УТОПИЯ БЕССОВi

Из какого сора…

Главный итог «Беса утопии» — формулирование тезиса о том, что три образа будущего (идеология, антиутопия и утопия) основаны на трех архетипах жертвы (жертвоприношении детей, жертвоприношении стариков, самопожертвовании). Логика исследования требует развернуть аргументацию. Во-первых, необходимо показать, каким образом кровавые жертвы были переосмыслены в мифологии, фольклоре, литературе и в других проявлениях массовой и высокой культуры. Во-вторых, рассмотреть в исторической перспективе связь между переведенными в символический план разновидностями жертвоприношения и самопожертвования с одной стороны и образами будущего с другой.

Дорожная карта этого размеренного научного труда была бита столкновением с невиртуальной реальностью моей родины — Молдавии. В начале мая 2010 года в Кишиневе произошли редкие по эмоциональному подъему массовые манифестации. Эти события вновь заставили меня уверовать, что человек по своей природе благ, что маленькая Молдавия, действительно, — территория любви, место, где могут воплощаться великие утопические проекты. Вдохновение тех дней передает статья «Красный мЭйii. В Кишиневе началась культурная революция», предназначавшаяся российским СМИ, но не удостоенная ими чести публикации:

ANTESCRIPTUM к публикации в Молдавии: Грандиозные демонстрации, состоявшиеся 1 и 9 мая в Кишиневе, имеют не только локальное значение. Их культурологические аспекты способны повлиять на ситуацию на всем постсоветском пространстве. Но для этого информация о кишиневских событиях должна быть представлена в нашей бывшей культурной метрополии — Москве.

Российские СМИ дружно проигнорировали молдавский первомай и представили пару незначительных публикаций о всенародном «Марше Победы» 9 мая. Мне подумалось, что это происходит по неведению. В ночь с 9 на 10 мая я написал статью для российской прессы, в которой, прежде всего, анализировались небывалые культурные технологии этих акций.

Утром 10 мая она была отправлена в два десятка российских СМИ, начиная от махрово прокремлевских и заканчивая ультра антикремлевскими. Чтобы не быть голословным я снабдил письмо ссылками на видеоролики о событиях, выложенные в Сети. Прошло три дня. Не появилось ни одной публикации — ни моей статьи, ни видеороликов. Гипотеза о неведении отпала. Руководители российских СМИ ведают, что творят информационную блокаду. Смакуя на своих телеканалах информацию о поздравлениях с днем победы на мусорных урнах, о пронацистских заявлениях Гимпуiii по поводу итогов Второй мировой войны, они тщательно фильтруют все, что представляет молдавский народ, как субъект гражданского достоинства и политической свободы.

Молчание кремлевских медийных ягнят — легко объяснимо. Они не хотят подавать дорогим россиянам дурной пример гражданской свободы. По поводу немоты «антикремлевских» возможны две гипотезы.

Первая — конспирологическая. Она вынуждает думать, что и «либеральное» и «пролетарское» сопротивление путинскому режиму самим режимом контролируется и направляется.

Лично я не являюсь сторонником конспирологии. Мне ближе культурологическая версия событий. Российские интеллектуалы всех мировоззренческих изводов испытывают чувство неполноценности перед достойным стилем жизни народов западного мира. Поэтому включают компенсаторный механизм культурного превосходства в отношении представителей бывших советских республик, в том числе и «тупых молдаван». Любая информация о том, что молдавские, по их представлениям, недочеловеки ушли гораздо дальше вперед по пути политической демократии и гражданского общества не вдохновляет когда-то «всемирно отзывчивую» (Ф.М. Достоевский) российскую интеллигенцию на творческое движение к свободе, а, напротив, глубоко уязвляет культуртрегерские комплексы «старшего брата».

 Дорогие русские братья, надеюсь, что сотрудники российского посольства в Республике Молдова, которые, кстати, много делают для пропаганды нашей общей русской культуры, прочтут эти строки и найдут способ передать Вам, что мы Вас любим и желаем сбросить вековые культурные предрассудки. Обретение адекватного взгляда на мир — важнейший шаг на пути к достойной общественной жизни. Не смешивайте нас, пожалуйста, с г…, т.е. Гимпу. Этот правитель недостоин своего народа. 

Текст, отправленный в российские СМИ: В то время как российская демократия пребывает в состоянии летаргического сна, в Молдавии кипит оригинальная политическая жизнь. 1 и 9 мая 2010 левая оппозиция Республики Молдова (РМ) с успехом опробовала технологии неагрессивного сопротивления режимуiv. Молдавские события не укладываются в штампованные мозги деморализованной российской элиты. Поэтому и анти- и про- правительственные СМИ РФ дружно подвергли многотысячные манифестации информационной блокаде.

Кишинев известен в мире, прежде всего, двумя погромами, пришедшимися на один и тот же черный день календаря — 7 апреля. В 1903 громили евреев. В 2009 — правительственные здания.

Трудно предположить, что либеральные погромщики XXI в. сознательно совместили даты. Скорее всего, это одно из тех странных сближений, которыми история говорит с политикой. Календарное слияние двух насильственных событий демон-стрирует черносотенную суть ныне правящего в Молдавии «Альянса за европейскую интеграцию»v. Похоже, что руководители этого аморфного образования сознательно стремятся подкрепить знамения астрологии, проявляя снисходительность к инициаторам антисемитских акций, возродившихся в их правление из, казалось, исторического небытияvi.

Придя к власти, правительство четырехпартийного дракона, именуемого в народе «Альянсом за евро…», первым делом обратилось к МВФ за кредитами. Для получения кабального золотого дождя либеральные реформаторы превентивно осуществили целый ряд социально разрушительных мер: отменили льготы, подняли коммунальные тарифы, снизили зарплаты, отказались от повышения пенсий, начали закрывать «нерентабельные» сельские школы и т.д.

Новая власть не только ощутимо затронула материальные интересы всех слоев населения, но и оскорбила этнические чувства многих жителей Молдавии. Антисемитизм осложнил контакты с западными инвесторами. Русофобия насторожила не только значительные русскоязычные меньшинства (украинцев, русских, гагаузов, болгар, составляющих около четверти населения республики), но также Россию — единственного энергетического спонсора (согласно межправительственным договоренностям русский газ до 2011 поставляется в Молдавию по ценам ниже мировых) и крупнейшего потребителя молдавского вина. Но самое главное — заискивание нынешних руководителей перед румынским «старшим братом» — воспринимается значительной частью молдаван (по данным переписи 2004 года — 75.8% населения страны, тогда как румынами себя считают 2.2% жителей Молдавии), как национальное унижение.

С удивлением озирая события последних месяцев, местные аналитики все чаще высказывают предположение, что Альянсом руководят подпольные члены Партии коммунистов Республики Молдова. Действительно, подобная политика резко увеличила шансы компартии возвратить «руководящую роль». Проиграв выборы в июле 2009, ПКРМ «дала порулить» Альянсу, хотя у коммунистического президента Воронина были юридические зацепки, чтобы оставаться во главе государства до момента выборов нового президента, т.е. до сих пор. Тем самым коммунисты обеспечили себе возможность вернуться во власть демократическим путем. Для этого требуется самая малость — проведение, согласно букве молдавской конституции, досрочных парламентских выборов до конца 2010. Но в отличие от коммуниста Воронина, либералы не собираются соблюдать конституцию. Понимая, что выборы приведут их к политической смерти, они всеми неправдами пытаются отдалить дату всенародного голосования. Единственное средство вынудить Альянс провести демократические выборы — прямое массовое давление сторонников левой оппозиции.

Надо сказать, что переход в оппозицию пошел ПКРМ на пользу. Лишившись власти, она избавилась и от большей части меркантильного балласта. Все заявления бывших коммунистических функционеров о том, что их уход вызван нежеланием терпеть авторитарный стиль Воронина, не более чем фрейдовская рационализация, которая не объясняет, почему они мирились с этим стилем, занимая высшие государственные посты.

Потеря этого «агрессивно-послушного большинства» объективно понизила внутрипартийное влияние самого Воронина. Он лишился возможности манипулировать подчиненными, исполняя роль арбитра в отстроенном им же механизме сдержек и противовесов. Предательство верных холопов, справедливая кара истории вождю, потерявшему ощущение реальности. Теперь он, похоже, начинает осознавать, что его непомерное властолюбие явилось главной причиной поражения коммунистов на выборах 2009 года.

Создается впечатление, что Воронин морально готов уйти в тень молодых лидеров. По крайней мере, заметно, что пребывание в оппозиции сопровождается увеличением свободы действий коммунистической молодежи. Эта свобода уже привела к небывалым в истории Молдавии акциям неагрессивного сопротивления антидемократическому режиму.

Так случилось, что на протяжении двадцати последних лет уличная политика являлась инструментом исключительно прорумынских сил. Коммунисты и до и во время пребывания у власти были партией с избирателями, но без сторонников. Люди, голосующие за ПКРМ, стеснялись или даже боялись заявлять о своих политических предпочтениях.

Преодолеть инерцию этого немотствующего большинства было бы невозможно без применения новаторских гуманитарных технологий, т.е. глубокого понимания законов культуры. И вовсе неслучайно, что эта творческая задача была решена выпускником аспирантуры Санкт-Петербургского института истории материальной культуры РАН, автором кандидатской диссертации и монографии «Археология свободы», основателем Высшей антропологической школы Марком Ткачуком. Один из руководителей ПКРМ, депутат парламента РМ показал, в чем заключается ценность бесполезного в глазах многих сограждан гуманитарного знания. Своим примером он доказал, что наша наука имеет право на существование.

После поражения на выборах коммунистам было жизненно необходимо преодолеть унылый имидж партии советского реванша, поддерживаемой преимущественно русскоязычными пенсионерами. Для этого был инициирован «Молдавский проект», задача которого — пробудить у граждан «чувство будущего времени». В рекламном ролике проекта заявлена вдохновляющая идея: «Мы — народ, потому, что умеем творить невозможное»vii.

Инструментом реализации мечты «Молдавского проекта» является «Социальный марш». За две недели до 1 мая в рамках Марша было проведено с десяток пикетовviii. Они заключались в том, что каждый будний день перед каким-либо правительственным офисом то в Кишиневе, то в одном из райцентров собиралась группа молодых людей, возглавляемых депутатом-коммунистом. Молодежь размахивала флагами и транспарантами, скандировала антиправительственные лозунги. Потом в мегафон зачитывались социальные требования. В заключение депутат передавал декларацию с требованиями руководителю пикетируемого властного объекта. Торжественное вступление представителя оппозиции на территорию власти являлось кульминацией протестного ритуала. Далеко не все чиновники выдерживали эту психическую атаку. Многие позорно сбегали с рабочих мест. Отчет о каждом из пикетов транслировался в эфире оппозиционного телеканала NIT. Поскольку этот канал — единственный, выражающий отличную от правительственной точку зрения, его рейтинг неимоверно вырос. Так, что победоносный месседж ежедневно доходил до целевой аудиторииix.

Морально взбодрив своих сторонников, КПРМ призвала их выйти на «Социальный марш» 1 мая. Движение четырех колонн по центральным улицам города должно было завершиться митингом на Площади великого национального собрания.

Почему было выбрано именно это место?

С конца 80-х данная площадь стала местом сбора оппозиции. Именно отсюда 7 апреля 2009 либеральные мятежники двинулись громить правительственные резиденции. На протяжении всей истории национальной независимости прорумынские партии считали площадь своей вотчиной. Символическое отвоевание сакрального центра молдавской столицы у антинациональных сил стало для коммунистов основным смыслом манифестации.

Власти сделали все возможное, чтобы не допустить реализации этого грандиозного сценария.

Огромные усилия они приложили, чтобы затруднить прибытие на митинг районных делегаций ПКРМ. В райцентрах проводились превентивные беседы с владельцами автобусов. Были зафиксированы попытки устроить экстренный техосмотр автобусного парка накануне первого мая. Готовились досмотры транспорта на пути к Кишиневу. Однако все эти меры не возымели действия. С одной стороны полицейские не рискнули ссориться с земляками, дискредитируя себя поддержкой непопулярного режима. Но и сами коммунисты сумели обеспечить грамотную логистику акции. Колонны автобусов возглавлялись депутатами парламента. В каждой колонне были видеокамеры для фиксации действий полиции. И полицейские об этом знали. В Кишинев прибыли четыре тысячи дисциплинированных партийных активистов, составивших костяк каждой из четырех колонн первомайского марша.

Другая провокация либерального режима была заимствована из авторитарного репертуара Лужкова. Через неделю после подачи заявки ПКРМ, городские руководители сообщили, что площадь уже занята. Причем организаторы санкционированного митинга категорически отказывались от сотрудничества с коммунистами. В последний день все-таки удалось договориться с Примэрией (Горсоветом) о проведении коммунистического митинга в более позднее время, что позволило развести акции правительственных провокаторов и «Социального марша». Но затянувшаяся неопределенность объективно препятствовала полной мобилизации сторонников левой оппозиции.

Надо сказать, что до начала первомайского «Социального марша» никто не верил, что оппозиции удастся вывести значительное количество демонстрантов. Ведущие прорумынских телеканалов ехидно вопрошали коммунистов, будет ли на площади столько же людей, как 7 апреля 2009, т.е. десять тысяч? Сочувствующие ПКРМ аналитики тоже испытывали сомнения. В приватном порядке делались прогнозы, что на демонстрацию посмеют выйти несколько сот русскоязычных пенсионеров.

Надо было иметь большое мужество, чтобы в обстановке всеобщего скепсиса не отказаться от протестных акций. Коммунисты ставили на карту очень многое. Если бы площадь осталась пустой, пропагандисты Альянса стерли бы их в порошок.

Практика — как утверждал Энгельс — критерий истины. Практика «Социального марша» показала, что режим себя дискредитировал. Каждая из четырех колонн демонстрантов растянулась примерно на километр. Я подсчитал, что в одной шеренге было порядка десяти-двенадцати человек. Даже если допустить, что расстояние между шеренгами достигало двух метров и то получается около пяти-шести тысяч человек в каждой колонне. Полиция заявила о девяти-десяти тысячах участников. Но все понимают, что цифра занижена минимум в двое, а то и в трое.

Но не только число демонстрантов не совпало с пессимистическими прогнозами. Главное, что в рядах протестующих преобладала молодежь. Очень важно, что численность молдаван превышала количество русскоязычных. О настроениях можно было судить по флагам. Наряду с красными партийными знаменами и бело-красными полотнищами независимых профсоюзов над колоннами реяли красно-синие исторические стяги княжества Молдова. Нынешних государственных молдавских знамен, представляющих реплику румынского флага, почти не было видно. Разумеется, что исторические знамена наряду с другими были предварительно заготовлены коммунистическими организаторами демонстрации. Но важно, что они были подхвачены участниками. Я слышал, как знаменосец на вопрос сельской бабушки с гордостью ответил: «Это знамя нашего великого господаря Штефана чел Маре!» Больше у бабули вопросов не было. Все неангажированные Альянсом обозреватели отмечают, что массовое использование исторической молдавской символики — очень сильный ход. О его положительном восприятии можно судить по тому, что клич — «MOLDOVA» — преобладал и находил самый горячий отзыв в рядах протестующих.

Со стороны трудно понять, каким образом называние имени своей страны может выражать протест режиму. Но специфика правящего Альянса заключается в отрицании права молдавского народа на существование. И.о. президента Республики Молдова М. Гимпу не стесняется называть себя бессарабским румыном. (Для сравнения прикиньте, сколько времени продержится у власти американский президент, который заявит, что считает себя англичанином.) Другие союзники Гимпу не столь откровенны. Но поскольку они не снимают этого манкурта с должности, можно сделать только один вывод: в душе они с ним солидарны. События первомайской демонстрации показали, что многие граждане не согласны с лишением их права на молдавскую идентичность. И выразителем своих чаяний они видят ПКРМ. Красный флаг коммунистов трансформируется в их глазах в красное знамя Штефана чел Маре, знамя молдавской государственности.

Сам факт разноцветья знамен, развевавшихся 1 мая над центральной площадью Кишинева, свидетельствует, что ПКРМ вступила в эпоху ребрендинга. Следует отметить, что креативный штаб коммунистов отказался от механического переименования, чреватого потерями и провокациями вроде создания альтернативных коммунистических партий. Движение «Социального марша» позволяет органически выйти за пределы неприемлемых для многих избирателей коммунистических рамок. Инициируя Марш, ПКРМ постепенно превращается в одного из его участников. В дальнейшем бренд «Социального марша» становится определяющим в политическом и электоральном плане.

Такая направленность партстроительства позволит не только привлечь новых социально и государственно ориентированных избирателей. Отказ от перегруженного гулаговскими ассоциациями наименования позволит улучшить отношение зарубежных правительств и международных организаций к левому движению Республики Молдова. Для маленькой страны жизненно необходимо добиться доброжелательного отношения международного сообщества. ПКРМ в действительности не имеет ничего общего с ретросталинистами зюгановского типа. На протяжении восьми лет своего правления молдавские коммунисты проводили типичную социал-демократическую политику: экономика — рыночная, социальное обеспечение — государственное. Но сторонние наблюдатели действуют согласно Козьме Пруткову. Они верят не глазам своим, а этикетке. Раз коммунист — значит поклонник Ленина, Сталина, Троцкого, Мао и Пол Пота. Можно, конечно, считать дураками тех, кто судит о ПКРМ исключительно по ее имени. Но, на мой взгляд, надо быть еще большим дураком, чтобы противиться законам человеческого восприятия и мышления.

Многие аналитики считают, что ПКРМ запоздала с ребрендингом. По их мнению, его надо было проводить после победы на вторых парламентских выборах 2005 и вступать в электоральный цикл 2009 уже под новыми знаменами. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда.

Не могу не привести еще одно симптоматичное наблюдение. Когда одна из колонн демонстрантов приблизилась к площади, ее возглавил председатель ПКРМ В.Н. Воронин. Колонна остановилась и комсомольцы, находившиеся в первых трех рядах, начали скандировать имя вождя. Самому Воронину этот пятиминутный апофеоз, наверное, представлялся выражением общенародной любви. Но мне из пятого ряда открылась совсем другая картина. Уже четвертый ряд демонстрантов, не говоря о последующих, хранил равнодушное молчание. Создалось впечатление, что если бы основатель партии коммунистов не принял участия в акции, то никто бы не заметил его отсутствия. Лично меня это порадовало. Невнимание к персоне пожилого коммунистического вождя свидетельствует, что «Социальный марш» перерастает типичные формы политической жизни Молдавии. Все здешние партии объединяются не вокруг идеи, а вокруг лидера. По сути это не политические организации, а классические клиентелы. В случае Марша мы видим проявление европейских тенденций. Протестующих объединяет не харизматическая личность, а идея. И к коммунизму она не имеет никакого отношения. (Ни одного коммунистического лозунга в ходе демонстрации не прозвучало.) Участники «Социального марша» сплотились вокруг идей молдавской государственности, социальной защищенности и достоинства полиэтничной молдавской нации.

Очень важно, что настроения первомайских манифестантов принципиально отличались от агрессивного ажиотажа погромщиков 7 апреля 2009. Большинство обозревателей отмечают чрезвычайно миролюбивый характер «Социального марша».

Позволю привести по этому поводу свое наблюдение. Колонны двигались по проезжей части. Полиция предусмотрительно приостанавливала движение транспорта на время прохождения митингующих. Но некоторые неосторожные водители оставили припаркованные машины, как раз по ходу движения демонстрантов. Когда колонна подошла к первому автомобилю, мне стало тревожно. В памяти всплыли кадры прошлогодней хроники, на которых оранжевые (по утверждению румынских СМИ и лидеров правящего Альянса) «революционеры», переворачивали, крушили и поджигали подвернувшиеся под руку транспортные средства. Но мои опасения не оправдались. Участники «Социального марша» просто обходили четырехколесные препятствия, не причиняя им никакого вреда.

Второе свидетельство того, что первомайская демонстрация собрала достойных людей, а не двуногих представителей погромной люмпенской культуры 7 апреля 2009, было явлено прямо на Площади великого национального собрания. В стремлении как-то ограничить размах манифестации власти отгородили половину площади, так называемыми решетками безопасности. В действительности этот вольер никакой безопасности не обеспечивал. Входы за ограждение не были снабжены металлоискателями. Не было достаточного количества полицейских, чтобы обеспечить оперативный досмотр входящих. Полиция даже не пыталась этот досмотр производить. В таких обстоятельствах решетки, сдерживающие свободу передвижения, напротив, обернулись дополнительным источником опасности.

Организаторы первого состоявшегося в тот день на площади провокационного митинга громогласно призвали своих немногочисленных сторонников (человек двести, не более) снести ограждения. Произошло это незадолго до вхождения на площадь колонн «Социального марша». Видимо данная стратагема, направленная на провоцирование беспорядков, была заготовлена технологами Альянса. Но она не сработала. В первую очередь потому, что среди манифестантов не было оплаченных люмпенов, которых либералы по мизерной цене нанимали для участия в своих выступлениях. Коммунисты в своей риторике с большим успехом обыграли стремление властей поместить молдавский народ за решеткуx.

Следует отметить, что электорат Республики Молдова распределяется парадоксальным образом. За партиями, именующими себя «либеральными», идет много маргиналов. Данный парадокс легко объясняется. Все эти партии не только копируют названия румынских политических сил, но и открыто заявляют о своей конечной цели — объединении с румынской матерью-родиной. Людям «неукорененным» в молдавской действительности свойственно связывать надежды на лучшее будущее с отречением от своего государства. Ощутимое участие люмпенов образовало насильственную, если так можно выразиться, ауру вокруг либеральных протестов 2009. Человекообразные, которых можно привлечь к бунту за несколько долларов, не имеют стыда. Поэтому им не могло даже прийти в голову, что, растаскивая имущество разгромленного парламента на глазах изумленных телезрителей планеты, они позорят свою страну. Люмпенизированному пролетариату, действительно, нечего терять.

ПКРМ — единственная реальная сила, провозглашающая важнейшей ценностью право молдавского народа на собственную государственность. Поэтому левое движение Молдавии поддерживается отнюдь не левыми людьми. Заметная часть электората коммунистов представлена собственниками — домовитыми гражданами, которые в силу хорошего воспитания не склонны к погромам и насилию. И это отличает «Социальный марш» не только от поджигательских акций доморощенных либералов и от бессмысленных и беспощадных киргизских погромов, по исторической неслучайности — бывают странные сближения! — также разразившихся 7 апреля, но и от левацкой агрессии первомайских демонстрантов Евросоюза, выплеснувших свои фрустрированные влечения на улицы греческих и германских городов.

Молдавия, действительно, — территория любви. Ненависть несвойственна подавляющей части полиэтничного молдавского народа. Это и позволяет основывать стратегию «Социального марша», на ненасильственных, более того, созидательных действиях. В маленькой стране разворачивается, действительно, культурная революция. Первомайский митинг на Площади великого национального собрания закончился призывом к участникам не оставлять мусор. Комсомольцы убрали остатки мусора с опустевшей площади. Этот нетипичный для постсоветской ментальности факт был отмечен представителями городских служб коммунального хозяйстваxi.

Ненасильственное сопротивление режиму было продолжено «Маршем Победы», состоявшимся 9 мая. Протестный характер ему придали двусмысленные заявления руководителей Альянса, о значении Второй мировой войны для судеб молдавского народа. И.о президента Гимпу заявил, что не относит себя к наследникам победы над германским нацизмом. Он отказался от приглашения присутствовать на юбилейном московском параде, по причине того, что на Красной площади соберутся победители, а побежденным там делать нечего. Человек похожий на Жириновского не мог сильнее оскорбить своих земляков. В каждом молдавском селе стоят памятники с длинными списками односельчан, павших на фронтах Великой отечественной войны. Коммунисты в годы своего правления привели ВСЕ эти памятники в порядок. Отреставрировали грандиозный Мемориал воинской славы в Кишиневе. Построили уникальный мемориальный комплекс на Шерпенском плацдарме, где при форсировании Днестра во время Ясско-Кишиневской операции 1944 погибли десятки тысяч советских воинов.

ПКРМ всегда связывала себя с ценностью победы над германским нацизмом. И для нее было естественным возглавить протест молдавского народа против оскорбительных действий прорумынских политиков. В «Марше победы», прошедшем из центра города до Мемориала воинской славы приняли участие более тридцати тысяч молдавских граждан. Напуганные их приближением руководители Альянса в спешке покинули Мемориал, уступив место действительным наследникам Победы.

Важно отметить, что на этот раз организованного подвоза коммунистов не потребовалось. Не было и особенно заметной информационной поддержки. Все свелось к объявлениям, размещенным в Facebook, на единственном оппозиционном канале NIT и в эфире нескольких радиостанций. Организация столь масштабной акции самыми скромными средствами свидетельствует о наличии у ПКРМ огромной общественной поддержки.

Один из молдавских дипломатов поведал о встрече с папой Иоанном Павлом II в начале 90-х годов. В то время Иоанн Павел был еще бодрым старцем. Он поразил своей эрудицией, знанием многих деталей истории Молдавии и, в частности подоплеки ее сложных отношений с соседней Румынией. Когда аудиенция заканчивалась, папа подвел дипломата к стене, на которой располагалась мозаичная карта Европы. На карте, исполненной в XVI в. едва ли не Микеланджело, территория между Карпатами и Днестром была подписана на латыни «MOLDAVIAE». «А все-таки она существует» — лукаво заметил Иоанн Павел, намекая, на притязания румынских идеологов вычеркнуть молдавский народ из истории.

«Социальный марш» показал, что Молдавия действительно существует, что у молдавского народа есть незыблемые ценности, а значит — право на будущее. Органичное сочетание стягов Штефана чел Маре и георгиевских лент в колоннах демонстрантов 1 и 9 мая — наглядный урок практической антропологии, который, уверен, войдет в учебные пособия политической науки.

О том, какое впечатление кишиневские события производят на неангажированных россиян, можно узнать из отклика московского культуролога, доктора филологических наук, профессора центра «История и экранная культура» Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ) Владимира Алексеевича Колотаева. После просмотра видеоматериалов о демонстрациях 1-го и 9-го мая он прислал заметку, озаглавленную «Ненасильственная активность гражданского общества — путь в будущее»:

До 1 мая 2010 года можно было бы сказать о населении постсоветского пространства, что оно представляет собой безучастную ко всему массу, неспособную на политическое взаимодействие, на проявление социального сознания, на хоть какую-нибудь активность, не связанную разве что только с национализмом, погромами и мародерством. Общенародные «Социальный марш» и «Марш Победы» консолидированных сил в Кишиневе показали всему миру, что в Молдавии есть гражданское общество людей, уважительно относящихся к себе и к другим, гордящихся своей культурой и готовых к участию в политической жизни своей страны. Эти люди не стали позорно открещиваться от своего прошлого, напротив, они его принимают, отождествляются с историей страны и тем самым оставляют для себя надежду на построение будущего.

Стороннего наблюдателя поразила непривычная и не характерная для массовых выступлений последнего времени, внутренняя сосредоточенность участников марша. Достоинство людей, показавших, что их страна принадлежит им. Какая-то нездешняя политическая культура двигала обществом в тот момент. Ни истерических жестов, ни провокаций и лозунгов, направленных против служителей порядка, ни всего того, что мы привыкли наблюдать в Киргизии, Греции, Германии, Франции, Голландии. Кто бы отважился из нынешних властей европейских государств применить силу против такого народа? А именно народом, а не безучастной ко всему массой, показали себя молдаване.

Оказывается, в Молдавии есть очень отзывчивая гражданская среда говорящих и умеющих слушать собеседника людей, способных не только осознанно откликаться на политические призывы партийных структур, но и допускать в своих рядах идеологическое многообразие. Наряду с традиционной символикой КПРМ, государственными триколорами, в колоннах были видны знамена профсоюзов, исторические флаги княжества Молдова, боевые знамена Штефана чел Маре. Причем такое многообразие разных точек зрения свидетельствует не о хаотическом слиянии всего со всем без разбора, а о способности соединять разное на основе единого: любви к родине и уважения к человеку.

Бросается в глаза и разный возрастной состав участников маршей. Наряду с пожилыми людьми, возможно, по инерции поддержавшими мероприятия, было много молодежи. Удивляет редкая для сегодняшнего времени способность общества объединять людей разных возрастов. В основном были когда-то видны либо доведенные до отчаяния ветераны (Россия), либо участвующая в погромах молодежь (Киргизия, Франция, Греция и отчасти ФРГ).

К сожалению, практически нигде в мире о молдавском марше ничего не было сказано. О нем почти ничего не сказали западные СМИ. Для них, скорее всего, он ассоциировался с коммунистическими рефлексами. Привычнее показывать уличные беспорядки в Афинах. Беснующейся толпой легче управлять. Для властей погромщик — большой подарок. Кто же будет разбираться по существу, что произошло в Кишиневе? Достаточно увидеть ярлык — красное знамя — и отвернуться. Непонятно, почему идея социальной справедливости вызывает такое отвращение?

Однако самое интересное — это реакция российских медиа. Не было сказано ни слова, не было показано ни одного кадра о шествиях 1-го и 9-го мая. Никто не соизволил упомянуть о беспрецедентной активности граждан Молдавии. И политикам, и нам, простым гражданам стоило бы поучиться у молдаван внутренней культуре, отзывчивости и способности к проявлению солидарности, человечности. Они, а не мы готовы создавать страну, строить будущее, участвовать в политической жизни, в конце концов, помогать друг другу. Это в нашем обществе есть опасная иллюзия, будто бы каждый как-нибудь решит свои проблемы сам. 

Странно было видеть, как в Москве День Победы из дня великой скорби и памяти по бесчисленным жертвам войны был превращен в праздник, языческое ликование, в акцию с неадекватными надписями на машинах. Еще в советское время никто и никогда не относился к Дню Победы как к празднеству. Это был день переживания тяжкой боли, траура. Теперь появилось ощущение, что только в Молдавии сохранилось бережное отношение к прошлому. Скорбные колонны участников «Марша Победы» разительно отличались от ликующей, веселящейся массы по поводу свезенной на концерт. Кому вообще пришло в голову веселиться в такой день?

Может быть, в отместку 13-го мая появилась заметка на mail.ru о Молдавии с примечательным заголовком: «Молдавия самая бедная страна в Европе». Никаких больше слов о братском народе у нас, видимо, не нашлось.

Я думаю, что искренне восхищение молдаванами замечательного исследователя культуры из братской России дезавуирует завистливое молчание деморализованных российских политологов. В Молдавии действительно начинается ненасильственная, т.е. культурная революция.

P.S.

ПКРМ зарезервировала Площадь великого национального собрания на 12 и 13 июня 2010. Это ближайшие выходные дни перед 16 июня — крайней датой, когда правящий Альянс, согласно конституции обязан распустить парламент и назначить день выборов. История продолжается!

Сергей Ефроимович Эрлих

молдавский гастарбайтер

кандидат исторических наук,

директор издательства «Нестор-История»(СПб),

автор книг «Россия колдунов» (СПб.: Алетейя, 2006), «История мифа (Декабристская легенда Герцена)»(СПб.: Алетейя, 2006), «Метафора мятежа: декабристы в политической риторике путинской России»(СПб.: Нестор-История, 2009)

Эти вдохновляющие события заставили меня отложить академические штудии. В момент, когда молдавская утопия, казалось, начала воплощаться в жизнь я решил содействовать ее осуществлению, единственно доступным мне инструментом научного исследования ее предпосылок и перспектив. Для этого я привлек к анализу молдавской реальности триаду образов будущего, рассмотренных в первой «теоретической» части моей книги. Взгляд на новейшую историю Молдавии через триплекс идеологии, антиутопии и утопии позволяет, по моему мнению, заметить многое из того, что до сих пор ускользало от наших взглядов. Главы «Утопии бессов» публиковались перед началом избирательной кампании 2010 года на молдавских сайтах, так сказать в режиме реального времени. Их публикация вызвала немало разноречивых откликов со стороны политиков, политологов и других политически озабоченных граждан Молдавии.

К сожалению, мои попытки поддержать утопический порыв творения будущего не увенчались успехом. В рядах молдавских коммунистов не нашлось достаточных сил для того чтобы развить креативный настрой майских событий. Разговоры о ребрендинге и обновлении партии не были преобразованы в практический результат. Косная ПКРМ закономерно показала в ноябре 2010 едва ли не свой худший результат за все время участия в парламентских выборах.

Молдавским коммунистам не удалось осуществить молдавскую утопию. В своем нынешнем виде их партия объективно является частью той силы, которая вечно хочет блага и вечно совершает зло. Стагнирующая ПКРМ по инерции занимает ту электоральную площадку, на которой могли бы вырасти силы, созвучные творческой природе глобальной информационной цивилизации. В ситуации, когда Республика Молдова находится уже за гранью катастрофы, промедление еще на один электоральный цикл может привести к пересечению точки невозврата в достойную жизнь исторической общности, пока именуемой молдавской нацией. Но и в нынешней критической ситуации не стоит предаваться унынию. Ведь невозможное все еще возможно.

(История продолжается!)

Европейский архетип молдавской утопии

Маленькая Молдавия может сыграть великую роль генератора утопической христианской интеграции. Не нынешней бескачественной евроинтеграции, угрюмо нацеливающей натовские ракеты на Россию, а ценностной интеграции, преображающей евангельской любовью все пространство между Лиссабоном и Владивостоком. Символическим шагом на этом пути может стать одновременное членство Молдавии и в СНГ, и в Евросоюзе. Молдавский пример при его успешном культурном, социальном и экономическом воплощениях может стать искомой точкой запуска цивилизационных процессов, объединяющих запад и восток Европы.

Для этого история предоставила молдаванам важные культурные предпосылки.

В цивилизационном плане Западная и Восточная Европа объединены единым священным текстом христианства. В то же время их разделяют язык священного текста (латынь и церковнославянский), а также графика (латиница и кириллица). Молдаване и их братья румыны органично сочетают в своем словарном фонде два священных языка Европы, а в истории своей культуры — два вида графикиxii. Можно сказать, что эти народы демонстрируют своим языком и письменностью христианское единство европейской цивилизации.

Классик мирового религиоведения Мирча Элиаде видел в этой уникальной славяно-латинской двойственности залог преодоления культурного провинциализма, мировую миссию румынского народа. К сожалению, Румыния пока не вдохновилась утопией христианского синтеза. Она пошла по пути культурной прозападной одномерности — от местечкового фашизма до арьергардной евроинтеграции.

Один из ведущих русских палеографов академик А.И. Соблевский еще в начале прошлого века с горечью отмечал, что слова славянского происхождения целенаправленно удаляются из румынской литературной речи. Результаты этой лингвистической спецоперации, осуществлявшейся с особым рвением в «эпоху Чаушеску», как говорится, налицо. Великий Элиаде в двадцатые годы двадцатого столетия мог назвать свой философско-религиозный журнал «Duh i slov». Для современного румынского интеллектуала подобное название немыслимоxiii.

Собственноручное оскопление своей духовности (о чем с тревогой говорят наиболее прозорливые румынские лингвисты) делает нынешнюю румынскую культуру стерильной. На смену гигантам: Мирче Элиаде, Эмилю Чиорану, Тристану Тсара, Эжену Ионеско, Михаилу Себастиану, Сержу Московиси — никто, к сожалению, не приходит. Интеллектуальная неспособность соответствовать задачам информационной цивилизации канализирует энергию румынских элит на решение задачи вчерашнего дня — национального «бессарабского вопроса». Румынские культуртрегеры не в силах понять, что этническая унификация противоречит современным тенденциям сохранения культурного разнообразия глобального мира.

В этой ситуации молдавский народ остается единственным zip- архивом, в культурном наследии которого хранится exe- файл, способный запустить программу единой христианской цивилизации. Таким образом, оставаясь собой, молдаване сохраняют Европе шанс на спасение.

Важным элементом интеграционного архетипа является историческая полиэтничность молдавской нации. Господарь Молдовы и член Берлинской академии наук Дмитрий Кантемир писал в своем основательном труде «Descriptio antiqui et hodierni status Moldaviae» (Описание древнего и современного состояния Молдавии, 1716): «Мы полагаем, что вряд ли в каком другом государстве, заключенном в столь тесных границах, как Молдавия, живет столько разных народностей. Кроме молдаван, большинство которых пришло из Марамуреша, его населяют греки, албанцы, сербы, болгары, поляки, казаки, русские, венгры, германцы, армяне, евреи и плодовитые цыгане»xiv. Справедливость этого свидетельства подтверждают чрезвычайно популярные этнические по этимологии фамилии молдаван: Арнаут (албанец), Болгару, Греку, Казаку, Коман, Команечи (от куман, половец), Ляху (поляк), Нямцу (немец), Руссу, Руснак (от русин, русский), Сырбу (серб), Татару, Турку, Унгуряну (венгр). Обращает внимание, что значительное число представителей титульного этноса носят типичные русские, болгарские, польские, украинские, армянские, сербские, греческие фамилииxv. Молдаванин Иванов — не исключительное явление.

Молдавия — настоящий этнографический заповедник. Ее специфика заключается в наличии десятков украинских, гагаузских, болгарских сел, дополненных такой экзотикой, как поселения русских старообрядцев, цыган, поляков, албанцев, чехов. Эти люди укоренены в молдавской земле. В отличие от мобильных горожан, они никуда отсюда не денутся. В этом культурном богатстве следует выделить гагаузов (единственный из тюркских этносов, исповедующий христианство), которые обладают государственной автономией в составе Республики Молдова. Гагаузский народ образует символический мост между европейской цивилизацией и тюркоязычным исламским миром.

Следствием такой культурной открытости является, в частности, высокая восприимчивость к языкам. Славяно-латинская двусоставность молдавского языка, несомненно, стимулирует лингвистическую одаренность говорящего на нем народа. Среди молодых молдаван знание трех-четырех языков становится едва ли не нормой. Примечательно, что в процессе общения они постоянно переходят с языка на язык, не замечая этогоxvi.

Врожденная мультикультурность формирует в молдаванах такие важные для утопии качества, как терпимость и доброжелательность. Мне, живущему между Петербургом и Кишиневом, очень легко заметить, что молдавские крестьяне в большинстве своем ведут себя более тактично и приветливо, чем многие питерские интеллигенты. Мои русские друзья, приезжая в Кишинев, с удивлением отмечают любезное отношение молдаван в процессе разнообразных бытовых контактов. Со стороны в таких случаях всегда виднее. Молдавия — это, действительно, территория любви, а значит страна, где могут воплощаться утопии.

Словно для того, чтобы освежить древнее западно-восточное наследие судьба превратила современных молдаван в нацию гастарбайтеров. Работая как в России, так и в странах Евросоюза, они обогащают свою родину не только валютными поступлениями, но и обычаями других народов. Сам видел, как молдаване, вернувшись с работы в сибирском леспромхозе, построили русскую баню, в селе, где бани отродясь не видели. Также свидетельствую, что наиболее продвинутые возвращенцы из Италии и Португалии начинают оснащать сельские casa mare (большой дом) не только металлочерепицей, но и канализацией. Возможно, что этот своеобразный импорт российских и западноевропейских технологий — структурный эквивалент сорокалетнего блуждания евреев по Синайской пустыне, благодаря которому последний народ Европы станет инициатором, т.е. первым, в деле интеграции христианского мира.

(История продолжается!)

Казус Воронина: утопия и антиутопия в одной голове

Органичный синтез двух основных священных языков Европы (латыни и церковнославянского), беспрецедентно «укорененный» аграрный мультукультурализм, всесторонняя культурная восприимчивость и огромный запас доброжелательности образуют плодотворный фундамент народной психологии полиэтничной молдавской нации. На этом фундаменте, несомненно, может быть построена европейская по форме утопия информационной цивилизации.

Наличие культурных предпосылок утопии ничего не значит, без настойчивого стремления эту утопию сформулировать, внедрить в массовое сознание и воплотить.

Глобальная информационная утопия обязательно должна учесть локальный опыт утопий индустриальных.

Особенность молдавского опыта состоит не столько в том, что здесь, как и во многих западных губерниях бывшей Российской империи пик индустриализации пришелся не на откровенно антиутопические сталинские первые пятилетки, а на полуутопическое оттепельное хрущевское десятилетие. Отличия имели во многом количественный характер. Упрочение советской власти в Молдавии так же, как и повсюду в СССР сопровождалось казнями и депортациями интеллигенции и священников, городской буржуазии и сельских «кулаков». В 1946 году край, с роду не знавший голода, был подвергнут, в значительной мере реквизиционными действиями властей, тотальному голодомору, во время которого официально фиксировались случаи каннибализма. Тем не менее, относительно аналогичных процессов в метрополии, сталинские репрессии длились в Молдавии в три раза меньше по времени, а брежневский застой был намного более сытым. И в этом смысле, в сравнении с периодом румынского культуртрегерства (1918–1940, 1941–1944), советский колониализм рассматривался большинством молдавских крестьян, как период несомненного прогресса.

Уникальность опыта индустриального утопизма связана с новейшей историей Республики Молдова. Последнее двадцатилетие вместило в себя не только разрушительную антиутопию этнократизма вместе с социал-дарвинистской квазилиберальной идеологией, но и робкие попытки завершения очередных задач советской власти. Две первые формы мировоззрения господствовали все годы молдавской независимости. Тогда как поздние всходы индустриальной утопии проклюнулись исключительно в период правления Партии коммунистов республики Молдова (ПКРМ), возглавляемой В.Н. Ворониным. Для того чтобы показать, что даже непоследовательный и архаичный утопизм приносит добрые плоды необходимо совершить краткий экскурс в историю.

Накануне развала СССР Молдавия являлась одним из самых благополучных островков советского архипелага. По инициативе русских оккупантов здесь было создано индустриальное сельское хозяйство с гигантскими животноводческими комплексами, значительная перерабатывающая промышленность, состоящая из множества консервных и винзаводов. Но самое главное — в городах Молдавии были размещены крупные производства в области радиоэлектроники. Заканчивалось строительство гигантского компьютерного завода.

Эти предпосылки обеспечивали хорошие условия для старта в свободное рыночное будущее. Разумеется, требовалась серьезная модернизация, прежде всего, оборонных заводов, напичканных дорогостоящим оборудованием. Наличие большого числа обученных кадров позволяло решить эту непростую задачу. Молдавия при грамотном руководстве имела все шансы сочетать технологический потенциал Силиконовой долины с экологичным сельским хозяйством.

Ничего этого не произошло. К власти дорвались люди даже не с вчерашним индустриальным, а с позавчерашним аграрным мышлением, неспособные решать задачи завтрашнего дня, задачи информационной цивилизации.

Поэт и в Молдавии больше чем поэт. Лауреат всевозможных советских премий, автор проникновенных стихов о родной маме и духовном отце Ленине, ныне покойный Григорий Виеру в 1991 афористично выразил разрушительный дух этнократической антиутопии, в которую мгновенно выродилась румынская идеология в Молдавии: «Нам не нужен компьютерный завод. Мне нечего считать».

Идея, саморазоблачительно высказанная поэтом, овладела массами. Компьютерный завод и вместе с ним другие высокотехнологичные предприятия канули в Лету. Только не надо списывать этот самоубийственный процесс на неизбежные следствия переходного периода. Такого тотального краха промышленности не было нигде на европейской территории бывшего СССР. Что-то сопоставимое происходило лишь в Таджикистане.

На совести президента М.И. Снегура (1991–1996) — развал промышленности и развязывание гражданской войны, приведшей к территориальному расколу страны.

Президент П.К. Лучинский (1996–2001) добил сельское хозяйство, приняв к исполнению навязанную американцами программу земельной приватизации «Pmnt» (Земля). Любой трезвомыслящий человек поймет, что деление сельских угодий на мелкие «квоты» — сознательная диверсия, направленная на уничтожение конкурента калифорнийского винпрома. Более того, была разделена не только земля, но и другие материальные активы: животноводческие комплексы, тракторные бригады, оросительные системы и т.д. Последствия подобной приватизации производственных мощностей тоже было легко предвидеть. Остовы гигантских строений сегодня можно использовать только в качестве декораций фильмов о выживших в термоядерной войне. Американские советники Лучинского могут быть довольны: миллиардные инвестиции русских колонизаторов успешно обнулены.

Антиутопия этнической нетерпимости и дополнившая ее либеральная идеология «экономической эффективности», находившиеся в девяностых годах у власти, оставили без работы сотни тысяч людей. С тех пор и до сегодняшнего дня маленькая страна живет преимущественно экспортом рабочей силы.

Голосование за ПКРМ в 2001 — было ретровыбором отчаявшихся людей.

Прорумынская интеллигенция упрекала после этого народ в том, что он променял первородство национальной идеи на чечевичную похлебку антиутопии ГУЛАГа. Эти упреки неверны.

Во-первых, глупо считать, что молдаване настолько умственно ограничены, чтобы желать возвращения кровавых времен генералиссимуса Сталина. В действительности, молдавские избиратели, пытались улететь на машине времени лет на тридцать назад в относительно сытый и довольно мягкий «застой» маршала Брежнева.

Во-вторых, нельзя сводить мотивы их выбора исключительно к шкурным соображениям. Антикоммунистические критики материальной односторонности марксизма, почему то забывают, что не хлебом единым жив человек. Память о брежневской эпохе влекла многих молдаван в немалой степени потому, что к тому времени антиутопические черты архипелага ГУЛАГа несколько смягчились, и сквозь них можно было различить следы гуманистического замысла советской утопии. Положа руку на сердце, вы не сможете утверждать, что никакой такой утопии не было. Были «Клуб кинопутешествий», «Очевидное — невероятное», «От всей души», «Спокойной ночи, малыши». Были «Наука и жизнь», «Знание — сила», «Техника — молодежи». Были умные книги и волнующие спектакли, выдающиеся фильмы и добрые мультфильмы. Были бесплатные лекции и концерты, творческие кружки и спортивные секции, пионерские лагеря и студенческие строительные отряды.

Голосуя в 2001 за коммунистов, люди, замордованные звериной антиутопией национальной исключительности и людоедской идеологией «экономической эффективности», на самом деле голосовали за тепло человеческих отношений, за любовь, за утопию. Да, молдавский народ выбрал индустриальную ретроутопию коммунизма. Но завершение индустриальных задач советской власти: телефонизация, газификация, канализация и т.д. всей страны — до сих пор имеет прогрессивное значение в одном из наиболее аграрных государств не только Европы, но и СНГxvii.

Критики восьмилетнего коммунистического режима, если это, разумеется, не интеллектуальные наперсточники, должны начинать ее с признания того, что ПКРМ пришла на пепелище. Коммунисты приняли страну с внешним долгом сектора государственного управления 815 миллионов долларов США, средней пенсией 86 леев (в 2001 году курс доллара приближался к 13 леям), средней зарплатой врачей 230 леев и учителей 247 леев. Те, кто списывают все нынешние беды Молдавии исключительно на президента Воронина и его партию, могут быть охарактеризованы одним словом — подонки.

Оценивая Воронина, эти люди за точку отсчета берут, по меньшей мере, Иисуса Христа. Разумеется, что третьему молдавскому президенту очень далеко до такого абсолюта. Но если мы начнем его сравнивать со Снегуром, Лучинским и Гимпу, то убедимся, что он несравненно выше и своих предшественников и тем более преемника. Да, Воронину свойственны многие недостатки, присущие каждому из этой грешной троицы. Но все они вместе не обладают и малой долей его несомненных достоинств. Пришло время всесторонне оценить восьмилетнюю деятельность этого незаурядного человека на посту руководителя молдавского государства.

На мой взгляд, В.Н. Воронин — фигура трагическая. В его душе противоречиво сплелись утопия с антиутопией. Антиутопия, к сожалению, победила. Но он единственный из постсоветских руководителей нашей страны, кого утопия отметила своим мимолетным присутствием. Именно благодаря элементам непоследовательного утопизма Воронин, войдет в историю с положительной оценкой потомков.

(История продолжается!)

Индустриальная утопия Воронина

Воронин, наряду со своими сверстниками Лучинским и Снегуром, прошел типичную жизненную школу представителя «нового класса» Милована Джиласа, самоназванием которого был термин «номенклатура». Судьба партийных кадров, даже в застойное позднесоветское время, когда кровавые сталинские чистки вышли из моды, была незавидной. Они были вынуждены постоянно говорить правильные слова утопии солидарности трудящихся. А в действиях обязаны были руководствоваться идеологией «нового класса» — государственным капитализмом. Внутренний конфликт труда и капитала постоянно грозил разрешиться шизофренией — раздвоением личности.

В стремлении уберечься от внутреннего самораспада большая часть партноменклатуры впадала в крайний цинизм. Ее представители старались, чтобы утопические лозунги: «Все для блага человека! И мы даже знаем, как зовут этого человека» — отлетали от них, как горох от стенки. Но душа не каменная стена. Она настойчиво требовала анестезии. Всем, кому за сорок, памятен типичный облик номенклатурного работника — благородная седина оттеняла румяные щеки и сизо-красный нос. Партийный дед мороз не стыдился носа своего: «Он ведь с нашим знаменем цвета одного»!

Наряду с циничным большинством в рядах партократов встречались люди, которых, с большой долей условности, можно назвать совестливыми. Разумеется, для того чтобы делать карьеру, им приходилось не один раз идти против собственной совести. Но они, по крайней мере, помнили, что совесть у них когда-то была. И в тех микроскопических пределах свободы, которые оставляла им идеология госкапиталистизма, эти люди старались соответствовать заветам коммунистической утопии.

Многим из них была свойственна бытовая «ленинская» скромность. Это они сочувственно слушали актера-шестидесятника Михаила Ножкина: «А в музее Ленина — лишь пальто простреленное, два костюма стареньких да пара башмаков». В нашем пролетарском по социальному составу школьном классе затесался сын значительного чиновника. Одевался он также скромно, как все мы. Вместе с нами мечтал о «фирменных» джинсах. А магнитофон у меня появился даже раньше, чем у него. Номенклатурный папа, согласно заветам Ильича, считал, что его сын не должен выделяться на фоне детей «трудящихся».

Воронин, судя по стилю его президентского правления, принадлежал к меньшинству не полностью чуждому духу советской утопии. Существует легенда, что в годы работы секретарем Бендерской городской парторганизации он устроил свой рабочий кабинет в жилом доме-долгострое, принес туда раскладушку и заявил, что останется там, пока дом, получивший в народе имя «воронинский», не будет сдан. Возможно, что данный рассказ об очередном подвиге молдавского Геракла — всего лишь продукт агитпропа ПКРМ. Вместе с тем навыки критики источников, приобретенные на истфаке Кишиневского университета, позволяют допустить, что в этой истории содержатся, по меньшей мере, крупицы реальности.

Другое историческое деяние Воронин совершил в должности министра внутренних дел МССР. Вернее это было недеяние. 10 ноября 1989 (в день милиции!) толпы погромщиков, вооруженных предусмотрительно подвезенным гравием и бутылками с зажигательной смесью, атаковали центральный офис молдавского МВД. Воронин, также как и двадцать лет спустя, не отдал приказ применить силу.

Можно, конечно считать, что тем самым был ускорен развал СССР. Действительно, после успеха этой акции сторонники прорумынского Народного фронта получили сигнал, что бояться им нечего. Но с другой стороны, разделяющие подобную точку зрения не должны забывать об аналоге кишиневских событий. 9 апреля того же 1989 генерал Родионов разогнал участников нон-стоп протеста в Тбилиси, используя в качестве спецсредств саперные лопатки. Пролилась кровь. Генерала затравили собчаками. Разве это предотвратило или хотя бы отдалило бесславный конец советской империи?

В Кишиневе тогда тоже были принесены жертвы. Безмозглые молдавские подростки остались жить ценою крови солдат-срочников внутренних войск, попавших под ковровое камнеметание погромщиков. Из-за этого многие и сегодня осуждают тогдашнее решение Воронина. Но даже они должны признать, что его выбор не был решением полковника Скалозуба. Да, вполне возможно, что в тот критический момент генерал Воронин помнил о печальной судьбе генерала Родионова. Но подобное трезвомыслие не исключает того, что нерешительность была, вместе с тем, проявлением верности утопии (в интервью Воронин не раз вспоминал, что ему было жалко лишать жизни впавших в неистовство тинейджеров), во имя которой он и предал тогда идеологию своего номенклатурного класса.

Осуществленную Ворониным реанимацию молдавского коммунизма также трудно объяснить вне утопического контекста. Кто в Молдавии 1993 года мог предположить, что в 1998 коммунисты станут парламентской партией, а в 2001 возьмут власть? Если бы речь шла только о реализации гипертрофированных властных амбиций, Воронину следовало бы, с гораздо меньшим риском, играть, подобно множеству бывших советских функционеров, на приемлемом для постсоветского истеблишмента идейном поле. Член КПСС, ставший после 1991 коммунистом, воспринимался своими же номенклатурными собратьями-оборотнями, как немой укор, как, действительно, белая Ворона. А на новых выдвиженцев «нового класса» он действовал буквально, как красная тряпка на быка. Утверждать, что Воронин просто все рассчитал на восемь лет вперед, значит возводить Владимира Николаевича в ранг величайших гениев человечества. При всем уважении к этому незаурядному человеку, он, на мой взгляд, столь дальней прозорливостью, все-таки, не обладает. Так, что без фактора утопического альтруизма и этот этап его карьеры убедительно объяснить невозможно.

Возглавив страну в 2001 Воронин смог реализовать не только властные амбиции. Верность утопическим мечтаниям советской молодости явственно отразилась в социальных мерах его восьмилетнего правления. Первым проявлением утопизма был отказ от либерально-дарвинистской идеологии «экономической эффективности». Используя это заклинание, молдавские власти в период девяностых годов последовательно демонтировали социальную сферу. Во имя пресловутой экономической эффективности закрывались районные больницы, сельские школы и дома культуры. Воронин остановил этот процесс. Коммунистам пришлось на время отказаться от кредитов МВФ, выдаваемых их предшественникам под залог людоедского сокращения социальных издержек. При этом от возврата международных кредитов, которые большей частью были благоразумно вложены молдавскими чиновниками в элитную недвижимость, коммунистическое правительство никто не освобождал. Оно исправно платило по счетам прежних правителей. Вопреки скепсису экономистов западной выучки ПКРМ нашла средства на «нерентабельные» больницы и школы. Началось последовательное повышение пенсий, зарплат врачей и учителей. За восемь лет они возросли в 7–11 раз. К сожалению и к 2009 году социальные выплаты и зарплаты в социальной сфере оставались мизерными. Кроме того, рост цен неумолимо корректировал номинальное увеличение. Но факт остается фактом — государственная воля, устремленная на защиту социально слабых, была проявлена. Пенсионеры в большинстве своем это оценили, несмотря на то, что размер причитающихся им выплат так и не достиг прожиточного минимума. Пожилым гражданам было важно почувствовать, что к ним относятся не как к быдлу, что их уважают, т.е. считают людьми.

Пытаясь дискредитировать достижения ПКРМ, оппоненты утверждают, что коммунистам просто повезло, так как их пребывание у власти совпало с мировым экономическим подъемом. По их мнению, если бы президенту Лучинскому удалось в 2001 сохранить власть, то мы бы наблюдали такую же, а то бы и еще более успешную социальную картину.

История, конечно, не знает сослагательного наклонения. Но я прекрасно помню, как в кризисном 1998 Лучинский, глядя в телевизионную камеру, заявил кишиневским пенсионерам, жаловавшимся на дороговизну: «Кишинев — город для богатых. Продавайте квартиры. Переезжайте в деревню». Это заявление одного из последних секретарей ЦК КПСС не дает оснований полагать, что типичный представитель циничного большинства советской номенклатуры решился бы отказаться от доли пирога Международного валютного фонда ради благосостояния молдавских стариков, врачей, учителей.

У нас есть возможность сравнить эффективность социальной политики коммунистического правительства беднейшей страны Европы с мерами руководства великой сырьевой державы за тот же периодxviii:

Пенсии	2000 г.	2009 г.	Рост
Россия (в рублях)	823,4	5191	6,3 раз
Молдавия (в леях)	86,8	646,4	7,5 раз
Зарплата образование
Россия (в рублях)	1240,2	11600	9,4 раз
Молдавия (в леях)	247,7	2135,6	8,6 раз
Зарплата здравоохранение
Россия (в рублях)	1333,3	13048,6xix	9,8 раз
Молдавия (в леях)	230,1	2718,2	11,8 раз

Приведенные показатели позволяют убедиться, что темпы роста пенсий и зарплат работников социальной сферы в Молдавии в годы правления коммунистов, по меньшей мере, не уступали российским. Напомню, что это были годы, когда Россия захлебывалась нефтедолларами.

Сравнение разницы ВВП на душу населения и разницы в пенсиях и зарплатах в 2009 свидетельствует, что в РМ в правление коммунистов социальной сфере уделялось значительно большее внимание, чем в РФ:

ВВП, пенсии и зарплаты (в долларах США)	Россия	Молдавия	Разница
ВВП на душу населенияxx	11474	2848	4 раза
Пенсии	176,7	62,2	2,8 раза
Зарплата образование	399,1	192,3	2,1 раза
Зарплата здравоохранение	472,6xxi	244,7	1,9 раза