МОНИТОРИНГ
16.01.2012
Содержание
СМИ о МГТУ им. Н.Э. Баумана 4 1. Публикации 4 СМИ о рынке образования 5 1. Федеральные СМИ 5 1. «Известия», 16.01.2012, Россия сосредотачивается — вызовы, на которые мы должны ответить 5 В статье для «Известий» премьер Владимир Путин очерчивает круг вопросов, которые найдут отражение в его президентской предвыборной программе, и высказывает мнение о происходящих в России процессах 5 2. «Московский Комсомолец» № 25843 от 16 января 2012 г., Марина Лемуткина, Платное бесплатное образование 13 80% коммерческих студентов учатся в государственных вузах 13 3. "Коммерсантъ Деньги", №1-2 (858-859), 16.01.2012, Алексей Боярский, Парта военных действий 15 4. «Эксперт» №2 (785), 16.01.2012, Дан Медовников, Станислав Розмирович, Виталий Сараев, Жребий еще не брошен 20 Можно сформулировать три сценария, по которым способно идти инновационное развитие России. Выбор зависит от того, когда нас накроет новая технологическая волна 20 5. «Эксперт», 16.01.2012, Александр Привалов, Требовать свое 27 Сказать, какое образование нужно России, должно само общество. И сказать так громко, чтобы чиновники не смогли не услышать 27 6. «Коммерсантъ-Власть», 16.01.2012, Дипломы и степени 32 По данным ЦИКа, 436 депутатов шестого созыва окончили вузы 32 2. Теле- и радио-эфиры 34 3. Информационные агентства 35 1. REGNUM-ЭКСПЕРТ, 14.01.2012, Кто приходил на Болотную и Сахарова?: анализ по профилям в социальных сетях 35 Возраст 55% участников акций протеста, прошедших на Болотной площади и проспекте Сахарова в Москве, составляет 21-25 лет, и большинство из них имеют высшее образование, читают классику и слушают альтернативную музыку 35 4. Интернет 37 1. Интерновости.ру, 15.01.2012, Какими быть или не быть ВУЗам России завтра 37 Министр образования и науки Российской Федерации Андрей Фурсенко высказывает свои соображения, и делится информацией по поводу того, какова сейчас нагрузка на ВУЗы и нужны ли стране некоторые из них. В частности предупредил, что скоро некоторые ВУЗы будут отсеиваться за ненадобностью 37 2. KM.RU, 16.01.2012, Владимир Путин объявил «образовательную революцию» 37 Премьер-министр России и кандидат в президенты Владимир Путин в понедельник, 16 января, призвал научиться использовать «образовательный драйв» молодого поколения 37 СМИ о МГТУ им. Н.Э. Баумана
- Публикации
Текст
СМИ о рынке образования
- Федеральные СМИ
- «Известия», 16.01.2012, Россия сосредотачивается — вызовы, на которые мы должны ответить
В статье для «Известий» премьер Владимир Путин очерчивает круг вопросов, которые найдут отражение в его президентской предвыборной программе, и высказывает мнение о происходящих в России процессах
4 марта граждане России придут на избирательные участки, чтобы выбрать президента страны. Сейчас в обществе разворачивается много дискуссий.
Считаю необходимым высказать свою позицию по ряду вопросов, которые мне кажутся важными для широкого обсуждения. С какими рисками и задачами России придется столкнуться. Какое место мы должны занять в глобальной политике и экономике. Будем ли следовать за развитием событий или сами участвовать в формировании правил игры. Благодаря каким ресурсам сможем усилить свои позиции и, подчеркну, обеспечить стабильное развитие. Причем такое, которое не имеет ничего общего с застоем. Потому что в современном мире стабильность — это достояние, которое можно только заслужить, заработать упорным трудом, проявляя открытость к переменам и готовность к назревшим, продуманным и просчитанным реформам.
Постоянно повторяющаяся в истории проблема России — это стремление части ее элит к рывку, к революции вместо последовательного развития. Между тем не только российский опыт, а весь мировой опыт показывает пагубность исторических рывков: забегания вперед и ниспровержения без созидания.
Этому противостоит другая тенденция, противоположный вызов — склонность к застою, к иждивенчеству, неконкурентность элит и высокий уровень коррупции. Причем при каждом удобном случае «ниспровергатели» буквально на глазах превращаются в «самодовольных господ», которые противятся любым переменам и ревностно охраняют свой статус и привилегии. Либо происходит ровно обратный процесс — «господа» превращаются в «ниспровергателей».
Отсюда — очень «короткое дыхание» политики, ее ограниченность вопросами текущего сохранения или передела власти и собственности.
Такая ситуация традиционно порождалась слабостью общественного контроля за политиками, неразвитостью в России гражданского общества. Положение дел здесь постепенно меняется, но пока еще очень медленно.
Не может быть реальной демократии без того, чтобы политика принималась бы большинством населения, отражала бы интересы этого большинства. Да, возможно на короткий период увлечь значительную часть общества звонкими лозунгами, образами прекрасного будущего; но если потом люди не увидят себя в этом будущем — они надолго отвернутся и от политики, и от общественных задач. Так уже не раз бывало в нашей истории.
Сегодня говорят о разных формах обновления политического процесса. Но о чем предлагается договариваться? О том, как устроить власть? Передать ее «лучшим людям»? А дальше-то что? Что делать-то будем?
Меня тревожит, что у нас практически не происходит обсуждения того, что надо делать за рамками выборов, после выборов. На мой взгляд, это не отвечает интересам страны, качеству развития нашего общества, уровню его образования и ответственности.
Российские граждане, мне кажется, должны получить возможность обсуждать не только достоинства и недостатки политиков, что само по себе неплохо, а именно содержание политики, те программы, которые намерены осуществлять те или иные политические деятели. Вызовы и задачи, которые должны быть в центре внимания этих программ. Как мы сможем улучшить нашу жизнь, сделать более справедливым общественное устройство. Какой вектор экономического и социального развития предпочтем.
Нужен широкий диалог — о будущем, о приоритетах, о долгосрочном выборе, национальном развитии и национальных перспективах. Эта статья — приглашение к такому диалогу.
Где мы находимся и куда идем
Россия сегодня по основным параметрам экономического и социального развития вышла из глубокого спада, который последовал за крахом тоталитарной модели социализма и распадом Советского Союза. Несмотря на кризис 2008–2009 годов, который «вычел» из наших усилий целых два года, мы достигли и преодолели показатели уровня жизни самых благополучных лет СССР. Например, продолжительность жизни в России уже выше, чем в Советском Союзе в 1990–1991 годах.
Развивается экономика — а это прежде всего люди, их работа, их доходы, их новые возможности. По сравнению с 1990-ми годами бедность сегодня сократилась более чем в 2,5 раза. Практически ушли в прошлое «зоны застойной бедности», когда в больших городах дееспособные и активные люди не могли найти работы или же им месяцами не платили зарплату.
Согласно независимым исследованиям, реальные доходы четырех из пяти россиян превышают уровень 1989 года — «пика» развития СССР, после которого началось падение и разбалансировка всего социально-экономического организма страны. Больше 80% российских семей сегодня имеет более высокий уровень потребления, чем средний уровень потребления советской семьи. Обеспеченность бытовой техникой выросла в полтора раза — до уровня развитых стран. У каждой второй семьи есть автомобиль — рост в три раза. Значительно улучшились и жилищные условия. Не только среднестатистический гражданин России, но и наши пенсионеры сейчас потребляют основных продуктов питания больше, чем в 1990-м.
Но что особенно важно — в России за последние 10 лет сформировался значительный слой людей, которых на Западе относят к среднему классу. Это люди с доходами, которые позволяют в достаточно широких пределах выбирать — потратить или сберечь, что купить и как именно отдыхать. Они могут выбирать такую работу, которая им нравится, у них есть определенные накопления.
И, наконец, средний класс — это люди, которые могут выбирать политику. У них, как правило, уровень образования такой, что позволяет осознанно относиться к кандидатам, а не «голосовать сердцем». Словом, средний класс начал реально формулировать свои запросы в разных направлениях.
В 1998 году средний класс составлял от 5 до 10% населения — меньше, чем в позднем СССР. Сейчас средний класс, по разным оценкам, составляет от 20 до 30% населения. Это люди, доходы которых более чем втрое превышают средний заработок 1990 года.
Средний класс должен расти и дальше. Стать социальным большинством в нашем обществе. Пополняться за счет тех, кто тащит на себе страну, — врачей, учителей, инженеров, квалифицированных рабочих.
Главная надежда России — это высокий уровень образования населения, и прежде всего нашей молодежи. Это именно так — даже при всех известных проблемах и нареканиях к качеству отечественной образовательной системы.
Среди наших граждан в возрасте 25–35 лет высшее образование имеют 57% — такой уровень кроме России отмечен всего в 3 странах мира: в Японии, Южной Корее и Канаде. Взрывной рост образовательных потребностей продолжается: в следующем поколении (15–25 лет) впору говорить о всеобщем высшем образовании — его получает или стремится получить более 80% юношей и девушек.
Мы вступаем в новую социальную реальность. «Образовательная революция» кардинально меняет сам облик российского общества и российской экономики. Даже если в настоящий момент нашей экономике и не нужно столько работников с высшим образованием — назад вернуться уже нельзя. Не люди должны подстраиваться под существующую структуру экономики и рынка труда — экономика должна стать такой, чтобы граждане с высоким уровнем образования, с высоким уровнем запросов могли бы найти себе достойное место.
Основной вызов России — мы должны научиться использовать «образовательный драйв» молодого поколения, мобилизовать повышенные запросы среднего класса и его готовность нести ответственность за свое благосостояние для обеспечения экономического роста и устойчивого развития страны.
Более образованные люди — это большая продолжительность жизни, это меньший уровень преступности, асоциального поведения, более рациональный выбор. Все это уже само по себе создает благоприятный фон для нашего будущего.
Но только этого недостаточно.
Повышение благосостояния в прошлом десятилетии во многом происходило за счет действий государства, в том числе за счет наведения порядка в распределении природной ренты. Нефтяные доходы мы использовали для роста доходов населения, для того, чтобы вытащить миллионы людей из нищеты. А также — чтобы иметь национальные сбережения на случай кризисов и катаклизмов. Сегодня этот потенциал «сырьевой экономики» иссякает, а главное — не имеет стратегических перспектив.
Уже в базовых, программных документах 2008 года, принятых непосредственно перед кризисом, в качестве главной была поставлена задача диверсификации экономики, создания новых источников роста.
Формировать новую экономику надо для образованных и ответственных людей. В каждой их ипостаси — профессионалов, предпринимателей или потребителей.
За ближайшие 10 лет в экономику войдут еще 10–11 млн молодых людей, из них 8–9 млн будут иметь высшее образование. Уже сегодня на рынке труда 5 млн человек с высшим образованием не удовлетворены не только заработком, но и характером своей работы, отсутствием перспектив. Еще 2–3 млн — специалисты бюджетных учреждений, которые хотят найти для себя новую работу. Кроме того, 10 млн человек занято на производствах, построенных на архаичных, отсталых технологиях. Такие технологии должны уйти в прошлое — и не только потому, что проигрывают на рынке. Часть из них просто опасна для здоровья работников и для экологического благополучия.
Так что создание 25 млн новых, высокотехнологичных, хорошо оплачиваемых рабочих мест для людей с высоким уровнем образования — это не красивая фраза. Это насущная необходимость, минимальный уровень достаточности. Вокруг решения этой общенациональной задачи нужно строить государственную политику, консолидировать усилия бизнеса, создавать наилучший деловой климат.
Убежден, сегодняшний и особенно завтрашний кадровый потенциал нашей страны позволяет претендовать на самые прочные позиции в глобальной экономической конкуренции.
Будущая российская экономика должна отвечать потребностям общества. Она должна обеспечить более высокие трудовые доходы, более интересную, творческую работу и создавать широкие возможности профессионального роста, формировать социальные лифты.
Именно это, а не только цифры ВВП, объемы золотовалютных резервов, рейтинги международных агентств и высокое место России в числе крупнейших экономик мира будет критичным в предстоящие годы. Прежде всего люди должны почувствовать позитивные изменения, и в первую очередь через расширение своих собственных возможностей.
Но двигателем роста должна быть и будет именно инициатива граждан. Мы заведомо проиграем, если будем рассчитывать только на решения чиновников и ограниченный круг крупных инвесторов и госкомпаний. Мы заведомо проиграем, если будем опираться на пассивную позицию населения.
Так что рост России в предстоящем десятилетии — это расширение пространства свободы для каждого из нас. Благополучие из рук кого-то, благополучие без ответственности за свои решения в XXI веке просто невозможно.
Перед нами стоит еще один вызов. За общими фразами о согласии и пользе благотворительности открываются недостаточный уровень доверия людей друг к другу, нежелание заниматься общественными делами, заботиться о других, неумение подняться над частными интересами — это серьезный и застарелый недуг нашего общества.
В российской культуре — большая историческая традиция уважения к государству, к общественным интересам, к тому, что нужно стране. Абсолютное большинство россиян хочет видеть нашу страну великой и сильной, уважает героев, положивших жизнь на общее благо. Но, к сожалению, гордость или обида за державу далеко не всегда реализуется в обыденной, повседневной жизни — в участии в местном самоуправлении, в готовности выступить на защиту закона, в реальной благотворительности.
Как правило, за этим стоит отнюдь не равнодушие и эгоизм. А элементарное неверие в собственные силы или недоверие к ближнему.
Но и здесь за последние годы ситуация стала постепенно меняться. Граждане все чаще не ограничиваются справедливыми требованиями к власти, а сами берутся за множество прозаичных, но очень нужных дел: благоустройство дворов, забота об инвалидах, помощь нуждающимся, организация досуга детей и многое другое.
С 2012 года государство станет помогать таким начинаниям: на федеральном уровне и во многих регионах приняты программы поддержки социально ориентированных негосударственных некоммерческих организаций. В дальнейшем мы значительно увеличим масштаб таких программ. Но чтобы они по-настоящему заработали, нужно жестко противостоять живучему в чиновничьей среде предубеждению по отношению к общественникам. За этим предубеждением стоит нежелание делиться ресурсами, стремление избежать конкуренции, да и боязнь реального спроса за порученное дело.
Неоценимую роль в социальном служении, в преодолении разобщенности людей, формировании доверия и готовности мирно разрешать конфликты, неизбежные в быстро развивающемся обществе, играют традиционные религии — православие, ислам, иудаизм и буддизм. Многое в этом отношении могут и должны делать школа и средства массовой информации, телевидение и интернет-сообщество.
Общество свободных людей — совсем не то же, что толпа одиноких расчетливых эгоистов, безразличных к общему благу. Мы никогда не были и не будем такой толпой. Личная свобода продуктивна, если ты помнишь и думаешь о других. Свобода без нравственной основы превращается в произвол.
Доверие между людьми складывается только тогда, когда общество скреплено общими ценностями и люди не утратили способность к вере, честность, чувство справедливости. А уважение к закону возникает только тогда, когда он один для всех, всеми соблюдается и в основе его — правда.
Социальный портрет нашего будущего будет неполным, если не сказать еще об одной, важнейшей проблеме. 10–11% наших граждан все еще остаются по своим доходам ниже черты бедности. По самым разным причинам. К концу текущего десятилетия эту проблему нам надо решить. Преодолеть бедность, неприемлемую для развитой страны. Использовать для этого и ресурсы государства, и усилия общества, его заинтересованной, активной части. Придать целевой характер системе социальной помощи и поддержать движение благотворительности.
В России в полном объеме должна быть сформирована система социальной мобильности, социальных лифтов, соответствующая современному обществу. Нам надо научиться компенсировать негативные социальные последствия рыночной экономики и органически порождаемого ею неравенства. Так, как это научились делать страны, которые давно живут при капитализме. Это специальная, особая поддержка, которую получают дети из бедных семей при получении образования. Это социальное жилье для семей с наиболее низкими доходами. Это полное преодоление какой-либо дискриминации инвалидов, обеспечение их равного доступа ко всем жизненным благам и к хорошей работе. Общество будет успешным, только когда у наших граждан не будет сомнений в его справедливости.
О новом этапе в глобальном развитии
Мировой кризис, разразившийся в 2008 году, коснулся всех, многое подверг переоценке.
Уже ни для кого не секрет, что экономический шторм был спровоцирован не только циклическими факторами и провалами в регулировании. Корень проблем — в накопившихся дисбалансах. Зашла в тупик модель, построенная на безудержном наращивании заимствований, на жизни в долг и проедании будущего, на виртуальных, а не реальных ценностях и активах. Кроме того, генерируемое благосостояние крайне неравномерно распределялось и распределяется между отдельными странами и регионами. И это также снижает глобальную устойчивость, провоцирует конфликты, сокращает способность мирового сообщества договариваться по острым, принципиальным вопросам.
Фальшивые сущности появляются не только в экономике, но и в политике, социальной сфере. Здесь также возникают своего рода иллюзорные «деривативы». Кризис в развитых странах проявил одну опасную и, на мой взгляд, чисто политическую тенденцию: к безоглядному, популистскому наращиванию социальных обязательств государства — вне всякой связи с ростом производительности труда, к формированию в отдельных слоях населения этих стран социальной безответственности. Однако теперь многим становится ясно: эра государств всеобщего благоденствия «на чужом горбу» заканчивается.
Никто не сможет жить лучше, чем работает. Такое требование в полной мере относится и к России.
Мы не играли в «пустышки». Наша экономическая политика была продуманной и осмотрительной. В докризисный период мы существенно нарастили объем экономики, избавились от долговой зависимости, подняли реальные доходы граждан, создали резервы, которые позволили пройти кризис с минимальными потерями для уровня жизни населения. Более того, в разгар кризиса мы смогли значительно повысить пенсии, другие социальные выплаты. А ведь очень многие, особенно из числа оппозиционеров, подталкивали нас поскорее потратить то, что приносили нефтяные доходы. Что было бы с теми же пенсиями, если бы мы пошли на поводу у популистов?
К сожалению, популистская риторика звучала и в недавней кампании по выборам парламента. Вероятно, мы услышим ее и в ходе президентской кампании от тех, кто заведомо не надеется выиграть, а потому смело раздает обещания, которые не придется выполнять. Скажу с полной откровенностью: надо и дальше настойчиво использовать все возможности для улучшения жизни наших граждан, но, как и прежде, нельзя действовать «на авось», чтобы, в отличие от некоторых стран Запада, вдруг не столкнуться с необходимостью отнять у людей гораздо больше, чем легкомысленно раздали.
Следует признать, что по своему масштабу сегодняшние глобальные дисбалансы таковы, что вряд ли они могут быть устранены в рамках действующей системы. Да, конъюнктурные перепады могут быть преодолены. И в большинстве стран сейчас разработан набор тактических мер, который позволяет с той или иной степенью успеха реагировать на острые проявления кризиса.
Но в более глубоком долгосрочном смысле нынешние проблемы носят вовсе не конъюнктурный характер. По большому счету то, с чем сегодня сталкивается мир, — это серьезный системный кризис, тектонический процесс глобальной трансформации. Это зримое проявление перехода в новую культурную, экономическую, технологическую, геополитическую эпоху. Мир вступает в зону турбулентности. И, безусловно, этот период будет длительным и болезненным. Здесь не надо питать иллюзий.
Очевиден и финал системы, сложившейся за 20 лет после крушения Советского Союза, включая феномен «однополярности». Сейчас прежний единственный «полюс силы» уже не способен поддержать глобальную стабильность, а новые центры влияния еще не готовы это сделать. Резко возросшая непредсказуемость мирохозяйственных процессов и военно-политической обстановки в мире требует доверительного и ответственного сотрудничества государств, и прежде всего постоянных членов Совета Безопасности, стран «большой восьмерки» и «большой двадцатки». Необходимы постоянные усилия для преодоления взаимной подозрительности, идеологических предубеждений и близорукого эгоизма.
Сейчас крупнейшие экономические центры вместо того, чтобы служить локомотивами развития, придавать устойчивость мировой экономической системе, во все возрастающей степени порождают проблемы и риски. Стремительно увеличивается социальное и этнокультурное напряжение. В ряде регионов планеты «раскручиваются» и агрессивно заявляют о себе деструктивные силы, в конечном счете угрожающие безопасности всех народов Земли. Объективно их союзниками подчас становятся те государства, которые пытаются «экспортировать демократию» с помощью силовых, военных методов.
Даже самыми благими целями нельзя оправдать попрание международного права и государственного суверенитета. К тому же опыт показывает, что первоначальные цели, как правило, не достигаются, а издержки несопоставимо превышают ожидания.
В этих условиях Россия может и должна достойно сыграть роль, продиктованную ее цивилизационной моделью, великой историей, географией и ее культурным геномом, в котором органично сочетаются фундаментальные основы европейской цивилизации и многовековой опыт взаимодействия с Востоком, где сейчас активно развиваются новые центры экономической силы и политического влияния.
В каком состоянии Россия встречает надвигающуюся эру глобальной трансформации?
В 1990-х страна пережила настоящий шок распада и деградации, огромных социальных издержек и потерь. Тотальное ослабление государственности на таком фоне было просто неизбежно. Мы действительно подошли к критической черте. Сам факт, что несколько тысяч бандитов — пусть и при поддержке определенных внешних сил — решились в 1999 году напасть на государство с миллионной армией, говорит о трагизме тогдашней ситуации. Слишком многим казалось, что нас можно окончательно добить.
Хорошо помню текст перехваченной в то время ФСБ информации, которую послал своим подельникам за границу один из наиболее одиозных и кровавых международных террористов, убивавших наших людей на Северном Кавказе, — Хаттаб. Он писал: «Россия слаба как никогда. Сегодня у нас есть уникальный шанс: отобрать Северный Кавказ у русских». Террористы просчитались: Российская армия при поддержке чеченского и других народов Кавказа отстояла территориальную целостность нашей страны и единство российского государства.
Однако нам потребовалось огромное напряжение сил, мобилизация всех ресурсов, чтобы выбраться из ямы. Собрать страну. Вернуть России статус геополитического субъекта. Наладить социальную систему и поднять лежащую экономику. Восстановить элементарную управляемость власти.
Нам надо было возрождать авторитет и силу государства как такового. Возрождать, не имея глубоко укоренившихся демократических традиций, массовых политических партий и зрелого гражданского общества и при этом сталкиваясь с региональным сепаратизмом, засильем олигархии, коррупцией, а подчас и с присутствием откровенного криминала в органах власти.
Ближайшей задачей в подобных обстоятельствах стало восстановление реального единства страны, иными словами, установление на всей ее территории суверенитета российского народа, а не господства отдельных лиц или групп.
Теперь мало кто вспоминает, сколь трудна была эта задача, каких усилий потребовало ее решение. Мало кто вспоминает, что самые авторитетные эксперты и многие международные лидеры в конце 1990-х годов сходились в одном прогнозе для будущего России: банкротство и распад. Нынешняя ситуация в России — если смотреть на нее глазами 1990-х годов — выглядела бы для них просто сверхоптимистичной фантастикой.
Но как раз такая «забывчивость» и сегодняшняя готовность общества примерять к России самые высокие стандарты качества жизни и демократии — лучшие свидетельства нашего успеха.
Именно потому, что за последние годы мы все, народ России многого добились в решении первоочередных, самых неотложных задач, страна выстояла перед ударами глобального кризиса. И сегодня у нас сохранилась сама возможность говорить о перспективах и стратегиях.
Период восстановления пройден. Постсоветский этап в развитии России, впрочем, как и в развитии всего мира, завершен и исчерпан.
Созданы все предпосылки для движения вперед — на новой базе и в новом качестве. Причем даже в жестких, далеко не комфортных внешнеполитических и внешнеэкономических условиях. В то же время необратимая глобальная трансформация является для нас и колоссальным шансом.
И здесь я еще раз хотел бы сказать, почему дал согласие баллотироваться в 2012 году на пост президента России. Не хочу и не буду принижать чьих бы то ни было заслуг в становлении новой страны. Их было немало. Но фактом остается то, что в 1999 году, когда я стал председателем правительства, а затем и президентом, наше государство находилось в состоянии глубокого системного кризиса. И именно та группа единомышленников, которую суждено было сформировать и возглавить автору этих строк, опираясь на поддержку абсолютного большинства граждан, на национальное единение вокруг общих задач, вывела Россию из тупика гражданской войны, переломила хребет терроризму, восстановила территориальную целостность страны и конституционный порядок, возродила экономику и обеспечила на протяжении 10 лет один из самых высоких в мире темпов экономического роста и повышения реальных доходов наших людей.
Сегодня мы видим, что сделано удачно, что сработало эффективно. И наоборот — что нужно скорректировать, от каких вещей вовсе отказаться.
Нашу задачу на предстоящие годы вижу в том, чтобы убрать с дороги национального развития все то, что мешает нам идти вперед. Завершить создание в России такой политической системы, такой структуры социальных гарантий и защиты граждан, такой модели экономики, которые вместе составят единый, живой, постоянно развивающийся и одновременно устойчивый и стабильный, здоровый государственный организм. Способный безусловно гарантировать суверенитет России и процветание граждан нашей великой державы на десятилетия вперед. Отстоять справедливость и достоинство каждого человека. Правду и доверие в отношениях государства и общества.
У нас не решено еще много задач. Возникают и новые сложные проблемы, но мы в состоянии обернуть их себе во благо, на пользу России.
Россия не та страна, которая отступает перед вызовами. Россия сосредотачивается, собирается с силами и достойно отвечает на любые вызовы. Преодолевает испытания и всегда побеждает. У нас выросло новое поколение творческих и ответственных людей, которые видят будущее. Они уже приходят и, конечно, и дальше будут приходить к руководству предприятиями и целыми отраслями, правительственными учреждениями и всей страной.
Только от нас зависит, как мы ответим на сегодняшние вызовы и как используем свой шанс, чтобы укрепить себя и свое положение в быстро меняющемся мире.
В ближайшие недели намерен представить на общественное обсуждение более конкретные соображения на этот счет.
- «Московский Комсомолец» № 25843 от 16 января 2012 г., Марина Лемуткина, Платное бесплатное образование
80% коммерческих студентов учатся в государственных вузах
Исследования, заказанные Общественной палатой НИУ-высшей школе экономики, свидетельствуют: кризис не помешал родителям вкладываться в образование детей. Средние расходы в госвузах на эти цели в прошлом учебном году составили около 56 000 руб. В частных — почти на 20% меньше.
Последняя оценка состояния рынка платного высшего образования в России позволила исследователям сделать несколько любопытных выводов. Российские родители по-прежнему готовы на любые траты, лишь бы их дети получили университетский диплом. И все мировые и отечественные кризисы вместе взятые им не помеха. Дороже всего сегодня обходится обучение будущих медиков — свыше 100 тыс. рублей в год при средней стоимости платного обучения в 56 тысяч. Но вот что интересно: основной площадкой рынка платного высшего образования в России являются не частные, а государственные вузы. Там учатся до 80% студентов-платников.
Учиться, учиться и тратиться!
По данным исследования, около 60% семей, в которых есть дети в возрасте от 13 до 20 лет, согласны войти в серьезные материальные затраты ради того, чтобы дети получили университетский диплом. Чем выше уровень образования самих родителей, тем к большим финансовым жертвам ради обучения молодого поколения они готовы. Однако не отстают и семьи с более низким образовательным цензом. Их объединенными усилиями в прошлом, не самом благополучном финансовом году на высшее образование детей был потрачен каждый четвертый-пятый рубль семейного бюджета: «Средние затраты на эти цели составили около 22% от среднегодового дохода семьи студента в расчете на одного человека».
Примечательно, что даже в семьях, где, по оценке домочадцев, на ежедневные расходы хватает, но покупка одежды уже представляет трудности, средние расходы на высшее образование за год составили 42,5 тыс. рублей. В более благополучных — где на еду и одежду хватает, но покупка телевизора, холодильника и т.п. представляет трудности, — уже 56,6 тыс., а тех, где достаточно обеспечены материально, но для покупки автомобиля и дорогостоящего отпуска пришлось бы залезть в долги, — 66,4 тыс. Семьи же, считающие себя материально обеспеченными и имеющими возможность позволить себе дорогостоящий отпуск и покупку автомобиля, вложили в высшее образование детей за год 97,4 тыс. рублей.
Средние расходы на дневное обучение в государственных вузах в прошедшем учебном году составили около 56 тыс. руб. Однако не стоит думать, что все эти деньги огребли частники от образования. Как оказалось, 80% коммерческих студентов учатся в государственных вузах. А стоимость года обучения там на 19% выше, чем в негосударственных вузах! Такое вот платное бесплатное образование.
Наша дорогая медицина
Дороже всего, как оказалось, приходится платить за обучение в медицинских вузах: в среднем — более 100 тыс. руб. за год. Юристы с экономистами, хотя среди них по-прежнему наибольшее число платников, от эскулапов безнадежно отстали: они в среднем «стоят» чуть более 70 тыс. руб. в год. Отсюда вывод: традиционная популярность этих направлений подготовки сходит-таки на нет. Моду же на медицинское образование впоследствии оплатят пациенты: во всяком случае, надежд на платежеспособность будущих клиентов юристов, как явствует из приведенных цен, сейчас гораздо меньше, чем 5–10 лет назад.
Наименьшие траты у студентов технических вузов. Там год обучения в среднем обходится всего в 51,5 тыс. руб. Таким образом, говорить о возвращении престижности специальности инженера, мягко говоря, пока преждевременно.
Об уровне востребованности и престижности тех или иных направлений подготовки свидетельствуют, по мнению авторов исследования, и другие данные. Прежде всего — уровень относительных цен на те или иные образовательные программы. И он дает похожую картину предпочтений студентов.
Самой дорогостоящей вновь оказалась группа специальностей «Здравоохранение». Здесь стоимость обучения почти на 25% превысила среднюю цену платных отделений госвузов. Инженеры же и тут плетутся в хвосте: затраты студентов инженерных и естественнонаучных специальностей на 14–16% ниже среднего уровня стоимости программ. Впрочем, наиболее доступными платными программами оказались не они. Наименее престижными, если следовать логике авторов исследования, сегодня являются программы «Сельское хозяйство» и «Образование» с «Педагогикой». Их стоимость отстает от средней стоимости года обучения на все 25–30%. А значит, профессия учителя, как и инженера, престижной в обществе все еще не считается. Оно предпочитает платить за более заманчивую перспективу. Тем более что возможностей получить высшее образование бесплатно постепенно становится больше.
Не все коту масленица
По данным исследования, в последние годы доля школьников, поступающих на бюджетные места, неуклонно растет: «Всего пару лет назад бюджетное финансирование выделялось в объеме, достаточном для обеспечения бесплатным образованием около 50% выпускников одиннадцатых классов. В этом году этот показатель возрос почти до 61%».
Халявным тенденциям есть вполне рациональное объяснение: демографический провал в сочетании с экономическим кризисом. Первый, добравшись до вузовского возраста, выкосил значительную часть абитуриентов. Второй в условиях усиления безработицы не позволил сократить количество бюджетных мест. Вот и пошли в вузы те, кто раньше не смел на это и надеяться. Итог оказался закономерным: вытеснение из системы высшего образования коммерческих студентов и более чем умеренный — на уровне инфляции — рост стоимости платного обучения.
Примечательно, что данная тенденция коснулась не только наименее престижных, но и самых востребованных специальностей. И в ближайшем будущем она сохранится. Задрав цены на самые престижные направления, предсказывают авторы исследования, вузы добьются одного: «Абитуриенты начнут отдавать предпочтение маловостребованным недорогим специальностям, по которым вузы не набирают бюджетных студентов. В результате высшие учебные заведения лишатся значительной части внебюджетного финансирования — наиболее гибкого в использовании источника средств (вузы имеют существенно больше свободы в использовании внебюджетных средств по сравнению с выделяемыми им бюджетными ассигнованиями)». Так что резкого скачка цен не предвидится!
К примеру, с 2005 по 2010 год стоимость обучения в российских госвузах увеличивалась в среднем на 9,9% в год. Цены в московских высших учебных заведениях росли немного быстрее — на 11% в год, в вузах Санкт-Петербурга — на 12,9%. Между тем в реальном выражении рост стоимости обучения за рассматриваемый период не наблюдался: темпы роста цен на услуги высшего образования практически совпадали с темпами инфляции.
- "Коммерсантъ Деньги", №1-2 (858-859), 16.01.2012, Алексей Боярский, Парта военных действий
В элитную школу ваш ребенок теперь может попасть уже на том основании, что рядом с ней живет, а в коммерческом вузе появилась возможность учиться бесплатно. Некоторые идеи реформы образования выглядят неплохо, но, увы, не воплощаются. А те, что претворяются в жизнь, чаще всего вызывают бурные протесты.
Непопулярный министр
"У меня есть абсолютная убежденность, что работу я себе найду" — эту фразу, произнесенную главой Минобрнауки Андреем Фурсенко 20 декабря на встрече с журналистами, многие восприняли вполне однозначно: министр прощается.
Как заметил член комитета по образованию Госдумы РФ Олег Смолин, в рейтинге популярности членов правительства Андрей Фурсенко регулярно занимает последние места, и это для министра образования недопустимо. Непопулярен он в этой должности давно, и многие эксперты уверены, что в 2012 году отставка Фурсенко состоится. Возможен и другой сценарий: чиновника не отстранят, но он потеряет часть полномочий. В недрах власти обсуждается идея разделить Минобрнауки на два ведомства, чтобы одно отвечало за детсады и средние школы, а второе — за среднее специальное и высшее образование, а также вопросы науки. В этом случае Андрею Фурсенко, если он останется в правительстве, прочат руководство второй структурой.
В любом случае, реформа образования стала темой необычайно горячей. "Если последние десять лет любая благоглупость Минобрнауки проглатывалась обществом, то в 2011 году наступило прозрение и перелом,— говорит член-корреспондент Российской академии образования Александр Абрамов.— В частности, в минувшем году благодаря общественному протесту завернули на доработку проекты закона "Об образовании" и нового образовательного стандарта для старшей школы. Надеюсь, что в 2012 году будет сформулирована новая образовательная политика".
Учитель Сергей Волков, инициатор прошлогоднего обращения к президенту против принятия стандарта образования, самыми важными событиями прошлого года назвал начало организованной борьбы и первые победы общества над непрофессионализмом органов управления образованием. "Стандарты начальной и основной школы прошляпили, зато за старшую школу поднялась настоящая народная волна,— констатирует Волков.— Образовательным чиновникам пришлось давать задний ход. Стало понятно, что значительную часть общества не устраивают имитационные действия внутри системы образования, которые выдаются за реформы. Люди чувствуют понижение планки и нарастание формализма в образовании, уход государства от ответственности в этой сфере. И впервые глухое недовольство превратилось в конструктивный и мощный протест".
Раздражения в конце года добавила московская история с контрольными работами для старшеклассников, назначенными на дни митингов протеста. Ладно бы сказали открыто, что школьников надо не допустить на манифестации, замечают в учительском сообществе, а так это стало еще одним ярким проявлением лицемерия школьной системы.
В наступившем году общественные баталии вокруг образования наверняка разгорятся пуще прежнего. "Весной должен быть принят закон "Об образовании", который должен будет заменить два базовых закона — "Об образовании" и "О высшем и послевузовском профессиональном образовании",— рассказывает председатель Российского студенческого союза Артем Хромов.— Мы надеялись, что при разработке новой версии законопроекта будут учтены предложения граждан, которые прислали около 20 тыс. замечаний. Однако многие инициативы, предложенные общественными организациями, научным сообществом, экспертами, преподавателями и учащимися, были проигнорированы. В проекте закона не определены принципы расхода консолидированного бюджета на образовательную политику, то есть сумма финансирования может постоянно снижаться. Одним из главных недостатков является то, что около 85% статей закона носят декларативный характер".
Нетрадиционные формы
Самое серьезное событие 2011 года для высшего образования — по большинству специальностей пятилетние курсы "специалистов" были заменены двухуровневой системой "бакалавр-магистр" (так называемая Болонская система).
По мнению Александра Абрамова, столь поспешный переход на Болонскую систему — преступление: "Сотни пятилетних программ обучения были спешно переписаны под две ступени, в итоге написаны они халтурно".
Кроме того, как заметила первый проректор Международной академии бизнеса и управления Екатерина Добренькова, неизвестна судьба выпускников, которые через четыре года первыми получат степень бакалавра — будут ли выделены бюджетные места на магистерские программы?
"У нас работодатели пока не готовы брать бакалавра на место специалиста. А магистратура вообще рассматривается как второе высшее, а не как более глубокое исследование выбранного направления,— комментирует доцент Российского государственного социального университета Виктория Матанис.— Подразумевается, что студент должен будет выбирать себе предметы, набирать кредиты. По своей кафедре могу сказать, что у нас немногие преподаватели готовы работать по кредитной системе, разрабатывать модули. Да и немногие предметы вынесут конкуренцию".
Зато серьезный статус получает дистанционное обучение. "В проекте нового закона "Об образовании" наконец-то появились статьи, легализующие электронное (дистанционное) образование,— говорит ректор Национального открытого университета Анатолий Шкред.— Сегодня де-факто существующее дистанционное образование де-юре работает по нормативам заочного. Развитие дистанционных форм даст возможность получить полноценное образование дешевле, не выезжая в столицы и крупные университетские центры. Кроме того, в минувшем году была упрощена процедура лицензирования образовательных учреждений, что, возможно, привлечет на рынок новых игроков, а значит, приведет к повышению конкуренции и снижению цен на образовательные услуги".
Как рассказал Олег Смолин, согласно принятому в 2011 году закону о финансировании негосударственных профессиональных учебных заведений, уже 2012 году негосударственные вузы смогут принимать студентов на бюджетные места, это до 1% всех бюджетных мест в стране. По мнению ректора Российского нового университета, председателя Ассоциации негосударственных вузов России Владимира Зернова, на российском рынке образования скажется и состоявшееся в минувшем году вступление в ВТО.
"Этот факт, безусловно, окажет влияние, ведь одним из основных принципов ВТО является запрет на преференции по форме учредительства,— поясняет Владимир Зернов.— C вступлением в ВТО на отечественном рынке образования появятся филиалы зарубежных вузов, и студенты, скорее всего, выберут их — даже вместо государственных университетов".
Количество бюджетных мест приема на первый курс вузов расти не будет (в 2012 году по сравнению с предыдущим годом оно практически не изменится, 428,6 тыс.), при этом конкурс абитуриентов повысится: незначительно — уже в этом году, весьма заметно — в дальнейшем. Страна проходит демографическую яму 1990-х, выпускников школ в 2012 году будет больше, чем в 2011-м.
Существенно снизятся шансы на получение высшего образования у детей-сирот и еще ряда категорий граждан, у которых, согласно новому проекту закона "Об образовании", право на внеконкурсное поступление в вуз (при наличии удовлетворительно сданного ЕГЭ) заменяется возможностью учиться на подготовительном отделении.
Несколько лет назад Минобрнауки взяло курс на сокращение численности вузов, в СМИ даже упоминались планы уменьшить их количество в 2012 году на треть по сравнению с 2010-м. В реальности пока закрыли несколько учебных заведений, но в нынешнем году эта политика, вероятно, будет продолжена.
А вот по поводу студенческой стипендии, пожалуй, впервые за все советские и постсоветские годы власть в лице президента Медведева высказалась четко: размер базовой стипендии никогда не будет соответствовать прожиточному минимуму. Что не исключило назначения с 2012 года именных президентских стипендий 3 тыс. обучающимся по специальностям, приоритетным для модернизации экономики: 2,7 тыс. студентам (по 7 тыс. руб.) и 300 аспирантам (по 14 тыс. руб.).
ЕГЭ с олимпийским задором
Что касается самого ЕГЭ, как бы ни менялась политика в сфере образования, почти все эксперты уверены — его отмены и возврата к прежней системе вступительных экзаменов не произойдет. Однако очевидно, что сам ЕГЭ уже в 2012 году станет несколько иным, нежели в 2011-м, и видимо, будет меняться и дальше.
"Сам принцип независимой оценки останется, а вот оценочные процедуры изменятся,— говорит Олег Смолин.— Со временем тесты будут заменяться традиционными задачами и устными экзаменами".
По наблюдениям директора открытого института "Развивающее образование" Алексея Воронцова, ЕГЭ-2012 по ряду предметов будет заметно отличаться от ЕГЭ-2011: например, в экзамен по истории войдет написание эссе. "Сегодня в одних школах жестко контролируют сдачу экзамена — пресекают попытки воспользоваться шпаргалками и т. п., а в иных — закрывают глаза,— рассказывает Алексей Воронцов.— Чтобы исключить этот бардак и действительно максимально уравнять условия сдачи ЕГЭ, его необходимо вывести из школ в независимые экзаменационные центры. Конечно, когда вся страна в один день сдает экзамен, школы остаются единственным местом, способным принять такое число экзаменуемых. Так нужно просто позволить сдавать ЕГЭ в любое время в течение года, что удобно само по себе".
Уже в 2012 году, пока в рамках эксперимента, экзаменационные центры будут созданы в Иркутской, Ульяновской и Пензенской областях. А вот какую-либо ответственность за сдачу ЕГЭ за другого человека так и не ввели, хотя это активно обсуждалось в прошлом году — напомним, летом 2011 года были пойманы студенты МФТИ, сдавшие ЕГЭ за выпускников школ, по чужим документам.
"Руководство МФТИ оказалось в сложной ситуации после бескомпромиссного заявления министра образования и науки РФ Андрея Фурсенко о том, что студенты, уличенные в сдаче ЕГЭ за выпускников школы, будут отчислены из вуза,— рассказывает Артем Хромов.— Решение об отчислении студентов было подготовлено. Между тем юридических оснований для отчисления не было. Во-первых, их вина не была доказана: нет решения суда о нарушении ими административного или уголовного законодательства. Во-вторых, КоАП, а также УК РФ не предусматривают отчисление из учебного заведения. В-третьих, устав МФТИ не предполагает возможности отчисления студента за совершенный проступок.
Студенты по тем или иным обстоятельствам приняли решение об "отчислении из вуза по собственному желанию с правом последующего восстановления". В результате все они с начала учебного года были восстановлены в МФТИ, где успешно продолжают обучение. И хотя Минобрнауки и Рособрнадзор поддержали предложения Общественной палаты внести в УК формы ответственности за искажение результатов, вымогательство денег за сдачу ЕГЭ, фальсификацию тестов и т. д., пока никакой информации о внесенных изменениях в УК нет".
С ЕГЭ стали тесно связаны олимпиады по различным предметам. Коллега, у которой сын в этом году оканчивает школу, со вздохом заметила, что только на его участие в олимпиадах она тратит пару тысяч рублей в месяц, по 300-600 руб. на каждую. Зачем? Призовое место на олимпиаде дает льготы при поступлении в вуз: либо приравнивается к 100 баллам ЕГЭ по профильному предмету, либо освобождает от прохождения вступительного испытания. Учитывая, что помимо Всероссийской олимпиады школьников существует еще несколько десятков олимпиад, организуемых региональными министерствами образования или отдельными вузами, шанс где-то что-то занять значителен. Кроме того, сами школы в последние годы буквально загоняют школьников на олимпиады в массовом порядке. Количество призеров олимпиад напрямую отражается на выделяемом школе бюджете.
Однако важно помнить, что далеко не все олимпиады дают льготы при поступлении, а только перечисленные в ежегодно издаваемом приказе Минобрнауки (http://mon.gov.ru/files/materials/8964/11.10.26-olymp.shk.pdf ). Например, на 2011-2012 учебный год таких олимпиад всего 79. И даже если организаторы вполне известной и серьезной олимпиады указывают, что призовое место в ней льготы при поступлении в вуз дает, это необходимо проверять. Кстати, большинство олимпиад из перечня Минобрнауки как раз проводятся бесплатно, на деньги бюджета или спонсора.
Образование по прописке
Существенное изменение в системе школьного образования, актуальное для жителей крупных городов,— первоочередное право (утверждено президентом Медведевым в конце минувшего года, вступило в силу с 1 января 2012 года) на места в начальных классах для детей, проживающих рядом со школой.
Напомним, в прошлом году московские власти пытались ввести такую норму, однако из-за противоречий с федеральным законодательством ничего не вышло. "Принять в популярную школу всех желающих, как фактически подразумевалось законом, естественно, невозможно,— говорит Олег Смолин.— Понятно, что критерием приема в элитные школы во многих случаях являются деньги родителей. Соответственно, принимая поправку к закону "Об образовании", дающую преимущество по такому критерию, как местожительство, мы, депутаты, просто выбрали меньшее из двух дискриминирующих зол". По словам Олега Смолина, новое правило распространяется на гимназии, лицеи, центры образования и прочие школы с углубленным изучением отдельных предметов. Исключение сделано только для отдельных видов школ вроде балетных, музыкальных или спортивных.
Как на практике будет реализовано новое правило, пока можно только предполагать. Не верится, что школы, взимавшие "добровольные" благотворительные взносы в десятки тысяч долларов, начнут запросто принимать детей пролетариев из соседнего двора. Скорее всего, будет применяться прием "работа с родителями", которым объяснят, что их ребенку учиться в столь продвинутой школе будет тяжело и т. п. Пока же московские школы выясняют ожидающий их расклад — с 2012 года в столице действует предварительная запись в первый класс по интернету.
"На самом деле, это никакая не запись, а фактически просто сбор предварительных статистических данных,— говорит Алексей Воронцов.— Реальная запись будет осуществляться, как и в прошлом году, в апреле на основании личного визита с документами. Зато, на основании записи в интернете директоры школ и окружные управления образования получат представление, в каких школах грядет вал заявлений, а в каких ожидается недобор. Большинство заведений осуществят электронную регистрацию до февраля, так что до апреля остается два месяца как раз на "работу с родителями"".
Еще один глобальный эксперимент в школьном образовании, начавшийся в столице в 2011 году, имеет все шансы вызвать общественный протест или же просто тихо заглохнуть. Речь идет о внедрении в столице системы финансирования учебных заведений и начисления зарплаты учителям в зависимости от качества (результатов) обучения. Качество оценивается по огромному числу параметров, что, естественно, порождает масштабное крючкотворство. "Новая система привела к тому, что учителя забыли про детей и непрерывно пишут отчеты, составляют программы и портфолио,— рассказывает Алексей Воронцов.— На обеспечение новой системы в 2011 году действительно выделили дополнительные деньги, но потрачены они бездарно — в качестве образования пока нет изменений в лучшую сторону".
Новая система финансирования подразумевает, что чем качественнее школа дает знания, тем больше денег ей выделяют, и чем качественнее работает тот или иной учитель, тем выше у него зарплата. В 2011 году повышение качества просто профинансировали из бюджета, но раскошелится ли государство вновь, если это отчетное качество будет расти и дальше?
Одна из актуальных идей реформы — позволить школам оказывать платные услуги (естественно, образовательные), и это не только востребованные языковые курсы, секции танцев в актовом зале и карате — в спортивном, а еще и дополнительные занятия по основным предметам. Зарабатывать таким образом школы формально имели право с 1992 года, но им это было невыгодно — заработанное поступало в ведение управлений образования. Чтобы распоряжаться этими деньгами самостоятельно, школа должна перейти в статус автономного учреждения (согласно ФЗ-83, действующему с 2011 года). Однако процедура такого перехода, по крайней мере в столице, пока не отработана. Возможно, ситуация изменится уже к новому учебному году, что, заметим, родителей многих учеников тревожит.
Подробнее: http://www.kommersant.ru/doc/1848415
- «Эксперт» №2 (785), 16.01.2012, Дан Медовников, Станислав Розмирович, Виталий Сараев, Жребий еще не брошен
Можно сформулировать три сценария, по которым способно идти инновационное развитие России. Выбор зависит от того, когда нас накроет новая технологическая волна
Поза ожидания, в которой пребывают адепты прихода новой инновационной волны (к ним mutatis mutandis можно отнести и авторов этой статьи), уже давно приобрела в глазах иного наблюдателя комические черты. Рассказы о том, что вот-вот начнется бум в нано-, био-, когнитивной или еще какой-нибудь сфере, стали поднадоедать серьезным людям. Чего только ни делали для инновационного лобби в последнее десятилетие: зоны, венчурные фонды, технопарки, иннограды, образовательный стандарт по инноватике, принуждали к инновациям госкомпании etc., — но макроэкономический эффект остается едва ли не в рамках погрешности измерений. Может быть, поэтому, несмотря на предвыборный ажиотаж, в явном виде тему технологического развития не включали в свои программы ни партии (за исключением разве что КПРФ), ни кандидаты в президенты, ни авторы многочисленных стратегий, вывалившихся на головы читателей к концу ушедшего года.
Не рассматривается технологический фактор как критически значимый и большинством аналитиков, комментирующих нынешний глобальный кризис. Между тем как раз в последние годы появились новые интересные работы, увязывающие длинные экономические циклы с технологическими волнами, причем сомнений в приходе новой волны у специалистов нет, несмотря на разброс временных оценок ее начала (по мнению одних, например академика РАН Сергея Глазьева, она развернется уже в это десятилетие; по мнению других, например американского профессора Карлоты Перес, у нас есть запас времени до 2020-х годов). И даже 10–15-летний запас не успокаивает: создать новые научные школы, пройти весь инвестиционный цикл какого-нибудь высокотехнологичного мегапроекта или поменять культурные стереотипы общества, чтобы оно было готово к жертвам во имя прогресса, за это время можно и не успеть. Тем более что, как показывает история, трясти начинает заранее.
Здравый инновационный смысл
По мнению заведующего лабораторией ЦЭМИ РАН профессора Виктора Дементьева, возросшая интенсивность публикаций на «волновую» тему вполне естественна: «Когда доминирующий технологический уклад достигает фазы зрелости, но сохраняет возможность развития за счет улучшающих инноваций, на первый план выходят процессы восстановления экономического равновесия за счет рыночной самонастройки. В таких условиях “мейнстрим” способен предложить достаточно работоспособное описание этих процессов. Ситуация меняется, когда механизмы рыночной самонастройки начинают давать сбои при крупных структурных сдвигах в производстве, при радикальных инновациях. В кризисной ситуации вынужденный отказ от привычных теоретических пристрастий выглядит как кризис уже самого “мейнстрима”. Кризис 2007 года стал фактором реанимации интереса зарубежных ученых к проблематике длинных волн. Предшествующий всплеск такого интереса пришелся на 1970-е годы, первую фазу предыдущей волны».
На самом деле идея увязки циклического развития экономики с технологическим прогрессом не нова. Первые работы на эту тему появились еще в начале XX века. Подробное обоснование длинных технологических циклов дал русский ученый Николай Кондратьев, выделив 40–60-летние волны. Причину их он видел в «долгосрочных помещениях капитала в фундаментальные и дорогостоящие сооружения». Уже после расстрела автора в 1938 году эти длинные циклы с подачи Йозефа Шумпетера были названы кондратьевскими. Сам Шумпетер связывал причины длинных циклов с появлением инноваций, дающих новый толчок к развитию за счет роста производительности. В начале 1990-х Дмитрий Львов и Сергей Глазьев предложили понятие «технологический уклад» — совокупность технологий, характерных для определенного уровня развития производства, и выделили пять уже реализованных укладов, следующих за соответствующими технологическими революциями (см. таблицу).
Но работы по изучению длинных циклов не обрели устойчивой популярности. Ситуация заметно изменялась в 2000-е, прежде всего благодаря Карлоте Перес. Она не только дала свою интерпретацию теории длинных волн, но и сумела изложить ее языком, доступным обывателям. Именно это обусловило феноменальную популярность ее книги «Технологические революции и финансовый капитал. Динамика пузырей и периодов процветания», вышедшей в 2002 году.
В схематичном изложении логика Перес выглядит следующим образом: по мере снижения нормы прибыли в зрелых отраслях капитал начинает искать проекты, сулящие большую доходность. Нащупывание основы будущего роста идет методом проб и ошибок. Но как только определяется совокупность технологий, обещающих серьезный рост, она порождает инвестиционный бум, за которым следует кризис переинвестирования. Классическим примером последнего может служить кризис интернет-стартапов начала 2000-х. Кризис развеивает несбыточные мечты и формирует реалистическое видение развития новых технологий, что обеспечивает достаточно долгий период благоденствия и зрелого роста, постепенно ведущего к снижению нормы прибыли.
Стоит отметить оригинальность двух моментов в рассуждениях Перес. Во-первых, она связывает кризис с серединой цикла, с переинвестированием, а не с излетом технологической волны, как это принято. Во-вторых, она уделяет большое внимание «перевариванию» новых технологических процессов инертным обществом. Потенциал даже самых перспективных инноваций сложно оценить, если не существует соответствующего им контекста — технологической парадигмы, предполагающей наличие источников сырья, поддерживающих технологий, способов распространения и реализации, а также методов управления и различных идеологий развития, которые Перес называет здравым смыслом инновационных принципов. Поэтому прогресс влияет на экономическое развитие опосредованно: требуется привлечение значительного капитала и мучительное преодоление инерции существующих институтов, чтобы новые изобретения начали давать существенный экономический эффект. Принятие этих особенностей рассуждений Перес приводит нас к выводу, что сейчас мы находимся в кризисе середины технологической волны (подробнее см. «За двадцать лет до бума»).
Отсчет технологических волн обычно ведется от промышленной революции в Британии во второй половине XVIII века. Ее технологическим ядром стала текстильная промышленность, в которой была изобретена прядильная машина и применено водное колесо в качестве двигателя. Удачно сочетался с зарождением машиностроения прогресс в черной металлургии, обеспечивший Англию своим металлом. Развитие этих технологий вело к интенсификации торговли, строительству каналов, необходимых для перевозки руды и угля. Доходность первого построенного канала оказалась столь высокой, что объем инвестиций в их строительство в Англии с 1790-го по 1793 год вырос более чем в 30 раз. Переломным моментом первой технологической волны стала паника 1796–1797 годов, вызванная крахом инвестиций в строительство каналов в Англии.
Всего волн к данному моменту насчитывают пять. За промышленной революцией 1770–1830 годов последовала эпоха пара и железных дорог, сменившаяся во второй половине XIX века волной, основанной на доминировании стали, электричества и тяжелой промышленности. В XX веке первой технологической революцией стал переход к массовому производству автомобилей и нефти, отсчитываемый от фордовского конвейера. Последняя технологическая волна, основанная на информационных и телекоммуникационных технологиях, началась с 1970-х. Ключевой вопрос связан с идентификацией нынешней точки последней волны. Часть исследователей считает, что кризисы 2000-х — это знак прохождения переломного момента и далее нас ждут 10–15 лет золотого века, обеспеченного зрелым развитием ИКТ. Другие уверены, что последние экономические потрясения свидетельствуют о переходе к новому технологическому укладу. Круг технологий-кандидатов, способных стать основой новой волны, уже очерчен. Это био- и нанотех, новая энергетика, когнитивные технологии и пересечение этих областей с ИКТ.
Сказать, что российские эксперты полностью игнорируют концепцию технологических волн, было бы преувеличением. В прошлом году в ходе работы над «Стратегией-2020» Дмитрий Белоусов, ведущий эксперт Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования, предложил сценарный подход к формированию стратегии, предполагающий различные варианты развития технологической волны и выработку соответствующей политики государства. К сожалению, дискуссия о реалистичности этого подхода не вышла за рамки экспертного обсуждения внутри рабочей группы. Нам показалось полезным, отталкиваясь от рассуждений Белоусова, попытаться развернуть предложенные сценарии.
Сценариев получилось три. Первые два — «локальное лидерство» и «быстрое преследование» — работают в ситуации прихода новой волны уже в ближайшее десятилетие (условно назовем его приходом по Глазьеву). Третий — «адаптация к межсезонью» — предполагает, что волна поднимется в 2020-е годы и у нас есть время для модернизации индустрий предыдущих укладов и более спокойный режим подготовки к новой технологической революции (приход по Перес). Первый сценарий — самый жесткий и самый рисковый, второй — менее рисковый и достаточно комфортный, но по сути приводящий к потере технологического суверенитета. Третий, на наш взгляд, самый оптимистичный, так как он позволяет более вероятный переход на лидерскую траекторию в будущем. Есть еще и четвертый сценарий — деградационный, который означает просто отсутствие внятной технологической политики в стране в ближайшие два десятилетия. Нам его рассматривать неинтересно.
Локальное лидерство
По словам Дмитрия Белоусова, по логике части экспертов, сейчас должны появиться какие-то новые идеи, которые приведут в экономику деньги и сформируют растущие рынки. Далее, рост новых технологических отраслей, сопровождаемый развитием рыночных идей, приведет к нанореволюции, грядущей через десять лет, и к биореволюции — через двадцать. Сергей Глазьев считает, что новая волна уже началась: «Конец первого десятилетия нового века — это начало фазы спада пятой длинной волны, которая совпадает с началом роста нового, шестого, технологического уклада, расширение которого инициирует подъем новой длинной волны. Кризис закончится перетоком значительной части оставшегося после коллапса финансовых пузырей капитала в производства нового технологического уклада. После структурной перестройки экономики ведущих стран на его основе, а это еще три–семь лет, начнется новая длинная волна экономического роста».
В ситуации старта новой волны у России появляется возможность войти в группу технологических лидеров, не тратя времени на развитие индустриального сектора, бывшего основой прошлых волн. Главный риск — сделать ставку не на ту технологию, что вполне вероятно с учетом ожидаемого междисциплинарного и составного характера этой волны.
В рамках первого сценария государство — ключевой актор. Главной задачей управляющей команды будет не только организация «больших» проектов, но и мобилизация ресурсов для осуществления прорыва. Сергей Глазьев: «Как показывает опыт подобных прорывов в новых индустриальных странах, в послевоенной Японии, современном Китае, да и в нашей стране, требуемое для этого наращивание инвестиционной и инновационной активности предполагает повышение нормы накопления до 35–40 процентов ВВП с концентрацией на прорывных направлениях глобального экономического роста. При этом, чтобы удержаться на гребне новой волны роста, инвестиции в развитие производств нового технологического уклада должны ежегодно увеличиваться не менее чем в полтора раза, а доля расходов на НИОКР в ВВП — достигнуть четырех процентов».
Вряд ли подобная мобилизация возможна исключительно мирным путем. Судя по всему, пострадавшей стороной окажется сырьевой сектор, возможно и ужесточение социальной политики, и включение печатного станка. Без определенного перераспределения ренты в пользу новых бизнесов и рынков тут не обойдется.
В случае выявления явно выраженного драйвера роста необходимо формировать общегосударственный проект развития этого направления; концентрировать ресурсы на его поддержке; искусственно, в сжатые сроки, выращивать национальных чемпионов, способных играть на глобальном рынке.
Понадобятся институты развития, обеспечивающие реинвестирование финансовых ресурсов, аккумулированных государством, в прорывные проекты. Что интересно, часть из них уже создана в предыдущие годы. Яркий пример — «Роснано», по его подобию может быть создан еще ряд институтов в избранных технологических областях. В связи с тем что все территории страны не смогут в равной степени быть вовлечены в работу с прорывными технологиями, возникнет необходимость концентрировать высокотехнологичные производства в обособленных анклавах (по типу Сколкова).
Для быстрого наращивания научного потенциала России в избранных технологических направлениях понадобится активное привлечение зарубежных ученых, в том числе российского происхождения. Собственно, по этому пути уже несколько лет идет Минобразования, устраивая специальные конкурсы по привлечению таких ученых для работы над проектами в России. В том же направлении работает и фонд «Сколково». В парадигму этого сценария хорошо ложатся и планы выделения и развития ограниченного круга приоритетных направлений науки с одновременным созданием крупных национальных исследовательских центров наподобие Курчатовского института.
Быстрое преследование
Второй сценарий может быть выбран в случае неготовности государственного аппарата играть на опережение или если возникающая волна окажется связана с теми технологическими направлениями, где у России нет сильных позиций и, соответственно, надежд на быстрое наращивание преимущества. Тогда ставка должна быть сделана на возможность получения от развитых стран, включившихся в новую технологическую гонку, технологий и производств предыдущего уклада. Как показывает историческая практика, в этой ситуации страны-лидеры вполне готовы делиться. Как отмечает Карлота Перес, «с началом фазы зрелости, когда технологии постепенно теряют динамизм и рынки начинают застаиваться, волна роста перенаправляется в ближнюю периферию и дальше в районы, у которых до тех пор почти не было шансов на промышленное развитие».
Последнее десятилетие Россия пыталась реализовать именно этот сценарий. И в целом это вполне объяснимо. В 1990-е — начале 2000-х, когда Россия была занята поиском своего места на мировом рынке, контуры технологической волны уже вполне определились. Начавшись в 1970-е, как раз к началу нового тысячелетия эта волна подошла к фазе зрелости. Именно этой ситуацией и смогли воспользоваться Китай и ряд других стран Юго-Восточной Азии, сделавших ставку на реализацию возможности быстро догнать лидеров. Эти страны за очень короткое время совершили прорыв по целому ряду высокотехнологичных направлений, причем особенно преуспели в самой козырной для пятой волны области — микроэлектронике.
Началось все с вполне банального перевода транснациональными корпорациями в эти страны наиболее трудоемких производств в рамках экономии издержек. Однако затем, уже в 2000-е, развитые страны, уверенные, что начало новой технологической волны не за горами, весьма охотно не только выводили производственные мощности в эти страны, но и готовы были поделиться технологиями.
Главное, что необходимо для реализации этого сценария от государства, — создание в стране комфортных условий для прихода иностранного капитала и ведения бизнеса транснациональных компаний. Вплоть до создания государственных институтов и инфраструктуры, копирующей соответствующие институты в странах-лидерах. По словам Дмитрия Белоусова, «второй сценарий — это сценарий минимальных рисков. В том числе для государства. У нас будет маленькое прозрачное государство, где чиновники ничего не воруют, во-первых, потому, что ничего не делают в смысле масштабных проектов, а во-вторых, потому, что везде будут сидеть западные ребята и работать на себя». В рамках этого сценария очень правильным выглядит вступление в ВТО и другие шаги по повышению открытости внутреннего рынка. Главный риск — проиграть другим играющим по второму сценарию, прежде всего странам Юго-Восточной Азии, а теперь уже и Восточной Европы.
Правильной стратегией российских компаний в этом сценарии становится работа по выходу на мировые рынки, привлечению иностранных технологических партнеров и иностранного капитала. Для этого как минимум понадобится обеспечить высокую прозрачность финансовых потоков и управленческих процессов в компании, выстроить четкую систему продаж и логистики; еще лучше — повысить культуру производства, организовать управление производственными процессами и качеством выпускаемой продукции на уровне, привычном для развитых стран; совсем замечательно — провести модернизацию хотя бы части наиболее отсталых технологических процессов, доведя их технический уровень до сопоставимого с конкурентами.
Безусловно, в ходе движения в этом направлении ряд предприятий, неконкурентных на мировом рынке, погибнет. Возможно, потерянными окажутся не только отдельные предприятия, но и целые отрасли промышленности (как это фактически уже происходит с текстильной и обувной отраслью, станкостроением). С другой стороны, на их место придут современные высокотехнологичные производства, созданные зарубежными производителями, встроенные в глобальные цепочки. Рядом с ними будут появляться созданные нашими предпринимателями малые и средние компании, уже изначально ориентированные на работу в кооперации на мировом рынке и на самые современные технологические решения.
Весьма востребованными в этом сценарии становятся такие формы, как особые экономические зоны, промышленные парки и прочие территории, подготовленные для осуществления инвестиционных проектов транснациональных компаний с нуля. Бурное развитие ждет приграничные, приморские и другие территории, удобно расположенные с точки зрения транспортных коммуникаций. Активно будут развиваться телекоммуникационные сети и каналы связи. Из институтов развития понадобятся федеральные и территориальные агентства поощрения иностранных инвестиций. Достаточно хорошо в данный сценарий ложится создание в этом году Российского фонда прямых инвестиций и планы создания в Москве международного финансового центра.
Печальная судьба ждет остатки фундаментальной науки. Средства на ее поддержку будут серьезно урезаны. Так же как и в промышленности, будет идти активный процесс интеграции отечественных институтов с зарубежными научными центрами. В какой-то мере от полной утраты научных компетенций Россию сможет спасти только перенос научных исследований в сильные университеты: подготовленные кадры все равно понадобятся, и хорошие университеты будут жить и во втором сценарии. Сильный толчок получит создание офшорных R&D-центров ТНК в России.
Адаптация к межсезонью
«В третьем сценарии во всем мире начинается гонка за эффективностью, отжимание процентов, — говорит Дмитрий Белоусов. — Будут в любом случае низкие темпы роста, зато повысится эффективность, правда, это будет болезненно. И у нас нет другого варианта, кроме как развивать индустриальное ядро как возможную зону роста. У нас стоимость ресурсов высокая, энергоэффективность низкая, производительность труда чуть выше, но тоже низкая. Есть куча дыр, которые надо заткнуть: энергетика, транспорт, отставание в производственном аппарате промышленности, иногда находящемся на уровне пятидесятых годов прошлого века».
Вместе с тем в условиях такой паузы возможности массированного заимствования технологий у развитых стран окажутся ограниченными — они будут «отжимать» их сами. Поэтому данный сценарий будет предусматривать сочетание точечного заимствования и импорта технологий там, где такой шанс появится, и воспроизведения передовых технологий своими силами в тех случаях, когда их не удастся приобрести. В определенной степени это будет возврат к практике Советского Союза, которому в условиях ограничений КОКОМ приходилось заниматься созданием собственных аналогов производимых на Западе высокотехнологичных продуктов.
Главным лозунгом государства становятся новый индустриализм и новое освоение территории страны — выработка и проведение промышленной и инфраструктурной политики. Государственным чиновникам придется вспомнить и освоить такие позабытые инструменты, как промышленная политика, протекционизм, импортозамещение и т. п. Ставка будет делаться на усиление национальных корпораций и формирование вокруг них кооперационных связей. Главное направление их поддержки — совместная реализация микропроектов корпораций (хотя бы потому, что технологических идей для крупных проектов пока просто нет). Дмитрий Белоусов описывает эту политику нового индустриализма как «создание условий для модернизации массового индустриального среднетехнологичного промпроизводства через мини-проекты, импорт технологий при возможности затаскивания сюда производств. То есть, условно говоря, модернизация нашего автопрома, железнодорожного машиностроения, станкостроения и так далее». Главный риск этого сценария — можно скатиться в автаркию и прозевать начало новой волны.
В корпоративном секторе два основных сюжета. Первый будет связан с разворачиванием жесткой борьбы за повышение производительности труда, эффективности, энерго- и ресурсосбережение на действующих производствах. «В этой ситуации мы с неизбежностью приходим к тому, что умирают неэффективные производства (особенно если будет сохраняться открытость границ), — считает Белоусов. — Потому что в реальности рост эффективности и производительности труда — это по большей части закрытие предприятий и увольнение занятых. А менее эффективные подтягиваются к нынешнему индустриальному уровню за счет собственных и государственных мини-проектов. Для больших нет ни денег, ни понимания перспектив».
Второе направление работы — развитие импортозамещающих производств в направлении вверх по технологической лестнице. В том числе путем усиления требований по локализации производств, размещаемых в России зарубежными компаниями. Что касается последних, то не стоит гнаться за количеством привлеченных инвесторов. Наоборот, требуется точечный, очень обдуманный, аккуратный импорт ключевых компонентов и компетенций.
Импульс для развития получит инфраструктура, обеспечивающая связанность страны. Нам нужен современный железнодорожный транспорт (в том числе высокоскоростные магистрали) и качественные автомобильные дороги, построенные с учетом российского климата. Нам нужны межрегиональные смарт-грид-энергосети, причем работающие с учетом часовых поясов. Это наша повестка дня, это наша специфика. Вряд ли где-нибудь в мире мы сможем эти технологии купить — придется создавать их самостоятельно.
Появятся институты, обеспечивающие проектное финансирование локальных модернизационных и инновационных проектов в корпоративном секторе. В этом смысле не может не радовать происходящая реанимация Российского фонда технологического развития, нацеленного именно на решение этой задачи. В этом же направлении начинает работать АСИ, по крайней мере в блоке поддержки проектов динамично развивающихся компаний-«газелей». Хорошо, если бы еще активизировался ВЭБ и агентства поддержки экспорта-импорта. Кстати, любопытный дрейф совершает «Роснано». Созданная как инструмент прорыва в принципиально новом направлении нанотехнологий, в последнее время эта организация все больше сдвигается в сторону реализации вполне индустриальных проектов вроде крупнотоннажного производства бериллия, магния или кремния, выпуска железнодорожных пружин, а недавно решила инвестировать в развитие КамАЗа. О повороте к крупному промышленному российскому бизнесу заговорил в конце прошлого года и глава фонда «Сколково» Виктор Вексельберг.
В региональном разрезе необходимо развивать кластерную политику. Важно только, чтобы эти кластеры формировались не из «хотелок» местных администраций, а на основе уже имеющихся промышленных компаний и сетей кооперации вокруг них. Реализация третьего сценария невозможна без восстановления сектора прикладной науки в самых разных формах: на базе корпоративных R&D-центров, университетов, инжиниринговых компаний, выживших отраслевых НИИ.
Без четвертого
