«Виталий Григорьевич Павлов "Сезам, откройся!" Секретные миссии – ...»

Максимов укрепил свое положение не только в Аргентине, но и во многих других латиноамериканских странах. У него появилось много хороших друзей среди руководителей правительств, с ним охотно встречались президенты республик, он заимел обширные связи среди высших католических деятелей. Последнее и натолкнуло советскую внешнюю разведку на постановку перед этим разведчиком задания о личном ТФП в Ватикан и его разведывательные службы.

Мне довелось снова услышать о деятельности Максимова, когда я в 1949 году перешел на участок нелегальной разведки. Наш американо-английский отдел курировал его работу в Америке и готовил его перемещение в Европу.

Учитывая способности Максимова и его широкие возможности в Латинской Америке, ему было поставлено задание попытаться получить дипломатическое прикрытие при государстве Ватикан. При этом мы далеки были от мысли о высшей дипломатической должности. Но разведчик подготовил нам сюрприз.

В очередном докладе в Центр Максимов сообщил, что назначен полномочным послом одной из латиноамериканских республик и выезжает в Рим для вручения в Ватикане верительных грамот. Это было настоящим чрезвычайным событием, ибо еще никогда в истории внешней разведки ни одному нелегалу не удавалось заполучить такой высокий пост. Только Зорге смог стать неофициальным пресс-атташе германского посольства в Японии. И хотя нельзя сравнивать страны, но посол есть посол. Прежде чем докладывать руководству НКВД, то есть самому Берии, об этом факте, мы запросили Максимова об обстоятельствах его успеха. Он просто ответил, что в свое время оказал услуги одному видному латиноамериканскому эмигранту, а теперь этот эмигрант, вернувшись на Родину и став президентом, с готовностью согласился отплатить за ту прежнюю услугу.

При докладе Берии об успехе Максимова тот, на нашу и разведчика беду, хорошо запомнил это, что привело к третьему, наиболее неприятному своими последствиями переломному периоду в жизни Максимова.

По прибытии в Ватикан Максимов был приятно удивлен, встретив там ряд своих американских знакомых. При их дружелюбном содействии он быстро завел интересные связи в дипломатическом корпусе. Они же ввели его в высшие ватиканские круги, в том числе у него появились первые знакомства среди лиц, имевших отношение к разведывательной службе Ватикана. У Максимова появились реальные возможности приблизиться к цели своего пребывания в католическом центре. Но шел 1952 год, Максимов получил указание Центра получить аккредитацию послом также и в Югославии. Как оказалось, это не представило каких-либо трудностей для разведчика.

На очередной встрече с ним ему по указанию Берии поручили тщательно изучить окружение Тито и обстановку около президента во время различных приемов.

Это последнее поручение, исходившее от самого министра, страшно насторожило нас. Имею в виду как себя, так особенно и Максимова. Он почувствовал неблагоприятное направление, которое приобретает его «югославская миссия». Но мне временно пришлось расстаться с Максимовым. Он вновь был изъят из моего ведома, так же, как и его досье, которые забрал себе мой начальник А. Коротков. При этом он кратко бросил: «По указанию Берии».

Последняя телефамма, которую я посылал в Вену, содержала указание нашему представителю в венской резидентуре вызвать на встречу Максимова и передать ему задание, которое было зашифровано его личным шифром, поэтому о содержании этого поручения я смог узнать только по возвращении разведчика от него самого, причем уже после разоблачения Берии.

Как рассказывал мне сугубо доверительно Максимов, в телеграмме ему задавался вопрос, показавшийся ему смертельно опасным: может ли он, судя по обстановке вокруг Тито, выполнить важное, но и опасное поручение. Имея мексиканский опыт, Максимову не составило труда домыслить, о каком опасном поручении могла идти речь. Одновременно тот же прошлый опыт подсказал ему, что отказ от такого задания для него мог означать только одно — конец не только его разведывательной карьеры, но и жизни.

Поэтому он мобилизовал все свое красноречие, чтобы привести убедительные доводы не в пользу, а в опровержение такой возможности, ссылаясь на якобы отсутствие у него условий для выполнения задания. В результате получения от него такого явно уклончивого ответа через пару недель последовал приказ Короткова дать телеграмму Максимову о срочном выезде домой, без какой-либо подготовки его загадочного исчезновения сразу из двух дипкорпусов — ватиканского и югославского. Короче, бросить все, забрать жену и ребенка и быть в самое кратчайшее время в Центре.

Читатель легко может представить себе, в каком положении оказался разведчик. Но дисциплина прежде всего.

Хотя я пытался убедить Короткова в том, что так мы теряем блестящего, одного из наших лучших разведчиков, не говоря уже о не менее блестящем прикрытии для ведения разведки против Ватикана, он отрезал: «Приказ самого Берии».

Когда вскоре у нас появился крайне удрученный случившимся Максимов, он был без промедления направлен к Короткову. У них состоялась длительная беседа с глазу на глаз. Из ее содержания Максимов, как он строго конфиденциально сообщил мне, понял, что устанавливался факт, насколько Максимов мог понять характер готовившегося для него задания. Почувствовав в этом главную опасность, он сделал все, чтобы убедить Короткова, что даже не размышлял над этой проблемой, ожидая какого-то разведывательного поручения. Причиной его отказа были состояние здоровья его самого, жены и ребенка.

Как позже мне стало известно со слов Короткова, уже после казни Берии, последним ему было приказано выяснить, не понял ли Максимов, что речь могла идти о каком-то акте, направленном против жизни Тито. Коротков, в свою очередь, доложил о результате беседы с Максимовым так, чтобы снять с последнего подозрения. В итоге Берия приказал немедленно уволить Максимова со службы в разведке.

Так печально закончился третий переломный момент в судьбе одного из уникальных наших разведчиков. Но Максимов не сдался. Он проявил необыкновенную волю и смог в новых, незнакомых условиях нашей гражданской действительности пробить себе дорогу в научных кругах. Действуя совершенно самостоятельно, без какой-либо помощи со стороны КГБ, он весьма продуктивно использовал запас своих знаний латиноамериканских проблем и католицизма, выдвинулся в сложной научной среде, добился докторской степени, а затем и приема в члены-корреспонденты Академии наук СССР.

Своей деятельностью он оставил глубокий след в истории советской внешней разведки. Максимов доказал возможность агентурного ТФП даже в такой чрезвычайно закрытый объект, как Ватикан и его разведслужбы. И не его вина, что эта операция не была успешно завершена.

И вот уже после того, как Максимов ушел из жизни, появился ревнитель справедливости, стремящийся разоблачить образ Сталина, которого он сам в прошлом, взбираясь по научной лестнице, не раз украшал в своих трудах званием великого полководца. Не гнушаясь стремлением заодно опорочить других, не в пример ему невольных исполнителей злой воли вождя, он вытаскивает из партийных архивов документы и сразу же публикует очередное сенсационное открытие, при этом даже не делая попыток справиться, все ли он правильно понимает в разысканном им документе (Волкогонов Д. Несостоявшееся покушение. Известия, № 100. 1993, 11 июня).

Ведь так, на основе скупых записей в архивных бумагах, можно ненароком опорочить доброе имя невинных людей. Но нет. Раз в рапорте из КГБ на имя Сталина упоминается фамилия Максимова, он считает, что вышеупомянутый, причем под настоящей фамилией — Григулевич И. Р., сам такой же негодяй, как Сталин. А ведь Максимов-Григулевич ничего не знал и не мог знать, о чем пишется в рапорте. Если же знал бы, то, наверное, давно бы не жил и никогда не смог бы стать членом-корреспондентом Академии наук, ибо был бы уничтожен, как опасный свидетель бериевских интриг и мрачных замыслов.

Спрашивается, почему такой числящийся маститым ученый мог так легко отнестись к использованию архивных материалов? Что он, зарабатывал в новых условиях новую репутацию у новых руководителей?

Был бы жив Максимов, он подал бы на автора публикации в суд за оскорбление его личности.

Нет. Григулевич И. Р. ценой большого риска для жизни не позволил замарать свое имя возможным соучастием в новом преступлении Берии. И это у меня вызывает еще большее уважение к разведчику-профессионалу высшей пробы Максимову.

ТФП АГЕНТУРЫ В НАТО

После того как наша первая попытка в операции «Сирена» «похозяйничать» в американском посольстве завершилась успешно, я стал нацеливать резидентуру на поиски возможностей проведения операции ТФП в другие дипломатические представительства в Австрии.

Пока же наше основное внимание сосредоточивалось на агентурных мероприятиях, подборе и подготовке агентов для внедрения в интересовавшие нас объекты в ФРГ. Все больше внимания внешней разведки направлялось также на НАТО, задачи по агентурному ТФП в эту организацию все настойчивее ставились Центром перед нашей резидентурой. Учитывая, что Западная Германия, являвшаяся для венской резидентуры основным направлением разведывательной деятельности, играла все большую роль в НАТО, создавались реальные возможности решить и эту задачу.

В этой работе нами учитывался небезуспешный опыт советской внешней разведки и союзных разведок стран-участниц Варшавского Договора, и среди них наиболее успешно действовавшей разведки ГДР. Для читателей интересно познакомиться с некоторыми примерами, которые получили известность на Западе.

Для того чтобы у читателя не создавалось ложного впечатления, что я отдаю предпочтение ТФП в их безагентурном варианте и считаю их чуть ли не главной формой или видом разведывательной деятельности, хочу подчеркнуть, что самым универсальным видом решения разведывательных задач, безусловно, является агентурная работа, агентурное проникновение в интересующие разведку объекты.

Классический же вид ТФП без участия агентуры имеет не только свои важные преимущества, но и большие сложности. В текущей практике любой спецслужбы, так же, как и внешней разведки, повседневная деятельность сосредоточивается на агентурном проникновении в любого вида объекты. Даже такая выдающаяся операция ТФП, как «Карфаген», оказалась возможной благодаря использованию агента. И даже таких смешанного вида ТФП у нашей внешней разведки было немного, а агентурных проникновений большого калибра и исключительного успеха только на моей памяти было несколько десятков.

Значение НАТО как центра сосредоточения замыслов наших западных противников периода «холодной войны» подчеркивать, очевидно, не требуется. Это определяло и самые жесткие меры безопасности, принимавшиеся западными спецслужбами для защиты секретов НАТО, разрабатывавшихся там военных и политических планов, направленных против ОВД.

Оговорюсь, что разведка по НАТО не входила в мою компетенцию в период нахождения на посту заместителя начальника ПГУ, но явилась объектом первостепенного разведывательного интереса венской резидентуры, когда я руководил ею в 60-е годы. Однако из того, что делалось по этому объекту во внешней разведке, многое мне было известно. В этой области были впечатляющие примеры успешных операций. Среди них наиболее характерными явились упомянутое мною внедрение парижской резидентурой агентов Жоржа Пака, X. Д. Хамблетона, а также ряда агентов разведок ГДР, Чехословакии и других стран Восточной Европы.

Сотрудничество Ж. Пака с внешней разведкой началось еще в период второй мировой войны. Он был завербован в 1943 году, когда являлся сотрудником военной администрации де Голля. В основе его сотрудничества с внешней разведкой лежали не идеологические и не материальные интересы, а тщеславное желание агента играть заметную роль в мировых событиях.

Под руководством советских разведчиков, используя близость к де Голлю, Пак быстро продвигался по служебной лестнице, работая в аппаратах министров послевоенной Франции, являлся советником и директором правительственных кабинетов.

С возвращением к руководству страной де Голля в 1958 году Пак получил пост в Генштабе Франции, в 1962 году по рекомендации нашей разведки перешел в НАТО и стал передавать важнейшую разведывательную информацию. От него пошел поток главным образом военных материалов особой важности: планы НАТО в отношении СССР и стран социалистического содружества оборонного и политического характера, концепции войны, замыслы по Западному Берлину, материалы западных спецслужб, мобилизационные планы НАТО по Западной Европе и другие.

Когда в 1963 году Пак был арестован в результате предательства Голицына, западные спецслужбы назвали его «самым крупным советским шпионом, когда-либо разоблаченным во Франции» (Вольтон Т. КГБ во Франции. М.: Прогресс, 1993, с. 212).

При описании операции «Карфаген» я упоминал о совпадении по времени ее осуществления с наиболее интенсивным периодом работы парижской резидентуры с агентом Паком. Именно тогда, в 1963 году, двадцатилетнее сотрудничество Пака с советской внешней разведкой достигло своего апогея, он снабжал ее огромным количеством ценных разведывательных материалов из этой весьма агрессивной в отношении нашего государства в разгар «холодной войны» организации Запада.

Конечно же, информация Пака по НАТО не могла сравниться с той, что добывалась в результате операции «Карфаген» как по военным проблемам, так и по НАТО.

Однако здесь уместно отметить, что ценность материалов из американского диспетчерского центра при всей их исключительной важности, в свою очередь, не могла сравниться с разведывательной информацией, которую предоставлял по аналогичным проблемам живой человек, агент Пак, сопровождая материалы своими сообщениями, комментариями и оценками.

Ведь в изложенных документах и планах, замыслах их авторов еще не вскрывалось то, как эти намерения реализуются, как к ним относились европейские военные и политические союзники США, какие возникали при этом коллизии, особые мнения, возражения и прочее. То есть человеческий фактор в разведывательной деятельности является важным, и никакие «мертвые» материалы в виде документов, планов, переписки еще не являются достаточными для вскрытия всей глубины их содержания и знания реальности претворения их в жизнь главными участниками излагаемых событий.

Так, в период берлинского кризиса 1961 года именно Жорж Пак передал советской внешней разведке план западных властей на случай обострения обстановки вокруг Берлина. Из переданных Паком материалов была ясна та граница действий советских и гэдээровских властей, включая возведение Берлинской стены, до которой Запад не будет готов пойти на обострение.

Из этого следует, что такая комплексная разведка, которую вела парижская резидентура по НАТО, была максимально эффективной и исчерпывающе достоверной.

Хотя Пак к концу 1963 года прекратил свою работу, у нас оставались иные агентурные возможности, как у самой парижской резидентуры, так и других резидентур советской внешней разведки и разведок союзных государств, в первую очередь, гэдээровской разведки, чехословацкой и других.

Добавлю, что начало работы в НАТО Ж. Пака в 1962 году явилось как бы продолжением не менее эффективной работы по этой организации другого агента внешней разведки Хью Дж. Хэмбелтона, проникновение которого в НАТО было успешно осуществлено в 1956 году и продолжалось целых пять лет по 1961 год включительно.

Хэмбелтон был завербован в начале 50-х годов, под руководством парижской резидентуры он завершил свое образование, защитил докторскую диссертацию по экономике в Париже и смог внедриться в НАТО. Поступив туда на работу и руководствуясь указаниями разведчиков, он уже через полгода получил доступ к секретным материалам НАТО и начал поставлять большое количество важной разведывательной информации. Передав в общей сложности за пять лет более тысячи документов первейшей важности, он ознакомил советскую внешнюю разведку с важнейшими секретами НАТО в тот период острой «холодной войны».

Немаловажным моментом повышения ценности разведывательной информации, добытой через Хэмбелтона, было то, что о его сотрудничестве с внешней разведкой узнали на Западе только спустя 18 лет после его ухода из НАТО, когда в 1979 году он был арестован англичанами. Поэтому, естественно, для западных спецслужб все это время было неизвестно, что конкретно из секретов НАТО оказалось в распоряжении советского правительства.

Невозможным оказалось для Запада точно установить это и после ареста агента, даже с его помощью, из-за давности лет. Ущерб для себя Запад смог оценить только в общей форме. Так что в этом отношении агентурная операция ТФП Хэмбелтона в НАТО оказалась равноценной безагентурной.

Интенсивность работы Хэмбелтона по передаче парижской резидентуре материалов НАТО видна на том, что, как сейчас стало известно англичанам от самого агента, для ускорения обработки и возвращения передававшихся агентом материалов, парижская резидентура организовала передвижную, на автомашине, фотолабораторию, которая подъезжала поближе к месту работы Хэмбелтона. В ней разведчик, можно сказать, «на месте» снимал фотокопии с объемистых документов и быстро возвращал их агенту для скорейшего водворения на место их хранения, сокращая возможность случайного обнаружения их отсутствия.

Союзнические нам разведки также интенсивно работали по агентурному ТФП в НАТО. В этом направлении им удавалось достигать успехов, в результате увеличились информационные возможности и у нашей внешней разведки, осуществлявшей с ними взаимный обмен разведывательными материалами.

Наибольшего успеха в этой области добилась разведывательная служба ГДР.

Помню, как в западногерманской прессе в 1980 году сообщалось о так называемой «агентуре любви», об агентах-секретаршах, работавших в различных западноевропейских учрождениях, завербованных восточногерманскими вербовшиками в результате любовной связи.

Так, например, в феврале 1979 года в Бонне была арестована Ингрид Гарбе, секретарь политического советника западногерманской делегации в НАТО, как агент разведки ГДР. Это вызвало большое волнение и опасения в Бонне, тем более что за три недели до этого другая немка, Урсула Лоренцен, помощник директора по операциям Совета НАТО, агент разведки ГДР под псевдонимом «Мозель», убежала из Брюсселя в Восточный Берлин, увезя с собой большое количество сверхсекретных документов. Этому «любовному» направлению деятельности разведки ГДР я уделю отдельный раздел в дальнейшем.

Уже после того как ГДР перестала существовать в качестве самостоятельного государства в 1990 году, появилось много других сообщений об успешном проникновении агентов ГДР в важные учреждения и центры Запада. В том числе упоминался агент Топаз — Рейнер Рупп — и его жена-англичанка Кристин-Анн под псевдонимом Тюркис, арестованные в Брюсселе 31 июля 1993 года.

Топаз и Тюркис оба совершили успешную операцию ТФП в НАТО. Топаз, начав работать в экономическом отделе политического департамента НАТО, стал регулярно поставлять сверхсекретную и суперценную разведывательную информацию. В свою очередь, Тюркис работала в Комитете военного планирования НАТО. Добываемая супругами информация сверялась и перепроверялась на семейном совете и затем направлялась в ГДР. Кроме того, Тюркис работала затем в отделе по проверке благонадежности сотрудников НАТО, что использовалось спецслужбами ГДР для обеспечения безопасности других агентов восточных разведок, проникавших в НАТО.

ТФП в НАТО этого семейного дуэта было большим успехом разведки ГДР и существенно дополняло информационные возможности по НАТО нашей внешней разведки.

За 12 лет активной разведывательной работы, с 1977 по 1989 год, эта супружеская пара «кротов» ГДР в НАТО переправила в Центр десять тысяч совершенно секретных документов по вопросам экономического, политического и военного характера. Интересно отметить успешную последовательность работы агентов ГДР в НАТО: до 1979 г. в течение десяти лет там действовала агент Мозель; сразу после нее включились в полноценную информационную работу Топаз и Тюркис. Причем как Мозель, так и Топаз, по оценке БНД, были блестящими примерами успешного ТФП разведки ГДР в НАТО, нанесшего огромный ущерб безопасности этой организации.

В 1994 году Топаз был приговорен к 12 годам тюремного заключения, а Тюркис к 22 месяцам тюрьмы условно (Ланский В. Агента «Штази» по кличке «Топаз» помогло раскрыть ЦРУ. Известия. 1993, 4 и 21 августа).

Эти примеры рождали у меня «добрую зависть», профессиональное желание и здесь, в Вене, найти возможность организовать ТФП, достойное подражания.

Бродя по венским улицам, я порою проходил мимо знакомых мне по адресному справочнику зданий иностранных дипломатических представительств, невольно прикидывая в уме, как можно было бы осуществить ТФП в одно из них.

Может быть, под влиянием слов нашего замечательного поэта Ф. Тютчева: «Есть некий час, в ночи, всемирного молчания» — мне нравилось рассматривать город в ночную пору, когда с улиц исчезала вечная дневная суета, прекращалось шумное движение транспорта. В такие часы «всемирного молчания» здания как бы выступали во весь свой рост и можно было без помех и не спеша рассмотреть их во всех подробностях. Многие архитектурные детали выступали на казавшихся днем гладкими и серыми стенах, задерживали на себе изумленный взор. Многие из них, особенно старинной постройки, являли собой какое-то спокойное достоинство, подчеркивая незыблемость своих крепко вросших в землю фундаментов, свое презрение к нашей человеческой суетливости.

Я неизменно любил проходить мимо Карлскирхе, расположенного недалеко от посольства, любуясь на вычурный силуэт этого собора на фоне темного неба. Перед его горделиво вознесшимся куполом, как бдительные часовые, возвышаются две монументальные колонны, почти у подножья которых красуется украшенный рядом малых колонн главный портал.

Эти две колоннады, обвитые винтообразно поднимающимися от основания к вершинам полосами, живо напоминал мне Рим. Там, стоя среди древних руин, я с немым восхищением разглядывал великолепную троянскую колонну-памятник, вокруг корпуса которого также винтообразно устремлялась вверх нескончаемая панорама с изображениями событий римской истории.

Да и купол Карлскирхе напоминал мне собор Святого Петра в Ватикане. Глядя на этот собор, я вспоминал древнейшие памятники римской архитектуры, на которые я не уставал смотреть, думая о судьбе тех римских цезарей и императоров, которые пару тысячелетий тому назад жили среди дворцов, от которых теперь остались лишь руины. А величественное творение безымянных мастеров — римских рабов — продолжает возвышаться над руинами.

Так же и в Вене, правители бывшей Австро-Венгерской империи оставили память о своей эпохе. И хотя их памятники не столь исторически значимы, как римские, но они не безымянны, и человечество сохраняет имена их творцов.

Восхищаясь собором Святого Стефания, куда мы заглядывали с женой послушать органную музыку, наблюдая в вечернее время очертания собора Святого Фотия, освещенные прожекторами, их остроконечные шпили на фоне ночного неба, мы часто размышляли об авторах этих творений, выражавших в них не только идеи церковных заказчиков, но и свои собственные думы и замыслы.

Думалось мне в эти моменты и об участниках, а подчас и авторах событий прошлого, попавших во всемирную историю. Дела их казались мне более значимыми, а события куда более величественными, чем наша современная действительность.

Мое сегодняшнее стремление добывать чужие секреты, также являющиеся порождением сегодняшнего дня, казалось никчемным, малозначимым элементом общей истории, о котором не принято петь гимны. Вот и тогда, в прошлом, и в Римской, и в Австро-Венгерской империях была разведка, которая порою совершала чудеса, выполняя задачи, поставленные ее хозяевами. А как мало мы знаем об этом!

Но разве так уж незначительна в жизни народов и для их истории роль разведки? Добывать правдивую информацию о текущих и грядущих событиях, помогать своему государству крепить оборону, вскрывая враждебные замыслы, опасные для блага твоего народа, — разве не является это активным участием в историческом процессе, достойным народной памяти?

Пусть об этом не сохранится конкретной памяти, зафиксированного историей следа, но общество должно знать, что в фундамент, на котором будет и далее развиваться мир, закладывается и наш кирпичик.

Облик ночной Вены, молчаливые камни зданий, которые излучают из своих затвердевших форм немеркнущие мысли прошлого, вливали в меня еще большую решимость преуспеть в намеченных планах и операциях.

Одна из таких операций зрела в моей голове и была нацелена на один мало заметный особняк, построенный еще в прошлом столетии, в царствование Марии-Терезии. Вернее. не на сам особняк, а на те тайны, которые в нем скрывались.

ОПЕРАЦИЯ «ОЛИМП»

Вскоре после вступления в должность руководителя венской резидентуры советской внешней разведки очередной почтой я получил только «для личного сведения» резидента ориентировку о том, каких государств шифрдокументы требовались для нашей криптографической службы. Документ был кратким, в нем в порядке важности перечислены капиталистические страны. При этом предлагалось в дальнейшем всю шифрованную переписку по теме шифров вести без упоминания национальной принадлежности, указывая только номера в соответствии с указанным перечнем.

Зная, какое первостепенное значение во внешней разведке придавалось добыче иностранных шифрдокументов и информации об используемых западными государствами криптографических аппаратах и электронном оборудовании, я наметил рабочий план предварительных мероприятий по изучению венского дипломатического корпуса. В нем намечалось тщательно изучить те иностранные объекты, посольства, консульства и торговые представительства, которые относились к государствам, указанным в ориентировке Центра.

При этом, зная об операции «Карфаген», а также имея опыт операции «Сирена», я наметил изучение возможности ТФП в любом из вариантов: классическом и без участия агентов; смешанной операции с изъятием документов при помощи агентуры, по типу операции «Карфаген»; и, наконец, ТФП в хранилища шифров только через агентуру.

В указанных целях, исходя из требования максимальной конспирации, пока не привлекая других разведчиков, я лично просмотрел весь агентурный и оперативный аппарат резидентуры. Выяснил, что имевшийся у нас надежный агент Эн, работавший в австрийской госполиции, имел естественный доступ к служебным архивам, относившимся к иностранным объектам. Через него представлялась возможность собрать подробную информацию об интересовавших резидентуру в указанном плане иностранных посольствах.

В целях зашифровки перед агентом нашего конкретного интереса, через разведчика, руководившего агентом Эн, было поручено собрать все возможные сведения об обстановке вокруг двух десятков иностранных дипломатических представительств, включая и те шесть-восемь, фигурировавших в указаниях Центра.

Через ряд других агентов, вращавшихся в дипломатических кругах или работавших на технических, подсобных должностях в отдельных посольствах, таких, как наш агент Амур, участвовавший в операции «Сирена», резидентура приступила к изучению работы интересовавших нас представительств. При этом уделялось внимание тому, как ведут себя главы этих учреждений в выходные и праздничные дни, кто в нерабочее время остается в служебных помещениях, когда послы и другие ответственные дипломаты выезжают на более или менее длительное время из страны, например, в отпуска.

Одновременно ряду разведчиков, в первую очередь, имевших опыт наружного наблюдения, я поручил провести наблюдение за зданиями интересовавших меня посольств, установить обстановку в их ближайшем географическом окружении, посты полицейских, режим дорожного движения и прочее.

В результате такого подготовительного изучения я смог отобрать три объекта, значившиеся в ориентировке под номерами 2, 4 и 5, которые представлялись наиболее оптимальными с точки зрения возможности осуществления операции ТФП первого или второго вида.

Одновременно резидентура работала по подбору кандидатов для возможного агентурного ТФП в указанные объекты по третьему варианту.

Понимая все особые трудности ТФП без какого-либо участия агентуры, в центр была направлена просьба выяснить через другие резидентуры внешней разведки, в первую очередь в странах, обозначенных номерами 2, 4 и 5, о том, нет ли у них агентурных возможностей в МИД этих стран для получения интересовавших нас сведений о кадрах, работавших в Австрии в их представительствах. Нас интересовали возможные наводки на кого-либо в объектах 2, 4 и 5, об оценке послов, руководителей секретно-шифровальных отделов посольств (СШО) и т. д.

Совершенно неожиданно из Центра поступило сообщение, что резидентура внешней разведки в стране № 2 имеет проверенного агента — технического сотрудника министерства иностранных дел Гермеса. Агент однажды сообщал резидентуре, что его уговаривали выехать на работу техническим работником в какое-нибудь посольство. Гермес по специальности электротехник и освоил электронное оборудование дипломатических представительств, в том числе и используемые ими сигнальные и защитные устройства.

Естественно, мы доложили Центру, что посольство № 2 по проведенной нами проверке может явиться объектом нашего ТФП. Поэтому настоятельно просили поручить резидентуре в стране № 2 принять меры к тому, чтобы Гермес постарался выехать в Австрию.

Мы продолжили поиск подходящих кандидатов для привлечения к участию в ТФП. А через несколько месяцев на столе у меня появилась телеграмма из Центра, зашифрованная личным шифром резидента. Через полчаса я читал: «Гермес направляется МИД № 2 в Австрию. Условия связи с ним высылаем почтой. Продолжайте тщательное изучение объекта № 2 с известной вам целью. Шеф».

Лучшего сообщения из Центра я давно не получал. Начинался напряженный процесс подготовки и затем осуществления ТФП в посольство № 2, которое мы будем именовать «Олимпом». Со сложностями этого процесса я познакомился на операции ТФП «Карфаген». Операция «Олимп» оказалась для меня первой проверкой на практике накопленного до этого теоретического опыта в этой захватывающей области разведывательной деятельности. Предстояло держать сложный экзамен.

Агент Гермес, как показало его участие в операции «Олимп», не зря носил этот псевдоним. Его ловкость, сообразительность и способности были под стать его греческому мифическому предшественнику.

По ориентировке Центра Гермес был проверенным в сложных заданиях агентом. Резидентура № 2 прочила продвинуть его на дипломатическую должность. Шансы такого продвижения Гермеса были довольно реальными благодаря тому, что он являлся родственником одного из руководителей ведомства иностранных дел, протекцией которого агент как раз и воспользовался для получения назначения в посольство в Австрии. Это обстоятельство было нами использовано в интересах ускорения операции ТФП.

Гермес имел высшее техническое образование, но тяготел к дипломатии. Был холост, так как не желал осложнять семейными заботами свое положение до получения перспективной службы.

Учитывая сложность руководства агентом в процессе подготовки и осуществления операции «Олимп», я решил поручить эту задачу одному из наиболее опытных разведчиков контрразведывательного направления в резидентуре Петру. Предупредил Петра, что он должен решать все вопросы работы с Гермесом только лично со мной и делать это максимально самостоятельно, без привлечения других сотрудников резидентуры. Петр стал готовиться к установлению связи с Гермесом.

Для того чтобы Петр понимал важность работы с Гермесом и ответственно подходил к обеспечению безопасности встреч с этим агентом, я раскрыл ему замысел проведения с помощью Гермеса операции ТФП с целью изъятия шифров из «Олимпа». При этом указал ему на два возможных варианта: первый, после тщательного изучения обстановки внутри «Олимпа» и получения максимально достоверных сведений о системе охраны СШО посольства помочь физическому проникновению туда нашим спецагентам с тем, чтобы произвести вскрытие сейфов и копирование содержащихся там шифрдокументов; второй, произвести все эти операции с помощью Гермеса, тщательно инструктируя его, то есть примерно по схеме использования агента в операции «Карфаген».

Второй вариант, естественно, был для нас предпочтительнее, но значительно сложнее, так как совершенно неизвестным оставалось, сможет ли Гермес приблизиться к СШО, причем настолько близко, чтобы изучить действующие там охранные и защитные преграды, начиная с системы сигнализации, замков и запоров на входных дверях и кончая системой сейфов, в которых хранятся шифры.

Окончательное решение, какой вариант станет для нас рабочим, мы оставляли до знакомства с Гермесом, а через него — с внутрипосольской обстановкой в «Олимпе».

Место встречи с Гермесом было сообщено нами ранее в Центр вместе с условиями явки, поэтому Петр смог заранее разработать маршрут выхода на встречу, включающий особые меры безопасности, перепроверки на предмет выявления возможного наружного наблюдения со стороны противника.

По условиям встречи Гермес через месяц после приезда в Австрию должен был начать появляться в обусловленном пункте каждую вторую субботу месяца. По нашим расчетам, первая встреча с ним Петра должна состояться в начале мая, но агента на встрече не оказалось. Тот же результат ожидал нас в июне. Петр стал беспокоиться и предложил осторожно проверить в госполиции через агента Эн факт приезда Гермеса в страну. Однако я решил воздержаться, чтобы не подвергать опасности расшифровки наш интерес к агенту и к «Олимпу» даже перед таким проверенным агентом, как Эн. Решение оказалось правильным, Гермес вышел на встречу в июле, и наша работа с ним началась в форсированном темпе.

К этому времени мы уже обстоятельно разобрались во внешнем облике «Олимпа». В общих чертах это было трехэтажное здание старинной постройки не без претензий на архитектурное мастерство. К «Олимпу» примыкал тенистый сад, доступ в который мимо въездных ворот перед парадным подъездом «Олимпа» был довольно простым. Через невысокую металлическую ограду с боковой улочки можно было под покровом ночи без особых трудностей оказаться в саду, в тени старинных ветвистых каштанов, создающих плотную тень.

Основной подъезд выходил на довольно оживленную улицу, рядом находился постоянный полицейский пост. Помимо главного, парадного входа, в здании имелась одна дверь, постоянно запертая и не освещенная в ночное время. По нашему предположению, это был запасной выход. Рядом с дверью на уровне второго этажа имелось небольшое окно, постоянно занавешенное изнутри шторой. Заметить, была ли там решетка, снаружи не удалось. Все окна первого этажа имели прочные с виду металлические решетки. На окнах второго и третьего этажей их не было видно, однако наличие решеток не исключалось, особенно если где-то там размещалось СШО.

Уже на первой встрече Гермес обрадовал нас сообщением, что в «Олимпе» он встретил знакомого шифровальщика, который знал о его родстве с шефом в МИДе на родине и встретил его приветливо. Это счастливое для нас обстоятельство создавало реальные предпосылки приближения агента к помещению СШО. Гермес информировал, что, как он и ожидал, ему поручили обеспечивать все электронное хозяйство «Олимпа», включая охранную сигнализацию, освещение, работу телетайпа и телевизоров. Кроме того, советник посла предупредил его, что он будет пару раз в месяц дежурить в СШО в дневное время, во время отсутствия там шифровальщика.

Поскольку в дальнейшем развитии операции ТФП шифровальщик будет часто фигурировать в моем рассказе, назовем его для удобства Бахусом, чтобы он органично вписывался в обитель мифических богов и посла — Зевсом, как хозяина Олимпа.

Гермес проинформировал Петра, что в «Олимпе» на третьем этаже постоянно проживает только посол. Дежурство возле парадного входа в дневное время постоянно несет специальный швейцар-охранник. После его ухода включается сигнализация, за включение и выключение которой отвечает дежурный вахтер, который постоянно находится в небольшом помещении вблизи главного входа в здание. Действующая охранная сигнализация СШО, а также на всех окнах первого и второго этажей находится под его контролем. Включать и выключать ее в СШО имеет право только Бахус.

Имеющийся в «Олимпе» выход в сад постоянно закрыт изнутри на засов со специальным замком, ключ от которого хранится в СШО у Бахуса.

Петр поручил Гермесу составить детальный план «Олимпа» с указанием всех мест размещения его сотрудников, наиболее подробно описать СШО и расположение там предметов мебели, сейфов, наличие каких-либо аппаратов (шифрмашин, телетайпа, телефонов), схему охранной сигнализации.

Агенту было поручено идти на максимальное сближение с Бахусом, выяснить режим его работы, поведение вне службы, увлечения и хобби, слабости характера.

Некоторое время спустя Гермес уже мог доложить, что он близко сошелся с Бахусом, которого привлекала возможность пользоваться автомашиной Гермеса, на которой агент прибыл в Австрию. Гермес установил, что Бахус любит итальянское вино, охотно принимает приглашения агента на чашку кофе с рюмкой вина и вообще делится с ним своими интересами и проблемами. Так, он жаловался, что, являясь единственным шифровальщиком, лишен возможности воспользоваться отпуском даже во время отсутствия посла. При этом сообщил, что посол все праздники проводит в Швейцарии, где у него есть хорошие друзья. Там он иногда проводит до двух недель.

Сообщая эти сведения, Гермес отметил, что было бы целесообразно попробовать подсказать Бахусу, что он — Гермес — в свое время на специальных курсах знакомился с техникой шифрования и даже имел предложение стать кадровым шифровальщиком, но отказался. Он мог бы под руководством Бахуса быстро освоить шифровальное дело, чтобы на короткое время, пока не будет посла, подменить Бахуса и дать ему возможность передохнуть после тяжелой работы.

Петр одобрил идею агента, добавив, что можно предложить Бахусу воспользоваться во время отпуска его машиной, если Бахус согласится съездить на ней в Италию, и привезти «беспошлинно», как дипломат, вина себе и для Гермеса. Агент подтвердил, что он убежден в согласии Бахуса на такую сделку.

Одобрив действия Петра, я предложил ему готовить в случае положительной реакции Бахуса и посла осуществление ТФП по второму варианту.

В течение сентября-октября наш план получил определенные очертания. Агент преуспел в укреплении своих отношений с Бахусом. К концу октября в ответ на предложение Бахуса посол «Олимпа» направил в свою столицу запрос на согласие временно использовать Гермеса в качестве шифровальщика по совместительству, то есть без дополнительных расходов МИДа. Согласие было получено без задержки, чему способствовало письмо Гермеса своему родственнику с просьбой помочь ему хоть немного приобщиться таким образом к «дипломатической» деятельности.

В течение первой половины ноября Гермес не только успешно освоил уроки, данные ему Бахусом, но под его наблюдением самостоятельно зашифровал и расшифровал ряд телеграмм посла, присовокупив к своим обычным сообщениям и их содержание, которое оказалось интересным в информативном плане.

Теперь Гермес уже смог описать подробно содержимое сейфов Бахуса, их замков, сообщил, что и где хранится. Бахус показал ему и содержимое второго сейфа, где находились резервные шифрдокументы и новые шифрключи к ним в специальных упаковках. Гермес подробно описал, как выглядели эти упаковки.

На одной из ноябрьских встреч Гермес передал фотографии внешнего и внутреннего вида первого сейфа, которые он сделал во время «тренировочного» сеанса работы, отпустив Бахуса выпить кофе и вина в ближайшее кафе.

Теперь мы имели все необходимое, чтобы с помощью агента наши специалисты смогли беспрепятственно войти в «Олимп» во время ночного дежурства Гермеса. В Центр были направлены материалы для изготовления ключа к замку на засове двери запасного выхода, образцы упаковок резервных шифров, секреты электронных замков сейфов. Когда Бахус под давлением Гермеса попросил посла о недельном отпуске, приуроченном к отъезду посла из страны, то получил согласие при условии, что в его отсутствие Гермес обеспечит все необходимые шифровальные работы; разрешил посол и кратковременную поездку Бахуса в Италию.

Так мы узнали дату отъезда посла-последняя декада декабря-и на этот период запросили прислать в Австрию двух специалистов по вскрытию и закрытию специальных упаковок с шифрдокументами.

Приближался день, вернее, ночь «X», по завершении которой мы могли либо быть со щитом, либо на щите… Мы с Петром разработали до мельчайших подробностей план доставки специалистов через сад, их проникновение через запасной вход в «Олимп» и в СШО, где Гермес должен предоставить в их распоряжение все имеющиеся в СШО документы и секреты. Но мы имели в виду не только одну операцию ТФП в «Олимп», а обеспечение такой возможности на будущее, когда в «Олимпе» уже не будет работать наш агент Гермес. То есть проведение операции ТФП без участия агента.

В этих целях специалисты из Центра должны ознакомиться с системой охранной сигнализации и предусмотреть возможность ее отключения без помощи Гермеса. Надлежало им исследовать и небольшое зашторенное окно на первом этаже вблизи СШО с точки зрения использования его для проникновения в «Олимп» с целью открытия имеющимся ключом запасного входа.

В дни, предшествующие операции, я часто прогуливался с женой по улицам ночной Вены и лично издалека осмотрел «Олимп». Невольно мне показалось, что наш «Олимп» также неприступен для простых смертных, как и греческий. Но ведь и мы, думал я, не простые смертные, и нам положено дерзать не менее, чем греческим богам. Вот только о наших, нет, не подвигах, а деяниях едва ли кто когда-либо узнает. На этом в то давнее время я и остановил свои размышления, которые сейчас уже можно продолжить. И совсем по-другому.

Много тайных дел советской внешней разведки сегодня преданы гласности. Одни из них, постыдные, такие, как террористические акты, о которых недавно отважился громогласно заявить бывший исполнитель грязных замыслов Берии Судоплатов П. А. Исполнителями других — безусловно, великих — были беззаветно служившие интересам Отечества разведчики-нелегалы Абель, Бен и многие другие, чьи имена с гордостью ныне произносим. Вот мне и подумалось, что наша операция ТФП в «Олимп» тоже создавалась и осуществлялась во имя укрепления оборонной мощи Родины в ее противостоянии с противником в «холодной войне», во имя разоблачения антисоветской деятельности, к которой причастен был и «Олимп». Ведь даже еще не читая шифртелеграмм, исходящих из «Олимпа», мы знали многое об активной подрывной деятельности государства, которое представлял «Олимп», против нашей страны и всего социалистического содружества.

Когда же наше правительство узнало, благодаря добытым нами шифрам, о сокровенных секретах «Олимпа» и его конкретных делах и делишках в Австрии и с ее территории против стран Восточной Европы, ему стало легче противопоставить этим враждебным деяниям свои внешнеполитические акции. В этом и состоял наш служебный и патриотический долг перед Отечеством, это и помогало нам выдерживать немыслимое нервное напряжение, ведь любая случайность, не поддающаяся никакому учету, могла сорвать все наши усилия. Либо еще хуже, взорваться бурным дипломатическим скандалом, последствия которого для всех нас легко было предвидеть.

На последней перед операцией встрече Гермес сообщил, что Бахус с необыкновенной готовностью согласился на поездку в Италию за вином для Гермеса и перед отъездом подробно рассказал о содержимом обоих сейфов. Показал тщательно опечатанную упаковку с секретом замка от второго сейфа с резервными шифрдокументами, подчеркнув, что вскрывать эту упаковку он может только с разрешения посла или советника «Олимпа», показал, где хранится ключ от закрытого выхода в сад. Дал ряд советов, как Гермесу следует вести себя с советником, который проявляет излишнюю подозрительность.

С Гермесом был согласован график действий его и наших специалистов, точное время отключения сигнализации, открытия резервного выхода в сад и всех последующих действий наших специалистов. Были обусловлены сигналы «опасности», «начала операции», «благополучного ее исхода». Все сигналы Гермес должен подавать, включая и выключая свет в СШО.

Учитывая ранние декабрьские сумерки, начало операции было назначено на 11 часов ночи. К этому времени два наших исполнителя будут находиться в переулке у изгороди сада. По сигналу Гермеса они быстро окажутся в саду и через пять минут подойдут к запасному выходу. Точно в этот момент Гермес откроет дверь и впустит их внутрь «Олимпа». Далее специалисты действуют по своему плану: один обрабатывает первый сейф, открытый Гермесом, второй вскрывает пакет с секретом второго сейфа. Через 15 минут второй сейф должен быть открыт, и оба переключаются на обработку всего, что там хранится. На это должно уйти не более двух-трех часов. К двум часам ночи второй сейф должен быть уже закрыт, секрет его замка и замок — опечатаны. С ключа сделан слепок.

На обработку первого сейфа по плану отводился еще час и к трем часам утра при благополучном течении операции все должно быть завершено.

Еще один час остается на изучение системы сигнализации с участием Гермеса и проработку возможности ТФП через небольшое окно в соседней с СШО туалетной комнате. Завершение операции — не позже четырех часов утра.

Когда Петр, забрав обоих специалистов с собой, отбыл по маршруту выхода к объекту, мы обусловили оперативную сигнализацию о ходе операции и сигналы по рации для Петра от нас на случай опасности или каких-либо непредвиденных обстоятельств. Мне оставалось терпеливо ожидать первых сообщений о том, что операция «Олимп» началась благополучно.

Как докладывал Петр, примерно за пять минут до появления ожидавшегося сигнала Гермеса о готовности встретить и впустить наших людей в «Олимп», от него внезапно поступил сигнал, предупреждавший о том, что он не готов к этому.

Немедленно, как было обусловлено с Гермесом, Петр ретировался с исходной позиции вместе со специалистами и направился по резервному маршруту, о чем и сообщил мне условным сигналом. Оставалось ждать до двенадцати часов, когда будет предпринята вторая попытка входа в «Олимп».

В этот часовой промежуток вынужденного дополнительного ожидания я еще лучше понял переживания Анатолия Ивановича Лазарева, когда он, не зная, что произошло у агента при проведении операции «Карфаген», мучительно Дожидался утреннего сигнала от него. Такие ожидания, когда решается судьба твоих подчиненных и тщательно подготовленных операций, когда на карту поставлена твоя репутация, необычайно мучительны. Легче самому участвовать в деле, чем находиться в неведении о происходящем. Такие ситуации мне доводилось переживать не однажды, с каким же огромным облегчением в четверть первого часа ночи получил я лаконичное сообщение Петра, что все в порядке. Это означало, что наши люди вошли в «Олимп» и приступили к работе.

С этого момента выделенные мною разведчики вели усиленное наблюдение за окружающей «Олимп» обстановкой, готовые дать сигнал опасности в случае появления каких-либо признаков ее.

Эти ночные часы тянулись для нас страшно медленно. Но я не переставал мысленно следить за тем, как напряженно, экономя каждое мгновение, уверенно работают там, внутри «Олимпа», два наших мастера вскрытия, «олимпийских» секретов, привычными движениями многоопытных рук распахивая заветные для каждого разведчика шифрдокументы, которые скоро окажутся в распоряжении других, не менее опытных рук наших криптологов. Сознание, что наш общий труд будет многие месяцы помогать вскрывать тайны коммуникационных линий противника и давать важную информацию нашему руководству, было наградой за наши ночные бдения, нервное напряжение и переживания.

Уже под утро, когда стрелки часов показывали шестой час утра, Петр появился и доложил, что операция завершилась и всем можно отдыхать. Специалисты подтвердили Петру, что Гермес действовал четко по согласованному с нами плану и существенно облегчил им работу по вскрытию сейфов и их содержимого.

«Петру предстояла встреча с Гермесом вечером наступающего дня. Важно было выяснить причины отсрочки входа в «Олимп» и обстановку в СШО после операции. Тем более что через пару дней должен был вернуться из поездки в Италию Бахус и было важно дополнительно проинструктировать агента о поведении с ним. Нельзя было допустить малейшего шанса обнаружения Бахусом каких-либо следов проведенной операции.

Дальнейшая работа с Гермесом показала, что его положение не только оставалось прежним, но еще больше укрепилось. Бахус остался чрезвычайно доволен своим отдыхом и выразил агенту благодарность, обещая положительно рекомендовать его послу «Олимпа».

Как проинформировал нас Гермес, он был вынужден на час отложить начало операции в связи с неожиданным телефонным звонком советника посла, тот был намерен заглянуть в посольство и послать краткую телеграмму по важному вопросу. К одиннадцати часам он еще находился в «Олимпе», хотя уже ушел из СШО, где Гермес заканчивал зашифрование его телеграммы. Она действительно содержала важную для нас информацию о беседе советника на прошедшем приеме в другом натовском посольстве. Петр одобрил действия Гермеса и выдал ему крупное денежное вознаграждение.

Когда посол «Олимпа» возвратился и узнал от Бахуса о четком исполнении Гермесом обязанностей шифровальщика, он обещал направить в МИД рекомендации зачислить его на дипломатическую службу. Как мне стало известно, уже после возвращения из Австрии Гермес успешно сдал экзамены и был аттестован как дипломатический сотрудник, пока низшего ранга, но с зачетом стажа его работы в Австрии. Не менее успешно он продолжал сотрудничать и с нашей внешней разведкой.

Прочное положение Гермеса имело важное значение и для нас. Еще до его перевода из Австрии, операция «Олимп» с его участием проводилась еще раз, но сделанный ею задел обеспечил нашей резидентуре уверенное ТФП в «Олимп» уже в его отсутствие, в безагентурном варианте.

В результате успешного решения задачи по добыче шифрдокументов страны № 2 резидент и участвовавшие в операции «Олимп» разведчики, в первую очередь Петр, были удостоены высоких государственных наград.

Опыт проведения этой операции ТФП дополнил мое теоретическое представление о специфике такой деятельности практическими знаниями о том, как может проводиться ТФП в условиях капиталистической страны. Это было существенным дополнением того опыта, что я приобрел, изучая операцию «Карфаген». Операция «Олимп» помогла мне в дальнейшем при решении аналогичных ТФП во время работы в Польше, облегчила получение у Центра согласия на совместное проведение с поляками таких операций.

Слушая доклад Петра о встрече с Гермесом после завершения операции «Олимп», когда, по его словам, агент с энтузиазмом рассказывал о выполнении наших поручений, я задумался об этом психологическом феномене. С нескрываемой гордостью докладывал Гермес о том, как с его участием, по его подсказке проходила операция, и можно было подумать, что агент убежден: без него мы ничего бы не сделали. Ясно, что он считал свою роль если не решающей, то главной.

Видя это, Петр, как опытный агентурист, поддержал это настроение Гермеса, хвалил его за сообразительность и четкие действия, закладывая в его сознание еще большую готовность исполнять наши задания в будущем. Это был правильный психологический подход, подтвержденный длительной работой разведчика с агентами.

Вспомнился мне агент Жорж Пак, двадцать лет самым активным образом сотрудничавший с внешней разведкой не за деньги, не из идеологических убеждений, а лишь из собственного тщеславия. Он хотел играть заметную роль в исторических событиях, свидетелем которых был. В 1943 году, когда Пак был завербован советским разведчиком, будучи сотрудником администрации де Голля, передавая нам информацию о своем патроне и его действиях, он считал, что в известной мере своим сотрудничеством воздействовал сразу на двух влиятельных фигурантов международных событий — на Сталина и де Голля. Затем позже стал оказывать влияние на политику Хрущева в отношении Запада в период разгоравшейся «холодной войны», справедливо полагая, что предоставление исчерпывающей информации по НАТО способствовало воздействию на позиции как Советского Союза, так и Запада.

В чем лежали истоки этого тщеславия: в невозможности самому продвинуться на высокие посты и открыто влиять на события или во врожденном стремлении управлять из-за ширмы, оставаясь невидимым? Это не играло роли.

Я думал, какие чувства, кроме естественного служения Отечеству, патриотической гордости за свою Родину, вызывают такую глубокую заинтересованность, увлечение разведывательной деятельностью у меня, моих коллег. Ведь они, как правило, мало говорят о долге, обязанностях. Но подчас с каким энтузиазмом докладывают о достижении положительных результатов своих разведывательных действий.

Какие чувства рождаются в душе разведчика, когда он добывает самые-самые сокровенные секреты того или иного западного государства?

Раздумывая над этим, анализируя свои чувства в аналогичных ситуациях, я приходил к выводу, что они, эти чувства, были сродни тем же переживаниям и представлениям о своей роли, что имелись и у агента Пака.

Ведь читая переданные нам Гермесом шифртелеграммы посла «Олимпа», мы как бы приобщались к тем событиям, о которых докладывал посол своему министру иностранных дел. Невольно разведчик становился рядом с послом и его натовским собеседником, который теперь, по существу, сообщал свои важные сведения о действиях НАТО не только послу, но и разведчику. А когда передо мною лежали материалы о глобальных военно-агрессивных замыслах американского командования, добытые из американского диспетчерского центра во Франции в результате операции «Карфаген», разве рядом со мною мысленно не маячили фигуры американского президента, его государственного секретаря, других министров, толпа европейских союзников США в лице глав правительств, для которых предназначались указания и директивы главных заправил в НАТО.

Опять же вспомнилось мне, что я чувствовал, когда, будучи еще малоопытным разведчиком, в 1947–1948 годах являлся начальником англо-американского отделения в информационном управлении ПГУ. Тогда почти каждую неделю ко мне поступали из лондонской резидентуры материалы так называемой «замечательной пятерки». Читая протоколы заседания британского кабинета, состоявшегося еще только накануне, я не просто вчитывался в слова и содержание высказываний премьера и его министров, а воображал, что сам слушал их, как бы присутствовал на заседании. Ведь я невольно приобщался к сильным мира сего и, более того, мог позволить себе критическое отношение к их мыслям и оценкам с тем, чтобы свои критические замечания изложить в сопроводительной записке для нашего правительства. Как гордился я в тот момент, что принадлежу к разведке, способной добывать такую информацию.

Вот так невольно рождается чувство, что я не простой смертный, а что-то вроде настоящего греческого Гермеса, готового обвести вокруг пальца и самого хозяина Олимпа, как это нам удалось сделать с нашим земным «Олимпом». И мы, разведчики, оказываемся способными обмануть не только британского премьера, но и американского президента, и их спецслужбы. Разве не этого результата добились сотрудники советской внешней разведки, завербовав Эймса, оставив с носом и Рейгана с Бушем, и нынешнего президента Клинтона, и директоров ЦРУ Гейтса и Вулси.

Делясь с читателями этими мыслями, я далек от того, чтобы преувеличивать роль разведки. Нет, главным ее качеством, которое считаю очень важным, является ее общественная скромность. Дело разведки добывать сырье, фактические сведения, а политические выводы остаются за вершителями государственной политики. Это не исключает обязанность разведчика делать свои выводы, оценки и прогнозы, высказываемые для политического руководства. Но только в форме соображений и возможных предложений, а не о том, какие политические военно-экономические или иные решения следует принять.

Не могу не согласиться со словами английского писателя Джона Ле Карре (Ньюсуик. 1983. 7 марта. с. 45): «Довольно плохо иметь неэффективную разведку, но совсем не иметь никакой было бы катастрофично для государства».

Для принятия решений разведка не имеет ни полномочий, ни возможностей, да и никогда не должна иметь их.

В этом убеждает лишний раз опыт ежовско-бериевских попыток поставить разведку и спецслужбы над государством.

Пример Андропова, пятнадцать лет успешно руководившего КГБ и, казалось бы, аккумулировавшего в своих руках огромные властные возможности, особенно характерен. Он ни разу не дал повода ревнивому к своей властной монополии Брежневу заподозрить его в чем-то, подобном действиям предыдущих председателей КГБ — Серова И. А., когда он помог приходу к власти Хрущева, Шелепина А. Н. и Семичастного В. Е., замышлявших попытаться спихнуть «стариков». Ведь за эти действия и Серов, и Шелепин с Семичастным были «награждены» смещением со своих постов.

Более того, Андропов, став Генсеком, полностью доверился своему бывшему заместителю Чебрикову В. М., не пытаясь устанавливать над ним свой личный контроль путем окружения своими соглядатаями, как это делал Брежнев, приставив к Андропову двух своих доверенных — Цинева Г. К. и Цвигуна С. К. в качестве первых заместителей председателя. В этом сказалось еще одно позитивное качество Андропова: его доверие к своим подчиненным, основанное на уверенности в себе и своих способностях.

Уезжая из Австрии в октябре 1970 года, я увозил с собой новый опыт работы по немцам, против БНД, которая слыла одной из опытнейших специальных служб Запада и опасным противником, практический опыт борьбы с агентурой ЦРУ и, главное, опыт операций ТФП «Сирена» с ограниченной целью прослушивания и «Олимп». Последняя оказалась наиболее профессионально сложной, но опыт ее осуществления помог мне проводить классические безагентурные ТФП в течение длительного периода работы в Польше.

ГЛАВА V

ПОКЕР СО СПЕЦСЛУЖБАМИ

Опыт — это черновик будущего. Иной раз будущее требует сотни черновиков.

Жюль Ренар

Я пишу эти строки по прошествии более десяти лет с того момента, как я покинул Польшу со всеми ее тревогами, экономическими и политическими бурями, с повседневными встречами с польскими коллегами, обсуждениями с ними конкретных оперативных дел и возникающих проблем государственной безопасности. Покинул атмосферу постоянных сообщений в Центр нашей внешней разведки, устных и письменных, с предложениями и отчетами, атмосферу поступающих из Центра указаний и запросов к нам, в представительство, и к польским спецслужбам. И все это касалось глубоко засекреченных дел и мероприятий, которыми занималось возглавлявшееся мною представительство КГБ СССР совместно с польскими специальными службами.

Казалось, тот мир горячих обсуждений агентурных разработок, операций ТФП, проблем, возникавших у польских коллег, с обеспечением безопасности страны на различных участках, в том числе и затрагивавших безопасность нашего государства, в частности советского воинского контингента, находившегося на территории Польши, и т. д. — все это ушло для меня в прошлое.

Теперь, уйдя на отдых, в отставку, после полувековой работы во внешней разведке, я мог бы и успокоиться. Пришло новое поколение разведчиков, и не одно. Они разрабатывают свои подходы, создают новые традиции, хорошо, если не отбрасывая из старых те, которые были так основательно проверены и утверждены многолетней практикой и многими выдающимися разведчиками-профессионалами. Им и двигать дальше дела разведывательные. Тем более что и внешние условия кардинально изменились за последние годы. Да и внутренняя ситуация для деятельности российских спецслужб теперь совершенно иная в России, нежели была в Советском Союзе.

Но, как любого человека, кто оказался в спецслужбе, приобщился к ее сокровенным делам, можно сказать, сросся с ее специфическими методами и атмосферой тотальной секретности, меня не покидает мысль о том, что все, что мне довелось решать и делать как за долгую разведывательную карьеру, так, особенно, за двенадцатилетнее пребывание в Польше, может быть интересным и поучительным для работающих сегодня во внешней разведке сотрудников. И в первую очередь операции ТФП. Какие ошибки допускались нами и каких успехов все же мы добивались — все это не должно кануть в Лету, следует довести до сведения тех, кто будет решать такие же задачи в будущем, хотя и в других условиях.

Такая разведывательная деятельность, которую я обозначил, как «проникновение», присутствует в любых операциях разведки в разной мере и объеме. Но имеются дела, где все начинается и заканчивается только проникновением, когда это действие является основным и решающим содержанием разведывательной операции. Проникновение на объект или в объект главного разведывательного интереса спецслужбы — от его успеха зависит все. А сама проблема безагентурного физического проникновения составляет особую и наиболее засекреченную часть деятельности разведки.

Вот таким операциям ТФП, которые я называю условно классическими, главным образом посвящены мои воспоминания о работе в Польше. Но прежде чем перейти к ним, мне представляется полезным подытожить мой предыдущий опыт, связанный с операциями агентурного ТФП, о которых я еще не успел рассказать в предыдущих главах.

Анализируя свой предыдущий опыт, который базировался на работе в капиталистическом мире, я понимал, что в дружественной, союзной стране мне придется искать новые пути подступа к новым объектам разведывательного интереса. Но как трудно оказалось ломать сложившиеся стереотипы мышления, рассматривать привычные задачи по-новому, с иных позиций и в иных условиях, а именно, с участием спецслужбы другого государства.

Как верно подметил эту трудность видный британский историк Арнольд Тайноби. Еще в 1966 году, оценивая будущее человечества как неизбежное общемировое объединение, уничтожение государств, ведущих к соперничеству и войнам, необходимость преодоления национализма и отказа от всех дурных привычек, он писал: «Голова все время застает сердце врасплох, ставя перед ним новые, революционные ситуации, которые сердце не готово воспринять» (Тайноби А. Изменения и привычки. Вызов нашего времени. Лондон, Оксфорд Университи Пресс, 1966).

Исходя из того неоспоримого положения, что даже при отмирании государств и других национальных образований их разведывательные службы отомрут последними, сойдут, так сказать, с государственного корабля по примеру капитанов — последними, я и решил ряд глав, предшествующих воспоминаниям о польском периоде моей деятельности, посвятить главным образом операциям агентурного ТФП в иностранные специальные службы, а также рассмотреть такие операции иностранных спецслужб против нашей внешней разведки.

Деятельность спецслужб и разведки, их противостояние, столкновения и борьбу вполне можно представить, как боевое сражение, но проводимое с использованием специфических средств. Недаром разведку называют невидимым фронтом.

В этих столкновениях соперничающих служб их агентов можно уподобить бойцам, действующим, как правило, индивидуально. Их руководителей — разведчиков — полевым командирам, а центры разведслужб — штабам, определяющим стратегию сражений.

Все тактическое руководство действиями на невидимом фронте в разведываемой стране осуществляется либо легальными резидентурами, либо самостоятельно действующими нелегальными резидентурами.

Такие сражения спецслужб достигали наивысшего накала в периоды острой «холодной войны», с участием таких ударных сил капиталистического Запада, как американское ЦРУ, британская СИС, западногерманская БНД, французская СДЕСЕ. Все они нацеливали свои основные силы и ресурсы против советской внешней разведки и ГРУ, причем главные удары доставались внешней разведке. Некоторая поддержка этой последней оказывалась разведками бывших социалистических государств, причем наиболее существенный вклад в борьбу против западных спецслужб вносила разведка ГДР.

История предвоенного и военного периода советской внешней разведки оставила богатейшее наследство в виде исключительно эффективных «кротов» в спецслужбах Британии, США, Франции и Германии. В британских спецслужбах этот ряд выдающихся «кротов» возглавляет Ким Филби, завербованный советскими разведчиками-нелегалами А. Орловым и А. Дейчем, и члены его «пятерки», привлеценные Дейчем с помощью Филби. Дейч, согласно архивам КГБ, всего завербовал в Англии для внешней разведки 17 агентов. Но об остальных 12 архивы КГБ пока хранят тайну (Царев О., Костелло Д. Роковые иллюзии. М.: Международные отношения, 1995).

Согласно этому же источнику (архивы КГБ), Орлов, а под его руководством и талантливый разведчик А. Коротков до отъезда Орлова из Франции в Англию работали там также по проникновению во французские спецслужбы. Но кого они там завербовали, архивы внешней разведки также молчат.

Работал в Европе и Дейч и другие опытные разведчики-нелегалы. Не случайно изменник Голицын назвал мифическую группу «кротов» «Сапфир», внедренных внешней разведкой во французские спецслужбы.

Не знаю, так ли она называлась и кто в нее входил, но ясно, что под этим весьма, к счастью, общим названием скрываются не менее эффективные «кроты», отголоски деятельности которых доходили и до ушей изменников. Но вскрыть их западным контрразведкам не удалось.

Не менее успешно советская внешняя и военная разведки, как показывает пример так называемой «Красной капеллы», действовали в Германии. Активно осуществлял операции ТФП в американские спецслужбы разведчик-нелегал Ахмеров И. А., работавший в США с 1934 по 1945 год с перерывом в 1940–1941 годах.

Кроме того, во всех этих странах действовали и легальные резидентуры во главе с такими опытными разведчиками, как Журавлев, Кукин, Горский, Лысенков, Зарубин.

Сейчас положение на разведывательном фронте изменилось кардинально. Теперь появилась возможность направить объединенные усилия внешней разведки и западных спецслужб против общих противников в виде международного терроризма, наркобизнеса, незаконных торговцев оружием и на другие цели, стоящие на пути сохранения спокойствия в мире.

На прежнем фронте противостояния разведок для российской внешней разведки произошли существенные негативные изменения. Ее лагерь покинули бывшие союзные спецслужбы, перешедшие теперь на сторону бывших наших противников. Спецслужбы во вновь возникших независимых государствах, входящих сейчас в СНГ, еще крайне слабы и прежде всего требуют от внешней разведки содействия, не давая со своей стороны какой-либо ощутимой помощи в противостоянии западным спецслужбам.

Эти изменения оказывают заметное влияние на осложнение условий для деятельности внешней разведки. Российская внешняя разведка теперь выполняет функции «заградительного» отряда против поползновений на государственные секреты в области обороны, научно-технических исследований и экономики, ведь бывшие наши противники отнюдь не собираются прекращать разведку против России. Хотя, конечно же, их разведывательная деятельность приняла более спокойный, можно сказать, цивилизованный вид.

Но еще не так давно упорная и напряженная борьба между внешней разведкой и ее западными соперниками, в первую очередь, ЦРУ шла не ослабевая. В том числе и в бывших социалистических государствах — союзниках СССР. Там, совместно с местными спецслужбами, внешняя разведка осуществляла многие разведывательные операции, в том числе и такие дерзкие, как безагентурные ТФП, о которых речь пойдет в дальнейших главах.

ОПЕРАЦИИ ТФП В СПЕЦСЛУЖБЫ

Создание возможностей для получения информации о деятельности противостоящих иностранных специальных служб является для любой разведывательной службы жизненно важной задачей. Завербовать сотрудника «чужой» спецслужбы либо внедрить в нее своего агента — высоко престижное достижение для разведчиков.

Имея своих «кротов» в СИС и БНД — К. Филби, Д. Блейка, X. Фельфе — советская внешняя разведка обеспечивала безопасность и надежность своей работы в Великобритании и ФРГ. Такую же роль долгие годы выполняла во Франции группа, называемая на Западе именем «Сапфир», созданная внешней разведкой в СДЕСЕ, и агент Эймс, действовавший как один из активнейших «кротов» внутри ЦРУ.

Но эта же задача, решаемая с не меньшей энергией и настойчивостью другими разведками по отношению к внешней разведке и ГРУ, несет в себе и чрезвычайную опасность для наших спецслужб. Защищаться против нее наиболее эффективно можно только с помощью своих «кротов» в недрах той службы, которая внедряет своих агентов в внешнюю разведку. Лучшим подтверждением этому является пример Эймса, вскрывшего, как утверждают руководители ЦРУ, не менее десяти их «кротов» в наших службах. И напрасно некоторые американские аналитики, занимавшиеся расследованием деятельности ЦРУ в связи с арестом Эймса, пытаются всячески принизить значение вербовки его внешней разведкой, ссылаясь на оценку его коллегами как слабого работника. Если он был так слаб, то как же его продвигали вплоть до одной из самых важных в службе должностей руководителя контрразведки? (Уоллкотт Д., Даффи Б. Сокровенные тайны ЦРУ. Ю.С. Ньюс энд Уорлд Рипорт». 1994, сентябрь).

В той же публикации делается попытка дискредитации внешней разведки путем своеобразного сваливания вины за слабую работу ЦРУ на «коммунистические секретные службы». Видите ли, ЦРУ «заразилась» от этих служб и их «болезнями». И это утверждается в то время, когда большинство американских серьезных авторов как раз и считают, что внешняя разведка активнее, оперативнее и смелее решала свои задачи по противодействию ЦРУ, но действует осмотрительнее, чем американская разведка.

Не об этом ли говорит деятельность Филби, Абеля, Фельфе и других, операция «Карфаген», вербовка Прайма, Ховарда, Уокеров и, наконец, Эймса?

Сами же авторы подтверждают, как ЦРУ позорно провалилось в противостоянии спецслужбам ГДР и Кубы. Уже в 1990 году группа сотрудников ЦРУ отправилась в Берлин для ознакомления с архивами бывшей восточногерманской разведки.

ЦРУ обнаружило, к своему изумлению, что их восточногерманские агенты, за небольшим исключением, были перевербованы контрразведкой ГДР и превратились в агентов-двойников. Стало ясно, как заключают авторы, что «самой большой ошибкой ЦРУ была колоссальная недооценка брошенного вызова». То же самое на кубинском направлении: «Все агенты, которых ЦРУ завербовало на Кубе, на самом деле работали на кубинцев, а американцам передавали дезинформацию». Таким образом, пишут авторы, «целое подразделение оперативного управления ЦРУ в течение 20 лет руководило абсолютно бесполезной сетью агентов и ничего при этом не обнаружило». И ЦРУ тратило на «своих» кубинских агентов миллионы долларов (Уоллкотт Д., Даффи Б. Сокровенные тайны ЦРУ. Ю.С. Ньюс энд Уорлд Рипорт». 1994, сентябрь).

Эти оба примера показывают значение проникновения в агентурную сеть разведслужбы противника, хотя оно и не решает всех тех задач, которые достигаются операциями ТФП в саму разведывательную службу.

История советской внешней разведки содержит много примеров, ряд из которых уже был приведен в первых главах. Можно добавить, что и в далекой истории российских разведывательных служб таких примеров было немало, хотя не всегда при этом речь шла об агентах, служивших в разведке, а о лицах, либо лично исполнявших разведывательные функции, либо пользовавшихся результатами деятельности таких служб.

Думаю, не всем читателям известно, что сам император Александр I в 1805 году пользовался услугами начальника разведки Австрии Карла Шульмайстера в качестве своего платного информатора. Еще более красочной фигурой был другой его информатор — французский князь Талейран, имевший для конспирации смешную кличку Анна Ивановна. Правда, никто из историков не удивляется этому факту. Анна Ивановна, бывший министром иностранных дел Французской республики, предал эту республику Наполеону, затем предал самого Наполеона Бурбонам, а через полтора десятилетия предал и Бурбонов, перейдя на службу к королю Луи Филиппу Орлеанскому.

Когда князь умер, шутники гадали: «Талейран умер? Интересно узнать, зачем ему это понадобилось?»

Из приведенных мною более поздних операций агентурного ТФП в спецслужбы наиболее интересными, не говоря о блестящем примере К. Филби, являются дело Редля, Д. Блейка, X. Фельфе и конечно же операция «Карфаген». Сравнимой с внедрением в СИС группы Кима Филби, безусловно, является оставшаяся за кадром история внедрения во французские спецслужбы группы «Сапфир», участники которой избежали раскрытия, оставив свою многообразную деятельность неизвестной Западу. Более того, ее руководитель оставил после ухода с активной разведывательной работы хороших наследников во французских спецслужбах, которые еще многие годы успешно продолжали исполнять его роль «ангела-хранителя» советских разведчиков и их агентов во Франции. Об этом свидетельствует, например, беспрепятственная работа в течение двадцати лет агента Пака. Такое же наследие осталось внешней разведке и в США как результат нераскрытой американской контрразведкой деятельности нелегальной резидентуры Билла (псевдоним разведчика Ахмерова) и, конечно же, от Кима Филби также по США, а более конкретно, по ЦРУ и ФБР. И пусть не смущает тебя, читатель, что я вновь возвращаюсь к имени Филби, о котором так много написано. То, о чем я рассказываю, не нашло должного освещения ни у нас, ни в публикациях за рубежом. Но начать нужно с операции ТФП в британские службы еще в довоенное время, блестяще начатое под руководством разведчика-нелегала Александра Орлова, имевшего во внешней разведке (тогда ИНО НКВД) псевдоним Швед.

ОПЕРАЦИЯ «ШВЕД»

Хорошо помню, как в самом начале моей работы во внешней разведке, в 1939 году, в нашем коллективе мы обсуждали дело «изменника» Александра Орлова, который, являясь представителем НКВД в Испании, перебежал летом 1938 года на Запад. Так он и числился предателем-изменником до начала 1950-х годов, да и многие последующие годы.

В 1939 году мы знали, что Швед при бегстве оставил письмо-предостережение на имя Сталина, в котором сообщал, что если его родственники, оставшиеся в СССР, не подвергнутся репрессиям, а против него НКВД не будет пытаться предпринимать террористических акций, то он, обладая большим количеством государственных секретов, будет соблюдать молчание. К письму Швед приложил перечень, как об этом пишут сейчас, «сталинских преступлений». Действительно, об Орлове в течение долгого времени ничего не было слышно на Западе, пока в 1953 году американский журнал «Лайф» не начал публиковать его книгу «Тайная история сталинских преступлений». В этом отношении Орлов сдержал свое слово до смерти Сталина.

Но самое удивительное касалось тех профессиональных тайн, в том числе и тайны «пятерки Филби», которые знал Швед как руководящий сотрудник внешней разведки. И в целом до конца своих дней Швед не выдал тайн внешней разведки противнику.

Сама исключительная ценность для внешней разведки и СССР в целом этой «пятерки» свидетельствует о том, что Швед никогда не был ни предателем, ни изменником своей родины и своему служебному долгу. Помимо «пятерки Филби», Швед владел многими другими профессиональными разведывательными секретами, которые сохранил и не выдал, несмотря на усилия ЦРУ и ФБР. В том числе он скрыл от американских спецслужб, что знает Абеля, когда тот был арестован в США в 1957 году, и хорошо ему известного Морриса Коэна, которого он завербовал в Испании, когда тот был арестован в Англии как наш разведчик под именем Питер Крогер в 1961 году.

Вся трагическая судьба Шведа изложена в совместном российско-американском аналитическом труде, созданном в 1995 году по материалам архивных дел внешней разведки и американских спецслужб (Царев О., Костелло Д. Роковые иллюзии. М.: Международные отношения, 1995).

Какова же была его роль в деле «пятерки»?

Швед стоял у самых истоков ее зарождения. Начав работать во внешней разведке в 1926 году (тогда ИНО ОГПУ), он в 1934 году был направлен в Англию в качестве руководителя нелегальной резидентуры, поработав до этого разведчиком-нелегалом во Франции. Главной задачей резидентуры являлось проникновение в британские спецслужбы. Заместителем Орлова был другой замечательный разведчик-нелегал А. Дейч, который уже имел большой опыт вербовочной работы. Достаточно сказать, что за несколько лет пребывания в Англии он успешно завербовал 17 агентов, в том числе активно участвовал вместе со Шведом в вербовке Филби, затем с помощью Филби до отъезда Шведа в октябре 1935 г. завербовал второго члена пятерки — Дональда Маклина.

Затем Швед продолжал руководить деятельностью нелегальной резидентуры из Центра. Под его руководством Дейч через Маклина в конце 1935 года привлек к сотрудничеству с внешней разведкой Г. Ф. Берджеса — третьего участника «пятерки».

В дальнейшем Швед руководил действиями Дейча по формированию группы Филби и активно поддерживал его предложения в Центре. Так, Берджес привлек к сотрудничеству с советской внешней разведкой четвертого члена группы — Энтони Бланта, сотрудника британской контрразведки МИ-5. Последний по просьбе Берджеса свел его с сотрудником МИД Англии Джоном Кернкроссом, которого после обработки Берджес передал в начале 1937 г. на связь Дейчу как пятого участника группы.

Приобретение Бланта явилось первым конкретным результатом ТФП группы в английскую СИС, ее контрразведывательный аппарат МИ-5. Блант, как старший офицер МИ-5, имел доступ к совершенно секретным материалам проекта «Ультра» (перехват иностранных коммуникаций), передавая разведывательную информацию, получаемую по этой линии.

С началом войны, в свою очередь, Кернкросс стал сотрудником сверхсекретного Штаба правительственной связи (ШПС) в Блечли-парке, и через него пошел поток совершенно секретных разведывательных материалов из ШПС, в том числе и по «Ультра». В частности, Кернкросс сообщил в 1943 г. чрезвычайно важную актуальную информацию о германских планах подготовки к Курской битве.

Сам Филби при содействии Берджеса через его связи в МИ-6 связался с британской разведкой, начав работать летом 1940 года в отделе особых операций (подготовка диверсантов для засылки в тылы немцев), после ликвидации которого в 1941 году был переведен на работу в МИ-6. Не прошло и трех лет, как в 1944 году Филби был назначен начальником секции СИС по борьбе против СССР.

Таким образом, начатая Шведом вместе с Дейчем операция по ТФП в английские спецслужбы к началу Великой Отечественной войны была успешно завершена. Два члена группы — Филби и Блант — стали сотрудниками СИС, третий член группы — Кэрнкросс — сотрудником самой засекреченной британской службы ШПС, а два остальные — Маклин и Берджес — сотрудниками МИДа Англии, являющемся прикрытием МИ-6.