ствующий режим, как традиционные формы российской организо­ванной преступности. Сторонники этой точки зрения ссылаются на архивные данные, свидетельствующие, по их мнению, о том, что преступные группы и сообщества, имевшие большинство призна­ков, характерных для организованной преступности, действовали и в дореволюционной России, и в годы нэпа, и в военные и первые послевоенные советские годы^[5].

Более взвешенный подход к вопросу о времени возникновения в нашей стране организованной преступности свойствен авторам кни­ги «Основы борьбы с организованной преступностью», признаю­щим, что, по крайней мере, в советское время в традиционной обще­уголовной групповой преступности имелись организованные ее виды, да и вообще стремление к организованности и профессионализации криминальной деятельности в преступной среде существовало по­стоянно, но отождествление этой групповой преступности с органи­зованной преступностью в современном ее понимании является определенным упрощением^[6] и, оценивая эти организованные формы групповой преступности, можно говорить лишь о наличии в них ряда элементов, свойственных организованной преступности как соци­альному явлению.

Поэтому все же российская организованная преступность в том виде, в каком она сегодня является объектом криминологического изучения, стала самостоятельным явлением, заслу­живающим отдельного осмысления, а не только трактовки как под­вида преступности в целом и как варианта групповой преступной деятельности, в конце 70-х - начале 80 годов XX в. Вряд ли мы в этом смысле опередили развитые страны, - Италию, где мафия во второй половине прошлого века представляла собой всего лишь тай­ную организацию, имевшую целью борьбу с угрозой народных вол­нений, что чуть позже вылилось в борьбу с крестьянскими коопера­тивами и в род политического бандитизма; Америку — где появление «Ла Коза Ностра» (и по сей день считающейся наиболее мощной преступной организацией в США) относят к самому концу 90-х го­дов прошлого столетия, а ее упрочение и распространение влияния в Нью-Йорке — к периоду действия «сухого закона», который, как известно, был введен в 1919 г. Сами американцы признают, что организованная преступность существует в США с начала XX в. и вначале представляла собой лишь локальное явление. Массовая эмиг­рация в Соединенные Штаты Америки итальянцев - сицилийцев, калабрийцев, неаполитанцев, — выходцев из тех местностей, где наиболее сильно влияние итальянских преступных организаций: ма­фии (Сицилия), каморры (провинция Неаполь), ндрагетты (Калаб­рия), произошла в первые 10-15 лет XX в. Среди эмигрантов были как уже состоявшиеся лидеры преступных организаций, так и бед­ные крестьяне, и люди, по тем ил» иным причинам спасавшиеся за границей от преследования итальянского закона. Все они, вполне естественно, на чужбине тяготели к соотечественникам, а в особен­ности к тем из них, кто имел какое-то влияние и мог оказать поддер­жку. Их зависимым положением в полной мере пользовались члены преступных сообществ, вовлекая в мафию, перенесенную на амери­канскую почву. С этим было связано бурное развитие в США мафи­озных, гангстерских организаций, из которых впоследствии выросла уже американская мафия, щедро подпитанная неизбежными по­следствиями «сухого закона» — незаконным изготовлением алкоголь­ных напитков и подпольной торговлей алкоголем.

Фактически моментом становления в нашей стране организован­ной преступности можно считать, с приближением в несколько лет, момент общественного осознания существования у нас этого явления, т.е. момент, когда наше общество уже не смогло игнорировать нали­чие, как тогда выражались из-за отсутствия научного инструмента­рия, «мафии».

Но почему именно тогда произошел взрыв криминальной актив­ности определенного направления, принявшей форму организован­ной преступности? Напрашивается вывод о том, что именно в конце 70-х - начале 80-х годов в стране совпали во времени и пространстве необходимые условия, спровоцировавшие резкое изменение уровня и структуры преступности и других ее качественных и количествен­ных характеристик. Если следовать терминологии Н.Ф.Кузнецовой, появился специфический комплекс детерминант, входящих в систе­му криминогенной детерминации^[7] : т.е. комплекс причин, условий и коррелянтов (корреляционная связь - это многофакторная детер­минация в массовидных системах, к коим, безусловно, относится преступность; иными словами, это детерминация, при которой изменения в одном ряду факторов в сторону возрастания или уменьше­ния вызывают соответствующие изменения в другом ряду факторов).

Структура преступности определяется, как известно, соотноше­нием форм преступности или видов преступлений, классифицируе­мых по уголовно-правовым либо криминологическим основаниям. С этого времени (т.е. с конца 70-х - начала 80-х годов) число группировочных признаков структурных элементов преступности пополни­лось новыми признаками, относящимися к доле групповых преступ­лений корыстно-насильственной направленности, к организованно­сти и вооруженности преступных групп. Резко, буквально на поря­док, возрос уровень преступности - показатель, характеризующий напряженность криминогенной ситуации и выражающийся в отно­шении числа зарегистрированных преступлений к количеству насе­ления, — и не только общий, но и по отдельным ее видам и формам.

Динамика основных показателей преступности описываемого пе­риода красноречиво свидетельствует о взрыве криминальной активно­сти в стране: так, в 1987 г. было зарегистрировано на 11,4% меньше преступлений, чем в предыдущем, 1986 г., в 1988 г. снижение коли­честве преступлений продолжалось (-8,8%), зато прирост количества преступлений, зарегистрированных в 1989 г., составил 20,9%, и в даль­нейшем приращение носило ураганный характер: в 1990 г. - +37,4%, в 1991 г. - +62,4, в 1992 г. - +106,3 (!), в 1993 г. - +109,2, в 1994 г. -+96,7. При этом на фоне роста зарегистрированных преступных про­явлений, вплоть до 1994 г. неуклонно снижалось число осужденных: 1987 г. - 27,2%; 1988 г. - 46,4; 1989 г. - 45,2; 1990 г. - 32,6; 1991 г. -25,5; 1992 г. - 17,0; 1993 г. -0,6; и только в 1994 г. эта цифра слегка нормализовалась и составила +15,9%^[8].

В решении вопроса о совокупности условий, способствовавших развитию организованной преступности в нашей стране, было бы самонадеянным абстрагироваться от мирового опыта борьбы с этим явлением; а этот опыт свидетельствует о неких общих условиях, вли­яющих на динамику преступности в сторону ее роста:

1. застой и распад экономики; в Италии подавление северо-итальянской буржуазией зачатков промышленности Юга Италии и Сицилии привело к обнищанию и деградации Юга и обострило социальные
   контрасты, борьба крестьян против феодального гнета и насилия
   породила возникновение тайной организации средних классов для
   подавления крестьянских волнений, из которой и выросла мафия; у
   нас этот фактор был усилен на фоне упадка государственной экономики развитием кооперативного и фермерского движения — т.е. образованием класса предпринимателей, безопасность которых стала их собственной проблемой, что обусловило их высокую виктимность по отношению к организованной преступности;
2. разложение бюрократического аппарата, высокая коррумпированность органов власти и управления, контролирующих органов;
3. общее падение нравственности среди населения, переоценка
   моральных ценностей, конфликт поколений;
4. наличие запрещенных законом видов деятельности, приносящей доход, - например, проституции или торговли предметами, изъятыми из гражданского оборота (так называемая эксплуатация порока); в Америке мощный импульс развитию организованной преступ­ности придал, как уже говорилось, «сухой закон» — законодатель­ство о запрете на ввоз и продажу спиртных напитков.

Правда, последнее из перечисленных условий на российской почве приобрело специфическую национальную окраску. «Во-первых, — отмечает Я.Костюковский, - "теневая" экономика "советского" пе­риода представляла случай, уникальный для мировой практики. Прерогативой этой отрасли "капиталистического народного хозяй­ства" всегда были: наркобизнес, проституция, порнобизнес, неза­конные операции с оружием и т. п., т.е. предоставление нелегаль­ных услуг и товаров. В нашем же государстве "теневики" заполняли ниши, образуемые дефицитом, занимаясь производством товаров народного потребления от полиэтиленовых пакетов до автомобилей. Являясь незаконными, они попадали в сферу интересов преступного мира. Когда "теневая" экономика получила возможность стать ле­гальным бизнесом, она естественным образом перетянула за собой и своих "кураторов"^[9] ».

Определяющим, кризисным моментом этапа окончательного формирования организованной преступности в нашей стране стало двухлетие 1988-1989 гг. Все вышеперечисленные криминогенные детерминанты усугубились в этот период таким событием, как вывод советских войск из Афганистана. Позитивный, казалось бы, поли­тический факт, с воодушевлением воспринятый прогрессивной об­щественностью, как международной, так и отечественной, вызвал ряд негативных последствий социального плана: в частности, при­вел к тому, что в наше общество, коренным образом изменившееся за последние несколько лет, попыталась, и неудачно, влиться до­вольно многочисленная группа людей - военнослужащих, оставшихся не у дел, без социальных гарантий, не сумевших адаптироваться к новой экономике и новой системе ценностей. Подобно тому, как итальянские мафиози в Америке начала века покровительствовали «лишним людям» из числа иммигрантов и вовлекали их в преступ­ную организацию, давая то, чего не могло и не хотело предоставить им государство, — работу, защиту и социальную поддержку, бывшие «афганцы» очень быстро стали объектом пристального внима­ния преступных организаций России конца века. Их активный воз­раст, боевой опыт, навыки обращения с огнестрельным оружием, т.е. те качества, которые не были востребованы государством, ока­зались востребованными представителями организованной преступ­ности; и более того, некоторые военнослужащие, прошедшие бое­вую школу в Афганистане и горячих точках Родины, стали искать свою собственную нишу в системе организованной преступности, не дожидаясь, пока к ним проявят интерес. Таким образом, орга­низованная преступность получила мощную подпитку в виде обучен­ных, подготовленных человеческих резервов, что существенно уп­рочило ее позиции.

Произошел феномен «многозначности фактора»: социально-по­зитивное событие, играющее роль фактора криминогенной детерми­нации, приобрело криминологически негативные черты. Резюмируя дискуссию между Н.Ф.Кузнецовой, которая назвала причинами и условиями преступности «систему социально-негативных, с точки зрения господствующих общественных отношений, явлений и про­цессов, детерминирующих преступность как свое следствие»^[10], и А.И.Долговой, возразившей, что преступность могут порождать и «самые позитивные факторы», если они взаимодействуют с негатив­ными^[11], В.Н.Кудрявцев заметил, что не может быть позитивным уже по определению то, что порождает преступность; здесь смешивают­ся разные значения одного и того же фактора: например, если для социально позитивного процесса не подготовлены условия, он мо­жет быть криминологически негативным, относительный же харак­тер оценки социальных явлений объясняется многозначностью их причинных связей^[12].

Участие россиян в боевых действиях в Афганистане и в «горячих точках» бывшего СССР создало еще один благоприятный для разви­тия организованой преступности фактор: наводнило внутренний ры­нок относительно дешевым, не стоящим на учете в информацион­ных центрах МВД оружием. И именно в эти годы приобретают мас­совый характер вооруженные столкновения между различными преступными группами.

Так, в самом начале 1988 г., 22 января, в Москве, прямо на Большой Академической улице, произошла одна из первых воору­женных разборок - между членами долгопрудненской и люберецкой преступных группировок по поводу права контролировать Рижский рынок столицы. В июле 1988 г. там же, в Москве, имело место столкновение с применением оружия между азербайджанскими пре­ступниками и членами ореховской преступной группировки также по поводу передела сфер влияния. В августе того же года началась «война» между чеченской и славянскими группировками столицы. В Петербурге (тогда еще Ленинграде) в 1989г. произошло серьез­ное вооруженное столкновение между представителями тамбовского и малышевского преступных сообществ; с этого времени оператив­ные сводки происшествий практически не обходились без упомина­ний о «военных действиях» на фронтах борьбы организованной пре­ступности за сферы влияния. В тот же период криминальной стати­стикой фиксируются также вооруженные столкновения между мили­цией и преступными группами^[13].

Все это означало, что количество преступных группировок было уже столь велико, что превысило число объектов и зон, которые могли контролироваться ими с целью извлечения преступного дохо­да, и с этого времени началось не просто распределение, но пере­распределение сфер влияния и борьба за первенство. Бурные про­цессы, «войны» уже внутри самой системы организованной преступ­ности свидетельствовали о том, что система стала целостной и само­стоятельной, т.е. организованная преступность в нашей стране в ос­новном сформировалась как национальное явление. Более того, имен­но в эти годы сформировалась такая криминологическая категория, как личность участника организованной преступной деятельности, отличающаяся от личности преступника, совершившего обычное уголовно-противоправное деяние в группе.

Так, к концу 80-х годов выделились крупные преступные группи­ровки со сложной структурой, возглавляемые людьми, которых безоговорочно признавали лидерами не только внутри, но и за преде­лами группировки; некоторые из них и назывались по имени лидера: «малышевская», «могиловская», «кудряшовская» — в Санкт-Петер­бурге, «трифоновская», «овчинниковская» — в Свердловске, «чикуновская» - в Саратове и др. - по всей России.^[14]

Те обстоятельства, что внутри группировок и по отношению груп­пировок друг к другу жестко соблюдалась иерархия, существовали правила поведения для членов группировок разных уровней - рядо­вых и руководителей, и противоречия, возникавшие между группи­ровками в процессе осуществления организованной преступной дея­тельности, разрешались руководителями этих группировок с соблю­дением определенного ритуала, — свидетельствовали о формирова­нии к тому моменту субкультуры организованной преступности, а это, в свою очередь, указывало на целостность организма российс­кой «мафии». Ведь, согласно общей теории систем, появление у нового образования каких-либо интегральных свойств, не присущих отдельным составляющим этого образования, расценивается как глав­ный признак целостности системы. Субкультура организованной преступности - это свойство системы в целом, поскольку преувели­чением было бы говорить о наличии собственной субкультуры в каж­дой преступной группировке и даже сообществе.

Естественно, субкультура организованной преступности не ограничивается кодексом поведения; подобно тому, как воровская, блатная субкультура находила отражение в фольклоре, в музыкальных и поэтических произведениях, - ложная романтика организованной преступной деятельности так же стала выражаться в продукции ки­нематографа, литературы и музыки. Но если воровская «романтика» распространялась в основном изустно, и к тому же распространение ее сдерживалось идеологическими рычагами, — то представители организованной преступности, извлекая из своей деятельности вы­сокие доходы, получили возможность вкладывать их в массмедиа и шоу-бизнес и тиражировать продукты своей субкультуры с помощью средств массовой информации.

Подтверждением существования субкультуры организованной преступности является и наличие определенного стереотипа внешно­сти и образа жизни представителей организованной преступности в зависимости от положения, занимаемого ими в иерархии преступ­ной организации. При этом стереотипы претерпевают изменения в соответствии с тем, как меняется и развивается сама система орга­низованной преступности. Представление об организаторе преступ­ной группы, «числящемся "в миру" маленьким человеком»^[15], ушло в прошлое вместе с системой ценностей, характерной для члена со­ветского общества. С того момента, когда в глазах большинства бес-сребренничество перестало считаться достоинством, а как социаль­но успешный стал рассматриваться только тот, кто имел определен­ный материальный уровень, независимо от духовных и интеллекту­альных достижений (за редчайшим исключением), размылся и ка­нул в небытие образ «крестного отца», вынужденного маскировать свой достаток от окружающих (фигура, в большой степени навязан­ная обывателю литературными и кинематографическими призведе-ниями, где смешивались образы «крестного отца мафии» и «вора в законе», который как раз и был обязан, по существовавшим тради­циям, вести жизнь «маленького», неприметного человека, не имею­щего семьи и не только сторонящегося роскоши, но и порицающего тягу к роскошной жизни у приближенных). Напротив, сформиро­вался стереотипный имидж лидера преступной организации как пре­успевающего бизнесмена, независимо от характера бизнеса, со все­ми атрибутами жизни преуспевающего человека, с точки зрения масс. Этот стереотип жестко диктовал участникам преступных объединений образ жизни и стиль поведения, что являлось неотъем­лемой составляющей авторитета лидера преступной организации; достаток и успешность уже не скрывались, а наоборот, выпячива­лись; на этом этапе развития организованной преступности лидер в образе «маленького человека» уже не котировался ни внутри группи­ровки, ни за ее пределами, в других группировках, и выполнять организаторские функции, поэтому был не в состоянии.

В те же годы (1988—1989) правительство приняло пакет законодательных актов, относящихся к регламентации кооперативного движения, бросив на растерзание преступных группировок целую волну потенциальных потерпевших, о высоком уровне виктимности кото­рых уже было сказано выше. Известный исследователь преступного мира России в целом и Санкт-Петербурга Андрей Константинов в своем совместном со шведским журналистом Малькольмом Диксе-лиусом труде приводит следующий пример в подтверждение тезиса о том, что организованная преступность восполняет потребность биз­несменов в защите, которую не может обеспечить общество на со­временной стадии развития российской экономики: владелец кафе в Санкт-Петербурге считает, что бандиты — это единственная гаран­тия стабильности и надежности в нестабильном обществе. «Только банда может гарантировать необходимое отмщение, защитить меня. Другой банде должно быть известно, что ее ждет, а иначе мне не видать покоя»^[16]. Естественно, что это не благотворительность со сто­роны преступных группировок, и деятельность по «защите» бизнес­мена соответствующим образом последним оплачивается.

Следующий кризисный момент, характеризующийся новым вит­ком в развитии организованной преступности, - начало 90-х гг. (1991-1993). Это период развала Советского Союза: утрата связей между Министерствами внутренних дел бывших союзных республик, расформирование ранее единой системы учета преступлений и лиц, их совершивших, - и прозрачные границы, позволявшие без особого труда перемещаться из России на территорию других государств и выходить тем самым за пределы досягаемости правоохранительных, органов России. Сложилась парадоксальная ситуация, когда пре­ступники легко преодолевают межгосударственные границы, а для работников правоохранительных органов эти границы являются не­приступным барьером.

В 1993 г. в Минске правительства ряда стран СНГ и Балтии, в том числе и России, подписывают Конвенцию «О правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам». Отныне, чтобы получить какую-либо информацию, имею­щую значение для раскрытия преступления, или решить вопросы экстрадиции лица, совершившего деяние, предусмотренное уголов­ным законом, следственные органы прокуратуры и милиции вынуж­дены обращаться в правоохранительные органы бывших союзных рес­публик, ныне ставших зарубежными государствами, через Генераль­ных прокуроров и Министерства иностранных дел. Но с большин­ством зарубежных стран, куда выезжают представители российской организованной преступности для того, чтобы скрыться от правосу­дия или осуществлять преступную деятельность, у нашей страны нет никаких договоров, согласно которым осуществлялась бы правовая помощь, экстрадиция и перевод заключенных.

В эти же годы (1991-1993) российская организованная преступ­ность приобрела еще один признак, свидетельствующий о переходе ее на качественно новую ступень развития, — транснациональность. По мнению авторов книги «Основы борьбы с организованной пре­ступностью», в 1996 г. еще не было оснований рассматривать рос­сийскую организованную преступность как единую транснациональ­ную организацию^[17]. Но эксперты ООН отметили, что не все преступные группировки действуют на этом уровне, однако не вызывает сомнений наличие неразрывных связей между местными и глобальными структурами организованной преступности. Практика показывает, что к 1993г. национальная организованная преступность в России вполне удов­летворяла этой сентенции. Представителями организованных пре­ступных групп и сообществ были налажены транснациональные каналы ввоза оружия, наркотиков, вывоза «живого товара» — женщин для занятия проституцией за рубежом.

Причем факт приобретения к этому времени российской организованной преступностью характера транснациональности подтверждается взглядом не только изнутри, но и со стороны. По сообщению Генерального прокурора Латвийской Республики Яниса Скрастиньша^[18], на втором месте в структуре организованной преступности, после рэкета, в странах Балтии стоит контрабанда, которая осуще­ствляется по двум направлениям: первое — транзит алкогольных и табачных изделий из стран Запада в страны СНГ, с оставлением значительной доли в Балтии для реализации, и второе — транзит нефтепродуктов, цветных и редких металлов из стран СНГ на Запад. Третье место в структуре организованной преступности стран Балтии занимает рынок сбыта украденных машин и транзит украденных ма­шин из Европы в Россию; роль одного из крупнейших «контраген­тов» в этом транзите, бесспорно, принадлежит России. Таким об­разом, криминологический анализ организованной преступности государств, граничащих с Россией, косвенным образом подтверж­дает транснациональный характер российской организованной пре­ступности.

В 1992-1993 гг. вновь стали актуальными вопросы квалифика­ции преступления, предусмотренного ст.77 Уголовного кодекса РСФСР 1960 г., - бандитизма, хотя в годы стагнации было продекларировано, что борьба с этим видом преступлений увенчалась успехом и что печально знаменитое «дело автоматчиков» - банды Балановского и Зеленкова, которые в 1975 г., планируя нападение на банк и хищение крупной суммы денег, совершили ряд умышленных убийств с целью завладения оружием, - было последним случаем проявления бандитизма в СССР.

Приходилось признать, что, спустя четверть века, произошел такой неожиданный всплеск бандитизма, который потребовал упо­рядочения судебной практики. В Постановлении Пленума Верхов­ного Суда Российской Федерации от 21 декабря 1993 г. №9 «О судебной практике по делам о бандитизме» было прямо указано на особую опасность этого преступления, представляющего реальную угрозу как для личной безопасности граждан и их имущества, так и для нормального функционирования государственных, обществен­ных и частных структур в экономической и иных сферах их деятель­ности^[19].

В действительности, конечно, заявления застойных лет о том, что с бандитизмом в СССР покончено, носили искусственный ха­рактер, поскольку проявления бандитизма имели место. Так, в Санкт-Петербурге (Ленинграде) в конце 70-х — начале 80-х годов действовала банда Николаева — вооруженная преступная группа, сорганизовавшаяся для нападения на граждан и завладения их иму­ществом, и совершившая несколько убийств. Деятельность этой груп­пы полностью подпадала под признаки преступления, предусмот­ренного ст. 77 УК РСФСР 1960 г., все элементы состава этого пре­ступления были налицо, однако по идеологическим соображениям была применена квалификация — по совокупности ст. 102 и 146 УК РСФСР, как умышленные убийства из корыстных побуждений, сопряженные с разбойными нападениями.

В переломные 1992—1993 годы идеологические соображения уже не оказывали влияния на квалификацию преступных деяний.

Но в целом до конца 80-х годов таких преступных проявлений в общей структуре преступности действительно было относительно нич­тожное количество.

В 1992—1993 годах резко выросло количество, и усугубилась жес­токость насильственных проявлений организованной преступности, в силу названных выше экономических, социальных и политических причин. Усилилась конкуренция между преступ­ными группировками и сообществами. Повысилась общественная опасность групповой преступности за счет устойчивости, вооружен­ности, сплоченности групп, — т.е. за счет того, что организован­ные группы по своим характеристикам все более приближались к бандам.

Более того, количественные изменения в структуре организован­ной преступности на этом этапе перешли в качественные в связи с естественным процессом концентрации множества разрозненных груп­пировок, слияния мелких групп и вхождения их в более крупные и сильные преступные организации. Это совпало по времени с ослаб­лением правоохранительных структур — с неадекватной историчес­кому моменту квалификацией специалистов в области борьбы с орга­низованной преступностью, ослаблением межгосударственных по­лицейских связей, дезавуированием единой системы учета инфор­мации, технической отсталостью, — и на фоне отсутствия должного государственного противодействия организованной преступности выступило дополнительным условием, способствующим ее разви­тию.

Таким образом, в 1992—1993 годах формирование системы орга­низованной преступности как транснационального явления в России было в основном закончено. Это не означает, что с указанного мо­мента организованная преступность существует в нашей стране в за­стывшем виде, не развиваясь и не видоизменяясь. Преступность, и организованная преступность в том числе, - чрезвычайно гибкая си­стема, весьма чувствительная к научно-техническому прогрессу, по­литической обстановке, даже к демографической и национальной ситуации. Но с этого времени организованная преступность в Рос­сии приобрела все необходимые признаки, свойственные организо­ванной преступной деятельности в международном понимании этого вопроса.

Не прошло и десятилетия с момента признания на государствен­ном уровне факта существования в нашей стране организованной преступности, и 14 июня 1994 г. Президент Российской Федерации принимает неотложные меры по защите населения от бандитизма и иных проявлений организованной преступности, издав Указ № 1226^[20], которым фактически изменены некоторые нормы уголовно-процессуального закона, предоставлены дополнительные права органам, осуществляющим борьбу с организованной преступностью, существенно, по сравнению с действующим законодательством, ог­раничены основные права и свободы граждан, предложено поста­вить на особый контроль местности, где распространены факты бан­дитизма и иных проявлений организованной преступности. Несмот­ря на вопиющую неконституционность Указа № 1226, он просуще­ствовал ровно три года, его действие было прекращено Президен­том Российской Федерации в июне 1997 г.

Несмотря на то, что, по утверждению некоторых авторов, «в России с 1989 г. налажен статистический учет организованной пре­ступности»^[21], достоверность этого учета вызывает серьезные сомне­ния, так как на основании применявшейся уголовной статистики, особенно до введения в действие нового Уголовного кодекса, невоз­можно было вычленить долю организованной преступности; опреде­ление организованной преступности законодателем не было дано, оно существовало только на теоретическом уровне, а на практике члены «мафиозных» структур несли ответственность по тем же правовым нормам, что и обыкновенные преступники; уголовно-противоправные деяния, совершенные представителями организо­ванных криминальных объединений, квалифицируются как разбои, вымогательства, взяточничество, убийства. Следственные и судеб­ные органы не вели отдельного учета показателей, ха­рактеризующих организованную преступность. Таким образом, ста­тистическими методами обработки судебной практики невозможно было получить сведения, характеризующие состояние организован­ной преступности. Единственным более или менее достоверным ис­точником информации, дающей представление об организованной преступности в стране, являлись дела оперативного учета, формирующиеся и анализируемые подразделениями по борьбе с организованной преступностью. Эти подразделения используют свою терми­нологию и принципы учета, отличающиеся от терминологии законодательных актов и научных трудов, и от методики учета, принятой в органах официального статистического учета.

С момента окончательного формирования в нашей стране системы организованной преступности налицо рост таких тяжких и особо общественно опасных преступных проявлений, как бандитизм, и уменьшение количества таких примитивных проявлений организо­ванной преступной деятельности, как вымогательство.

Но, как уже говорилось выше, организованная преступность как чрезвычайно гибкий, приспосабливающийся и постоянно развива­ющийся организм, сформировавшись в основном, продолжала со­вершенствовать формы своего проявления, никоим образом не оста­навливаясь на вымогательстве и бандитизме. Исследователями-со­циологами отмечено стремление представителей организованной пре­ступности к повышению профессиональных навыков, использова­нию в своей противоправной деятельности последних достижений науки и техники, высоких технологий. «Hi-tech преступления свя­заны с компьютерной техникой, банковскими махинациями, но новые технологии просачиваются и в совсем прозаические области криминала — фальсификация спиртных напитков, производство нар­котиков, угон автомобилей, разработка нового оружия», — делает вывод Я.Костюковский на основании данных, полученных в ходе интервьюирования в 1995-1996 гг. представителей преступного мира^[22].

Несмотря на некоторые исторические параллели с западными странами в формировании системы организованной преступности, в советском варианте она, как справедливо отмечено авторами книги «Основы борьбы с организованной преступностью», не импортиро­валась с Запада, она — «доморощенный феномен, результат опреде­ленных объективных закономерных процессов»^[23]. Именно поэтому организованная преступность в нашей стране сначала сформировалась как внутринациональное явление и лишь позднее приобрела черты транснациональности.

Периодика развития в нашей стране организованной пре­ступности выглядит следующим образом:

1. 60-е годы XX в. - начало формирования преступных групп с
   относительно высокой степенью организации, в рамках общеуголовной групповой преступности;
2. 70-е - 80-е годы XX в. - выделение в структуре преступности
   организованных преступных проявлений, формирование кримино­логической категории личности участника организованной преступной деятельности;
3. конец 80-х годов — окончательное формирование российской
   организованной преступности как национального социального явления, достигшее кризисной точки в 1988-1989 гг.;
4. начало 90-х годов - завершение процесса концентрации преступных группировок, образование преступных сообществ, окончательное формирование российской организованной преступности как самостоятельного социального явления, носящего транснациональный характер; кризисный, переломный момент этого этапа — 1992—
   1993 годы.

ГЛАВА II. КРИМИНОЛОГИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ОРГАНИЗОВАННОЙ ПРЕСТУПНОСТИ

§1. Определение организованной преступности

Поскольку организованная преступность является одной из форм преступности вообще, все элементы определения преступности от­носятся в равной мере и к организованной преступности. Но для того, чтобы дать криминологическое определение организованной преступности, нужно выявить еще и специфические черты, прису­щие только ей, и отличающие ее от других форм преступности.

Следует согласиться, как нам кажется, с теми учеными, которые опреде­ляют организованную преступность как систему социальных связей и отношений, сложившихся по поводу извлечения незаконной при­были^[24], однако это определение не может претендовать на полноту, так как на определенном этапе развития преступного сообщества из­влекаемая им прибыль перестает быть незаконной.

Видимо, определяя понятие организованной преступности, не­обходимо учитывать и такой признак, как влияние на политическую обстановку региона, а затем и страны в целом, в целях изменения ее в интересах преступных сообществ. И в свете этого признака про­блема организованной преступности приобретает ярко выраженный политический аспект, и борьба с нею выходит за рамки уголовно-правовой, становится и политической.

По оценке экспертов Московского института МВД РФ, к началу 1997 г. в стране имелось свыше 150 преступных сообществ со сред­ней численностью по 90 человек, в состав которых входили более 4.000 государственных должностных лиц, и объем дохода от преступ­ной деятельности этих сообществ составлял более 4 триллионов руб­лей. На основании этих данных и сравнении их с аналогичными показателями организован­ной преступности ряда зарубежных стран некоторые исследователи делают вывод о завершении стадии стихийного саморазвития, при которой господствуют организованные группы малой численности (2-4 человека), с узкой специализацией и локально-объектовой зо­ной преступного влияния, и о начале стадии интенсивного форми­рования преступных сообществ (преступных организаций) со слож­ной иерархической структурой, по меньшей мере, двухуровневым управлением, имеющих относительно большую численность (от 90 до 1.000 человек), гибкую универсальную специализацию и преиму­щественно региональный (межрегиональный) либо транснациональ­ный масштаб деятельности^[25].

По данным некоторых исследователей, уже к 1994 г. организо­ванные преступные объединения контролировали в России 40.000 приватизированных предприятий, включая 400 банков^[26], что вряд ли было под силу группам из 2-4 человек, с узкой специализацией и локально-объектовой зоной преступного влияния.

Процесс глобальной консолидации организованных преступ­ных объединений, который должен завершиться образованием не­ких «высших советов», кои поставят перед собой сверхопасные для общества цели и будут иметь в своем распоряжении мощные крими­нальные силы для достижения этих целей, уже начался. И в этом, кстати, усматривается несколько иной колорит направления нацио­нального развития организованной преступности, нежели, напри­мер, в Америке.

Нетрудно уловить определенное сходство формирования некото­рых подразделений «Коза Ностра» с российскими преступными объе­динениями (например, бойцы, которые составляют основу объеди­нения, а также определенные люди в иерархии, которые служат «бу­фером» между руководством и нижестоящими членами организации и т.п.). Однако консолидация преступных объединений в Америке была произведена авторитарно: план создания разветвленной орга­низации путем переформирования уже имеющейся структуры был предложен и воплощен жестким лидером, сверху.

В нашей стране организованные преступные объединения еще весьма разобщены, далеко не все жестко дисциплинированы и вряд ли подчинятся авторитарным требованиям переформирования, даже если бы и нашелся человек, который обладал достаточным автори­тетом и силой для того, чтобы такое переформирование осуществить, а себя утвердить на роль лидера единого сообщества.

Сделанный В.С.Устиновым в 1993 г. прогноз развития орга­низованной преступности в нашей стране^[27] предполагал в следу­ющие за указанным ближайшие годы все больший размах органи­зованных форм вымогательства, сопровождающийся разделени­ем рэкетирами сфер деятельности, и переориентацию на органи­зованный рэкет общеуголовных преступников; а также резкое воз­растание организованной преступности в сфере наркобизнеса. В то же время В.С.Устинов не предсказывал процветания организо­ванной преступности в сфере игорного бизнеса, и указывал на отсутствие каких-либо перспектив развития ростовщичества, по непонятным причинам относя этот вид деятельности к организо­ванной преступности, несмотря на то, что ростовщичество не является даже уголовно-противоправным деянием.

Сейчас уже можно судить о том, насколько оправдался этот про­гноз.

Анализ состояния преступности позволяет высказаться о том, что в настоящее время весь наркобизнес в нашей стране не только конт­ролируется, но и осуществляется организованными преступными объединениями. Сферы деятельности разделены, включая и игор­ный бизнес, а что касается «организованного» вымогательства, то количество этих преступлений как таковых пошло на убыль, поскольку способы получения незаконных доходов преступными объединения­ми уже в 1991-1993 годах стали приобретать более изощренный ха­рактер. Преступниками вместо привычных требований о передаче имущества или прав на него, сопровождающихся угрозами или при­менением насилия, стала применяться форма вымогательства, зака­муфлированная под охранную деятельность: представители преступ­ных групп вынуждали владельца какого-либо предприятия оформ­лять их на работу как охранников и получали вымогаемые деньги по ведомости; в случае обращения потерпевшего в правоохранительные органы такое документальное оформление якобы имевших место тру­довых отношений существенно затрудняло процесс доказывания, по­скольку было сложно установить постфактум, выполнялась ли по­дозреваемыми услуга по охране предприятия, и если она не выпол­нялась — было ли это вымогательством или просто ненадлежащим выполнением договора оказания услуги. В дальнейшем формы вы­могательства все усложнялись.

Механизм принуждения яв­ляется необходимым атрибутом и залогом успешного функциониро­вания организованной преступности подобно тому, как гарантией стабильности валюты служит обеспечивающий ее золотой запас стра­ны. Механизм принуждения включает в себя членов преступного объединения, в чьи функции по распределению обязанностей вхо­дит применение насилия или оказание другого рода противоправно­го воздействия на жертву с целью принуждения ее к выполнению требований организованного преступного объединения, а также сред­ства, которыми они пользуются (оружие, предметы, употребляе­мые в качестве оружия, средства для сбора информации, которая может быть использована для шантажа жертвы). При этом следует помнить, что аппарат принуждения и возможность применения на­силия есть неотъемлемые черты организованной преступности, без них никакая экономическая деятельность организованной преступ­ной группы невозможна. Если группа субъектов объединяется для достижения незаконным путем экономической выгоды, не имея при этом аппарата принуждения и не предполагая для успеха своей дея­тельности применять насилие, то их следует отнести к групповой преступности, но никак не к организованной; строго говоря, в этом и заключается отличие групповой экономической, «должностной» или «беловоротничковой», как ее еще называют, преступности от организованной. В свое время экономическая преступность в на­шей стране - так называемые «цеховики» или «теневики» перешаг­нули рубеж, отделяющий их от организованной преступности, в тот момент, когда создали в своих группах аппарат принуждения для более успешного достижения своих экономических целей.

Анализ организованной преступной деятельности как в нашей стране, так и в зарубежных странах с очевидностью свидетельствует, что организованная преступная деятельность всегда носит групповой характер. Если в характеристике преступной деятельности отсутствует этот признак, то ни при каких других обстоятельствах эта деятель­ность не может быть отнесена к сфере организованной преступнос­ти.

Еще одной обязательной чертой организованной преступности, правда, присущей не только этой форме преступности, но и еще, как минимум, профессиональной, является умышленный характер деяний. Организованная преступная деятельность не может быть нео­сторожной, так как само понятие «организация» по отношению к какому-либо виду деятельности означает упорядоченный, осмыслен­ный ее характер, в связи с чем в массив проявлений организованной преступной деятельности не входят никакие неосторожные деяния, совершенные по легкомыслию или небрежности. Это не означает, что представителями организованных преступных объединений не может быть совершено неосторожных преступлений; но такие пре­ступления ими совершаются за рамками их участия в организован­ной преступной деятельности, скажем, — в быту, либо могут явить­ся «побочными продуктами» этой деятельности. Например, можно представить факт нарушения участником организованного преступ­ного формирования правил дорожного движения при попытке скрыть­ся с места совершенного убийства. Но общественная опасность это­го деяния несравнима с опасностью для общества организованной преступной деятельности, хотя следует признать, что «и при совер­шении преступлений по неосторожности в комплексе причин замет­ную и даже решающую роль играют субъективные качества личнос­ти»^[28], — иными словами, личность с негативными качествами более предрасположена к совершению даже неосторожных преступлений, чем личность, у которой преобладают позитивные качества. А учи­тывая, что личность члена организованного преступного формиро­вания как участника преступной группы, обладающей повышенной общественной опасностью, характеризуется более выраженной ан­тиобщественной установкой по сравнению с другими лицами хотя бы потому, что участие в организованной преступной деятельности предполагает длительную, непрекращающуюся криминальную актив­ность, - можно предположить, что такими лицами совершается боль­шее количество неосторожных преступлений, чем не вовлеченными в организованную преступную деятельность.

Некоторые исследователи, ссылаясь на опыт Италии и Соеди­ненных Штатов Америки, выделяют экономическую (корыстную) форму организованной преступности. В.С.Устинов ссылается при этом на уголовное законодательство Италии, согласно которому объе­динение следует считать мафиозным, если участвующие в нем пользу­ются насилием со стороны объединения, а также зависимостью и законом молчания (омерты). «Они создаются для совершения пре­ступлений, для установления прямого или косвенного руководства или иного контроля за экономической деятельностью, концессия­ми, разрешениями, подрядами и общественными службами или для получения незаконных прибылей или преимуществ для себя либо третьих лиц», — цитирует далее В.С.Устинов и делает вывод о том, что по законодательству Италии 1993 г. преступные объединения (со­общества) мафиозного типа относятся к организованной преступно­сти экономической (корыстной) направленности^[29].

Более того, для подтверждения такого отграничения организо­ванной преступности корыстной направленности от прочих (каких?) форм организованной преступности упоминается и Модельный Уго­ловный кодекс для стран СНГ.

Однако на что указывает подобное определение преступных фор­мирований, со ссылками на цели контроля за экономической дея­тельностью и получения незаконных прибылей? Только на то, что деятельность организованных преступных формирований направлена на получение доходов преступным путем, без вложения эквивалент­ного общественно полезного труда.

Еще одна особенность организованной преступности: ее раз­витие характеризуется стремлением к внешней легализации деятель­ности. Выше уже отмечалось, что на определенном этапе становле­ния системы организованной преступности в нашей стране вымога­тельство стало приобретать завуалированные формы, это преступле­ние его субъекты маскировали под охранную деятельность, стремясь к документальному, т.е. внешне легальному оформлению обязанно­сти жертвы вымогательства платить им за якобы оказанные услуги.

Выше также упоминалось, что участники организованной пре­ступной деятельности на определенном этапе стремятся создать себе социально-положительный имидж и придерживаются его в дальней­шем; это, в частности, необходимо для установления прочных кон­тактов с представителями органов власти и управления, а также для проникновения в политические структуры.

Таким образом, перспективными являлись только те формы орга­низованной преступной деятельности, которые имели шансы с той или иной долей успеха закамуфлироваться под внешне легальную деятельность или хотя бы под деяние, обладающее незначительной, по сравнению с организованной преступной деятельностью, обще­ственной опасностью, - например, широкое распространение по­лучила тактика маскировки хорошо спланированного вымогательства под самоуправные действия по возврату реального, вымышленного или искусственно созданного долга. Эта тактика оказалась настоль­ко успешной, что ею оказались введенными в заблуждение и судеб­ные инстанции.

В 1996 г. Октябрьским районным судом г.Владимира Лубенец был осужден по ч. 5 ст. 148 УК РСФСР. Он был признан виновным в вымогательстве, совершенном с угрозой применения насилия, уг­розой убийством, соединенном с насилием, опасным для жизни и здоровья потерпевшего, повторно, по предварительному сговору группой лиц. Предыстория была такова: в январе 1996 г. Лубенец передал Качалову во временное пользование магнитофон «Осака». В процессе использования магнитофон пришел в негодность, за что Лубенец потребовал от Качалова 100 тыс. (неденоминированных) р. Качалов согласился, но в назначенное время деньги не отдал, по­просил перенести срок уплаты. В конце февраля Лубенец потребо­вал у Качалова новый магнитофон или 250 тыс. р., и заявил, что за каждый день неуплаты сумма будет увеличиваться на 10 тыс. р. Впос­ледствии Лубенец дважды приходил к Качалову, требовал заплатить деньги, предупреждал, что с 20 марта за каждый день неуплаты сум­ма будет увеличиваться на 20 тыс. р. в день, при этом угрожал матери Качалова убийством ее сына.

В начале апреля 1996 г. неустановленные следствием лица тре­бовали от Качалова отдать Лубенцу 500 тыс. р.

12 апреля Лубенец и трое неустановленных следствием лиц на­сильно завели Качалова в подвал одного из домов, где Лубенец пред­ложил Качалову заплатить 1.500 тыс. р. или написать расписку на эту сумму, при этом Лубенец нанес Качалову несколько ударов в лицо, ударил ногой в голову, свалил на землю, продолжая наносить удары по различным частям тела. Затем Лубенец, накинув на шею Качалова петлю, стал ее затягивать. По приказу Лубенца один из соучастников нанес Качалову удар по лицу режущим предметом. Качалову в результате действий Лубенца и его соучастников были причинены легкие телесные повреждения, повлекшие кратковремен­ное расстройство здоровья.

Судебная коллегия по уголовным делам Владимирского област­ного суда приговор оставила без изменения. Заместитель Председа­теля Верховного Суда Российской Федерации в протесте поставил вопрос о переквалификации содеянного Лубенцом с ч. 5 ст. 148 на ст. 200 УК РСФСР и ст. 115 УК РФ.

Президиум Владимирского областного суда протест удовлетворил, так как Лубенец, по мнению этой судебной инстанции, не пресле­довал цели завладения чужим имуществом, принадлежащим лично потерпевшему Качалову, а лишь требовал у Качалова деньги за сло­манный магнитофон. Качалов согласился с его требованиями, но деньги не отдал. Лубенец несколько раз приходил к Качалову, тре­бовал деньги за магнитофон, угрожал убить его в случае неуплаты. «Как видно из материалов дела, — указал президиум в своем реше­нии, — Лубенец не предпринимал реальных действий, свидетель­ствующих о возможном исполнении угрозы убийством Качалову; уг­роза носила лишь словесный характер, оснований опасаться ее осу­ществления у Качалова не было». Таким образом, Лубенец не пре­следовал цели завладения чужим имуществом, принадлежащим лично потерпевшему Качалову, - дважды повторил президиум областного суда, — а прибег к самоуправным действиям, направленным на по­лучение денег за сломанный магнитофон. Эти действия Лубенца, по мнению президиума, нельзя квалифицировать как вымогательство, поскольку он пытался таким способом заставить Качалова от­дать ему деньги. Вымогательство же предполагает истребование чу­жого имущества, и таким образом, действия Лубенца должны ква­лифицироваться как самоуправство, причинившее существенный вред потерпевшему.

Конечно, в данном случае не вызывает сомнения обязательство Качалова возвратить Лубенцу стоимость поврежденного магнитофо­на, и на первом этапе общения с Качаловым по поводу возмещения ущерба Лубенец, требуя выплаты ста тысяч рублей, безусловно, реализовывал свое действительное или предполагаемое право (так фор­мулировалась статья о самоуправстве до 1997 г. — «самовольное, с нарушением установленного законом порядка, осуществление своего действительного или предполагаемого права, причинив­шее существенный вред гражданам либо государственным или об­щественным организациям»); предполагаемое — поскольку на ос­новании приведенных данных нельзя сделать вывод о том, что явилось причиной поломки магнитофона; может быть, он вышел из строя в связи с обстоятельствами, совершенно не зависевшими от Качалова. Никто не определял действительный размер причиненно­го ущерба и не выяснял, соответствует ли он названной Лубенцом сумме — 100 тыс. р., хотя возможности для этого у Лубенца были, начиная от предъявления иска в порядке гражданского судопроиз­водства, до получения документов, подтверждающих факт поломки и сумму ущерба, из ремонтной мастерской. «Лубенец требовал не чужое, а принадлежащее ему имущество, так как Качалов согласил­ся с требованиями Лубенца, но денег не отдал», - констатировал президиум областного суда^[30].

По сути, этот случай ничем не отличается от многократно опи­санной ситуации, когда вымогатели, пользуясь численным и физи­ческим превосходством, требуют от лица, виновного, например, в дорожно-транспортном происшествии с их участием — а иногда и невиновного — возмещения действительного или несуществующего ущерба в сумме, превышающей не только возможный ущерб, но и все представления о соразмерности, — например, передачи права собственности на квартиру в счет возмещения разбитой фары.

Да, конечно, в конце 80-х - начале 90-х годов были распростра­нены случаи, когда вымогатели выбирали своих жертв из числа обес­печенных реально, или по их мнению, лиц, и действовали без ка­кой-либо провокации со стороны жертвы (слово «провокация» в дан­ном контексте может означать не только аморальное или противо­правное поведение потерпевшего, но и вполне добропорядочное, просто являющееся поводом, побудительным мотивом для субъек­та), подобно тому, как некий Зарочинцев, осужденный по ст. 148 УК РСФСР 1960 г. за то, что в 1990 г. решил путем вымогательства получить деньги от главного инженера мясокомбината Губермана и написал ему письмо с требованием крупной суммы и с угрозами в случае отказа передать деньги или в случае обращения в милицию «пустить в расход»^[31]. Но постепенно, причем у преступных групп быстрее, чем у преступников-одиночек, выработался алгоритм противоправного поведения, охватывающий и приемы, направленные на то, чтобы избежать уго­ловной ответственности или максимально смягчить ее.

Стремление придать внешнюю легальность про­тивозаконной деятельности является чертой организованной преступ­ности, отличающей эту форму преступной деятельности от всех дру­гих форм преступности. Этой цели служит и отмывание доходов от преступной деятельности, что не присуще тем формам преступной активности, в рамках которых их субъекты ограничиваются распоря­жением имуществом и ценностями, которыми незаконно завладели (имущественные преступления, корыстно-насильственные преступ­ления, бандитизм и пр.).

Поскольку организованная преступная деятельность — это систе­ма, в нее не могут входить составляющие, никак не связанные с другими составляющими; все составляющие системы должны быть взаимосвязаны между собой и взаимовоздействовать друг на друга, что и стимулирует развитие системы, заставляет выжившие в резуль­тате своеобразного «естественного отбора» организованные преступ­ные объединения совершенствоваться, а «побежденные» структур­ные единицы — вливаться в «победившие» и служить к их дальнейше­му совершенствованию, либо иным образом изменять форму своего существования в рамках системы.

Итак, признаками, в своей совокупности присущими только организованной преступности, являются:

а) групповой и умышленный характер деятельности;

б) цель извлечения преступных доходов;

в) наличие механизма обеспечения достижения этой цели путем при­менения насилия или других средств противоправного воздействия на
жертв —т.е. аппарата принуждения;

г) установление для достижения целей деятельности и обеспечения безопасности функционирования преступного объединения контактов с работниками органов власти и управления;

д) стремление максимальным образом внешне легализовать противоправную деятельность.

Безусловно, заслуживает внимания взгляд В.ВЛунеева на кри­минальную организованность, как на основной и практически единственный группировочный признак деяний, свойственных органи­зованной преступности, и в этом аспекте представляет интерес по­нимание им организованной преступности как совокупности хотя и относительных, но взаимосвязанных характеристик, в структуре ко­торых организованность является главной^[32].

В.ВЛунеевым предложена схема организованного преступного формирования, в котором имеются или формируются:

• организатор или руководящее ядро;
• определенная иерархическая структура, отделяющая руковод­ство от непосредственных исполнителей;
• более или менее четкое распределение ролей, которые реализуются при выполнении конкретных заданий, обязанностей или в ролевом должностном поведении;
• жесткая дисциплина с беспрекословным подчинением по вертикали, основанная на собственных законах и нормах;
• система жестких наказаний;
• финансовая база для решения «общих» задач;
• сбор информации о выгодных и безопасных направлениях пре­ступной деятельности;
• нейтрализация и возможное коррумпирование государственных органов, в том числе правоохранительных, для получения необходимой информации, помощи и защиты;
• профессиональное использование основных государственных и
  социально-экономических институтов, действующих в стране и мире,
  в целях создания внешней законности своей преступной деятельности;
• распространение устрашающих слухов о своем могуществе,
  деморализующее свидетелей, потерпевших, сотрудников СМИ, правоохранительных органов, поддерживающее преступный дух рядовых исполнителей;
• создание такой структуры управления, которая избавляет ру­ководителей от необходимости непосредственной организации или
  совершения конкретных преступлений;
• совершение любых преступлений при доминирующей мотивации достижения корыстной цели и контроля в какой-то сфере или на
  какой-то территории для наживы и безопасности^[33].

Организованная преступность характеризуется иерархическим построением структур. ОПГ, преступные сообщества и организации действуют на основе распределения между их членами функций руководства, планирования, разведки, охраны, исполнения. Так, преступное сообщество «Хади-Такташ», состояло из пяти бригад, привилегированное положение среди которых занимала бригада Радика Галиакберова («Раджи») – лидера преступного сообщества. Также, в нем существовала «бригада» киллеров, созданных специально для войны с ОПГ «Перваки», после данная бригада занималась заказными убийствами. В результате данного конфликта «хадитакташевцы» убили большинство членов противоборствующей группировки. Благодаря высокому уровню организованности и тщательной конспирации ни один из членов преступного сообщества «Хади-Такташ» в конфликте убит не был^[34]

Собирательно перечисленные признаки действительно отражают реальную характеристику уже сформировавшейся организованной преступности в нашей стране; единственное, что следовало бы доба­вить к этому перечню признаков для того, чтобы отличить устойчи­вую преступную группу как элемент групповой преступности от орга­низованного преступного объединения как элемента организо­ванной преступности, - это признак взаимосвязи и взаимного вли­яния друг на друга организованных преступных групп.

Преступная группа, которая обладает всеми вышеперечисленны­ми признаками, вплоть до профессионального использования госу­дарственных и социально-экономических институтов, до нейтрализации и возможного коррумпирования государственных органов, но существует автономно, не находится ни в каких отношениях с систе­мой организованной преступности, с отдельными ее подразделени­ями, и о которой не известно формированиям, входящим в систему организованной преступности, остается не более чем преступной группой в общеуголовном смысле, что вполне может не снижать сте­пени ее общественной опасности, — просто придавать этой обще­ственной опасности другой оттенок, общеуголовный.

Следует уточнить, что организованная преступность от­личается от прочих форм преступности тем, что ей свойствен только длящийся, протяженный во времени, без фиксированного момента окончания, характер преступной деятельности. Даже если членом организованной преступной группировки совершается только один криминальный акт, сам факт его вхождения в преступное объедине­ние может образовывать состав преступления и означает попадание его в орбиту длящейся преступной деятельности. Организованное преступное формирование (не в том смысле, которым наполняют этот термин определения, содержащиеся в нормах действующего уго­ловного закона, - а именно: «устойчивая группа лиц, заранее объе­динившаяся для совершения одного или нескольких преступлений», а в смысле структурной единицы системы организованной преступ­ности) не может возникнуть на фиксированный срок, даже если окончание этого срока фиксировано не какой-то конкретной датой, а моментом окончания одного или нескольких преступлений. В про­тивном случае это формирование не выйдет за рамки групповой пре­ступности.

Исходя из основных признаков, характеризующих эту форму преступности, в общем при­ближении под организованной преступностью следует понимать деятельность устойчивых преступных сообществ, организаций и организованных преступных групп, отличающихся иерархическим организованным построением, созданных в целях совершения тяжких и особо тяжких преступлений, извлечения доходов из нелегального бизнеса, противоправного проникновения и внедрения в законный бизнес, «отмывания» денег через законные экономические структуры, использующих для обеспечения своей преступной деятельности коррумпирование должностных лиц, проникновение в правоохранительные органы и органы государственной власти.

§2. Формы организованной преступности.

Особое значение в науке и практике уделяется выявлению форм организованной преступности.

Некоторые ученые, говоря о формах организованной преступности, употребляют такие понятия как «уровни» и «виды». Мы полагаем, что данные понятия сходны по своему значению, так как все они характеризуют организационные схемы построения организованной преступности и отражают степень развитости преступных формирований.

Уголовный кодекс РФ 1996 года выделил две формы организованной преступности: организованную группу и преступное сообщество (преступную организацию)^[35].

В соответствии с ч. 3 ст. 35 УК РФ преступление признается совершенным организованной группой, если оно совершено устойчивой группой лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких преступлений.

Преступное сообщество (преступная организация) является самым опасным проявлением организованности. Преступному сообществу в соответствии с ч. 5 ст. 35 УК РФ, свойственна высшая степень согласованности между соучастниками; это устойчивая сплоченная группа лиц, объединившихся для совместной преступной деятельности по совершению тяжких или особо тяжких преступлений, либо это объединение организованных групп, созданных в тех же целях. При этом сплоченность отражает общность участников в реализации преступных целей. Роли между членами преступного сообщества, как правило, разделены с учетом конкретных знаний, направленных на достижение преступных намерений.

При решении вопроса о том, является ли преступная группа организованной, следует исходить из ч. 3 ст. 35 УК РФ, где определены два обязательных признака организованной группы: первый – устойчивость личного состава группы и второй – целью объединения лиц в группу является совершение одного или нескольких преступлений. Однако указанных двух признаков организованной группы явно не достаточно, чтобы отграничить ее, например, от группы лиц по предварительному сговору, так как и та, и другая обладают определенной устойчивостью и все лица, входящие в группу, также объединились с целью совершения преступления^[36].

В постановлении Пленума Верховного Суда РФ №6 от 10 февраля 2000 года «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе» предлагается еще один набор признаков организованной группы - устойчивость, более высокая степень организованности, распределение ролей, наличие организатора и руководителя. Это постановление вводит новый признак организованной группы – наличие в группе организатора и руководителя. Действительно, наличие в преступной группе лидера  является важным признаком организованной группы.

Таким образом, на наш взгляд, под организованной преступной группой следует понимать устойчивую группу лиц, объединившихся для систематического совершения преступлений, имеющих в своем составе одного или группу лидеров, отличающихся изощренностью при выборе способов и методов совершения преступлений.

Итак, второй формой организованной преступности является преступное сообщество (преступная организация).

К сожалению, законодатель не делает каких-либо различий между преступным сообществом и преступной организацией и, заключив последнее в скобки, ставит знак тождества между ними. Остается непонятным необходимость существования одинаковых по содержанию понятий. На наш взгляд, для того, чтобы в правоприменительной практике не возникало проблем в процессе применения ст. 210 УК РФ, необходимо законодательно разграничить понятия «преступная организация» и «преступное сообщество».

Как справедливо отмечает Н.П. Водько, употребление в норме закона двух терминов, характеризующих одно понятие, представляется неоправданным, так как это вносит лишь сумятицу и вызывает непродуманные теоретические поиски сходств и различий преступного сообщества и преступной организации^[37].

А.И. Гуров еще во время проведения круглого стола в 1989 г., отмечал необходимость наряду с такой формой организованной преступности как преступная организация, выделить объединение «воры в законе». О «ворах в законе» специалисты длительное время практически ничего не знали, чему способствовали исключительная конспиративность преступников и жесткие криминальные традиции, являющиеся в данном случае организованной основой. Это сообщество, которое можно назвать криминальной кооперацией, появилось в 30-х годах, оно постоянно модифицировалось, развивалось, и в настоящее время можно говорить о новой волне этой организации, насчитывающей около 1000 человек. Современный «вор в законе» – это организатор преступной деятельности, причем большей частью экономической направленности.^[38]. За разграничение преступного сообщества и преступной организации выступала так же А.И. Долгова.

Исследования, проведенные Российской криминологической ассоциацией, а так же солидными научными учреждениями  правоохранительных структур, показывают, что преступная организация и преступное сообщество – это самостоятельные разновидности организованных преступных формирований наряду с такими, как организованная группа и банда.

Установленное криминологами и предложенное в проект закона «О борьбе с организованной преступностью» определение преступной организации имеет следующую редакцию: преступная организация – объединение лиц, либо организованных групп, либо банд для преступной совместной деятельности с распределением между участниками функций:

• по созданию преступной организации либо руководству ею;
• непосредственному совершению преступлений, предусмотренных статьями Особенной части УК РФ;
• иными формами обеспечения создания функционирования преступной организации.

Так, по имеющимся данным, преступные организации действуют практически во всех субъектах Российской Федерации. Большая их часть имеет общеуголовную направленность.

Таким образом, по сравнению с организованными преступными группами, преступные организации, находятся на более высоком уровне. Они более организованы, имеют более сложную внутреннюю структуру (как правило, состоят из нескольких ОПГ).

В соответствии с Проектом Закона РФ «О борьбе с организованной преступностью», «преступное сообщество – объединение организаторов, руководителей или других участников преступных организаций или организованных групп для совместной разработки и реализации мер по координации, поддержанию и развитию преступной деятельности, либо созданию благоприятных условий для преступной деятельности, а также по организации совершения преступлений».

Преступное сообщество – это своеобразный координационный орган, организованных преступных формирований, в котором сотрудничают не преступные организации и ОПГ, а представители этих формирований. Преступное сообщество может полностью преобразоваться в преступную организацию или приобрести отдельные ее черты.

Возникшая коллизия между законом и криминальными реалиями привели к тому, что появилась практическая необходимость выделения преступного сообщества в качестве самостоятельной уголовно-правовой категории для того, чтобы привлекать к уголовной ответственности лиц, осуществляющих общее руководство, координацию преступной деятельности, ОПГ, преступных организаций^[39].

Обычно стратегические проблемы преступного сообщества решаются на общем собрании – «сходке». Сходка – явление в воровском мире, связанное, в первую очередь, с переделом сфер влияния или конфликтными ситуациями.

Помимо «воров в законе», российскую организованную преступность возглавляют бандитские авторитеты. «Авторитеты» - наиболее влиятельные и удачливые члены организованных преступных группировок^[40].

Таким образом, под преступным сообществом следует, на наш взгляд, понимать объединение «воров в законе», «авторитетов» и иных лидеров преступных формирований с целью осуществления контроля и руководства за ОПГ и преступными организациями, совместной разработки и реализации мер по координации, поддержанию и развитию совместной преступной деятельности.

Таким образом, подводя итог под вышесказанным, можно выделить три формы организованной преступности:

1. организованная преступная группа;
2. преступная организация;
3. преступное сообщество.

§ 2. Криминологическая характеристика организованной преступности в Республике Татарстан

Особенности организованной преступности в том или ином регионе обуславливаются национально-исторической спецификой, географическим положением, экономическим развитием, традициями в преступном мире и т.д.

На региональные особенности организованной преступности впервые обратили внимание участники проходившего в Москве в 1993 г. круглого стола по проблемам организованной преступности^[41].

Для того чтобы дать точную картину особенностей организованной преступности в РТ, необходимо привести данные по социально-экономическому портрету Республики Татарстан.

Республика Татарстан является субъектом Российской Федерации, входит в состав Приволжского федерального округа. По данным на 2001 г. в ней проживает 3772,8 тыс. человек, в Казани городское население составляет более миллиона. Республика характеризуется многонациональным составом. Так, основным населением являются – татары, их численность составляет 51,3% от общего числа населения, 41% составляют русские, чуваши – около 3% и др. (данные на 2000 г.). На сегодняшний день в РТ имеется 43 района, 20 городов, 22 поселка городского типа. Помимо Казани – столицы Татарстана, наиболее крупными городами республики являются – Набережные Челны, Нижнекамск, Альметьевск, Чистополь, Бугульма, Елабуга.

Она имеет развитую и многопрофильную промышленную инфраструктуру. Важнейшие отрасли промышленности: нефтегазодобывающая, нефтехимическая, химическая и химико-фармацевтическая, машиностроение (производство большегрузных автомобилей – КамАЗ, оборудования для нефтегазодобывающей и нефтеперерабатывающей промышленности), легкая (меховая и др.), пищевая отрасли производства.

Таким образом, социально-экономическая характеристика РТ сегодня определяется:

1. мощным, исторически сложившимся экономическим, промышленным, культурным потенциалом;
2. многонациональным составом населения;
3. выгодным расположением РТ на стыке транспортных путей федерального значения;
4. наличием большого количества стратегических предприятий тяжелой и легкой промышленности;
5. сосредоточением крупного денежного капитала.

Если обратиться к состоянию, структуре и динамике преступности в ТАССР в 60-70-е годы, то она по основным своим параметрам не выделялась на общем фоне преступности в СССР.

В 1974 году в г. Казани были зарегистрированы получившие всероссийскую известность молодежные преступные группировки – явление, вошедшее в историю, как «казанский феномен». Криминализации молодежи способствовала отсталая инфраструктура в промышленно оживленном регионе.

В 1973-1978 гг. в районе завода «Теплоконтроль» образовалась крупная (до 200 человек) группировка «Тяп-ляп». У группировки была своя касса, огнестрельное оружие, также она отличалась жесткой дисциплиной^[42]. Идея создания группировки принадлежала некоему Антипову (Антип), бывшему боксеру, ранее судимому. Ребята, проживавшие в одном микрорайоне, под руководством Антипова занимались спортом, вместе проводили досуг. Постепенно лидерство в этой группе взяли наряду с Антиповым Джавдат Хантемиров (Джава) и Скрябин (Скряба), которые приносят в эту группу идеологию преступного мира. «Тяп-ляп» отличался от других группировок уголовников тем, что в ней всячески поощрялось получение образования, лидеры группировки начали искать «выходы» к представителям партийно-государственного аппарата путем вовлечения в деятельность группировки детей аппаратчиков. Также члены группировки обязаны были модно одеваться – носить джинсы.

К 1976 году определилась и структура «Тяп-ляпа»: вся группировка, основную массу которой составляла молодежь 17-20 лет, делилась на «пятерки», которые объединялись в «отделения». Существовала своя контрразведка. Боевые отряды состояли из «малолеток», вооруженных арматурой. К членам группировки предъявлялся ряд требований – было запрещено употребление спиртных напитков, члены группировки были обязаны заниматься спортом. Существовала строгая дисциплина, группировщики обучались правилам поведения при допросах, в местах лишения свободы.

Вскоре «Тяп-ляп» стал расширять сферу своего влияния путем совершения «набегов» на соседние районы. Такое поведение спровоцировало создание противников «Тяп-ляпа», которые встали на защиту своей территории – появились группировки «Грязь», «Квартала», «Жилка» и др.