Оглавление:

I. ПРАКТИКА КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ……………..3

1. Определение от 27.01.2011 г. № 9-О-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Аноприева Александра Ивановича на нарушение его конституционных прав статьей 107 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» 3

2. Постановление от 06.12.2011 г. № 27-П «По делу о проверке конституционности статьи 107 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина Эстонской Республики А.Т. Федина» 6

3. Постановление от 14.07.2011 г. № 16-П «По делу о проверке конституционности положений пункта 4 части первой статьи 24 и пункта 1 статьи 254 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан С.И. Александрина И Ю.Ф. Ващенко» 14

4. Постановление от 18.10.2011 г. № 23-П «По делу о проверке конституционности положений статей 144, 145 и 448 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации и пункта 8 статьи 16 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации» в связи с жалобой гражданина С.Л. Панченко» 25

5. Постановление от 31.01.2011 г. № 1-П «По делу о проверке конституционности положений частей первой, третьей и девятой статьи 115, пункта 2 части первой статьи 208 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации и абзаца девятого пункта 1 статьи 126 Федерального Закона «О несостоятельности (банкротстве)» в связи с жалобами закрытого акционерного общества «Недвижимость-М», общества с ограниченной ответственностью «Соломатинское хлебоприемное предприятие» и гражданки Л.И. Костаревой» 33

II. ПРАКТИКА ВЕРХОВНОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ……………………….45

1. Определение от 29.03.2011 г. № 56-О11-26 45

2. Меры процессуального принуждения 46

3. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 09.02.2012 г. № 3 «О внесении изменений в некоторые постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации» 47

III. ИЗМЕНЧИВАЯ ФЕМИДА. ОБЗОР ПРАВОВЫХ ПОЗИЦИЙ ВЕРХОВНОГО СУДА РФ ПО ВОПРОСАМ УЧАСТИЯ АДВОКАТА В ДОКАЗЫВАНИИ ПО УГОЛОВНЫМ ДЕЛАМ…………………………………………………………………………………………………...52

IV. ПРАВОВЫЕ ПОЗИЦИИ ВЕРХОВНОГО СУДА РФ О ПРИМЕНЕНИИ ПОЛИГРАФА В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ…………………………………………………………………..............66

1. Кассационное определение от 27.10.2011 г. № 1-О11-33СП 66

2. Кассационное определение от 18.08.2010 г. № 81-О10-90 69

3. Кассационное определение от 08.02.2011 г. № 72-О10-84сп 73

4. Кассационное определение от 25.01.2012 г. № 22-О11-16сп 77

5. Кассационное определение от 11.05.2011 г. № 5-о11-121сп 79

6. Кассационное определение от 31.10.2011 г. № 45-О11-100 83

7. Кассационное определение от 15.04.2010 г. № 67-О10-25 85

8. Кассационное определение от 29.09.2009 г. № 82-О09-25 90

9. Кассационное определение от 25.06.2010 г. № 51-О10-35СП 94

10. Кассационное определение от 17.08.2010 г. № 23-О10-10 99

11. Кассационное определение от 22.06.2011 г. № 42-О11-3СП 104

12. Кассационное определение от 05.03.2012 г. № 4-О12-13сп 107

13. Кассационное определение от 09.12.2010 г. № 19-О10-70сп 110

14. Кассационное определение от 01.09.2011 г. № 31-О11-18 112

15. Кассационное определение от 18 мая 2009 г. № 48-О09-33 114

V. НОВЕЛЛЫ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА. Новое уголовно-процессуальное законодательство: анализ изменений и дополнений 118

VI. Постановление Правительства РФ ОТ 14.01.2011 № 3 «О медицинском освидетельствовании подозреваемых или обвиняемых в совершении преступлений» (вместе с Правилами медицинского освидетельствования подозреваемых или обвиняемых в совершении преступлений) 119

VII. НАУЧНЫЕ СТАТЬИ 126

1. Божьев В.П. Издержки системного характера при корректировке норм УПК о доказывании и преюдиции 126

2. Желтобрюхов С.П. Допрос свидетеля (потерпевшего) путем использования систем видеоконференцсвязи 131

3. Иванов В.В. Использование систем видеоконференцсвязи в современном уголовном процессе………………………………………………………………………………………………134

4. Козубенко Ю.В. О возможности допроса в режиме видеоконференцсвязи потерпевших-граждан иностранных государств, находящихся за рубежом 137

5. Колоколов Н.А. Залог, домашний арест: становление практики (ст. 8) 140

6. Колоколов Н.А. Палочка-выручалочка – видеоконференцсвязь 146

7. Овчинников Ю.Г. Влияние ограничения свободы на домашний арест в современном законодательстве 151

8. Рыжаков А.П. Допрос свидетеля (потерпевшего) с помощью систем видеоконференцсвязи: научно-практический комментарий к Федеральному закону от 20.03.2011 № 39-ФЗ (материал подготовлен с использованием правовых актов по состоянию на 01.04. 2012 года) 154

9. Смирнов Г. Налоговые преступления: мелочей не бывает 162

10. Смирнов Г. Налоговые преступления: пределы либерализации 166

1. ПРАКТИКА КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

1.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ

от 27 января 2011 г. N 9-О-О

ОБ ОТКАЗЕ В ПРИНЯТИИ К РАССМОТРЕНИЮ ЖАЛОБЫ

ГРАЖДАНИНА АНОПРИЕВА АЛЕКСАНДРА ИВАНОВИЧА НА НАРУШЕНИЕ

ЕГО КОНСТИТУЦИОННЫХ ПРАВ СТАТЬЕЙ 107 УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО КОДЕКСА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Конституционный Суд Российской Федерации в составе заместителя Председателя О.С. Хохряковой, судей К.В. Арановского, А.И. Бойцова, Н.С. Бондаря, Г.А. Гаджиева, Ю.М. Данилова, Л.М. Жарковой, Г.А. Жилина, С.М. Казанцева, С.Д. Князева, А.Н. Кокотова, Л.О. Красавчиковой, С.П. Маврина, Н.В. Мельникова, Ю.Д. Рудкина, Н.В. Селезнева, В.Г. Ярославцева,

рассмотрев по требованию гражданина А.И. Аноприева вопрос о возможности принятия его жалобы к рассмотрению в заседании Конституционного Суда Российской Федерации,

установил:

1. Постановлением судьи Останкинского районного суда города Москвы от 11 июня 2010 года в отношении гражданина А.И. Аноприева избрана мера пресечения в виде домашнего ареста и до рассмотрения уголовного дела по существу ему запрещено покидать и менять без письменного разрешения следователя и суда место своего жительства, общаться с указанными в данном Постановлении лицами, получать и отправлять корреспонденцию, выступать с сообщениями, заявлениями, обращениями и комментариями в связи с его уголовным делом в средствах массовой информации, вести переговоры без письменного разрешения следователя и суда с использованием любых средств связи. 17 июня 2010 года А.И. Аноприеву предъявлено обвинение в совершении преступления, предусмотренного пунктами «а», «б» части второй статьи 172 «Незаконная банковская деятельность» УК Российской Федерации. Руководителем следственного органа срок предварительного следствия по данному уголовному делу продлен до девяти месяцев - до 4 марта 2011 года.

В своей жалобе в Конституционный Суд Российской Федерации А.И. Аноприев оспаривает конституционность статьи 107 «Домашний арест» УПК Российской Федерации. По мнению заявителя, оспариваемая им норма, не устанавливая срок, на который может быть избрана данная мера пресечения, позволяет применять домашний арест вплоть до истечения срока давности привлечения к уголовной ответственности вне судебного контроля, что не согласуется с Конституцией Российской Федерации, ее статьями 15 (часть 4), 21, 22, 46 и 55 (часть 3).

2. Конституционный Суд Российской Федерации, изучив представленные заявителем материалы, не находит оснований для принятия его жалобы к рассмотрению.

2.1. Согласно статье 108 УПК Российской Федерации в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления, предусмотренного статьей 172 УК Российской Федерации, заключение под стражу в качестве меры пресечения не может быть применено, за исключением случаев, когда подозреваемый или обвиняемый не имеет постоянного места жительства на территории Российской Федерации, его личность не установлена, им нарушена ранее избранная мера пресечения, он скрылся от органов предварительного расследования или от суда (часть первая.1); при отказе в удовлетворении ходатайства об избрании в отношении подозреваемого или обвиняемого меры пресечения в виде заключения под стражу судья по собственной инициативе вправе при наличии оснований, предусмотренных статьей 97 данного Кодекса, и с учетом обстоятельств, указанных в его статье 99, избрать в отношении подозреваемого или обвиняемого меру пресечения в виде домашнего ареста (часть седьмая.1).

При этом домашний арест представляет собой более мягкую меру пресечения, чем заключение под стражу, а пребывание под домашним арестом, по прямому указанию пункта 42 статьи 5 УПК Российской Федерации, не является содержанием под стражей.

В соответствии со статьей 107 УПК Российской Федерации домашний арест в качестве меры пресечения избирается в отношении подозреваемого или обвиняемого по решению суда при наличии оснований и в порядке, которые установлены статьей 108 «Заключение под стражу» данного Кодекса, с учетом его возраста, состояния здоровья, семейного положения и других обстоятельств (часть вторая); в постановлении или определении суда об избрании домашнего ареста в качестве меры пресечения указываются конкретные ограничения, которым подвергается подозреваемый или обвиняемый и которые связаны со свободой его передвижения либо состоят в запрете общаться с определенными лицами, получать и отправлять корреспонденцию, вести переговоры с использованием любых средств связи (части первая и третья). В зависимости от тяжести предъявленного обвинения подозреваемый или обвиняемый может быть подвергнут судом либо всем ограничениям и запретам, перечисленным в части первой статьи 107 УПК Российской Федерации, либо отдельным из них (пункт 28 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 октября 2009 года N 22 «О практике применения судами мер пресечения в виде заключения под стражу, залога и домашнего ареста»).

В силу закрепленного в статье 6.1 УПК Российской Федерации принципа разумности срока уголовное судопроизводство осуществляется в сроки, установленные данным Кодексом; продление этих сроков допустимо в случаях и в порядке, которые предусмотрены уголовно-процессуальным законом, но уголовное преследование, назначение наказания и прекращение уголовного преследования должны осуществляться в разумный срок; при определении разумного срока уголовного судопроизводства учитываются такие обстоятельства, как правовая и фактическая сложность уголовного дела, поведение участников уголовного судопроизводства, достаточность и эффективность действий суда, прокурора, руководителя следственного органа, следователя, начальника подразделения дознания, органа дознания, дознавателя, производимых в целях своевременного осуществления уголовного преследования или рассмотрения уголовного дела, и общая продолжительность уголовного судопроизводства.

Статья 128 УПК Российской Федерации предусматривает, что если окончание исчисляемого месяцами срока приходится на нерабочий день, то последним днем срока считается первый следующий за ним рабочий день, за исключением, в частности, случаев исчисления срока при домашнем аресте (часть вторая), в который включается и нерабочее время (часть первая).

Следовательно, предусматривая меру пресечения в виде домашнего ареста в качестве альтернативы заключению под стражу и закрепляя правила исчисления окончания срока домашнего ареста, уголовно-процессуальный закон предполагает установление в постановлении или определении суда об избрании данной меры пресечения срока продолжительности домашнего ареста, который, по смыслу взаимосвязанных положений статей 6.1 и 128 УПК Российской Федерации, должен быть конкретным и разумным.

Это корреспондирует и пункту 11.1 Минимальных стандартных правил Организации Объединенных Наций в отношении мер, не связанных с тюремным заключением (Токийские правила), принятых 14 декабря 1990 года Резолюцией 45/110 Генеральной Ассамблеи ООН, согласно которому срок действия меры, не связанной с тюремным заключением, не превышает срока, установленного компетентным органом в соответствии с законом.

2.2. Уголовно-процессуальный и уголовный законы предусматривают дополнительные гарантии обеспечения прав лица, подвергнутого мере пресечения в виде домашнего ареста как альтернативе заключению под стражу.

Так, время домашнего ареста засчитывается в срок содержания под стражей (часть десятая статьи 109 УПК Российской Федерации), а время содержания под стражей - в срок уголовного наказания в виде лишения свободы, содержания в дисциплинарной воинской части и ареста из расчета один день за один день (часть третья статьи 72 УК Российской Федерации), что компенсирует пребывание лица под домашним арестом.

Согласно части первой статьи 110 УПК Российской Федерации мера пресечения в виде домашнего ареста отменяется или заменяется более мягкой по инициативе органа, осуществляющего производство по делу, либо по ходатайству лица, подвергнутого домашнему аресту, когда в ней отпадает необходимость или когда соответствующим образом изменяются основания, предусмотренные статьями 97 и 99 этого Кодекса. Принятие данного решения является обязанностью органа, осуществляющего производство по делу.

Не содержит статья 107 УПК Российской Федерации и положений, ограничивающих право обжаловать постановление суда об избрании меры пресечения в виде домашнего ареста в кассационном и надзорном порядке, а равно постановление следователя об отказе в удовлетворении ходатайства об отмене данной меры пресечения - в порядке, установленном статьей 125 этого Кодекса. Тем самым оспариваемая норма, вопреки утверждению заявителя, не исключает судебный контроль за ограничением прав и свобод человека и гражданина.

Таким образом, статья 107 УПК Российской Федерации, действуя во взаимосвязи с другими положениями уголовно-процессуального закона, содержит достаточные гарантии обеспечения и реализации прав лица, подвергнутого домашнему аресту, в том числе гарантии судебной защиты его прав, и не может рассматриваться как нарушающая конституционные права заявителя.

Как следует из приложенных к жалобе правоприменительных документов, по уголовному делу заявителя срок домашнего ареста судом был установлен. Разрешение же вопросов о конкретности и разумности данного срока, а также об обоснованности избрания и дальнейшего применения меры пресечения в компетенцию Конституционного Суда Российской Федерации не входит.

Исходя из изложенного и руководствуясь частью второй статьи 40, пунктом 2 части первой статьи 43, частью первой статьи 79, статьями 96 и 97 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации

определил:

1. Отказать в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Аноприева Александра Ивановича, поскольку она не отвечает требованиям Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», в соответствии с которыми жалоба в Конституционный Суд Российской Федерации признается допустимой.

2. Определение Конституционного Суда Российской Федерации по данной жалобе окончательно и обжалованию не подлежит.

Заместитель Председателя

Конституционного Суда

Российской Федерации

О.С.ХОХРЯКОВА

2.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

от 6 декабря 2011 г. № 27-П

ПО ДЕЛУ О ПРОВЕРКЕ КОНСТИТУЦИОННОСТИ

СТАТЬИ 107 УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО КОДЕКСА

РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В СВЯЗИ С ЖАЛОБОЙ ГРАЖДАНИНА

ЭСТОНСКОЙ РЕСПУБЛИКИ А.Т. ФЕДИНА

Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В.Д. Зорькина, судей К.В. Арановского, А.И. Бойцова, Н.С. Бондаря, Г.А. Гаджиева, Ю.М. Данилова, Л.М. Жарковой, Г.А. Жилина, С.М. Казанцева, М.И. Клеандрова, С.Д. Князева, А.Н. Кокотова, Л.О. Красавчиковой, С.П. Маврина, Н.В. Мельникова, Ю.Д. Рудкина, О.С. Хохряковой, В.Г. Ярославцева,

руководствуясь статьей 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации, пунктом 3 части первой, частями третьей и четвертой статьи 3, частью первой статьи 21, статьями 36, 47.1, 74, 86, 96, 97 и 99 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»,

рассмотрел в заседании без проведения слушания дело о проверке конституционности статьи 107 УПК Российской Федерации.

Поводом к рассмотрению дела явилась жалоба гражданина Эстонской Республики А.Т. Федина. Основанием к рассмотрению дела явилась обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствуют ли Конституции Российской Федерации оспариваемые заявителем законоположения.

Заслушав сообщение судьи-докладчика Ю.Д. Рудкина, изучив представленные документы и иные материалы, в том числе объяснения полномочного представителя Совета Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации А.И. Александрова и полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М.В. Кротова, Конституционный Суд Российской Федерации

установил:

1. В соответствии со статьей 107 УПК Российской Федерации мера пресечения в виде домашнего ареста заключается в ограничениях, связанных со свободой передвижения подозреваемого, обвиняемого, а также в запрете общаться с определенными лицами, получать и отправлять корреспонденцию и вести переговоры с использованием любых средств связи (часть первая); эта мера избирается по решению суда при наличии оснований и в порядке, которые установлены статьей 108 «Заключение под стражу» данного Кодекса, с учетом возраста подозреваемого, обвиняемого, его состояния здоровья, семейного положения и других обстоятельств (часть вторая); в постановлении или определении суда об избрании домашнего ареста в качестве меры пресечения указываются конкретные ограничения, которым подвергается подозреваемый, обвиняемый, а также указываются орган или должностное лицо, на которые возлагается осуществление надзора за соблюдением установленных ограничений (часть третья). Статья 109 УПК Российской Федерации регулирует сроки содержания под стражей и порядок их продления.

1.1. Конституционность приведенных законоположений оспаривается гражданином Эстонской Республики А.Т. Фединым. Как следует из представленных им материалов, Постановлением судьи Смольнинского районного суда города Санкт-Петербурга от 16 июля 2010 года А.Т. Федину, обвиняемому в совершении преступлений, предусмотренных частями второй и третьей статьи 210 (участие в преступном сообществе, совершенное с использованием своего служебного положения) и частью четвертой статьи 159 (мошенничество, совершенное в составе организованной группы, в особо крупном размере) УК Российской Федерации, мера пресечения в виде заключения под стражу в связи с истечением предельного срока содержания под стражей (18 месяцев) была изменена на меру пресечения в виде домашнего ареста, а местом домашнего ареста определена однокомнатная квартира в городе Санкт-Петербурге, принадлежащая его матери.

Надзорные жалобы защитника А.Т. Федина на это Постановление были оставлены без удовлетворения. Постановлением следователя от 22 декабря 2010 года также отказано в удовлетворении ходатайства защитника заявителя об отмене меры пресечения в виде домашнего ареста, а Смольнинский районный суд города Санкт-Петербурга Постановлением от 11 февраля 2011 года отказал в принятии к рассмотрению жалобы на данное решение следователя, поданной в порядке статьи 125 УПК Российской Федерации.

В жалобе в Конституционный Суд Российской Федерации А.Т. Федин утверждает, что на момент обращения в Конституционный Суд Российской Федерации общее время ограничения его свободы - пребывания под стражей и под домашним арестом - составило более 24 месяцев, в течение которых он лишен возможности трудоустройства и получения какого-либо легального дохода. По его мнению, оспариваемые им статьи 107 и 109 УПК Российской Федерации, как допускающие существенное превышение установленного законом предельного срока содержания под стражей, несоразмерно ограничивают его право на свободу и личную неприкосновенность и тем самым противоречат статьям 22 (часть 1) и 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации.

1.2. В соответствии со статьями 74, 96 и 97 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» Конституционный Суд Российской Федерации по жалобе гражданина на нарушение его конституционных прав законом проверяет конституционность законоположений, примененных в конкретном деле заявителя, рассмотрение которого завершено в суде, принимает постановление только по предмету, указанному в жалобе, и лишь в отношении той части акта, конституционность которой подвергается сомнению, оценивая при этом как буквальный смысл рассматриваемых законоположений, так и смысл, придаваемый им официальным и иным толкованием или сложившейся правоприменительной практикой, а также исходя из их места в системе правовых актов.

А.Т. Федин, как следует из его жалобы, связывает нарушение своих прав с продолжительностью домашнего ареста. Между тем статья 109 УПК Российской Федерации регулирует сроки содержания под стражей и порядок их продления. При этом, по смыслу пункта 2 части десятой и части двенадцатой данной статьи, в срок содержания под стражей - как при первоначальном, так и при повторном избрании заключения под стражу в качестве меры пресечения - засчитывается время домашнего ареста. Тем самым положения данной статьи, будучи гарантией обеспечения конституционного права граждан на свободу и личную неприкосновенность при применении меры пресечения в виде заключения под стражу, не могут рассматриваться как нарушающие в конкретном деле заявителя его конституционные права в указанном им аспекте.

Соответственно, производство по данной жалобе в части, касающейся проверки конституционности статьи 109 УПК Российской Федерации, подлежит прекращению в силу пункта 2 части первой статьи 43 и статьи 68 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации».

Таким образом, предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации по настоящему делу являются положения статьи 107 УПК Российской Федерации, регламентирующие применение в отношении подозреваемого, обвиняемого меры пресечения в виде домашнего ареста.

2. По смыслу Конституции Российской Федерации, ее статей 17 (часть 2), 21 (часть 1) и 22 (часть 1), принадлежащее каждому от рождения право на свободу и личную неприкосновенность, относящееся к числу основных прав человека и признаваемое Всеобщей декларацией прав человека (статья 1), воплощает наиболее значимое социальное благо, которое, исходя из признания государством достоинства личности, предопределяет недопустимость произвольного вмешательства в сферу ее автономии и создает условия как для демократического устройства общества, так и для всестороннего развития человека. Именно поэтому Конституция Российской Федерации допускает возможность его ограничения лишь в той мере, в какой это необходимо в определенных ею целях, в установленном законом порядке, с соблюдением общеправовых принципов и на основе конституционных критериев необходимости, разумности и соразмерности, с тем чтобы не оказалось затронутым само существо данного права. Как указывал Конституционный Суд Российской Федерации в ряде своих решений, публичные интересы, перечисленные в статье 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации, могут оправдать правовые ограничения прав и свобод, только если такие ограничения отвечают требованиям справедливости, являются адекватными, пропорциональными, соразмерными и необходимыми для защиты конституционно значимых ценностей (Постановления от 27 апреля 2001 года N 7-П, от 30 октября 2003 года N 15-П, от 22 марта 2005 года N 4-П, от 14 июля 2005 года N 9-П и от 16 июня 2009 года N 9-П).

Европейский Суд по правам человека также считает, что правовая защита лица от произвольного вмешательства со стороны государства в его право на свободу, гарантированное Конвенцией о защите прав человека и основных свобод (статья 5), предполагает соразмерность ограничения этого права, означающую обеспечение баланса между общественными интересами, которые могут потребовать предварительного заключения лица под стражу, и важностью права на свободу личности - с учетом презумпции невиновности; при установлении такого баланса важным фактором является продолжительность содержания под стражей, которая не должна превышать разумных пределов (Постановления от 26 июня 1991 года по делу «Летеллье (Letellier) против Франции», от 6 апреля 2000 года по делу «Лабита (Labita) против Италии» и от 29 января 2008 года по делу «Саади (Saadi) против Соединенного Королевства»); практика, которая складывается в связи с законодательным пробелом и в соответствии с которой лицо заключается под стражу на неопределенный срок, противоречит одному из фундаментальных принципов правового государства - принципу правовой обеспеченности (Постановление от 28 марта 2000 года по делу «Барановски (Baranowski) против Польши»).

Выявляя конституционно-правовой смысл понятия «лишение свободы», Конституционный Суд Российской Федерации в Постановлении от 16 июня 2009 года N 9-П установил, что это понятие имеет автономное значение, заключающееся в том, что любые вводимые в отраслевом законодательстве меры, если они фактически влекут лишение свободы, должны отвечать критериям правомерности именно в контексте статьи 22 Конституции Российской Федерации и статьи 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, составляющих нормативную основу регулирования ареста, задержания, заключения под стражу и содержания под стражей в сфере преследования за совершение уголовных и административных правонарушений в качестве мер допустимого лишения свободы; арест, задержание, заключение под стражу и содержание под стражей, несмотря на их процессуальные различия, по сути есть лишение свободы. Никто не может быть поставлен под угрозу возможного обременения на неопределенный или слишком продолжительный срок, а законодатель обязан установить четкие и разумные временные рамки допускаемых ограничений прав и свобод (Постановления от 24 июня 2009 года N 11-П и от 20 июля 2011 года N 20-П, Определение от 14 июля 1998 года N 86-О).

Аналогичной позиции придерживается и Европейский Суд по правам человека. При толковании статьи 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (пункт 4 которой гарантирует каждому, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения и на освобождение, если заключение под стражу признано судом незаконным) он отмечал, что лишение физической свободы фактически может приобретать разнообразные формы, не всегда адекватные классическому тюремному заключению, и предлагал оценивать их не по формальным, а по сущностным признакам, таким как принудительное пребывание в ограниченном пространстве, изоляция человека от общества, семьи, прекращение выполнения служебных обязанностей, невозможность свободного передвижения и общения с неопределенным кругом лиц. По мнению Европейского Суда по правам человека, ограничение свободы и лишение свободы отличаются друг от друга лишь степенью или интенсивностью, а не природой или сущностью (пункт 14 Постановления от 1 июля 1961 года по делу «Лоулесс (Lawless) против Ирландии» (N 3), пункты 92 и 102 Постановления от 6 ноября 1980 года по делу «Гуццарди (Guzzardi) против Италии», пункты 55 и 68 Постановления от 28 октября 1994 года по делу «Мюррей (Murray) против Соединенного Королевства», пункт 42 Постановления от 24 ноября 1994 года по делу «Кеммаш (Kemmache) против Франции» (N 3) и пункт 42 Постановления от 25 июня 1996 года по делу «Амюур (Amuur) против Франции»).

Следовательно, всякое ограничение или лишение права на свободу и личную неприкосновенность в связи с необходимостью изоляции лица от общества, применяемой в виде меры пресечения в процессе судопроизводства либо в виде уголовного или административного наказания, должно обеспечиваться судебным контролем и другими правовыми гарантиями его справедливости и соразмерности, исходя из его законодательно установленных пределов.

Приведенные требования Конституции Российской Федерации и международно-правовых актов и основанные на них правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации, распространяющиеся на правовое регулирование применения такой непосредственно сопряженной с ограничением права на свободу и личную неприкосновенность меры пресечения, как домашний арест, при котором лицо находится в изоляции и не может свободно реализовать свои права, предполагают обязанность законодателя определить в законе время пребывания лица под домашним арестом в соответствии с принципами справедливости и равенства, с тем чтобы исключить возможность произвольного и несоразмерного ограничения права на свободу и личную неприкосновенность.

3. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации среди мер процессуального принуждения предусматривает в главе 13 меры пресечения - средства ограничения личной свободы обвиняемого, а в исключительных случаях подозреваемого, применяемые, как следует из его статьи 97, в целях предупреждения попыток скрыться от органов дознания, предварительного следствия или суда, продолжить преступную деятельность, угрожать свидетелю, иным участникам уголовного судопроизводства, уничтожить доказательства либо иных попыток воспрепятствовать производству по уголовному делу, а также для обеспечения исполнения приговора или возможной выдачи лица в порядке, предусмотренном статьей 466 данного Кодекса.

Наиболее строгими из мер пресечения, перечисленных в статье 98 УПК Российской Федерации, являются домашний арест (статья 107 УПК Российской Федерации) и заключение под стражу (статья 108 УПК Российской Федерации). Поскольку суть данных принудительных мер - непосредственное ограничение находящегося под защитой статьи 22 Конституции Российской Федерации права на свободу и личную неприкосновенность, законодатель допускает применение таких мер в отношении подозреваемых и обвиняемых в совершении лишь тех преступлений, за которые уголовным законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы, как правило, на срок свыше двух лет, и при невозможности применения иной, более мягкой, меры пресечения (часть первая статьи 108 УПК Российской Федерации).

Согласно статье 107 УПК Российской Федерации домашний арест в качестве меры пресечения избирается в отношении подозреваемого или обвиняемого по решению суда при наличии оснований и в порядке, которые установлены статьей 108 данного Кодекса, с учетом его возраста, состояния здоровья, семейного положения и других обстоятельств (часть вторая); в постановлении или определении суда об избрании домашнего ареста в качестве меры пресечения указываются конкретные ограничения, которым подвергается подозреваемый или обвиняемый и которые связаны со свободой его передвижения либо состоят в запрете общаться с определенными лицами, получать и отправлять корреспонденцию, вести переговоры с использованием любых средств связи (части первая и третья).

Из статей 97, 98, 107 и 108 УПК Российской Федерации в их нормативном единстве следует, что и домашний арест, и заключение под стражу в действующей системе правового регулирования связаны с принудительным пребыванием подозреваемого, обвиняемого в ограниченном пространстве, с изоляцией от общества, прекращением выполнения служебных или иных трудовых обязанностей, невозможностью свободного передвижения и общения с неопределенным кругом лиц, т.е. с непосредственным ограничением самого права на физическую свободу и личную неприкосновенность, а не только условий его осуществления. В силу этого применение таких мер пресечения должно осуществляться с соблюдением предусмотренных Конституцией Российской Федерации гарантий обеспечения данного права, схожих между собою по своим сущностным характеристикам, в том числе определяющих сроки пребывания лица в условиях изоляции в соответствии с принципами юридического равенства и формальной определенности правовых норм, справедливости и соразмерности устанавливаемых судом ограничений.

4. Вытекающим из статей 1 (часть 1), 6 (часть 2), 17 (часть 3) и 19 Конституции Российской Федерации принципом юридического равенства обусловливается необходимость формальной определенности, точности, ясности, недвусмысленности правовых норм и их согласованности в системе действующего правового регулирования, поскольку юридическое равенство может быть обеспечено лишь при условии единообразного понимания и толкования правовой нормы. Законоположения, не отвечающие указанным критериям, порождают противоречивую правоприменительную практику, создают возможность их неоднозначного истолкования и произвольного применения и тем самым нарушают, кроме того, и конституционные гарантии государственной, в том числе судебной, защиты прав, свобод и законных интересов граждан, включая реализуемые в процедурах уголовного преследования за совершение преступления (статья 45; статья 46, части 1 и 2; статья 49, часть 1, Конституции Российской Федерации).

Срок домашнего ареста, порядок его установления, продления, а также его предельная продолжительность в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации, в том числе в его статье 107, не указаны, как не предусмотрено в нем и распространение на домашний арест ограничений, закрепленных законом для содержания под стражей. Домашний арест, который в силу закона применяется лишь при наличии оснований и в порядке, установленных для заключения под стражу, никак не регламентируется статьей 109 УПК Российской Федерации об исчислении и продлении сроков содержания под стражей. В части десятой данной статьи лишь указано, что в срок содержания под стражей засчитывается и время домашнего ареста (а часть третья статьи 72 УК Российской Федерации предусматривает, что время содержания под стражей включается, в свою очередь, в срок уголовного наказания - лишения свободы, содержания в дисциплинарной воинской части или ареста - из расчета один день за один день).

По смыслу, придаваемому положениям статьи 107 УПК Российской Федерации сложившейся правоприменительной практикой, срок применения домашнего ареста не ограничивается: согласно Постановлению Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 октября 2009 года N 22 «О практике применения судами мер пресечения в виде заключения под стражу, залога и домашнего ареста» избранная на стадии предварительного расследования мера пресечения в виде домашнего ареста продолжает действовать на всем протяжении предварительного расследования и нахождения уголовного дела у прокурора с обвинительным заключением, а также в суде при рассмотрении дела (абзац четвертый пункта 26).

Некоторые суды общей юрисдикции применяют положения статьи 107 УПК Российской Федерации, устанавливая и продляя срок домашнего ареста по правилам статьи 109 данного Кодекса. Между тем такая практика, хотя и направленная на защиту конституционного права граждан на свободу и личную неприкосновенность и согласующаяся с правовой позицией Конституционного Суда Российской Федерации, которая изложена в Определении от 27 января 2011 года N 9-О-О, принятом по жалобе гражданина А.И. Аноприева на нарушение его конституционных прав статьей 107 УПК Российской Федерации, сама по себе не свидетельствует о том, что оспариваемые законоположения отвечают требованиям определенности, точности, ясности, недвусмысленности правовых норм и их согласованности в системе действующего правового регулирования.

При отсутствии оснований для изменения избранной лицу меры пресечения домашний арест может применяться с превышением установленных для содержания под стражей (части вторая и третья статьи 109 УПК Российской Федерации) предельных сроков - вплоть до вынесения судом приговора, причем в отношении лиц, скрывшихся от органов расследования или иным способом нарушивших условия домашнего ареста, изменение меры пресечения в таких случаях с домашнего ареста на более строгую (заключение под стражу) невозможно, поскольку в соответствии с пунктом 2 части десятой этой статьи время домашнего ареста включается в совокупный срок содержания под стражей как его составная часть, а при достижении предельных сроков содержания под стражей дальнейшее продление таких сроков не допускается. Тем самым лица, соблюдающие условия домашнего ареста, в нарушение конституционного принципа справедливости ставятся в худшее положение по сравнению с лицами, скрывшимися от органов расследования или иным образом не выполняющими данные условия.

Более того, не исключается пребывание лица под домашним арестом с превышением не только предельных сроков содержания под стражей, установленных статьей 109 УПК Российской Федерации, но и сроков наказания, назначаемого судом за соответствующее преступление по нормам Общей и Особенной частей Уголовного кодекса Российской Федерации, что противоречит закрепленному в статье 49 Конституции Российской Федерации принципу презумпции невиновности, по смыслу которого до вступления в законную силу обвинительного приговора на подозреваемого, обвиняемого не могут быть наложены ограничения, в своей совокупности сопоставимые по степени тяжести, в том числе срокам, с уголовным наказанием, а тем более превышающие его.

Следовательно, положения статьи 107 УПК Российской Федерации - как сами по себе, так и во взаимосвязи с другими положениями данного Кодекса, - порождают неопределенность в вопросе и о продолжительности домашнего ареста, и о порядке его продления, и о сроке, по истечении которого дальнейшее продление невозможно, и тем самым позволяют устанавливать временные пределы ограничения конституционного права на свободу и личную неприкосновенность в произвольном порядке и исключительно по правоприменительному решению.

5. Как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, при принятии решений, связанных с ограничением свободы и личной неприкосновенности, суд как орган правосудия - исходя из статей 22, 46 (часть 1), 48, 118, 120 и 123 (части 1 - 3) Конституции Российской Федерации в их взаимосвязи - призван обеспечивать одинаковые по своей природе судебные гарантии защиты прав и законных интересов личности. Данная правовая позиция, выраженная в Постановлениях от 10 декабря 1998 года N 27-П, от 14 февраля 2000 года N 2-П и от 22 марта 2005 года N 4-П, распространяется на меру пресечения в виде домашнего ареста, который, как и заключение под стражу, непосредственно ограничивает конституционное право на свободу и личную неприкосновенность. Единая природа данного конституционного права предполагает и единые правовые гарантии его судебной защиты, которая в силу статьи 46 (часть 1) Конституции Российской Федерации и корреспондирующих ей положений международно-правовых актов, в частности статей 8 и 29 Всеобщей декларации прав человека, пункта 2 и подпункта «а» пункта 3 статьи 2 и пункта 1 статьи 14 Международного пакта о гражданских и политических правах, должна быть справедливой, компетентной, полной и эффективной.

Конституционный Суд Российской Федерации, обращаясь к вопросу о судебной защите прав и свобод человека и гражданина при применении мер пресечения, указывал, что в ситуациях, связанных с ограничением права на свободу и личную неприкосновенность, гарантии права на судебную защиту приобретают особое значение; гарантии данного права не могут быть компенсированы лишь закреплением в законе предельных сроков ограничения или лишения свободы и личной неприкосновенности, равно как и возможности обжалования гражданином в судебном порядке продолжающегося ареста (поскольку при этом в нарушение статей 22 и 46 Конституции Российской Федерации допускается ограничение указанного конституционного права вне судебного контроля в течение значительного времени, в том числе до момента рассмотрения судом соответствующей жалобы) (Постановления от 14 марта 2002 года N 6-П и от 22 марта 2005 года N 4-П).

Ограничение права на свободу и личную неприкосновенность может иметь место только при наличии как факторов, отвечающих указанным в статье 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации целям, так и разумных сроков, контролируемых судом, с тем чтобы данный вопрос не мог решаться произвольно или исходя из каких-либо формальных условий, а суд основывался на самостоятельной оценке существенных для таких решений обстоятельств (Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 4 апреля 2006 года N 101-О).

Между тем, поскольку суд при рассмотрении обращений (жалоб, ходатайств) подозреваемого, обвиняемого, связанных с применением домашнего ареста в качестве меры пресечения, руководствуется статьей 107 УПК Российской Федерации, не отвечающей требованиям формальной определенности и согласованности с другими положениями данного Кодекса, не ограничивающей срок домашнего ареста, его предельную продолжительность и не определяющей основания и порядок его продления, право на свободу и личную неприкосновенность названных участников процесса остается без эффективных гарантий судебной защиты, что противоречит требованиям статей 22 (часть 1) и 46 (части 1 и 2) Конституции Российской Федерации.

6. Таким образом, статья 107 УПК Российской Федерации, как не конкретизирующая срок, на который избирается мера пресечения в виде домашнего ареста, не определяющая основания и порядок его продления и не ограничивающая предельную продолжительность пребывания лица под домашним арестом, - в силу неопределенности как самой по себе данной статьи, так и ее положений во взаимосвязи с другими положениями Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, - порождает противоречивую правоприменительную практику, позволяет налагать ограничения, сопоставимые по степени тяжести с уголовными наказаниями и даже превышающие их, снижает гарантии судебной защиты и тем самым не соответствует статьям 19 (части 1 и 2), 22 (часть 1), 46 (части 1 и 2), 49 и 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации.

При внесении в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации необходимых изменений федеральному законодателю следует руководствоваться требованиями Конституции Российской Федерации и основанными на них правовыми позициями Конституционного Суда Российской Федерации, изложенными в настоящем Постановлении, относительно установления и продления срока домашнего ареста, его предельной продолжительности, в том числе с учетом срока содержания под стражей, и обеспечения при применении домашнего ареста эффективного судебного контроля ограничения права на свободу и личную неприкосновенность.

7. Согласно частям первой и третьей статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» юридическим последствием принятого в порядке его статьи 47.1 постановления Конституционного Суда Российской Федерации, которым нормативный правовой акт или его отдельные положения признаются не соответствующими Конституции Российской Федерации, является утрата ими со дня опубликования постановления в соответствии со статьей 78 данного Федерального конституционного закона юридической силы на будущее время. Это означает, что с момента вступления в силу постановления Конституционного Суда Российской Федерации такие акты или их отдельные положения применяться не могут.

Вместе с тем исходя из цели обеспечения баланса конституционно значимых интересов и недопустимости нарушения прав и свобод других лиц при осуществлении прав и свобод человека и гражданина (статья 17, часть 3, Конституции Российской Федерации) Конституционный Суд Российской Федерации может определить порядок исполнения постановления Конституционного Суда Российской Федерации, обусловленный, в частности, необходимостью обеспечить стабильность правоотношений в интересах субъектов права.

Поскольку положения статьи 107 УПК Российской Федерации, предусматривающие меру пресечения в виде домашнего ареста, в части оснований и порядка ее избрания и применения действуют в нормативном единстве со статьей 108 данного Кодекса, регламентирующей вопросы избрания в качестве меры пресечения заключения под стражу, постольку - по смыслу правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации, изложенных в Постановлении от 29 июня 2004 года N 13-П, - процессуальные гарантии права на свободу и личную неприкосновенность, установленные законом для решения вопроса о применении меры пресечения, закрепленной статьей 108 УПК Российской Федерации, должны обеспечиваться и при решении вопроса о применении домашнего ареста.

При этом, как указал Конституционный Суд Российской Федерации в Определении от 27 января 2011 года N 9-О-О, уголовно-процессуальный закон, предусматривающий меру пресечения в виде домашнего ареста в качестве альтернативы заключению под стражу, предполагает установление в постановлении или определении суда об избрании данной меры пресечения срока домашнего ареста, который, по смыслу взаимосвязанных положений статей 6.1 и 128 УПК Российской Федерации, должен быть конкретным и разумным; данный вывод согласуется с пунктом 11.1 Минимальных стандартных правил Организации Объединенных Наций в отношении мер, не связанных с тюремным заключением (Токийские правила), принятых 14 декабря 1990 года Резолюцией 45/110 Генеральной Ассамблеи ООН, в котором указывается, что срок действия меры, не связанной с тюремным заключением, не превышает срока, установленного компетентным органом в соответствии с законом.

Конституционный Суд Российской Федерации приходит к выводу, что, во избежание создания правовых препятствий для применения домашнего ареста как меры пресечения, которая является более гуманной по сравнению с заключением под стражу, в период до вступления в силу федерального закона, вносящего в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации соответствующие изменения, а также учитывая, что уголовно-процессуальное регулирование основывается на конституционных гарантиях обеспечения права на свободу и личную неприкосновенность при применении мер пресечения, непосредственно ограничивающих это право, закрепляет общность оснований и условий для избрания мер пресечения в виде заключения под стражу и домашнего ареста и схожие по своим сущностным характеристикам (единые) гарантии судебной защиты этого конституционного права, а также устанавливает единый порядок зачета времени их применения при исчислении размера наказания, положения статьи 107 УПК Российской Федерации - впредь до внесения соответствующих изменений и дополнений в уголовно-процессуальное законодательство - должны применяться таким образом, чтобы в период предварительного расследования предельный срок пребывания подозреваемых, обвиняемых под домашним арестом, а также совокупный срок их содержания под стражей и под домашним арестом в качестве мер пресечения (вне зависимости от того, в какой последовательности они применялись) не превышали бы предельную продолжительность содержания под стражей, определенную в статье 109 УПК Российской Федерации, а назначение домашнего ареста в качестве меры пресечения и его продление осуществлялись бы по правилам данной статьи.

Исходя из изложенного и руководствуясь статьей 47.1, частью второй статьи 71, статьями 72, 74, 75, 79, 87 и 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации

постановил:

1. Признать не соответствующими Конституции Российской Федерации, ее статьям 19 (части 1 и 2), 22 (часть 1), 46 (части 1 и 2), 49 и 55 (часть 3), положения статьи 107 УПК Российской Федерации в той мере, в какой они не конкретизируют срок, на который избирается мера пресечения в виде домашнего ареста, не определяют основания и порядок его продления и не ограничивают предельную продолжительность пребывания лица под домашним арестом, в том числе с учетом срока содержания под стражей в качестве меры пресечения.

2. Правоприменительные решения в отношении гражданина Эстонской Республики Федина Александра Тимофеевича, основанные на положениях статьи 107 УПК Российской Федерации, признанных настоящим Постановлением не соответствующими Конституции Российской Федерации, подлежат пересмотру в установленном порядке, если для этого нет иных препятствий.

3. При внесении в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации необходимых изменений федеральному законодателю следует руководствоваться требованиями Конституции Российской Федерации и основанными на них правовыми позициями Конституционного Суда Российской Федерации, изложенными в настоящем Постановлении, относительно установления и продления срока домашнего ареста, его предельной продолжительности, в том числе с учетом срока содержания под стражей, и обеспечения при применении домашнего ареста эффективного судебного контроля ограничения права на свободу и личную неприкосновенность.

Впредь до вступления в силу федерального закона, вносящего в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации соответствующие изменения, для установления срока домашнего ареста, его продления и ограничения его предельной продолжительности, в том числе с учетом срока содержания под стражей, должны применяться положения его статьи 109.

4. Прекратить производство по жалобе А.Т. Федина в части, касающейся проверки конституционности статьи 109 УПК Российской Федерации.

5. Настоящее Постановление окончательно, не подлежит обжалованию, вступает в силу со дня его опубликования, действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами.

6. Согласно статье 78 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» настоящее Постановление подлежит незамедлительному опубликованию в «Российской газете» и «Собрании законодательства Российской Федерации». Постановление должно быть опубликовано также в «Вестнике Конституционного Суда Российской Федерации».

Конституционный Суд

Российской Федерации

3.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

от 14 июля 2011 г. № 16-П

ПО ДЕЛУ О ПРОВЕРКЕ КОНСТИТУЦИОННОСТИ

ПОЛОЖЕНИЙ ПУНКТА 4 ЧАСТИ ПЕРВОЙ СТАТЬИ 24 И ПУНКТА 1

СТАТЬИ 254 УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО КОДЕКСА РОССИЙСКОЙ

ФЕДЕРАЦИИ В СВЯЗИ С ЖАЛОБАМИ ГРАЖДАН

С.И. АЛЕКСАНДРИНА И Ю.Ф. ВАЩЕНКО

Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В.Д. Зорькина, судей К.В. Арановского, А.И. Бойцова, Н.С. Бондаря, Г.А. Гаджиева, Ю.М. Данилова, Л.М. Жарковой, Г.А. Жилина, С.М. Казанцева, С.Д. Князева, А.Н. Кокотова, Л.О. Красавчиковой, С.П. Маврина, Н.В. Мельникова, Ю.Д. Рудкина, О.С. Хохряковой, В.Г. Ярославцева,

с участием гражданина С.И. Александрина и его представителей - адвокатов Л.К. Айвар, С.В. Образцова и И.Л. Трунова, гражданина Ю.Ф. Ващенко и его представителя - адвоката Г.Ф. Гайнитдиновой, постоянного представителя Государственной Думы в Конституционном Суде Российской Федерации А.Н. Харитонова, представителя Совета Федерации - доктора юридических наук Е.В. Виноградовой, полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М.В. Кротова,

руководствуясь статьей 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации, пунктом 3 части первой, частями третьей и четвертой статьи 3, частью первой статьи 21, статьями 36, 74, 86, 96, 97 и 99 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»,

рассмотрел в открытом заседании дело о проверке конституционности положений пункта 4 части первой статьи 24 и пункта 1 статьи 254 УПК Российской Федерации.

Поводом к рассмотрению дела явились жалобы граждан С.И. Александрина и Ю.Ф. Ващенко. Основанием к рассмотрению дела явилась обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствуют ли Конституции Российской Федерации оспариваемые заявителями законоположения.

Поскольку обе жалобы касаются одного и того же предмета, Конституционный Суд Российской Федерации, руководствуясь статьей 48 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», соединил дела по этим жалобам в одном производстве.

Заслушав сообщение судьи-докладчика Н.В. Мельникова, объяснения сторон и их представителей, выступления приглашенных в заседание представителей: от Министерства юстиции Российской Федерации - Е.А. Борисенко, от Генерального прокурора Российской Федерации - Т.А. Васильевой, Конституционный Суд Российской Федерации

установил:

1. Согласно пункту 4 части первой статьи 24 УПК Российской Федерации, устанавливающей основания отказа в возбуждении уголовного дела или прекращения уголовного дела, уголовное дело не может быть возбуждено, а возбужденное уголовное дело подлежит прекращению в связи со смертью подозреваемого или обвиняемого, за исключением случаев, когда производство по уголовному делу необходимо для реабилитации умершего. Данное правило конкретизировано в пункте 1 статьи 254 УПК Российской Федерации, предусматривающем прекращение уголовного дела судом в судебном заседании в случае, если обстоятельство, указанное в пункте 4 части первой его статьи 24, будет установлено во время судебного разбирательства.

1.1. Постановлением следователя 5-го отдела следственной части Главного следственного управления при Главном управлении внутренних дел по городу Москве Министерства внутренних дел Российской Федерации от 27 августа 2010 года на основании пункта 4 части первой статьи 24 УПК Российской Федерации уголовное дело, возбужденное по признакам преступления, предусмотренного статьей 264 «Нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств» УК Российской Федерации, было прекращено в отношении гражданки О.С. Александриной в связи с ее смертью, несмотря на возражения ее отца - гражданина С.И. Александрина, являющегося заявителем по настоящему делу. Не согласившись с выводами органов предварительного следствия о виновности дочери в совершении указанного преступления и полагая, что как самим фактом прекращения уголовного дела по нереабилитирующему основанию, так и его возможными юридическими последствиями могут быть существенно затронуты честь и доброе имя покойной, а также законные интересы ее близких родственников, С.И. Александрин обжаловал Постановление о прекращении уголовного дела в Тверской районный суд города Москвы, который признал прекращение уголовного дела обоснованным и в удовлетворении жалобы отказал (Постановление от 7 октября 2010 года, оставленное без изменения кассационным определением судебной коллегии по уголовным делам Московского городского суда от 17 ноября 2010 года).

Как утверждает заявитель, пункт 4 части первой статьи 24 УПК Российской Федерации, допуская в случае смерти подозреваемого (обвиняемого) прекращение в отношении него уголовного дела без согласия на то лиц, имеющих в силу пункта 4 статьи 5 УПК Российской Федерации статус близких родственников, и не предусматривая в таких случаях обязательного продолжения предварительного расследования и последующего рассмотрения дела судом по существу в целях возможной реабилитации умершего, нарушает права указанных лиц, гарантированные статьями 21 (часть 1), 45, 46 (часть 1), 48, 49 (часть 1) и 55 (часть 2) Конституции Российской Федерации.

1.2. Постановлением Карабашского городского суда Челябинской области от 21 января 2008 года на основании пункта 4 части первой статьи 24 и пункта 1 статьи 254 УПК Российской Федерации было прекращено уголовное дело по обвинению гражданина Е.Ю. Ващенко в преступлении, предусмотренном пунктами «а» и «б» части третьей статьи 286 УК Российской Федерации, в связи со смертью обвиняемого. При этом мнение близких родственников умершего, включая его отца - заявителя по настоящему делу гражданина Ю.Ф. Ващенко, о возможности прекращения уголовного дела не выяснялось, а адвокат, участвовавший в уголовном судопроизводстве по назначению суда, против прекращения дела не возражал. Данное Постановление в кассационном порядке не обжаловалось, поскольку, как утверждает заявитель, о прекращении дела ни он, ни другие близкие родственники не уведомлялись и копия решения им не вручалась. В удовлетворении надзорной жалобы ему было отказано.

Ю.Ф. Ващенко просит признать не соответствующими статьям 2, 18, 21 (часть 1), 45 и 46 (часть 1) Конституции Российской Федерации взаимосвязанные положения пункта 4 части первой статьи 24 и пункта 1 статьи 254 УПК Российской Федерации в той мере, в какой они позволяют суду принимать решение о прекращении уголовного дела в связи со смертью обвиняемого на стадии судебного рассмотрения дела (при том что дело в полном объеме не слушалось, фактические обстоятельства не исследовались) без вызова его близких родственников в судебное заседание в качестве участников процесса, а следовательно, не учитывать их позицию по данному вопросу, чем нарушаются права этих лиц.

Кроме того, по мнению Ю.Ф. Ващенко, тем же статьям Конституции Российской Федерации не соответствует часть седьмая статьи 49 УПК Российской Федерации, согласно которой адвокат не вправе отказаться от принятой на себя защиты подозреваемого, обвиняемого. Как утверждает заявитель, в случае смерти обвиняемого назначенный судом адвокат, соглашаясь без ведома близких родственников умершего с прекращением уголовного дела, выражает тем самым свое личное мнение по этому поводу, в результате чего права таких лиц могут оказаться нарушенными. Между тем названная норма ни сама по себе, ни во взаимосвязи с другими оспариваемыми Ю.Ф. Ващенко нормативными положениями Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации конституционные права в указанном им аспекте не затрагивает, что является основанием для признания его жалобы в этой части не отвечающей критерию допустимости.

Соответственно, производство по жалобе Ю.Ф. Ващенко в части, касающейся оспаривания конституционности части седьмой статьи 49 УПК Российской Федерации, подлежит прекращению в силу пункта 2 части первой статьи 43 и статьи 68 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации».

1.3. Как следует из статей 74, 96 и 97 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации по жалобам граждан на нарушение их конституционных прав и свобод законом проверяет конституционность оспариваемых законоположений только в той части, в какой они были применены в делах заявителей, и принимает решение по делу, оценивая как буквальный смысл рассматриваемых законоположений, так и смысл, придаваемый им официальным и иным толкованием или сложившейся правоприменительной практикой, а также исходя из их места в системе норм.

Таким образом, предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации по настоящему делу являются взаимосвязанные положения пункта 4 части первой статьи 24 и пункта 1 статьи 254 УПК Российской Федерации, согласно которым уголовное дело подлежит прекращению (в том числе в судебном заседании) в связи со смертью подозреваемого или обвиняемого, за исключением случаев, когда производство по уголовному делу необходимо для его реабилитации, - применительно к случаям, когда с прекращением уголовного дела не согласны близкие родственники умершего.

2. Согласно Конституции Российской Федерации человек, его права и свободы являются высшей ценностью, а признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина - обязанностью государства (статья 2); достоинство личности охраняется государством, ничто не может быть основанием для его умаления (статья 21, часть 1); каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени (статья 23, часть 1). Возлагая на государство обязанность охранять достоинство личности, Конституция Российской Федерации гарантирует каждому судебную защиту его прав и свобод и возможность обжаловать в суд решения и действия (или бездействие) органов государственной власти и должностных лиц (статья 46, части 1 и 2), а также закрепляет, что каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда (статья 49, часть 1).

Эти права, как следует из статей 17 (часть 1) и 56 (часть 3) Конституции Российской Федерации, не подлежат ограничению, они признаются и гарантируются в Российской Федерации согласно общепризнанным принципам и нормам международного права, в том числе выраженным во Всеобщей декларации прав человека (статьи 7, 8, 10 и 11), Международном пакте о гражданских и политических правах (статья 14) и Конвенции о защите прав человека и основных свобод (статья 6), в соответствии с которыми каждый при рассмотрении любого предъявленного ему уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок компетентным, независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона; каждый обвиняемый в преступлении имеет право считаться невиновным, пока виновность его не будет доказана согласно закону.

2.1. Правосудие в Российской Федерации, согласно статье 118 (части 1 и 2) Конституции Российской Федерации, осуществляется только судом, в том числе посредством уголовного судопроизводства. При этом государство обязано гарантировать защиту прав как собственно участников уголовного процесса, так и всех тех, чьи права и законные интересы непосредственно затрагиваются при производстве по уголовному делу, в том числе обеспечивать им надлежащие возможности по отстаиванию своих прав и законных интересов на всех стадиях уголовного судопроизводства любыми не запрещенными законом способами.

Осуществляя соответствующее регулирование, федеральный законодатель - по смыслу статей 19 (части 1 и 2), 45, 46, 49 и 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации - правомочен как устанавливать ответственность за правонарушения, так и устранять ее, а также определять, какие меры государственного принуждения подлежат использованию в качестве средства реагирования на те или иные противоправные деяния и при каких условиях возможен отказ от их применения, обеспечивая тем самым как дифференциацию уголовной ответственности, так и восстановление прав и свобод лица, незаконно или необоснованно подвергнутого уголовному преследованию, и возмещение причиненного вреда.

Учитывая, что незаконное или необоснованное уголовное преследование - это одновременно и грубое посягательство на человеческое достоинство, непосредственным выражением конституционных принципов уважения достоинства личности, гуманизма, справедливости, законности, презумпции невиновности, права каждого на защиту, в том числе судебную, его прав и свобод применительно к личности подозреваемого (обвиняемого) являются возможность реабилитации, т.е. восстановления чести, доброго имени опороченного неправомерным обвинением лица, а также обеспечение проверки законности и обоснованности уголовного преследования и принимаемых процессуальных решений, в случае необходимости - в судебном порядке.

Из статьи 54 (часть 2) Конституции Российской Федерации, конкретизирующей общепризнанный правовой принцип №ullum crime№, №ulla poe№a si№e lege (нет преступления, нет наказания без указания на то в законе), во взаимосвязи с ее статьей 49, закрепляющей принцип презумпции невиновности, следует, что подозрение или обвинение в совершении преступления могут основываться лишь на положениях уголовного закона, определяющего преступность деяния, его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия, закрепляющего все признаки состава преступления, наличие которых в деянии, будучи единственным основанием уголовной ответственности, должно устанавливаться только в надлежащем, обязательном для суда, прокурора, следователя, дознавателя и иных участников уголовного судопроизводства процессуальном порядке. Если же противоправность того или иного деяния или его совершение конкретным лицом не установлены и не доказаны в соответствующих уголовно-процессуальных процедурах, все сомнения должны толковаться в пользу этого лица, которое - применительно к вопросу об уголовной ответственности - считается невиновным.

В силу названных принципов такое деяние не может не только влечь за собой уголовную ответственность и применение иных мер уголовно-правового характера, но и квалифицироваться в процессуальном решении как деяние, содержащее все признаки состава преступления, факт совершения которого конкретным лицом установлен, хотя бы это и было связано с ранее имевшим место в отношении данного лица уголовным преследованием. Тем более не может быть сделан вывод о виновности лица в совершении преступления на стадии возбуждения уголовного дела, когда сугубо предварительно, с целью определения самой возможности начать расследование решается вопрос о наличии в деянии лишь признаков преступления, когда еще невозможно проведение всего комплекса следственных действий по собиранию, проверке и оценке доказательств виновности лица в совершении преступления.

Соблюдение фундаментальных процессуальных гарантий прав личности, включая презумпцию невиновности, должно обеспечиваться и при разрешении вопроса о прекращении уголовного дела по нереабилитирующему основанию. Принимая решение об отказе в возбуждении или о прекращении уголовного дела на досудебных стадиях уголовного процесса, компетентные государственные органы должны исходить из того, что лица, в отношении которых прекращено уголовное преследование, виновными в совершении преступления либо (что равнозначно) в деянии, содержащем все признаки состава преступления, не признаны, а значит, и не могут быть названы таковыми - в конституционно-правовом смысле эти лица могут считаться лишь привлекавшимися к участию в уголовном судопроизводстве на соответствующей стадии ввиду выдвижения против них подозрения или обвинения.

Следовательно, федеральный законодатель - исходя из того, что конституционные права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом во имя публичных интересов уголовного судопроизводства только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства (статья 55, часть 3, Конституции Российской Федерации), - при решении вопроса о распределении бремени доказывания не вправе освободить органы уголовного преследования от обязанности обеспечить лицам, в отношении которых оно осуществляется, вытекающую из статьи 46 Конституции Российской Федерации возможность добиваться восстановления своих прав и подтверждения своей невиновности в соответствующих судебных процедурах, исправления возможных ошибок, допущенных при осуществлении уголовного преследования на всех стадиях уголовного процесса (в том числе на самых ранних), а значит, защиты их чести и достоинства, а также охраняемых законных интересов.

Между тем при прекращении уголовного дела в связи со смертью подозреваемого (обвиняемого) прекращается и дальнейшее доказывание его виновности, но при этом подозрение или обвинение в совершении преступления с него не снимается, - напротив, по существу, констатируется совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, конкретным лицом, от уголовного преследования которого государство отказывается по причине его смерти (что подтверждается, в частности, материалами дела, в связи с которым в Конституционный Суд Российской Федерации обратился гражданин С.И. Александрин). Тем самым такое лицо без вынесения и вступления в законную силу обвинительного приговора суда фактически признается виновным в совершении преступления, что может рассматриваться как несоблюдение государством обязанности обеспечить судебную защиту его чести, достоинства и доброго имени, гарантированную статьями 21 (часть 1), 23 (часть 1), 45, 46 (части 1 и 2) и 49 Конституции Российской Федерации, а лицам, чьи интересы могут непосредственно затрагиваться последствиями принятия решения о прекращении уголовного дела, - и доступ к правосудию (статья 118, часть 1, Конституции Российской Федерации).

2.2. Обращаясь к вопросу о правовой природе прекращения уголовного преследования по нереабилитирующим основаниям, гарантиях прав и законных интересов лиц, в отношении которых принимается такое решение, Конституционный Суд Российской Федерации пришел к следующим выводам: решение о прекращении уголовного дела не подменяет собой приговор суда и, следовательно, не является актом, которым устанавливается виновность обвиняемого в том смысле, как это предусмотрено статьей 49 Конституции Российской Федерации (Постановление от 28 октября 1996 года № 18-П); при выявлении такого рода оснований к прекращению уголовного дела лицо, в отношении которого уголовное дело подлежит прекращению, вправе настаивать на продолжении расследования и рассмотрении дела в судебном заседании, а в случае вынесения решения о прекращении уголовного дела - обжаловать его в установленном процессуальным законом судебном порядке; тем самым лицам, заинтересованным в исходе дела, обеспечивается судебная защита их прав и законных интересов в рамках уголовного судопроизводства (Постановление от 24 апреля 2003 года № 7-П).

Прекращение уголовного дела по нереабилитирующему основанию возможно лишь в том случае, если будут обеспечены гарантируемые Конституцией Российской Федерации права участников уголовного судопроизводства, что предполагает, в частности, необходимость получения согласия подозреваемого (обвиняемого) на прекращение уголовного дела: в силу принципа состязательности, на основе которого осуществляется уголовное судопроизводство (статья 123, часть 3, Конституции Российской Федерации), предполагается, что стороны самостоятельно и по собственному усмотрению определяют свою позицию по делу, в том числе в связи с вопросом об уголовной ответственности, а следовательно, если подозреваемый (обвиняемый) не возражает против прекращения уголовного преследования, нет оснований считать его права и законные интересы нарушенными решением о прекращении уголовного дела (при условии его достаточной обоснованности).

Если же лицо, в отношении которого ведется уголовное преследование, возражает против прекращения уголовного судопроизводства по нереабилитирующему основанию, ему должна предоставляться возможность (в рамках предусмотренных статьями 49 и 123 Конституции Российской Федерации гарантий) продолжения производства по уголовному делу и направления его в суд для рассмотрения по существу и тем самым - судебной защиты его прав, в том числе права на возможную реабилитацию. Такой подход согласуется с обязанностью государства охранять достоинство личности (статья 21, часть 1, Конституции Российской Федерации), которое, как неоднократно отмечал Конституционный Суд Российской Федерации, выступает основой всех прав и свобод человека и необходимым условием их существования и соблюдения (Постановления от 3 мая 1995 года № 4-П, от 15 января 1999 года № 1-П и от 20 декабря 2010 года № 21-П, Определение от 15 февраля 2005 года № 17-О).

3. В соответствии с частью второй статьи 27 УПК Российской Федерации прекращение уголовного преследования по основаниям, указанным в пунктах 3 и 6 части первой его статьи 24, статье 25, пункте 3 части первой статьи 27 и статье 28, которые сами по себе не влекут возникновение у подозреваемого (обвиняемого) права на реабилитацию в порядке главы 18 данного Кодекса, не допускается, если он против этого возражает, - в таких случаях производство по уголовному делу продолжается в обычном порядке.

Смерть подозреваемого (обвиняемого), как следует из части второй статьи 133 УПК Российской Федерации, устанавливающей круг лиц, имеющих право на реабилитацию, также не входит в число реабилитирующих оснований, дающих право на возмещение вреда, причиненного уголовным преследованием. При этом лицо, в отношении которого уголовное дело прекращается по данному основанию, в силу естественных причин лишено возможности защитить от умаления такие личные блага, как честь и доброе имя, путем выражения несогласия с прекращением уголовного преследования и требования продолжить производство по уголовному делу в обычном порядке. Что касается близких родственников умершего подозреваемого (обвиняемого) или каких-либо других заинтересованных лиц, то уголовно-процессуальный закон не предусматривает, что отсутствие согласия с их стороны на прекращение уголовного преследования может служить препятствием для принятия соответствующего решения.

Не предоставив указанным лицам надлежащих средств правовой защиты в таких исключительных случаях, законодатель, по сути, создал возможность неоднозначного истолкования, а следовательно, и произвольного применения пункта 4 части первой статьи 24 УПК Российской Федерации. Между тем, поскольку конституционное право на охрану достоинства личности распространяется не только на период жизни человека, оно обязывает государство создавать правовые гарантии для защиты чести и доброго имени умершего, сохранения достойного к нему отношения, что в свою очередь предполагает обязанность компетентных органов исходить из необходимости обеспечения близким родственникам умершего доступа к правосудию и судебной защиты в полном объеме, как это вытекает из статьи 46 Конституции Российской Федерации во взаимосвязи со статьей 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

При законодательном закреплении гарантий защиты памяти об умерших и сохранения достойного к ним отношения, которые не могут быть исключены из сферы общего (публичного) интереса в государстве, где человек, его права и свободы являются высшей ценностью (статья 2 Конституции Российской Федерации), нельзя не принимать во внимание наличие у заинтересованных лиц, прежде всего близких родственников умершего подозреваемого (обвиняемого), настаивающих на продолжении производства по уголовному делу, законного интереса, оправдывающего дальнейшее рассмотрение дела, который во всяком случае может заключаться в желании защитить как честь и достоинство умершего и добрую память о нем, так и собственные честь и достоинство, страдающие ввиду сохранения известной неопределенности в правовом статусе умершего в случае прекращения в отношении него уголовного дела по нереабилитирующему основанию. Кроме того, законный интерес этих лиц в случае реабилитации умершего подозреваемого (обвиняемого) может иметь и имущественный характер, связанный с возможностью возмещения понесенных им расходов, включая процессуальные издержки, суммы, затраченные на получение юридической помощи, расходы на лечение, а также убытков в виде упущенной выгоды (неполученные заработная плата и другие денежные средства, законной возможности получить которые реабилитированный лишился в результате действий дознавателя, следователя, прокурора и суда).

Аналогичного подхода придерживается Европейский Суд по правам человека, полагающий, что при решении вопроса о том, могут ли заинтересованные лица участвовать в производстве по делу вместо умершего заявителя, особое внимание следует уделять природе их намерений (решение от 15 ноября 2007 года по вопросу приемлемости жалобы А.А. Городничева против России).

При этом обеспечение гарантируемого Конституцией Российской Федерации права на судебную защиту нарушенных прав и законных интересов как самого умершего подозреваемого (обвиняемого), так и его близких родственников и других заинтересованных лиц обусловлено, как следует из правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации (Постановления от 23 марта 1999 года № 5-П и от 27 июня 2000 года № 11-П), не только формальным признанием лица тем или иным участником производства по уголовному делу, но и наличием определенных сущностных признаков, характеризующих его фактическое положение. Так, факт уголовного преследования конкретного лица и, соответственно, осуществления в отношении него обвинительной деятельности может подтверждаться актом о возбуждении уголовного дела, проведением следственных действий (обыска, опознания, допроса и др.) и иными мерами, предпринимаемыми в целях его изобличения или свидетельствующими о наличии подозрений против него. В случае если такое лицо скончалось до возбуждения уголовного дела (в связи с чем его нельзя привлечь к участию в деле в качестве подозреваемого по общим основаниям, указанным в части первой статьи 46 УПК Российской Федерации), не исключается, что вопрос о его виновности, по существу, ставился в предварительном порядке в ходе производства по уголовному делу (до момента прекращения либо отказа в возбуждении уголовного дела в связи со смертью этого лица) с целью фиксации признаков преступления в деянии - в той мере, в какой это возможно на соответствующей процессуальной стадии.

4. Как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, из принципа юридического равенства применительно к реализации конституционного права на судебную защиту вытекает требование, в силу которого однородные по своей юридической природе отношения должны регулироваться одинаковым образом; соблюдение конституционного принципа равенства, гарантирующего защиту от всех форм дискриминации при осуществлении прав и свобод, означает, помимо прочего, запрет вводить такие ограничения в правах лиц, принадлежащих к одной категории, которые не имеют объективного и разумного оправдания (запрет различного обращения с лицами, находящимися в одинаковых или сходных ситуациях); любая дифференциация, приводящая к различиям в правах граждан в той или иной сфере правового регулирования, должна отвечать требованиям Конституции Российской Федерации, в соответствии с которыми такие различия допустимы, если они объективно оправданны, обоснованны и преследуют конституционно значимые цели, а для достижения этих целей используются соразмерные правовые средства (Постановления от 24 мая 2001 года № 8-П, от 3 июня 2004 года № 11-П, от 15 июня 2006 года № 6-П, от 16 июня 2006 года № 7-П, от 5 апреля 2007 года № 5-П, от 25 марта 2008 года № 6-П и от 26 февраля 2010 года № 4-П).

Согласно статье 244 УПК Российской Федерации в судебном заседании стороны обвинения и защиты пользуются равными правами на заявление отводов и ходатайств, представление доказательств, участие в их исследовании, выступление в судебных прениях, представление суду письменных формулировок по вопросам, указанным в пунктах 1 - 6 части первой статьи 299 данного Кодекса, на рассмотрение всех иных вопросов, возникающих в ходе судебного разбирательства. В соответствии с частью второй статьи 246 и статьей 249 УПК Российской Федерации в судебном разбирательстве уголовных дел публичного и частно-публичного, а также частного обвинения, если уголовное дело было возбуждено следователем либо дознавателем с согласия прокурора, участие государственного обвинителя обязательно; судебное разбирательство происходит при участии потерпевшего, который также выступает на стороне обвинения.