Джеймс Холлис - доктор философии, практикующий юнгианский аналитик, исполнительный директор Образовательного центра юнгианской психологии в Хьюстоне.
Доктор Холлис - один из самых известных и читаемых юнгианских психологов, автор 12 книг и более 50 статей, в том числе переведенных на русский язык «Под тенью Сатурна», «Перевал в середине пути», «Сотворить свою жизнь», «Душевные омуты». Его книги переведены на шесть языков, включая русский. Живет и работает в Хьюстоне.
Сайт: http://www.jameshollis.net/
Холлис Дж.
Душевные омуты: Возвращение к жизни после тяжелых потрясений.
ISBN: 5-89353-180-9
192 стр., 84x108/32|обл
Серия: | Юнгианская психология
В книге "Душевные омуты" автор исследует те "топи" и "трясины",- вину, печаль, потери, предательство, депрессию и многое другое,- которые время от времени нас затягивают. Читатель, прочитав эту книгу, возможно, не только найдет в своих страданиях глубокий смысл, но и откроет для себя путь к личностному развитию и самоутверждению. Книга будет интересна специалистам, приверженцам юнгианской психологии, а также широкому кругу читателей.
Содержание
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ....7
ВВЕДЕНИЕ: ПОИСКИ СМЫСЛА....9
ГЛАВА 1. НЕИЗБЫВНАЯ ВИНА....23
Реальная вина как ответственность....30
Вина как защита от страха....34
Экзистенциальная вина....37
ГЛАВА 2. ПЕЧАЛЬ, ПОТЕРИ И ПРЕДАТЕЛЬСТВО....45
То, что желанно, не достижимо....45
Потери и печаль....51
Предательство....58
ГЛАВА 3. СОМНЕНИЕ И ОДИНОЧЕСТВО....65
Молчание бесконечностей....65
Одиночество на просторах душевного океана....72
ГЛАВА 4. ДЕПРЕССИЯ, ОТЧАЯНИЕ И ОЩУЩЕНИЕ НЕНУЖНОСТИ....84
Три ворона....84
Депрессия: бездонный колодец....86
Ощущение ненужности: царство уныния....93
Отчаяние: самый мрачный ворон....97
ГЛАВА 5. ОДЕРЖИМОСТЬ И ЗАВИСИМОСТЬ....104
Пребывание в аду....104
Одержимость: непрошеные идеи....106
Зависимости: колесо-распятие Иксиона....112
ГЛАВА 6. ГНЕВ....117
Что значит "накормить Цербера"....117
ГЛАВА 7. СТРАХ И ТРЕВОЖНОСТЬ....127
Страх - айсберг, мы - "Титаники"....127
Что значит "справиться с тревогой"....140
ГЛАВА 8. НЕСКОЛЬКО СЛОВ О КОМПЛЕКСАХ....149
ГЛАВА 9. Что ТАКОЕ "ПРЕОДОЛЕТЬ" И "ПЕРЕЖИТЬ"....157
"Преображение" человека....157
ПОСЛЕСЛОВИЕ: ПОМАРКИ И КЛЯКСЫ НА УРОКЕ ЖИЗНИ....178
ГЛОССАРИЙ ЮНГИАНСКИХ ТЕРМИНОВ....186
ЛИТЕРАТУРА....189
Джеймс Холлис "Душевные омуты"
Введение.
Поиски смысла
Мы не получаем полного осознания истины, как при божественном откровении. Мы воспринимаем ее лишь через отражение событий и символов, единичных и взаимосвязанных. Мы воспринимаем ее как некую непостижимую для нас сторону жизни и не можем избавиться от желания ее постичь.
И. В. Гете
Существует мнение, а может быть, навязчивая фантазия, что цель жизни заключается в том, чтобы найти свое счастье. Во-первых, его обещает Конституция Соединенных Штатов Америки; она обещает "жизнь, свободу и достижение счастья". Кому из нас не хотелось бы оказаться в один прекрасный день на солнечной лужайке, где можно спокойно отдохнуть без каких бы то ни было неприятностей, провести беззаботно время и почувствовать себя совершенно счастливым?Но природа, судьба или боги направляют события совершенно иначе, развеивая эту фантазию. Западному мышлению всегда было свойственно различать то, к чему мы стремимся, и те ограничения, с которыми нам приходится сталкиваться. Для Паскаля мы были только жалкими тростинками, которым безразличная Вселенная постоянно грозила гибелью; но при этом мы были мыслящими тростинками, которые поддерживали связь с космосом. Фауст Гете заявляет о наличии у него внутри двух душ: одна цепляется за эту вращающуюся планету, а другая устремлена в небеса. Ницше напоминает нам о том прискорбном дне, когда мы узнаем, что мы не боги. Вот что пишет Уильям Хэзлитт:Человек - единственное животное, которое смеется и плачет; ибо он - единственное животное, которое удивляется различию между тем, какими нам являются вещи и какими они должны быть1.Йозеф Кнехт в романе Гессе "Игра в бисер" жалуется:О, если бы только было возможно обрести понимание... Если бы существовала догма, чтобы в нее верить. Все мимолетно и противоречиво; нигде больше нет определенности... Разве это не так?21 The Oxford Dictionary of Quotations, p. 243.2 Hesse Hermann, The Glass Bead Game, p. 83.Бесконечна мольба, возносящаяся из разверзшейся пропасти между ожиданиями и реальным опытом. Человек, по-видимому, стоит перед тяжелым, но неизбежным выбором: то ли стоически выдержать страдания, связанные с существованием этой пропасти, и вести себя героически, то ли сетовать на превратности судьбы. Но юнгианская психология, а также практика ее применения, пробуждающая человека для личностного развития, предлагает иную перспективу, основанную на идее, что целью жизни является не счастье, а смысл.В какие-то моменты жизни мы можем испытывать ощущение глубокого счастья, но это ощущение является эфемерным и не может возникнуть ни в результате усилия воли, ни вследствие слепой надежды. Юнгианская психология, как и большинство великих религиозных учений и известных мифов, на основе которых она сделала многие свои открытия, утверждает, что именно душевные омуты и бесконечные страдания становятся той почвой, в которой зарождается смысл. Еще 2500 лет тому назад Эсхил сказал, что боги вынесли людям жестокий приговор: только страдания могут привести их к мудрости.Не испытывая страданий, через которые, согласно божескому промыслу, приобретается психологическая и духовная зрелость, человек остается неразумным, инфантильным и зависимым. Кроме того, многие наши пагубные зависимости, идеологические пристрастия и неврозы являются формой избегания страданий. Четвертая часть жителей Северной Америки - это приверженцы фундаменталистских учений; они стремятся облегчить свое жизненное странствие, принимая упрощенную черно-белую систему ценностей, духовно подчиняясь своему лидеру и проецируя, в случае необходимости, свои жизненные противоречия на окружающих людей. Другие 25-50% жителей подвержены какой-либо зависимости, но, добившись на какое-то время устранения страха перед жизнью, они обязательно сталкиваются с ним в будущем. Оставшиеся предпочитают быть невротиками, формируя систему феноменологических защит от превратностей жизни и ударов судьбы. Такие защиты тоже порабощают душу, и человек проявляет во всех жизненных ситуациях лишь рефлекторные реакции, коренящиеся в его прошлом, но не в настоящем.Древние говорили, что религия нужна тем, кто боится оказаться в аду; а духовность - тем, кто там уже побывал. Пока мы не увидим существующую разницу между тем, что мы жаждем испытать, и тем, что мы испытываем, пока мы осознанно не поставим перед собой цель достижения высокого уровня духовности, мы будем всегда стремиться избегать, отрицать или воображать себя жертвами, малодушными и недовольными собой и окружающими.Идеи, устремления и практика юнгианской психологии исходят из того, что не существует залитых солнцем лугов и уютных уголков для безмятежного сна: есть душевные омуты, где большую часть жизни и пребывает наша природная сущность и где зарождаются многие значимые события нашей жизни. Именно в этих омутах формируется и крепнет душа, именно в них мы сталкиваемся не только с тяготами жизни, но и с ее достоинством, и ее глубочайшим смыслом.Несомненно, самая глубокая ирония в искусстве исцеления заключается в искажении идеи души в психологической практике. Более ста лет тому назад была опубликована работа Фрейда и Брейера "Исследование истерии". В конце XIX в. внимание врачей было приковано к страданиям тех пациентов, которые, с одной стороны, не могли обрести состояние душевного комфорта и психического равновесия в религии, а с другой, не могли исцелиться с помощью чистой медицины. Наука о душевных страданиях людей не существовала для тех, кто все больше и больше увлекался новыми научными веяниями3.3 См. мою книгу: По следу богов: место мифа в современной жизни, в которой это противоречие модернизма обсуждается более подробно.По мнению Юнга, психология стала развиваться последней из так называемых социальных наук, так как по существу была основана на заимствованных у них великих мифах и концепциях. В переводе с греческого psyche означает "душа" и этимологически происходит от двух слов: 1) существительного "бабочка" (таинственные, прекрасные, но мимолетные движения которой символизируют наши душевные переживания); 2) глагола "дышать" (выражающего невидимое дуновение, возникающее с рождением человека и прекращающееся в момент его смерти).Однако вся ирония заключается в том, что современная психология часто обращается только к наблюдаемому поведению, сводится к неким статистическим моделям и структурам, подлежащим реорганизации, или к биохимическим аномалиям, требующим медикаментозного лечения. Хотя эти методы лечения достаточно важны и приносят определенную пользу, они редко учитывают самые глубинные потребности человека, т. е. смысл его жизни. Любая терапия, не затрагивающая проблемы души, в конечном счете обязательно окажется поверхностной независимо от того, какое облегчение она приносит сначала.Юнг полагал, что невроз "в конечном счете следует понимать как страдания души, не раскрывшей своего смысла"4. Заметим, что он указывал не на страдание, а лишь на ощущение бессмысленности жизни, от которого невроз становится защитой. Вместе с тем Юнг считал невроз "мнимым страданием". Аутентичное страдание - это адекватная реакция на столкновение с острыми гранями бытия. В таком случае цель терапии заключается не в устранении страдания, а в его преодолении с целью достижения углубленного и расширенного сознания, способного поддерживать полярность болезненных противоположностей. Как считает Альдо Каротенуто:Психотерапия - это не создание моделей, в соответствии с которыми человеческое страдание находит выход и получает название; психотерапия - это исследование страдания, открытие важного и надежного соответствия между внешними и внутренними событиями, которые определяют любую жизнь5.4 Psychotherapists or the Clergy, Psychology and Religion, CW 11,
par. 497.5 The Difficult Art: A Clinical Discourse on Psychotherapy, p. vii. 6 Там же, р. 3.Юнг считал, что невроз - это не только защита от жизненных травм, но и бессознательное усилие, направленное на их исцеление. Поэтому можно было бы с уважением относиться к целям невроза, если бы не его последствия. Симптомы, таким образом,- это выражение желания исцеления. Вместо того чтобы подавлять их или вытеснять, человеку нужно понять, какая травма проявляется через них. Тогда эмоциональная травма и мотивация к ее исцелению могут внести свой вклад в расширение сознания. Каротенуто также замечает, что "сознание предпочитает справляться со своими страданиями с помощью психотерапии, а не взывать к всемогущему божеству"6. Такое сознание расширяет и обогащает наши представления, хотя плата за это может быть достаточно высокой.Основная идея, одухотворяющая юнгианскую психологию, заключается в реальности бессознательного. Хотя эта идея может показаться общеизвестной, фактически она не является ядром психологических направлений, далеких от психодинамической терапии, и не является общепринятой для объяснения повседневных переживаниях большинства людей. Не многие люди, потрясенные воздействием глубинной автономной внутренней силы, способны осознать эту силу, справиться с ней или предсказать ее проявление. Таким образом, все зависимости, навязчивая одержимость и проекции комплексов, относящиеся к внутренней сфере, бессознательно переносятся на внешний мир, обременяя в равной степени и окружающих, и нас самих.Мысль, что в каждом из нас сосредоточена огромная, мудрая и естественная энергия, должна была бы нас укреплять и успокаивать, но в действительности эта мысль часто причиняет нам беспокойство. Голос детских переживаний, ощущение ранимости, бессилия при столкновении с окружающим миром и узаконенная зависимость человека слишком хорошо нам известны и глубоко в нас внедрены, тогда как противостоящая им идея личной свободы и личной ответственности вселяет в человека робость.Главная цель психодинамической терапии заключается в формировании у человека новой сознательной установки. То, что пугает своей силой, исцеляет своей мотивацией. Войти в контакт со своими внутренними силами вместо того, чтобы постоянно рефлекторно адаптироваться к внешним силам, усиливая тем самым самоотчуждение,- значит ощутить основу скрытой в глубине истины, природу нашей истинной сущности. В процессе таких соприкосновений с индивидуальной глубинной истиной, встречи с тем, что Юнг называет Самостью, человек ощущает связь и поддержку, необходимую для того, чтобы снизить обычный страх отвержения. Как пишет Каротенуто:Зрелость не столько стремится к тому, чтобы избежать отвержения, сколько к тому, чтобы избежать новых иллюзий... Если мы успешно преодолеем тревогу одиночества, нам откроются новые горизонты и в конечном счете мы научимся жить независимо от других7.Однако, несмотря на открытое признание нашего желания независимости, значительная часть нашей жизни посвящена бегству от тревоги, связанной с честным взглядом на себя и ощущением себя нагим во Вселенной. Та культура, которую мы создали, стала всего лишь развлечением с целью избежать одиночества. Действительно, ближе всего к фантазии о бессмертии, от которой сложнее всего отказаться, является мысль о том, что существует тот, кто может нас поддержать, позаботиться о нас,- разделить с нами это пугающее странствие, которое нам предназначено.7 Там же, р. 112.Не стоит удивляться тому, что мы избегаем этого странствия, проецируем его на гуру и никогда не остаемся в покое наедине с самими собой.Само по себе избегание этих жутких и мрачных состояний души становится формой страдания, ибо человеку никогда не удается расслабиться, полностью отдаться страстному желанию быть счастливым и беззаботным, ощутить легкость на сердце. Наоборот, человека неизбежно затягивает все глубже и глубже, это происходит все чаще, и ему становится все больнее. Разве это не воздействие естественного природного ритма, притоков и оттоков энергии, ее приливов и отливов? Не реагируем ли мы на смену сезонов, ежемесячные менструации, дневные биоритмы и не проводим ли мы треть своей жизни в "мире мертвых", когда засыпаем? Не тот ли это ритм естественной природы, natura naturata, natura naturans (природы, созданной природой, и природы, создающей природу)? Не является ли наличие такого ритма беззвучным посланием Екклезиаста?Эго, наше осознанное ощущение себя, представляет собой аффективно заряженный кластер повторяющегося жизненного опыта. Это главный комплекс сознания с подвижными, податливыми и легко проницаемыми границами. Эго нам нужно для решения повседневных дел, мобилизации психической энергии и направления ее на достижение целей, для поддержания ощущения внутренней устойчивости и сохранения этого ощущения во времени, чтобы мы могли продолжать жить, переходя от одних событий и ситуаций к другим. Но главная задача Эго заключается в обеспечении безопасности, и эта задача, как известно, решается путем создания защит от выхода бессознательного материала из глубины на поверхность и от сильного воздействия внешних потоков энергии. Достигнув этой Цели, удовлетворив свое обязательное, навязчивое стремление к безопасности, Эго превращается в нервного буревестника, который бьется о жизненные преграды, трепещет, поднимает пыль, вызывая ощущение неловкости у тех, кто это видит.С точки зрения узкого рационального взгляда на мир, его главная задача состоит в обеспечении безопасности, доминирования и прекращения конфликта. Но с точки зрения глубинной психологии, истинная роль Эго состоит в том, чтобы вести диалог с самостью и окружающим миром. Эго должно оставаться открытым, максимально сознательным и постоянно стремиться к переговорам. Юнг называл этот диалог Эго-Самость Auseinandersetzung, т. е. диалектическим взаимодействием отдельных, но взаимосвязанных сторон реальности. Идея самости как трансцендентной и непостижимой для Эго реальности - это признание не только ограничений невротического Эго, но и его места в общей структуре человеческой психики. Введенное Юнгом понятие индивидуации, идея, что цель жизни заключается в постижении тайны в процессе развития личности,- это величайшее откровение нашего времени, миф для современного человека8.
8 Edinger Edward R, The Creation of Consciousness: Jung's Myth for Modern Man.Индивидуация побуждает Эго и самость вести между собой постоянный диалог. В процессе этого диалога в какой-то мере исцеляются расщепленные фрагменты психики. Тогда самости можно дать несколько иное, функциональное определение и назвать ее архетипом внутренней организации психики. Иными словами, самость - это деятельность психики, направленная на дальнейшее развитие личности. Можно было бы сказать, что самость само-сто-ят(ь)-ельна или что мы ощущаем ее само-стоять-ельность через свои соматические и аффективные реакции, а также через воображение и фантазии. Можно было бы назвать самость "первоосновой желаний"; это значит, что она представляет собой единство телеологического и контекстуального, единство цели и средства ее достижения. В таком случае психика или душа - это только название таинственного процесса, позволяющего нам ощущать движение к постижению смысла.Насколько нам известно, люди - единственные существа, стремящиеся найти смысл жизни. Такое стремление зачастую болезненно, но оно является автономным, и мы не можем удержаться от того, чтобы не искать этот смысл.В строках Гете, взятых эпиграфом к этой главе, говорится, что мы никогда не сможем постичь таинство, иначе это не таинство, но мы часто ощущаем его влияние в конкретных отношениях, в метафорах сновидений и во внезапном откровении смерти. Где бы мы ни ощущали наличие глубины: в космосе, в природе, в других людях или в самих себе,- мы остаемся в пределах своей души.Хотя Эго, стремящееся к безопасности, склонно ограничивать эту глубину догматической определенностью и расчетливой предсказуемостью, таинство, в котором мы играем лишь случайную роль, не только простирается за границы нашей способности строить планы, но и за пределы нашей способности постигать. Мы можем сохранять связь с душой только благодаря способности психики к воображению, сознательному или бессознательному, постижимому или непостижимому. Пока мы будем его искать на пути, указанном Эго, от теологии до музыки и романтической любви, нас постоянно будет увлекать вниз, в душевные омуты, в которых мы меньше всего хотим оставаться. Такие погружения свидетельствуют о том, что душа вездесуща, автономна и таинственна.Хотя многим из нас идея души кажется слишком аморфной, нам следует помнить о ней и воздавать должное ее эфемерности и неоднозначности. Наши предки жили в одухотворенном мире; сегодня мы называем этот феномен анимизмом. (Вспомните об этом, в очередной раз постучав по дереву или произнеся "будь здоров", когда кто-то чихнет.) Каждый из нас в состоянии регресса проецирует содержание своей психики на других людей и окружающий мир. Ответ на вопрос, существует ли душа, фактически потерял свою актуальность. Однако, следуя этим путем, можно ощутить глубину, близость таинства, свидетельствующие о наличии души. Такие ощущения нам удивительно знакомы, ибо они возникают при столкновении с тем, что существует у нас внутри. Это похоже на резонанс. Подобное откликается на подобное. Бодлер мог вспомнить время, когда человек и природа составляли одно целое:Природа - строгий храм, где строй живых колонн
Порой чуть внятный звук украдкою уронит;
Лесами символов бредет, в их чащах тонет
Смущенный человек, их взглядом умилен9.Я живу на расстоянии мили от побережья Атлантического океана, на которое каждое лето съезжается огромное количество людей. Они приезжают сюда не для того, чтобы спастись от жары, так как кондиционеры вполне доступны и использовать их гораздо проще, чем торчать в пробках на плотно забитых трассах или отгонять на пляже мух. Разумеется, дело не в этом, ибо при взгляде на простор океана что-то откликается у нас внутри. Это вступает в резонанс с его вселяющей трепет глубиной наша внутренняя, столь же безмерная глубина. Я живу в пяти милях от казино, находящихся в Атлантик-Сити; это место, которое ежегодно посещает множество западных туристов: их число намного больше числа посетителей Диснейленда и Биг Эппла10. Разумеется, здесь происходит тот же процесс: душа человека проецируется на зеленые фетровые столы и шумные сверкающие игровые автоматы. Разумеется, и здесь люди находятся в поиске мгновенной транс-ценденции, в ожидании мига удачи и вдохновения, мимолетной встречи с Другим. То, что человек ищет, уже есть у него внутри, но мы легко проецируем это содержание на какую-нибудь пещеру и песчаную дюну или же превращаем его в фантазию о жизни на улице Отдохновения или на бульваре Сновидений.Душа всегда присутствует, хотя бессознательно, и потому ее постоянно ищут. Ее потеря стала великим инсайтом для поэта Гельдерлина: "Близок и труден для понимания Бог, но где опасное, там вырастает и спасительное"11. Стоит ли в таком случае удивляться, что психика тянет нас назад, вглубь и внутрь, чтобы повернуть нас к душе.9 Correspondences, in Angel Flores, trans, and ed., An Anthology of French Poetry from de Nerval to Valery.10 Биг Эппл - дословный перевод "Большое яблоко" - так называется Нью-Йорк на американском сленге.- Примеч. пер.11 Patmos, in Angel Flores, trans, and ed., An Anthology of German Poetry from Holderlin to Rilke, p. 34. Цель личности заключается не в нарциссической самопоглощенности, как убеждены некоторые люди; она заключается в проявлении более грандиозных целей природы через воплощение личности. Хотя с точки зрения геополитики никакой отдельный человек ничего не значит, он наделен мельчайшей долей природной материи, происхождение которой покрыто тайной, но цель которой, безусловно, зависит от расширения сознания. Если это правда, а я в этом убежден, то задача индивидуации заключается именно в достижении целостности, а не доброты, не чистоты и не счастья. А целостность включает в себя погружение вниз, которое психика часто совершает вопреки сопротивлению Эго.Большинство из нас связывают диалектику индивидуации не столько с правителем Эго, гордо восседающим на троне, сколько с внутренним крестьянским мужиком, ворчащим, страдающим несварением желудка и зачастую абсолютно пренебрегающим царской волей. Сколько разных властителей лишились трона из-за пренебрежения к маленькому человеку? А раз так, наш жизненный путь остается непредсказуемым. Несмотря на первичность души, испуганное и околдованное Эго игнорирует, подавляет, отрицает, избегает душевные омуты. И тогда большая часть нашей жизни проходит в этих омутах, а существование невротической тюрьмы объясняется в основном отрицанием этих омутов.Юнг утверждал, что ищет причину невроза не в прошлом, а в настоящем: "Я задаюсь вопросом, какую необходимую задачу пациент никак не может решить?"12 Так или иначе, задача связана с каким-то новым уровнем ответственности, с более честным отношением к Тени, погружением в определенные сферы жизни, которые мы старались не затрагивать. К тому же все психические состояния соответствуют определенным душевным стремлениям. Наша задача заключается в том, чтобы "пережить" эти состояния, не подавляя их и не проецируя связанную с ними боль на окружающих. То, чего мы не увидели у себя внутри, продолжает оставаться глубокой индивидуальной патологией. Ощущая некое внутреннее исцеление и привнося это исцеление в мир, нам приходится время от времени переправляться через кучи навоза. Если мы не сделаем этого добровольно, рано или поздно жизнь нас все равно заставит это сделать.12 Psychoanalysis and Neurosis, Freud and Psychoanalysis, CW 4, par. 569.Когда я обучался аналитической психологии, у меня была подруга, которая всякий раз при очередной неприятности (попав в конфликтную ситуацию или увидев неприятный сон) спрашивала себя: "Что же это значит?" Это меня очень раздражало, но она была права. Что же это значит? В поисках ответа мы расширяем горизонты своего сознания и полнее ощущаем собственное достоинство.Внутренняя работа является предпосылкой не только исцеления, но и наступления зрелости. Снова предоставим слово Каротенуто, который нашел очень точное определение этой связи:Конечная цель психотерапии заключается не столько в археологическом исследовании инфантильных переживаний, сколько в постепенном изучении и принятии собственных ограничений, что достигается с большим трудом, а также в том, чтобы научиться в оставшуюся часть жизни нести на своих плечах бремя страданий. Психологическая работа не устраняет причину тяжелого дискомфорта, она только его усиливает, приучая пациента быть взрослым и впервые в жизни по-настоящему обратиться к чувству одиночества с его болью и отвержением окружающего мира13.В этой книге я исследую несколько таких глубинных областей, которые все мы ощущали и которых старались избегать. Я не предлагаю разрешить выявляемые противоречия, ибо это - не те проблемы, которые требуют решения. Скорее их можно назвать непременными переживаниями странствия, раскрытые для нас психикой.Юнг в 1945 г. в письме Ольге Фрёбе-Каптейн заметил, что opus, работа души, включает в себя три составляющие: "инсайт, терпение и действие"14. Психология, заметил он, может помочь лишь испытать инсайт. Потом человеку нужна моральная сила, чтобы сделать то, что он должен, а также терпение, чтобы выдержать последствия своих действий. Хотя в этой книге я привожу несколько особых примеров клинических случаев, парадигма, которой они соответствуют, фактически остается универсальной. Большинство случаев реальны, хотя частично изменены; два из них вымышлены. Но эти два последних случая ближе к истине, чем те, которые были в действительности...13 The Difficult Art, p. 54.14 Letters, vol. 1, p. 375.В этой книге развернута цепь рассуждений по поводу ряда психологических наблюдений. Моя цель состояла в том, чтобы сознательно и добровольно погрузиться в эти душевные омуты. В конечном счете у нас почти не остается выбора, ибо, хотим мы того или нет, мы проводим в них значительную часть своей жизни. Борьба с этими глубинными энергиями протекает иначе, чем борьба с ангелами. Нечто похожее попытался выразить поэт Уоррен Кливер в своем стихотворении "Ангел в борьбе искушает Иакова":Конечно, ты сам отказался от поиска Бога, если в твоих силах было прекратить этот поиск... Так скорей же схватись за меня, нетерпеливый человек, и мы оба склонимся Пред неистовой и безнадежной красотой борьбы15.15 In Liturgies, Games, Farewells, p. 50.
Глава 3.
Сомнение и одиночество
Я одинок, как падающий лист.
Я невесом и малозначим. е.е. cummings
Молчание бесконечностей
В своем труде "Мысли" французский математик и философ Блез Паскаль писал: "Молчание этих бесконечных пространств пугает меня"54. Кому из нас не приходилось просыпаться в четыре часа утра с ужасным ощущением одиночества, уязвимости и страха? Кто из нас не ощущал молчания внешних бесконечных пространств и внутренних бездонных глубин? Кто не ощущал в падении осеннего листа мимолетности земного бытия и одиночества человека на земле, которое изумительно выражено в стихотворении э. э. каммингса? Или, как писал Роберт Фрост:Меня не пугают пустоты меж звезд, Человек к ним себя еще не вознес, Страшней пустыня, что возле дома, Заваленный снегом поля скос55.Кто из нас не чувствовал своей никчемности, сталкиваясь с требованиями, которые предъявляла жизнь, и не надеялся хоть на какую-то поддержку? Кто не пытался убежать от жизненных трудностей, но снова был вынужден бороться с ними, полагаясь лишь на собственные ограниченные ресурсы?... даже уютные ясли остались в далеком прошлом.
И меня одолевают сомнения:Сохранилось ли внутри то, что однажды воспрянет
И спасет нас, беспомощных56.54 Pensees, no 206, р. 61.55 Desert Places, in Richard Ellmann and Robert O'Clair eds., Modern Poems, p. 80.56 Storm Fear, in Robert Frost's Poems, p. 245.В глубине каждого из таких "душевных омутов" скрывается смысл нашего индивидуального развития. Вслед за Юнгом, который считал, что терапевт всякий раз должен себя спрашивать, какую задачу избегает решать пациент из-за своего невроза, нам следует задать себе вопрос: какую задачу мы должны решить, оказавшись в каком-то из этих "омутов"? В каждом конкретном случае есть несколько вариантов решения задачи: что-то себе разрешить, избавиться от зависимости или обрести мужество, чтобы при всей своей уязвимости взять на себя ответственность перед Вселенной. В каждом случае мы принимаем вызов, связанный с нашим личностным ростом, совершением психологического странствия и сопутствующим ему расширением сознания. Хотя такое расширение сознания часто вызывает ужас, оно одновременно приносит нам освобождение и ощущение собственного достоинства, а нашей жизни придает смысл.К тому времени, когда Норману исполнилось тридцать лет, он уже дважды был женат. Оба раза он брал штурмом выбранную им крепость, используя лесть, псевдофилософию, личное обаяние и обман. Почти сразу после свадьбы у него случались приступы ярости, когда он начинал видеть, что его жена не отвечает его требованиям; он следил за всеми ее передвижениями, связями и знакомствами, выражал свое недовольство вслух, а в конце концов применял физическое насилие. Если жена доказывала свою невиновность, Норман с ней разводился и прогонял, чтобы найти другую.Вторая жена внушила неуживчивому Норману, что им следует пройти краткий курс семейной терапии, во время которого он проявлял то ярость, то страх, то упрямство. Он отказывался обсуждать свою личную историю или признать, что его поведение могло значительно повлиять на разрыв прошлых супружеских отношений. Вскоре супругам пришлось закончить терапию, ибо процесс не мог продвигаться дальше при отсутствии желания обеих сторон узнать особенности своей психики и взять на себя свою долю ответственности.В жизни Нормана можно увидеть четкую психологическую закономерность. В отсутствие женщины Норман испытывал потребность в ней, но как только он с кем-то сближался, он применял физическое насилие. За этой психологической закономерностью скрывалось очень глубокое психическое расщепление, связанное с одновременным ощущением потребности в связи с женщиной и страха перед ней; такой характерный паттерн мог появиться только вследствие очень ранних переживаний и прежде всего - отношений Нормана с матерью.Самым невыносимым в жизни Нормана было сомнение; у него всегда должны были быть гарантии. Как фундаменталист, который настолько боится неоднозначности, что всегда нуждается только в безусловной истине и даже притесняет своего соседа, который от него отличается, Норман не отваживался посмотреть внутрь себя, не позволял себе рискнуть и усомниться в великой лжи, которая до сих пор определяла его отношение к своему Я. Ребенок, испытавший насилие со стороны матери, продолжает в ней нуждаться; вместе с тем он ее боится и ненавидит. Чем раньше в своем развитии он испытал это травматическое воздействие, тем более систематическими являются его защиты, тем больше переносится его внутренняя психодинамика на окружающих и тем острее он чувствует боль своей неисцелимой травмы. А значит он, как и другие люди с подобными характерологическими психическими расстройствами, живет, нанося психологические травмы другим, не осознавая свое поведение и не отвечая за свои поступки.Можно было бы сказать, что невротик - а большинство из нас являются невротиками - становится злейшим врагом самому себе; его всегда одолевают чувство вины и ощущение собственный неполноценности, которые не дают ему покоя. Характерологическое расстройство, возникшее вследствие ранних травматических переживаний, настолько опустошает человека эмоционально, что у его Эго не хватает силы для конфронтации с травматическим содержанием. Аффекты, присущие таким травмам, оказываются слишком сильными для непосредственной конфронтации с ними, а потому вытесняются в бессознательное и часто проецируются на других. Хотя такой человек может занимать очень высокое социальное положение, он все время находится в плену своего детства. Первичная травма предопределяет и обусловливает каждое его решение и будет продолжать отравлять все отношения с другими людьми именно потому, что этот человек является слишком слабым, чтобы вынести внутренние сомнения, необходимые для его личностного роста и освобождения из плена ранних травматических переживаний.Жизнь Нормана питалась из энергетического источника глубинных травм и влечений. Как любой ребенок, он тосковал по Материнской заботе, но мать его предала, отказавшись от своей роли, навсегда наполнив образ фе-мининности в психике Нормана страхом, который становился внутренним препятствием для всех его влечений. Поэтому он отчаянно стремился установить с "Ней" связь и при этом "Ее" боялся.
Одиночество на просторах душевного океана
Жизнь, сознание и душевное странствие, полное страха и трепета, начинаются с травматического отделения. Связанные с сердцебиением космоса, жаждущие удовлетворения всех своих потребностей в теплом, влажном мире материнской утробы, мы неожиданно для себя оказываемся ввергнутыми в мир холодной планеты, которая, вращаясь вокруг своей оси, падает в пространстве и времени. Нам никогда не удастся ни восстановить, ни полностью пережить снова ощущение мистической сопричастности, ощущение своей идентичности с Вселенной. И будет ли чрезмерным преувеличением сказать, что все свое время мы тратим либо на восстановление этой утраченной связи через разные формы импульсивной регрессии, либо на сублимацию этой глубинной потребности посредством поиска связи с природой, с другими людьми, с богами?Однако связи никогда не бывают ни совершенно приемлемыми, ни абсолютно надежными, поэтому человек испытывает страх и тоску, ощущая свою разобщенность с другими людьми и свое одиночество в космосе. Даже если у человека и была такая связь, у него очень быстро возникает острое и болезненное ощущение, что он снова оказался в объятиях одиночества. Очень хорошо это ощущение выразил Рильке в своем стихотворении "Одиночество": "Когда, ненавидя друг друга, двое в койку одну отправляются спать: одиночество льется рекой - не унять..."6363 In Flores, trans, and ed., An Anthology of German Poetry, p. 387. См. также: "Одиночество-" // Рильке Р.-М. Часослов, с. 110.В детстве наше одиночество как-то скрашивается присутствием родителей или тех, кто нам их заменяет, а на стадии "первой взрослости" его маскирует воздействие родительских комплексов или их перенос на окружающих людей. Но даже самые прочные отношения могут быть лишь слабым подобием первичной связи с родителями. А потому в среднем возрасте каждый человек должен столкнуться с ограниченностью отношений, с ограниченностью социальных ролей в протекционистском обществе, которое стремится к самосохранению, а также с пределами своих возможностей отрицания и переноса. Нам неизбежно приходится признать, что никто не может нас спасти и защитить от смерти или хотя бы существенно ее отсрочить. Во второй половине жизни нам приходится отказаться от двух великих фантазий: что в отличие от других людей мы бессмертны и что где-то живет "Добрый Волшебник", "мистический Другой", который может избавить нас от экзистенциального одиночества.Занимаясь аналитической психотерапией, я понял, что прогресс или отсутствие прогресса в терапии или, иначе говоря, становление зрелой личности прямо зависит от того, в какой мере человек может взять на себя ответственность за свой выбор, перестать обвинять окружающих или ожидать от них избавления, а также признать боль, связанную со своим одиночеством, независимо от своего вклада в формирование социальных ролей и укрепление социальных отношений.Томас Вульф так описывает всепоглощающее и чрезвычайно значимое переживание одиночества:Теперь мое убеждение в жизни основывается на уверенности в том, что одиночество - это не уникальное явление, которое вызывает интерес у других людей... Это главный и неизбежный факт человеческого существования... Все скрытые сомнения, отчаяние и темные лабиринты своей души одинокий человек обязан знать, ибо у него нет связи ни с одной целостной идеей, которую бы он создал сам... Он не получает ни поддержки, ни одобрения, ни помощи у партии, он не находит прибежища в толпе, он не верит ни в кого, кроме самого себя. И зачастую эта вера его опустошает, вызывает у него дрожь и заставляет его чувствовать себя беспомощным64.64 The Hills Beyond, p. 186f. 65 Loneliness, p. ix.Взгляд Вульфа более суров, чем взгляды большинства людей, которые время от времени получают утешение и поддержку в общении с окружающими. Но вместе с тем драматическая уединенность послужила Вульфу тем источником, из которого он черпал недюжинные силы для восстановления связи с космосом. Хотя самыми актуальными для него были темы изгнания и одиночества, в течение многих лет творчество связывало его с читателями. Вне всякого сомнения, мы не можем снова вернуться домой, но несомненно и то, что при пересечении человеческих судеб во время скитания само странствие может показаться домом, и в этом доме на какое-то время присутствует Другой. А это уже немало.Кларк Мустакис пишет:Одиночество - это условие жизни человека, его ощущение своей принадлежности к человеческой расе, которое дает ему поддержку и помогает развивать и углублять свою человечность... Усилия, направленные на преодоление или избежание ощущения экзистенциального одиночества, могут привести лишь к самоотчуждению. Когда человек отступает от фундаментальных жизненных истин, когда ему удается избежать ужасного субъективного переживания одиночества и отвергнуть его, он закрывает для себя один из самых важных путей, ведущих к личностному росту65.В этом фрагменте последнее утверждение Мустакиса является ключевым. Так все и происходит, когда нам приходится искать и находить собственные ресурсы, отвечать на вопросы, кто мы такие и из какого теста мы сделаны, а также создавать из своего душевного хлама самую одаренную и разностороннюю личность, какую можно создать на всех переходных этапах жизни, выпавших на нашу долю. Именно наше одиночество позволяет раскрыться нашей уникальности.Чем больше мы сливаемся с окружающими, чем меньше мы от них отличаемся, тем ниже наше индивидуальное развитие, тем меньше мы соответствуем великим целям Вселенной, для которых мы созданы. Введенное Юнгом понятие индивидуации, не имеющее ничего общего с проявлениями нарциссизма, по существу, связано с молчаливым и трепетным согласием с действием великих сил, приводящих в движение звезды и сокращающих наши мускулы. По своему определению индивидуация - это развитие космоса, которое происходит вследствие наиболее полного развития отдельной личности, заключающей в себе частицу Вселенной. Регрессия, поиск слияния, отказ от странствия для достижения целостности своего Я - это не только насилие человека над своей душой, но и отрицание самой Вселенной.Согласно теории объектных отношений (раздела глубинной психологии), ощущение младенцем "первичных объектов", т. е. родителей, приводит его к глубинной феноменологической идентификации со своим Я и с Другим (объектом), влияния которого мы никогда не можем полностью избежать. Переживание такой привязанности к объекту, будь оно навязчивым или отвергающим, либо чем-то средним между ними, является информацией об отношениях с окружающими. А информация о прямой зависимости этого совершенно беспомощного младенца от его отношений с окружающими слишком понятна и слишком перегружена разными обоснованиями. Поэтому впоследствии довольно трудно утверждать, что одиночество - это ценность, а не угроза уничтожения личности. Иногда от осознания грозящего одиночества служит защита в виде гнева. Как отметил Мустакис, "за агрессией часто скрывается тревога и страх одиночества; такая агрессия может проявляться в циничном отношении к любви и культурным ценностям"66.66 Там же, р. 31.Вероятно, идеальным можно назвать родителя, который может защитить и поддержать ребенка, но одновременно искреннее и постоянно укреплять его уверенность в собственных силах. Тогда на разных стадиях отделения от родителей ребенок может ощутить внешнее подкрепление своих внутренних ресурсов. Природа неплохо подготовила нас к совершению психологического странствия. Обращаясь к юношам, которые чувствовали страх и опасность перед таким странствием, Рильке написал следующее:Мы существуем в жизни как в стихии, которой лучше всего соответствуем... У нас нет никаких причин, чтобы не доверять своему миру, ибо он нам не враждебен. Если он ужасен, значит, это наши ужасы; если в нем есть пропасти, значит, эти пропасти есть у нас; если рядом опасность, нам нужно научиться ее полюбить. И только если мы организуем свою жизнь исходя из принципа, что нужно всегда стремиться преодолевать трудности, тогда то, что сейчас нам кажется менее всего достижимым, станет тем, во что мы должны поверить и что окажется наиболее достоверным67.67 Letters to a Young Poet, p. 69.В связи с серьезной эмоциональной травмой, полученной в детстве, а также из-за ограниченных возможностей при формировании своего окружения мы неизбежно преувеличиваем ценность отношений и недооцениваем одиночество. (Чехов с иронией писал: "Если не хочешь быть одиноким, не женись.) Если мы не ощущаем одиночества, положившись на самих себя, значит, мы его преодолели. Человек, ощущающий одиночество, испытывает уникальное переживание странствия и вместе с тем осознает свою некую внутреннюю сущность, с которой он может вступать в диалог. Благодаря такому диалогу начинается индивидуа-ционный процесс. Каким трагичным тогда становится отказ от этой возможности личностного роста! Человек может стать личностью, постоянно вступая в такой диалог, постоянно осознавая и исследуя автономию и телеологию своей души. В истории есть множество свидетельств ценности одиночества. Одна из двух великих универсальных мифологем - мифологема о героическом странствии (другой является Вечное Возвращение, циклическое чередование смерти и возрождения). Это странствие стало культурной парадигмой социального развития. Метафорическая психодинамика этого странствия, включающая в себя три этапа, имеет следующие характерные черты: а) покидание дома, означающее расставание Эго с прежними убеждениями; б) терпеливое перенесение страданий, связанных с расширением сознания; в) достижение нового рубежа, нового прибежища, которое человеку с течением времени тоже придется покинуть.
Глава 4.
Депрессия, отчаяние и ощущение ненужности
Три ворона
Есть старая шотландская баллада, которая называется "Три ворона". Однажды три ворона сильно проголодались, но знали, что скоро найдут недавно погибшего рыцаря, которым смогут поживиться. Его собака уже не гоняла зайцев, его сокол уже сам искал себе добычу, а его возлюбленная уже нашла себе другого кавалера. Поэтому вороны решили, что из костей доблестного рыцаря они построят гнездо, из волос его соорудят мягкую подстилку, а телом воина будут питаться.Так и нам нередко начинает казаться, что ужасная троица, состоящая из депрессии, отчаяния и ощущения ненужности, находится совсем рядом; словно три ворона, сидящие у нас за окном, эти ощущения будто ждут, чтобы мы оступились, и тогда они полностью овладеют нами. Не эта ли черная птица охотилась за душой главного героя новеллы Эдгара По "Ворон"? Разве не называл Уинстон Черчилль свою депрессию "черным чудовищем"? Не играл ли Кафка, у которого помутился рассудок, со своим именем, называя свою депрессию "вещим вороном"?71 Не испытывает ли каждый из нас дрожь, едва ощутив где-то поблизости присутствие этой троицы, причем не только в самые мрачные дни своего одиночества, но и в свои самые лучшие часы, когда мы целиком во власти счастья и благополучия?71 "Я не верю в то, что существуют люди, у которых внутренние язвы похожи на мои; хотя я все же еще могу себе представить таких людей,- но то, что вещий ворон [на чешском языке kavka] навсегда распростер крылья у них над головой, как это получилось со мной,- этого даже невозможно себе представить" (The Diaries of Franz Kafka, 1914-1923, p. 195).Эти три ворона хорошо известны всем: они каркают, когда мы хотим спать, закрывают нам кругозор, когда мы оглядываемся вокруг, и напоминают нам о вырытой в земле черной яме, в которой мы рано или поздно окажемся.В той мере, в которой для нас нормальны соответствующие биоритмам ощущения ежедневных колебаний внутренней энергии, приток и отток гормонов и даже огромный энергетический спад, который мы называем сном,- мы вправе считать нормальными периодические перемены в настроении. Как мы могли бы представить себе сущность наслаждения, если бы не имели возможности сопоставить его с противоположным ощущением. Вместе с тем наше одержимое стремление обрести безграничное счастье, присущее всей современной культуре, исказило реальную жизнь. Такое стремление к счастью может привести прямо в ад.Когда какая-то вещь, даже очень хорошая, становится односторонней и исключает другую сторону, в нее вселяется дьявол. Под воздействием нашей одержимости даже доброта может оказаться дьявольской. Рассмотрим введенное Юнгом понятие Тени в качестве обязательной темной стороны любого света; как отметил Юнг, в действительности "чем больше света, тем больше мрака"72. Стоит задуматься о нравственном пыле пуританства, заполонившем наши церкви, о хунвейбинах, которые с цитатником Мао в руке доводили интеллектуалов до животного состояния, или даже о старой, распространенной в Филадельфии поговорке, что квакеры сюда пришли "делать добро" и "сделали очень много добра"73.72 A Study in the Process of Individuation, The Archetypes and the Collective Unconscious, CW 9, par. 563.73 Ирония этого высказывания заключается в следующем: квакеры были повсеместно известны как своими добрыми намерениями, так и своей бережливостью и умением хорошо работать. Поэтому, когда квакеры пришли в штат Пенсильвания, они не только делали добро местным жителям, но и сколотили себе приличные капиталы и стали богатыми людьми.- Примеч. пер.Такие конфронтации с Тенью содержат внутреннее побуждение к расширению сознания и обогащают ощущение реальности, которое иначе останется поверхностным. Поэтому мы можем даже сказать, что депрессия становится Тенью культуры, целью которой является инфантильная фантазия об абсолютном счастье.Наверное, самым функциональным определением Тени является следующее: Тень - это нечто, вызывающее ощущение дискомфорта в моей культуре или у меня внутри. Тогда депрессия может стать проявлением морального банкротства, космической пропастью или нежелательным посетителем, вызывающим отвращение и отвержение. Осознавая, что такие колебания настроения нормальны, неизбежны и отчасти представляют собой смысл нашего странствия, нам очень важно продолжать жить, не отчуждаясь от себя и от окружающего мира.
Депрессия: бездонный колодец